Большой человек

История шутейная, но правдивая.

Глава 1.

Дом Морель

Яркое весеннее солнце поднималось над городом. В окнах домов отражались его косые лучи и падали на лица редких щурившихся прохожих. После долгих зимних ночей горожанам были особенно приятны такие утренние солнечные зайчики. Они скользили по задумчивым озабоченным лицам и лица становились добрее, на них проявлялись улыбки. Лучи растапливали не только серьезные лица, но и остатки мартовского снега, искрившегося и сверкавшего по обеим сторонам от мостовой. Чем выше поднималось солнце, тем веселее бежали маленькие шустрые ручейки по мощеной булыжниками улице. Просыпался город, а в горожанах просыпалась надежда на что-то новое, очень хорошее. В воздухе витал запах перемен и новостей.

В одной из улиц, находившихся в центре города, стоял дом вдовы Софьи Васильевны Морель. Фамилия её, французская, происходила собственно от покойного мужа француза — Артура Мореля. Он покинул мир уже более десяти лет назад, оставив жене состояние, размеров которого никто не знал. Известно было, что помимо большого дома в центре города, она владела ценными бумагами каких-то мануфактур, по которым получала ежегодные проценты. Кроме того, во Франции осталось деловое предприятие покойного мужа, управляемое доверенным лицом.

Софья Васильевна по природе своей была женщина бережливая, если не сказать скупая. Дом содержала достойно, имела приличную обстановку и необходимые её положению вещи, но не более того. Она не шила на заказ роскошных платьев, не пила дорогих вин и не покупала изысканной парфюмерии, хотя раз в несколько лет бывала во Франции по делам покойного мужа. Не единожды она отказывала просителям в крупных пожертвованиях и не желала принимать участия в благотворительных городских сборах. Жизнь вела тихую и неприметную.

Её имя, если и упоминалось в городских сплетнях, то совершенно на различный манер. Одни говорили, что она «миллионщица», сидит на капиталах и владеет мануфактурами заграницей, а другие утверждали, что от состояния мужа совсем ничего не осталось и она проживает последнее. В пользу второй версии говорила всем известная её привычка вести счет каждой копейке. Софья Васильевна не расставалась с небольшой записной книжицей, с отрывными листками. Такие книжицы производились во Франции и по-тамошнему звались блокнотами. Любые, даже самые малые расходы, она записывала в эту книжицу и, посылая кухарку на базар и по торговым лавкам, Софья Васильевна непременно выдавала ей отрывной листок. Каждый такой листок помимо списка необходимых покупок обязательно содержал в нижней своей части дату и размашистую витиеватую подпись хозяйки. Лавочники всегда подтрунивали над кухаркой, которая являлась за пустяковым иногда товаром с целым торговым поручением.

Другой всем известной привычкой вдовы была любовь к настольным играм. Почти каждый вечер в уютной гостиной её большого дома собиралось небольшое общество и до полуночи, а иногда и до рассвета, играли в карты, шашки, в кости и еще бог знает в какие игры. Играли только на интерес, поставить на кон хотя бы копейку для вдовы было делом грешным и невозможным. Самыми близкими её приятелями были уважаемые в городе люди: присяжный поверенный Иван Семенович Проживалов и жена главного городского лекаря Настасья Петровна Карпова. Еще одно место за игровым столом иногда занимал девятнадцатилетний племянник Софьи Васильевны – Николай Лампадов. Он вместе со своей семилетней сестрой Полей после смерти матери уже несколько лет проживал в доме вдовы, находясь на её полном попечении и содержании. Мать Поли и Николая – родная сестра вдовы скончалась после долгой и тяжелой болезни, а их отец уехал в столицу, где по слухам завел другую семью и не сообщал вестей о себе.

Немного подробнее стоит рассказать о Николае, так как именно его имя зазвучало в городе на все лады, когда весна окончательно вступила в свои права. Как часто бывает в жизни, перемены врываются в привычный ход событий с неожиданной стороны, проистекают от тех людей, от которых менее всего вероятны. Если говорить, что Софья Васильевна жила тихо и неприметно, то Николай и более того, находился в её тени. Отправленный в детстве обучаться в столичную гимназию, он воротился домой, не окончив полного курса. Причиной тому стала не столько плохая успеваемость или поведение, сколько неприятная история с жульничеством на годовых экзаменах. Не единожды Николай был уличен преподавателями в списывании и после нескольких предупреждений был представлен к отчислению из гимназии. Вполне вероятно, что если б была жива его матушка, то можно было бы надеяться уладить дело. Тетушка же не пожелала ехать на поклон к преподавателям, а больше хлопотать за него было некому. Вернувшись, он продолжал жить на содержании Софьи Васильевны и, будучи не обременен никакими занятиями, увлекся живописью.

Внешности Николай был невзрачной, росту среднего, голос имел тихий и невыразительный. Одет был всегда скромно, ни с кем никогда не спорил и не пытался отстоять своего мнения, даже когда это могло быть необходимым. Иногда он сопровождал свою тетушку, когда ей случалось выйти в свет, поэтому в городе знали его, но общество Николая не замечало. Девушки никогда не упоминали его имя, сплетничая на приемах и обедах. Решительно он не вызывал никакого к себе интереса. Всегда его кто-то оттеснял на задний план, перебивал более властным и звучным голосом и Николай поневоле уходил в сторону. Казалось, не было в нем ни жизненной силы, ни талантов, ни каких-либо вообще стремлений. Его сестра Поля и вовсе, отставала по способностям от детей своего возраста и постепенно, это становилось всё более заметным.

Софья Васильевна не уделяла большого внимания детям умершей сестры. С Полей занималась проживавшая в доме нянька, а Николай был по большому счету предоставлен сам себе, поэтому стал часто поддерживать в себе творческий дух, потребляя излишнее количество вина. Будущее его было туманно и особенно никого не интересовало.

Помимо племянников, няньки и кухарки, в доме так же проживал кучер Петр, которого покойный Артур Морель всегда называл «Пьер». Это имя так и осталось для всех привычным, самому Петру оно тоже нравилось, и он всегда вспоминал хозяина с уважением. Он жил в доме много лет, имел «золотые руки» и помимо ухода за лошадью и коляской делал много разной полезной работы. Других слуг Софья Васильевна не держала. То ли из экономии, то ли исходя из привычного уже уклада жизни. И вот, за несколько недель до светлого праздника пасхи этот привычный уклад изменился. Пока ещё в городе никто не думал, что события в доме вдовы это только начало цепочки происшествий, о которых потом будут вспоминать долгие годы…

Глава 2.
Отъезд

Началось всё с того, что Софья Васильевна захворала. Появился навязчивый кашель, пропал аппетит, чаще стала напоминать о себе мигрень. Уже несколько раз была отменена традиционная вечерняя игра, вследствие плохого самочувствия хозяйки. Ближайшая знакомая вдовы — Настасья Петровна, организовала визит к ней своего мужа, главного городского лекаря. Федор Лукич, а звали его именно так, осмотрел вдову, выслушал её жалобы и заключил, что ей стоит провести несколько времени на морском воздухе и внести в свой распорядок продолжительные променады. Помимо этих советов, он конечно оставил ей несколько пузырьков с порошками и микстурами, а так же листок исписанный мелким неразборчивым почерком, где указал время и меру их приема.

На несколько дней после визита доктора, Софья Васильевна погрузилась в мрачные раздумья. В чем состояла их суть нам теперь не известно, но итогом стало известие о том, что она решила ехать во Францию. Был ли причиной поездки совет доктора или необходимость посетить предприятие покойного мужа, осталось для всех загадкой.

Отправляться в дорогу одной, ей, по всей видимости, не хотелось и она предложила ближайшим своим приятелям Ивану Семеновичу и Настасье Петровне ехать заграницу вместе.

