Без надежды

(*)

–Тебе ничего не нравится! – мрачно замечает Ричард, но это замечание больше для него самого, чем для меня. Со мной всё понятно – я сама себе не нравлюсь, так как мне может нравиться что-то другое?

–Ну, добрый человек, надо было думать! – я усмехаюсь. Всё-таки, это Ричард сжёг моё прежнее агентство, мой дом, моё детище. Что теперь ему делать? Только терпеть всё, что я ему на этот счёт скажу.

А я много чего скажу. Я хотела его убить, я была обязана это сделать, отомстить ему за всё, что он сам сотворил со мною, за отнятое детище, за разрушенную прежнюю жизнь не только для меня, но и для Габи!

Но он извернулся. Он нашёл способ выйти из-под моего удара, предложив мне убить его тогда, когда он сам попросит, а до того момента Ричард поможет мне восстановить ущерб. Ничего, я согласилась с сомнением, но всё же согласилась. Клятва клятве рознь. Я понимаю, что убить тоже можно по-разному. Я понимаю, что Ричард и сам, без меня, во что-то лихое влез, вот и мучается.

Не то совестью, не то муками хитрости, что ищет способа вывернуться!

–А я и подумал, – отзывается Ричард равнодушно. – Поверь, это было прекрасное зрелище! Увидеть пепелище, и тебя среди него. Почему, думаешь, я был там? Не хотелось ничего пропустить!

Я останавливаюсь. Ненависть хлещет во мне, затмевает мир красным. В руках уже тянет холодом от бешеного заклинания, которое я готова пустить в ход…

Но нет. Я уже не та Магрит. Мои порывы чувств не дают мне ничего хорошего. Мои порывы лишили меня агентства, привели в стены Академии, где я сама училась, в поисках униженного крова. Кров за работу профессором! И то, спасибо профессору Карлини, что не оставил дурную ведьму на разбитке дорог.

Но это не то, о чём я мечтала, не то, к чему я стремилась, и я могу до зубной боли обвинять Ричарда в этом, но моя вина равна его вине, если не превышает её. Это я подставила его и дала ему повод мне отомстить. Это я – ведьма Магрит, оказалась всего лишь амбициозной неудачницей, так что к дьяволу всё алое из взгляда и холодное от кончиков пальцев! Выдыхай, Магрит. Ты уже никто. Нет, хуже. Ты не никто. Ты ведьма, которая просто знатно села в глубокую лужу и не может из неё встать. Он тебя провоцирует, а ты каждый раз готова сорваться! Вдохни воздуха, медленно, цепко, впитай его колючую свободу и спроси себя: веришь ли ты Ричарду?

Нет. Он хитрый. Он знает, что ты хочешь его убить, и я не верю, что он просто сдастся, найдёт мирный выход, который сделает его проигравшим.

Ричард хитрый, а ты должна быть ещё хитрее.

–Мне идёт пепел? – интересуюсь я, когда всё гневное и алое сходит с меня. – Или всё-таки выбирать традиционный зелёный? Не подумай дурного, просто в Академии скоро конец учебного года, будет большой праздник для всех, кто выжил, подумываю о том, что нужно обновить гардероб. Мой-то, будь он неладен, сгорел не так давно.

Вместе с моими мечтами, моими иллюзиями, надеждами и всем моим. Вместе с мечтами и последним пристанищем для Габи. Ох, прости меня! прости меня, несчастная моя! Тебе, конечно, хуже. Я – ведьма, я всё равно не пропаду. Да и профессор Карлини меня ждал всегда, а ты, несчастная и неловкая, из неприкаянных, то есть из тех, кто рождён в мире магии, но не имеет её дара в себе. И если мы, маги и ведьмы, каких-то тридцать лет назад, но всё же заключили мир с людьми, стали равны друг другу, пусть и больше на бумаге, чем по факту, про вас не заикнулись ни люди, ни мы.

Потому что вы – позор для своих родителей. Потому что вы – обречённые на прозябание между мирами. Потому что мы все пытаемся вас спрятать, и хорошо, если за своими спинами, на ничтожной и жалкой работе, а не в «Сером Доме».

