Договорились!

(*)

– Ты ведь знаешь где она, – Карлини мягок, как и всегда, когда ему что-то по-настоящему нужно. А ему и впрямь нужно – Магрит, будь она неладна, провалилась как сквозь землю! Но да ладно, там, где бессильна обычная магия, есть магия ведьм. Карлини давно подозревает о дружбе Франчески и Магрит…

– Кто? – мадам Франческа, однако, тоже умела играть в эти игры. Она умела делать вид словно ничего не понимает, и не Карлини только что вёл речь о Магрит, а так, ветер шелестел по её столу, искал в её бумагах, шуршал, отвлекал.

– Магрит, – но Карлини терпелив. Ему надо найти ведьму и девчонку, что она увела с собой. И тогда просто хорошая договорённость с Ричардом станет прекрасной, даже славной.

Но Франческа осторожничает.

– А…– равнодушно отзывается старая ведьма, – ну и как она?

– Это ты мне скажи, – Карлини не сдаётся. Он знает Франческу. Их связывают годы интриг, взаимовыручки и тихой вражды одновременно. С ведьмами всегда так – они очень уж живые, не умеют молчать, не умеют терпеть, не умеют покоряться. Они всегда себе на уме. Даже самая слабая ведьма иной раз может вытворить такое, что любой опытный маг тихо и позорно икнёт, убеждаясь: сумасшедшая!

Ведьмы отчаянные.

– Я не знаю где она, – Франческа лжёт и не особенно скрывает это. Она режет корешки в котел – готовится, трудяга, к завтрашнему учебному дню. Лгать ей это не мешает, даже лучше – руки заняты, не выдают волнения.

– Это не так, – Карлини качает головой, – дорогая Франческа, я слишком хорошо тебя знаю. Ты хорошо относишься к Магрит, и к той девочке… её нужно вернуть к отцу!

– К кому? – Франческа резко распрямляется, в глазах её сверкает опасной медью котла с готовящимся назавтра зельем. – К отцу? Это про Ричарда? Это он отец?

Карлини едва сдерживает выдох – ну хорошо, сейчас она разойдётся, в гневе ведьмы страшные, но если знать к ним подход, можно выведать нужное, успеть!

– Это он отец? Когда девчонке нужна была помощь, что он сделал? Сдал её к неприкаянным? А потом хотел стереть её прошлое? Когда, значится, она вроде бы умирала, он бледнел, худел и болел с нею душой! А как оказалось, что девчонка здорова, просто нет в ней и капли магического, то всё? можно успокоиться? Можно стать камнем? Он не отец! Он какая-то поганая…

Франческа задыхается, едва-едва уберегая пространство комнаты от последнего бранного слова, которое уже готово сорваться с её губ. Она бы и ругнулась, да ещё с удовольствием, но вот зелье, которое она готовит – впитывает в себя память слов. Слова – это сила, а зелье, наполненное на стадии основы силой – это кошмар для профессора зельеварения.

– Вертикальная лужа! – Франческо находит сочетание, которое кажется ей оскорбительным. Карлини с трудом успевает скрыть лёгкую полуулыбку – до «вертикальной лужи» она уже громыхнула магией собственных слов по комнатёнке… ох, вот завтра будет веселое занятие, упокой, магия, тех, кто перепутает завтра хоть один ингредиент из приготовленных.

Но «поганая вертикальная лужа» – это, определенно то, что будет поддерживать самого Карлини в диалогах с противными магами.

А таких большинство. Все не те, все не годятся для настоящей цели, всем что-то надо – что-то приземленно-людское: счастье, власть, деньги, надежность…

– Магрит – преступница, – сочувствием в голосе Карлини можно было пробивать стены самой последней циничности, так он был правдоподобен. А может и не лгал старый маг? он скучал по своей преданной ученице, которая вдруг, по молодости лет, взбрыкнула и пошла против всего, за что, напротив, должна была бороться. – Преступница, Франческа, и ты не изменишь этого. Она увела дочь мага, куда, ты можешь сказать? Зачем? Там же девочка, во имя всего святого, совсем ещё девочка! Оставленная отцом, лишенная матери да и всего привычного мира. Кто знает что Магрит решит сделать с ней? Если она решит, что это для Ричарда будет лучшей казнью? Если она будет мучить его через неё? Да, Ричард заслуживает кары, но девочка, Франческа, девочка! Причём тут она? Не хватит ли с неё?

Франческа молчит. Людское борется с ведьминским и нет конца этой борьбе. Наконец Франческа решается, голос её вздрагивает и она просит:

– Не трогай только Магрит, только девочку забери. Ради неё!

