Достоевский молчит - Страница 4 из 16

«И как же мне узнать, чего от меня допытывается Достоевский, — спросил я у себя в голове. — Конечно, вид у него встревоженный и обеспокоенный, и, более того, — решительный — как бы он чего ни удумал! — поэтому, может, нужно мне и дальше стоять в догадках и ничего не предпринимать?»

И пяти минут не прошло с тех пор, когда я начал внимательно и терпеливо созерцать поведение Достоевского, как случилось нечто из ряда вон выходящее, явление, сбивающее с толку и одновременно поражающее своей естественностью и простотой, — Достоевский, известный в некоторых кругах интеллигенции Петербурга как человек стойкий и крепкий духом; как настоящий философ, испытавший на себе знойные бури жизни; как незаурядная личность, как непримиримый оптимист со светлой душой, который, когда льёт очередной дождь, выбегает из своего дома на холодную, промозглую главную улицу города, отбирает у прохожих зонты и, не страшась ни общественного осуждения, ни народных волнений, ни массовых протестов населения, бросает их все на Дворцовом мосту в неустанно стонущую Неву( «чтобы человек не боялся величия природы, её стихийных сил и ливней!» — так он любил говорить) , — так вот, Достоевский… горько заплакал; его большие ясные глаза заволокли густые солёные слёзы, то и дело скатываясь по величественным щекам. Его проявление мягкосердечия и нежности вызвало у меня некоторую тревогу — эти чувства были несвойственны ему, — но я старался не показывать своего волнения, продолжая и дальше ожидающе наблюдать за ним.

Спустя несколько минут он уже вытер мокрые красные веки и, пару раз судорожно всхлипнув носом и прерывисто вздохнув, в один миг успокоился. Я продолжил с должным усердием смотреть за ошеломляющими действиями Достоевского и оценивать его многоплановую, многохарактерную актёрскую мимику, а он прямо стоял и с этого момента не сдвигался с места, со сверкающими и переливающимися на солнце, как абрикосово-чайные стёклышки, глазами; его смолкающий взор был направлен куда-то вдаль, сквозь меня, за небесно-голубую черту горизонта, который выстилался бесконечной ровной линией, за которую, изрядно поредевший и отчаявшийся, с маленькой котомкой на усталой спине, перебрался туман.