Благое место

Официант только разлил нам чай по кружкам. Ароматный пар струился вверх, растворяясь в воздухе. То состояние напитка, что идеально подходит для завязки разговора. Мой друг напротив, сидел, широко расставив локти упертые в стол, нетерпеливо ерзая, словно хотел рвануть ко мне и трясти за отвороты пиджака. Он смотрел немигающим взглядом, буквально реагируя на каждую каждую складку пробегавшую по моему лицу, сразу как-то оживляясь, будто предвосхищая интересный рассказ. Он даже отставил чашку, явно не собираясь пока к ней прикасаться. А я все смотрел сквозь струйки пара куда-то вглубь чашки. Пытаясь начать с чего-то, собрать воедино картину чудных воспоминаний о месте, откуда я недавно вернулся. Все они, яркие, врезавшиеся мне в память мельчайшими деталями, все же не могли быть складной историей, а скорее напоминали лоскутный коврик, который делают из обрезков материи.

Я взял обжигающую чашку и против своей воли сделал короткий глоток, кончик языка обожжённый заставил меня вздрогнуть. Горячая поверхность чашки, становилась нестерпима для моих пальцев и я вернул ее на стол. Струящиеся ввысь струйки горячего пара вернули меня к событию с которого начались мои странные, где-то абсурдные, но несомненно оставившие сильный отпечаток в моей памяти. Я внутренне улыбнулся и похоже это отразилось на моем лице.

— Да что же ты тянешь — подначил меня друг, откинувшись в кресле — Это ведь не может быть так ужасно, то о чем ты хотел мне рассказать? Когда ты вернулся, то был сам не свой, словно побывал в опасных джунглях или опустился на дно Марианской впадины.

— Вовсе нет. Это странное место. Чудное. Только такое слово приходит мне в голову, когда я пытаюсь подобрать подходящее. Ты знаешь, я часто бываю в командировках и побывал уже во множестве мест… городов. Но этот какой-то особенный. Там те же люди, та же жизнь, но устроены они так дико, что кажется ты побывал на другой планете.

— Да я уже заинтригован, хватит нагнетать! Не знаешь с чего начать? Да просто лепи все, что в голову приходит. В конце концов никто не заставляет меня верить во всякую чепуху.

— Ну хорошо. Началось все с того, что в свою последнюю поездку я оказался в городе Н. Обычный уездный город, ничего примечательного. Гостеприимный старый вокзал, видавший лучшие дни. Просторная городская площадь, для гуляющих горожан, да торговцев с лотка. Ухоженное, внушающее трепет здание управы. В общем город как город, каких много.

***

Покончив с делами, я как всегда торопился на трамвай, шедший в сторону вокзала. Однако мягкая солнечная погода изменила мои планы, а так как в сущности я никуда не спешил, скорее по привычке находясь в состоянии суматохи, то я постепенно замедлился, а после и вовсе перешёл на неторопливый шаг, тем более что город представился мне очень занимательным.

После небольшой весьма обнадеживающей прогулки, я вот так же как мы сейчас, присел за один из уличных столиков небольшого кафе. Город жил своей жизнью, люди сновали туда—сюда, по своим делам, старательно огибая наши столики. Я уже заказал чашечку кофе и теперь нежился на солнце, разглядывая как заправский зевака окружающий меня городской рисунок.

Поблизости от меня, правее, за таким же столиком сидела девушка, молодая, приятной наружности, в легком по погоде алом платье в белый горошек, и воздушной белой кофточке для уюта. Я закинул ногу на ногу, повернувшись словно бы вразрез с направлением ее взгляда. Очарованный, я осторожно наблюдал за ней, косясь в ее сторону. Впрочем, вся легкость очарования несколько диссонировала с тем, как скованно она держалась. В руках ее был телефон и она сосредоточенно нажимала на экран.

Официант поставил мне чашку с почти черным напитком. Я взял ложку и подцепив из сахарницы один кусок, уронил его в чашку. Темная гуща сомкнулась над ним, на мгновение окрасив. Я размешал кофе, заставив густой помол опуститься на дно. От чашки шел легкий теплый дымок. Я снова посмотрел на девушку. Ее кофе давно остыл, но она к нему даже не притронулась. Все так же увлеченно глядя в телефон. Я покачал головой и отвел взгляд.

Неторопливо озираясь вокруг, я обнаружил то, что обычно не бросается в глаза. Все, буквально, горожане, сидели они или куда-то шли, не отрываясь смотрели в экран своего телефона и ритмично касались пальцем экрана. Были и те немногие, что вели себя иначе, но по суетливой походке людей, которые мыслями находятся уже там, куда пока еще шагают их ноги, я их сразу определил как таких же гостей города, коим являлся и сам.

Под впечатлением от интригующего открытия я стал наблюдать, пытаясь найти опровержение этой внезапно обнаруженной закономерности. И правда, спустя некоторое время я уже имел первые выводы, которые впрочем никак не продвигали меня в решении этой загадки.

Выбора не было, я решился расспросить девушку напротив, что невольно натолкнула меня на это наблюдение.

— Добрый день! — поприветствовал я девушку поблизости, самым располагающим своим тоном.

Девушка и ухом не повела.

— Сегодня замечательная погода для прогулок! Не правда ли? — не унимался я.

Девушка скорчила едва заметную рожицу, из чего я сделал вывод, что она услышала меня, но совершенно не собиралась ввязываться в беседу со мной. Впрочем после некоторой заминки, скорее из вежливости, но не бросив своего занятия она ответила:

— Да, теплый день.

Я удовлетворенно отклонился в кресле и расправил плечи, первый успех меня окрылил.

— А позвольте спросить? Чем так увлечены окружающие нас горожане? Может быть произошло что-то важное? Отчего все не могут оторваться от экранов?

— Вовсе нет! — воскликнула она, даже не взглянув в мою сторону, словно я ляпнул что-то совершенно вульгарное — Мы майним!

— Что простите? — неподдельно удивился я. Конечно я слышал о такой технологии, но всегда представлял себе это иначе.

В этот момент, всего на долю секунды, девушка бросила на меня короткий полный сожаления взгляд, но в ту же секунду словно сообразив, что отвлеклась от чего-то требующего полной отдачи и сосредоточенности, быстро вернулась к экрану.

— Майним. Зарабатываем деньги.

— Если вы не против, не могли бы вы объяснить поподробней? Могу я присесть к вам?

Девушка раздумывала пару секунд, а затем кивнула. Так и не оторвав взгляда от светящегося прямоугольника в ладони. Я не мешкая пересел за ее стол. Тогда девушка показала мне экран своего телефона и продемонстрировала, что нужно делать.

— Нажимаете на кнопку на экране, когда она меняет цвет — пояснила она.

— Я человек приезжий и к тому же далекий от продвинутых технологий, но мне очень интересно, что может в этом процессе так увлечь?

Видимо мой живой интерес и доброжелательность сделали свое дело и девушка, кажется вполне усердно, поделилась со мной секретом майнинга.

— Здесь так заведено. Каждый желающий горожанин устанавливает себе на телефон приложение для майнинга. Сложного ничего нет. Просто по сигналу от телефона, вы без промедления должны нажать кнопку на экране.

— И что тогда происходит?

Девушка все так же сосредоточенно шлепала пальчиком по экрану, но ответила:

— А я не знаю. Да мне и не важно. Главное, что если я все делаю правильно, то сумма на моем счете в приложении постоянно увеличивается.

— Понятно… Сколько времени вы уделяете этому?

Моя соседка снова хотела взглянуть на меня, видно уж больно чудные вопросы я задавал, это было видно по ее забавному сопению и порывистым движениям, но сдержалась и только малость тряхнула челкой.

— Вообще отрываться не принято. Чем реже я нажимаю, тем меньше денег. Ведь другие-то не прерываются. Точно не знаю как это работает, но если вы перестаете нажимать, то сумма на счете начинает уменьшатся. Я подозреваю, что прибавляется там, где не останавливаются.

— А как же сон? Вы же должны отдыхать!

— Ну конечно, после выработки положенных часов остается времени на восемь часов сна. Но так много редко кто спит, ведь в ночное время двойной тариф.

— Поразительно! — воскликнул я — Ну а как же пища, справление естественных нужд, опять же.

— Да это не сложно. Поначалу неудобно, но затем привыкаешь. Ведь в сущности вам нужна только одна рука.

— Какое удивительное место.

— Да, у нас замечательный город! Вам лучше побродить по улицам, так вы сможете оценить его по праву. Примите правильное решение!

Под впечатлением, я постарался осмыслить сказанное, бестактно наблюдая за тем, как старательно девушка стукает по экрану.

Не прошло и минуты, как девушка подвинулась ко мне вместе с креслом.

— Смотрите. Приложение очень удобное. А еще очень гибкое. Каждый может настроить его под себя. Можно поменять цвет экрана. Вот, вам нравится?

Фон цвета фуксии показался мне вызывающим, но я одобрительно кивнул.

— А еще можно выбирать цвет кнопок или даже назначить им картинку из обширной базы. Вот у меня например, вместо кнопок мордочки серого и рыжего котенка. Они забавно мурлыкают когда я касаюсь их. Смотрите какие они довольные.

— Да, очень мило — подтвердил я — Спасибо, я пожалуй вернусь к себе.

Девушка пожала плечами. А я лишь с сожалением отметил, что так и не увидел ее глаза.

Я вернулся за свой столик и сделал несколько глотков уже порядком остывшего напитка. Я решил последовать совету этой девушки и пройтись по городу. Главный проспект, на котором находилось кафе, уходил вниз и в даль, отрывая перед взором протяженный достаточно широкий тротуар тянущийся вдоль примечательной старой застройки, которую впрочем уже вплотную обступали высотки новоделы. Я прижал чашкой деньги за кофе и отправился в пешую прогулку.

Я неторопливо спускался вниз по улице. Глазел по сторонам, как жадный до диковинок зевака. Старый ли фонарный столб, буквально вросший в землю под несколькими слоями асфальта, такой причудливо-одинокий, словно всеми забытый и все же несущий в себе память о былых временах, вокруг которого я сделал несколько кругов, любуясь неровностями и недостатками старых литейных форм, что делали такими неповторимыми все выходящие из одной мастерской изделия. Небольшой ли книжный магазин с крыльцом и массивными перилами от непогоды давно затянутыми патиной, где я провел добрых пол часа разглядывая тяжелые черные полки, заполненные старыми книгами, что несли в себе налет благородной старости, но не были потрепаны, то ли не обретя своего хозяина, то ли потакая интеллектуальному снобизму неуча, что собрал из них обширную библиотеку, да так и помер не притронувшись ни к одной. Теперь они украшали распродажу букинистики. Узкая ли арка, ведущая во внутренний, круглой формы двор. Войдя под которую, ведомый светом струящимся сверху и подняв голову вверх, я буквально воспарил в «смерче« из окон, взмывающем ввысь в голубую бездну подальше от грязной ветхой подворотни коей в сущности был этот внутренний двор. Насытившись яркими впечатлениями, я пускался в путь дальше, торопливо пробегая мимо уже успевших заполниться посетителями современных кафешек и ресторанчиков, зазывающих к себе не ароматом, не загадочным полумраком или радушным и улыбчивым хозяином, а яркой кричащей подсветкой, громкой музыкой и обилием рекламы и обещающей незабываемый вкус за умеренные деньги. Миновал бесчисленные сувенирные лавки, кричащие обилием всего пестрого блестящего и безусловно от одного к другому «уникального« до полного смешения ассортимента. Лишь бы побыстрее найти что-то еще, несущее в себе частичку чего-то неповторимого и прекрасного, и снова замереть наслаждаясь идеями, и ощущениями вызываемыми во мне этим объектом.

Я как раз добрался до следующего перекрестка и теперь раздумывал не сменить ли мне направление, так как дальше улица начинала прирастать высотой домов окончательно превращаясь в новодел, когда услышал громкую перепалку. Таксист на обочине о чем-то спорил с пассажиром, стоя у желтого автомобиля с клетчатой полосой во весь кузов. Я подошёл ближе и словно по совпадению находясь рядом слушал их ругань. Вернее возмущался чем-то таксист, его пассажир, ошарашенный, похоже не имел инициативы. Таксист, горячно плюнул и хлопнув водительской дверью, с визгом шин тронулся от обочины под неодобрительный аккомпанемент гудков водителей, которых его резкий маневр застал врасплох. Его пассажир хватал ртом воздух в облаке выхлопа оставленного такси.

— Добрый день. Вы в порядке? — проявил участие я.

Тот откашлялся и посмотрел на меня. В нем не было злобы, лишь небольшая растерянность, а в его взгляде застыл невысказанный вопрос. Он как-то неясно мотнул головой, словно не расслышал меня, но счел нужным отреагировать.

— Вы меня извините, но я непроизвольно подслушал ваш… разговор. Не все, но кое-что... И не совсем понял чего он хотел?
— Он вел себя очень странно и неподобающе…

Он сделал паузу, словно пытался подобрать слова, но его воспитание оставляло ему довольно скудный запас обычно употребляемый в такой ситуации. Было видно, что в противостоянии с таксистом у него не было шансов.

— Таксисты — лишь развел я руками — Может присядете? Похоже вам здорово досталось — сочувственно улыбнулся я.

Мы присели на скамью поблизости. Мужчина, еще немного бледный, сидел подле меня и словно вел с собой немой диалог. Похоже он раз за разом прокручивал в голове случившееся, но так и не мог взять в толк, почему он стал жертвой такого яростного нападения.

Наконец его словно прорвало, он заговорил, не со мной, скорее просто вслух, снова и снова проговаривая то, что было у него на уме.

— Ведь все было нормально. Я поймал машину. Сел. Он был такой вежливый. Уточнил куда меня доставить и поехал. Не докучал разговорами… — мужчина покачал головой.

— Так что же случилось? — спросил я.

