Август в ноябре.

Крик соседского петуха разбудил Максима. Открыв глаза, он увидел остатки застолья. «Почему так холодно в этом доме? – его передёрнуло от озноба, голова соображала с трудом. – Очень хочется пить». Поднявшись с тахты, он осмотрел стол в поисках простой воды. Среди остатков солений, мяса и алкоголя Максим увидел трёхлитровую банку компота. Напиток оказался вишнёвым, сладким и освежающим, то что было нужно сейчас отравленному организму. После оживления Макс направился к выходу из дома. Проходя кухню, он снова посмотрел на портрет отца, который был перевязан чёрной лентой, а рядом с ним стояла рюмка водки, накрытая ломтиком хлеба. Остановившись на мгновение, он вспомнил тот вечер, когда ему пришлось покинуть дом. В этих мыслях он прошёл в огород, ещё раз окинул взглядом заросший и неухоженный участок: «Теперь это всё моё, но только зачем? Ладно. Можно теперь окончательно прощаться, больше мне это не нужно, – размышлял Макс. – Только с домом что делать?»

 В сарае послышалось кряхтение, и бурчание, и спустя пару минут оттуда вышел Семён Семёнович – старый друг отца.

 – О, Максимка, – Семён Семёнович ещё, кажется, был пьян. – Ты уже проснулся! Владения свои осматриваешь?

 – Доброе, Семён Семёныч, – Макс сел на ступеньки, ведущие во двор дома, и закурил.

 – Да, доброе. Хорошо вчера твоего отца проводили, царство ему небесное, – он направился к Максиму.

 – Ты как в сарае оказался?

 – Я домой шёл, но, кажется, дверь перепутал.

 Он подошёл к Максиму и закурил папиросу, из-за них его пальцы были жёлтые. Он облокотился на стену дома и осмотрел огород.

 – Что думаешь с домом делать? Отстраивать или так оставлять?

 – Продать.

 – Как же? Ты что? Твой отец всю жизнь его строил, душу вложил.

 – Так что ж он с собой его не забрал?

 – Дурак ты, Максим.

 – Знаю. Ты лучше скажи во сколько паром в город.

 – Так, сегодня воскресенье, Харитон не работает. Тем более, паромщик вчера с нами провожал твоего старика! – Семён Семёнович расхохотался. – Даже если бы и ходил сегодня, то только похмеляться.

 – Значит, через лес только.

 – Да, если помнишь дорогу.

 – Я последний раз очень давно проходил через него, – он стряхнул пепел и посмотрел на уголёк сигареты. – Есть ещё варианты?

 – Да, дождаться понедельника.

 – Не могу, надо сегодня.

 – Зачем спешить?

 – Работа.

 Максим затушил сигарету о землю и направился в дом, Семён Семёнович последовал за ним. Хозяин дома стал укладывать вещи в рюкзак: брюки, рубашку, галстук. Больше они ему были не нужны в этом месте. Одевшись в спортивный костюм, он посмотрел на Семёна Семёновича, тот тем временем уже успел налить в рюмку самогон и выпить его.

 – Максим, говорят, на большой земле вообще живут по-другому? – говорил он, жуя мясо, взятое со стола.

 – Да, там действительно живут по-другому. В цивилизованном мире всё по-другому, – сухо отвечал Максим.

 – И ты стал другим человеком, столько лет прошло. Возмужал! – Семён Семёнович налил себе снова. – Такие поминки на всю деревню закатил! Дорого это всё обошлось?

 – Тебе видней, стал я другим, или остался прежним. А деньги ты не считай, я достаточно зарабатываю, – Макс положил контейнеры для еды в рюкзак, и посмотрел на соседа.

 – Правильно! – он снова выпил. – Отец бы гордился тобой.

 – Семёныч, ты за домом присмотришь?

 – Да, когда планируешь вернуться?

 – Не знаю. Надеюсь, нескоро.

 – Дурак ты, – он опрокинул ещё рюмку и протянул бутылку Максиму, – держи, по дороге помянешь.

 Максим взял бутылку из рук Семёна и ещё одну пустую со стола, и убрал их в рюкзак. Положив ключи от дома на стол, Максим вышел на улицу.

