ЧТОБЫ НЕ УТОНУТЬ

Фетиш ли это? Неуверенность какая, или что поглубже? А может, в вещизме смысл лежит глубокий? Но то, что он для души – занятие бестолковое, – уж точно проверено. Размышлять о таком вещизме – всё же вещь полезная, не пустая, местами любопытная; а если вещь ещё и ностальгическая, то вдвойне приятная к рассуждению.

Зорб не был задирой в классе, ему всего лишь не хватало – магнитофонных кассет; и чтобы не скатиться в глубокое уныние, он их – перезаписывал; и, когда они портились, разбирал их: вынимал из них все внутренности и пересаживал в корпус похожей кассеты; старую катушечку торжественно отправлял разматываться на улицу – отпускал её эффектно: та раскручивалась в воздухе, оставляя за собой полоску коричневатой блёстки; а свою забаву Зорб называл, как странствие катушки с многими метрами музыки. Поступал он так крайне редко, когда были исчерпаны все возможности; а заниматься распутыванием магнитной ленты с последующим её склеиванием было делом неблагодарным. От многократной перезаписи феррум с ленты начинал сыпаться, и проще было вынутый моток торжественно подбросить, оставив конец, зажатым в руке. Дефицит – страшный: купить новую аудио кассету практически было невозможно, только меняться с кем-нибудь; а тут еще и коллекция редеет с такими торжественными подбрасываниями в воздух. Оттого и тосковал Зорб: летом, лёжа на балконе, отгоняя от себя ос, а зимой – с научно-популярным журналом под рукой, растапливая баню его страницами; слушал свои любимые записи, переставляя их со стороны «А» на «В» и обратно.

Думал он и о будущем, которого у него не было. Всё уходило, прочь – из-под ног, не щадя ни навыков, ни привычек, ни знаний; а престиж и новшества оказались для него неприемлемыми ориентирами, так как уступали по причинам, с которыми не мог он считаться настолько, насколько продолжал оставаться верным ощущению качества, проверенного временем; и из-за этого был он тосклив по приятному тому времени, что давала ему школьная пора.

К нему зашёл Аарон; и оставил обувь в прихожей, а шляпу положил на холодильник; начал важно расхаживать по квартире, отгоняя от Зорба уныние:

— Из-за чего ты так сильно переживаешь? Из-за какой-то аудиокассеты!

— На ней записана моя любимая группа.

— В чём смысл отдавать одной рукой и тут же забирать другой? Ты даже не сможешь её прослушать хотя бы потому, что тебе не на чем будет это сделать.

— Меня гложет, что я не склеил на ней разрыв. – Зорб принял угрожающий вид, как будто собирается исправить свою собственную оплошность.

— Разве ты не можешь найти тоже самое в интернете? Всё сейчас оцифровано: любая книга или песня.

— Могу, но это будет не то.

— Как это? – начал раскачиваться с носка на пятку Аарон, который, сложив руки на груди, уже давно пристреливался к торту. — Как это не то?

— Это будет уже не так, как раньше – со скрипом от аудиоголовки.

— Со скрипом от аудиоголовки, – повторил его же тоном Аарон: теперь он примерялся к чайнику. — Зато будет просто группа, которую ты хотел услышать. Свою любимую группу!

Зорб поднял на Аарона глаза; и тот расцепил руки, и в ожидании приглашения заколотил о стол пальцами. Видя, что Зорб всё ещё далеко, гость его решил приободрить:

— Разве не за качество звука ты боролся, когда протирал головку магнитофона ватной палочкой всегда со спиртом? Разве не искал на толкучке усилитель с приставкой? Сейчас же печёшься о какой-то старой кассете, которая уже наверняка давно размагнитилась.

— Ты не понимаешь: мне нужен тот звук, к которому я привык, а не эти выхолощенные биты и всякие цифровые новшества. Наслаждения от них мой мозг не получает; он считывает всё мимо сердца. Я не привык слушать такой бездушный звук.

Слушая Зорба, Аарон – программист шестого дана, попытался его одёрнуть, но Зорб отказывался подчиняться.

— А что ты скажешь, если мы поищем твою кассету, – Аарон, не дождавшись приглашения, налил себе чаю, – и склеим на ней плёнку. Может, тогда тебе полегчает, и ты, наконец, предложишь мне кусочек торта. – Зорб задумался. — Ещё мы поищем раритет в виде старого магнитофона на толкучке или в комиссионке, и тогда ты сможешь точно её прослушать.

Зорбу идея об оживлении кассеты понравилась; так, до боли всё ему показалось знакомо, когда Аарон следующие два часа играл в стрелялки, а Зорб переворачивал всё вверх дном в своём чулане; в одной из стопок он её нашёл и вынул, узнав сразу по замутневшему исцарапанному пластику.

— Вот она! – сказал он.

На маленьких красно-белых катушках внутри виднелись затяжки и космы, что наводило грусть на Зорба. Ювелирной отвёрткой он ослабил гайки, снял крышку и вынул из кассеты прозрачную вставку, с осторожностью достав истерзанную магнитофонной головкой плёнку; её он начал распутывать и затем скручивать обратно, подтягивая на карандаше, а кусочком скотча склеил место разрыва. От старости, феррум настолько осыпался, что на магнитной ленте виднелись мелкие прозрачные вкрапления. На ней просто не осталось никакого слоя. После склейки, всё было уложено в обратной последовательности, гайки затянуты…

Зорб долго не решался; сделав глубокий вдох, поставил кассету. Громоздкий, тот самый: «AKAI», да, да, с бегающими зелёно-оранжевыми дорожками децибелов, и холодной сияющей рукоятью громкости; бандура, которую темнокожие меломаны носили под ухом у себя на плече; его откопал в комиссионке Аароном, договорившись о цене… Осталось отмотать на начало той песни, нажав долгожданный «пуск».

… Треск с хрустом раздались, чередуясь с тишиной, когда магнитная лента медленно побежала через головку воспроизведения. Подобно тому, что слышит человек, погрузившийся в воду: вместо музыки, доносились хруст и шипение, причём, – из бочки.

Проштудировав запись на кассете целиком, с обеих сторон, Зорб попытался подчинить её звуку, ещё раз почистив спиртовым раствором головку воспроизведения; но у него ничего не вышло, и он окончательно расстроился. Он поставил, для сравнения, другую кассету; на удивление, запись на ней при воспроизведении оказалась в высоком качестве. Правда, записанная на ней группа была не та, что у Зорба в особом почёте, и ради которой он полез в чулан; но послушать старое панорамное звучание, с небольшим фоновым шипением и успокаивающим шумом в паузах между песнями всё равно было чертовски приятно.

Что касается той – любимой его кассеты, то лента на ней полностью была размагничена. Зорб покрутил её в руках и убрал в чулан до следующего раза.

Получив бальзам о том, что кассета с любимой группой склеена, Зорб повеселел: схватил своего приятеля и потащил его в кухню потчевать тортом и поить чаем.