Банный день

— Марина! Сходи в баню, посмотри нужно ли подбросить дрова, — крикнул из гаража Василий, копошась под капотом своей многострадальной машины, — я скоро подойду!

— Сейчас схожу, посмотрю, — ответила Марина ему, поглядев из окна кухни на баню. Дымок еле заметно поднимался из трубы прозрачной полосой.

Марина бросила мыть грязную посуду, неторопливо вытерла мокрые руки об полотенце и посмотрела на настенные часы. Было почти девять часов вечера. «Самое время идти попариться – я думаю уже всё готово» — подумала Марина. Она слишком долго ждала она своего принца. Рукастый, в меру хорош в постели, пахнет от него частенько маслом и бензином, но зато после баньки он особенно хорош, а если побреется, так и дополнительное удовольствие ей доставляет. Правда, поговорить с ним особо не о чем. Весь его словарный запас сводился к отечественному автопрому и обсуждению новостей из гаража. То ли масло двигатель стал есть, то ли свечи нужно иридиевые, а не простые – Маринка сильно не вникала в эту тарабарщину. Главное, мужик рядом – ей и так сойдёт. Одноклассницы её давно были замужем, подруги тоже. Одна она стремительно приближалась к тому, чтобы стать старой девой. Хотя у неё была довольно бурная молодость и партнёров у неё было более чем. Скажем так, больше, чем у среднестатистической женщины. Лично мне известно о двадцати, но скорее всего эту цифру можно помножить смело на два. Как и все алчные женщины, она искала того самого, ну вы, наверное, в курсе, который будет её и в постели устраивать, и деньгам обеспечивать – такой мачо с Уолл-Стрит, или с Рублёвки. Но как водится, все такие мужчины давно были заняты, а Маринку подводил возраст, чтобы соперничать с молодухами. Они и следят за собой, гладенькие везде, подтянутые и покорные – всё, что нужно настоящему мачо. К тому же не требуют серьёзных обязательств, типа свадьбы или ребёнка. А Маринка очень хотела ребёнка и все мачо, если такие ей и попадались, не задерживались более пары дней в её постели. Тут у неё оставалось два варианта: либо всё-таки искать идеал дальше (время беспощадно стрелками по лицу наносило ей морщины), либо смириться и найти хоть кого-нибудь, чтобы время от времени воплощал её сексуальные фантазии. Очень уж она была ненасытна в этом плане. Так подвернулось, что она встретила Василия. Он был младше её лет на десять. Часть жизни он провёл с родителями, немного отметился на тюрьме, и даже успел заиметь ребёнка. Не был слишком туп, но по всему было ясно, что Маринку он покорил отнюдь не разговорами о прекрасном. Скорее своим животным отношением к любовным утехам. Василий очень любил заняться ими в самом неподходящем месте: в гараже или в примерочной кабинке, например. Худоба его так гармонично вписывалась в сочные, но вполне приемистые формы Маринки. В соитии они напоминали две древнеримские статуи. Оба любили новизну и раскрепощённость. Хотя раскрепощённость скорее исходила от Марины, ведь именно она обладала бесценным опытом, покорив этим и Василия, и других мужчин. Вася за всю жизнь обладал только двумя-тремя женщинами, одна из которых ещё и родила ему дочь. С той женщиной он разошёлся – ему надоели похождения и постоянные пьянки благоверной, забрав дочку. Она следом расплодилась ещё на двойню, доказать отцовства Васи ей не удалось – не совпадали даты зачатия. Нужно отметить, что дочку, Лизку, он очень сильно любил, больше всех. Она была очень сильно похожа на отца. Такая же молчаливая и замкнутая девчонка. Где-то что-то любила своровать, особенно в гостях у бабушки. Деньги, в основном, чтобы потратить на бесполезные безделушки или на сотую заколочку, или банально проесть и пропить. Но это были ещё не все общие черты с отцом. Так же, как отец, она плохо училась в школе. Вася списывал это на то, что мать, которая хоть и была конченым человеком, но общалась периодически с дочерью, на несколько дней отходя от гулянок, плохо на неё влияет. Казалось, что может такого сделать мать за один-два дня с Лизкой, однако отчасти опасения Васи подтверждались. Часто Лизку привозили попросту не вовремя, когда мать её обхаживала очередного хахаля, забыв закрыть входную дверь. Лизка видела мать во всех позах с разными мужчинами без прикрас. Однажды она наблюдала за этим занятием очень долго, потому что её развратная мамаша находилась животом на кровати, а волосатый толстый армянской внешности её кавалер спиной ко входу. Безусловно, всё это влияло на неокрепшую психику маленькой девочки. И Вася тоже был виноват: он никогда не поднимался с дочкой в квартиру к мамаше. Ему было мерзко и противно её видеть, однако дочь он периодически привозил к ней, чтобы в полную меру насладиться играми с Мариной. Она им мешала полностью погрузиться в мир фантастических ощущений. В гостях у матери Лиза находила занятия себе сама. Конечно, это были игры по телефону, социальные сети и прочее барахло, не дающее никакого развития, только деградацию. Завтрак, обед и ужин состоял из лапши быстрого приготовления, иногда из пюре такого же вида, хотя толстый армянин всегда приносил и колбасу, и сыр, и фрукты, но мамаша Лизы не разрешала ей кушать такие деликатесы. Детей-близнецов у неё забрала опека, поэтому было не понятно для кого она делает запасы. Хотя истина плавала на поверхности и не тонула, как и вся жизнь в этом притоне: она продавала соседке по лестничной площадке тёте Гуте все лучшие продукты в пол цены, а иногда и дешевле. Описать счастье соседки невозможно: иди купи сырокопчёной палку по сто рублей в магазине. Правда, сэкономленные деньги так и не помогли Гуте купить яхту, потому как ей позвонил сотрудник безопасности банка и вычистил все её сбережения до нуля, ещё и оставил после себя кредит до конца её дней. Такое наследство она оставила детям.

