Порой бывает, что вопросов больше, чем ответов
В последние дня три пути, что по расчетам Уски оставалось до Красной Пустыни, караван просто летел по дорогам Побережья. Крэйван почти не давал времени на отдых, и остановки были редкими и суетливыми. О горячей пище мечтали все. Даже Уска, но вслух возражать Крэйвану никто не смел.
«Интересно, как волоки это переносят?»
Они были всегда на ногах, чаще других оставались сторожить караван, стерегли костры ночью и ходили смотреть окрестности в поисках провианта и наличия чужаков. Никто не видел, чтобы они ели, мылись или справляли нужду. Они редко, один раз в день, собирались около одной повозки в одно и то же время. Кто-то стоя, кто-то сидя – они бормотали громогласные речи, словно произносили молитву. А потом пили из большого мехового мешка. Кому-то наливали в неглубокую круглую чашку, кому-то подносили испить содержимое прямо из большого горла мешка.
«Может, именно содержимое этого мешка и помогало им переносить этот мучительный путь?»
Уска не хотел спрашивать у волоков. Как и остальные пустынные крысы, моракеш обходил их стороной. Из всей собратии разбойников, только Крэйван относился к ним с уважением, разговаривал, обсуждал все планы наступления, и был не прочь испить с ними из чаши вина. Уска был уверен, что Крэйван тоже «прикладывался» к кожаному мешку.
А Крэйвана словно подгоняли.
Уска понимал, что Крэйвана мучают вопросы. И он хотел как можно быстрее попасть в тот мир, где все без исключения разбойники, чувствовали безопасность. Уска знал, даже мог предсказать без старухи-гадалки, что Крэйван даже не промочит горло по приезду, а отправится к Саахе.
«Пустынная волха ей в бок!»
Моракеш не любил эту ведьму так же, как и волоков. Порой даже не мог определиться, кого больше он не любил. Но от него и не требовалось проявление чувств к кому бы то ни было. Достаточно того, что проявлял к ней симпатию Крэйван. Доверял ей, слушал её речи о том, что ей привиделось на закате. Или рассвете. Предсказывала, предостерегала, отвечала на вопросы.
Сааха. Красивая ведьма с черными волосами, большими волнующими глазами, которые могли свести с ума. Эта чертовка была хороша и личиком и формами… Все разбойники задавались вопросом – делила ли Сааха ложе с Крэйваном? И только Уска знал ответ об их отношениях.
И сейчас Крэйван летел на крыльях неизвестности и волнующего вопроса, стремясь под полог шатра Саахи. Он хотел знать ответ.
«Возможно ли такое?»
Ответ на вопрос, как мог этот щенок выжить, хотели знать все. Разбойники с опаской и интересом наблюдали за повозкой, в которой среди утвари дорожного похода, трясся мальчишка. Он практически всю дорогу спал, редко волок вытаскивал его из повозки, кормил его и поил. Иногда, от боли тяжелой раны, а может, от других каких недугов, и часто среди ночи, он стенал, кричал, размахивая руками. Парень бывал в бреду, который, как казалось, не мешал приставленному к нему волоку, и раздражал весь остальной люд в караване. А ещё мальчишку побаивались, потому как оказалось, что он вовсе не глуп, а довольно-таки умен для своих лет, и вдобавок ко всему понимал волоков и разговаривал с ними. Многие считали, что понимать он их стал оттого, что волок поил его из своего кожаного мешка. И боялись волоков ещё больше. Многих, в том числе и Уску, это раздражало – разбойничьё отродье, отказывалось иметь что-либо с демонами. Крэйвану это не мешало.
Разбойники считали, что волок к мальчишке относится снисходительно.
— Мальчишка еле ходит, — говорил один из разбойников. – Тяжело ему ещё ходить – ноги слабые. Так этот треклятый оборотень таскает его на себе!
— Да-да! – поддакивал другой. – Он его в повозку сажает, в кусты на плечах волочит, пить подносит, что-то есть дает!
— Помалкивали бы! – Коротышка, который совсем недавно с Крэйваном допрашивал торговца, выказывал разбойникам. – Волок следит за мальчишкой, потому так велено было. Помогает, потому как парень немощен. А раз Крэйван позволяет волоку именно так держать ответ за пленного, то вам незачем языки чесать, словно торговки! Или вы сомневаетесь в Крэйване?!
