Антигона. Часть I (Падение Эдипа)

Антигона. Часть I (Падение Эдипа)

Пролог. Начало истории

Царь Лабдак, правитель, чей род восходил к самим богам, пал. Его смерть пришла внезапно, как буря, оставив после себя хаос. В стенах дворца, где ещё вчера звучали приказы и царила уверенность, теперь царят тревога и предчувствие беды.

— Что будет с Фивами? — шептались горожане, собираясь у главных ворот.

— Нас ждёт новая война?

— А что с наследником?

Наследник был. Совсем маленький, едва научившийся ходить, но всё же сын великого Лабдака — принц Лай.

Но Фивы не собирались ждать, пока младенец вырастет и взойдёт на трон.

В те времена, когда сила решала судьбы царств, беззащитные дети редко доживали до зрелости, если в их руках заключалась угроза для других. И такими угрозами для Лая стали два брата-близнеца — Амфион и Зет, потомки Зевса и смертной Антиопы. Когда-то они сами пережили несправедливость, но теперь стали её орудием.

— Этот ребёнок не будет править! — объявил Зет, мощно ударив копьём об землю.

— Фивам нужен царь, а не колыбель! — поддержал его Амфион.

Они действовали быстро. Дворец был захвачен, стража переметнулась к победителям, а несчастную мать Лая — царицу — заточили в темницу.

Но что делать с младенцем?

— Убить его! — предлагали одни.

— Это жестоко… Достаточно изгнать! — настаивали другие.

В конце концов, было решено изгнать Лая из Фив, обрёкши его на судьбу, которую он сумеет выжить, если боги того пожелают.

Так, тёмной ночью, младенца, завернутого в грубую ткань, передали верному слуге.

— Вези его как можно дальше! — приказал Амфион.

— Пусть Фивы забудут его имя! — добавил Зет.

Маленький Лай, не ведая своего горького предназначения, спал, пока колесница мчалась по каменистым дорогам, унося его из родного города.

Путешествие длилось несколько дней. Слуга, несший на себе тяжесть судьбы ребёнка, не знал, куда направиться, пока не достиг Элиды — города, правителя которого звали Пелоп.

Царь Пелоп был человеком справедливым и могущественным. Его имя наводило страх и уважение, его земли процветали, а сам он обладал решительностью и умом, за что его почитали как любимца богов.

Когда перед ним предстал слуга с младенцем, испачканным дорогой и дрожащим от холода, Пелоп нахмурился.

— Кто ты и зачем пришёл ко мне? — спросил он, оглядев путника с подозрением.

Слуга поклонился и, не смея смотреть царю в глаза, ответил:

— Великий Пелоп, я пришёл к тебе с просьбой. Этот ребёнок… он изгнанник. Его род проклят, но он сам — невиновен. Прошу, приюти его, иначе он погибнет.

Пелоп долго молчал. Он не любил вмешиваться в судьбы чужих царств, но младенец не просил изгнания, не творил злодеяний. Он просто родился в семье, обречённой богами.

Из глубины дворца раздался голос:

— Что за шум?

Это была его жена , женщина мудрая и добрая. Она увидела ребёнка, и её сердце сжалось.

— Кто он? — спросила она, беря мальчика на руки.

— Обречённый, — коротко ответил Пелоп.

Гипподамия посмотрела на мужа.

— Разве мы не потеряли уже слишком много? Разве не стоит дать хотя бы этому малышу шанс?

Царь долго не отвечал, затем тяжело вздохнул.

— Хорошо. Он останется.

Так Лай обрёл новый дом.

Пелоп со своей женой растили его как родного сына, и никто в Элиде не сомневался, что однажды этот мальчик станет великим.

Но судьба, решённая богами, не может быть так легко изменена…

Глава 2: Преступление

Владыка Пелоп, могущественный царь Элиды, имел столь много детей, что даже сам не мог назвать их точное число. Историки и поэты спорили, было ли их два десятка или три, но все сходились в одном — Хрисипп был его любимым сыном.

