Атлантида — Тур

Атлантида — Тур.

1. Имперский пасынок.

…Жизнь  –   квест с меняющимися декорациями. Я, гость из прошлого, спасшийся при гибели Атлантиды, отправился в странствие по нашему миру.

В наше время мало кто не слышал об Атлантиде. Правда и домыслы о моей затонувшей родине так перемешались между собой за века, что отделить их друг от друга уже невозможно.  Почему я говорю это? Потому что один из её спасшихся наследников, последних из могикан —  я.

Моё  имя – Ариэль. Ну или просто  —  Эрик.

До своего рождения в Атлантиде я  был одним  из любопытных обитателей Неба, душ, захотевших спуститься на Землю для того, чтобы получить опыт жизни на ней. А иначе – зачем?

Как появилась Атлантида? На этот вопрос есть несколько ответов, но я думаю, что всё же не из мыльного пузыря. Её создали некогда такие же люди, только с более развитой  сущностью, нежели нынешнее поколение. И в этом нет упрёка, так как в любой школе каждый новичок предваряется более опытным учеником.

Вначале Атлантида была государством, в котором всё было подчинено созиданию, мудрости и любви. Как же давно это было смыслом жизни…  Но случилось так, что мы слишком замкнулись в своём раю, и потому  сегодня это просто красивые слова в  конфетной обёртке.

Преадамиты, они же атланты помогали людям нынешней цивилизации обжиться на планете и учили их, как преуспеть в земледелии, науках и медицине.   Самые сильные в магии из моих собратьев  были для них богами или полубогами. Пирамиды в Египте и Америке, гигантские рисунки наших бывших аэродромов в  пустыне Наска свидетельствуют об этом.

Помимо этих сооружений и многочисленных храмов, люди сложили о нас много историй, многие из которых которых попали в античный и библейский каноны. Наша совместная жизнь продолжалось довольно долго, и в какой-то момент самым ретивым моим сородичам начало казаться, что мы можем не просто учить и лечить людей, но ещё и направлять их умы, как мы хотим. Но вскоре я понял, что это ложный путь.

Младшие земляне уже тогда вовсе не были глупее нас, просто их опыт в духовной, да и материальной жизни тогда только начинал проявляться. Я часто говорил продвинутым собратьям о том, что  многие из них попросту забыли ту пору, когда-то и мы были подобны адамам, пробивая себе дорогу в большой мир.  Это  рассорило меня с ними, но я не сильно жалею об этом.

 Старшим землянам было лестно  стать их советниками во всём, и они поддались самомнению, забыв, что  их настоящая роль – быть умными собеседниками и утешителями   человеческой души. Я говорю «их», потому что в большей степени ощущаю себя обычным человеком, и некоторые специфические особенности этому не мешают. Но о них я расскажу позже.

В своём легкомыслии атланты забыли об  этой миссии, а её крах и стал концом империи.  И всё же в Атлантиде долгое время была спокойная жизнь. То, что осталось в  сказках – обрывки правды, которая когда была для меня столь же обыденной, как череда авто на проспектах современных городов.

Простые люди жили в той стране долго, так как переданные им преадамитами  знания, да и условия жизни позволяли  это. Но причиной исчезновения той цивилизации стала  пресыщенность  атлантов властью и комфортом, скука  от которого породила внутренний конфликт  элит друг с другом, а затем с людьми и природой.

  Мне, как её бывшему жителю, думается, что главная опасность для нынешних людей –  наступить на  те же грабли. А если история мира  движется по спирали, то нынешняя цивилизация только начинает подбираться к подобию той, ушедшей в легенды.

А ведь  преадамиты  были духовно развитыми людьми, и могли предложить младшим братьям «религию сердца» вместо поклонения «небесным полицейским». Наиболее амбициозные из них прочили на эту роль себя – и люди верили, достаточно открыть любую книгу по мифологии.

Демонстрируя сверхспособности, атланты заставили их поклоняться себе. Они создали культы,  потому  что власть стала их наркотиком.  И самым большим грехом было то, что они не раскрывали людям того, что бог живёт в их сердцах, и они упорно продолжали верить в силу разных ритуалов, которые льстили их самолюбивому уму.

Я точно не помню, в какой момент  правители – атланты пресытились своим положением. Они, потеряв часть небесной силы, они ощущали скуку, которая навалилась на них как наказание. Они  хотели оставаться богами, а маги при храмах и дворцах – всезнающими пророками.

И те, и другие знали, что энергия мысли сильнее всего. И вот, посредством её  они начали враждовать друг с другом, а люди всё чаще прятались в лесах и среди горных массивов. Страна разделилась, а затем, когда сила мысли атлантов достигла стихий, была потоплена в морской пучине. Череда цунами поглотила её континент  из-за  их духовной брани, возмутившей природу.

Я  давно перестал ощущать себя пришельцем из предыдущей империи. Чем я могу гордиться? Только тем хорошим, чему она научила младшее поколение людей в начале своего существования.

Самые сострадательные из нашей  братии уводили людей на север и восток, где было безопасно. Я сам пережидал  несчастье под сводами пещеры в гуще беженцев из моего родного  атлантского города. Я не могу описать словами то чувство отчаяния, когда моё родное гнездо накрылось безжалостными волнами.

