Наступила весна. На лазурном мягко обрисованном акварелью прозрачном небе перешептывались между собой перистые облачка. Первые травинки медленно, однако, с каждым днём всё усерднее и увереннее показывали солнцу свои зелёные головы, смущённо склонившись вниз. Густые волосы берёз и клёнов сытились природной свежестью, словно изнутри наполняясь тягучим янтарным медом. Птицы стали разучивать звенящие ручейком мелодии, и даже голуби закурлыкали, перебирая лапками по теплой, обоженной приятными лучами земле.
Весна…и всё в мире вновь оживает и цветет бурыми, пёстрыми красками многоцветной палитры. То насыщение, что даёт удивительное время года крыльями одуванчиков окутывает все живое, что есть на планете. Любовь и влюбленность с ног до головы наполняет несчастные усталые сущности. И эти чувства- сильнейшие, что существуют на планете. И эти чары несокрушимы! И голоса людей дивно сливаются с пением ранних пташек, вселяя в души существ чувства томительной грусти, трепетного волнения или…о, сил моих нет писать о таком коварстве, что может создать человек, сам того не понимая! Бессмысленный лепет, нежные ласки чувственных рук, волнение сердца — Боже мой! Всё это наваливается на нее камнями боли, душевных терзаний и самых что ни на есть сильных эмоциональных всплесков, что так опасно и бессмысленно таить в себе! Но она таит. И она всё ещё пытается бороться сама с собой. Это чувство одиночества. Это чувство собственной ничтожности.
Серая фигура, что так пытается казаться цветной в этой пересыщенной красками глубине парка, медленно шагает по сухому тротуару. Она пытается выпрямить спину, пытается казаться увереннее, чем есть на самом деле, но бесконечные потоки любовных речей сбивают ее, и она горбится вновь. Она осматривается: на лавочке слева сидят прекрасного вида мужчина и женщина. Они не молоды и далеко не близки друг другу внешностью, голосом или одеждой. Но глаза с огромными черными зрачками, поглощающими солнечный цвет и красоту оппонента, сияли ярче сегодняшнего, особенно сильного весеннего солнца. Пальцы их рук переплетались между собой, будто сохраняя все то тепло, что так хотелось выплеснуть наружу, но при этом сохранить тот чувственный контакт, разгоревшийся между ними. Их сердца, невидимые печальному миру бились в унисон, и это биение чувствовалось даже несчастной фигуре, чья душа разрывалась в клочья каждый раз, наблюдая за подобным зрелищем. Да, они любили друг друга. И она любила их за эту любовь.
Справа совсем ещё молодые парень и девушка, которых так легко было спутать с птенцами, что более эмоциональные люди, чем серая фигура, вероятно, побежали бы навстречу, со словами «Ну какие же солнечные цыплята!». Парень с черными, тяжёлыми волосами, что торчали в разные стороны, активно жестикулировал, стараясь слишком резкими движениями не задеть нежную руку улыбающейся девушки. Она была немного ниже его, ее волосы, рыжие, с оттенком колосьев пшеницы, переливались на солнце приятным хлебным оттенком. Она молчала, но ее улыбка, ее широко раскрытые глаза будто кистью водили по строгим чертам его лица. Парень, полностью завлеченный в собственный рассказ, увы, не замечал ее глубоких, влюблённых глаз, однако ж, не мог то и дело не бросать на волосы и правильно очерченные губы партнёрши быстрые, почти незаметные взгляды.
Серая фигура выдохнула и отвернулась. Она больше не смотрела по сторонам. Ее голову вновь заполонили те мысли, ужаснейшие мысли, что она не выносила слышать.
«Что я сделала не так? Почему, будучи влюбленной по-иному, будучи такой же чувствительной и любящей натурой мои глаза никогда не светились блеском взаимности и полной удовлетворенности сердца, переполненного страданий. Почему я до сих пор смотрю на этих людей? Почему не довольствуюсь тем, что у меня есть?»
На последней фразе, что-то резко царапнуло ее горло. Она оглянулась и лишь сильнее потянула поводок на себя. Маленькая, пушистая и до смеха забавная собачка со вздёрнутым хвостиком и черными глазами-бусинками лапкой зацепилась за выдернутый кем-то корень куста. Быстро пыхтя, она не без усилия выпуталась из коварных лап проклятого нечто и, сохраняя прежнюю наивность, высунув язык, лёгким бегом направилась к хозяйке. Существо улыбнулось. Наверное, впервые за этот день. Маленький ёжик, с любопытством озираясь и всё чаще бросая на нее любовные, и, одновременно с этим, непонимающие взгляды, смело вертел хвостиком. Такого минутного прикосновения одинокими, навеки оставленные неизведанным чувством, душами, хватило для того, чтобы назойливые мысли в ее голове постепенно стали болезненным туманом, а потом и вовсе развеялись. Ей был знаком такой исход событий, ведь он одолевал ее каждый раз, когда мысли потоком атаковали разум одинокого человека. И стоило ей лишь взглянуть на кого-то более несчастного, чем она, стоило ей лишь проникнуться осознанием, что отдавая свою любовь, она спасает жизнь другому такому же страдающему от бесконечного собачьего одиночества существу, ее разум будто очищался изнутри. Дышать вновь становилось легче, и она продолжала, продолжала идти дальше, также как шла сейчас по этой длинной, мрачной дороге, застланной сухим, серым асфальтом.
Была ли она счастлива на самом деле?..что ж…во всяком случае, она любила и была любима кем-то. А остальное…
Она медленно обернулась, вновь глубоко вздохнула, теперь уж выдыхая последние частицы ужасных мыслей, и пошла…пошла дальше по весенне-теплому тротуару зеленеющего парка, по бесконечной дороге собственного одиночества.