—Оле-ег, − вдруг позвал Разумовский, вырвав себя и друга из воспоминания. Волков поднял взгляд и удивился переменам, которые ранее оставались им незамеченными: Сергей из эксцентричного и увлеченного парня превратился в тревожного и травмированного молодого человека. Неужели это его «смерть» так повлияла на Серёжу? Олег боялся об этом думать. Он положил ладонь на ступню сожителя, лежащую рядом и спрятанную в серый носок, и легко сжал её в знак того, что он весь внимание. —А ты помнишь…
—Помню, − не дав другу закончить, заключил Волков. Он знал, что подобной обстановкой могло быть навеяно только одно единственное воспоминание.
—Тогда всё было совсем по-другому, − усмехнулся рыжий. Но улыбка как-то слишком быстро сползла вниз, а нижняя губа предательски дрогнула. —Видимо, я всё-таки без тебя не смог… − вдруг с предельным откровением, которого ещё ни разу не было с момента их побега, сказал Серёжа, и на его щеке пролегла первая влажная дорожка. Олег поджал губы и закрыл своё лицо руками.
—Прости, − как же он себя ненавидел… Всего одна цель − хранить и оберегать своего родимого человека. Почему же он не справился с этой элементарной задачей? Почему вместо того, чтобы стать тем, кто собирает жизнь соратника, словно вазу, по осколкам, формирует её заново и трепетно хранит в укромном месте, он стал тем, кто разбивает её; тем, кто потом ещё и топчется по этим стёклам, превращая их в неподлежащую восстановлению пыль?
Волков не мог открыть лица, не мог смотреть на то, во что он превратил своего избранника, не мог видеть этих слёз — всё это было для него уже слишком. Серёжины щёки всё больше и больше украшались солёными ручейками, но, несмотря на них, он придвинулся к другу, заставил его отнять руки от лица и запрокинуть голову назад, слегка перекинув через спинку дивана. Олег, как пластилиновый, позволял производить со своим телом любые манипуляции, но глаз не открывал. Слишком боялся увидеть эти мокрые щёки и подрагивающие от слёз рыжие ресницы.
Разумовский хотел сесть на друга сверху, прижаться к нему всем телом, вдохнуть запах его кожи, пробежаться тонкими пальцами по всем изгибам мышц и костей, чтобы ощутить его «настоящность», но не осмелился проделать всего этого, его храбрости хватило лишь на то, чтобы положить голову на массивное плечо, при этом взяв в руки левую ладонь Олега, и бережно её теребить.
—Тебе не за что извиняться. Я здесь стал часто вспоминать ту ссору и… как бы ни было сложно этого признавать, но это моя вина. Всё, что происходит со мной — моя вина.
—Я не должен был уходить, − настоял Олег.
—Я прогнал тебя, − чуть пожав плечами, напомнил Серый, на что друг только весело усмехнулся, не размыкая век.
—В который раз? Десятый? Двадцатый?.. А я бросил тебя одного… − рыжий внимательно следил за лицом соседа, но, несмотря на то, что из его закрытых глаз не показывались слёзы, хриплый голос предательски дрогнул, озвучивая следующие слова:
—Я хотел, чтобы тебе тоже было больно. Чтобы ты пожалел. Я не думал, что.. − он резко прервался, так как ком в горле наравил вырваться наружу с потоком солёной воды.
—Ну… я пожалел… − зачем-то подтвердил Разумовский. Олег зажмурился и покачал головой из стороны в сторону, будто пытаясь вытрясти эти слова из своих ушей, после чего резко встал и подошёл к панорамному окну.
—Забудь про это. Никто не виноват, − рыжий вновь подал голос с дивана. —Мы были молодые и глупые, кто в этом возрасте не совершает ошибок? − Сергей тоже поднялся и приблизился к другу, рассматривающему пейзаж за окном. —Главное, что сейчас ты здесь и снова мой.. лучший друг, − Разумовский внезапно словесно запнулся, что заставило Олега обернуться и взглянуть на него с замешательством.
—Я… − промямлил Волков после недолгой паузы, смотря приятелю в глаза, но никак не касаясь его. —Может быть у тебя… но у меня ничего не менялось в… том плане, − рыжий упёр взгляд в пол, незаметно сминая край своей серой футболки. —Я имею в виду… за эти годы у меня никто не появился… если ты конкретно в этом сомневаешься… А нашу… связь… я никогда не рассматривал, как подростковое дурачество… Ты можешь не бояться меня отпугнуть или что-то такое, − каждое слово давалось Олегу с большим трудом. Он уже очень давно отвык разговаривать о чувствах. В особенности о своих чувствах. В особенности о чувствах романтических.
Разумовский наконец поднял взгляд, тут же пересекаясь им с военным. Рыжий незаметно выдохнул, так как теперь мог больше не рыться в этой вечной паутине сомнений. Теперь он мог не гадать, что там на уме у этого опытного подрывника, повидавшего немало за прошедшие годы, но зачем-то вернувшегося по первому «зову». Серёжа первым разорвал физический барьер и всё-таки поцеловал партнёра, повиснув у него на шее. Олег, будто пёрышко, легко поднял его на руки за ягодицы и, пока тот небрежно обхватывал талию парня ногами, усадил на столешницу. Разумовский тут же скатился с неё на пол и оказался на коленях, настойчиво пытаясь преодолеть преграду в виде тяжелой бляхи ремня и ширинки на штанах Волкова.