Поэтому желающим изучить историю его гибели  я рекомендую повесть Алексея Толстого «Аэлита», где в одной из глав устами героини подробно рассказывается о рождении, расцвете и гибели Атлантиды. Не знаю, как Толстой заглянул в ту эпоху, но смею предполагать, что сие чудо произошло не без божественного промысла.

В зародившихся  Месопотамии и Египте история вышла на новый поворот. Остатки знаний атлантов были перенесены туда и  уцелевшие люди обеих цивилизаций больше не ощущали себя потерянными. Люди потихоньку расходились по планете  на север, восток и юг, так как на нашем халдейском клочке земли со временем  становилось всё меньше места для тех, кто покинул Атлантиду.

После гибели Атлантиды я долгое время жил в Вавилоне среди халдеев. Среди них был и легендарный Авраам, который вскоре отправился в странствие, изменившее пределы благодатного полумесяца. Они переняли от атлантов многие секреты мастерства. Мне было весело с ними; в то время, когда жрецы проводили монотонные и порой кровавые ритуалы в храмах, халдеи мысленно беседовали с Небом и стремились постичь секреты устройства вещей.

Затем я жил в Египте и однажды встретил там будущего Учителя жизни, который совершал чудеса  в своей Палестине, и избавил от болезней множество страдавших там людей. Я был двадцатилетним парнем, а он  — тринадцатилетним мальчиком, несколько опережавшим своих сверстников. Когда впоследствии жизнь дарила мне  встречу с ним, я почему-то всегда узнавал его, несмотря на возраст.

Вплоть до той поры, когда в  Иерусалиме местные жрецы схватили и решили казнить его. Незадолго до этого он сказал нам, что мы будем  ждать Его возвращения до  того времени, когда добро и зло более не будут бороться между собой.   А теперь я отвлекусь и расскажу чуть подробнее о нашей  атлантской природе и о себе самом.

 После катастрофы Атлантиды те из нас, кто успел спастись, превратились в  обычных людей, сохранив лишь умение перерождаться в новом облике за одну жизнь. О том, как это происходит, я расскажу чуть позже.

Мы оправдывали своё желание быть для человека авторитетами потому, что его духовный опыт был слишком мал по сравнению с нашим. Но, несмотря на грехи адамов, Всевышний почему-то больше доверял их разуму, чем мы. И возможно, он сковал  наши способности, потому что наше самомнение мешало им в познании духа.

Когда-то мы создали себе тела путём уплотнения энергии  духа. Мы делали его из себя самих. Легенды о  волшебниках  — просто отголосок нашего пребывания среди людей. Она имеет разные трактовки, потому что нас, пришельцев из той эпохи  —  несколько, и  я – один из них. Соответственно, и историй о нас  — множество.

И все мы, так или иначе, хотим вернуть  связь с  Небом. А если, подобно Спасителю, глубоко заглянем в  сердца младших землян, то увидим в нём  то же самое желание.

Что  же значит для человека вернуться на Небо? Это значит обрести не просто покой в душе, но ещё и чистую совесть, то есть перестать зависеть от страстей,  провоцирующих его на разрушительные поступки. А обрести её можно, только перевесив добрыми делами злые. Это долгий путь, но ведь Учитель честно сказал, что Царство Небесное силою берётся. Силою воли…

Я, конечно, не призываю к житью на манер «простота хуже воровства».  Нам всем надо быть бдительными, потому что именно в этой части Вселенной  мир устроен так, что здесь  добро и зло здесь не могут победить друг друга до небесного Суда.  

Способность к физической регенерации, пожалуй, не только свойство моего организма, но и часть моей личности. Она набирает силу, когда я проживаю век, а затем снова возрождаюсь к  новой жизни  в возрасте шестнадцати лет, и всё начинается сначала. Я снова готов к выходу на сцену жизни.

Когда я умер в последний раз, передо мной открылась карта времён, и я увидел, какие эпохи мне ещё предстоит прожить. Пролистывая книгу эпох, я понял, что не смогу жить среди того, что я увидел там. Иначе, доползя до двадцатого века, я превращусь не в умудрённого жизнью принца, а в облезлого дракона, которому нужно пиво, чтобы хотя бы на полчаса забыть всю ту жуть, которую я увидел.

Потому что, после того, как я  видел исцеление Учителем стольких людей и его страшную смерть, я должен был ежеминутно  смиряться с тем, что впоследствии  от Его имени  люди сжигали  друг друга на кострах и убивали в войнах.

К счастью, в отличии от несчастных младших братьев  — землян,  благодаря способности приспосабливать пространство и время  для своих нужд, у меня был выбор эпохи для рождения.

Но некоторые мои собратья решились жить в  тяжёлые времена, и их судьбы сложились по-разному:  кто-то заработал на хлеб с маслом в золотом блюдце,  кто-то сгорел на костре. А воскреснув, взял реванш  новым знанием, авторитетом и  восстанием; колесо истории продолжало крутиться дальше.

