Пролог

Бежать!

Бежать.
Бежать, как можно быстрее и как можно дальше.

Бежать! Это
навязчивая мысль бьётся у меня в голове, и я слепо следую ей. Сейчас всё
остальное отходит на второй план, и ни капельки меня не интересует. Не до того
сейчас! Главное – бежать. Бежать без оглядки.

А уж потом,
когда выберусь или выберемся, – это как получится, – разберусь, кто такие
«когтистые», чего они от меня хотят и зачем похитили. Потом разберусь, что за
Луч Солнца, зачем они меня… нас спасли.

Ах да, ещё,
зачем запихнули в меня зверя! Это ведь кто-то из них сделал, разве нет?

Внезапно
позади всё стихает, а в следующий миг я вдруг отлетаю в сторону. Вот откуда я
не ждала удара, так это от него! Неужели мальчишка решил воспользоваться моим
советом?

Получается, я
сама подписала себе приговор ещё месяц назад?!

Хотя, какой
смысл-то подставлять меня?.. Но я тотчас одергиваю себя: повод есть всегда.
Например, поймай «когтистые» меня, они могут махнуть рукой на мальчишку,
скрывшегося в толпе. Он ведь всё равно застрял в этом мире!

Иронично.
Вдруг на душе становиться как-то легко, и даже не так страшно погибать… Всё
равно, кому я нужна? Я едва удерживаюсь от едкого смешка, пока не поворачиваю
голову и не… вижу…

Веселье
сменяется изумлением. Парнишка падает на холодный пол рядом со мной, а на моих
губах так и застывает ухмылка.

А как же
принцип «каждый сам за себя»?…

Глава первая.
Мечты исполняются, но не все сразу

Скучно. И за
что только другие любят тихую и спокойную жизнь? Это ведь невыносимо!
Живёшь-живёшь, каждый день делаешь одно и то же, и никогда ничего не
происходит. Никогда! Я как будто живу в дне сурка уже почти пятнадцать лет, как
будто каждый день повторяет предыдущий. Хотя, почему «как будто»? Так ведь дела
и обстоят, и я теперь не знаю, как от этого спастись.

Нет, вы не подумайте,
я не жалуюсь… Я жалуюсь! Ладно, но это крик души, потому что с кем ещё я могу
обсудить столь личную тему? К счастью, я не сирота, просто с родителями много
разногласий. Они вот, например, и думать о хотя бы минимальном внимании не
хотят, и так не плохо; а я люблю и переполох, и внимание (хочу, чтобы обо мне
знали, говорили, хочу быть в центре событий). Поэтому-то, наверное, и чувствуя
себя неважно, находясь вдали от всего «интересного».

С родителями
мы словно жители разных планет. Притом я-то явно из «вымирающего вида», потому
что подобных себе ещё не встречала! Знаю-знаю, шутка не самая смешная, но
дальше будет смешнее. Наверное.

Я словно
заперта в сером мире рутины и скуки. Но самое обидное, что я никак не могу
придумать, найти хоть какой-то смысл к существованию. Это – единственная
проблема в моей жизни. Всё остальное хорошо. Может, и звучит странно, но, какая
разница-то? Мне до этого дела нет. Незачем всем подряд знать, о чём я думаю.

Что надо ещё
о себе сказать? Что я учусь «хорошо», и каждый день пытаюсь перебороть лень. Наверное,
без неё я могла бы быть отличницей, но мне это пока не надо. А смысл-то? Да, и
самой лучшей быть не хочу. Это не интересно. Ну… ладно, я немножко приврала.
Простите-простите, это уже просто выученная наизусть фраза в голове.

Это не совсем
правда, потому что на самом деле меня просто ничего не интересует настолько,
чтобы я тратила на это сил больше, чем того требуют обстоятельства.

Есть только я
и сегодня. Ну, может, ещё «вчера» и «через много-много лет». Нет, это даже не
начало; это – предисловие. И я иду из школы в самом скучном расположении духа.

Знаете… это
день кажется очень обычным. Хорошим, но обычным. Сегодня даже в кое-то веки
выползло солнышко. Последний раз его можно было наблюдать лишь в первых числах
этого месяца. А сейчас вообще-то уже двадцать девятое сентября! Солнце у нас –
редкий гость, потому-то и особо желанный.

День не
просто кажется обычным. Он обычный, но ровно до тех пор, пока я не
останавливаюсь на пешеходном переходе, пропуская несколько быстро мчащихся
машин. Маленький городок, а несутся как на трассе!

Мне кажется,
или светофор сегодня решил поиздеваться – уже больше минуты пешеходам горит
красный свет? Я зеваю, прикрыв рот ладошкой, и без интереса оглядываюсь.

По
противоположной стороне дороги идут две женщины с колясками; компания учеников,
– я их пару раз видела в своей школе, – очень живо что-то обсуждает. Впрочем,
меня не интересует тема их разговора. Несколько человек куда-то торопливо идут,
а кто-то, напротив, никуда не спешит. Какой-то парень в куртке, на несколько
размеров больше чем надо, со всех ног несётся в сторону перехода, где стою я, и
смотрит… на меня.

Да нет,
кажется! Мы даже не знакомы, с чего бы ему мчатся со всех ног и смотреть только
на меня, будто бы я его главная цель? Мальчишка выглядит испуганным; но какая
мне разница до неизвестного парня на другом конце улицы в куртке на несколько
размеров больше нужного? Как никому нет дела до меня, мне нет дела до него.

Неожиданно я
решаю не переходить улицу и, развернувшись, уверенно иду по обочине дороги, а
мимо, совсем рядом со мной, несутся машины. Даже сейчас я спиной чувствую
взгляд парня на другом конце улицы, и это только заставляет меня ускориться и
скорее слиться с толпой на следующем перекрёстке.

Этот взгляд
почему-то меня пугает. Я не помню, когда последний раз чего-то боялась, ведь,
по-моему, что может быть хуже бессмысленного существования на Земле и знания,
что, может быть, придётся так жить ещё десятилетия? Можно со мной не
соглашаться. Это моя жизнь и мой смысл. Точнее, моя жизнь заключается в поиске
настоящего смысла.

Мне не
удалось хорошо разглядеть его лицо, – я плохо вижу и ненавижу носить очки, – но
теперь почему-то уверенна, что смотрел мальчик точно на меня. Сразу же
закрадываются мысли, что он меня просто с кем-то перепутал. Однако меня не
покидает ощущение, будто бы всё не так сложно, как я предполагаю. Опять
выдумала то, чего на деле нет?

Мальчишка не
вылетает у меня из головы следующие несколько дней. Вполне осознанно я взглядом
ищу его в толпе по дороге в школу и домой. Но он больше появляется. Мне даже в
какой-то момент кажется, что всё привиделось. И с чего вдруг я так
заинтересовалась незнакомым человеком? У меня и своих забот по горло.

Шучу! Будто
бы это не я без дела шатаюсь по городу или читаю книги часами. Мне ли говорить,
что времени ни на что не хватает? «Заняться нечем» – хотела бы так сказать, но
не скажу, потому что это тоже не правда.

Этот парень
не так прост? Но я в этом не уверенна, хотя не могу объяснить самой себе почему
вообще задаюсь таким вопросом…

 – Кошечкина, если вам настолько скучно, чтобы слушать
музыку, а не меня на моём уроке,
может, скажите нам, что послужило ослаблению Первой Империи? – резко спрашивает
наша временная учительница по истории. В отличие от обычной учительницы, эта
только раздражает меня. И не внушает хоть капельки уважения.

Сейчас мы
проходим Отечественную войну 1812-ого года, а я опять не слушаю. Я прочитала
этот параграф первый раз сразу после выдачи учебника и второй раз вчера
вечером. Так, чтобы «освежить» информацию.

 – Причин было несколько. Во-первых, когда Наполеон
только стал правителем, он пользовался поддержкой самых разных слоёв населения:
начиная от буржуазии до батраков. Этому в
немалой степени поспособствовало развитие экономики, успешные войны и
возможность сделать карьеру в военном деле, ведь многие полководцы французской
армии были выходцами из простого народа. Войны позволили… – я отвечаю ровным голосом, без
какой-либо интонации.

 – Довольно, можешь садиться, – поджав губы,
велит женщина, и я послушно сажусь обратно.

Мгновенно
стираю с лица хоть намёк на самодовольство, так как прекрасно понимаю причину
недовольства учительницы: я почти процитировала первые несколько предложений
абзаца.

Мои родители
ненавидят внимание, и особенно, когда его привлекаю я, они даже на уроках
советуют не высовываться. К сожалению, мысль, что по неведомым причинам они
запрещают мне делать как раз то, что я люблю, приходит слишком часто!

Вновь одеваю
наушники, ибо только они помогают отвлечься от воплей моих одноклассников,
которые не дают мне сосредоточиться на черновом варианте сочинения для
литературы. Да, я знаю, что у нас сейчас история, но эту тему мы уже прошли на
прошлом уроке с нашей «обычной» учительницей, но эту никто не потрудился
«поставить в известность о сём печальном факте!», поэтому сейчас никто не
утруждает себя повторным конспектами.

Но после
своего ответа я слышу тихие недовольные перешёптывания позади себя. И меня они
точно не хвалят. Да какая разница, что там кто говорит про меня?

На улице
моросящий дождь, и это не особо радует и без того невесёлую меня: будто бы мало
плохого зрения и необходимости носить очки, так капли воды на стекле сильно
затрудняют обзор.

С того дня,
когда я впервые увидела странного, испуганного мальчишку в чрезмерно большой
куртке года на два-три старше меня прошла ровно неделя. У меня только в среду
пять уроков, и возвращаюсь домой я непривычно рано.

Сегодня я всматриваюсь
в лица прохожих с ещё большим интересом, чем последние несколько дней: подумала,
что дело может быть во времени, так как сегодня среда, и я на том же месте в полвторого,
поэтому… Знаю, знаю, звучит глупо, но я слишком устала от «дня сурка», поэтому
отчаянно готова цепляться за любую возможность хоть как-то разнообразить жизнь
до последнего.

Наконец-то
загорается зелёный, и я удивительно быстрым шагом первой из восьмёрки людей на
пешеходном переходе отправляюсь на другую сторону.

У меня в
голове слабая надежда, что настанет миг, может, даже прямо сейчас, и произойдёт
что-то, что избавит меня от этого серого существования. Что-то, что привнесёт в
мою жизнь новых красок, которых самая найти я уже не в силах. В моей душе ещё
теплится огонёк, который не затухнет никогда, ибо вера – моя жизнь, надежда и
смысл. По-другому я не могу, если вера умрёт, то и тот слабый смысл умрёт. А
какая жизнь без смысла? Говорят, надежда умирает последней, но это не так…
Чувство юмора умирает последним!

Я снова
рассматриваю вывеску над одной из дверей старого дома, что исправно поднимает
мне настроение каждый день по дороге со школы вот уже три года. А на писано там
всего одно слово «Икар». Вот только «Икар» – название авиационный страховой
компании!

Привычно
повернув голову направо, едва прибавляю шаг и вновь гляжу на вывеску. Забавно. И
тут перед собой, на другой стороне дороги, снова вижу того мальчика, и сегодня
я понимаю, что смотрит он на меня. И у парня офигенные голубые глаза!

Он срывается
с места, и в следующий миг я следую его примеру. Только он бежит в мою сторону,
а я – от него.

 – Аня! Аня, подожди! – Он знает моё имя.
Откуда? Откуда?!

Мы не знакомы
– точно! Мальчик красивый, и я бы запомнила, если б видела его раньше, хотя бы
только из-за этого. Он как фотомодель, только… в нём больше естественности? Не
знаю, как это описать. Но я его не помню, никогда не видела, не знаю, а он
знает меня. Или, по крайней мере, моё имя.

Что ему от
меня надо? С каждой секундой желание остановиться растёт, но для начала стоит
подумать о том, чтобы оказаться в окружении людей – там я буду чувствовать себя
более защищённой и буду уверена, что меня не тронут.

Я почти
обгоняю женщину в деловом костюме, как внезапно кто-то хватает меня за руку. Не
успела!

Едва успеваю
заметить лицо того самого мальчишки с офигенными голубыми глазами. И меня будто
бы отрывает от земли вверх, знаете, как на аттракционе «свободное падение».
Последнее, что я успеваю заметить: до ужаса перепуганное лицо того парня. А дальше…

Мой кулак
находит цель как раз в тот момент, когда мы дружно валимся на каменный пол,
залитый солнцем. Только солнце здесь какое-то подозрительно тёплое. И вообще,
откуда мрамор вместо асфальта взялся?

Первое, что я
вижу, открыв глаза в следующий раз, так это невероятно резкий, ослепляющий
свет. Кто-то настойчиво светит мне в глаза фонариком, и я непроизвольно
отмахиваюсь от него, после чего свет внезапно гаснет. Зрение приходит в норму, и
я вижу взволнованное лицо мужчины.

 – Ты как себя чувствуешь? – обеспокоенно
спрашивает он, откладывая фонарик на тумбочку и пристально меня разглядывая. –
Подумать только: колдун прожил в мире людей так много лет и живой и более-менее
здоровый! Я думал, у меня будет полно работы, когда Дмитрий принёс тебя! Мы так
перепугались: неужели столько лет поиска напрасны? А мы ведь искали тебя! Даже
по Неизведанным Землям шатались, чтобы найти тебя! Не представляешь, сколько
раз нас чуть не раскрыли! Черти с духами и гномами те ещё любопытные личности!
Уж кто-кто, а они-то не упустят шанса насолить колдунам!

Я неуверенно
сажусь и тру голову. Нет, я определённо не ударялась ей в последнее время,
ничего не болит, значит, этот мужчина – не плод мой фантазии. Но ещё я замечаю,
что мы точно находимся не в пределах городка: за немногочисленными видными мне
окнами виднеется ярко палящее солнце, но не это привлекает моё внимание.

Горы. За
стеклом виднеются горы. Огромные, тёмные и торжественные скалы, возвышающиеся
до самых облаков. Рядом с городом, где я жила на многие десятки километров не
было даже намёка на такие тёмные громадины из камня. И тем более, их верхушки не
покрывал снег.

 – Где…

Глава вторая. Резкие повороты я люблю!

 – Где я? – задумчиво спрашиваю и не сразу
замечаю, что мужчина какое-то время назад замолчал и, кажется, задал какой-то
вопрос.

 – В мире колдунов, Слава Прародителям! –
следует ответ, будто это само собой разумеющееся. – Вася, к счастью, успел тебя
вытащить оттуда. Ты ведь Анна Кошечкина?

 – Ну, я, – честно отвечает великая и
неповторимая я, только сейчас решив осмотреться.

Кажется, меня
занесло в больницу, и сейчас я лежу на одной из многочисленных кроватей. Запах,
на который я обратила внимание миг назад, явственно говорит в пользу моего
предположения.

Так, надо взять
себя в руки и не раскисать!

Я решительно
спрыгиваю с постели, радостно обнаружив, что мои до ужаса грязные ботинки от
вечно дождливых улиц стоят рядом с кроватью и портфелем, битком-битком набитым
школьными книжками и тетрадками. В школе всё-таки есть один большой плюс – там
бывает интересно. И чем я старше, тем интереснее.

Очки тоже
никто не потрудился с меня снять. Это неожиданно, но приятно: иначе бы мир
дальше двух метров стал бы для меня недосягаем. Я принимаю быстро зашнуровывать
обувь, не замечая, что мужчина явно собирается возразить что-то, однако не
успевает: дверь на другом конце зала распахивается, и внутрь влетают двое.

Тот самый
парень, что вытащил меня, если верить словам мужчины, из «другого мира» и у
которого на скуле красуется синяк. Кажется, я знаю откуда тот появился на этом
симпатичном личике… И ещё один взрослый, удивительно похожий на мальчишку,
который всё также одет в свою куртку на несколько размеров больше нужного.
Сходство между ними я обнаруживаю просто поразительное. Одинаковые светло-русые
волосы, одинаковые причёски, офигенные голубые глаза, черты лица, даже походка
похожа!

Это сходство
наталкивает меня на предположение, что они отец и сын, но меня сейчас не это
волнует, а то, где я и как сюда вообще попала. Кажется, частичный ответ на свой
последний вопрос я знаю: мы, то есть они и я, находимся в неком Колдграде благодаря
тому парню. Я на вид возраст не умею определять, поэтому сказала бы, что ему лет
пятнадцать.

 – Олег, она должна лежать! Её ведь перебросило
через миры без подготовки. Неужели ты забыл, чему нас учили? – сходу испуганно
выдаёт довольно гневную тираду новоприбывший; зато я, кажется, выясняю имя
второго мужчины.

 – Между мирами?! – переспрашиваю я достаточно
громко, чтобы на меня обратили внимание все присутствующие. Неужели я оказалась
в другом мире?

Очень бы
хотела, чтобы так оно и было, но здравый смысл не позволяет мне так просто
смириться и ужиться с этим фактом. Мне не могло так «сказочно» повезти.

Тот из взрослых,
чьего имени я не знаю, меряет меня уставшим и почему-то недовольным взглядом,
после чего произносит удивительно спокойно и мягко, будто говоря с маленьким
ребёнком, объясняет:

 – Ты в другом мире, не в Неизведанных Землях,
Слава Прародителям! Здесь колдуны и им подобные мифологические для тебя
существа – реальность.

 – А почему вы меня искали? – тотчас с
любопытством спрашиваю я, даже позабыв про рюкзак, который только что собралась
поднять с пола. Парнишка бросает заинтересованный взгляд на, предположительно,
отца, но тот лишь хмурится и теперь уже сердито глядит на Олега.

 – Длинная история, расскажу как-нибудь позже,
хорошо? Раз ты в порядке, то мы можем идти, нас ждут. Совет собирались
навестить тебя, но теперь мы можем сами прийти к ним. Они не верят, что ты наша,
хотя сами прекрасно знают, что человек бы умер на твоём месте… – решительно
отрезает он и добавляет гораздо мягче, будто спохватившись. – Главы нашего мира
хотят убедиться, что ты на самом деле из колдунов, и Вася не ошибся.

Мне удаётся сохранить
лицо, хотя слова колдуна о том, что будь я человеком – умерла бы; а потом
приходит странное и очень непривычное облегчение: я колдунья, это правда. Наконец-то
хоть что-то произошло, и к счастью, не плохое. Это «что-то» просто за гранью
моей реальности, но это не трагедией всей
жизни.

 – Я не ошибся! – горячо возражает парень, Вася.
Своим высказыванием он заслуживает чуть снисходительный взгляд от «не отца».
Его реплика звучит так по-детски, что я, не удержавшись, негромко хмыкаю. –
Чего?

 – Они хотят убедиться в этом как можно скорее,
поэтому просили закончить осмотр после встречи, – напоследок говорит отец Васи
и, когда я спешу за ними, на ходу надевая рюкзак, всё-таки представляется.
Дмитрий Васильевич (странно).

Мы выходим в
длинный, удивительно широкий и высокий коридор. Мне кажется, будто я нахожусь
сейчас в замке, хотя… Почему нет? Если подумать о том, что мы находимся в
другом мире, – во что я не до конца, но уже частично верю, – то я не удивлюсь,
если это и правда замок!

Шаги гулким
эхом отдаются от стен, отчего о чём-то приближении можно легко узнать. Я
предпочитаю оставаться для остальных незаметной, поэтому я тотчас начинаю
следить за своим шагами и добиваюсь, по-моему, хорошего результата: меня почти
не слышно.

Через пару
минут у меня не остаётся сомнений: это замок. Все эти каменные стены, то узкие,
то широкие проходы, винтовые и огромные лестницы, стоящие в нишах доспехи, небольшие
окна и крепкие двери…

Дмитрий
быстро шагает по известному только ему одному маршруту; Вася, кажется, тоже без
понятия, куда мы держим путь. Мужчина за всю дорогу не произносит ни слова и
явно очень волнуется, это можно заметить даже не вооружённым взглядом и с моей «невнимательностью».
Неожиданно он останавливается перед какой-то дверью, медлит, чего-то ждёт, решительно
стучит и входит, не дождавшись разрешения.

Вася
прошмыгивает вслед за Дмитрием, я миг сомневаюсь и следую за ними.

Мы
оказываемся в огромной, светлой комнате, где собралось не меньше десятка людей.
Все они смотрят не на представителей мужского пола, а на меня
одну-единственную. Нет, что вы, я не против, я внимание люблю, но ещё больше
люблю, когда знаю, что происходит. А особенно, когда знаю больше остальных.

Я делаю над
собой усилие, чтобы выглядеть спокойно. Будто бы и не мне до смерти интересно узнать,
всё, что только возможно о них и новом мире. Тихонько вздыхаю и чувствую, что
мне теперь на самом деле не так уж и важно, что здесь случиться, лишь бы
побольше разговаривали, чтобы интересно было слушать. Люди продолжаю на меня
внимательно смотреть, украдкой поглядывать, а я отвечаю им тем же. Да, одежда у
них очень… необычная и непривычная…

Длинные, в
пол платья и плащи, расшитые непонятными, но красивыми узорами, куча каких-то
украшений: подвесок, браслетов, колец и серёг… я бы сказала, очень дорогих
украшений!

Нет, я не
имею в виду, что это им не подходит, просто для меня эти вещи непомерно
дорогие, поэтому я с удивлением рассматриваю такую роскошь. У половины
собравшихся длинные волосы заплетены в необычайные и невероятно прекрасные
причёски, хотя могу сказать, что в одни руки такое не сотворить.

Молчание
затягивается, но его нарушает один из, как я полагаю, колдунов.

 – Это она? – мне кажется, или в его голосе
звучит брезгливость? В любом случае его наружность тоже не заставляет меня
проникнуться симпатией к этому человеку. – Это та человеческая девчонка?

 – Да, я ведь говорил, что мы найдём её. Рано
или поздно, – отвечает Дмитрий.

 – Кто из вас её притащил сюда? – смерив меня
коротким, презрительным взглядом, спрашивает он. Я хочу убрать отсюда куда-нибудь
подальше. Не видеть этих разодетых и расфуфыренных, надменных, красивых лиц.

 – Мой сын… – начинает говорить колдун,
подтверждая моё предположение о родстве Дмитрия с Васей, как в разговор
довольно таки бестактно вклинивается не кто иной, как я.

Изначально я
ничего против кого-либо из собравшихся в этом зале не имею, но пренебрежение не
переношу. Особенно по отношению к себе! Этот человек меня ещё даже не знает, а
уже смотрит, как на мусор, поэтому я не считаю нужным сдерживаться, лишь
мгновение перед этим обдумав фразу:

 – Эй, я вообще-то здесь! И хочу заметить, что
с вами ещё не знакома, поэтому, нельзя ли начать не с презрения, ибо я пока вам ничего плохо не сделала!
Ну, или, хотя бы сначала представиться? – я ведь уже говорила, что натура вспыльчивая?
Нет, вроде бы нет.

Хорошо, «я
вспыльчивая». Теперь всем об том известно.

На мои слова
этот некто, кому я не понравилась, лишь ещё более презрительно хмыкает. Дмитрий
опускает руку на моё плечо и сжимает его. Полагаю, тем самым намекая, чтобы не
лезла, куда не следует, но я слишком резко сбрасываю её с себя и отступаю от
колдуна на шаг.

Дмитрий, думаю,
не понимает, что я уже закончила и не намерена продолжать ссору, потому как мне
это не интересно, да и лениво как-то… Своё мнение я высказала, поэтому
продолжение разговора для меня не имеет никакого смысла. Пускай сами
разбираются.

Неожиданно
вперёд выступает невысокий мужчина с непривычно длинными волосами до плеч и
серыми, внушающими доверие глазами. Он прямо сияет улыбкой и мягко произносит,
обращается вначале к тому, что высказывался так резко в мою сторону, а затем ко
мне:

 – Анатолий, не будь так суров к девочке, она
не виновата в случившемся. Ты ведь Анна Кошечкина, верно? Что ж, рад
познакомиться, Анна, я советник Илья.

Другой
советник, чем-то напоминающий эльфа наклоняется и тихо что-то говорит советнику
Анатолию.

 – Если вы не будите говорить мне гадости, то я
с удовольствием отвечу вам, что тоже рада знакомству, – приветливо отвечаю я, и
мои губы складываются в лёгкую улыбку: если ко мне по-хорошему, то и я с
меньшей вероятностью буду кусаться и огрызаться!

 – Не буду, не буду. Это только Анатолий у нас
любит говорить, что хочет, но он, смею заметить, отличный стратег и сильный
колдун, – добавляет советник Илья, явно желая сгладить ситуацию. У него это
хорошо получается. Не удивлюсь, если кто-то скажет, что советник Анатолий –
стратег, а советник Илья – дипломат. – Мы собрались здесь, чтобы быть уверенным
«наверняка», что ты та, кого мы искали.

 – А кого вы искали? И что если это не я? – тотчас
спрашиваю и невольно щурю глаза.

Ответ на этот
вопрос теперь интересует меня больше всего, ведь всё остальное потеряет
ценность, если я не та, кого они ищут. Кто знает, что они со мной сделают?

 – Ты сейчас жива, и это говорит о том, что ты
одна из нас, колдунов, поэтому можешь не беспокоиться. А кого именно мы искали,
я не могу рассказать. По крайней мере сейчас, пока мы не уверенны в том, кто ты
такая, – серьёзно заканчивает он и зачем-то протягивает мне руку. Я не двигаюсь
с места, ожидая пояснений. – Проверка не займёт больше нескольких секунд,
просто возьми меня за руку и закрой глаза.

Все остальные
присутствующие в зале мужчины и женщины, кажется, задерживаю дыхание от
волнения, когда я, преодолев себя, шагаю вперёд и тоже протягиваю руку. Я не
знаю, кого они искали, чего хотели от него, но почему-то мне хотелось быть
именно той, кто им нужен. Возможно, мне всего лишь требуется почувствовать себя
по-настоящему значимой… Более точно ответить не в моих силах.

Закрываю
глаза, чувствуя себя поразительно глупо. Все немногочисленные звуки зала
внезапно обрываются, наступает мёртвая, чем-то притягательная тишина,
спокойствие…

Я словно
перестаю существовать. Словно бы я покидаю своё тело и сейчас лечу навстречу
небытию. И страшно, и интересно, поэтому я хочу узнать, что там, где-то
впереди… К слову, а где это «впереди»? Я ведь даже не знаю, где нахожусь и как
долго. Здесь время будто бы остановилось, или стало густым, словно подмерзший
соус.

Внезапное
приятное подобие забытья нарушает чей-то оглушительный, мощный рёв, а затем
темноту прорезают какие-то золотые искры. От неожиданности я дёргаюсь назад и
открываю глаза. Передо мной стоит бледный советник Илья. Он на нетвёрдых ногах
отступает назад и обессилено опускается на ближайший стул.

Я тоже
чувствую себя не лучшим образом, в первую очередь почему-то болит голова, а
такое со мной случается не чаще трёх раз в год. Делаю шаг назад не особо
уверенно. Кто-то придерживает меня за плечо, чтобы я тоже не упала, а я зачем-то
снимаю очки и тру глаза.

Становиться
лучше, поэтому я обращаю внимание на происходящее вокруг. Стоит звенящая
тишина, все ждут слов от советника, но тому явно нездоровилось ещё больше чем
мне, хотя сейчас я уже чувствую себя как обычно. Не могу сказать, что хорошо,
слово «терпимо» больше подойдёт.

 – В-вы в порядке? – неуверенно уточняю я у
советника Ильи, надеясь тем самым напомнить ему о присутствии других, а не
узнать всё ли с ним хорошо, ведь невооружённым взглядом понятно, что нет.

Мужчина
бормочет что-то нечленораздельное и поднимает на меня теперь испуганный взгляд.
Я не привыкла, что меня боятся. Не любят – да, но боятся – нет.

Кажется, он
пытается убить меня, не двигаясь с места. Поразительно, что с ним стало за тот
миг, пока я «путешествовала по темноте». Советник Илья теперь напоминает не величественного
мудреца и колдуна, а бедного странника, шатавшегося много лет по улица и
внезапно примерившего «королевские одежды».

 – Зверь жаждет свободы, – негромко произносит
колдун удивительно уставшим тоном. Под глазами у него залегли тени, руки еле заметно
дрожат, голова полуопущена вниз.

Я непонимающе
посмотрела на него. Какой зверь? Или он говорит о том непонятном рыке, который
издал невесть кто? Неужели советник Илья тоже его слышал? Тогда мне интересно,
кому именно принадлежит такой мощный рёв и что за золотые искры появились после
него. У меня мелькает мысль, что те самые искры и могли означать, что зверь
желает вырваться на свободу. Но я отбрасываю их из-за слишком большой
неправдоподобности.

 – Она угроза! – восклицает эльфо-подобный
советник.

 – Она ещё ребёнок! – возражает рыжеволосая
женщина, и на неё я общаю внимание исключительно из-за длинных, пышных рыжих
волос.

 – Раньше её возраста земляне спокойно воевали,
а она жила с ними, напоминаю, всю свои жизнь! – сердится Анатолий.

 – С неё нельзя сводить глаз!

 – Её надо защищать, а не арестовывать!

 – Отправьте её обратно к людям!

 – Да, пусть сами с ней разбираются!

 – Да она ведь их всех погубит, если не они её…

 – Она не виновата, и наш долг, как советников
помочь ей. – Это говорит та сама рыжеволосая женщина, которая уверяла, что я
ещё ребёнок.

 – А я ещё здесь!.. И, как бы, всё слышу, –
тишина наступает мгновенно, после моего вмешательства. Они что, серьёзно
позабыли про меня? Не поверю!

 – Я пойду, отведу её обратно к Олегу
Михайловичу, он ещё не закончил осмотр, а затем присоединюсь к вам, – решает
Дмитрий, и в вмиг повисшей тишине никто не смеет ему возражать.

Мы выходим из
комнаты, и мужчина тотчас обращается к сыну, веля тому отправляться домой и
прося предупредить маму, что он, Дмитрий, возможно, опоздает к ужину.

 – Пока, ещё увидимся! – весело бросает мальчик
мне и бегом несётся в противоположную сторону от той, куда идём мы. Я почему-то
думаю, что расспрашивать его лучше не под прицелом десятка глаз, а потому не
упускаю возможность и, пользуясь случаем, спрашиваю всё, что хочу знать, как
только мы отходим на некоторые расстояние. Выходит немного сумбурно: хотя у
меня и было время подумать, и составить примерный «план вопросов», я несколько
раз сбиваюсь с мысли.

Колдун
хмурится, задумывается, а после отвечает, старательно подбирая слова.

 – Звери, или по-другому духи, бывают разные:
добрые и злые. Злых держат в тюрьме, а добрые живут среди нас. Самая надёжная
тюрьма для духа – защитник, колдун, в чьё тело запечатали зверя. Около шестнадцати
лет назад один злой дух вырвался на свободу, и нам не было известно, что с ним
стало. Теперь ответ наконец-то найден: кто-то вновь заточил зверя в защитника.
Я понимаю, звучит пугающе, но для тебя это не несёт никакой опасности. Пожалуйста,
не говори никому, что ты защитница, – он на какое-то время замолкает, но я
вижу, что это не конец и он что-то обдумывает, поэтому тоже ничего не говорю.

Через
какое-то время мужчина действительно продолжил:

 – До того, как мы узнаем, почему ты оказалась
в Неизведанных Земля, и родные ли тебе люди, с которыми ты жила до сего дня,
будешь жить с приёмной семьёй. Алиса и Федор Зверевы – хорошие колдуны, они
присматривают за заповедником с редкими животными и изучаю Дикие Земли. Они
могут также помочь тебе освоиться в новом мире, если ты жила раньше с неродной
семьёй и вам придётся расстаться.

Я ничего не
отвечаю. До того момента, когда Дмитрий этого не говорит, я даже как-то не
задумываюсь над тем, почему я колдунья, но оказалась в мире людей. И уж тем
более мыслей о расставании ко мне не прилетало!

Радость от
известия о новом мире частично гаснет, когда я думаю о том, что мне придётся
расстаться с моими братом, сестрой, родителями. На сердце остаётся гадкий
оттенок соли. Мне сложно назвать нас идеальной семьёй, у нас бывали разногласия
и довольно часто, но мы всегда пытались как-то поддерживать друг друга и
заботиться.

Правда, в
последнем я не особенно-то преуспела: не умею это делать, также как и общаться
со сверстниками. Ровесники меня либо сторонятся, либо, как бывшие одноклассники
не трогают и опасаются; а ещё я просто-напросто не умею хорошо ладить с людьми
при долгом и близком знакомстве. У меня никогда не было друзей, и я никогда не
стремилась их заводить. Не готова доверять кому-то хоть малую часть своей
жизни.

Всегда надо
выбирать, так неужели, чтобы быть колдуньей, придётся расстаться со своей
семьёй? Осознание этого сильно подпортит общую «картинку» дня, но всё-таки я
слишком долго мечтаю изменить свою жизнь, чтобы отказаться. Если бы у меня был
выбор: остаться с семьёй, но не быть колдуньей или быть колдуньей, но остаться
одной в новом мире, то мой ответ прост.

С тяжёлым
сердцем я выбираю последнее. Потому как не могу больше жить в «дне сурка» – это
слишком невыносимо, а ещё я слишком плохого о себе мнения. Словно у меня
впервые есть шанс найти «настоящую» себя и место в мире. Пускай и чужом.

Если я есть в
этом мире, значит, можно найти способ попасть в тот мир, человеческий мир, а
если раз и два получится, то почему мне не удастся проворачивать этот трюк,
чтобы видеть родных? Однако в случае, если я человек, то мир колдунов для меня,
по словам Дмитрия, – смерть.

Глава третья.
Сюрпризы приползли из серого прошлого, откуда их совсем не ждали

 – Ну, как всё прошло? – взволнованно
спрашивает Олег Михайлович, когда только видит меня и Дмитрия на пороге.

 – Она та самая, – кивает Дмитрий, прощается с
нами до завтрашнего дня, пообещав разобраться с тем, кто мои родители, и
уходит.

Внезапно на
меня тоже накатывает страшная усталость, несмотря на то что с тех пор, как я
покинула это место, прошло не более получаса. Думаю, это скорее эмоциональная
истощённость: слишком много мыслей и впечатлений. Слишком неожиданно.

Я сбросаю
рюкзак на пол и вновь сажусь на кровать, как и прежде. Олег Михайлович
возвращается с какой-то папкой и, уточнив моё полное имя, размашистым почерком
вписывает его туда.

 – Полагаю, ты не знакома с нашими методами
лечения? – с улыбкой спрашивает он и надевает себе на голову дуршлаг. И это не
шутка!

Странный
прибор, напоминающий дуршлаг, у которого на некоторых местах, где должны
находиться дырки, прикреплены какие-то светящиеся шарики: красные, синие,
зелёные и жёлтые.

Я не
сдерживаю ухмылку. Особенно дуршлаг «подходит» его простому наряду: рубашке с
брюками и отставленным висеть на стуле плаще.

Олег Михайлович
что-то подкручивает на «головном уборе» с крайне сосредоточенным видом;
некоторые шарики сменяют цвет.

 – Встать на минутку, – попросил он, закончив
приготовления. Я встаю, что-то щёлкает, и ободок дуршлага начинает светиться
зелёным. Знаете, уже не удивляюсь: устала.

Через минуты
две что-то опять щёлкает, шарики дуршлага гаснут. Когда Олег Михайлович снимает
дуршлаг, выглядит колдун-врач встревожено, сокрушённо качает головой и
откладывает «головной убор» на тумбочку, когда я решаю узнать, как обстоят у
меня дела.

 – И что вы смогли узнать с помощью… этого? –
осторожно осведомляюсь я, и колдун отвлекается от своих записей в папке.

 – Кое-что отвратительное, – следует мрачный
ответ. Я хмурюсь в недоумении и неясном предчувствии чего-то неприятного. «Кое-что
отвратительное» – звучит не самым обнадёживающим образом, но я, вопреки
желанию, стараюсь не делать поспешных выводов. К счастью, он спустя пару секунд
добавляет. – Твои способности уже пробудились и определённо давно, однако
кто-то очень усердно пичкал тебя зельями, которые временно подавляют эти самые
способности.

 – Какие именно способности? – удивлённо
спрашиваю я. – Ну, то есть… что, например?

Нет,
книжки-то я читала и о всевозможных способностях слышала, вот только понятия не
имею, что могут колдуны, поэтому непременно надо уточнить! Я вообще очень люблю
всё-всё-всё новое, поэтому редко расстаюсь с ноутбуком.

Меня в школе
часто дразнили из-за моей любви к книжкам и всему-всему новому, но я также обладала
не самой хорошей репутацией. Поэтому никто не горел желанием выводить меня из себя;
многие мои одноклассники ещё хорошо помнили ту драку больше пяти лет назад, в
которой серьёзно не пострадала только я.

Олег
Михайлович начинает мне рассказывать об особенных способностях колдунов.

Помимо
обычной «склонности» к творению чудес и телепатии, у каждого из них имеется
какое-то удивительное умение. Например, у кого-то это особенно сильная
телепатия, кто-то может управлять водой или чувствовать эмоции других. Олег
Михайлович сказал, что у меня, вероятно, первая из этих способностей – она же
самая частая.

Удивительное
рядом! Очень интересно было бы узнать точно, какая особенная способность у
меня. Олег Михайлович сказал, что на это потребуется время, так как у меня уже
много лет они подавлялись и им нужно «оправиться».

На всякий
случай, – и весьма своевременно! – колдун-врач меня успокаивает, добавив, что
способностей колдуна не лишить, а вот мой случай – выход, если надо от них
избавиться. Однако это зелье сильно вредит здоровья, и отражается либо на
физическом, либо психическом здоровье колдунов.

Мне Олег
Михайлович прописал пить какие-то зелья и сказал, что передаст эту информацию
Алисе с Фёдором. Это, кажется, те колдуны, что будут присматривать за мной,
пока не разъясниться положение с моими родителями.

Колдун-врач берётся
заполнять бумаги. Как я поняла из его слов, мои новые «родители» придут за
мной, когда Совет закончится.

Остаюсь
пускай и не одна в комнате, зато один на один со своими, спутавшимися в тугой и
непонятный клубок мыслями. Лежу без ботинок на кровати поверх одеяла и
задумчиво рассматриваю потолок, закинув руки за голову. Мысли то устраивают
безумные гонки в моей голове, то всё вдруг кажется удивительно естественным.

Будто бы я
каждый день узнаю о существовании и своей принадлежности к другому миру.
Единственное, чего мне хочется – это спать, однако сознательная часть моего
разума усиленно этому противится. Я боюсь, что всё окажется простым сном, когда
проснусь. Классным сном. Ведь невыполнимые мечты сбываются лишь во снах.

В моём случае
«невыполнимый» означает «волшебный». В своей жизни я могла лишь мечтать о
колдунах и их мире. Пускай эти желания и входили в число «невыполнимых».

Я и Олег
Михайлович сидим, точнее, он сидит, а я лежу, в полной тишине. Слышно лишь тихое
поскрипывание его ручки. Я теряю счёт времени, пока погружаюсь в свои мысли, но
из них меня выдёргивает несмелый стук в дверь.

 – Открыто, входите! – кричит Олег Михайлович,
не отвлекаясь от бумаг.

Интересно,
кто пришёл? И тут даже дело не в скуке. Я в другом мире и встретить его обычных
жителей – уже целое приключение!

Молодые
мужчина и женщина. Они неуверенно топчутся на пороге, я вновь переворачиваюсь
на спину и с безразлично-отстранённым видом разглядываю потолок, потому что
взрослые шепчутся, и я не слышу, о чём.

Вновь
окунуться в омут своих мыслей мне не позволяет Олег Михайлович.

 – Что такое? – спрашиваю я, садясь на кровати.

 – Это Алиса и Фёдор, Дима уже рассказал тебе,
что…

 – Рассказал, – подтверждаю я, едва
удержавшись, чтобы не добавить: «но он не говорил, как они выглядят!»
язвительным тоном. Вместо этого я оптимистично и дружелюбно спрашиваю. – Что
делаем? Куда идём?

Ну, не здесь
же нам жить!

 – К нам домой, конечно! – весело сообщает
мужчина. Кажется, его позабавил мой растерянный и удивлённый вид. Спросите,
чему я удивляюсь?

Сложный вопрос
и предельно простой ответ: я забыла подумать о том, где буду проводить эту
ночь. Да и все остальные тоже. Дмитрий ведь сказал, что я не вернусь домой.

Столько всего
случилось, что времени поразмыслить над такой по сравнению с остальными незначительной
вещью, пока не успела. Дмитрий упомянул, что эти люди (то есть колдуны!), будут
за мной приглядывать, видимо, он подразумевал, что и жить я буду пока с ними.

Ладно, не возражаю:
Алиса и Фёдор производят хорошее впечатление, и предчувствие моё молчит. Всё
равно мне выбирать не предлагают, поэтому надо создать по возможности хорошие
отношения с ними, нам, вероятно, ещё предстоит жить не один год вместе. В то,
что мои родители колдуны я, если говорить честно, не верю.

Ну, не
представляю их в роли колдунов!

 – А далеко нам идти? – спрашиваю я некоторое
время спустя, когда мы уже покинули медицинское крыло и куда-то идём. Только
сейчас я обращаю внимание, что они оба обладатели светлых волос, а вот глаза у
него карие, а у неё – серые.

Я чувствую
себе поразительно неловко и далеко не сразу замечаю, что Алиса с Фёдором
смущены не меньше. Поэтому мне требуется немало усилий и почти три минуты,
чтобы озвучить интересующий меня вопрос. Сейчас или никогда, как говориться.

 – Нет, чтобы открыть переход надо всего лишь
выйти на улицу, – откликается Фёдор, роясь в карманах в поиске чего-то. Алиса
обеспокоенно наблюдает за ним, как если бы он потерял ключи. Хотя, наверное,
именно так дело и происходит. Фёдор потерял свои какие-нибудь колдовские ключи.

Я понятия не
имею, куда мы идём, лишь следую за колдунами, веря, что они идут в правильном
направлении. Платье Алисы немного не достаёт до пола, но я поражаюсь её грации
и изяществу, непринуждённости, ведь для меня такая одежда стала бы настоящим
испытанием. Мне интересно узнать, что такое «переход» в их понятии, ведь и
дураку ясно, что они говорили не про «пешеходный переход», но вместо этого я
лишь шагаю рядом с ними, отстав на полшага, и молчу.

Я любопытным
взглядом провожаю взглядом всех колдунов, которые встречаются нам на пути. Но
больше всего меня занимает их одежда, ведь люди на Земле не ходят в плащах или
платьях до пола. Нет, мужчины надевают брюки и рубашки, но при этом их обувь
слишком отдаёт средневековым кино; а ещё все, включая женщин в платьях, носят
плащи до лодыжек.

К слову, я
таки узнала от Дмитрия, кто были все остальные «сторонние наблюдатели», как
мысленно окрестила я всех тех, кто присутствовал в зале вместе с советниками.

То были
остальные советники и некие «наблюдатели», которые обычно присутствуют при
разных важных событиях, но никогда и никак не вмешиваются в них. Их задача –
следить и помнить.

Встреча со
мной, видимо, была «важным» событием, раз «наблюдатели» тоже на неё пришли.

Дмитрий ничего
подобного не говорил, это – только предположение. И я пока думаю над его
«достоверностью».

Когда мы выходим
на небольшой, освещённый заходящими лучами солнца дворик, и я могу сполна
оценить размах замка. Не меньше семиэтажного здания, и я замечаю, что за нашими
спинами это мощное творение только разрастается вширь и немного в высоту. С
восхищением рассматриваю не что иное, как средневековый замок. Самую малость
нетипичный средневековый замок.

Я не ожидаю
ничего необычного, думая, что мы просто пойдём куда-то, но нет. Фёдор таки
находит в кармане какую-то штучку, мне не удаётся разглядеть, что это такое.

В следующий
миг что-то, – в который раз за сегодня? – ослепляет меня. Когда я открываю
глаза, мы стоим на поляне, метрах в ста от избушки. Нет, терема. Большого и
красивого.

С одной
стороны нас окружает лес, а с другой виднеется далёкий обрыв или очень крутой
склон горы. Земля вокруг изрыта чьими-то лапами или когтями.

Алиса с
Фёдором удивительно ловко отправляются в путь к терему по тонким дощечкам,
лежащим на грязи и громко чавкающим, когда кто-то на них наступает.

Я следую за
ними с чуть меньшим изяществом, но мне удаётся добраться без происшествий до
теремка, что вблизи выглядит ещё невероятней. Он сделан из цельных брёвен
неизвестных мне деревьев, на всех окнах ярко расписанные ставни. А при взгляде
на крышу я невольно умиляюсь и одновременно насмешливо фыркаю: там стоит флюгер
в форме петушка.

Фёдор долго
роется в карманах, стоя перед дверью, на сей раз в поисках настоящих ключей, а
не непонятной штуковины. В конце концов, Алисе надоедает ждать, и она достаёт
свои. Почему колдунья этого не делает сразу, понятия не имею.

Когда я была
маленькой, родители пару лет подряд снимали небольшой домик на берегу моря, а
точнее, избушку на пару дней. И мы исследовали окрестности. Дом мы отправлялись
изучать одни с сестрой, брата тогда не было. Или, если нас тянуло куда-нибудь
за пределы избушки, то нам составлял компанию кто-нибудь из родителей, а иногда
и оба.

Это те
по-настоящему счастливые воспоминания, которые не просто на вес золота, даже не
так. Их не много, и это ещё из причин, почему они настолько важны. Эти
воспоминания для меня бесценны.

Зайдя в этот
дом, я ощущаю некую ностальгию, и тоска из-за скорого и вероятного расставания
с семьёй болезненно колет меня, но я быстро отгоняю эти мысли и прохожу по тёмному
коридору дальше, чтобы не мешать и не толкаться в проходе всем втроём. Позади
где-то разувается Алиса, и включает свет Фёдор.

Неожиданно
помещение заливает тёплый, не слишком яркий свет, и я, наконец-то, могу
осмотреться. Тут очень уютно.

Это первое,
что приходит мне на ум, когда я пробегаюсь взглядом по небольшому коврику на
полу, крючках для плащей, закрытому шкафу, и разбросанной в углу грязной
обувью, которая резко выделяется на фоне чистоты остальной части прихожей. Уют
– не всегда значит порядок. У нас дома было чище, но здесь мне уже нравиться
больше.

 – Мы не знали, когда тебя найдут, если вообще
найдут, поэтому мы не успели подготовиться к твоему приезду. Сегодня тебе
придётся поспать в гостиной, а завтра уже выберем и разберём тебе комнатку,
хорошо? – немного смущённо признаётся Алиса, видимо, ей очень неудобно временно
расселять меня в гостиной.

 – Хорошо, – легко соглашаюсь я и прохожу
вглубь дома.

На мне
по-прежнему школьная форма, а в руках рюкзак с книжками. Какое-то дурацкое
напоминание о прошлой жизни. А ведь у меня больше нет никаких вещей с собой! Об
этом я вспоминаю только когда оказываюсь одна в гостиной.

Фёдор
отправился готовить ужин, а Алиса пошла за постельным бельём для меня. На часах
не так много времени, но я очень хочу спать, поэтому, прикинув, что к чему, да
почему и как, практически падаю на диван, используя сложенные руки как подушку.
И ещё до прохода Алисы заваливаюсь в сон.

Глава
четвёртая. И это, оказывается, не сон

Утро
приползает и пролезает в распахнутые ставни тогда, когда я ещё сплю и,
вероятно, будит меня, хотя в последнем я не уверенна.

Честно
говоря, мне требуется немало времени, после того как я открываю глаза, в панике,
что мне приснился другой мир. Словами не передать, какое облегчение и счастье
накатывает на меня, когда я резко сажусь на диване в гостиной дома Зверевых.

Ликую: мне не
приснилось, всё произошедшее вчера – не сон. От радости хочется прыгать по
комнате с восторженными воплями, но вместо этого я лишь широко зеваю и отмечаю,
что спать в школьной форме – не лучшая из мои идей. Хотя и далеко не худшая.

Мои страхи не
подтвердились: единственное, чего я боюсь, так это вернуться к прежнему
скучному существованию. На этот раз я сделаю всё, чтобы жизнь вспыхнула где-то
забытыми и сиротливо потерянными красками, раз у меня наконец-то появился на
это шанс!

До сего
момента я нахожусь ещё левой ногой во сне и очень не хочу окончательно просыпаться,
ведь здравый смысл твердит мне, что иного мира не может быть, даже если мне
очень-очень этого хочется.

Кто-то накрыл
меня одеяло, что странно: я точно помню, что заснула даже без подушки. Как это
понимать – забота? Не, не смешите меня, кто я такая, чтобы незнакомые люди
проявляли ко мне заботу?

Комнату
заливает тепло от солнечных лучей, а в воздухе на свете можно различить мелкие
пылинки. Они кружатся в неторопливом своеобразном танце, и я невольно
засматриваюсь на него, впервые за долгое время проснувшись и почувствовав себя
полной жизни.

Колдовской
мир – обычное дело ли? Готовая к новым событиям и совершениям на предстоящий
день, я встаю и отправляюсь на поиск хозяев дома. К моему удивлению, далеко
идти не приходиться, и «вторым делом» я забредаю на кухню.

Вот это да!
Ещё даже не день. Я уверена, что проспала до полудня минимум, но нет, Алиса и
Фёдор сидят за столом и, если они, конечно, не едят кашу на обед, завтракают.

 – Не думал, что ты ранняя птичка! –
приветствует меня Фёдор, размахивая полной еды ложкой, которую лишь из-за моего
появления не донёс до рта.

 – Много впечатлений за вчерашний день. Но я
редко сплю до обеда, – честно признаюсь я и, не успев себя сдержать, доброжелательно
улыбаюсь, изучая взглядом кухню.

Печка! У
дальней к входу стены кухни располагается большая русская печка. Вот этому я
удивлена. Ладно, ещё избушка, но огромная русская печка? Я в восторге!

Фёдор издаёт
негромкий смешок, глядя на то, с каким интересом я рассматриваю убранство
комнаты. Ещё один пункт, что мне нравиться в мире колдунов, несмотря на то что
я тут не больше суток, – обстановка. То замок, то теперь терем.

– Можно к вам
присоединиться? – спрашиваю я, несколько неуверенно чувствуя себя в чужом доме.
Я всё ещё неловко топчусь на пороге, не зная что, как и для чего делать.

Я неуверенно
занимаю место за столом, но стараюсь не показывать этого, понимая, что я в
чужом доме с абсолютно чужими мне лицами. Даже, несмотря на то что колдуны
произвели на меня хорошее впечатление, ощущение того, что я не в своей суповой
тарелке, наполненной до краёв, не отпускает меня.

Раньше, чем я
успеваю что-либо сказать, передо мной оказывается половина холодильника, не
иначе! Алиса, как она сама честно признаётся, не знает, сколько и чего едят на
Земле люди, поэтому предлагает мне всё, что попадает ей под руку. От двух
третьих этого я отказываюсь, ввиду того, что столько просто-напросто не съесть.
Я не особо интересуюсь, что именно ем, потому что как только я думаю про еду,
внезапно проснулся дикий голод.

 – Вкусно! – об этом я сообщаю Алисе без
промедления, чем невольно и смущаю, и радую её.

 – А ты покраснела, – весело подмечает Фёдор, отчего
Алиса краснеет ещё больше. Это меня забавляет. Видимо, за взаимоотношениями
этих двоих, наблюдать очень интересно и познавательно.

Через
четверть часа с едой покончено, Алиса намывает посуду, повернувшись к нам
спиной, а Фёдор нервно постукивает пальцами по столу, пока, видимо, не
собравшись с мыслями, серьёзно начинает:

 – Ань, тут Димка заходил, просил передать
тебе, что они не так давно нагрянули к тебе домой и… – колдун замолкает,
подыскивая нужные слова, а у меня из рук едва не падает вилка, которую я только
что взяла со стола и собралась отдать Алисе. Фёдор это замечает и замолкает на
полуслове. Глупо.

За завтраком
я совсем забыла об этом. Сейчас
мысли опять обращаются к оставшейся в другом мире семье. Как могла я так просто
забыть о них?

С еле
заметным вздохом я мысленно признаюсь себе, что легко.

Даже ради них
я не готова возвращаться на Землю в знакомый до каждой щели в асфальте и тени в
полдень мир, оставив где-то невыносимо близко колдунов; а ещё остаётся важный
вопрос: кто поил меня зельями, подавляющими способности? У меня было время
подумать.

Я не
настолько слепа, чтобы не понимать, что проще всего это было сделать моим
родителям, поэтому им придётся объясниться при встрече! Внезапно меня посещает
мысль о том, что, если они окажутся колдунами, мы будем жить вместе. А мне уже
и в этом домике нравиться… Это ведь как-то неправильно: мы ведь семья, люди,
которые доказали на деле, что нужны друг другу. Кажется. Я не уверена…

Как
говориться, поживём – увидим и поймём. Что и зачем делать, и как быть.

 – Что-то интересное? – спрашиваю я, не давая
паузе затянуться. Этот вопрос в моём исполнении кажется совершенно неподходящим
в данной ситуации, но слов назад не вернуть. Хотя, если и можно было, я бы
повторила свою фразу и не стала ничего менять.

 – Дом пуст. Всё, помимо вещей первой
необходимости, на месте, но дома никого нет, будто кто-то сильно торопился
покинуть его, – произносит Фёдор, не глядя на меня. Ему не доставляет
удовольствия сообщать мне такие новости, а я хватаюсь за единственную идею, что
приходит мне в голову, не успев даже подумать.

Новость, как
удар под дых, вышибает все мысли из головы. Такой новости я не ждала! Как
так-то? Где-то на краю сознания мелькает мысль, что этого можно было ожидать,
если моя семья – колдуны, которые опаивали меня зельем.

Нет, я не
верю то, что с ними случилось что-то серьёзное, просто не получается заставить
себя принять этот факт. Мне кажется, руки начинают дрожать, поэтому я с силой
сжимаю кулаки и на миг прикрываю глаза, давая себе миг на раздумья, прежде чем
решить, как себя вести.

У меня нет
права грустить и показывать слабость перед другими, когда моим близким, может
быть, нужна помощь. Такого ли я
хотела?

Нет, моя
семья – единственные, первые и, скорее всего, последние близкие и дорогие мне
люди. Остальной мир, если речь идёт о семье, меня не волнует.

 – Может, они просто вышли погулять? – ага, в
девять утра-то, и ладно бы то обычный четверг! На самом деле это должен быть
рабочий день, но праздники есть праздники, за что я их люблю особенно. Сегодня
выходной!

В такие дни
мы всей семьёй долго спим, мало кто встаёт раньше девяти часов утра, поэтому я
не верю в то, что моё предположение верно, но… раз они пропали, значит, что-то
случилось.

Я всё ещё
пребываю в некой прострации, когда голос колдуна выводит меня из пустых и бессмысленных
размышлений.

 – В три часа ночи-то? – с сомнением спрашивает
он, а я только открываю рот, но из него не вылетает ни звука. Фёдор тем
временем добавляет с совершенно не весёлой улыбкой. – Что-то долго они гуляю.

 – То есть следующие несколько лет я буду жить
с вами? – на всякий случай уточняю я, но они, кажется, неверно меня понимают,
потому что, быстро переглянувшись, Алиса неуверенно кивает, уже позабыв про
посуду.

 – Мне жаль, что так вышло, – прибавляет Фёдор.

 – Эм… минуточку, а кто сказал, что я
расстроилась? – Нет, я осознаю, что с моей семьёй могло что-то случиться, но я
обязательно выясню, куда они делись! Обязательно.

При мысли,
что случилось нечто ужасное, моя фантазия «услужливо» рисует картинки
возможного исхода, но я мужественным и решительным усилием отгоняю их куда-то в
закоулки сознания. Туда, где они не будут портить мне жизнь.

Так ведь даже
интереснее жить, зная, что в прошлом остались «загадки», над которыми можно
будет поломать голову, да? Или сломать голову, и сварить мозги. Это как
посмотреть… Думаю, мало кто согласиться, что исчезновение близких и новый мир,
в котором могут поджидать опасности – хороший (или хотя бы «подходящий») повод
для радости, однако это уже неотъемлемая часть моей жизни и одна из причин,
почему я живу и сейчас стою здесь.

У меня даже
уже своя теория всего произошедшего появляется.

Почему я
росла на Земле, не знаю, надеюсь, здесь замешана какая-нибудь загадка или
тайна. А вот в том, что мои родители колдуны и именно они опаивали меня зельем,
теперь почти уверена (даже если это и не укладывается у меня в голове).

А сбежали они
потому, что, когда я оказалась в этом мире, колдуны в совете прознали о
нарушенном запрете на посещение Земли и пользование зельем, которое, как сказал
Олег Михайлович, используется лишь на самых опасных преступниках.

Неужели так
дела и обстоят?

Ко всему
прочему, грусть им не поможет, если что-то случилось, но радость окажет мне
немаленькую услугу. Мама часто твердила, что умение улыбаться и радоваться
жизни даже в самые тёмные моменты – сила.

 – Лучше не жалейте, а сочувствуйте. Мне будет
приятнее, – сверкаю яркой и очаровательной улыбкой я, чем немало удивляю Алису
и Фёдора. Подумав, задаю очень насущный вопрос: – А что с моими вещами? У меня
кроме этого – я дергаю себя за рукав порядком помятого бадлона, – ничего нет. К
тому же, мне нужна не только одежда, и я бы хотела забрать кое-какие вещички из
прошлого дома!

 – Если это – одежда людей, то придётся
полностью обновить гардероб. Нет, ты можешь носить свою прежнюю одежду дома, но
для школы или каких-то общественных мест она не подходит, – заметив, что я
собираюсь возмутиться тому, что мои вещи могут «утилизировать», поспешно
поясняет Алиса, а Фёдор подхватывает мысль.

 – Ты сможешь забрать, что захочешь из своих
прежних вещей, но чуть позже, когда их доставят в наш мир. Понимаешь, колдунам
уже много тысяч лет запрещено находиться в Неизведанных Землях, поэтому
советники так и переполошились, узнав о том, что ты практически всю жизнь
провела там. По этому поводу проводиться тщательное расследование, и любая из
вещей в вашем доме может стать уликой.

 – Однако, пока нет серьёзных доказательств,
совет ни за что не оставят их в вашем прежнем доме: неизвестно, что из этого
сможет привести к разгадке…

 – Но без согласия хозяйки, теперь это ты, они
также не могут выбросить их, если уж доставили в этот мир. Так вот интересно
получается. – колдун говорит это с коварно-весёлой ухмылкой, и у меня создаётся
впечатление, что Фёдор очень даже не против как-то насолить совету. Наверное,
он даже не расстроиться, если у советников появятся проблемы.

Я не сразу
замечаю, что лицо Алисы, напротив, стало каким-то грустным, а взгляд потускнел.

 – Кстати, насчёт того, что мне нужна другая
одежда. Боюсь, у меня есть одна проблемка… – без особого интереса, лениво
замечаю я. На самом деле мне не хотелось этого признавать, но выбор невелик.
Алиса с Фёдором несколько недоумённо на меня смотрят и я, состроив глупую
улыбку, как само собой разумеющееся поясняю и развожу руками. – У меня денег
нет.

На это моё
заявление колдун почему-то смеётся, а я с непониманием смотрю на Алису. Та
снова улыбается, но на сей раз как-то мягче, теплее. Я ещё больше теряюсь, мы
ведь чужие и малознакомые люди – к чему такое мягкое отношение?

 – Собирайся, это поправимо, – велит мне Фёдор,
после того как перестаёт смеяться. Я охотно отвечаю ему, что и так готова:
другой одежды у меня с собой нет, расчески или чего-то ещё из нужных вещей
тоже. Зачем-то мне вручают длинный, почти до пола плащ, и точно такие же
накидки одевают Алиса с Фёдором.

А плащ мне
сразу нравится! Я себя в нём героем сказки чувствую, которому мир предстоит
спасти.

Алиса
хмурится, и всего через десять минут мы, все втроём, выходим из дома. На улице
сквозь тучи и моросящий дождик проглядывают редкие лучи солнца, за которыми начинает
«охоту» Фёдор. То есть он пытается подсунуть небольшую стеклянную вещь под
свет, а на мой вопрос об этом отвечает, что иначе нам опять идти по грязи.

Колдунья,
следит за непонятными действиями мужа так, будто для неё это дело обычное, и
поясняет мне, что колдуны используют три способа переходом. Переход – а-ля
телепортация. Тотчас прошу её рассказать об этом побольше, и она, прибавляя
«баллов симпатии» к своей персоне в моих глазах, не отказывает в «маленьком
одолжении».

Я слушаю её и
слежу за донельзя забавными прыжками Фёдора между лужами. Как я понимаю из её
слов, первый способ как раз тот, которым пользуется Фёдор, «охотясь» за
лучиками солнца. Только при попадании света на ту стекляшку, можно открыть
переход. Второй способ – сложнее. Для этого существует целая цепь специально
заколдованных мест, между которыми можно перемещаться, но лишь зная пароль от
необходимого тебе «круга». Зато не важна погода!

У Зверевых – то
«специально заколдованное место» или Круг Миров – обознается небольшим
возвышением над грязной землёй вокруг. Ещё есть третий способно, и это
использование одноразовых порталов. Их можно использовать по-разному, например,
лишь коснувшись, или коснувшись в какое-то определённое время. А может быть так,
что для активации, надо капнуть на него воды.

Наконец,
колдун ловит солнечный луч и первым прыгает в ослепляющую полосу,
образовавшуюся прямо из воздуха. Алиса, подхватив свой подол, чтобы тот не
испачкался в грязи, хватает свободной рукой меня и прыгает прямо в лужу. Однако
я, не совсем уверенная, что мы не окажемся по уши в грязи, не успеваю
сообразить, что это портал, не хочу следовать за ней и…

Шмяк! Я с
размаху грохнулась на дорогу и, знаете, лучше бы то была грязь!

Я тихонько
ругаюсь себе под нос и отрываю щеку от камня. На сей раз я действительно
приложилась головой, и сейчас как никогда это ощущаю. Чувство не из самых
приятных. Алиса обеспокоенно склоняется над сидящей на дороге и потирающей
голову мной.

Её я ещё
вижу, а вот остальной мир – размытое пятно. Очень яркое, размытое пятно.

Я не сразу
понимаю, что причиной тому не удар головой, а куда-то девшиеся очки. Их я
нахожу очень быстро и, к счастью, они даже не сломались, а стёкла остались
целы.

Вовремя не
замечаю протянутую руку от Фёдора и встаю без посторонней помощи на ноги. Голова
всё ещё болит, и я невольно пропускаю мимо ушей извинения Алисы. Мне непонятно
одно: за что колдунья извиняется? Она ведь не виновата, что я свалилась.

