Дом в огне

Я закуриваю на заправке. Нервно оглядываюсь по сторонам. Мертвяков нигде не видно. Сжимаю в руках охотничий карабин. Прямо, сука, Шварценеггер из голливудских фильмов. Только это не Голливуд, а российская провинция весной 2030.

Эпидемия распространяется по всему земному шару уже два месяца, но люди перестали паниковать. С бытовыми вопросами освоились. Но вот с мыслью о том, что тебя и твоих близких могут сожрать зомби, свыкнуться не так просто.

И вот я, примерный законопослушный семьянин, готов вышибать мозги этим разлагающимся ходячим трупам. В творящемся хаосе и пиздеце я почему-то ощущаю не страх, а предвкушение освободительных перемен. Жизнь не будет прежней. Беру из багажника канистру. Тушу сигарету.

— Бензином запасаетесь? — молоденькая кассирша в медицинской маске кивает на тару в моей руке.
— Конечно. Лишним не будет.
— Сколько?
— Двадцать литров девяносто второго.
— С вас 1000 рублей.

Я расплачиваюсь и настороженно подхожу к машине. По новостям сказали, что в нашем городе власти пересжигали зомбаков, но в области их ещё добивают, и там действует комендантский час. Что ж, мне туда. Смотрю на фото жены над бардачком. Включаю зажигание.

Медленно проезжаю по весенней улице, рассматривая знакомые здания: моя любимая кофейня, магазины цветов, рыбацкая лавка, кинотеатр, аптека. За прошедшие три месяца на окнах прибавилось решёток и появились следы от пуль и снарядов. Город патрулируют вооруженные солдаты. Иногда узнают меня, машут.

Обогнув придорожное кафе, поворачиваю налево. Выезжаю в область. Смотрю по сторонам. Природа обновляется, освобождаясь из сковывающих колючей проволокой морозов. Редко попадаются остатки снега. Скоро они растают и сольются с живым весенним потоком.

Час пути, и я добираюсь до контрольно-пропускного пункта. Парни в камуфляжах проверяют у меня документы и специальный пропуск. Отдают честь, шлагбаум поднимается. Надеваю респиратор и жму на газ. В запретной зоне слышатся выстрелы. Военные добивают носителей вируса. Я тоже воевал когда-то. Десять лет мочил врагов за правое дело. Потом дембель. Конечно, скукота. Мне бы подвиги совершать. Но ничего. С любимой женой мне хоро…

Твою ж мать! Из-за кустов на дорогу выныривает шатающаяся фигура без руки — я резко выруливаю и едва успеваю избежать столкновения. Торможу, оглядываюсь по сторонам. Хватаю карабин, выхожу из машины, отстреливаю этой твари ноги, обливаю бензином и бросаю на неё непотушенный бычок. Обычно вирус превращает заражённого в зомби примерно за неделю. Эта полыхающая херня с оголённым наполовину черепом явно уже давно не человек.

Впереди показался областной городишко, где я жил последние два года. Еду потихоньку, стараясь держаться подальше от горячих точек, где солдаты херачат трупаков. Грустно смотрю на фото жены.

Подъезжаю к продуктовому магазину. Возле него трутся два зомбака — в одном я узнаю моего толстого соседа с лысиной, другой труп раньше был продавщицей этой круглосутки. На них грязная, рваная и испачканная кровью одежда. Мутные глаза без зрачков, открытые пасти, руки и ноги болтаются, как у марионеток. Не хер тут ходить. Отстреливаю обоим головы и сжигаю тела. При жизни они были приятными в общении. Гоню от себя сентиментальные мысли. Это больше не люди.

Газ в зажигалке всё-таки закончился. Захожу в магазин. Он пустой. Полные сейчас только крематории. Беру зажигалку на кассе и оставляю мелочь. Ибо нехуй мародёрствовать. Сердце начинает сильно биться. Страх охватывает тело. Сейчас мне предстоит важное дело.

Подъезжаю к моему дому. Достаю из багажника защитное снаряжение, чтобы не заразиться. Через респиратор слышится моё тяжёлое дыхание, как у Дарта Вэйдера. Включаю на смартфоне видео, где мы с женой счастливо проводим время на пикнике в парке. Она улыбается и щурится от солнца. Стою, смотрю в телефон и плачу. Здоровый, небритый мужик, ветеран — и всхлипываю. О прошлой жизни, где мы радостные. И этого не вернуть.

Выключаю запись и достаю канистру. Пробую зажигалку — работает. Вытерев слёзы, поднимаюсь в её спальню. Дыхание становится чаще, сердце выпрыгивает из груди. Открываю дверь ключом. Она здесь. Прикована наручниками к батарее. Её некогда прекрасное лицо, как и руки, покрыто язвами. Она ещё не до конца превратилась в зомби, но стадия заражения близка к этому. Выражение лица неосознанное, но в мутных глазах — так любимых мной когда-то серых глазах — читается грусть. С губ капает слюна. Я провожу тыльной стороной ладони по её щеке. Мне жаль. Мы больше никогда не будем вместе. Наши счастливые дни не вернуть. Это уже не она.

Обливаю зомби бензином. Поджигаю, отхожу. Тело осветилось оранжевым. Жар обрушился страшным красным волком. Выдавил из неё дикий нечеловеческий крик. Она забилась у батареи. Вскоре по коже побежали волдыри. Зараженная извивалась резкими движениями, голова мелко тряслась, волосы сгорали. Она стала багровым чудовищем, из которого извергался невидимым красным потоком крик.

Я убедился, что сжёг тело. Затем облил бензином комнаты и лестницу. Щёлкнул зажигалкой. Наш дом, где она пребывала последние шесть дней, был опасен из-за возможного распространения вируса. Я до последнего надеялся, что она выздоровеет, или чудом найдётся вакцина. Но куда уж там.

Недавно бывшие сослуживцы предложили мне вступить в отряд по борьбе с мертвяками — их по миру много осталось. Я ответил тогда, что готов начать хоть сейчас. А они: «Есть условие». И вот только что оно выполнилось. Я должен был сделать это сам, попрощаться с женой и домом. Болезненно отрывать от себя прошлую спокойную жизнь. Теперь я — часть специального отряда национальной армии по борьбе с зомби. Хочу очистить мир от этой заразы и перестрелять всех причастных к её созданию. Прыгаю в джип. В стекле заднего вида полыхает дом.