Упитанный, на вид добрый Вирши, наголо бритый, всегда в одних шароварах и кожаных наплечниках от доспех на голый торс, знал, как заткнуть рты говорунам. Внешний вид Вирши был обманчив: веселый, малого роста крепыш с белозубой улыбкой, всегда первый до веселья, в бою был одержим. Неведомый дух вливал в него ярость, превращая дружелюбного весельчака в беспощадного разбойника.
Вирша и Уска были скованы одной цепью рабства, когда Крэйван напал на караван, и пополнил ряды пустынных головорезов моракешем и пандиусом.
После нравоучений Вирши, высказывания о волоке и мальчишке утихали, но совсем разговоры не прекращались.
На одном из привалов Крэйван объявил дозорным: «Ночуем здесь!»
Скоро они дойдут до Ворот Красной Пустыни, за которым начинается море из бурого песка, а от него до дома рукой подать.
— Переход надо преодолевать с силами, а ночь будет лунной – она силы даст.
— Разжигай костры! – радостно пронеслось по каравану.
Вмиг загорелись огоньки, люд загремел утварью. Через некоторое время по стану шёл запах пряностей, дух жареного, тонкий аромат питья. Крэйван предупредил, чтобы вина было мало, и сам вдоволь напился воды и лишь немного браги, которую ему преподнёс торговец. Мокка, торговец каравана, вёл себя тихо, обходил стороной волоков и повозку с мальчишкой. Иногда Уска замечал, что Крэйван о чём-то расспрашивал торговца.
Моракеш прошёлся по стану — довольный и сытый народ сидел у костров, пил брагу, распевал песни, готовились к ночлегу. Уска уже выставил стражей на ночь, проверил, что волок, приставленный к мальчишке, на месте, поставил охрану у повозки Крэйвана и решился на разговор с другом.
Он быстро спустился со склона, ещё раз проверив зорким взглядом, что стражи не спят, и направился к подножию склона, у которого сидел Крэйван. Ему постелили ковёр, поставили низкий ящик с едой, рядом сидела девушка. Она была из каравана торговца, и Крэйван выбрал её из тех, кого предложил Мокка. Но сейчас он не обращал на неё внимания, хоть и была дева хороша собой. Он думал о «Переходе», о мальчишке, который маялся в повозке от боли, смотрел на луну, «питаясь» её силами.
Уска почти остановился, когда рядом с Крэйваном он заметил волока. Без сомнений, из тех старших «оборотней», что были в отряде Крэйвана – остальные слушались их, и только он, да пара демонов, могли говорить с господином.
Волок заметил Уску, когда тот ещё спускался по склону.
— Ку рабте госта, — тихо сказал он, попыхивая трубкой. Она была длинной, изящной, и из неё струился тонкий сизый дымок. Но запах был отвратителен.
— О, Уска, друг мой! – Крэйван помахал ему такой же трубкой, выпуская изо рта сизый дымок. – Иди к нам.
— Я помешал, кажется…
— Нет, вовсе нет! – Разбойник присмотрелся: Крэйван, явно выпил браги больше, чем рассчитывал, и приказывал своим воинам.
Уска поодаль сел от волока, замечая на себе его пристальный, обжигающий, с насмешкой, взгляд. Волок догадывался о беспокойстве моракеша, и это немного забавляло его. Волок протянул ему трубку.
— Та-а-аба-к? – растянуто, певуче пробасил волок.
— Нет, спасибо, — Уска сморщился. – Немного не мой вкус. Прошу извинить.
Крэйван захохотал, а волок громогласно, звучно и хрипло поддержал его своим дребезжащим голосом.
— Каков, а? – Крэйван приобнял Уску, положив руку ему на плечо. – Мой друг. Самый опасный моракеш во всей Красной Пустыне! И даже, на всём Побережье!
Волок закивал головой в знак согласия, затягиваясь трубкой.
— Крэйван – ты пьян. — Уска пытался освободиться из стальных объятий друга. Но, как бы пьян ни был Крэйван, отцепить его было тяжело.
— По-йд-у, — проскрежетал волок, — го-вор-ит-е с дру-у-у-гом.
Волок поднялся тяжело, было видно, что он тоже изрядно испил браги или перебрал того пойла, который употребляли волоки из своих кожаных мешков для питья.
— Но бурá со всдóтла, — сказал напоследок волок, пристально и, как показалось Уске, весьма серьёзно, посмотрев на Крэйвана.
— Что он сказал? – спросил Уска у Крэйвана, смотря при этом вслед уходящему волоку.
