Солнце жгло в то утро, словно открытая печная топка, но в яме было прохладно. Он клал кирпич, а я смотрел. Раствор выползал из стыков и напоминал мне мамино тесто. Дедушка срезал его кельмой, и он падал.
— Деда Фёдор, а зачем ты работаешь-то? — спросил я. — Жарко ведь, а ты болен. Я вчера сам слышал, как мама говорила.
Он посмотрел на меня, достал из кармана серую тряпку и вытер лоб.
— Бабке останется, — сказал он и продолжил накладывать раствор на кирпичную стену.
— Угу, — ответил я и прищурился от яркого солнца.
Сложно разбираться в жизни и людях, когда тебе девять лет. Я тогда ничего не понял, ведь мне было весело сидеть у подножия глиняной кучи, ковырять коросты на ободранных коленках и думать, что лето ещё впереди.
Позже, когда деда Фёдора не стало, я узнал что… В общем, в тот самый момент его лёгкие уже разрушали метастазы, а он работал, не жалея последние дни. Любил бабушку свою, вот и хотел ей погреб устроить, чтобы картошку было куда положить на зиму. Понял-то я гораздо позже, какая у деда воля была.
Вот такие грустные воспоминания у меня сегодня, друзья.