Наверное,  у меня не настолько сильная  воля, как у них, так как с меня хватило и гибели моего родного царства. Каждый из нас был волен избрать испытание по силам. Так что  я  считаю их решения  вполне героическими, и даже отчасти искупающими грехи Атлантиды перед  юным человечеством.

Итак, из всех временных отрезков  я выбрал для рождения двадцатый век, цинично пролистав на экране раннее и позднее Средневековье с Возрождением, и даже Новое время с его энциклопедистами, куртуазностями, и девятнадцатый век с первыми железными дорогами.

 Как  происходит перерождение, загадка для меня самого. После того, как мне исполняется семьдесят семь лет,  я начинаю ждать той ночи, когда снова усну стариком и проснусь  шестнадцатилетним юношей.

Мой земной облик меня вполне устраивает, несмотря на то, что я не могу изменять свою внешность с тех пор, как был  лишён большей части  небесной силы.   А в принципе, внешне я ничем не отличаюсь от мирских людей, и вы можете спокойно пить со мной кофе. 

Мой  облик таков: я среднего роста и спортивного сложения. Волосы —    тёмные,  почти ниспадают к  плечам.  Я брюнет, но не жгучий. У меня брови вразлёт, точёный орлиный нос, и  чётко очерченные губы. В общем всё, как  полагается выходцу из полуденных стран. Но мой козырь  — любящий и грустный  взгляд больших серых глаз, прозрачных, как Генисаретское озеро в ясный день.

Я считаюсь красивым парнем, но   не изнежен, так как жизнь  в полупустыне Месопотамии  наложила на меня свою печать.  Надо прожить с дикой природой лицом к лицу хотя бы месяц, чтобы  хоть отчасти осознать тщету самолюбования.

Особенно, когда вдруг понимаешь, что твои чудесные способности отчего-то поедаются твоим тщеславием. Я был там гораздо больше времени и благодарен Небесам, что могу побороть  его   в себе. Кстати, загар мне тоже к лицу.

Одеваюсь я просто: плащ, джинсы, рубашка, серый свитерок или водолазка. Ещё  с  российских девяностых у меня есть бордовый плащ, и он до сих пор сидит на мне как влитой, тем более что  мода на яркие цвета снова вошла в силу.

Способен ли я на маленькое волшебство?  Пожалуй, да.   Например, так войти в больничную палату, чтобы пациентам стало не только легче, но и радостней. Хотя главным чудом  всё же остаётся способность возрождаться  вновь и вновь.

 Люди мечтают о физическом бессмертии. Но для небесного существа  такое бессмертие стоит гораздо большего риска, чем постоянное  пребывание в мире духовном.

Кстати, с этой точки зрения мне  понятна миссия Спасителя, его боль за людей и любовь к ним. Он отринул райский комфорт, чтобы приблизить их к Небу, а  я отринул этот комфорт  ради любви к путешествиям и  закалке своего личного духа. Хотя и не предвидел, что из-за катастрофы поездка затянется навсегда.

Но в конечном итоге я всё равно устремляюсь к Творцу, просто мой путь более длинный, чем у земных людей.  Поэтому можно сказать, что я —  «Espera Dios», то есть Надеющийся на Бога. Я стараюсь и сам не плошать, а  этот  испанский псевдоним полюбился мне больше других. И, конечно, я молюсь за  человечество…

Поселившись после Междуречья и Египта в Палестине, я вначале стал пастухом, затем  — работником на виноградниках. Тогда я впервые услышал об Учителе из Галилеи. И однажды я увидел Его, придя туда, где собрался народ, привлечённый  проповедью и чудесами. Но не это было главным для людей.

Сильнее, чем чудеса, их  сердца взволновали слова Учителя о Царстве Божьем, которое находится  не только на Небесах, но и в  человеческой душе. Я сразу ощутил наше небесное родство и картины моего блаженного детства встали перед моим мысленным взором, как будто кто-то протёр замутнённое окно, через которое я  смотрел на мир.

 Все ждали, что он станет тем самым Царём, который избавит древнюю страну от владычества римлян. Но для меня Его явление в мир означало надежду, что я смогу вернуться на Небеса. Я следовал за Ним в толпе народа, исцелённого Им в разных уголках земли обетованной.

Он старался вложить своё знание, столь новое для людей и даже ангелов, в умы и души учеников, но самыми  чуткими из них стали апостол Иоанн и Мириам, уроженка города Магдалы. Остальные ученики временами чувствовали духовную ревность оттого, что  их  Учитель нередко проводил в беседе с ней  больше времени, нежели в их обществе.

Величие Учителя проявлялось в том, что он в каждом встретившемся  ему на пути человеке, женщине или мужчине, он видел  образ  Божий,  хотя   порой от людской несправедливости и  усталости  его  душу захлёстывал гнев.

Позади уже было много пройденных дорог, много людей воспряло  духом. Они следовали за Ним, поверившие в невиданную прежде истину о том, что Бог живёт в глубине человеческого сердца также,  как в бездонном небе за Млечным путём.

И однажды, уже недалеко от Иерусалима, Он собрал нас. Я был как всегда. В гуще толпы и раздавал хлебы последним изголодавшимся странникам, которые ещё оставались.  Площадь городка переполнилась.  Учитель говорил то ли с Мириам, то ли с кем-то из учеников.