 – Подожди, давай провожу, – Семён неровной походкой пытался догнать Максима.

 – Не надо, сам, – Максим окинул взглядом дом. – Тогда сам и сейчас сам.

 – Держи, отцовский компас, я думаю, он хотел бы, чтобы ты не заблудился. Там много кабаньих троп, они к болоту ведут. Тебе прямо, до опушки с елью и налево.

 – Ага, налево, я помню, – Максим взял компас и пожал руку соседа. – Ты прости тогда за кабана, дурак был.

 – Ой, нашёл что вспомнить. Если этого не сделал, остался бы здесь, вместе с мечтой!

 – Спасибо! Прощай!

 Максим шёл по деревенской дороге: широкой, неровной и ухабистой – она серо-зелёной полосой уходила в деревянную стену из сосновых и берёзовых брёвен с листвой. Деревня была маленькая, все молодые люди уехали в ближайший город, а старики доживали свой век.

 Всего несколько улиц, как кости скелета, держали обветшавшие и заброшенные дома. Дойдя до колодца, он налил в пустую бутылку воды и осмотрел окружавшее его пространство: «Ещё один дом в списке нежилых. Наверное, это скоро закончится». Всё вокруг напоминало ему детство, как с отцом ходил по деревне, на охоту и ремонтировали дом. Он шёл по воспоминаниям, каждый, дом ему напоминал о чём-то. Тут он с друзьями пробегал, а в этом доме яблоки воровал, почему-то именно там были самые вкусные. А здесь подрался, да так что пришлось в город ехать и нос выправлять: «Хорошее было время. Хорошее было место. И я, наверное, лучше был». А вот тут помогал он отцу, строить соседскую баню. Отец Максима был строгим человеком, никогда не шёл на уступки и всегда пытался донести до сына, что нужно быть честным и ответственным человеком. Макс не любил наставления этого сурового мужчины. Отец был всегда гладко выбрит и к тому же худощав до такой степени, что кожа будто обтягивала череп. Поэтому иногда казалось, что тяжёлый взор охотника, проникающий в глубь души, – это взор самой смерти. Будто снова увидев эти глаза и услышав его наставления, Максим почувствовал мурашки по всему телу: «Ну больше ты не посмотришь и не скажешь, теперь ты помолчишь. Это к лучшему, – внезапный холодный ветер остудил его мысли. – Август и так холодно! Почему так холодно в деревне»? Макс огляделся – улицы были пустыми, тихими, но ему всё равно показалось странным всё вокруг: деревня плыла. Он будто смотрел сквозь раскалённый воздух, а сердце стало биться в груди. Максим закрыл глаза, вдохнул полной грудью и выдохнул. Страх начал отступать, успокоившись, он двинулся дальше.

 Дорога незаметно перешла в лесную тропу и начался густой лес, белый шум леса окутал сознание, и мысли неслись словно скорый поезд. Спешное отбытие домой и задумчивость были обусловлены банальной причиной, точнее, их было две: семья и работа. Бизнес, которым Максим занимался, рушился на его глазах, и семья, словно костяшка домино, последовала за ним. Он старался, но не успевал решить всё разом, а смерть отца стала ещё одной проблемой, которая заставляла болеть его голову. В памяти возникал тяжёлый разговор с женой накануне поездки:

 – Максим, куда ты едешь? Ты его не видел двадцать лет! – Светлана смотрела мокрыми глазами на Максима.

 – Дорогая, пойми, мне надо поехать, – Максим сидел за столом. – Я хочу закрыть вопрос с домом.

 – А с детьми мы не поедем отдыхать? Ты же обещал! Я не понимаю тебя, зачем ты едешь?!

 – Я же сказал документы по дому.

 – У тебя юристы есть! – она схватилась за голову и рухнула на стул. – Ты не понимаешь? Ты семье нужен! Ни работе, ни тем более мёртвому отцу! Ты здесь нужен, я устала быть одна! – Света зарыдала.

 – Прекрати истерику, пожалуйста. Сейчас сложно, будет легче, – Максим взял кружку со стола и отпил немного кофе. – Это всего лишь поездка на два выходных, как вернусь, поеду с вами отдыхать.