Лизка, по сути, была предоставлена сама себе. Никакая учёба её не интересовала. Она хотела, как мать, поэтому досконально изучала все порносайты в интернете. И всё ждала, хотя бы, когда ей исполнится шестнадцать лет. Оставалось немного, три года.

Вася также не обращал на дочь пристального внимания, но, конечно, кормил получше. Да денег давал на личные расходы. Иногда был очень щедрым и Лизке перепадало около пяти тысяч рублей. В такие моменты она чувствовала себя прямо богатейшей девочкой на свете. Сразу у неё появлялись новые друзья, которых она угощала, тратив на них всё до копейки. Как только деньги кончались, друзья испарялись вместе с ними. И она опять оставалась одна со своими мечтами. Когда Вася и Марина только начинали жить вместе, Лизка не придавала этому большого значения. Возможно, в силу возраста, а может быть, она ещё чувствовала большую любовь отца. Со временем любовь эта, как и карманные денежки, стала таять. Так ей казалось, а может, так и было. Однако, Лиза затаила глубокую обиду на отца и стала страшно ревновать его к новой мачехе. В отместку она устраивала в школе непристойные для девочки драки, успеваемость её скатилась донельзя. Отца стали чаще вызывать в кабинет директора, грозились выгнать его дочурку из школы. Василий приходил домой смурной и расстроенный и начинал жестоко пороть свою ненаглядную Лизу. В ход шли резиновые тапки, ремни, провода от телефона. Однажды она была избита шваброй до серьёзных синяков, что после этого провела две недели на больничном. Марина смотрела на всё, что происходит, но не влезала, считая, что Вася всё делает правильно и вообще это дела семейные. Падчерицу она поначалу жалела, не могла смотреть на слёзы, но перебарывала себя и уходила в другую комнату, чтобы не видеть наказания. Когда Василий входил в кураж, ей даже приходилось надевать наушники и делать музыку погромче. Позже Марина уже воспринимала эти репрессии, как само собой разумеющееся. Жалости она больше не испытывала. Напротив, её отношение к падчерице стало только хуже. Марина связывала плохое настроение Васи только с ней: не с его работой, не с поломкой авто, а именно Лизка была виновата во всём. Вася стал избегать Марину в постели, придумывая иногда самые нелепые отговорки, по типу головной боли у женщин. Все претензии к падчерице Марина объясняла именно этим. Она и подумать не могла, что Василий завёл новый роман где-то на стороне. «Это всё, Лизка! Тварь! Дочь шлюхи! — накручивала себе она, — Это она треплет нервы моему Васильку!».