«Серый Дом» – это растянутая во времени казнь. Просто за то, что кто-то родился без магии в магическом обществе. В «Сером Доме» на таких как Габи испытывают зелья и заклинания, созданные артефакты и найденные из глубин времён. Там не живут счастливо, да и вообще не живут. Поэтому для неё работа на меня – за низкую зарплату и с моим отвратительным характером – это благо.

Которого лишил её Ричард, вынудив в безнадёжности уйти в этот ужас.

Нет, не он. Я. Просто кому-то надо было думать, прежде чем подаваться порывам, что ответ нужно нести не за себя саму и не за стены. А за беззащитность, которая верила тебе.

Будь я настоящей ведьмой, я бы и не переживала. Но со мной всегда было что-то не так, от того совесть жжёт меня, клеймит и тянет.

–Тебе больше идёт чёрный, – отвечает Ричард. Я пытаюсь забыть про него, но не выбросишь из памяти того, с кем училась и работала в последнее время. Ну, пока мы не столкнулись, не пошли против друг друга. – Чёрный немного сглаживает твой болезненный вид.

Конечно, болезненный. Сначала убить все нервы, весь сон, выстраивая своё агентство, как маго-людской бизнес. Потом потерять его и пойти в Академию, искать крова и защиты, передышки. Так не получилось же! учеников в Академии всего семьдесят, разбиты по двенадцати годам обучения, и вроде бы немного, но так каждому нужно внимание. Это же дети! А что хуже – эти дети с магическими способностями. Пробовали снимать проклятие ослиной шкуры, выполненное кое-как с перепуганного подростка под хохот его товарищей? А вытягивать безмерно удлинившуюся в туловище двенадцатилетнею девочку из-под кровати?

–Я хотела волосы подлиннее…– хнычет идиотка, пока я тяну её безмерно удлинённое, словно змеиное тело,– а оно вот та-а-ак!

И слезами на половину комнаты исходит! А я ругайся, утешай, восстанавливай. А ныне ещё и к ученикам, как оказалось, относиться нужно с уважением. Это в годы моей учебы получить по затылку или пальцам заклинанием линейки или просто учебником от профессора было нормой, а сейчас, оказывается, не так. Да и идиотами их не назовёшь, даже если слово это будет самым верным.

Все научились жаловаться, но никто не научился нести ответственность!

И я в том числе. Я тоже ещё учусь.

–Ты выглядишь не лучше меня, Ричард! – я улыбаюсь. На этот раз по-настоящему. Я не лгу. Его болезненность превосходит мою.

Может быть он болен? Серьёзно болен? Эта мысль приходит ко мне не в первый раз. Она – самое логичное объяснение тому, что он попросил отсрочки и предложил соглашение, согласно которому я его убью тогда, когда он скажет.

Болен?

Я вглядываюсь в его лицо не в первый раз. Я впиваюсь крюком подозрения в его глаза – усталые, в черты – неизменно бледные, заострённые, в щёки – погано-впалые.

У магов тоже есть свои болезни. Они вообще болеют куда чаще, чем мы, ведьмы. Мы идём от природы, и та хранит нас, проклятых дочерей своих от очень многого. Маги не так приближены к природе и истокам силы. У них больше проклятий и больше слабостей в плане здоровья и сохранности. Они чаще умирают, они быстрее сдают.

–Это потому что меня убивает твоё общество! – отвечает он спокойно. – Тебе ж не угодишь. Почему ты не хочешь на прежнее место?

–Потому что я выбрала его за дешевизну аренды. А теперь, раз ты всему готов посодействовать, я хочу выбрать другое место. Моё агентство должно расположиться не в магическом мире – иначе откуда возьмутся люди? Но и не совсем в людской черте. При этом проходимость дорог, нити силы…

–Умолкни, – просит Ричард и идёт вперёд, легко обгоняя меня сначала на два шага, затем на пять. – Тогда на следующее место.

А я иду позади, смотрю в его спину, затянутую чёрным плащом мага, простую ткань, но простую лишь с виду. Ткани магов что щит. Напади со спины и будешь весьма неприятно удивлён тем, как сглупил.