Хрисипп отличался не только красотой, но и умом. Его сердце было чисто, а разум остёр. Он был лучшим среди братьев и сестёр, словно сам Аполлон благословил его своим сиянием.

И среди всех его друзей, среди тех, кто любил его, кто искал его внимания, был Лай.

Лай и Хрисипп росли бок о бок. Их детство проходило среди гонок на колесницах, боевых тренировок и ночных бесед у костра.

Но дружба Лая к Хрисиппу постепенно становилась чем-то большим.

Лай не знал, когда впервые понял это. Может, в тот день, когда Хрисипп смеялся, запрокинув голову, освещённый солнечными лучами. Может, когда они вместе прыгнули в реку, соревнуясь, кто быстрее доплывёт до берега.

Лай смотрел на друга и чувствовал, как внутри него загорается пламя.

Но сердце Хрисиппа принадлежало не Лаю.

Однажды, когда они тренировались в управлении колесницами, Лай не выдержал.

— Я хочу быть рядом с тобой всегда, — произнёс он.

Хрисипп смутился.

— Мы и так всегда рядом.

Но Лай покачал головой.

— Нет. Ты не понимаешь… Я хочу, чтобы ты принадлежал мне.

Тишина повисла между ними.

Хрисипп отступил на шаг.

— Лай… — его голос был полон растерянности. — Мы друзья.

— Друзья? — в глазах Лая промелькнула тень. — Только друзья?

— Да. Я… я не могу ответить тебе тем же.

Отказ ударил Лая, как меч.

Он не знал, что сказать. Не знал, как дышать.

Но в его сердце вспыхнул страх.

А что, если Хрисипп расскажет Пелопу? Что, если над ним будут смеяться?

Что, если он потеряет его навсегда?

В ту же ночь Лай явился в покои Хрисиппа.

Тот спал, безмятежный, ничего не подозревающий.

Лай закрыл дверь, сердце его колотилось.

— Прости меня, — прошептал он.

Но в этот момент прощения не существовало.

Лай похитил Хрисиппа.

А потом, в далёком месте, где их никто не мог услышать, он сломал всё, что было между ними.

Хрисипп не вернулся во дворец.

Он не мог.

Позор жёг его изнутри, каждое дыхание было мучением.

Как он мог снова взглянуть в глаза отцу? Как он мог жить с этим дальше?

Вечером, когда все уснули, Хрисипп отправился в амбар.

Он накинул петлю на балку.

Его губы дрогнули, когда он закрыл глаза.

— Прости меня, отец…

И прыгнул.

Глава 3: Возвращение домой

Когда царь Пелоп узнал о смерти своего любимого сына, его горе не знало границ.

Он рвал на себе одежды, бросался на землю и проклинал день, когда судьба даровала ему Лая.

Но горе быстро превратилось в гнев.

— Он отнял у меня сына! — вскричал Пелоп. — Пусть же боги отнимут у него всё!

Голос царя прогремел над дворцом, словно удар грома.

— Пусть его род будет проклят! Пусть его кровь никогда не даст потомства! Пусть его имя станет синонимом несчастья!

Лай знал, что Пелоп не простит его.

Он знал, что ему нет места в Элиде.

Поэтому, прежде чем гнев царя обратился в действия, он оседлал коня и помчался прочь.

Сквозь леса, сквозь горы, сквозь бесконечные дороги.

Только на севере, у стен родных Фив, он остановился.

Когда-то Фивами правили узурпаторы Амфион и Зет. Они изгнали его отца, они забрали его родину.

Но теперь их не было в живых.

Фивы остались без правителя.

А Лай, хоть и был воспитан в чужом городе, оставался законным наследником по крови.

Он вернулся, и город принял его.

Лай взошёл на трон, как единственный царь Фив.