Иван Семенович Проживалов имел небольшой, но вполне солидный и ухоженный дом на соседней улице. Как и Софья Васильевна он уже долгое время был вдовцом, детей у него не было. В свои пятьдесят с небольшим лет он был вполне энергичен и даже делал по утрам гимнастические упражнения. Жизнь его шла в размеренном темпе, как точные часы. Изменить этот привычный ход жизни, отправившись заграницу, было для него нелегко, однако ж он не сомневаясь ни минуты принял предложение Софьи Васильевны. Многие в городе считали, что с вдовой Морель его связывает не только любовь к карточным играм, но и нечто большее. Так или иначе, он стал спешно готовиться к поездке, улаживая все незавершенные свои дела.

Настасья Петровна, же по началу, отказалась. Она совсем не любила путешествий и давно уже не покидала родного города. Однако муж её, известный нам уже городской лекарь Федор Лукич смог убедить Настасью Петровну, что поездка на морской берег и ей принесет большую пользу.

— Тебе непременно стоит поехать, душа моя. – Говорил он, когда они сидели дома в гостиной и пили заваренный на травах чай – Ты же видишь, что я всё равно целыми днями хлопочу по больничным делам, а тебе хоть воздуха свежего глоток!

— Ох, не знаю Федя, шибко далеко и хлопотно… — отвечала Настасья Петровна, сделав глоток горячего чаю и вслушиваясь в такой привычный и уютный бой старых часов, висевших на стене.

Федор Лукич и правда в последние годы отдавал лекарскому делу очень много своих сил и времени. Частенько он задерживался в больнице до позднего часу и не всегда даже мог приехать домой обедать. Однако ж о жене своей он, по всей видимости, заботился много более, чем о себе и, несмотря на нежелание обоих расставаться, все-таки убедил её в полезности путешествия. По такому случаю Федор Лукич даже нашел-таки возможность и лично приобрел для жены новые кожаные саквояжи, окончательно одержав верх над её нерешительностью. Когда однако, все приготовления были завершены и пришло наконец время прощаться, слезы навернулись в глазах лекаря. По всему видно было, что предстоящая разлука печалит его до крайности.

Так или иначе, буквально в одну неделю, сборы были окончены и все трое благополучно отбыли заграницу. Отъезд Софьи Васильевны, конечно, не стал для города примечательным событием. Разве что промелькнули в разговорах догадки о причинах поездки. Пустые пересуды эти разделялись на два вида слухов. По одним – вдова неизлечимо больна и её последний шанс это французские врачи. По другим – дела на заграничном предприятии решительно плохи и требуют немедленного её личного присутствия. Впрочем, продолжения эти домыслы не получили и через короткое время уже никто об этом не вспоминал.

Большой дом опустел. Николай остался за хозяина, с сестрой все так же занималась няня, кухарка исполняла привычные свои обязанности. Пьер отправился в дорогу вместе с Софьей Васильевной. В путешествии он был незаменим и необходим, так как был человеком честным, преданным и умелым. Он и прежде всегда сопровождал её в путешествиях.

В первое время Николай не часто показывался из дому. Вел праздную и бесцельную жизнь. По всей видимости, вдова выделила ему определенную сумму денег, на проживание в её отсутствие. Не приходилось сомневаться, что сумма эта не велика и определенно все расходы требуют строгого отчета. Николай читал книги из библиотеки покойного Артура, пытался рисовать, пил недорогое, но приличное вино. Большую часть времени проводил в доме, и казалось, отъезд тетушки никак не повлиял на его блеклую жизнь. Возможно, так бы незаметным для всех образом его существование и продолжалось, но вскоре произошло одно примечательное событие…

Глава 3.

Расписка

Неподалеку от дома Софьи Васильевны, на Торговой улице находилась лавка Семёна Стрельникова. Это был добротный двухэтажный дом, с большими окнами. В первом этаже находилась лавка и кладовая, а во втором проживал сам Семён Семёнович Стрельников, с женой и сыном Прошкой двенадцати лет. Семён был таким же большим и добротным, как его двухэтажный дом. Голос его звучал словно из дубовой бочки, крупное доброе лицо украшали пышные, поседевшие уже усы. В лавке шла торговля обычным продуктовым товаром, папиросами и вином. Хозяин почти всегда сам стоял за прилавком, иногда его заменял сын, который с малых лет во всем помогал отцу.

В один из теплых весенних дней, в утренний час в лавку зашел средних лет стройный мужчина в приталенном сюртуке, покручивая в руках трость с круглым бронзовым набалдашником. Семён Стрельников хорошо знал его. Это был сотрудник местной газеты «Колокол» — Яков Цаплин. Он был необыкновенно энергичен, ни секунды не стоял без дела. Глаза его горели жизнью и никогда не останавливались на чем-либо дольше нескольких секунд, а длинный нос всегда чуял, куда нужно направиться, чтобы узнать новостей и втянуть своего обладателя в историю. Обо всем в округе Яков узнавал среди первых и никогда не держал известия в себе. Он имел множество знакомых по всему городу, и им сразу становилось известно все, что удавалось выяснить Якову. К сожалению, размеренная жизнь провинциального города не всегда удовлетворяла его любознательность и любопытство в полном объеме, поэтому часть новостей и детали происшествий обычно дополнялись уже его воображением. К слову сказать, в газете он занимал всего лишь скромную должность наборщика, но в душе его всегда жил репортер.

— Доброе утро Семён Семёныч! – ещё с порога приветственно выкрикнул он – Как идет ваше дело? Какие новости сегодня на Торговой улице?

Стрельников, выставлявший в это время на полку бутылки с вином, медленно повернулся к вошедшему и пробасил в ответ:

— И вам доброе Яков… Какие новости у нас могут быть… Всё идет своим чередом…

— Что ж прекрасно! Прекрасно друг мой… — тараторил Цаплин, оглядывая полки вокруг себя и словно принюхиваясь. Он еще не знал, что именно его ожидает, но длинный нос его уже будто почуял, что в этой лавке что-то не так.

— Будьте добры, коробку обычных моих папирос Семён Семёныч – продолжил он — Да запишите, пожалуй, пока на мой счет, через неделю я вам занесу за весь месяц.

Такие покупатели, как Цаплин были постоянными посетителями лавки на протяжении многих лет, поэтому Стрельников отпускал им товар под запись, не сомневаясь в их платёжеспособности. Он прекрасно знал, что Цаплин получает расчет в газете в конце месяца, после чего всегда исправно расплачивается по счетам. Семён Семёныч степенно и неторопливо взял с полки небольшую плоскую коробку папирос и положил её перед Яковом. Потом, выдвинул деревянный ящик под прилавком, достал толстую расчетную книгу и стал перелистывать страницы в поиске нужной, с фамилией Цаплин.

Наборщик стоял, облокотившись на прилавок, и, вращая свою трость в свободной руке. Взгляд его быстро пробежал по ближайшим полкам и наконец, упал на толстую книгу, которую листал Стрельников. Когда Семён переворачивал очередной лист, из книги выпала небольшая записка. Яков увидел, что на маленьком аккуратном листке было написано: «Учесть с моего счету, в пользу Лампадова Николая 100 франков». Под этой фразой стояло число и сложная подпись, в которой угадывалась заглавная «М».
— Что это у вас Семён Семёныч? – сразу спросил Яков, вопросительно глядя на маленький листок.

Стрельников взял листок в руки и ответил:

— Да только перед вами заходил Николаша Лампадов, Софьи Васильевны племяш… Взял под запись хорошего вина, сигары и сыров… Раньше всё кухарка их заходила, а тут явился сам…

Он уже хотел вложить листок обратно в книгу, но Цаплин почти выхватил его из рук и с подозрением стал разглядывать его на свет.

— И вы согласились, без оплаты?.. – спросил он, прищуривая один глаз и всматриваясь в листок, словно сыщик, обнаруживший важную улику.

— Я уж было засомневался… Ведь никогда он сам у меня не брал… Но он сказал, что тетка полностью ему доверила расходы. Показал вот расписку эту… Вижу – её подпись и число не задолго до отъезда её… Чудно конечно, что франки, но тоже ж деньги… Товар выдал, а листок он сам согласился оставить…

— Так-так… Интересно друг мой… Интересно… — бормотал Цаплин, продолжая всматриваться в листок.

