Будь хорошей девочкой

Огни бесчисленных, громоздящихся одна на другую, рябящих, словно экран старого телевизора, вывесок исполняли на оцинкованной стойке причудливый танец. Из-за этих, не подчинявшихся, казалось, никакой логике лучей, принимавших самые причудливые цвета, и, хотя ярких, но как-то неудачно установленных светильников под самым потолком довольно большая комната казалась крошечной коробкой, в которую едва может уместиться человек. Сидящая за перегородкой медсестра ‒ высокая и худая девушка лет двадцати с хвостиком, наконец, справившись с гудящим тугодумом-компьютером, открыла на нём нужный бланк. Только теперь она подняла глаза на вошедшего ребёнка.

Чуть переминаясь с ноги на ногу, с детским любопытством оглядывала новую для себя комнату рослая худенькая девчушка. Кожа её была довольно смуглой (во всяком случае, для жительницы тех мест, куда из-за смога и гигантских серых груд стекла и бетона, проникали лишь редкие лучи солнца), но коротко остриженные растрёпанные волосы ‒ огненно рыжими. Такое сочетание было, хотя и красивым, но, не особенно удивительным. У самой медсестры чёлка, и вовсе, была выкрашена в ярко-фиолетовый. Но у новой знакомой подобный контраст, казалось, лишь дополнял образ, образ бабочки, случайно попавшейся в цементную ловушку, образ весёлой нимфы, забредшей в край, где слои асфальта давно скрыли корни последних деревьев. Казалось, ослабь персонал приёмника-распределителя бдительность, ‒ маленькая птичка разобьётся о гигантское стекло, попытайся держать её чуть крепче, ‒ задохнётся. К такому облику вовсе не шёл похожий на матросскую робу костюмчик, состоявший из серо-голубых блузки и юбки до колен. «Наверное, сбежала из какой-нибудь закрытой школы, ‒ пронеслось в голове медсестры, ‒ впрочем, не моё дело, как и то, почему она босая».

Тем временем, странная гостья едва слышно приблизилась к стойке и стала с интересом разглядывать пляшущие на ней блики. Молодая приёмщица невольно улыбнулась.

‒ Ты к окну стань, оттуда лучше видно, ‒ она не понимала, зачем это говорит, ‒ здесь стоял очередной беспризорный ребёнок, которого надо было поскорее оформить и передать в другие руки, пока и без того задержавшийся персонал не ушёл, а дежурный не лёг спать, ‒ может, хоть представишься? ‒ Добавила девушка уже строже.

‒ Марлен, ‒ ответила девочка таким голоском, будто спрашивали о том, какой подарок она получила на последний праздник.

‒ Или Лу̀на, ‒ прозвучало, когда в соответствующей строке уже появилось «Марл».

‒ Или Стелла, ‒ как ни в чём не бывало продолжила девочка под её укоризненным взглядом.

Эту чертовку следовало бы хорошенько отшлёпать, а потом взять у неё из вены две, нет, три пробирки крови. Но поздняя гостья вела себя так непосредственно, так мало было в её голосе не то, что злобы, но и просто желания «поддеть», при этом девчонка так мило улыбалась, что желание хоть чем-то её наказать как-то сразу пропадало. Но работу надо было продолжать хотя бы с тем, чтобы помочь ей обрести новый или вернуть прежний дом.

‒ Кто бы ты ни была, будь хорошей девочкой. Мне ведь нужно тебя записать, а иначе как прикажешь быть?

‒ Мари, ‒ выдохнула беспризорница так, словно ей самой надоела эта глупая игра.

‒ Хорошо, ‒ длинные и тонкие, как у пианистки, пальчики с короткими, но ухоженными разноцветными ноготками застучали по клавишам, ‒ на этот раз поверю. Фамилия какая у Мари?

‒ Не знаю.

И это было похоже на правду (казалось, девушка начала уже понимать логику поведения этого не совсем обычного ребёнка). Поставив на месте фамилии прочерк (благо программа позволяла), она попросила Мари полностью раздеться. На удивление медсестры девочка без возражений, расспросов и очередных глупых шуток расстегнула блузку и спустила на пол юбку. Под ними оказались свободный белый топик и чёрные спортивные шортики. Жестом фокусника она избавилась и от них, освободив чудесную (особенно для этой поры, когда девочка только начинает превращаться в девушку), словно вырезанную из лучшего дерева фигурку.

‒ Ого, какая ты! ‒ Искренне почти восхитилась медсестра. ‒ Волосы натуральные?

‒ Мари их не красила, ‒ отчего-то стало ясно, что у этого ребёнка есть привычка говорить о себе в третьем лице, ‒ если вы об этом.

