1.
Часы тикали. Тик. Так. Тик. Так. Тик. Я уже настолько прислушался к работе механизма, что отчётливо слышал паузу между щелчками чего-то внутри. Так. Тик. Так. И внутри меня тоже работал механизм. Механизм, доведённый до предела, готовый взорваться в любой миг: пружины сжаты, гайки закручены, и.. Тик. Так. ..только бы придумать ещё пару подобных фраз, чтобы занять свой мозг. Нейроны посылают импульсы во все стороны, во все свои соединения, но бесполезно — больше я не знаю ничего из механики, и пока часы. Тик. Так. Тик. Так. Пока часы бьются, можно думать об их такте, об их незримых движениях, представлять, как кто-то танцует под нечеловечески точную музыку. Так. Тик. Так.
Часы бьют: двенадцать. Часы начинают бить, но я уже выскочил из кровати; часы бьют двенадцать раз, но я уже натягиваю штаны; часы замолкают, но я уже выбежал на улицу. Ненавижу засыпать, ненавижу слушать танец часов.
2.
Набережная, длинная, плавно изменяющая свой поворот на пару градусов то влево, то вправо. Фонари через каждые десять метров, вырывающие маленькие островки мнимой безопасности для людей. Обычно они работают куда лучше, но сейчас шёл холодный и редкий дождь, совсем непохожий на летний. Звуки прибоя и дождя недолго вели бой за господство — шёпот волн проиграл разрывам капель. Но и он, как и подобает члену природы, проигрывал человеку. Девушка, неестественно жёлтые волосы, прилипшие ко лбу, острые, обнажённые плечи. Её портрет навсегда останется в моей памяти: она сидела под фонарём, на асфальте и играла на гитаре. Коричневая жилетка прилипла к телу, из под неё выглядывала футболка, белая и уже почти прозрачная.
У неё был приятный голос, но ни петь, ни играть она не умела. Я точно слышал, как струны вибрируют там, где не должны и как аккорд Д превращается в отвратительное своё подобие: она играла все басовые струны, тогда как две из них не должны были играться. Скорее бы она прекратила играть на этой чёртовой гитаре.
Она подняла взгляд оттенка коры молодого дуба, затуманенный. Её зрачки, испугавшись, сжались; а мои, удивившись, расширились.
Я сказал, что она неплохо играет.
«Да? Я играю около месяца, спасибо.»
Она заболеет, если будет так сидеть под дождём, тем более на голом асфальте.
«Меня это совсем не пугает.»
Тонкие бледные губы, требующие поцелуя. Улыбка тёплая и смирённая. Дело дрянь, да?
«Да.»
3.
На следующий день мы встретились ближе к вечеру, когда спадает жара и начинается духота. Встретились не на набережной, а ближе к центру города.
Белая майка, на неё чёрная рубашка, заправленная небрежно в юбку-солнышко. На ногах странная обувь на массивной платформе, открывающая стопы. Ненавижу человеческие стопы.
Наверное, у нас много общего, раз мы оба не можем заснуть.
«Нет, просто я всегда хотела заняться несколькими вещами. Вот и занимаюсь ими, пока могу.»
Дождём и воспалением лёгких?
«Нет, конечно.»
Смеётся, это не смешно. Себя нужно беречь.
«Зачем?»
Как это зачем? Ты человек, ты важна кому-то.
«Спасибо, но.»
Оборванное но..
«Часто в книгах, сериалах и фильмах люди пробуют самые странные вещи: поют под дождём, напиваются в незнакомой стране, зовут замуж первых встречных..»
Купаются под дождём в холодной воде.
«Точно, чёрт, нужно было попробовать.»
Можем вместе, если ты не против.
«Совсем нет.»
Она улыбается, как человек, убивший свою мать*, как человек у которого нигде нет привязанностей.
4.
Нам повезло — пошёл дождь. Совсем, как вчера: мелкий и холодный. Только вода на этот раз была неспокойной. Люди разбежались, мы хохоча отправились к самому дальнему месту на набережной.
Она снимает рубашку и кидает на песок — сохранность свежести вещей не волнует её сердце. Я снимаю толстовку и кладу на песок — меня волнует, но не слишком сильно.
Она скидывает свои ботинки, я снимаю кроссовки и носки. Немного погодя она снимает юбку, когда я заканчиваю снимать джинсы. Мы оба смущены тем, что так много неё и так много меня в моих и её глазах соответственно.
«Немного страшно.»
Я возьму её за руку.
«Это я возьму тебя за руку, идём скорее.»
Холодно, мы уже по живот в воде, когда доходим до конца решётки, сделанной для детей. Они перестарались с размерами вольера.
Мне всегда хотелось это сделать.
«Почему не делал.»
Не с кем.
«Но, не всегда же было не с кем, а почему не делал раньше?»
Я никогда не знал, чего хочу, пока не стало «не с кем».
