Спустя какое-то время я заметил, как метрах в десяти-пятнадцати от меня стояла высокая фигура в длинной чёрной одежде, и я принял её владельца за церковника. Стоны людей, поражённых горем, только усиливались по мере моего продвижения. Ускорив свой шаг и дойдя наконец до места, я увидел, что тот господин стоял спиной ко мне и был одет не в рясу, а в какое-то иное чёрное покрывало, с длинными, но узкими, вшитыми внутрь рукавами и, казалось, сплошной тёмной тканью, покрывающей всё тело от затылка до пят. Шум неустанных рыданий прекратился, всё стихло. Оглядевшись по сторонам, я понял, что мы здесь одни и что не было никаких плачущих, скорбящих людей. Я боялся подойти ближе, чтобы посмотреть, кто этот человек, или нарушить наступившее молчание, обратившись к незнакомцу, и не знал, что мне делать. Тогда он, чьего лица я по-прежнему не видел, не оборачиваясь, неожиданно спросил у меня:
— Почему Достоевский молчит?..

Тишина, которая наступила после вопроса, была исключительной и совершенной; она скручивала мне сердце и давила виски, колола глаза так, как ни одна другая в моей жизни. Я не смог найти какого-нибудь внятного ответа, и мне стало не по себе от этих трёх слов, прозвучавших в моём мозгу ударом грома посреди ясного январского неба. Ноги неодолимо задрожали и подкосились, и, потеряв чувство равновесия, я упал в обморок.

Сознание вновь вернулось ко мне, когда уже сгущались первые сумерки. Всё это время я пролежал на чьей-то промёрзшей могиле где-то в глубинах кладбища. В голове всё ещё стучало, но уже не так сильно, как перед обмороком. Сразу промелькнуло смутное, неясное впечатление из детства, первое и самое сильное по воздействию переживание одиночества. Забежало на миг во всполошённую беспорядком дня голову и тут же исчезло, как будто мне померещилось. Я огляделся по сторонам; того высокого худощавого человека в тёмном длинном одеянии нигде не было. Значит, ушёл. Слева, справа, вокруг — одни кривые кресты и раскиданные могилы, тихонько из-под своих укрытий наблюдающие за мной в тенях вечера. Интересно, на чьей могиле я пролежал без сознания все прошедшие часы? Посмотрев на надгробие, прочёл большими ровными чёрными буквами: Л. Н. ТОЛСТОЙ. «Как же это?! — молнией сверкнуло в голове. — Мы же виделись с ним утром у входа на кладбище… Что за чертовщина! Наверное, я сошёл с ума совсем, иначе как это объяснить себе?!»