Каждый день вскипала у Марины ненависть к Лизке. То посуду она моет не так, то пол. Всё делала не так и даже трусы стирать не умела, хотя давно уже придуманы стиральные машинки. Как и полагается злой мачехе, Марина заставляла девочку делать самую грязную работу по дому. Чистить унитаз, например. А если Лизка противилась, то била её сковородкой по голове или чем потяжелее (отец разрешил воспитывать дочь). В любом случае Лиза выполняла эту работу. Став чуть старше, она стала сбегать из дома, но наказание за побег было ещё страшнее предыдущих. Василий совсем осатанел. Пристёгивал цепью дочку к батарее. Отпускал только в школу, но со школы она опять сбегала. И всё по кругу. Сердце Василия ожесточилось, подогреваемое ненавистью Марины. Он стал чаще отвозить её к родной матери, иногда оставляя её на несколько дней. Лиза жаловалась матери на отношение к ней в семье отца. При таком стечении обстоятельств даже пропащая мать казалась Лизке святошей. Мать даже устраивала скандалы мачехе, разборки не стали лучшим решением для Лизы. Так как мать была лишена всех прав, то в принципе она юридически не могла помочь дочери. Лиза находилась в подавленном состоянии и уже никто не мог её вытащить из этого состояния. Улучив момент, она взяла из домашней аптечки несколько стандартов таблеток и проглотила их, смачно запив водой.

Семьёй заинтересовалась опека. Как всегда, на самом позднем этапе, в шаге от смерти девочки. Их поставили на учёт и стали пристальнее наблюдать за ними. Лизка отлежала почти месяц в психушке. Весь учебный год пошёл насмарку. Мать сначала оштрафовали за проституцию, затем посадили за наркотики, которые у неё оставил очередной ухажёр.

Марина и Василий стали немного спокойнее относиться к Лизке. Правда, от работы по дому у неё освобождения не было. Особенно, мачеха любила заставлять её топить баньку по субботам. Таскать дрова и воду. «Хоть на что-то сгодилась эта шлюшья дочь, баньку затопит» — размышляла Марина.

Лизка не была рада переезду из квартиры в дом. Она ненавидела этот дом не меньше, чем его обитателей. Летом ей предстояло дёргать сорняки и поливать огород, пока все её ровесники будут отдыхать на каникулах. Мачеха ей так и заявила сразу после переезда, пока не слышал отец: «Ты всё лето будешь пахать, как раб на галерах! Ты ещё пожалеешь, что на свет родилась!».

Василий, наоборот, был очень рад, что у него был свой дом, но, честно говоря, его радость была не от приобретения самого дома, а от того, что у него наконец-то появился свой гараж. Тёплый, со смотровой ямой, со шкафчиками и верстаком, хоть и старым советским, но в рабочем состоянии. Он стал совсем подолгу задерживаться на работе, а после работы ещё и умудрялся подзависнуть в гараже допоздна. Лазил под машиной до потери сознания.

Маринка тем временем воспитывала его никчёмную дочь, в основном оскорбляя её. К приготовлению пищи она её не допускала. Брезговала. Всё думала, что она заразная, что подцепила какие-нибудь венерические штучки от своей матушки. За стол с ней не садилась. Ну, хотя бы кушать накладывала и звала поесть. Иногда.

В тот субботний вечер Марина, как и водится, заставила Лизку затопить баню. Девочка натаскала воду, принесла дрова. Отец научил её, как правильно нужно их укладывать, чтобы побыстрее растопить. Банная печь была очень большая. Старые хозяева прежде топили ей весь дом, но после прихода цивилизации в их края, был проведён газ, и печь перенесли в баню. Так и осталась там эта громадина, в которую можно было целиком засунуть метровые коряги. Девочка порой боялась, что из глубины топки её затащат внутрь костлявые руки шишиги. Про этого злого банного духа она слышала ещё в детстве от бабушки, когда плохо себя вела. Ей и сейчас казалось, что она плохо себя ведёт, раз мачеха постоянно на неё кричит, поэтому с опаской открывала тяжёлую ржавую дверцу печи.