— Ладно вам тень наводить – сказал Стрельников, и, взяв у Цаплина листок, вложил его в свою книгу – я эти листки, уж, сколько лет вижу. Это из Софьи Васильевны книжицы, она с такими, кухарку всегда присылает. И подпись точно её, сомнений нет.

— Так-так… — продолжал задумчиво бормотать Цаплин – всё так… А знаете ли вы, что такое логика друг мой? – внезапно оживился он.

Стрельников не знал, что такое логика, поэтому, склонившись над прилавком, нахмурившись, молча вписывал в книгу стоимость коробки папирос выданных Цаплину.

— Ну, друг мой! Не знаете?.. А я вам сейчас продемонстрирую!.. – не унимался наборщик. Было видно, что новая идея полностью захватила Якова и глаза его засверкали ярче прежнего.

— Во-первых, нам известно, что у вдовы со здоровьем беда… — заговорщицки продолжил он, понизив голос и подняв указательный палец вверх – Во-вторых мы знаем, что основной капитал её во Франции – он разогнул второй палец – а теперь подумайте друг мой…

Стрельников смотрел на него непонимающим взглядом из-под густых бровей, стоя облокотившись на прилавок.

— Подумайте друг мой – тихо и загадочно повторил Цаплин, смакуя свою проницательность – кто наследник состояния вдовы и зачем ей подписывать денежные поручения до отъезда?..

— Да к чему вы это?.. Никак вас не пойму – спокойно спросил Стрельников и, закрыв свою книгу, убрал её обратно в выдвижной ящик.

— Ну что же вы!.. – с театральной разочарованностью воскликнул Яков – ведь очевидно всё!

Он придвинулся ближе к Стрельникову и чуть не шепотом начал ему втолковывать:

— Вдова понимает, что смертельно больна… Нужно срочно ехать во Францию и оформлять дела на племянника… Вот почему с ней едет поверенный Проживалов… Она боится не успеть и оставляет некоторые письменные распоряжения… Деньги наверняка хранятся во французском банке, поэтому сумма указана в франках… Племяш её, не дожидаясь кончины тетки и оформления наследства начинает потихоньку тратить средства… Вот и вся загадка!..

Стрельников поморщил лоб, на минуту задумался, пытаясь уразуметь всё, что нашептал ему Цаплин, потом выдохнул и облегченно сказал:

— Так мне-то что с того… Значит можно не беспокоиться за оплату коли так.
Глаза Цаплина расширились, он выдержал драматическую паузу, затем сказал, как бы с сожалением:

— Вот так друг мой… Вот так, вы за холмами гор не видите. Такая возможность может раз в жизни выпадает, и-то не каждому… А вы…

Стрельников вскинул брови и уставился на наборщика, снова пытаясь сообразить, что он упускает в этой цепи рассуждений. «Чёртова логика…» подумал он.

Видя, что Семён Семёныч теряет терпение, Цаплин поспешил разъяснить ему свои выводы:

— Друг мой, представьте, что через месяц может выясниться, что слухи о капиталах вдовы чистая правда. Всё перейдет в руки этого «Николаши», а он, вероятно, не будет считать копейки и чахнуть над золотом. Сегодня он просит у вас пару бутылок вина под запись, а завтра уже вы будете просить его об одолжениях!

— А если нет у вдовы никаких капиталов? Может долги одни… — усмехнулся в усы Семен.

— Мда… Это тоже конечно может быть… — осекся Цаплин и протянул в задумчивости – Вот бы разведать немного, как обстоят дела…

Он взял с прилавка коробку с папиросами, сунул её во внутренний карман сюртука, словно, приняв какое-то важное решение, круто развернулся на каблуках и направился к выходу.

— Тут нужно действовать быстро и решительно Семён Семёныч! Хорошего вам дня!

Глава 4.

Визит

Выйдя из лавки, Яков Цаплин отправился в ближайший городской сад, где принялся расхаживать среди аккуратных деревьев и ровно подстриженных кустов. Его врожденная энергичность не позволяла ему сидеть на одном месте, даже погрузившись в глубокие размышления. Он кружил по парку, словно птица описывающая круги высоко в небе. Встретив своего знакомого — пожилого и в тайне злоупотреблявшего спиртовыми микстурами аптекаря, он против обыкновения не пустился с ним в разговоры, а лишь задумчиво поклонился и зашагал еще более энергично. Спустя полчаса, он, наконец, на минуту присел на свободную белоснежную скамью и закурил папиросу.

Яков пришел к выводу, что нужно непременно свести знакомство с этим Николашей, попасть в дом вдовы и постараться разведать, как на самом деле обстоят их финансовые дела. И если вдруг действительно, Николаша этот, может получить в ближайшее время солидное наследство – нужно быть первым, кто поможет ему распорядиться деньгами.

«Такой, как он – все равно пустит все по ветру… Окружит себя кучей проходимцев… Нееет! В этом случае нужно быть первым… И свести с ним дружбу еще до того, как всем станет известно о его деньгах. Нужно стать его ближайшим знакомцем, проводником в мир и может быть даже доверенным лицом. Тогда можно будет рассчитывать на его щедрость и пожить какое-то время на широкую ногу!.. В конце концов, даже если сумма наследства не велика – всё равно я с удовольствием помогу ему её потратить!» — подвел итог своим размышлениям Яков.

Бросив папиросу и хлопнув себя обеими руками по коленям, он поднялся и бодрым решительным шагом направился к дому вдовы. Так как откладывать разрешение данного мероприятия он не стал, то предлог для своего визита обдумывал уже на ходу.

«Пожалуй скажу, что пришел по делу к Софье Васильевне, что не слышал об её отъезде… А дальше… Дальше буду действовать по обстановке… Лишь бы Николая этого застать дома… Хотя по-моему он мало где бывает…».

Спустя несколько минут, Яков уже свернул в улицу, где стоял большой дом вдовы. Подойдя к солидным массивным дверям, он на секунду оробел, но взял себя в руки, кашлянул в кулак и дернул несколько раз за висевшую у двери цепочку. Внутри раздался приятный звон колокольчика.

Обычно двери открывал Пьер, но ввиду его отсутствия, Якову повезло, и через минуту перед ним предстал сам Николай. Он был одет в светлую рубашку, коричневую жилетку и коричневые клетчатые узкие штаны.

— Добрый день! – почтительно сказал Яков, слегка поклонившись и заложив руку с тростью за спину – Могу я видеть Софью Васильевну?

— Здравствуйте! Она уже несколько недель в отъезде, заграницей – негромко отвечал Николай.

Возникла секундная пауза.

— Я её родной племянник и возможно могу вам чем-то помочь? – первым нарушил тишину Николай.

— Ах да!.. Вы, наверное, Николай! Николай Лампадов! – очнулся Яков. Он словно сориентировался и вошел в привычную для себя роль. Глаза загорелись, а слова преисполнились уверенности. – Много слышал о вас, но до сих пор не имел чести быть представленным… Яков Цаплин. Сотрудник газеты «Колокол» и старинный знакомец вашей дорогой тетушки – он еще раз почтительно поклонился и расплылся в улыбке.

Николай, видевший Якова впервые, был удивлен осведомленности гостя и слегка растерялся.

— Весьма рад знакомству… Чем могу?.. – он переступил с ноги на ногу и вопросительно посмотрел на Якова.

— Видите ли, газета проводит ежегодный благотворительный сбор… — не растерявшись, заговорил Цаплин – мы пытаемся объединить лучших людей города, в попытке так сказать… облегчить судьбы бедных сирот…

— Ах, пардон, простите мне мою невежливость, я до сих пор держу вас в дверях – опомнился Николай – не угодно ли пройти в гостиную?

— Благодарю, с большим удовольствием! Всегда приятно иметь беседу с образованным и воспитанным молодым человеком! – отвечал Яков.