 Был ясный день, но у меня почему-то защемило на сердце. И тут пыльную тишину прорезал  негодующий крик. Я протиснулся через толпу, чтобы увидеть, что же случилось.

 — Пусть она уйдёт! –  истошно крикнул один из учеников, захлёбываясь от гнева. – Я на мгновение остолбенел. В памяти почему-то всплыли дни Творения, когда первые люди были счастливы подобно детям.

— Замолчи!  — львиным рыком отозвался голос Учителя. – Только Бог решает, кому куда уходить, и кто чего достоин! Сколько лет я пытаюсь объяснить вам это, а вы проходите мимо, как будто это не жемчуг между  зёрнами, а плевелы!

Мне захотелось ударить злого ученика, но  я вдруг увидел, как Мириам из Магдалы, залитая слезами, падает на пыльную землю. Каким-то инстинктивным  движением я подхватил её, вытащил из толпы в тень оливы и бережно опустил на траву, сев рядом. Я прижал её к плечу, чтобы она успокоилась.

— Мириам, — как можно спокойнее сказал я,  — этот ученик лжец. Он поддался тщеславию.  Я осторожно поднял от плеча ладонями  её заплаканное лицо. – Учитель  знает, что Бог  более смотрит на сердце человека, чем на род его рождения. 

Лжеца я больше не видел в толпе. Видимо, он  должен был усвоить урок в одиночестве. Утешая Мириам, я не сразу  заметил, что толпа расступилась, и Учитель подошёл к нам.

 — Здравствуй, Ариэль,  – сказал он, и я увидел по его взгляду, что он рад нашей встрече,  – как мы давно не виделись!  Ты  всегда рад помочь чадам Божьим. Ты вернёшься на Небо.

Мириам  улыбнулась мне. В её улыбке была радость одинокого ребёнка,  наконец обретшего любящую семью.  И столько надежды, что её хватило на всю мою длинную жизнь.  Затем мы встали, и Учитель, взяв её за руку,  направился к предместью Иерусалима.  Я шёл следом  вместе с  сопровождавшими Его.

В предместье мы остановились на нескольких постоялых дворах.  Именно тогда у меня появилось тревожное предчувствие, что в Иерусалиме должно произойти нечто очень печальное, что завершит миссию Учителя, и что я больше  не увижу Его среди людей. Я молился и гнал от себя дурные мысли, но  беспокойство просачивалось в душу, как песок в уступы скал.

На следующий день вернулся лживый ученик. Он упал на колени перед изумлённой Мириам из Магдалы и попросил у неё прощения за вчерашнее унижение. Она слегка коснулась  его головы, давая понять, что верит в его  искреннее раскаяние. Учитель, глядя на это, вздохнул и сел, привалившись к оливе. Я на расстоянии ощутил, как он устал. Он сидел, закрыв глаза, словно молча просил о чём-то Всевышнего.

2. Российский атлант.

Я выбрал для рождения начало двадцатого века.

Я  тогда жил в западной части Российской империи, в Белоруссии. Увидев, как бедно живут здесь многие люди, я   решил заняться медициной. Затем я уехал в Петербург и выучился на врача. Вернувшись в Белоруссию, я стал земским доктором и начал лечить бедняков. Мои старания окупились, и у меня даже появились спонсоры. Моя больница пережила и революцию, и Гражданскую, и Великую Отечественную войну.

 На той  войне я был фронтовым  врачом, и  мне до сих пор снятся лица тех, кто стал моими  братьями и сёстрами, отдавшими свои  жизни за то, чтобы  сегодня  утром  я  шёл  в  офис.

 Все они уже в чертоге небесном, и это утешает меня, когда невольно всплывёт в памяти выжженная земля с развороченными телами погибших… Как в  огненной жатве, части нашей армии сменяли друг друга на поле один за другим,  чтобы принять  смерть, но задержать наступление врага хотя бы на день, час, минуту!  Голодные, задыхающиеся живые бежали на восток от железных тисков вражеских машин…

Помню, как порой падал от усталости, потому что поток раненых казался нескончаемым, а новой доставки продовольствия и медикаментов надо было, как ни крути, дождаться.  Наша санчасть часто становилась походным домом для детей, оставшихся сиротами или просто потерянных, пока командование пришедших частей не эвакуировало их в тыл.  

 Сейчас мне и представить трудно, как порой  я  вставал и продолжал работать. Братья по службе стали называть двужильным. Я догадывался, что это моя небесная сила даёт о себе знать. Но тогда я впервые воспринял её не как    данность, а как награду за тяжкий труд. Всё моё естество ощущало, что если смерть учит  думать о жизни, то любовь учит чувствовать её.

И никогда ещё  я  так не был близок к Богу с тех пор, видел живого Спасителя…

Когда война закончилась, я довольно долго работал в городской поликлинике, но когда понял, что моя физическая сила стала иссякать, то оставил медицину и занялся литературным творчеством. Я придумывал всякие каламбурные истории для детских и юношеских журналов и отвечал на письма юных читателей.

