Байки от Петровича.Леоныч.

Впервые я встречал майские праздники так далеко от Родины. Самолет прилетал рано утром и в аэропорту меня уже встречали однокашники по университету, работавшие здесь уже продолжительное время. С самолета мы сразу поехали на первомайскую демонстрацию и оттуда, запрыгнув в машину, двинулись на дачу к Петровичу что находилась на озере.

Все знали Петровича, но никто не знал, чем он занимался. Человек он был крайне ценным и уважаемым, правда не совсем понятно кем и за что. Иногда он проливал свет на свое прошлое рассказывая байки, правдивость которых была на его совести. Это был уже немолодой мужчина остававшийся очень простым и доступным в общении. Поговаривали, что он прошел все войны, какие были возможны при его жизни, но кем – этого опять же никто не знал.

Мы не сразу разобрались в дорожных развязках и преодолевая географический кретинизм и языковой барьер наконец-то смогли выехать на нужную трассу. Уже через полтора часа пути мы стояли перед воротами дачи.

Шутливо пожурив нас за опоздание и упрекнув в недопустимо плохом знании местного языка, он раздал всем задания: колоть дрова для бани, мариновать мясо для шашлыка, наносить воды.
Работа закипела, и вскоре вся наша компания, а это четыре человека вместе с нашим хозяином, испытывала себя на прочность в адски жаркой парилке.

Уже смеркалось, когда мы, напарившись и накупавшись решили переместиться в беседку дабы проводить закат и добить остатки еды и напитков.

Еще в предбаннике Петрович начал рассказывать историю из своей молодости, когда он работал помощником механика в ведомственном гараже при Центральном комитете. Разлив водку по стаканам и выпив за Первомай, он, занюхав хлебом продолжил.

— Я сказал парень, но это был все-таки мужчина за тридцать. В прошлом физик-ядерщик в каком-то институте. Но за нецелевую растрату средств и антинаучный характер исследований его исключили из партии, лишили званий и уволили.

— Легко еще отделался, — высказался Геннадий, отвечавший за местный аграрный сектор, — за такое могли…

— Ну его пожалели и отправили к нам, — продолжал Петрович. – Мужик оказался толковый, не чурался никакой работы, много дельного советовал. Раньше всех приходил, позже всех уходил, возможно даже ночевал при гараже. Постоянно какие-то расчеты делал, что-то мастерил. Парторг даже начал ходатайствовать за восстановление его в партии. Звали его Лев, но мы его звали Леоныч, уж очень уважали за ум и рукастость. Давайте-ка накатим мужики. Женя, — обратился он ко мне, — ты не стесняйся, накладывай картошечки. Попробуй здешнего мяса. Ну, товарищи, за Первое мая!

— Однажды просыпаюсь я в четыре утра от сильного стука в дверь! Звонят и стучат, да что за напасть то такая! Открываю, а там Леоныч! Волосы дыбом, глаза бешенные. Я не успел ничего спросить, а он мне: «Дай мне свою кинокамеру и магнитофон. Срочно надо!». Я опешил: «Леоныч, четыре утра так-то!». А он опять за свое, дай ему видеокамеру и магнитофон, завтра все объяснит. И еще потребовал пять катушек чистой кинопленки, что мне племянник из Германии привез.

— Леоныч, а ты чем отдавать будешь? – а он в ответ аж зарычал и стал матом ругаться. Впервые его таким видел.

— Схватил он значит это и все и не попрощавшись вылетел на улицу. Ну, думаю, либо дело серьезное, либо совсем крыша съехала от расчетов. Надо-бы повторить, мужики.

Виктор, главный инженер местного автомобильного завода поднял руку:

— Я пропускаю. Беру самоотвод.

— Ну и отлично, — произнес Петрович, доставая бутылку армянского конька, — нам больше достанется. В здешних краях это редкая вещь, а французское пойло пусть французы и пьют.

Виктор опять поднял руку:

— Самоотвод отклоняется. Прошу меня принять в ряды и задействовать в любой работе.

Мы уже были так заинтригованы рассказом, что сразу выпили без тоста и потребовали продолжения.