Засовываю
очки за ворот бадлона и принимаюсь отряхиваться. Я по-прежнему не замечаю
повышенного внимания со стороны Зверевых. Только когда заканчиваю «очистку»,
наконец-то, смотрю на колдунов и читаю в их глазах удивление. Нет, даже
удивление вперемешку неодобрением.

 – Чего? – непонимающе спрашиваю я,
ощетинившись. Почему-то жду осуждения с их стороны, будто сделала что-то
плохое.

 – А… люди так одеваются? – интересно, а что им
не нравится?

 – Ты ведь девочка! – присоединяется к мужу
Алиса. Я продолжаю непонимающе глядеть на них, пытаясь вспомнить, что с моей
одеждой не в порядке.

Глава пятая. Когда
не родилось ещё колдуна, что придумал бы джинсы

 – Так, в чём дело-то? – переспрашиваю я всё с
там же озадаченным видом. Алиса с Фёдором как-то смущённо переглядываются.

 – Понимаешь… твоя кофта, – а что не так с моей
кофтой? Вроде, бадлон как бадлон, только ворота не хватает. – Немного
неприличная, по меркам нашего мира.

 – Чего?! Это как «неприличная»? Что в ней
неприличного-то? – это колдуны ещё не видывали некоторых моих одноклассниц на
летних каникулах!

 – Ну, у тебя вырез слишком открытый, а ещё
твоя кофта слишком обтягивающая – это тоже не признак приличной девушки! – и
как они меня тогда из дому в таком виде выпустили? Словно подумав о том же,
Алиса говорит: – Я… пока ты не свалилась, не обратила внимания на человеческую
одежду.

А ведь и
правда: колдуны одеваются, как я уже успела заметить, немного странно и слишком
нарядно. Если смотреть со стороны людей, а я только с их стороны и могу
смотреть. Мало того, что женщины все поголовно в платьях до пят, с рукавами
минимум до локтей и никаких декольте, так мужчины, создаётся впечатление, что
все разом собрались на совет директоров. Неужели им так удобно?

Ой-ой, а мне
тоже придётся в платье до пола расхаживать? Я ведь растянусь в тот же миг, как
отвлекусь!

 – Просто не снимай плащ, и всё будет хорошо.
Не заметили мы, не заметит и никто вокруг, – успокаивает нас с Алисой Фёдор.
Хотя, я-то не переживаю из-за этого, подумаешь, посмотрят косо – мне не
привыкать. В прошлой школе на меня смотрели косо практически все, и только
каждый десятый не удостаивал меня вниманием.

 – Ладно, за двумя зайцами погонишься – на
сосну напорешься, – отмахиваюсь я от дальнейшего обсуждения и напоминаю о том, что
мы здесь вообще-то по делу. Об этом все, кажется, уже позабыли. (И фразочку я
придумала только что!)

Алиса тотчас
оживает и ведёт нас куда-то по солнечным улочкам мимо миленьких небольших
домов. Я с любопытством оглядываюсь по сторонам, едва поспевая за высокой
колдуньей. Фёдор плетётся следом, бормоча что-то о том, зачем ему идти по
магазинам с нами. Согласна, это занятие не из интереснейших! Я не могу назвать
себя большим любителем ходить и выбирать одежду, но внешний вид – важная вещь.

 – Кстати, а та фраза про зайцев… так говорят в
Неизведанных Землях? – неожиданно спрашивает Алиса, когда мы подходим к зданию
с особенно яркой вывеской. Я мгновенно понимаю, что «Неизведанные Земли» –
Земля.

 – Нет, у нас говорят: «За двумя зайца
погонишься – ни одного не поймаешь». Это значит, что не стоит браться за два
дела одновременно: ничего не получиться. А я лишь немного видоизменила его смысл,
– странно рассказывать кому о том, что для тебя с детства привычно. Зато теперь
я понимаю их, всех колдунов, с которыми я разговаривала, и то, как чувствовали
они себя, объясняя мне какие-то обыденности своей жизни.

 – Понятно, – кивает Алиса. – Нам сюда, –
добавляет она, видя, что я опять пропустила её слова мимо ушей. Я возвращаюсь
из мыслей и следую за колдунами в какой-то домик. Внутри я понимаю, что это
колдовской «магазин людей».

Знаете…

 – Нет! – громко восклицаю я и для пущего
эффекта ещё машу руками, когда передо мной появляется Алиса, с охапкой платьев
в руке. – Почему только платья?! Я не леди! Я люблю бегать, драться и лениться!

Колдунья
смотрит на меня с шутливым укором и заталкивает в примерочную.
Одна-единственная женщина-помощница провожает нас удивлённым взглядом. Видимо,
помимо того, что школьная форма людей и колдунов различается, я веду себя
слишком шумно для этого мира, но… Уж простите, но почему колдуньи не носят
штаны?!

Теперь я
осталась один на один с кучей платьев и как быстро выясняю, пока выбираю первый
наряд: штаны колдуньи тоже носят, но только вместе с платьями. Не стоит
расстраиваться, у меня ведь в том мире было одиннадцать пар джинс, а мне
обещали вернуть вещи из прошлого дома.

На самом
деле, откуда у меня так много штанов я сама понятия не имею, просто однажды
обнаружила сей факт, а сейчас очень этому радуюсь.

Мне нравиться
длинное сиреневое платье до самого пола с длинными рукавами и с «вырезом» на
груди, по мнению колдуном, и «не полностью завязанной в тряпки шеей», по-моему!
Всё, я влюбилась в это платьице! И сидит оно отлично…

Как
оказывается, платья не так уж и плохи – к такому выводу я прихожу, расхаживая
перед широким зеркалом. Ладно, признаюсь, есть нечто волшебное в том, чтобы
почувствовать себя настоящей принцессой хоть с виду.

Я так быстро
свыкаюсь с мыслью, что придётся носить платья? Неужели!

Все колдуны,
что нам встречаются, выглядят на мой взгляд… непривычно. Никакими футболками
или джинсами у них и на самом деле и не пахнет.

Где-то за
часа четыре мы обходим с два-три десятка магазинов, притом Алиса скупает всё,
что только мне подходит, даже не засматриваясь на ценник. Проходимся мы не
только по магазинам с одеждой, но и по всем, где можно найти «возможно
необходимое», как выражается колдунья.

Зачем-то ещё
Алиса мне покупает три разных расчёски (и я искренне не понимаю зачем), насчёт
всевозможной обуви абсолютно ничего против не имею. Только почему в их
магазинах даже не слышали про такую вещь, как «кроссовки»?

Колдунья
зачем-то покупает для меня, – ладно
бы для себя! – неимоверно много каких-то заколок. Хотя я не раз ставлю её в
известность, что прическе своей не изменю: две косы и точка! Ну, может только
по праздникам одна.

Теперь у меня
есть весомое подозрение, что Фёдора она повела с нами, чтобы иметь дополнительную
пару рук. Если судить по «кислой мине» колдуна, он это тоже прекрасно понимает.
Нет, даже не так: я не удивлюсь, если Алиса его прямо попросила о таком
одолжении.

Удивительно,
но помимо того, что ему не интересно с нами, Фёдор абсолютно спокоен к растратам
своей жены на какую-то незнакомую девчонку. Кажется, для него это обычное дело.
Такое отношение, – как ко мне, так и к деньгам, – я понять или принять не могу.

И это не
похоже случай «разовой щедрости».

Когда вы
выходим уже не то из девятнадцатого, не то двадцать девятого (или двадцать
третьего?) по счёту магазина, Фёдор требует зайти пообедать, и только после
этого продолжать. Я, честно говоря, с ним согласна. Мало того, что примерять
вещи мне уже совсем надоело, так ещё я голодная.

Алиса долго думает,
но Фёдор ставит такое «жёсткое» условие, что она просто не в силах отказать, и
мы все втроём идём на поиски места, где можно перекусить.

Фёдор вслух
мечтает о жареный курице, Алиса попрекает его, что тот выглядит лишком странно.
Я думаю, они здесь уже бывали много раз и должны знать, где что моно найти. Но
это не так: они оба понятия не имеют о местоположении «подходящего заведения». Нет,
бывать-то здесь уже бывали, а вот обедать – никогда не обедали.

Удача улыбается
нам всего-то минут десять спустя.

Это место
чем-то похоже на ресторан рядом с моим прежним домом, только тот сделан под
стать старине, а это – самый, что ни на есть терем. Здесь почти нет народу, и
Алиса объясняет это тем, что сейчас середина рабочего дня. Внезапно на столе
появляется красочные листы с яркими изображениями, на каждом свой особый
рисунок. Я, мало того, что подскакиваю от неожиданности, так ещё и не сразу
догадываюсь, что это – меню.

Мы берём по
листу, и за столом повисает молчание. Смотрю на названия и ничего не понимаю.
Нет, я умею читать, но названия и некоторые ингредиенты ставят меня в тупик. Я
долго молчу, не озвучивая свои пожелания, и Алиса интересуется, выбрала ли я
что-то.

 – Оставлю это на вас, но желательно что-нибудь
вкусное! – отвечаю я задумчиво. В цене меня с самого начала никто не
ограничивал, что странно: платить-то им!

 – Ты прямо как Фёдя! – улыбается Алиса и
откладывает своё меню, после чего достаточно громко произносит воздуху наш
заказ. Похоже, и Фёдору еду она выбирает сама. С чего бы это вдруг?

Неожиданно
слышится хриплый, ворчливый голос:

 – Скоро будет, соизвольте подождать! –
кажется, говорит скатерть.

Я пару секунд
таращусь на стол, накрытый белой в разноцветный цветочек скатертью, но быстро
примеряюсь с фактом. Скатерти умею разговаривать. Ясно.

Алиса
говорит, что пройдёт не больше десяти минут, прежде чем их подадут (кто их
подаст, я не знаю). А пока мы ждём, я, отыскав в недрах пакетов необходимые
вещички, строю из них замок.

Когда блюда
появляются на столе, строение из невидимок, шпилек и карандашей достигает почти
четверти метра в высоту, а за мной с плохо скрываемым любопытством следят все
гости терема-ресторана.

 – Ой, – теперь возникает насущная проблема:
как убрать этот замок, чтобы он не рухнул в тарелки? На помощь вовремя приходит
Фёдор, одним взмахом руки заставляя весь «строительный материал» весёлой
стайкой залететь обратно в сумки.

Интерес к
моей персоне пропадает сразу после «уничтожения» замка. Эх, жаль… но зато
теперь можно поесть! Только тут я обнаруживаю, что Алиса с Фёдором заказали не
только основные блюда, но первое, второе и ещё десерт. Судя по всему, с
деньгами проблем у них нет.

Скатерть
ворчливо желает нам приятного аппетита, с некоторой заминкой я следую примеру
колдунов и тоже отвечаю «спасибо», правда по-прежнему не уверенна в том, к чему
или к кому именно обращаться. На всякий случай я смотрю на скатерть.

Алиса вслух
размышляет над тем, куда мы двинемся дальше и куда нам ещё необходимо
заглянуть. Фёдор отчаянно пытается не слушать о том, сколько ещё пройдёт
времени перед тем, как мы вернёмся. Он даже рискует спросить, нельзя ли
справиться как-нибудь побыстрее, но получает решительный отказ: Алиса уверенна,
что нельзя торопиться с выбором, иначе можно пожалеть или купить что-то не то.
Я молча ем сначала суп, потом второе, а затем десерт, лишь вполуха слушаю
разговор взрослых, больше увлечённая изучение содержимого тарелки.

Ни одно из
блюд мне не знакомо, но всё очень вкусное! Суп сильно напоминает борщ, хотя я
не могу сказать с полной уверенностью, что это он. А десерт – это что-то
среднее между взбитыми сливками и ванильным мороженным.

Приходит
время расплачиваться, и Фёдор кладёт на стол несколько монеток, которые
мгновенно проглатывает скатерть и ворчит:

 – Приходите ещё! Будем рады!

 – Обязательно, – улыбается Алиса, вопреки
недовольству скатерти.

И продолжаем
мы наш путь. На дороге и в магазинах постепенно прибавляется посетителей, и все
они интересуют меня не меньше, чем содержимое полок. А там о-го-го, сколько
всего есть: начиная от совершенно обычных, по моему мнению, вещей до абсолютно
непонятных штуковин.

Также я
сделала интересно открытие: колдуны мало того, что не стареют, так ещё и все,
ну, если не красивые, то точно симпатичные. Хотя до фотомоделей им далеко.

Тут скорее,
природная красота и правильное пользование ею. Вот!

Глава шестая.
С утра пораньше можно и стать Восьмым чудом света в неприличном виде

Возвращаемся
домой мы только под вечер, когда уже начинают сгущаться сумерки. Дождик чего-то
разошёлся за то время, пока нас не было, и теперь поливает как из ведра. Мы все
успеваем вымокнуть до нитки, пока спешим к дому и отчаянно надеемся не
поскользнуться: грязные лужи теперь больше напоминают озёра.

В избе темно
и тепло, что немало радует меня – во-первых, яркий свет сейчас бы резанул по
глазам, а во-вторых, моя одежда мокрая из-за дождя.

За сегодня
впечатлений не меньше, чем за вчерашний день, но перед тем как лечь спать,
хотелось бы ещё поужинать! Я не утруждаю себя включить свет в гостиной и почти
мгновенно расплачиваюсь за это.

С громким
«бабах!», я падаю, споткнувшись обо что-то на полу.

 – Бабах! – вторю звуку, и старательно, но
тщетно пытаюсь вспомнить, что такого лежит на полу? Ведь когда мы уходили,
гостиная была пуста, а сейчас я не только обо что-то споткнулась, но и лежу на
чём-то. Судя по углам, это «что-то» – коробки, а откуда бы им тут взяться –
загадка. Большая для меня загадка.

Раздаётся
суетливый топот, и кто-то резко включает свет. Миг я ничего не вижу, но это
проходит и, не прекращая тереть глаза, я сажусь. Тут-то и убеждаюсь, что на
самом деле лежу и, видимо, мну какие-то коробки с вещами, взявшиеся невесть
откуда.

 – Привет? – спрашиваю я, нарочно добавляя
ситуации комичности.

Мне неудобно
обращаться к взрослым на «ты», но Алиса с Фёдором попросили меня звать их так.
У меня имеется пара причин, которые могут оказаться правдой и которые объясняли
бы эту просьбу. Главная из них – на людях мы играем семью, чтобы не возникло
лишних вопросов.

 – Задам вопрос? – спрашиваю, развалившись на
полу, как на троне. – Могу я ещё так полежать?

Наблюдать за
недоумением на их лицах – для меня большое удовольствие, однако, вопреки
словам, я встаю с пола и оглядываю комнату. Куча запечатанных коробок, многие
из которых выстроились в ряды чуть ли не до самого потолка. Я, конечно, люблю
выстраивать высокие сооружения, даже из коробок, вот только это не мой дом и
даже не моя комната, поэтому я испытываю некоторое беспокойство, ведь если они
рухнут… Интересно, что в них?

 – Твои вещи прибыли, но я бы посоветовала тебе
их не открывать до завтра, – словно прочитав мои мысли, говорит Алиса. Хотя,
почему «словно»? Олег Михайлович даже что-то говорил о способности читать чужие
мысли!

Я тоже хочу
знать, что творить у окружающих в голове!

 – А вы оба умеете мысли читать? – с любопытством
спрашиваю. Так, на случай, если буду думать о чём-то таком, что им может не
понравиться. Всегда надо знать «наверняка».

 – Нет, только я, – с улыбкой отвечает Алиса,
после чего уже серьёзно прибавляет. – У нас запрещено читать чужие мысли, если
только это не тренировка телепатов.

 – Или если только тебя не поймают. Если ты
умеешь читать мысли незаметно для остальных, то путь открыт. Это не нарушение
закона, просто общепринятое правило, – встревает Фёдор, смотря на жену очень
выразительным взглядом, и я сразу догадываюсь о том, что когда-то Алиса точно
читала его мысли, или до сих пор читает…

 – Фёдор! Чему ты её учишь? – возмущается
Алиса, чем только подтверждает моё предположение.

 – Ничему, только советую! – следует ответ от
смеющегося Фёдора. Я улыбаюсь, глядя на шуточную перепалку колдунов, и не сразу
это понимаю. А как только осознаю, с усилием стираю веселье со своего лица. Не
к чему это сейчас.

Я
отворачиваюсь от них, делая вид, что с огромным интересом открываю коробку, но
на самом деле мысли мои далеки от вещей. Я не могу понять почему, но мне вдруг
стало противно от сцены, полной «бытового счастья колдунов». Это не похоже на
меня, хотя… кого я обманываю?

Конечно, я
знаю, почему! Я не привыкла к миру и идиллии, а Алиса с Фёдором только это мне
и демонстрируют: шуточные перебранки, постоянные улыбки и поразительное (для
меня) взаимопонимание. Кошмар, а не сказка!

В какой-то
мере причина моего негодования – зависть. Да-да, зависть, потому что именно о
мире и радости в семье я мечтала, когда была маленькой. Только эти детские желания
внезапно и очень не вовремя всплывают в памяти.

Я больше не
маленькая, пускай ещё и не взрослая, а мечтаю я сейчас уже о другом. Мне больше
не важен мир и взаимопонимание между людьми. Мир колдунов дал мне новую
возможность, и теперь моё желание – сила.

Можно стать
сильнее всех, потому что если мне нужна цель, ради которой жить, то лучше брать
что-то невыполнимое. Жизнь не приносит никакого удовольствия, а умирать –
слишком глупо, жалко и слабовольно; я всё-таки ещё не совсем в ту пропасть
свалилась, чтобы и себя не ценить.

Я фыркаю от
своих же мыслей – как банально и глупо, – и вновь склоняюсь над коробкой, но
теперь уже с неподдельным интересом роюсь в ней. Там оказывается моя земная
тёплая одежда и пара клубков пряжи. В другом я нахожу своё «сокровище», то есть
вещи для рукоделия. Вот за что я благодарна «упаковщику», так это за сохранение
всех моих ниток! Я следую совету Алисы и не вытаскиваю содержимое коробок, а
лишь заглядываю внутрь них. Отвлекает меня от этого занятия (опять-таки) Алиса,
зовущая ужинать.

Фёдор с Алисой
общаются, а я молчу и ковыряюсь в тарелке. Вроде бы есть по-прежнему хочется,
но, глядя на эти до ужаса счастливые лица, я не могу поверить в реальность
происходящего. Это кажется каким-то неправильным, неестественным…

Вопреки тому,
что больше люблю поздно лечь и поздно встать, сегодня я снова засыпаю раньше
десяти часов вечера.

Как круто
может поменяться жизнь всего за пару дней? Очень круто! И это… круто.

Я просыпаюсь
от громко хлопнувшей двери и последующих воплей радости. На ходу натягиваю на
себя земную одежду приемлемого вида, – нет, это не то ужасное белое платьице,
это просто майка со штанами! – и отправляюсь искать источник шума. Голоса
приводят меня на кухню, хотя я уверена, что сначала они шли из коридора, но,
видимо, я слишком долго соображала спросонья.

 – Что за шум, а драки нет? – лениво растягивая
слова, спрашиваю я, только оказавшись в кухне, и тотчас вижу причину шума.

За столом
сидит мальчик примерно моего возраста с короткими светлыми волосами. Парнишка
тотчас с любопытством смотрит на меня, а не показываю, что он меня хоть немного
интересует (для меня существует только завтрак), и сажу за стол. Сказать, что
мальчик удивлен моим присутствием, значит, ничего не сказать!

 – Аня, не думала, что ты рано встанешь,
надеюсь, мы тебя не разбудили…

 – Разбудили, – несмотря на то что вежливее
было бы ответить отрицательно, я соглашаюсь, после чего ненавязчиво, с лёгкой
усмешкой добавляю. – Может, представите… представишь?

Я мгновенно
поправляюсь, но моя ошибка неожиданно хорошо вписывается в манеру речи.
Мальчишку моя фраза почему-то смущает, и я, чтобы добиться больше эффекта,
поворачиваю голову к нему и широко, ослепительно улыбаюсь ему, одаривая игривым
взглядом. Теперь он непроизвольно краснеет. Ай да я! Я молодец!

 – Тимка, это – Анна, та самая девочка…

 – Анна Кошечкина! – поправляю я, чтобы никто
не звал меня «Зверевой».

 – Да, Аня Кошечкина, Аня, это – Тимка, мой
младший брат, – радостно представляет нас друг другу Алиса, и на словах «та
самая девочка» мальчишка даже рот открывает от удивления. Я ещё шире улыбаюсь
ему, после чего отвлекаюсь на более насущные дела, будто бы его здесь и нет.

 – Что на завтра сегодня?

Тимка
заинтересованно таращится на меня весь завтрак, но я вовсе не против, почему бы
и нет? Видимо, он наслышан о «той самой девочке», да и впечатление я на него
определённо произвела сильное. Приятно, приятно!

 – Ты… правда, та самая? Ну… защитница? –
шёпотом спрашивает Тимка у меня, когда Алиса на миг выходит из кухни. Фёдора я
сегодня ещё не видела.

Какая ещё
защитница? Он вообще о чём?.. Точно…

 – А сам-то как думаешь? – отвечаю я вопросом
на вопрос и вдруг хитро добавляю. – Или ты своей сестричке не веришь?

 – Нет, нет, конечно, верю, просто… это
невероятно! Во Имя Прародителей! Они ведь тебя почти шестнадцать лет искали! Не
могу поверить, что Они… шестнадцать лет зверь…

 – Мне шестнадцати ещё нет, – вставляю свои
пять копеек в его восторженный монолог с самым невозмутимым видом. Я не
привыкла разговаривать с кем-то, помимо семьи так долго, а тем более с
симпатичными мальчиками. Бонусной сложностью будет, если он ещё будет смотреть
на меня как на Восьмое чудо света. – Пару лет зверь где-то пропадал. А ты
случайно не знаешь, где именно?

 – Ну-у… нет, но какая разница, если сейчас ты
защитница? – неуверенно возражает Тимка, а я, беззаботно пожав плечами, не
спорю, несмотря на то что очень хочется, забираю из вазочки на столе пряник и
тоже ухожу с кухни.

 – Увидимся, – говорю я, отправляясь
переодеться, и по дороге в гостиную грызу сладость. Мятные… мои любимые!

Приходиться
постараться и потратить время, чтобы найти в бесконечных коробках сначала
просто одежду, а затем подходящую
одежду. Алиса, если судить по голосам с кухни, уже вернулась к брату, но сейчас
у меня есть задача поинтереснее: найти свои старые резиновые сапоги. К тому
моменту, когда я всё-таки их нахожу, колдунья неожиданно появляется в комнате.

 – А где Фёдор? – спрашиваю я первое, что
приходит в голову.

 – Он сейчас работает. Как выйдёшь, я думаю,
сразу увидишь его, – отвечает Алиса, внимательно разглядывая меня или, как я
полагаю, мою одежду. Колдуны даже в дождливую погоду не носят резиновых сапог,
если судить по особенно заинтересованному взгляду колдуньи.

Я решаю не
уточнять, почему Фёдор работает перед домом, и чем именно он занимается. Меня
больше удивляет, что Алиса не стала спрашивать, куда я собираюсь. Дмитрий говорил,
что они следят за заповедником, но чем конкретно занимаются, я понятия не имею.
Что ж… мне предстоит раскрыть этот секрет.

Алиса с
Тимкой сидят на кухне, общаются, когда я выхожу из дома. После дождя мир будто
бы оживает, воздух пропитан свежестью, а со стороны леса вокруг полянки
долетают последние, вероятно, прощальные, трели птичек, сейчас ведь уже
октябрь… конец октября.

Раздаётся
громкий «хлюп», и рядом со мной приземляется прямо в грязевую лужу Фёдор, а
большая, – нет, даже громадная, – и некогда белоснежная кобыла, взбрыкнувшись,
тянет верёвку, которой её привязали к столбу.

Люблю
лошадей, если так можно сказать, когда видела их всего пару раз вблизи. Не могу
отвести от этой величественной «зверюшки» взгляда: ни разу раньше не видела
настолько красивых и огромных коней. А кобыла тем временем ещё сильнее лягает
воздух и разбрызгивает грязь, часть летит на меня, не говоря про перемазанного
с ног до головы Фёдора.

 – Берегись! – восклицает колдун и валит меня
на землю. Отлично, теперь я тоже в луже искупаюсь…

В следующий
миг столб пламени проносится над нашими головами, и я прямо чувствую его жар
над нами. Фёдор, тихонько выругавшись себе под нос каким-то Прародителями,
скатывается с меня, рывком встаёт на ноги и начинает бешено шарить по карманам.
Я, будто очнувшись, тотчас оказываюсь рядом с ним. Так безопаснее и интереснее.

Можно,
конечно, просто отойди, где огонь не достанет, например, к крыльцу дома, но я
слишком долго бездействовала, чтобы испугаться и убежать, когда запахнет
жареным.

К слову,
жареным уже пахнет. Кобыла подожгла своим пламенем доски, которые спасают нас
от необходимости вечно утопать по колено в грязи. Я даже почти не переживаю
насчёт того, что придётся долго отстирывать одежду и мыть голову, – настолько
хочу узнать, как поступит Фёдор с лошадкой и что найдёт в своих карманах.

Колдун
полностью оправдывает мои ожидание, когда, засунув руку по локоть в карман,
извлекает оттуда горсть… сахара?

 – Одного кусочка хватит, чтобы она не смогла
дышать огнём ещё час, – сообщает Фёдор и отдаёт мне половину сахара. Не успеваю
я спросить что-либо ещё, как нам приходится вновь уворачиваться от огня, а
говоря проще – нырять в грязь. – Я её отвлеку, а ты бросай!

Знаете… грязь
за шиворотом – не много удовольствия!

Тем не менее,
я с энтузиазмом пытаюсь выполнить данное мне задание. Я даже не успеваю
испугаться, что могу вот так вот просто и быстро умереть, только быстро
поднимаюсь на ноги и бегу, следуя указаниям Фёдора, в противоположную от него
сторону. Хм… кобыла опять смотрит на меня… это часть плана колдуна?

Эй да грязь…
Я уже почти люблю тебя!

Через пару
минут безумной «пляски» и потери половины сахара (промазали мы с Фёдором уже
больше десяти раз), я вновь с громким «плюх!» падаю в лужу, предварительно
запустив в рот лошадке очередной кусок. Пламя трещит прямо надо мной, по коже
пробегают мурашки, стоит подумать о том, насколько это
было близко, а в следующий миг я слышу торжествующий вопль Фёдора.

Он попал в
цель! На сей раз я шмякаюсь (никак не падаю) в грязь чисто ради забавы. И чтобы
обрызгать несносную лошадку, когда та уже безобидна, конечно, тоже!

Фёдор, где-то
рядом со мной, напротив, стремительно поднимается на ноги. Я недолго раздумываю
и решаю, что впереди ещё может ждать что-то интересное и такое же
увлекательное, как игра под названием «Попадикобылевротсахаромпокаонатебянеспалила»,
поэтому тоже встаю. Кстати, игра-то страшная!

Только когда
всё успокоилось, а я пытаюсь стереть грязь со щеки, но вместо этого
обнаруживаю, что рукав более грязный, чем моё лицо и почему-то быстро передумываю
это делать. И почему это мне вдруг не захотелось тереть лицо грязным рукавом?
Не знаете, дорогие читатели, а?

 – Что дальше? – донельзя довольная небольшим
«приключением», спрашиваю я у Фёдора, когда тот аккуратно подходит к лошадке.

 – И никаких гневных воплей на тему того, что
ты в прямом смысле «искупалась» в грязи? – немного удивлённо спрашивает колдун,
глядя вдруг оробевшую лошадь по носу. – Даже никакого «опять придётся выть
голову» или…?

 – Было весело, – честно говорю я и улыбаюсь. Ну,
надо же когда-то учиться говорить что-то приятное другим людям, если это так? –
Позовёшь, когда в следующий раз будет «грязевая ванна» или что-то подобное? Ну,
там не знаю…

Неожиданно
колдун смеётся и поясняет:

 – Ты первая, кто посчитал это весёлым! А я,
поверь, многих за подобным делом повидал! Хорошо, позову. Кстати, если хочешь,
можешь помочь мне накормить единорогов. В Неизведанных Землях водятся
единороги?

 – Нет, это только сказки, – отвечаю я,
неуверенно подходя к кобыле, которая теперь глядит на нас с Фёдором стыдливо и
робко.

Я не спешу ей
доверить: ещё помню, как она пыталась поджарить нас!

 – Это тоже единорог, – удивляет меня колдун. Я
недоверчиво смотрю на него, а он с улыбкой добавляет. – Она просто ещё слишком
маленькая. Рога у них вырастают лет после трёхсот. Мы зовём её Роза.

 – Маленькая? Она ведь громадная! – не
удержавшись, недоверчиво-насмешливо восклицаю я, глядя снизу вверх на почти
трёхметрового единорога. Или единорожки?

Роза смотрит
на меня с любопытством, и я внезапно ловлю себя на мысли, что отвечаю ей тем
же. Подумав немного, тоже протягиваю руку и дотрагиваюсь до белого, удивительно
тёплого, даже горячего носа. Я непроизвольно улыбаюсь, глядя в большие,
офигенные голубые глаза. Хм… где-то я уже это видела! Только вот не помню…

Шучу!
Помню-помню! У первого колдуна, что я увидела ещё на Земле такие же глаза.

Фёдор
отвязывает верёвку и тянет Розу по направлению к лесу. Я, чисто из любопытства,
следую за ними, чувствуя, как грязь на волосах начинает засыхать.

Под ногами
хлюпает и чавкает, откуда-то сверху падают капли, застрявшие на листьях после
дождя. Роза то и дело как-то неодобрительно фыркает. Всё это навевает какое-то
странное и неведомое мне доселе ощущение спокойствия, мира и грязи.

Мы
оказываемся под покровом высоких деревьев, в основном это берёзы и сосны, иногда
дубы. Грязь сменяет скользкий мох, Фёдор ускоряет шаг, единорог не отстаёт, и
через какое-то время я понимаю почему. Точнее, догадываюсь: лошадь чует свой
дом.

Фёдор отпирает
массивную дверь и проводит Розу внутрь, а я – за ними. В нос ударяет вонь и
смрад, но я едва лишь морщу нос, не показывая этого.

Шесть
единорогов топчутся в своих стойлах, правда, почему-то среди них нет полностью
чёрных – только рыжие и белые. Каждый норовит приветливо вытянуть морду и
достать Фёдора, однако удаётся осуществить задуманное только одному рыжему с небольшим
пятнышком на носу коню.

Колдун
подводит Розу к ближайшему пустому стойлу в конюшне, снимает верёвку и говорит
ей что-то успокаивающее, когда единорог испуганно таращится на него.

Я начинаю
уважать колдуна, когда вижу, как они охотно протягивают головы к нему и берут
кусочки сахара с рук, говорят, животные чуют, кому можно верить. Вряд ли
единороги не знают, чем это может грозить, однако охотно хрустят лакомством.
Кажется, Фёдор по-настоящему понимает всех их, чего я никогда раньше не видела.

 – Ань, помоги, – наконец-то нашлось дело и для
меня!

Я тотчас
оказываюсь рядом с колдуном, так как всего за тем пару минут бездействия
успеваю заскучать. Охотно помогаю Фёдору сделать всё, что он просит, но совсем
близко подходить к животным немного опасаюсь. А колдун тем временем
рассказывает мне о том, что молодых единорогов специально кормят сахаром, чтобы
они не стали причиной пожара в огромном заповеднике. Взрослые особи обычно держат
своё пламя под контролем.

Вообще,
единороги – существа редкие, и сейчас их не больше двадцати особей.

Молодых они,
– я так полагаю это – Фёдор с Алисой, – оставляют ночевать в стойле, а утром,
накормив сахаром, отпускаю до самого вечера порезвиться на свободе, а если
кто-то из них не вернётся вечером, значит, с ним что-то случилось. Единороги –
одни из самых пунктуальных зверей из всех миров.

В конце
концов, накормив их, колдун заставляет несколько необычного вида гребешков
начать аккуратно укладывать гривы, а сам куда-то пропадает. Нет, он не
исчезает, просто я засматриваюсь на такое обыденное применение колдовства:
гребни подлетают и опускаются словно живые, словно сами знают, как не дёрнуть
пряди слишком сильно.

Для колдунов
в этом нет ничего непривычного, а для меня, как девчонки с Земли, не знавшей,
что такое вообще возможно, – настоящее чудо.

Восхищённо
наблюдаю за тем, как расчёски, которые чем-то напоминают кораллы, мерно
скользят по воздуху, словно движимые невидимой рукой, и разделяют непослушные
или спутанные пряди. Роза вначале относится к ним с подозрением. Видимо, она
тут новенькая.

 – Волосы из гривы или хвоста единорогов
невероятно ценны! – говорит Фёдор, внезапно появляясь всего в шаге от меня, и
довольно наблюдает за «творением рук своих».

Я лишь киваю,
ибо понятия не имею о том, что можно бы ответить. Вроде и не вопрос, но звучит
слишком незаконченно. Мне кажется, или Фёдор, да и Алиса тоже, слишком часто
улыбаются? Я привыкла иметь чёткое представление об окружающих меня людях, но
сейчас смотрю и не понимаю… Не впервые закрадывается мысль, что это не Фёдор и
Алиса ведут себя странно, а я слишком мрачна для них. Если так подзадуматься,
то все колдуны, которых я встретила за последние три дня, слишком радостны.

Ну и ладно,
не люблю быть как все.

Правда через
чур неприятна. Я не могу не признать её.

Мне страшно,
а ещё устала. Настолько сильно, что готова не подпускать людей к себе, лишь бы
потом не чувствовать этого разъедающего чувства разочарования.

Говорят, дабы
решить проблему, надо для начала её осознать. А затем придумать с ней
что-нибудь смешное. Шуток у меня полно, в этом Вы ещё убедитесь, вот только они
не всегда подходят. Точнее, они лишь отвлекают от боли, но никак не помогают ей
пройти.

Гадость!

Когда
гребешки заканчивают своё дело и прилетают обратно на одинокую полку, Фёдор
выводит первого единорога, Рыжего, из его стойла и провожает до выхода. Только
почуяв свободу, конь ускоряется и на редкость стремительно набирает скорость.
Колдун зовёт меня, предлагает «поближе познакомиться» с Розой. И я, разумеется,
оказываюсь не в силах отказаться от такого предложения.

Колдун рядом
с больше любой когда-либо жившей на Земле лошадью кажется до ужаса маленьким,
несмотря на своей немалый рост. Я прячу неуверенность поглубже в себя, спокойно
и смело подхожу к единорогу и почему-то вновь хочу улыбаться.

В отличие от
других своих собратьев Роза не спешит нестись вглубь леса, будто стремительный
ветер, словно грозовой проблеск на тёмном небе. Она нерешительно топчется возле
меня, робко и даже испуганно смотрит на меня своими большими глазами
поразительного голубого цвета.

 – Давай, девочка, чего ты боишься? Не трусь,
Цветочек, ещё увидимся с тобой. Ну-ну, иди… – мягко улыбаясь, приговариваю я и
не узнаю себя. Потому что это и не «я».

«Откуда в
тебе столько нежности и ласки, дорогая?» – спрашиваю и понимаю, что: вот это
вопрос, на который я пока не могу ответить. Сама удивлена!

Роза лишь
топчется на земле, будто пытается спрятаться за маленькую и хрупкую меня (даже
если я пока и небольшая, то вряд ли про меня можно сказать хрупкая)!

Гляжу
единорога по носу и с немалым удивлением обнаруживаю, что её глаза загораются
решимостью. Единорог в последний раз как-то странно фыркает и резво, пусть
уступая остальным своим собратьям в скорости, несётся куда-то вдаль. Только
ветер свистит ей вслед.

 – Единороги умнее лошадей, они всё понимают,
хотя сами не говорят, – и вновь Фёдор внезапно возникает рядом со мной.

Мимо нас
проносится рыжий с белым пятнышком на носу единорог, и я оборачиваюсь и вижу,
что колдун выглядит чем-то очень довольным.

 – Молодец. Единороги очень своевольны, даются
лишь тому, кому захотят. Обычно нам с Алисой удаётся найти общий язык со всеми
«подопечными», – он легко хмыкает, когда произносит это слово, – но Роза стала
исключением. В таком случае мы зовём кого-то из других колдунов, но, видимо, ты
ей понравилась.

 – Я рада, спасибо, – спокойно отвечаю я, но не
пытаюсь скрыть, что похвала пришлась мне по душе. Теперь, когда неясный порыв
нежности позади, мне гораздо легче дышать и не бояться всего вокруг. Вплоть до
собственных эмоций и мыслей.

Приятно
сменить род деятельности и иногда погоняться за зайцами полдня, а не сидеть всё
это время в школе. И да, «гоняться за зайцами» – нисколько не преувеличение. Следующие
пару часов мы с Фёдором носимся за случайно проникшей стайкой мелких зверюшек
на территорию дома и двора.

Оказывается,
животным просто так обычно не попасть на двор, ибо он защищён неким защитным
кругом. Этот какой-то «волшебный барьер» не даёт всем подряд проникать, куда не
следует. А ещё мне раскрывается тайна старого сарая, который на самом деле
никакой не сарай.

Когда
последний заяц покидает двор, Фёдор возвращается к прерванному плану с задачами
на сегодня. Я снова не отстаю, потому как мне интересно, что ждёт дальше.

Мы идём по
направлению к деревянному сараю близь обрыва. Многоголосый гомон режет уши,
стоит только открыть дверь. И это ещё не считая страшного скрипа, с которым
отодвигается в сторону дверь!

Фёдор ворчит
что-то по этому поводу, но я не могу разобрать, что именно. Под моим сапогом
что-то громко не то хрустит, не то трещит. После яркого дневного света глаза не
сразу привыкают к полутьме помещения, к счастью, Фёдор включает свет, хлопнув в
ладони.

Теперь
понятно, что за шум и гам тут стоит: в клетках сидят самые разнообразные
зверюшки. Начиная от уже виденных мне зайцев до… волков? Нет, не так: волков с
крыльями!

Действительно,
из дальнего угла на нас, не отрываясь, глядит самый настоящий, крылатый волк.
Рядом с ним в клетке лежит ещё один его собрат, только без «инструментов для
полёта» за спиной. Единороги ещё ладно, как-никак они едва ли не самые
мифические существа, но о летающих волках я даже никогда не слышала!

Неприкрыто
таращусь на них, ведь это что-то поистине невероятное!

 – Кажется, я знаю, что удивит тебя ещё больше,
– загадочно улыбается Фёдор и внезапно стягивает бесформенную ткань с клетки.

Вдруг мне
кажется, что клетка полыхает, но не успеваю я очнуться, как осознаю, что
полыхает само существо в клетке. Небольшая, всего с мой кулачок размером и
непомерно огромным хвостом птичка, по телу и перьям которой скользят если не
настоящие, то до ужаса реалистичные языки пламени.

 – Жар-птица. Она загорается, когда чувствует
опасность, но сейчас, я думаю, просто от неожиданности. С ней надо быть
осторожной, если пламя единорогов оставит лишь небольшие ожоги и пепел от
одежды… – это он про что? Фёдор (серьёзно?) хочет сказать, что попади мы под
струю огня Розы, отделались бы парой ожогов, и не стали бы обуглившимися головёшками?
– то жар-птица может по-настоящему сжечь. Мне она однажды едва не спалила руку,
когда я по глупости их не одел! – делится своей историей Фёдор и, видимо,
заметив, каким я взглядом смотрю на птичку, добавляет не слишком уверенно. – А,
а-эм-м, для колдунов это повреждение поправимо, но ощущения не самое приятное.
А… люди могут восстанавливать потерянные части тела?

 – Нет, если лишился, значит, либо всю жизнь
теперь без руки, либо ставишь протез, – как-то «мрачно-оптимистично» отвечаю я,
уже вернув себе спокойствие. Фёдор миг мнётся, а затем интересуется, что такое
«протез». (Приходится объяснять.)

 – Так как мы смотрим за заповедником, в наши
обязанности входит и забота о раненых зверях, – говорит Фёдор, достаёт с
чрезвычайно высокой полки перчатку и, открыв клетку с жар-птицей, аккуратно
достаёт птичку. Я настороженно слежу за его действиями и недоумеваю, как огонь
не спалит вмиг такую тонкую ткань. Жар-птица почти не оправдывает своего имени,
пока сидит на металлическом столе и глазеет по сторонам.

Кажется, это
просто птичка с ярко-огненной окраской. Честно говоря, никак не могу понять,
что с ней не так, но Фёдор мне объясняет, что дело в высокой температуре огня,
а точнее в её отсутствие.

Выглядит
жар-птица и её огнь как обычно, но в этом и заключается сложность их
разведения: очень сложно понять, когда с ней что-то не так. Эту принесли
приведения, которые помогают Алисе и Фёдору следить за благополучием
заповедника и его животных.

Правда, я не
понимаю, как всего два колдуна и несколько приведений могут следить за
«огромной», – так выразились Дмитрий и Фёдор, – территорией. Сама я понятия не
имею, насколько заповедник велик.

Когда
переваливает за полдень, колдун решает сделать перерыв. У меня возражений нет,
поэтому мы отправляемся в дом. Опять утопая в грязи, бредём к избушке. За то
время, пока мы сидели в сарае, начался дождь, который сейчас поливает как из
ведра.

Бр-р-р,
грязно, а теперь ещё и мокро, и холодно. Грязь под дождём снова «оживает».

 – Алиса не обрадуется… – перед самой дверью
бормочет Фёдор, оглядывая себя и меня. Подумав немного, я повторяю его
действие.

Моя мама бы
пришла в ужас, увидев нас! И ладно бы мы просто промокли под дождём, нет, на
нас чистого места не найдёшь. А сейчас мы стоим на крыльце и поливаем грязью
ступеньки.

И вот мы,
такие «герои», заваливаемся на порог, невольно и сильно пугая брата с сестрой.

Алиса даже от
неожиданности роняет кота, которого до этого держала на руках и гладила. Кот с
пронзительным визгом приземляется на лапы и скрывается где-то в гостиной. Тимка
таращится на нас ещё с большим удивлением, чем раньше, впрочем, в его взгляде
по-прежнему легко читается восхищение.

 – Привет. Не представляете, какое свинство на
улице! Вы хоть когда-нибудь о «канавах» слышали? – интересуюсь я нисколько не
ворчливым тоном. Просто спрашиваю.

 – Роза буянила, – объясняет наш внешний вид
Фёдор. Я не добавляю, что нам пришлось ещё за зайцами побегать, ибо колдун
просил меня не рассказывать об этом никому. Полагаю, он что-то сделал или,
наоборот, не сделал, из-за чего зайцы и оказались на территории. Подумав, Фёдор
ещё добавляет. – Анна молодец! Достойный нам помощник!

При этих словах
он хлопает меня по плечу. И это – ошибка.

Грязь летит
куда угодно: на стены, ковёр в коридоре, на пол, на Алису с Тимкой. Колдунья
бледнеет, но не издаёт ни звука; Тимка, бросив опасливый взгляд на сестру,
спешит убраться из коридора.

 – Идите в душ, – велит Алиса с каменным лицом.
Ей явно хочется наорать на нас, но она молчит.

Фёдор, даже
не подумав снять обувь, тянет меня за рукав куртки подольше от недовольной
жены.

 – Она только вчера, пока ты примеряла платья,
купила этот коврик, – тихонько сообщает мне колдун, потому что только я одна не
понимаю, что мы такого сделали, из-за чего сердится Алиса. Вряд ли это из-за
нашего внешнего вида: она, должно быть, уже привыкла, как-никак много лет
следит вместе с Фёдором за заповедником, да и самому колдуну явно не впервой
«искупался» в луже. – Третий этаж, первая дверь справа – тебе туда.

Я не сразу
понимаю, о чём Фёдор – слишком глубоко задумалась, но потом вспоминаю и киваю в
ответ. Насколько мне известно, в тереме три этажа. Сколько комнат, и зачем так
много – не знаю, но очень удобно, что мы, все трое, можем одновременно принимать
ванну, каждый на своём этаже!

Несмотря на
то что переехала я в этот дом ещё два дня назад, нигде помимо гостиной и кухни
ещё не была. Что ж… настало время это исправить!

Прихватив
нужные вещички, а точнее запихав их в спортивную сумку, я отправляюсь на долгие
поиски. Для начала надо найти лестницу. Вот почему мне никто не сказал, где она
находится?

Из коридора
идёт три одинаковых двери: на кухню, в гостиную и куда-то ещё. Как я
обнаруживаю, это «куда-то» – кладовка. Очень и очень пыльная кладовка. Мне
определенно не туда. Я обегаю взглядом гостиную и суюсь носом в ещё одну дверь:
ура, лестница найдена!

Ещё один
повод радоваться: ступеньки не скрепят. Для меня остаётся неясно, почему надо
прятать лестницу за дверью на первом этаже, но хорошо, что она выходит прямо на
площадку второго и третьего. Судя по звукам, которые доносятся из-за второй справа
двери ещё не «моего» этажа, Фёдор уже там.

Площадки
второго и третьего этажа практически не отличаются, разве что на втором она
квадратная, а на третьем – прямоугольная. Это меня вдруг удивляет, хотя… а что
именно я ожидала там увидеть?

Я мгновенно нахожу
нужное мне место и тихонько охаю от своего внешнего вида: прямо напротив входа
висит зеркало. Нет, я, конечно, знаю, что далеко и очень далеко не чистая, но
откуда взялись эти высохшие потоки грязи на лице? На причёску, а точнее волосы
смотреть может только человек или колдун со стальными или, хотя бы, крепкими
нервами. Ну, а так как я себя отношу если не к первым, то ко вторым точно, внимательно
рассматриваю то, что придётся
распутывать.

Подумав
немного, я прихожу к выводу, что лучший вариант: искупаться вместе с одеждой.
Для начала, а потом уже по отдельности. Если бы я заранее знала, чем обернётся
мой изначальный план «просто пройтись по доскам и зайти в сторону обрыва», то
ни за что не оделась бы так. Одежда
колдунов больше к подобному роду деятельности располагает. По крайней мере,
сапоги у них все до колена и плащи легче снимаются.

Где-то
полтора часа спустя, я, вполне довольная жизнью (будто бы из-за необходимости
отмывать одежду и волосы я была особо недовольна) возвращаюсь в гостиную, где
пока живу. Ну, я надеюсь, что временно.

Фёдор, как я
узнаю от Алисы, опять сидит в сарае, зверюшек лечит. Мне снова идти на улицу
как-то лениво, поэтому практически до самого возвращения колдуна я рассматриваю
потолок, а затем с интересом начинаю рыться в коробках.

А вы знаете,
что у колдунов почему-то нет интернета?

И компьютер
не работает… для меня это неожиданно и несколько неудобно. Ладно, за двумя
зайцами погонишься – на сосну напорешься, именно поэтому я вначале разузнаю об
этом мире побольше, а затем уже буду думать, как починить или заставить ноутбук
и остальную технику работать в этом мире.

Очень скоро я
убеждаюсь, что дело не в одном компьютере: вся техника без исключения не то
чтобы работать отказывается, – нет! – она вообще не включается. Алиса смотрит
на меня огромными, широко открытыми глазами, когда я спрашиваю её о проблеме, и
отвечает:

 – А что это такое?

Но ради новой
возможности колдовать, я готова смело лишиться не только интернета! Меня обещали
в ближайшее время научить, и зря я тогда не уточнила, когда именно.

Алиса,
кажется, давно остыла, и коврик вновь чист. Такая спокойная жизнь меня
напрягает, я всё ищу подвоха и неприятностей, которые, не сомневаюсь, в
ближайшем будущем найдут меня.

 – Готова поспорить, что это Фёдор. Отлично,
спор заключён, – сама с собой разговариваю я, услышав хлопок двери, пока иду
проверять догадку и узнавать, кто прав. Я или… снова я.

Оказывается
Фёдор. Они о чём-то тихо переговариваются с Алисой, а я возвращаюсь в комнату.
Какая разница, о чём они говорят, какая разница, что будет завтра, послезавтра,
мне просто скучно.

Скучно.
Слишком скучно, тихо. Это бездействие, безделье и спокойствие душит меня…

Я резко
вскакиваю с пола, листья бумаги разлетаются, и тут в гостиную входят Алиса с
Фёдором. Я надеюсь, они не замечают моего мимолетного испуганного взгляда.

 – Привет, в чём дело? – беззаботно приветствую
их я, на случай, если колдуны всё-таки что-то увидели.

 – Как ты верно заметила вчера, у нас много
комнат, поэтому, предлагаю пойти со мной и выбрать ту из двух, что больше
понравиться, – говорит Алиса, и опять на её лице улыбка. Не могу понять: почему
она так часто улыбается и, что важнее, чему она радуется?

 – Иду! – мгновенно отвечаю я, может, даже
поспешнее, чем стоило бы.

Когда мы
выходим на лестницу, где-то наверху пропадают шаги Фёдора. Я перепрыгиваю через
ступеньку, пока поднимаюсь, потому что так интереснее. Бегу одна я, а грохот,
словно, стадо бегемотов удирает от врага; хотя, я сильно сомневаюсь, что такие
звери не проломили бы лестницу…

Комнаты на
выбор располагаются по соседству, и заставляют меня открыть рот от удивления. В
первую очередь от размеров комнаты: раза в два больше, чем моя прежняя комната.
Обе комнатки мне нравятся, но они… слишком светлые. Это единственный минус. Оба
вариант хороши и практически ничем не отличаются друг от друга, разве что тем,
что окна выходят в разные стороны: из одного виден лес, из другого – поляна.

 – Ну что? Какая больше нравиться? – спрашивает
Алиса, пока я расхаживаю по комнате, чьи окна выходят на лес.

 – Этот вид из окна, но кровать и ковёр из той,
– шучу я, но (уже в который раз?) Алиса принимает мои слова всерьёз.

 – Ну-у… такое сочетание у нас только на
третьем этаже… Не думаю, что тебе там понравиться… – неуверенно отвечает
колдунья. Моя очередь удивляться. Слова женщины сбивают меня с толку, ведь то
была, может и не смешная для неё, но шутка. Мне моя шутка нравиться. – Но если
ты хочешь, нам не трудно…

 – Можно глянуть? – с идиотской улыбкой от уха
до уха, а то и шире, интересуюсь я. Раз уж начала, надо довести дело до умного
конца.

По-другому не
умею. У меня из самой обыденной ситуации крайне редко выходит… выходит то, обо
что даже черт не только ногу сломит, но и язык. Вот!

 – Пойдём… – отвечает Алиса. Я прекрасно вижу, –
даже несмотря на отсутствие очков, – что колдунья точно не ожидала такого
поворота событий. Этот факт греет душу: люблю преподносить в привычную жизнь
других «маленькие неожиданности».

Может, стоило
предупредить Алису с Фёдора, что с великой и непомерно большой долей
вероятности им скучать придётся куда реже? Я ведь не собираюсь просто так
просиживать всё время тихо-мирно в теремке. Мне приключений охота!

Предпоследняя
ступенька противно скрепит, когда я на неё наступаю, несмотря на то что под
Алисой осталась молчалива. Неужели я настолько тяжёлая? Шучу. Я думаю, что всё
дело в том, что колдунья ступает мягче и не прыгает через ступеньку. Кстати,
Фёдор, кажется, сейчас должен быть здесь, интересно, что ему надо на третьем
этаже?

 – По-моему, здесь слишком неуютно, да и высоко
как-то, – говорит Алиса, открывая дверь с висящей, заржавевшей и разукрашенной
наподобие радуги подковой.

 – Высоты боишься? – звучит как утверждение, а
на деле вопрос. Я предполагаю это, потому что вижу: колдунье неуютно находиться
здесь, как она бросает взгляды в полутёмные углы комнаты и как мнёт в руках
своё платье.

Вот это мне
уже больше нравиться! Я шагаю внутрь, и нос тотчас подхватывает еле различимый
запах лекарств. Она оказывается чуть больше предыдущих вариантом, но кажется,
что напротив – меньше. Такой эффект получается, потому что крыша у терема состоит
из «двух половинок».

Немного
пыльно, но это дело поправимое. Кровать и ковёр здесь действительно схожи с
теми, что находятся в одной из комнат, где я уже побывала. Протираю окно от
пыли рукавом и убеждаюсь, что вид из окна тоже отличный. Решение принято.

Несмотря на
общую заброшенность комнаты, что я быстро смогу исправить, решено: остаюсь
здесь. Для кого-то спать под крышей – ужасно, а мне всегда нравилось и
продолжает нравиться, особенно когда идёт дождь.

 – Миленько. Можно я сюда перееду? – невинно
уточняю я и с удовольствием наблюдаю, как вытягивается в изумлении лицо
колдуньи.

 – Я ведь пошутила! – восклицает Алиса, чем
немало меня поражает. Колдунья умеет шутить? Нет, не верю!

 – А я нет, – серьёзно добавляю я, с
по-прежнему невозмутимым видом.

 – Тут домовой обитает! – выдаёт свой, видимо,
последний аргумент Алиса.

 – Домовой?! – а вот это уже интересно!
Выходит, они в этом мире тоже существуют? Отлично, я хочу с ним познакомиться.
– А он, плохой что ли?

 – Нет… Ну, просто ворчливый и…

 – Да пускай остаётся! – вдруг доносится
откуда-то из далёкого угла хриплый голос. Я от неожиданности вздрагиваю:
думала, здесь кроме нас никого нет.

Глаза Алисы
ползут на лоб. Я широко улыбаюсь, глядя на неё, и на то, как она беспомощно
разводит руками и открывает рот. Понятия не имею, чему она удивляется. Подумав
немного, я прямо спрашиваю об этом.

 – Он никогда не соглашается, чтобы кто-то не
просто жил на «его чердаке», так даже просто заходил! – признаётся Алиса
получасом позже за ужином. – Хотя, как говориться «где домовой обитает, там
счастье и любовь процветает».

Сразу после
моего вопроса, колдунья внезапно и чрезвычайно стремительно покидает мою новую
комнату, и больше я её не вижу. Так как внятного ответа не только на вопрос,
почему колдунья так удивлена, но и можно ли мне жить под самой крышей, я не
получаю, (чтобы не вышло неловкой, по моим меркам, ситуации), возвращаюсь в
гостиную и сажусь читать книжку. Книга-то кстати не моя: я её только из библиотеки
взяла, а вернуть не могу, так как кто-то там, – из совета? – посчитал, что вещь
может оказаться нужной. Поэтому, с чистой совестью присваиваю немаленький, а
весьма увесистый том себе.

За более чем
полезным занятием я не замечаю, когда Алиса успевает спуститься на кухню. Прихожу
в себя и возвращаюсь с поля битвы короля Артура и его союзников против злых
врагов я, только когда Фёдор показательно кашляет надо мной и спрашивает, кто
такая Моргана.

 – А почему он вдруг согласился, чтобы я жила
там? – после пару секунд молчания, аккуратно спрашиваю я. Немного странно, что,
если верить словам колдуньи, домовой никого не жалует, и вдруг соглашается на
постоянного жильца.

 – Вот в чём вопрос! – таинственно заявляет
Фёдор, снова плавно взмахивая вилкой и едва не роняя кусок котлеты в чашку,
после чего спешит положить еду в рот, однако я замечаю в его глазах непонятное
веселье.

 – Кстати, – внезапно вспоминаю, что так и не
получила вразумительного ответа от кого-либо из колдунов. По словом
«вразумительный», я подразумеваю «да» или «нет». – А где я таки буду жить?

 – Я думал, мы уже это решили. Разве ты не
хочешь поселиться рядом с «милейшим» и «очаровательнейшим» существом по имени
Кузька-Кусака? – разумеется, это произносит Фёдор, но теперь через его маску
таинственности проглядывает улыбка, пока Алиса непривычно вяло ковыряется в
своей тарелке и молчит.

На этом
вопрос считается исчерпанным. Сегодня ночью я ещё ночую в гостиной, а завтра
планирую заняться уборкой. По-правде, я очень и очень не люблю убираться; однако,
как всегда есть одно пресловутое, избитое и побитое «НО». Я готова совершить это,
на мой взгляд, скучное подвиг, если там, где я этим занимаюсь на самом деле грязно. Или пыльно:
чтобы сразу результат и на глаза.

Глава седьмая.
От школы и в параллельном мире нет спасения

Какого это
проснуться, когда на тебя прыгает эдак килограммов пятнадцать? Я вот честно
скажу: не очень! Особенно, если это сопровождается невнятным воплем.

 – Вставай, соня, ну! Кто уберёт чердак мой? –
голос незнакомый… Промычав нечто нечленораздельное, я даже не утруждаю себя
открыть глаза и спихиваю груз на пол. – Эй! Творишь ты чего?

 – Это к-кто? – невнятно спрашиваю я.
Любопытство пересиливает желание ещё поспать, поэтому я сажусь на диване и
сонным, не очень понимающим взглядом обвожу гостиную. Ничего интересного не
нахожу и начинаю усердно тереть глаза, в попытках найти источник шума.

 – Кузька-Кусака, – следует гордый ответ.
Снизу.

А эта фраза
интригует. Кажется, теперь мне понятно, почему Фёдор обозвал его Кусака –
вредина та ещё!

 – Кто? – зачем-то переспрашиваю я, хотя четко
расслышала, что сказал… Кузька-Кусака! – Домовой что ли?

 – Ага! – теперь всё встаёт на свои места, а Кузька-Кусака
опять залезает на меня, видимо, будить.

 – Никогда домового не видела! – радостно
восклицаю я, без всякого смущения отрывая существо от земли и держа на
вытянутых руках, внимательно рассматриваю. В общем-то, можно догадаться, что
домовой. Весь в меху, на ногах плетёные лапти, рубаха с поясом, небольшие ручки
и ножки. Не думала, что если когда-нибудь и встречу домового, его будут звать «Кузька-Кусака»!

На меня в
упор глядят два зелёных огонька.

 – Точно это ты, – неожиданно глубокомысленно заявляет
Кузька-Кусака.

 – Что? О чём речь? – спрашиваю я, на сей раз
больше с недоумением, чем восторгом, по-прежнему заинтересованно разглядывая
его, но уже не держу на весу, ибо он тяжёлый как-никак.

 – О своём, так, – отмахивается домовёнок и
спрашивает. – Отпустишь ты меня, а. И, быть может, займёмся мы дельцем уже?

 – И то верно… – бормочу я, оставляя Кузю на
диване, а сама иду переодеваться и затем на кухню завтракать. Алисы там нет,
поэтому я сама нахожу, чем поживиться.

Я уже
собираюсь уходить из комнаты, не особо беспокоясь об отсутствие хозяев, как
замечаю на столе записку. Соблазн заглянуть в неё велик, и я ему не противлюсь.
Какого же моё удивление, когда понимаю, что это адресовано мне.

Алиса пишет,
что ушли они по делу и просит меня не волноваться по этому поводу, а также о
том, что завтрак оставлен на столе. Я бегло оглядываю стол и только теперь
обращаю внимание на то, что тарелка не случайно забыта на столе, а, видимо,
предназначается мне. А ведь правда, кто станет оставлять нетронутую кашу и
чашку с ещё теплым чаем, а рядом аккуратно класть с ними ложку?

Как это понимать? Забота? Или хитрый умысел?

С чего такое
дружелюбие? Это заговор такой или полёт моей и без того безумной фантазии? Ещё
пару дней назад, я никого, кто находился в пределах целого мира дела не
интересовала, а сейчас… все с кем я встречаюсь, ведут себя, по меньшей мере,
дружелюбно! Так как не могу найти реальных причин, почему вдруг все подобрели,
не стоит расслабляться.

Советник Илья
сказал, что они меня для чего-то искали… Это такой способ меня задобрить и
легче заставить сотрудничать? Неясно.

Слишком много
«позитива» и вопросов, на которые надо бы ответить. Думаю, пока нельзя ничего
сказать «наверняка», но стоит быть поосторожнее: вон как мне голову вчера
вскружило! Крапива крапивой, а потом вдруг почему-то не жгётся (да-да, это я
себя с крапивой сравниваю).

Раньше я не
была падка на всяких единорогов и других фантастических зверюшек. Моя
отрешённость всегда работала хорошо, а сейчас глючит как «обычная техника
китайского производства». Надо бы себя вернуть, пока опять беда не пришла.
Хотя, если я её и навлеку, то здравомыслие хотя бы поможет из неё выбраться, а
вот эмоции (тем более доброта и нежность) – нет.

Неожиданно
посещает мысль, что мои размышления какие-то странные.

Это колдуны
странные или я загоняюсь? Может, я просто везучая, и меня только поджидает
встреча с «не особо приятными личностями». Неужели мир в моём понимании
настолько плох и низок?

Уборка
помогает вернуться прежнему спокойствию в душе, особенно намывание полов
вручную. Алиса возвращается домой где-то около двух часов дня и предлагает мне
обратиться за помощью к приведениям. И заодно с ними познакомиться.

Я
отказываюсь, решив, что надо не только чем-то себя занять, но и побыть одной,
поразмыслить над прошлым, настоящим и будущим-грядущим.

Я сдираю
паутину с углов и потолка, оттираю окна, избавляю от пыли практически все
горизонтальные поверхности в комнате, вымываю полы, и всё без помощи
колдовства, которым меня уговаривают воспользоваться Алиса, а затем и
Кузька-Кусака. Видя, что я их не слушаю, меня очень скоро все оставляют и дают,
наконец-то, побыть одной и подумать.

Радует. Но не
слишком.

Сижу я,
значит, на полу, сижу, оттираю небольшое зеркальце, справа от меня кучка уже
«чистых» вещей из шкафа, слева – ещё грязных. Открытое окно проветривает
комнату и служит одновременно лампочкой: сейчас светит солнце, после ночного
дождя.

Тишина,
прохлада, уединение, и всё это прерывает внезапно возникший на пороге Фёдор.

 – Аня? – окликает колдун пространство комнаты,
очевидно, не видя меня из-за накрытого не то скатертью, не то простынёй стола,
и восхищённо присвистывает. – Ну, ты и постаралась! Здесь так чисто не было
последний век точно! Ань, ты вообще здесь?

 – Здесь нет ни души, – насмешливо отвечаю я и
встаю на ноги, отбросив зеркальце в кучу «чистых» вещей. Фёдор усмехается и
сообщает неожиданную новость:

 – Там, внизу, Дмитрий с сыном пришёл. Они
хотят тебя увидеть.

 – Зачем? – тотчас переспрашиваю я, мгновенно
вспомнив всё передуманное мною за сегодняшний день, в том числе и о Дмитрии с
Васей.

 – Узнаешь, – говорит колдун, опять улыбаясь.
Это действует на нервы: сколько можно улыбаться?