‒ Об этом. Да, ободок свой, ‒ взгляд приёмщицы упал на жёлтую полоску, почти незаметную за взъерошенными волосами, ‒ тоже сними и мне отдай.

Девочка взялась, было, за эту штуку, но потом убрала маленькие ручки, не то вопросительно, не то с осуждением посмотрев на свою новую знакомую.

‒ Давай-давай, действуй. Тебе потом всё вернут, не будешь же ты в нём купаться.

Стянув с рыжей головы этот предмет, оказавшийся очками-«консервами», с непроницаемыми чёрными стёклами и какими-то портами, Мари положила его на стойку. Записав его просто как «очки» (в современной электронике она мало что понимала, а спрашивать у хозяйки было бесполезно), медсестра (на деле, мало на что надеясь) спросила, сколько вновь прибывшей лет.

‒ И один, и два, и три… ‒ будто она только этого и ждала, девчушка начала загибать по одному пальчики.

‒ Перестань! Пишу… ‒ она на секунду задумалась, ‒ двенадцать. Если ошиблась, ты сама у нас будешь виноватой. Всё, Мари, ‒ с чувством облегчения она нажала «Отправить», ‒ доктор нас с тобой уже ждёт.

Встав, она взяла девочку за руку, но почувствовала что та, не желает двигаться с места. Маленькое тельце оказалось настолько сильным, что, не сделав больно, заставить его хозяйку что-то делать было нельзя.

‒ Так, и что это у нас опять?

‒ Я с незнакомой никуда не пойду, ‒ голос Мари звучал серьёзно, но в необычных, цвета утренней зари, глазах сидело по чёртику, ‒ представься для начала.

‒ Фрея. Теперь идём.

‒ «Фрея Теперь Идём». Интересное имя!

Шлёпая босыми ножками по длинному коридору, с назойливо гудящими дежурными лампами, девочка так и не замолчала. Сначала она на несколько ладов переиначивала имя Фрейи. Потом начала рассказывать про то, как раньше жила в доме с похожими стенами и линолеумом. Затем пошли и вовсе мало реальные истории, например, про отца-археолога, нашедшего «Золотые доспехи, прям, золотые-золотые, Мари даже их немного поносила». Другая была про «Во-ооот такую рыбу, которую мы с ним поймали и съели» (всё бы ничего, но в той реке, о которой она говорила, давно уже не водились и головастики, а на удачную рыбалку могли надеяться только посетители специально для того построенных прудов). Были и подражания разным персонажам фильмов, мультфильмов, игр и книг.

Уже почти перед кабинетом врача Мари вспомнила гика-грубияна из недавно прошедшего сериала. Фрейя знала этот сериал и помнила серию, где тот упоминался, хотя и не обращала на этого персонажа особого внимания. Ей он казался просто наглецом, пользовавшимся своим положением клиента для того, чтобы поставить официантку в неловкое положение, а знанием боевых искусств, ‒ чтобы «отметелить» парня, пытавшегося её защитить. За это нахал был заслуженно наказан, а попутно раскрыты некоторые важные для сюжета действующие лица. Но Мари была другого мнения. Она, и правда, считала первый поступок того персонажа плохим. Но вот дальше заявляла, что его соперник «Получил по-честному. А, значит, должен был утереться и утешиться тем, что прав-то он, а девчонке потом мороженное купить, а уж никак не прятаться за другими. Вот что, уж точно, не по-мужски. Вообще, не по-человечески. Мари после той серии даже этот сериал стала меньше любить. Что же это получается? Ты слабый ‒ тебя обижают. Ты сильный ‒ тебя обижают, прячась за девчонками». На это Фрейя не нашлась что ответить, кроме «Это уж ты что-то не то говоришь. Давай, заходи!».

Кабинет оказался маленькой комнаткой, освещаемой одним плафоном. Кроме стерилизатора, шкафа для одежды, кушетки и стола, за которым сидел мужчина лет 35 со скучающим выражением лица, здесь ничего и не было, да и поместиться не могло. Уже троим здесь было тесно.

‒ Здравствуй, ‒ почти без эмоций обратился он к вошедшей девочке, на секунду глянув на экран небольшого монитора, ‒ Мари. Подойди ко мне.

Уже без былого куража девочка повиновалась. По всё ярче разгоравшимся щёчкам было ясно: чувства стыда и унижения знакомы и ей. Тот, в чьи руки (одна из которых железная) Мари теперь попала, слыл большим знатоком своего дела. Проблема для Мари (и, неожиданно, Фрейи) заключалась в другом: лицензию на работу с детьми врач получил лишь недавно. Раньше, до того, как был комиссован по инвалидности, он служил военным медиком и привык соответствующим образом относиться к обследуемым.