— Сам не пойму. Он привез меня сюда. Остановился. Я расплатился. Он любезно открыл дверь, чтоб я вышел. Помог с багажом. А затем просто вскочил на задний ряд сидений и захлопнул дверь.

— А вы что?

— Да ровным счетом ничего. Меня несколько удивило его поведение, но я не придал этому значения. Я сверился с адресом. Осмотрелся. И не торопясь пошел куда собирался. Я чуть не подпрыгнул, когда он догнал меня, схватил за локоть и крикнул далеко ли я направился? Я опешил.

— Понимаю, а кто бы не — задумчиво кивнул я.

— Он кричал, что он уже опаздывает и ему надо срочно попасть домой. Я ответил что он выжил из ума! Он вспылил, стал аж пунцовый!

— Так он хотел, чтоб вы его отвезли?

— Похоже на то.

— Но почему вы?

— Я не совсем не понял, но кажется он принял меня за другого таксиста. Здесь возить пассажиров не принято. Здесь все машины в аренде и если сразу не подвернется другой пассажир, то деньги на счете начинают сгорать. Вот они и возят друг-друга, а затем меняются местами.

— А счет идет в приложении? — спросил я.

— Точно — ответил он.

— Как интересно! — воодушевился я от осознания, что столкнулся с очередной местной достопримечательностью.

— Не скажите! Я вот не понимаю здешних жителей. Они говорят и делают странные вещи. Я хочу убраться от сюда подобру-поздорову и как можно быстрее!
— Тогда вам неверное не стоит брать такси — предостерег его я.

— Да ни за что!

На этом мы разошлись. Мужчина поспешно зашагал в одну сторону, а я свернул с главной улицы, как и хотел до этого. Там впереди мне приметилось кое-что интересное. Люди с лицами обращенными к телефонам обтекали меня с двух сторон.

***

— Постой! — мой приятель прервал рассказ — Ты говоришь так, словно к этому моменту ты еще не понял, что это в высшей степени странное место и нужно держаться от него подальше?

— Нет. Тогда я подумал, что столкнулся с местным колоритом, забавной особенностью. Мало ли на свете чудных горожан. Открытием для меня стало другое. Я как раз к этому подошел.

***

Я приметил его издали. Высокий цветастый забор с нарисованными животными, разноцветные черепичные крыши возвышающиеся над ним, веселая карнавальная музыка, разносящаяся на сотни метров вокруг. И конечно запах навоза и шерсти животных. Это был зоопарк.

Зазывала в пестром костюме с головой жирафа приплясывал у входа, заманивая внутрь.

— Проходите и удивляйтесь! Только самые редкие и экзотические животные в нашем зоопарке. Веселые и подвижные в любое время суток! Заходите, не скупитесь на билеты! Оно точно того стоит!

Я зашел под арку, мигающую круглыми лампами на манер карусели и очутился темном коридоре, с рядом мелких окошек-бойниц вмурованных в стену. Над каждым таким окошком, на грязной выцветшей дощечке было намалевано «Касса».

— Добрый день! Мне один билетик! — сказал я в окошко, сунув туда купюру подходящую по номиналу из прейскуранта.

— Детский или взрослый? — раздраженно откликнулось окно.

Я наклонился как можно ниже, чтобы заглянуть внутрь. Сумрак не позволил мне разглядеть женщину по то сторону окна.

— Я взрослый! Билет нужен мне! — воскликнул я.

— Больно я там знаю, нужно сразу говорить — огрызнулось окошко, но из сумрака выпорхнул красочный билет и плюхнулся на блюдце.

Я взял билет и вышел в другой конец тоннеля, обратно к дневному свету.

Даже на второй взгляд зоопарк не выглядел исключительным. Обычные стальные клетки с грязной соломой внутри. Сонные, неухоженные звери. Обилие торговцев с лотка, навязывающих пестрые безделушки. Обычный зоопарк. Я было огорчился, что повелся на россказни балаганного зазывалы, но все дорожки парка похоже вели в один главный павильон. Множество кричащих указателей и рекламных плакатов указывали, что за лучшим развлечением в моей жизни мне туда. И я решил дать зоопарку шанс, возможно именно там меня ждет что-то незабываемое. Я и представить не мог, насколько жалкими были мои ожидания.

Безусловно я знал о таком явлении прошлых веков как цирк уродов. Люди с диковинными, а зачастую ужасающими физическими отклонениями, почти всегда против их воли, демонстрировались на потеху публике. Оно и понятно, в те времена с развлечениями было туго, казни, да бродячие артисты. Но что заставило в наш просвещенный век посадить за стекло людей, внешне очень привлекательных, поначалу было просто непостижимо. Однако все быстро прояснилось — внешне привлекательные, все они содержали уникальные изъяны в душе или рассудке.

Просторный холл с прилавками заваленными тематическими сувенирами — постерами с автографами самых видных и популярных человеческих особей этого зоопарка, футболками, кепками, платками, россыпями значков, магнитов и брелоков, пирамидами кружек, и кипами плакатов. Молодые люди в пестрых жилетках на все лады расхваливающие свои безделушки. Крикливые гиды на входе в тоннель основной экспозиции. Старушки продающие буклетики с картой павильона и описанием всех его обитателей. Я как можно быстрее проскочил этот просторный зал старательно отмахиваясь от сыпавшихся на меня предложений. Тоннель экспозиции все время забирал влево и вверх, а по правую руку от меня располагались отделенные от публики стеклом, просторные, имитирующие среду обитания обитателя, вольеры. Кое—где вместо стекла использовались пластиковые решетки — такие вольеры помечались как интерактивные. Начало выставки впрочем, ничем не отличалось от виденных мною раньше зоопарков. Там тоже сидели животные, только в данном случае это были сплошь забавного вида собачки смешные или страдающие ожирением, котики, от вполне миловидных до имеющих внешность совершенно не свойственную милым созданиям, от безумных глаз навыкат до грустной или злобной мордашки. Эти вольеры привлекали самую юную публику. Множество детей, а с ними и взрослые, умилялись или потешались над обитателями вольеров. Я пошел дальше.

Мимо меня, словно слайды, мелькали вольеры. Многие из них собирали довольно большие группы посетителей, что-то оживленно обсуждающих. Несколько раз я прислушивался к разговору, но так как все эти персонажи были мне не знакомы, я так и не разобрался, чем же конкретный песик или кошечка так привлекают к себе внимание.

Наконец я добрался до первого вольера с живым человеком внутри. В его довольно просторной комнате был целый городок с разнообразными лестницами и перилами, качелями, скамейками и прочими похожими конструкциями. Я остановился и стал наблюдать. Молодой мужчина за стеклом, нескладный, с каким-то отстраненно пустым лицом, старательно залазил на очередное препятствие. И каждый раз он валился с него, то неуклюже зацепившись и сорвавшись, то поскользнувшись и растянувшись на довольно грубом бетоном полу, а то и просто угодив промежностью на перила. Чем доводил молодую аудиторию, от подростков до малышни у стекла, до неистового смеха. Они буквально катались по полу, тыкая в него пальцем. Посетители же постарше напротив, кто-то сопереживал, кто-то качал головой, не разделяя восторгов от этих глупых кульбитов. Безучастным не был никто.

Я прошел дальше, пропуская вольеры с непонятными мне персонажами. Все они непрестанно о чем-то болтали с публикой толпящейся перед стеклом их вольеров. Слушать их я не стал.

Совершенно гадким я нашел вольер, где посетители кидали мусор и остатки еды в молодого человека. Тщедушный, неухоженный, с нелепо перемотанными изолентой дужками очков постоянно сползающих с переносицы, которые он старательно возвращал пальцем, он производил жалкое впечатление. Он сидел в самом углу, уже даже не отбиваясь от летящих в него жестяных банок и огрызков фруктов. Я было решил пресечь это безумие, но невозмутимый вид охранника стоявшего по близости, заставил меня повременить и разобраться в чем тут дело. На невысокой тонкой подставке с описанием вольера, давалось исчерпывающее описание «экспоната». Там же был прописан регламент, что позволялось, что нет. Раздраженный этим безумием я как можно скорее перебрался к следующему вольеру. Забегая вперед, скажу, что позже встретил еще несколько подобных, только там «экспонат« старательно отбивался, кидаясь мусором в ответ. Желающих было не много. Еще я встретил аттракционы, где молодые девушки и парни старательно огрызались в словесной перепалке с посетителями. Видимо там можно было поучаствовать во вполне правдоподобной склоке. Я, не задерживаясь, проходил мимо таких вольеров.

Следующий вольер, что привлек мое внимание ярким светом софитов и обширным внутренним пространством, сопоставимым с парой обычных вольеров, чем-то напоминал сцену. Внутри расхаживал высокий, статный мужчина. Длинный плащ, сплошь покрытый стразами и яркими разноцветными камушками, которые при свете софитов переливались бесчисленными красками. Головной убор, похожий на корону, инкрустированный дорогими камнями и драпированный пышными перьями, не то павлина, не то страуса. Он, о чем—то оживленно говорил по телефону, меряя широкими шагами пол вольера. Его сапоги, так же обильно украшенные камнями, смотрелись очень нелепо и забавно на фоне мятой соломы разбросанной на полу. Я улыбнулся и прошел мимо.

Я снова позволил себе остановиться у вольера, отдаленно напоминающего песчаный пляж на тропическом острове. Разумеется это и близко не было похоже, но мягкий белый песок на полу, мягкий свет льющийся сверху. Кадки с экзотическими растениями и полосатый шезлонг, располагали к такой фантазии. Там за стеклом, в шезлонге, я увидел симпатичную девушку. Она направила на себя камеру телефона и жеманно улыбаясь, делала снимки, время от времени поправляя волосы или обильно хихикая на камеру.

У следующего вольера стояли три совсем юных девчушки. Восторженно, едва не дрожа от возбуждения, они о чем—то ритмично пришёптывались и с плохо скрываемым восхищением, глядели за стекло. Я тоже заглянул. За рамой вольера сидел молодой человек. Мне сразу бросились в глаза его неестественно большие губы, отчего его улыбка больше напоминала оскал боксера с чрезмерно выпирающей капой. Волосы его были выкрашены в яркий розовый цвет. Он сыпал бессвязными скороговорками, сопровождая их кривлянием на камеру телефона. Он мне чем-то напомнил девушку в соседнем вольере, по этому я подумал, что они одного вида.

Одна из секций запала мне в память. К тому времени я порядком устал, мой интерес сошел на нет и я проходил мимо вольеров, почти не заглядывая внутрь. Но не в этот раз. Словно какой-то древний инстинкт заставил меня встать как вкопанному. Сердце мое учащенно заколотилось. За стеклом сидела роскошная девушка. Она просто сидела, слегка откинувшись назад на кожаном диванчике, что можно встретить в ресторанах. Высокая, с выставленными напоказ изящными ножками. Ее белокурые волосы обрамляли безупречное лицо с пухлыми губками. Я стоял завороженный ее красотой, не в силах отвести взгляд, но она только хлопала глазками, надувала губки и играла волосами, словно взгляды всего мира в этот момент были устремлены только на нее. Я даже невольно оглянулся, но кроме меня никого здесь не было. Это сбросило мое оцепенение. С легким недоумением я направился дальше.

Последний персонаж возможно занял у меня больше всего времени. Как на всякой дрянной выставке, располагая конкретным временем, вы более дотошно рассматриваете все, что в конце, точно понимая каким свободным временем располагаете. Здесь я оказался не один. Тучный мужчина, с напряженным, немного раскрасневшимся лицом, внимал фигуре за стеклом, время от времени кивая и вытирая платком складки на лбу. Одетый в видавшую виды одежду, но аккуратно выглаженную и опрятную. Выправкой и повадками, он напоминал не то бывшего чиновника, не то служивого. Стоя там, перед вольером, он сжимал кулаки после всякой громкой реплики за стеклом и вообще выглядел довольно воинственно.

Я заглянул внутрь. Напротив стоял холенный мужчина, солидного возраста, в изящном и судя по ткани, довольно дорогом костюме, сшитом очевидно на заказ. Ибо настолько ладно смотреться на очевидно небезупречной в силу возраста фигуре, может только костюм сшитый на заказ. Лысеющий, но аккуратно подстриженный, с лоснящейся от ухода кожей, он о чем-то деловито рассказывал. Его руки, как руки дирижёра, двигались под аккомпанемент его голоса, совершая ритмичные и лаконичные движения. А голос, глубокий, ровный, тренированно-складный, буквально завораживал и вводил в транс.

Я послушал некоторое время, но не услышав ничего вразумительного, решил поговорить со свои соседом.

— Простите — негромко обратился я к нему и слегка коснулся локтя.

Мужчина вздрогнул, словно был выведен мной из транса, но не потеряв чинного достоинства, обернулся ко мне и спросил:

— Я могу вам помочь?

— Да, будьте добры! Я гость в вашем городе. И человек много где бывавший ранее, но я никогда не видел ничего подобного. Кто все эти люди?

— Ооо. Это самые видные и знаменитые граждане нашего города. Эстрадные исполнители, актеры, художники, танцоры и многие другие известные персонажи, столько, что я даже путаюсь кто-есть кто. Но они вечно попадают в какие-то истории и народу нравится за этим наблюдать. Дальше в галерее есть даже пара политиков, очень респектабельные и уважаемые господа. Ну и эти — мужчина брезгливо поморщился — блогеры, прости Господи! Куда без них... Их наверно не меньше чем актеров. И тоже постоянно куда-то влипают — мужчина залился тяжелым, словно кашель смехом, будто ему самому это было до колик смешно — Есть тут и спортсмены, когда не на сборах или соревнованиях. Ближе к концу много отставных знаменитостей. Обычно до них не доходят, тут буфет неподалеку, а оттуда есть выход, но и им кое какое внимание достается. Да и где-то же им нужно работать, когда успех ушел. А здесь какое-никакое внимание. Этот господин — и мужчина указал за стекло — наш главный телеведущий! Очень солидный и уважаемый гражданин с безупречной репутацией. Я на пенсии, а сюда прихожу послушать новости в его исполнении. Уникальная, неповторимая подача. Вы не находите?