Мокрая майка прилипает к её груди, лихорадочный румянец танцует на щеках.
5.
Удивительно, что мы не заболели. Вместо этого провели весь день у меня. Готовили, ели, спали, вставали, готовили..
Она переехала сюда со своими родителями. Этот год собиралась отдыхать, а на следующий поступать. Весёлая, активная, хотя и заметно, что ей движет не внутренняя энергия, присущая от рождения, а внутреннее желание дотянуться, дотронуться, изведать всё на свете.
6.
Удивительно, как быстро мы вошли в жизни друг друга — ещё вчера никто, сегодня любовники, нет, думаю, что серьёзней: пара.
Крепкие пары не образуются так быстро, поэтом по ночам в моей голове начал появляться новый житель: страх потерять её, как теряешь духовное равновесие, как теряешь свою свободу от страстей.
Она могла бы спать спокойным и крепким сном человека с чистой, незапятнанной совестью, сном, которым хотел бы спать я.
«Ты совсем не плохой.»
Но вместо этого она сидела со мной рядом, поднимала с постели, когда я начинал царапать стену и делала ромашковый чай. Никогда бы не подумал, что снова смогу пить ромашковый чай. Спасибо.
«Ты сделал меня счастливой, хоть мы и совсем мало знакомы, а ещё выполняешь со мной мои дурацкие планы.»
Хорошие планы, но их оказалось так мало. Мы уже посмотрели всё, что могли и исходили набережную вдоль и поперёк, как и весь культурный центр моего маленького города. Что дальше?
«Покажешь мне теперь город?»
Я не знаю что именно. Точнее, боюсь не угодить.
«Покажи важные для тебя места, пожалуйста. Я хочу узнать тебя лучше.»
7.
Я уже поделился с ней своим домом и видом из окна — своим небом. Теперь настала очередь отдалённой части района, где я не с кем не был. Здесь мы встречали рассвет.
Потом мы прошлись моим обычным маршрутом через весь город, но устали и на такси уехали обратно. Опять проспали весь день, точнее я дремал, пока она занималась своими делами, конечно, не только едой. Очень часто, сев на табуретку из под огромного цветка, повернувшись к окну — моему небу — она рисовала миниатюры, об пальцы она вытирала кисточки, а потому я часто вытирал их салфеткой, когда не спал. Так как фактически мы стали жить вместе, много её вещей появились у меня, кроме гитары. Я не хотел слышать больше эти звуки. Прости.
«Всё в порядке, не нужно извиняться за свои слабости.»
Нужно, иначе и она уйдёт.
«Но ведь они ушли из-за другого.»
Они вообще не уходили, честно говоря.
«Ты ушёл.»
Я опустил голову обратно на подушку.
«Спи давай, ночью нам нужно снова пройти весь город.»
Но как же она? Она же совсем не спала.
«Спи, а я чуть позже прилягу.»
Часы очень тихо тикают, давай их выкинем?
«Нельзя, милый, это твои часы. Засыпай скорее.»
Её бархатистый голос и осторожные прикосновения к голове окончательно убаюкали меня. Я проснулся только в десять часов вечера.
8.
Мы прошли по тем улицам, по которым я ходил сотни раз. Они уже давно стойко ассоциировались с определёнными людьми. Этот поворот принадлежит лучшему другу и его глупой музыке, а этот проулок возвращению с ночного сеанса ужасов, а это мост мата, церкви и смеха. А это скамейка девушки с зелёными глазами. А это место…
«Ты скучаешь?»
Это трудно объяснить. Скучаю по временам, скучаю по тому, что было и что могло быть, скучаю… но не по ним настоящим. Всё сломалось, разрушилось, развалилось. Живые они лишь тень тех призраков, что терзают меня ночами.
«Ты бы хотел всё вернуть?»
Это трудный вопрос. Вернуть… вернуться туда, откуда я пришёл? Опять пройтись по этим улицам, опять шутить те же шутки, опять говорить о тех же неприятностях, опять и опять задавать одни и те же вопросы? Не хочу. Прошлое прошлому.
«А изменить?»
Нечего менять. Мы разошлись, потому что так было нужно, потому что мы не могли быть вместе. Я был плохим, я буду хорошим и всё изменится само. К тому же, у меня появилась ты.
«Мы очень быстро всё начали.»
Гром среди ясного неба, тёплое дыхание в затылок, хотя в квартире не должно быть никого кроме тебя. Я знал это, я ждал это.
«Ну, милый, это совсем не смешно. Давай я обниму тебя и всё уйдёт? Мы скоро придём?»
Уже пришли.
Справа новое кирпичное здание, жёлтое, слева старое кирпичное здание, красное, перед нами две качели, за ними детский сад, куда я ходил.
На месте нового дома раньше был мой дом.
Здесь мы сидели пару часов, здесь хорошо. Дом.
9.
Больше не знал куда её вести. Не так важно куда идти, как то, с кем.