 – Мне не интересно, – спокойно, даже холодно
отвечаю я, вновь садясь на пол. Не хочет говорить – пусть молчит, какое мне
дело?

 – Ладно, разговор пойдёт о школе, – решает не
спорить Фёдор, а я невольно переспрашиваю:

 – О школе? Какой школе? – за всем этим новым
миром я практически забываю об обещание научить меня колдовать. Нет, я помню об
этом, но не особенно задумываюсь над тем, как именно эта фраза обретёт смысл.

 – Пошли! – командует Фёдор, скрывая из вида.

 – Иду я, иду… – тихонько бормочу себе под нос
я, усилием воли заставляя себя выглядеть невозмутимо и спокойно: во-первых, им
не обязательно знать, о чём я думала весь день, во-вторых, они не виноваты, что
пришли, когда у меня плохое настроение.

Пока мы
спускаемся по лестнице, я мысленно раздумываю, выдержат ли перила, если по ним
скатиться или, что будет, если их перепрыгнуть.

Фёдор
степенно и неторопливо шагает первым, а я плетусь следом, подпрыгивая на каждой
ступеньке, потому что, по моему скромному и никому кроме Вас не интересному мнению,
колдун идёт слишком медленно и слишком степенно. В какой-то миг мимо нас
проносится с диким ором кот, периодически обитающий в этом тереме… и разрушает
идиллию.

На первом
этаже мы видим смущённого Дмитрия, который извиняется перед всеми подряд за то,
что не заметил кота и случайно наступил ему на хвост, когда зверёк сидел под
диваном. Я ему охотно верю: коты такие хитрые!

 – Привет, давно не виделись. – Да это заговор!
И этот улыбается… Я в ужасе!

 – Да, очень давно не виделись. Я даже
соскучилась! – насмешливо замечаю я, но почему-то ощущаю, будто краснею.
Странно. Я себя так часто веду с другими, но такого обычно не происходит.

 – Добрый вечер, Аня, – приветствует Дмитрий
великую и почему-то краснеющую меня.

 – Здравствуйте, что вас привело в уголок грязи
и дождей? – интересуюсь я, наверное, ехидным тоном.

 – Я пришёл по важному вопросу, а Вася с тобой
решил увидеть, вот и пришли мы вдвоём, – серьёзно начинает, а я сразу думаю,
что последует зануднейшая речь на тему важности образования или что-то в этом
роде, но колдун меня удивляет. Хотя длинный монолог всё-таки присутствует.

Рассказ даже
можно назвать интересным, правда свои «пять копеек» любит вставить в рассказ
отца Вася. Дмитрий говорит о том, что существует три школы для колдунов; что я тоже
должна через пару дней начать учиться и что двое из его детей уже учатся там.
Потом Фёдор с Дмитрием отправляются на кухню – обсуждать вопросы о моём
зачислении в школу, а я остаюсь один на один с Васей.

 – Я тоже там учусь, только чуть старше, –
говорит парень, а я вдруг понимаю, что мне нечего ответить.

 – Хм… ясно, – киваю я, прохожусь по комнате,
раздумывая, чем бы заняться, и невольно то и дело бросаю на стоящего в проходе
гостя. Взгляд мой падает на книгу, оставленную на подоконнике и, недолго думая,
я открываю её на первой попавшейся странице и делаю вид, что читаю.

На самом деле
я не в силах понять, о чём там спорит король со своим слугой. Точнее, буквы,
предложения и абзацы мелькают перед глазами, не оставляя после себя и тени
воспоминания. Я прикладываю немало усилий, чтобы не смотреть на Васю, стоящего
теперь в центре комнаты и, кажется, не знающего, куда себя деть.

Вопреки всем
силам, я то и дело бросаю на него короткие взгляды, но не беспокоюсь, что он их
заметит. Какая разница?

Я вновь
утыкаюсь взглядом в слово и перечитываю его раз пять, прежде чем раздражённо
захлопнуть книгу.

 – Что такое! – восклицаю я и вскакиваю на
ноги, оставив том лежать на диване. Вася недоумённо смотрит на меня, а я в
ответ чуть приподнимаю брови мол, что-то не нравиться?

 – А какого это? – неожиданно спрашивает
мальчик, а его глаза горят любопытством. – Ну, жить в Неизведанных Землях… –
добавляет Вася, видя моё недоумение.

Я долго над
ответом не думаю:

 – Совсем не так как здесь; люди – гении, –
первый порыв: нахмуриться и бросить короткое «ужасно», но на то он и «первый»,
а вместо этого я мило улыбаюсь и говорю совсем другое.

Я не вру и
мои слова не лицемерие. Это лишь часть правды. Я люблю и любила тот мир, но не тех,
кто окружал меня всю сознательную жизнь. С ними можно бесконечно ругаться, и
они нарочно, – но не всегда, – действуют на нервы. Мир колдунов для меня то,
чего так не хватает!

Хочу чего-то
нового, неизведанного; «молодая душа» жаждет приключений!

Вновь в
гостиной тишина загустевает прямо в воздухе, но от очередного неловкого
разговора нас спасает появление колдунов. Дмитрий прощается, отец с сыном
уходят, а я чувствую себя поразительно глупо. Почему все здравые мысли так
внезапно и подло покидают мою светлую головушку, когда они мне ужасно сильно
нужны!

Я провожаю
гостей, а в голове каша. Что опять происходит? Почему, когда Вася улыбается,
мне хочется улыбнуться в ответ? И я опять не могу совладать с собой, и
подозреваю, что ответ не самый необычный. Бесит!

 – Поздравляю, школа ждёт тебя, – как только
дверь за заглянувшими колдунами закрывается, говорит Фёдор.

 – Когда? – уточняю я без особого интереса.

 – Во вторник, если ты готова, – следует ответ,
а мы по-прежнему почему-то стоим в коридоре.

 – Готова, – спокойно киваю я и, развернувшись,
возвращаюсь к себе в комнату.

Школа!
Колдовская школа! Самая настоящая колдовская школа! Существуют же на свете ещё
интересные вещи. Несмотря на внешнее спокойствие, пока я поднимаюсь по
лестнице, мною завладевает радость, смешанная с восторгом.

Неужели это
правда происходит со мной? Если это кошмар, то я хочу проснуться, чтобы потом
не сожалеть о том, что весь этот мир – всего-навсего сон. Как обидно выйдет!

Я только
начинаю привыкать ко всему необыкновенному, не перестаю удивляться и втайне
восторгаться обычными для жителей-колдунов вещами. Чего только стоят единороги,
жар-птица и домовой! Но за всей этой спокойной и сказочной (в прямом смысле
этого слова: как по-другому назвать, например, животных, не обитающих на Земле)
жизнью, я помню об одном важном пункте-интересном факте из «прошлой жизни» – о
своей семье.

В какой-то
мере я рада, что сейчас живу не вместе с ними. Да, о сердце словно кошки свои
когти точат, но теперь я полностью свободна в том смысле, что больше никто из
людей, которыми я дорожу, не пострадает из-за меня. Больше никто не отвечает за
меня «головой».

Ступенька
протяжно скрепит и выдёргивает меня и мыслей и размышлений. Я трясу головой,
прилагаю усилия, чтобы изгнать из неё ненужные и мешающие образы. Когда я вхожу
в комнату, на шкафу восседает Кузя, болтая ногами. Я не смотрю на него, а вновь
сажусь под окном и беру в руки маленькое зеркальце с красивым, резным, золотым
ободком по краю.

Но надолго
меня не хватает, и зеркальце с надрывным воплем летит в стену. Кузька-Кусака никак
на это не реагирует. Мы молчим, пока домовому, видимо, не надоедает следить за
медленно текущей работой, и он одним щелчком пальцев заставляет зеркальце
исчезнуть, вместе с горками вещей по обе стороны от меня.

Не успеваю я
возмутиться или спросить, почему домовой так поступил, как замечаю все вещи у
себя над головой на столе. Всё те же кучки, но теперь все чистые.

 – Можешь не благодарить, – говорит Кузька-Кусака
и просто исчезает. Вот домовой сидит на шкафу и болтает ногами с плетёными
лаптями, миг, и его нет.

 – Ладно, – в пустоту бросаю я, сверля место
исчезновения взглядом. Хм… что я там говорила про то, что привыкла? Нет, я ещё
совсем-совсем не привыкла к колдовству на каждом шагу!

Глава
восьмая. Я всё-таки больше человек, чем колдунья

День, когда
пора идти в школу таки наступает. Ура!

Хочется радостно
скакать и вопить о том, что мир прекрасен и полон интересного, но, опять-таки,
я себя этого не позволяю. Хотя Алиса упоминает, что этим утром я выгляжу «не
такой злой как обычно».

Эй, я
вообще-то не злая, а просто не люблю без толку улыбаться! Но по неизвестным мне
самой причинам я вдруг оказываюсь не в силах объяснить это ей и вместо
толкового ответа бормочу что-то несогласное. Я далеко не впервые слышу подобную
фразу от окружающих, но впервые в жизни не могу дать привычное объяснение о
том, что я не сорю улыбками и «добрыми фразочками» направо и налево (как
некоторые!).

А ещё хочется
завыть волком, спрятаться под подушку, забыть всю свою прошлую жизнь как
страшный сон и жить только настоящим. Но я не могу. В том числе и стереть себе
память.

Школьная
форма мало чем отличается от моей старой; только почему тут всё так отдаёт
средневековьем? Юбки носит я не люблю, но правило – есть правило. Хоть что-то
же я должна делать в этой жизни «правильно»?

Я долго
думаю, стоит ли одевать плащ или он будет смотреться слишком глупо; однако
сложный вопрос разрешается сам собой, когда я вспоминаю, что все колдуны носят
плащи, но всё-таки чувствую себя глупо. Потому что плащ едва достаёт мне до
талии!

Но Алиса
говорит, что так и надо.

 – А ты в этом уверена? – с сомнением спрашиваю
я и то и дело одёргиваю нереально короткий плащ. Зачем он вообще нужен?!

 – Ты не ту обувь одела, – хмурится колдунья
вместо ответа на мой вопрос.

 – А какую надо было? – с удивлением переспрашиваю
я и бегло оглядываю сапоги с долгой шнуровкой. Вроде бы подходит для школы и в
грязи рядом с домом не утонет. Я взяла первые попавшиеся сапоги из нескольких
чудом похожих пар.

И кучу
времени потратила, шнуруя их!

 – Ладно, ты и так задержалась, сейчас с минуты
на минуту Тимка подойдёт, не самой ведь тебе идти не понятно куда! – затягивая
высокие сапожки, отзывается Алиса, будто бы то, что со мной кто-то пойдёт –
само собой разумеющееся.

 – Я могу сама дойди до школы, только объясни,
куда и как идти, – возражаю я уже скорее по привычке.

Я не люблю, когда
со мной идёт кто-то. Просто, я раньше меня можно было назвать «шумной» и «активной»,
а у родителей имелось сто и одно правило, которые должны зачем-то скрывать меня
от широкой общественности! Будто бы одна сценка в школьном спектакле может
обернуться трагедией.

Поэтому последние
пару лет я всегда ходила на всякие мероприятия одна. Нет, не потому что
родители не хотели идти со мной, не хотела сама я, а им говорила, что
справлюсь. И справлялась.

Куда лучше
без них!

 – Нет-нет, в этом нет необходимости! Для нас
это вовсе не сложно, – отмахивается Алиса, накидывая на плечи плащ, только
нормальных размеров.

 – Ладно, – я пожимаю плечами.

Какой смысл
спорить? В любой другой ситуации я с удовольствие продолжу, но… Я спать хочу, и
мне не так важно, почему колдуны оказывают мне такую помощь, оказывают и ладно.
Наверное.

Несмотря на
владеющее мною волнение и даже лёгкое беспокойство, мне не хочется никуда идти.
Рано вставать, долго собираться, потом ждать ещё кого-то, а домой прийти не
раньше двух часов дня… Лень! Я люблю поспать до обеда, не люблю ждать кого-то,
а ещё терпеть не могу школу. В частности из-за постоянного шума и того, что
всегда найдётся тот, кому захочется проверить мои нервы на прочность. По
крайней мере, раньше всегда так было.

Я не могу
сказать, что сильно волнуюсь, однако доля беспокойства вместе с жгущим
нетерпением имеют место быть. Раз уж нельзя полениться, так надо
«воодушевится»!

Мне словами
не передать, как я сильно желаю узнать об этом мире побольше и побывать везде,
где только смогу! Даже в самых отдалённых или опасных уголках колдовского мира.
Я почти всю свою жизнь провела в одном-единственном городке, и жажда увидеть
что-то новое с каждым годом и каждым небольшим путешествием за границу только
усиливалась.

Дождь за
дверью поливает не в шутку, из сарая у обрыва доносится свет, говорящий о том,
что либо там Фёдор, либо колдун забыл выключить свет. Учитывая то, что мне
удалось узнать о нём за последние несколько дней, оба варианта могут жить и не
мешать друг другу.

Мы с Алисой,
натянув на головы капюшоны, бегом добираемся до круга, где миг назад появился
Тимка. Плащи мало спасают от сильного ветра и ледяных капель, но мы – или
только я – смело выдерживаем это испытание, и, стоит мне только ступить на
круг, парнишка вскидывает руку, и нас затягивает в вихрь света.

 – Блин! – велико удовольствие из-за раза в раз
после перехода растягиваться на земле? На сей раз я, к счастью, не бьюсь
головой о землю, а одежду от пыли спасает плащ, вот только очки опять слетают.
– Блин… вот повезло… – бормочу я, лежа щекой на дороге и даже не думая
подняться с земли, а тем более куда-то идти. А зачем? Тепло? Тепло. Мягко?
Мягко. Так зачем вставать и куда-то идти? Я, может, спать хочу!

Обречённо
прикрыв глаза, я всё-таки поднимаюсь с земли. Тимка топчется рядом, проходящие
мимо колдуны таращатся на нас, а вероятнее – на меня. Нет, я совсем-совсем не
против, просто пыльная и тёплая земля для очень и очень не выспавшегося человека,
который, позабыв о времени, читал полночи книжку – отличная возможность
восполнить недостаток сна.

 – Нам туда, – колдун кивает в сторону замка. –
Ты в порядке? – обеспокоенно спрашивает Тимка и кажется мне удивительно наивным
в этот момент, поэтому я пустить такой момент не могу.

 – Сложный вопрос. Мой ответ зависит от того,
что, по-твоему, нормальное состояние, а то, боюсь, мы друг друга иначе не
поймём, – чтобы произвести должный эффект надо говорить это серьёзно, просто и
невозмутимо.

 – Ну… это… как тебе объяснить… я думаю… это… –
бессвязно бормочет Тимка, явно приняв мой ответ всерьёз. Впрочем, совру, если
скажу, что я ожидаю что-то иное, и это не заставляет меня растянуть губы в
лёгкой усмешке.

 – Я поняла. Можешь не заканчивать, –
«милостиво» разрешаю я.

К моему
удивлению, Тимка покорно и смущённо замолкает. Ну, и ладно.

На нас теперь
таращатся все, кому не лень, а вокруг собрались удивительно трудолюбивые люди!
А мы сейчас находимся… перед замком. Опять. Только на сей раз замок какой-то не
такой, как тот, в котором я впервые встретилась с Алисой и Фёдором. Этот по
размеру почти такой же, только за счёт того, что все башни более широкие и
большие, он кажется менее изящным и великим.

Не сразу,
далеко не сразу я обращаю внимание на такую деталь, как то, что нас окружают
только такие же молодые колдуны, как мы с Тимкой. Ни одного взрослого. И все
идут в замок; держу пари, зимой там прохладно, если не холодно!

Надо бы
вспомнить, кто я… и вести себя соответствующее.

Я наконец-то
нахожу взглядом очки. Подобрав их с земли, легко откидываю косички за спину и
водружаю их на нужное место. Вот так-то лучше: мир вмиг перестаёт быть размытым
пятном дальше двух-трёх метров.

Хочу
спрятаться, потому что привыкла прятаться; но хочу выскочить, потому что душа
этого требует, а родителей рядом нет, чтобы разругаться с ними и неделю дуться.

 – Простите, что-то интересное происходит? Нет,
увы, мы уже закончили! – делано недоуменно обращаюсь я к тем, кто глазеет на
нас.

Хватит строить
из себя клоуна! Я снова быстро одёргиваю себя, поднимаю голову, расправляю
плечи и, прихватив за рукав Тимку, уверенным шагом тащу его в стороны школу. Я
вновь спокойная и сдержанная, возможно, слишком холодная, не спорю.

 – На нас все смотрят… – я едва слышу тихое
бормотание Тимки и удивлённо смотрю на него: это он из-за внимания так
смущается и прям «сжался»?

 – И что? Пускай смотрят, пока тухлыми
помидорами не забрасывают, – легко отвечаю я.

 – Причём тут помидоры? Зачем ими в нас
кидаться? – недоумённо спрашивает Тимка, даже не предпринимая попыток
высвободить рукав из моих пальцев, хотя я держу его некрепко.

 – Раньше, когда людям не нравилось выступление,
они забрасывали артистов тухлыми помидорами и яйцами, – это фраза не только
отвлекает Тимку от оглядывания по сторонам и попытки избежать чужих взглядов,
но и очень интересует. Приходится мне углубиться в историю этой традиции и
рассказать о нескольких возможных вариантах, откуда это пришло, хотя я плохо с
ними знакома сама.

Знала бы, что
подобная тема и история театра людей в целом так захватит мальчишку, заранее
подготовилась бы! В который раз мысленно сетуя на отсутствия такого полезного
инструмента как интернет, мы проходим в арочный проход, и я с любопытством
оглядываюсь по сторонам.

Этот замок
совсем не похож на «типичный». Насколько мне известно, средневековые постройки
имеют совершенно другой принцип строения. А захватить этот замок – проще
просто: длинные широкие коридоры, слишком большие для замка окна, поэтому я
прихожу к выводу, что сооружение никогда не планировалось как «защитное».

Зато хорошо
подходит для школы таких неспокойных личностей как колдуны. Вероятно, их учат
творить чудеса, а в таком деле – я не знаю точно, но не сомневаюсь! – не
обойтись без происшествий.

Трепещите
учителя этой школы: к вам идёт будущая проблема (ходячая катастрофа, которая не
обойдёт стороной уроки колдовства)! Раз уж мне так повезло в жизни, я не
собираюсь упускать свой шанс: слишком долго просиживала без дела.

 – Тимка, я понятия не имею, куда идти, –
напоминаю мальчишке, когда мы уже несколько минут идём в неизвестном
направлении. Мой «проводник» витает в облаках, и веду нас обоих я, которая
здесь первый раз и уже близка к тому, чтобы заблудиться.

 – Ой, точно, нам ведь в другую сторону! – как
будто просыпается Тимка, видимо, на автомате идя за мной. А я… а я не знаю,
куда нам надо!

 – Ведите, Тимофей, – откликаюсь я, с
удовольствием наблюдая, как из-за полного имени парнишка краснеет. Кстати, мне
вдруг становиться интересно: сколько «парнишке» лет?

Перепугано
оглядевшись и прошептав что-то на тему того, что мы теперь точно опоздаем,
Тимка сломя голову несётся туда, откуда мы только что пришли.

На нас опять многие
смотрят, пока мы с Тимкой несёмся по коридорам, а кто-то, кажется, из учителей
даже кричит нам вслед, чтобы мы шли шагом. Серьёзно? Простите, мы опаздываем,
поговорим и обсудим школьные правила в другой раз!

Добраться до
нужного класса вовремя за пару минут – затея заранее провальная, если кабинет
находится в совершенно другой части замка. Мы опаздываем минут на пять, когда
практически врываемся внутрь.

 – Здравствуйте, Игорь Васильевич, простите за
опоздание! – тотчас, словно наизусть вызубренную фразу, произносит Тимка.

«Мрачный тип»
– вот что приходит мне на ум, когда я впервые вижу нашего учителя.

Колдун
производит впечатление строгого и сурового, а ещё вредного и придирчивого
учителя. Чую, мы с ним не поладим, ибо я своевольная.

 – Опять, Морозов? – несмотря на грозный внешний
вид, совершенно спокойно и без доли язвительности или злости спрашивает мужчина,
однако вопрос определенно риторический.

 – Простите, Игорь Васильевич, – повторяет брат
Алисы, виновато и покорно опуская голову.

 – Ладно, садись, – удивительно легко прощает
Тимку колдун. – Анна Зверева?

Зверева? Интересно…

 – Вообще-то, Кошечкина, – аккуратно замечаю я.
На самом деле мне хочется гневно возразить, однако это не лучший вариант
знакомства с учителем. Мужчина хмуриться, открывает толстую тетрадку и
хмуриться ещё сильнее.

 – Написано «Анна Зверева», – спокойно
возражает Игорь Васильевич.

 – Ошибка. Я Анна Кошечкина, – невозмутимо
поправляю учителя и продолжаю гнуть свою линию я.

Почему меня
обзываю «Зверева» я прекрасно понимаю, но мне моя фамилия нравиться больше.
Нет, даже не так: я слишком сильно люблю свою фамилию!

 – Возможно, – не спорит колдун, что заставляет
усомниться в том, что первое впечатление – правильное. – Я Игорь Васильевич,
садись на любое свободное место, Анна, а мы продолжаем урок.

Я ленивым
взглядом обвожу класс. Для учеников я гораздо более интересна, чем урок.
Приятно! Тимка сидит на третьей парте рядом с каким-то мальчишкой, а я, недолго
думая, сажусь за последнюю, пятую, парту. Можно было бы отдать предпочтение
четвёртой, но я предпочитаю сидеть без соседей. За последние два с половиной
года я сидела одна, чему неоднократно радовалась.

Честно, но
тщетно пытаюсь уловить тему первого урока. На втором наступает время практики,
а я так и не понимаю, что надо делать. Ну, точнее понимаю что, но не понимаю как.

Думаю об этом
я вполне оптимистично, по-другому не умею. Игорь Васильевич велит разбиться на
пары, чтобы отточить только что изученные принципы работы заклинаний. Когда
Тимка бросает на меня вопросительно-виноватый взгляд и кивает в сторону своего
соседа по парте, я прекрасно понимаю, что он хочет этим сказать. В ответ я
только невозмутимо пожимаю плечами: мол, мне всё равно, с кем Тимка будет в
паре. Также легко и быстро я догадываюсь, что вид у Тимки виноватый из-за того,
что он пообещал Алисе вроде как следить за мной, а у него друг есть.

Будто бы без
«няньки» я пропаду! Меня нисколько не задевает то, что Тимка решает встать в
пару со своим, вероятно, другом, также как и то, что Алиса попросила кого-то следит
за мной. Обоих можно и даже несложно понять.

В итоге я
остаюсь одна и по-прежнему не знаю, что делать. Передо мной учебник с
непонятной схемой, а под рукой странная подвеска-талисман – нам их в начале
второго урока всем выдал Игорь Васильевич. Хорошо, что я сижу на последней
парте и прекрасно вижу, что делают остальные: надев подвески, ученики повторяют
какие-то фразы, взятые невесть откуда. Ладно, чего мне терять?

Я надеваю
подвеску – небольшой кулон с синим камушком – и повторяю первое слово в длинном
списке рядом со схемой в учебнике. Кажется, многие фразы мои новые
одноклассники взяли именно оттуда.

 – Починись? – совсем не ожидая, что что-то
произойдёт, говорю я.

 – Сила идёт от сердца, а твоё закрыто как для
колдовства, так и для всех, – неожиданно звучит рядом спокойный голос нашего
учителя. Я удивлённо смотрю на него.

 – И как мне его открыть для колдовства? –
спрашиваю я.

Прекрасно
понимаю, о чём колдун говорит, и знаю, что он прав, только ответить вот на свой
вопрос не могу.

 – Поверь. Поверь, что всё возможно, – отвечает
Игорь Васильевич. Мне кажется, будто он глядит не просто на меня, а куда-то
глубже, в самую душу, видя все тайны и секреты. – Это не так просто, но мы
реальны…

Со стороны
может показаться, что колдун говорит загадками, но я чётко знаю, о чём речь.

Глава
девятая. На что я трачу семь минут вместо сорока пяти

Я не верю. Ни
в колдовство и в его реальность, ни кому-то из людей. Несмотря на то что я уже
не раз видела как другие колдуют, сама до конца не верю своим глазам. Не верю,
что всё это на самом деле происходит со мной. Слишком сильно убеждение, что
колдунов не существует.

Долгим
взглядом смотрю на подвеску, а точнее на маленький камушек, и пытаюсь убедить
себя, что всё это не сон и не кошмар. Это – реальность.

Мысли
путаются, а я продолжаю сверлить синий камень взглядом, но уже даже не вижу
его. Словно бы меня здесь нет… Как заставить себя принять настоящее, если
привык думать, что такое настоящее –
сон? Я не знаю.

 – Вот же… – тихо бормочу я, когда глаза уже
устают смотреть на камень. – Починись, – приказываю я, но снова ничего не
происходит. Бесит.

Я хмурюсь и
оглядываю класс. Игорь Васильевич ходит между парт, раздаёт негромкие указания
и поправляет учеников. Синий камень должен начать светиться, когда заклятье
будет выполнено верно, и начнёт мигать, когда несколько раз подряд заклинание
сработает. Некоторые с воодушевление зачем-то размахивают руками, выкрикивая
уже понятные мне фразы, правда, подвески светятся только у половины класса.

Насколько я
понимаю, это просто упражнение: для колдовства обычно и слова не нужны, только
правильно направить некую «силу».

Видимо, я как
раз вовремя решаю посмотреть на Тимку (его камень вдруг плюётся искрой), чему
тот определенно не радуется. Его друг нагло смеётся над неудачей Тимки.

Игорь
Васильевич тотчас оказывается рядом, но тут неожиданно «оживает» тот, по чьей
воле, видимо, камень Тимки начал высекать искры, и орёт – по-другому не скажешь
– какое-то неизвестное мне заклятье. Такого точно нет в списке рядом со схемой.

 – Развейся! – в ответ кричит Игорь Васильевич,
и ужас в глазах Тимки сходит на нет, когда колдун понимает, что опасность
миновала. Кажется, только я одна недоумеваю, почему все так испугались. –
Семён, это уже не в какие рамки не идёт! – сердится учитель, обращаясь к другу
Тимки.

 – А во сколько урок заканчивается? – да-да,
эта неуместная фраза принадлежит мне, и я сейчас единственная в классе, которой
всё равно на «происшествие». Все остальные повскакивали со своих мест и вид
имею весьма взволнованный.

 – Через десять минут, – отвечает в повисшей
тишине по-прежнему невозмутимый Игорь Васильевич. – Продолжаем работу, кто
успеет заставить камень мигать до конца урока, получит за работу высший балл и
останется без домашнего задания.

А вот это уже
интересно и заманчиво. Быть лучшей скучно, хотя и приятно.

Хорошо, что
Игорь Васильевич это сказал: теперь есть достаточно мотивации, чтобы
переступить через себя и обмануть разум, и, кажется, у меня имеется в наличие
способ. Но это… сложно.

Опять долго
смотрю на синий камушек, а затем на миг позволяю себе погрузиться в «мир
фантазий», где у меня всё получится, где я могу абсолютно всё, и где я
всесильная королева! Точнее, это я позволяю «миру фантазий» выйти из моей
головы в реальность. И этого хватает, чтобы поверить в то, что колдовать
всё-таки можно и резко, решительно скомандовать «починись!». Миг, который
проходит между тем, как я произношу это слово и тем, когда блеклый камушек
озаряет свет, кажется мне вечностью.

Работает! Я
не сдерживаю до ужаса довольную улыбку, когда камень начинает светиться. Теперь
дело за малым: несколько раз повторить сей трюк. До конца урока всего девять
минут, но я считаю, что мне этого может хватить.

Разум всё ещё
не готов мириться с тем, против чего «настраивался» многие годы, но всё и всех
можно обмануть или одурачить. Я не отвлекаюсь посмотреть на то, чем занятые
одноклассники, даже если мне чуть-чуть интересно. Вместо этого снова собираю
мысли в голове, однако следующее заклятье требует меньше затрат из «физического
мира», но заставить себя на миг принять колдовство в реальности – ещё сложнее
чем в прошлый раз.

Камень
радостно показывает, что и на сей раз всё получилось. Радует.

Сжимаю кулон
в кулаке, когда третий раз командую «починись!», и словно бы ощущаю, как камень
теплеет. Странное чувство, надо отметить, но не стоит отвлекаться.

Глубокий
вдох-выдох, хотя я уже не уверена, что четвёртый раз у меня получится, но кто я
такая, чтобы сдаваться просто потому, что может не получиться?

Я скорее тот,
кто попробует вопреки всем, и у которого по итогу даже всё получится! Приободрённая
этой мыслью, уже в четвёртый раз не без помощи «ломки разума» я делаю сделать
камень даже горячим. Держать его в кулаке становиться неприятно.

 – Ха, удача со мной, – довольно растягиваю
слова я, ни к кому конкретно не обращаясь, когда за пять минут до конца урока
моя подвеска начинает мигать. Я ведь говорила, что справлюсь, только у меня
остаётся один вопрос: чем я занималась почти тридцать минут до этого, и почему
получилось только у меня одной в классе справиться с задание так быстро?

Я новичок в
колдовстве, а сделала всё лучше остальных, тех, кто уже далеко не первый день
изучает эту тему. Как так-то? Мне кажется, или здесь не всё так просто…?

 – Игорь Васильевич, – громко зову
преподавателя я, и когда он оборачивается, демонстрирую кулон и невозмутимо
спрашиваю. – Правильно?

У колдуна
глаза на лоб лезут от удивления, и на нас даже некоторые оглядываются. Как я с
изумлением отмечаю, не меньше половины класса даже не пытаются заставить
подвеску светиться, а четвёрка девчонок на дальнем от меня ряду вообще тихонько
перешёптываются и хихикают. Видимо, для них это уроков что-то вроде биологии,
которую я едва переносила на дух в людской школе.

Если
посмотреть на тех учеников, что старательно, но пока тщетно пытаются выполнить
задание, на которое я потратила всего-то семь минут, подозрения становятся
более вескими. Как у меня это получилось? Я
не понимаю и внимательно и искоса наблюдаю за работающими одноклассниками. Нет,
здесь точно что-то не так!

И это –
веская причина для беспокойства.

 – Удивительно, удивительно, – произносит
колдун, вертя в руках мою подвеску, каким-то странным тоном. Словно он провёл
эксперимент, и тот в полной мере подтвердил все его самые смелые теории. – Мы
только начали разучивать такого рода заклятья, а у тебя уже получилось…
Молодец, молодец…

 – Спасибо, – смутившись от похвалы, однако, не
показывая, что это так, киваю я, а губы сами собой разъезжаются в самодовольную
усмешку. Я ведь говорила, что быть лучшей – приятно, однако следующие минут пять
я сижу, скучаю, потому что задание я выполнила? Выполнила. Скучно… от «нечего
деланья» я листаю учебник, хотя мало что понимаю. За минуту до окончания урока
раздаётся один прямо таки ликующий вопль: другу Тимке удаётся заставить камень
мигать.

Тимка досадно
вздыхает, и я думаю это из-за того, что у него не получилось выполнить задание.
Бывает. Ничем не могу помочь в такой ситуации.

 – Какой дальше урок? – спрашиваю я братца
Алисы, встав рядом с его партой и напрочь игнорируя недовольный взгляд его друга.

 – История, – откликается Тимка, с неясным
недовольством сгребая учебники в сумку. Его друг прямо прожигает во мне дыру,
Тимка, кажется, этого не замечает.

Я по-прежнему
игнорирую злой взгляд, а когда мы выходим из класса, до меня долетают-таки
высказывания как: «выпендрёжница», «неудачник» и «простолюдины» от той четвёрки
девчонок, что болтали и хихикали пол-урока точно. Первые два слова не особо мне
интересны, я предполагаю, что это про меня и Тимку, а вот «простолюдины» уже
занимательней… Выходит, эти девчонки из неких «привилегированных»?

Чего только
не услышишь, если прислушаться!

Мы идём в
класс истории. Я сверлю взглядом написанное на доске, прежде чем красивым почерком
быстро переписываю всё в тетрадь. Учительница рассказывает вырванный из истории
период жизни колдунов. Ничего не понятно! А ещё жутко нудно и опять целых два
урока… Кажется, насчёт последнего со мной многие согласятся, если полюбоваться
на их симпатичные и кислые лица. Да, в моей предыдущей школе этот урок мне
нравился куда больше!

Тем не менее,
я слушаю учительницу и делаю некоторые заметки, которые сложно назвать
«конспектами», чем, кажется, никто кроме меня не удосуживается заняться. Даже
если бы у меня были записи урока, я бы всё равно не стала бы дурака валять и
ничего не писать, потому что тогда станет совсем скучно и заняться нечем…

За обедом
Тимка тащит меня знакомиться со своими друзьями, я охотно соглашаюсь – чего мне
терять? Так, может, время хоть неплохо проведу.

В столовой
шумно, и я желаю поскорее оттуда убраться, однако голод – есть голод, а это
очень весомый аргумент. Тимка неуклюже петляет между учениками и столам,
выискивая кого-то взглядом. Когда мальчишка неожиданно ускоряет шаг, я с
некоторым опозданием понимаю, куда мы держим путь. Троица парней сидит за
столом и что-то бурно обсуждает.

 – Привет! – здоровается Тимка, садясь рядом с
тем, кто два урока назад выкрасил его волосы в зелёный цвет. Его приветствует
двое колдунов и уже все четверо продолжают обсуждение. Я негромко кашляю,
напоминая парнишке о том, что именно он меня позвал с ними. – Ой, знакомьтесь,
это – Аня, дочь моей сестры, она новенькая, и меня попросили за ней
присмотреть.

Я приветствую
всех обычным, сухим «привет» вместе с натянутой полуулыбкой и сажусь рядом. Не
умею я улыбаться вот и всё тут! Никто мне не отвечает, все как-то слишком
внимательно смотрят на меня. Я вопросительно изгибаю бровь и обвожу их ответным
взглядом.

Про меня все
практически мгновенно забываю, зато я о них – нет. Я ведь знаю, что можно много
чего узнать просто послушав чужой разговор и здесь даже не важна тема… К
середине обеда я уже уверена, что эта троица какая-то мутная.

Мне они не
нравятся, и я не понимаю, что тут делает Тимка. Рядом с ними брат Алисы – светлое
облачко в грозу. Расправившись с едой за пару минут, после того, как осознание,
что они не лучшая компания «снисходит» на меня, я, даже не попрощавшись, ухожу.
Кажется, на это даже никто из них не обращает внимания.

Не смущаясь
отсутствием знания о том, где следующий урок и какой урок у меня вообще, я
устраиваюсь у стены в коридоре, скрестив руки на груди, и слежу за учениками
чуть заинтересованным взглядом так, чтобы видеть выходящих из столовой
учеников.

Заприметив
первого попавшегося одноклассника, а точнее одноклассницу с очень короткими
волосами, и выждав некоторое время, я неторопливо отправляюсь следом. На самом
деле я не до конца уверена, что эта идея сработает, но она работает, потому что
мы выходим к нескольким, уже толпящимся рядом с запертой дверью, одноклассникам.
Тимки среди них нет, но я не волнуюсь по поводу его отсутствия: будто бы сама
не справлюсь!

Два друга
появляются на уроке с опозданием на десять минут. Притом Семён не то что грубит
учителю по зельеварению, а хамит, в то время как Тимка стоит, смиренно понурив
голову. Семён мне не нравиться. Очень.

 – Страница сто шестьдесят три, разбейтесь на
группы и можете приступать, возникнут вопросы – обращайтесь, – командует
учитель, чьё имя, кажется, Мороз Николаевич.

Я случайно
замечаю, как один друг Тимки пихает того в бок, и тотчас брат Алисы оживает:

 – Аня, давай с нами! – его друг широко, но
совершенно не искренне мне улыбается, а я хочу поправить себя и сказать
скалиться.

 – Мороз Николаевич, – обращаюсь я к учителю. –
А одной работать можно?

Я не работаю
в команде. Никогда.

Это правило,
которому я следую много лет. И никогда не проигрываю.

 – Можно, можно делать, что хотите, лишь бы
зелье правильное вышло, – даже не обернувшись в мою сторону, отвечает мужчина.
Я оборачиваюсь к одноклассникам с видом «мол, раз уж так, не обессудьте», после
чего листаю выданный мне минуту назад потрепанный учебник.

Та-ак,
страница сто шестьдесят три, зелье-удобрение? Любопытно!

Котёл стоит
передо мной на столе, рядом разложены нужные ингредиенты, теперь главное ничего
не перепутать. Правда, мне приходится уточнять, чем именно отличаются крысиные
хвостики от мышиных и что такое «болотная тишь». Мороз Николаевич малость
недоволен моими постоянными вопросами, зато я теперь практически уверенна в
том, что сделать правильное зелье у меня получится.

Это напоминает
приготовления какого-нибудь сложного блюда, и я краем глаза наблюдаю за тем,
как обстоят дела у других, но не отвлекаюсь от своего занятия.

А по итогу
нескольких минут делаю вывод, что: у Тимки с Семёном дела идут плохо, у «четвёрки
хихикающих девчонок» хорошо, у той колдунья, за которой я следовала, чтобы найти
нужный кабинет, «нормально» и она тоже работает одна. Мороз Николаевич
расхаживает и даёт указания, мне советует резать мышиные хвостики не так мелко
и добавлять их не все сразу, а по одному «кусочку».

В классе царит
не просто вонь, а вонище! Видимо, хранение ингредиентов для зелий вроде
«мышиных хвостиков» – не помогают в улучшении запаха, а, напротив, служит
причиной ухудшения «аромата». Но я не из привередливых, не то что «четвёрка
хихикающих девчонок», которые вечно морщат носики. И запах мне работать не
мешает, а ещё волосы в котёл не лезут, как у… кхм… некоторых. Я и сегодня не
изменяю своей обыденной причёске, поэтому мне работать гораздо удобнее, и то и
дело волосы – каждую секунду – поправлять не требуется.

За десять
минут до конца урока, пронзительно звенят часы на столе Мороза Николаевича, и
колдун резко и громко велит нам тотчас прекратить работу: время вышло. Я сажусь
за парту и кладу голову на стол, сонно наблюдаю за тем, как учитель расхаживает
по классу и собирает пробы зелий. Задание выполнено, а нового не дано… Опять.

Доходит
очередь и до меня, чьё зелье воняет особенно сильно. Или мне только кажется,
потому что я сижу к своему ближе всего. Без понятия.

Колдун
обещает озвучить результаты на следующем уроке в… пятницу. Да, в пятницу.

Всё, мы
свободны. До завтрашнего утра, а там опять в школу. Тимка о чём-то тихо спорит
с другом, когда к ним подходит мрачного вида я. Мрачная я потому, что велики
шансы на то, что мне, может, придётся идти домой не только с Тимкой, а с
Семёном тоже. Не то гадкий, не то мерзкий тип – таким он мне кажется после одного
дня, в одном классе.

И не
ошибаюсь: Семён топает с нами и демонстративно не замечает меня, а я его.
Ничего, только сегодня нам по пути, а уже на завтра я уговорю Алису с Фёдором,
что могу вполне справиться сама и что мне не нужна «нянька», только узнать как
так «путешествовать» из одного места в другое. Ну, ещё раздобыть бы на первое
время расписание с картой замка. Это всё, что понадобиться для того, чтобы не таскаться
с Тимкой везде, особенно если с ним компания друзей.

Мало того,
что я не люблю людей или колдунов, – не суть важно! – так толпы терпеть не
могу! Всю дорогу до выхода Семён с Тимкой болтают, не замечая меня, а я скучаю.
Чего они так медленно идут?

 – Можем поторопиться? – спрашиваю я вполне
миролюбиво и осторожно, когда понимаю, что терпеть общество обоих придётся ещё
долго.

 – Что-то не нравиться? – зло прищурившись,
отвечает Семён, в отличие от меня, в его глазах неприязнь. Такой резкий ответ
меня удивляет, однако я не подаю вида:

 – Да, – честно отвечаю я, не собираясь грубить
в ответ. Я не интересуюсь подобными личностями, а ругаться лень… спать охота.
Но если вынудит, я не кроткая овечка!

 – И что же такое, выпендрёжница? – сразу
переходит на оскорбления мальчишка. Бесит, но мне ведь и так скучно, почему бы
не «развлечься по-злому»?

 – Зачем же сразу так грубо? – кривя губы в
ухмылке, отвечаю я. Есть очень хороший способ победить в споре: не хамить хаму
в ответ. Однако я его немного изменила пару лет назад, чтобы тоже не скучать.

 – Выскочка, ты сама напросилась! Кто просил
так подлизываться к учителям?

 – Я? Подлизываюсь?! – с неподдельным
удивлением переспрашиваю я, ведь подобное заявление в свой адрес слышу впервые,
а, поверьте на слово, слышала я немало; поэтому в притворном ужасе отвечаю,
чтобы ещё больше побесить хама. Что я там говорила про то, что ругаться лень?
Забудьте, надо ведь как-то «веселиться»! – Быть не может, «я» и
«подлизывалась»? Какой ужас! Как я так только могла? Ох, помогите, спасите,
умираю!

Теперь моя
очередь самодовольно и гадко слабиться, глядя на побелевшего от злости друга
Тимки. Кстати о Тимке:

 – Прекратите, не надо ссориться, – влезает со
своей неуместной и, на мой взгляд, до ужаса наивной репликой брат Алисы. Я улыбаюсь
ещё шире.

 – Что ты, что ты, Тимочка, мы совершенно не
ссоримся! – говорю я и с самодовольным видом объясняю: – Мы ругаемся!

 – Тимка, это ведь она первая начала! Ты ведь
не дурак, должен понимать! Или я неправ?! – я бы удивилась такому заявлению, но
не удивляюсь: уже много раз наблюдала подобную ситуацию, поэтому, мгновенно
продумав варианты того, что за этим может последовать, хватаю Тимку за локоть,
на сей раз мёртвой хваткой, и заставляю обратить на себя внимание.

 – Парнишка, твоя сестра просила за мной
посмотреть, Алиса может начать беспокоиться, если мы задержимся. Ты ведь не
хочешь, чтобы она за нас переживала? – я только предполагаю, что Алиса и Тимка
– близкие друг другу люди, и если мои догадки верны, у мальчишки вряд ли хватит
сил специально заставить сестру волноваться и продолжать выяснять отношения.

Я внимательно
смотрю брату Алисы в глаза и вижу в них сомнение. Тимка колеблется, поэтому я
не отвожу взгляда и ничего не говорю. Жду.

 – Прости, нам действительно надо идти. Алиса
будет волноваться… – всё это происходит буквально доли секунды, Семён не
успевает что-то возразить.

 – Ты жалок, кто так беспокоиться о сестре? Я
свою на дух не переношу, – бросает нам вслед колдун, удивительно быстро
смирившийся с поражением. Я не ловлюсь на эту уловку, если это, конечно,
уловка. А в том, что это она, я всё-таки сомневаюсь.

Тимка
открывает рот, собираясь что-то сказать, но затем потерянно оглядывается по
сторонам, словно ища поддержки. Как можно быть таким… таким… зависимым? Сколько
себя помню, я всегда слушала и продолжаю слушать в первую и главную очередь
себя. Поэтому-то никто об меня ноги не вытирает. Подобно «дружкам-Семёнам!»

Пока мы идём
по коридорам в полном молчании, я размышляю о том, чего можно ожидать от Семёна
в ближайшем будущем. Он не похож на того, кто будет долго и тщательно
продумывать свою месть, однако я неплохо знаю тот яростный блеск в глазах,
когда колдун уходил, и знаю, что за этим последует какая-нибудь гадость. Не
только личный опыт.

 – Почему твой друг решил, что я выпендривалась?
– мне на самом деле интересно узнать ответ на этот вопрос, и задаю я его, не
потому что хочу нарушить повисшее неловкое и неприятное молчание. Молчать
людьми я привыкла. Колдуны или люди – особой разницы нет.

 – Я тоже так подумал… ты ведь записывала лекцию
по истории, а ещё ты постоянно спрашивала совета у Мороза Николаевича и
следовала абсолютно всем его указаниями, – Тимка отвечает совершенно честно,
как мне кажется. А ещё мне кажется, что он из тех, кто не умеет врать! Не
исключено, конечно, что Тимка просто хороший актёр, умело строящий из себя
дурака, но я в это не верю сама.

 – Я ведь не запомню всё, о чём рассказывала
Жанна Алексеевна! А в отличие от вас, колдунов, я не знаю, как варить зелья. И,
сомневаюсь, что садя первый раз за руль автомобиля, ты не будешь слушать
инструктора и сразу рискнёшь стать участником Формулы-1, – я правда не знаю
как, но пример приходит в голову раньше, чем я успеваю подумать о том, что у
колдунов может не быть машин – а зачем им? – не говоря ещё про Формулу-1!

 – У нас никто не слушает ворчуна Мороза
Николаевича, так не принято! А про историю я вообще молчу. Если не хочешь
выделяться, делай как все, – Тимка говорит на полном серьёзе, а я даже рот
открываю. Не знает меня парнишка, не знает…!

 – Во-первых, – притворно важно начинаю я,
подняв указательный палец вверх, – с чего ты решил, что я хочу не выделяться?
Я, может, обожаю, когда всё внимание приковано ко мне любимой или ненавистной,
кому как! Во-вторых, быть «как все» скучно, а мне скуки в человеческом мире
хватило. Всё.

Тимка молчит.
Не знаю, о чём он думает, и даже не предполагаю, потому что угадывать не умею,
а точнее – всегда промахиваюсь. Одно могу сказать наверняка: колдун думает обо
мне! Ну, нельзя не думать обо мне, после такого пламенной и серьёзной речи. Ну,
ещё немного пафосной. Что поделать, люблю я как внимание, так и пафос!

Звенит
звонок, оповещающий, что перемена окончена и практически вмиг коридоры пустеют.
Мы идём и молчим, я широко зеваю через каждые десять шагов. И, ничего не могу –
или не хочу? – с собой поделать! Тимка на меня изредка косится, но я даже не
представляю, что в его голове. Наверняка что-нибудь нехорошее, как подсказывает
опыт.

Я определённо
не та колдунья и личность, у которой толпы желающих познакомиться или
подружиться. Наоборот: я её полная противоположность. В прошлой школе меня
вообще сторонились, я думаю, причин было немало, хотя и не знаю о них почти ничего
конкретного.

Бывает, я
совсем не грущу, меня такой «расклад» вполне устраивает, особенно потому, что
избавляет от таких ситуаций, как, например, сегодня с Тимкой, мной и Семёном.
На чью же сторону встать бедному разнесчастному Тимке? На сторону друга или
несносной «девицы-подлизы», за которой просила присмотреть сестра?

Тихонько
фыркаю своим мыслям и решаю, что больше не буду «вмешиваться» в чужие дела.
Велика ли разница: дойдём мы за пять или десять минут?

Глава
десятая. Как я криво-косо учусь общаться

Вот опять
двадцать пять!

Я опять
сделала всё с точностью да наоборот, чтобы расположить людей к себе, однако я
по-прежнему не считаю себя «подлизой» и не испытываю ни капли вины за
случившееся с Семёном и Тимкой. Хотя брат Алисы и выглядит расстроенным.

И чего он
грустит? Не понимаю, но догадываюсь. Многих оскорбительные слова в адрес родных
задевают и расстраивают, а Семён как раз указал на то, что Тимка «жалок», раз
не хочет беспокоить сестру. Думаю, он опечален именно этим.

На мой
взгляд, глупо и бессмысленно забивать голову подобными вещами. Ну, или я могу
только позавидовать Тимке, для которого пара обидных фраз – проблема. У меня
всё куда более серьёзно, но не об этом сейчас речь, потому что Тимка
вытаскивает из кармана стекляшку и…

 – Да, вы издеваетесь?! – этот гневный вопль
принадлежит, как уже можно было догадаться, мне.

Рядом
мелькает ещё одна вспышка – это Тимка отправляется домой, даже не попрощавшись.
Я нисколько на него не обижена за это, да и мысли мои уже далеко от парнишки,
потому, отряхнув плащ, я иду домой, периодически поскальзываясь на мокрых
досках под дождём.

Дома опять
чем-то занята Алиса, кажется, она что-то варит. Я предполагаю, что это зелье,
ибо запах кошмарный, пускай и немного лучше того, что был в классе
зельеварения. Решив её не отвлекать, я почти достигаю лестницы, когда внезапно
и неожиданно меняю своё, как мнение, так и направление.

 – Алиса, – окликаю я женщину. Та мгновенно
оборачивает и на лице её вновь расцветает радостная улыбка.

 – Как прошёл день? Понравилось в школе? А где
Тимка? Я думала, он тоже заглянет к нам… Что-то случилось? – она выглядит
огорчённой, но я без какой-либо задней мысли отвечаю.

 – Нормально, нет, ушёл, расстроился, я с его
другом-гадом поругалась, – Алиса удивлённо смотрит на меня, пока связывает мои
ответы со своими вопросами. Колдунья хмуриться, а я воспринимаю это на свой
счёт, поэтому незамедлительно продолжаю. – Чего?! Я не виновата, что из-за
того, что я записывала лекцию и задала пару вопросов, они посчитают меня
«подлизой». Нет, я, конечно, знаю, что далеко не «подарок», но его друг на меня
серьёзно обозлился. А ещё это… кхм… мальчик обозвал Тимку «жалким», потому что
твой братец согласился со мной в том, что стоит пойти домой, чтобы ты не
беспокоилась! А Тимка расстроился…

Я не
сдерживаюсь и сразу выкладываю все карты на стол, после чего замолкаю, но всего
через пару секунд раздумий снова спрашиваю:

 – Ты ведь важна для Тимки, верно? – Глупо. И
бессмысленно.

Это вопрос я
не успеваю сдержать, но и не понимаю его смысл. Зачем? Зачем я это сказала?

Это даже
скорее не вопрос, а факт. Наблюдение, которое я сделала на основе того, как
Алиса отзывалась о своём брате, или как они весело болтали на кухне, когда я
только познакомилась с Тимкой.

 – Отвечать не обязательно.

Задумчиво
потирая шею, я ухожу и случайно пропускаю следующие слова Алисы мимо ушей. Мыслей
опять слишком много, поэтому я вытаскиваю из недр коробки некогда толстую, а
нынче уже тонюсенькую тетрадку, вооружаюсь ручкой, и следующие полчаса
выкладываю все свои мысли на бумагу, после чего прошу домового сжечь «улики».
Всё то время, пока я пишу, Кузя сидит на карнизе вверх ногами и молча наблюдает
за мной.

На следующий
день мне всё-таки приходится снова идти в школу с тихим Тимкой, но Фёдор после
долгого спора обещает, что это последний раз и уже завтра отпустит меня одну.
Братец Алисы снова не здоровается и избегает на меня смотреть, ну а я… А что я?
Когда меня интересовало чужое мнение?

Я вполне успешно
делаю вид, что всё нормально, и меня ничего не интересует, кроме уроков
колдовства. Знаю, не лучшее решение, даже более плохое, чем спать в школьной
форме, но у меня есть примеры и поужаснее.

Тимка на меня
дуется, однако я честно не понимаю за что именно. Нет, я
осознаю, что причина кроется в той перепалке с его другом, но я никак не могу
понять, что такого сказала. Поэтому тоже не рвусь проводить вместе с тем, кто
даже не удосужился ответить на прямо и до ужаса понятный вопрос «на что именно
ты обиделся?».

А я его
спросила. Прямо и в лоб. Как умею.

Вскоре я
действительно получаю свой ключ-переходник, коим оказывается маленький пирамида
образный не то кристалл, не то стекляшка. Правда, свой ключ от дома мне не помогает
улучшить своё приземление, поэтому я уже не удивляюсь, когда вываливаюсь из портала
перед школой и снова ловлю кучу заинтересованы взглядов.

Четыре
хихикающих девчонки сегодня не изменяют своим привычкам и на уроке алгебры тоже
ничего не делают, а только болтают.

 – Кстати, чем именно я так твоему другу не
угодила? – захватив Тимку перед тем, как тот зайдёт в класс парой дней позже,
спрашиваю я. Семёну явно не по вкусу моя весьма не скромная персона, и чем
раньше я узнаю почему, тем лучше.

 – С чего ты это взяла? Ты ему вроде всего лишь
немножко не понравилась… – правда, не слишком уверенно говорит Тимка, а я
издалека смотрю прямо этому «другу», стоящему в другой части коридора, в глаза
и убеждаюсь: мне не показалось, он меня действительно ненавидит.

 – Хорошо, а если я спрошу тебя: чем тебе я так не угодила? – хмуро спрашиваю я.
Надоело мне его молчание и обида, даже Алиса заметила, что что-то не так.

 – Сёмка прав, ты ведь постоянно
выпендриваешься, – ещё менее уверенно, чем раньше, говорит Тимка, избегая
смотреть мне в глаза и разглядывая ботинки. – Сёмка редко ошибается, говоря про
колдунов…

 – Пф-ф, ладно, – я отхожу от мальчишки, махнув
рукой, и опять сажусь от людей подальше, а в особенности от тех девчонок и
друга Тимки. В том, что брат Алисы неуверенный в себе и трусливый мальчишка я
уже не сомневаюсь, поэтому не требую от него ничего больше.

Словам Тимки
я не верю – не слепая, даже несмотря на плохое зрение. А вот мысли, что никакой
«злой мальчик» не настоящий друг брату Алисы легко заползают в мою голову,
когда я чуть больше наблюдаю за взаимодействиями этих двоих. Какой-то он
затравленный… Я имею в виду Тимка.

Да, может
быть это не моё дело, но пока нос мне дверью не сломают, я буду лезть всюду,
куда захочу. И то, я не уверена, что сломанный нос мне помешает!

То, по чему я
особенно сильно скучаю из человеческого мира – музыка в наушниках. Сейчас она
бы очень помогла перекрыть шум в классе и дать сосредоточится на задаче, чьё
решение занимает уже почти полстраницы. Я грызу кончик синей шариковой ручки и
мучительно долго пытаюсь вспомнить сколько будет семь на семь, как назло, мысли
путаются, а голоса отвлекают. Нашему классу ещё повезло, что алгебра третьим и
четвёртым, а не шестым и седьмым уроком, потому что иначе не только бы
«четвёрка хихикающих девчонок» да Тимкин друг ничего не делали.

По крайней
мере, так подсказывает мой личный опыт.

Я наконец-то
вспоминаю, что ответ сорок девять и снова вздыхаю: ещё сорок девять возводить в
четвёртую степень. Рука сама собой тянется устроить в «чистовике» черновик,
зачирикав неправильный результат. Поторапливающий нас учитель в этот раз
спасает мою тетрадку от непревзойдённых каракулей.

На сей раз
мне не удаётся выполнить задание первой, но второй тоже быть неплохо. Та
девчонка, чьего имени я до сих пор не знала и за которой следовала в класс
зельеварения, когда пришла сюда впервые, обходит меня на пару минут. Её я
мысленно зову «девочка-зайчик» из-за её улыбки, делающей свою обладательницу
чем-то похожей на зайца.

Учитель,
Евгений Викторович, долго разглядывает вначале её тетрадку, затем берётся за
мои каракули и очень, очень много хмуриться, после чего вырисовывает мне такую
же красивую «пять с плюсом», как девочке-зайчику.

Семён
провожает нас, а точнее меня недовольным взглядом, когда я возвращаюсь на своё
место. И алгебра, и наш нынешний неразговорчивый учитель мне нравятся. Колдун
ещё потому, что сразу после одного выполненного задания, даёт следующее. На его
уроках не скучно – это радует.

Я не успеваю
дописать ответ последней задачки и задерживаюсь в классе на пару минут. Поэтому
иду в столовую одна, когда все мои одноклассники уже ушли либо туда, либо
куда-либо ещё. Дурацкая привычка – носит рюкзак на одном плече и, чтобы не быть
голословной, я одеваю его как подобает и чуть прибавляю шагу.

Свободных мест
не так много, однако мне удаётся пристроиться у окна недалеко от входа. Я
задумчиво перемешиваю слишком горячий суп, всё ещё решая задачку в голове,
когда рядом неожиданно кто-то «приземляется».

 – Привет! – сверкая своей яркой и белозубой
улыбкой, произносит Вася.

 – Э… да, привет, – я как-то сбиваюсь с
размышлений о задаче и забываю то, о чём думала миг назад. Парень смотрит на
меня, а я не знаю, что ещё сказать.

 – Я только вчера узнал, что ты теперь тоже
ходишь в эту школу, – радостно сообщает Вася и набирает полную ложку супа,
видимо, не зная, что стоило бы подождать, в чём я вскоре убеждаюсь, когда он
возмущается: – Горячо!

 – Бывает, – понимающе киваю я, чуть ухмыляясь,
ведь точно также повела себя парой минут ранее.

 – Как дела? Нравиться в школе?

 – На первый вопрос могу ответить «нормально»,
на второй вопрос ответ очень двоякий. Мне нравиться учиться колдовать, это
интересно, а вот одноклассники не особо лучше моих предыдущих, – совершенно
честно отвечаю я, и он почему-то понимаю усмехается. – А у тебя как дела?

На самом деле
мне не особо интересно, но задаю я его в попытке не портить впечатление о себе
того, возможно, единственного колдуна, который сам решил пообщаться со мной.

 – Да у меня все хорошо, как обычно, –
отмахивается Вася, будто это привычный вопрос для него, хотя, может быть, он и
вправду слышит его часто. Или даже слишком
часто.

 – А тебя одноклассники не раздражают?

 – Порой, но если не считать трёх вредных
типов, всё хорошо. Моей сестре ваш класс тоже не нравиться, а вот, кстати, и
она. Снежанна! Снежок!

Я оглядываюсь
и вижу недалеко от себя одну из «четвёрки хихикающих девчонок», у меня
создалось впечатление, что она их «лидер». А ещё, по-моему, Снежанна самая
красивая из их компании.

Завидев нас,
– именно что нас, а не только Васю, – девушка расплывается в милой улыбке и
спешит в нашу сторону. Когда она изящно опускается на стул рядом с братом,
перебросив длинные чуть волнистые волосы через плечо, у меня глаза чуть ли не
на лоб лезу. Это ведь Снежанна тогда, после первого урока заклинаний, тихо
бросила в нашу с Тимкой сторону «простолюдины»!

 – Привет. Прости, у нас ещё не было повода
познакомиться, я Снежка. Или Снежок, однако, так меня обычно только братец
зовёт, – колдунья по-прежнему мило улыбается, и мне приходится приложить усилия,
чтобы не послать её куда-нибудь подальше. Я прекрасно помню те презрительные
взгляды, которыми меня одаривала она и её подружки на протяжении всех трёх
дней, что я в школе. Сегодня я их ещё не словила за этим занятием. – Рада
знакомству.

 – Здорово, – понимающе киваю я, потому что не
могу сказать о себе того же. Здорово, что хотя бы она сама рада нашему
знакомству. Если бы не «простолюдины» и тому подобное, я бы поверила Снежке,
однако мне кажется, что сестра Васи притворяется: нисколько она не рад знакомству
со мной! – Не помнишь, сколько у нас сегодня уроков?

 – Пять. Сегодня короткий день, поэтому я люблю
пятницу больше всех остальных дней! – глядя на одноклассницу, мне не вериться,
что та, что училась со мной вместе, и та, что сейчас сидит напротив – один
человек. «Новая Снежанна» вызывает неясную симпатию, вот только… какая Снежка
«настоящая»?

 – А вы по субботам не учитесь? – спрашиваю я,
решив, что не важно, от кого я это узнаю, всё равно у меня расписание в кармане
есть, а там-то точно написано, когда уроки есть, а когда нет.

 – А люди учатся? – вставляет Вася, и в этот
момент я почему-то уверена: ему на самом деле интересно, и дело тут не в
вежливости и поддержание беседы.

 – Не все, но в некоторых школах да, и мне
повезло, – или не повезло? – учиться в такой, – отвечаю я, вспомнив, что в
нашем городе несколько школ, и только половина из них работает пять дней в
неделю.

 – И… какого это? Я имею в виду, учиться все
шесть дней в неделю, – снова спрашивает Вася.

 – Уф-ф-эх… ну-у, не скучно, – это совсем не
то, что я хочу ответить! Однако надо исправлять ситуацию, поэтому я быстро
пытаюсь сориентироваться, пока не отвечаю в своей привычной манере, усмехаясь.
– Если так подумать, то суббота была моим самым любимым днём недели.

 – Хм, но это ведь выходной! – возмущается
Снежка, в точности как мои бывшие одноклассники каждую субботу на протяжении последних нескольких лет.

 – Мир несправедлив, – совершенно спокойно
соглашаюсь я, разглядывая своё отражение в ложке: суп всё ещё слишком горячий.

Наступает пауза,
я без интереса разглядываю проходящих мимо нас учеников, все такие аккуратные,
чистенькие, совсем не такие, как мои прежние одноклассники. Девочки все в
юбочках или сарафанах, в высоких сапожках, с какими-то воздушными и сложными
причёсками, мило улыбаются, разговаривая друг с другом.

Хоть кто-то
счастлив и рад здесь быть…

Говорите,
нельзя быть одинокой в толпе? Можно, я отвечу, однако для меня это чувство уже
почти родное. Это, наверное, одна из причин, почему я отдаю предпочтение
одиночеству: лишь бы не видеть этих красивых, счастливых и весёлых лиц, от
одного вида которых хочется уронить голову на стол и не просыпаться.

Я не вижу, –
зеркала у меня под рукой нет! – но прекрасно знаю, что мой взгляд становится
жестче и равнодушнее. От этого липкого и разжигающего пламя злости чувства
одиночества нет спасения.

Оно как
проклятье затмевает разум, от него не избавиться. Как нельзя не вовремя
вспоминается, что теперь я совершенно одна, но далеко не беззащитна в этом
огромном и необъемлемом мире. Близких людей больше радом нет, а это значит, что
сдаваться ни за что нельзя.

Потому что
когда я одна, я свободна.

Чем мне хуже,
тем больше растёт уверенность, что нет права отступать или упиваться жалостью,
а надо, гордо подняв голову, идти вперёд. К лучшей или к худшей жизни, это уже
не важно.

 – А у колдунов есть компьютеры? Или интернет?
– я вспоминаю, что надо жить настоящим и не забивать себе голову грядущими
проблемами, поэтому решаю узнать из разговора с братом и сестрой всё, что
только смогу.

 – Что такое кампьютры?

 – Кхм?

 – А интэрнет? – вторит брату Снежка.

 – Ком-пью-тер и ин-тер-нет, – поправляю я их
и, не удержавшись, даю себе по лбу ладошкой строю страшную рожицу. Нашла у кого
спросить! – Ладно, я поняла, у вас этого нет.