Я пожал плечами.

— Но почему они здесь? И заперты за стеклом? — снова осторожно спросил я.

Взор мужчины уже замутился, вновь увлеченный голосом ведущего. Немного поморщившись, словно его тревожило назойливое насекомое, он тем не менее ответил мне:

— Они не заперты. Это их работа. Изо дня в день, они приходят сюда и работают на публику, а когда зоопарк закрывается идут домой.

— Чудной у вас город, не сочтите за оскорбление. Такой дикости я раньше не встречал.

— А вы поселитесь у нас, пообживитесь, а потом и вам покажется, что лучшего устройства жизни вы и не встречали. Человек, знаете, ко всему привыкает.

— Но разве это нормально, держать людей в загонах и выставлять на показ как диких животных?

— Вот уж дудки. Да их отсюда метлой не выгонишь, это же их хлеб. Нет, уважаемый, им тут самое место — на этой веской ноте он отвернулся от меня и вернулся к просмотру новостей.

Кафе и правда оказалось в очень удачном месте, я не задержался в нем, а лишь воспользовался выходом и побыстрее покинул территорию.

***

После зоопарка я не спешил искать новых ощущений и рассчитывал некоторое время провести просто гуляя. А еще лучше было бы найти какой—то ресторанчик и перекусить. К этому моменту я изрядно проголодался, а в зоопарке ничего кроме сладостей и газировки не было.

Я неторопливо спускался по улице, глазея сквозь витрины и стараясь не замечать проходящих мимо людей, так увлеченных электронными «ошейниками» в своих ладонях.

Когда все завертелось, я как раз разминулся с полицейским, патрулирующим район и даже доброжелательно ему кивнул. Весьма достойная и уважаемая профессия в наших краях. Мгновением позже, я услышал резкий надрывный крик. Кричала женщина:

— Помогите! Грабят!

Я резко обернулся и увидел как какой-то грязный преступного вида субъект вырвал сумку у почтенной дамы, попутно сбив ее с ног, и теперь со всех ног бежал мне на встречу. Чуть выше меня по тротуару его уже поджидал полицейский и я с замиранием сердца наблюдал за развязкой этого происшествия. Но к моему бесконечному удивлению ничего не произошло. Полицейский ловко отскочил в сторону от злоумышленника и поспешил на помощь ограбленной.

Я действовал скорее инстинктивно, не имея плана и не думая о последствиях. Я отскочил в сторону, чтоб не столкнуться с бандитом, но при этом ловко поставил ему подножку. От чего тот кубарем покатился вниз по тротуару. Сумка, при этом, выпала из его рук. Я быстро подбежал к ней и схватил в руки. Преступник, полетевший кубарем, быстро пришел в себя. Его первой реакцией было как следует вздуть обидчика. Его злобные маленькие глазки дико вращались, в поисках виновника его падения. Взгляд его упал на сумку и в этот момент мне показалось, что я возможно не все продумал. Но, к моему счастью, вокруг собралось уже много свидетелей, все они единодушно оторвались от экранов телефона, более того, теперь камеры телефонов уставились на нас. Лишь одно в состоянии отвлечь людей от телефона, то, что можно выложить на всеобщее обозрение. Преступник решил, что столько внимания ему сейчас ни к чему и сильно хромая ретировался. Зеваки снова вернулись к своим экранам и жизнь города вернулась в привычное русло.

— Вот сумка той женщины! — сказал я и протянул сумку подоспевшему ко мне на помощь полицейскому.

Он строго посмотрел на меня, молча взял сумку и отнес той даме. Уверив ее при этом, что он пресек преступление и возвращает ей ее имущество. Она любезно поблагодарила его за возврат сумки и достойную службу. У меня даже глаза на лоб полезли.

Затем он вернулся ко мне и вот тут-то я понял, что мои злоключения еще не закончились.

— А вы, голубчик, арестованы! — строго обратился он ко мне.

— Но за что?! Почему?! — возмутился я.

— Вот в участке и разберемся — сурово ответил он — В ваших же интересах вести себя потише, голубчик, и не усугублять свою вину!

Затем он схватил мою руку, чуть выше локтя, и подтолкнул вперед.

***

— Возмутительно! — воскликнул мой приятель — Но за что? По какому праву?

Он буквально вскочил из-за стола, обратив на себя взгляды соседей.

— Сейчас все объясню, позволь мне продолжить — утихомирил я его и призвал вернуться на свое место.

***

В участке меня сначала оформили как нарушителя, взяли отпечатки пальцев, сделали несколько фото и опросили, кто я и откуда. Затем заботу обо мне возложили на конвоира и тот отвел меня в камеру.

Я впервые оказался в клетке. Я решил, что здесь какое-то недоразумение и скоро все разрешится. И раз уж я не могу повлиять на это, то хоть постараюсь провести время с пользой — расширить кругозор и получить новый опыт. Ведь не всякий опыт должен быть положительным, следует это признать, как и ценность всякого опыта. А раз так, то почему бы мне не изучить это место изнутри и может это прольет некоторый свет на этот, без сомнения, очень необычный город.

Сама по себе камера не была местом примечательным. Запах немытого тела, мочи, алкогольного дурмана замешанного на влажности, в целом передавали атмосферу места. Полумрак, окрашенные эмалью станы, запущенные настолько, что освежить их не смогла бы и новая краска. Натертые до блеска простые деревянные лавки, основательно прикрученные к стене потемневшими от времени болтами. Арматура решеток, зачем-то окрашенная в лазурь. В камере никого кроме меня не было, но сам застенок был поделен на несколько секций, а моя была ближе всех к выходу, может быть я был здесь не один. Я залез на полку и подтянулся к зарешеченному окну у самого потолка. За окном все тот же город. Очень необычные ощущения испытал я, глядя на город через решетку.

Я уселся на полку и только теперь почувствовал, тупую ноющую боль в ноге. Видимо когда я подсек злоумышленника я и ушибся. Я поднял штанину и осмотрел ногу. Лодыжка изрядно припухла. Я погладил больное место и спустил ногу на пол.

— Уважаемый, за что вы здесь? — послышался на удивление ровный и приятный голос. Он определенно принадлежал человеку солидного возраста и довольно образованному.

Я вернулся к решетке и как смог протиснул лицо сквозь прутья, чтоб хоть что-то увидеть. Холодный металл неприятно сдавил лицо, но я так ничего и не разглядел.

— Я здесь по какому-то нелепому недоразумению. Думаю скоро все разрешится.

— Вы не местный? — спросил голос в ответ.

— Нет, я здесь по делам.

— Ясно. Здесь всем нездешним кажется, что они здесь по недоразумению, но поверьте мне, полиция у нас работает слаженно, эффективно и в строгом соответствии с законом. Скоро вы убедитесь, что с вашим делом не все так однозначно и, что возможно вы действительно в чем-то провинились.

— Но я скорее пресек преступление.

— Вот как? По своему опыту знаю, что делать это не следовало. Думаю это и послужило причиной задержания.

— Ваш опыт? Видимо вы здесь частый гость — язвительно огрызнулся я.

— Я почувствовал ваш скепсис, но не обижаюсь. В некотором смысле я и правда здесь частый гость.

На время мы замолчали. Может он ждал, что я захочу узнать поподробней, но у меня отнюдь не было желания узнавать о человеке из другой камеры хоть что-то. Возможно он закоренелый преступник и находится здесь заслуженно.

Через некоторое время мой сосед вновь заговорил:

— Знаю, что вы чувствуете. Вы напуганы и растеряны. Я имел дела с такими как вы. На самом деле, даже довольно часто. Чаще, чем мне хотелось бы.

— Правда? И что же вы обо мне знаете? — довольно грубо отозвался я.

— На самом деле довольно много, по работе я частенько сталкиваюсь с такими как вы, неместными. Все они вели себя похожим образом. Говорили, что это абсурд, что они невиновны. Все они были порядком напуганы. Это хорошо для дела, это позволяло быстро разобраться в сложившейся ситуации и помочь им.

— Да кто вы, черт побери? Раз так в этом разбираетесь!

— Я адвокат.

— Адвокат? Но разве ваше место не по ту сторону решетки?

— А почем вам знать, где мое место?

— Ну так, общие соображения и представления об этой профессии.

— Вот то-то и оно, что вы не представляете! Я здесь за ознакомление с материалами дела моего подзащитного.

— Но разве это нарушение?

— Ну а как вы думаете? Конечно! Обвинение это секретные сведения. Как осудить преступника, если сразу выложить ему как вы это будете делать? Его адвокат тогда хорошо подготовится, воспользуется своими уловками и поминай как звали. Уж я нашу породу знаю. Мы те еще плуты! Поэтому подобные сведения положено знать только следователю, прокурору и судье. И только за ознакомление с ними можно получить десять суток.

— А как же вам защищать своего подзащитного?

— Только основываясь на его откровенном признании в содеянном.

— Но если к примеру он ничего не совершал, то как узнать в чем его обвиняют?

— Да как же не совершал? За что же его тогда в камеру посадили? Уж поверьте, раз посадили, значит пренепременно что-то натворил. Если подумать, ведь адвокат здесь может даже посодействовать в установлении истины. Иногда вот совершенно непонятно, что человек натворил, а покумекают с адвокатом вечерок, да глядишь и найдут какой грешок. Тогда и прокурор доволен, и судья. Быстренько решение набросали, да и делу конец. А бывает, чтоб не тянуть волокиту, адвокат и сам с обвинением ходатайствует, но это все же редкость.

Мой собеседник замолк. А у меня в груди все похолодело. С таким-то судопроизводством посидеть мне еще придется. Я остро захотел что-то предпринять, ну не может же быть, чтоб вот так просто невиновного человека посадили в кутузку. Паника развязала мне язык и подтолкнула к действию. Я начал стучать в решетки клетки и звать охранника.

Через некоторое время дверь открылась и вошел охранник.

— Ну чего шумите?

— Я хочу поговорить с полицейским который меня задержал.

— Сейчас, сейчас. Вот пообедаю и отведу. Он и сам просил вас привезти.

— Хорошо — угомонился я. Обострять и без того дикую ситуацию мне не хотелось.

Дверь за охранником закрылась и я вернулся на скамейку.

— Хотите я буду представлять вас в суде? Устного согласия вполне достаточно, чтоб я взялся за ваше дело. Я выйду разомнусь, а вам тоже польза — мы вместе быстро разберемся в чем вы провинились!

— Еще чего — тихо пробубнил я.

— Ну как знаете. Когда снова сюда вернетесь, может и передумаете.

Дальше мы сидели в тишине, пока наконец дверь не открылась и за мной не явился конвоир, который и отвел меня к полицейскому.

Меня провели по длинному коридору с вереницей дверей настолько длинной, что едва можно было различить конкретную дверь в конце тоннеля. Неведомо как, но конвоир одним ему доступным чутьем определил нужную дверь и втолкнул меня внутрь. Там он бесцеремонно усадил меня на стул и вышел из кабинета. Я оказался в маленьком темном кабинете, где основным источником света служило не окно, сильно напоминавшее мне то, через которое я сквозь решетку осматривал город, а настольная лампа, которая создавала какой-то густой неприятный желтый свет. Полицейский сидел передо мной за столом и о чем—то сосредоточено размышлял, уставившись на лист бумаги, лежащий перед ним. Он поднял лицо кверху и морщины, до этого пробороздившие весь его лоб, несколько разгладились. Он слегка улыбнулся, увидев меня и кивнул. Потом расслабленно откинулся в кресле, скрестив пальцы рук в тугой клубок у себя на животе и пристально посмотрел на меня, словно именно в этот момент решал мою судьбу. Я не знал радоваться ли мне или нет его внезапной улыбке и интуитивно внутренне сдался, словно ожидая удара, хоть до этого и не был никогда бит.

Неловкая пауза затянулась, а я уже едва выдерживал его взгляд. Наконец, будто удовлетворившись увиденным, он заговорил:

— Я некоторое время размышлял о произошедшем и сверялся с законом…

— Но я ничего не совершил! — выпалил я — Я наоборот хотел как лучше!

— Я понимаю, вы человек не местный, из крупного города, вам кажется, что мы здесь все эдакие деревенские дурачки и ничего не понимаем. Могу вас заверить, что это не так!

— Но я не это… — промямлил я, но полицейский коротким предостерегающим взмахом руки прервал меня.

— Позвольте я продолжу?

Я смиренно кивнул.

— Так вот. Я основательно все взвесил, принял во внимание смягчающие обстоятельства и решил — он сделал драматическую паузу — На первый раз ограничимся разъяснительной беседой и строгим замечанием.

Я снова кивнул, хоть и ушам свои не поверил.

— Поймите, у нас здесь не любят преступность. Поэтому, когда вы устроили памятный нам фортель, я обязан был пресечь даже малейшее поползновение в сторону произвола и самосуда. То как вы поступили, неприемлемо. Вы не имели права наказывать человека, чья вина не была доказана должным образом.

— Но он украл сумку у той женщины! — воскликнул я.

— Позвольте мне решать, было преступление или нет! Вот что вы увидели? Мужчина вырвал сумку. Но может он наоборот вырвал сумку у настоящего грабителя и бежал, чтоб вернуть подлинному владельцу. А вы его ногой. Насилие у нас не приветствуется, с этим здесь строго. Кстати, потерпевшей я тоже сделал замечание. Не следует направо и налево кричать о преступлении, если оно не доказано!

— Но почему тогда вы…?!

— А-а-а! Предостерегающе покачал он пальцем, вы встаете на скользкий преступный путь!

Мы оба отклонились на спинку стульев, он удовлетворенно, я с досадой, и на время замолчали.