И взял в жёны Иокасту — прекрасную, мудрую, молодую и сильную девушку.

Он хотел, чтобы с неё началась новая глава в его жизни.

Глава 4: Тревога без наследника и пророчество

Лай сидел на троне Фив, глядя вглубь огромного зала дворца.

Сквозь высокие колонны пробивался солнечный свет, оставляя на мраморном полу золотые полосы.

Рядом с ним, в дорогом одеянии, сидела его жена, Иокаста.

Она говорила с фрейлинами, но Лай почти не слышал её голоса.

Все его мысли были далеко.

Прошло уже много лет с тех пор, как он взошёл на трон, и всё это время он надеялся.

Он ждал.

Он верил, что в один из дней слуги принесут ему весть, что царица носит наследника, будущего царя Фив.

Но годы шли, а надежда слабела.

В коридорах дворца всё чаще звучали шёпоты:

“Почему у царя Лая нет детей?”

“Почему боги не благословляют его?”

“Может быть, сам Лай в чём-то виноват?”

Эти слова проникали в уши Лая, и с каждым днём тревога росла.

Он всё чаще смотрел на Иокасту, словно ища в ней ответ.

Она прекрасна, молода, здорова…

Почему же она не может родить?

Неужели боги отвернулись от него?

Лай не мог избавиться от этих мыслей.

Всю ночь он ворочался в постели, а днём терял аппетит.

Он начал бояться будущего.

Что будет с Фивами, если у него не останется наследника?

Кто займёт трон, если он умрёт?

Слишком долго он терпел.

Слишком долго молчал.

Пришло время узнать правду.

Однажды утром Лай встал раньше, чем обычно.

Ещё до рассвета он оседлал колесницу, не предупредив даже Иокасту.

Он знал, куда должен отправиться.

Храм Аполлона в Дельфах был единственным местом, где можно было получить ответ.

Если боги накажут его за это любопытство — пусть будет так.

Если пророчество будет страшным — он примет его.

Но он должен знать!

Лошади мчались по пыльным дорогам, пока наконец на горизонте не показались мраморные колонны храма.

Дельфы.

Здесь, среди древних стен, хранилась великая мудрость богов.

Здесь жрица Пифия вещала судьбы царей и судьбы мира.

Лай вышел из колесницы и медленно поднялся по каменным ступеням храма.

Внутри пахло благовониями и дымом жертвоприношений.

Он видел, как другие путники ждали своей очереди, но царь не может ждать.

Жрецы увидели его и сразу проводили к Пифии.

Она сидела на треножнике посреди храма, вдыхая сладкий дым.

Её глаза были закрыты.

Лай преклонил колени перед ней.

— О, великая Пифия, избранница Аполлона! — его голос был твёрдым, но внутри он дрожал. — Почему я не могу иметь детей? Что скрыто от меня?

Жрица не отвечала.

Дым благовоний поднимался к потолку храма, окутывая её голову, словно пелена между мирами.

Затем она медленно открыла глаза.

И её губы шевельнулись.

— Берегись ребёнка, который появится у тебя и твоей жены!

Лай не двигался.

Но в груди всё похолодело.

— Боги запрещают тебе иметь детей…

Слова отдавались эхом в его голове.

Он пришёл просить благословения, а получил проклятие.

Но это ещё не всё.

Пифия подняла руку и произнесла последнее:

— Если же произойдёт несчастье, и у тебя родится сын, он убьёт тебя.

Тишина.

Лай даже не мог вдохнуть.

Ни один звук не нарушал тишины храма.

Лишь стук его сердца, громкий, как удары молота по наковальне.

Пророчество было сказано.

С этого момента его судьба изменилась.

Глава 5: Роковой приказ

Лай сидел на краю своего ложа, уставившись в каменный пол.

Тени от факелов плясали на стенах, но он не замечал их.

Пророчество съедало его изнутри.

“Если у тебя родится сын, он убьёт тебя.”