Эх, и как им
объяснить, что такое интернет и компьютер? Так ладно бы объяснить, что это
такое, нет, им захотелось узнать как и почему работает и существуют компьютер и
интернет. Я ведь сама даже девяти классов не закончила и лишь очень и очень
отдалённо представляю принцип их работы.

Спустя
несколько не самых успешных попыток объяснить свои весьма скромные познания в
этой сфере Васе и Снежке, я предлагаю как-нибудь позже показать им, что это
вообще такое. Слова «как-нибудь позже» в случае с одноклассницей, скорее всего,
означают «никогда», потому что я всё ещё сомневаюсь в искренности её намерений.

Неожиданно я
ловлю взгляд Тимки, который сидит с другой стороны зала, поэтому я не уверена,
что он смотрит именно на меня, но в эту сторону точно. Брат Алисы опять в
окружении своих друзей, которые мне совсем не понравились при коротком
знакомстве.

Кстати, а что
там с остальной частью «четвёрки хихикающих девчонок», где они вообще? В
столовой либо их нет, либо я их просто не вижу. Хотя, какая разница?

На следующем
уроке все четверо присутствуют, это наталкивает меня на мысль, что я их просто
не заметила.

Первая неделя
в школе колдунов завершена! На выходных всё удивительно тихо.

Глава
одиннадцатая. Я в восторге, но я не рада

Снежка опять идёт рядом со мной, пока я уныло тащусь за
одноклассницами по школе и без особого удовольствия отвечаю на вопросы. У нас
урок физкультуры и, признаться, несмотря на весомые достижения в спорте,
терпеть его не могу!

Алиса в обморок готова была упасть,
увидев то, в каком виде я сама занималась в людском мире (ну… да, майка – вещь,
сродни нижнему белью у колдунов), поэтому мне очень даже интересно, что же
делает на физкультуре такой народ, который ходит в таких неудобных для бега
сапогах. Что можно делать на уроке, если колдуньями нельзя носить штаны?

 – Вы на самом деле не носите штаны? – решаю
всё же задать интересующий меня вопрос Снежке, которая в ответ неожиданно
усмехается и, оглядевшись по сторонам, задирает подол платья, оголяя ногу до
колена.

 – Почему же не носим? – я сдерживаю взгляд,
полный насмешки, на коротких штанах, которые незаметны под платьем, но тепло
дают. Чего уж говорить, мне Алиса тоже таких купила несколько пар и едва ли не
силой заставила меня их носить. А я сопротивлялась!

 – Нет, а если одеть только брюки, без платья?
– не сдаюсь я, размышляя, не дурит ли меня Снежка: неужели Вася не рассказал ей
ничего о мире людей, который его так заинтересовал? Не мог же он не заметить
другую моду… Или мог? Ну, если он был там всего два раза, которые я его видела,
то… мог и не обратить внимания на девушек в джинсах.

 – Ну, с юбкой тоже можно, почему бы и нет? – я
хмурюсь, начиная чувствовать раздражение, но глядя на Снежку, мне снова
кажется, что она искренне не понимает, что же я имею в виду.

 – А если без юбки и платья? Ну, как мальчики
ходят! – поясняю я, снова запутавшись в подоле слишком длинного платья, которое
ужас как мешает быстро бегать. Хотя выгляжу я в нём куда более женственно, чем
в джинсах (если бы это ещё имело какое-то значение для меня – жизнь была бы
сказкой). Это стоит признать.

 – На физкультуре, – соглашается Снежка, и
ситуация начинает бесить меня. Вот честно!

 – Хорошо… спрошу по-другому: если я оденусь
как тот парень, – я киваю в сторону какого-то мальчика, стоящего у окна в
брюках и рубашке голубого цвета, – и приду в школу, это будет странно?

Прекрасные, голубые глаза Снежки
наполняются ужасом.

 – Это будет неприлично! Очень неприлично! – я
фыркаю, выказывая тем самым недовольство ответом Снежки.

 – Но это неудобно – я в платье уже три раза
едва не упала! – притом все три раза пришлись на школу.

 – Тебе не хватает грации. Ты слишком резкая,
надо двигаться плавне, легче! – я снова фыркаю, но почему-то в голосе Снежки
как не стараюсь, не могу уловить скрытую насмешку или прямую, но
завуалированную издёвку.

Впрочем, не буду отрицать – грации и
плавности мне точно не хватает. И Снежка имеет право говорить об этом, будучи
образцом для подражания в этом вопросе, уступая лишь самую малость… Алисе.

 – А тебе честности, – неуклюже пытаюсь уколоть
я, но, видимо, эти слова чем-то задевают Снежку, потому что она замирает, а
потом деланно громко смеётся.

– Так… ты не закончила свой рассказ, –
спустя пару секунд молчания, напоминает Снежка, которая изначально подошла ко
мне с предлогом рассказать ей о человеческой школе, и как мы там учились.

 – Так я же ответила на все твои вопросы, –
удивляюсь я, делая вид, что мне больше нечего рассказывать. Если честно
признаться, я могу говорить на любую тему часами, однако со Снежкой мне не
хочется лишний раз открывать рот.

И всё же нельзя не отметить, что проще
говорить о какой-то ерунде, чем гадать, чего же ей от меня нужно. Именно
поэтому, сделав глубокий вздох, я собираюсь с мыслями и придумываю, что же ещё
сама Снежка у меня не спрашивала.

Невольно я пропускаю момент, когда
молчание снова ловит нас в свои сети, и из этого капкана я позорно долго не
могу. Что ж за день такой, когда я не могу просто молчать?!

Я фыркаю, ища за что бы зацепиться и
перестать думать о Снежке и восьмидесяти пяти процентной подставе. Помощь
приходит, удивительно, со стороны всё той же Снежки

 – Подожди минутку, – просит она, видимо,
заметив компанию мальчишек старше нас и окликает одного из них, маша ручкой: –
Лён, привет!

Честно говоря, я даже не могу
разобрать, к кому конкретно из компании мальчишек она обращается – они слишком
далеко стоят. Однако оборачивается самый шумный из них.

Мы подходим ближе.

 – Привет, Снежок. Как дела? – в отличии от
остальных мальчиков, этот – сама неаккуратность. Волосы торчат во все стороны,
на рубашке красуются какие-то мокрые пятна, а один рукав помят и загнут до
локтя.

Снежка мило улыбается, строя мальчику
глазки.

 – Спасибо, хорошо, а у тебя? – отвечает
Снежка, напоминая скромную принцессу из самого наитипичнейшего фильма.

Мальчик задорно улыбается, пряча
что-то за спиной, когда в коридоре появляются учителя, и пожимает плечами:

 – Да вот, меня опять наказали. Придётся после
школы остаться на часик-другой!

 – То есть ты к нам сегодня не придёшь? – мигом
расстраивается Снежка, а я, закатив глаза, пихаю её в бок и с самым мрачным
выражением лица напоминаю:

 – Снежок, какого чёрта я должна тебя ждать? У
меня нет ни капли желания опаздывать на урок, – скрестив руки на груди, я даже
не удостаиваю мальчишек взглядом.

 – Подожди! – приказыает Снежка, а я, подняв
брови, коротко качаю головой.

 – Я тебе не собачка, – даже не удостоив
компанию взглядом, я ухожу туда, где по моим представлениям должен находиться
спортивный зал и раздевалки.

Будет она ещё командовать – сама
позвала, а теперь ещё и жди её.

Раздевалку я нахожу благодаря надписи
на двери, и с облегчением (которое я, разумеется, не демонстрирую) вижу там
своих одноклассниц… в штанах!

 – Потрясающе, мы их всё же носим, – бормочу я
себе под нос, безуспешно пытаясь зацепить пальцами шнуровку платья, чтобы снять
его.

 – Тебе помочь? – от неожиданности я вздрагиваю,
но отрицательно качаю головой – сама уже справилась.

Я снимаю платье и одеваю более
свободные штаны с рубашкой, не переставая гримасничать и… веселить
одноклассниц, которые не осмеливаются прямо наблюдать за мной, и поглядывают
искоса.

Наконец, в раздевалку заходит наша
учительница, и я мигом обзываю её «грозный леди», потому что она держится с
достоинством, но при этом выглядит так, словно у неё отвратительное настроение,
и именно мы жизнь ей сломали!

Девочки неуверенно встают со своих
мест, видимо, ожидая, когда грозная леди позовёт всех в зал.

Так как я сижу на скамейке рядом со
входом, замечаю, как дверь приоткрывается и в раздевалку под шумок заходит
Снежка с не то хитрой, не то глупой улыбкой. А, может, она просто довольная?

Правда, она не успевает застегнуть
рубашку на все пуговицы, когда грозная леди открывает вторую дверь, ведущую из
раздевалки, и я вслед за одноклассницами шагаю… в неизвестность.

36

Но что я всё об остальных да об
остальных? Надо и о себе подумать, свои впечатления осмыслить. А я… А я в
восторге! Кажется… Пока точно не решила. Однако я вздыхаю с некоторым
облегчением, видя, что хоть в чём-то колдуны похожи на людей: ничего
интересного нас не поджидает – зал для занятий не то танцами, не то
гимнастикой. Что ж, я и танцевать умею, и на шпагат сесть могу!

 – Говорят, она когда-то была царицей
человеческого мира, – шепчет мне невесть откуда взявшаяся рядом Снежка с уже
застёгнутой рубашкой. А я-то думала, она ещё переодевается!

 – Круто, – невозмутимо киваю я, потому что не
знаю, как мне реагировать. Удивляться? Громко восторгаться? Или просто и молча,
но с открытым ртом восхищаться? А может, для колдунов это – позор?

С одной стороны от меня Снежка, от
которой я ожидаю подставы, с другой – девочка, чья улыбка похожа на заячью
мордочку.

 – Добрый день, класс, – неожиданно зычным
голосом произносит грозная леди, как мысленно обзываю её я и думаю, что если
она была на Земле, то ей бы больше подошла роль поляницы, чем царицы, учитывая
её огромный рост, крупное телосложение и длинные руки. – Рада вас видеть,
сегодня ничего нового, продолжаем все те же упражнения, что были на прошлой
неделе.

О, как мне повезло. Или наоборот.
Зависит от того, насколько сложные эти «упражнения».

 – Добрый день, – несвязным хором откликаются
мои одноклассницы.

 – В линию, – приказывает грозная леди, и все,
включая меня, образуют кривую линию. – Расходимся. Сначала разминка.

Я нервно закусываю губу, ожидая хоть
какого-то продолжения, и пытаюсь скрыть смятение, которое появляется в голове,
когда девочки расходятся кто куда, отточенными за годы, видимо, движениями
начиная разминку.

 – Что за разминка? – достаточно громко
спрашиваю я.

Грозная леди, таки обратив внимания на
меня, хочет уже что-то сказать, как рядом оказывается Снежка:

 – Я тебе всё покажу, – и… грозная леди просто
кивает, оставляя меня на расправу Снежке. Снежку.

Впрочем, возражений у меня нет – я всё
равно вижу, что делают окружающие нас девочки. Если некоторые упражнения
кажутся странными и… даже скучными, я с несвойственной мне добросовестностью выполняю
их.

Ничего очень сложного колдуньи не
делают, но моё тело красноречиво говорит, что гимнастикой надо заниматься чаще,
чем раз в пару месяцев. Я восхищаюсь тем, насколько легко мои одноклассницы и
на шпагат садятся, и выделывают такие трюки, на которые… мне кажется, я никогда
не буду способна.

Потом Снежка неуверенно что-то
бормочет и отходит стене, продолжая разминку, но её слова пролетают через мою
голову, не задевая сознания. Как говорится: в одно ухо влетело – из другого
вылетело. Я продолжаю, но уже искоса, наблюдать за успехами своих одноклассниц,
и хмурюсь ещё сильнее: все увлечены делом. Ну, кроме меня только.

И снова я не знаю, чем заняться… кроме
как подумать о чём-нибудь интересном. Или, ещё лучше – помечтать. О чём я могу
помечтать? Да, о чём угодно! Начиная с давнего желания завести кошку-собаку или
встречи с родителями-колдунами, до спасения мира и обретения каких-нибудь
невероятных способностей! А ещё друзей… что с моим-то характером нереально да…
нужно оно мне?

Поняв, что до меня никому нет дела, я
сажусь по-турецки на пол, принимаю глубоко безразличный вид и думаю о том, как
может произойти встреча с родителями. Что я им скажу? Спрошу, они ли опаивали
меня зельем или захочу узнать, почему мы оказались на Земле? Или, может быть,
лучше сказать, что я скучаю по ним?

Эх, нашла время подумать о таком:
будто бы мне нечем заняться на уроке! Хотя, мне ведь и правда нечем заняться,
поэтому… почему нет?

Интересно, а как мы встретимся? И
когда? Если верить тем книгам, что я прочитала про людей, которые попадают в
другой мир, это будет недолгая встреча в весьма и весьма напряжённой
обстановке. Ну, а так как я тоже оказалась в мире колдунов, то надо бы
придумать, как бы сделать всё так, чтобы шло лучше, чем по маслу.

Для начала: о чём мы будем говорить.
Это я решу уже при встрече, но у меня есть три уже упомянутых выше варианта. А
потом буду делать всё как обычно.

То есть ничего. Нет, то есть я хотела
сказать, что доверюсь проверенному способу – положусь на «авось и так
прокатит»…

 – Кошечкина! – о, хоть кто-то не зовёт меня
Зверевой, потому что я Кошечкина. Ко-шеч-ки-на!

 – Да, чего? – кажется, я «немножко» потерялась
в своих мыслях. Эта довольно невежливая фразочка вылетает прежде, чем я успеваю
подумать. Ещё одна дурацкая привычка.

Кажется, я потерялась в мыслях…

 – Вас не было на прошлом уроке, поэтому
попрошу слушать меня внимательно, – спокойно, но нисколько не сердито отвечает
грозная леди. И я правда слушаю. Следующие пару минут.

Потом я замечаю необычного расцвета
бабочку, которая пролетает прямо рядом с окном, рядом с которым я сижу.

Никогда раньше таких не видела. Это
такой вид чисто «мира колдунов» или я просто слишком не осведомлена в…ледипо…
нет, ледида… тьфу, точно, лепидоптерологии! Кажется, так зовут науку, которая
изучает бабочек? Я не помню.

В общем, наука никак не мешает
существованию такого вида необычно больших бабочек. Крылья у неё синие, но, как
будто, с выгоревшими голубоватыми пятнышками. А ещё с какими-то красными
полосками, в центре верхних крыльев формирующими подобие звёздочки, только
семиугольной. Или девятиугольной? Бабочка уже отлетает, а зрение у меня
отвратительное.

 – Ой, – кажется, я опять отвлеклась. К
счастью, на этот раз на меня никто особого внимания не обращает. Я пытаюсь
понять, что упустила.

Это оказывается не так-то просто, но
ведь и я не «так-то проста», поэтому строю умный вид, хотя и не понимаю, о чём
речь. А, нет, может и понимаю. Кажется, грозная леди рассказывает о правилах
полёта и затем собирается объяснять технику безопасности.

Какой бы скучной не был монолог
учительницы, – а скучным он на удивление не был, – техника безопасности – это
важно. Только меня это не всегда спасало. Ну, если говорить честно, то совсем
не спасало, потому что в правилах безопасности не сказано, что делать, если на
уроках физкультуры, пока я болталась вниз головой на брусьях, какой-то умник
решит засунуть мне за шиворот заведённого паучка. В правилах не сказано, что
нельзя «случайно» дать ему кроссовком по лицу.

Паучка я, кстати, забрала себе в
качестве компенсации за разбитую голову.

 – Анна, вы уверены, что тоже справитесь? –
спрашивает грозная леди с сомнением.

Я с сомнением смотрю на длинный
коврик, где надо сделать колесо, сразу встать на мостик, потом сделать кувырок
спиной вперёд, снова колесо, мостик и завершить это всё каким-то красивым
элементом вроде сальто. И всё это должно выглядеть красиво, а делать надо
быстро.

Сальто я не умею делать, но остальные
элементы я могу выполнить, поэтому я киваю. Интуиция упрямо твердит мне, что
всё равно не стоит участвовать! Однако я упрямо игнорирую её, потому что сейчас
не место поддаваться сомнениям.

Я подхожу к краю длинного коврика, не
собираясь признавать страх даже себе самой. Просто… я давно не делала эти трюки
и не успела повторить их достаточно хорошо за урок. Грозная леди одобрительно
кивает и временно даже не смотрит на других.

Похоже, ей интересно, справлюсь ли я
без подготовки на её уроках. Судя по всему, у неё идеальная память на навыки и
косяки учениц.

 – Ты справишься! – поддерживает меня Снежка, и
на это у меня не находится никаких комментариев.

 – Рада, что хоть кто-то в это верит, – бормочу
я себе под нос, но может быть, кто-то это всё же слышит. И никак не
комментирует.

Я разминаю пальцы, тем самым собираясь
с мыслями, и уже с уверенностью начинаю связку. Колесо, мостик, кувырок, снова
колесо, и… только я перехожу ко второму мостику, как понимаю, что интуиция не
зря кричала мне не делать этого!

Я не видела, что за трюк пыталась
выполнить моя одноклассница, может, но она срывается с брусьев и, успев как-то
скорректировать своё падение, однако, сбивает меня.

Глава
двенадцатая. Мелкое происшествие оборачивается грандиозным знакомством

Я падаю на маты, ругаясь
громко и неприлично, потому что… Чёрт возьми, у меня есть на это право в такой
ситуации!

Перевернувшись на спину, я
продолжаю сквозь зубы ругаться, но уже тише, и прижимаю руку к лицу. Я тру
рукавом нос (точнее, едва касаюсь из-за слепящей и резко боли). Вот же-шь…

 – Да вы издеваетесь? – спрашиваю я не то
потолка, не то у одноклассниц. Это уж традиция – каждый октябрь разбивать нос
на протяжении уже девяти лет.

А я уже и позабыла про эту
«традицию».

 – Эх, ну вот, надеюсь, у колдунов есть
средство по удалению кровавых пятен с ткани? – на сей раз я говорю это самой
себе, мне даже ответ не нужен.

 – Ты в порядке? – спрашивает девочка-зайчик,
из-за которой я чуть шею не свернула!

 – Ерунда, – отмахиваюсь я, и машу как раз таки
грязным рукавом. Могло быть хуже, да и я не из «привередливой четвёрки». –
Могла бы спросить что поумнее…

Я не тороплюсь вставать с
матов, потому что голова ещё не осознала случившееся и… я не знаю, что делать.
Наверное, надо кровь из носа остановить…

 – Быкова, проводите её в медицинское крыло, –
строго велит грозная леди, пока я поднимаюсь с земли и размазываю кровь по лицу
в попытке её стереть. Хотя это и имеет обратный эффект. Теперь, если верить
ощущениям, я похожа на любителя обидеть слабых, который по ошибке пристал к
профессиональному боксёру!

И у меня есть три
варианта: либо у колдунов есть способ вывести яркие пятна крови с рубашки
легко, либо я распрощаюсь с этой одеждой, либо проведу пару часов в попытках
отстирать кровь. Но на второй вариант лучше не рассчитывать.

 – Пойдём, – кто-то легко берёт меня за локоть
свободной руки и несильно тянет куда-то, пока я, потерявшаяся в пространстве,
покорно следую и не сопротивляюсь.

 – А мы куда? – спрашиваю я у девочки-зайчика.

 – Ты не слышала? В медицинское крыло, –
удивляется моя «спутница-проводница», а затем смущённо спрашивает: – Сильно
больно? Прости, это я виновата, поторопилась, а потом свалилась!

Несмотря на её слова, мы
вначале идём в раздевалку, где я сквозь зубы переодеваюсь, потому что,
по-моему, ничего неприличного в штанах нет. Интересно, а в каком виде они ходят
купаться?

 – Опа! Так это по твоей милости мне теперь
рубашку стирать? Ох, дорогуша, я тебя уже ненавижу! – бормочу я, на самом деле
нисколько не злясь, мне просто хочется поворчать. На случай, если
девочка-зайчик не умеет читать мысли и эмоции, (а я всё-таки не чудовище,
которому нравиться, когда из-за него люди чувствуют себя плохо), поясняю. –
Если тебя легко расстроить, то просто зажми уши и не слушай. Я не злюсь, мне
просто скучно.

А ещё я сама себе
удивляюсь – с чего вдруг такая честность? Неужели я просто устала от
подозрительного поведения Васи со Снежкой, а девочка-зайчик пока не делает
никаких попыток завязать дружбу.

 – Поняла, а почему тебе скучно? – дурацкий
вопрос, но по себе знаю, что иногда наступают моменты, когда если что-то не
спросить, повиснет неловкая тишина.

 – Как тебе сказать… – задумываюсь я и в сотый
раз тру нос рукавом. Больно!

Вообще не понимаю, зачем
меня решили отправить в медицинское крыло, это ведь всего лишь разбитый нос!
Просто подождать, пока кровь остановится и умыться – этого бы хватило, но…
может, колдуны умеют что-то, о чём я даже подумать не могу?

 – У меня есть коротко и длинное объяснение. Смотря,
какое выберешь.

 – Давай короткое, нам недалеко идти, – решает
девочка-зайчик.

 – Если коротко, то я просто люблю, когда
кто-нибудь устраивает переполох, и в особенности, когда я сама! Целыми днями
наблюдать за спокойной и мирной жизнью; самой быть её частью – слишком обыденно,
паршиво и отвратительно. И неинтересно. Вот, – коротко, просто и понятно. По
крайней мере, я надеюсь на правдивость последнего. – Что про себя скажешь?

 – Я не люблю суету, и мне не нравиться быть в
центре внимания. Я сразу запинаюсь, смущаюсь… – отвечает девочка-зайчик и,
видимо, заметив, что по-прежнему держит меня за рукав, отпускает тот. Хм,
спасибо? Не знаю, мне это не мешало, но, что не делается, всё к лучшему.
Обычно. Хотя нет, тут больше подойдёт слово «часто». Или даже редко… Не знаю!

 – Ты не одинока, – с поразительно серьезным и
важным видом киваю я. Кажется, девочка-зайчик улавливает мой настрой, потому
как отвечает в тон мне:

 – Приятно слышать. Да и ты не одинока, хотя,
нас, конечно, больше.

 – Больше, больше, – киваю я, – а кто ж
спорит-то? Кстати, а как я потом дорогу обратно найду? Я не виновата, но карту
потеряла! – Ха, а кто же кроме меня виноват в том, что карта потеряна?..
Ну, наверное, кто-нибудь из людей, кто о мире колдунов ни слухом, ни духом…

 – Ну, я могу тебя проводить, – предлагает
девочка-зайчик, а я, несмотря на то что не люблю принимать чью-то помощь,
активно киваю.

 – Давай, давай, буду благодарна, – да,
приятнее ни от кого не зависеть, но ещё приятнее не плутать по длинным и
запутанным коридорам, потому что я за сегодня уже заблудилась один раз.

– Слышала о последней
выходке Клоуна? Вам с ним точно нужно познакомиться, уж кто-кто, а он умеет
устроить переполох и привлечь к себе внимание, – мне чудится в голосе
девочки-зайчика какая-то неясная интонация, чем-то похожая на хитрость.

 – Кто такой Клоун? – тем не менее спрашиваю я,
потому что ни о ком с таким прозвищем ещё не слышала.

 – Парень чуть старше нас. Он вечно что-нибудь
устраивает. Иногда, правда, по-моему он перегибает палку…

 – Например? – тотчас спрашиваю я, но… честно
говоря, кандидатура для знакомства в лице Клоуна меня не интересует. Куда
любопытнее мне узнать, чем он прославился на всю школу.

 – Когда срывает уроки. Или… когда из-за него
другие ученики попадают в медицинское крыло, – отвечает девочка-зайчик с явным
неодобрением. Впрочем, когда все подряд попадают под раздачу из-за одного – это
действительно нечестно. Я бы такого одноклассника самолично в унитаз окунула.

 – И… его ещё никто не проучил?

 – За что? Это же просто смешные шутки! –
возражает девочка-зайчик, и я окончательно путаюсь во всей этой истории.

 – Ладно, забудь… – отмахиваюсь я, решив
поступить по-простому, а именно – выкинуть некого Клоуна из головы. Вот если
представиться шанс познакомиться (и если я его даже не упущу), тогда я уже
подумаю, что за человек этот Клоун, и что из себя представляют его «смешные
шутки».

Молчать нам, однако,
приходится недолго.

 – Пришли, – сообщает девочка-зайчик, но
почему-то нервно топчется перед дверью, прежде чем постучать и войти. Зачем она
стучит, если входит всё равно не дождавшись ответа? – Олег Михайлович, Олег
Михайлович, – несмело зовёт кого-то моя одноклассница.

Больше, светлое помещение
заполнено криками и руганью учеников, которых пытается успокоить уже знакомая
мне личность – Олег или, точнее, Олег Михайлович. С прошлой нашей встречу я
успела забыть его полное имя.

Приглядевшись, я понимаю,
что ученики паникуют отнюдь не напрасно! Несмотря на то что колдуны выглядят
как просто очень красивые люди, сейчас они не совсем напоминают… людей. Даже
для колдунов не характерны рыбные плавники на голове; вместо ногтей у некоторых
звериные когти; у кого-то позади маячат хвосты; а кому-то не повезло так, что вместо
носа у них свиные пяточки.

Я пытаюсь сдержать смех,
но из-за этого выходит не смех, а какое-то сдавленное хрюканье.

«Позор!» – думаю я,
пытаясь опять не расхохотаться от этой мысли. Но не улыбаться так широко и
издевательски я не в силах!

Кажется, все ученики в
панике, которая, однако не мешает им ещё и злятся на кого-то. Если я правильно
понимаю, этот «кто-то» сейчас лежит за ширмой в отрубе. Мне мгновенно
становится интересно: как сильно пострадал он?

 – Олег Михайлович! – уже громче зовёт мужчину
девочка-зайчик и для большего внимания машет рукой. – Олег Михайлович!

Я решаю понаблюдать за
«дурдомом» со стороны, ведь всё это выглядит в какой-то мере забавным. Ещё бы
нос не болел…

Но тут Олег Михайлович всё-таки
нас замечает. Ну, как «нас»: я демонстративно смотрю в окно и, несомненно,
выгляжу не к месту в «дурдоме»; девочка-зайчик машет руками. Мужчина чуть
устало поднимает брови в немом вопросе «Что случилось?». Я машу кровавым
рукавом и выставляю на обозрение свою окровавленную мордочку.

 – Небольшая авария! – оптимистично и даже радостно
сообщаю я. Олег Михайлович на миг мрачнеет, но потом неожиданно весело хмыкает
своим мыслям и быстро выбирается из толпы шумных учеников.

 – Мы ненадолго, это ведь легко исправить? –
спрашивает девочка-зайчик у мужчины, имея в виду меня и мой разбитый нос. Хотя
я по-прежнему не знаю, зачем нас отправили в медицинское крыло: всё ведь не так
плохо, всего лишь небольшая царапинка.

 – Ай! – пищу я от неожиданности, когда мужчина
внезапно – и совершенно бесцеремонно! – хватает меня за нос. В голову ударяет
ослепляющая боль, а в глазах мелькают слёзы, но неожиданно всё проходит.

 – Готово, можете идти, – удовлетворённо
произносит Олег Михайлович.

Чего? Это как «можете
идти»?

 – Не поняла! То есть хотите сказать… – я не
договариваю и вместо этого использую окно как зеркало и оглядываю своё лицо.
Ну, кровь больше не хлещет, это хорошо.

 – Простенькое заклинание заживления. Его
изучают… классе в одиннадцатом-двенадцатом. Через пару лет и вы его изучите. Думаю,
ваша учительница не захотела отвлекаться… а какой у вас урок? – неожиданно
меняет вопрос мужчина.

 – Физкультура, – тотчас подсказывает
девочка-зайчик.

 – А, тогда всё ясно, – кивает Олег Михайлович.

 – Что ясно? – разумеется, это спрашивает моя
любопытная персона.

 – Уроки физкультуры у девочек ведёт отказщица,
– охотно отвечает девочка-зайчик.

 – Кто? – я думаю, что ослышалась, потому как
слово мне звучит «наполовину знакомо».

 – Отказщики – колдуны, которые добровольно
отказались от своих сил, но не перестали быть частью этого мира. Обычно это
происходит после сильной психологической травмы, а психика колдунов, увы,
слабее людской, поэтому-то мы и прячемся от них. В случае чего, нам будет очень
тяжело противостоять им. Люди слишком жестокие, – Олег Михайлович опять качает
головой, а я невольно вспоминаю историю «своего» мира.

Олег Михайлович прав, а у
меня нет причин сомневаться на его счёт. Фёдор тоже как-то упомянул нечто
подобное, когда я спросила о том, почему люди не знаю о колдунах и их мире. Но,
вообще-то, муж Алисы на мой прямой вопрос так не ответил.

На уроках истории есть три
вещи, которые надо учить наизусть: даты, воины, правители. Притом последние
постоянно свергают друг друга и устраивают вышеупомянутые войны.

 – А какова численность колдунов? – немного
подумав, спрашиваю я.

 – Пара десятков тысяч, но ты должна также
учитывать, что, во-первых, мы не бессмертны, нам всего лишь не страшна
старость, а убить нас не так-то сложно. Во-вторых, на нашей стороне силы Союза
Великих Видов, и у них тоже есть свои «особые» силы, – говорит Олег Михайлович
и мне чудится гордость за свой народ в его голосе, но я куда больше занята
поразительной новостью:

 – Колдуны бессмертны?! То есть это как?.. Вы
что же, можете жить и сто, и двести, и тысячу лет?

Неужели
пытка… жизнь вечна?

 – Что значит «вы»? А кто тогда ты? – недоумённо
хмуриться девочка-зайчик, глядя на меня не то заинтересованно, не то
настороженно.

Сколько лет не пройдёт, а я буду
жизнь несмотря ни на что и даже не уверена: радоваться этому или пугаться.
Хотя, конечно, если я бессмертна, то разобраться с собой и своими мыслями
легче. Решено: это офигенная новость (ещё более офигенная, чем глаза моих
новых, знакомых… кхм, существ)!

 – Ах да, это длинная история, если коротко, то
последние четырнадцать лет я прожила на Земле, но, давай оставим этот факт между
нами? – отмахиваюсь я, всё ещё поражённая тем, что, оказывается, у меня впереди
– в прямом смысле этого слова – вечность.

 – На Земле?.. Это вроде Неизведанные Земли? Да
ладно? Ты была в Неизведанных Землях? А я думала, ты просто странная… –
округлив большие серые глаза, спрашивает девочка-зайчик и в её голосе явно
различается недоверие. Что ж, за последнее её не виню: я бы тоже не поверила
человеку, который бы утверждал, что он с Марса, где никто никогда не был. – Олег
Михайлович, неужели это правда?

Колдун как-то странно улыбается.

 – Это невероятно, но факт, правда. Она на самом деле из Неизведанных Земель.

 – Ага, но ты не первая даже в своём мире, кто
говорит мне, что я «странная». Кстати, а почему? – мне всегда интересно почему,
и я всегда задаю этот вопрос, услыхав подобное прилагательное в свой адрес. Нет,
я не переживаю и не собираюсь исправлять в себе то, что другим кажется
странным, мне просто-напросто любопытно.

 – Ну-у, я даже не знаю, много причин, – без
особой уверенности говорит девочка-зайчик.

 – Ладно, раз теперь все целы, я, пожалуй,
вернусь ним и попытаюсь их успокоить, а то они сейчас кого-то проклянут.
Какой-то… «умник», «немножко» напутал со своим зельем, взорвал котёл и сейчас
отлёживается, а вот его одноклассникам повезло и не повезло больше. Он хоть
человеком остался… – Олега Михайловича, похоже, раздражает и одновременно
смешит этот случай, пока он роется в ящиках стола, выискивая что-то. – С одной
стороны – они теперь немного не похожи на людей, а с другой стороны – они целы,
не валяются без сознания и второй урок зельеварения отменили, благодаря этому
«умнику»…

 – До свидания, Олег Михайлович, – говорит моя
одноклассница, когда мы собираемся уходить.

 – До свидания, и спасибо за помощь!.. –
напоследок кричу я и активно машу рукой, когда уже выхожу из помещения и пытаюсь
перекричать недовольных учеников, которые… И мне это удаётся!

Да здравствует я, всемогущая и
окровавленная! Кстати, насчёт последнего – я долго думаю над вопросом: надо ли
мне пойти умыться сейчас или и так до дома можно добраться, а там уж, пользуясь
случаем, испугать Алису, Фёдора, или кто под руку подвернётся, и только потом,
вместе с лицом и рукавом пойти сразу в ванну?

 – Какое счастье, не надо дальше учиться, можно
идти домой!.. – довольно разглагольствую я, пока мы вместе с девочкой-зайчиком
идём к выходу из школы, и опять тру рукавом уже начавшую засыхать кровь на
лице.

 – А… а чем Неизведанные Земли отличаются от
нашего мира?

 – Чем? Ой, да почти всем, начиная от школьной
формы и еды, заканчивая летающими по небу со скоростью сотен километров в час
длинными металлическими трубками с крыльями! – мне кажется, самолёты, машины и
техника в целом – самое удивительное в нашем, человеческом мире.

 – Люди летают по небу в длинных, металлических
трубках с крыльями и разгоняются до нескольких сотен километров в час без
помощи колдовства?.. – девочка-зайчик потрясена до глубины души, и я таю от
вида своего успеха. Ведь именно на такое выражение лица и реакцию я
рассчитывала! Это победа!

Можно было бы объяснить и
рассказать, что такое самолёт, как, почему и за счёт чего он летает, но я
слишком люблю оставлять человека с открытым ртом, изумлённо-недоверчивым
взглядом и кучей вопросов! Поэтому я просто прощаюсь с ней у выхода и
вытаскиваю из кармана маленькую пирамидку.

Глава
тринадцатая. О болезненных экспериментах и «подозрительном» сюрпризе

К моему
огорчению, практики в колдовстве у нас мало, поэтому я долго думаю над тем, где
бы раздобыть что-то на подобии «сборника заклинаний», откуда можно бы
подчеркнуть что-нибудь интересное. Весь скучный урок музыки я на последней
парте листаю учебник по заклинаниям и пытаюсь понять, что за схемы с кучей
стрелочек там нарисованы.

Где-то на
последних страницах учебника, посвящённых памяткам, а не учебным материалам, я
натыкаюсь на рисунок колдуна с пронумерованными разноцветными точками по всему
телу. Большая их часть располагается на руках, но самые большие находятся на
шее и груди. Я долго созерцаю картинку как из учебника биологии, после чего
обращаюсь к объяснению-памятке рядом.

«Всего у
колдуна имеется пятьдесят семь болевых точек, при нажатии на которые
способности временно дают сбой, то есть перестают подчиняться. В лучшем случае
это повлечёт за собой лишь коротко временную потерю особой силы от нескольких
секунд до часов, однако возможно и такое, что способности начинают жить своей
жизнью, что куда хуже. В такие моменты колдун становиться поистине опасным, как
для окружающих, так и для самого себя» – вот что говориться по этому поводу. А
у меня в голове сразу появляются дополнительные вопросы. Автор учебника хочет
сказать, что ткнув пальцем, например, в запястье, можно лишить колдуна силы?

Ради
интереса, ведь надо как-то проверить правдивость написанного, я надавливаю
пальцем на чётко обозначенное в учебнике место.

 – Ай-я-й, – сквозь зубы сердито шепчу я, когда
по руке, словно ток проходит.

Я была ведь
уверена, что ничего не случится!

С
глубокомысленным видом разглядываю невесть откуда взявшееся маленькое красное
пятно на запястье, куда пару секунд назад ткнула себя пальцем. И быстро
оглядываюсь по сторонам, убеждаясь, что никто не заметил моего маленького
«эксперимента».

Всё хорошо,
кто-то вполуха слушает лекцию, кто-то тихонько перешёптывается с соседом по
парте, кто-то скучает. Потирая руку, я возвращаюсь к чтению и изучению учебника
по заклинаниям. Скользя пальцем по точкам на рисунке, я пытаюсь запомнить их
расположение, так, на всякий случай, вдруг пригодиться?

Сегодня я
первой убегаю из класса, как только звенит звонок в три часа и пять минут,
помня просьбу Фёдора. «Сегодня должно случится кое-что интересное, и тебе это,
несомненно, понравиться!» – так сказал колдун с загадочным видом этим утром,
прежде чем я, опять опаздывая на первый урок, выскочила на улицу под проливной
дождь.

Верить словам
Фёдора почему-то уже вошло в привычку, чего я не могу сказать о ком-то другом.
Но я практически уверена, что речь о зверюшках, может быть, о единорогах. Мне
очень-очень интересно, какие ещё животные существуют в мире колдунов, которых
нет в людском. Единороги произвели на меня сильное, даже неизгладимое
впечатление, когда я впервые их увидела, поэтому верю, что Фёдор покажет что-то
на самом деле интересное!

Выскочив за
пределы школы, я сую руку в карман, ища среди кучи ненужных вещей
ключ-переходник, однако пальцы хватаются за что-то, чему там не место. Я
недоумённо хмурюсь: да, у меня полно ерунды в карманах, но бумажек никаких
точно нет!

Я любопытная,
но далеко не Варвара. Видимо, поэтому нос у меня всё ещё цел (вчерашнее
происшествие в счёт, там мне нос разбили не из-за любопытства, а так,
«спортивная травма»), несмотря на такое качество. Я тотчас выуживаю крохотный,
помятый клочок бумаги на свет из тёмных недр ткани и разглаживаю его.

Добро
пожаловать в наш мир, Шестая. Мы в предвкушении встречи. Надеемся, что она
пройдёт хорошо.

От этих слов
по спине невольно пробегает холод, но я никак не могу понять, что в записке
такого пугающего. Просто пара слов да неясное обращение… и нет подписи. Хотя,
погодите, можно ли считать подписью неясный из-за капнувшей на него воды
символ?

Первая мысль
– чья-то шутка, кто-то решил «развлечься», но затем я думаю: что значит
«Шестая»? Почему-то не верю, что это просто совпадение, я ищу скрытый смысл во
всём, хотя чаще всего его там не оказывается, или его всё-таки не нахожу.

От некоторых
привычек слишком тяжело избавиться да и, буду честна хотя бы перед собой, я не хочу
прощаться именно с этой. Много лет поиск чего-то «интересного» или «скрытого»
давало мне сил глядеть на мир не потухшим взглядом, а любопытным, верить, что
есть ещё что-то необычное, пускай и вдалеке от меня.

Строчки
выведены красивым, тонким почерком, поэтому я не сомневаюсь, что их написал не
Семён и не Тимка. А что? Всякое может быть, всякий мог это написать, но
мальчики пишут крупно и коряво, я узнала это, когда проходила мимо них пару раз
на уроках.

Есть ещё один
веский повод сомневаться в том, что это шутка: я даже не представляю, как надо
изловчиться, чтобы подсунуть записку! Я плащ не снимала весь день, а карман-то
внутренний, самый дальний и «труднодоступный». Мне самой из него что-то доставать
неудобно.

Смяв бумажку
и сунув обратно в карман, я вытаскиваю ключ-переходник и, пользуясь светом
солнца, беззвучно и мгновенно исчезаю с площадки перед замком. На меня тотчас
обрушивается град холодной воды. Ничего, я уже привыкла.

Дождь опять разошёлся,
и на сей раз дальше нескольких метров у меня не получается разглядеть ничего.
Очки мгновенно становятся бесполезными, и вот я вместе с порывом ветра влетаю в
теремок. С меня на чистый коврик быстро стекает вода, и через пару секунд я уже
стою в луже.

 – Эх, я только коврик постирала! – вдруг
раздаётся горестный возглас совсем близко от меня.

Я удивлённо
силюсь разглядеть кто или что говорит, но мокрые и залитые водой очки этому не
способствуют. Мир становиться размытым, однако теперь я хотя бы вижу
незнакомого мне происхождения существо. Приведение, не иначе!

 – А вы кто? – неловко спрашиваю я.

 – Звать меня Василисой, хозяйка, – отвечает
приведение, или приведениха? Откуда я знаю?

 – А меня Аней, – отвечаю я, стряхивая воду с
плаща на пол. Благо, плащ Фёдор как-то заколдовал, и теперь я под дождём почти
не промокаю.

 – Знаю я, хозяйка, – кивает Василиса и щёлкает
пальцами, заставляя коврик исчезнуть.

Зря она это
делает: теперь лужа оказывается прямо на деревянном полу.

 – Эх, хозяйка, с вас так много воды! –
бормочет приведение, правда, без тени обиды или укора в голосе.

 – Хозяйка? – недоумённо переспрашиваю я, пока
до меня как до подстеленной утки в супе не доходит, что она в супе лишь на
третьи сутки. – Это я что ли?

Нет-нет, я
умная, просто иногда забываю воспользоваться своим умом, или всего-навсего
долго соображаю. Наверное, надо думать поменьше, а то как компьютер, в самый
нужный момент перестаю работать.

 – Да, хозяйка, – отвечает приведение, но мне
чудится – или нет? – насмешка в её голосе. Мои губы невольно растягиваются
в улыбке.

 – А можно называть меня просто «Анна», а не
«хозяйка»? – подумав немного, спрашиваю я.

 – Хорошо, хозяйка-Ан-на, – кивает приведения с
совершенно серьёзным видом.

 – Нет-нет, просто «А-ня», или хотя бы «Анна»!
Никакой «хозяйка»! – слишком усердно машу руками я, в попытке объяснить, чего я
хочу. Мне кажется, Василиса надо мной издевается, специально дела то, чего я
прошу её не делать.

А и… после
нескольких минут я решаю: «Какая разница, как меня будут звать?», и вспоминаю,
что собиралась найти Фёдора. Тут-то Василиса мне и помогает.

Я любопытная,
но, видимо, невнимательная. Вслух размышляю, где Фёдор, и зачем он просил меня
поторопиться со школы, и расхаживаю по гостиной. Не сразу, далеко не сразу я
замечаю, что Василиса смотрит на меня теперь уже с нескрываемым весельем.

Даже не
обращаю внимания, что в комнате есть кто-то ещё, пока приведение по имени
Василиса не советует:

 – Посмотрите на стол.

На столе
лежит записка. Что за манера пропадать бесследно и оставлять только маленькую
бумажку, которую я либо замечу слишком поздно, либо сама вообще не замечу?
Следуя указаниям из записки, я быстро поблагодарю Василису и со всех ног бегу в
сарай рядом со склоном горы.

Погода
по-прежнему оставляет желать лучшего, зато энтузиазмом и любопытством горю я, и
это даёт сил не киснуть под дождём. Пока я иду, где-то высоко в небе я замечаю
смутные очертания… птиц? Нет, это точно не они, их бы с такого расстояния не
разглядеть… Получается, это кто-то побольше. Значительно больше. Не меньше
волка, но меня уже крылатыми волками не удивить! Я и единорогов видела, и
жар-птицу, и обладателей крыльев, которым крылья вообще-то не полагаются. А
саблезубые тигры у колдунов водятся?

В сарайчике
сидит Фёдор, ласково уговаривающий ёжика не бросаться в него шипами. Одежде
мужчины стоит уделить особое внимание: если бы не голос, то понять, кто под
весьма своеобразными доспехами «средневекового рыцаря» – сложная задача.

 – Что ты там говорил про то, что звери
колдунов понимают? Что-то не похоже, что этот из их числа, – с сомнение
рассматривая ёжика, говорю я. Животинка забилась в угол под столом и глазеет на
нас оттуда своими маленькими глазками-кнопочками.

 – О, раз уж ты пришла, мне твоя помощь не
помешает, – неужели я такая шумная, что Фёдор даже не удивился моему
присутствию? Ответ напрашивается сам собой в мою светлую головку: колдун меня
ждал, потому-то и не удивился.

 – Что делать? – охотно спрашиваю я, всегда,
даже посреди ночи, готовая к новому приключению.

 – Одень во-он ту форму и помоги мне его
поймать, – просит Фёдор, указывая на… такие же «доспехи»? – Эй, малыш, иди ко
мне, не бойся…

Колдун
протягивает руку к ёжику, но тот лишь вновь метает весьма острые шипы в
мужчину. Оценив опасность, я сострою рожу, однако натягиваю на себя ту же форму,
что и Фёдор. Слишком тёплую, стоит отметить.

И мы вместе
пытаемся поймать ёжика. Ну, как «мы»… Фёдор уговаривает зверя успокоиться и не
бояться нас, я ловлю невероятно быстрого зверя. Или это я слишком медленная в
этих «доспехах»? Я на месте ёжика тоже бы паниковала, если подумать о том, как
мы с колдуном выглядим. Эдак в три тридцать ёжик наконец-то оказывается в
клетке, чему я несказанно рада, а то в «доспехах» очень жарко.

 – Я ему на лапу заклятье наложил, чтобы рана
не гноилась и не болела, а он взял и удрал, – сетует на опасного зверька Фёдор,
когда снимает с головы защитный или «антииголочный» шлем. Ёжик сидит в
специальной клетке и сверлит нас недовольным взглядом, а я только сейчас
замечаю глубокий порез на передней лапке. – Я даже перевязать её не успел! Из
головы вылетело, что игломечущие ежи самые быстрые в своём роде! Если бы знал,
что так выйдет, сам бы отправился на встречу с домовыми приведениями, а Алису
бы оставил возиться с этим сорванцом…

 – Домовые приведения? Кто это? – я сразу думаю
о Василисе, ведь она очень подходит под описание «приведение» и слово «домашний».
Кажется, именно она убиралась в коридоре, когда я пришла.

 – Василиса сказала, что вы уже знакомы, –
хмурится Фёдор, бросив на меня короткий взгляд, и возвращается к ёжику. – В
нашем доме за порядком следит несколько домовых приведений, но Василиса среди
них главная.

 – А… когда она успела…

 – Сразу после того, как помогла тебе найти моё
послание. Домовые приведения могут без особых трудностей телепортироваться в
пределах знакомого места, – мне даже не приходится заканчивать фразу, колдун
понимает всё мгновенно.

Мне кажется,
или ему нравиться рассказывать мне об их мире?

 – А почему их зовут «домовые приведения»,
существуют какие-то ещё? – я спрашиваю и вдруг осознаю, как ничтожно мало всего
ещё знаю.

 – Да, конечно, например, горные: они селятся в
пещерах и гораздо больше домовых приведений, а ещё они куда хуже колдуют, но
компенсируют это тем, что без их собственного желания обнаружить их присутствие
– почти невозможно даже с помощью колдовства. Вот, – Фёдор словно рассказывает
вызубренный наизусть текст на экзамене, а не разговаривает с живым колдуном.
Видимо, мы с Фёдором думаем об одном и том же, потому что через мгновение
колдун смеётся. – Я однажды завалил экзамен по существоведенью, поэтому вряд ли
когда-либо забуду эту фразу! Мне тогда только исполнилось семнадцать, а мы ещё
с Алисой поспорили, смогу ли я сдать этот предмет с первой попытки, и, если
выиграю я, то она возьмёт меня в горы на поиски единорогов, а если Алиса – то я
должен буду вычистить все конюшни в её отсутствие.

 – И Алиса победила, – ухмыляюсь я, услышав
условия спора. Да, не повезло Фёдору!

 – Да, но я свою работу выполнил добросовестно,
а Алиса вернулась вместе с Рыжим, – отвечает Фёдор и улыбается как-то немножко
по-глупому, а ещё очень счастливо. Он чего-то недоговаривает или
«недорассказывает», но я никак не могу понять, о чём именно колдун умалчивает.

Тут я
вспоминаю, что Фёдор обещал мне показать нечто интересное, а заодно было бы
здорово узнать, почему он так уверен, что это «что-то» мне понравиться. Я же
сгораю от нетерпения!

 – Да, точно, я совсем уж об этом и позабыл! –
кивает мужчина, подняв указательный палец с важным видом, однако ещё не
сошедшая с лица глупо-счастливая улыбка портит всю картину. Я не сдерживаю
негромкий смешок.

 – Так о чём шла речь? – с любопытством
спрашиваю я, а в тайне надеюсь, что на улицу выходить в ближайшее время не
придётся.

 – Узнаешь! Пошли, – ну, как назло надо опять
мокнуть под дождём! Но мне слишком интересно, что такое нас ждёт, а это лучший
повод не ныть. Фёдор опять широко и загадочно улыбается в предвкушении чего-то.
Я полагаю, моей реакции…

Глава четырнадцатая. Говорящий волк
и «несъедобный шашлычок»

 – Ничего себе! – Фёдор определённо угадал с
тем, что мне понравиться! – Правда можно?

 – За уши не будешь трогать – можно, – опередив
Фёдора, отзывается волк.

Инстинкты
велят мне бежать при виде свободно расхаживающего по комнате волка, но стоит
волку поприветствовать нас с Фёдором вполне человеческим голосом, как инстинкты…
кхм, в задумчивости примолкают. Волки – опасны, да, конечно, но ведь даже
ребёнок знает: волки не разговаривают!

 – Ты не хочешь? – удивлённо и неуверенно
спрашивает Фёдор, видимо, неверно истолковав моё молчание и слишком уж
пристальное рассматривание зверя.

На самом деле
я хочу убедиться, что волк на нас не набросится и что паниковать не
обязательно. В последнем я пытаюсь убедить разум. Хочется замереть и не делать
резких движений. Лучше вообще не двигаться и застыть под властью леденящего
ужаса, но я тот, кто пойдёт против инстинктов, если посчитает, что это
интереснее.

Всё, можно
пускаться в пляс: я со страхом справилась.

 – Если не хочет, значит, ума у неё побольше
твоего, – не то весело, не то нахально фыркает волк, ложится прямо на пол посреди
комнаты и не сводит с нас долгого и внимательно взгляда жёлтых глаз.

 – Спасибо, потому что я хочу! – с широкой и,
возможно, немножко безумной улыбкой восклицаю я и, словно маленькая, хлопаю в
ладоши от восторга. Это ещё не считая того, что я при этом прыгаю по комнате от
радости.

 – Эй, а ты точно уверена? – зачем-то
переспрашивает волк.

 – Почему нет? – удивляюсь я.

Я прекрасно
понимаю, что далеко и очень далеко не каждый согласится на подобную затею, но
я, к счастью, принадлежу числу тех немногих, которые готовы броситься в омут да
с головой. И для меня не особо важно, какой это омут: даже если на вид он
тихий, а на деле в нём черти водятся!

А что
такого-то? Фёдор сказал, что этот волк может перемещаться меж мирами, а ещё
этот волк – перфекционист! Шутка, но именно так его обозвал колдун, потому что
не так давно волк в каких-то там горах сломал лапу и последнюю неделю
восстанавливался (как хорошо, что и раны, и переломы колдуны залечивают быстрее
людей!). Причём тут я и разумность? Волк хочет вернуться к своей работе посла
меж мирами.

Фёдор
объяснят мне, что волк способен открывать врата самостоятельно, если только
достигает нужной скорости, и именно для этой проверки позвали меня. Всё ещё не
понятно? А я ещё и не закончила! Слушайте дальше: волку часто приходится
кого-то нести на своей спине, а лишний вес, как можно догадаться, замедляет.
Колдун просто-напросто устал спорить с волком и убеждать того, что всё будет в
порядке и на работу травма больше не повлияет, поэтому предположил тому
прыгнуть вместе с кем-нибудь.

Как сам Фёдор
признаётся по пути, он и сам согласился бы стать этим «кем-нибудь», потому как
уверен, что волк полностью восстановил свои силы, но его… тошнит. Вместо того
чтобы обращаться к Алисе за помощью, Фёдор рассудил, и совершенно верно, что
мне такая роль может понравиться больше.

И колдун не
ошибся: я всегда готова прыгнуть в соседний мир!

 – Когда начинаем? – сияя от предвкушения
чего-то необычного, спрашиваю я и наконец-то останавливаюсь. Волк меня уже не
пугает, а нравиться. Большой, пушистый и, что очень приятно-неожиданно, чистый.

Волк встаёт
на лапы, прохаживается туда-сюда по комнате, делает пару небольших прыжков,
после чего зачем-то трясёт головой и останавливается подле меня.

 – Забираешься мне на спину, обнимаешь между
лап, чтобы случайно не придушить меня… да-да, вот так, как шашлычок на шампуре.
И почти лежишь на мне, а иначе тебя быстрее сдует, чем я успею хвостом махнуть.
Ну, готова, отправляемся?

 – Ага, отправляемся! – во все тяжкие.

Шерсть-то у
волка оказывается жёсткая, но расчёсанная, и последнее не особенно-то радует,
когда я прижимаюсь к ней щекой. Правда, как шашлычок на шампуре! Хотя такое
сравнение определённо говорит в пользу того, что у волка есть чувство юмора.

 – Будет плохо: сразу говори. А лучше ори! Хм,
ты не представляешь, как мне надоели «дипломаты», пачкающие мою шкуру! –
ворчливым тоном предупреждает волк, но срывается с места, так и не дождавшись
ответа. Точнее, не дав мне возможности ответить.

В ушах сразу
поднимается свист, заглушающий все остальные звуки. От неожиданности (или я
хочу убедить себя, что это от неожиданности, а не от страха) я вцепляюсь в
жёсткую шерсть, сильно зажмурив глаза. Мелькает мысль, что зря я не сняла плащ,
который сейчас развивается у меня за спиной на подобии супергероев, но надолго
это замечание у меня в голове не задерживается и улетает прочь с порывами
встречного ветра.

Тотчас
понимаю, что не дело сначала согласиться, а потом ехать с закрытыми глазами!
Как будто я в машине и смотрю в боковое окно, только откуда-то взялся оглушающий
ветер. И явно не из открытого окошка.

Я понятия не
имею о том, куда мы мчимся, только понимаю, что по лесу. Из-за всё нарастающей
скорости окружающий мир сливается в длинную, зелёную полосу. Я щурюсь в попытке
разглядеть что-либо, но терплю неудачу и даже не из-за отсутствия очков.

Внезапно
зверь подо мной совершает рывок и… зелёная полоса закручивается спиралью, а
затем в лицо ударяет холодный и солёный воздух. Я растерянно хлопаю глазами,
пытаясь понять, где мы. Мир по-прежнему плавает и ослепляет неясным шумом и
красками.

 – Приехали, шашлычок. Можешь немножко
полюбоваться видом, и поедем обратно, – бодро и даже весело сообщает волк,
пощёлкивая зубами.

Соскользнув с
мощной спины зверя, я буквально плюхаюсь на песок. Влажный песок.

Волк
почему-то смеётся, и я даже догадываюсь о причинах, потому что смотрит он
только на меня. Да, я не сомневаюсь, что видок у меня немногим лучше взлохмаченного
птенчика, который вдруг обнаружил, что может летать – я бы так сказала.

 – Где мы? – спрашиваю я, потирая голову скорее
по привычке, чем по какой-либо другой причине.

– А если
глазки открыть? – скалится волк, вот только, кажется, именно его тушка
закрывает мне «обзор».

Я всё-таки
решаю не говорить об этом зверю и сама поднимаюсь на ноги. И ничего мне не
плохо!

Мой организм
и в этот раз не подводит меня: я чувствую себя хорошо. Хотя и смутно, но
представляю, почему Фёдор жаловался на тошноту после прыжка.

 – Почему именно это место? – спрашиваю я, не
сводя широко раскрытых глаз с далёкого и, кажется, бескрайнего моря, на берег
которого занёс нас волк.

Здесь ярко
светит негреющее солнце, а со стороны тёмно-синей, местами изумрудной, солёной
воды доносятся мощные порывы пронзительного ветра. Я заправляю рукой выбившиеся
из кос пряди за уши, чтобы те не били и не лезли в лицо, и по привычке
приглаживаю волосы на голове. Это не помогает. Волосы всё равно мешают,
выбиваются и лезут в лицо.

Волк бросает
на меня короткий взгляд и тоже устремляет взгляд на море. Мне кажется, зверь о
чём-то вспоминает. А, может, думает о жизни своей волчьей, нелёгкой…

На берегу, под
лучами позднего, осеннего солнца теплее, даже несмотря на ледяной ветер, чем на
залитой дождём территории заповедника, оставшейся где-то позади. Волк сидит
неподвижно и молчит, что меня удивляет. Не он ли говорил «немножко» порассматривать
окрестности?

 – Это кто тут ещё любитель полюбоваться морем?
– как бы невзначай спрашиваю я, когда просто стоять, смотреть на море и ничего
не делать мне надоедает, однако моя ухмылка выдаёт мои настоящие мысли.

 – Не нравиться, в следующий раз не возьму, – и
опять я не могу понять, веселиться или раздражается волк, поэтому поступаю
самым… разумным способом:

 – Ладно, уже молчу! – и я на самом деле
замолкаю и сажусь на песок прямо там, где миг до этого стояла. Решение, чем
заняться, чтобы не отвлекать волка от мыслей у меня уже есть.

 – Серьёзно? А не слишком ли ты взрослая для
такого? – пару минут спустя, созерцая моё «творение из песка», спрашивает волк,
едва насмешливо щуря жёлтые глаза.

 – Моя мама тоже любила строить песочные замки,
– просто отвечаю я и по-прежнему невозмутимо продолжаю сгребать песочек для
очередной башенки.

Волк фыркает
и что-то неразборчивое бормочет, после чего мы всё-таки отправляемся в обратный
путь. Я снова почти лежу на мощной спине зверя, когда тот срывается с места. На
сей раз всё не сливается в зелёную полосу, но я вижу, чуть повернув голову, что
место строительства моего замка уже осталось далеко позади, но по другую
сторону от нас по-прежнему море.

И вот! Миг
перед моим взором ещё бескрайнее море, потом переворот как на самой страшной
карусели, и вот уже всё вновь зелёное. Вряд ли при такой скорости можно
удержаться на волке в любой другой позе, но я всё-таки пытаюсь оторвать голову
от жёстко шкуры.

 – Ай! – что-то больно режет меня по щеке, и я
решаю, что высовываться – не лучший вариант. Жить ещё хочу!

Волк несётся
куда-то вперёд, не сбавляя скорости; хотя в прошлый раз, сразу после того, как
мы очутились на морском бережку, зверь практически остановился. Неожиданно я
замечаю, что прыжки волка становятся мощнее, но размереннее и медленнее. Это
меня наталкивает на мысль, что конечная цель близка.

Совершенно
неожиданно для меня, заросли и зелёная, но уже далеко не сплошная полоса кончается,
а зверь резко тормозит. Опять я едва не сваливаюсь с него! Но на сей раз от
неожиданности.

 – Блин! – не удерживаюсь от высказывания я,
когда приземляюсь точно на мягкое место. Благо, мы опять в очередном
«сарайчики». Вроде, именно тут временно обитает волк и ещё пара других
животных, пусть и не говорящих.

 – Ну, чего ты, шашлычок? – издевательски и в
то же время, кажется, с заботой в голосе интересуется волк. Хотя, с чего бы тут
взяться заботе? Мы ведь не особо-то хорошо знакомы!

 – А ты чего, зверушка? – отвечаю я и широко
улыбаюсь. Чтобы не сказал – или только скажет – волк, факт остаётся – и
останется – фактом: «поездочка» вышла отличная!
Значительно лучше некоторых американских горок.

 – Не называй меня «зверушка»!

 – А я не «шашлычок»!

 – Ты на него похожа!

 – А ты, значит, не зверь, а… скажем, человек?

 – Нет, но ты всё равно шашлычок.

 – А ты зверушка.

 – Так, «шашлычок» и «зверушка», – с трудом
сдерживая смех и не в силах сдержать улыбку, вмешивается Фёдор, – мне нужно в
подробностях знать, как всё прошло. Хотя, ты, шашлычок, можешь идти домой.

Колдун
специально делает акцент на моё «прозвище», поэтому я задаюсь весьма интересной
целью, пока иду в сторону дома. А именно: придумать прозвище Фёдору.
Согласитесь, зверушка – не так уж и плохо, а шашлычок – практически самое
безобидное, что слышала я в свой адрес, и самое главное: весёлое, поэтому я
даже не против…

И опять я
пачкаю коврик в коридоре… хотя, если верить грязным следам, ведущим до половины
кухни, кто-то – а я подозреваю Алиса – уже успел свести на «нет» уже второй – а вдруг и третий? – раз за сегодня
вымытый Василисой половик.

Зачем вообще
тем, с кого грязь порой течёт ручьями, чистый и, что гораздо страшнее, светлый
ковёр? Вот я честно не понимаю их логики! Могу найти только одно оправдание:
Алиса и Фёдор просто-напросто об этом не задумываются, так как за чистотой дома
следят Василиса и остальные домовые приведения.

Кузька-Кусака
опять ползает по карнизу вверх ногами, когда я захожу в комнату. Ему заняться
нечем?

Ну и ладно, у
меня домашнее задание есть, и мне есть чем заняться. Эх… вот бы задали что-нибудь
по практической части. Но мечты мечтами, а реальность реальностью, хотя надо
радоваться, что я вообще знаю и являюсь частью этого, колдовского, мира.

Домашнее
задание никогда не занимало у меня много времени. Но я не собираюсь тратить
время на то, что мне ни капельки не интересно.

Когда я уже
убираю книги и тетрадки обратно в рюкзак, в голову вновь приходят мысли о
непонятной записке.

 – Кузь, а Кузь, знаешь, что это такое? –
неожиданно спрашиваю я, и только тут замечаю, что домовой куда-то делся. Карниз
и тюль спокойны и неподвижны.

 – Чего-сь? – прямо на столе появляется домовой
и суёт в рот пирог.

Я вытаскиваю
из кармана записку и указываю на символ.

 – Знаешь, что это такое? – если ответить нет,
я склонюсь к варианту, что это такая неудачная шутка одноклассников, а ещё буду
осторожнее с карманами.

– Н-нет, не
знаю, ни понятия не имею… – бурчит Кузька-Кусака, а я вздыхаю. Надежда, что это
что-то необычное гаснет, а точнее её тушит вода-реальность.

 – Ясно, спасибо, теперь я не сомневаюсь, это
чья-то несмешная шутка, – я недовольно сминаю клочок бумаги в кулак, и
собираюсь, либо засунут обратно в карман, либо попытаться попасть чётко в
мусорку для бумаги, как домовой вновь подаёт голос:

 – Стой! Погодь, девчонка… быть может, я что-то
и знаю, – неожиданно перехватывает мою руку Кузька-Кусака с неожиданно
серьёзным видом. И мне эта серьёзность почему-то передаётся, но я лишь чуть
сильнее, чем обычно хмурюсь. – Мне надо время подумать, повспоминать…

Кузя заметно
мнётся, и так и не доносит до рта пирожок, лишь комкая тот в руках. Я смотрю на
него, а он только не на меня. Знакомая ситуация.

Домовой
что-то скрывает. Я молчу. Тишина длится несколько минут. Мне хочется забросить
идею узнать что-то от Кузи, вернуться к домашней работе и не тратить время на
что-то скучное. Но я помню, что раньше способ «помолчи и посмотри» работал, если
я думала, что человек чего-то не договаривает.