 – Максим, ты приедешь и работой займёшься! Ты вообще понимаешь, что ты делаешь? Ты везде кроме дома. Хватит!

 После этих слов она убежала в спальню, а Максим дальше шёл по лесу, наступая на корни деревьев. Голова его была ещё мутная после поминок, а горло сушило, и он то и дело прикладывался к бутылке с водой: «Главное — не перепутать, а то не дойду».

 А вокруг него деревья общались через ветер, стрекочущая трава то затихала, то снова издавала ритмичный звук, и дятел упорно добывал себе пропитание. «Как мне с этим справиться? Я физически не могу быть в двух местах разом, а Света тоже не понимает. Кто деньги будет зарабатывать? Она? Ну нет, это бесполезно… – Максим тяжело выдохнул. – Так надо подумать о поиске заказов, если их не будет, я останусь без денег».

 Максим в раздумьях о работе прошёл достаточно много, лес стал очень густым, как Семён Семёнович его и предупреждал, основная тропа была пересечена узкими тропками, уходившими в разные части леса. Тропинка, по которой шёл Максим, извивалась, петляя между деревьями. В метрах двухсот от себя, среди зелени и деревьев, он заметил необычно растущее дерево, которое перекрывало дорогу. Но подойдя ближе, стало понятно, что это дерево – берёза, и росла она обычно, просто была сломана и перекрывала дорожку таким образом, что по ней невозможно было пройти. Остановившись у неё, Максим внимательно осмотрел сломленную берёзу, она была раскидистая и высокая, но это было когда-то. Сейчас же она лежала на земле, листья уже увядали, и от величия ничего не осталось. Чтобы обойти берёзу, пришлось сойти с тропы, и трава сразу стала, будто обнимать его, а маленькие веточки начали ломаться под его ногами. Вот именно сейчас он начал чувствовать единение с природой, ту свободу и чистоту, которую человек может почувствовать только в лесу. Время будто замирало, и чувство ностальгии одолевало Максима. За всё путешествие в родительский дом он первый раз улыбнулся. Возможно, для полноты жизни ему не хватало природы, а, может, его память решила, что самое время вытащить светлые моменты детства. Как он проводил время в этом лесу с друзьями, которые росли вместе с ним: «Как странно получилось, я ни про одного из них не слышал и не знаю, что с ними. Живы они? Помнят они как мы играли? Помнят ли они вообще обо мне?»

  Он медленно шёл по непротоптанному лесному ковру, осматривая всё вокруг, и заметил ягодку черники. Маленькие кругленькие плоды сине-чёрного цвета, будто покрытые белым налётом. Улыбка появилась на его лице: «Как в детстве, соберёшь ведро и домой отнесёшь… и молоко… свежее молоко»… Недолго думая, он стал собирать эти чёрные капельки и сразу бросать в рот. Набрав горсть, он с жадностью её поглотил, кажется, она вскружила ему голову. Максим продвигался всё дальше и дальше в зарослях черники. В какой-то момент ему надоело собирать небольшими горстями сладкие плоды, и, достав из рюкзака контейнер для еды, он решил собрать большой запас ягод в дорогу. «Отца я помянул, а вот детство нет», ­– с этими мыслями он достал бутылку с самогоном, открыл и начал запивать чернику. Макс стоял на небольшом участке леса, окружённого деревьями, от тропинки он отошёл уже достаточно далеко, чтобы за высокой травой её не замечать. Максим пил и закусывал, ел и запивал, в голове мелькали воспоминания, как он бегал по этому лесу, как ходил до школы через него, он был рад, что выбрался из этого дремучего поселения и смог добиться успеха, он был горд за себя, что смог сделать свой бизнес. Наконец он был счастлив, от последнего пребывания в этих краях. Желание собрать, как можно больше ягод не давало ему остановиться, а алкоголь начал раздваивать изображение в глазах, поэтому всего казалось больше. Максима не беспокоило опьянение, он знал этот лес «как свои пять пальцев», он вырос в нём, он был свободен в этом лесу. Наконец он насобирал почти полный контейнер ягод, и, сев под деревом, Максим начал ссыпать в рот чернику и запивать её самогоном. Он лениво пережёвывал ягоды и проглатывал их, но тут он почувствовал горечь, страшную горечь во рту, часть массы была проглочена, но ему всё равно захотелось отплеваться. Горький вкус распространялся от корня до кончика языка. И чтобы смыть эту горечь, он залил в себя самогон.