— Пожелал доброй ночи.
Крэйван, тем временем, сказал девушке уйти. Не за чем посторонние уши при разговоре по душам. Она опрометью вскочила с места и растворилась в темноте ночи.
— Ага, — промямлил Уска, — мне-то хоть не ври.
— Буря идёт, — сказал Крэйван. – Через дня два будет у Врат.
Уска замер. Буря? Он пристально всмотрелся в тёмное небо – ничего, только синева и звёзды. Вот напасть! Это может усложнить им путь до дома. Да и Переход преодолевать при буре очень опасно. Пустынные бури очень коварны и не щадят никого, даже разбойников.
— А ещё он сказал, что в караване лихорадит двоих. Болезнь не пройдет мимо. Накроет всех.
Крэйван отложил дотлевшую трубку, растянулся на ковре, положив рядом с собой Каратигу.
— Не везет мне, Уска. С той самой ночи.
— Ну, с кем не бывает, — пытался утешить друга моракеш, сам при этом понимая, что Крэйван прав.
— Я не могу понять, друг мой, — Крэйван внезапно вскочил, — отчего удача, посланная мне небесами, отвернулась от меня?
Уске не нравились разговоры о богах, удаче и прочей чертовщине. Крэйван давно не вспоминал наставления Саахи. Это она всегда говорила воину: «Ты удачлив, потому что боги послали тебе её с небес!»
Ведьма проклятая!
— Бывает, Крэйван, что даже небеса не в силах помочь.
— Да, знаю. – Крэйван снова растянулся на ложе.
Уска тем временем налил в обе чаши вина и протянул одну Крэйвану.
— Забудь про небеса, — проговорил моракеш, делая смачный глоток из чаши. – Какое чудо! Вино пандиусов прекрасно!
— Черт с ними, с небесами, — Крэйван поднялся, стукнулся чашей о чашу друга и залпом выпил.
Стало холодать. Ветерок, у самого песка, превращал кристаллики в холодную корку, синее, тучное небо рассыпало на своём покрывале серебро и яркую луну.
— Уска, как он смог выжить?
Моракешу не надо было уточнять, о ком говорит Крэйван. Уска понимал, что Крэйвана мучают вопросы.
— Ведь Каратига никогда не подводил! Я знал, всегда знал, что делаю, когда вонзал в тело противника лезвие.
Крэйван взял в руки Каратигу, слегка вытянул лезвие из ножен. Лезвие заиграло светом на сумрачном, но ярком облике луны.
— Это мой друг и мой враг! – Он провёл рукой по лезвию. — Я проворачивал лезвие внутри него, я смотрел ему в глаза и знал, что он умирает! Как он мог выжить?
— Не знаю, друг. – Уска с горечью смотрел на Крэйвана. Редко он видел своего друга таким. Немного напуганным, чего-то не понимающим. Это был совсем другой Крэйван. Не разбойник, не предводитель пустынных крыс, а обычный человек, коим является каждый. Даже человек вне законов Побережья.
— Может, Сааха скажет? – Уска не хотел упоминать эту ведьму, но знал, что Крэйвана это немного успокоит.
— Надеюсь, — пробормотал Крэйван.
— Пошли, — Уска поднялся с ковра. – Достаточно мы тут посидели. Уже холодает. Ещё чего доброго залихорадит.
Крэйван усмехнулся, но послушался моракеша. Они встали, Крэйван прицепил на пояс меч, захватил недопитую бутыль и пошёл по склону, отказавшись от крепкой и трезвой руки моракеша.
Аир настороженно наблюдал за караваном, который спешно шёл к Красной Пустыне. Трясясь в повозке с кухонной утварью, молодой брут, наравне с приступами боли, пытался подавить приступ страха.
В ту ночь, когда он потерял отца, наставника, дом, землю, людей, которые были привычными в его жизни, он испытал страх. Он смутно помнил ту ночь, когда пали Сириусы, почти не помнил, как Усма вытащил его из пламени боя и тащил до самых Сквожи. Он не помнил, что происходило с ним – осталась только боль и чувство темноты, которое поглощало. Но, сейчас страх вернулся.