 – Нет, не знаю я ничего! – внезапно вопит
домовой и, предотвращая мой ответ, поднимает указательный палец на волосатой
руке, а сам хватает со стола первый попавшийся карандаш и размашисто, коряво,
но разборчиво рисует прямо посреди моей тетрадки слова:

«Знаю! Но
могут Они услышать нас. В пятницу, у единороговой конюшни в шесть часов. Ни
слова никому! А теперь повозмущайся-ка, нам иначе крышка всем! Можешь как-нибудь
даже меня обозвать, не обижусь…»

Кто такие
«Они»?

 – Но почему? Не можешь же ты ничего не знать,
клубок меха! – я чётко следую «инструкциям» домового, и тот активно кивает,
пока я продолжаю говорить, а глаза-то его испуганно бегают по сторонам.

 – А я сказал, что ничего не знаю! –
возмущается Кузька-Кусака, суёт мне в руки стёрку и тыкает в надпись посреди
страницы. Я покорно уничтожаю «улику», а домовой почти тотчас исчезает.

Я беру в руки
ручку, но лишь кручу её в пальцах, не в силах заставить себя хотя бы поставить
на бумаге точку. Взгляд цепляется за клочок бумаги на столе с надписью-приветствием.
Что связанное с ней, и почему Кузька-Кусака так испугался?

Мне вновь
бросается в глаза «Шестая». Почему Шестая? Какая Шестая? Зачем Шестая?!

Сейчас без
десяти шесть, но Кузя просил прийти в пятницу… Что такого ему известно? Я гляжу
на бумагу. На ней ещё еле уловимо можно различить слова, поэтому опять беру в
руки стёрку и почти рву тонкую страницу. Это помогает. Даже несмотря на то что
я пыталась убрать следы надписи, чтобы хоть чем-то занять руки, пока мозг не
может с ними связаться, а её не признаваться самой себе, что домовой меня
напугал.

Точнее, его
собственный страх это сделал.

Нет, слово
«напугал» недостаточно верное. Встревожил. Нельзя бояться, если ты не знаешь,
чего именно.

Интересно,
сколько времени прошло, прежде чем я обнаружила тот клочок бумаги в кармане?
Если вспомнить, что, несмотря на разводы от воды, он был абсолютно сухой, можно
предположить… что эта бумажка у меня точно не первые сутки. Но и не больше
двух, потому что следы от воды говорят, что намокла она лишь единожды и притом
совсем не сильно, раз слова не смазались.

И сегодня, и
вчера утром на территории заповедника шёл ливень, и это сильно сужает «круг
поиска». Легче всего эту записку было подбросить Зверевым, но… А почему нет?
Что такого я знаю о них, из-за чего могу с уверенностью вычеркнуть их из списка
подозреваемых? Да, я с трудом верю, что это сделал кто-то из них, но у меня не
море вариантов.

Кто-то мог
подсунуть мне записку ещё вчера после того, как я пришла в школу, и плащ высох.
Значит, где-то с десяти часов вчера и до сегодняшнего утра. Последние пару дней
я не успевала так же сильно промокнуть идя со школы, как утром.

Жаль, что я
не умею путешествовать во времени, а то прямо сейчас уже разговаривала бы с
Кузей. Мне всё ещё не покидает мысль, что всё это большой и очень большой
розыгрыш. Я вновь и вновь комкаю в руках злосчастный клочок бумаги с парой
слов… А что, если это и правда розыгрыш? Нет, я и сама люблю как-нибудь
подшутить, и вполне не против, если кто-то пошутит в ответ, только, если это неправда,
то весело в итоге не будет никому.

А, может, я
ищу подвох именно из-за того, что сама часто его прячу в словах?

Глава пятнадцатая.
Знакомство со странным парнем-загадкой-Пернатым

Среда меня не
радует. Вот совсем!

Как минимум,
я не выспалась даже больше обычного, потому что… потому что среда – обычно день
хороший. Традиция у меня такая.

Итак,
продолжим перечислять заключения этого дня: я поскользнулась в ванной, разлила
чай, грохнулась на лестнице, по дороге до круга промочила ноги, опять вывалилась
из портала во дворе школы. Правда, на сей раз – представьте! – никто даже не
удивился. А ещё я опоздала на урок. Подумаешь, шнурки на ботинках развязались…
Кто из колдунов вообще придумал повсеместно носить высокие, едва ли не до
колена, сапоги на шнуровке?!

Ну, к моему большому удивлению, на это неприятности
заканчиваются, и я искоса поглядываю по сторонам, ища что-нибудь, что разбавит
мой день. То есть я ищу внезапно «сбежавшие» неприятности.

Снежка
сегодня опять чрезвычайно дружелюбна, и теперь она меня уже по-настоящему
пугает этим своим поведением. На уроках сидит со своей «компанией», и я не могу
не замечать, тех недовольных, если не злых взглядом её подружек. Мало им того,
что болтают все уроки, так они и нередко мешают остальным! Иногда я даже не
сомневаюсь, что «стайка хихикающих девчонок» обсуждает мою скромную персону.
Или не скромную… точнее, «не очень скромную».

Нашим самым
интересным уроком за сегодня я смело могу назвать историю. Я ведь ничего не
знаю о колдунах, а тем более об их истории. Жуть, как интересно! Так интересно,
что я даже забываю о своём извечном желании покалякать в тетрадке.

 – Что-то случилось? Ты выглядишь сердитой, –
говорит мне в столовой Вася. И вместо ответа я хмурюсь ещё сильнее. Такие
вопросы больше злят, чем помогают!

 – Я не сердита, а недовольна.

 – Так… что-то случилось? – обеспокоенно
спрашивает Вася. – В школе что-то?

 – Случилось, – мрачно отвечаю я. – Ты достал
со своими вопросами!

И я не
собираюсь извиняться за грубость. Больно надо! Вася сам с вопросами пристал, а
я думала опять о записке и словах Кузьки-Кусаки.

Прошлый урок
был «скучнее некуда», а этот – просто ушей не оторвать!

А потом у нас
ещё одна пара, и можно будет идти домой, только я не совсем понимаю в чем суть
этого урока. Называется он «проявитель».

На этот раз
кабинет заперт, и мы всем классом топчемся у дверей, ожидая учителя. Тимка
болтает о чём-то с Семёном, я сижу на подоконнике и таки устраиваю каракули,
правда, не в тетрадке, а в черновике.

На самом деле
я совсем не люблю рисовать, и моё данное творение – плод скуки, и называется он
«карикатура».

Режущей уши
трелью по коридорам пролетает звонок. Я снова обвожу одноклассников и
полупустой коридор взглядом, и как раз успеваю заметить выскочившую из-за угла
молодую девушку. Я бы дала ей на вид лет девятнадцать. Растрепанные волосы,
взволнованный вид, толстенная папку бумаг в руках – да, я не ожидала, что это
наша учительница по проявителю.

Я удивлюсь
снова, когда мы заходим не в класс, а в зал, поделённый на небольшие секции.
Вместе с одноклассниками я устраиваюсь на одной из скамеек а-ля из спортивного
зала.

 – Простите, можно вопрос? – я не даю шанса
проигнорировать себя.

 – Да, конечно, – раскладывая листы из папки по
стопкам на столе в углу помещения и ожидая, пока мы рассядемся по местам, отвечает
девушка.

 – А что за урок такой – проявитель? Что мы
проявлять-то будем? – уперев локти в колени, спрашиваю и пристально
рассматриваю нашу учительницу я. На самом деле так обычно выглядит моя
заинтересованность человеком, а не то, что я хочу его съесть.

 – Будем пытаться «пробудить» ваши способности.
Как только это получится сделать, вы будите посещать специальные курсы по
«управлению способностями», – охотно и даже не удивлённо отвечает девушка.

 – А ещё вопрос: как вас звать?

 – Ксения Викторовна.

 – Понятно, – киваю я, и засовываю карикатуру
рюкзак. Не хватало ещё, чтобы учительница её увидела!

Я наблюдаю за
одноклассниками, пока Ксения Викторовна не хлопает в ладоши и не просит
разбиться на пары. Я не проявляю ни малейшей инициативы работать с кем-то, но
тут ко мне подсаживается Снежка. Уже пугает.

 – Будешь со мной в паре? – буду, а куда ж я
денусь!

 – У меня есть вариант ответа «нет»? – я еле
заметно ухмыляюсь, но всё-таки добавляю. – Шучу. Я только «за».

И опять ложь.
На самом деле я вообще ни с кем работать не хочу! Но кого волнует моё мнение?..

 – Отлично! – улыбается Снежка и тащит меня к
свободной секции. – Ты ведь не знаешь, что делать? Я тебе покажу!

Мы
останавливаемся в «отделе» воды. У дальней стены большой аквариум, а по полу
расставлены миски, графины и ведра. Я скептически оглядываю залитый пол.
Единственное, что приходит мне на ум: можно устроить водную войнушку, но мы
ведь здесь не за этим?

 – Смотри, – Снежка берёт большую миску с
отметкой «2 л.», зачерпывает воду и ставит её на пол между нами.

 – И что, просто стоять и смотреть? – ну и
интересно получается!

 – Нет! – как-то даже разочарованно говорит моя
одноклассница-напарница. Я просто ожидаю её дальнейших действий, и она,
кажется, это понимает. – Я мечтаю управлять водой! По-моему, это одна из самых
поразительных способностей.

 – Думаю, мысли читать лучше, – бормочу я себе
под нос. И я правда так считаю. Вода водой, это, конечно, весело, но круче
всего знать, о чём думают другие!

 – Мой брат как раз умеет это делать. Говорит,
что твои мысли сложнее всего прочесть, помимо советников, конечно.

Вот блин! Он
что же… нет-нет-нет! Он не узнал ничего важного из моей головы! Ничего!

 – Если я сама его за этим застукаю, – так и
передай, – ему не просто «крышка», ему… Конец!

 – А что значит «ему крышка»? Зачем люди так
говорят?

Ну и что мне
на это ответить? Эх…

 – Ладно, тогда просто передай, что я его
стукну, если узнаю об этом, – решаю выразиться по-простому я. Есть выражения, которые
колдуна не знакомы. Хорошо, но вряд ли слово «стукнуть» имеет у них другое
значение!

 – Ладно, ладно, но, вообще-то, я не должна
была тебе этого говорить… – радостно и даже самодовольно подмигивает мне
Снежка, а я едва успеваю взять своё тело под контроль и не открыть от удивления
рот.

 – Разве читать мысли не запрещено?

 – Запрещено, помимо подобных этому уроков.

Понятия не
имею, как мне на такое «откровение» реагировать. Фёдор, вроде, говорил, что
читать мысли без разрешения непринято?

Теперь есть
ещё один повод не верить Снежке: если она может так подставить брата, то почему
не может поступить так со мной? Мы ведь даже не друзья или хорошие знакомые!

Я не до конца
понимаю, какой смысл в переливании воды из мисочки в мисочку, из баночки в
кувшинчик и из кувшинчика в мисочку. Кажется, так мы можем почувствовать некое
«единение» с нашей стихией (если кто-то из нас может управлять водой,
разумеется, другой ничего не почувствует).

Снежка явно
старается разобраться с собой и ощутить подвластную стихию, но, судя по
разочарованному лицу, – когда приходит время перейти в следующую секцию, – ей
это не удаётся.

Дальше Снежка
опять тянет меня в сторону другой секции. Я не спрашиваю, почему мы идём туда,
а не как сказано – в следующую. Мне просто не настолько интересно. Но Снежка
меня сильно удивляет, когда приводит нас в секцию, где помимо коврика на полу
ничего нет.

 – Хотела мысли читать? Пожалуйста, – в ответ
на мой вопросительный взгляд говорит Снежка и садится на коврик, скрестив ноги
по-турецки. – Давай, присоединяйся!

Я строю
мимолётную кислую рожицу, но пристраиваюсь напротив. Что делать пока неясно, но
тут к нам подходит Ксения Викторовна.

 – А я только хотела вам посоветовать заглянуть
сюда! – улыбаясь, говорит наша учительница.

 – Почему? – тотчас спрашиваю я. Но отвечает
мне Снежка:

 – Чтение мыслей – одна из самых распространённых
способностей, поэтому новичков всегда отправляют сюда на первом же уроке.

 – Совершенно верно, – кивает Ксения
Викторовна.

 – Ладно, а что делать-то?

 – Дай сюда руку! – просит Снежка, и я
удивительно охотно выполняю просьбу.

 – И что дальше? – спрашиваю, когда моя
напарница зачем-то закрывает глаза и крепко сжимает мою руку.

 – Попробуй услышать, о чём она думает, – советует
учительница, и я чувствую себя ну очень глупо, когда послушно прикрываю глаза.

На самом деле
я ради шутки развлекалась подобными фокусами до того, как узнала, что колдуны
существуют. Обычно это происходило после просмотра какого-нибудь фильма про
волшебников или супергероев, и тогда я, (хотя прекрасно знала, что ничего из
этого не получится и затея заведомо провальная) пыталась обнаружить у себя
телекинетические способности.

Что ж, пора
вспомнить старые трюки, ведь теперь у меня есть реальный шанс залезть кому-то в
голову! И даже совершенно «законно».

Так… как я
там это делала? Ах да, точно, сосредоточится. Глубоко, ровно дышать и отстраниться
ото всех отвлекающих звуков.

Это состояние
чем-то похоже на медитацию. Только теперь ещё осталось нащупать чужой разум, а
я никогда этого не делала и не знаю, как
делать. Но сейчас меня ведёт шестое чувство. Интуиция словно подсказывает,
точно зная, куда идти, и я следую за ней.

Я крепче
вцепляюсь в чужую руку, но эта мысль мелькает и быстро исчезает. Я даже не
успеваю словить её, чтобы осмыслить.

Где-то
вдалеке я, кажется, ощущаю чужое присутствие. Вот оно!

И тут
внезапно я врезаюсь во что-то. Это как на полной скорости вписаться в кирпичную
стену. Что за ерунда?.. Я снова тянусь мыслями к этой стене, «ощупываю» её, и
она становится будто бы резиновой. Теряет плотность.

Сейчас, судя
по ощущения, я что-то вроде белого облачка, которое пытается прорваться через
стену из резины. А может, я вообще внутри воздушного шарика? Странные ощущения,
честно говоря.

Я облачко.
Круто. Лучше и быть не может!

Тянусь
вперёд, хочу порвать эту неожиданную преграду, достать чужой разум. Достать!
Узнать! Услышать!

Вперёд,
вперёд, вперёд… Мне кажется, я натягиваю резинку на рогатке, вот только вместо
шарика, если резинка сорвётся, в далёкий полёт отправлюсь я. Даже несмотря на
то что я белое облачко. С каждым «шагом» приходится стараться всё сильнее и
сильнее. Нет, так мне не пробиться вперёд.

И снова
шестое чувство подсказывает, что делать! Я немного отступаю назад, затем,
пытаясь стать не облачком, а чем-нибудь поострее, делаю рывок вперёд.

Резинка от
воздушного шарика не просто рвётся – разлетается, взрывается! Меня кружит и
вертит во все стороны. И это совсем сбивает с толку. Где низ, а где верх, – если
они вообще есть в этом «здесь», – я понятия не имею, но теперь ощущаю чужое
присутствие куда ярче. И плыву «в гости».

Мысли обрушиваются
на меня внезапно, и подобны бурной, горной реке, что смывает и топит в своих
водах. Я лечу дальше, с интересом оглядывая проносящиеся картинки, видимо, из
жизни Снежки. Надеюсь, я не ошиблась и не залезла в голову кому-то другому?..

 – Кхм, привет? Или что? – я сама удивляюсь,
что, будучи, облачком как-то могу разговаривать.

 – Ох! Не ори! – слышится в ответ болезненный
голос Снежки.

 – Хм, а мне казалось, я наоборот шепчу… – и
сейчас я даже не издеваюсь над ней, потому что говорю чистую правду.

 – Вылезай, давай, – мне чудится в её голосе
обида, хотя, может она не поняла, что я не шучу.

 – Ой, а как мне вылезти-то? – это я спрашиваю
у самой себя, только вслух.

 – Помощь нужна?

 – Пока нет, сама попробую.

И я пробую.
Знаете, а возвращаться обратно не так уж сложно. Во всяком случае, по пути в
свою голову я не встречаю никаких преград вроде «воздушного шарика».

Я резко
«влетаю в свою голову», и боль ударяет по вискам, лбу. В голове словно что-то
сломалось.

 – Уф, и как твой братец живёт? – почему-то
называть Васю по имени мне не хочется. Только в мыслях, а то смущает. Он ведь
мне не нравится? Или нравится? Ох, не знаю!

Скорее да,
чем нет. Но пока не точно.

 – Поначалу жаловался, что голова вечно болит,
потом вдруг перестал, – пожав плечами, отвечает Снежка.

 – Аня, всё хорошо? – подаёт голос наша
«девятнадцатилетняя» учительница.

 – Да, да, всё… н-нормально, – бормочу я,
пытаясь унять плавающий перед глазами мир. Ничего не «нормально»! У меня так
голова не раскалывалась ни разу в жизни! – Можно я выйду?

 – Конечно, точно всё хорошо? – уточняет Ксения
Викторовна, и я не сомневаюсь, что по моему внешнему виду понятно, что я вру.
На самом деле между «хорошо» и «нормально» целая пропасть.

Я поднимаюсь
на ноги, стараясь выглядеть лучше, чем себя ощущаю. Наверное, у меня это
получается, раз, несмотря на кружащийся перед глазами мир, мне удаётся идти
прямо и ни разу не упасть. У меня голова не кружится даже после самых страшных
горок в парке аттракционов, так, что сейчас изменилось?

Как мне не
повезло: сначала метлой по лицу получила, теперь вот это.

Перед выходом
я, оглянувшись на разговаривающую с моими одноклассниками учительницу,
прихватываю свой рюкзак и решаю заглянуть к Олегу Михайловичу, потому как не уверена,
что дойду до дома. Медицинское крыло ближе, чем выход из школы.

Я выхожу в
безлюдный коридор, и очень радуюсь тому, что он безлюдный. Предпочту не
позориться (даже если это грозит смертью прямо здесь и сейчас).

Пройдя пару
коридором, понимаю, что мне становится хуже. Я снова тру лоб, пытаясь хоть
как-то облегчить боль, но это не сильно помогает. Облокотившись спиной о стену
в одном из коридоров, я пробую вспомнить, куда меня занесло. Нет, я точно знаю,
где нахожусь, просто сил вспомнить, где что находится не хватает. Главная
задача – не потерять сознание прямо здесь, в коридоре.

 – Эй, ты как? Что-то случилось? – прямо передо
мной внезапно возникает взволнованное и точно незнакомое лицо.

 – Да, всё просто прекрасно, – фыркаю я,
пытаясь сконцентрироваться на чужом лица. Светлые, лохматые, чуть кудрявые
волосы и, кажется, карие, беспокойные глаза. – Шутка. Всё ужасно!

Даже в такой
ситуации пытаюсь пошутить, и неожиданно мальчишка полуулыбается, и мне кажется,
что недо-шутку мою он оценил.

 – Что, совсем всё плохо? – спрашивает он,
неожиданно подходя ближе.

 – Нет, всё просто замечательно! – огрызаюсь я
на такой глупый вопрос. А по моему виду не видно что ли? – Прости, просто
сейчас голова не варит, и я не в силах придумать ответ получше.

 – Бывает, но я готов подождать, – мальчишка
подходит совсем близко, и неожиданно забрасывает мою руку себе на плечо, а сам
придерживает меня, чтобы не грохнулась на пол. – Итак, раз уж я всё равно
собрался не идти на физкультуру, то почему бы не помочь?

А он не такой
хлипкий, каким кажется. По крайней мере, меня, которая очень старается не
потерять сознание, мальчишка не роняет. И за это ему отдельно спасибо.

 – Зачем ты это делаешь? – в момент, когда мир
на миг обретает чёткость, спрашиваю я. – Зачем помогаешь мне?

 – Зачем? – он на самом деле удивлён. – Так
тебе ведь помощь нужна.

 – Я не просила, – как-то неуверенно откликаюсь
я. Откуда только силы взялись? – Я тебя не понимаю.

 – О, говоришь загадками! Мне уже интересно.
Так, чего ты не понимаешь? – мальчишка снова широко улыбается. Я этого не вижу,
но по голосу понимаю.

 – Зачем ты помогаешь мне? Мы ведь даже не
знакомы. С чего вдруг героем решил стать? – А на деле этот мальчишка –
настоящая загадка для меня. Никак не наоборот.

 – Я чувствую неподдельное недоумение. Ты
странная, кстати, как тебя звать? – впервые в жизни я слышу слово «странная» в
свой адрес, которое звучит как комплимент.

 – Аня Кошечкина, – бормочу я.

 – Слишком длинно. Можно я буду звать тебя мисс
Кис-Кис?

 – Аня – три буквы, а мисс Кис-Кис… – я долго
соображаю, но всё-таки мне удаётся посчитать, сколько там букв, – десять.

 – Ладно, но мне просто понравилась своя идея!
Хорошее имечко, мисс Кис-Кис? – звонко смеётся мальчишка.

 – Хорошо, только я тоже что-нибудь придумаю… –
если он согласится на это условие, я совсем не возражаю против «мисс Кис-Кис».
– Тебя как зовут?

 – Я Лён, Леонид Воронов. Дурацкая фамилия,
согласись?

 – Воронов… – я недобро щурюсь, и идея сама
приходит ко мне в голову. – Тогда я тебя буду звать Пернатым!

 – О, я согласен! Порукам, мисс Кис-Кис! – и он
снова смеётся. – Кстати, аккуратнее, лестница.

И вовремя.
Ещё немного, и мы полетели бы вниз.

К счастью,
ноги меня слушаются, только голова по-прежнему ноет и кружится. И я, правда, не
против такого «обмена» прозвищами…

 – Олег Михайлович, к вам гости! – кричит Пернатый,
и его громкий голос режет меня по ушам.

 – Опять вы? – я не могу разобрать ту особую
интонацию, с которой Олег Михайлович говорит эту фразу. Но она точно особенная.
Не уверена, было ли это удивление или даже какая-то насмешка. Или же его голос
звучит даже обречённо.

 – Почему… почему «опять»? – переспрашиваю я.

 – Потому что это второй раз, когда вы здесь
одновременно, – спокойно говорит Олег Михайлович. – Что случилось?

 – Не знаю! Я встретил её уже в коридоре, –
замечает Пернатый, отпуская меня. Я, пользуясь шансом, заваливаюсь на ближайшую
кровать. Точнее, поперёк кровати.

Мечта! Ещё бы
отрубиться и поспать…

Но мечты
мечта, а реальность реальностью.

 – Так что случилось? – спрашивает Олег
Михайлович, опять надевая на голову дуршлаг.

 – У нас был проявитель… – бормочу я, надеясь,
что от меня отстанут и дадут поспать.

 – Конечно! – резко перебивает меня Олег
Михайлович, громко ударив себя по лбу. – Конечно! Как я мог забыть? Хотя,
конечно, это первый такой случай в моей практике, ничего удивительного, что я
не смог предугадать все возможное последствия…

 – О чём вы, Олег Михайлович? Опять
тайны-секреты? – хитро спрашивает Пернатый по имени Лён.

 – Ты не мог бы нас оставить, если с тобой всё
хорошо? – неожиданно серьёзно отвечает вопросом на вопрос мужчина.

 – О, значит, тайны-секреты! Тогда до свидания,
Олег Михайлович! Пока, мисс Кис-Кис! – весело вопит мальчишка, и я слышу, как
хлопает дверь.

 – Прости, Аня, я должен был догадаться, что
тебе не стоит посещать эти уроки.

 – Бывает. А почему, если не секрет? – я делаю
неопределённый жест в воздухе, но даже себе не в силах объяснить его значение.

 – Почему не смог догадаться? – переспрашивает
Олег Михайлович. – Потому что, как я уже сказал, таким омерзительным зельем
опаивают лишь самых опасных преступников. И ты сама можешь догадаться, что
подобные люди свободно не колдуют и тем более не ходят в школу!

 – А причём тут это? Я всё ещё под действием
зелья? – я нахожу в себе силы перевернуться на бок и теперь внимательно
наблюдаю за мужчиной в дуршлаге. Он напоминает разноцветное овальное пятно,
которое ко всему прочему ещё и шатается из стороны в сторону.

 – Я разве не говорил, что оно так просто из
твоего организма не выветрится? – говорил, только я забыла про это. – То зелье,
которое ты сравнила с квашеной капустой вместе с молоком, я тебе велел пить как
раз для того, чтобы поскорей избавиться от возможных последствий.

Да, капусту с
молоком я помню. Не самый ужасный вкус, пару других зелий вообще невозможно
пить без ощущения, что тебя вот-вот вырвет!

 – А сколько их ещё надо пить? – об этом Олег
Михайлович точно не говорил.

 – Пока не станет лучше, – отвечает Олег
Михайлович, теперь он пропадает из поля моего зрения. Я слышу только какое-то
шебуршание.

 – В каком смысле? – спрашиваю я.
Сопротивляться сну уже очень сложно.

 – Сейчас объясню, только выпей это, – Олег
Михайлович снова маячит пятном передо мной. – Невероятно быстро помогает.

 – Фу! Это что вообще такое?! – вою я, корча
ужасную рожицу, ибо «напиток» – практически самая худшая вещь, что когда-либо
побывала в моём рту!

 – Поверь мне, тебе не понравиться ответ, – в
голосе Олега Михайловича ясно различима насмешка.

 – Хорошо, тогда ещё один вопрос: что со мной
не так, что случилось?

 – Поглотитель применяют на самых опасных
преступниках, и это я уже рассказывал тебе, но важный, как оказалось, факт я…
эм, упустил. Это зелье не просто не позволяет им колдовать: оно выстраивает
эдакий «щит», что не выпускает и не впускает силу в его голову и из его головы.
Колдун как бы варится в своём собственном соку, именно это-то и есть корень
проблемы. У кого-то это сказывается на психологическом, у кого-то на физическом
уровне, и со временем этот… «щит» крепнет, а ты его сломала. Чем больше времени
проходит, тем сложнее и болезненнее это сделать.

 – Ого! – только выдаю я.

 – Не самые приятные новости? – невесело усмехается
Олег Михайлович.

 – Ладно, проехали, – бормочу я и закрываю
глаза. Разговор временно окончен. Колдун что-то пишет за своим столом, я слышу
тихое поскрипывание ручки о бумагу и таки отрубаюсь.

 – Ты как себя чувствуешь? Лучше? – кто-то
трясёт меня за плечо, пытаясь разбудить.

 – Лучше, чем котлета на сковородке! – мне
очень жарко, поэтому подобное сравнение – самое лучшее.

 – Вероятно, это значит «да», – будто бы и не
ко мне обращается Олег Михайлович.

 – Сколько я спала? – я сажусь и усердно тру
глаза руками.

 – Пару часов. Фёдору с Алисой я уже сообщил,
что ты задержишься.

Я задумчивым
взглядом обвожу помещение, вспоминая, как здесь оказалась.

Голова уже не
болит, мир не переворачивается, хотя по-прежнему слишком нечёткий… чего-то не
хватает… Точно! Я ведь очки в сумку убрала. Рюкзак находится рядом с кроватью,
и я тотчас свешиваюсь над полом, ища так необходимую мне вещь.

 – Фёдор говорил, вы умеете гораздо больше, чем
люди в плане медицины… – начинаю я, задумчиво разглядывая стену напротив.

 – Понимаю, к чему ты клонишь.

 – А вы умеете зрение исправлять? – прямо
спрашиваю я и смотрю на Олега Михайловича с надеждой.

Колдун
некоторое время ничего не говорит, явно раздумывая над ответом, после чего
неторопливо отвечает:

 – Я не думаю, что в этом есть необходимость.
Если мои предположения верны, то твоё плохое зрение – это последствие зелья
«Поглотитель», и через какое-то время всё само собой должно вернуться в норму.
Поживём – увидим, – решает в итоге Олег Михайлович, а я непроизвольно улыбаюсь.

Быть не
может! Неужели я правда смогу видеть как «нормальные люди»? Это было бы
здорово, и надеюсь, что так всё и будет.

 – Ну-у… тогда я пойду? – задумчиво уточняю я,
решив на всякий случай больше не докучать вопросами.

 – В следующую среду после уроков загляни, –
просит колдун, хмурясь из-за чего-то в бумагах.

 – До свидания, – бросаю я и ухожу.

Почему я
отличаюсь от колдунов, даже будучи одной из них? Нет, я, в общем-то, не против,
просто порой напрягает…

 – Что ж такое-то? Я ведь не преступница
какая-то!

Глава
шестнадцатая. Мало мне домового: теперь советник хочет сделать из меня
«подопытную крысу»!

Тепло…
Холодно!

Рьяный порыв
ветра влетает в открытое окно как раз тогда, когда я показываюсь из-под одеяла.
Я сонно тру глаза рукой и едва собираюсь встать с кровати, или перевернуться на
другой бок, потом решу, как… бах!

Кто открыл
окно?!

Не одна я,
наверное, могу, ещё не встав с кровати, свалиться и случайно приложиться
головой об угол этой самой кровати!

 – Чё-ёрт, что за день-то будет? Или врут,
когда говорят «как день начнёшь, так его и проведёшь»?

Потирая
голову и раздумывая над вероятностью появления очередного синяка, я встаю,
бросаю взгляд на часы и отправляюсь искать вчера вечером оставленную… где-то,
не-помню-где одежду. Но и этим планам не суждено сбыться. Медленно-медленно до
меня доходит увиденное. Медленно-медленно, как в кино, я оборачиваюсь и снова
смотрю на часы.

Десять ноль
три. Утра. А уроки начинаются в восемь тридцать.

Кстати, а
откуда в комнате часы-то взялись? Ещё вчера утром их не было…

Я, несмотря
на утро, устало вздыхаю и уже без какой-либо спешки собираюсь. Если уже сильно
опоздала, пара минут ничего не решат, а мне хоть волноваться и торопиться не
придётся. И когда всё-таки спускаюсь на первый этаж, мысленно представляю,
чтобы сказала моя мама в такой ситуации.

Если
поразмыслить над сложившейся ситуацией, то я, вообще-то, не виновата: Алиса
обещала меня разбудить. И это, как мне самой кажется – задача несложная.

На солнышко
нет и намёка, а если судить по мощному раскату грома, заставившему меня
вздрогнуть от неожиданности, то на улице сейчас не просто дождик, нет. Гроза! В
гостиной трое приведений заняты уборкой, но едва я появляюсь на пороге, двое из
них исчезают, и остаётся одна Василиса.

 – Доброе утро, хозяйка-Анна, – говорит домовой
приведение, улыбнувшись мне, и продолжает мести пол рассеянными помахиваниями в
воздухе. Метёлка сама делает всё дело.

 – Доброе, доброе… – рассеянно откликаюсь я,
однако быстро вспоминаю, что не испортило, но подпортило мне настроение. – Не
уверена, что оно доброе. Надеюсь, Алиса завтра оставила.

А не то я
точно опоздаю на первые, если не три, так четыре урока. Всего у нас их сегодня
пять, и тут встаёт важный вопрос: а имеет ли смысл мне вообще идти куда-то?
Знаю-знаю, надо, но мне чрезвыча-айно лень!

 – Завтра на столе, хозяйка-Анна, – отвечает
мне приведение.

 – А где сама Алиса? – проходя на кухню,
спрашиваю я без особого интереса.

 – У них в городе важные дела, хозяйка-Анна.

 – Ясно, а я в школу опаздываю, – хотя, глядя
на меня сейчас нельзя сказать, что я куда-то спешу. В общем-то, я на самом деле
никуда не тороплюсь, но к четвёртому уроку хочется успеть, а ещё лучше: к
середине третьего.

Усевшись за
стол, я пододвигаю к себе еду, и внезапно осознаю, насколько голодная.

 – Хозяйка-Анна, хозяйка просила меня разбудить
вас, если вы сами не встанете до пол-одиннадцатого и передать вам, что вчера,
уже после того, как вы легли спать, пришло сообщение из совета. Господа хотят
побеседовать с вами, и советник Илья прибудет к одиннадцати, поэтому сегодня
вам не обязательно никуда идти, – появившись в дверях, говорит Василиса,
прижимая к груди тоненькими ручками веник.

 – Круто! – мгновенно веселею я. Школа – она и
в мире колдунов «школа», а я больше люблю посидеть дома, чем куда-то там идти.

И прежде чем
я успеваю по-настоящему обрадоваться, мелькает опасливая мысль: а не связано ли
появление советника с запиской. Ладно, если это шутка, но вот «Шестая»…? Что
это значит? Какая «Шестая», и почему с большой буквы?

И тут я
вспоминаю: сегодня – пятница! Только бы дождаться шести часов…

Никогда не
считала себе пугливой, а ещё интуиция подвела меня лишь единожды, как бы я не
желала сказать, что ни разу. Но я по-прежнему ей верю, ведь все могут что-то
перепутать, даже интуиция, а тогда я просто-напросто заблудилась в метро и
пошла не в ту сторону. Ерунда.

Так почему
при одном воспоминании о той записке, шестое чувство активно напоминает мне,
что мир не так-то прост и безопасен, как думают и убеждают меня колдуны.

Разве можно
спокойно ходить по лесу ночью или по безлюдным улицам, не опасаясь, что на тебя
из ближайшей подворотни выскочит… если не убийца-насильник-пьяница, то хотя бы
собака бездомная!

 – Хозяйка решила вас не будить, – добавляет
приведение, но, так как у меня рот занят, я лишь активно киваю, пытаясь тем
самым показать, что слышу. – Если хозяйка-Анна не против, я пойду доделывать
уборку.

Я киваю ещё
активнее и пытаюсь выдавить из себя что-нибудь членораздельное. Не выходит.
Точнее не выходит с первой попытки.

Василиса
уходит, я ем бутерброд. Часы на стене рядом с печкой тихо тикают.

Я никогда не
считала себя личностью обыденной и скучной, и, приведя себя в порядок меньше
чем за десять минут, ещё раз убеждаюсь, что до понятия «обычная девочка» не
дотягиваю даже по времени, которое трачу на сборы.

Косички
сплетены, опрятная и «нормальная» по меркам колдунов одежда подобрана, кровать
заправлена. Я не думаю, что когда весь дом пустует, советник захочет пойти ко
мне в комнату, поэтому последнее – лишь дело привычки.

На первом
этаже, если верить звукам, приведения продолжают наводить порядок. Но вот всё
внезапно стихает, я откладываю книгу и тотчас слышу громкий стук. Не знаю, куда
надо стучать, чтобы звук так отчётливо долетел до лестничной площадки третьего
этажа, где сижу я!

Вероятно, это
советник Илья. Что ж… пора узнать, чего он хочет.

Я неторопливо
спускаюсь вниз и одновременно пытаюсь загнать ненужные в данный момент мысли
куда-нибудь подальше. Так, чтобы не мешали. Перед тем, как выйти к гостю, я на
миг останавливаюсь перед дверью, чтобы убедиться, что я точно понимаю, что мне
делать и как себя вести. Во-первых, вежливо, во-вторых, просто и весело,
в-третьих, спокойно. Главное: никаких фокусов, трюков и уловок – это не лучший
способ заверить кого-то, что от меня не стоит ожидать чего-то необычного.

А от меня
стоит ожидать чего-то необычного! И не всегда хорошего, если говорить честно…

 – Здравствуйте, – завидев топчущегося на
крыльце советника, говорю я. На сей раз он выглядит куда приземлённее и не
настолько торжественно, как в нашу первую встречу.

 – О, Анечка, здравствуй, – с мягкой улыбкой
произносит советник Илья, – рад тебя снова видеть. Не против, если мы
поговорим?

 – Конечно, я люблю поболтать! – смеюсь я.
Пускай его вопрос, как мне кажется, – риторический, я говорю чистую правду. Я
на самом деле люблю разговоры, просто слишком мало людей, с которыми можно
поговорить, зная, что они тоже хотят с тобой разговаривать. Моя самооценка
очень страдает, когда я понимаю, что моему собеседнику мешает послать меня
только вежливость. Обидно-обидно получается в такие моменты! А ещё часто мне не
хватает смелости начать разговор первой.

 – Может, пройдём в гостиную, а то топтаться в
проходе… – замечает советник. А ведь точно! Мы как раз стоим, разделённые дверным
проходом.

 – Вы уже там, но я согласна, нечего на пороге
топтаться, – несмотря на то что советник уже в гостиной, я прохожу мимо него и
первой сажусь на кресло, предоставив гостю диван. – Чем удостоена такой чести?

 – Зверем, – по-прежнему с полуулыбкой говорит
мужчина, однако в его глазах читается серьёзность.

 – Он, вроде, сидит тихо, не высовывается, –
легкомысленно отвечаю я, и моя ответ – правда лишь в том случае, если вообще не
показываться – значит, сидеть тихо.

 – Это хорошо, но зверь может что-то затеять,
ведь ты единственная обладательница духа в своём теле из ныне живущих, – я не
могу понять интонацию, с которой говорит советник, и это настораживает меня.

 – Единственная в своём роде, получается? –
кривлю губы в подобии усмешки я.

 – Ну, так тоже можно сказать, – не спорит
советник. – Но мы отошли от темы, а времени у нас не так уж и много. Мне нужно
вернуться до двенадцати тридцати.

 – Хорошо, тогда давайте сразу перейдём к цели
вашего визита, – ох, видать, я вчера перечитала книжек, где герои говорят в тон
советнику Илье!

 – Да, конечно, – кивает колдун, скорее всего
размышляя над тем, что мне сказать. – Понимаешь… шестнадцать лет назад, за пару
лет до твоего рождения, случилась большая трагедия, несчастный случай. Заклятье
вышло из-под контроля… внезапно и непредвиденно, но тем не менее, десятки
колдунов погибли. Это больше, чем за последнюю тысячу лет. А всего за пару
недель до этого кто-то помог сбежать самому тёмному из духов.

 – Это как-то связано, вы так считаете?

 – Да, – сдержанно отвечает советник Илья. –
Несколько членов совета и я хотел бы изучить возможности зверя в твоём теле.
Последний защитник погиб тогда, шестнадцать лет назад, да и он не особо-то
соглашался сотрудничать с нами.

 – Бывает, но почему защитники такая редкость?

 – Слишком опасно. Слишком велики шансы, что
колдун не выживет. После заточения с каждой секундой вероятность смерти
защитника и побега духа уменьшается. Тебе не о чём беспокоиться, после
заточения уже минут через пять он совершенно безвреден, – мне кажется, здесь
больше бы подошло слово «бессилен», но я молчу и слушаю дальше. – Зверь жаждет
свободы и самый простой способ добить своего – убить защитника изнутри. Пока
дух ещё бодрствует, он по-прежнему силён, но уже через пару минут зверь
засыпает. Но его силы может использовать… хотя тут лучше сказать
«заимствовать»… защитник.

 – И вы хотите, чтобы я использовала силы
зверя? – как только я это говорю, понимаю, что даже если ответ «нет», я хочу
научиться ими пользоваться.

 – Изучить. Мы хотим изучить их, но также есть
строгое правило: без нашего чёткого присмотра ты не должна их исследовать или
использовать, – говорит советник Илья тоном, не терпящим возражений. – Пообещай
никому не говорить об этом и не нарушать это правило!

 – Хорошо, даю слово. Но у меня тоже есть одна
просьба, или… скорее условие: я хочу знать обо всех результатах исследования, –
я соглашаюсь, обещаю. Вру.

Спокойно и невозмутимо,
потому что хорошо знаю себя. Даже слишком хорошо знаю, и знаю, что не смогу
справиться с соблазном засунуть козырь в рукав, нарушив обещание. Может даже
просто из-за любопытства.

Да и, я не
сомневаюсь, что, узнай они что-то важное, вряд ли кто-то будет себя утруждать
объяснениями. Скорее, они, в лучшем случае, прекратят исследования, а в худшем
– избавятся от меня.

 – Тогда я сообщу, когда освободим время для
исследований, а то, жизнь советника – ни минуты покоя! Значит, мы договорились?
– спрашивает советник Илья и поднимается с места, протягивая руку для
рукопожатия.

 – Да, – киваю я, и мы пожимаем друг другу
руки. Колдун улыбается:

 – Рад, что мы так легко договорились, твой
предшественник не отличился такой сговорчивостью. До свидания, – советник Илья
говорит это мимоходом, и я радуюсь, что сейчас мы выходим из комнаты, и он не
может видеть моего лица. Проходит непозволительно много времени, между тем, как
я хмурюсь и тем, как вновь обретаю над собой контроль.

 – До свидания, – откликаюсь я, вновь заставив
себе принять прежний, невозмутимо-простой вид.

Только дверь
хлопает, а мне почему-то становится страшно. На что я согласилась?!

Я
единственная в своём роде. Таких больше нет.

Звучит, как
приговор. Вот так я, Анна Кошечкина, сама себе его и подписала. Смертный
приговор.

Нет, я
всё-таки надеюсь, что, если это и приговор, то не смертный, и не пожизненный. Я
ведь только узнала, что колдуны бессмертны! И не так давно я узнала, что сама
являюсь колдуньей, но это мы уже проходили, поэтому…

Я уже десять
минут сижу на кухне, болтаю ложкой чай и чувствую себя лабораторной крысой.

Глава
семнадцатая. Кузька-Кусака и небольшой рассказ-трагедия

Зачем-то
после школы приходит Вася. Он хочет узнать, всё ли со мной в порядке и почему я
не была в школе! Где подвох?!

 – Ну-у, проходи, раз пришёл. А вообще,
заявляться в дом без приглашения не очень-то хорошо, – настроение моё после
разговора с советником Ильёй оставляет желать лучшего. Но всё-таки я уже
повеселела. Хотя бы потому, что кто-то решил нарушить моё скучное уединение.

 – А… Эм, да, нехорошо получилось, – Вася пожимает
плечами и бросает на меня смущённый взгляд.

Будто бы я
тоже не смущена! Берёт тут парень, который мне нравится и приходит ко мне в
гости вот так вот неожиданно. Ладно, не выгонять же его?

 – Итак… могу чаю предложить? – в мою голову не
приходит ничего лучше этого.

 – Нет-нет, спасибо, я просто зашёл узнать, как
ты, – я чувствую, как неумолимо краснею. В словах Вася нет ничего «такого», но
меня даже такое внимание от практически чужого человека смущает.

 – А-а, только это… Да, я просто плохо себя
чувствовала, сейчас уже мне гораздо лучше! – если расскажу о встрече с
советником Ильёй, это может вызвать лишние вопросы, а мне это совсем не к чему.

Для
достоверности я шмыгаю носом.

 – Ой, ну, тогда… поправляйся скорей! – Вася
снова улыбается своей фирменной улыбкой. И сейчас это даже не смущает меня; от
такой искренней и светлой улыбки становится и приятно, и страшно. – Ну, я тогда
пойду… ты ведь меня правда не приглашала…

 – Да, это шутка плохая была. Ты
проходи-проходи, мне как раз заняться нечем, – несмотря на то что мне удаётся
сохранить лицо и не начать отчаянно нести чушь, я понимаю, что щеки начинают
гореть не просто так.

Вася пару
секунд смотрит на меня с удивлением-непониманием, а потом снова улыбается,
проходя в дом. Помня про легенду «о болезни», я ещё раз шмыгаю носом.

 – Эй, а это что такое? – Вася вытаскивает
из-под дивана книгу, которую, я искала уже не один день.

 – О! А я-то опасалась, что Кузька её стащил! –
от радости я забываю про сдержанность и подпрыгиваю на месте от радости. – Я же
как раз на самом интересном моменте остановилась!

Вася вслух
читает название, и я тотчас предлагаю рассказать, о чём одна из моих любимых
книг.

Когда я
заканчиваю отвечать на вопросы Васи, наш разговор плавно перетекает в сторону
школы и особых способностей. И теперь мы меняемся ролями: Вася рассказывает, а
я слушаю, иногда задавая интересующие меня вопросы.

И только час
спустя до меня доходит, насколько большую оплошность я совершила: мало того,
что язвительных комментариев от меня «раз-два и не больше», так ещё и веду себя
неподобающе. За те полтора часа, что Васи сидит у меня дома, я слишком много болтаю, и он узнаёт обо
мне слишком много.

Мне стоит
немалых усилий подавить дерзкое желание спохватиться и начать вести себя как
обычно: это будет глупо и точно бессмысленно. И я продолжаю разговор, будто бы
ничего со мной и не случилось.

А ещё мне
нравится, как Вася улыбается. Да, он мне нравится (что неудивительно).

Когда
мальчишка в очередной раз смотрит на часы, он внезапно замолкает, поэтому я
тоже оборачиваюсь. Ну, почти четыре часа, и что дальше? А тем временем
задумчивость в глазах Васи сменяется испугом.

 – У меня урок телепатии в четыре! – я в ответ
хмыкаю, пряча улыбку в чашке.

 – Опаздываешь, – констатирую факт я.

 – Ага, тогда я побежал. А ты поправляйся и в
школу скорее возвращайся! – говорит Вася, когда я, не скрывая насмешливой
улыбки, наблюдаю, как он второпях зашнуровывает сапоги.

А мне вдруг
становится страшно, потому что я не привыкла, чтобы что-то находило отклик в
моей душе.

 – А-ага, спасибо! – я заставляю себя
улыбнуться и точно знаю, что фальши Вася не заметил, потому что её и не было. Впервые,
кажется.

Стою под
навесом пока пустой конюшни и как никогда жалею об отсутствии часов. Из дома
Зверевых я вышла без десяти шесть и понятия не имею, сколько ждать домового, и
придёт ли он вообще.

Чем дольше
жду, тем больше беспокоюсь.

Передо мной
стеной льёт дождь, сливающийся в сплошной шелест. Рядом со мной протекает
крыша.

Кап. Кап.
Кап…

С крохотных
веточек берёзки, залезающих под навес, тоже на пол тихо и равномерно
кап-кап-кап… Я лишь сильнее натягиваю на голову капюшон плаща и смотрю прямо
себе под ноги. Сквозь пол проросли цветочки, и мой взгляд цепляется за жухлые
травинки. Кажется, клевер.

Сейчас
октябрь, листьев на деревьях почти не осталось, зато ими усеяно всё под ногами.

 – Прости, опоздал! – Кузька-Кусака появляется
прямо позади меня, и о неожиданности я роняю листик, который до этого
рассматривала. Что-то среднее между клёном и берёзой, что-то, мне неизвестное.
Может, какое-нибудь колдовское дерево? – Но зато у меня есть важные новости.

 – Я… Сколько времени и почему так долго? –
мгновенно спрашиваю я, засунув два вопроса в один.

 – Шесть ноль три, и разница какая? –
недовольно откликается домовой в тон мне.

 – Никакая, – соглашаюсь я и напоминаю ему: –
Что ты знаешь? Зачем надо было идти сюда? Почему дома не поговорить?
Прослушиваю что ли?

Про последнее
я шучу, но Кузька-Кусака внезапно становиться более серьёзным и, подняв вверх
указательный палец, говорит:

 – Я точно не знаю, но одно время Они следили за домом.

 – Кто «Они»?

 – Понятия не имею, – отмахивается домовой, –
не о них речь. Это не их символ, это символ других, хороших. Кажется…

 – Кажется? – это слово цепляет меня больше
всего. И удивляет: то есть домовой не знает, о ком говорит? Ну, ладно, потом
разберусь с этим вопросом.

 – Да, потому что наверняка могут я знать,
только если сам один из них. А я не один из них! – мне кажется, или в голосе
домовёнка звучит обида? Тем временем Кузька-Кусака продолжает: – Яна мне о них
рассказала, она одной из них была. И Сева потом стал…

 – Кто такие Яна и Сева? – спрашиваю я, перебив
домового.

 – Погоди, всё узнаешь, но не перебивай! –
ворчливо отзывается мой собеседник, однако я думаю, что недовольство здесь
показное.

 – Молчу, – вопреки тому, что говорю, обещаю
домовому.

 – Хорошо, и молчи. Так вот, а продолжаю я,
пообещай только, что никому не перескажешь разговор наш. А если кто-то затронет
эту тему, сделаешь вид, что не знаешь ничего ты! – вот теперь я не сомневаюсь в
серьёзности Кузи, поэтому лишь покорно киваю.

Когда же уже
кончится эта «прелюдия», и я узнаю что-то по-настоящему стоящее и интересное? Театр
абсурда! Ну, ладно, может не интересное, но хотя бы полезное…

Домовой
вспрыгивает на бочку и топчется на ней какое-то время в нерешительности, садиться,
свесив с неё ноги, и снова мнётся. Я молчу, ожидая, пока он соберётся с мыслями
и решится-таки рассказать мне что-то важное.

Кузька-Кусака
всё молчит, только теперь пытается сбить с лаптя прилипший берёзовый листик.

Яна… Почти
как моё имя, только наоборот.

 – Яна – старшая дочь Алисы и Фёдора, – домовой
всё-таки отлепляет листик от лаптя и теперь мнёт его в руках. – Сева – её
младший брат.

У Фёдора с
Алисой есть дочь и сын? Они об этом не то чтобы «не говорили», даже не упоминали.
Почему? Потому что я не спрашивала их об этом? А в этом ли дело?

 – Да?.. – я не успеваю полностью сформировать
свой вопрос, как вспоминаю, что домовой попросил молчать и не перебивать.

Почему тогда
они ни разу не появились в доме родителей за последние несколько недель? Уехали
куда-нибудь или сильно поссорились с родителями?..

 – Да, они погибли чуть больше шестнадцати лет
назад, – на одном дыхании внезапно выдаёт домовой, а я зачем-то открываю рот.
Наверное, от удивления.

Понятно,
почему Алиса с Фёдором о них не говорят!

 – От Яны узнал я о существовании «хороших
ребят» и «плохих ребят». Это их так она звала… Яна могла будущее видеть. Отрывками,
конечно, но именно она присмотреть меня попросила «за той девочкой, которая
захочет жить на чердаке; она ещё вечно будет хмуриться и таращиться на колдунов».
Яна сказала, что ты чем-то важна для Них.
И для «хороших», и для «плохих». Поэтому, когда оказалась ты впервые здесь, уже
знал тебя по рассказам Яны. Она много о тебе говорила, появлялась в её ведениях
часто ты…

Домовой
замолкает, а я тоже стою и ни слова не могу подобрать, чтобы нарушить эту
тишину. Я привыкла молчать, но «привыкла» не означает «люблю», поэтому я силюсь
подобрать подходящие слова, чтобы либо найти тему для разговора, либо узнать
что-то ещё.

 – Совет объявил, что то был лишь страшный
случай несчастный. Семнадцатого июня. Я не знаю, что именно тогда случилось, но
уверен в одном: то не несчастный случай. Нет! Сражение! – торжественно
возвещает домовой, после чего опять едва ли не скороговоркой продолжает
говорить. – Так говорила Яна, видела это она. Не известно мне о том, чем
занималися Они, Яна говорила об
оружие каком-то, силе неизведанной, которая ни за что не должна попасть не в те
руки… Яна сказала, ты им нужна, но быть осторожной просила. Всё! Это всё, что знаю
я!

Хлоп! И
домового нет. Он так быстро исчезает, что ещё целый миг я глупо таращусь на то
место, где до этого сидел Кузька-Кусака. Ощущение такое, что это всё очень,
очень большой розыгрыш! Я испытываю смутное беспокойство, когда думаю об этом,
и понимаю, что, пускай и нехотя, но верю домовому.

Только вот
появился ещё один повод никому до конца не верить. Кузька-Кусака и советник
Илья, видимо, говорили об одном и том же событие: «трагедия» и «несчастный
случай». Надо бы разузнать побольше про то «происшествие». Решено, этим же и
займусь в ближайшее время, только бы найти библиотеку.

(Как я поняла
за последние пару дней, у колдунов не то чтобы интернетом, но и даже
компьютерами не пахнет, поэтому остаётся один вариант – самый простой и долгий
– библиотека.)

Значит, если
домовик не врёт, я кому-то очень нужна. А вот это уже интереснее…

Ладно, какая
разница, правда это или ложь? Ответ на этот вопрос ничего мне не даст. Даже
если домовой рассказал чистую правду, то чем это поможет мне? Ответ очевиден –
ничем. По крайней мере, пока ничем, кроме как утолить моё любопытство. Хоть
жить интереснее – спасибо Кузьке.

Я не привыкла
бояться, и в этот раз не собираюсь: что такого ужасного со мной может
случиться?

О, у меня
есть масса ужасных и кровавых вариантов, вот только что с того-то? Я спать
хочу! И что, что я встала сегодня почти в одиннадцать? Мне всегда хочется
спать, когда что-то случается или я, например, попадаю в другой мир.

Домой я
возвращаюсь быстро, но, подумав, сворачиваю к сараю, из которого льётся свет.
Если я просто куда-то исчезну минут на десять, это может вызвать вопросы, а
так, я и Фёдору помогу, и сама что-нибудь новое узнаю, и даже особенно
подозрительные личности ничего не заподозрят.

Колдун, как
обычно, рад любой помощи, и у меня поразительно скоро вылетает разговор с
домовым из памяти. Удивительно, но такое для меня не «новость».

В наш
размеренный разговор периодически вставляет свои простые, но осмысленные фразы
попугай. Я не устаю поражаться тому, насколько необычные и странные зверушки
существуют в мире колдунов.

Сегодня
вечером за ужином мы с Фёдором сидим вдвоём. Я поначалу молчу, но разговор
складывается необычно просто и будто бы естественно. А потом вспоминаю, что
потеряла расписание.

Глава восемнадцатая.
О трусливом побеге в библиотеку

И вплоть до
третьего урока следующего понедельника я так и не вспоминаю, что у нас за уроки
сегодня.

Эх, ну почему
же у колдунов не работает никакая техника?.. Всё-таки музыка без живого
музыканта под боком – одно из лучших изобретений человечества!

Признаться,
как только я поднимаюсь к себе в комнату, понимаю, что дело даже не столько в
лени и желании спать. Я не хочу разбирать вещи, потому что они слишком
напоминают о «прошлой жизни».

 – Хыхм, неужели я скучаю? Да нет, ерунда… – я
осекаюсь. У меня есть строгое правило: можно врать другим, если это надо, но
никогда, НИКОГДА, не врать себе. – Эх, я ведь на самом деле скучаю по ним.

Что с ними?
Где они? Почему сбежали? А вдруг они исчезли не по своей воле?

Последнюю
мысль я изгоняю из своего разума не так быстро, как хотелось бы. Всё будет,
если не «хорошо», то просто «нормально», это я обещаю. Не знаю кому, не знаю,
как смогу сдержать слово, но всё равно обещаю…

Знаю! Нет, я,
кажется, знаю. По крайней мере, причину того, почему так сильно верю, что найду
их или они найдут меня. Я обещала не врать хотя бы самой себе, и правда в том,
что вряд ли представлю, как справлюсь с собой, если их
не станет.

Я высыпаю
содержимое одной из коробок прямо на стол – так нет ничего хрупкого, только мои
старые, переломанные куклы-барби. Эх, нагоняет воспоминания, жаль только, что в
куклы мне всегда было играть не с кем, а вот моему брату и сестре повезло чуть
больше.

 – Это человеческие игрушки? – я подскакиваю на
месте и натыкаюсь на виноватый взгляд Алисы. – Прости, не хотела тебя напугать,
я просто пришла позвать тебя ужинать.

 – А во что играют ваши дети? – вместо ответа
спрашиваю я.

 – Ну, куклы у нас тоже есть, только они…
немного другие, – наверное, колдунья собиралась сказать что-то другое.

 – Если судить по моим скромным знания о вашем
мире, то надо ещё постараться, чтобы найти между нами сходства, – негромко
ворчу я и не особо аккуратно сгребаю со стола игрушки обратно в коробку, и
пририсовываю рядом плюсик: я решила таким образом обозначать уже
«исследованные» вещи.

 – Да? Может быть. Я за свои пару тысяч лет
никогда не была в Неизведанных Землях. Недаром ведь они «неизведанные»…

 – За своим пару тысяч лет? Простите, Алиса,
но… а вам сколько?! – меня волнует только этот вопрос.

 – Скоро уже тысяча лет! – отвечает Алиса даже
с гордостью.

 – Это… это… ведь… о-го-го сколько! – изумлённо
выдаю я. Алисы смотрит на меня немного удивлённо, но затем опять мягко, ласково
улыбается.

 – Да нас нет, но, я слышала, люди живут всего
сотню лет или даже меньше, это правда?

 – Чистая, нет, даже святая правда!

 – Судя по твоему лицу, ты не ожидала такого
поворота. А теперь, чтобы огорошить тебя ещё сильнее, я скажу, что для колдунов
три тысячи лет – не так уж и много. Например, Олегу Михайловичу уже минуло
пятнадцать тысяч лет.

 – Так, я официально в шоке, – сделав какой-то
неразборчивый жест рукой, я, вопреки словам, словно прихожу в себя. – А что у
нас сегодня на ужин?

 – Увидишь, – неожиданный ответ. Обычно это
Фёдор темнит, строит таинственный вид.

Я снова
встречаю Пернатого, когда меня наказывают за взрыв на зелье варении, – я
всего-то перепутала мышиные и крысиные хвостики! – и сегодня вторник. Теперь
мне придётся целый час отмывать котлы, после зелий.

Обычно
колдуны просто насылают какие-то заклятья на щётки, и те делают всю работу сами,
но по «особым случаям» этим заставляют заниматься учеников. Провинившихся
учеников.

«Нет бы
объяснить мне разницу между этим совершенно одинаковыми хвостами, – никто ведь
даже не пострадал! – надо отправить меня чистить эти котлы!» – сержусь я, пока
иду после злосчастного урока в соседний класс.

К слову о
том, что никто не пострадал… Пострадал. Учитель. И троих учеников окатило брызгами.
Зелье не было очень уж горячим, просто тёплым, но оно напоминало серые сопли.
Понимаю, почему все пострадавшие рассердились. Впрочем, чем дальше я иду, тем
смешнее мне становится, а какая злость одновременно со смехом? Нет, конечно, я
могу, но смысл-то? Я сейчас пойду, почищу «кастрюльки», а воспоминание сохраню
как «очень важное» (с пометкой «Бесценное!»).

Учеников в классе удивительно
много. И все поразительно злы. Не ожидала, что так много наказанных. Лица
незнакомые, неинтересные, кроме одного за дальним столом. Долго не думая, я
тоже прохожу в конец и сажусь за соседнюю парту.

 – О, мисс Кис-Кис, чем оказан такой чести? – тотчас весело
спрашивает он, перегибаясь через проход. Лён единственный человек в комнате,
помимо меня, кто не зол как чёрт.

 – В смысле? – переспрашиваю я.

 – За что тебя наказали? – объясняет Лён, всё
также ослепительно-хитро улыбаясь.

 – Окатила учителя и невинных жертв соплями.
Откуда мне знать, чем отличаются хвостики мышей от хвостиков крысиных? – я даже
не понимаю, чего в моём голосе больше: возмущения или насмешки. – А что насчёт
тебя?

 – Тоже зельеварение. «Немного» перестарался со
своим экспериментом: хотел узнать, что будет, если добавить в сонное зелье не
одну, а все четыре лапки жабы. Представляешь, – он как-то заговорчески понижает
голос, – первые три опустил – ничего не произошло, а бросил четвёртую – котёл
просто разнесло!

 – Хм… – я пытаюсь не улыбаться, представляя
это «зрелище».

 – Меня сразу вырубило, очнулся пару часов
спустя в медицинском крыле. Тех моих одноклассников, что не пострадали, сразу
отпустили с уроков; могли бы они и не злиться: я ведь им помог! – с шуточным
возмущением-недоумением говорит он. В его карих глазах пляшут черти.

Я давлю смешок, и тут вспоминаю,
что сказал Олег Михайлович: «Опять вы?». Погодите… это те они так проклинали его? Ого!

 – Ясно, – киваю я и с удовольствием представляю хаос, что
устроил этот парень с очаровательными кудряшками! – Всё, Пернатый, ты мой
кумир! – смеюсь я, беря на заметку, что стоит узнать побольше о «влиянии жабьих
лапок на зелье».

 – А ты мой! – сияет Лён и добавляет. – Ты
первый колдун, что оценил мой фокус! Всё остальные только ужасаются и смотрят
как на дурака!

 – Бывает, – хмыкаю, хотя мне такая ситуация
тоже знакома. – Значит, нам обоим повезло встретиться.

 – А… – хочет что-то добавить Пернатый, но тут
заходит в класс явно рассерженная учительница.

 – Пока не отмоете, домой никто не пойдёт! –
она взмахом руки и каким-то заклинанием под нос заставляет дверцы шкафа
раскрыться и оттуда выплыть паре десятков котлов. Перед каждым «виновным»
приземляется по несколько штук и щётка.

«Злюка!» –
думаю я, когда учительница садится за стол, даже не смотря на нас своими
колючими глазками. Если бы она улыбалась, была бы просто красавица, а сейчас людей
пугает одним своим видом.

Либо щётки
волшебные, либо зелья необычные, либо котлы какие-то «не такие», потому что
чистить их в разы легче, чем я ожидала.

Остальные
ученики недовольно переругиваются с учительницей и, иногда, между собой.
Неожиданно прямо рядом с моими котлами приземляется ещё стопка.

 – Не возражаешь, если присоединюсь? –
спрашивает Пернатый, я пожимаю плечами и отодвигаюсь. Чего это всем охота со
мной пообщаться? – Всё просто: ты не такая, как все, а среди нас слишком много
обыденности.

Я испуганно
таращусь на него и даже отодвигаюсь на всякий случай. Либо он мысли прочитал,
либо… К моему удивлению, он смеётся и поясняется:

 – Я эмпат, то есть я чувствую всё, что
чувствуешь ты. Это удобно, – невинно сообщает он.

 – Удобно, – соглашаюсь, с каким-то уже другим
интересом искоса рассматривая его.

Взорванный
котёл стоил того, что получить не только бесценные воспоминания, но и
познакомиться чуть лучше с Пернатым. С ним весело, и нет того ощущения, что
что-то тут не чисто, как в случае со Снежкой и Васей.

Но я всё
равно его боюсь.

Сразу после
отработки я прошу Лёна показать, где библиотека, раз уж он так желает
пообщаться. И на пару секунд застываю с открытым ртом, поражаясь её размерам.
Огромная!

 – Ну что, неужели люди настолько отсталые
существа, что даже книг у них мало? – в его голосе нет даже намёка на
презрение, скорее, не совсем безобидная для меня шутка, поэтому я спешу
защитить свой народ.

 – Вообще-то, – а-ля сама невинность, начинаю я
совершенно неподходящим для ответа на обидную шутку тоном, – по сравнению с
людьми, отсталый народ – это вы.