— Вася! Василёк! – крикнула Марина, открыв двери в гараж. Но Васи и след простыл. Ему позвонила Юлька, любовница, и он сорвался, думая, что его не заметят. Юлька жила на соседней улице, и Вася тайком погуливал к ней, прикрывая осторожно ворота, чтобы Марина не заметила. Так он делал почти каждый день. Тихо, неспеша. Включал музыку погромче, создавая видимость своего присутствия, и уходил на часок к Юльке. Вася был разочарован жизнью с Мариной. Их ничего не держало вместе. Ребёнка она так и не смогла ему родить, всё лечилась и ходила по врачам. Да только без толку. Потом она начала ходить уже к психологу. Не на шутку её подкосило ещё и то, что Лизка им устраивала. Диагноз был неутешителен: она не сможет больше никогда иметь детей. А Васька мог. Он так часто совал свой член не туда, что мог уже стать многодетным, но Юлька его очень даже устраивала. Живёт рядом, одинокая, женится не требует, в постели огонь. Особенно, когда они никуда не торопятся и делают всё нежно. Твёрдая четверочка, хотя Васе мерил грудь исключительно своими руками. Ещё будучи подростком, он услышал от старших ребят, что если рука обхватывает холмик целиком, то значит это пятый размер. Одного они только не учли, что руки у всех разные и имеют свойства вырастать, как и женская грудь. Вася всё равно считал, что размер пятый. Юлька работала маникюрщицей на дому. Налоги не платила. Спала спокойно. И, конечно, следила за собой. Васька ей сильно нравился. Дарил подарки, удовлетворял её в постели. Только с ним она ни разу не симулировала, хотя по жизни приходилось. В течении года Вася к ней захаживал, иногда даже отпрашиваясь с работы пораньше. Маринка ему стояла поперёк глотки, за пять лет совместной жизни уже и не стало никакой любви, если и была. А с Юлькой была. Так Вася и думал. Только не знал, как сказать Маринке. Не хотел расстраивать и притворялся хорошим мужем. Ну и Лизка, конечно, его совсем не интересовала. Терпел. Если бы её забрали органы опеки, то информация дошла бы и до руководителя – и тогда прощай хорошая работа. Терпел. И вообще он решил, что раз Маринка хочет детей, то пусть вот она ей и занимается.

Марина догадывалась, что у Васи кто-то есть, но не подавала виду. Если он её бросит, то это конец. На работе и так все подшучивают, спрашивая, когда она родит уже. Или шуточки в стиле «ого, ты сразу взрослую дочь родила, чтобы на памперсах сэкономить». Она даже подумывала уволиться, но зарплата и график её очень устраивали. В столице не каждый столько получает. В одиночку ей было бы ещё сложней. Поделится ей было не с кем своими страданиями, кроме своей маникюрщицы Юльки, что на соседней улице живёт. Так Вася с ней и познакомился. И у Юльки появились планы на него спустя год. Долгоиграющие планы. Она даже придумала, как избавиться от никому не нужной падчерицы.

— Ну вот, что мне делать, Юль? Куда я эту оторву дену? Видит Бог, а он всё видит, я бы её отдала в детдом. Но Васька тогда совсем с петель сойдёт. Бросит меня, — жаловалась «подруге» Марина.

— Да, брось ты! Куда уйдёт? У вас вот и дом свой и живёте неплохо. А что падчерица? Да, не замечай её попросту. Задания ей раздай, как на работе подчинённым, и отдыхай. Может быть, ещё всё-таки родишь. Кто знает, как будет, — раздавала советы Юлька.

— Я иногда её готова придушить, если честно. Вчера опять где-то сигареты взяла. Зашла домой, а от неё тянет смолой на весь дом. Думала, я не учую. Ну я ей раз ремнём, два, а ей всё нипочём. И как быть? Она даже элементарно себя подмыть не может, я не говорю о более сложных вещах, — сетовала Марина.

— Так и придуши, — не подумав, сказала Юлька.

Наступила тишина. Они переглянулись друг на друга. Марина в недоумении смотрела на Юльку, та со всей серьёзностью смотрела на неё.

