Бражник и Офицерский Суд Чести
Бражник не любил офицерню. Еще при советах, однажды в фильме увидел, как раненый комиссар, очнувшись, спрашивал ухаживающего за ним дезертира в офицерском кителе: «Офицер? А почему не расстрелян». Тогда это было смешно, да и ходили при старом режиме в офицерских погонах сплошь комсомольцы да коммунисты. Конечно, они могли при желании устроить солдатам «веселую» жизнь, памятуя известную поговорку: «Солдата куды ни цалуй, всюду …опа.», но на политсобраниях все-таки обращались с солдатами по-товарищески. Офицерней они стали опять, после памятной пристрелки танковых орудий по горящему Высокому Дому в центре Москвы, по приказу вечно пьяного псевдодавнокомандющего. Кровищи выпустили, антихристы, немерено. И главное, покосили, в числе прочих, немало журналистов своих и иностранцев, женщин и детей. А это уже нельзя, харам, verboten. Не все участвовали и согласились с этим, конечно, особо совестливые стрелялись из пистолетов от ужаса и от отвращения к погонам, узор шитья на которых стал напоминать внезапно змеиный. Бражник тогда тоже носил офицерские погоны, его с товарищами хотели заставить идти с автоматами на штурм Высокого Дома, но они отказались, за что были брошены перед штурмом в шинелях под дождь между баррикадами повстанцев и карателями. Стояли они под дождем три часа, промокли, с баррикад кричали: «Идите к нам.», но сзади стоял БТР карателей и шагать было недолго. Потом, увидев репортаж ББС про кровавую расправу, напились с горя, по-русски, крепко, Бражник хотел выстрелить себе в лицо из револьвера, крутнул по плечу барабан с одним патроном, и в пьяном угаре нажал на спуск, но услышал только сухой щелчок, патрон проскочил жало курка. Бражник подумал: «Не свезло, ну теперь держитесь, сволочи, никому ничего не прощу». Многие тогда затаились, для виду приняли условия новой игры, а небольшая часть поверила, что пришло новое время и разрешено негодяйствовать на полную катушку. Как негодяйствовали каратели, вертоблюдки и танкораки у Высокого Дома.
Бражник происхождения был из рабочих, за воротник закладывал регулярно, ибо галстуков не носил, только зеленого цвета на срочной службе и на сверхсрочной на Южном Кавказе. На срочной, в долине Аракса набил ядовитых змей много, на шпалах железной дороги, не со зла, конечно, детишки из местных селений очень страдали от укусов змей, иногда сыворотку не успевали вколоть, и в семью приходило большое горе. Пара ударов прикладом автомата по толстой и юркой гюрзе обычно пропадали впустую, но один удар рядом наугад прекращал змеиную хитрость, и приколоченная шомполом к гравию полотна, змея еще недолго извивалась. На обратном пути шомпол извлекался на место, под ствол автомата, а ядовитая узорчатая лента вешалась на проволочное ограждение. Местные, увидев такой «привет», всегда угощали солдат, змей водилось в жаркой и сырой долине Аракса немерено. В горах Бражник змей игнорировал, конечно, стараясь их не тревожить. Исключением был лишь щитомордник, толстая, серая, с орнаментом, почти двухметровая гадина упрямо ползла к солдатским сапогам, не обращая внимания на град умело запущенных мелких камней, но встреча с точно запущенным булыжником резко меняла планы ядоносца и он уползал по своим неотложным делам. Однажды, помогая снимать полутораметровые гроздья винограда, Бражник краем глаза заметил, как большой черный шланг стал на хвост и перемахнул двухметровое ограждение виноградника, не спеша. На вопрос Бражника, местный рассказал про многолетнего охранника их винограда, которого они постоянно подкармливали: «Ис Иран идет, нас пагастит, патом абратна». Чудны дела Твои, Господи.
Волею начальства, надев после сверхсрочной службы на Южном Кавказе офицерские погоны, Бражник большого кайфа от их наличия не испытывал. Если судьба налепила их на плечи, надо заниматься службой, а не ходить павлином. К тому же похожие погоны носили все защитники Русской Земли, и при обороне Крыма, и при освобождении Болгарии и при взятии Перемышля, и даже неоднозначные белогвардейцы, в редких случаях защищавшие гражданское население, родные защитники которого пали на Империалистической, от обезумевших по возможности безнаказанной резни, грабежей и насилия аборигенов. Ну а про Победных офицеров 1945 года, в 1943 году опять нацепивших погоны по воле Вождя, и так весь мир будет помнить всегда, даже недоброжелатели будут злословить, исходя из той же памяти.
Бражник ходил в караулы, охранял оружие, был и зам ком. роты, и за командира роты оставался когда никогда, в общем от службы не отлынивал, однако подмечал, что люди в погонах стали меняться. Уже и от службы начали косить, уже и к Народу отношение стало прорезаться нехорошее, особенно у офицеров из так называемых «обеспеченных семей». А самое главное, Большую Войну стали забывать, перестали соизмерять свои поступки с военным временем. Хотя старый афоризм гласил: «Вы можете не интересоваться войной, но война обязательно заинтересуется вами».
И однажды Бражник не выдержал, слишком много горестного и отвратительного наслоилось за последние годы. Отстояв положенные часы на охране склада с оружием, он с товарищем, ввиду отказа дежурного принять оружие до смены всего наряда, ушли с пистолетами за пазухой шинели в парк, взяли бухла, попив хорошо с людьми в штатском, отмечающими очередное воинское звание, вспомнили Южный Кавказ, тамошние перенапряги с боевиками, постреляли вместе из своего и ихнего оружия по бутылкам на пеньках, и заявившись с расстрелянным оружием восвояси, отдали его товарищам и упали на постеленные на пол шинели.
Пробуждение было отнюдь не прекрасным, но и не катастрофичным. Их просто поволокли на Офицерский Суд Чести. Бражник смотрел на лица товарищей и не испытывал ни чувства вины, ни раскаяния. Большинство молчало, подразумевая, что такой коленкор может случиться с каждым, чья совесть страдает от не до конца исполненного воинского долга по защите Народа, которому все-таки давали присягу все, кто на данный момент носил погоны. Несколько «активистов-карьеристов», выбросивших в свое время комсомольские билеты, загомонили: «Осудить, не позволим, выгнать». Но опытный и умный полковник, ведущий Суд, прошедший в свое время боевые действия за «речкой», усмехнувшись, сказал особо ретивым, что он устроил учебный Суд, и во время, когда ходить в наряд некому, он людьми разбрасываться не будет, а кто не доволен, может жаловаться дальше, только он все речи переписал. Разом все смолкли и посмотрели на полковника. А он сказал, что это синдром после немирной обстановки, и у него тоже бывает.
Потом у Бражника было еще несколько Офицерских Судов Чести, но то, что сказал настоящий полковник, видевший в своей жизни такое, что и половина современных генералов не видела, осталось в памяти навсегда. Отслужив полных девятнадцать лет, Бражник ушел на выслуженную пенсию с учетом льготной прибавки за службу при чрезвычайном положении в условиях Южного Кавказа. Стыдиться ему было не за что, он не злодействовал и кровь народную не проливал. Судьба подарила ему большой дом, хорошую жену, детей и многочисленных внуков. И что еще надо человеку, чтобы встретить старость.
Илья Татарчук