Они дойдут до Врат, которые отделяют пустыню от Красных Дюн, и повернут в сторону Красной Пустыни. И если здесь, в песках по эту сторону Врат, ещё можно выжить – и днём, и даже холодными ночами. То, вот, за переходом Врат нет жизни — Красная Пустыня сгубит любого, кто останется среди её дюн. Днём – жара и пустынная буря, от которых негде укрыться и невозможно сбежать. Ночью – холодный ветер, оставляющий белый след на красных песках, и дикие звери, бродящие по дюнам Красной Пустыни в поисках легкой добычи. Как разбойники могут жить в красных песках?
Он хотел спросить об этом у волока, но, несмотря на то, что он за ним ухаживал и относился весьма дружелюбно, Аир побаивался высокого, сильного «деревянного оборотня». Так его называли многие разбойники, и, конечно же, за спиной, боясь говорить такое волоку в глаза. Аир же, когда было совсем невмоготу, обзывал его «деревяшкой». Волоку это не нравилось, и он выдавал Аиру такие затрещины, от которых у парня летели из глаз искры. А также он заметил, что волок не дает ход своей плети, тогда как мог не раз ею воспользоваться. Но, возможно, от Крэйвана был строгий приказ – поставить его на ноги. Зачем это было Крэйвану? Об этом хотели знать все в караване. Аир мог поспорить, что сам Крэйван не знал ответа на этот вопрос. Но, он чувствовал, что Крэйвана что-то останавливало.
Аир был слабым, ноги не держали, раны кровоточили. Волок лечил его травами и настойкой из своего кожаного мешка. Аир не хотел пить эту горькую, терпкую, мутную настойку, но демон был непреклонен. Так как ноги Аира практически всегда были связаны плетью, волоку оставалось только прижать к телу Аира руки и с силой придавить к повозке. Аир не мог даже головы отвернуть.
Аир понимал язык волоков, чем удивил и Крэйвана, и самих волоков, сопровождавших караван, и напугал простой люд. Они считали мальчишку таким же демоном, как и волоков. Аир не был против. Он знал много языков, но иногда и он не понимал некоторых слов или наречий, которыми было богато Побережье. Вот и волок, приставленный к Аиру, которого молодой брут часто называл «Одилиссом», что на языке волоков означало «Певчий» или «Певучий», часто бормотал слова, которые парень не понимал. Было это похоже на протяжную молитву или песню, поэтому Аир и прозвал его «певчим» именем. Но волок был не так словоохотлив, как казалось на первый взгляд, и на вопросы чаще всего отвечал: «Я – волок из Леса Стражей!». И не важно, что этот ответ не отвечал на заданный ему вопрос. Спорить Аир с ним не решался.
Молодой брут часто ловил на себе взгляд Крэйвана. Аир видел, что он расспрашивал волока и торговца, но к нему не подходил, а наблюдал издалека. Вот и сейчас, когда волок стащил его на край повозки, чтобы дать еды и питья, Аир заметил главаря пустынных крыс, который расспрашивал о чём-то воинов, которые вернулись из ночной вылазки. Аир это замечал, как и много другое, что происходило в караване. Например, знал, что среди разбойников были и те, кто не пойдет в Красную Пустыню, а свернёт в Визавию. Это были такие же разбойники и наёмники, но промышляющие в городах Побережья. Ими командовал Балса – поджарый, со смольными волосами разбойник, всегда имеющий при себе короткий нож. Он любил им хвалиться, показывая его драгоценную рукоять и умение управляться с тонким лезвием. Его люди тоже часто оставались в дозоре, делали вылазки, но правил здесь, несомненно, Крэйван.
Аир, прожевав непонятную лепешку непонятно с чем, запив её водой, собрался было упасть на лежак, но волок его задержал.
— Выы-пеееей, — проскрипел он, протягивая Аиру чашу с настойкой.
— Зачем? – Аиру вовсе не хотелось пить горькую настойку.
— Пей, гово-о-орю! – прикрикнул на него волок.
Люди, которые суетились рядом, оборачивались. И не первый раз они замечали такой «разговор» между парнем и волоком.
Аир взял чашу и поднёс к губам, мысленно готовясь к неприятным ощущениям, что вызывала тягучая жидкость. Под настойчивым взглядом демона, Аир сделал глоток. Горечь заполнила рот, пищевод, желудок, судорогой сжала тело.
— Проклятье! – выдохнул Аир.
— Хо-о-ро-о-шо-о, — тягуче, нараспев, пробормотал волок.
— Зачем? – выдавил из себя Аир, смахивая слёзы. – Зачем ты заставляешь меня пить эту гадость?
— Судавма, — волок похлопал его спине. — Хо-о-ро-о-шо-о.