К чести вновь прибывшей, она оказалась на редкость терпеливой. Лишь глазёнки, со стоящими в них блестящими капельками говорили о боли, а успевшее полностью покраснеть личико ‒ об усиливающемся стыде. Когда доктор положил Мари к себе на колени и буквально выгнул её в дугу (только здесь пациентка позволила себе тихонько охнуть), Фрейя, прежде много раз присутствовавшая на таких процедурах, едва удержалась от того, чтобы остановить его. В конце концов, это делалось ради её и других детей блага, да и спросить врача кое-о-чём следовало.

‒ Скажите, ‒ обратилась к нему Фрейя, когда осмотр был закончен, ‒ а можно узнать, что у нашей девочки, ‒ медсестра взъерошила волосы Мари, ‒ а то странная она какая-то.

‒ Ну, ты же её по голове не била, ‒ усмехнулся мужчина, ‒ а так я могу сказать только, что сознание у неё ясное, состояние активное. На счёт того, бросится ли она на одного из нас с ножом на следующий день, ничего не скажу. Да и никто не скажет. Это, вообще, очень трудно. Даже психиатры (а я, на минуточку, терапевт) в справках пишут «На момент обследования нарушений не обнаружено». Сдай-ко её, лучше Хел и иди домой, если не дежуришь. Не стоит привязываться к некоторым из тех, кто через пару дней либо в приют уедет, либо к маме с папой. Это и бессмысленно, и по отношению к другим детям не честно. Кстати, Мари, ‒ остановил их врач уже у открытой двери, ‒ я не мог тебя видеть на станции Европа-1, во время инцидента 5.05?

‒ Да, ‒ произнесла девочка таким же тоном, как тот, которым она отвечала, что её зовут Марлен, ‒ я тогда, как раз, манёвренным бойцом управляла. Ррррр…. бабах! ‒ Казалось, вовсе забыв о болезненных и смущающих манипуляциях, она в своей обычной манере изобразила взрыв.

‒ Ну, я так и думал, ‒ улыбнулся врач (видимо, непосредственность новой воспитанницы действовала и на него или же перед бессонной ночью на дежурстве он просто хотел немного развлечься), ‒ руку ты мне тогда, конечно, размозжила, ‒ он помахал бионическим протезом, ‒ но я, хотя бы, сижу здесь и с тобой разговариваю. И на том спасибо.

‒ Пожалуйста. Если хотите, я вам с удовольствием и вторую…

‒ Иди давай, ‒ без злобы он погрозил девчонке кулаком, ‒ вторую она мне!

Доктор, конечно, шутил, а Мари по своей привычке несла чушь. Иначе и быть не могло. Уверенность, правда, колебали странный полувоенный костюм, откуда-то взявшиеся у ребёнка знания о недавнем, всего только пару лет как начавшем использоваться изобретении ‒ манёвренном рабочем, применявшемся при монтаже конструкций в открытом космосе и на малых планетах, его вооружённой версии, созданной пиратами (об этом не знала бы и сама Фрейя, не командуй её отец войсками в этом секторе). Конечно, всё это вздор! Но слишком уж много странных совпадений. Погружённая в подобные невесёлые размышления, под всё те же задорные и глупые истории от подопечной дошла она до двери в ванную.

Здесь их, и правда, уже ждала Хелен или, для друзей и коллег, Хел ‒ невысокая, но крепкая, тоже ярко-рыжая (хотя и светлокожая) студентка последнего курса медицинского университета, подрабатывавшая санитаркой. Наверное, её можно было бы назвать подругой Фрейи, если бы не одно «но» ‒ странное, порой пугающее отношение Хелен к детям. С теми из них, кого ей надо было стричь и помогать мыться, девушка часто «играла», проделывая или заставляя проделывать разные штуки, как остроумные, так и откровенно жестокие или циничные.

И как же оставить с ней наедине девочку, к сердечку которой, казалось, навсегда, уже был перекинут мостик из души Фрейи? А как можно было доверять других детей? Быть может, следует подыскать другую работу? Но как бы там ни было, теперь Фрейя не бросит свою новую подругу.

‒ Эта с подружкой к тебе пришла сегодня, ‒ стараясь выглядеть максимально бодрой, она распахнула дверь.

