Они отняли у неё даже имя. Подумать только, имя! Ничего, того что, она считала “своей” жизнью ей никогда не принадлежало.
Дождь, набирал обороты. Громкие, тёмные дождевые капли и тьма, которая становилась настолько непроглядной, что поглощала все вокруг. Совсем не большой огонёк света, от ещё советской лампы, с причудливым абажуром на столе, казался светом от далекого маяка.
-Милочка, ты уверена, что тебе нужно именно сейчас? — Прозвучал немного надтреснутый временем голос Марии Петровны, из-за того, что её фигура не попадала в лампочное световое пятно, казалось, голос звучит откуда-то извне.
-Да, Мария Петровна, нужно, очень нужно! И именно туда. Подскажите точнее, как дойти? — С жаром отвечал намного более молодой, звонкий женский голос.
-Ну надо, так надо, барыня, кто спорить то будет. — Усмехнулась пожилая женщина. — Выйдешь за ограду моего дома, пройдешь, сотню шагов, и упрешься куда нужно. Мимо точно не забредешь.
“Барыня”, как это грозно звучит. Подумалось Лене, она даже повторила про себя, это странное для её слуха слово по слогам “Ба-Ры-Ня”, странное слово, но красивое. От него веет властью, силой, кто-то, кого так называют, кажется, может решить все-все проблемы в этом мире. Но это точно не про неё, она не такая. Точнее, она никакая, и вовсе и не Лена, как оказалось.
Значит, всего сотню шагов. Сотня шагов, и она все узнает. Всего сотня от главной тайны жизни. Разве это число?
-Спасибо, Мария Петровна, я обязательно вернусь. Только посмотрю и сразу обратно. — Девушка стояла у порога, торопливо всовывая ноги в обувь.
Мария Петровна, только головой покачала, конечно, обратно. Разве в этих тапках тряпичных, да по их земле, ещё и в грозу, много-то не нагуляешь. Ведет себя так же как внуки Марии Петровны, всё-то ей надо знать, всё-то надо посмотреть, эх, эти дети!
Если бы, Лена вдруг сумела хоть на мгновение услышать мысли Марии Петрововны, то сильно расстроилась бы. Она за эти адидасовские сникерсы пару лет, так наподдала одной пигалице, целая история вышла! А Мария Петровна, её сокровища, назвала «тапочками тряпичными», а ведь это же почти целое произведение искусства! Сникерсы были белые с кислотно-жёлтыми вставками, которые светились в темноте! Они были с удобным подъемом, и Лена не понимала, почему такая четкая обувь, вдруг пропала с улиц? Когда она заканчивала 9й класс, и они всей толпой делали домашку в учебной комнате, одним из её немногих развлечений было садиться у окна. Там за стеклом другие дети, которых воспиталки называли «нормальными» возвращались из другой школы по своим теплым домам, и на ногах почти каждой старшеклассницы, Лена сама видела, были такие вот удобные красивые и спортивные. То как они называются, она узнала, тогда, уже после того как увидела их в первый раз. А купить с огромным трудом смогла уже после детского дома, прямо с первой зарплаты. Есть потом правда, было почти не на что, но ей не привыкать запаривать себе гречку в кипятке на пару дней вперед.
Хлопок двери совпал с громовым раскатом. Природа, продолжала своё неистовое представление для одной своей неудачливой зрительницы. Но, ни громовые раскаты, ни дождевые капли, не непроглядная темнота вокруг, совершенно не интересовали её. У Лены, которая совсем и не Лена, имелась четкая цель.
Она почти бежала. Мимо домов, в которых теплились маленькие огоньки чужих жизней, мимо тех домов, где эти огоньки давно потухли, и вновь не разгорятся уже никогда. Мимо огородов, цветников, небольшой рощи, с заброшенными статуями мальчиков и девочек с горнами и светлыми кричалками. Пробежав мимо всего, до двух каменно-известковых столбов. Там она будто уперлась во что-то, глазу невидимое. Она уже видела, видела эти столбы. Правда, они тогда выглядели по-другому. Величественные, белые колонны с резьбой, которые поддерживали кованные чугунные ворота с завитушками. Вот что это были за столбы. Правда сейчас, от былого величия не осталась и следа. «Если бы он увидел, точно расстроился бы. Столько времени было потрачено, на эскизы, что бы выписать мастера. А теперь, теперь только непонятные глыбы» — подумалось Лене. Появилось странное желание, подойти к этим израненным временем и плохим отношением столбам, провести по ним, может тогда внутри, что-то да отзовется. Потому как Лене казалось, что она мерзнет, но холод этот не вокруг, он идет и живет внутри. Лена решительно прошла мимо израненных колон, она дотронется до них, обязательно, но потом.
Она помнила, как в первый раз увидела его «ДОМ». Он был расположен дальше, за колоннами, главными воротами, внутри как будто игрушечного сада, из деревьев и цветочных аллей, дом был главным украшением. Лене вспомнилось, как его называли тогда, это красивое слово, больше нигде не используешь «усадьба». Да дом был величественным и это слово ему подходило. Высокое строение оранжевого цвета в 3 три этажа с колоннами, все как полагается. Он был очень широк, казалось туда можно поместить весь мир. Вот что такое ДОМ не те клетушки в бездушных бетонных блоках, а именно дом. Он словно жил, своей собственной не подвластной всем остальным жизнью. Она увидела его таким в первый раз, но сейчас. Сейчас, зрелище было жалким.
Сада никакого и в помине уже не было, так парочка поломанных деревьев около бывшей ограды. То, что когда-то было цветочными аллеями, можно было разглядеть по плевкам и огрызкам бордюрных камней. И сам дом, конечно, был не таким как прежде. Стекол почти не было, белая входная дверь грустно поскрипывала от ветра, повиснув на одной петле. Никаких витражных разноцветных стекол больше не было, даже если позже их заменили стандартными бесцветными, уже было не понятно, потому что остались только пустые пробоины. Дом окружали какие-то пристройки назначения, которых Лена не знала, да и тогда, она их не видела, они портили внешний вид дома, их хотелось оторвать от него, как не нужный мусор. Ведь с ними усадьба превращалась в какое-то безликое строение, у которого в запасе не было ничего примечательного. А то, что история у этого дома очень богатая Лена знала наверняка.
-Ну, что? Вздрогнем! – Проговорила она вслух сама себе. И, поднявшись к относительно сухому участку на крыльце, стянула свою рыжую гриву резинкой, и второй что бы наверняка. «Сантименты, сантиментами, но работа не ждет» продолжила она, уже не озвучивая вслух, доставая карманный фонарик. Это был Нелькин подарок на Ленины 17 лет. Лене тогда было совсем не понятно, зачем Нелли с которой она и не общалась, все время пока жила в детдоме, вообще ей что-то дарила. Но теперь, пластиковая ручка фонарика согревала ладонь теплом. Лена не была уверена, но, наверное, так называли «участие». Теперь с убранными в хвост волосами, освещая себе путь световым лучом от фонаря, Лена была готова войти внутрь.