«Раньше тебя окружали хорошие люди, по твоим словам.»
Но я не мог этого понять и оценить.
«Хорошие люди, считающие, что другие хорошие люди не достойны тебя.»
Они ошибались, такое случается, они были наивны.
«Ты особенный.»
Я урод.
Мы пошли домой, больше я не мог, это было выше моих сил.
«Ты сильный, не веришь? Сильный.»
Опять улыбка, которую, должно быть, видят люди идущие на свет. На свет после смерти, на свет на маяке, на свет, когда отчаялся снова вылезти из тьмы. Спасибо.
10.
День шёл за днём, недели сложились в месяцы, лето подходило к концу. Мы успели сделать очень многое из того, о чём я думал, но чем никогда ни с кем не занимался, просто потому что не понимал чего хочу.
Оставались самые последние дни лета. Я понял, что хочу также пройтись по её родным и важным местам.
«Я очень-очень не скоро планирую вернуться в родной город, да и вдруг мы вообще разойдёмся из-за начала учебного года.»
Разве это может помешать тому, что было между нами?
«Кто знает, кстати, что насчёт того, чтобы в последний день лета посидеть на том месте с качелями?»
Но почему там?
«Мне показалось, что это очень важное для тебя место, хочу тебе сказать кое-что такое же важное для меня. Ну так что, договорились?»
Да. Дело дрянь, да?
11.
«Я уезжаю. Заканчиваю последние дела и уезжаю, решила всё-таки поступать, подала документы и уже зачислена. Прости, что говорю всё в такой спешке.»
Вместо всего серьёзного, что можно было спросить, я задал самый глупый вопрос: что за дела?
«Ну, зайти в аптеку, например… хочу купить парацетамол.»
Парацетамол, занятно. Что же, хорошо, она уезжает, навсегда.
«Навсегда, прости.»
Она научила меня жить по новому и теперь бросает.
«Есть люди, которые тебе подойдут куда лучше.»
Она была лучше всех. Теперь же все точно идут к чёрту.
«Я оставлю тебе кое-что, хорошо? Только пообещай, что откроешь тайник только тогда, когда будешь готов?»
Разве я должен сохранять свои обещания?
«Оставлю на нашем месте, на набережной, хорошо?»
Молчание.
«Спасибо за то, что делал меня счастливой до конца.»
Я ушёл. Просто ушёл домой. К чёрту это всё, завтра рано вставать.
12.
Октябрь. Дожди теперь холодные и плотные, совсем как и должно быть осенью.
Шаг за шагом, здесь мы познакомились. И где же её тайник?
Одна плитка шаталась, подняв камень я обнаружил металлическую шкатулку, а в ней письмо.
«Если ты читаешь это, милый, то я уже мертва.
Прости, что всё получилось так, ты действительно изменил мою жизнь, просто проблема в том, что он должна была оборваться именно сейчас. Прости, что я не смогла остаться с тобой. Прости, что всё получилось в спешке.
Я уже долго планировала это. Очень долго. Я переехала в этот город только для этого, моя мама так и осталась дома, а папа давно умер. Я просто не вижу смысла в жизни для себя. И много лет планировала уйти, как только закончу учёбу. Я рассорилась со всеми своими друзьями и даже любимым человеком, сразу после сдачи экзаменов, но я никак не ожидала, что в моей жизни появишься ты.
Не повторяй моей ошибки, пожалуйста, не убивай себя. Ты сделаешь несчастными очень много людей. Живи, милый, пожалуйста, и проведи достойную девушку по своим важным местам.
Когда закрывается одна дверь, то открывается новая, милый, прошу тебя, открой дверь за нас двоих.
С вечной любовью, XXXX.
P.S., если ты всё ещё хочешь пройтись по моим родным местам, то вот они: скамейка под памятником Ленину, поваленное бревно в лесу за ТЦ «Северный», озеро…»
Мир рассыпался, задрожал, развалился, расклеился. Мира больше нет, только дрожащие осколки и фрагменты. Идёт дождь, и он превращается в снег, упавшую листву заменяет снег, люди смотрят на меня. Люди. Снег расстаял. Сколько прошло времени? Минута? Полгода? Месяц или час? Чем я был занят всё это время и чем занят теперь? Мир никак не собирается в одно целое. Мир рассыпался. Мира больше нет. Тик. Так. Тик. Так. Часы бьют: двенадцать.
13.
Но даже самая тёмная ночь заканчивается рассветом. Она не умерла, нет, она всегда будет жить во мне и на тех улицах, где мы ходили.
Она всегда будет ждать меня на качелях, всегда будет у меня дома.
Слёзы мешают смотреть как я переставляю аккорды. Ам, С, F, Ем.
Люди не умирают и не уходят — они всегда с нами.
Робкая, темноволосая девушка смотрит на меня.
«Я бы хотела узнать тебя лучше.»