III

 Родион тяжело открыл глаза. Он увидел грязный, с облупленной штукатуркой, потолок с серой плесенью по углам. Щёки и челюсти ломило от дикой боли. Всё лицо будто бы распухло. Родион с трудом приподнялся на кровати. Его взгляду предстала тёмная каморка с посеревшими от грязи жёлтыми стенами и тяжёлой белой дверью. Комнатка была настолько мала, что лицо медсестры, которая склонилась над маленьким хирургическим столиком возле кровати, оказалось в нескольких сантиметрах от головы Морозова.

-Г-г-д-д… — Начал Родион, но не смог… Он не смог закончить фразу из-за ужасной боли в челюстях и щеках.

-Не надо! Молчи! – резко бросила женщина и обернулась к Морозову. В руках у неё был шприц. – Спокойно! Ты в безопасности! Ты в психиатрической клинике доктора Мандельштейна.

Родион устало опустился на подушки. Он вспомнил всё… Смерть отца… Кладбище… Хозяйку квартиры… Улыбку… Он потрогал правой рукой свои щёки. Отвратительные борозды прорезали его плоть. Из них ещё сочилась кровь…

-Дай мне руку! – Сурово потребовала медсестра.

Родион устало протянул ей свою правую конечность. Женщина нащупала вену. Морозов не почувствовал боли. Он устал… Смертельно устал…

Его вдруг сильно начало клонить ко сну. «Снотворное?..» — успел подумать студент, прежде чем провалиться в объятия грёз.

—

Родион проснулся глубокой ночью. Вокруг него царил непроглядный мрак. Морозов чувствовал себя превосходно. Он хорошо выспался. Челюсти и губы  не болели. «Чудеса! Неужели обезболивающее так помогло?» Он чуть не засмеялся от радости: лицевые мышцы прекрасно его слушались. «Хорошо!» Внезапно ему ясно представилось лицо отца, его добрые смеющиеся морщинки, отчётливо вспомнились тихие домашние

Пробудил его из мира грёз отвратительный запах. Воняло сточными водами, грязью, пищевыми отходами и чем-то таким, о чём не хочется говорить. Внезапно Родион осознал, что прекрасно видит всё в этой каморке. Очертание стен, входной двери, кровати, предметов на хирургическом столике… Вся комната была освещена каким-то странным зеленоватым светом, попадающим сюда явно не из крошечного оконца-бойницы над кроватью. А затем Родион услышал плач… Тоненький, детский… Казалось, что он звучал отовсюду…

Задыхаясь от вони и страха, Родион крикнул:

-Кто здесь?

Плач затих. Последовало несколько минут молчания. И когда Морозов уже решил, что этот странный звук ему приснился, из-под кровати раздался тоненький детский голосок:

-Я.

-Кто «я»? – Минута молчания. – Выходи!

Под кроватью послышалось шебуршание и скрипение:

-А ты меня не обидишь?

-Н-нет.

Родион бессознательно натянул одеяло до плеч. Он был готов увидеть что угодно… И… Он увидел маленькую голенькую девочку. Девочку?.. Нет: куклу. Её пластиковая кожа мягко впитывала таинственное зелёное сияние. Вонь усилилась настолько, что Родиона начало мутить. Ему показалось, что кукла оставляет после себя лужицы… Лишь после десятого шага она повернулась лицом к Родиону. Теперь, при довольно ярком свете таинственного ночника, он смог хорошо разглядеть её. Обычная игрушка, ничего примечательного: не очень густые жёлтые волосы торчали во все стороны, длинные ресницы защищали стеклянные голубые глаза, маленький нос и алый рот аккуратно сидели на лице. Ничего примечательного, кроме дыры в паху. Из неё обильно текла отвратительная зеленовато-бурая жидкость. Именно она распространяла в комнате этот омерзительный аромат.

-Кто ты? – почти прошептал Родион. От потрясения и вони у него заболела голова.

-Куколка, — искусственная девочка неловко переминалась с ноги на ногу.

-Кто это сделал с тобой? – Родион указал ей на дыру в её теле. Теперь он сидел с зажатым носом и дышал ртом.

-Я сама, — смущённо пробормотала Куколка.

-Как?!

-Обыкновенно, ножичком, — улыбнулась она, но, увидев лицо поражённого Родиона, затараторила: — Я лишь хотела быть как все. Хотела быть вместе с ними, смеяться и радоваться. Они, другие куклы и куколки, малыши и малышки, развлекаются тем, что делают друг с другом противные вещи. Но при этом они смеются и радуются. Им весело и, кажется, хорошо. При этом они говорят только об этом своём развлечении и ни о чём больше. Я не знала ничего об этом. Я не хотела быть одной. Я просила научить меня тому, чем они занимаются. Они обсмеяли меня. Назвали «грязной, похотливой шлюхой». А я ведь и слов таких не знаю… Когда я спросила их об значении этих слов они обозвали меня ещё и тупой. Тогда я решилась сделать себе эту дыру… Я знала лишь приблизительно об их увеселении… Я хотела быть похожей на них… Я считала, что так делать можно, а оказалось – нельзя, — голос Куколки дрогнул, она на секунду замолчала, а затем со слезами продолжила: — Они испугались меня… Испугались того, что я сделала для них! Они выкинули меня в грязный сточный канал. Шесть дней я плыла по нему, борясь с течением. И вот теперь я здесь… — голос Куколки звенел от печали.

Родион задумчиво сел на кровати. Он уже не чувствовал вонь.

-Эта… рана… Она сильно тебя беспокоит?

-Да, признаться, я всё время мучаюсь от чудовищной боли.

Родион кивнул и взял со стола кусок окровавленной ваты и скотч, невесть как очутившийся здесь, на хирургическом столе. Он подошёл к Куколке и опустился перед нею на колени в лужу этой отвратительной вязкой жидкости. Морозов запихнул вату в пробоину на теле Куколки, а затем заклеил сверху скотчем. Он приготовился тотчас же отодрать заплатку, если увидит, что дерьмо, которое лилось из этого отверстия, лишившись пути выхода, причинит вред телу искусственной девочки. И точно: голова Куколки раздулась, а глаза закатились под ресницы. Родион тотчас же отклеил скотч, вынул вату, а сам отскочил на пару шагов назад. Но… Это не помогло… Промежность была совершенно сухая. При свете таинственного зелёного сияния Родион даже разглядел противоположную стенку пластмассового туловища Куколки. Но вот голова искусственной девочки продолжала раздуваться. Послышался хлопок… Из рта, ушей, носа и глаз обильно потекла бурая гадость. Но к счастью это продолжалось недолго. Отвратительный поток гноя и кала закончился.  Девочка сидела на корточках и отхаркивала последние остатки нечистот. Затем она встала и обернулась к Родиону:

-Спасибо! Спасибо большое! Вы самый добрый из всех, кого я знаю!

Морозов слабо улыбнулся: на него смотрела безглазая потрескавшаяся кукла.

Куколка подняла с пола ватку со скотчем, которую Родион от ужаса отбросил от себя, и заклеила себе дыру в туловище.

-Мне так лучше. Почему они не оценили того, что я сделала для них?!

Родион устало опустился на кровать. Недавний страх уже испарился. Он сильно устал… «Наверное, это от шрамов…» — подумал Родион, а вслух сказал:

-Порой общество само не знает, чего хочет…