20.Карл.

— Этьен, есть новости? – Командор в который раз задавал один и тоже вопрос своему оруженосцу.
— Нет, сир. – Отвечал молодой человек, перебирая и аккуратно складывая свитки на дубовом столе.
— Тебе, не кажется ли, брат мой, это странным? Её записку с голубем мы получили два дня назад. Клер писала, что будет в Цитадели к пятнице, и вот… третий день нет ни слуху, ни духу.
— Мессир, с нею же Бертран и трое лучников. Может ребенок заболел, и они нашли приют в каком-то монастыре… или постоялом дворе? Ждут, когда ему полегчает.
— Не ищи для меня утешения, Этьен? Хорошо!?
— Да, сир! Позвольте мне идти? Я закончил с архивом.
— Да, сынок! Но ты не пойдешь, а поедешь. Навстречу нашим братьям. Позови мне Карла Смирного.
   Спустя два часа после полудня Цитадель выпустила на дорогу небольшой конный отряд. Двенадцать рыцарей и оруженосцев налегке, все при заводных лошадях, без копей, но при мечах и боевых арбалетах сразу резво взяли в галоп. Командор и капеллан, смотря на них со стены, тяжело перекрестились.
— И все-таки лучше бы я поехал с ними, — вздохнул монах.
— Ты нужен мне здесь! – буркнул Командор, теребя бородку. – У нас есть важное дело. Может оно будет даже важнее всего того что мы сделали до сих пор.
— Сир!? Важнее чем Крестовый поход?
— Думаю, что отнимать жизнь или давать её во имя Господа, это разные вещи. Пойдем, преподобие, обсудим нашу тайну в часовне.
…
— Эй, трактирщик! Скажи-ка мне, не проезжала ли тут карета и трое-четверо конных с нею? – Карл, прозванный в Цитадели Смирным за свой всегда спокойный внешний вид, подошел к держателю заведения. Отряд остановился в этой убогой деревушке, чтобы напоить и сменить коней, и узнать хоть что-то.
— Увы, господин! – потупившись в землю ответил тот. И вытирая глаза грязным платком, добавил. — Никто не проезжал!
Карл усмехнулся и покрутил ус.
— Этьен, брат мой, подойди к нам. Хочу, чтобы ты посмотрел и послушал.
Молодой человек приблизился и встал рядом с рыцарем.
— Так карета не проезжала, значит? – Карл повторил свой вопрос.
— Нее… Люди проходят, телеги едут, конные бывают. А вот кареты, сударь, не припомню.
— Сколько до Леона от деревушки?
— Полдня верхом.
— Речка у вас красивая. И мост хороший.
— Да, господин, это правда. Река глубокая и быстрая. А уж рыбы в ней…
— Что же и брода нет нигде?
— Откуда там? – махнул рукой трактирщик, — До самого Ди Брильяка ни мостика, ни брода.
— Я знаю эти места, крестьянин. Мои люди вместе с каретой проехали этой дорогой неделю назад, потому что она самая короткая. И два дня как они должны были ею же и вернуться. А ты мне рассказываешь, что никого и ничего не видел…
— Но я же не могу помнить всех, господин!
Этьен, взявшись за рукоять меча, сделал два шага в сторону от трактирщика, что бы то не вздумал улизнуть.
— Уж этих бы ты запомнил, несомненно!
— Да, господин… скорее бы всего запомнил.
— Ну так, давай, напрягай свою память, если не хочешь что бы я сжег твой притон вместе с тобою!
Трактирщик растерянно оглянулся по сторонам, как бы ища поддержки, и он не ошибся. Из трактира вышли трое в черных латах и при оружии.
— Эй! Не знаю, как к вам обращаться, но разве можно вот так запросто угрожать честным подданным короля и своего господина?
— А вы сами кто такие!? – воскликнул Этьен, вытаскивая меч.
— Сейчас узнаешь! – воскликнул было один, двинувшись вперед, но Карл Смирный его опередил:
— Позвольте! Мы мирные путники, бывшие рыцари Храма и расспрашиваем дорогу к Леону. Ищем наших товарищей проехавших тут раньше. А горячность моего юного спутника вызвана лишь усталостью и трудностями нашего пути.
— Орден?