—Я безумно скучал по твоему… телу, − на выдохе отметил Сергей, нечаянно осекшись. Он быстро справился со своей задачей и, добравшись до заветной цели, начал осыпать поцелуями паховую область друга, периодически переходя на ласкание языком.
—Он.. оно тоже по тебе очень скучало, − уже нарочно оговорился темноволосый мужчина. Олег сначала смотрел на картину, происходящую внизу, но спустя пару минут понял, что теряет контроль от этого вида и прикрыл глаза, полностью доверившись ощущениям. Рукам он изо всей силы старался не давать воли, одной держась за край столешницы, а другой поглаживая и сжимая свою грудь. Серёжа тем временем уже перешёл к более активным действиям и ритмичным движениям, наслаждаясь тем, как пыхтит и постанывает его партнёр, неосознанно подстраиваясь под ритм качками бёдер.
Почувствовав, что искра уже близко, Волков окончательно опьянел от страсти и, сжав в руке рыжую шевелюру, помог более резко и глубоко совершить пару последних движений, после чего крепко прижал голову любовника к своему паху, извергая ему в глотку всё полученное наслаждение. Разумовский упёрся руками в ноги друга и замычал, пытаясь отстраниться, но тот не дал ему такой возможности, пока до последней капли не выплеснул заключительную волну удовольствия. После этого Олег глубоко выходнул и тоже съехал на пол, тут же получив несколько капризных ударов в грудь от своего кавалера.
—Олег! − сразу завопил Серёжа, вытирая губы тыльной стороной ладони. Волков засмеялся и виновато глянул на парня щенячьими глазами так, что тот вмиг растаял, но не показал этого. Военный приблизился к нему с целью поцеловать, но рыжий с напускной обидой отвернул лицо. Тогда Олег смачно провёл языком по его щеке и продолжил с нахальной ухмылкой глядеть на объект своей страсти восхищенно-затуманенным взглядом.
—Оле-ег! − ещё громче воскликнул Разумовский. —А ну-ка взять себя в руки немедленно! − он хотел серьёзно смотреть на товарища, но не мог сдержать улыбки.
—А можно лучше тебя? − всё также кокетливо спросил Волков и потянулся к штанам айтишника, выпирающим в области ширинки, чтобы скорее доставить ему то же удовольствие. Серёжа сначала поддался и улыбнулся в предвкушении, но стоило его взгляду коснуться настенных часов, как он мгновенно побледнел и с тревогой уставился на напарника.
—Что такое? − наваждение Олега сняло как рукой, когда он увидел изменения в лице друга. Военный растерянно нахмурился и чуть подался назад.
—Я просто… я хочу полежать… Пойдём наверх, пожалуйста, − встревоженно залепетал Сергей, поднимаясь на ноги.
—Конечно, пошли. Что произошло? − продолжал напирать с вопросами Волков.
—Всё хорошо. Мне надо прилечь.
Они поднялись на второй этаж, представлявший собой только лишь спальню с косым потолком и окном в его центре. Разумовскому приходилась по нраву эта маленькая, уютная и безопасная комнатушка, хотя и была совсем не в его стиле, но в ней не ощущалось ни время, ни течение жизни за её пределами. Он сел на кровать и, подождав пока Олег устроится поудобнее, лёг к нему под бок, положив голову на грудь и плотно, словно тисками, обвив руками и ногами его конечности.
—Спасибо, что ты жив, − огласил Серёжа.
—Серый, ты меня пугаешь, − сказал Олег, поглаживая парня по голове и вдоль плеча, попутно перебирая золотые волосы.
—Я просто очень рад, что сейчас всё так, как есть… Мне нужна была эта передышка.
—Я тоже рад, − с непониманием усмехнулся Волков. —Эта «передышка» теперь наша жизнь, привыкай. Пусть не так много экстрима, зато покой и комфорт, лично мне по душе такое.
—Самый большой страх, что это всё опять было не по-настоящему.
—Я настоящий, − утвердил Олег. —И я собираюсь тебе это доказать еще не раз, и не два, − игриво проговорил Волков, легонько сжав грудь парня два раза, после чего продолжил копошиться в его отросших локонах.
—Я знаю, что собираешься… − прошептал Серёжа, и его слёзы тут же намочили футболку, на которой покоилась голова. Он ещё сильнее сжал военного в своих объятиях-тисках, точно зная, что Олег так же отчетливо услышал щелчок замка со скрипом входной двери и всё понял. Волков действительно и услышал, и понял. Он прикрыл глаза и изрёк «твою ж мать» только одними губами, при этом надломленно усмехнувшись.
Все последующие события происходили сумбурно, ощущаясь как расплывчатые вспышки: Олег приподнимает голову партнера за подбородок и накрывает его губы своими; слух улавливает, как слаженная поступь оскверняет сначала гостиную (их уютную домашнюю гостиную!), а потом и лестницу, ведущую в обитель их покоя. Услышав эти организованные шаги на ступенях, Волков перекатывается вправо и приземляется на полусогнутые ноги; ловким движением доставая из под матраса потёртый, повидавший жизнь кастет, надевает его на пальцы правой руки и целует на удачу; после чего извлекает из под самой кровати свой верный пулемет кедр и переводит взгляд на Разумовского, с виноватым взглядом сжавшегося на кровати.
—До встречи, Йөрәк маем…
В ту же минуту комната начинает наполняться бойцами в черных шлемах.
—А мы уж вас заждались, господа! − послышался только язвительный голос Волкова где-то среди чёрной гущи, прежде чем помещение наполнилось громом стрельбы, криками, топотом и рокотом безнадёжной борьбы.