 «Что это, – пытался понять Макс, – я что клопа съел?» – он посмотрел в контейнер, там лежали чёрно-синие ягодки, но одна немного отличалась, она была больше, синяя и глянцевая. Он замер и начал осматривать растения вокруг себя, заросли черники закончились метрах в семи от него, а буквально в пяти стояли три стебля с листьями, расположенными крест-накрест. «Нет я не мог так ошибиться…» – его начала одолевать паника, перед ним росли три стебля вороньего глаза, но они были уже без ягод. На его лбу проступил холодный пот, он начал оглядываться по сторонам и не смог увидеть поваленную берёзу. Он даже с трудом узнавал лес вокруг себя, был ли он в нём всегда, или оказался в нём только что. Максим направился через заросли черники, ягоды лопались под его ногами. Он вертел головой, чтобы найти хоть один ориентир, но всё было напрасно, Максим не узнавал место. «Куда она ведёт? – думал он, дойдя до узкой и извилистой тропки. – Это кабанья или человеческая? Нет, конечно, не человеческая, нужно собраться, я столько раз ходил с отцом в лес. Я точно должен знать. Помнить». Его начало тошнить, губы и рот пересохли, а голова будто раздувалась. Сознание всё меньше и меньше вступало в контакт с миром, всё казалось нереальным. Максима вырвало, фиолетово-красная масса неестественно смотрелась на зелёной траве. Цвет напугал его ещё сильнее: «Я умираю… Надо добежать до деревни, да там помогут, где она? – Максим начал крутиться между деревьев. – Туда». Выбрав направление, он помчался как смог, опираясь на деревья, запинаясь, падая, вставая. Паника, всё что было в нём – паника.

 В такие моменты вся жизнь несётся перед глазами, но не в этот раз. Его жизнь неслась впереди него, он чувствовал, как она бежит чуть дальше. Она петляла между деревьями, не тронув, пролетала кусты, бесшумно наступала на ветки. Этот вечно изменяющийся дух, эта пелена, впитавшая в себя все воспоминания Максима, неслась передним, будто указывая дорогу. Он остановился, оказалось, пока он бежал, его ещё несколько раз вырвало, спортивный костюм был испачкан. Не помня пути и бега, он попытался оттереть костюм сорванной травой: «Это не кровь… Это не кровь… Это не кровь…» – повторял про себя мантру Макс. После этих манипуляций, он ещё больше был перепачкан своим «внутренним миром». «Деревня, нужно в деревню… Где компас? Компас! Нужен компас!» – обыскивая свои карманы, Максим достал старую немного заржавевшую круглую коробочку – старый отцовский компас. Открыв её, он увидел, как стрелка свободно вращается, показывая то в одну сторону то в другую: «Размагничен, он размагничен… Я не знаю, в какой стороне деревня…». Максим упал на колени. Обессиленный и измотанный он пустым взглядом осматривал лес вокруг себя.

 Тихий, спокойный, чистый лес. Он живущий миллионами лет по собственным законам, был прекрасен, а путник был неотъемлемой частью чего-то большего, настоящего и давно им забытого. Голоса птиц так естественно вливались в эту бесконечную зелень, что возникало ощущение пения каждого листа, каждой травинки. Лес в такт качался ветру, танцевал, и был свободен от всего. Да, чистая, дикая свобода, которая была пленительной и суровой. Что без опаски мог позволить себе этот зелёный гигант, вряд ли мог позволить обычный человек.