— Да. Ранее мы служили ему, а теперь свободны как ветер. Как говорится «suis quaeque temporibus»!
   Услышав эти слова, солдаты отряда Цитадели, не подавая при этом виду, стали готовиться к бою. Продолжая неспешно седлать и поить своих лошадей, они выставили их таким образом, что оказались внутри их круга. Кто-то, поднимая поклажу с земли, умудрился зарядить и арбалет, другие же проверили мечи и надели глухие шлемы.
— Этьен, брат мой, я прошу тебя, остынь и вернись к лошадям. Скоро мы продолжим наш путь и попрощаемся с этими господами.
Воины в черном переглянулись и сделали вперед несколько шагов.
— Мы не намерены с вами так просто прощаться! Трактирщик, проваливай в дом и позови господина Гуго.
— Что же вам угодно? — усмехнулся Карл, спокойно рассматривая их.
— Ну, во-первых, это дорожный сбор, во-вторых, это ваши лошади…
— А в-третьих, — воскликнул, выходя из трактира человек небольшого роста и в золоченых доспехах, — твоя голова!
— У тебя своей нет, Гуго Лживый, что ты разрешаешь своему сброду грабить на большой дороге?
Тот, кого назвали Гуго, рассмеялся и стал одевать шлем:
— Если бы ее не было, то не было бы и меня! А так, как видишь, мы себя очень хорошо чувствуем вместе. И мои ребята, это не сброд, а люди, привыкшие свободно жить и брать то, что им нужно от жизни. Они не как вы… в своей Цитадели!
Рыцарь Храма покачал головой и спокойно скрестил руки на груди.
— Все никак не забудешь, что тебя не приняли в братство за предательство и обман?
— Что мне ваше братство! – крикнул Гуго. – У меня самого сорок человек!
— Да что ты? Интересно, как они называют тебя – брат или господин?
— Не твоё дело!
— Да знаю я, и они тоже знают. Ты им никакой не брат! И не господин! Ты просто ублюдочный выродок, которому нет места на этом свете, способный лишь кусать руку кормившую тебя и предавать тех, кто тебе поверил! Когда я с вами закончу, то выстрою всех живых шеренгой, а ты пойдешь мимо этого строя и будешь указывать пальцем на тех, кого бы ты сам первый и повесил!
Последнее что они будут помнить это твои лживые глазенки!
— Бей! – закричал Гуго, больше не слушая, и ринулся вперед, вытаскивая меч.
Трое в черных доспехах ринулись вслед за ним и со всех сторон тут же засвистели стрелы невидимых лучников. Карл резко выдернул из ножен меч и встретился лицом к лицу с одним из латников. Лошади отряда, прикрывая собой бойцов, но получая стрелы, храпели и срывались с узды, разбегаясь по сторонам. Кто-то из отряда свалил болтом арбалета второго черного воина.
— В трактир, братья, в трактир! – крикнул Карл, уходя от удара противника и отвечая выпадом в горло. Обернувшись, он увидел, что у троих уже торчали из тел стрелы, но они были на ногах. Двое лежали на мокрой земле без движения, а Этьен… Этьен бился с Гуго. Они кружили друг подле друга, обмениваясь свирепыми ударами и ругаясь на чем свет стоит. Стрелы летели в обоих, но Гуго был в полной броне и ему это было нипочем, а вот брата Цитадели могло спасти только его проворство и непредсказуемость передвижений. Чем, как с удовольствием отметил Карл, он и пользовался.
— Жан! Андрэ! Живо тащите сюда трактирщика! Живо! – стоя на ступенях дома Смирный зорко посматривал по сторонам и отбивал стрелы взмахами меча. С десяток их валялось подле его ног и еще с десяток злобно дрожали в земле и в стенах вокруг. Названные братья ринулись в здание и одного, все же, настигла юркая стрела. Но второй через секунду вывел на свет Божий крестьянина и стрельба сразу прекратилась.
— Подождем? – спросил Карл трактирщика, приставив меч к его горлу. – Этьен скоро закончит.
И взаправду, отсутствие стрел дало молодому воину явное преимущество. Теперь он гибкий и сильный, как леопард, стремительно атаковал Гуго со всех сторон. Тот уже только отбивался, задыхаясь в своих полных латах, и пятился назад к стене трактира.
