Дождь

Он сидел в кофейне и пил горячий кофе. Пар успокаивающим бархатом поднимался вверх, даря обонянию наслаждение приятным ароматом. Его уставшие глаза смотрели на белую воздушную пенку, похожую на мягкие горы или облака. Он понял, что давно не ездил в отпуск. Выдохнув, он взял кружку и поднес к губам, сделав глоток приятно обволакивающего и согревающего напитка. Посмотрев в окно, он смотрел на редких людей, которые возвращались с работы и шли по домам, к их семьям. За соседним столиком женщина громко проговорила поздравление и, хлопая в ладоши со счастливой улыбкой, сказала сыну скорее загадывать желание и задувать свечи. Его кончик губ приподнялся, а глаза улыбнулись. Он ушел в воспоминания, в свои мысли, которыми он обычно ни с кем не делился: они были только для него. Он думал, а жизнь вокруг не стояла на месте: люди приходили, уходили, пили, смеялись, спорили, переживали. Давно ли он искренне смеялся? Он не знал. Он ничего не знал, усталость так навалилась на него, что он переставал что-либо соображать. Голова начала раскалываться от мыслей, которые, видимо, ему не очень хотелось сейчас видеть, и он закрыл лицо руками, посидев так немного, а после провел рукой по волосам и откинулся на спинку стула, запрокинув голову и закрыв глаза.       

Пошел дождь. Капли вынужденно падали и разбивались о землю. Какое ничтожное время проходит, чтобы с самого верха попасть на самый низ. Асфальт, что был недавно сухим, вынужденно принимал влагу, которая вынужденно вторгалась во все его щели. «Ты обязан это сделать». Он усмехнулся. «Слышишь? Ты должен это сделать, это твоя работа. Я твой босс». Он улыбнулся шире. «Ты обязан мне подчиняться». Теперь это был смех. Тихий, вынужденный, горький смех. Обязан, должен. Как он устал от этого. Он выдохнул, размял шею и открыл глаза, приняв прежнее положение.       

Когда он открыл глаза, первое, что он увидел, это была девушка в красном пальто, с мокрыми распущенными темными волосами и с грустным, усталым взглядом, который явно говорил о том, что девушка не была готова к вечернему марафону под дождем.

— Простите, вы один? Я могу присесть? — внезапно она обратилась к нему, и он опешил от этого, на секунду потеряв любое понятие о том, что конкретно он должен сейчас сделать. — Просто все вокруг занято, но если Вы против…

— Нет, все в порядке, простите. — он сделал жест рукой, приглашая сесть за стоящий напротив стул. В эту секунду ее взгляд из грустного внезапно принял более яркие краски и на секунду запестрил детским озорством — он успел увидеть это.

— Спасибо большое. — она улыбнулась, присаживаясь, и положила сумку на колени.       

Он позволил себе быстро оглядеть ее: большие карие глаза, кругловатый нос, губы с опущенными вниз кончиками, широкие плечи, усталая осанка. Она заказала капучино и достала телефон, в прозрачном чехле которого была какая-то записка на иностранном языке. Когда ей принесли кофе, она тут же сделала глоток, отчего он поддался чуть вперед, собираясь предупредить о температуре напитка, но она лишь довольно простонала и закрыла глаза от наслаждения.

— Я снова могу жить. — улыбнулась она и, будто механически, это сделал и он.

— Вам нравится кофе?

— Безумно. — шире улыбнулась она. — Когда у меня плохое настроение или полная неразбериха в жизни, я пью кофе и настроение улучшается. Может, горечь на горечь дает в итоге сладкое послевкусие?       

Она обнимала кружку ладошками и смотрела с улыбкой и веселыми глазами на него. Он поймал себя на мысли, что ему тоже все больше хочется улыбнуться.

— В таком случае кофе нужно пить без сахара.

— А вы быстро схватываете. — подмигнула она, в конце тихо просмеявшись так, что он потом еще долго слышал этот задорный, приятный смех.      

 За окном шел дождь, люди бежали по разным укрытиям, а некоторые веселились и дурачились под холодными каплями воды, которая, кажется, была и рада. Казалось, капли становятся даже теплее, когда касаются кожи. Возможно, они не хотят, чтобы от них бежали. Не хотят, чтобы на них смотрели с безнадегой и усталостью. Они устали от ненависти. Поэтому, когда какая-то парочка подростков смеялась и бегала под дождем, подняв лицо к небу, он начал идти мягче. Капли весело звякали по капотам автомобилей, создавая свою личную мелодию. Теперь создавалось впечатление, что небо плачет не твердыми слезами горести, — это были слезы радости. Дождь тоже может нравиться, его тоже могут любить, ему тоже могут быть рады.

— И я решила бросить со спины, но в это время, как назло, вошел шеф. Он только хотел сообщить о моем повышении, но комок бумаги, попавший ему прямо в лицо, видимо, отбил желание.      

 Он слушал ее и звонко смеялся, изредка запрокидывая голову и прикрывая рот рукой. Делясь разными историями с ее работы и жизни, она активно жестикулировала, и один раз чуть не задела поднос, с которым шел официант, и это раззадорило его еще больше. Дорассказав очередную историю, она молча посмотрела на него, послушала его смех и тихо сказала:

— У этого кафе… замечательное название.       

Он с секунду помолчал, а затем улыбнулся и, смотря ей прямо в глаза, так же тихо ответил:

— И правда. Удивительное.       

Дождь закончился, и последние его капли будто благодарили ту гуляющую парочку подростков, что сделала его день особенным. Теперь он будет знать, что он может быть нужным кому-то. Он может веселить, может поднимать настроение. Казалось, все эти годы ему не хватало лишь одной этой улыбки, которая была бы на лице человека благодаря ему. Теперь будет все по-другому — он знает это. Теперь его капли заиграют новыми красками, теперь он будет знать, что его кто-то может ждать. Последняя капелька упала на вывеску кафе «Fate», из которого вышел парень и придержал дверь для вышедшей за ним девушки в красном пальто. Медленно они пошли вверх по дороге, скрываясь в атмосфере теплого вечера.