В эту минуту Карлини готов обещать что угодно, ему совсем не трудно, но Франческа заставляет его почти магически подтвердить слова. Лишь в конце отмахивается:

– Ладно, верю, но если что…

Он знает это «если что». Хорошо знает. С ведьмами шутки в общем-то плохи, а со старыми ведьмами, которых всю жизнь хлестало разочарованием с пополам непроходящей безумной силы природы, и подавно.

– Не трону Магрит, – обещает Карлини. Он не собирается её трогать. Он хочет передать Ричарду всё то, что ему нужно. А дальше Ричард в большом долгу. В неоплатном даже.

– Тогда иди, – угрюмо соглашается Франческа.

Сначала Карлини кажется, что она хочет отвесить ему пощечину и он даже отшатывается на всякий случай, но синеет провалом пространство – ступай и иди!

– Вероятнее всего, они спят сейчас, – замечает Франческа и голос её падает всё ниже. Конечно, ведьме тяжело предавать ведьму! Даже далекие друг от друга на кострах иной раз молили друг о друге, а тут всё же бывшая ученица.

– Ты всё сделала правильно! – Карлини чувствует что всё сделал правильно и подбадривает старую ведьму напоследок. Не надо ей переживать о том, что должно было произойти.

Она отворачивается – плечи её мелко-мелко вздрагивают… слезы? Ведьминские слезы – редкостный товар в мире магии! Карлини даже одолевает смутное желание попросить пару слез для своих зелий, но он откладывает это, надо спешить, спешить к Магрит, чтобы узнать где она находится, и, если повезёт…

Впрочем, если не повезет тоже неплохо. Забрать девчонку, выдать местоположение ведьмы! Нетрудно! Пусть случай решает как поступить Карлини.

***

– Как… во имя тьмы! – у меня спотыкаются слова и нервы. Только что было тихо, и мы с Каталиной готовили, словно простые кухарки, как людишки, пирог, раскатывали тесто, а больше баловались и вот – здрасьте – вся кухня задрожала, подернулась дымкой магии.

Всего мгновение, но Каталина уже жмется ко мне. И это дает мне сил. Я не боец, но защитить её должна.

– О, не опасайтесь, – де Рэ был последним, кого я хотела и ожидала увидеть в своей лачужке. – Я ненадолго, Магрит.

Каталина неуверенно высовывается из-за моей спины, но Рудолфьус де Рэ ничего не говорит на её счет. Он презирает трусость и людей, но молчать он научился, это уже радует.

– Нетрудно вас найти, – объясняет де Рэ, – девочка – след из испуга и доверия, обреченность…

Доверие, испуг, обреченность – нет, не такой жизни она заслуживает! Она должна житть как все дети, ведь так?

– И почти то же самое у тебя¸ только с большим умением сражаться, – де Рэ смотрит за моей реакцией и меня смущает его взгляд. Очень уж много в нём невысказанного. И, что хуже, того, чему лучше никогда не звучать.

Впервые мне кажется, что в нём есть какая-то безумная тень, которой не было прежде…

Но я не хочу об этом думать. Маг, нашедший моё убежище – почти всегда враг. И тьма со мной, но Каталина?

– Иди в другую комнату, – в моём голосе приказ, который нельзя не послушать.

Девочка не хочет, но в моих словах магия. Она огибает меня и скрывается в дверце за моей спиной. Я распрямляюсь. Вот так! теперь, если де Рэ захочет её поглотить или что-то с ней сделать, ему придется пройти через меня.

Впрочем, едва ли это станет серьёзной преградой! Но я костьми лягу…

– Я не враг, – торопливо напоминает де Рэ, угадав по вибрации в воздухе мой настрой, – сама подумай, будь я врагом, выпустил бы я вас от себя? А я выпустил.

Я могу возразить, что это всё было хитрым планом. Я могу солгать ему, но зачем? Он выпустил нас, он прав в этом. Я сама видела его в окне, когда уходила от него с Каталиной.

– Я понимаю, на Ричарда мало надежды, – соглашается де Рэ, он спокоен и слегка насмешлив, так, чтобы не вызывать у меня порции дополнительного неудовольствия из-за недосказанности. – Понимаю, он мне тоже не особенно нужен. Поэтому я принимаю твоё решение спрятать девочку и определить её судьбу самой, без влияния нашего с тобой общего знакомого!

Ох, держите меня семеро! Надо же! Как завернул!

– Я знаю, – заверяет де Рэ, – ты тоже сейчас растеряна. Но я даю тебе время подумать, а после уже решить, что ты сделаешь со своей жизнью.

Что делать? Да я не знаю! Я должна быть с Каталиной, но я не обязана губить за чужое дитя свою жизнь! Я не обязана быть и дальше в немилости Карлини или Рудольфуса. Я могу жить тихо и мирно. Я могу воевать, если захочу. Но я должна понять – чего я хочу? Чего именно, когда нет под рукой места для нуждающейся в помощи души.

– Я не Карлини, – замечает Рудольфус де Рэ. Похоже, его задевает то, что Карлини поднялся выше, а спускаться никак не желал. Он властвовал над тем, что не мог подмять под себя Рудольфуса, вынужденно платя кредиторам… – я даю тебе решить. Ты ничем мне не обязана, если страшишься. Остальное ерунда.

Ерундой это было для тех, кто живет слишком долго. Для меня это не ерунда, а финальная точка отправления, куда должен прийти багаж пережитых мук и страданий.

Страданий, идущих из одного простого вопроса: куда?! Куда идти? К людям? Грешным делом думала, да. Но как я устроюсь там? Как уйду от магического мира? А в магическом мире хоть как достанут.

– Ричард скучает по дочери, – Рудольфус переводит разговор на другую тему так легко и непринужденно, что я теряюсь, а потом прихожу в ярость, когда понимаю что именно он сказал.

– Дочери? Он вспомнил о том, что у него есть дочь? – я готова рвать и метать. Что он сделал для этой девочки? Что он принёс в её жизнь, кроме разочарования, тоски, боли и ощущения предательства самого близкого человека? Он отравил её чувством вины, он заразил её неуверенностью, он не поддержал её, он…

– Он отец, – напоминает де Рэ, похоже, ему легко угадывать мои мысли. В самом деле, боюсь, на моём лице столько ярости, что тут и человечек справился, не то что маг. – И всегда останется отцом. Даже сейчас, Магрит. А ты этой девочке кто?

Хлестанули ледяной правдой. Пощечиной наградили. Незримая, а болит сильнее настоящей.

Кто я для Каталины? Сумасшедшая? Воровка? Увела её из дома, свела, сманила в неизвестность?

– Защитила, – я не знаю вслух ли я размышляю, или следует возмутиться бесцеремонностью де Рэ, но его слова очень нужны мне. Успокаивающие слова. Да, я её защитила. От одиночества. От презрения отца. От растерянности его!

– Зачем вы тут? – я тоже перевожу разговор. – Рассказать, что кое-кто вдруг вспомнил о дочери?

– Если это месть, она блестящая. Он хотел, чтобы всё было по его плану, а ты всё вывернула, – Рудольфус спокоен, он даже чуть-чуть улыбается, самым краешком губ. – Молодец. Но что дальше? Куда ты её?

Молчу. Куда-куда?.. говорят, есть такая Кудыкина Гора. В душе не представляю где она есть, но, быть может, там сходятся точки мироздания?

– К людям? К магам? К неприкаянным? А себя? – де Рэ что-то ищет в моём лице. Наверное, тени ответов. Вот только поиск его напрасный – уж если я не знаю что мне делать, то как я могу ответить ему? Я не таю ответа, я правда не знаю.

Бросить девчонку? Так её уже все бросили. Она точно поломается. Присматривать за нею? а самой куда? Да и как она будет жить в мире магии, сама этой магии лишённая?

– Она хочет быть ведьмой, – де Рэ убеждается, что я молчу не из кокетства, а из растерянности и снова заговаривает. – Ручаюсь за это.

Я тоже ручаюсь. Да и кто, откровенно говоря, не захотел бы обрести силу магии? Помню, когда училась в Академии, то часто слышала такую теорию, что люди развязали войну из зависти к тем, кто оказался сильнее, ко всей магии.

– Мне нужно время, – я нахожу что-то нейтральное, откровенно говоря гнусное и слабое в шаблонных ответах, но это возможность выиграть время. Мне нужен совет. Мне нужен голос природы, мне нужно, чтобы сила подсказал мне путь.

А пока мне нужно, чтобы меня все оставили в покое! Вернее, нас.

Оставили нас, забыли, пока мы не придумали куда идти. Нет, пока я не придумала, потому что девочка на моей ответственности.

Тьма! Во что я влезла? Я за себя-то едва-едва научилась отвечать, а тут? Впрочем, может это мой шанс. Последний шанс извиниться перед Габи. И ещё – перед собой, прошлой, неумеющей смотреть по сторонам и взвешивать свои поступки.

– А что Ричард? – вкрадчиво спрашивает де Рэ. – Я, признаться, был удивлен, увидев его живым и здоровым. да, он встревожен, но что с ним?

А что с ним? Наверное, то, что со мной и Каталиной по отдельности. Растерянность перед расхождением дорог.

– Я пока тоже не знаю, – я отвечаю и сама кажусь себе жалкой со своим ответом. В конце концов, он оскорбил меня! он разрушил мой мир! Он разрушил мирок Каталины, а я не знаю? Он хотел предать нас обеих, хотел низвести в забвение, а я не знаю, всё ещё не знаю что с ним сделать!

Самое ужасно то, что я гоню прочь из мыслей – это то, что я верю в его страдания. Я знаю, он страдает по-настоящему. Он тоже не понимает куда ему идти и что делать. Мы что-то натворили такое неразрешимое, что связаны, сцеплены…

– Не знаешь? – в глазах де Рэ на мгновение вспыхивает огонек и тут же гаснет. нет, он не будет злиться. Он будет разочарован. Во мне, во всех ведьмах разом, потому что сейчас я отвечаю за весь магический род. Я должна злиться и требовать его голову, я должна покрывать дорогу пеплом и перьями, призывая на его голову проклятия, а я?

А я не знаю.

Какое разочарование!

– Что ж, Магрит, – де Рэ овладевает собой, его тон спокоен и равнодушен, – я надеюсь, ты вскоре примешь решение…какое-нибудь решение. И хорошо, если оно будет правильным для всех. мне нужны специалисты по проклятиям в моих рядах.

Для него есть только одно правильное решение, я понимаю. Но я не могу ему ничего обещать. Я даже себе обещать не могу, потому только киваю и радуюсь, когда он, наконец, покидает лачужку.

Приваливаюсь к косяку, почему-то часто и мелко дышу, словно не могу схватить всей грудью воздух.

– Он хочет меня вернуть, да? – Каталина выглядывает из комнаты. Она боится выходить, жмётся к стене, она – слабое беззащитное создание во всех мирах! И я мрачнею, вспоминая, что она не приспособлена и к жизни человечков. Что она знает о людях? Как она будет там осваиваться? Чужая! Для всех чужая!

– Не вернёт, если ты не захочешь! – я рублю так, как должна была рубить словами минуту назад, когда де Рэ был ещё тут, а теперь даже след его истаял, я чувствую пустоту в той сетке магических эфиров, которая никогда не будет доступна Каталине.

– Я не хочу, он меня не любит. Я ему…позор и обуза, – ей тяжко так говорить о себе, но она решается, торопится выпалить это и тут же краснеет.

Я отворачиваюсь от неё, делаю вид что смотрю в окна, хотя на деле я смаргиваю непрошенные злые слёзы.

***

– Очень смешно! – Карлини ворчлив и злобен. Но мадам Франческу таким не напугаешь – что же она? Злого Карлини не видела? Видела! Ничего, ещё посмотрит, зато каков эффект!

Вон, прыгает, вытряхивает остатки злого и колючего борщевика со шляпы и от мантии. Как тут сдержать улыбку?

Франческа ждала его появления с нетерпением. Она хотела показать Карлини свою позицию, но поняла, что слова бессильны. Слова, как сказал какой-то поэт, чьего имени Франческа уже и не помнила, это только дождь…

А дождь не значит. Но ничего, есть один общий принцип – работает и в мире людей, и в мире магов: не дошло через голову, дойдёт через другие места. Вот и открыла мадам Франческа путь к такому «дошло» – в заросли злого, обжигающего, оставляющего уродливые алые пятна и волдыри, борщевика.

От души открыла и тут же прихлопнула, позволяя Карлини сознавать глубину зарослевого падения. Вот он и явился обратно – чего с ним станется? Зато дошло. Через слова было бы дольше, а так – экономия.

Ну, ещё и веселье.

– Ведьма! – плюёт Карлини. – Отродье тьмы, жалкая лошадь!

– Иго-го-го! – соглашается Франческа. – А ты, Карлини, старый осёл! Впрочем нет, осла жаль. ты старый… тьма, как много на свете славных животных!

В глазах Карлини злые огоньки. Франческа знает, что заплатит и за эту выходку, и, зная Карлини, заплатит жестоко. Но как отказать себе в удовольствии? И потом, что ещё с нею можно сделать? Всё уже сделала жизнь, а этому старому ослу остались обломки от того, что когда-то было Франческой.

Впрочем, помнит ли то Карлини? Помнит ли её юность? Её обожающий взгляд на него? помнит ли её восхищение и желание следовать за ним по пятам? Что стало с нею? теперь она послала его в борщевик и не скрывает злорадства.

Она знает – заплатит. Но готова. Недостаток ведьм – они всегда чувствуют, когда у мира копится к ним личный счёт, и когда подходит пора платить. Для Франчески эта пора приближалась, отнимала остатки нерешительности – чего таиться-то? всё равно исход один!

– Не помогло! – цедит Карлини и его губы искривляет нехорошая усмешка, – к твоему сведению, магия всегда оставляет след!

– Как и борщевик, – соглашается Франческа с притворной жалостью, демонстративно глядя на обожжённую докрасна руку старого профессора.

***

– Стой! Не уходи, пожалуйста…– я кричу, но мои слова тонут в бесплотном белом облаке.

Я бегу, но мои шаги застревают. Как в снегу! Только что это за снег? Оглядываюсь – он не искрит и не белеет, он похож на серый, покрытый пылью…

Некрасиво. И страшно. Как я бегу? А я бегу! Только вот зачем?

– Габи! Габи! – я узнаю её. она не изменилась. Она живая. Такая, какой должна была быть. Такая, какую я не сумела сохранить.

Габи идёт быстро, на три или четыре шага опережает меня, а я не могу догнать её, не могу добежать по этому серому плотному снегу.

– Габи! – кричу, мне остаётся только крик.

Она вздрагивает, замирает и резко оборачивается. Лицо спокойное, я видела его ещё до того, как она обернулась, знала, что увижу.

– Магрит, разве ты умерла? – она удивляется. – Разве и ты?..

Умерла, Габи, умерла! Совестью, душой и мечтами. А телом осталась.

– Габи, пойдём домой. У нас будет новое агентство, – я несу всякий бред, я пытаюсь поймать её за руку, а она стоит – бесплотная, тихая, задумчивая. – Габи, пожалуйста, пойдём со мной?

– Куда? – тихо спрашивает она.

Я отшатываюсь. Куда? Куда?! Да что же я вам всем знать должна-то?

Всем-всем? Это и есть ответ. И понимание это столь быстрое и ясное, что мне даже смешно и жарко делается от этого. Я знаю куда идти. Оказывается, я всегда это знала! Просто не могла, боялась признать это.

– Га…– осекаюсь. Под моими ногами, увязшими в сером плотном снегу, странный шум. Словно шелест пакетов и мебели.

Крысы? Откуда под снегом крысы?

Прислушиваюсь. Шум усиливается. Поднимаю глаза на Габи, хочу спросить что она думает об этом и понимаю, что стою одна – дура-дурой, застывшая в пустоте, увязшая в сером снегу.

Кошмар!

Кошмар? Да, если подумать, то это и впрямь кошмар. А почему? Не знаю. Нет, знаю. Шумно. Слишком шумно для ночи и сна. И шум настоящий.

Я вскочила с тихой бранью, сообразив между сном и явью, что шум настоящий и это может значить только одно – кто-то пожаловал в гости.

Друг или враг? Кто приходит ночью? Тот, кто хочет помочь, или, скорее, тот, кто хочет убить? Вернее всего тот, кто тоже не знает куда и зачем ему идти!

Зато я знаю. Иду на шорох бесплотной тенью, вниз и вниз – убеждаюсь, что Габи ещё спит, не тронутая этим пугливым и неладным шорохом, взвожу заклинание в боевую позицию.

Нужен только миг, один миг, и я швырну во врага четыре заклинания сразу – лед, огонь, паралич и замедление. Стандартный набор из заклинаний, которые составляют единый набор нападения – магия из разных сфер, трудно её заблокировать, что-то да попадет в цель.

Главное, выбрать момент!

– Стоять! Убью! – магия пульсирует на кончиках пальцев, но уже неуверенно. С меня пример берет! Но мне есть от чего растеряться.

Я не ждала де Рэ, но могла понять его приход. И даже если бы заявился Карлини, я бы тоже поняла, потому что его появление какая-то часть меня ожидала и была бы даже рада, так как теперь я знала куда должна пойти.

Но вот прихода Ричарда я не ждала.

– Нет, – мрачно отозвался он, – это ты лучше стой, а то уже я тебя убью. Стой, договорились?

(*) (История Магрит в рассказах «Об одном доме», «Благое дело», «Чёрный Сад», «Спящее сердце», «Разочарование», «Без вины», «Руины», «Неудачница», «Искушение», «О терпении», «Метла», «Без надежды», «Неправда», «Из первого пепла», «Лучше промолчать», «Из пепла второго», «О начале падения», «О тёмных мыслях», «О первой правде» и «Главная проблема ведьм»)