— Давайте так, я объяснил вам причину задержания, я вынес вам строгое порицание и хватит на этом. Вы достаточно посидели в камере и осознали всю тяжесть вашего деяния…так? Он сделал выжидающую паузу, слегка кивнув.

Я неуверенно кивнул в ответ, не совсем понимая куда он клонит.

— Поэтому у меня нет оснований вас задерживать. Вы свободны. Но от себя дам дружеский совет — пока вы находитесь в нашем городе, советую вам быть тише и осмотрительнее. Закон для нас высшая ценность!

Я не поверил своей удаче настолько, что даже переспросил:

— Я прямо сейчас могу идти? Я свободен?

Полицейский уже вернулся к изучению листа на столе и морщины снова начали собираться на его лбу в маленькое подобие встревоженных волн. Он, не поднимая взгляда от листка, кивнул, словно уже потерял ко мне всякий интерес. Я осторожно встал со стула, после каждого движения выжидая пару секунд. Не спеша вышел из кабинета, до последнего не сводя глаз с полицейского. К выходу из участка я шел очень быстро, при этом стараясь выглядеть как можно более непринужденно, чтоб, чего доброго, не привлечь к себе лишнее внимание.

Выйдя из полицейского участка, я шел не оглядываясь пару сотен метров, пока не завернул за угол, на крупную улицу и не затерялся в толпе.

Нога моя немного болела и я прихрамывал. Не то чтобы это меня сильно беспокоило, но я всегда серьезно относился к своему здоровью и даже наблюдался у личного врача. Поэтому, прежде чем бежать сломя голову из этого города, я все же решил коротко проконсультироваться с врачом и возможно получить обезболивающее.

Здание больницы ни с чем не спутать. И дело даже не в паре автомобилей скорой помощи у бокового крыльца, куда видимо привозили больных которым требовалась экстренная помощь. Просто больница, ну она всегда так выглядит. Представьте любую больницу. Дайте догадаться, что вам пришло в голову. Серия скучных невзрачных корпусов, небольшой этажности. Серых, иногда желтых или розовых, но совершенно однообразных, со множеством переходов объединенных в единый комплекс. Они так выглядят, наверно, чтоб больные чувствовали себя как дома, ибо все эти коробки, в сущности, ничем особо не отличаются от тех в которых люди живут. И самое главное, уверен вы тоже это вспомнили — этот комплекс всегда обнесен забором. Думаю для того, чтоб больные инстинктивно понимали — сюда не так-то просто попасть, но уж если попадетесь, выбраться отсюда будет не легче. Это и было знакомо, и учитывая мой предыдущий опыт не обнадеживало. Но боль в ноге помогла решиться.

Я направился к крыльцу. Переступил разом все три ступени и вошел внутрь.

У меня буквально отлегло. Навстречу мне подошел администратор в медицинском халате. Его чистый опрятный внешний вид и лазурно голубой цвет костюма вселял спокойствие и оптимизм.

— Добрый день! Как вы поживаете? Чем я могу вам помочь?

— Добрый день! Все хорошо!

— Прекрасно! Значит экстренная помощь вам не требуется. Может вам нужна консультация?

— Знаете, я не против задать несколько вопросов касательно собственного здоровья.

— Ну конечно, разумеется! Позвольте мне задать вам несколько вопросов, касательно ваших учетных данных и снять несколько мерок. Затем я определю вас к нужному специалисту.

— Хорошо… Позвольте? Мне показалось? Снять несколько мерок? — поздновато сообразил я.

— Ха-ха-ха — добродушно рассмеялся он — Нет, вы все услышали правильно! Он поднял планшет с закрепленным в нем опросником к лицу и сделал отметку в анкете.

— Оториноларинголог — вычеркиваем! — пояснил он с широкой улыбкой — Похоже вы приезжий, дело в том, что в наших больницах принято сразу снимать мерки для гробовщика. Удобство и дань традиции. Мы сопровождаем наших больных от момента рождения, до смерти. И все отведенное им на земле время, они проводят под нашим чутким надзором.

— Это звучит необычно, но если так принято, давайте так и сделаем.

Администратор оказался профессионалом своего дела и быстро обмерял меня с головы до ног и внес все данные в карточку. Чтоб отвлечься я представил, что просто пришел на примерку нового костюма в ателье. После обмеров администратор задал мне несколько простых вопросов относительно моих учетных данных и контактов. Так же скрупулёзно внес их в карточку и после этого пригласил меня пройти к терапевту, которому я смог бы задать несколько вопросов.

Перед кабинетом терапевта стояла небольшая очередь «завсегдатаев», как я определил их для себя. Среди них встречались тощие «профессиональные» больные, которые на фоне злоупотребления спиртным, постоянно попадали в передряги, а в промежутках между ними приходили подлататься себя или получить горсть обезболивающего. Они выделялись невероятной худобой, нездоровым цветом кожи и неряшливой, сильно поношенной одеждой спортивного кроя. Одна или несколько конечностей такого пациента всегда были замотаны бинтом, а то и убраны в гипс, при этом такой больной громогласно заявлял о причине посещения врача и как правило эта причина не совпадала с его, уже ранее «зафиксированными» повреждениями. Была женщина, которая зашла в больницу с кошёлками, словно заскочила с оказией после магазина. Она непрестанно опрашивала окружающих все ли на месте и помнят ли кто перед и после них в очереди. Всем свои видом она демонстрировала, что очень торопится и не намерена пропускать никого ни перед собой, ни перед теми кто раньше нее в очереди. Такие все равно успевают заскочить первыми мотивируя это тем, что не сделай так они, то это непременно сделал бы кто-то другой. Но я не сильно беспокоился насчет нее, возможно она и правда забыла выключить утюг или кастрюлю на плите. Ну и пожалуй самая представленная группа людей перед кабинетом это старики. Всех видов и «форм», если позволительно так говорить. Замкнутые старики с подозрительным прищуром глаз, общительные старухи, дружно перемалывающие кости всем без исключения пациентам, измученные и бледные женщины непонятного возраста, молчаливые и надменные отставные ветераны, с красным лоснящимся лицом и выправкой немного подпорченной выпирающим брюшком.

Все они, сновали из кабинета в кабинет занимая друг за другом очередь и постоянно сверяясь с текущим положением дел и продвижением очереди. Все они, беспрестанно интересовались симптомами друг друга, попутно давая советы по лечению тем, кто пришел сюда с реальными недугами и объясняя какие тут заведены порядки.

Администратор оставил меня у одного из кабинетов. Все вышесказанное я выяснил, просто наблюдая за этим Броуновским движением. Некоторые, особо пронырливые старики, живо интересовались моими недугами, а потом обсуждали их при мне же импровизированным консилиумом совершенно не стесняясь. Так прошло где-то полчаса и я уже заметно нервничал. Нога моя снова напомнила о себе ноющей болью.

Когда наконец дверь в кабинет открылась и на пороге появился врач, по его довольной и сытой физиономии стало понятно, что я попал в больницу под самый обед. Следом за ним, из кабинета выскочила женщина в таком же халате, с виноватой улыбкой жуя что-то на ходу и исчезла в толпе.

Врач огляделся словно выбирал очередную жертву. Он увидел меня, нахмурился, зачем-то заглянул в кабинет и я не расслышал о чем он спросил помощницу. Снова повернулся к посетителям в коридоре. Широко улыбнулся и спросил:

— Доброго денечка! Уже успели побеседовать с нашим новым пациентом?

И он посмотрел в мою сторону.

— Здравствуйте, доктор! — единодушно воскликнули пациенты.

— Да, уже побеседовали — расплылись в улыбке, сидевшие у самой двери, старушки.

— Замечательный мужчина и пациент — воскликнула одна моложавая дородная бабулька с густо нанесенной помадой и плотоядно улыбнулась глядя на меня.

— Ну а диагнозы будут? — спросил доктор.

— Ну по моему профилю нет — начала самая активная и видимо наиболее опытная сиделица в очереди под кабинетом.

— А вот со мной похожие симптомы — протянула руку вверх ее соседка.

— А напомните-ка мне, милейшая, какой у вас недуг?

— Артрит, артрит — ответила она, довольная, что выступила лучше своих товарок.

— Ну и славно. Заходите-ка ко мне — обратился ко мне доктор — Я внимательно вас осмотрю.

По коридору разнесся гомон недовольства.

— Больные, имейте терпение, вас много а я один! Ну и разве вам самим не интересно с чем мы имеем дело?

Самые преданные поклонницы доктора даже зааплодировали, слегка привстав. Остальные довольно захохотали, по достоинству оценив хохму эскулапа. Равнодушных не было.

Доктор пропустил меня вперед и закрыл за мной дверь. После, указал мне на стул подле его стола, а сам вернулся на свое место.

Он бегло ознакомился с моей картой, протянутой ему помощницей в халате явно не по размеру, ибо ее декольте готово было отстрелить пуговицы халата, если бы ей вдруг быстро понадобилось его снять. Я пристально посмотрел ей в лицо, пока она безучастно разглядывала что-то за окном, активно работая челюстями с жевательной резинкой во рту. Но под обилием макияжа так и не смог разобрать как она выглядит в естественном состоянии, да и пухлые ярко накрашенные алые губы не давали сосредоточиться. Я вновь повернулся к доктору, когда он покряхтел.

— Тааак! Случай у вас запущенный. Придется сильно покопаться, чтоб найти что-нибудь стоящее.

— Покопаться? Я не понимаю…

— О, вам абсолютно не о чем волноваться! Главное, будьте уверены, мы что-нибудь обязательно найдем и будем с эти работать.

С этими словами доктор вновь погрузился в изучение карточки. Снова и снова водя пальцем по графам возраста, веса и роста, словно это могло как-то помочь ему в поиске подходящего недуга.

— Послушайте доктор — не выдержал я — Дело в том, что я просто недавно ушиб ногу во время одного… несчастного случая. И просто хотел чтоб вы оценили насколько это серьезно и может назначили какое-то лечение, прописали лекарство.

На слове «лекарство» доктор заметно оживился и даже, как мне показалось, собирался потереть ладони, но вовремя спохватился.

— Несчастный случай… хм? Что вы говорите… С этого и следовало начинать! Конечно посмотрим! Будьте добры, прилягте на кушетку и закатайте штанину на ноге которая вас беспокоит.

Я поступил как он попросил. Какое-то время он старательно писал в карточке, затем встал, подошел ко мне и коротко взглянул на мою ногу. Затем мне в глаза. Снова на ногу. Вернулся к столу и продолжил писать.

Через минут десять плотной писанины, когда я уже устал лежать неподвижно и начал ворочаться, он взглянул на меня и сказал, что я могу встать. После написал еще пару предложений. Встал из-за стола. Протянул мою карточку медсестре. А меня пригласил к выходу. Стоя у двери он обратился ко мне, косясь на медсестру, что стояла у него по левую руку.

— На этом мы закончили и я передаю вас в чуткие руки моей помощницы!

— Что мне делать дальше? Что с моей травмой?

— Не переживайте. С ногой все будет хорошо! А сейчас вам пора — доктор открыл передо мной дверь.

— Пригласите следующего — крикнул он вслед медсестре, когда мы вышли.

Надо сказать, что сзади медсестра была еще более впечатляющей, я то и дело стыдливо переводил взгляд, то на ноги, то на другую выдающуюся часть, то, ради приличия, на ее волосы, но взгляд упрямо опускался вниз.

Наконец мы остановились у большой двухстворчатой двери.

— Вам сюда. Вашу карточку я передам — с этими словами она толкнула створки двери вперед, открывая проход.

Затем она подтолкнула меня в зал, при этом ее рука неловко соскользнула с моей поясницы и опустилась ниже — я не стал придавать этому значения.

За дверью была просторная аудитория с рядами мягких уютных кресел и кафедрой прямо посреди сцены. Медсестра указала мне на стул рядом с кафедрой и закрыла за мной двери.

Я осторожно поднялся на сцену. Ступени противно скрипели под ногами, а полумрак не располагал к прыти. По скрипучим раскачивающимся доскам, я дошел до стула и присел.

Вначале я сидел один. Через некоторое время зал начал заполняться посетителями. Респектабельные мужчины и женщины входили в зал и внимательно разглядывали меня своими колючими взглядами опытных дельцов-оценщиков. Кто-то подходил поближе к сцене и пристально рассматривал, кто мое лицо, кто мои руки сложенные на коленях. После они, кажется удовлетворенные, рассаживались в зале. Были и такие, кто выходил из зала, бросив оставшимся что-то типа:

— Не мой профиль, господа! Всего хорошего! До встречи за обедом.

От всех этих взглядов я чувствовал себя лотом аукциона на невольничьем рынке. И хоть я и недоумевал от происходящего, я тем не менее старался сидеть тихо, и лишь кротко виновато улыбался предполагая, что все эти важные господа собрались здесь ради мой незначительной персоны, и было бы невежливо не предоставить им слово. Лодыжка снова заныла. А от всей этой обстановки в голову начали закрадываться мысли, что со мной случилось что-то очень прескверное.

Когда все уже расселись по своим местам, обменялись приветствиями и даже успели заскучать, открылась боковая дверь, слева от подиума за ширмой, и в зал вошел мужчина средних лет. Подтянутый, одетый в ладно скроенный, но совершенно неброский костюм. Быстро, но с подчеркнуто безукоризненными манерами, он поприветствовал людей в зале:

— Добрый день! Господа! И дамы! Спасибо, что нашли время.

Ему закивали в ответ, кто-то вальяжно махнул рукой — мол продолжай.

— К нам в больницу обратился вот этот гражданин — мужчина указал на меня — Мы провели первичное обследование и уже обнаружили некоторые проблемы. В папочках, что вам раздали, вы могли ознакомиться с анамнезом — мужчина жестом призвал собравшихся ознакомится с небольшими папками, которые им предусмотрительно раздал суетливый, совершенно невзрачный клерк.