— Правда, посидишь в тюрьме лет восемь, — разрядила смехом обстановку Юлька.

— Дура, — отозвалась Марина.

— Ну, ещё можно несчастный случай устроить, — шпионским голосом продолжила Юлька, — шибер, например, закрыть, пока она моется в бане.

— Как тебе такое вообще пришло в голову?

— У меня был такой случай. Знакомый рассказывал. А ему ещё кто-то там говорил, что если задвижку закрыть, то не почувствуешь, как отключишься от угарного газа, а если сильно надышаться, то всё – капут. Они так с друзьями чуть и не прибрались пьяные.

— Ну, так они не нарочно же, — сказала Марина, а сама призадумалась. На их бане задвижка, как раз с уличной стороны. «Сегодня как раз суббота!» — мелькнуло у неё в голове.

— Ну погорюет Василий, но потом-то отойдёт. И ты не при делах вроде, и он тоже. И вот вы будете жить вдвоём. Решайся, — сказала Юлька и закатилась звонким смехом.

— Сумасшедшая ты, Юлька! Страшно теперь к тебе на маникюр приходить, того и глядишь – отравишь чем-нибудь.

— Кстати, можно и отравить чем-нибудь, — продолжала ржать, как ненормальная, маникюрщица.

Марина вышла от неё в гипнотическом сознании, поглядывая на кроваво-красные блестящие ногти, длинные, как щупальца шишиги. Она и сама не догадывалась, что она будет делать, но что-то сделать с ненавистной падчерицей нужно. Во-первых, её доставало притворяться перед Василием хорошей мачехой; во-вторых, она действительно обвиняла маленькую девочку в своих семейных неудачах, считая, что та специально издевается над отцом, чтобы он её, Маринку, бросил и занимался только ей. Ревность. «Надо от неё избавиться! Это она во всём виновата! Сжечь «шлюшью» дочь и дело с концом» — беспощадный внутренний голос командовал Мариной. «Сжечь! Утопить! Задушить! Без разницы» — крутилось, как заевшая пластинка, в её голове. «Она виновата! Из-за неё Вася тебе изменяет! Из-за неё ты не можешь иметь детей» — всё громче звучали её мысли. «Сделай что-нибудь или пошла вон из дома! Если не сделаешь, тогда пеняй на себя! Он тебя выгонит, как последнюю потаскуху!» — мерзкий голос не унимался. Марина шла, запинаясь об каждый выступивший кусочек асфальта, как будто ноги её были весом в сто килограмм, и она с трудом могла их поднимать. «Закрой шибер! Закрой эту чёртову задвижку! Запри её! Она сама задохнётся! Никто и не поймёт, что ты виновата! Девочка сама, мол, виновата! Несчастный случай! Максимум Васе, как отцу, дадут условку!» — делился коварным планом шипящий голос. Марина не заметила, как дошла до дома и встала, как вкопанная, перед калиткой. Она приняла решение, но нужно было, чтобы на неё не подумали. Две недели она разрабатывала этот чудовищный план. Две недели мило улыбалась Василию и даже занималась с ним любовью. Старалась не подавать виду. Даже Лизку перестала тиранить.

Лизка была крайне удивлена поведением мачехи. Она рассуждала так: раз она меня больше не трогает, не заставляет – значит отец всё-таки с ней строго поговорил. Но с Лизой отец продолжал общаться без особого желания. Только про школу иногда спрашивал да просил заварить ему чайка покрепче.

Наступил банный день. Василия пораньше отпустили домой, и он тут же не преминул воспользоваться этим, заехав к Юльке.

— Иди ко мне, моя цыпочка! – с порога начал Василий, — Сегодня у нас на час больше, чем обычно.

Юлька, одетая в один шёлковый халат, одним движением руки развязала поясок и распахнулась, оставшись буквально в одних чулках. Василий, потея от возбуждения, подхватил её и утащил в спальню. Жаркие стоны продолжались около получаса, перерыв, сигаретный дым и ещё полчаса. Василий был в этот день на коне.

— Ты меня любишь?

— Люблю, Юль!

— Женишься? Или так и будем прятаться? Больше года уже!