‒ Чудесненько, ‒ Хелен расплылась в своей обычной очаровательной, но с хитрецой, улыбке, ‒ так, теперь ты, рыжик, становишься коленками спинкой ко мне сюда, на стул. Осанку держим. Ну что, Фрейя, ‒ зайдя за спину Мари, Хел взяла две рыжих прядки и потянула их в разные стороны, ‒ я тут на днях кое-что придумала. Игрушечка, кажется, подходящая. Давай теперь ты, знаешь что…

Надо было видеть перемены, произошедшие в Мари. Не полное жизни существо из каких-то других, куда более добрых и весёлых, места и времени теперь стояло коленками на мягком сидении. Несчастный, покинутый ребёнок, обнажённый и беззащитный, тот, кого вот прямо сейчас должны были сильно обидеть, не смотря на всю трудно измеримую мощь его непосредственности и нестандартного мышления (только ли их?). Девочка даже не могла просить о защите, не была в состоянии поднять и взгляда, настолько сильно охватило её душу отчаяние.

‒ Ты про «нашу маленькую сестрёнку»? ‒ Почему-то Фрейя сразу поняла: то, что легко заметил даже циничный доктор, Хелен не осмыслит, точно. Тут надо было действовать иначе. ‒ Помню, Лиз рассказывала. Только, вот, ничего у нас не выйдет. Времени теперь сколько? Я-то поиграю с сестрёнкой и уйду, а тебе её ещё Старухе сдавать.

‒ И что? Мы ведь быстро! Так, детка, откинься назад, убери ручки, раздвинь ножки, а ты, Фрейя, берёшь…

‒ Сиди, Мари, как сидела. Дело, Хелен, в том, что Старуха ложится в одно и то же время. И, пока оно не настанет, у нас едва хватит времени девочку подстричь, помыть и отвести туда. Я для того и здесь, чтобы помочь это сделать быстрее. А иначе, Хел… ты разве не помнишь, что было, когда ты с той девчушкой запоздала? Думаешь, во второй раз тебе придётся в два раза легче?

‒ Ты стриги, ‒ после секундного раздумья совсем другим тоном произнесла Хелен, ‒ а я подготовлю ванну и дезинфекцию.

‒ Спасибо, ‒ произнесла Мари одними губами.

‒ Пожалуйста. Только теперь придётся потерпеть. Я не очень хорошо стригу.

Кафельные стены гулко разнесли шум разгоняющейся машинки. Но тут дверь распахнулась, слетев с одной из петель. На пороге стояла вооружённая лучевым пистолетом откровенно одетая девушка лет девятнадцати. Почти механически стала Фрейя на её пути. Никто, кем бы он ни был, пальцем не тронет маленькую подругу, пока скромная медсестра ещё может стоять на ногах.

‒ Не отдам, ‒ прорычала она, сжав кулаки, ‒ пошла вон!

‒ Спокойно, Фрейя, ‒ встав, Мари погладила её по руке, ‒ от этой меня защищать, точно, не надо.

‒ Здравствуй, Ханна, ‒ подойдя почти вплотную, девочка крепко обняла позднюю гостью.

‒ Привет! Может, отпустишь, а то нам твою одежду искать ещё?

‒ Хи-хи! Не-ет. Я вон, что лучше сделаю, ‒ и ловко вскарабкалась на подругу, оказавшись у неё за спиной, ‒ а на счёт вещей, Фрейя, не поможешь нам с ними? Будь хорошей девочкой. А то я же с неё не слезу, и у Ханны будет грыжа, из-за тебя, между прочим.

Пиратка и медсестра с фиолетовыми волосами засмеялись. Смех этот, правда, был каким-то нервным и вскоре затих. Но куда хуже было зажавшейся в угол рыжеволосой молодой женщине, из-под неё уже начала растекаться дурно пахнущая лужа.

‒ Ну как я могу допустить, чтобы у разбойницы и грыжа? ‒ Фрейе, точно, следовало помочь, она уже начинала говорить, как Мари. ‒ Нельзя так. Сейчас всё верну, как и обещала. Только вот поговорю с коллегой. Хел, ‒ она повернулась к рыжей медсестре, ‒ ты же у нас дочка крупного учёного, так?

Дрожа всем телом, та, к кому она обращалась, чуть заметно кивнула.

‒ Так вот, иди и пристройся к папочке под крылышко, в лабораторию какую-нибудь. Работа с детьми не для тебя. А на новой благодари Мари, что она не попросила тебя грохнуть, на что имела полное моральное право. Это ясно?

На этот раз Хелен замотала головой, словно дресированый тюлень.

‒ Молодец. Идёмте, девчонки, а то копы, небось, уже в пути.

‒ Мы на мини-шаттле, он на крыше, ‒ немного хвастливым тоном ответила Ханна, ‒ а ты давай, лучше, без глупостей.

‒ Ну куда уж мне! По глупостям у нас другая подружка… кстати, Мари, теперь я не то, чтобы совсем согласна, но, во всяком случае, поняла твою точку зрения на счёт того персонажа.

Не отрываясь от спины подруги, спасённая девочка улыбнулась.