Эти слова звучали в его голове каждую ночь, каждое утро.

Лай пытался игнорировать их, пытался верить, что, если у него не будет детей, предсказание не сбудется.

Он не прикасался к Иокасте.

Он даже избегал её взгляда.

И вместо этого находил утешение в молодых юношах, которые развлекали его в его покоях.

Но внутри него пустота только росла.

Царь без наследника… Что это за правитель?

Что скажут боги?

Что скажут люди?

Как долго он сможет убегать от судьбы?

И вот однажды, после большого пира, напившись вина, Лай осознал страшную истину:

Он не царь, если не может продолжить свой род.

Он не мужчина, если отказывается от своего долга.

Он не сможет победить пророчество, если просто закроет глаза.

“Один раз… Только один раз…”

Ночью он вошёл в покои Иокасты.

Девять месяцев спустя родился мальчик.

Когда Лай услышал детский плач, его сердце сжалось от ужаса.

Он знал, что этот ребёнок — его смерть.

Он не мог любить его.

Он не мог дать ему имя.

Вместо радости, которую испытывают отцы, Лай чувствовал лишь страх.

Он не мог спать.

Он не мог есть.

День за днём он ходил по дворцу, ломая голову, как избежать проклятия.

Он молился богам.

Он приносил жертвы.

Он надеялся, что если он будет умолять достаточно долго, предсказание перестанет быть правдой.

Но ответа не было.

И тогда он понял:

“Этот ребёнок не должен жить.”

Лай позвал пастуха, слугу, который служил в его дворце.

Молодой пастух знал леса лучше всех в Фивах.

Он мог найти такое место, где никто никогда не обнаружит маленькое тело.

— Ты возьмёшь его… — сказал Лай, глядя в огонь. — И отнесёшь в горы. Ты оставишь его там… И пусть боги решат его судьбу.

Пастух молчал.

Он знал, что нельзя спорить с царём.

Но когда Лай добавил:

— Чтобы он не сбежал, проколи ему щиколотки.

Пастух вздрогнул.

Он понимал, что так делают со скотом, чтобы животное не убежало.

Но с человеческим младенцем…?

— Ваше Величество… — пастух осмелился поднять глаза. — Это ваш сын.

Лай ударил кулаком по столу.

— Он – МОЯ СМЕРТЬ!

В голосе царя звучало такое отчаяние, что слуга больше не осмелился спорить.

Он взял сверток с младенцем, опустил глаза и вышел из покоев.

Вскоре он стоял на краю леса, где деревья были высоки, а воздух пропитан тишиной.

Ребёнок открыл глаза и улыбнулся ему.

И в этот момент молодой пастух начал сомневаться…

Глава 6: Подарок судьбы

Пастух стоял на краю леса, держав на руках крошечного младенца.

Ребёнок был завернут в тёплую ткань, но его крошечные ножки оставались беззащитными.

Пастух посмотрел вниз.

На нежной коже щиколоток были глубокие раны – следы от железного штыря, которыми приказал проколоть их царь Лай.

“Чтобы он не убежал…”

Лай хотел, чтобы этот ребёнок не смог сбежать даже от смерти.

Но младенец не плакал.

Его глаза – такие чистые, такие доверчивые – смотрели на старика с невинностью, которой тот не мог противиться.

А затем малыш улыбнулся.

И в этот миг пастух понял:

Он не сможет оставить его здесь.

Не сможет стать убийцей.

“Если бы он был старше…” – подумал он.

“Если бы он был злым… Если бы он понимал, что его ждет…”

Но он был всего лишь младенцем.

Тёплым. Хрупким. Живым.

Руки пастуха задрожали.

Он сделал шаг к лесу.

Но затем остановился.

Его дыхание стало тяжёлым.

Он не мог.

Он просто не мог.

Вдруг из-за деревьев послышались шаги.

Пастух вздрогнул и резко обернулся.