 Максим сидел на коленях в лесу, он бледно­-зелёный в грязном костюме, ему уже было лет сорок. Он с трудом встал и медленно пошёл вперёд. Каждый шаг был наполнен тяжестью, бессилием, было невозможно ровно идти, он то и дело опирался на деревья. Его путь пересекла узкая дорожка: «Она… Она выведет меня»? Повернув на тропку, он двинулся по ней. В рюкзаке оставалось ещё немного воды, он начал пить, но рвотные позывы не дали ему сделать задуманное. Убрав бутылку обратно, он решил посвятить оставшиеся силы дороге и пройти сколько сможет, но они покинули его достаточно быстро. Максим рухнул на землю возле сосны: «Уже вечер, надо костёр развести, – он запрокинул голову наверх и упёрся затылком в ствол дерева. – Главное, проснуться». Максим с трудом встал и отошёл от тропы метров на десять, полянка, на которой он оказался, показалась ему пригодной для привала. Собрав немного веток вокруг, он расположился под берёзой и попытался развести костёр, но слабость во всём теле заставила его лечь в позу эмбриона, и он погрузился в сон.

 Проснулся он под утро, его разбудили первые лучи солнца. Максим провёл в одном положении всю ночь, тело затекло: «Как же холодно здесь». Через какое-то время он попытался встать, но смог только перекатиться на спину и вытянуть ноги. Весь мир для него казался очень неспешным, даже листья колыхались в замедленной съёмке. Максим был будто в забытье, существовал параллельно от этого мира. Он снова попытался встать, в этот раз получилось. Опиравшись на дерево, он наблюдал, как всё вокруг смешивается от головокружения. «Если я до сих пор жив, значит могу и спастись, – даже его внутренний голос был измождённым. – Воды, надо воды». Он подошёл обратно к тропе и решил повернуть в лево. Он не узнавал места, где находился, он шёл просто куда-то, мыслей тоже не было, только жажда. Возможно, высшие силы или лесной дух сжалились над ним, а может, просто повезло, но тропа привела его к роднику. Вода от него шла тонкой струйкой и прорезала землю. Ручеёк сбегал по ложбинке и уходил левее от тропки в кусты. А Максим, уже не помня себя, припал к роднику и жадно пил. Холодная вода сводила его зубы, замораживала горло, лёгкие и желудок, но он пил так же, как и те, кто протоптал тропинку к этому водопою. Жизнь возвращалась в его тело, после нескольких глотков Максим позволял себе отдышаться и снова припадал к воде. После того как он напился, Максим достал бутылки, вылил на землю всё содержимое и наполнил их холодной водой.

 – Спасибо, спасибо! – он стоял на коленях перед ручейком, у него была тяжёлая отдышка, из-за сбившегося дыхания. ­ – Я так хочу пить!

 Он встал и пошёл вдоль ручейка, раздвигая заросли кустов. Вдруг его обдал холодный ветер, а запах сырости и гнилого дерева ударил его по носу. После таинственных кустов было болото. Топь растянула свои зелёные, заросшие воды на несколько километров. «Я у болота, – Максим начал узнавать местность, он понимал, куда дошёл в своём путешествии. – Я всё-таки свернул не туда». Подойдя к краю воды, он сел на землю и смотрел на необъятное полотно болота. Оно было многообразным, где-то заросшим, а где-то зеркальца воды отражали небо. Тонкие болезненные деревца были хаотично расставлены по всей площади, и где-то там, вдалеке деревья снова выстроили свою стену, ограждая заросший водоём. Максим начал прикидывать, сколько ему теперь придётся идти, деревня и город находились в десятках километров от болота, а ему обессиленному пройти обратно этот путь казалось невыполнимым. Сколько просидел он на берегу было не сосчитать, времени в этом месте не существовало. Внезапно Максим услышал хруст по правую руку от себя, повернув голову, он увидел человека. Этот человек был одет в камуфляжную одежду, резиновые сапоги, за плечом его было ружьё и рюкзак, а в руках мёртвый заяц. Но больше всего было необычным лицо незнакомца: густая с проседью борода, прядями отходившая от лица, и будто не настоящие, нарочно кем-то вставленные ярко-синие глаза.

 – День добрый, – человек заговорил первый. – Меня Алексей звать, можно просто Лёша. Я местный егерь. А ты выглядишь уставшим и потрёпанным, не заблудился, случайно?

 – Здрасьте, – Макс не мог поверить своим глазам. – Да, я заблудился. Я Максим.

 Он попытался встать, но от бессилия и шока, что он встретил живого человека в лесу, не смог даже приподняться с земли.