— Перестань! Тебе же всё Маринка докладывает. Ты же сама знаешь, что сейчас я не могу. Не время ещё.

— Так, родной, оно и никогда не настанет! Пока ты с ней живёшь.

— Я не могу пока что, поняла?

— Да, поняла-поняла. Не надо здесь повышать голос. Дома иди покричи. Или опять станешь прятаться в гараже, пока она не уснёт.

Василия задели Юлькины слова, и он засобирался домой, натягивая трусы.

— Ой, посмотрите какие мы нежные, — ехидно подколола его Марина, — Знаешь, родной, ты, наверное, больше ко мне не приходи. У тебя семья и столько проблем с дочкой, машину нужно починить, огород и работа. Я тоже не собираюсь тебя всю жизнь дожидаться.

— Да и не приду! Что мне Маринки не хватит что ли? В конце концов, другую любовницу найду, — смело начал Василий, пока Юлька не наклонилась за лежащим на полу халатом. Он обомлел. Инстинкты вновь дали о себе знать, и он со звериной ловкостью напрыгнул на неё. С удвоенной силой он начал входить в Юлькины чресла, жёстко шлёпая её по ягодицам. Движения набирали обороты. Юлька стонала от неистового наслаждения. Она любила так доводить Василия, чтобы он действовал так, будто это его последний раз. С одновременным возгласом они снова завалились на кровать.

— Ну вот другое дело. Молчишь? Ну помолчи, отдышаться нужно, конечно. Ты вечером ещё ко мне прийдёшь?

— Маринку в баню отправлю и забегу минут на тридцать.

— Хорошо, буду ждать.

— Конечно, будешь, — сказал Василий и поцеловал Юлькину грудь.

Марина подумала, что Вася ушёл в магазин, выглянула на улицу – по дороге никто не шёл. «Значит, придёт не скоро!» — заметила она. «Время пришло, моя малышка! Время пришло!» — подытожила Марина.

Вместо того, чтобы собраться на кухне за столом, попробовать решить совместно все накопившиеся обиды и проблемы. Вместо того, чтобы поговорить с мужем об его похождениях. Марина решила казнить маленькую девочку: за её грехи, за грехи отца, а заодно и за свои грехи. Жребий брошен.

Марина закрыла дверь гаража и тихо, почти бесшумно, подкралась к бане, где в предбаннике на лавочке мирно прилегла Лизка. Топка бани тяжело ей давалась, и она часто укладывалась на лавочку лицом к стене. Она услышала шорох снаружи бани, но решила, что соседский кот опять ходит по дровянику, и улеглась обратно. Марина тем временем уже шагала по приставной лестнице, пытаясь закрыть задвижку. Наступив на железный кусок кровли, Марина очень аккуратно протянула руку и задвинула шибер, но немного не рассчитала, что труба топки очень горячая и подпалила два своих кроваво-красных ногтя. Из трубы раздался звук щелчков, то были искры от сырых сосновых дров. Видно, Лизка с пола собирала. Лиза лежала и не заметила, как задремала. Бедная девочка! Если бы она только знала, что задумала её мачеха. Дети, конечно, никогда такого предугадать не могут: на что способны взрослые с больной головой.

Марина слезла с крыши и для верности подпёрла входную дверь шестом. Но подпирать было не обязательно. Хватило и пяти минут, чтобы Лиза потеряла сознание, и ещё десяти, чтобы ей уже не смогли помочь. Марина постояла несколько минут перед дверью, и, не услышав никаких звуков, убрала подпорку от входа. Заходить она не решилась. Лизу должен был обнаружить отец.