 За это не платили больших денег, но на жизнь хватало. Наше общение было отдушиной для  ребят, и для меня тоже – я заглаживал боль войны верой в их свежие силы. Дети рано понимали, что жизнь учится не  по линейке, а  я старался поддерживать их, чтобы они    были готовыми  к   новым урокам.

Мой возраст медленно, но верно приближался к дате 77, и надо было думать о создании паспорта для юнца, в которого я неизбежно превращусь, когда луна достигнет зенита. Если в старину  способность внезапно  оживать люди связывали с верой в Провидение, то в 20 веке такая версия уже не убеждала их. Поэтому надо было придумать ещё одну байку, но для взрослых. Легенда о мифическом тёзке – племяннике, постоянно теряющем документ, как нельзя лучше подходила к этому случаю. По ней, его паспорт должен  буду хранить я, дядя честных и строгих правил.

 История  возымела своё действие после нескольких весёлых посиделок с участковым. Опознавательным снимком послужила небольшая предвоенная фотография, где я был в возрасте  17 лет. Ночь перемены моего естества совпала с перестроечной эпохой, и с облегчением опустившись на старый диванчик, я положил новый паспорт рядом.

И вот сменились декорации.  Ну а мне, как всегда, пришлось сменить амплуа. Мои читатели выросли, я же для них умер. А вот для их детей и внуков, пришедших в стильный салон за шубой – ожил.  

В новом веке решил остановиться на менеджменте. Видимо, я уже был готов получать опыт в этой сфере. Но первым делом я всё-таки  решил закончить два последних класса школы, чтобы получить доступ в ВУЗ.

Во избежание проблем с  учителями я представился школьником, который вынужден был сменить школу, потому что приехал из другого района. Эта легенда   меня выручала меня ещё в начале прошлого века.

После школы я поступил в экономический ВУЗ и не прогадал. Сейчас я работаю посредником по работе одного торгового центра с фирмами, продающими в нём свою одежду.

 Работа как работа.  По сравнению с прошлой жизнью  это отдых. Главный  момент в ней то, что надо уметь сглаживать противоречия между производителем и фирмой — покупателем, то есть быть хорошим посредником, чтобы сделка была выгодна всем.

А поскольку искусство договариваться я изучал, как шаолиньские монахи – кунг-фу, и могу сказать,  что   у меня нет больших проблем  в общении с производством и клиентурой. Да и с офисом  — тоже.

Однако,  хватит о работе…

Однажды, идя по центру в выходной день, я встретил   старую  знакомую, с которой заканчивал десятый класс в средней школе.  Её звали Юнной, и она тогда училась в соседнем классе. Это было время уже после перестройки.  

Мы познакомились в школьном коридоре. Была большая перемена, и она куда-то шла, скорее всего, в столовую. Она была спортивного сложения, как и я. Меня это и привлекло.  Я люблю, когда девушка следит за своей формой, как бы ни кидали в меня правозащитники своими помидорами. Я даже подумал, что мы сможем быть на одной волне, даже если у нас не будет отношений. Так или иначе, но в ней что-то было. Было о чём поговорить. Я и здесь не прогадал. 

3. Земная любовь.

 Это был обычный день в торговом центре.

Люди ходили между витрин,   примеряя к своим финансовым возможностям товары, конкурировавшие между собой за стеклом

В этот день одна из покупательниц, питерская девушка Юнна окончательно убедилась, что шопинг уже можно было приравнять к  труду, поскольку сам процесс выбора и примерки вещи требовал от клиента большого внимания  и   долгой кропотливой подборки  для соответствия его облику. К тому же клиентке хотелось продлить магию дня рождения, поскольку накануне   ей стукнуло двадцать. Жизнь только начиналась.

Фирмы жёстко конкурировали между собой по всем законам современного бизнеса, порой выбрасывая на рынок причудливые фантазии.  А многообразие стилей  давало возможность представить себя любым модным персонажем, дерзко бросающим вызов героям обложек.

Несмотря на прорыв в имидже, ситуация постоянно требовала от неё финансового компромисса.  Подобно тысячам людей, она зарабатывала и копила, считала и экономила.  И если бы  кто – то предложил Юнне потратить деньги с шиком, то она  сказала бы, что синица в руке стоит журавля в небе.

Может быть, поэтому каждый поход в торговый центр воспринимался ею  наподобие игры, где нужно собрать пазл, который покажет  тот образ, который соответствовал бы  её природным данным. Как   зеркало. И эта игра дарила эмоции не менее яркие, чем  музей или театр.

Боковым зрением Юнна изучала витрины – вдруг повезёт;  она примерит вещь или обувь, может быть, купит её, а затем пойдёт на  выход. Наконец она опустилась на скамейку в центре просторного прохода между витрин. Её мысли скользили с быстротой рыбок, перемещающихся  за аквариумным стеклом. Купить — не купить,  и — зачем – я – тут зависла…

Ей вспомнилось, что раньше, в отсутствии расхолаживающего изобилия, каждая недорогая, но красивая  вещь воспринималась ею как маленький праздник среди череды будничных забот.

— Привет… — вдруг  тихо донёсся до неё знакомый голос. Она повернула голову и узнала  его лицо. Это был Эрик,  любовь  её отрочества.

— Ну, как дела? – спросил он.