–Ричард, – я нагоняю его уже у входа в кипящий центр людского мира, кое-где есть и наши тут осколки, наши магазинчики, и даже целое кафе, но в основном тут людское обиталище. А аренда неподъёмная!

–Если скажешь, что тебе тут уже не нравится, я тебя придушу, – спокойно обещает он. – Мы ещё не дошли до места, а ты…

–Что с тобой? – я обрываю его несостоявшееся обвинение. – Просто если ты болен, я могла бы помочь.

Как странно мне даётся моё же собственное предложение! Я должна его убить, я обещала ему это и тут же сама предлагаю помощь? В чём? В исцелении? Зачем? Чтобы всё равно убить как клялась ведьмовской силе?

Магрит, научись, пожалуйста, сначала думать, а потом говорить!

–Пошла ты! – Ричард смотрит на меня в упор. Теперь в его глазах плещет алое. Теперь он готов сорваться. Принял за издёвку? Что ж, он прав. Иначе чем за издёвку это принять было и нельзя. Магрит, молодец, ты всё испортила.

–Прости, – я отступаю на шаг. Мимо спешат люди, я замечаю их краем глаза. Они видят нас, видят наши лица и торопятся обогнуть по максимально возможной дуге. Была бы их воля – они бы нас сюда и не пустили, но законы и бумаги сказали, что теперь так нельзя, что мы не вражины им, и неважно, что ещё недавно мы с удовольствием истребляли друг друга.

У кого-то из наших магов видела мысль, что когда-то наше общество – магов и людей – было единым, а потом разошлось, лопнуло, и теперь не скоро ещё сойдётся, поскольку мы отвечали за душу общества, а люди за тело, и душа и тело, бывшие в конфликте друг с другом, будут медленно заживать.

Кажется, этот маг был поэтом. Что ж, ему хуже. Общество совсем непоэтично. В обществе слово «прости» не отворачивает назад всех придуманных издёвок.

–Магрит, ты что, всерьёз такая дура? – интересуется Ричард, и в его тоне нет ничего хорошего, – ты что, реально думаешь, что я тебе душу наизнанку выверну? Я предложил тебе решение вопроса для тебя и себя, а в душу мне не лезь. Не надо.

–Ричард, ты зря так со мной, – я пытаюсь выйти на новую мировую. Я не умею ругаться, да и не люблю, – я не желаю тебе зла. Твоя дочь была у меня в руках, я ей ничего не сделала, сам знаешь!

Хотя должна была. Его дочь оказалась моей ученицей. Видеть ужас Ричарда, когда он это узнал, было сладко. Да и соблазн покрошить его дочурку в корешки зелья был велик. И будь я нормальной ведьмой, я бы так и сделала. Но меня, похоже, роняли. Я отвергла саму мысль, этот ребёнок был не при наших делах, и нельзя было пускать его в жертву.

–Это ещё…надо проверить, – никогда прежде я не видела такого лица у Ричарда. Никогда и такого тона от него не слышала.

Страх проходит быстро, если нечего терять. А мне нечего – себя я уже потеряла, утопить всё и всех, кто был, утопила. Так что же?

–Ты, кажется, меня куда-то вёл? – теперь в моём голосе холод.

Он спохватывается, кивает, алое уходит из его взгляда, тает. Он идёт вперёд, снова затянутый в свои ткани мага, снова мрачный и явно хранящий тайну. Я иду за ним покорно – ругаю себя и хвалю. Ругаю за несдержанность, хвалю за то, что смогла уйти от конфликта.

Предчувствие, конечно, говорит, что я ещё горько буду переживать этот день, но до правоты предчувствия ещё дожить надо!

***

–Теперь у нас будет два этажа! Всего четыре комнаты и кухня. То есть – две комнаты наверху, их можно отвести под комнаты отдыха и спальни, а две внизу. В кухне, правда, совсем нет ещё раковины и плиты, но это поправимо…– как трудно нагнать в голос радости, когда на тебя смотрят с такой тоской.

Габи, бедная моя Габи! Я тебя подвела, но я заберу тебя из этого «Серого Дома», и в самый короткий срок.

