Бомж

— Мальчики! Давайте домой! — мягкий женский голос нарушил вечернюю тишину деревни.
— Ма, рано ещё! Мы посидим немного! — прокричал я, подмигнув младшему брату Лёшке.

Мы сидели под густой раскидистой кроной душистой черёмухи, жгли костёр и курили высохшие полые стебли борщевика. Делали мы это важно, будто это и не трава вовсе, а настоящие кубинские сигары.

Каждый из нас видел, как лихой герой вестерна, держит в зубах дымящий огрызок сигары и готовится всадить пулю в усатого ковбоя Джо. Небо в этот вечер, казалось необыкновенным. Нет, всё же оно было обычным, просто в детстве всё приобретает волшебный оттенок.

Костёр потрескивал, шипел, а иногда стрелял искрами в разные стороны. А когда искры прилетали и обжигали голые ноги, мы с криком подскакивали с насиженных мест и ругали костёр, как будто он мог дать нам обещание впредь этого не делать.

Пацаны громко спорили о деревянной ноге дяди Коли, которая была с секретом. А я думал о том, что мама уже накрыла стол и сегодня там что-то необыкновенно вкусное. Она готовила лучше, чем тётя Таня из кулинарии, хотя тёткино пирожное картошка было то, что надо!

Когда ты весь день шаришься по полям в старых резиновых сапогах, ты готов проглотить корову с рогами. Я смотрел на счастливые лица пацанов, а в их глазах видел отражение костра. Только в детстве можно увидеть отражение костра в глазах, взрослым нет до этого дела.

— Эй, мужик! Ты меня слышишь? Ты бля… уснул что-ли? — внезапно, с улыбкой на лице, низким мужским голосом, произнёс мой младший брат Лёшка.

Я немного оцепенел от происходящего. Он нахмурился, пристально посмотрел на меня и ещё раз пробасил: — Тебя придурок спрашиваю, ты здесь спишь, что ли?

Я резко открыл глаза и увидел потолок выкрашенный извёсткой и глянцевые синие стены. Надо мной нависло круглое, злобное мужское лицо.

— Спите здесь уроды, а потом вонь по всему подъезду от вас. Подорвался и бегом отсюда! Ты меня понял!
— Зачем ты так? Я ведь тоже человек, а там мороз на улице, — вяло произнёс я в ответ.
— Вернусь через минуту, и если ты будешь ещё здесь, тебе точно ноги переломаю.

Я медленно встал, собрал все свои пожитки и поковылял вниз.
Ноги просто отказывались идти. Я чувствовал себя совершенно разбитым и больным. За несколько лет, такой жизни, я привык к грубому обращению, но в глубине души мне было досадно, ведь человек я, в конце концов, человек.
От ледяного воздуха у меня перехватило дыхание. Я сел на скамью возле поезда и погрузился в мысли. Мимо меня проходили и пробегали люди, презрительно поглядывая на мой ничтожный вид. Им было противно от одной мысли, что они смотрят в мою сторону.

Вот девушка с собакой заходит в соседний подъезд, а там мужчина с сытым лицом садится в дорогую иномарку.

«Но почему я в этом злом мире стал никому не нужен? — подумал я. — Упаду и сдохну возле этой чёртовой скамейки. Да разве хоть один из них обратит на меня внимание? Ну ментов, конечно же, вызовут и поеду я в моё последнее пристанище.»

Мне хотелось кричать от досады, и внутри меня отчаянно вырвался голос: «Люди! Я живой!»

Меня трясло от холода, от мокрой обуви и температуры.
Я закрыл глаза и увидел мамино лицо.

«Ты всегда гладила меня по голове, говорила, что я самый хороший на этом свете. — продолжал я думать. — Мам, ты помнишь это? Почему же сейчас ты не можешь меня также погладить? Как я хочу, чтобы ты позвала меня ужинать, как в детстве, как 20 лет тому назад.»

Я почувствовал, как тёплые слёзы потекли по моим мёрзлым щекам, в глазах потемнело и я упал навзничь, на ледяной асфальт. Люди так и спешили по своим делам, словно не замечая несчастное худое скрюченное тело, лежащие возле деревянной скамьи.