Василий шёл от Юльки через магазин, чтобы не вызвать лишних подозрений, да и на всякий случай, чтобы не встретить жену. Купил пиво в «наливайке» и направился домой по центральной улице. Он шёл с тяжёлой головой. Он не привык много думать о жизни. Его всё устраивало. Даже Маринку он, скорее всего, не разлюбил, только надуманные признаки этого. Юлька ему напела получше любой цыганки. Нехотя, медленно, он шагал к дому. Дому, о котором полжизни мечтал и вот он его. Но ноги не слушались хозяина. Вася дошёл до соседней улицы и заметил, что из бани не идёт дым. «Твою мать, всё потухло, что ли» — выругался про себя он и прибавил шаг. Подойдя к гаражу, он понял, что его закрыла Маринка. Он собирался уже искать оправдания, где он был, но по звонку никто не выходил. Телефон он ставил в гараже специально, поэтому позвонить на мобильный он тоже не мог. Пришлось перелезать через забор на потеху пьяному соседу, который вышел покурить на лавочку. Перемахнул, несколько раз впотьмах запнулся об им же брошенные запчасти от машины, которые оставил прозапас, выругался и зашёл в дом через огородную дверь. В доме стояла тишина, только отзвуки играющей из гаража, оставленной им же музыки.

— Марина! Я это… В магазин ходил. Пиво купил, в баньку же пойдём! Ну а какая баня без холодного пива? Лизка помылась? Ты где? – начал с оправданий Василий, но тишина ответила ему эхом. В доме никого не было. В комнатах свет не горел, только на кухне. Он поглядел в окно и увидел, что в бане свет горит. «Вдвоём что ли ушли? Странно! — подумал он, — Никогда прежде не ходили».

Марина дабы создать себе алиби пошла искать Василия по самым оживлённым местам, но по соседней улице. В магазине подтвердили, что видели её мужа несколько минут назад. Буквально на несколько минут они разминулись, когда Вася шёл домой, а по соседней улице в это время шла Марина. Проходила она и мимо Юлькиного дома.

Вася, немного помявшись, всё-таки решил сходить до бани, спросить, как у них дела. Но ему никто не ответил. Тогда он открыл дверь и увидел лежащую на лавочке мёртвую дочь. Он понял, что случилось: Лизка забыла открыть задвижку, а он не проверил. Он вообще про неё забыл. Пока он решал кто ему важнее: Юлька или Маринка, он совсем забыл, что у него есть третья женщина, и это родная дочь. Он попытался сделать ей искусственное дыхание и массаж сердца, но было слишком поздно. Лизка провела в угарном газу минимум полчаса. Он кинулся в гараж за телефоном, чтобы позвонить в скорую. Через ещё пятнадцать минут скорая констатировала смерть малышки. Марина, пришедшая одновременно с приездом скорой, начала утешать Васю.

— Ты не виноват! Не виноват! Мы наймём тебе хорошего адвоката!

— Марина! Да причём тут адвокат! У меня дочь умерла, — навзрыд ревел Василий.

— Давайте, мы Вам укольчик сделаем! Вам будет полегче, — подошла к нему женщина-фельдшер, — Сразу полегче будет, пару часиков!

— Никаких укольчиков! Ему ещё показания давать! – строго сказал подоспевший следователь.

Тяжёлая выдалась у них ночь. По очереди они давали показания.

— Я выглянула в гараж, а мужа нет. Ну я испугалась куда он пропал. До этого сходила в баню, девочка ещё подкидывала дрова, я ей сказала, что пойду искать её отца. Она мне ещё сказала, что он пошёл в магазин, наверное. Я и пошла. Думаю, проверить нужно, а то мало ли что. Суббота. Вечер. Ну мало ли, — нагло лгала Марина следователю.

— А почему Вы пошли по соседней улице? – глядя в глаза, спросил следователь.

— Я же говорю: мне навстречу шла пьяная компания – побоялась, что приставать начнут.

— Соседи?

— Нет, слышала, что они плохо по-русски разговаривают, у нас таких соседей нет.

Следователь не очень верил Марине, но алиби у неё подтвердили, и ему нечем было крыть.

— Так Вы говорите, что ушли молча, не сказав ничего жене? Вы в ссоре? – допрашивали следом Василия.

— Я вспомнил, что не купил пиво в баню. Ну вот решил, по-быстрому сбегать в магазин, — так же нагло врал Василий.

— И дверь не стали закрывать?

— Ну да, я часто так делаю, в магазин когда хожу.

— И не боитесь оставлять дом открытым? Могут же обокрасть. Что-нибудь натворить, поджечь.

— Да, что у нас красть? Мы ещё толком ничего не покупали, так по мелочам. Думаю, ворам было бы не интересно.