— Это тебе хорошо! – Аир взял чашу, в которой была вода, надеясь, что там осталась хоть капля жидкости. – А я от твоей настойки помру быстрее, чем от раны!
Аир выпил воды из чаши, но горький и терпкий вкус настойки было невозможно перебить.
«Деревяшка»! Аир отругал волока про себя, пристально глядя в спину высокому волоку, который уже собирал скудные пожитки.
«Зачем он поит меня этой гадостью?»
Но, с волоком особо не поспоришь, он враз скрутит, прижмет к повозке и силком вольет в тебя настойку. Причем, не пару глотков, а половину чаши.
«Нет, лучше я сам!»
Он наблюдал за тем, как волок бережно ухаживал за мальчиком, примерно такого же возраста, что и Аир, которого лихорадило. Волок поднимал его, усаживал в повозке и поил настойкой, удерживая голову.
«Вот, ведь, сама доброта!»
Да, ходили слухи про волоков, что они очень хорошие врачеватели, но также все без исключения знали какие они в бою. Памятуя о том, что Одиллис ухаживает и за ним, Аир молчал, но при этом помнил, как жестоки на расправу были волоки в ночь нападения на Сириусов. Он видел, как волок одним движением плети сбивает с ног двух воинов, нанося смертельные раны. Они были настоящими демонами в бою.
Волок вернулся. Он сложил чашу и что-то ещё в вещевой мешок, который лежал в повозке. Аир молча наблюдал за волоком. Тот, мельком посмотрев на Аира, развязал ему ноги.
— Побегай, — произнес он, — скоро в путь.
Аир ошеломленно смотрел на волока.
«Он не шутит?»
Обычно волок освобождал только одну ногу, да и то, когда Аиру было необходимо по нужде, а так – таскал на себе, ведь, рана была сильная и часто давала о себе знать. У Аира уходило много сил, и ноги слушались плохо.
Аир потихоньку, под пристальным взором волока, спустился с высокой повозки. Он попытался сделать шаг, другой. По телу прошла дрожь, уступая место боли. Рана, которую в его груди оставил Каратига, не давала покоя.
— Проклятье, — со слезами в голосе произнес Аир.
Кровь застучала в голове, легкие раздирало огнем, ноги подкосились. Он упал на колени, согнувшись от боли в груди и ногах. Волок даже не пошевелился.
— Да тхава, демтана! – Аир приподнялся с мокрой травы. – Будь проклят, демон!
Он еле поднялся на ноги, цепляясь за повозку, на него были направлены многочисленные взгляды людей из каравана.
Крэйван это тоже видел.
Аир, обливаясь холодным потом, на дрожащих ногах, пытаясь унять резкую боль в груди, заполз в повозку. Он устроился прямо на досках днища повозки, не добравшись до своего лежака. Он притянул руки к груди, будто пытался закрыть её, уберечь, чтобы не кровоточила.
— На-абегаа-а-алсаа? – Голос волока ворвался в головную боль Аира.
— Проклятый оборотень! – закричал Аир. — Чёрствый демон! Монстр! Глупая деревяшка!
Из глаз полились слёзы, но он изо всех своих мальчишеских сил сдерживал рыдания и боль.
— Терпи… Хорошо…
Волок положил свою руку ему на рану в груди, бормоча что-то непонятное.
— Бошава ктувара, — волок прикоснулся к его голове, — боль уходит…
Боль утихала, оставаясь где-то в глубине, оставляя лишь след в воспоминаниях. Аир утёр слезы, чтобы волок не заметил, приподнялся со дна повозки и посмотрел на волока. И тут же получил крепкий удар по спине. У Аира в глазах зажглись звезды.
«Черт!»
— Это за «деревяшку»! – прогремел волок.
Аир, усмирив в глазах «звёзды», ухмыльнулся: «Да, с деревяшкой я переборщил!»
Волок помог ему устроиться на лежаке, напоил водой – хорошо, что не настойкой – свернул в кольцо плеть, приладив её на поясе, и зашагал рядом с повозкой, которая к тому времени уже тронулась с места.
Караван двинулся вперед.
Аир лежал в повозке и смотрел на небо, которое проплывало в отверстии крытой повозки. Боль уходила, повозка мерно укачивала, а в голове возникал вопрос: «Впервые волок оставил его ноги не связанными. Почему?»
Отпустив его «побегать», волок удостоверился, что далеко он не сбежит. А зачем ещё ему это было нужно?
просмотров