 – Быть не может! Мы гениальный народ! – едва
сдерживает улыбку и безуспешно пытается придать лицу важный вид, а голосу –
торжественность Лён.

 – Ага, поэтому, чтобы что-нибудь почитать надо
идти куда-то, и у вас нет интернета, – я даже не сомневаюсь, что мой собеседник
без понятия, что значит последнее слово, а потому самодовольно ухмыляюсь. Наши
голоса кажутся неуместно громкими в мёртвой тишине, даже несмотря на то что,
как мы зашли сюда, начали говорить шёпотом. – Нам даже из дома не надо выходить
ради книг!

И верно, Пернатый
спрашивает, что такое интернет. И пока мы идём по длинным рядам мимо высоченных
стеллажей, я объясняю ему, что в интернете можно найти практически любую
информацию. Но специально умалчиваю о минусах.

 – Признаю: люди – самый гениальный народ! Без
колдовства и без технарей создать такое «чудо техники»! Ой, нам сюда, – когда
мы уже почти проходим уже седьмой поворот-коридор, вспоминает он.

Такое
ощущение, что мы во всём этом громадном обители книг – единственные живые
существа. Здесь даже воздух какой-то другой. Здесь пахнет книгами, старостью,
покоем, а ещё чем-то горелым… Кхм… Ой, это от нас пахнет чем-то горелым!

 – Но бумажные книги я люблю всё-таки больше! –
бормочу я, пробегая пальцами по корешкам книг на ближайшей полке. Неожиданно Лён
подходит ближе, явно присматриваясь к названия книг (почему надписи такие
мелкие, я полностью его поддерживаю!), и задумчиво советует:

 – Смотри чуть выше, мисс Кис-Кис – я поднимаю
голову чуть выше: как раз на уровне его глаз полка с практическими пособиями по
колдовству «для начинающих». Я задираю голову, пытаясь прочесть очередное
название, и уже собираюсь бросить очередную фразочку, как поворачиваю голову
назад, в сторону собеседника. И спешно отодвигаюсь в сторону: мы стоим слишком
близко. Кажется, Лён это тоже не сразу замечает, потому что через миг я
различаю его неожиданно красные щёки. Интересно, а по моему лицу тоже видно,
что я смущена?

 – Кстати, – неожиданно вспоминаю и с трудом
удерживаюсь от желания дать себе ладошкой по лбу, – а как ваша библиотека
работает? Мы ведь для этого используем технику, а у вас тут не то что техникой
не пахнет, но и людьми…

 – Во-первых, как техникой может пахнуть? Это
ведь не цветы… А, во-вторых, не то чтобы в нашем мире много людей… – несмотря
на не покидающую его лицо усмешку, он не понимает, к чему я тут приплела людей
и запах техники. Ну и ладно, пускай не понимает – мне больше таинственности
достанется!

 – Ты, правда, хочешь объяснений или просто
примешь то, что я вас… по привычке, – нахожу более подходящее слово я, –
называю «людьми».

Лён, к моему
удивлению, на пару секунд задумывается с важным видом. Я здесь не с ним болтать
пришла, а книжки брать.

 – Пожалуй, приму как должное и буду
просто знать, – наконец, решает он. А я и не сомневалась!

 – Так… я просто могу взять с полки книги и выйти
с ними отсюда? – я возвращаю разговор в нужное мне русло.

 – Ага, а потом, когда срок на последней
странице истечёт, она просто исчезнет. Если ты, конечно, сама не впишешь нужное
время… там, рядом табличка есть, – он открывает первую попавшуюся книгу и
тыкает в табличку на обратной стороне обложки, – вот сюда надо написать то
время, которое тебе нужно для прочтения книги, но не больше года, потом её
нужно снова прийти и взять, либо договориться с кем-то там… Я не помню его
имени! Там что-то про лошадь говорилось… или про корову?

Я тихонько
фыркаю и выбираю на полке все самые интересные книги. И по истории, и по теории
колдовства, и по зельеварению, и по всем остальным темам.

Лён лишь
присвистывает, глядя на стопку книг у меня в руках. Себе он, кстати, тоже
парочку взял.

 – И… нам всё-таки ничего не будет, если мы
просто их возьмём и отправимся домой? – недоверчиво спрашиваю я уже, наверное,
в четвёртый раз.

 – Да не будет ничего! Не будет! – Пернатого
моя неуверенность явно веселит.

 – Если что, я тебя стукну! – обещаю я, когда
мы подходим к выходу из огромного хранилища бесценных знаний.

 – Люди – странный народец!.. – бормочет Пернатый.
Как он ещё не устал улыбаться?

Большой
любовью к учёбе и, тем более, к школе, я никогда не отличалась и вряд ли
отличусь, но… Я ведь ровным счётом ничего не знаю об этом мире! А ещё терпеть
не могу ситуации, когда все вокруг понимают, о чём речь. Все, кроме меня!

Я всё-таки
воровато оглядываюсь по сторонам на выходе. Но Лён идёт рядом с книжками в
руках и выглядит вполне спокойным. Да, правильно, и мне надо успокоиться.

Глава девятнадцатая.
Всё-таки я не ледышка, а жаль

Признаться, я
очень удивляюсь, когда Мороз Николаевич поздравляет нас с тем, что каникулы
начнутся через пару дней и напоминает, что после каникул у нас есть всего две
недели до экзаменов. Что?!

А почему я до
сих пор об этом ни слухом ни духом? Наверное, потому что все остальные и так об
этом знают. Вот в прошлой школе я всегда обо всё знала, но слишком часто
забывала… Эх, воспоминания, воспоминания, лучше бы вы сидели там, куда я вас
запрятала. Мне прямо в классе вдруг хочется разреветься и пожаловаться на
несправедливость миров.

Даже несмотря
на то как мне вновь хочется увидеть своих родителей, сестру, брата; мне
кажется, будь у меня выбор вернуться к прежней жизни с ними или оставить всё
как есть, я бы не стала что ли менять. Нельзя усидеть на двух стульях, – хотя в
прямом смысле этой фразы я могу усидеть на них одновременно и не упасть, –
поэтому надо выбрать один. Можно со мной не соглашаться, всё равно ничего не
изменить. Я не хочу ничего менять.

Иногда просыпаюсь ночью, миг не понимаю, где нахожусь, а
потом вдруг накатывает облегчение. Это другой мир, это реальность, только вот
ночью скрыть слёзы и тоску сложнее. Хотя бы потому, что не надо ни от кого это
прятать.

Вот и сейчас я сижу на полу в своей комнате и роюсь в одной
из коробок. Нужная вещь всё никак не желает находиться. Ну что тем домовым приведениям стоило подписать коробки не по номерам, а по тому, что там
лежит. Наконец, я понимаю, что это опять не так коробка, и решаю просто
пройтись по дому, сходить на кухню выпить воды. (Опустим тот факт, что воду
колдуны могут пить из-под крана, а до ванной – рукой подать. Мне
просто нужно выйти проветриться.)

В доме ни звука. И единственный шум – мои шаги, пускай я и стараюсь
ступать тихо, но в будто вымершем доме кажется, что я слон. Спасибо, хоть этот
дом – не посудная лавка!

Всё окутано
тьмой, я свет не включаю – темнота успокаивает, дарит ощущение защиты. То, чего
мне не хватает сейчас. То, что я не хочу показывать другим.

Без света
комнаты кажутся совсем другими, и только по очертаниям я узнаю, что место-то
знакомое. До кухни, однако, так и не дохожу – заваливаюсь на диван в гостиной.
На стене тихо тикают часы, секундная стрелка движется без отдыха. Проходит
точно несколько минут, прежде чем я обращаю внимание на что-либо вокруг. Меня
вновь затягивают воспоминания в самый омут. Не хочу туда!

Я должна
отвлечься. Вскакиваю с дивана и начинаю бездельно шататься по первому этажу.
Глаза слипаются, так и тянет в сон. Завтра суббота, значит, можно не
беспокоиться, что не высплюсь перед школой.

Мне отчаянно
нужно придумать, чем заняться. Я не хочу идти спать: вдруг воспоминания достанут
меня во сне? Надо просто переждать эту ночь, или…

Перебороть
страх можно, только встретившись с ним лицом к лицу. Я возвращаюсь в свою
комнату, стискиваю подушку в охапке, за неимением чего-либо ещё и засыпаю.

Так как ночью
я бодрствовала меньше получаса, встаю я всё-таки перед обедом, а не после него.
Настроения нет, но усилием воли я заставляю себе встать с постели, и нацепить
на лицо улыбку.

Я по-прежнему
Анна Кошечкина, и я по-прежнему не люблю улыбаться, но зато знаю один фокус:
если будешь улыбаться, сможешь почувствовать себя радостнее. Не всегда
работает, да; но часто помогает. Сегодня первый день каникул, не время киснуть!
На утро у меня один большой «план» – не отставать от Фёдора ни на шаг. Не знаю,
кого он приведёт в сарай, но это всегда очень и очень интересно!

Алиса прямо в
гостиной варит какое-то страшно вонючее зелье, помешивая его помелом метлы.

 – Фу, даже в классе зельеварения так не
пахнет! – вместо доброго утра говорю я, демонстративно зажав нос и помахав
рукой, будто бы в попытке отогнать запах похуже, чем в канализации.

Не
спрашивайте, откуда я знаю, как пахнет в канализации. Я там никогда не была,
поэтому сложно ответить на этот вопрос.

Алиса как-то
странно усмехается.

 – Это зелье отпугивает носокрысов, которые в
этом году что-то совсем распоясались!

 – Кхм… на Земле таких нет… – как бы с намёком
на нечто понятное, тяну слова я.

 – Завтрак на столе, всё уже готово.
Фёдор как раз сейчас занят носокрысами, и помощь ему точно не повредит, – улыбается
Алиса, бросив на меня короткий взгляд, и возвращается к своему котлу.
Подбрасывает туда какие-то травы, ворча о чём-то себе под нос.

Я быстро
съедаю кашу, чищу зубы, переодеваюсь и выскакиваю на улицу.

 – Ого! – я, как выскочила за дверь, так от
удивления и остановилась. Грязь местами заледенела, а местами покрылась инеем.
Ступеньки из-за вечерне-ночного дождя подмёрзли, поэтому я не решаюсь просто
перепрыгнуть их всех разом, как обычно.

А лес позади
и по бокам от избы выглядит… волшебно! Не по-колдовски, а волшебно. Это,
наверное, первый раз, когда я вижу лес перед зимой наяву. Раньше я такое видела
только на картинках: рядом с тем городом, где я жила, нет ни леса, ни гор на
о-го-го сколько километров вокруг, а тот лес, что есть, – две облезлых сосны и
три ёлки, – не сравнится с территорией заповедника.

Осторожно спускаюсь со ступенек,
словно боюсь, что подо мной хрупкий слой льда проломится вместе с землёй. Лёд,
разумеется, ломается, трещит, но земля не обваливается.

Слушать, как трескаются маленькие
кристаллики у меня под ногами, я никогда не устану.

Носокрысы – это существа, чем-то похожие на
мохнатых хамелеонов с хвостами скорпионов. Вид у них тот ещё, но зато они умеют
сливаться с окружающий средой. Я из-за этого два раза едва не теряю их из виду.

Днём я
помогаю Фёдору, вечером сижу, читаю книжку Олега Михайловича «Различия
психологии видов», которую он дал мне в среду. Полезная и очень интересная
вещь, надо сказать.

В школе (как
будто мне на радость) что не урок заклинаний, то практика! Снежка вызывает всё
меньше и меньше подозрений, и сам этот факт заставляет меня напрячься: что
сестра Васи замышляет?

Жизнь будто
бы входит в новую, обыденную колею, и только я из неё выбиваюсь со своими
постоянными вопросами и озадаченным видом. Впервые всё такое интересное прямо
передо мной!

Как-то заявляется
на завтрак Тимка, и втайне от Алисы мы опять ругаемся. Я поначалу пытаюсь
пообщаться на нейтральные темы, вроде того, какие предметы нам нравятся, а
какие – нет, но всё выходит из-под моего контроля.

И кто из нас
виноват в той ссоре – неизвестно.

Глава
двадцатая. Небольшая неприятность с «вечеринкой» и нелюдимой мной

Сегодня
важный день! Ура! С днём рожденья меня!

В честь
такого я заставляю себя встать пораньше, чтобы изменить своей обычной причёске
и придумать что-нибудь непривычное. Долго я думаю, долго, но в итоге плету
«корзинку», и на этом решаю закончить. Как-то празднично одеваться нет смысла,
да и зачем?

Вряд ли Фёдор
с Алисой знают про мой день рождения, а если и знают, то с чего им поздравлять
меня? Мы не семья, просто живём вместе. Но как на зло мелькает предательская
мысль: а как было бы здорово получить от них хотя бы поздравление… Или отметить
всем втроём. Глупости! Когда мне в последний раз хотелось отпраздновать день
рождения с кем-то ещё, кроме родителей, брата и сестры? На самом деле никогда.
Я никогда никого не приглашала на наш скромный праздник и была этому рада.

Я спускаюсь на первый этаж, всё ещё ведя мысленный спор с
собой на тему того, хочется ли мне отпраздновать свой день рождения, и не
замечаю какого-то шума с кухни.

 – Поздравляем! – вздрогнув, я
возвращаюсь в реальность и с изумлением созерцаю разувешанную флажками и
ленточками комнату. – С днем рожденья!

У меня,
наверное, глаза сейчас с копейку, а то и с рубль. Погодите… они… они ведь… не
поздравляют меня с днём рождения?!

 – Аня? Что-то случилось? – обеспокоенно
спрашивает Алиса. Видимо, не только какие-то схемы от удивления в моей голове
просто перегорели, но и какое-нибудь странное выражение застряло на лице.

 – Э-э-э… нет, ничего, – ну, это лишь часть
правды, ничего ведь серьёзного не случилось? – я просто удивлена.

 – Люди не празднуют день рождения? –
недоумённо спрашивает Фёдор.

 – Празднуют, я просто не ожидала, что вы… – а
что мне сказать? Они ведут себя так, будто это само собой разумеется, и, в
принципе, Алиса с Фёдором правы. В этом нет ничего удивительного, ведь перед
всеми мы играем роль обычной семьи.

 – Ну, ты сама ничего не говорила о том, как
хочешь провести этот праздник или что хочешь на день рождения, а мы только вчера
сами узнали… поэтому вот – всё что успели сделать, – неуверенно улыбается
Алиса, обводя глазами кухню и видную отсюда часть гостиной. Там тоже висят
флажки.

 – Спасибо, я не думала, что вы… это сделаете,
но большое спасибо! – я хоть и удивлена, но мне приятно, что кто-то узнал про
мой день рождения и устроил «сюрприз».

 – Ой, да это ерунда! – мило отмахивается
Алиса, делая какой-то «сигнал» Фёдору, который тотчас куда-то уходит с кухни. –
Мы не знали, есть ли в Неизведанных Землях такой праздник, и если есть, то как
его отмечают. Мы ко всему готовы! Мы думали, ты захочешь отпраздновать такой
день. Если хочешь устроить вечеринку и позвать друзей, мы не против. Кажется,
ты с Королевскими подружилась? Дмитрий говорит, вы с Васей и Снежкой хорошо
поладили… Конечно, у нас не такой большой дом, но десятка два гостей точно
поместятся. Нет, я ни в коем случае тебе не говорю, кого приглашать, просто, я
думала, ты скажешь нам, если захочешь…

У меня в
голове мысли пугаются, я не сразу понимаю, что Алиса от волнения уже детально
расписывает вечеринку с моими «друзьями», как и что лучше сделать, о ком из
моего класса она слышала, и…

 – Не надо! – даже как-то испуганно перебиваю я
колдунью. – Не надо большого праздника! Не надо вечеринки! Я не хочу!

Алиса
замирает на полуслове, потом непонимающе на меня смотрит.

 – Что за шум, а драки нет? Я правильно понял,
Ань, ты не хочешь праздновать свой день рожденья с друзьями или ты вообще
ничего не хочешь праздновать? – в проходе возникает Фёдор с какой-то объёмной
коробкой.

 – Я… не хочу никого приглашать. Мне и вас
хватит, – смущённо мямлю я, надеясь, что кроме них никому в голову не придёт
идея настаивать, а не то я прямо возьму и разревусь. Не знаю, почему, но ни с
того ни с сего мне очень хочется разреветься.

 – Ты уверена? Если ты просто стесняешься позвать их, в этом
нет ничего такого, для нас тоже нормально собираться вместе и отмечать
что-нибудь, – пытается успокоить меня Фёдор, а я чувствую себя глупой
истеричкой.

 – Нет, я ведь уже сказала, что мне и вас
хватит, – стараюсь мягко отказаться я, но в голосе проскальзывают нотки злости.

 – Ты думаешь? – с сомнением спрашивает Алиса.
– У нас не принято, запираться по праздникам дома.

Только не
разреветься, только не заплакать, только… На смену приходит злость. Я ведь уже
ясно сказала: «я не хочу никого приглашать», что им не понятно-то?

 – …мы даже приглашения купили, и ты всё-таки
уверена, что не хочешь…

Что-то внутри
меня обрывается. Наверное, последнее усилие воли, что сдерживало гнев внутри.

 – Я сказала: не хочу! И мне дела нет до того, как у вас
принято! Я не хочу! – под конец мой
голос срывается, а я, как была, в кроссовках, едва не просящих каши, в старых
джинсах и растянутом свитере (в доме по утрам редко бывает больше двадцати)
выскакиваю на улицу.

Мне надо
прийти в себя. Подышать свежим воздухом, и потом уже, успокоившись, либо
объяснить Алисе с Фёдором, почему я
разозлилась, либо извинить. А лучше извиниться нам обоим. Я всё-таки не на
ровном месте разозлилась!

Надо
поговорить, а не устраивать скандалов с воплями и руганью.

Холод приятно
остужает разгорячённую голову, я обхожу вокруг дома и присаживаюсь на ступеньки
заднего входа: отсюда меня нельзя заметить из окон.

Холодно.
Мороз скользи по коже, заставляя сомневаться в том, что вот так сидеть тут –
хорошая идея. Тем не менее, я продолжаю сидеть на заледеневших ступеньках и
бездумным взглядом рассматривать лес впереди. Я всё ещё пытаюсь успокоиться,
взять чувства под контроль. «Глубокий вдох-выдох» – диктую я сама себя. Надо
успокоиться, и как можно скорее, если я не хочу замёрзнуть и заболеть; а кому
болеть на каникулах хочется?

Минут десять
я ещё сижу на крыльце, расковыривая землю носком кроссовка, и мёрзну. Наконец,
цель, ради которой я тут сижу, достигнута. Больше не хочется устраивать ссору.

Когда я
тихонько прикрываю за собой дверь, мне вновь бросаются в глаза флажки,
развешанные под потолком гостиной. Я тихо разуваюсь и прохожу на кухню.

Алиса и Фёдор
о чём-то тихо переговариваются и по-прежнему сидят там.

 – Я не хочу никого приглашать. Я вообще особо
не хочу праздновать день рождения. Прошу прощения, я погорячилась, – это звучит
как заранее заготовленная речь. И пускай извинения искренние, они довольно
сухие. Но в этом вся я, потому как извиняться перед кем-либо не вижу смысла.

Даже сейчас я
испытываю некое отторжение, и на самом деле понимаю, что могла их обидеть своей
резкостью. И мне почти не стыдно.

 – Ничего, ничего страшного, мы не в обиде! Но,
мы ведь тоже, как лучше хотели… – несколько неуверенно замечает Алиса,
обращаясь одним лишь взглядом за поддержкой к мужу.

 – И ты нас прости, Аня. Понимаю, тебе сейчас
нелегко, новый мир и всё такое. Мы просто порадовать тебя хотели, – в отличие
от жены Фёдор легко улыбается.

И я от этих
полных доброты слов хочу расплакаться.

 – Ну, я была бы рада, если бы мы отпраздновали
это тихонько, втроём, – тихо, совсем смущённо бормочу я. Знаете, наверное,
признаться парню в том, что он мне нравиться легче, чем попросить Алису с
Фёдором о таком.

Не знаю даже,
имею ли я право надеяться на такое, но они ведь сами сказали, что хотели меня
подбодрить, разве нет?

 – Да и некого мне звать на праздник, – и под
удивлённо-недоумённые взгляды поясняю. – Я не с кем так близко не общаюсь,
чтобы звать в гости. А день рождения – слишком личный праздник, как по мне.

 – А, да, хорошо. Не пропадать же тортику! Ну,
и втроём съедим! – радостно подскакивает Алиса, как и сердце в моей груди.

Неведомое
ранее чувство спокойствия растёт внутри, и оно пугает. Очень пугает. Нет, не
потому что это неприятно, напротив, это слишком
непривычно, слишком приятно. В этом
мире меня преследуют слишком яркие положительные эмоции, и это не может не
пугать такую меня. Из-за этого новый мир кажется каким-то ненастоящим. Всё
кажется просто сном. Сном, который станет кошмаром, когда я проснусь и пойму,
что всё – неправда.

Но ведь это
будет потом, так почему сейчас, хоть на миг не забыться, не потерять себя в
такой тёплой, доброй суете? Будет больно, если проснусь, но я хочу жить здесь и
сейчас.

Даже если не
всегда выходит.

Фёдор заходит в комнату, а за ним
летит…

 – Ого! Огромный! – торт. Нет, серьёзно, он огромный! – И как мы его съедим?

 – Справимся как-нибудь, или, можно
пригласить домовых приведений. Они, несомненно, будут рады поучаствовать в
торжестве, – сообщает колдун, опуская чудо кондитерское на стол. – Мы думали,
ты решишь кого-то пригласить, поэтому побольше и заказали…

Только
благодаря домовым приведениям в избе так чисто, и будет на самом деле нехорошо
не пригласить их.

 – Ой, а я про них совсем забыла. Нехорошо
получается… – смущённо бормочу я. А Фёдор неожиданно будто бы мрачнеет.

 – Домовые приведения считаются за прислугу. В
какой-то мере это так – они рабы колдунов в обмен на защиту от горных приведений.
Я не считаю это правильным, но об этом вообще мало кто задумывается, поэтому
пригласить их – хорошая идея, – серьёзно говорит колдун. Так вот почему даже
меня Василиса зовёт «хозяйка-Анна»!

 – Ну так что: звать или не звать? – спрашивает
Алиса от плиты. Кстати, плита у них тоже не «волшебстве» работает?

Я долго не
думаю:

 – Зови! – и точно по команде перед нами
возникает несколько домовых приведений. Все таращатся на нас крайне недоумённо.

 – Хозяйка-Анна? – спрашивает Василиса,
выступая вперёд и прижимая к груди веник. Фёдор кивает мне, как бы прося лично
пояснить. Я важно откашливаюсь.

 – Не окажите ли нам честь присоединиться? – я
ослепительно ярко улыбаюсь, отчасти копируя Васю. И тут мой взгляд падает на
свечки на торте. – Кхм… а мне, вроде как, четырнадцать исполняется.

Алиса с
Фёдором как-то странно-непонимающе переглядываются. Я ещё раз пересчитываю
свечки. Тринадцать.

 – Прошу прощения, хозяева, – вступает в
разговор одно из приведений. – В Неизведанных Землях года считают с самого
рождения.

 – А как вы считаете? – уточняю я, усмехаясь.
Это ситуация только смешнее и смешнее для меня!

 – Первый год рождения – нулевой. То есть
отсчёт начинается, по вашим меркам, со второго года жизни. То есть все люди на
год старше родившихся в тоже время колдунов, – улыбка сползает с моего лица.
Теперь я, наверное, выгляжу до жути глупо.

Вот это
поворот.

 – Так… так это, выходит, мне всего двенадцать?
– уточняю я. Нет, мне точно не двенадцать!

 – Уже тринадцать, хозяйка, – поправляет нас
Василиса.

 – Да, да. Тринадцать. Ладно, подожду ещё
годик, мне не сложно. Я, вроде, теперь бессмертна? – не могу сказать, что я
когда-либо предполагала такой поворот событий. Но всё равно интересно выходит.
– Круто! Тогда, давайте уже свечки задувать или как?

Так как мы
празднуем теперь мой день рождения ещё и с домовыми приведениями, и…

 – Кузька-Кусака! Точно, кстати, где он?

К моей
радости, домовой появляется практически сразу. И теперь мы все сидим в гостиной
вокруг увеличенного приведениями стола. Алиса щелчком пальцев заставляет все
свечки загореться.

 – Эх, какой же вы всё-таки не технологичный
народец! – негромко ворчу я. На Земле у нас была традиция: мы снимали на камеру
то, как именинник задувает свечки, а здесь этого не сделать.

Фёдор тотчас
интересуется, что я имею в виду. Я даже отвлекаюсь от свечек и такого
аппетитного торта перед собой, чтобы высказать своё мнение по поводу того, что
у них ничего не работает из «человеческих штучек».

Хочу, чтобы
что-нибудь происходило в моей жизни, что-то необычное и яркое; хочу
приключений, потому что только в них я могу… Пожалуйста, пусть с моей родной
семьёй всё будет в порядке, даже если мы встретимся нескоро, дайте мне знать,
что у вас всё хорошо.

И последнее моё желание… я должна справиться со своими мыслями. Как разобраться,
кому можно хоть честное слово доверить, а кому и его не стоит. Мне нужно знать,
я не могу всю жизнь бояться!

Под громкие аплодисменты и
поздравления я задуваю свечки. И сама кричу:

 – Ура!

Торт мы, правда, весь не съедаем.
Остаётся ещё чуть меньше половины. Приведения приятно удивлены, что я пригласила их как настоящих гостей, а не для
того, чтобы они исполняли обычную роль прислуги.

Фёдор зачем-то просит взглянуть
на «человеческие штучки» и я оставляю ему всю коллекцию.

 – Если получится заставить их работать, считай
– это подарок на день рождения от меня, – говорит он на прощание. Сегодня
колдун явно не собирается заседать в сарае со зверушками, а Алиса уже опять
ушла куда-то.

Я ещё шатаюсь какое-то время без
дела, пока не приходит предложение от Фёдора заняться наши излюбленным делом.

Теперь мы сидим в том сарае,
колдун ковыряется в моём старом компьютере и изредка подсказывает мне, что
делать. Я же впервые самолично вытаскиваю колючку из лапы медвежонка. Не
спрашивайте, как я не завопила ещё от страха. Просто, наверное, уже начинаю
привыкать и верю таким умным и доверчивым глазам зверя.

Я постепенно понимаю фразу Фёдора
«хотя звери не говорят, они тебя прекрасно понимают». Не брыкаются, не
вырываются и напасть не пытаются. Действительно умны.

Неужели животные и правда
понимают, что мы хотим помочь?

Глава
двадцать первая. Друзья познаются в беде, а у меня их нет

Что сказать… каникулы прошли
хорошо. А в школу идти пусть и лениво, зато снова поколдовать мне уже не
терпится.

Стоит вернуться в школу, как я
тотчас вспоминаю, что в ней не люблю. Уже «троицу хихикающих девчонок» и кислые
мины Тимки с Семёном. Как на зло, кто-то переносит зельеварение на первый урок,
и уже через десять минут мы все воняем не хуже, чем наш учитель.
Мороз-Мороз-Морозко! Отличное начало для, и я тут даже не шучу. Я возмущаюсь!

И всё-таки в школе есть то, что я
обожаю. Например, уроки заклинаний. И учитель отлично объясняет и помогает,
если что-то неясно; и заклятья интересные, и весьма, весьма необычные; и
получается у меня всё отлично.

Но я не устаю задаваться
вопросом: почему я на этих уроках лучшая, если некоторых моих одноклассников
учили этому «искусству» едва ли не с младенчества? Шучу, не с младенчества, но
ещё до школы.

На перемене Снежка неустанно
трещит о том, как она провела каникулы, и почему я не дала ей свой адрес, а то
мы, – о горе! – ни разу не виделись. В любой другой ситуации и с любым другим
человеком я бы поддержала разговор. Но, эй, это ведь Снежка! А ей я не верю. Не
верю ни на миг и ни на грамм. Мало ли?..

Так… а чем я Тимке опять
насолила? Или он с прошлого раза не отошёл? Кстати… А что было-то в прошлый
раз?

Впрочем, какая разница. Обо всех заботясь, на себя не
хватит. Поэтому я просто думаю о своём, а точнее о том, что ждёт меня по
возвращению домой: сегодня обещал забежать «зверушка» повидать Фёдора и
«шашлычок».

День за днём, день за днём. А учителя теперь неустанно
твердят нам, что… Я, пожалуй, даже процитирую: «Первые экзамены самые сложные!».
Вот и всё.

Два раза в год. В ноябре и в апреле.
И я даже догадываюсь, почему наши – самые сложные. Потому что мы не знаем, чего
ждать и даже как именно готовиться. На всякий случай я решаю случать на уроках
повнимательнее. (Хотя куда же ещё внимательнее? Я в новой школе проявляю и так
незнакомые самой себе чудеса внимательности.) Не хотелось бы завалить ту же
историю на первом же экзамене.

Я учусь, периодически оказываюсь
у Олега или на отработках и почти забываю про ту записку. Шестая. Это единственное слово, что меня хоть сколько-нибудь зацепило и не
отпускает до сих пор. Слишком много думаю я об этом слове.

Тимка по-прежнему косо на меня
поглядывает. И реальный повод ему злиться на меня появляется только спустя две
недели после конца каникул.

Мороз Николаевич никак не оставит
наш урок в покое, и каждую неделю зельеварение в разное время. Сегодня среда и
сегодня оно у нас последним уроком. Я случайно возвращаюсь в класс, испугавшись,
что забыла там ручку, когда Тимка зачем-то ныряет по учительский стол.

 – Ты что делаешь? – спрашиваю я, подходя
ближе.

 – Тише ты, а лучше помоги! – будто бы и не
меня считает брат Алисы, если не злейшим врагом, так серьёзным неприятелем.

 – Ты что удумал? – сухо спрашиваю я, поднимая
с пола какую-то странную штуку.

 – Тише ты, а вон ту штуку, подай сюда,
пожалуйста, – просит он, не вылезая из-под стола. О, мне уже жуть как
интересно, что Тимка делает и чем наше дело кончится. Я отдаю ему деталь. –
Мороз Николаевич уже надоел со своим переносом занятий, поэтому… я раздобыл
одну штуку и… ему розыгрыш не повредит. А вот это подержи…

Не могу ответить на простой
вопрос: зачем? Зачем я ему помогаю? Проблем мне мало?

Внезапно что-то прямо в руках
Тимки взрывается и, по крайней мере, наши руки в синей краске. Я тихо ругаюсь
себе по нос.

Бомбочка почти установлена, когда
откуда-то издалека начинают доноситься голоса. Мы мгновенно вскакиваем на ноги.
Синяя краска не хочет так легко оттираться, и Морозу Николаевичу – улики на
лицо.

 – Не сюда, – хватает меня за руку Тимка, и
тянет в противоположную от голосов сторону.

Умно, но я уже и сама поняла, что
светиться перед учителем в таком виде – идея плохая.

Мы подбегаем к двери, Тимка
хватается открывать её. Но попытки тщетны. Брат Алисы тихо воет от злости.

 – Нам конец, – шёпотом говорит он. – Мороз
Николаевич нас не простит. Нам конец!

Я ведь как раз размышляла, нужны
ли мне ещё проблемы? Мороз Николаевич меня не любит после того, как я случайно
окатила его зельем «серые-сопли». А куда теперь я впуталась? Да ещё и с кем!

 – Стой, у меня есть идея. Не паникуй! – идея
просто гениальная и как раз в моём вкусе. – Держи, – я сую ему в руки последнюю
бомбу-вонючку, – которую мы не успели прикрепить и которую Тимка случайно
забыл, – снимаю с плеч рюкзак и…

Вскочив на подоконник, ловко и
быстро сматываюсь с места преступления. Через окно.

И тотчас скрываюсь за углом.

 – Поправка: тебе конец. Не мне.

Правильно ли я поступила?
По-моему, здесь нельзя поступить правильно или неправильно. Я просто сделала
это и всё. Мороз Николаевич всё равно наказал бы меня и Тимку, а не его одного,
так что я потеряю?

По крайней мере, я не собираюсь
жертвовать собой или подставляться под удар ради других. Благородство во мне
если и есть, то я предпочитаю им не пользоваться.

У меня – вообще-то! – отработка
ещё сегодня… а за что именно?

За то, что облила учителя
зельем-соплями уже дважды? Или за то, что на музыке испытывала заклятье из
какой-то книги, и прямо в руках листик какого-то дерева взорвался, обдав меня
жаром? Или это из-за того, что пару дней назад на уроке заклинаний я «не совсем
не нарочно» подпалила сидящему передо мной ученику волосы? А мальчишка заметил
это, лишь когда они начали заметно дымиться!

Впрочем, не всё ли равно? Держу
пари, Пернатого прямо гордость охватит, когда он об этом узнает. Удивительно
дело, но с самого окончания каникул тот не появился ни на одной из отработок по
чистке котлов. А Лён вообще в школе-то есть?

 – Итак, Пернатый-Лён, у меня к тебе совершенно
секретный и чисто профессиональный вопрос: как отмыть краску из бомб-вонючек? –
тихо спрашиваю я у парня с очаровательными кудряшками (которые мне ужасно
нравятся), как только тот появляется в поле моего зрения.

 – А тебе зачем? – судя по весёлому блеску в по-настоящему живых карих глазах, он прекрасно понимает зачем, но хочет это
услышать.

Я рассказать ему о том, что
случилось, но умалчиваю при этом о своём побеге: Лёну незачем об этом знать.

Благодаря его помощи мне удаётся
избавиться от улик самостоятельно и не посвящать в детали Фёдора с Алисой, а
вот дурацкий короткий плащ не пострадал. Серьёзно, встретиться бы лично с тем,
кто ввёл в моду высокие сапоги на шнуровке и короткие, достающие лишь до пояса
плащ! (Интересно, почему взрослые носят нормального размера накидки, а в школу
надо носить такие?)

На следующий же день в столовой
Тимка садится вместе со мной и начинает разговор недружелюбным тоном:

 – Ты меня бросила. В этом был твой план?

 – Нет. То есть не совсем: план заключался в
том, чтобы просто сбежать, а тебя в этот план я включить просто… забыла, –
пожав плечами, говорю я и неопределённо машу вилкой с макаронами на ней.

 – Забыла, – как-то зло повторяет Тимка. И я
вполне разделяю его злость, только злюсь на него. Он, правда, ожидал чего-то
другого, после того как сколько времени смотрел на меня «злыднем»?

 – А ты, что, остался бы спасать меня? –
надменно фыркаю я. – Герой, ты, недоделанный!

 – Я думал, мы друзья, – хмуро говорит брат
Тимки.

 – Что-что?!

Я смотрю на него как на дурака и
не могу сдержать истеричного смешка. Будто бы это – очень даже хорошая шутка.
Хотя, в моих глазах это и есть хорошая шутка.

 – Не ври. Хотя бы мне не ври, я всё равно не
поверю! Друзья! Скажешь тоже, Тимка-Тимка! Ты хоть сам-то веришь, что мы
друзья?

 – Да, я думал… но после каникул ты всё время
ходила такая зла, или с тобой была она… Снежка, так что я не…. Не решался
подойти, – а вот это в какой-то мере похоже не правду. Я могла не различить
недовольство и злость, особенно, учитывая моё зрение. Но это «открытие» ничего
не меняет.

 – А вот ты сам посуди: откуда мне знать, что
там у тебя в голове, и почему ты сверлишь меня недовольным взглядом? И чем тебе
мешает Снежка? Влюбился что ли? – презрительно бросаю я, но по реакции мальчишки
понимаю одну до невозможности странную вещь:

Я попала в цель. С последним
предположением.

 – Н-не правда! Нет! Она не… Снежка мне не
нравится… – отчаянно замахав руками и едва не опрокинув тарелку, вопит Тимка.

 – Так, ладно, на чём мы остановились? Кто там
на кого злится ещё?

 – А мне-то откуда знать, почему ты вечно злая?
– ершится Тимка.

 – Ты мог бы спросить, если так интересно. И
это ты первый заныл про дружбу, – замечаю я, возможно, слишком резко и холодно.
Ну и ладно!

 – Потому что я думал: мы друзья! – отвечает
Тимка, и в его голосе злость мешается с обидой. – С твоим-то отношением к
колдунам, у тебя хоть когда-то друзья были?

 – Нет. Но мне и так неплохо, потому что, эй,
мелочь, очнись! Хватит витать в облаках, может в сказке и есть бескорыстные
герои и верные друзья, но здесь, в реальности каждый сам за себя. Ты никому не
нужен, и «друзья» будут помогать тебя ровно до тех пор, пока «несложно», и им
самим ничего не угрожает. А как опасность – каждый сам за себя, ты никому не
будешь нужен! – практически рычу я и, залпом допив оставшийся в кружке чай,
ухожу. – Тоже мне, «герой»!

Я не злюсь. Нет, ни в коем
случае. Я наоборот очень довольна собой: высказала своё мнение по очень важному
вопросу и дальше могу жить спокойно.

Поверить не могу: Тимке и правда
нравится Снежка! Хотя, они друг друга стоят.

И с этих пор мы не разговариваем.
Я, впрочем, совсем-совсем не расстроена: я учусь, грузу гранит науки, только
колдовской.

Экзамены
близко, и я думаю, что всё не так плохо, как могло бы быть. Учителя теперь ещё
часто напоминают нам о дополнительных курсах, что начнутся со следующего
полугодья. Я собираюсь записаться на все
дополнительные занятия и курсы.

 – Эй, мисс Кис-Кис, чем это вы заняты? – я
даже не удивляюсь, когда, оторвав взгляд от брошюры, вижу сияющую улыбку Лёна.

 – Думаю, – отвечаю коротко, потому что
дополнительные курсы по заклинаниям – это о-го-го как интересно!

 – О чём? Что там такого интересного? – он
перегибается через стол, чтобы заглянуть в брошюру. – Дополнительные курсы? Это
интересно. Куда хочешь записаться? На астрономию или заклинания? Если что, я
как раз на них хочу, может, как-нибудь свидимся!..

 – Хм… не могу выбрать, поэтому на все разом. А
ты, Пернатый?

На это Лён только
крутит у виска, состроив совсем безумный вид, и снова повторяет, что подобного
мне колдуна раньше не встречал. Я не понимаю: он издевается или на самом деле
восхищается?

Когда Фёдор
спрашивает то же самое, что и Пернатый, на справедливый вопрос «Зачем?» я
перечисляю все причины четыре: «хочу поскорее догнать остальных учеников», «хочу
побольше узнать о вашем мире и колдовстве», «не могу выбрать» и «надо же как-то
коротать время».

И вот наступает этот день –
первый экзамен. Всего у нас их несколько и все на этой неделе.

Сижу я,
значит, думаю над вопросом: «Чем отличаются мышиные и крысиные хвостики?», и
прекрасно знаю ответ. Спасибо Лёну и учебнику, поэтому я, долго не задерживаясь
на этом задание, максимально разборчивым почерком вписываю определение. Мне не
терпится перейти к практической части зельеварения. Там я вижу два варианта:
первый – будем готовить зелье, рецепт которого помню, поэтому постараюсь всё
сделать «на высшем уровне»; второй – если не вспомню, поэкспериментирую с
ингредиентами. Посмотрим, что получится.

Я десять раз
перечитываю ответы, проверяю и перепроверяю их, и только после этого, надеясь на
лучший результат, возвращаю работу учителю зельеварения, Мороз Николаевичу.

Тот только
кивает, забирает работу и кладёт её поверх остальных в стопку. Я в приподнятом
настроение собираю пинал и выхожу из класса. До окончания урока ещё почти
полчаса… То есть я писала эту контрольную почти целый час?!

Отлично, у
меня почти целый час до того, как наступит время практики. Пойду-ка я сразу на
обед, всё равно там вечно горячая еда: оголодаю десять раз, прежде чем она остывает.

Как я и
ожидала, в такое время в коридорах никого нет – как-никак экзамен в самом
разгаре, хотя я всё-таки встречаю несколько человек по дороге. Ну, сегодня ведь
у всех классов экзамены. Напряжённая неделька, каждый день какие-то
супердлинные и долгие тесты!

В столовой
почти никого нет. Я далеко не иду и сажусь рядом с входом у окна. Хм, неужели
кто-то сдаёт экзамен по практическим заклятьям на улице в такую-то холодину.
Словно бы не ноябрь, а январь уже!

 – Что скучаем, мисс Кис-Кис? Эти ребята старше
меня на год, – поясняет неожиданно появившийся рядом Пернатый. Я его однажды
прибью от неожиданности!

 – Как экзамены, Пернатый? – не то чтобы мне
сильно интересно, но надо ведь что-то спросить.

 – Отли-ично! – растягивает гласные Лён, тоже
глядя в окно. Столовая на втором этаже, поэтому нам открывается отличный вид на
поле для тренировок. – На следующий год мне вместо них мёрзнуть там! Бр-р-р!

 – Значит, мне, как всегда, повезло. Четыре
года – это немало, – отвечаю я, не отводя взгляда от учеников внизу.

 – Ага, – соглашается Пернатый.

Пару минут спустя
к нам присоединяется Вася. Друг Лёна прямо искрится от радости. А в моей голове
мелькает странная мысль: мне нравится Вася.

Смысл-то
отрицать то, что для меня очевидно?

Давненько мне
никто не нравился, а я-то особа влюбчивая. Но не стоит волноваться: это
пройдёт. Тем более что я не собираюсь ничего делать или пытаться его
заинтересовать – не вижу в этом никакого смысла. Будто бы мне не хватает
переживаний, и без Васи!

Но и
признаваться я ему не собираюсь. Пока что.

Думаю, я на
«четвёрку» написала зельеварение, и практическую часть, и теоретическую. Завтра
пишем историю, послезавтра – алгебру и геометрию, в четверг – заклинания, в
пятницу – что-то там ещё. Не помню, что именно. Интересно, а почему в мире
колдунов история настолько важный
предмет?

У нас экзаменов
пять – по одному каждый день. Насколько мне известно, у остальных классов их
больше – по несколько в день. Это вполне разумно, хотя и неудобно.

Также у
колдунов есть любопытный праздник: Первое Декабря. Забавно, есть Первое
Сентября, а есть Первое Декабря! И в первый день зимы мы получим результаты
всех экзаменов, а потом существует традиция дарить ученикам подарки.

Глава
двадцать вторая. Когда даже погрустить с печением на подоконнике мне не дают

Сегодня
важный день, как без умолку твердят все вокруг, а я понять не могу: почему он
важный, если сегодня мы узнаем оценки, которые практически ни на что не влияют.
Поэтому я просто принимаю это как должное.

Всё-таки одно
дело – соврать Снежке, что мне всё равно на оценки, а другое дело – себе. А
себя я врать не люблю. Поэтому честно скажу: я немного волнуюсь, но это приятное
волнение, ведь в хороших оценках я не сомневаюсь. У меня, наверное, только четвёрки
и будут. Ну, может, одна тройка, но только из-за того, что я больше чем на
месяц опоздала в школу. Хотя всё-таки надеюсь, что троек не будет, а то – позор
мне до конца дней моей человеческой жизни (вечный позор – слишком долго), если будет
больше одной!

Большинство
моих одноклассников вешают мешочки для подарков на стену рядом с классом под
своими именами. Только моё единственное имя пустует. Да почему я Зверева?! Я Кошечкина!
Кошечкина!

Подхожу,
решительно зачёркиваю бумажку с чужой фамилией и крупным почерком приписываю «Кошечкина».
Вот, то ли дело.

И звенит
долгожданный звонок – пора на урок, где нам выдадут долгожданные результаты. Я
хочу скакать по классу с радостными и полными нетерпения воплями, но вместо
этого с безразличным видом сажусь за последнюю парту и жду учителя.

Наш классный
руководитель – учитель заклинаний, Игорь Васильевич. Об этом я узнала только
пару дней назад, но эта новость меня очень радует. Этот учитель отлично знает
свой предмет.

Я в кое-то веки радуюсь, что все
с какого-то перепугу зовут меня «Зверева», потому что «З» в алфавите стоит
раньше, чем «Л». А сразу после «Л» идёт «М», что значит Морозов. Тимофей
Морозов.

А фамилия Снежки – отдельная история, но очень ей
подходит. Королевская.

Миленько,
согласитесь? «К», «Л», «М»…

 – Анна, – наконец-то зовёт меня Игорь Васильевич. Мне кажется,
он нарочно не называет фамилию, дабы не злить меня. Потому что я сержу, и с
каждым разом сильнее, когда меня зовут чужой фамилией. Всех остальных-то он
зовёт по имени-фамилии.

Волнение за
тем пару шагов до учительского стола достигает своей высшей точки. Нет, я
просто волнуюсь, нет, не боюсь и не переживаю. Я просто волнуюсь.

Конверт? Как
интересно. Ну да, у них ведь нет интернета! Я торопливо разрываю бумагу и
выуживаю оттуда результаты экзаменов.

Одна тройка! Две пятёрки и две
чётвёрки. Хм, ну, ожидаемо, что тройка по истории: там столько надо было учить, что голова до сих пор идёт кругом. А вот пятёрок я не
ожидала, приятный сюрприз.

Дальше я мало слушаю, снова и
снова пробегая глазами по строкам и пяти цифрам. По заклинаниям и по алгебре с
геометрией «пять». Надо истории и зельеварению в следующем полугодье внимание
уделить. Но раз я знаю, чего ждать, значит, смогу добиться лучшего результат.
Ага-ага, добьюсь! Можно не сомневаться.

Тихонько постукиваю пальцем по
листу бумаги на столе и размышляю над тем, придут Алиса с Фёдором или нет. Хочу
сказать твёрдое «нет», но я обещала не врать хотя бы себе. А я надеюсь, очень
тихо и смущённо надеюсь, что Алиса с Фёдором придут. Пожалуйста, приходите.

В заповеднике то ни свободной
минутки, то нечем заняться часами, а сейчас как раз дел невпроворот, зачем им
идти в школу, лично общаться с моими учителями? Они ведь и так получат короткий
отчёт о моей учёбе в письме.

Минуты давно не казались мне
такими долгими, и я
начинаю складывать из конверта оригами-цветок. Это занимает меня на время,
потому что я плохо помню как это делать – слишком давно не занималась.

Игорь Васильевич поздравляет нас
с праздником и разрешает расходиться. Ура, сегодня нет уроков! Однако я
задерживаюсь в классе –
хочу задать один важный вопрос:

 – Игорь Васильевич, а можно записаться на все курсы? – я неловко
улыбаюсь, потому что спрашивать что-то из-за такой мелочи и одновременно важной
вещи не привыкла.

 – На все? – учитель сильно удивлён, это видно
по его лицу.

 – Да. Можно? А то я не поняла как, – говорю я,
демонстрируя бланк и только три окошка, хотя курсов больше. – Или надо
обязательно выбрать три?

 – Ты точно хочешь пойти на все? – задумчиво
переспрашивает колдун. Я киваю.

 – Давай обсудим это в понедельник, после
уроков, а то я сам не знаю можно ли, и мне нужно идти на встречу с родителями,
– предлагает Игорь Васильевич, и я снова охотно соглашаюсь.

 – А вы правда не знаете?

 – Не знаю. Желающих заняться всем и сразу
немного, – в его голосе слышится веселье, но я не обижаюсь. Да и на что?

 – Ладно. До свидания, Игорь Васильевич, – говорю
я и ухожу. Ученики снуют туда-сюда, на стенах висят с расстоянием где-то
четверть метра друг от друга маленькие мешочки. Вероятно, их налепили так
далеко, чтобы люди не толпились рядом.

Не желая быть
частью этой толпы, отхожу в сторону и забираюсь высокий, широкий подоконник. Я
с интересом наблюдаю за одноклассниками, просто знакомыми и незнакомыми лицами.
В общем-то мне незачем быть здесь: Алиса с Фёдором всё равно не пришли.
Поздравлять мне некого, и некому поздравлять меня. Просто сижу тут и наблюдаю
сверху за жизнью других внизу.

Я снова
далека от них, словно между нами непреодолимая пропасть. Я всегда и неизменно
была одинока в толпе людей, и слишком сильно ненавижу это ощущение. Сейчас это
чувство возвращается, и я даже поражаюсь, насколько оно гадкое. Когда Снежка
или ещё кто-то рядом я могу хоть немного забыть о нём. Наверное, эта одна из
них вещей, что я на самом деле ненавижу.

Все выглядят
такими до ужаса, до тошноты счастливыми. Я эгоистка? Нет, ведь нет ничего
эгоистичного в том, чтобы хотеть тоже весело общаться с друзьями, и спрашивать
родителей о том, как они будут праздновать Первое Декабря дома.

Это тоже
традиция: начать с подарков, закончить «пиршеством» дома. Есть даже какие-то
традиционные блюда на этот день. На Первое Декабря и на Первое Мая.

Но сейчас и
здесь я одна. Потому что просто-напросто боюсь. Не знаю, чего боюсь: пойти ли
домой, признав, что я до ужаса одинока, или довериться кому-то так, чтобы он
стал по-настоящему частью моей жизни, даже самой крохотной. Наверное, я боюсь
этого одинаково сильно. Ведь общение с Снежкой я мало ценю, потому что она –
пустая, как мне кажется, но она ничего от меня не требует, и я её не
отталкиваю. Смысл-то?

Я изучаю
взглядом одного ученика за другим. Все такие радостные. Я тоже такой быть хочу.
Только пока не знаю как. Не знаю, насколько эта мысль правдива, но мне кажется,
что я никогда не пойму «как?», если продолжу вот так вот сидеть. Может и надо
бы пойти, что-то сделать, но что? Что сделать? И главный вопрос: как? Просто
подойти и начать разговор?

Нет, я ещё не
готова к такому. Позже – обязательно, а сейчас нет. Я забираюсь на подоконник с
ногами, обнимаю себя, неотрывно слежу за учениками внизу и тихонько вздыхаю.
Взгляд вновь падает на пустое место для мешочка.

Хватит сопли
распускать! Но сегодня я чувствую себя поразительно слабой, даже в какой-то
мере разбитой. Словно наружу вышло то, что я усиленно прячу внутри себя.

Вытаскиваю из
рюкзака печенье и начинаю его есть.

Василиса
настояла, чтобы я его взяла: мол, раз сегодня в школе не кормят, надо хоть
небольшой перекус иметь с собой. Я ни разу не отбрыкивалась и не отказывалась,
я всеми руками и ногами «за». Потому что знаю: печенье – это вкусно.

 – Привет, мисс Кис-Кис, – раздаётся снизу. Я
не сразу, далеко не сразу понимаю, что мисс Кис-Кис – это я, и тотчас свешиваюсь
вниз.

Лён не
смотрит на меня, его взгляд устремлён куда-то вглубь коридора. Но что-то с
Лёном сегодня не так. Я перегибаюсь вниз ещё сильнее: в коридоре шумно.

 – Печенье будешь? – спрашиваю я, просто потому
что хочется спросить что-нибудь. И да, я очень щедрая!

 – Давай, – мимолётная усмешка мелькает на его
лице. И вот уже Пернатый сидит рядом со мной на высоком подоконнике. Я
протягиваю ему угощение и сама беру штучку. Ещё немного и у меня живот
разболится от сладкого, а я съела всего полпачки. Мне определенно нужен
помощник. – Не видел твоего мешочка, ты что, уже его забрала?

Пернатый снова
улыбается, но теперь не улыбаюсь я.

 – Я его и не вешала. А зачем? – честно говорю
я, отправляя кусочек сломавшейся печенюшки в рот, и фыркаю. Признаться,
поначалу я даже не поняла, для чего нам выдали эти мешочки.

 – То есть зачем? – округляет глазки Лён. Я снова
фыркаю, но на моём лице уже нет того «каменного» выражения. Теперь я хоть не
одна. – А подарки тогда тебе куда класть?

 – А кто будет-то? Ещё скажи ты! А если
серьёзно, то я не вижу в этом смысла, – на самом деле я просто не хочу смотреть
на свой, сиротливо висящий, пустой мешочек рядом с другими, полными.

 – Ну, например, я, – на сей раз он улыбается
так широко, как я прежде не видела, и лезет в карман. – Так, это не то, ой, это
тоже не то… а это вообще там откуда?.. О, нашёл!

Парень
вытаскивает на свет брелок-листик и гордо протягивает мне. Я глупо таращусь то
на вещицу, то на колдуна.

 – Если судить по твоим утренним «подвигам», –
он что, видел, как я ежедневно вываливаюсь из портала? И стыдно, и смешно! – не
ровен час, когда тебя выбросит куда-нибудь не туда! На такой случай тебе вот –
запасной переходник. Пока там установлен мой адрес, поэтому, тебе надо просто
забить свой, а то… прилетишь ко мне! Нет, я в общем-то не против, прилетай,
только… Эй, мисс Кис-Кис, ты чего?

 – Я не ожидала. Я вообще пошутила про тебя, Пернатый!
– внезапно осознаю, что краснею. Дико краснею.

 – Я понял, – по-прежнему весело кивает Лён. Я
смущённо принимаю подарок. Подвеска почему-то тёплая. Может, он её в руке
держал, прежде чем залезть ко мне на подоконник?

 – Спасибо. Совсем не ожидала, – верчу подарок
в руках, и не могу сдержать улыбки. Тоже широкой, правда, не настолько широкой,
как у Лёна.

 – Ты это уже сказала.

 – Бывает, – отвечаю я. Долго думаю, куда
прикрепить брелок: так, чтобы всегда был со мной, чтобы не потерялся и чтобы не
мешал. Выход находится удивительно быстро.

 –Леонид! Лёня! Быстро слезай оттуда! – нас
прерывает строгий, резкий голос, не менее сердитого мужчины.

Я успеваю
заметить, как мгновенно сползает улыбка с лица Лёна, но он быстро возвращает её
на место. Только она уже не такая широкая, и даже какая-то вымученная.

 – Ты куда залез? И почему я должен искать тебя
по всему коридору? Попросил ведь подождать…

 – Ты сказал: «подожди здесь, далеко не уходи».
Пять метров – это не далеко! – тихо возмущается Пернатый, спрыгивая с
подоконника.

 – «Здесь» – это значит, на тот самом месте! И
ты только послушай, что говорят о тебе учителя! Словно ты не сын
высокопоставленного колдуна, а какого-то глупого фокусника! Позор! – у меня
даже глаза на лоб лезу от такого зрелища, а мужчина даже не думает
останавливаться. И продолжает уже сам позорить сына на глазах одноклассников,
да и всех, кто сейчас ещё в коридоре.

 – Мисс Кис-Кис, я видел твоих родителей, они
пришли и как раз ищут тебя, – напоследок бросает Лён, одаривая очередной
улыбкой, которая, однако быстро скисает под вопли седовласого мужчины. Его отец
ещё сильнее распаляется, после того, как он нагло игнорирует его. – Пока!

Я остаюсь
сидеть на подоконнике, пока отец и сын под любопытные взгляды собравшихся
покидают коридор. Если кто тут и опозорил кого, так это отец своего сына, а
наоборот!

Сжимаю
подвеску в руке и тихонько негодую: и что с того, что Лён залез сюда? Что в
этом такого-то? А про фокусника глупого он зачем упомянул? Это из-за постоянных
выходок-шуток парня? Даже одним своим видом мужчина произвёл не самое приятное
впечатление. Далеко не самое приятное, в отличие от Лёна!

Я закрепляю
брелок на сапог, и это получается только со второй попытки. Мысли мои крутятся
вокруг последних слов Пернатого. Алиса и Фёдор здесь? Неужели правда?

Хочу броситься
бегом искать их, но вместо этого ещё доедаю очередную печенюшку и спрыгиваю с
подоконника. Пойду искать Алису с Фёдором. Неужели они и правда пришли? Пернатый,
ты мой герой! Не сдержавшись, пробегаю множество коридоров, пока неожиданно не
натыкаюсь на Алису с Фёдором, вполне живых и реальных.

 – Аня, дорогая!

 – Молодец, по крайней мере, лучше меня! – у
меня уходит всего две секунды, чтобы вспомнить об оценках и понять, что он
говорит о них.

 – Как это лучше? – неожиданно настораживается
Алиса и внимательно смотрит на колдуна. – Разве у тебя оценки были не лучше?

 – Ну-у, я тогда не сказал всего, ты же меня
знаешь! Был по уши влюблён, а ты такое пообещала, если сдам хорошо! И вообще, я
сказал «почти» и невиноват, что ты подумал «всё»! – веселится Фёдор, и краснеет
Алиса.

 – Федя! Ну Фёдор! – сердится колдунья. Я не
сдерживаю смешок наблюдая за «ведьмой требующей мести» и «её любимой жертвой».
– Точно, Аня, мы тут встретили Королевских, они пожаловались, что ты не
повесила мешочек, и они никак не могли найти тетя, поэтому просили передать
тебя это.

Эх,
представление не вышло. Алиса слишком быстро вспоминает про меня и, – в который
раз, – удивив, протягивает два свёртка. И этого я тоже не ожидала.

 – А-ага, спасибо.

 – А теперь домой? – радостно объявляет Фёдор.

 – Домой, – кивает Алиса.

Но по дороге
нам встречается Дмитрий и ещё какая-то женщина с ним.

 – Фёдор, Алиса, рад вас снова видеть. Аня, как
дела? Нравится новой школе? – спрашивает колдун. Мне чудится в его словах
подвох.

 – Да всё нормально, хорошо, – пожимаю плечами
я с безразличным видом.

 – А как… новая семья? – с усмешкой глянув в сторону
Алисы с Фёдором, спрашивает Дмитрий.

 – Алиса вкусно готовит, Фёдор отлично со
зверюшками ладит. Пока меня всё устраивает, пока всё хорошо. А к чему такой
вопрос? – я прищуриваюсь, тщетно пытаясь понять, что же меня так испугало в
Дмитрий. Вначале, при первой встрече, колдун показался мне тем взрослым, к
которому можно обратиться в случае беды. Сейчас кажется – беду принесёт он сам.

 – Да так, чисто вежливость, – мужчина
мимолётно усмехается, кивает Алисе с Фёдором и уходит куда-то дальше вместе с незнакомой
мне женщиной. Вероятно, его женой.

 – Аня, это странно, – неожиданно окликает меня
Фёдор, когда мы чуть отходим в сторону. – Не забывай, что большинство не знает,
что ты из Неизведанных Земель. Для тех, кто с нами лично не знаком, крайне
странно слышать, что ты зовёшь нас по имени.

 – На людях обращайся к нам лучше «мама» и
«папа», это не вызовет лишних вопросов, – добавляет Алиса. Я как-то заторможено
киваю.

А как же мои
настоящие родители? Я снова ныряю в воспоминания. Ощущение, словно я обманываю
себя, предаю прошлое, которое стараюсь не ворошить: слишком больно, колко.

От этой
просьбы я чувствую себя плохо. И сейчас я имею в виду эмоции.

Сейчас только
начало – ну, может, середина – дня, а я убита всего четырьмя словами «зови нас
мама и папа». Каждый раз, проговаривая эти слова про себя, я словно
притрагиваюсь к незажившей ране.

 – Хорошо, – я со всем справлюсь. Только не
знаю как, и откуда возьму на это силы.

Глава двадцать
третья. Почему стоит верить сплетницам, но проверять информацию. Я ведь говорила!

 – Ясно, – невозмутимо киваю я и продолжаю есть
бутерброд, будто бы в сказанном Кристиной нет ничего необычно. Впрочем, я ведь
на самом деле подозревала, что дела так и обстоят, разве что немного
сомневалась насчёт Вася.

Кристина – лучшая
подруга Снежки, одна из «четвёрки хихикающих девчонок», и сейчас она явно
чего-то ждёт. Думаю, истерики или скандала, но нет уж: я ведь ей даже в
какой-то степени благодарна за раскрытие правды. Теперь остаётся только
дождаться Снежки с Васей и узнать, правда ли это.

Внутри меня
разгорается злость. Но я привыкла не выставлять свои чувства и мысли напоказ, и
за много лет практики добилась хорошего результата. Или мне правда всё равно?

Злость
вспыхнула, да начала замерзать, обратившись в холодную расчётливость и решимость.

А вот и
Снежка идёт по коридору, я всё медлю, растягивая миг, когда мне вновь предстоит
разочароваться людей.

 – Снежка, Снежка! – негромко окликаю я девушку
и приветливо машу ей рукой, подзывая к нам. Главное – раньше положенного не
спугнуть «цель».

Лицо моей
одноклассницы озаряется улыбкой, но она мгновенно пропадает, стоит ей только
заметить, с кем сижу я. Снежка хмуриться, но, тем не менее, идёт к нам.

 – Привет, – улыбаюсь я, будто бы ничего и не
случилось. И вдруг сама поражаюсь, насколько радостно и приветливо звучит мой
голос. Я ведь и в самом деле рада видеть Снежку: чем быстрее всё начнётся, тем
лучше. И тем быстрее кончатся мои мучения.

 – Привет, – неуверенно говорит она, нервно
заправляя прядь волос за ухо, и косится в сторону Кристины.

 – Ты только представь, – оживленно начинаю я,
– Кристина мне тако-ое рассказала!

 – Что же? – спрашивает Снежка, раз за разом
поправляя прядь волос, а я чувствую себя хищником, загоняющим добычу ложным
внушением, что здесь безопасно. Сестрёнка Васи сильно нервничает – это мне и
нужно, хочу насладиться её эмоциями, тем самым будто бы «отомстив».

На самом деле хочется устроить
истерику, разрыдаться, запустить чем-нибудь в обманщицу, но я актриса
погорелого театра, нельзя так делать!

 – Кристина говорит, что ты и Вася общаетесь со
мной только по приказу отца. Это правда? – говорю без тени обиды или
разочарования, и мгновенно перестаю строить саму наивность и теперь,
прищурившись, сверлю одноклассница холодным взглядом. – Да или нет?

Снежка
молчит, глядя на меня широко открытыми глазами. Я плохо умею читать эмоции, но
чётко знаю, что она в смятении.

Кристина
открывает рот, но прямо под столом получает неслабый удар и на миг замолкает.

 – Ты ведь сама сказала, что тебя бесит
постоянно общаться с ней! Что ты ненавидишь это задание от отца! – влезает
Кристина, подливая масла в огонь. Интересно, что между ними произошло, раз
Кристина решила так серьёзно подставить подругу?

 – О, даже так? – любопытно переспрашиваю я и
улыбаюсь. Но совсем не по-доброму, скорее насмешливо.

 – Подруга ещё называется! – внезапно кричит
Снежка, и тут уже я открываю рот от удивления: сестра Васи резко влепляет
пощечину подруге, а сама, кажется, готова вот-вот разреветься. Это сбивает меня
с толку, но я не готова терять контроль над собой. Мне по-прежнему нужен ответ.