Из-за поворота вышел путник – высокий, в дорожном плаще, с посохом в руке.

Он шагал по дороге уверенно, но когда увидел пастуха с младенцем, остановился.

— Ты кто такой? – спросил он. – И что ты делаешь на дороге с ребёнком?

Пастух дрожащими руками крепче прижал младенца к груди.

— Прошу тебя… – парень пал на колени прямо перед путником. – Спаси его!

Глаза незнакомца расширились от удивления.

— Что ты говоришь? Чей это ребёнок?

— Не спрашивай… – прошептал пастух. – Просто возьми его и увези как можно дальше.

Путник прищурился.

Он был не глуп.

Он видел, как дрожат руки у парня.

Он заметил кровь на ножках младенца.

— Ты хочешь, чтобы я забрал его? Почему?

Пастух склонил голову.

— Потому что здесь… здесь он не выживет. В Фивах ему не место.

Путник задумался.

Он знал, что в Фивах часто случаются проклятия.

Знал, что там царит неспокойствие.

Но, глядя на этого беззащитного младенца, он не видел ни проклятия, ни судьбы.

Он видел лишь ребёнка, которому нужен дом.

И тут путник вспомнил Коринф.

“Царь Полиб… Он хочет детей.”

“Царица Меропа… Она молилась богам, но так и не смогла родить.”

“А если это ответ богов?..”

Решение пришло само собой.

Он протянул руки.

— Я возьму его.

Пастух прикрыл глаза и выдохнул.

“Спасён…”

Он осторожно передал младенца путнику.

Тот укутал его в плащ, взглянул на пастуха и сказал:

— Если его раны заживут, царь Полиб и царица Меропа примут его как собственного.

Пастух слабо кивнул.

Он не знал, что только что передал миру ребёнка, которому было суждено изменить судьбу города Фивы…

Глава 7: Царь и Царица

Когда путник вошёл в дворец Коринфа, его сердце билось так громко, что, казалось, гул отдаётся в каменных стенах. Он шагал по величественному залу, чувствуя на себе взгляды знатных вельмож, приближённых к трону, стражников в сверкающих доспехах.

Здесь, в сердце коринфского дворца, принимались важнейшие решения, вершились судьбы.

Но он пришёл не по делам государственным.

Он принёс жизнь.

Царь Полиб сидел на высоком троне, его осанка была величественной, но лицо оставалось невозмутимым, как мраморная статуя. Он окинул путника цепким взглядом — оценивающим, настороженным.

— Что привело тебя во дворец? — спросил он, голос его звучал властно, но в нём не было ни капли нетерпения.

Путник сделал шаг вперёд, его дорожный плащ, покрытый пылью долгого пути, взметнулся, раскрывая то, что он нёс на руках.

Толпа придворных ахнула.

В его объятиях покоился младенец.

Совсем крошечный…

Совсем беззащитный…

Совсем один.

— Дитя…? — пробормотал кто-то из придворных.

— Что это значит? — голос Полиба стал холоднее.

В этот миг в зал вошла царица Меропа.

Как только она увидела ребёнка, её ноги стали ватными, дыхание перехватило, а в груди что-то сжалось.

— Боги… — прошептала она.

Её руки дрожали.

Она сделала ещё один шаг вперёд, затем ещё…

Наконец, не в силах удержаться, она протянула ладони, словно боялась, что если не коснётся младенца сейчас, он исчезнет навсегда.

Путник, увидев её выражение, без колебаний передал ребёнка в её руки.

И как только мальчик оказался у неё на груди, он легонько потянулся, издал тихий, сонный звук…

И улыбнулся.

Решение царицы

Что-то в этот момент сломалось в сердце Меропы.

Этот ребёнок…

Он не должен был выжить.

Он не должен был оказаться здесь.

Но он жил.

И она чувствовала его тепло.

Он не просто лежал у неё на руках.

Он знал, что он в безопасности.

Что она его защитит.