— Простите — я привстал со стула и шепотом обратился к человеку за кафедрой.

— Да, милейший — ответил он с улыбкой чеширского кота, немного наклонившись ко мне.

— А чей анамнез? Мой? — спросил я.

— Ну конечно, а чей же еще? — рассмеялся он мне в лицо своей белозубой улыбкой.

— Но разве это законно, показывать посторонним людям мою историю болезни?

— Ну что вы, какие же они посторонние! Это все видные медицинские специалисты, разных профилей. А это вполне законный аукцион по назначению лекарств! — громко продекламировал он, обращаясь скорее к сидящим в зале «специалистам», все так же широко улыбаясь, при этом. Меня всегда удивляла способность некоторых людей говорить, не переставая широко улыбаться.

— И кроме того — уже более сдержанно, точнее даже жестко сказал он, наклонившись почти к самому моему уху — Если вы ознакомились с договором который подписали при обращении в наше учреждение, то не могли не заметить все дополнительные условия, помеченные звездочками — веско закончил он, сделав ударение на слове «звездочками», как будто намекал на что-то.

Тяжело понять человека, который не перестает широко улыбаться, даже выбрав угрожающий тон.

— Простите, я не понял! Как это аукцион по назначению лекарств? — упрямо допытывался я, уже теряя самообладание.

— Очень просто. Ваше недуг выставлен на сегодняшнем аукционе. Да вы не пугайтесь! Абсолютно все граждане нашего города проходили через эту совершенно безопасную и вполне законную процедуру. Это представители фармацевтических компаний! Каждый из них предложит сумму за ваш лот и тот кто предложит сумму большую, и будет поставщиком лекарства для вашего лечения. Видите как прозрачно и удобно! — проговорил он, старательно проговаривая каждое слово.

Черт! До чего же шикарные зубы, я даже увидел в них несколько своих ошарашенных отражений. Наверно что-то похожее видят люди находясь перед раскрытой пастью акулы.

— Простите, но я ведь просто хотел получить консультацию. У меня есть свой лечащий врач. Мне не нужно проходить курс лечения, мне не нужна реабилитации, я лишь хотел получить консультацию от травматолога и возможно что-то от боли и отека.

Наверно мои слова были похожи на мольбу, я тогда был так измучен, что сейчас совсем не могу вспомнить тогдашнее состояние.

Несколько раскатистых ударов молотка по кафедре, откуда ни возьмись возникшего в руке мужчины за кафедрой, заставили меня вздрогнуть. Куда только подевалась благовоспитанность этого господина?

— Ну что же вы, милейший, сразу не сказали — нынешний его тон недвусмысленно давал понять, что никакой я не милейший — Тратите наше время, а мы сертифицированные врачи, время потраченное на вас, мы могли бы потратить на других пациентов.

— Но в больнице так не лечат — почти беззвучно возмутился я.

— Ах-ха-ха-ха — его раскатистый смех наверно заставил затрястись стены аудитории, так мне тогда показалось.

— А вам-то почем знать как лечат? — сквозь смех едва выдавил тип за кафедрой — Вы ведь не медик, да вы даже не провизор — язвительно протянул он. Похоже последнее слово оказалось знакомо присутствующим и они дружным смехом поддержали медицинское светило.

Когда смех утих, он продолжил:

— Уж позвольте, милейший, нам решать как следует лечить в больницах — с нравоучительным напором процедил он, ткнув в меня молотком, которым до этого лупил по кафедре.

— Ну хватит — прервал нас солидный мужчина с благородной проседью в волосах, обрамляющих его макушку и скулы. Он, полный достоинства, поднялся со своего кресла и ни один мускул не дрогнул на его надменном лице — прижизненной гипсовой маске.

— Нас здесь явно не ценят, господа! Думаю нам всем пора уходить — произнес он внушительно. Размеренной походкой он покинул зал, провожаемый подобострастными взглядами собравшихся.

Остальные, кто суетливо, пытаясь не отставать от этого очевидно уважаемого господина. Другие так же степенно, с не меньшим достоинством, стали покидать свои места.

— Но господа! Постойте! — воскликнул тип за кафедрой — Мы сейчас сможем организовать другие торги, ну дайте нам шанс — он резво соскочил с подиума и устремился за покидающими аудиторию.

— Ну знаете — оглянулся один из последних — в других учреждениях так унизительно с нами не поступали, а ведь мы можем выбирать любые больницы с которыми хотим работать!

Когда внутри никого не осталось, я решил, что мне тоже пора идти. Я тихо вышел из зала и проскользнув коридорами, среди пестрых толп, очевидно чувствующих себя в своей стихии пациентов, выскочил на улицу и наконец смог спокойно выдохнуть. Нога не напоминала о себе.

***

Опыт пережитый в больнице отнял последние силы. Я шел не особо вникая куда несут меня ноги, лишь бы подальше, лишь бы просто уйти. Глубоко удрученный моими злоключениями, уставший и подавленный, я уселся на на одну из скамеек подвернувшуюся на моем пути.

На другой стороне улицы, в тени небольшого сквера, находилось здание. Небольшое, трехэтажное, с бледно-розовыми оштукатуренными стенами. Обнесенное со всех сторон решетчатым забором с каменным фундаментом, покрытым от влаги зеленым лишайником. Выполненное по типовому проекту, не имевшее в себе сколь бы то ни было оригинальных, выдающихся черт. Я бы и не придал ему значения, погруженный в свои раздумья, мучимый усталостью и ноющей болью в ноге, не сядь я напротив. Несколько минут я переводил дух, рассеяно глазея по сторонам, пока не увидел это здание. Оно напомнило мне что-то, но я никак не мог сообразить, что? Я наблюдал за людьми, выходившими с парадного входа, через широкое крыльцо в несколько ступеней. Их манеры, стиль в одежде, поведение, обрывки фраз. Все усилия ради того, чтоб угадать, что там, за фасадом этого строения? Люди сновали туда-обратно, с портфелями, торопливой походкой, уткнувшись себе под ноги — невзрачные женщины и мужчины в бесформенных костюмах. В равной степени это могло быть муниципальное министерство, консерватория или научно-исследовательский институт. Все пространство за забором укатано асфальтом, с небольшими клумбо-образными участками земли, засеянными ровным газоном. Ни намека на то, что там внутри?

Я согнулся и встал со скамейки. Перешел дорогу и подошел вплотную к забору. Несколько минут постоял на месте. Затем прошелся по тротуару, укрытому мягкой тенью, под шелест ветра скользящего в ветвях. Снова вернулся на скамейку через дорогу и расположился на ней, не сводя глаз с объекта занимавшего мои мысли. Спустя пару минут мимо меня прошел пожилой мужчина и сел на другой стороне скамейки. Я не взглянул на него, но его походка — скованные короткие шаги, на негнущихся ногах — отложили в сознании это впечатление. Я осторожно повернул голову и убедился, что мое ощущение не подвело. На другом краю устроился пожилой мужчина. Тонкое умное лицо, выразительные, пронзительно усталые глаза. Ухоженная, совсем седая бородка, обрамляла лицо с остро очерченными скулами. Легкая фетровая шляпа была немного надвинута на лоб. Поношенный, но по прежнему чистый костюм. В голове мелькнула догадка — он похож на учителя, а здание напротив это школа.

Мужчина, устало откинулся на спинку скамьи, но взгляд его пристально изучал здание за оградой.

Видимо он почувствовал мой взгляд и повернулся. Слегка кивнул, затем улыбнулся сдержанно—учтивой улыбкой, что всегда выдает человека умудренного опытом.

Я улыбнулся и кивнул в ответ.

Мы снова вернулись к созерцанию, каждый по своему. Впрочем, теперь я больше исподтишка наблюдал за ним, нежели разглядывал здание и его обитателей.

Сначала мужчина просто смотрел на школу, его взгляд скользил по фасаду, окнам, так же как и я до этого, ловил движение по ту сторону забора, но потом, взгляд его затуманился и он словно погрузился в свои воспоминания. Он то слегка улыбался, то на лице возникали складки горечи. Но всем своим нутром он похоже переживал какие-то яркие события прошлого. Наверно он мог много рассказать об этом месте, но я не хотел тревожить его. И решился побеспокоить, только когда он встал со скамьи и собрался уходить.
— Вы учитель? — спросил я.
Он вздрогнул, словно до этого и не подозревал о моем присутствии. Но увидев во мне человека вежливого и приличного, ответил:
— Да, когда-то был им.
— Сейчас на заслуженном отдыхе? Приходите за воспоминаниями?
— Можно сказать и так…
— Не обижайтесь, но вы хорошо выглядите для бывшего учителя, редко можно встретить школьного учителя чей опыт и знания уже не требуются и он может уйти на покой. Обычно они работают пока физически способны вести урок.

Мужчина устало улыбнулся, но я не понял по доброму или нет.

— Наверно вы правы.

— Это ведь школа? Правда? — я кивнул через дорогу.

Мужчина пристально посмотрел на здание напротив.

— Школа… Да, когда-то ей была — уклончиво ответил он, взглянув на меня ровно столько, что нужно было для ответа, а затем стал смотреть на здание через дорогу.

Я снова посмотрел на школу, снова на учителя и не смог удержаться:

— А что же это сейчас?

Мужчина пристально посмотрел на меня, как будто хотел проверить, насколько я решителен в своем желании узнать.

— Вы не против пройтись? -спросил он наконец.

— Конечно — поддержал я.

Мы перешли через дорогу и пройдя вдоль забора до угла, остановились. Мой собеседник вытянул руку, указывая за мое плечо. Я обернулся и нашел взглядом то место. Там была табличка указателя. Вывеска гласила «Избирательный участок №» (номер я запамятовал, да это и не важно).

— Да, мне это знакомо, но я не понимаю к чему вы клоните? — ответил я.

— Сам-то я уже на увижу, но точно могу припомнить где она — мужчина прищурился и снова вытянул руку указывая в другое место. Морщинистая рука его слабо дрожала, но указывал он уверенно. Я повернулся в ту сторону и присмотрелся. Заметил ее не сразу. Под слоем пыли и ржавых подтеков, ее было не разобрать, да и место где табличка висела, скорее ради исторического порядка, не позволило все хорошо рассмотреть. И все же я увидел — «Общеобразовательная школа №» (я помню цифры до сих пор, но сейчас они ничего не значат).

Я спустился с забора и отступил назад. Мы пошли дальше.

— Я лишь хочу сказать, что в наше время школ не существует. Их заменили избирательные участки.

— А разве избирательные участки могут заменить школу?

— Оказалось, что да. Но поймите, это случилось не за один день. Постепенно.

— Как же это произошло?

— Это было обоюдное, встречное движение. Избирательные участки менялись. Страна стояла на грани развала, мы не могли достигнуть единства ни в чем, а особенно в выборе. Поэтому на выборы уходило все больше времени, день-два, дальше больше. Но люди не приходили на участки, погруженные в свои заботы. Мы стремительно теряли культуру выбора. Боролись с этим топорно — сначала людей завозили, но это привело к большему озлоблению. И результаты были плохими. Я сам был в комиссии, помню то время, буквально черные дни. Тогда решили действовать тоньше. Позвали артистов, устроили ярмарку, распродажу, приурочили торжества, организовали конкурсы и конференции. Дальше больше, потребовались новые лица. Вы не подумайте, не для выбора, кому следует руководить мы знали еще до справления своего голоса. Нет, нужны были свежие лица, чтоб заманить людей на выборы. Тогда к выборам привлекли спортсменов, артистов, актеров, одним словом шоуменов. Они складно и красиво говорили, выглядели привлекательно, а спортсмены и вообще были буквально созданы для этого, с их то опытом выступления на разных соревнованиях. Они буквально пришлись ко двору. Кандидаты все меньше походили на политиков, все больше на шоуменов, соревнующихся в обещаниях. Так школа стала меняться, да так быстро, что мы и уследить не смогли. Портреты ученых, литераторов, исторических деятелей исчезли из коридоров. Их заменили кандидаты. Чуть позже замена произошла и в классах. Но туда попадали самые заслуженные, только те, кого следует выбирать. Развернулась нешуточная борьба за право оказаться на таком портрете в школьном классе. Это была своего рода золотая проба. Теперь в школы не приглашали ученых, инженеров, художников и музыкантов. Делиться жизненным опытом стали звать чиновников, военных, полицейских. Спустя время, год перестал быть учебным, а стал избирательным. Кандидаты как заправские спортсмены, теперь имели свой избирательный чемпионат, лучшее время на ТВ. Кстати нынешние законодатели все сплошь бывшие спортсмены. Их умение ярко соревноваться пришлось кстати. Но школа изменилась не только внешне, изменилась риторика. Не стало терпимости, не стало состязательности. Школьная жизнь все меньше походила на образование, все больше на нравоучение.

— Постойте, мы ушли в сторону. Я по прежнему не возьму в толк, как школа в принципе может стать избирательным участком? Это же совершенно разные вещи. Я могу понять, что школа вместила в себя чуждое, такое было и раньше. Но избирательный участок ни при каких обстоятельствах не даст детям новые знания и возможность общаться со сверстниками.

— Скажете тоже, знания — с горечью усмехнулся старый учитель — Знания это хаос. Они обширны и сложны. Зачем детям эти знания? Да и сами они оказались к этому не готовы. Все больше проводили время в телефонах. Клиповое мышление! Слышали о таком? Быстро утомлялись, не могли воспринимать материал большими порциями. Объем знаний все больше, а толку все меньше! А учителя? Вы о них подумали? Передать юным неокрепшим умам то, чего мы сами не могли понять. Время менялось слишком быстро, мы просто не поспевали.

— Конечно. Я понимаю. Совершенно невозможно знать все. Вы же не справочники выпускаете. Можно было создать крепкий фундамент и научить детей возводить на нем все к чему они имеют желание и способности. А дальше уж пусть сами решают кем им быть и насколько сильно они хотят в этом преуспеть!

