В это утро в курилке комбината шли споры. Свет лампы с трудом пробивал себе дорогу через клубы сигаретного дыма. Грязная урна и облезлый настил скамьи вызывали у Алексея ощущения тоски и серости.
Мужики хорохорились, размахивали руками и пытались перекричать друг друга, словно это могло повлиять на исход спора. Дебаты случались здесь часто, ведь новостей в избытке, а у каждого свой «чемодан с аргументами».
Спорили о политике рыбалке, полётах на Марс, но все эти посиделки заканчивались ничем: мужики расходились по рабочим местам, но каждый верил в личную правоту. Позже действо начиналось с начала и так происходило день за днём, месяц за месяцем, год за годом.
Они были заложниками предрассудков и не понимали, что всё это бессмысленно. Но сегодня был особый повод, обсуждали продажу комбината и грядущее сокращение.
— Петрович, ты опять завёлся? — произнёс Алексей. — Ты один против этих оглоедов. Они задавать тебя невежеством.
Петрович носил густые усы с проседью и имел впалые щёки. Он работал слесарем в четвёртом цехе, но обсудить новости в курилке считал долгом. Алексей послушав минуту-другую, нагло вклинился в спор, словно бес овладел им.
— Вы не правы, мужики! Неправы! — кричал Алексей. — Комбинат закроют, а вас выпнут! Им нужна земля для строительства! Я точно знаю, о чём говорю, и вы меня не переубедите!
Через мгновение гул поднялся такой, что сложно было разобрать, о чём идёт речь. На Алексея набросились все обитатели курилки, словно хотели его разорвать. Они поддерживали перемены и не верили в сокращения. Даже Петрович выкрикивал гнусности в его адрес.