— А это тебе напоследок! – крикнул Этьен и вонзил клинок в смотровую щель шлема. Кровь брызнула оттуда, и его соперник стал медленно опускаться на колени, а потом он и совсем уже мертво повалился на бок.
— Что ты теперь мне скажешь, Гуго Лживый? – спросил Карл у трактирщика, — Или ты думал, что я поверю вот тому ублюдку? Кто же это бедный идиот, что поверил тебе и выдавал себя за тебя? Сын?
— Кузен. Это был мой единственный кузен.
— Ну, слава Господу! Твоя порода закончилась. Теперь поступим так – зови сюда своих сержантов или кто они там у тебя, будем с ними договариваться.
— А я?
— Ты – особа важная. С тобой так просто не решишь как с ними.
Трактирщик, или теперь уже настоящий Гуго резко свистнул и крикнул:
— Бриен, Пьер и Камек идите сюда. Переговоры!
И пока вызванные медленно выходили из засад и с опаской приближались, Этьен и братья наскоро перевязывали друг друга.
— Скажи мне, Гуго, ты, пока у них языки не развязались, где мои люди? Женщина в карете, ребенок и четыре брата Цитадели!
— Это зачтется?
Карл Смирный усмехнулся своей всегдашней манерой и придвинул меч еще ближе к горлу Гуго.
— Конечно, Лживый, конечно.
— Они здесь. Женщина и ребенок в крайнем доме, под надзором одной вредной старухи, а твои братья, прости, у реки под обрывом. Я не мог рисковать.
Рыцарь мрачно кивнул.
— Этьен, Андре и Жан, ступайте в тот дом, что назвал, наш «друг» и заберите Клер! Но если ее там не окажется, Лживый, я вот этими вот руками оторву тебе яйца и запихну их в твою поганую пасть!
— Стойте! Стойте!!!! – Гуго дрогнул – Они здесь в подвале!
— Этьен, проверь!
Молодой воин бросился в трактир, как в огонь, круша все на своем пути от посуды до столов и бочек. Прошла еще минута или может две и Карл, наконец, услышал его радостный вопль «Нашел! Живы!»
— Хорошо! Ну, а теперь решим с вами – с ворами и убийцами невинных людей…
…
— Скажи мне, Карл, — Командор и рыцарь сидели в Главной зале Цитадели напротив друг друга, и пили вино из кубков, — Ты нашел всех наших братьев и Бертрана?
— Да, сир. Лживый не соврал. Четыре голых тела под обрывом. Стрелами в затылки. Классическая засада. Всех павших братьев, командир… мы упокоили по нашим обычаям.
— Царствие им Господа нашего на Небе. А как ты решил с Гуго?
Карл Смирный надолго припал к кубку и осушил его почти до дна.
— Просто сдержал свое обещание. Девушки же, как он нам объявил в первый раз, в том доме со старухой… не оказалось.  Вправе ли я был играть с ним таким образом и, может, нарушить какие-то человеческие законы? Я решил, что вправе! Бешеный зверь это уже не человек! Долго с ним я не возился. Возле дома потом и вздернули его, пса лживого, повыше. Что бы всей округе было напоминание о законе!
— Так-так. Остальная свора?
— Три их сержанта больше никогда не смогут стрелять из луков, мессир. Как же стрелять им без пальцев на правой руке? С десяток мы успели переловить. Пороли их изрядно, но отпустили живыми с наказом. Остальные разбежались, наверное.
— Карл, я вижу — тебя гложет что-то! Скажи мне что?
— Сир! Этьен… Он показал себя в этом деле и я считаю, что его нужно посвятить в рыцари! Простите, если я…
Командор взял сосуд с вином и снова наполнил оба кубка .
— Твоё мнение для меня всегда было важным. И раз ты говоришь об этом, значит, так тому и быть!
Но, одним только кислым «спасибо» тебе за нового рыцаря и спасение Клер вместе с невинным дитя, я не ограничусь! Знаю! Знаю, что тебе лично ничего не нужно! Однако у тебя же есть в Провансе родня. Подумай и скажи, чем им нужно помочь, что бы они гордились родством с тобой и помнили тебя долго? Не торопись, но и не медли, ладно?
   Карл посмотрел на Командора и глаза его предательски блеснули. Он глотнул вина и задумчиво посмотрел на огонь в камине, будто припоминая что-то.