Царица не могла оторвать от него глаз.

Больше ничего не существовало.

Ни дворец.

Ни люди вокруг.

Только она и этот малыш.

Тёплый, хрупкий, живой…

Она прижала его крепче.

И в этот миг всё было решено.

— Откуда он? — наконец прошептала она, не поднимая глаз от ребёнка.

Путник опустил голову.

— Я нашёл его в горах, на границе с Фивами, — его голос был полон тяжести. — Его оставили там умирать…

Меропа резко подняла голову.

— Оставили?!

— Да… его хотели убить.

— Кто? — голос Полиба прозвучал резко, словно удар меча.

Путник замялся.

— Я не знаю, мой царь. Но его ноги…

Он указал на щиколотки младенца, и только теперь царь и царица заметили странные шрамы.

Царица судорожно втянула воздух.

— Что с ним сделали? — её голос дрожал, хотя она старалась сохранить спокойствие.

— Его изувечили, чтобы он не мог ходить, — грустно ответил путник. — Но он выжил.

На мгновение в зале повисла тишина.

Меропа смотрела на его маленькие ножки, на шрамы, оставленные жестокой рукой.

Кто мог сотворить такое с ребёнком?

Какое сердце должно быть у того, кто обрёк его на смерть?

Но, несмотря на всё, мальчик был здесь.

И он улыбался ей.

Полиб внимательно наблюдал за своей женой.

Он видел её глаза.

Он понимал.

Она уже сделала выбор.

И он не мог пойти против него.

Он глубоко вздохнул.

— Мы назовём его Эдип, — наконец произнёс царь.

— Имеющий вспухшие ноги.

Так началась новая жизнь.

Эдип рос в любви и заботе.

Он не знал печали.

Он не знал боли прошлого.

Он был сыном царя и царицы.

Жители Коринфа обожали его.

— Какой добрый мальчик!

— Какой сильный и умный!

— Он будет великим правителем!

Эдип вырос щедрым, храбрым, справедливым.

Он обожал своих родителей.

Глава 8: Тайна, сорвавшаяся с губ

Вечер во дворце был шумным и весёлым.

Зал освещали сотни факелов, стены отражали звон бокалов и громкий смех гостей.

Вино лилось рекой, слуги бесконечно наполняли кубки знатных вельмож.

Эдип сидел рядом с матерью, улыбаясь, наслаждаясь этим вечером.

Он любил эти моменты — когда вся знать Коринфа собиралась, обсуждала дела государства, рассказывала истории…

Он чувствовал себя своим.

Он чувствовал себя наследником.

Но один гость — пожилой, седовласый, с уже затуманенным от вина взглядом, пристально смотрел на Эдипа.

Его губы дрожали, словно он боролся с самим собой.

И вдруг…

Он расхохотался.

— О, юный царевич… — его голос был громким, насмешливым. — Как забавно видеть, как ты гордишься своей родословной…

Эдип поднял брови, но не придал этим словам особого значения.

Старик пьян.

Он не понимает, что говорит.

Но гость не замолчал.

— Ты ведь знаешь… да?

Эдип нахмурился.

— О чём вы говорите?

Гость смеялся громче.

— О том, что ты — не настоящий сын Полиба и Меропы.

Зал замер.

Голоса утихли.

Все взгляды устремились на Эдипа.

Мир застыл.

Эдип всмятку посмотрел на гостя.

— Что?..

Но тот лишь махнул рукой, будто сказанное было пустяком.

— Все знают это, мальчик. Разве ты сам не замечал? Разве никто не говорил тебе?

Юноша резко вскочил, его сердце бешено заколотилось.

— Ложь! — воскликнул он. — Я — сын Полиба и Меропы!

— Правда?.. — гость наклонился ближе. — Тогда спроси их.

Эдип резко повернулся к матери.

— Мама! — его голос дрожал.

Он ожидал смеха, объяснений, опровержения.