— Давайте присядем — старый учитель указал на скамейку к которой мы приблизились.

Когда мы сели, мой собеседник собрался с мыслями и продолжил. Похоже он и сам в этот момент пытался объяснить себе как все произошло, и в который раз объяснял сам себе, и мне то, что наверно уже сотни раз прокручивал в голове.

— Мы тогда столкнулись с новым явлением. Удивительно... В то время школа чувствовала себя очень неуверенно. Можно даже сказать, что мы внезапно перестали понимать зачем нужна школа — сокрушался учитель — Ну посудите сами. Раньше, когда народ был поголовно неграмотный, что люди имя свое не могли написать, что требовалось от школы? Дать населению минимальную грамоту. Зачем все законы, постановления, газеты, если большая часть населения не знает как этими бумагами пользоваться? Не зад подтирали и на том спасибо. Но как, в таком случае, развивать промышленность? В безнадежно отстающей во времени аграрной стране, срочно понадобились образованные люди. Для начала нужно было хотя бы научить чтению и письму. Арифметике опять же. То есть базовым знаниям, не просто для развития, а только для того, чтоб не потеряться на задворках Истории. Образование стало залогом не просто развития, выживания. Земля уже не терпела плуга, а требовала машин. Пахаря на хилой лошади с бороной было мало. А управлять комбайном такой пахарь не мог. И даже если научить его управлять машиной бессознательно, по принципу нажал и поехала, еще было можно, то как ввести его в сложно организованный процесс аграрных комбинатов без минимальных инструкций? На пальцах такого не объяснишь. Не говоря уже о том, что для управления сложной техникой нужно было поднять интеллект машиниста. Машины требовали обслуживания. Станочник не мог работать, не умея прочитать задание или пользоваться средствами измерения. Слесарь не мог починить машину не прочитав как она устроена. Тут все ясно. А дальше уровень знаний рос слой за слоем — школа развивалась. И до какого-то момента все было понятно. У школы была Цель! Система образования работала устойчиво и предсказуемо. Тем временем в мире снова произошла очередная технологическая революция, а мы, так долго почивавшие на лаврах, не заметили как все изменилось. В какой-то момент школа перестала справляться с вызовами времени. Она не поспевала за прогрессом, а может просто безвозвратно устарела. Мы по прежнему учили детей тому, что знали сами, но знания эти внезапно обесценились. Теперь школа не могла увлечь юные умы, им было бесконечно скучно в этих стенах, а блага доставались слишком легко. Пара кликов и ребенок уже знает что-то лучше чем учитель. Если раньше школа была лишь ступенью, но очень важной, может быть даже фундаментом, на котором можно было возвести целое здание, то после, стала душной рутиной. Всякий ребенок чувствовал себя в новом мире много уверенней, чем те люди, что были поставлены его учить. Дети стали совсем другими, чуждыми, пугающими, непонятными… их новые увлечения… они слишком быстро развивались. Мы стремительно теряли контроль над процессом и не могли смириться… не могли пустить на самотек… как и измениться сами... Учитель из ментора должен был превратиться в единомышленника. Но как тяжело избавиться от чувства превосходства. Мы хотели обуздать хаос и сделали это как умели.

— Стали строже?

— Да. Обратились к проверенному способу. Безусловное подчинение авторитету учителя и взрослого. Беспрекословная дисциплина и порядок. Строгие ритуалы и непререкаемые правила. Отсутствие диалога и безусловная покорность решению непогрешимого арбитра — учителя. Мы просто решили продавить.

— Неужели вы не понимали, что авторитет учителя не возникает просто так? Учитель не наделен им по факту своего посвящения в учителя, он не приходит к нему с вступлением через порог класса. Авторитет это доверие, основанное на благодетели учителя. Опыт и мудрость, пусть молодого еще педагога. Доброта и милосердие. Проницательность и сострадательность. Чуткость и терпение. И пожалуй самое главное — бесконечная вера в уникальные способности своих учеников. В их неповторимость и незаурядные способности, пока еще скрытые даже от самих детей под их тонкой коркой брони, защищающей от пугающего взрослого мира. И только так возникшее доверие позволит детям поверить в свои способности и явить их окружающим, развить и усилить их многократно. А без такого доверия, без пресловутого авторитета, дети только нарастят свою защиту как рак-отшельник. Я вспоминаю лица своих учителей. Сильные и красивые, одним этим они влекли нас. Но как мы могли уважать тех душнил, что хотели уважения к себе, когда не уважали даже сами себя? Уверен у вас ничего не вышло…

Кажется мои слова возымели эффект. Брови старого педагога вздрогнули, а глаза вспыхнули от возмущения, человека который и сам это понимал, но не терпел всякого назидания. Но возраст…

— Вы еще молоды и можете не понимать вызовов того времени. Мы не могли иначе. Тем более, что первый эффект был положительным. Дисциплина повысилась, приунывшие, они все же старательно исполняли то, что мы оттачивали за долгие годы образовательной деятельности. Но были и те кто не поддался… Критически настроенные, неуживчивые, строптивые, да еще и вооруженные непосредственным гибким юным умом. Они не так просто поддавались нашему давлению — спорили, пререкались, задавали каверзные вопросы, но, что самое страшное, увлекали этим непослушанием других детей, более слабых, более податливых и гибких. И тогда, даже самый блеклый и невзрачный ученик находил в себе силы задать вопрос, согнувшись в три погибели под взглядом учителя, с трясущимися коленками, и рыскающим в полу взглядом, он едва слышно, но задавал этот вопрос, и все они начинали вторить ему.

И мы снова ответили на вызов. Были введены уроки подобострастия и молчаливого смирения. Здесь кстати сильно помогли служители духовенства. Их методики воспитания покорства к всесильному року и судьбе, пришлись как нельзя кстати. По новым методикам мы разбирали бесчисленное множество ситуаций, где лучшим решением было промолчать, мы учили обуздывать совесть, глушить внутренний голос и своенравие, учили детей самостоятельно искать причины для смирения и покорности. Взглянуть на ситуацию под другим углом, найти доводы с той лишь целью, чтоб промолчать, не заметить, забыть, не связываться. Одним словом мы учили детей обуздывать чувство справедливости, желание высказаться, стремление докопаться до сути. Мы осуждали всякий диалог, даже обычный спор между мальчишками. Но этого было мало. Следовало закрепить результат и для этого мы, учителя, явили детям суровые последствия непослушания и своенравия — объявляли неудобными и неправильными, порицали и клеймили, подвергая остракизму — временно исключая из класса, и запрещая всякое мнение. Их пересаживали на «позорное» место, за отдельную парту позади класса и всякому разрешалось продемонстрировать свое негативное отношение к таким ученикам. А на этом фоне мы поощряли учеников способных на публичное осуждение, способных быть единым дружным коллективом, хотя теперь, со стороны это больше похоже на стадность, нетерпимых ко всему выдающемуся, непохожему, не традиционному. Это помогло и нам. Мы, как и наши ученики, а может и лучше, отрабатывали эти методики снова, и снова, словно бичевание плетьми, применяя их на себя.

— Я не верю свои ушам! Это ужасно!

— Но поймите, то было веление времени. Мы не могли иначе!

Он на время замолчал, а потом словно снова вспыхнул:

— Я помню! Тогда это наложилось на процессы происходящие в обществе. Выборы тогда активно саботировались электоратом, нам все труднее было делать результат. Все эти люди! Они все время жаловались, пытались все время поймать нас за руку, задавали каверзные вопросы. Одним словом вели себя как любопытные, наивные, непосредственные дети, которые еще не усвоили, что есть вопросы которые не следует задавать. И ладно бы просто варились в этом котле заблуждений, но они еще и обсуждали это с родней на кухнях, а от этого количество вопросов множилось и уже не поддавалось никакому контролю. А тут как назло среди наших собственных учеников имелись «умники», которые сомневались и затевали бессмысленные споры. С этим нужно было что-то делать!

За закостенелых, как их тогда называли «потерянных» взрослых, взялись органы защиты строя. Но мы поняли то, что много важнее — с избирателем нужно работать с малых лет. Детей легче обмануть. Подари им иллюзию сопричастности, зажги глаза и души и они твои, сами не ведая, во что они втянуты. Вам может это незнакомо — идеология. Магическое слово, завораживающее. Когда-то вытянутое из глубин справочника, теперь знакомое каждому пропойце в этом городе. Иные образованные взрослые, не могут устоять перед удивительной довлеющей силой этого слова, а что взять с детей. Ослепи их светом величия, расскажи о легендарном прошлом и былинных героях. Красивый гимн, бравада победами! И они увлекутся, и их наивные детские умы уже увлеченно следуют каждому вашему слову. Словно ослик за подвешенной впереди морковкой. Мы не хотели им врать про их уникальность. Мы внушили им ценность розги, бесполезной и ломкой, но такой сильной в связке с другими розгами. И это было так красиво, так иносказательно.

— Но вы внушили им ценность обычной метлы! — воскликнул я.

— Вы упрощаете, все не так однозначно. Ведь в итоге появились такие важные институты как молодежные организации и объединения.

— Всего лишь вымышленный социальный лифт наверх, для большинства упирающийся в стеклянный потолок способностей, неприемлемых там наверху — спорил я.

— Но ведь это нормально, что пробиться наверх могут не все. Что для этого нужны уникальные способности.

— Покладистость, лояльность, предсказуемость? За них выделяли и продвигали. За них давали золотые медальки, грамоты, вымпелы и кубки. Я угадал?

— Но без этих качеств никуда! Не так важно насколько ты талантлив, не важно насколько ты образован и трудолюбив. Важно насколько ты соответствуешь критериям большинства.

— Так вот оно, ваше лекало школяра? Сгорбленная безропотная тень с потупившимся взглядом. Здорово, ничего не скажешь. И это по вашему успех? Внушили детям идею, что признание, одобрение они получат не за мысль, не за понимание, не за поиск, не за ошибку, а за знание единственно правильного ответа. Где ошибка это крест, а отскакивающий от зубов верный ответ, это легкий путь к успеху, где всего-то и нужно запомнить как правильно. А вам следовало воспитать в ребенке самобытность и независимость, способность познавать себя, усердие и выдержку, способность мыслить оригинально, созерцательно, отмечая всю сложность наблюдаемого. Находить в мыслительном поиске все более совершенные точки обзора. Способность созидать мысль. Доводить ее до совершенства. Да в конце концов просто смеяться, честно любить, видеть лучшие стороны других людей.

Старый учитель взглянул на меня испуганно, настороженно, но затем вдруг мотнул головой, словно сбросил наваждение, засомневался. Он боялся услышать меня, но что-то внутри, то, что возможно все их методики не смогли изжить, даже из этого черствого закостенелого человека. Так мы шли молча. Я уже перестал следить куда мы идем, но осмотревшись отметил, что по-прежнему ходим вокруг школы. Казалось она питает его и он снова приосанился, лицо его сделалось строгим. Негромко он продолжил:

— Все пустое. Зачем они? Чему могут научить достойного гражданина неординарный гибкий ум, эстетический вкус, гармония? То было веяние времени. От чего-то нужно было отказаться.

— Время? Но как время может указывать вам действие? Больше похоже на избитый полемический прием — лукаво заметил я.

— Вовсе нет. В то время, особо сильное влияние на людей имели музыка, искусство, кинематограф. Они дурманили разум, окрыляли, создавали новые смыслы, наводя людей на рассуждения. Поэтому первое наступление мы предприняли на уроки музыки, творчества и литературы. Потом убрали арифметику, физику, геометрию, астрономию — не стоило детям смотреть вверх, искать ответы. Бедные дети. Сколько тяжелых часов потратили они на науки которые и не всякий взрослый осилит. Сколько горя и слез принесли эти предметы? Сколько поломанных родительских судеб? Разрушенных семей… А история? Бесчисленные даты и события прошлого, да кому они нужны? Ну позвольте, разве нужно стране, которая уверенно смотрит в будущее, оборачиваться назад? Нет! Историю не учат, ее создают, а для этого были нужны люди другого сорта!

— Боже, что вы такое говорите?

Мужчина тряхнул головой, снова сбросив дурман.

— Мы поддались, мы поверили… — продолжил он растерянно — Это ведь было так очевидно. Мы оставили только арифметику. Мы оставили родной язык. Обществоведение. Времени стало много, мы смогли сосредоточиться на этих предметах углубленно. Оказалось, что мы теперь можем больше времени потратить на то, что действительно важно. Физкультура, прикладные дисциплины. Вы же не будете спорить, что физическая сила, выносливость и здоровье, вот достоинство сынов и дочерей любой страны. А разве труд не благороднейшее из всех занятий? Впрочем и физкультура претерпела изменения. Не нужны коллективные игры, требующие поддержки, взаимовыручки, взаимопонимания и слаженности действий. Только прямая конкуренция — быстрее, выше, сильнее! Единоборства, бег, стрельба. Только внутривидовая конкуренция и грубая сила! Никакой совместной работы, никакого единения! И вы знаете, мы сразу заметили положительные сдвиги. Появилась веселость на лицах. Дети буквально преобразились. А вы бы видели румянец на их щеках, да такой румянец сделает честь любому яблоку.

