Она вдохнула холодный осенний воздух, собираясь ответить, но потом просто покачала головой и сказала: “Неважно”. Я не стал настаивать.

Начал накрапывать дождь. Все люди забились в дома: кто от холода, кто от нечего делать, кто просто проводит время в кругу семьи. Но не мы двое. Мы были чужими. Её не принимала семья, а я не принимал семью. На улице было так одиноко и тихо. Но это одиночество было как раз уместным. Из окон панельных многоэтажек доносились различные слова, разговоры, крики. Словно вся жизнь заключалась в этих панельках. Обстановка была очень интимной и сокровенной,  словно только для нас двоих. Лишь наши слова отдавались эхом в голове.

— Ты когда-нибудь думал, что будешь делать в будущем?

— Нет. Я честно не знаю.

— Почему? Я вот думаю художницей стать.

Я лишь одобрительно покачал головой.

— Какой-то ты молчаливый. Случилось что?

— Нет. Я просто немногословен.

— Ну, так поясни мне в двух словах, кем хочешь быть.

— Да я не знаю. У меня нет целей и желаний. И меня это порой пугает. – Ответил я с небольшим раздражением.

Она лишь смотрела на меня, а потом загадочно улыбнулась и отвернулась. Я продолжал созерцать унылый, но такой завораживающий вид панельки. Монотонные бетонные плиты и окна, между которыми были равные промежутки.

Улицу освещал лишь фонарь на столбе, да и от этого странного бледно-алого неба складывалось ощущение, что немного светло. Я даже машин не слышал. Весь мир остановился. И только мы сидели на этих старых качелях.

Когда ей надоело сидеть, она просто начала раскачиваться. Туда-сюда, туда-сюда. Медленно так. Спокойно.

— Не навернись. – Сказал я скорее просто по привычке, нежели чтобы предупредить её.

Она лишь тихо прыснула.

Так мы просидели полночи, после чего я проводил её до самого подъезда, где она обняла меня. Так крепко, но нежно. Словно я тот самый единственный, что её понимает.