Впрочем, в твоих глазах мало тоски. Её много в глазах других неприкаянных. Они слышат меня, они видят меня, они ненавидят меня, но больше того – тебя. За то, что тебя ждут, тебя не покинули и от тебя не отреклись.

–И Ричард поможет? – Габи не верит в это. Её глаза сияют от радости, когда она видит меня, и когда я рассказываю ей о будущем, которое скоро наступит, но есть лишь одна отрава…

–Да, мы с ним договорились, – я не хочу рассказывать ей о сути сговора, так как сама не могу понять где просчиталась. Раз за разом мой ум возвращается к нашему соглашению, я ищу пробелы, пустые места. Я обещала убить его тогда, когда он скажет. До этого момента – он не причинит мне вреда и будет всячески помогать устранять ущерб.

Где подвох? А он есть, он должен быть! Это же Ричард. И вообще – это маг. А я ведьма. Мы без подвоха не может, честность не укладывается в нашу суть, особенно если речь идёт о мести. Единственное объяснение, которое идёт ко мне и выглядит оправданно – это если Ричард болен.

Тогда вопросов меньше. Или больше.

Как он всё запутал!

–Не моё дело, – Габи морщится, – но мне кажется, что Ричард может обмануть.

Габи, дорогая, я удивлюсь, если он не попытается этого сделать! Но вслух я тебе не скажу, ты тоже сегодня какая-то бледная. Я солгу тебе:

–Мы договорились с ним крайней осторожно и у нас есть условия. Строгие условия, Габи.

–Тогда хорошо! – она выдыхает с облегчением, и тут же по её лицу идут тяжёлые красные пятна.

–Что? – я напрягаюсь. Это не первый раз за время нашего короткого разговора. – Больно? Душно? Что такое?

–Новое зелье от кашля, – слабо улыбается Габи, – я третий день на его тестировании.

Вскакиваю. Алое снова накрывает меня. Я хотела бы сказать, что не знаю о «Сером Доме» и о том, что в нём происходит, но лги, Магрит, да не завирайся. Нельзя сделать зелье от болезни так, чтобы не попробовать его на живых. Раньше это были люди и неприкаянные. Теперь людей трогать нельзя, мы же в этом, в равенстве…

Я должна заорать на Габи, что она не имела права молчать. Или пойти и разнести к чертям администрацию «Серого Дома», чтобы не смели они испытывать на ней всякую дрянь.

Я должна всё это сделать, но я молчу. Я знаю порядки своего мира и я молчу, как мы все молчим. Единственное, что я могу сделать – забрать Габи скорее. Но только её, и то, потому что она всё потеряла из-за моей глупости. Об остальных я не имею права беспокоиться.

Я ведьма, а не спаситель всея убогих, пусть убогость и не по вине их дана.

–Ну что ж, надеюсь, ты не сильно им утомлена, – равнодушие должно победить дрожь в голосе, потому что я не могу просто сотрясать воздух криками и гневом. Либо молчи, либо что-то делай. Сделать что-то я не могу, поэтому – ти-ши-на.

–Я в порядке, – улыбается Габи. – Честно.

–Я надеюсь, потому что я хочу, чтобы ты в скором времени вернулась к своей работе. Мне нужен администратор, а кого-то учить – это большие хлопоты и нервы, – я лгу. Снова лгу. Я могу сказать правду, что это я виновата в том, что её мир треснул, и что я просто скучаю, что ближе, чем она, у меня всё равно нет.

Но я лгу. Я подаю своё предложение не как тоску и переживание, а как одолжение для неё и себя. Мол, не хочу тратить время ещё и на это, лучше возьму уже знакомое!

Иногда я бываю настоящей ведьмой, такой, какой положено быть. и это не всегда мне нравится, но это всегда удобно.

Ой, что делается с Габи! Красные пятна по лицу и груди, судя по отогнутому серому вороту платья, но в глазах светло и радостно. Она даже бросается меня обнимать:

–Спасибо, спасибо!

За что, Габи?

–Всё, довольно, довольно, – я смеюсь, против воли смеюсь, вырываясь из её цепких объятий, – зарплату не подниму, не рассчитывай!