— Хорошо!— наблюдая за рыцарем, сказал его командир.
— Хорошо, когда есть о чем жалеть и что, вспоминая, любить, Карл! Не стесняйся тут своих чувств и мыслей, ибо нам, связанным клятвой Ордена, очень редко выпадает быть самими собой. Это не минуты слабости, Карл! Это секунды откровения твоей Души.… Пей ещё, брат мой! Пей, потому что есть у меня одно очень важное дело, в котором я опять надеюсь на твою помощь и Душу.
   Карл Смирный озадаченно посмотрел на своего Командора и притянул ближе меч, как бы показывая готовность исполнить любой приказ.
— Э, нет, мой брат, – рассмеялся Командор, снимая напряжение беседы, — вот именно этого уже хватит! Лучше скажи мне, как ты относишься к детям? Я имею в виду не сорванцов, что кормят в городке яблоками твоего коня и снуют через нашу дорогу, блистая голыми пятками. Ясно, что мы все радуемся, глядя на их шалости и забавы. А к своим детям? Или скажем еще проще — детям, которых поручил тебе Бог.
   Рыцарь пожал плечами и почесал кончик носа, виновато посмотрев на Командора.
— Прости, Карл, мои загадки. Откроюсь тебе в своих планах. И капеллан Цитадели, и я, долго все обдумывали и решили – мы должны и крестим дочь Бертрана тут в часовне Замка. Это надо сделать как можно скорее во имя Господа Нашего и во Славу Его. Крестная мать, как ты уже и догадался…
— Клер!
— Верно. Расчет мы делаем на то, что она, как бы мы ее не воспринимали тут, женщина. Она уже держала ее на руках и у своей груди. Сейчас ухаживает и кормит дитя, без всякого приказа, ибо понимает, что больше некому.  Считает это просто долгом, от которого никуда не деться. Но я же думаю, что в ней просыпается или уже проснулась Мать.  Дело лишь за крестным отцом! Ты готов им стать?
— Сир!
— Я не приказываю, Карл. Я просто спрашиваю…
Командор замолчал и задумчиво посмотрел на своего огромного даже без доспехов воина. Тот тоже смотрел на собеседника и заметно краснел лицом.
— Позвольте?
— Давай.
— На мой взгляд, сир, крестные родители заменяют ребенку настоящих. То есть становятся его новой семьей, где все всегда вместе…
— Ну?
— Ну, так… вы же понимаете?…
— А! Вон ты про что…
— Поверьте, Командор! Лучше бы ребенок рос и воспитывался настоящей семье. В полном, я имею в виду, смысле. А я для такого уже слишком стар и груб! Клянусь вам! Я готов их всех защищать, убить любого и сам умереть за малышку, но…
— Ах, Карл! – Командор расхохотался от всей души, несмотря на серьезность момента, — Ты не так смел, как кажешься! Но не обязательно же вам с Клер…
— Сир?!!!
— Да шучу, шучу! И понимаю тебя. Налей-ка еще нам и не обижайся на меня. Но кто тогда? Кого ты предложишь?
— Есть только один! – протягивая командиру кубок, усмехнулся Карл Смирный, — Отличный боец, молодой и красивый человек, умен, образован…
— Ты сейчас про нашего шута говоришь? Про Смехуччо?
Теперь расхохотался Карл. Да так громко, что свечи, горевшие на колесе под потолком, испуганно замигали. И раскаты его смеха еще носились по залу, а в кубке не перестало плескаться и пениться вино, когда он поспешил добавить:
— Этьен, мессир. Это тот, кто вас не подведет.
— Думаешь, они с Клер не поубивают друг друга в бане?
— Думаю, она даст ему!
— Карл! Как ты можешь!
— Я про тумаки, сир! А вы про что подумали?…
— Грешно так-то…
— Верно! Вы сами первым и начали…
— Карл, не забывайся!
— Сир, имейте же совесть! Валите теперь всё на меня…
Беседа рыцарей уже совсем перестала быть серьезной, и они теперь напоминали бы постороннему скорее безусых оруженосцев без присмотра командиров, чем старых и суровых воинов Цитадели, решающих судьбы трех нечужих им людей. Впрочем, все уже было понятно. И осталось лишь претворить это в жизнь.