 – Снежка, ответить: да или нет? – с милой
улыбочкой спрашиваю я, а в голосе не тени жалости или сомнения. Мне нужен
(нужен!) ответ!

 – Д-да…

 – Эх, ну вот так сразу бы и сказала! – просто
откликаюсь я, будто мы спорим насчёт того, как лучше сказать «проливной дождь»
или просто «ливень». – Эх ты, Снежок, не повезло тебе: с такими друзьями, и
враги не нужны, – я даже сама не знаю, издеваюсь или сочувствую, поэтому не в
силах удержаться, чтобы не подмигнуть Снежке и не добавить. – Надо бы тебе
пример с меня брать: друзей у меня нет и все секреты при мне. Согласись, жизнь
прекрасна, когда не надо беспокоиться, что друг может сболтнуть лишнего, а?

Сейчас Снежка
выглядит даже жалко. А ещё ужасно беспомощной. Ну и ладно, не моё дело.

 – О-отец попросил нас с тобой подружить,
присмотреть, он боялся, что ты опасна… И мне правда не нравилось врать и
притворяться, но… – голос подводит её, и, всхлипнув, Снежка внезапно
подхватывает сумку и, закрыв лицо руками, убегает.

Какой бы
гадкой не была Кристина, не могу упустить факт, что она оказала мне большую
услугу. Без неё я бы вовек не раскрыла обман!

 – Молодец, Кристина, но не уверена, что она
после такого, захочет с тобой дружить, – фыркаю я, тоже подбираю рюкзак и,
забросив тот на плечо, прогулочным шагом, насвистывая какую-то неритмичную
мелодию, отправляюсь, куда глаза глядят.

Я иду по
коридору и самодовольная улыбка, не желает покидать моё лицо. Точнее, я не
позволяю себе задуматься над тем, что меня снова обдурили, хотя на этот раз я,
несомненно, вышла победителем. Впервые победа так вкусна.

Улыбка и
издевки над обидчиками действуют как обезболивающее для сердца. Вроде и обидно,
гадко на душе, опять попалась на чужую удочку, а вроде как и «победила». Я не
собираюсь ни закатывать истерик, ни рыдать в туалете, чем, несомненно, сейчас
занимается Снежка. Я просто продолжу жить дальше.

И снова моя
ошибка, просчёт. Я снова сбилась с пути и прониклась симпатией не к тому
человеку, а, главное – меня, как самую глупую и наивную идиотку опять обманули!
Я снова и снова обещаю себе, что больше никогда никому не поверю, хотя прекрасно
понимаю – не выйдет. Пройдёт время, и я снова наступлю на те же грабли. Было,
плавали.

Ну и ладно,
это будет потом, а сейчас я вполне довольна тем, что страдать буду не одна. Не
только мне обидно и не только я злюсь. Кристина и Снежка вряд ли теперь
продолжат дружить. От этой мысли становится чуть проще. Удивительно, но даже
настроение улучшается. Особенно, когда я думаю над своей последней фразой,
сказанной Снежке. Я, как всегда, права!

Шучу-шучу, я
не просто иногда ошибаюсь, я часто ошибаюсь!

Идя по
коридору в поиске Вася, я неожиданно глупо улыбаюсь. Как иронично получилось –
не доверяла, не доверяла, и потом вдруг выяснилось, что не зря не доверяла. И
какой смысл расстраиваться? Правильно, лучше, что я могу сделать – это не дать
себя задеть.

Против воли
кривлю губы в усмешки и напоминаю себе о своих принципах. Ну, хоть какое-то
разнообразие в жизни…

Вася
находится удивительно быстро, и вновь я играю одну из своих многочисленных
ролей. Почему-то, глядя на его ошеломительную и яркую улыбку, меня вновь
начинает переполнять злость. Соврали! Обманули! Поэтому состроить доброжелательный
вид я не решаюсь: боюсь, что не получится.

 – А-а, Аня, рад тебя видеть! – улыбается он, а
я лишь ощущаю, как напрягается всё внутри, в попытке сдержать и не выдать
злость.

 – Не могу сказать, что «рада», но именно тебя
я сейчас искала. Вопрос есть, – спокойно говорю я, и на сей раз злость для меня
– настоящая проблема. Почему я также сильно не разозлилась на Снежку?

 – В чём дело? – мгновенно становиться
серьёзным парень.

 – Только честно: отец приказал тебе
присматривать за мной?

 – Ты… откуда ты… впрочем, не важно, – Вася
отводит взгляд, стыдливо пряча глаза, и чешет затылок, кажется, подбирая слова.
– Снежка рассказала?

 – Снежку твоему пришлось сознаться – её
подружка выдала. Согласись, неприятно услышать такое от кого-то левого, а потом
узнать, что это – ко всему прочему ещё и правда! – я больше не играю, потому
что очередная маска летит на пол и разбивается, как и смутная симпатия, намёк
на доверие.

И не только к
Снежке с Лёном. Ко всем людям, колдуна и живым существа вообще. Я больше никому
не верю. Вообще.

 – Да, отец попросил нас со Снежкой присмотреть
за тобой, да, нехорошо вышло… но ведь откуда нам знать, что ты на самом деле не
желаешь никому зла и не несешь опасности?

 – И, правда, откуда?

 – Прости, мне на самом деле жаль, что пришлось
тебя обмануть! Я не хотел, то есть не хочу… Тьфу, не то говорю! – Вася,
по-прежнему не глядя на меня, замолкает, подбирая слова, а я молчу: мне
интересно, что он ещё скажет. – Да, я начал с тобой общаться, потому что папа
попросил, но… ты мне правда понравилась, с тобой интересно, ты знаешь много о
Неизведанных Землях, и… у нас есть шанс остаться друзьями?

 – Друзьями? – удивлённо переспрашиваю я, и
теперь глаза размером с монетку у меня. Поэтому, я с трудом скрываю насмешку, спрашивая:
– А мы разве друзья?

 – А разве нет? – смущается и мгновенно
краснеет Вася, или мне только кажется? Как бы то ни было, сейчас он кажется
милым…

Вася ведь мне
нравится, а тут я такую подставу нашла! Или уже нет?.. А было ли вообще что-то?

 – Не знаю! – честно отвечаю я. – Вот вообще
понятия не имею!

Обидно до
смерти, и даже шутка тут не помогает. Точнее, я пытаюсь пошутить, но впервые
так яростно терплю неудачу.

К горлу
покатывает ком, а внутри так и растёт желание либо врезать да побольнее за
ложь, либо по-детски заплакать в ожидании, что кто-нибудь утешит.

Только я уже
давно не ребёнок. Но и вариант «бить да побольнее» не подходит – нечего направо
и налево руки распускать. Да и так колдуны не поступают: я ни разу не видела у
них ни одной драки, а в земной школе что ни день, то кто-нибудь устроит
потасовку.

Тут
появляется вопрос: если ни заплакать, ни ударить – то, что тогда?

 – Но, мне казалось, друзьями становятся по
обоюдному желанию, а не когда одного принуждают к «сотрудничеству». Скажешь, не
так? – мне интересно только одно – что Вася ответит.

 – Так, – мальчишка опускает голову точно также
как и его сестра пару минут назад. Видимо, это у них семейное!

 – И?..

 – И… – поражает меня догадливостью Вася, –
отец на самом деле велел нам присматривать за тобой, но потом я понял, что на
самом деле хочу дружить с тобой, Ань.

В его глазах
столько искренности и надежды, но я пропускаю это мимо ушей. Сейчас ничего не
имеет смысла, кроме как ложь.

 – Тогда, может, я… Ты можешь меня простить? –
он выглядит смущённым и если и играет роль, то играет её превосходно. Только
мысль о вранье, причём таком наглом и очевидном, не даёт мне покоя. – Пожалуйста.

С другой
стороны, а как бы поступила я?

Если бы отец
попросил меня за кем-то присмотреть, то, как бы поступила я? Если бы была
обычной колдуньей?

 – Если ты правда этого хочешь, дай мне время
остыть. Сейчас я слишком зла, чтобы думать головой, – признаю я совершенно
искренне.

Васю такая
прямота – ну, я думаю, что именно она, – сбивает с толку, но пронзительные, офигенно-голубые
глаза по-прежнему смотрят с надеждой. Неужели он правда хочет дружить со мной?
Я не понимаю, всё ещё злюсь, но теперь мне вдруг хочется принять решение в «его
пользу». Ну уж нет, я должна подумать. Надо остыть, чтобы голове не мешала ни
злость, ни эти до нереальности ярко-синие глаза!

 – Ладно, я пойду, увидимся, – машу на прощание
я рукой, резко развернувшись, и тем самым закрываю разговор.

 – Ты ведь скажешь, что решила… – неуверенно
начинает Вася, но не договаривает, видимо не найдя слов, чтобы выразиться
правильно.

 – Скажу, – киваю я и ухожу. Вот так вот просто
и спокойно. Без криков и истерик, хотя мне очень хотелось. Они меня обманули!
Обманули!

Мне нужно
побыть одной.

Я глубоко
вдыхаю прохладный воздух, и чувствую, как он обжигает лёгкие…

Но вместе с
холодом приходит спокойствие. Хотя нет, «спокойствием» это сложно назвать,
скорее… холодность. Лёд, который душит все остальные эмоции, чтобы было не так
больно.

Я стираю с
щеки слёзы и неожиданно замечаю, что она сухая. Ни слёз, ни горя, только боль.

В самое
сердце выстрел. Но могло бы быть больнее, если б позднее.

На следующий
урок Снежка не приходит, а Кристина опаздывает, на её лице больше нет и намёка
на самонадеянность. Она, скорее, выглядит несчастно-помятой. Могу предположить,
что подружки уже выяснили отношения.

Ну и ладно,
выяснили отношения и хорошо, меня это не должно волновать. Однако волнует. Я
всё ещё зла. На Снежку, на себя, на Васю, и совсем немного на Кристину. А вообще,
я думала, что Кристина и Снежка – лучшие подруги, но, выходит, это не так.

В тот же день
я сижу в сарае с Фёдором и пытаюсь в тоненьких защитных перчатках вытащить
колючку из бока ёжика (какое чудо, что колдуны могут наделять даже ткань
прочностью металла). Только проблема в том, что это не обычный ёж, а мохнатый
ёж, который только в случае опасности выпускает иголки.

Несмотря на
то что мне хочется побыть одной, я отлично знаю, что останься я одна –
самобичевания не избежать. Поэтому, проявляя чудеса сдержанности каждую минуту,
я сижу с Фёдором и зверюшкой, которая может в любой момент проделать в моей
руке дыру.

И
единственная опасность для него сейчас – это я. Вот, наконец-то, мне удаётся подцепить
колючку, как ёж вмиг ощетинивается!

 – А-у-у! – тотчас отскакиваю от зверька я.

Иголка
воткнулась мне в руку как раз между защитных квадратиков. Я мигом стягиваю
перчатку. Руку жгёт нестерпимо! И даже крика боли не вырывается, настолько
больно.

Хоть что-то,
кроме боли, обиды и пустоты внутри.

 – Аня! – рядом тотчас оказывается Фёдор.

 – Ерунда, – отвечаю я и трясу рукой. И мой
ответ – правда. Потому что в душе мне сейчас так тошно, что хочется забыться
хотя бы физической болью.

 – Их колючки могут быть ядовиты. Я сейчас
Олега вызову, – он вытаскивает из кармана нечто, что колдуны зовут «звенелкой»
и выходит из сарая. Кажется, у меня среди купленных Алисой вещей тоже такой
зелёный квадратик завалялся. Только я им не пользуюсь.

Крови почти
нет, но ладонь выглядит малоприятно. Как бы заражение не началось, а то вряд ли
у ежей из леса колючки стерильные! Я наблюдаю за раной и, кажется, даже не
понимаю, что «дыра» от иглы на моей
руке.

В сарае
сейчас я одна – Фёдор вышел – и притворяться, что всё хорошо вмиг становится
сложнее. Словно когда рядом кто-то это даёт сил верить, что всё будет хорошо. А
сейчас мне кажется, что все плохо и дальше будет только хуже…

 – Аня, ты где? Идём, – в двери возникает
голова Фёдора.

Желая сбежать
не от проблем, а от себя, я выхожу вслед за колдуном и напрочь игнорирую
оставленную на крючке куртку. Даром, что легко могу простыть зимой на улице в
одном свитере.

Олег
Михайлович выглядит уставшим, когда с лёгкой усмешкой спрашивает:

 – Опять? Ещё немного и ты с Лёном потягаться сможешь,
если ещё не смогла. Так, в чём дело?

Я молча
демонстрирую ладонь. Говорить что-либо совсем не хочется.

 – Федь, может, уже запишешься на курсы
лекарей? Зачем каждый раз сдёргивать меня по мелочам. Я там понимаю ещё, руку
жар-птица спалила. Но такую царапину можно и самому в два счёта залечить, –
судя по тону, которым говорит Олег Михайлович, этот разговор у них уже
привычное дело.

 – Ну-у, позвать кого-то всегда проще. Притом
обычно тут у нас у всех дел невпроворот! – смеётся Фёдор, и нотки неловкости
проскальзывают в его голосе.

 – Значит так, Ань. Иди домой, промой рану вот
этим, – колдун вытаскивает прямо из кармана банку, – только не переборщи: штука
ядрёная, а потом намажь этим.

Я сую в
карман джинс тюбик, банку и уже собираюсь поблагодарить его и пойти выполнять
поручения, как…

 – Да, кстати, раз уж Федя никак не хочет
ничему учиться, с марта начнутся курсы лекарей, и тебе, Аня, стоит на них
пойти. А то такая ситуация каждые пару дней на протяжении последних нескольких
сотен лет меня изрядно раздражает.

 – Я пойду! – тотчас отвечаю и заметно веселею.

 – Тогда я тебя запишу, – кивает Олег
Михайлович и обращается уже к нам обоим. – До свидания. Надеюсь, следующая
встреча настанет не раньше, чем через неделю.

С еле
заметной насмешкой он вступает на круг миров и исчезает.

 – Ладно, я тоже пойду, – говорю Фёдору и иду
домой. – Куртку мою потом забери, пожалуйста!

Зайдя в
ванну, я долгое время смотрю на себя в зеркало и не узнаю. Что со мной стало?!

Я чувствую
себя такой жалкой, ничтожной, слабой. До чего я докатилась, зачем вообще
поверила кому-то? Мне ведь и так было неплохо! Неплохо ведь?

Неправда. Что
тогда, на Земле, что сейчас, после раскрытия обмана мне одинаково плохо,
паршиво и гадко. Не могу больше смотреть на себя! Резко отворачиваюсь и сползаю
по соседней стене, давя рыдания.

Говорят,
через слёзы выходит напряжение. А я слишком слаба, чтобы признать поражение. Я
думала, новый мир – мой новый шанс, но ошиблась. Ничего не изменилось. Ничего!
Ничего!!!

Но, может,
дело не в мире, а во мне? Может, я уже разучилась видеть хорошее?

Если так, то
как этому научиться?

Нет, новый
мир – это хорошая вещь. Это очень-очень хорошая новость. Только мир не может
помочь мне справиться с собой.

Что? Что со
мной такое?

Глава
двадцать четвёртая. Разговор – пустая затрата сил, если в нём нет смысла

И тут я вспоминаю, что…                                                                                    

Опаздываю-опаздываю-опаздываю!
Я совсем забыла: сегодня четверг, а не вторник! И сейчас я опаздываю на
отработку за… не помню за что именно, а вспоминать некогда. Поэтому я просто
бегу в надежде не разозлить и без того не особо добрую учительницу.

Я врываюсь в
класс и с изумлением понимаю, что никого кроме Пернатого там нет.

 – Опережая твой вопрос: она уже ушла. Сегодня
нам предстоит отчистить вот это, – он окидывает взглядом две горки котлов, – согласись,
сегодня мисс-я-люблю-чистоту перестаралась, поэтому предлагаю начать прямо
сейчас.

Лён уже
вооружился котлом и щёткой. Эх, сегодня мы надолго. Но в кое-то веки я этому
рада.

 – Ага, – не знаю, что ещё сказать, да и сейчас
тот редкий миг, когда мне лучше помолчать. Настроение было ниже плинтуса, когда
уроки закончились, но сейчас оно доползло до отметки «кусаться не буду, если не
будут трогать», а это уже не плинтус, и это хоть немного, да радует.

Мы работаем
молча, что немного непривычно, и моя куча убывает быстрее. Наверное, это потому
что я сегодня по-прежнему зла, только уже на себя, и направляю свою злость,
обиду и боль на «полезное дело» – на повинную только в том, что это её работа
щётку. Меня всё устраивает.

У злости есть
свои плюсы.

 – Ты злишься, – неожиданно замечает Лён, и мне
кажется, что ему давно хотелось это сказать. Я не успеваю ответить, как Лён
продолжает. – Вася мне вчера рассказал о вашей ссоре. Ты из-за этого злишься?

 – Будь проклят, эмпат, – бурчу я, но на самом
деле совершенно не против поговорить об этом. – Поразительная наблюдательность,
да я злюсь. И даже не знаю на кого больше: на Васю со Снежкой, ведь я бы на их
месте, скорее всего, поступила также, или на себя за глупость…

 – Какую глупость? Неужели мисс Кис-Кис не всегда
думает, что делает? – Лён шутит, но его первый вопрос выдаёт, что это не совсем
шутка. Похоже, он на самом деле не догадывается. – И что случилось между вами?

 – Можешь им так и передать, мне всё равно –
это не секрет. Я с самого начала подозревала, что тут что-то не чисто. Моя
ошибка в том, что я не догадалась, зачем именно, они это делали. Если так
подумать, такой ход был вполне разумный, и его стоило ожидать, – ха, не зря я
вчера записала целую речь, где связала всё воедино. – Глупость в том, что я,
несмотря на подозрениям… решила рискнуть и ошиблась. Опять!

 – Неужели «это» так явно было? – Лён даже
отрывается от полировки котелка и смотрит на меня, ожидая ответа. Я думаю, на
миг забывая даже о злости, что у него красивые глаза.

 – Ну, в самый первый день Снежка явно
прониклась ко мне лишь… кхм… «антипатией», скажем так. А про Васю и говорить
нечего: чуть ли не лучший ученик школы, у него полно друзей и девчонки за ним
толпами бегают, – пожав плечами, равнодушно откликаюсь. – Зачем им я!

 – А я эмпат и чувствую всё, что чувствуешь ты.
Тебе меня не обмануть, – теперь я не вижу его лица, но точно знаю, что Лён ухмыляется.

 – И что же ты тогда мне «посоветуешь», раз
знаешь, что я пытаюсь скрыть? – язвительно спрашиваю я. – Ох, нет, я знаю: ты
посоветуешь всех простить, со всеми подружиться и прокатиться на розовых
слониках по радуге!

 – Ну-у… если тебя интересует моё мнение, то лучше
и правда прости их. Про Снежку не знаю, а Вася расстроен из-за этой ссоры. Я
знаю это не только как эмпат, но и как его лучший друг. Неужели дружба не стоит
того, чтобы ради неё простить колдуна? Ты ведь сама говорила, что на его месте
поступила бы также?

Я знаю, на
какой ответ он рассчитывает. Но я не могу так ответить. Для меня это будет
неправда.

 – Не стоит. По-моему, истории про дружбу,
преданность и любовь до гроба – сказки. Я в это не верю. Любой может предать,
если так будет лучше ему, – вот честный ответ. Вот во что я на самом деле верю.
– И да, в этом я убедилась не только на собственной шкуре, на Земле и людей
больше, и жизнь быстрее течёт.

 – Мне кажется, ты не права, – мягко замечает
Лён. Я утыкаюсь взглядом в свой не дочищенный котёл.

 – Может быть, – негромко отвечаю я и негромко
вздыхаю. – Я уже ни в чём не уверена.

 – Это… из-за нового мира или из-за… того… –
неуверенно спрашивает Лён. Я понимаю, о чём он говорит, и кривлю губы в
усмешке. Сама не знаю, почему так делаю.

 – Раньше всё было предельно просто: вот я, а
вон там, далеко, другие. Теперь мы словно в одной тарелке супа, плаваем,
барахтаемся и сталкиваемся. Я вас не понимаю. Не вас, как колдунов, а вас, как
людей…

 – Мы не люди, мисс Кис-Кис, – усмехается Лён,
но глаза у него серьёзные. И снова красивые.

 – Ты меня понял, – я заставляю себя отбросить
лишние мысли. Снова стать той, кого не волнует ничего, кроме настоящего. У меня
это не получается.

 – Понял, понял, – кивает Лён, отбивая по краю
котла какой-то ритм щёткой. К слову, с ритма он постоянно сбивается!..

 – А ещё я с самого начала не хотела ни с кем
связываться: это глупо. Я до смерти боялась, что всё так и выйдет, – и я
услышала как раз то, чего на самом деле боялась всю жизнь настолько сильно, что
держалась в стороне от других с тех самых пор, как себя помню.

 – Хватит обо мне, расскажи лучше про себя, –
прошу я, потому что больше не хочу обсуждать данную тему. Я совсем запуталась и
вываливать все свои мысли по этому поводу на кого-то другого не собираюсь.
Хотя, кажется, я уже это сделала.

 – А что хочет узнать недогадливая и великая мисс
Кис-Кис? – и снова эта яркая улыбка. Уверена, в человеческом мире за ним бы
девчонки ещё больше бы бегали, чем за Васей.

 – Что-нибудь. Желательно, весёлое, – говорю я,
и он на пару секунд задумывается, но отказываться явно не собирается.

 – Могу рассказать тебе о том, как ещё в первую
свою неделю здесь подсунул бух-вонючку в кабинет грозной леди! – предлагает
Пернатый, а я в изумлении таращусь на него. Видимо, он быстро, но не правильно
понимает причину моего удивления. – Ну, грозной дамой я зову нашу единственную
и неповторимую учительницу полётов с ужасно длинным и сложным именем.

 – Говорят, что у дураков мысли сходятся! –
смеюсь я.

 – Да ладно, только не говори, что ты тоже…

 – Да, я тоже её так зову! – я улыбаюсь ещё
шире.

 – Круто! – невесть чему радуется Лён, отстукивая
теперь уже более чёткий ритм, и на сей раз пародируя барабанную дробь. – Только
я не дурак!

 – Ничего не могу сказать! – не люблю
улыбаться, но сейчас мне хочется, а себе в своих «желания» я отказывать не
собираюсь. – Может и нет, но иногда ты на него похож.

Лён строит
оскорблённое лицо, но затем не выдерживает и хохочет.

 – Так, как ты поступишь с Васей?

– А он
рассказал тебе, из-за чего ссора?

 – Э-э-э… нет?

 – А ты спроси! Обязательно спроси, уверена,
тебе понравится ответ! – рычу я и отворачиваюсь. Потому что как Лён может
советовать помириться с Васей, если не знает, что тот сделал и что это
значит для меня?

Лён косится
на меня всю оставшуюся отработку, а я его игнорирую. Не до него сейчас!

И на
следующий день я опять игнорирую всех подряд. Бесит!

Снежка и Вася
сидят почему-то по одиночке, ни у кого из них нет компании; собственно, как и у
меня. Я не долго ищу взглядом лучшего друга Васи – Пернатого, и тот находится
удивительно быстро в компании двух девушек-одноклассниц. Я не знаю ни одну из
них, но помню, что они из его класса.

И сегодня
меня решает «почтить» своим присутствием Тимка. Откуда брат Алисы прознал о
причине разрыва нашей со Снежкой «дружбы» и распаду «четвёрки хихикающих девчонок»
– даже не представляю, но, наверное, это не такой уж большой секрет.

Сразу, как
Тимка подходит ко мне после уроков, мелькает мысль, что он хочет
позлорадствовать.

 – В следующий раз выбирай друзей лучше, –
советует брат Алисы с каменным лицом.

 – Да всё равно, будто бы я тебя спросить
забыла! – я без проблем прикидываюсь беззаботной и нисколько не расстроенной,
потому что это «игра» уже настолько вжилась мне под кожу, оплела сердце и душу,
что мне её вовек не вытравить, и я даже не хочу пытаться от неё избавиться,
потому что без неё я слишком беззащитна.

 – Я просто говорю то, что думаю, – отвечает
брат Алисы, а я быстро закипаю.

 – Ах так, Сёмкин подпевала, закрой рот, а не
то, обещаю, твоя жизнь перестанет быть волшебной сказкой! – Я много чего ещё
говорю. Всего и не вспомнить, но лишнего внимания не привлекаю (хватило и
побега Снежки в слезах).

Надо сказать,
слова Лёна словно отпечатались у меня в мозгу: весь вечер и следующий день они
крутятся как заведённые. В столовой я сижу одна и вдруг понимаю, что уже
привыкла к чужой компании.

«Что ж, пора
отвыкать!» – велит внутренний, жесткий голос. Я не спорю с ним, но и не
соглашаюсь. Всё также сомневаюсь, не знаю, что выбрать.

Тимка со
своими друзьями сидит где-то у входа, – я мимо него прошла пару минут назад, –
Снежка совсем недалеко от меня. Одна. Непривычно видеть её такой расстроенной и
без чьей-либо компании. Кристина с остальным «хихикающими девчонками» уже ушли
из столовой.

Всего через
три столика вправо сидят Вася с Лёном. Последний никак не подаёт виду, что
вчера у нас состояла довольно-таки откровенная беседа. И за это я ему, честно
говоря, благодарна. Пускай для меня и не было разницы, кому именно высказаться,
просто нужен был чей-то совет, а Лён всего лишь оказался в «нужном месте, в
нужное время».

Я запуталась.
В себе, в мире, в том, чего хочу. Раньше всё было предельно просто: вот я, вон
там – далеко они, а вот – прямо передо мной, такие близкие, но всё-таки такие
недосягаемые приключения.

 – Так, ладно, – обращаюсь я сама к себе,
наконец-то прекращаю ковыряться в тарелке с едой и вспоминаю, что голодная.

Дальше всё
смешивается в череду бессвязных событий, на уроках я будто бы выпадаю из
реальности, поглощённая мыслями. Да что же такое со мной происходит?!

Глава
двадцать пятая. Когда приключения настигают, и мне по-настоящему страшно

Я сижу на
крыльце вместе с Кузькой и ем принесённый домовым пирог с капустой. Кстати,
откуда он их берёт в таком количестве?

Мы молчим
довольно долго, прежде чем Кузька-Кусака неожиданно вытаскивает из-под рубахи
маленькую книжечку.

 – Отрыл с немалым трудом я это. Яны дневник.
Не умею руны переводить я, но знаю, что записала какие-то отрывки из ведений
Яна, и, думаю, они помочь могут тебе, – гордо говорит домовой, протягивая мне
книжку, но вдруг передумывает. – Оставлю это я в ящике первом стола твоего со
словарём рун вместе.

 – Хорошо, и спасибо, – настроение у меня плохое,
но умиротворённое, поэтому я не спорю. Будь я в хорошем расположении духа,
тотчас бы понеслась переводить записи.

 – Пошёл я тогда, – миг, и домового нет. Только
пара крошек на ступеньках осталась от пирога, развалившегося в процессе
разговора надвое.

Я доедаю
пирог, подпираю голову рукой и ещё какое-то время придаюсь мрачным мыслям,
после чего неожиданно вскакиваю с крыльца и решительно отправляюсь в сторону
обрыва. Так сидеть мне надоело уже давно, но я не нарушаю равномерный и
уверенный поток плохих размышлений позорно долго.

Надо
развеяться. А ещё всё-таки узнать, что находится в той стороне – крутой склон
или обрыв? Фёдор, конечно, уже говорил об этом, но одно дело услышать от
какого-то человека, а другое – увидеть самой. К тому же, колдун не сказал, что
там дальше: поле, лес, горы или вообще вода?

Ноги
поразительно легко несут меня в ту сторону, и я не думаю ни о чём, просто шагаю
по доскам. К слову, я уже почти также ловко не падаю, как и Фёдор с Алисой!

Я иду, полностью
отстранившись от окружающего мира, и в этом моя ошибка.

На полпути я
останавливаюсь, чтобы вытряхнуть камень из высоченных сапог. Не представляю,
как в них что-то могло попасть, но это не мешает камню оставаться в моём
сапоге.

Останавливаюсь
я как раз рядом с кругом. Точнее, чуть позади него. Полностью игнорирую луч
света, оповещающий о приходе «гостя», и…

Что-то резко
и внезапно колет меня в руку, я только успеваю дёрнуть руку так, чтобы странный
предмет не вывалился, и оседаю на землю. Словно мгновенно проваливаюсь в сон…

 – Фёдь, ты Аню не видел? Я думала, она с
тобой… – говорит Алиса, стоит только мужу появиться на пороге.

 – Дома её нет? – хмурится Фёдор.

 – В комнате пусто, может, забыла, что ужин в восемь?
– предполагает Алиса.

 – На неё не похоже, – вздыхает Фёдор. Аня не
исчезает без предупреждения.

 – Василиса, где Аня? – спрашивает у воздуха
Алиса, но уже в следующий миг перед Зверевыми появляется домовое приведение.

 – Её нет ни дома, ни на территории
заповедника, – практически сразу отзывается Василиса, в чьих глазах явно
читается беспокойство.

Алиса и Фёдор
испуганно переглядываются; колдунья вытаскивает из кармана уличного плаща
звенелку и пытается дозвониться до Анны. Где-то наверху раздаётся громкое
пиликанье.

 – Случайно оставила дома? Вот уж не поверю! –
фыркает Фёдор, как только возвращается на первый этаж к жене и домовому приведению,
держа в руках звенелку Ани.

Мужчина
что-то проверяет и тыкает пальцем в стекляшку, после чего его брови взлетают до
небес.

 – Если мои способности технаря не глючат, то
она этой звенелкой никогда и не пользовалась.

 – Фёдь, Фёдь, а что если… – с белым как мел
лицом, начинает женщина, и Фёдор, всего по одну взгляду в её глаза понимает, о
чём Алиса думает. – Что если это их…

 – …рук дело… – словно мир вокруг них замирает.

Они обычные колдуны, непосвящённые в
великие тайны, они просто следят за заповедником и животными. Зверевы ни разу
не впутаны в политику, они не богаты, у них обычные способности. Даже
неуважаемые: Фёдор технарь, а это в мире колдунов не ценится.

Алиса и Фёдор – просто добрые люди,
любящие друг друга; всех, абсолютно всех зверюшек; и своих детей – Севу и Яну.

 – Я пойду, проверю, может, она всё-таки пошла
в гости к Дмитрию, а ты загляни к родителям, – решает Фёдор, пытаясь уверить
себя, что предчувствие чего-то плохого его обманывает.

Судя по тому,
как стиснула кулачки Алиса, она тоже пытается так думать.

А ведь
интуиция колдунов – это отдельная «суперспособность».

 – Хорошо, хорошо, – как-то потеряно кивает
она, – встречаемся здесь?

 – Да, – отвечает Фёдор и, коротко поцеловав в
щечку Алису, первым выскакивает под проливной дождь, на ходу накидывая плащ.

 – Всё будет хорошо, – тихо шепчет не то вслед
мужу она, не то пытается пообещать это самой себе.

Глава
двадцать шестая. Хороших новостей нет, или Я пытаюсь думать логично и не
паниковать

Зверевы
отчаянно надеются, что девочка просто куда-то ушла, их не предупредив, но всё
плохо. Очень плохо.

Фёдор как раз
разговаривает с Дмитрием, после того как оба перепроверяют с обеспокоенным
видом дом и десять раз спрашивают у Васи со Снежкой, не знают ли те, где Анна.
Звенелка громко звенит, – выполняя свою непосредственную и главную задачу, – и
дрожащим голосов Алиса сообщает, что их приёмной дочки нет в доме её родителей.
Но самое плохое не в этом: Тимка тоже исчез.

Колдун-технарь
роняет звенелку из рук. Нет! Только не опять! Только не опять пережить
таинственную смерть уже ставшего в их доме необходимым колдуна. Аня с ними
немногим больше двух месяцев, но Фёдору уже будет не хватать её компании, когда
они вместе лечат зверюшек, или Алисе никто не будет помогать на выходных
готовить.

Никто больше
не заляпает коврик в прихожей, и не будет неловко таращится или извиняться
перед Василисой. И никто не будет каждый вечер забывать в гостиной книги о
приключениях героев, или, что происходит теперь чаще, книги про их мир. Учебники
или просто какие-то книжки…

 – Что случилось? – спрашивает Вася, который
невесть каким образом вновь оказывается в комнате.

 – Василий! – сердито рявкает Дмитрий, явно
решив, что мальчишка подслушивал. Это неправда, но лишь отчасти.

На самом деле
тот просто понял, что что-то не так: взрослые его слишком долго и упорно
расспрашивали, потому он решил узнать, что будет дальше. Нет, Вася не
подслушивал, просто после того, как их с сестрой отпустили, он уселся на
подоконник рядом с комнатой. Якобы дожидаясь отца, мальчишка почти узнал самое
важное через не до конца закрытую взрослыми дверь, а потом их прервала
звенелка.

 – Прошу прощения, мне надо идти, – резко
произносит Фёдор и, взмахнув полами плаща и позабыв про оставленную на полу
звенелку, пулей вылетает из комнаты.

 – А теперь вопрос: ты подслушивал? И как много
ты узнал? – строго спрашивает сына Дмитрий.

Вася чуть
смущается, краснеет, но на своём стоит, а ещё пытается узнать у отца, что
происходит, почему Фёдор Николаевич пришёл к ним так поздно и почему был
настолько испуганным.

День летит за
днём, а новостей хороших нет. Совет официально не подтверждает слухи о
похищении, и в итоге смерть Тимки – несчастный случай при переходе, а Анна –
прыжок или падение с обрыва. Случайно упала или сама прыгнула, не выдержав
всего навалившегося.

Теперь все
считают, что Анна просто не выдержала давления со стороны нового общества,
новой жизни. Все девочку жалеют, сокрушаются, горюют. Говорят Зверевым слова
сочувствия, спрашивают, чем помочь, но не знают правды.

Снежку
бросает в дрожь только от мысли, что из-за её «подруги» обман раскрылся, и
всего через пару дней Ани не стало. Снежка далеко не так глупа, как может
показаться, и два плюс два сложить для неё легче лёгкого.

Вася отказывается
говорить на эту тему с сестрой, но только потому, что сам чувствует себя не
менее виноватым, а «размазывать сопли» не желает. Им ведь надо было не просто
за ней «присмотреть», но и помочь освоиться в новом мире, а они… Не справились.
Совсем. Провалили первое серьёзное задание от отца и оказались косвенно
причастны к гибели другого колдуна. Пускай и случайно.

Алиса рыдает
дни напролёт, Фёдор сидит с ней и сам не знает, что делать. Спрыгни или упади
Аня на самом деле с обрыва, повелители воды отыскали бы тело. Но все усилия
тщетны, и с Тимкой ничего бы не случилось.

Зверевы
молчат, а сами знают – тут постарались они.
Ни Алиса, ни Фёдор не знают чего-то большего, кроме как то, что есть некие,
таинственные они.

В день
похорон, – этот обряд у колдунов сильно отличается от человеческого, – Кузька-Кусака
тащит с кухни целый «большой» противень пирогов с капустой. (А на одном таком
противне помещается почти тридцать пирогов!) Вообще-то пироги Василиса и
домовые приведения пекли для гостей, но домовой ведь – истинный хозяин дома,
притом со скверным характером, поэтому его решают не трогать.

Где я? Что…
что за… запах такой? В нос бьёт сильнейший запах как от антисептика. А ещё гадкой
сырости.

В голове
пусто… мысли словно загустели, шестерёнки пора смазать. Это от удара головой?
Так я ею, вроде, не билась…

Я вздрагиваю
и дёргаюсь в сторону. Что-то жёсткое впивается в запястья, и я снова дёргаюсь в
томительно долгой попытке осознать, что происходит. До сих пор соображаю
поразительно медленно, словно бы голова работает неохотно.

И тут
накатывает осознание, почему перед глазами темно, а руки связаны.

Меня
похитили.

Эта мысль
выбивает все остальные, затмевает собой всё сознание, а затем внезапно
исчезает. Я словно снова выпадаю из реальности на какое-то время и приходится
приложить немало сил, чтобы вернуться в свою голову.

Шок,
наверное.

Лучше не
становится, руки по-прежнему связаны, перед глазами темнота. Зато затуманенный
разум поглощает паника. Звериный, нечеловеческий ужас.

Меня
похитили… Меня похитили! Меня похитили!.. Меня похитили.

Факт. Ещё,
наверное, никогда мне не было так сложно подавить эмоции и тем более страх,
панику. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох. Дышать глубоко и ровно, по
возможности, успокоиться. И думать.

Меня
похитили. Кто-то меня похитил… А зачем? Что им от меня нужно?

Деньги? Нет,
есть куда более богатые семьи, плюс, с чего они – кем бы ни были, – думают, что
Алиса с Фёдором будут платить за жизнь даже не родного ребёнка? Нет, я уверена,
здесь дело не в деньгах.

Тогда в чём?
Пытки? Тоже маловероятно. Во-первых, я знаю, что территория заповедника надёжно
защищена и пробиваться через неё нет смысла: колдуны без опасения ходят по
улицам тёмными вечерами одни – хватай кого хочешь и тащи к себе. Во-вторых, Олег
Михайлович говорил, что колдуны не способны на жестокость, которая так
свойственна людям.

«Жестокость
давит на их разум, заставляя сходить с ума и убивая изнутри. Самое страшное
событие/воспоминания – насилие» – Олег Михайлович одолжил мне книжку «Различия
психологии видов», и я её почти дочитала. Согласитесь, приключения великих
героев интереснее, чем психология! Даже если психология других, не просто
людей, нет – существ!

Это могут
быть и не колдуны. Я зажмуриваюсь до боли, пытаясь понять по звукам, где я.
Негромкие шаги – слишком легки для человека, слишком тихи. Колдуны или домовые
приведения? Или горные приведения?

Горные
приведения – единственный вид, про который ничего не говорилось в книге
«Различия психологии видов», и я сама не знаю о них ровным счётом ничего. Даже
не представляю, как они выглядят!

«Домовые духи,
в отличие от своих горных собратьев, отличаются покорностью и спокойствием. Они
служат колдунам в обмен на защиту от других существ. Домовые приведения
обладают невероятными способностями, но из-за особенностей психики, они, также
как и колдуны, избегают больших конфликтов и насилия…» – ещё стоит помнить, что
домовые приведения низкого роста, а шаги их услышать нельзя, если они сами того
не захотят.

Либо колдуны,
либо горные приведения.

Я всё ещё не
знаю, где нахожусь, руки у меня связаны, перед глазами какая-то тряпка, но
построение логической цепочки даёт мне хоть какие-то силы противиться напору
страха, ужаса и паники.

Я справлюсь,
выберусь.

Как-нибудь…

Немного ёрзаю
на месте и настороженно замираю, когда где-то позади слышится тихий стон. Шаги
где-то в паре метров от меня вперёди замолкают, и в идеальной тишине я слышу
чужое сопение позади. Потом кто-то, колдун или горное приведение, подходит к
нам.

 – Где я? – этот слабый голос кажется мне
знакомым.

 – Мы! – поправляю его я. – У чёрта на рогах! –
мой хриплый голос эхом отлетает от стен. Не скажи я этого, не узнала бы
собственный голос.

Рядом – совсем-совсем
рядом – раздаётся смех, который больше похож на гарканье. От него неприятной
болью отдаются уже привыкшие к тишине уши.

 – Почти правильно, – я не вижу обладателя
голоса, но понимаю, что это, скорее всего, мужчина, и он ухмыляется.

 – Г-где… что случилось?

Тимка. У меня
больше нет сомнений в том, кто это.

Брат Алисы
снова дёргается, вероятно, пытаясь проделать то же самое, что я не так давно.
Минут десять назад.

 – Не дёргайся, дурак! – шиплю от боли я, когда
верёвки, которыми меня привязали… к колонне, тянутся назад, ещё ближе прижимая
меня к стене. – Больно!

 – Аня? – голос испуганный и потерянный. Ох,
как я его понимаю.

И снова
накатывает волна паники. Бессвязные, тяжёлые мысли вертятся и повторяются,
словно мощное торнадо в замедленной съёмке. И стихия эта бесконтрольна.

Что, неужели
мне на самом деле конец? Зачем нас похитили? Алиса с Фёдором и родители Тимки
небогаты и от совета далеки. Да, кстати, я вспомнила её одну причину похищения
– политика. Похищать детей важных людей, чтобы родители изменили своё решение
по какому-то вопросу.

 – Нет, слоник с Марса, – я думаю, что у меня
от страха ни на что сил не осталось, но ошиблась. Я не могу умереть, сжавшись в
угол и моля о пощаде. Даже если попробую, не выйдет, да и сама себя не прощу за
позорную слабость в решающий миг.

 – Анна. А ты, парень, радуйся, что жив. Мы не
собирались похищать вас обоих, нам нужна только ты, Шестёрка. Дружка твоего мы
похищать не собирались, но теперь… если не будешь слушаться, убьём его, –
неожиданно проявляется разговорчивость наш тюремщик, словно бы самодовольно
рассказывает нам «секреты».

Им нужна я.
Им нужна я, им не нужен Тимка. Только «Шестёрка».

Зачем? Я не
знаю…

Яна!

 – Простите, а можно один ма-аленький вопрос? –
спрашиваю я, стараясь, чтобы голос казался спокойным, а вопрос – вежливым, мне
не к чему его провоцировать.

 – Где вы не скажу, – кажется, мужчине самому
скучно, раз он так охотно с нами болтает.

 – Зачем она вам? – спрашивает Тимка, и в его
голосе прослеживаются истерические тонки.

Мне Тимку
даже жаль. Стать невольно похищенным из-за того, что просто-напросто оказался
немного не в то время не в том месте; конечно, самое «приятное», что может
случится!

 – Поговорить. Пока, а дальше уже решим, что и
зачем.

Они… они…
погодите…

 – Да ладно, вы меня даже не собираетесь
убивать? – как бы я не старалась, мой голос немного дрожит, но даже в неё
сквозят скептические нотки.

А что я могу
потерять? Кроме жизни – особо ничего. Забавно, что самое ценное для меня – моя
жизнь, и сейчас я неприкрыто рискую ей.

Может, смерть
не такой уж плохой вариант? «Кому я нужна?» – мелькает гадкая мысль. И ответа у
меня нет. Родителей нет – исчезли и ни весточки от них. Можно сказать, бросили
меня, а ещё, – это пока не подтверждено, – опаивали меня Поглотителем. Мои
младшие брат и сестра тоже не будут скорбеть; даже если с ними сейчас всё
хорошо, слишком малы: если я умру, через пару лет вряд ли что-то будут помнить
обо мне кроме смутных образов.

При
воспоминании о семье, сердце болезненно сжимается, а в горле встаёт ком, но я
уже решила: это новая жизнь, и в ней не место прошлому. Особенно, если оно
пропало и не захотело иметь со мной ничего общего.

Я понимаю,
могло случится что угодно, но чувствую себя преданной. Преданной теми
единственными, за кого я в самое плохое время цеплялась. «У меня замечательная
семья, и хотя бы ради них стоит идти дальше. Ради них стоит жить. Я ради них
горы сверну!» – а теперь отрекаюсь. Обида действительно разрушает. Рушит и
уничтожает то немногое светлое, что осталось в душе, уничтожает последний,
блеклый свет внутри меня. И мне уже почти
не больно.

Ещё есть
Алиса и Фёдор, но мы с ними знакомы не больше двух месяцев. Всего ничего. Нельзя
за такое время серьёзно привязаться. Ведь нельзя же? Я хочу задать этот вопрос
кому-нибудь, кто точно знает ответ, но такого человека нет.

Свои мысли и
чувства в сторону Алисы с Фёдором я пока понять не могу. Вроде мы и хорошо
поладили, и друг другу понравились, и… Или их тёплое отношение ко мне – простая
вежливость? Ровно «хорошо» я пойму фразу, например, на японском или китайском,
как и то, почему ко мне относятся так, а не иначе.

А про Снежку,
Лёна и остальных, немногочисленных знакомых, включая девочку-зайчика, и
говорить нечего! Переживут и горевать не будут, не сомневаюсь. Какое им вообще
дело до меня, какой-то странной девчонки, что вечно находит «приключений» на
свою голову?

Я даже не
допускаю мысль, что кому-то из них по-настоящему до меня есть дело. Снежка,
наверняка, вздохнула с облегчением, когда узнала… кстати, сколько время
пройдёт, прежде чем Алиса с Фёдором обнаружат, что я пропала? А сколько я была
в отключке?

 – Пока нет. Но только пока, – предупреждает меня тюремщик. – Так что за вопрос?

Я собираюсь с
мыслями. Это абсурд, это глупо, это бессмысленно, но других идей у меня вообще
нет, а надо хотя бы попытаться вытянуть из него ценную информацию.

 – Вы знаете Яну Звереву? – глупый вопрос?
Глупый, не спорю, но это единственная ниточка, что может связать всё воедино!

В моей голове
вертятся слова домового про Яну, «плохих» и «хороших». Я ничего не вижу и
полагаюсь на слух и интуицию, это довольно сложно, но выбирать не приходится.

Шаги резко
обрываются. Мужчина судорожно вдыхает. Шаги не возобновляются.

Я попала в
точку: Яна Зверева как-то связана со всем этим. К сожалению, я не успела даже
заглянуть в её дневник, не говоря уже про полный перевод рун. Вдруг, там бы
нашлось что-то про меня…

 – Что ты знаешь? Что ты знаешь про нас и Луч
Солнца? – чужая рука внезапно хватает и до боли сжимает мой подбородок так, как
будто заставляет смотреть в глаза. Только ошибочка: я ничего не вижу! У меня
глаза завязаны.

Парализующий
ужас охватывает меня с головой, даром, что я ничего не вижу. Что-то сейчас
будет.

В следующий
миг мужчина резко отстраняется и… срывает с меня повязку. Я даже не обращаю
внимания на то, где мы, и вижу перед собой только два, – в прямом смысле
горящих огнём, – глаза. Безумные, горящие ненавистью и огнём внутри глаза.

А у меня
глаза зелёные, совсем не похожие на остальных колдунов (среди них я ещё не
встречала зеленоглазых). И мне страшно. Очень.

У него они
красные, безумные. Хотя мне кажется, на самом деле они другого цвета, потому
что выглядит всё так, будто огонь пожирает сам белок его глаз. Чёрные зрачки и
пожар вокруг.

Выглядит
слишком реально и жутко!

Руки
специально натягивают верёвки до боли – боль помогает очнуться. Ему только это
и надо. Мужчина, оказавшийся парнем лет девятнадцати, смотрит безумно,
угрожающе. Голос – словно звериный рык, не осталось в нём человеческого.

Мне хочется
что-то сделать, отвернуться, вырваться из его практически горячих пальцев,
прервать зрительный контакт, словно он может разрушить всё то немногое, целое
внутри меня. То, что я сохранила даже под действием зелья. Я пытаюсь отвести
взгляд…

Словно один
его взгляд режет душу, и может сделать меня подобной ему. Я не хочу… не хочу
уподобить ему. Не хочу пугать людей одним своим видом.

Внутри меня
что-то ухает вниз. Мелькает, оглушает, шокирует мысль, что мне на самом деле
недалеко до него. Только я держусь, а он позволил безумству завладеть собой.

Я этому
никогда не позволю случиться. Вот! (И я делаю вид, что не замечаю, насколько
эти слова – ложь.)

Тимка позади
дёргается, и боль снова отрезвляет меня. Я резко машу головой назад, вырываясь
из чужих пальцев, из плена пугающих своим огнём красных, гипнотических глаз. От
неожиданности и того, что не рассчитываю силу, больно бьюсь головой о камень
позади, но последнее всё равно лучше леденящего душу ужаса и при такой близости
с врагом.

Боли я не
чувствую, если она есть.

Во мне словно
открывается второе дыхание, находятся силы. Я вспоминаю одно из своих правил.
Если умереть, то хотя бы не умоляя убийцу о пощаде.

 – Не знаю я ничего кроме имени. А вы знаете? –
говорю я, хотя это больше похоже на утверждение, чем на вопрос.

А вот дальше
происходит кое-что неприятное и неожиданное. Парень почему-то свирепеет, и я
даже не успеваю осознать, что происходит. Искры рассыпаются перед глазами разной
яркости и цвета кругами. Несколько секунд я только и могу делать, что как рыба
открывать и закрывать рот, не в силах сделать полный вдох.

Звуки
рассыпаются, но мне кажется, наш тюремщик ругается. Мне не удаётся
сфокусировать свой взгляд на чём либо, всё теряет и без того больную и вечно
хромающую без очков четкость.

Я снова
отрубаюсь. Не то от удара, не то из-за чего-то ещё. Я потеряла полную связь с
реальностью, после удара головой, поэтому не могу точно сказать показался ли
мне, что меня снова чем-то укололи – или это просто старый дротик,
потревоженный попыткой вырваться, – и на самом деле ли обострился запах а-ля
антисептика.

Глава
двадцать седьмая. Если попали в беду – не ждите спасения, оно не придёт

Я полуприхожу
в себя несколько раз, но всё протекает как в бреду, размытыми картинами, но все
разы объединяет одно – я не связана, и я лежу на холодном, каменном полу.

Это
пробуждение чем-то отличается от предыдущих. Я по-прежнему лежу на полу и
первые пару мгновений, а может и минут, просто моргаю и продолжаю лежать на
полу. Мозг словно ещё не до конца проснулся. Ощущение что-то среднее между тем,
как ещё не до конца проснулся и тем, когда ты три часа сидишь, учишь математику
и уже понимаешь, что больше работать не можешь. А разум не хочет перемножать
элементарное два на три.

Подняв голову
от земли будто в замедленной съёмке, и весь «прогресс» от пары минут, что я
просто ждала, идёт коту под хвост. Голова кружится нежадно, к горлу подкатывает
тошнота.

К счастью,
оба ощущения не быстро, но отступают.

Тимка
валяется рядом. Он тоже в отрубе.

Надо привести
в сознание его. Зачем… надо… А зачем надо?..

Кап. Кап.
Кап… где-то вдалеке…

Я прикладываю
ладонь ко лбу. Меня хорошенько стукнули по голове, и это ощутимо! В прошлый раз
я быстрее соображать нормально стала, а теперь… у меня уходит слишком много
времени, чтобы вообще вернуть разум в своё тело и осознать, где я и что случилось
с нами.

В надежде на
хоть какое-то улучшение, я прислоняюсь лбом к ледяной стене. (Понятия не имею,
зачем это делаю, но я ведь уже сказала, что мыслительный процесс немного
заклинило?)

 – Тимка, Тимка, эй, просыпайся… нам идти надо…
Тьфу! Чушь говорю…

Мальчишка с
тихим стоном открывает глаза, при этом я продолжаю трясти его за плечо. Да,
меня хорошо стукнули. Или это не из-за удара? Может, опоили чем?

 – Где мы? – и снова этот вопрос и до смерти
перепуганный взгляд. Сама я ещё не до конца проснулась, чтобы в полной мере
осознать ужас происходящего. Хотя где-то в глубине уже начинает показывать
голову из скорлупы птенчик-паника.

 – Думай, – велю я, – думай и вспоминай.

По
мелькнувшему на его ещё совсем детском личике страху, и на сей раз уже
осознанному, я понимаю: меня в кое-то веки послушали. Забавно выходит, не
думаете?

 – Нам конец, – наконец, выдаёт брат Алисы. Я
фыркаю. Почему-то мне совсем-совсем не страшно.

 – Тебе, – поправляю я его. – Тебе конец, или
давай думать, о том, как нам уцелеть.

Я ничего не
придумала и вряд ли что-то придумаю, но, может, Тимке удастся хоть натолкнуть
меня на нужную мысль, потому что, судя по виду, от него ожидать гениальных
планов не стоит.

Неожиданно
Тимка подаёт голос:

 – Если… если это конец, то, я хотел бы
извиниться. За то, что вёл себя как дурак.

 – Ладно, прощаю, – а я не собираюсь ни за что
извиняться. Тимка не дождётся, и никто не дождётся! – Только сейчас, на грани
смерти вдруг догадался, что надо было
ценить?

Я не могу
скрыть издёвки голосе и, по правде, даже не стараюсь.

 – А если я умру, а ты нет, передай моим
родителя и Алисе, что я их очень люблю. И скажи, что я извиняюсь и перед ними
тоже, – продолжает Тимка, а я поглядываю на него с куда большим интересом.

На него не
похоже.

 – Не смотри так, – вдруг просит брат Алисы,
по-прежнему не глядя на меня.

 – Куда делся тот вечно обижающийся на всех и
вся маленький мальчик, а? – нахально спрашиваю я, хотя мне сейчас вообще не
смешно, просто… привычка? Да, наверное так и есть.

 – Это тебя они вырубили, а я тут просил не
меньше двух суток, и еда у них не очень, – мрачно откликается брат Алисы, но на
последней фразе, что-то его голосе чуть меняется. Проскальзывает кривая,
неудачная попытка улыбнуться. – Пытался тебя «разбудить», даже в какой-то
момент перепугался, что всё, они тебя убили.

В голосе
Тимки звучит что-то неведомое мне ранее. Другая сторона его личности выходит
наружу и, кажется, Тимка сам не знал, что в нём такое есть.

И снова в
моей голове вопрос миру: Тимка не виноват, так зачем его похитили? Зачем?!

«Бывает!» –
фыркаю мысленно я в ответ. Мир не справедлив и любит стоять к тебе вполоборота.

Об этом я
узнала уже давно, не новость!

 – Ну и ладно, помру и дело с концом, – довольно
грубо говорю я. Голова по-прежнему болит, но думать уже как будто бы проще.

И снова… Кап.
Кап. Кап…

Я прислоняюсь
спиной к стене камеры. Мыслей о том, как выбраться не приходит, а я привыкла к
несколько другому раскладу, так, почему бы не поболтать и не
«пооткровенничать»?

 – Тебе правда плевать? Неужели ты настолько не
дорожишь своей жизнью? – я не могу понять, чего в непривычно-серьёзном и
удивлённом голосе мальчишки больше: сомнения, непонимания или недоверия.

 – Плевать. Только умолять не заставляйте, –
это неправда. Ложь. Мне не плевать. Не плевать на весь мир, не плевать на себя,
не плевать на других, не плевать на семью. Даже если на последних я обижена
совершенно по-детски. А вот последние слова – правда.

Не так много
ценного, что «своё», и гордость одно из них. Потому что я придерживаюсь мнения,
которое гласит: «мольбы не помогут, если тебя на самом деле вздумали убить».

 – Да ладно тебе, не пугайся так, не умру я, не
умру! – на самом деле я не знаю, что с нами будет всего через пару минут, что
уж говорить про возвращение.

Внезапно,
совершенно внезапно, я понимаю, что новый дом стал мне ближе, чем тот, где я
прожила всю свою прежнюю жизнь. Странно? Да. Глупо? Нет, не думаю.

Причина этого
лично для меня предельно и нереально очевидна. Именно после того, как я
повстречалась с Васей, часть, притом немалая часть, – которую я так старательно
и тщетно искала всю свою более-менее сознательную жизнь, – встала на место.
Новый мир стал спасением от рутины. А ещё расставил, – или только начал этим
заниматься? – по местам вопросы; правда, ответы мне ещё предстоит найти.
Где-то!..

 – В кое-то веки подумай не о себе, а о
ком-нибудь другом! – неожиданно зло рявкает Тимка. Вероятно, сиди мы ближе, он
бы меня как-нибудь встряхнул, но сейчас брат Алисы сидит напротив и сверлит
меня недовольным взглядом. – Почему ты так невозмутимо говоришь о смерти?

 – Что ты имеешь в виду? – я отчаянно заглушаю
ответ на этот вопрос в себе, не веря, что это
правда. Нет, нет и ещё раз нет. Глупости!

 – Ты нас плохо знаешь, я слышал, что
психология людей очень отличается от нашей. Алиса любит меня, она любила и моих
племянников, которых я сам никогда не видел. И прекрати притворяться, что не
замечаешь правды у себя под носом. Алиса тебя уже любит, и я не хочу, чтобы
из-за тебя она сломалась! Прекрати строить из себя недотрогу, и подумай о
ком-нибудь, кроме себя!

Кап. Кап.
Кап…

Руки
сжимаются в кулаки. Я впервые злюсь так, что не могу подшутить и посмеяться над
ним. Неимоверным усилием воли, напоминаю себе, где и в какой ситуации мы. Я молчу
и ничего не отвечаю до тех пор, пока ярость хоть немного не отойдёт.

Тимка
продолжает смотреть на меня в упор, явно чего-то ожидая.

 – Это ты-то советуешь мне думать о других?
Что, друга-Семёна нет, так, оказывается, у нас своя голова на плечах есть? А
спорим, что никто из твоих друзей даже не вспомнит о тебе, когда ты умрёшь, или
уже для них ты «умер»? Если выживу, я у них узнаю, ты не волнуйся!

Тихий скрип
зубов выдаёт его злость. Хотя какая-то радость, потому что он задел меня.

 – Не тебе меня судить, Тимка. Ты не был в моей
шкуре и не знаешь моих отношений с людьми, тьфу, с колдунами. Но это уже
мелочи. Главное я сказала: ты не понимаешь меня, не знаешь и не тебе судить.
Смерть – далеко не самое худшее, что может случится! – всё плохое и злое, что я
передумала в сторону колдунов выходит наружу с этим словами, и я бы продолжила,
но…

Раздаётся
грохот, и по полу в камере проходит лёгкая дрожь. Для меня это – хороший пинок,
чтобы очнуться и позабыть злость. Мы невесть где, и не стоит тратить время на
глупые разборки.

 – Ещё продолжим, а пока замолкни, если нет
идей, как выбраться отсюда, – говорю я, уже с совершенно другой интонацией,
нежели раньше. Хватит надеяться, что нас спасут или Тимка что-то придумает.

Мы заперты,
несомненно. Попробовать взломать замок? Вряд ли. А что тогда?

Кап. Кап.
Кап…

Не знаю! Не
знаю! Не знаю!.. Я снова не знаю, что делать! Паника начинает верно и неумолимо
душить, издеваться и не даёт забыть о себе.

Я сжимаюсь в
камень, пальцы белеют от того, как сильно я пытаюсь будто бы голыми руками
выдавить проход в стене. Но это не помогает.

Кап. Кап.
Кап…

Тогда
хватаюсь за голову, сжимаю её до тихого гула, и это, удивительно, – пусть и не
сразу, – приносит хоть какую-то пользу.

Кап. Кап.
Кап… теперь этот звук неимоверно раздражает.

 – Порталы… порталы здесь работают? – спрашиваю
я, внезапно переключившись на другую тему.

 – Нет, конечно! Они ведь не насколько глупы,
чтобы дать нам так просто сбежать, – Тимка выглядит раздражённым, но я его не
виню. Дурацкий вопрос, но мне необходим был ответ.

Сапоги всё
ещё на мне… А что с сапогами? Я снова тру лоб, тщетно пытаясь уловить ту тонкую
нить мысли. Что-то связанное с сапогами. Сапоги… что же с ними не так? Сейчас
мои мысли можно сравнить с подрасплавленной резиной.

Мы в камере
одни, шагов охранника не слышно, зато внезапно снова раздаётся какой-то шум
вдалеке. Шум? А что надо делать, как говорится, «под шумок»?

 – Ты куда? – правильно! Проваливать (уносит
ноги)!

Камера метра
два на три, дверь с решёткой как в тюрьме из фильмов (к счастью, сама я никогда
не была в настоящей тюрьме). А теперь и проверим, можно ли сбежать из тюрьмы
показанным в фильмах способом.

Я вытаскиваю
кусок проволоки из кармана, – наконец-то и ей находится применение! – просунув
руку между прутьями, нащупываю отверстие для ключа. Приходится повозиться и
постараться, чтобы просто засунуть металлическую штуковину внутрь под нужным
углом. Провальная затея, понимаю, но это лучше, чем просто сидеть без дела на
холодном полу!

Почему за
нами не следят? Этот вопрос очень сильно беспокоит меня, но звуки где-то
вдалеке, пускай всё также далеки, но становятся явно громче. Что-то случилось у
похитителей?

Тут я
вспоминаю, что у меня ещё остались в кармане ключи! Ключи из человеческого
мира!

Сунув
проволоку обратно в карман, я прощупываю замочную скважину, пытаясь рассчитать,
какой ключ лучше подойдёт.

Вроде бы всё
также страшно, но уже почему-то не так сильно. От волнения руки плохо
случаются, но в итоге нужный ключ с горем пополам входит в замок. Теперь
остаётся самое сложное: отпереть дверь.

Как раз не
вовремя, в коридоре раздаются шаги, и я буквально падаю назад, безуспешно
надеясь, что связку ключей, отныне застрявшую в замке, никто не заметит. Что-то
больно колет меня прямо внутри рукава, но мне не до этого. Кто-то уже совсем
рядом, очень близко.

В полутьме
человек в плаще похож на тёмный силуэт. Я сжимаю руки в кулаки, готовая
драться, пинаться, кусаться и всячески вырываться. Он один, со мной Тимка, кто
кого, а? А если неожиданно? Наверное, всё-таки он нас победит.

Этот кто-то
подозрительно долго возится с замком, – у нашего тюремщика нет ключей или он
сюда проник? – после чего, явно рассердившись, одним взмахом руки заставляет
прутья сломаться и образовать своеобразную дыру в двери.

 – Чего стоим, пошли: надо убираться, пока
можем, – неожиданно хриплым голосом велит незнакомец, обращаясь, несомненно, к
нам. Тимка быстрее меня оживает и тащит меня за руку к выходу. Почему мы вдруг
меняемся ролями – неясно.

Мужчина
поторапливает нас и спешит в ту сторону, откуда сам пришёл. То есть в противоположную
от, уже не просто шума – грохота сторону. Ощущение, что там что-то непрерывно
взрывается.

 – Кто вы такой?

 – Что происходит, куда мы идём?

Спрашиваем мы
с Тимкой незнакомца почти одновременно.

 – Не скажу, на выход. Спасаем вас, – вот это
поворот!

Бегу за ним,
сейчас не до вопросов, и неизвестно, что с нами сделают, если поймают. Боль –
не самое худшее, но это по-прежнему неприятно.

Глава
двадцать восьмая. Побег кончается лазерной ручкой, пугливым Тимкой и большой
«подставой»

Я давно так
быстро не бегала, наверное, сейчас я могла бы развить небывалую скорость, но
незнакомец в капюшоне держит какой-то странный темп, ведя нас запутанным
коридорами. Что-то тут не так.

Всё больше
хочется заговорить, но я лишь крепче стискиваю зубы и молчу. Ко всему, незнакомец,
– я не могу точно видеть этого из-за плаща, – сосредоточен и, наверное,
отвлекать его не стоит. Тем более такими бессмысленными вопросами.