На неё смотрят с завистью. Свои же – такие же неприкаянные. У одной из них рыбья голова – эффект от каких-то чар? Скорее всего. У другой вместо ног щупальца, у третьего…

Хватит с меня цирка уродов! Габи тут не будет. Она не заслуживает такой участи. Но они, конечно, не могут за неё порадоваться. Хорошо, если другим, тебе подобным, тоже плохо! Это понятно, это просто, это славно. Но если кто-то поднимает голову – это уже обидно. Или вы тонете в одной грязи и в одном презрении, или видите редкую надежду.

–Потерпи, – прошу я на прощание, – скоро закончится ремонт, и я тебя вызову на работу. Путь хоть канализацию установят, а я пока оформлю все по бумагам. Ладно?

–Спасибо, – шепчет Габи, счастливая и лёгкая, – спасибо за твою доброту, Магрит!

В глазах колко, я отмахиваюсь, украдкой промаргиваясь. Я ведьма, я не плакса!

–Возвращайся к работе, – советую я, – без раскачки только. Без всякого «забыла», «устала», «не помню».

Она обещает, она улыбается и даже провожает меня до самых ворот проклятого места. Меня ворота пропускают легко – я своя, Габи не пропустят ни за что, пока она не получит официальное приглашение.

Моей репутации, конечно, конец. Нет, можно взять к себе неприкаянного на работу, но чтобы потом вернуться за ним? Впрочем, моя репутация и без того в тех же руинах, что и моё старое агентство. И ничего, вырастет новое, так что репутация тоже восстановится. В конце концов, Габи и впрямь хороший сотрудник. Она всегда всё помнит и никогда ни на что не жалуется. Кто может искать большее золото за жалкие гроши, которые я могу дать?

***

–Ты сама в этом виновата, – слова Ричарда хлещут по срезу души, который и без него кровоточит.

Я не отвечаю. Слова кончились, кончилось их время. Остался холод мертвецкой и тело Габи на равнодушии вечности.

Она такая же как и была прежде. Слабая, неприкаянная, только в глазах не светлость надежды, а ужас. Алый ужас. И я не верю ему, хотя смотрю на него.

Только что всё было хорошо. Только что мы с Ричардом, словно ещё приятели, обсуждали, за сколько месяцев вперёд он внесёт аренду, и когда докрасят вывеску, не трогая людей и не нервируя их лишней магией, и тут прилетела весть: вас желает видеть «Серый Дом».

Я не звала Ричарда, но он пошёл следом. Непрошенной тенью, незванной и липкой. И я не стала от него отмахиваться.

–Ваша бывшая сотрудница мертва, – холодно сообщили мне, – нужно, чтобы вы подтвердили факт её гибели в протоколе.

Факт гибели, протокол, мертва – это всё набор случайных слов, какое он имеет отношение к Габи?!

Но имеет. Почему-то имеет. И лежит холодное тело в уродливой тёмной мертвецкой. И я ничего не могу предъявить вечности и равнодушию. Причина смерти говорит за меня: удушье!

Удушье? Это не на моём языке. Но это на языке зелий и зависти. И я уже никогда не дойду до того, специально ли ей изменили дозу, чтобы не выпустить в мир – как это, она уйдет, а другие останутся? Или это побочное действие и случайность?

Ричард считает, что я виновата, и причиной всему стала чужая зависть и ненависть от её удачи. Я хочу надеяться, что всё лишь случайность, но даже сама себя убедить в том не могу.

–Если бы ты не сказала ей при всех, что ждёшь её на работу…– объясняет Ричард, и я всё же реагирую:

–Отвали от меня, Ричард. Без тебя паршиво. Разве это повод для зависти – работа со мной?

Он молчит. Ему хватает такта промолчать, потому что я и без него знаю ответ. Для них – прочих неприкаянных – повод для зависти это просто лишний кусок хлеба. А если тебя ждут, да ещё и работать, если к тебе приходят.

Ричард прав – я убила Габи. Нет, не так. Сначала я лишила её всего. Нет, снова не так. Сначала я взяла её на работу, сдружилась с ней, привязалась к ней и позволила привязаться к себе нормальным отношением. А потом я лишила её всего, выбила почву, оставила в пепле дней, вынудила идти на произвол всех судеб.