— Пока всё неплохо. – отвечала Юнна, немного удивляясь про себя лёгкости этой встречи, которую всегда представляла себе как действо более эмоциональное.

— Может быть, посидим в кафе? – спросил Эрик.

— Спасибо, я, признаться, уже хотела бы уйти.  Здорово, что мы встретились. – она протянула ему визитку.

— Подожди, — сказал он, аккуратно положив карточку в карман куртки, — ведь мы так долго не виделись. – Я ещё толком ничего не узнал о тебе, а ты уже хочешь уходить. Пойдём, я угощу тебя.

Юнна минуту молчала, вглядываясь в пестрящие люрексом  витрины.

— Ладно, — ответила она, — я и вправду проголодалась. Пойдём…

Они поднялись по эскалатору на третий этаж, где располагались кино и кафе. Парочка осела в одном из них.  Юнна цепляла вилкой блинчик, стараясь сдерживать ностальгическое чувство. Не дать запутать себя – вот главное… Она силилась и повторяла про себя, что если Вы безответно любили кого-то, то Вам есть чем утешиться: и как ни странно, может быть оно к лучшему? Ведь если к другому уходит жених или невеста, то неизвестно, кому повезло…

— Эй, расслабься. – вновь послышался знакомый голос. –  Ты что такая напряжённая? Как твои дела? Чем занимаешься?

— Я заведующая комнатой отдыха в институте. Но когда дежурит коллега, я работаю  администратором  в салоне красоты  — ответила Юнна.

— Хорошая работа.   –  сказал он.

— А ты чем занимаешься? – задала она встречный вопрос.

— Я занимаюсь бизнесом. Я посредник по работе  фирм   с этим центром.

— Тоже хорошая работа. – сказала она.

Эрик  улыбнулся. Юнна улыбнулась в ответ. Она почувствовала, что находится с ним на одной волне. Но обольщаться не стоило.

— Прости, что я не смог ответить на твоё чувство.  –  вдруг произнёс Эрик. – Но я уважаю тебя, потому что ты хороший друг.

— Я рада, что мы остались друзьями.

— Ты женат?  – помолчав,  спросила она.

— Нет – ответил Эрик.

— Гуляешь, как вольный ветер?

 — Ну, уж прямо… Просто пока никого не нашёл. Да и не загадываю особо.

— Может, просто не хочешь?

 — Может, и так.

 — Ладно. – отступила она.

—  Кстати, а как у тебя дела на личном фронте?

— Вся жизнь впереди, Эрнест, вся жизнь впереди…

— Какой я тебе Эрнест? Я просто Эрик!

— Не Хонекер? Точно?

— Эх, жалко, что не он.

— Всем задал бы жару?

 — Ещё как задал бы!  — он рассмеялся.

 — А может, потанцуем?  — спросила Юнна.

  Эрик  притих на мгновение.

— Не хочу тебя обнадёживать, —  сказал он.

—  Понимаю. – произнесла Юнна. — Но я хочу этого как друг. Я просто давно не танцевала в паре. И музыка красивая.

— Как знаешь… — с какой-то затаённой грустью ответил он.

И они  медленно погрузились в танец.

Он тоже любил её. Это была скорее любовь души, а не тела. Может быть более прочная, чем чувственное влечение. В конце концов, дружба – тоже вид любви. Или её продолжение, если угодно. Однако танец разбудил в нём желание.

Была ли она слабым человеком? Да, некоторые люди принимают желание находить компромисс  в  трудных обстоятельствах за пассивность характера. Хотя умение подчиниться обстоятельствам вовсе не всегда знак безволия.

Они оба знали, что в этом, теперь уже однополярном мире, ценится умение дать сдачи  и при этом ещё успевать стричь зелень. Но чем дольше живёшь, тем лучше понимаешь – мягкость воды сильнее асфальта, засыпанного капустой.

Её голова лежала на его плече. Они двигались по кругу в задумчивости, ощущая тепло друг друга. Он понимал, что вновь может любить. Она понимала, что наконец может любить взаимно. Когда музыка закончилась, он мягко высвободил её из своих объятий и внимательно посмотрел   в  её глаза,  словно спрашивая, действительно ли она хочет продолжения.

Её взгляд был спокоен и уверен. Она слегка улыбалась. Он смотрел ей в глаза с  грустью и нежностью. Их пальцы так и оставались сплетёнными. Его ладони были большими, длиннопалыми, а ещё тёплыми, как песок на Красном море.

— Пойдём. – сказал он, взяв её под руку. Они вышли из молла, и первое, что  ощутили за раскрытой дверью, был ветер, свежим порывом скользнувший по их лицам.

 — Пойдём ко мне. – сказала она.

— А может быть, ко мне? – спросил он.

Она поняла, что он настроен серьёзно. Её желание исполнялось, но она не могла предвидеть, что это даст ей – радость или разочарование.

Они поехали за город, откуда он ездил на работу. У него был небольшой, но добротный дом с камином. Приехав,  сели на низеньком широком диване и долго смотрели на огонь, потрескивающий среди обуглившихся дров.