Они прошли в просторный холл и после в гостиную, где Николай предложил Цаплину присесть в одно из двух мягких кресел, стоявших у камина. Николай выглядел немного растерянным и ловкий Цаплин сразу приметил это. «Отлично, что я застал этого простака врасплох!» — подумал он.

— Так вы говорите, городской сбор?.. – робко спросил Николай, продолжая разговор, начатый в дверях.

— Именно так! Ежегодное мероприятие!.. Обращаемся только к самым достойным и уважаемым людям города. Суммы пожертвований не имеют значения, главное это само стремление проявить… — Цаплина понесло. В следующие несколько минут он без пауз расписывал Николаю всю важность и необходимость сбора, перспективы общего дела и принципы единения лучших представителей общества.

Николаю, который за несколько времени до этого брал в лавке вино и закуски под запись, видимо не хотелось с ходу обрывать гостя и заявлять, что он сейчас не имеет средств, для участия в сборе. Он слушал со вниманием, иногда кивал и было заметно, что ему льстит такой интерес со стороны представителя печати. Этому так же способствовало то, что Цаплин, во время своего продолжительного выступления, раза два упомянул о том, что много наслышан о достоинствах Николая.

— Вы просто не представляете себе, как я счастлив, что застал вас дома и случай позволил мне свести с вами знакомство! – закончил Цаплин, широко улыбаясь и чувствуя, что произвел приятное впечатление на хозяина.

Николай так заслушался, что снова растерялся, когда Цаплин внезапно замолк.

— Не желаете ли бокал хорошего вина? – спросил он, первое, что пришло в голову.

— Что может быть лучше! – Яков даже поднялся с кресла – Беседа с приятнейшим и уважаемым человеком, за бокалом доброго вина… Чего еще можно желать в этот солнечный день!

Николай смущенно улыбнулся. Ему не хотелось звать кухарку и он решил принести бутылку сам.

— Позвольте на минуту оставить вас, я принесу вино и распоряжусь насчет закуски. А пока вот, извольте сигару… — Николай взял со стола, стоявшего в центре комнаты, коробку сигарами и протянул её Цаплину.

Благодарствую!.. – сказал Яков бархатным голосом, вынимая из коробки сигару – Много раз слышал о вашем гостеприимном характере и теперь имею честь убедиться в этом сам!..

Николай вышел из гостиной, тщетно пытаясь скрыть смущенную улыбку, а Яков раскурил сигару и решил воспользоваться случаем, чтобы осмотреться.

Глава 5.

Миллионщик

Как только Николай вышел из гостиной, Яков немедленно огляделся и словно ростовщик, произвел оценку окружавших его вещей. В целом гостиная была обставлена со вкусом. Это была довольно просторная комната, в одной из стен которой имелись три узких высоких окна. Они обрамлялись тяжелыми велюровыми портьерами, украшенными кистями. По стенам были развешаны старые картины в позолоченных рамах, в основном с изображением мужчин в военных мундирах и приятных дам в роскошных платьях. Поверх дубового паркета лежал большой красивый ковер, покрывавший почти всю площадь комнаты. Мебель была подобрана в едином стиле, на деревянных изогнутых ножках, обтянутая светлой тканью. В центре гостиной находился овальный стол, вокруг которого, были расставлены шесть стульев с высокими спинками. На столе стояли два бронзовых подсвечника, пепельница в виде морского штурвала, в центре пустой серебряный поднос. С краю лежала приоткрытая коробка с сигарами. В одной из стен был выложен камин, он был растоплен и наполнял гостиную приятным теплом. На каминной полке стояли бронзовые подсвечники и большие красивые вазы. Рядом расположены были два мягких кресла, а у противоположной стены такой же мягкий небольшой диван. По углам комнаты стояли высокие вазы и какие-то пальмовые растения, в больших цветочных горшках. У стены рядом с диваном так же находился небольшой ломберный столик покрытый зеленым сукном.

«В общем, весьма не дурно…» подумал Цаплин. Ломберный столик привлек его внимание, так как на нем находилось множество предметов. Подойдя, Яков увидел на столике небольшой бронзовый подсвечник, рядом была разложена шахматная доска. Расставленные маленькие фигурки, искусно вырезанные из красного дерева, вызывали восхищение. Так же на столике стояли красивая массивная пепельница и пара деревянных расписных шкатулок. В беспорядке лежали игральные карты, кости, какая-то картонная коробка с французскими надписями и несколько книг.

Вдруг, Яков заметил под одной из них, знакомый уже уголок небольшого листка, точно такого, какой он видел у Стрельникова с распиской на сто франков. Он приподнял книгу и увидел, что под ней лежит с дюжину таких листков. Небрежно, один на другом, как бы веером. Он взял верхний и словно молнией был поражен записью:

«Учесть с моего счету в пользу Лампадова Николая 1000 франков»…

Взглянул на следующий – «Передать в собственность Лампадова Николая типографию «Le mot».

Еще один – «Учесть с моего счету в пользу Проживалова Ивана 3000 франков»…

Схватил другой – «Передать в собственность Лампадова Николая отель «La Maison»…

Внезапно послышались мягкие шаги, Яков быстро бросил листки обратно на столик и накрыл их книгой. Сделав вид, что усердно тушит сигару в пепельнице, он будто-бы не сразу заметил возвращение Николая. Тот уже расставлял на столе в центре гостиной бокалы и вино.

Сердце Якова бешено колотилось. В ушах появился какой-то шум. На секунду ему даже показалось, что пол уходит из-под ног и он присел на диванчик стоявший рядом.

«Угадал!.. Как я его угадал!.. Всё просто… Логика сделала своё дело!.. Нужно взять себя в руки и не подать виду… Каков простак!.. Невероятно…».

Эти мысли хаотично метались в его голове. Он никак не мог сосредоточиться. Николай тем временем, уже наполнял бокалы, а вслед за ним в гостиную вошла кухарка. Она слегка поклонилась Цаплину, молча поставила на стол поднос с закусками, блюдо с фруктами и удалилась.

Прошу! – сказал Николай, почтительно отодвинув один из стульев у овального стола, приглашая гостя присесть.

Яков пересел за стол, взял в руки бокал, на треть наполненный красным вином, затем снова встал и произнес тост:

— За Ваше гостеприимство и радушие Николай! Весьма рад возможности познакомиться с Вами! – Яков протянул руку, раздался приятный звон бокалов. Он выпил стоя и затем присел. С минуту они молчали, потягивая вино и пробуя закуски.

— Касаемо цели вашего визита, к сожалению должен признать, — немного смущенно заговорил Николай – что в данный момент не имею возможности выделить сколько-нибудь значимую сумму на это благородное мероприятие. Возможно после, когда тетушка уладит некоторые дела…

— Понимаю! Прекрасно понимаю Вас! Сбор средств только начался и внести свою лепту возможно в любое время!.. – бархатным голосом успокоил его Яков.

Они выпили ещё, выкурили по сигаре, разговор далее шел легко и свободно. Николай, по всей видимости, был рад знакомству и даже провел Якова в кабинет, где показал ему несколько своих лучших работ. Картины, в основном пейзажи, даже на вкус ничего не понимавшего в живописи наборщика, были весьма посредственны. Но Яков выразил своё восхищение в таких фразах, что Николай весьма воодушевился и был преисполнен благодарности. До сего момента, никто так не отзывался о его скромных попытках приобщиться к миру искусства.

— Много слышал о том, что вы утонченный и образованный человек, но почему никто не говорил мне о вашем художественном таланте! Скромность, безусловно, одно из ваших ценнейших качеств Николай, но поверьте, Ваши работы заслуживают места в лучших галереях мира! Придет время, и каждая из картин будет стоить баснословных денег! – продолжал восхищаться Яков, когда они прощались в холе большого дома.

Николай уже даже не пытался возражать и прятать улыбку. Было видно, что с похвалой художественных работ Яков попал в самую точку и начинающий живописец проникся к гостю благодарностью и доверием.