 – Сиди, – егерь подошёл ближе к Максиму. – Ты пьян?

 Алексей говорил грубовато, басистым голосом, иногда хрипя.

 – Я с похорон отца иду, лет двадцать назад ходил по этим местам, решил снова до города добраться.

 – Ну, брат, лес-то за двадцать лет точно меняется! Я даже так скажу, он на следующий день новый, особенно для незнакомцев, ­– Лёша посмотрел внимательно на Максима, и, сделав паузу, спросил. – Давно бродишь в лесу?

 – Сутки, наверное, уже, или больше.

 – Так дело не пойдёт, вода есть?

 – Да.

 – А еда?

 – Нет.

 – Сейчас зайчатины поедим и отправимся тебя выводить из леса.

 Егерь помог встать Максиму и отвёл его к полянке с поваленным деревом, Лёша помог сесть ему на землю и сказал ждать, а зайца за задние лапы подвесил невысоко на дереве. «Не повезло тебе, попался», – размышлял про себя Максим, смотря на добычу егеря. Прошло не более двадцати минут, как вернулся егерь, в руках он держал хворост.

 – Есть чем костёр развести? – Лёша кинул хворост к ногам Максима, а сам пошёл разделывать зайца.

 – Нет.

 – Держи, – егерь кинул Максу спички.

 Максим несколько минут провозился с костром, но смог его разжечь. Он сел на ствол поваленного дерева, и смотрел, как профессионально орудует ножом егерь, разделывая зайца

 – Ты откуда будешь? ­– вопрос Алексея разрезал тишину.

 – Я говорил, что от сюда, из деревни.

 – Я не видел тебя в деревне, – егерь снял шкуру с тушки зайца.

 – Я в восемнадцать или семнадцать… – сейчас голова Максима неохотно вспоминала прошлое. – Да семнадцать мне было. Я ушёл через лес в город, а там сел на поезд и переехал в Москву.

 – И что там лучше? – Лёша аккуратно вынимал потроха мёртвого животного.

 – Да, у меня там семья, дети, работа. Всё, что я хотел.

 – И чем же ты занимаешься в Москве?

 – У меня бизнес, фирма. Занимаюсь ремонтами в квартирах.

 – Успешно?

 – Хотелось бы, но в последнее время не клеится.

 – Строитель значит, – Лёша закончил разделывать зайца и начал обустраивать место для жарки. – А в нашем лесу, как заплутал?

 – Говорил же, что на похороны отца приехал. Думал, что через лес к городу доберусь. Я какую-то ягоду съел похожую на чернику и отравился, – Макс задумался. – Я не помню ягоды, название не помню. Что-то с моей головой, я не понимаю.

 – Тут много кто плутает, не все возвращаются, – Алексей насаживал мясо на ветки и ставил над огнём. – А отец твой. Кто он был?

 – Обычным деревенским мужиком.

 – А сбежал ты из-за него?

 – Я не говорил, что сбегал, – Максима удивился догадкой егеря.

 Максим замолчал, он смотрел на зайца, который грелся на костре, а в голове крутилась одна мысль, которую он до этого игнорировал: «Почему здесь так холодно?». Он вдруг начал осознавать, что с того момента, как проснулся в отцовском доме, чувствовал озноб и будто замерзал. Заяц жарился, кровь капала на угли костра и запекалась, от костра исходило тепло, но Максим всё равно ощущал пронизывающий холод.

 – Всё же из-за чего? ­– Лёша не унимался.

 – Я не помню, из-за чего мы не поладили, ­– он заворожённо смотрел на падающие капли крови. – Помню, как выбежал из дома, за плечами мешок с вещами, немного их было. А на дворе конец ноября, ветрено и мёрзло. Я стою на улице посреди деревни и думаю, что больше сюда не вернусь, и побежал. В ночи добрался до города, чуть не заплутал. По-моему, так было, голова сейчас не соображает, отключается. Я не понимаю.

 – А ты счастливчик, раз в ночи добрался до города, – Лёша внимательно посмотрел на Максима. – Почём дом продаёшь?

 – Я… – Макс замешкался. – Я не говорил тебе, что продам дом.