Они  не заметили, как заснули. Прошло, наверное, минут двадцать. Когда  Юнна проснулась, то увидела, что пламя превратилось в светлячков, спрятавшихся под угли. Эрик дремал, и  спина его мерно вздымалась под серым свитером. Юнне  захотелось сделать  сюрприз для двоих, и она направилась в кухню, где  решила заварить чай.

За окном был уже тёмно-синий вечер, в глубине которого, как фонарики, зажигались и исчезали разноцветные окна соседних  домов. Юнна  перелила очищенную воду из фильтра в металлический чайник, и, закрыв его блестящей крышкой, поставила на плиту. Пока он грелся, она взяла  чайник из фарфора, высыпала из него старую спитую заварку в пакет и кинула его в урну за дверью.

Вскоре  чайник на плите тонко засвистел, и Юнна, ловко обернувшись к плите, выключила конфорку. Ей хотелось, чтобы Эрик подремал ещё немного. И он дремал. Юнна налила немного горячей воды в фарфор, чтобы он прогрелся и чай заварился быстрее.  Она закрыла его и стала искать пакет с  заваркой. Он отыскался за дверцей одного из шкафчиков. Это был чай с шиповником. Оказывается, Эрик  любил его так же, как и она. Это ещё больше воодушевило её.

Юнна поставила  пакет на стол, открыла фарфоровый чайник и вылила из него воду в раковину.  Затем маленькой ложкой она зачерпнула две порции сухого чая и насыпала их в него. Залив их горячей водой из металлического чайника, она прикрыла их маленьким кухонным полотенцем поверх крышки.

В гостиной послышались шорохи. Юнна поняла, что её возлюбленный просыпается. Эрик оторвал голову от подушки, и тоже увидел огоньки под углями в камине. Это было красивое зрелище. Оно напоминало уже не долину у вулкана, а  панно со спрятанной под неё светящейся гирляндой.

По звяканью чашек из кухни он догадался, что Юнна находится там. Он решил, что решила перекусить.

 — Привет, — сказал он, вступив в проём кухни.

— Привет,  — отозвалась она, — у тебя отличный чай, снимая полотенце с фарфора.

 Он  улыбнулся.

— Я тоже люблю этот сорт. — сказала Юнна.

— Ты заварила новый? – спросил Эрик,  втянув аромат.

— Да. – ответила Юнна.

 — Спасибо. – отозвался он и поцеловал её в губы.

У Юнны дыхание подкатило к горлу.  «Будь что будет»  — решила она. В конце концов, она не первый день знает его. Эрик направился к кладовке, достал коробку, вынул из неё пиццу и сунул её в духовку. Они вновь сплелись в объятиях.

Пицца быстро разогрелась  и началось неспешное чаепитие. Они молчали, потому что вновь  наступил момент, в который уже не нужно было ничего говорить.  Когда чашки и блюдца отправились в посудомоечную машину, он понял, что если  судьба сводит их второй раз, то это не может быть случайностью.

Поблагодарив Юнну, Эрик решительно направился в гостиную и  опустил спинку дивана так, чтобы он стал не скамьёй, а ложем для людей, нашедших друг друга.  Он  достал бельё и с армейской точностью застелил его, прикрыв флисовым пледом.

Он вернулся в кухню, но Юнны там не было. Он направился к ванной, но и там не застал её. Он хотел позвать её, но что-то сдержало его. Он направился в крытую лоджию. Открыв дверь, он увидел её силуэт в приглушённом свете ночника.  Юнна ждала его там, и смотрела на зажигающиеся и угасающие огни окон и звёзд над ними. В этот час она была женщиной Икс.

Эрик понял, что не стоит спешить. Он мягко ступил на дощатый пол и встал рядом, невзначай коснувшись её руки своей. Юнна повернула к нему голову. На её лице отражался зыбкий  ночной свет. Он вновь взял её за руку и мягко привлёк к себе. Её тело подалось вперёд, как в танце, и она положила свою  руки ему на плечи.

Они проделали пару кругов по лоджии,  а затем она устроилась на тахте. Теперь он видел во всём её облике то, что раньше было скрыто от его внимания. А может быть, ночной свет пришёл им на помощь?

 Вроде бы лежавшая перед ним женщина ничем не отличалась от тысяч других, которых он видел каждый день за свою долгую жизнь. И всё же отличалась.  Они всегда были друзьями. Женщина – друг, разве это не победа над тьмой?  Опыт подсказывал ему, что   —  да. 

Она оставалась внешне такой же подтянутой и спортивной, какой он встретил её несколько лет назад, когда они ещё заканчивали школу. Но сейчас  Эрик как никогда чувствовал в Юнне что-то беззащитное и трепетное, что  всегда смутно ощущалось в ней. И это подсказывало ему, что ей можно доверять.

 «Любовь»     — прошелестел  голос внутри,  — «любовь».

 Эрик опустился у изголовья, накрыв её собой,   нежно прижался губами к её округлым  холмам груди.  Её руки сомкнулись вокруг его спины.

— Пойдём.  – прошептал он, слегка подняв её над софой,  —  здесь слишком холодно. Она улыбнулась, медленно спустив ноги на ковёр. Эрик погасил ночник, и они направились к гостиной.