— Прихожу утром на работу, а Леоныча нет. Час нет, два. Я рассказал директору и парторгу о визите нашего ученого ко мне домой. И только собрались послать человека к нему на квартиру, по всему помещению такой пошел треск, как будто порвались все паруса на учебном клипере «Товарищ» в Одессе. Мы уже стали думать, что трансформаторная будка сгорела и тут появляется наш Леоныч. В руках кинокамера, бобинный магнитофон, полная сумка клетчатая и власовский триколор.

— Триколор? – переспросил я.

— Ага. Дядя Гриша как это увидел, так взбеленился. Уж он то с ними крепко тогда… Схватил Леоныча за грудки: «Ты сука, — прошипел дядя Гриша, — откуда у тебя этот флаг?!». Накатим?

-Да потом накатим! Что дальше то было?!

— А, ну Леоныч обвел нас таким, обалдевшим взглядом и говорит: «Мне надо срочно к товарищу Сталину». Тут-то дядя Гриша отпустил его и сделал шаг назад. Да мы и сами отошли назад. А директор с парторгом растолкали нас и к Леонычу.

— Куда тебе надо?

-Мне надо срочно к товарищу Сталину.

Тут они втроем ушли в кабинет, а за стеклами видим, парторг куда-то звонит. Не проходит получаса и приезжают синие фуражки. Сели они в машину, а к нам подходит комиссар и молча смотрит на нас. А мы то же молчим.

— Ну вы понимаете? – спрашивает он нас.

— Так точно товарищ комиссар. Могила.

Петрович налил всем коньяка. И достал пачку папирос.

-Так его что, расстреляли или в лагеря отправили? – спросил Геннадий.

— Да не, все нормально. Через месяц пришел. В партии восстановили и даже выделили целый институт для исследований. Но это было потом. А утром новость по всей стране и миру: Хрущев, Жуков, Шепилов, Микоян и куча других арестованы. А уже через несколько дней их всех расстреляли.

— Погоди, а это то при чем?

— Так ведь Леоныч машину времени собрал, понимаете! Слетал в будущее, все заснял, привез сумку вещдоков. Усекаете?

— Так это Лев Сергеевич Вершинин?!

— Ну дак, конечно!

Ошарашенные рассказом мы погрузились в молчание. Вдалеке блестели огни Чикаго, где продолжали праздновать Первое мая. Доносились звуки джаз-бендов игравших музыку Дунаевского, Хренникова, Шостаковича, Кабалевского.

Петрович протянул мне пачку папирос «Мальборо» и я, машинально взяв одну закурил.

— Хорошее у тебя место, Петрович, — нарушил тишину Геннадий, — наверное грибов здесь много и рыбалка отменная.

— Ага, — подтвердил Петрович затягиваясь папироской.

-А я, продолжил Геннадий, — скоро лечу с инспекцией колхозов в Калифорнию. Надо ускорить уборку персиков и цитрусовых. Думаю, там тунца половить.

— Тунец — это хорошо, — кивнул Виктор, — слышали, кстати, про Серегу Данилова?

— Да знаем, — отмахнулись мы, — Первым секретарем Вашингтонского горкома назначен.

— Ну а ты, Женя, никак не можешь подольше остаться? Куда тебя?

Я затушил папиросу и отхлебнул кока-колы:

— Еду в южные штаты с инспекцией культурно-политической работы на местах. Надо еще с пареньком одним поговорить. Элвис Пресли. Очень талантлив, но его песни идут вразрез с линией партии. Чака Берри хотят в Московскую Консерваторию взять, опять же.

— С Мерлин Монро будешь встречаться?

-Конечно. Хотим ее по комсомольской линии двигать. Девочка то хорошая, идейная. Опять же красивая.

Сверху послышался шум винтов. Мы подняли голову и увидели пролетающий дирижабль с кумачевым транспарантом. Угасающий закат высветил надпись: «С праздником Первого мая, дорогие жители Североамериканской Советской Социалистической Республики!».

— Но знаете, мужики, — произнес Петрович разливая коньяк по рюмкам, — все равно здешние девчата, что белые, что латинки, что негритоски, ничто против наших девчонок. А этот Мичиган, да все эти Великие озера, фуфло против Химкинского водохранилища. С праздником товарищи!