— Позвольте же мне ещё раз зайти к Вам на днях, с приятельским визитом, дабы иметь возможность насладиться вашими работами и приятной беседой! – прощаясь, сказал Яков.

— Буду несказанно рад! В любое время! — отвечал Николай, искренне радуясь новому знакомству и такому вниманию к своему творчеству.
Цаплин же покидал дом вдовы, крайне возбужденным и полным надежд. «Миллионщик!.. Всё-таки миллионщик!..» — крутилось у него в голове.

Глава 6.

Спешите дружить

В последующие несколько дней, Яков Цаплин очень плохо спал, допускал много ошибок на службе и по этому поводу даже имел неприятный разговор с редактором «Колокола». Ему было невероятно тяжело не рассказать всем о своем открытии. Перед глазами то и дело рисовались картины будущей жизни…

«Подумать только – типография «Le mot»! Отправлюсь с ним во Францию и помогу принять дела… Дам дельные советы по организации печатного дела… Возможно назначит меня доверенным управляющим!.. И… И… — прощай «Колокол»!..

Такие мысли поминутно врывались в сознание Якова и терзали его в течение каждого дня, да что уж говорить – и по ночам тоже.

Дождавшись субботнего времени, свободного от службы в газете, он отправился к ростовщику, у которого заложил свои фамильные серебряные часы на длинной цепочке. Это была самая ценная вещь, находившаяся в собственности Якова. Часы эти он получил в наследство от своего покойного отца, а тот принял их в свое время из рук деда. Он никогда не закладывал их раньше, но сейчас деньги были нужны ему спешно.

Во второй половине того же дня он зашел к Николаю. Этот будто бы случайный визит, был тщательно им спланирован. Снова они пили вино у камина и курили сигары. В ходе приятной, уже дружеской беседы, Яков рассказал, что до сих пор находится под впечатлением от художественных творений Николая. С огромным трудом он уговорил продать ему одну из картин, которую он якобы хотел подарить своей матушке, знакомой со многими художниками и отлично разбиравшейся в живописи. На покупку картины с изображением русского поля ушли почти все деньги вырученные за фамильные часы. При этом, Яков умолчал о том, что матушка его, проживает в сельской местности, мало знакома с творческими людьми, да по чести говоря, слепа уже несколько лет вследствие своего преклонного возраста. Тем не менее, цели своего посещения он достиг. Николай был в восторге от такого интереса к своим работам и пообещал «не зарывать свой талант в землю и писать по первому вдохновению». Дружба их значительно укрепилась. Прощаясь на сей раз, они уже запросто говорили друг-другу «ты» и долго с жаром пожимали руки.

Яков был весьма доволен собой. Жалел он только о том, что никто сейчас не может оценить его тонкую проницательность, логическое мышление и умение разгадывать людей. Ещё ему было немного жаль передавать в руки ростовщика фамильную реликвию, но он быстро убеждал себя в том, что расходы эти необходимы и все «инвестиции в Николая» со временем окупятся многократно.

Как ни старался Яков удержать в себе секрет о «миллионщике», его кипучая и энергичная натура всё же взяла верх и тайные знания начали просачиваться в городскую среду. Так, спустя несколько дней после покупки картины, посетил он лавку известного нам Семёна Стрельникова, где между прочего, состоялся между ними такой разговор:

— А знаете Яков, Николаша Лампадов, на днях расплатился полностью и сверх того, взял лучшего вина и сигар наличными деньгами. Судя по его физиономии, можно было подумать, что он и правда, получил кое-что от тётки – говорил Семён, протирая прилавок.

Секунды две Яков колебался, но не смог устоять перед искушением поделиться, и отвечал практически шепотом:

— Семён Семёныч… Вам, одному, как родному… Я свёл с ним знакомство, был у них в доме… Тётушка его владеет предприятиями заграницей и дикими суммами денег… Всё вскоре достанется ему… Сам видел документы!.. И даже Проживалову, видимо по старинной дружбе, отписала, верите ли?.. Три тысячи… Франков!.. Сам видел… Друг мой, всё видел собственными глазами!..

— Ну дела… – пробасил Семён – а я думаю, чего он такой сияющий и вино взял самое дорогое…

— А ведь я говорил вам друг мой… Говорил!.. – с жаром шептал Яков.

— Выпала удача на долю простака. Я тут всю жизнь в лавке с утра до вечера, аки пчела… И-то, серьезного капитальца скопить не могу, а тут вон как бывает!.. – удивлялся Семён.

— Вот и хватайте эту удачу за хвост, пока не улетела! – горячился Яков – Говорю вам, как родному!.. Никто кроме нас с вами пока не знает!.. Никто!..
— Что ж я могу?.. – тяжело вздохнул Семен – Каждому своё в этом грешном мире…

— Ох, тяжелый вы человек!.. – поучительно заговорил наборщик – Ни в чем вы своей выгоды разглядеть не можете. Смотрите каждый день в свою учетную книгу, да на костяшки счетов!.. Шире берите, шире!..

Яков перегнулся через прилавок и максимально приблизился к Семену. Он заговорил быстро и тихо, хотя в лавке кроме них никого не было:

— Я бы на вашем месте, не ждал когда он снова к вам зайдет. Я бы отправил сынишку с корзиной лучшего товара в знак, так сказать, уважения и вообще устроил бы снабжение провизией на дом. Поверьте, такой подход, обернется огромной прибылью!.. Вскоре будете строить новую лавку, а то и управлять одним из предприятий!..

Семён Семёныч слушал очень внимательно. Его нахмуренные кустистые седые брови и складки на лбу указывали на то, что он крепко задумался. Деньги он почитал с детства, всегда с удовольствием записывал в счетную книгу все свои расходы и с особенной радостию, доходы. Заработок давался ему не легко…

Наконец, Семён с озадаченным видом пригладил огромной рукой свои пышные усы, промокнул платочком выступившую на лбу испарину. Затем, ничего не отвечая наборщику, развернулся к стене за прилавком, приоткрыл дверь в кладовую и крикнул громовым голосом, от которого Яков даже вздрогнул:

— Прошка! Возьми-ка большую корзину и ходь сюды!..

Глава 7.

Большой человек

Как гласит старая народная мудрость, «что знают двое — знает и свинья». Эта маленькая неосторожность Якова в торговой лавке, его непреодолимое желание поделиться своим открытием, запустили по городу цепочки тайных знаний передававшихся сначала «по большому секрету», а вскоре и совсем открыто. Так, уже спустя пару часов, после разговора с Яковом, Семён Стрельников сообразил, что его семья может извлечь двойную выгоду из этого дела, если он поделится тайной со своим родственником, с братом жены — Фомой, державшим гончарную лавку. Фома тоже был не прочь получить расположение богатейшего в городе, а возможно и во всей губернии человека. Начал он по совету Семена, с того, что отправил в дом Николая своего работника с красивейшим кувшином, тонкой работы. К своему подношению он приложил короткое письмо, в котором сообщал, что «…будучи много наслышан о достоинствах Николая Лампадова, почитает за честь преподнесть ему уникальный продукт сей и будет счастлив впредь снабжать его лучшими изделиями гончарного ремесла».

С того самого момента, как Яков оценил по достоинству работы Николая и приобрел одну из них для своей матушки, Николай поверил в свои собственные силы и не дюжий талант. Он стал больше времени проводить у мольберта, старался работать каждый день. Картины давались ему на удивление легко и появлялись одна за другой, почти ежедневно. Сюжеты не баловали разнообразием, в основном это были изображения русской природы: типичные березовые рощи, зеленые луга и широкие поля. Портретная живопись совсем не удавалась Николаю, поэтому в этом направлении он не писал. Совсем вскоре после продажи первой картины к нему явился местный престарелый аптекарь, как оказалось, страстный поклонник пейзажей. Он долго хвалил картины, потом не менее долго пил с их автором вино у камина, сетуя на тяжелый труд фармацевта и поминутно высказывая, необыкновенный восторг от знакомства с Николаем.