Но…

Она молчала.

Меропа смотрела в пол.

Эдип обвел взглядом весь зал.

Лица гостей опущены.

Никто не произносит ни слова.

— Скажите что-нибудь… — Эдип чувствовал, как в груди нарастает паника.

Молчание разбивало его изнутри.

Он искал глазами правду…

Но видел только страх.

Эдип бежал.

Он не помнил, как выбежал из зала.

Как оказался перед покоями отца.

Руки дрожали, когда он толкнул массивные двери.

— Отец! — его голос дрожал от напряжения.

Полиб стоял у окна, его взгляд был устремлён в ночную тьму.

Он не обернулся сразу.

— Эдип… — его голос был тихим.

— Скажи мне, что это ложь! — юноша подошёл ближе. — Скажи, что я твой сын! Что я твоя кровь!

Полиб тяжело вздохнул.

Он не хотел этой беседы.

Он боялся этого дня.

Но теперь правда стояла перед ним лицом к лицу.

Он не мог отвернуться.

Он развернулся, его глаза были полны боли.

— Ты… мой сын.

— Тогда почему они молчали?! — Эдип шагнул вперёд. — Почему никто не подтвердил это?!

Полиб медлил.

— Потому что…

— Потому что я подкидыш?! — Эдип почти прокричал это.

Полиб сжал кулаки.

— Ты — мой сын, — повторил он.

Но эти слова не успокаивали.

— Кто мои настоящие родители?!

Царь отвернулся.

— Это не важно.

Эдип почувствовал, как земля уходит из-под ног.

Отец не сказал “нет”.

Он не опроверг.

Значит…

Значит, это правда.

Он не их сын.

Он ничей сын.

Словно наваждение, эти мысли сдавили его грудь.

Полиб положил руку ему на плечо.

— Послушай меня…

Эдип отшатнулся.

— Вы всё знали…

Отец…

Мать…

Все во дворце.

Все в городе.

Только не он.

Он был в неведении.

Он жил в ложной жизни.

— Я должен знать правду.

Полиб закрыл глаза.

— Не ищи её, сын мой.

Но было уже поздно.

Тень сомнений уже впилась в его сердце.

И он не мог остановиться.

Он найдёт ответ.

Во что бы то ни стало.

Глава 9: Пророчество 

Эдип ехал в Дельфы с тяжестью в груди.

Он не знал, чего боится больше — услышать подтверждение своих худших подозрений или понять, что он жил ложью.

Ветер обжигал лицо, колесница вскакивала на камнях, но он не чувствовал боли.

В голове кружился один вопрос:

Кто я?

Почему мне никто не говорит правду?

Он вырос как царевич, но если он не сын Полиба, то кем был все эти годы?

Он вспоминал руки матери — тёплые, заботливые.

Была ли она его матерью?

Эта мысль заставляла его задыхаться.

Он должен знать!

Он должен спросить самих богов!

Священный город

Дельфы появились на рассвете.

Город светился в предутреннем тумане, будто сам Аполлон только что вдохнул в него жизнь.

Белые колонны устремлялись ввысь, золотые статуи сияли в первых лучах солнца.

Но Эдип не любовался красотой.

Он искал храм.

И вот он — прямо перед ним.

Священные ступени покрыты пеплом жертвоприношений, в воздухе веет дымом ладана.

У входа стоят жрецы, их лица серьёзны, глаза пристальные.

Эдип не замечает их взглядов.

Он идёт внутрь.

Голос богов

Храм погружён в полумрак.

Пламя факелов дрожит от невидимого сквозняка.

Воздух густой, тяжёлый.

Эдип останавливается перед занавесом, за которым находится Пифия — великая жрица Аполлона.

Он слышит её дыхание.

Она знает, что он пришёл.

— О, великая жрица… — голос дрожит.

— Скажи мне…

Слова сами застывают в горле.

Ему страшно.

— Чей я сын?

Молчание.

— