В трубе было темно и ужасно воняло канализацией. Из-за трещины в подошве в левый кед затекла мерзкая жижа. Вдалеке копошились крысы. Данте брезгливо прикоснулся к стенке и аккуратно выглянул наружу. Вход в трубу довольно плотно зарос кустарником, но сквозь ветки можно было различить три фигуры. Они стояли на дороге и высматривали что-то в небольшом пролеске. Не что-то, конечно, а кого-то. Его, Данте. Одна из фигур, самая мелкая, запустила в сторону леса камень, подгоняя его извращенным матерным оборотом. Они ещё немного потоптались там, но лезть через канаву им, очевидно, не хотелось. До Данте долетали отдельные фразы, по которым было ясно, что каждый пытался заставить другого спуститься вниз, и ответ всегда был один:
— Нахуй иди, а! Сам лезь!
Они проорали в осенний лес парочку угроз, швырнули ещё несколько камней и в конце концов свалили.
— Ну и мудаки… — Данте вылез из трубы и с отвращением пошевелил чавкающим кедом. Подождал немного, чтоб наверняка. Поднялся на дорогу и пошел в противоположную сторону.
Эти трое цеплялись к нему почти каждый день. Строили из себя крутых. «Держали в страхе всю школу», как они сами считали. Бред, конечно. Данте их не боялся, они скорее вызывали отвращение, как та вонючая труба, как холодная жижа из чужих унитазов у него в ботинке. Но и ходить с разбитым лицом не хотелось. Приходилось иногда бегать от них. К счастью, бегал Данте отлично. Эти придурки с прокуренными легкими ещё ни разу его не догнали. Ему бы и в этот раз не пришлось прятаться в канализации, если бы один из них не додумался погнаться за ним на велосипеде.
Он медленно плелся по дороге, лениво пиная перед собой крышечку от пивной бутылки. Холодный осенний ветер забирался за воротник толстовки и холодил вспотевшую спину. Поежившись, Данте натянул капюшон и сунул руки в карман, сцепил пальцы в плотный замок. Куртка и рюкзак остались в школе и теперь нужно было делать приличный круг, чтобы забрать их. Кроме шуршащих на ветру листьев, звона крышечки по асфальту и влажного чавканья кеда, не было никаких звуков. Данте ускорил шаг.
Последние пару месяцев он чувствовал себя героем девчачьей мелодрамы из девяностых. Не очень хорошей. Они переехали сюда в конце лета, за неделю до начала учебы. Полгода назад его отец обанкротился, потерял все, что строил почти целую жизнь. Через пять месяцев регулярных скандалов родители развелись. И Данте с матерью оказался в этом проклятом захолустье, где ещё с детского сада население делилось на две основные группы — быдло и шлюхи. Школа была наполнена такими под завязку. Пацаны смотрели исключительно исподлобья, постоянно постукивали кулаками — чтоб всем было видно — они так и чешутся кому-нибудь врезать, только повод дай. А не дашь — сами найдут. Размалеванные девицы вели себя максимально развязно, висли на «крутых» парнях, вульгарно посасывали горлышки пивных бутылок у них из рук прямо на школьном дворе. Общались все исключительно матом.
Данте не вписался сразу. Ему бы и так досталось, как новенькому. Но он оказался выделяющимся новеньким. Новеньким из приличной семьи, не курящим и особо не пьющим, одевающимся в модные «пидорские» шмотки, с хорошей стрижкой и белоснежными ровными зубами. Они с матерью торчали в этом городке, как пара роз, выросшая посреди свалки. Это по мнению мамы. Данте считал, их воспринимали скорее как вялый член вместо носа на прелестном личике новорожденного младенчика. Горожане смотрели на них с каким-то подозрением и легким отвращением и за время жизни здесь друзей никто из них так и не завел. Данте из-за этого не особо переживал, он и не хотел бы сближаться с такими, а вот мама, кажется стремительно проваливалась в глубокую депрессию.
Дверь открылась с громким щелчком, эхом заскакавшим по пустому коридору. Протяжный болезненный скрип, ещё один щелчок, ещё одна волна эха. Было приятно, наконец, отгородиться от ледяного ветра. Данте постоял несколько секунд, словно изучая новый уровень тишины. Воздух был плотным, с привкусом пыли, пота и дешёвых духов. Передернув плечами, он направился к своему шкафчику.
— Фу блять, ну что за херня?! — Он уставился на усердно залепленное отверстие. Похоже, смесь пластилина и чьей-то слюнявой жвачки. На лице сама собой образовалась гримаса отвращения. Данте поближе придвинулся к замку, чтобы оценить, насколько всё плохо и есть ли хоть маленький шанс открыть дверцу. Желательно, не прикасаясь к этому пальцами.
Сзади послышался резкий шорох, и прежде, чем он успел полностью обернуться, что-то больно врезалось ему в висок. Другой стороной лица он с силой налетел на висящий замок. Голова взорвалась адской болью.
— Получи, сучонок! Говорил же, от меня не убежишь!
Вокруг все плыло. Краем сознания Данте уловил, что лежит на полу. Слова доносились издалека, как через плотную пуховую подушку. Лицо горело, оно все было измазано чем-то тёплым и липким. В ушах стоял бесконечный свист. Он понимал, что нужно встать и найти помощь, но тяжело было даже думать об этом. Перед глазами появилась искаженная ненавистью физиономия. «Главарь» местной «банды». Тот, который больше всех хотел поставить новенького на место, объяснить ему здешние порядки, тот который подначивал остальных шакалов терроризировать учеников. Он открывал перекошенный рот, но Данте не мог разобрать ни слова. Он запоздало осознал, что ему плюнули в лицо. Красная пелена разбавилась белым пятном слюны. Вяло моргнул, пытаясь восстановить обзор. Рядом уже никого не было. Из открытой двери тянуло свежестью и холодом. Мысли путались.
«Как-то тупо… замок не очистить уже, нужен новый… интересно, пластилин прилип к лицу? Или на замке теперь мои мозги?… надо бы зайти за китайской коробочкой по пути, папа их любит, сегодня его очередь выбирать… Мама, наверное, расстроится… почему веки не вертикальные? Их было бы проще держать открытыми…»
Данте смотрел как откуда-то из-под его щеки расползается глянцевая бордовая лужа. Словно он был великаном посреди марсианского океана. Ему представлялись неземные существа, которые в нем живут. Там наверняка есть кто-то типа кита. Огромного. Где-то в самой глубине. И он питается великанами. Прямо сейчас он, наверное, учуял одного на поверхности. Прямо сейчас он, должно быть взмахнул мощным хвостом, меняя курс. Прямо сейчас, он несется сквозь толщу густой жидкости, набирая скорость, как взлетающая ракета. Данте казалось, он слышит его. Чувствует его приближение. Он поддался тяжести век и закрыл глаза. Последнее, что он почувствовал — как проваливается в бездонную пустоту пасти огромного марсианского кита в кровавом океане.