— Как мало в нашем городе истинно воспитанных и приятных людей, которые могли бы составить круг общения порядочного человека… – говорил он, раскурив сигару и отхлебнув из бокала добрый глоток вина. – Вы просто луч света в этом темном царстве невежества Николай!

Прощаясь в тот вечер с художником, аптекарь так расчувствовался, что даже всплакнул и, утирая слезу платком, почему-то назвал его работы «шикарными портретами», на минуту даже вызвав сомнение в своей компетентности относительно живописи. Но глядя на то, как очень не твердо фармацевт стоит на ногах после пары распитых бутылок вина, Николай счел это оговоркой и в свою очередь сердечно обнял его.

Еще через пару дней к Николаю неожиданно явились сестры Натали и Аннет Коромысловы. Это были вечно веселые двойняшки семнадцати лет, веселые хохотушки и затейницы. Отец их был городской прокурор, человек весьма строгий и значительный. Они же, наоборот, во всем выказывали свой бунтарский характер и слыли за девиц неспокойных и шумных. Подтвердив своё амплуа в очередной раз, они запросто и без церемоний, явились к Николаю, взглянуть на картины и познакомиться. С их приездом, дом вдовы Морель наполнился несвойственными ему звуками, взрывным смехом и громкими возгласами. Знакомство, начавшееся так сумбурно, прошло весьма успешно. Николай дважды посылал кухарку за шампанским, а прощаясь, даже подарил веселым сестрицам одну из своих работ, хотя маленькую и одну на двоих.

Стоит ли говорить о том, что в срок не более недели, уже по всему городу распространилась молва о том, что Софья Васильевна оказалась миллионщицей, а всё состояние своё отписала любимому племяннику, талантливому художнику Николаю. К немалому удивлению последнего в городе внезапно оказалось множество ценителей живописи, желавших взглянуть на оригинальные работы и засвидетельствовать своё почтение мастеру. Самые горячие почитатели даже стремились получить в свои коллекции «что-нибудь из ранних работ» и готовы были торговаться и переплачивать за это право.

Город загудел. С приближением лета, он, наконец, получил событие, которого заслуживал и ждал. В размеренную, неторопливую и местами серую жизнь, ворвался свежий веселый ветер. Теперь, у двух случайно встретившихся на улице знакомых, всегда был повод к занимательной беседе. Им уже не приходилось поднимать скучнейших тем о погоде и прочих несущественных моментах. Над городом взошла яркая звезда. Молодой, состоятельный, подающий большие надежды, талантливый художник.

Глава 8.

Сила искусства

В последующие недели дом вдовы просто захлестнуло волной различных посетителей. В основном появлялись любители искусства, которые впрочем, интересовались более самим художником, чем его работами. Любители не стесненные в средствах, обыкновенно приобретали у Николая что-нибудь из последних «творений мастера». Ранние работы зачастую все уже были распроданы, иногда за очень приличные, а порой и вовсе не приличные деньги.

Известно, что искусство приобщает людей к прекрасному, открывает людям глаза и позволяет увидеть в новом свете различные стороны жизни, которые до тех пор оставались в тени. Так, и в нашем случае, сведения о таланте Николая и возможно не в последнюю очередь о его состоянии, весьма благотворно повлияли на женскую половину городского общества. На всех вечерах дамы заговорили о молодом перспективном гении. Большинство из них поначалу с трудом припоминали, как вообще выглядит племянник Софьи Васильевны, хотя возможно уже не раз встречали его в прежние годы. Однако, каждое упоминание его в свете, добавляло ему самых лучших качеств. Постепенно в умах женщин вырисовывался портрет «скромного, обаятельного талантливого и богатого молодого человека». С ним уже непременно желали иметь знакомство как девушки семнадцати лет, так и замужние дамы, которым перевалило за сорок.

Николай, не избалованный ранее таким вниманием, в первое время с трудом справлялся с повышенным интересом и действительно представлялся весьма скромным и застенчивым человеком. Приблизительно одной недели или около того ему хватило, чтобы свыкнуться с ролью любимца публики и скоро он уже легко поддерживал непринужденные беседы с женщинами всех возрастов. Повсюду его появление вызывало улыбки, смех и оживление. Куда бы он ни приехал, всегда его окружали девушки самой приятной наружности.

Повсюду, в период славы, нашего героя сопровождал Яков Цаплин. Его гениальный тонкий расчет претворялся в жизнь в самом лучшем виде. Он действительно открывал перед миллионщиком двери в мир и первым представлял его обществу. Яков тоже стал весьма значительной фигурой. К нему часто обращались с просьбами подобного рода: «Яков, не могли бы вы представить Николаю нашу дочь, мы столько наслышаны о его талантах» или «дорогой Яков, завтра же ждем Вас и Вашего ближайшего друга на нашем торжественном обеде!».

Наборщик наслаждался всеобщим вниманием и ожидал скорейшего возвращения Софьи Ивановны и окончательного оформления наследства. Он очень рассчитывал, что Николай не забудет его и поддержит в финансовом вопросе, который в последнее время вставал у него довольно остро. В то время, как Николаю повсюду делали подарки и зачастую предоставляли услуги даром или на крайний случай «в счет будущих доходов великого художника», сопровождавший его Яков, платил за себя и за окружавших их дам из собственного кармана. Для этого ему пришлось взять в местном банке большой кредит, вернуть который не было никакой возможности без помощи талантливого приятеля. По секрету говоря, однажды Яков даже попытался втихаря заложить картину, так дорого купленную у Николая, но хитрый ростовщик, прищурив один глаз и едва взглянув на неё поближе, молча вернул её, наотрез отказавшись дать хоть каких-то денег.

Таким вот волшебным образом, Николай Лампадов в короткое время стал всеобщим любимцем и самым желанным гостем. Каждую новую его картину уже ждали самые уважаемые представители городского общества, каждый из которых желал непременно дать лучшую цену. Николай преобразился и внешне. Он полностью сменил гардероб, нанимал для поездок шикарную коляску с четверкой породистых лошадей и солидным кучером в придачу. Трое местных цирюльников соперничали за право оказывать ему услуги, а в лавке дорогих парфюмерных товаров для него приготовили подарочный набор из лучших ароматов сезона.

Так устроен этот мир. Перед большим человеком легко открываются все двери. А Николай стал в одночасье именно таким – Большим человеком.

Глава 9.

Закат

Так продолжалось примерно до середины лета. На пике славы художника в городской газете появилась большая статья о местном даровании. Апофеозом признания, стало задержание в Кроличьем переулке городовым некоего Канарейкина, уроженца соседней губернии, который ходил по дворам и предлагал к приобретению рисунки писанные углем, якобы принадлежавшие руке художника Лампадова. Кстати, видевшие их, после вспоминали, что эти преступные наброски были выполнены весьма искусно и, пожалуй, могли являться плодами творчества истинного таланта.

В середине июля, в жаркий душный вечер, в тот самый час, когда Николай в окружении веселой компании пил шампанское в ресторации и бил об пол хрустальные фужеры, в город въехала пыльная коляска. Из далекого путешествия, на родную землю воротилась Настасья Петровна Карпова. Мужа своего она застала дома. Федор Лукич был рад возвращению супруги. За время её отсутствия он успел набраться сил и даже брал на службе две недели на отдых, сославшись на слабое свое здоровье, которое впрочем не помешало ему провести эти две недели загородом с неизвестной нам молодой особой… Но, это однако, отношения к нашей истории не имеет.

Оправившись после долгого пути и разобрав наскоро саквояжи и коробки, привезенные из заграницы, супруги Карповы сели пить чай. Настасья Петровна, дула на горячую чашку и поминутно охала. Дальняя дорога далась ей нелегко. Отвечая на обычные вопросы мужа о здоровье в путешествии и всём таком прочем, Настасья Петровна никак не могла понять, что изменилось за время её отсутствия. Дом, на удивление, не казался ей родным. Что-то словно исчезло или стало другим… Строго и подозрительно, посматривала она на мужа и по сторонам, но ничего не могла приметить. В очередной раз, охнув и подняв взор, чтобы перекреститься, перед тем как отпить горячего чаю, она вдруг замерла. На стене, прямо напротив неё, на месте старых настенных часов, висела какая-то яркая нелепая картина.