— А я всегда считал учением другое — откликнулся я — Даже не само знание. Для меня учение, это почувствовать вкус победы через боль преодоления. Не смотрите на пафос, я скажу проще. Это как забраться на высокое дерево, по пути всему ободраться об острые ветви и колючки, но на самом верху дотянуться до вожделенного плода. Сочный и освежающий, он важен не сам по себе, мало ли их будет в дальнейшем. Для меня важнее момент вот этого иносказательного взгляда с высоты, с плодом в руке. Здесь важнее, что с этой высоты виден необъятный мир знания вокруг и то чувство, что все это тебе по силам. И вот после этого ни один человек не будет прежним. Будут разные времена, ты можешь отвлекаться, ты можешь оступиться и упасть, можешь заблудиться в этом лесу или просто избрать для себя жизнь там внизу у самых корней, но та радость преодоления и победы не исчезнет никогда. А вы предлагаете вашим ученикам взобраться на лесенку, ради деревянной, обёрнутой в блестящую фольгу медальки, но сделать это первым, расталкивая локтями других, подталкиваемый благосклонным учителем задерживающим свободной рукой «зарвавшихся» учеников. Это по вашему достойная победа, которая оставит неизгладимый след и будет гнать ученика к новым горизонтам знания? Нет. Снова выражаясь иносказательно, это призрачный, стелющийся по земле, ядовито-бледный кладбищенский туман над болотом.

— Но дело не только в этом, было еще кое-что. Используя вашу метафору — как выбрать то самое дерево, на которое следует лезть? Дети совершенно не умели выбирать. Кем им быть, как им жить, о чем думать? А это все вело к потере аппетита, дурному настроению и депрессии. Муки выбора, принятие решения — тяжкий труд — решили мы. Разве не хотим мы лучшей жизни для своих детей? А значит, нам первым делом следовало научить их умению выбирать. Вот тут-то и пришлось кстати то, что эти ваши школы с незапамятных времен использовались как Избирательные участки. Дело было за малым. Мы ввели новую дисциплину — Правильный выбор! Всякой практичной хозяйке нужно уметь выбирать — правильную мясную вырезку, прочную посуду, стильный образ, практичные вещи. Всякий мужчина обязан выбирать лучшую стерео-систему, самую безопасную зимнюю резину, надежный электро-инструмент. И ведь мы были правы. Ну правда же? Ведь в сущности, что сейчас дают соцсети? Возможность выбрать не просто вещи, а даже стиль жизни, философию, вероисповедание. Не то, что нужно, а то что близко по стилю, идёт к цвету глаз или модно сидит. Затем добавили еще одну дисциплину — Благочинность. Там мы прививали детям культуру поведения, надлежащую всякому порядочному гражданину. Умение демонстрировать достаток, набожность, патриотизм и просвещенность. И вы знаете, многие нынешние видные люди нашего города, в бытность свою за школьной партой, весьма преуспели в этих дисциплинах. Любо-дорого посмотреть, что они носят, на чем ездят и где отдыхают. Все-таки, кто бы что не говорил, а вкус к правильной жизни нужно вырабатывать с малых лет.

Учитель еще какое-то время объяснял мне. Говорил что-то о школе будущего, о потерянной профессии. Выяснилось, что для такой школы не нужны учителя, вполне хватает тренеров и инструкторов. О школе все более закрытой и преобразованной в подобие пансионата с минимальным доступом родителей к воспитанию детей. Дивился тому, что не узнает людей вокруг, они чужды и непонятны ему. Я шагал рядом с ним, молча внимал ему и вы не поверите, но говорил он так складно, так проникновенно, что временами я и сам не мог понять в чем он не прав? Ведь он так в это верил… Однако к своему счастью, я не был жителем этого города, не был пропитан его идеями и традициями. Я уже не пытался понять, теперь я убеждал сам:

— Я предлагаю вам идею, а вы взамен подсовываете мне ее фанерное воплощение в красочной обертке. Опишите кем бы вы хотели, чтоб выросли ваши дети? О, я уверен вы используете для этого самые высокие идеи и смыслы. Но воплотите лишь их подобие, мираж. Не культура, а вежливость и чистый костюм, не образованность, а диплом университета, не репутация, а солидный банковский счет и связи.

Вместо того, чтоб создать условия юному, чуткому, изменчивому, податливому к воздействию, но и обладающему живым умом, мыслящему нестандартно, способному к обучению, а главное желающему учиться, меняться, развиваться существу — вы решили приучить его к соблюдению нелепых правил и ритуалов. И сделать из них безвольных, покорных, подобострастных граждан, не способных к развитию, не способных отличить добро от зла, а правду от лжи, знаниям предпочитающих суеверия. Да не способных даже повзрослеть! Все эти линейки, все эти поднятые от парты руки, все эти ответы по очереди. Кто-то скажет, это для порядка. Но какой это порядок? Основанный на взаимном уважении к слову каждого члена вашего сообщества или на беспрекословном подчинении авторитету учителя? А авторитет этот держится на вырабатывании у детей понимания, что за учителем стоит сильная беспощадная образовательная машина, а он апостол ее. Все чему учит школа, не умению оседлать хаос внутри себя, подчинить его своей Воле, а подавлению хаоса внутри себя, попытке забыть о нем, оттеснить в самый темный и глубокий угол сознания, где в окружении химер, из хаоса вырастет монстр.

Я видел его непонимание моих слов. Он силился понять, я видел как шевелятся его губы, как он непроизвольно мотает головой. Кажется этот учитель и сам всегда знал, что все чем он жил, было сплошным ядовито-бурым болотным туманом, приобретающим ужасные формы, но так до конца и не понял, что это всего лишь туман. Поймет ли он когда-то? Не уверен.

Разошлись мы внезапно. Я, сам того не заметив, перешел дорогу вниз по улице. Лишь легкий укол сомнения заставил меня обернуться. Мой спутник на перекрестке свернул за угол, в то время как я пошел дальше. Наверно он ходил так всегда. Делал петлю вокруг квартала и возвращался к той скамье, напротив школы. Он даже не заметил моего отсутствия. Он просто шел дальше, все так же склонив голову и даже кажется продолжал бормотать что-то.

***

Я шел вдоль тротуара, просто вниз, в неизведанное. Люди вокруг, все так же спешили по своим делам, хоть все их «дела» в сгущающихся сумерках слабо светились под их носом. Становилось прохладно, я поднял воротник. В голове свербела мысль, что мне давно нужно было бросить все это, смирить любопытство и просто уехать отсюда, забыть как неприятное недоразумение. Но что-то не отпускало меня, заставляло снова и снова искать себе неприятности в этом странном городе. Словно какая-то мистическая сила нашептывала мне, что я просто бегу от неудобств, просто я не туда смотрю, просто не мыслю позитивно, а город здесь не при чем, вон он какой славный и дружелюбный. Повсюду вывески баров и кафе, киоски для перекуса на ходу. Множество пестрых магазинчиков, всех видов и форм. Скамейки, фонари, модные вывески и указатели, что так украшают город и притягивают туристов. Бесчисленные клумбы, тенистые аллеи со скамейками, ухоженные кустовые изгороди. Казалось бы, что еще? Чистый, ухоженный, если не сказать идеальный город. Машины не дымят. По рельсам снуют трамвайчики, негромко гудят рогатые троллейбусы. Одним словом — мечта урбаниста. Даже удивительно, как диссонирует облик города и дух города. Это меня угнетало. Что праздность, что грусть, все одно путь в кабак. Впереди замаячила неоновая вывеска бара. Я направился прямо к ней, она сулила именно то, что я жаждал.

Вниз по лестнице на цокольный этаж. Навстречу мне, через открытую дверь, вырвался запах табака и спиртного. Я вошел в полумрак и направился к барной стойке.

Я сел прямо перед барменом, который расставив широко руки на барной стойке словно поджидал когда я усядусь и сделаю заказ.

— Как тут все устроено? — устало процедил я.

Бармен хмыкнул.

— У нас всё просто — вы платите, мы наливаем — ответил он.

— Что-нибудь крепкого — попросил я.

— А точнее? — он развел руками, указывая на ряды бутылок на стеклянных полках позади.

— А что вы пьете когда вас от всего тошнит? Фигурально разумеется! — я совершенно не хотел препираться с ним.

Бармен кивнул, словно точно понял, что мне нужно. Из под стола он достал большущую бутыль, без опознавательных признаков, с бесцветной жидкостью внутри. Налил пару рюмок.

Я взял одну и пристально посмотрел на бармена.

— Это не опасно?

Он взял вторую рюмку и проглотил одним залпом, его зоб, словно затвор винтовки, загнал содержимое рюмки в глотку. Бармен уронил руку с рюмкой на прилавок, звонко брякнув стеклом по дереву.

— Это то, что вы заказали — закончил он.

Я последовал его примеру. Горло обожгло и горячая жидкость стекла внутрь, попутно обжигая все, чего касалась.

— Водка — сморщился я.

— То что нужно, верно? — подмигнул мне бармен — Еще?

Я подвинул рюмку.

После неизвестно какой по счету рюмки, окружающая меня действительность окрасилась, если не сказать — сказочно преобразилась. Город конечно не простой, с особенностями, ну а где сейчас лучше? Но если подумать, здесь можно найти и массу преимуществ.

— Ай да славный город! — воскликнул я.

А после следующей рюмки уже проклинал его на чем свет стоит:

— Все же это самый абсурдный и противоречивый город из виденных мной!

Бармен безучастно кивал на каждую мою реплику и протирал стакан за стаканом, время от времени отвлекаясь на другого посетителя. Кажется ему такие разговоры были не в диковинку.

Бармен в очередной раз оставил меня, перейдя к другому концу стойки. Похоже он был там нужен больше чем здесь.

Я набрался так, что мне остро нужен был собеседник. Через стул от меня, лицом на барной стойке лежал еще один посетитель. Я не помнил в какой момент он присоединился, но кажется был здесь давно.

Я поднес рюмку к лицу и глядел сквозь стекло на причудливо преломляющуюся мозаику отраженных бутылок на стене перед мной.

— Здесь решительно невозможно жить! — резюмировал я.

Мой сосед, как по команде, выпрямился и вскинул руку с неведомо откуда взявшимся стаканом.

— Дак выпьем же за это! — воскликнул он и с размахом стукнул своим стаканом о мой, а затем опрокинул его содержимое в свою глотку.

Я отдал должное его энтузиазму и взмахнув стаканом в импровизированном салюте, сделал маленький глоток. Водка согрела нутро приятным теплом. Она уже не жгла. Меня передернуло, крепкая выпивка была мне в диковинку, но если не обращать внимания на дурное ощущение в животе, то дурман от крепкого алкоголя был мне приятен.

Мой сосед осматривался по сторонам. Похоже он успел покемарить и теперь пытался разобраться где он и который сейчас час. Он нервно теребил лацкан пальто, пиджака и сорочки под ним, доставая застрявшие под тугим рукавом часы. Мне представился случай рассмотреть моего соседа. Несмотря на удручающее опьянение, выглядел он опрятно, одет был солидно и лишь мятые полосы от барной стойки на лице, несколько отягчали первое впечатление. Он был гладко выбрит, волосы его были уложены гелем, что позволяло им выглядеть безупречно, даже после испытаний барной стойкой. Он с трудом управлялся со своим языком, во всем же остальном, хоть сейчас в офис.

— А вы что отмечаете? — спросил я его.

— О нет, ничего такого — непослушным языком ответил он — Я коротаю время.

— Понятно — кивнул я.

— А вам тоже негде перекантоваться? — поинтересовался он.

— Нет, я как раз по делу. Очень захотел выпить. Здесь самое место — прямо ответил я.

Мой собеседник на секунду замер, а затем громко рассмеялся:

— Ааа, понял! Здесь же бар! Смешно! Ловко вы!

Он снова протянул мне стакан для салюта.

— А у вас пусто — указал я на его стакан, но из своего отхлебнул.

— Ах! Ну не беда. Сейчас поправим. Бармен! — воскликнул он и стал оживленно махать стаканом.

Бармен кивнул в ответ.

— Ну так, а уголок свой имеется? — заговорщически наклонился ко мне сосед.

— Простите? — не понял я. В другой ситуации я бы сильно так напрягся, но не сейчас, когда алкоголь притупил все ощущения и скорость мысли.

— Ну жилье свое! Комната — с ухмылкой поясним мой собеседник.

— Конечно. Квартира имеется — ответил я первое, что пришло мне в голову.

Мой сосед аж восхищенно отпрянул. На лице у него отразилось удивление, если не сказать шок. Он осмотрелся по сторонам, словно подумал в том ли месте он находится или ошибся и под алкоголем оказался не там где рассчитывал. На его лице отражалось, что вот сейчас, в этот момент, он перебирает все варианты, чтоб принять мои слова. И наконец лицо его просветлело.

— Вы не местный?

Я кивнул, до сих пор не понимая, что его так озадачило.

— Везунчик — с энтузиазмом похвалил он и даже пару раз хлопнул в ладоши. Он так энергично смотрел по сторонам, что мне даже показалось, что его так и подмывает рассказать обо мне кому-то еще, но поблизости никого не было, а пройтись по залу он видимо счел бестактным.

— Есть небольшая квартирка — я попытался объяснить, что я никакой не исключительный.

— Своя квартира… Непостижимо — проговорил он отклонившись, словно хотел разглядеть меня со всех ракурсов.

— А как у вас с жильем?

— Ну у меня-то своего нет, если вы об этом. Да у нас тут и не принято.

— Что не принято?

— Дорого здесь жилье иметь. Раньше бывало можно комнату снять. Но нынче только на несколько часов в день. Но я слыхал, что раньше люди тоже свои квартиры имели.

— И где все живут?

— Ну сейчас-то можно снять комнату на несколько часов сна.

— Подождите? А остальное время вы где проводите?

— Работаем. В барах вот опять же. Другие ходят в спортивные залы. Можно сходить в кино или погулять по торговому центру. Знаете какие они у нас! Ого-го! А вообще я даже слышал — он немного понизил голос и наклонился ко мне — Что кое-кто целыми днями проводят в библиотеках! Вот темные люди, а? — ухмыльнулся он — Я прекрасно засыпаю и без книг!

— Но разве можно так жить? У каждого должен быть свой угол, куда можно прийти в любое время. Где хранятся дорогие вам вещи, где все обставлено только по вашему вкусу.