Дверь в неё была полуоткрыта, и  сквозь дверной проём Юнна увидела девственную белизну перин в отсветах каминного огня. Однако закон уважения к чувствам требовал  сначала насладиться душем. Они прижались друг к другу под его тёплым дождём,  словно первые люди, чудом возвратившие себе потерянный рай.

Обсохнув, влюблённые вступили на ложе. Он    прикоснулся губами к холмам её груди, а затем стал спускаться в долину, покрывая её  поцелуями, и каждая ложбинка её трепетала, подчиняясь  его пылкой нежности.

Когда жар от его стал таким сильным, что, казалось, у неё не хватит силы выдержать его, Эрик стал  ветром. Юнна вдохнула, слегка приподнялась и раскрылась ему навстречу, как разогретая гейзерами,  вздымающаяся земля.

И он был всадником, безумным грифоном, горячим ветром, ворвавшимся в    степные объятия,  он высекал искры, сладко обжигавшие упругую   равнину    её тела.  Само Время потеряло счёт.

Они двигались в танце, древнем, как сама жизнь и их прерывистое дыхание  отдавалось в гулкой тишине.

 Когда танец кончился, они распластались на ложе, обессиленные  и счастливые. Влюблённые перенеслись в покрытые зеленью склоны, над которыми проносились тени облаков. Затем Эрику  привиделось прошлое. Оно, как   проплывало перед ним  кинолентой, и между его бурных событий он видел женщин, идущих по улицам разных городов и сёл, и в некоторых из них ему неуловимо сквозил образ той, что видела свои сны рядом с ним. 

Он иногда заводил романы, но не заводил семью. Нет, он не бросал женщин с детьми.  У него никогда  их не было. Просто Эрик слишком хорошо знал, что счастье младших землян — умереть  вместе в один день так же, как  внезапно найти свою любовь среди тысячи других. Чтобы вместе уйти в Небо.  Рядом с такой судьбой его бессмертие казалось ему проклятием. Но он не мог не любить женщин, ведь и он, и они были человеками,  и земная любовь была положена им по закону свыше. 

Однако сейчас всё изменилось. Испытание или  награда? Скорее уж награда…

Утренний свет потихоньку пробирался сквозь жалюзи, высвечивая белую стену, камин со спящим огнём и край дивана. На этот раз первым проснулся Эрик. Согнав остатки сна в душе, и завернувшись в махровый халат, он пошёл в кухню. Выпив кофе немного, он стал готовить яичницу.  Это было ответом  на вечерний жест Юнны. Она заглянула в кухню, и после взаимного приветствия скрылась в ванной. Шум воды смешивался с шипением масла на сковороде.  

Эрик  почувствовал, что  у него  отчего – то было   уютно на душе. Он больше не  был похож на странника, который    долго шёл по тракту, ночуя  в дорогих или скромных гостиницах, и не знал, что такое настоящий  дом.

« Рядом с Юнной так спокойно…» — подумал он, когда в проёме коридора показалась  её русая голова.  Эрик разложил яичницу по тарелкам и позвал её. Она вошла в кухню, в таком же махровом халате,  так подтянутым по  фигуре  Юнны, что казалось, будто на ней кимоно.

 — Привет. Это твой сюрприз?  — спросила она, опустившись на стул, и на её лице он увидел приятное удивление.

— Да.  – ответил Эрик.

— Спасибо. – улыбнулась Юнна. Она по аромату чувствовала, что завтрак удался.

4. Исход странника.

Прошло несколько дней. Мы наслаждались счастьем несколько дней. Казалось, мы привыкали быть частью единого целого, называемого семьёй. Но, несмотря на это,  я   понимала, что для полноценного союза медовых каникул будет недостаточно.

« Он слишком любит свободу!» — всплывала в памяти давнишняя догадка. Если бы я родила от него ребёнка, он был бы рад этому, но детям всё же было бы уютнее в законной семье. Старо, но работает.

 Он не обманывает меня, он просто ничего не может поделать с этим! И однажды он честно сказал мне об этом.  После отпуска я собрала вещи и уехала к себе. Я так устала, что мне было всё равно, куда он уйдёт и откуда вынырнет в следующий раз.

И всё из-за того, что  слишком быстро сдалась тогда, в кафе. Он ведь  предупреждал меня, что не стоит танцевать с ним.  И всё-таки я не смогла полностью  стереть из памяти наш роман. В Эрике всегда было что-то, что выделяло его из среды других мужчин. Интеллект? Да. Но не только он. Это чувство некой тайны, которая хранилась в его существе,  как в ларце и может открыться, а может и не открыться. Может, он попросту был пришельцем? Иногда эта мысль казалась мне не такой уж абсурдной. Ну и пусть.   Мир  ведь огромен.

А, вообще, мне ведь только двадцать лет.  Вся жизнь впереди! А сейчас работать, работать…

Санкт – Петербург,  2020 г.

Еще почитать:

Пифагореец — Глава 13. Везде хорошо, а дома лучше.

Трепет бездны — Глава 5. Via (RaiSter)

История об одном лисе — Глава 21″Снова суббота и новая встреча» 

Niño de la Luna — «Неужели имя и правда определяет всю нашу судьбу?»