 – Семёныч рассказал. Я отца твоего знал и был на похоронах.

 – Я тебя не помню на похоронах.

 – Да действительно, ты опоздал, потом быстро напился и завалился спать. Но пока ты был более-менее в сознании, всем рассказывал, что ты теперь успешный человек, и купишь всю деревню, ­– перевернув куски мяса, Лёша продолжил. ­– А те два года после побега, пока ты не написал письмо, твой отец каждый день ходил в лес и искал тебя. Я почти всегда был с ним. Поддерживал.

 ­Холодный пот выступил на лбу у Максима. В незнакомце он начал узнавать черты мальчишки, с которым играли в детстве. Как за двадцать лет всё изменилось. У него пересохло в горле, он достал бутылки с водой и начал жадно пить, часть воды проливалась на костюм. Через несколько секунд он уже сидел с пустыми бутылками, в полусыром костюме.

 – Почему здесь так холодно? Почему мне здесь так холодно?! – Максим тяжело дышал, у него дрожали колени и руки.

 – Мясо подгорает, съешь кусочек, – егерь протянул Максиму ветку с кусками мяса. – Зря ты тогда ушёл, всё можно было исправить, но тебе хотелось больше. Помнишь, что тебе отец говорил?

 – Вспомнил. Я мясо украл. Мяса много было.

 – У кого, Максим?

 – Семёныч кабана подстрелил, большого. Я тоже хотел его, такого большого.

 – Раскаиваешься?

 Алексей в руках держал кусок мяса и ел его. Он пронизывающим взглядом смотрел на Максима, жёлто-красное пламя костра давало отблеск на его синие глаза. Они казались чёрными. Максима ещё раз пробил озноб, он выдохнул через рот и увидел перед собой клубок пара, который быстро растворился в воздухе.

 – Что это?

 – Пар. Уже вечереет, у болота всегда холоднее.

 – Да, – Максим стал говорить очень медленно. – Помню. У болота холоднее.

 Максиму стало тяжело дышать, у него совсем пропали силы, он посмотрел на Алексея.

 – Я посплю, уже поздно, в ночь не пойдём. Заблудиться можно.

 – Хорошо, засыпай, ­– Лёша подкинул в костёр ещё брёвен.

 – Я сам проснусь, не буди, – Максим свернувшись калачиком уснул.

 Утренний туман над болотом и золотое солнце, Максим стоял на берегу и смотрел на болото. Он уже переоделся в брюки, рубашку и галстук. Рядом с ним стоял Лёша и тоже смотрел на удивительную красоту природы.

 – Я не вышел из леса? – Максим достал сигарету и закурил.

 – Нет.

 – Значит, мне никогда не было тридцати семи, у меня не было семьи, и я так и не осуществил свою мечту? – Максим стряхнул пепел.

 – Нет.

 – Я, кажется, вспомнил, что было, всё вспомнил: холод, отца, ночь, компас и это болото.

 – Холода наступили намного раньше. Ты замёрз, свернувшись калачиком.

 – Всегда боялся, что вороны выклюют мне глаза, как у замершего зайчика. Я с отцом такого находил, – Максим посмотрел внимательно на Алексея. – Я и тебя вспомнил, ты же действительно любил играть с моим отцом, а я ревновал.

 – Дурак, ты.

 – Отец мне говорил, что нужно думать головой, ­– Максим на мгновение задумался. – Я пытался.

 – Да, пытался. Тут ты прав.

 – Спасибо за зайца, было вкусно.

 – Последняя трапеза.

 – Это загробная жизнь?

 – Нет, друг мой, это просто сон. Ты так хотел стать свободным, взрослым, что больше ни о чём не думал, не видел, куда ты идёшь. А потом мокрая одежда, холод, сон.

 – Действительно, надо было думать головой.

 – Пора, нам туда, – Лёша показал на противоположный берег.

 Максим докурил сигарету и шагнул в болото.

Еще почитать:

Заметки и всякое — …

Три ночи.

Институт рабства . Разговор раба со своим надсмотрщиком .

Пупы. Весна или как все пошло не по плану. — Глава 4. Вот же хвощ болотный.