— Ну это легко! Одна шведская торговая компания придумала концепцию, согласно которой можно придумать универсальную форму и внешний вид домашних вещей, которые удовлетворят большинство. Да, эти вещи не будут уникальными, не будут дороги вам из-за какой-то уютной истории, которая с этой вещью связана, но и мы уже не так сентиментальны как раньше. Идея оказалась такой потрясающей, что все интерьеры быстро стали выглядеть одинаковыми и стало не так уж важно, где вы проведете следующую ночь или день.

— Ну а если заходите гостей домой позвать? Родственников или друзей. Как тогда?

— Ну а рестораны, кафе и бары на что? Мы уже и не помним как это, встречать гостей дома. Ни забот, ни хлопот. И уборки никакой. Одни преимущества. Звонишь, заказываешь — что подать, сколько персон.

— Послушайте, но в конце концов это дико неудобно. Каждый день искать место где бы переночевать.

— А тут подсуетились вездесущие агрегаторы. Шэринг квартир. Теперь через приложение можно забронировать себе квартиру на нужные вам несколько часов в любое время суток.

— Я все же не понимаю. Там на окраинах города солнца не видно, оно закрыто высотками, что невооруженным взглядом видно даже из центра города. — Неужели вам не хватает места?

— Поймите, не всякая жилплощадь вам подойдет. Вот вы например, знаете лично хоть кого-то, кто живет на самом высоком этаже таких высоток?

— Я нет.

— Вот то-то же!

— Но я же не местный! — воскликнул я.

— Ах ну да — огорчился он — Я поясню. Смотрите. Никто! Ни я, ни сотни моих знакомых, не знают никого, кто жил бы на самом верху. Там живут самые сливки общества. Говорят, что эти квартиры даже не сдаются, а кто-то из моих знакомых считает, что они вообще принадлежат их владельцам — он выкатил глаза так, словно рассказывал о каком-то чуде.

— И что же?

А то, что все только и хотят забраться повыше. Это высший почет и уважение. Вот и взвинтили спрос на верхние этажи. Я вам так скажу, если кто предложит вам площадь пониже тридцатого этажа, то гоните его в шею. Это всяко не достойно приличного человека.

— А кто же живет ниже тридцатого этажа?

— Да кто же их знает. Наверно те, кому больше некуда податься. Неблагополучные слои.

— Вы не знаете кто там?

— Неее. Лифты ходят только на самые верхние этажи.

— А разве вы не встречаетесь в фойе?

— Конечно нет, не дай бох кого-то с нижних этажей встретить. Можно и кошелька лишиться. У высоких этажей отельный вход. Оттуда лифтами сразу наверх. А кто живет на самом верху, говорят вообще с парковки поднимаются. Парковки самое безопасное место, чтоб вы понимали, там вооруженная охрана и все такое, туда посторонним не попасть.

— Ясно. Получается на самом верху живут самые богатые?

— Нет, что вы! — снова рассмеялся мой собеседник — Богатые у нас живут в других местах.

— Я что-то совсем запутался. Где же им еще жить?

— В тюрьме.

— Я уж было подумал, что все, что можно знать об этом месте я узнал, однако вижу поторопился…

— Ну сами рассудите. Бывало трудится человек, лезет по карьерной лестнице, достаток его растет, влияние увеличивается. А потом хлоп и садят его в тюрьму за какую-то оплошность. А дальше-то что?

— Что — опешил я.

— Связи у человека налажены, деньги имеются — живи не хочу, а главное, ну все на нем держалось, где же быстро взять еще одного такого специалиста? Вот и постановили. Всех кто богатым стал, сразу садить в тюрьму, раз ее никак не миновать. Вот только они так привыкли к роскошной жизни, что тюрьмы строить никаких денег не хватит. Но быстро сообразили. Дом богатого человека забором обнесен? Охрана по периметру ходит? Чем не тюрьма, а наружу нос казать они и сами не хотят. За забором—то грязь и разруха, а там внутри красиво и чисто. Можно даже дикую живность завести, если средства позволяют. Одни преимущества! Содержать острог не нужно, деньги налогоплательщиков целы. Люди важные чинные при деле и не прозябают на тюремных харчах.

— С ног на голову получается!

— Ну для порядку чиновника поставили конечно, чтоб следил, что осужденный дом свой не покидает. Да только зарплата у чиновника не ахти. Так что если куда надо, на море там или минеральные воды, здоровье поправить, то договориться всегда можно. Вот и получилось, что чиновник вроде как тоже на балансе у осужденного. Вроде секретаря получается. И заказ по телефону сделать может и посторонних отвадить. Сплошная польза!

— Боюсь спрашивать куда у вас девают настоящих преступников. Уж не в санаториях ли сидят?

— Обычная тюрьма конечно имеется, для самых отъявленных бандитов. Но туда попасть конечно нужно постараться. Преступник-преступнику рознь…

— Ой! Как это?

— Ну не за всякое преступление у нас осуждают, иные преступления нужны для общей пользы!

— Ну и ну! Ушам свои не верю!

— Не торопитесь с выводами. Вот у вас в магазинах воруют?

— Не знаю. Наверно.

— И у нас воруют, но под контролем.

— Как это?

— Ну как рассудили — тащить все равно будут, получается охрана нужна. Но сидят они без дела, а люди состоятельные платить бездельникам совсем не хотят. Как быть?

— Как?

— Профессиональная солидарность.

— Это еще что значит?

— Ну сами рассудите! Вот у нас в каждом магазине по охраннику. И это только то, что на виду. А еще у всякой мало-мальски ценного объекта в городе стоит будка, а в ней денно и нощно сидит охранник. Садики, школы, прочие социальные объекты. Всего не перечесть. И везде сидит охранник. А в торговых центрах их вообще десятки. Вы ведь видели наши торговые центры? Поистине памятники коммерческого гения наших видных экономических деятелей!

— С удовольствием послушаю про торговые центры! Но с охранниками-то что?

— А то! Что охранник смену сдал? Сдал! Что ему дальше делать? Он идет в другой магазин и утащит что-то. И служба его при деле и лишнего не взял, он же охранник, знает сколько брать, чтоб никому не навредить. Круговорот получается. И все довольны!

— Как же полиция к этому относится? С пониманием. Люди при деле, работа у них есть. Ну и вроде как общим делом занимаются, за безопасностью следят. А что приворовывают, так это же для пользы дела.

— Вообще-то я сегодня имел опыт общения с вашей полицией и уже понял как у вас все устроено. Наверно по этому и преступность у вас большая.

— Оно конечно преступность большая, дааа. Ну да ведь это вы все неправильно понимаете. Преступность такая, от того, что много преступников. Народ у нас плохой. А полиция работает успешно! Вот у меня один раз разбили стекло в машине, ну я пришел в полицию, ну все думаю на весь день, ан нет, быстро приняли, вежливый полисмен выслушал о моей проблеме и тут же выписал справку, что мое имущество повреждено. А работай они плохо, меня бы сначала отфутболивали из кабинета в кабинет, потом наконец приняли заявление, завели уголовное дело, я бы постоянно узнавал как идет дело, напоминал о себе. Они бы в конце концов бы дали справку, но сколько бы времени и нервов я потратил. А так я сразу обратился в страховую и мне оплатили ремонт автомобиля.

— Но ведь это не то же самое. А страховая и вообще за ваш счет отремонтировала автомобиль. В чем же здесь справедливость? Разве так должна работать полиция?

— Но ведь невозможно найти того хулигана. Им ведь мог быть кто угодно, даже я сам, чтоб получить выплату денег.

— Нет, ну если не попытаться, то конечно не найти. А может злоумышленник порезался когда бил стекло, а потом шел и держался за порез, а его бы остановил патруль. Или запечатлелся на случайной камере. А может ваш сосед из-за бессонницы смотрел в окно и в состоянии опознать этого человека. Разве нельзя хотя бы попытаться?

— Этого я не знаю. Наверно полиции виднее как им работать.

— Разве они не для вас работают? Может это вас следует спросить как им работать?

— А мне по чем знать?

— Ну вы мне привели пример, что уже сталкивались с преступностью. То есть отличаете с чем в своей обычной жизни сталкиваться не хотите?

— Раз что-то происходит, значит так должно быть. Для круговорота. Если победить преступность, значит полиция тогда не нужна? Куда ее девать прикажете? Я маленький человек, не начальник, я такие решения принимать не хочу. Откуда мне знать как правильно?

— Вам и не нужно знать за всех. Вы решите, что хорошо и правильно для вас.

— Скажете тоже… Откуда же мне знать? Я знаю когда хочу кушать, когда устал, когда грустно. А остальное не моего ума дело. Во всем нужно полагаться на мнение эксперта. Он учился, он знает! А от меня только и нужно, уметь выбрать самого лучшего эксперта.

Эти слова показались мне очень знакомыми. Даже голова закружилась. Только это не хмель, он от этих разговоров давно выветрился, а на смену ему пришла жуткая тяжесть в голове и тугая боль.

— Ладно, пусть так. Что там с вашими торговыми центрами?

— Конечно словами это не передать, лучше самому посмотреть. Они огромные конечно, но дело не только в этом. Они устроены как огромные огромные колеса обозрения, которые вращаются тысячами ног посетителей носящихся от бутика к бутику. И от этого вращения получается электрическая энергия. Ну скажите разве это не гениально придумано?

— Пожалуй. Крутятся как белки в колесе…

— Верно подмечено!

— Но зачем?

— Но по другому они не могут. Просто хотят еще вещей.

— А старые вещи куда?

— Раздают.

Круг замкнулся. Так здесь все диковинно, что диву даёшься как оно существует вопреки здравому смыслу и не разваливается? Однако вот он город, как на ладони. Живет и даже кажется развивается.

— Уже поздно, я пожалуй пойду — сказал я.

Я сполз с кресла и с сожалением отметил, что едва стою на ногах. О прогулке не было и речи. Нужно поймать такси.

По гладкой поверхности стойки в мое поле зрения вползла визитка. Это мой собутыльник напомнил о себе:

— Держитесь меня и станете полноправным владельцем квартиры на самые ценные восемь часов в сутках — заговорщическим тоном проговорил он мне и подмигнул.

— Спасибо конечно, но я пожалуй домой.

Но визитку я взял, не хотелось обижать человека.

Я оставил деньги на стойке и вышел на улицу. Краем глаза, в отражении, я успел заметить как мой собутыльник осторожно положил ладонь на мою купюру и скомкав сунул в карман. Я лишь с сожалением покачал головой, мне было глубоко наплевать.

На улице было прохладно и сыро, в воздухе витала морось. Я поднял воротник и пошел по улице. На шум проплывающих мимо машин я вытягивал руку с задранным большим пальцем. Время от времени, около меня останавливались автомобили такси, но я всех их отпускал дальше, пока не подобрался тот, что закончил смену и ехал в сторону вокзала.

Какое-то время мы ехали молча. Он слушал тихую музыку, качая головой в такт, я безучастно глазел на скользящие за окном размытые образы ночного города.

— Вы не местный? — вдруг спросил таксист. Я отвел взгляд от окна и встретился с ним взглядами в зеркале заднего вида.

— Так заметно? — спросил я.

— Горожане ездят в такси иначе. Они не отрывают взгляда от телефона. Но есть и кое что еще. Они не смотрят в окно так как вы, вы о чем-то крепко задумались.

— И что с того?

— Такой взгляд я встречал только у нездешних. Все местные сильно не задумываются. Просто не приучены. Есть несколько шаблонов поведения, вот в соответствии с когда-то заложенной программой они и проводят свой день.

— А вы философ — ухмыльнулся я, но водитель кажется совсем не обиделся.

— Вовсе нет, просто много наблюдаю. Профессиональная привычка. Вы будете смеяться, но когда-то я и сам не сильно отличался от других горожан. Крути баранку, да копи деньги. Только один день ко мне сел пассажир который смотрел за окно вот так же как вы. Он ничем не занимался, просто смотрел в окно. Обычно я горазд поговорить, ну и попытался его разговорить. А он чудно так отвечает и кажется совсем его не волнует, что всех должно волновать. Он тогда сильно меня удивил, заставил крепко задуматься. Я теперь тоже вроде как по сторонам больше смотрю, да кумекаю.

— Ваша наблюдательность не подвела. Я и правда из других мест. А задумался я потому, что уж больно город у вас чудной.

— Что верно, то верно. И это вы еще не все видели. А хотите экскурсию? Я счетчик выключу, вы не переживайте.

— Да я вроде как уже экскурсовался, мочи моей больше нет.

— Однако, может поездка со мной все же позволит вам узнать город с лучшей стороны?

— А разве экскурсия это не про показывать все лучшее?

— Что ж, вы правы. А давайте это будет ночная прогулка на автомобиле двух старых приятелей. Моя смена закончена. Я не тороплюсь.

— Ночная прогулка? Хорошо, прогулка так прогулка. И счетчик можете оставить.

— Вот это дело — воскликнул таксист.

Он повернулся вперед и автомобиль тронулся.

Может ночная экскурсия и правда именно то, что мне нужно. Может днем, когда все на виду и некуда укрыться от людских взглядов, всему доброму и непорочному нет места? Какая странная мысль. Когда-то давно темную изнанку города можно было увидеть лишь ночью, может сейчас, когда все перевернулось с ног на голову, место всему хорошему в самой темноте?

Когда мы приехали, то оба вышли из машины. Попрощались друг с другом и пожелали приятного вечера. Поодаль меня ждал вокзал, может такой же странный как и весь город. Но кажется я понял как мне следует поступить. Просто безучастно прожить этот отрезок времени, ни с кем не общаясь, никуда не обращаясь, молча, тихо, незаметно. И так же тихо покинуть этот город, словно я и не был здесь никогда.

Еще почитать:

— Да не изменял тебе, а загорал. Она сама. — оправдывался муж, теребя плавки в руках.

Сейю Кая Маширо — 1. За день до прослушивания

Договорились! 

Рокси.