— Это… Что это… — она, кряхтя, поднялась, подошла к картине и приложила к глазам пенсне с толстыми линзами, всматриваясь изо всех оставшихся сил.

— Вот, приобрел по случаю! – не без гордости сообщил Федор Лукич – Кисти Лампадова, родственничка твоей дражайшей приятельницы.

— Да здоров ли ты, Федя?.. – с беспокойством посмотрела на него Настасья Петровна.

Федор Лукич поспешил взять ослабевшую супругу под локоть и усадить обратно за стол. Он постарался по возможности сохранять радушную улыбку и стал осторожно интересоваться детальнее о путешествии и делах Софьи Васильевны.

Из неторопливого рассказа супруги, ему стало известно следующее. Здоровье Софьи Васильевны благодаря лекарствам и свежему воздуху значительно улучшилось. Во время поездки они посетили мануфактуру, в маленьком городке в десяти верстах от Парижа, доля в которой досталась ей в наследство от покойного супруга. Поспели как раз вовремя, потому что предприятие по производству блокнотов было признано убыточным и управляющий уже начал распродажу имущества. Благодаря вмешательству поверенного Ивана Семеновича Проживалова, вдове все-таки удалось получить причитавшуюся ей небольшую сумму наличными деньгами. На эти средства, Софья Васильевна сняла небольшой домик на лето, на южном побережье, где и останется до осени с Иваном Семеновичем, поправлять здоровье. А Настасья Петровна, заскучав на чужбине по родным местам, решилась вот в середине лета одна, возвратиться домой.

Федор Лукич слушал со вниманием, ни разу не перебивая. Он мысленно сопоставлял последние городские события с рассказом жены. После фразы «Слава те хосподи добралися благополучно…» он задал только один вопрос:

— Стало быть, тяжко будет теперь Софье Васильевне, без заграничных то доходов?

Настасья Петровна не спеша отпила горячего чаю из большой фарфоровой чашки и отвечала:

— Ну ей-то пожалуй на жизнь хватит, а вот Поле приданного не видать… Да и Николаю нужно надеяться только на себя…

В голове Федора Лукича вдруг ярко припомнился вчерашний вечер, когда он играл в карты за этим самым столом и его старинный приятель, хозяин обувного дела Матвей Пирогов предлагал ему за висевшую на стене картину Лампадова триста рублей. А Федор Лукич ему самодовольно отвечал: «Нееет брат!.. Не выйдет!.. За такими — теперь весь город гоняется. Не продам…».

Федор Лукич поднялся и молча снял со стены яркую картину.

— Скоро вернусь!.. – сказал он, растерявшейся жене, которая так и застыла, поднеся чашку к открытому рту…

Глава 10.

Карточный домик

Лекарь Федор Лукич, не был так болтлив, как наборщик Яков Цаплин. Он, как человек уже пожилой и рассудительный обыкновенно не принимал поспешных решений. Картину Лампадова он конечно, поторговавшись изрядно, все-таки уступил Матвею Пирогову в тот же самый вечер, правда, уже не за триста, а за триста пятьдесят рублей. На стену в его доме вернулись старинные часы и Настасья Петровна смогла ощутить привычный домашний уют. Федор Лукич не стал рассказывать ей о слухах про огромное наследство Николая и про его сильно переменившийся образ жизни. Сама Настасья Петровна после долгих странствий, с большим удовольствием проводила время дома за книгами и шитьем, гостей не принимала и вследствие этого не знала последних новостей. Таким образом, Николай Лампадов, сам того не подозревая, получил в распоряжение свое еще несколько времени, до момента, когда слава его внезапно померкла.

К счастью, художник не растерял его даром. Днем и ночью разъезжал он по городу в веселой компании Якова Цаплина в роскошном экипаже, запряженном породистыми лошадьми. Часто их сопровождали сестрицы Коромысловы, чей громкий смех и визг всегда можно было слышать задолго до появления их самих. Шампанские вина лились нескончаемой рекой.

Несмотря на разгульную жизнь художника, сразу в двух известных и уважаемых семьях спешно шли приготовления к свадьбам. Дочь большого чиновника городской думы Елизавета Морковьева заявила родителям, что художник Лампадов уже сделал ей предложение руки и на днях приедет в их дом с визитом, просить благословения. Примерно того же ожидали родственники Марии Шишкиной – дочери начальника почтовой службы. Сам же Николай в результате чрезмерного употребления веселящих напитков в последнее время, с трудом уже припоминал по именам окружавших его девиц, а обещаниям своим, по всей видимости, не придавал столь серьезного значения.

Яков Цаплин к этому времени уже окончательно оставил службу в газете, так как всюду старался поспевать за Николаем. К тому же, жалованье наборщика не покрывало и десятой доли ресторанных расходов. Яков не мог себе позволить не соответствовать уровню того круга людей, с которыми проводил время. Для того чтобы угнаться за приятелем, нужно было тоже жить на широкую ногу, но в отличие от Николая, ему за все приходилось платить наличными деньгами. Нужно сказать, что, к примеру, каждая из сестриц Коромысловых могла выпить шампанского за вечер, никак не меньше, чем гусарский поручик в расцвете сил. Взятые в кредит деньги разлетались по ветру, словно осенние листья. Яков уже смутно чувствовал, что тучи над ним сгущаются и даже казалось ему иногда, что он слышит отдаленные глухие громовые раскаты над своей головой.

Однажды, к вечеру, в доме вдовы собралась большая компания. В основном это были балованные молодые люди — великовозрастные дети городских чиновников. Среди прочих, конечно присутствовал и Яков. Как обычно, все расположились в гостиной, пили вино и веселились. Разгорелся жаркий спор о том, стоит ли ехать загород на озеро пускать фейерверки или все-таки отправиться кутить в ресторацию. Шумные разговоры то и дело прерывались вспышками беззаботного смеха. Никто не заметил, как в гостиной появилась сестра Николая – Поля. Видимо она ускользнула от няньки и зашла сюда поглазеть на гостей. Засматриваясь, она порой открывала рот и стояла так погруженная в какие-то свои глубокие мысли. Яков первым обратил на неё внимание и решил, что ей, пожалуй, не место среди хмельных друзей, дымящих сигарами. Он подошел к ней, положил свою руку на плечо и сказал:

— Пойдем Поля, пойдем дорогая, поищем няню…

Поля легко поддалась и они вышли в холл. Молча она протянула ему свою ручку. Яков хотел было взять ее за руку, но заметил, что она держит в кулачке какую-то цветную карточку.

— Что это у тебя Поленька?..

Сестра Николая не была разговорчивым ребенком, она просто разжала пальчики и позволила ему взять карточку.

Рассмотрев её, Яков немало удивился. На карточке было изображено кирпичное здание, а под ним напечатана надпись на французском: «Типография «Le Mot» 10.000 франков».

— Где это ты такую взяла, Поля?.. – спросил Яков.

Поля молча прошла в одну из комнат. Яков вошел следом. По всей видимости, это была комната, в которой нянька занималась и играла с Полей. Всё оформление её было выдержано в светлых и розовых тонах. Паркетный пол был застлан большим мягким ковром. Вся мебель была уменьшенного детского размера. У большого окна висела позолоченная клетка с канарейками, которые весело щебетали. В центре комнаты стоял маленький столик, с красивым резным детским стульчиком. На столике из игральных карт был сложен аккуратный карточный домик. Повсюду на ковре валялись деревянные и шитые из мягких тканей игрушки, куклы. Царил обычный беспорядок детской игровой комнаты.