В одном из
коридоров, только вылетев из-за поворота, он резко останавливается.

 – В чём дело? – тотчас на остатках дыхания
выпаливаю я.

 – Опаздывает, – коротко бросает мужчина и
откидывает с лица капюшон. Хм… а разве колдуны могут стареть? – Будем ждать и,
по возможности, сидеть тихо. Теперь вопросы? Только по очереди.

Я едва открываю
рот, как решаю «уступить место» Тимке. Слишком много в голове вопросов, и
слишком сложно выбрать один, самый важный, на который я хочу получить ответ.

 – Кто вы такой? Зачем нас похитили? Что
происходит? Кого мы вообще ждём… Что Луч Солнца?.. – похоже, не зря я решила
промолчать, иначе выглядела бы, скорее всего, ещё хуже Тимки.

 – Стоп! – негромко, но уверенно прерывает
словарно-вопросный поток моего одноклассника незнакомец, вскинув руку. – Слушайте
и не перебивайте, а не то я так вам вообще ничего сказать не успею!

Он снова бросает
беспокойный взгляд на наручный часы и говорит очень быстро. Не думала, что
кто-то, кроме меня так умеет!

 – Только всё, что вы сейчас услышите, не
должно долететь до кого-то ещё. Это только между нами, ясно? – серьёзно и
по-прежнему очень быстро говорит мужчина. Мы с Тимкой одновременно киваем, мол,
всё поняли. – Мы спасаем вас, потому что ты, – он кивает на меня, – нам нужна.
Зачем вас похитили, и почему не убили, понятия не имею. Сейчас мы ждём
кое-кого, без кого нам отсюда не выбраться. Она должна быть здесь через три
минуты. Луч Солнца – тайная организация, чья задача не позволить Когтю
исполнить свои планы. И да, именно Коготь вас похитил.

До меня не
сразу доходит, что он отвечает на вопросы Тимки по порядку.

 – А при чём тут я? – потеряно спрашивает
Тимка. Мужчина коротко и оценивающе на него смотрит, после чего также быстро
говорит, постукивая пальцем по циферблату часов.

 – Ты просто случайный свидетель. Или я не
знаю, зачем ты им нужен.

 – Погодите! Почему я «вам нужна»? Зачем? –
громче, чем стоило, вклиниваюсь я.

 – А вот это уже тема для другого разговора, –
и, словно отвечая на мой немой вопрос, мужчина чуть ворчливым тоном прибавляет.
– Можешь не сомневаться, мы ещё увидимся. Не в этом году, надеюсь; но в
следующем точно!

Я ему
почему-то не верю. Не внушает этот человек – или всё-таки колдун? – мне
доверия, даже несмотря на то что он вроде как спасает нас. Мужчина, как будто
чего-то недоговаривает.

А, может, мне
это просто кажется? Напомнить-ка, кому я верю на слова?

Да всем
подряд! Только вот между словами «просто верить» и «доверять» о-го-го какая
разница, скажу я вам. Ведь даже к Снежке я начала проникаться симпатией, пока
она не рассказала… Пока не раскрывалась правда.

 – Я всё! – неожиданно появляется прямо перед
нами ещё один человек, судя по голосу – девушка. Я готова поклясться, что эта
девушка умеет становиться невидимой, ведь она появилась совсем рядом с нами из
ниоткуда.

 – Отлично, – тотчас обрывается на полуслове
мужчина с проседью в волосах, быстро натягивает капюшон, и снова ведёт нас
запутанными коридорами.

Пол здесь
удивительно ровный, поэтому шансов упасть мало. Хоть это радует. Я путаюсь в
длинных, а порой коротких, запутанных коридорах (но хоть не в ногах!), рядом
пыхтит Тимка, а вот ни шагов, ни тяжёлого дыханья наших проводников не слышно.
Единственный звук – шорох их плащей.

Внезапно
коридоры начинают светлеть. Но это происходит постепенно, поэтому глаза сами
привыкают к смене освещения.

Я не думаю ни
о чём, только бежать. Только бежать. Уцелеть. Выжить.

Неожиданно
наши спутника останавливаются, да так резко, что мы с Тимкой на пару едва не
врезаемся в ним.

 – Дай секунд тридцать, – тихо шипит женский
голос, и одна из фигур склоняется над дверью. То есть я хотела сказать: «над
запертой дверью».

Тот, что,
видимо, седовласый мужчина, осторожно выглядывает невесомой тенью из-за угла. Всё
тихо. Девушка что-то тихо бурчит-шепчет, слышится негромкий перезвон металла.

Те тридцать
секунд, что она занята, кажутся мне вечность. Да и, вероятно, не только мне.

 – Держи, держи и слушай меня, – колдун суёт в
мою руку ручку. Да-да, самую обычную ручку. Хотя, и ручка – оружие, острая
ведь! – Мы отвлечём их, а вы удирайте, быстро и тихо. Поворот налево, потом
сразу направо и прямо до упора. Ручкой взломаешь замок.

 – Подождите, как я это… – он пошутил? Как
ручкой, обычной шариковой ручкой, взломать
замок? Как он себе это представляет?!

 – Твои руки сами всё сделают. Уж мы об этом
позаботились, поверь, – в его голосе слышится какое-то неясное веселье. –
Думаешь, твои способности и силы с воздуха свалились?

 – Всё! – радостно оповещает нас женский голос,
и она пинком открывает дверь.

Мы застываем
на пороге. Фигуры в капюшонах как-то неясно ругаются и выходят вперёд, задвигая
нас себе за спину.

Погодите, тот,
который мужчина, сказал, что «мы отвлечём их, а вы удирайте, быстро и тихо…»,
то есть они нас «бросят»? Прямо в логове неизвестного врага? А если мы
заблудимся, перепутаем повороты или кто-то из преследователей успеет нас
достать?..

Потом! Всё
потом. Сейчас – бежать, думать – потом.

Человек шесть,
не больше. Но у всех на правом рукаве какой-то круглый символ. Я не могу
различить что-то большее, чем переплетение линий внутри шара – очки остались
дома на территории заповедника: вне школы или людной улицы предпочитаю
обходиться без них.

Нас явно не
ждали, а вот колдуны из Луча Солнце точно знали, кто за этой дверью. Но, надо
отдать должное «когтистым»: они быстро ориентируются, и только установленный
между нами полупрозрачный щит не позволяет заклятьям достичь цели (белые лучи
заклятий – оглушающие, поэтому если попадёт – считай, всё пропало). Что-то ещё
будет, раз Луч Солнца так уверенно противостоит втрое раз превосходящему
противнику.

Тимка рядом,
ровно как и я, – ни жив ни мёртв. В моей голове поразительно пусто. Ни паники,
ни страха. Ничего. Эмоции не успевают за событиями, но это и к лучшему.

Сейчас
главное – не упустить момент. И не запутаться в ногах (хотя я этим редко
страдаю), это важно.

И Тимку за
рукав я хватаю не только, чтобы не потерять. И чтобы как-то, неизвестно как,
успокоиться. Удивительно тёплая ладонь живого человека действительно помогает,
словно я теперь не одна в этом безумном омуте страха.

Колдуны Луча
Солнца круто взмахивают полами плащей и отвечают «когтистым» меткими и тонкими
заклятьями.

Очень скоро,
мне приходится пригнуться, и луч белого света врезается в стену над моей
головой, оставив в ней немалую вмятину. Я крепче стискиваю чужую ладонь и тяну
мальчишку за собой. Наверное, ему боль от того, как сильно я его держу, но, в
тот миг нам обоим не до этого.

Мужчина и
девушка как и говорили, отвлекают внимание и не позволяют «когтистым» – всем и
сразу – бросится за нами вдогонку.

Поворот
налево, потом сразу направо. Я волоку Тимку за собой, хотя понимаю, что увеличить
собственную скорость – не в моих силах. Будь я одна – да, получилось бы, но я
не одна. Непривычно, что я быстрее кого-то: обычно всё происходит с точностью,
да наоборот.

Когда мимо
меня пролетает луч зелёного цвета, я понимаю, что всех двоим нашим «спасителям»
не удержать. Понятия не имею, сколько ещё дышит нам в след. Один или все
шестеро! Сколько?!

Впереди –
дверь. За выходом, скорее всего, свобода.

До свободы
всего несколько метров! Мы даже не тормозим. Хотя, может Тимка и пытается, но я
– нет. Сердце пускается в ещё более бешеный пляс. Почти на свободе! Почти!

Я почти
врезаюсь в дверь, пытаясь осознать, какие «инстинкты» должны мне подсказать,
как открыть этот замок ручкой. Тот в плаще сказал, что каким-то чудом я пойму,
что делать. Но я ничего не понимаю! Очень хочу запаниковать и заплакать, но в
кое-то веки рада, что эмоции не поспевают за событиями.

Единственное,
что подкидывает мне голова – это начать на кончик ручки, как если бы была
необходимость написать что-нибудь.

К моему
просто нечеловеческому удивлению, ручка вмиг начинает нагреваться и вспыхивает
красным, и от неожиданности я роняю её на пол.

Чужие шаги и
нечленораздельные вопли уже близко. Нечего терять время зря: я подхватываю
ручку с земли. Только не сразу понимаю, что это «нечто» – моя ручка, которая
теперь вдруг пускает красный луч из носика, где должен торчать стержень.

Я лишь крепче
сжимаю свободной от Тимки рукой ручку. Точно! Неужели, те самые люди, Луч
Солнца, повлияли каким-то образом на то, что на практических занятия я колдую
лучше всех остальных? Эта мысль приходит неожиданно и почему-то от неё где-то в
глубине, – даже нет, не в глубине, вдалеке, – становится легче.

По моему телу
в первый миг пробегает ток, когда я поднимаю с пола ручку, – она по-прежнему
тёплая, но не горячая, – а потом действительно понимаю, что делать. Это
элементарно! Просто… расплавить замок?

Не знаю, что
красный луч в мгновение делает с замком, но всего секунды через две я, также
как и та девушка в плаще, пинком открываю её. На случай, если за ней кто-то
есть. Но там никого нет.

За этой
дверью свобода! Я слышу шум города.

 – Бежим! – я снова хватаю Тимку за руку. Хотя
в этом нет никакой необходимости: мальчишка не дурак, если путь к свободе
открыт – надо бежать.

Впереди
какой-то нелицеприятный задний двор, а за ним виднеется свет города. По крайней
мере я надеюсь, что это город, а не многоглазое чудовище.

В миг нас
поглощает тьма ночи. А следов мы не оставляем – снег так ещё и не выпал в этом
городе. То, что мы на Земле, я уже не сомневаюсь – машин у колдунов не водится!

Я едва не
подворачиваю ногу, перепрыгивая полузамёрзшую лужу. Теперь надо найти светлое
и, обязательно, многолюдное место, пока не придумаем, что делать.

Вряд ли
колдуны, мало того, что осмелятся соваться к людям; так ещё сложно будет
проигнорировать толпу странных людей, что пытаются силой увести мальчика и
девочку куда-то. А я, в случае чего, буду вопить. Громко. Нет, даже очень громко!

Тимка
неожиданно дёргается в сторону, когда перед нами пролетает автомобиль. Я
запоздало замечаю, что мы едва не вылетели на трассу прямо под колёса
автомобиля.

Зато за трассой
сияет вывеской какой-то оживлённый торговый центр. Как раз то, что нам нужно!

 – Пошли, – рявкаю я, потому что мальчишка явно
в ужасе. И от чего бы?.. – Да это не монстры, пошли уже!

Я стираю
кровь с щеки. Не помню, как и когда порезалась, просто только сейчас замечаю.

В мире
колдунов нет машин. Сомневаюсь, что Тимка хоть когда-то о них слышал.

Я
предпринимаю вторую попытку пересечь улицу, перед этим пообещав себе отпустить
рукав Тимки, если он опять начнёт сопротивляться. Но брат Алисы покорно перебегает
дорогу прямо перед несущейся машиной вместе со мной.

 – Не паникуй и не ори, – на всякий случай
предупреждаю я, когда мы достигаем нашей цели.

Точно, скоро
ведь новый год, вот люди и не спят, а по магазинам ходят.

Кстати, какое
сегодня число? Сколько нас не было дома? Заметили ли нашу пропажу взрослые?
Ерунда, конечно заметили! Тимка сказал, он в камере просидел больше двух суток:
значит, прошло не меньше трёх дней. Нас должны были начать искать!

Я чуть
засматриваюсь на ярко горящий магазин и его украшения. В центре искусственная
елка, а под потолком, – моё любимое! – большие разноцветные шары. Здесь можно
передохнуть.

Вокруг нас
так и снуют люди, правда, я улавливаю в их речи несколько непривычные словечки.
Язык-то русский, только другой… диалект? Вроде и понимаю их отлично, но
мелькают слова неизвестные мне. Да, мы определённо далеко от центра страны, но
ничего больше сказать не могу.

 – Тимка, если не хочешь, чтобы на тебя
продолжали таращиться, сними плащ, – советую я, всё ещё пребывая в раздумья о том,
что нам дальше делать. И как попасть домой.

И стоит мне
вновь подать голос, как накатывает облегчение. Мы вырвались! Вырвались! И мы
живы! Оба!

 – Э-это что такое? – перепугано спрашивает
Тимка, едва ли не прячась за мою спину. Я поворачиваюсь в сторону «монстра»,
раздумываю, что именно он увил, и смутно догадываюсь, что для меня это что-то
не страшно.

И верно. К
нам едет на игрушечной машинке с мотором какой-то мальчик на вид лет четырёх и
широко улыбается. Едва доехав до нас, мальчик с важным видом сигналит и
разворачивает руль.

Меня
пробивает на смех, когда я снова гляжу не то на напуганное, не то на изумлённое
лицо Тимки.

 – Вернёмся домой, я тебя ещё обязательно
познакомлю с Землёй! – выдаю я и всё-таки прекращаю смеяться. – Есть идеи, как
домой вернуться?

 – Кристалл они забрали, – мальчишка
выворачивает карман, – запасного у меня нет. Я вообще планировал использовать
круг миров.

 – Ладно… – бормочу я, а взгляд цепляется за
перепачканные сапоги, и…

 – А-а! – Тимка проявляет чудеса реакции, и мы
оба летим за большую, искусственную клумбу посреди торгового центра. – Они нас
нашли! Как они нас нашли?

Я не успеваю
ответить.

Я снова
хватаю его за руку, тяну в сторону. Мы пробегаем несколько метров, залетаем за
поворот. Шансов уйти от «когтистых» у нас мало, но если…

Бежать!

Бежать.
Бежать, как можно быстрее и как можно дальше.

Бежать! Это
навязчивая мысль бьётся у меня в голове, и я слепо следую ей. Сейчас всё
остальное отходит на второй план, и ни капельки меня не интересует. (Не до того
сейчас!) Главное – бежать. Бежать без оглядки.

А уж потом,
когда выберусь или выберемся, – это как получится, – разберусь, кто такие
«когтистые», чего они от меня хотят и зачем похитили. Потом разберусь, что за
Луч Солнца, зачем они меня… нас спасли.

Ах да, ещё,
зачем запихнули в меня зверя! Это ведь кто-то из них сделал, раз нет?

Внезапно
позади всё стихает, а в следующий миг я вдруг отлетаю в сторону. Вот откуда я
не ждала удара, так это от него! Неужели мальчишка решил воспользоваться моим
советом?

Получается, я
сама подписала себе приговор ещё месяц назад?!

Хотя, какой
смысл-то подставлять меня?.. Но я тотчас одергиваю себя: повод есть всегда.
Например, поймай «когтистые» меня, они могут махнуть рукой на мальчишку,
скрывшегося в толпе. Он ведь всё равно застрял в этом мире!

Иронично.
Вдруг на душе становиться как-то легко, и даже не так страшно погибать… Всё
равно, кому я нужна? Я едва удерживаюсь от едкого смешка, пока не поворачиваю
голову и не… вижу…

Веселье
сменяется изумлением. Парнишка падает на холодный пол рядом со мной, а на моих
губах так и застывает ухмылка.

А как же
принцип «каждый сам за себя»?…

Глава
двадцать девятая. Только раз, и больше никогда, или Я ни разу не герой!

Тимка! Удар пришёл, откуда не ждали, – кажется, так говорят в
подобных ситуациях?           

Я отлетела в
сторону и рухнула на ледяной пол как подкошенная. Нет, ноги-то не пострадали,
пострадала голова. И тут я даже не знала, что больше меня подкосило: то, что я
сильно приложилась затылком о бортик клумбы или то, что Тимка, видимо, решил
последовать моему совету «каждый сам за себя».

Но я
ошибаюсь:

Парнишка
валяется рядом со мной лицом в пол. Волосы на макушке забавно сбились, но мне
не до смеха. Кровь заливает пол, свитер на спине разодрана.

Зачем? Зачем
Тимка… спас меня? Зачем?! Зачем!

Мой мир
рушится на глазах. Ничего не понимаю! Я ничего не понимаю. Я ведь прямо ему
сказала, что сама его спасать не стану. Не стану ведь?

Теперь я не
могу ответить также однозначно на этот вопрос. Тимка меня спас. Спас. А я брошу
его. Брошу ли? Без него до дома – только руку протяни, в прямом смысле, а с ним
– нас быстрее схватят, чем я доберусь до Тимки.

Впервые в
жизни я колеблюсь. Нас убьют, если поймают, – зачем им беглецы? – а я даже не
знаю, насколько сильно его ранили. А если попаду под белый луч – вырублюсь
мгновенно, и о спасении придётся надолго забыть.

Тимка лежит
на полу, и кроме странных хрипов из его горла, я не слышу ничего. Это плохо. Лучше
бы брат Алисы кричал и задыхался от боли. Тогда я хотя бы знала, что он точно
жив и не на пороге смерти, раз хватает сил на такой громкий звук.

Но Тимка нем
как рыба, и я теряюсь. Вроде и нельзя бросать «невиновного» на растерзание
«злодеям», но с ним нам обоим конец.

Пожалуйста,
пожалуйста, что мне делать? Что делать?

И снова
вопрос без ответа. И опять не озвученный вопрос. И безмолвный крик души.

 – Что за ерунда? – шиплю я, но собственный
голос едва слышу. Собираю силы, поднимаюсь с пола: нельзя забывать, где мы.

Почему всем
всё равно на нас? Почему прохожие делаю вид, что вообще не видят нас? А вдруг
правда не видят? Мы ведь колдуны, как-никак…

Я миг –
невыносимо долгий миг – колеблюсь, уже собираюсь бежать. Чем больше думаю,
сомневаюсь, тем ближе «когтистые». Спастись самой «наверняка» или рискнуть
поиграть в героя? Я ведь всегда хотела быть героем…

Ключевое
слово «хотела», но никогда не была и даже не пыталась стать. Потому что быть
героем – значит жертвовать собой ради других. А я так не хочу. Я лучше буду
эгоисткой, зато целой и живой.

 – Только раз, Тимка! – не то опять шиплю, не
то бросаю словами вызов я.

Кинуть ещё
успею, а если оставлю сейчас, уже вернуться не смогу.

А где там
наши преследователи? Я тут уже секунд шесть стою на месте, не в силах сделать
выбор. Я поднимаю голову от пола.

На меня
глядят пустые глаза маски одного из «когтистых». Либо сейчас, либо уже никогда.

Я поступаю,
может и глупо, зато это срабатывает: переворачиваюсь и со всей силы бью под
колени замешкавшегося врага. Я не обладаю хорошей физической подготовкой, но
тут нужна чёткость и скорость, а и то, и другое у меня есть. У него мало шанса
удержать равновесие. Я стремительно вскакиваю на ноги, каким-то чудом, не
иначе, уворачиваюсь от рук следующего врага. Он внезапно замирает, будто
парализованный, когда в мыслях я молюсь о том, чтобы только меня никто не
достал.

Дальше даже
сложно предположить, как сильно мне везёт. Зелёный луч разрезает лицо над
правым глазом, а я только и успеваю, что пискнуть от неожиданности.

Я цепляюсь за
ворот куртки Тимки. Лён, сам того не предполагая, спас нам жизнь.

В последний
миг кто-то из «когтистых» что-то орёт, и меня хватает чья-то крепкая рука. Но
брелок-переходник уже сломан.

Нас кружит в
воздухе, я не могу ничего сделать, только зажмуриться. Одной рукой продолжаю
ещё крепче стискивать ворот куртки Тимки, другой – ручку-лазер; а чья-то чужая
рука как вонзилась своей звериной хваткой в меня, так и не отпускает. Кровь
заливает правый глаз.

Внезапный
удар о землю на миг, кажется, оглушает меня. А потом я прихожу в себя, и без
ручки в руке.

Нехотя открываю
глаза: надо мной шокированное и притом знакомое лицо.

 – Блин… давно не виделись? – не могу удержаться,
чтобы не подшутить над его лицом.

Удивительно
резво откатившись в сторону, – а я и не думала, что во мне остались силы на
хоть что-то, – вскакиваю на ноги и снова оказываюсь на земле: уворачиваюсь от
очередного заклятья, приземлившихся на ноги «когтистых».

В поле моего
зрения попадает Вася, орущий нечто мне непонятное, но и он промахивается мимо
одного из двух наших преследователей. Ручку я потеряла сразу после приземления,
но вот она снова у меня, и на сей раз я не промахиваюсь: сбиваю с ног того,
другого, который сейчас пытается достать Васю. А про Тимку, похоже, все уже
позабыли.

Что ж, это к
лучшему – от брата Алисы сейчас мало толку, но хотя бы защищать его не надо.

Пальцы левой
руки почему-то плохо гнутся, я мысленно ругаюсь и меняю руку. Над головой
что-то взрывается, потом заклятье летит точно в меня, но я успеваю откатиться в
сторону, и мои волосы и голову припорашивает сверху землёй.

Громко
хлопает дверь, слышится женский визг, снова что-то взрывается. А затем прямо из
раскрытой двери выскакивает женщина, вокруг чьих пальцев вьётся вода. Она одним
ударом вырубает сбитого мною с ног противника.

Второй,
более-менее целый, подхватывает своего напарника, и вдруг оба растворяются во
вспышке света. Я падаю на колени, даже не чувствую боли, ручка выскальзывает из
вмиг ослабевших пальцев. Кажется, будто я сейчас вот-вот отключусь.

А потом я
снова просыпаюсь. Потрясение сходит на «нет», мысли снова начинают крутиться в
голове. Я поднимаюсь на ноги и нетвёрдой походной направляюсь к женщине с
Тимкой. Место незнакомое. И женщина тоже незнакомая. Куда нас привёл брелок
Лёна? К нему домой, наверное… Он, кажется, что-то такое говорил… Про то, что
надо как-то этот переходник настроить, иначе я окажусь у него дома. Что ж, мы и
оказалась.

Я оглядываю
немного разрушенный дворик. Близь меня какой-то куст дымится и местами ещё
горит, какое-то дерево лежит на земле, и несколько ям в земле, как от
мини-взрыва.

 – Ч-что… с ним? – голос какой-то у меня
надтреснутый. Опять стираю кровь, заливающую правый глаз. А боли почему-то
по-прежнему нет.

 – Без понятия, но Олегу Михайловичу я уже
позвонила, – не повернувшись, бросает женщина, прощупывая пуль Тимки. – Живой.

 – Хэй, мисс Кис-Кис, как такое возможно? – и
меня тотчас сгребают в медвежьи объятья. Лён немного выше меня, но это ведь не
он едва стоит на ногах! Видимо, Лён выскочил из дома вслед за женщиной.

Не могу
сказать, что мне неприятно, когда кто-то вот так меня обнимает. На самом деле с
тех пор, как я оказалась в этом мире, меня вообще никто не обнимал. Поэтому мне
очень приятно. Только вновь ощутив
рядом тепло чьего-то тела, понимаю, как я скучала по такого рода поддержке.
Словно утопающий, хотя я он и есть, – только утопаю я в собственных эмоциях,
отчаянье, – обхватываю его со спины, положив голову на чужое плечо.

Я не люблю
обнимать кого попало, но сейчас мне всё равно на то, что я делаю.

Потому что
мне вдруг становиться до ужаса страшно. Потому что мне так плохо, что словами
не передать, и всё же лучше, чем прошлой зимой. Я теряю последние осмысленные
мысли, когда наконец-то понимаю, что кто-то – совсем недавно – всего пару
секунд назад, на самом деле пытался отнять мою жизнь. Потому что всю тяжесть
случившегося я осознаю только сейчас. Потому что я не хочу умирать.

И, как на зло,
прямо сейчас голова окончательно идёт кругом, а ноги подкашиваются, но ведь
нельзя показывать слабость кому попало? Я практически оседаю на землю, но опять
грохнуться трупом на землю мне не позволяет Лён.

 – Точно как в нашу первую встречу, Пернатый, –
бормочу я, пытаясь усмехнуться.

 – Только тогда ты хоть на ногах стояла, мисс
Кис-Кис, – отвечает Пернатый, и мне кажется, он улыбается.

 – Паршиво. А ещё это – позор. Второй раз при
тебе меня ноги не держат, – смеюсь я, лежа на земле. – Это уже проклятье.

 – Выше нос, Кис-Кис. Поверить не могу: ты… вы
всё-таки живы! Живы! Вас ведь не было…

 – Живы, – подтверждаю я, – и только что
разнесли часть вашего, вероятно, ранее милого садика.

 – Ерунда, – отмахивается Лён. – В-вы живы, и
это главное. Вас не было тринадцать дне! Почти две недель…

 – Сколько?! – я резко сажусь, позабыв
слабость. Голова вмиг вспыхивает болью.

 – Тринадцать дней и… полдня, если быть точнее.

Я продолжаю
таращиться на Лёна, отчасти надеясь, что это просто глупая и ни чуточки не
смешная шутка. Но он смотрит непривычно серьёзно.

 – Но… – слабым голосом заикаюсь я, пока ещё не
придумав, как обрисовать вопрос. – Но тогда… где мы были эти тринадцать дней?

Ответ
приходит сам собой. Я неожиданно вспоминаю те несколько болезненных пробуждений
в камере. Неужели мы провели в плену практически две недели и даже не заметили
этого? Хоть тут нет ничего удивительно, если подумать. Мы ведь почти всё время
находились без сознания.

 – О-ох… – со стоном, я снова ложусь на землю.
Так проще оставаться в сознании.

Не знаю
почему, но сейчас я больше всего боюсь отрубиться или заснуть и проснуться в
своей кроватке на Земле. Боюсь, что всё пережитое, начиная с того, как я
впервые увидела Васю, – лишь сон. Просто сон. Ничего больше.

Я разглядываю
облака и совершенно не ощущаю холода. А ведь сейчас, выходит, уже на носу висит
Новый Год? Но облака плывут и плывут, чужие голоса до меня с трудом долетают.

Неожиданно
вместо облаков возникает обеспокоенное лицо Дмитрия, чьего отчества я до сих
пор не знаю.

 – Я жива, беспокоиться на надо, – скривив губы
в улыбке, говорю я.

 – Нехило вас потрепало, но главное – все целы.
Олег сейчас как раз твоим товарищем занят, говорит, рана серьёзная, но жить
будет. А я давай-ка помогу тебе, – только я успеваю обрадоваться, что Тимка жив,
как меня рывком ставят на ноги. – Как-никак, я по профессии лекарь, даже если
немного увлёкшийся политикой.

И снова я
мыслями оказываюсь далеко. В сознание меня приводит резкий запах из какого-то
тюбика, не успев опомниться, я морщу нос и не удерживаюсь от ехидного
комментария.

Дмитрий хмыкает.

 – Заживляющая мазь. Пахнет не очень, зато
опомниться не успеешь, как от царапины уже ничего и не останется. Сама
справишься или тебе помочь?

 – Сама, сама – бурчу я, забирая тюбик с мазью
и высматривая зеркало. В этой комнате я точно никогда раньше не была. – Хм…
да-а!

Выгляжу я,
мягко говоря, не очень. Вся перемазана кровью, и большей частью не своей. Я,
правда, рада, что Тимка жив. Что он выжил.
Потому что брат Алисы не виноват в том, что попал «под горячую руку».

Но вернёмся
ко мне любимой и ненаглядной. Кто-то, видимо, попытался стереть кровь с моего
лица, но потерпел неудачу. Хыхм, а я ведь даже этого не заметила.

Боли я
по-прежнему не ощущаю. Кажется, что она просто-напросто опаздывает, и в кое-то
веки меня пугает тот момент, когда боль придёт. Рану замазываю, стараясь не
думать о мерзком запахе, от которого меня подташнивает. Повезло ещё, наверное,
что я давно не ела.

 – Ещё раны есть? – спрашивает Дмитрий.

Я качаю
головой, и мужчина протягивает мне стакан с какой-то мутной жидкостью.

 – Что это? – спрашиваю я, недоверчиво
разглядывая «напиток».

 – Тебе нужно отдохнуть, поспать, а, учитывая
всё произошедшее, это будет нелегко.

Я в ужасе
таращусь на стакан. Нет, если я засну, то могу просто проснуться и понять, что
ничего – ничего! – не было на самом деле. Ни мира колдунов, ни всех этих
колдунов, ни даже этого похищения.

Тогда я точно
крышей поеду…

 – Нет, – я стараюсь придать голосу твёрдость, но
не уверена, что попытка удалась.

Дмитрий хмурится.

 – Аня, я понимаю, тебе страшно, но благодаря
этому ты сможешь нормально отдохнуть, – пытается уговорить меня Дмитрий. А я
чувствую себя поехавшей истеричкой, когда в ужасе шарахаюсь от него.

 – Нет! Я не хочу! Я не хочу! Мне не нужно
отдыхать, я справлюсь и не буду пить это зелье. Не хочу!.. – я осекаюсь, потому
что истерика вырывается наружу. Я не могу её сдержать.

Но вместо
ожидаемых слёз и криков, в мою голову лезут воспоминания о сегодняшнем дне.
Они, словно разрывают мою голову, причиняя нестерпимую боль.

В памяти всплывают
горящие ненавистью и настоящим, жарким огнём глаза. И его хищный, безумный
оскал, и смрадное дыхание изо рта…

Я не кричу.
Не кричу от боли, не кричу, потому что не могу прогнать эту картинку из головы;
только сильнее сжимаю голову руками! Помогите… нет, никакой помощи, я должна
сама…

Сознание
плывёт, а я лишь сильнее сжимаю руками голову, пытаясь совладать сама с собой.
Ничего больше для меня нет, кроме того «психа» из Когтя и его желания
перерезать горло мне прямо тогда.

Надеюсь, я тогда
всё-таки потеряла сознание, и никто меня «сонным» зельем не опаивал. Хватит с
меня зелий.

Я рывком
сажусь, едва сдерживая крик внутри. На миг, на страшный, ужасный миг мне
кажется, что я в старом доме, что всё это и правда сон.

Но боль,
сильная боль во всём теле и всё та же комната, где я была до того, как потерять
сознание, меня успокаивает. Даже после того, как я едва не умерла пару раз,
самый большой мой страх – Земля. Забавно. Кто-то, наверное, наоборот, мечтал бы
после такого «приключения», чтобы это самое приключение оказалось сном, а сам
он, как был обычным школьником, так им и остался.

А я не хочу.
Меня тянет в самое пекло и сейчас, когда разум трезв как никогда раньше, я
понимаю, что на похищении и побеге всё не закончится.

Страшно? Да.
Хочу ли я, чтобы всё закончилось, и продолжать жить в мире колдунов самой
обычной жизнью? Увы, уже нет. И вряд ли когда-нибудь в моей жизни ответ
изменится.

Меня всё
устраивает.

Появляется
незнакомое мне домовое приведение и робко спрашивает, готова ли я принять
гостей.

 – Да, а чего мне терять? – пожав плечами,
откликаюсь я и встаю с дивана. Это действие сопровождается болью, но я слишком
любопытная особа.

Поэтому руки
в ноги и вперёд.

В дверь
раздаётся стук, а затем она робко открывается.

Алиса и Фёдор
бросаются на меня со слезами и объятьями. Алиса не перестаёт шептать, как
хорошо, что я жива, что нашлась, что всё хорошо, и всхлипывать. Фёдор лишь
сильнее сжимает нас в объятьях, тоже то и дело шмыгает носом.

 – Ты… нас до смерти напугала. Больше не
пропадай, – он тоже плачет, но всё-таки облегчённо улыбается.

Из-за такого
тёплого приёма и радость за моё возращение, мне самой хочется расплакаться. К
глазам подкатывают слёзы, которые я силюсь сдержать, но потом думаю… и тоже
реву. Реву, как маленькая, реву и сильнее прижимаюсь к тёплым рукам.

Я кому-то
нужна. Неужели даже в новом мире я кому-то нужна?

Эти люди
кажутся мне самыми близкими на планете, в этом мире. Прошлая жизнь улетает
далеко, и я не чувствую себя виноватой перед настоящими родителями за то, что,
похоже, обрела новых. Больше нет. Я не знаю, что стало с моими настоящими
родителями и не позволю пустить всё на самотёк, но я хочу быть счастливой.
Впервые мелькает лучик света, обещающий показать мне настоящую жизнь. Выдернуть
из того серого забытья, в котором я жила в мире людей.

Я ещё теснее
прижимаюсь к Алисе с Фёдором, и ощущаю, что они обнимают меня ещё крепче. Хотя,
куда уже крепче – задушат!

 – Спасибо, – тихо бормочу я, – но так, чтобы
они услышали, – когда голос хоть немного начинает меня слушаться и напряжение выходит
наружу вместе со слезами. Вместе с ними я отпускаю страх, отпускаю пережитое.

Я прямо
сейчас ощущаю, что могу дальше жить.

Я хотела
сказать им много, но, думаю, у нас ещё будет время. Целый вечер для душевного
разговора.

Мне важно
донести до них, что они теперь для меня значат. Я хочу сказать Алисе и Фёдору
спасибо за то, что они приняли меня в свою семью. За то, что им не всё равно на
меня. Я понимаю, люди редко плачу от счастья, и сейчас Алиса с Фёдором плачут,
скорее, от облегчения. Они рады, что мы живы, и… я не уверена: ощущение, как
будто это греет душу изнутри, пробиваясь через сотни и тонны стен. Потому что
что-то во мне обрывается, падает вниз безвозвратно, и это «что-то» мне совсем
не жаль.

Словно едва
тёплые угольки внутрь снова начинают нагреваться. И я вновь вспоминаю свою
прежнюю семью. Сердце колет боль. Да, несмотря на обиду, я всё ещё люблю их.
Очень люблю.

 – И мы обязательно встретимся! Мама, папа,
люблю вас, и скучаю.

Но сейчас они
далеко, и я могу жить и попытаться рискнуть найти в этом мире новую семью. Однако,
быть может, я её уже нашла?

Надеюсь, что
это так. И у нас впереди длинный вечер и долгий разговор.

Только
сначала я в душ, а разговоры потом.

И у нас
выходит душевный вечер. Я размазываю слёзы, Алиса плачет, Фёдор пытается строить
мужественный вид, но это выходит у него плохо. Я таки нахожу свою любимую
мягкую игрушку, которой раньше заменяла реальных людей, потому что раньше
истерик и слёз было больше. Гораздо больше, и зелье «Поглотитель» явно этому
способствовало, если не являлось главной причиной (надеюсь, что являлось, но
знаю, что это не так).

Мы говорим
обо всём на свете, я говорю о своей прошлой жизни; о том, что мне нравится в
нынешней; и о том, что, просто испугалась, когда они предложили звать их как и
полагается: «папа» и «мама».

Алиса с
Фёдором рассказывают о себе, рассказывают про Яну. Говорят, что мы чем-то
похожи. Хотя больше всего болтаю я. Когда не заливаю в себя этот необычный,
зелёный чай из листьев, чем-то напоминающих дубовые, и когда не лопаю любимые
пироги с капустой, конечно.

Через пару
дней решаю навестить Тимку. Вроде как он идёт на поправку…

Глава
тридцатая. Я впервые делаю это, и уже профи в «этом»

Окончательно
оклемавшись, после случившегося психологически (на самом деле я не уверена, что
здесь подходит слово «окончательно», потому что похищение я всё ещё вспоминаю с
содроганием), вызнаю у Алисы с Фёдором нужные мне адреса. В школу мне пока
разрешено не ходить, поэтому… отдыхаю!

Я никогда до
этого не была дома у Тимки, но это строение мало похоже на нашу избу. Скорее,
простой домик, с красной крышей и белыми стенами.

Несмело стучу
в дверь, надеясь, что никакой ошибки при перемежении не допустила. На пороге
появляется бородатый и жутко улыбчивый мужчина. От него так и веет радостью и
жизнью. Раньше меня такие люди… не побоюсь сказать «пугали», но теперь что-то
изменилось. Я по-прежнему смотрю на них с недоверием, но теперь я хочу понять
их.

Откуда-то
мужчина меня знает, и сразу говорит, где найти Тимку. Я спокойно благодарю его
и спешу в указанном направлении, не обращая особого внимания на «убранство»
дома.

«Здесь
миленько» – мелькает вежливая мысль, пока я мнусь перед дверью второго этажа.
Так! Нельзя трусить! Только не сейчас, только не после того, что случилось!

 – Привет, – в итоге я забиваю на «постучаться»
и просто вхожу. Слишком волнуюсь, чтобы думать о таком.

Тимка сидит
на кровати, с какой-то книгой в руках. На этот раз он даже не похож на
мертвеца. Что ж… это значит, что скоро совсем придёт в себя. Надеюсь…

 – Аня? – удивлённо спрашивает мальчишка,
поднимая на меня взгляд.

 – Давно не виделись, – просто говорю я,
прохаживаясь по комнате и с интересом рассматривая всё вокруг. Тимку такое
внимание, похоже, смущает.

 – Да, хах, да, – неловко говорит он, пытаясь
посмеяться. – Я был уверен, ты меня там бросишь.

 – Очень хотелось. Правда, – бормочу я, но совершенно
честно.

 – Спасибо, что не бросила.

 – Зачем ты меня спас? – задаю я вопрос, что
тревожит меня долгое время.

 – А что мне делать, если бы пострадала ты? Бросить? Шутишь, я слишком большой трус,
а попытайся я спасти тебя… уверен, погибли бы мы оба. Я слишком большой
неудачник… Притом, я слишком люблю свою сестрёнку. Если не нравится мысль, что
я спас тебя, то можешь думать, что я сделал это ради Алисы. Один – лучше, чем
ничего, разве нет? – странная логика, но мне она совершенно ясна. Я тоже часто
ей пользуюсь. – А… э, да… Ты как? Всё хорошо? – неловкостью даже пахнет в
воздухе, но я упрямо игнорирую её.

 – Ага… всё просто ужасно! Я прямо с постели
встать не могу! Помогите! Умираю! – картинно готовясь упасть прямо тут в
обморок, говорю я и подмигиваю Тимке. Чёрт, мне нравится его смущать, он очень
милый в такие моменты! – А если серьёзно, то это уж мне у тебя надо спрашивать,
раз это я к тебе пришла.

 – Ну, живой, как видишь, – просто пожимает плечами
Тимка, не зная, куда пристроить свой взгляд. Я поступаю проще: без разрешения
усевшись на кресло, задумчиво разглядываю стену напротив.

Мы молчим. Я
собираюсь с мыслями. Я должна
извиниться. Даже если я до этого последний раз извинялась… вряд ли вспомню,
когда, но то было очень и очень давно, да и, скорее всего, неискренне. Кажется,
это было как раз после единственной в моей жизни школьной драки лет пять назад.
Тогда учительница заставила нас всех помириться, пожать друг другу руки и
извиниться. Мне не сложно было сказать пару слов, а вот остальные взбесились не
на шутку.

Наверное, это
первый раз, когда я извиняюсь перед кем-то, кто не связан со мной кровными
узами.

 – Я не знаю, что сказать, и я по-прежнему не
уверена в том, что хочу сказать, но… Я хочу извиниться; может быть, ты был
прав. Даже если нет, то мне не стоило так грубо отвечать, после того, как я
бросила тебе, когда ты решил подбросить бомбу-вонючку в кабинет истории
колдунов, – я замолкаю на какое-то время. – Здесь всё было по-другому, и я
сейчас не только про колдовство и всякие связанные с ним вещички, раньше я мало
разговаривала с кем бы то ни было. Кроме ответов на уроке, от меня сложно было
что-либо услышать, а тут… Тут каждый третий горит желанием завести с тобой
дружескую беседу. Мне казалось, что всем от меня что-то надо, что тут и не
пахнет искренностью.

 – А теперь ты хочешь сказать, я доказал свою
искренность? – подсказывает Тимка. Что-то в его голосе заставляет меня
оторваться от созерцания стены. Тимка улыбается, как-то мягко, даже чуть
насмешливо.

Но нисколько
не зло, обиженно или раздражённо. Он не смотрит с укором.

 – Ну… примерно это я и хотела сказать.

 – Ладно, я не в обиде, – снова удивляет меня
мальчик. Эй, куда делся вечно недовольный и обижающийся на каждую мелочь мальчишка?
– Надо ценить то, что есть, пока не потерял, – поясняет он свой ответ, но у
меня только больше вопросов.

После того
как я спрашиваю его об этом, с его лица сползает улыбка, а брови практически
сходятся вместе, настолько сильно он хмурится. Но потом вдруг вновь принимает
умиротворённый вид и полуулыбается:

 – Ну, не ты одна провела за размышлениями
последние пару дней, – и в ответ на мой немой вопрос «откуда ты узнал?»,
смеясь, добавляет. – Ты сама пришла ко мне, это раз. Ты спасла мне жизнь, не
бросив в том огромном здание с кучей странных шариков под потолком; и сейчас
стоишь тут и извиняешься, это два и три. Ещё причины нужны?

 – Думаю, хватит, мыслитель, – и когда в нём
столько наблюдательности взялось? – Что ещё мудрого надумал?

Этот вопрос-шутка
лишь наполовину. И Тимка это понимает.

 – Раньше я как-то не думал об этом. Мы
бессмертны и воспринимаем это как должное, но это ведь не так. Наша жизнь может
оборваться в любой миг, а мы её не ценим. – Я тоже об этом думала, после того
как нас спасли. – К тому же, – продолжает Тимка, – несколько секунд тоже могут
казаться вечностью.

Это он,
наверное, про то время, пока я раздумывала, сомневалась, стоит ли его спасать,
рискуя собой.

 – Меня это теперь по ночам не отпускает. Спать
толком не могу, – неожиданно признаётся Тимка, когда повисает тишина, и каждый
думает о своём.

 – Э-э-э… – а что мне сказать? В тот момент я
думала только о том, как уцелеть, в моей голове плохо сохранились воспоминания
о побеге. Смутные образы и обрывочные картины, но зато мысли того времени
хорошо отпечатались у меня в голове. То, как сломался привычный шаблон мира.

 – А ты? У тебя нет синяков под глазами, да и
вид бодрый. Как ты спишь? Или тебе ничего не снится?

 – Не снится. Сплю как и раньше, только
воспоминания иногда накатывают, но это и днём бывает, – честно отвечаю я, и
как-то тяжело мне от того взгляда, каким смотрит на меня Тимка.

 – Ясно, – отвечает мальчишка, и голос у него
какой-то глухой, придушенный.

Оставшееся
время, что я провожу у него, мы не говорим о пережитом. Обсуждаем, на какие
курсы пойдём со следующего полугодья. Практически на всех дополнительных курсах
изучают какую-то сторону колдовства более углублённо, чем в школе, поэтому у
меня они начинаются после первого полугодья. За исключением спортивной секции.

Я по-прежнему
собираюсь пойти на все.

 

Ладно, я не
буду врать, говоря, что заваливаюсь в гости к Королевским без приглашения,
только чтобы узнать, как себя чувствует Вася, которого тот луч едва зацепил. Я
скажу честно: мне просто нужен повод, чтобы поболтать с парнем, который
нравится.

Домовое
приведение провожает меня до комнаты мальчишки, и я несмело стучу в дверь. Вася
тотчас возникает на пороге. И с ним его ослепительная улыбка.

 – Аня!.. А-а… что-то случилось?

 – Я могу зайти? – спрашиваю я, в какой-то мере
желая поскорее начать разговор.

 – Ой, да… да, конечно, – Вася отступает с
порога, неловко потирая шею.

 – Да у тебя тут целый домик уместится! – не то
восхищаюсь, не то фыркаю я, оглядывая поистине огромную комнату.

Вася такие
слова, похоже смущают. Он садится на стул, я сажусь на диван напротив него. Я
хочу оттянуть миг, когда придётся поднять истинную причину, зачем я пришла. Вася
тоже сидит, молчит: видимо, догадался, а может, с самого начала знал, зачем я
пришла.

Но я не люблю
ждать, поэтому начинаю немедленно:

 – Помнишь, ты спросил, можем ли мы остаться
друзьями?

Он поднимает
на меня взгляд. На миг вся смелость пропадает, мысли мешаются, а внутри что-то
трепещет. Вася смотрит мне прямо в глаза, и решимость как улетела, так и не
собирается возвращаться. Приходится сделать глубокий вдох, успокаиваясь, чтобы
найти в себе силы продолжать говорить.

 – Ты просил сказать, что я решу. Я решила, –
мне кажется, он напрягается при этих моих словах, – если ты по-прежнему хочешь
со мной дружить, то я не против. Только… не теряй бдительность, я люблю
сюрпризы, – сейчас я чётко вспоминаю злость и обиду в глазах Тимки на следующий
день после того, как я сбежала с места преступления, оставив его на растерзание
сердитому учителю, – без обид, если что.

На последнем предложении
я ухмыляюсь, глядя в офигенного цвета глаза. Вася тоже улыбается.

 – Здорово, правда, я очень рад это слышать!..
– Вдруг от мутно-зелёного стекла на столе начинает исходить противный писк. –
Ой, прости, ты только не подумай, что это из-за тебя, у меня просто курсы
через… пятнадцать минут начнутся! – паникует Вася, начиная торопливо закидывать
вещи со стола в рюкзак.

 – Ну, тогда увидимся в школе? Пока, – теперь и
самое неловкое позади.

Нет, опять я
вру, самое сложное – это извиниться перед Тимкой; признать, что, возможно, была
не права. Но тогда всё прошло удивительно гладко. Что ж, новый Тимка мне
нравится гораздо больше старого.

Обратно я
иду, погрузившись в свои мысли, поэтому Дмитрий, который окликает меня по
имени, едва не остаётся с носом.

 – Добрый день, Аня, – он смотрит внимательно,
но на сей раз куда приветливее. Теперь я снова сомневаюсь в том, что Первого
Декабря отец Васи нашёл отклик в той части души, который кричит: «Беда! Беги от
него!».

 – Здравствуйте, – киваю я, тоже остановившись,
– у вас тут так солнечно, прямо не хочется уходить!

 – Здесь и правда погода лучше, – отвечает
колдун, идя вместе со мной по коридору. – То, что произошло – ужасно, и я хочу,
чтобы ты знала: мы приложим все усилия, мы обязательно найдём вашего похитителя
и…

 – Похитителей, – поправляю я Дмитрия. – Их
было по меньшей мере семь… восемь. – Тот, с красными глазами сказал, что есть
ещё лидер.

Я не сразу
замечаю, как бледнеет после моих слов колдун. Несколько раз он открывает и
закрывает рот, шагая рядом со мной совершенно машинально. Я его вполне понимаю,
ведь ту самую книжечку про психологию разных существ как раз дочитала.

У колдунов
мир «правильный»: никто не нарушает законы, никто ни на кого не нападает, не
грабит, не убивает. Колдуны живут и процветают. А тут похищение! Ещё я понимаю,
что похищение одного означает, что могут похитить и второго, третьего,
четвёртого.

 – К сожалению, скрыть от масс сиё происшествие
нам не удалось, да и как объяснить, а главное убедить всех, что ничего
страшного не случилось?

 – Как это «не случилось»?! – сержусь я. – Как
это не случилось?! А то, что нас похитили, а затем пытались убить, это –
ничего?

 – Я не об этом, Аня, – устало возражает
Дмитрий, но я по-прежнему убеждена, что сначала он хотел сказать нечто другое.

 – А о чём тогда? – хмурюсь и переспрашиваю я.

 – То, что массам не обязательно знать
подробностей этого досадного инцидента. Я не сомневаюсь, это – разовый случай,
такого больше не повторится.

 – У вас есть гарантия?

 – Что такое гарантия? – спрашивает Дмитрий. Я
его вопрос пропускаю мимо ушей:

 – Вы может пообещать, что похищение – разовый
случай, и вы скоро отловите всех? – спрашиваю я в ответ, и знаю, что ни на
секунду ему не верю, если он ответит «да».

 – Я обещаю, – чуть помедлив, кивает колдун.
Либо врёт, либо не понимает, с кем связался. Какова цель Когтя, о чём тогда
говорил тот седовласый мужчина, пока мы ждали девушку?

Я зачем-то
нужна Когтю, но и Луч Солнца меня зачем-то спас. Тот мужчина из Луча Солнца
сказал, что я им нужна; интересно, что он имел в виду? Я что, мир могу спасти?
Нет, вообще-то я совершенно, совершенно не против спасти мир! Только страшно
немного.

 – Как вы спаслись? – наконец, спрашивает
колдун.

 – Боюсь, вы ошибаетесь, если думаете, что
сможете их всех переловить, – говорю я одновременно с отцом Васи.

Тот
неодобрительно качает головой, и я с досадой понимаю, что меня не воспринимают
всерьёз. Я не возражаю, потому что не вижу в этом смысла. Хотя, конечно, что
значат слова неизвестной защитницы с Земли или – если правильно – Неизведанных
Земель! И тут в моей голове всплывает ещё одна мысль.

 – Почему вы меня искали? Это-то можете
рассказать?

Дмитрий
замирает, словно борясь с собой, а потом снова расслабляется и кивает:

 – Не вижу причин молчать.

Признаться,
такого ответа я не ожидала: была уверена, что Дмитрий снова начнёт меня
уверять, будто нет причин для беспокойства, так и не ответив на мой вопрос.

 – После катастрофы шестнадцать лет назад нам
удалось выяснить, что некоторых колдунов утянуло в Неизведанные Земли,
вероятно, не у всех были с собой переходники. Слава Прародителям, мы знали, как
найти своих среди людей. Однако… поиск затянулся: некоторых мы нашли, а потом… несколько
свежих, растерзанных уже после катастрофы тел. Их убили люди, но в кармане
одного мы нашли записку и адрес.

Он просил нас
найти и позаботиться о чьей-то дочери, чьих родителей мы не знаем: среди
колдунов, оказавшихся на месте катастрофы, беременных не было. Я не знаю, кем
тебе приходился тот колдун; вероятно, он был твоим отцом, однако мне этот
вариант кажется маловероятным. Мы были знакомы лично, и ни жены, ни тем более
детей он иметь не собирался, даже если это противоречит всем нормам
общественного положения.

 – Каким нормам? – я цепляюсь за единственное
непонятное, потому что остальная часть не оставляет вопросов.

Дмитрий
смотрит на меня чуть удивлённо.

 – Я немного знаю о людях, но… кажется, у них есть
выбор заводить семью или нет?

Я киваю. И,
кажется, догадываюсь, к чему Дмитрий клонит.

 – Это обязательно: по достижению тысячи лет
женить и завести минимум одного ребёнка, иначе уважения тебе точно не видать.
Для этого есть и рациональная сторона… Судя по твоему виду, ты сейчас
собираешься возмутиться?

Я снова
киваю, не успев подобрать слов для дерзкого ответа, и прикусываю язык. Нет
смысла в словах: от них мнение общества не изменится.

 – Объясните?

 – Колдуны – самый малочисленный народ из Союза
Великих Видов. Даже несмотря на условное бессмертие, нас в три раза меньше тех
же горных приведений.

– А много
детей-погодок – дурной тон? – фыркаю я, не скрывая насмешки, и Дмитрий кивает,
снова удивляя меня. Это ведь была просто гадость-насмешка, а не «правда».

 – Что насчёт воспитания? Родить – ещё мало для
нормальной жизни, или на этом «обязательства» и заканчиваются? – я сразу
вспоминаю слова Семёна про ненавистную сестру и Первое Декабря, когда отец Лёна
устроил целое представление.

Мои родители
(те, с которыми я жила всю жизнь), может, и не родные, но несмотря на все
разногласия, любили меня и моих брата с сестрой. Только теперь приходит мысль,
что это не данность, а привилегия: не у всех такое есть. И я вдвойне везучая,
потому что теперь я также знаю, что и Фёдору с Алисой я дорога (наверное, не
как родная дочь, но на то я и не претендую).

Однако если
смотреть с другой стороны (той, что без магии), колдуны мало чем лучше людей; у
них также полно предубеждений и глупостей.

 – А как же перенаселение? – не удерживаюсь от
вопроса я.

 – А это… кажется, это когда жителей слишком
много для мира? Люди несовершенны, как и их мир.

 – А вы будто совершенны! – фыркаю я, даже не
скрывая насмешки. Их мир, может и чем-то лучше, но слишком много глупых правил
и обязательств, также как и у людей на Земле.

 – А в наш заложено природой: сколько мир может
вместить, столько и родиться. Может, ты заметила, что вас больше всего. По
двадцать человек в классе! Да такого, Слава Прародителям, со времён Великой
Вражды Приведений не было!

 – Вы отошли от темы, – это всё интересно,
только Дмитрий ответил не на все мои вопросы.

 – Тебе интересно? Я ведь и так почти всё
рассказал.

 – Вася, – поясняю я, помня, как при нашей
второй встречи поставила мальчишке синяк.

 – Боюсь, я не совсем…

 – Неизведанные Земли, верно? Как вы
согласились отпустить Васю туда, если так боитесь меня?

 – Первый раз он туда сбежал из большого
любопытства, а второй раз я едва согласился его отпустить: Вася торжественно
клялся, что встретил колдунью, которая слишком поспешно от него скрылась.

Я вспоминаю
тот скучный день и негромко хмыкаю. В голове легче лёгкого укладываются мысли,
что кто-то оставил лишь упоминание обо мне, и, возможно, мой отец; странное
ощущение, будто я это уже знала, но забыла.

 – Тогда почему прошло шестнадцать лет?

 – Мы нашли записку полтора года спустя, а
придя по адресу, обнаружили лишь остатки сгоревшего дома и явное присутствие
колдунов. Кто-то из твоих родителей, – или тех, кого ты считаешь родителями, –
точно колдун: через несколько часов после того, как ты ушла со Зверевыми, мы
обнаружили точно такие же следы в вашем доме. Спустя четырнадцать лет.

 – И вы приказала Васе со Снежкой следить за
мной, потому что я защитница, вы мне не доверяете и думаете, что я как-то связана
с теми колдунами, которые мои родители? – это даже не вопрос, нет, – утверждение.
Вновь обида поднимается из глубин, но я вспоминаю последний разговор с Васей,
ту радость в его глазах, после моей шутки.

 – Это была вынужденная мера, Аня… – и вот я
снова злюсь.

 – Конечно, – соглашаюсь я, и теперь могу
говорить об этом спокойно и не ненавидеть за глупость себя, – но, по-моему, это
не просто бесчестно и подло, но и низко. Я была о вас лучшего мнения, Дмитрий,
честно. До свиданья!

И снова я
ухожу в закат, махнув на прощанье рукой. Не знаю, какой эффект я произвожу на
взрослого человека своим уходом, может, он считает это глупым, но я собой
довольна.

Я долго
думаю, идти ли к Лёну, но в итоге отказываюсь от этой мысли, потому что… а
зачем?

Ещё через
пару дней я снова иду в школу, правда, всего на пару дней – каникулы на носу!
Снова неудачно приземляюсь, но на этот раз почему-то на меня таращатся все, кто
не занят чем-то супер-пуперважным. Это из-за того, что меня похитили, а я
вернулась живой? Наверное, почему же ещё.

Так странно
сидеть на уроках или идти по коридору и ловить кучу любопытных взглядов, но я
ведь люблю внимание. Через пару дней ко мне присоединяется Тимка, и я уверена,
что всех его знакомых поразило то, как он поменялся. Тимка теперь и выглядит
радостнее, и ведёт себя лучше. То есть, как пример, он теперь на пару с Семёном
не опаздывает на все подряд уроки. Кажется, он вообще теперь с ним мало
общается. Неужели послушал моего совета и разузнал, как друг отнёсся к его
«смерти»?

Как раз в
день его возращения, после уроков происходит нечто интересное.

Зачем-то всех
сегодня собирают в большом зале. Я никогда раньше там не была, но это место
ничем не отличается от обычного класса, только больше. И не стоит забывать, что
школа – замок! Или пародия на него…

Нас
выстраивают в ряды, Тимка незаметно пристраивается рядом со мной, но вплоть до
середины длинной – и на мой взгляд занудной речи – я не обращаю на него
никакого внимания. Да и он не стремиться обратить его на себя.

До тех пор,
пока директор – низенький, но крепкий мужчина с чёрными-чёрными волосами и
весёлый взглядом – не говорит:

 – И сегодня, в последний наш учебный день
этого года, хочу задержать вас ещё всего на пару минут и обратить ваше внимание
на последние новости, – он делает короткую, многозначительную паузу. – Думаю,
все мы были потрясены внезапной кончиной двух наших учеников – такого не
случалось больше двух десятков тысяч лет! И нам несравненно повезло, что, спустя
почти четырнадцать дней после сего ужасного происшествия, несчастные ученики
нашлись. Тимофей Морозов оказался случайной жертвой, а с ним и Анна Кошечкина.
Давайте поздравим их, и заодно порадуемся, что они вернусь к нам!

Пролетает
шёпот, пока стоящие рядом с нами ученики медленно не расползаются в стороны. С
какой стати нас «поздравлять»?!

Взгляды всех
собравшихся устремлены только на нас. В этот момент мне кажется, что мир
впервые повернулся ко мне лицом!

 – Есть ли что-то, что бы вы хотели сказать
остальным? – спрашивает директор. – Расскажите, что с вами случилось.

Тимка
практически отпрыгивает за мою спину.

Нет – его
ответ «нет!», и обязательно с восклицательным знаком!

 – Да, есть пара слов, – вперёд выступаю я.
Незачем нервировать мальчишку, если есть я, которая обожает подобные моменты
чуть ли не больше всего в жизни. – Для начала хочу ответить на вас последний
вопрос. Нас похитили…

Я не успеваю
договорить – слова тонут в поднявшемся вихре чужих воплей. От испуганных до
возмущённых, гневных. Тимка что-то тихо шепчет, но мне не до этого – они ведь
дураки! Те ещё дураки! Которые даже ночью ходят по темноте в одиночку и даже не
думают о том, что может случится.

 – Тихо! Я не закончила! – громкий вопль
легонько саднит в горле, но я даже не знала, что голос у меня настолько
сильный.

Каким-то
чудом меня слышат все. Директор почему-то не останавливает меня, а я уже
решила, что дальше скажу:

 – И это сделали колдуны! – я мимолётно ловлю
тяжёлый взгляд нашего учителя по физкультуре. – Это сделали колдуны, это сделали
одни из нас, поэтому я хочу дать один совет: будьте осторожны, ребят! Всё!

Я аплодирую
сама себя, ослепляя всех своей «голливудской» улыбкой, и неожиданно
аплодисменты несмелым ручейком прокатываются по залу, набирая обороты. И вот это
уже не ручеёк, а речка; хотя до водопада, моря или даже большой, широкой реки
далеко.

Вскоре
директор призывает всех к молчанию. Мне хочется напоследок увидится с Васей и
Лёном, может, с девочкой-зайчиком, прежде чем начнутся каникулы, но увы, мне
это не удаётся. Они ускользают в толпе одноклассников, как только я замечаю их
макушки…

Эпилог

Я по-прежнему
не уверена в том, что делаю и правильно ли поступаю. Но хочется рискнуть, даже
если обожгусь вновь. Саму себя я знаю достаточно хорошо, чтобы сказать: даже
если снова ошибусь с людьми, пройдёт время, и я снова повторю эту ошибку.

Что ж, тогда
так этому и быть.

По приходу
домой я не сразу иду в сарай с ранеными зверюшками. Сегодня я хочу-таки
«заглянуть» на обрыв. В прошлый раз Коготь помешал мне достичь обрыва, но,
надеюсь, в этот раз ничего не случится.

Вместо грязи
теперь лёд. Нет рая ни в одном мире!

Разок я
всё-таки падаю, больно ударившись локтём, и после этого больше не бегаю по
льду. Я ведь говорила, что быстро учусь? Даже если на своих ошибках.

Когда я
добираюсь до места, где в прошлый раз потеряла сознание, я внезапно вспоминаю,
что пыталась сохранить «дротик». Интересно, мне это удалось? Наверное, нет, но
надо всё-таки проверить: ту одежду я как скинула в дальний ящик, так и не
трогала. Не хотела ворошить воспоминания.

А сейчас я
снова вспоминаю тот ужас, что туманил голову, когда мы сидели привязанные к
колонне. Я трясу головой как собака, в надежде отогнать назойливые образы.
Невольно тянусь рукой к лицу, вспоминаю, как кровь заливала лицо.

Несколько
секунд или минут спустя воспоминания отступают, я судорожно сжимаю кулаки,
натягиваю свой ярко-красный шарф до самого носа и продолжаю путь. Но теперь
мыслями я уже в избе, ищу «дротик» в одежде.

Передо мной,
внизу просто-напросто поляна! Хотя, нет, погодите… это озеро? Или река? Я
задумчиво сажусь на лёд, свесив ноги вниз, с уступа, смотрю вдаль и гадаю, что
же это такое: река или озеро?

Но скоро этот
вопрос мне надоедает. Я снова погружаюсь в размышления о том, как мне дальше
жить. Что-то во мне поменялось с того момента, когда я впервые повстречала Васю.
А после встречи с Лучом Солнца и Когтем я поняла то же, о чём говорил Тимка, –
жизнь может легко оборвать в любой миг. И лучше уж умирать, когда ты живёшь
ярко, чем когда умираешь и понимаешь, какой скучной и никчёмной была твоя
жизнь.

Я должна даль
этому миру шанс. Должна дать шанс
себе начать жизнь заново, попытаться жить так, как я сама хочу. Когда впервые
хоть отдалённо представляю, как хочу жить. У меня всё также нет ни цели, ни
ценностей, но, похоже, есть близкие колдуны и воспоминания о Земле.

 – Надо исправлять ошибки, и начать жить ярко.
Лучше ведь поздно, чем никогда? – спрашиваю я вслух воздух, но из-за шарфа
голос звучит нечётко. – Спасибо.

Не знаю, кого
я благодарю, наверное, судьбу, или высшие силы. Впрочем, какая разница?

Еще почитать:

Французский переворот

Вера, Любовь и Надежда

Нельзя убивать — Человека

Сейвер — Сейвер глава 2: дела серьезней