Челядь и честь

Лев Абрамович и Илья Давидович, студенты духовной академии, поудобнее усевшись, решили отобедать в не очень просторной местной столовой, откуда уже с самого порога в нос бил запах готовящихся яств.

– Скажите, Лев Абрамович, – начал Илья Давидович, уплетая жареную курицу, – почему вы никогда не берёте себе курицы, да и картофеля тоже? Ведь вам есть надо, вы вон как бледны. Того, глядишь, в обморок упадёте. Целый день уж ничего в рот не берёте, а ведь голодный обморок заработать не так сложно, как кажется со стороны.

Смеются.

– Не люблю здешние столовые. Еда здесь либо недожарена, либо недоварена. И когда доносишь её до стола, она остывает, и аппетит просто чудным образом моментально улетучивается. Нет, дорогой мой, не люблю столовые.

– Так где же вы тогда едите? Неужели домой бегаете? Помилуйте, голубчик, если это так, то спешу заметить, что это никак нельзя считать чем-то удобным. Я ведь сам когда-то равнодушно относился к данного типа заведениям. Считал, что здесь едят лишь бродяги, да оборванцы с попрошайками. Но теперь, как видите, я и сам сижу здесь и наслаждаюсь преподнесёнными мне шедеврами гастрономии.

Оба вновь смеются.

– И что же, позвольте узнать, вас побудило на это решиться? – усмехаясь, спросил Лев Абрамович. – Я имею в виду отобедать здесь.

В зале стучат ножами и вилками о края тарелок, а также, громко хлюпая, отпивают из своих стаканов чай. Лев Абрамович презрительно бросает взгляд на сидящих, делает недовольную гримасу, и, будто чего-то испугавшись, вздрагивает.

– Ведь здесь одна… челядь, – продолжает он. – Такие как они о малейших правилах столового этикета не слышали и вовсе. Как с этими… можно вообще вести беседы? Да и о чём, знать бы? Например, – возвысил голос, – приличный человек никогда не станет так хлюпать и чавкать во время принятия пищи!

В зале наступила тишина. Все вперили свои удивлённые глаза в недовольного Льва Абрамовича. Тишина была неловкой. Сам Лев Абрамович уже начал жалеть о сказанном замечании, ведь невесть до чего может это всё дойти. Люди это незнающие, необразованные, куда им до совершенства воспитанного человека! Чуть что, так дело лезут решать кулаками, а не умом. Вскоре из-за угла донёсся противный старушечий голос, одетой во всё поварское:

– Кто-нибудь будет брать ещё? А не то остынет всё.

И вся публика вновь переключилась с остолбеневшего Льва Абрамовича на своих собеседников. В зале снова стал раздаваться стук ложек и вилок о края тарелок.

– Видите? – продолжал Лев Абрамович. – Безумцы! Что с них взять? Так позвольте мне снова вас спросить о причине вашего… я хочу сказать, что вас вынудило здесь… обедать?

– Голод, – чавкая, ответил Илья Давидович.

– И только?

– Нет, ещё отсутствие наличности в кармане.

– И из-за таких мелочей вы так унижаетесь?! – удивлённо воскликнул Лев Абрамович. – Ведь это же не дело. Деньги всегда можно занять. Зачем же вы у меня не попросите? А вместо этого унижаетесь перед этими…

– А вы займёте?

– Пожалуй, что нет. У меня у самого бедственное положение. Нет, прошу, не думайте, что я скуп и мелочен, я лишь субъективно гляжу на вещи. Вот вы посмотрите, мы учимся пять дней в неделю, пять дней мы должны что-то есть и, спешу добавить, не по одному разу на дню, обед в ресторане мне обходится в тридцать-тридцать пять рублей. Слышите? Тридцать пять рублей – это сумма не из числа маленьких. Так что лучше я буду экономить на этих обедах. А позавтракать и поужинать я и дома смогу. А во время учёбы надо думать только об учёбе. Принципы, ничего не могу с собой поделать.

– Неужели для вас лучше деньги в кармане, чем полный желудок и спокойствие в душе?

– Брюхо я всегда набить успею, а деньги я получаю крайне редко и держаться стоит каждой копейки. К копейке добавьте другую копейку – будет две копейки; к ним ещё копейку – будет три, и т. д. Да и не в деньгах дело, а в этих… – обводит взглядом толпу сидящих, – ну, вы поняли. Можно сказать, что это дело чести, мой друг.

– Ну, вас не понять. Хотите хорошо поесть – денег нет, а в столовых – затрагивается ваша честь. Так, знаете ли, с голоду и помрёте. Ей-богу, потом будете вспоминать мои слова, да поздно будет.

– Нет уж, голубчик вы мой, так низко я ещё не пал, чтобы есть с этими людьми. Они хотят – пусть едят, я же – ни-ни!

Лев Абрамович, договорив последние слова, умалчивает, а Илья Давидович продолжает есть. Когда уже в столовой никого не осталось, Лев Абрамович подбегает к старухе в поварском и берёт себе порцию картофеля, две жареные куриные ноги, стакан чая, проходит к своему прежнему месту, садится, и начинает всё им взятое жадно есть. Илья Давидович в недоумении смотрит за движениями друга. Лев Абрамович, поймав этот взгляд, медленно прожёвывая, говорит:

– Что вы на меня так смотрите, будто я взял вашу порцию?

– Вы же минуту назад мне говорили о вашей чести. Вы буквально клялись, что никоим образом не станете здесь есть. И что же я вижу? – сидите, едите, да ещё и с этой, как вы выразились, челядью.

– Да, но здесь ведь больше никого нет. А значит, и поесть можно, и честь останется при мне. Так вот!

Лев Абрамович, чавкая и фыркая, медленно всё пережёвывая, уплетает еду, а Илья Давидович продолжает на того смотреть с открытым от удивления ртом.