Поля подошла к картонной коробке, лежавшей на ковре, и указала на нее своим маленьким пальчиком. Яков присел рядом и присмотрелся. В коробке и подле неё лежали в беспорядке яркие карточки, точно такие, какая была в руке у Поли. На них были изображены различные здания с французскими надписями: Отель «Voyageur», 8000 франков; ткацкая мануфактура «Le Tisserand» 20.000 франков; отель «La Maison» 12.000 франков… Карточек этих было множество, они были смешаны с бумажными игрушечными банкнотами разного номинала, а главное в коробке также были и листки из блокнота Софьи Васильевны… На каждом из них выведены были аккуратным почерком надписи типа «Учесть в пользу Настасьи Карповой стекольную мануфактуру «Le Verre»… Игральные кости, фишки… Что всё это значит?..

— Ах вот вы где Полли!.. – в комнату вошла няня – Я ищу вас по всему дому, а вы оказывается уже здесь, играете!

Она подошла к Поле и поправила шелковые ленты вплетенные в ее белокурые волосы.

— Добрый вечер месье Яков – сдержанно поприветствовала она Цаплина.

Яков сидел на ковре в некотором оцепенении. Он поднял и перевернул крышку картонной коробки, которая лежала рядом. «Мonopole» — настольная игра», гласила французская красочная надпись.

— Пойдемте Полли, пора идти ужинать – обратилась няня к Поле.

— Что это?.. – растерянно спросил её Яков, держа в руке ворох карточек, расписок и ярких банкнот.

— А, это любимая игра Софьи Васильевны – отвечала няня – ещё покойный муж её привез с собой из Франции. Софья Васильевна с приятелями играют иногда до утра. Она сама всегда ведет учёт и все ходы записывает. Не теряйте, пожалуйста, карточки, не то она будет очень сердиться. Пойдемте Полли дорогая!..

Поля ткнула пальчиком в карточный домик, выстроенный на детском столике, он едва качнулся и бесшумно разрушился. Она развернулась, подала ручку няне и они вышли из комнаты, а Яков еще долго смотрел бессмысленным взглядом в картонную коробку…

Глава 11.

Отрезвление

На следующее же утро, Яков Цаплин бесследно исчез из города. Его длинный нос с детства имел дар предчувствия, особенно когда его хотели поколотить, а скандалов он не выносил. Припомнив, огромные кулаки Семёна Стрельникова, который к слову, продолжал регулярно гонять сынишку с корзиной лучшего вина и сигар в дом Лампадова – Яков, ни с кем не прощаясь, отбыл в сельскую местность к престарелой своей матушке, с которой не видался уже много лет.

Исчезновение Якова породило много неприятных слухов. В умах горожан, причастных непосредственно к этой истории, зародились сомнения и нехорошие предчувствия. Шедевры Николая почему-то постепенно перестали покупать, а после того, как по обращению кредитного управляющего банком, было заведено следствие в отношении Якова Цаплина, услуги Николаю стали оказывать только за наличную оплату.

Небывалый ажиотаж вокруг произведений Николая Лампадова постепенно сменился равнодушием. Никто более не высказывал восхищений, не пытался перекупить последнюю работу мастера. Вскоре и вовсе начался обратный процесс и счастливые обладатели пейзажей, в разговорах с кем-либо, как бы невзначай выказывали своё желание «уступить картину по сходной цене». Реализовать красочную продукцию удалось очень немногим. Уже примерно через неделю, озвучивать такие торговые предложения стало просто не приличным.

Деньги, ещё остававшиеся у Николая с продажи картин, быстро закончились. Поить шампанским многочисленных друзей и оплачивать шикарный конный экипаж стало не на что. Жизнь художника стремительно возвращалась в прежнюю колею.

Сестрицы Коромысловы более не заезжали в дом вдовы. Их веселый смех по-прежнему можно было услышать в ресторации или на набережной, однако шампанским их угощал уже кто-то другой.

Спустя некоторое время в дверях дома вдовы Морель появился Семён Стрельников, отрезвление к которому пришло слишком поздно. Не проходя в дом, он, переминаясь с ноги на ногу, попытался было просить у Николая расчета за доставленные ему в течение лета корзины с провиантом, но получил вполне обоснованный отказ:

— Но позвольте, Семен Семенович, ведь я у вас ничего не заказывал… Ведь вы по собственной воле, так сказать, вроде из уважения…

Николай с невинным печальным видом развел руки в стороны и как ни странно, был прав. Он не брал ничего в лавке под запись, не делал никаких заказов. Всё присылал с сынишкой сам Семён, по известным нам соображениям и мотивам.

Ничего не оставалось Семёну, как пойти обратно в лавку, поглаживая поминутно свои усы и проклиная Цаплина. Когда пришедши, он открыл учетную книгу и, стуча в тишине костяшками счетов, посчитал убыток… Он так грохнул огромным кулаком по прилавку, что тот дал трещину, а ругательства, которые были им тогда произнесены, столь не печатные, что привести их здесь нет никакой возможности.

Примерно похожие чувства испытывали и другие торговые и деловые люди, оказывавшие услуги таланту «в счет будущих доходов», не потрудившиеся принять никаких расписок. Большинство из них, покачавши головой и немало расстроившись, все же пытались поскорее замять историю и не вспоминать о ней. Прославляться по городу простофилей не хотелось никому.

Еще скорее пытались забыть эту нелепость в семьях Елизаветы Морковьевой и Марии Шишкиной. Ни о каких бракосочетаниях там теперь даже не упоминали. А если кто из соседей, в шутейном разговоре, улыбаясь, интересовался, не собираются ли они замуж, доходило порой до того, что на любопытствующего спускали цепных собак.

В августе месяце, к возвращению из-за границы Софьи Васильевны, всё уже встало обратно на свои места. Жизнь в городе пошла прежним манером, а Николай, еще реже показывался из дому.

Эпилог

На этом самом месте можно было бы и завершить нашу историю о событиях того жаркого лета, но всё же скажем пару слов о том, что нам известно о дальнейших судьбах ее героев.

Софья Васильевна вполне поправила своё здоровье в заграничной поездке и прожила ещё довольно долгую и размеренную жизнь. Более того, закончив службу, присяжный поверенный Иван Семенович Проживалов переселился в дом вдовы и до конца дней они составляли вполне приличную пару.

К весне следующего года город значительно прибыл населением. Прелестные детки появились сразу у обеих сестер Коромысловых, счастливой матерью стала Елизавета Морковьева. Услышаны были видимо Богом и молитвы бездетных отцов и в нескольких почтенных семействах наконец появились долгожданные младенцы.

Яков Цаплин долгое время скрывался от кредиторов. В конце концов, с его долгами постепенно расплатилась престарелая матушка. Говорят, что он так и осел в родных краях и затеял выпуск сельского еженедельника с воодушевляющим названием «Колокольчик». Что вышло из этого предприятия — доподлинно не известно.

Неожиданно сложилась судьба Поли Лампадовой, от которой никто не ждал больших свершений. Однажды она обнаружила заброшенные братом краски и кисти, попробовала рисовать. Как оказалось, в замкнутом и необщительном ребенке таились большие способности, которые внезапно раскрылись в её художественных работах. Любимым и единственным её занятием стала живопись. Со временем, она приобрела известность в кругах людей искусства и позднее даже счастливо вышла замуж за столичного скульптора.

К сожалению, автору мало известно о дальнейшей судьбе Николая. Несколько времени по прошествии описанных событий, он еще жил в доме своей тетки, существуя на её счет. Впоследствии он отбыл искать своего счастья в столицу, но, не добившись больших успехов, отправился далее на юг России, где следы его теряются. Одно известно точно – картин его, ни на столичных, ни на заграничных выставках никто не встречал.

В городе же, несколько лет ещё после того жаркого лета, жители настороженно относились к внезапно прославившимся или быстро разбогатевшим людям. А после, всё стало, как прежде, снова перед «Большим человеком» стали открываться все двери, будь он назначен внезапно в высокий чин или получи вдруг хороший капитал… Разве что Семён Стрельников уже до конца дней своих, не признавал никаких авторитетов и торговал только за наличный расчет.