А потом я её не защитила.

И я могу обвинить Ричарда в том, что это он сжёг моё агентство и приложил руку к её гибели, но я-то сама знаю, что он виновен не во всём. Я могла не выпускать её из поля зрения. Я могла не терять её. Я могла забрать её хитрее и осторожнее. Я могла…

Я всё могла, но в итоге не смогла ничего.

–Нечего здесь делать, – Ричард тянет меня вверх.

–Зачем ты пошёл со мной? – выяснять отношения у тела Габи – дурное дело. Но почему-то сейчас я чувствую, что Ричард будет честен. Может быть в последний раз.

–Я знал что так будет, – он отвечает очень тихо. Ему не жаль Габи. Ему жаль меня – я отчётливо понимаю это с ужасом.

Я вызываю жалость. Я вызываю жалость у того, кто стал мне врагом из приятеля! О, тьма, сожги меня ко всем чертям, и тогда мне станет легче.

–Пойдём, – тянет Ричард, – у тебя дела. Да и не надо быть здесь. Плохое здесь место.

Страшное для нас, магов и ведьм. Место, из которого я уйду, и в котором останется Габи. Я не хочу думать об этом, но мысли приходят сами. Я знаю, хорошо знаю, что мёртвые тела – это тоже ресурс для магии.

Тошнота подбирается к горлу, Ричард, однако, выталкивает меня на улицу. В глазах больно от света и серости, которая кажется мне воспалённой. И лицо Ричарда тоже оказывается вдруг серым, но у него она веет болезнью, а у неприкаянных, что бродят по двору туда и обратно, медленно и нелепо, подбирая выращенные зельями сломанные лишние кости или хвосты, или щупальца – эта серость вечная.

–Ты расскажешь мне…– я начинаю, но осекаюсь. Сама. Хватит. Хватит с меня всего! Тайны, люди, маги, ведьмы – я не вынесу большего. Раньше думала, что выдержу всё, но, оказывается, раньше у меня была надежда. А теперь оказалось, что моя надежда угасла, потому что мир, в котором уходят невиновные, где я не могу защитить никого и ничего – это не мир, это безнадёжная пустошь.

–Не расскажу, – Ричард проводит меня через ворота. Они делят мир на то, что имеет надежду, где-то, у кого-то, и то, что не имеет вообще ничего. – Я больше ничего не расскажу тебе, Магрит. Это всё тебя не касается. Это моё дело.

Да, так верно. Да, так правильно. И да – я не могу справиться с этой верностью и правильностью. Мне плохо и тесно. В себе тесно.

***

–Значит, это всё? – у профессора Карлини мягкий, сочувствующий голос, но тот, кто решит, что и натура его мягка, ошибётся очень жестоко. – Жаль девочку. Но не казни себя, Магрит. Ты дала ей несколько дней счастья. Ты не забыла её. Это дорого стоит.

–Это ничего не стоит.

–Пусть так, – соглашается Карлини, – но это и не повод себя теперь извести.

Я улыбаюсь. Тяжело улыбаюсь, и Карлини мрачнеет со мной. Он думает, что я безумна, а я думаю, что он мерзавец.

Впрочем, не только он.

–Магрит…

–Я в порядке, профессор. Не поверите, но я впервые точно знаю, как поступлю.

–С выпускниками? – в голосе профессора Карлини есть ещё слабая вера в то, что я не до конца порченый материал.

–С безнадёжностью, – я рушу его надежды с большим удовольствием. – С безнадёжностью, агентством и Ричардом. Я теперь ясно вижу, профессор.

Карлини выдерживает. Спрашивает только:

–Мне за вас порадоваться?

Но я качаю головой. Не вздумайте, профессор, издеваться над ведьмой, которая впервые поняла, в чём подвох всех обещаний.

(*)(История Магрит в рассказах «Об одном доме», «Благое дело», «Чёрный Сад», «Спящее сердце», «Разочарование», «Без вины», «Руины», «Неудачница», «Искушение», «О терпении», «Метла»)