— Ну да, вы же в прошлом за воровство сидели! Вам виднее! – пытался вывести на эмоции Васю следователь, разозлить.

— Это было очень давно. Я был ещё молодой.

Вася понимал, что ему нельзя рассказывать про Юльку. Иначе её тоже приведут на допрос, и их тайна будет раскрыта, поэтому из своих показаний он поход к ней заменил на разговор с алкашами около магазина.

— Дочь ваша, уже покойная, умела топить печь?

— Да, она почти всегда топила её самостоятельно. Я ей помогал только в самом начале, а она потом просто поддерживала огонь.

— Получается, Вы тоже не открыли, как положено шибер? – задал самый нокаутирующий вопрос следователь.

— Я… Я… Открывал, по-моему… Я… я… не помню теперь.

— Ну ничего, вот осудят Вас по 125 статье и вспомните.

Василий даже не думал об этом. Он только очень сильно сожалел, что бросил дочь, а сам побежал к любовнице. Его сердце было разбито. Марина сидела невозмутимая и спокойная, как настоящий маньяк. Мысленно она радовалась, что её план удался, что вопросов больше к Васе, чем к ней. И если его и посадят, то она его обязательно дождётся.

Прошло девять дней со смерти Лизы. Василий начал сильно пить. Совсем перестал ходить к Юльке. Марина ударилась в работу, брала все возможные подработки, чтобы не видеть пьяного любимого, ради которого она совершила это преступление.

Юлька заподозрила неладное, когда Марина пришла к ней на очередной сеанс. Она заметила, что ногти Марины были неравномерно оплавлены, как будто она прикоснулась к чему-то очень горячему на мгновение. Незаметно она сфотографировала их. Весь сеанс Марина молчала, что также насторожило Юльку.

— А… Явилась – не запылилась, что сделала свои клешни? – зло спросил Вася у Марины.

— Перестань! Я уже не могу на тебя смотреть. Бомжи на вокзале интеллигентней выглядят. Да воняют они поменьше, — парировала Марина.

— Ну и что теперь? В баню сходить? Давай, топи! Может быть, и я с дочуркой встречусь. Снится она мне, понимаешь? Каждый день? Только глаза закрываю, она передо мной. В платье белом. Ангелочек мой, — сказал Василий и горько заплакал.

— Ну что ты? Ну перестань. Давай, я сейчас баню затоплю, сходим вместе помоемся. Я тебя веником попарю. И всё пройдёт.

Василий одобрительно кивнул.

— Пока ты топить будешь я в магазин схожу. Подышать мне нужно. Пройтись.

— Иди, только телефон с собой возьми.

***

В углу предбанника упал железный совок для золы, ударившись массивной ручкой об пол. Марина посмотрела в угол и увидела улыбающуюся маленькую девочку в сером ободранном платье с выпавшими глазницами. Волосы её были скатаны в огромные колтуны, ноги развёрнуты коленями назад и источала мерзкий запах тухлого яйца. Она протянула свою руку с длинными слоящимися когтями и указала ей на печь. Марина послушно залезла внутрь горящей печи, не издав не единого звука. Дверца топки закрылась, внутри разгорелся сильный костёр. Девочка наблюдала пристально за этим и жутко расхохоталась. Из трубы повалил чёрный дым. Пьяный сосед, глядя на дым, про себя подумал: «Проклятье хотят на себя навести. Баню затопили на девятый день. В шишигу девочку превратить хотят, ироды!».

***

Василий зашёл домой. Поставил новую бутылку водки в холодильник. Дойдя до бани, он удивился. Баня растоплена, а дров не убавилось. Он зашёл внутрь и почувствовал холодок по телу. Маринки не было, но баня точно была готова. Он заглянул в парилку, и вода набрана. Выходя из парной, он увидел дочку в белом платье на лавочке.

— Пап, ты не пей больше! Тебе не нужно. И в баню сегодня не ходи. И жену свою не ищи – не найдёшь!

Василий, потеряв дар речи, просто моргнул глазами, и дочка исчезла, растворившись в воздухе.

***

— Теперь мне это больше не нужно! – сказала Юлька и удалила фотографию Маринкиных ногтей с телефона.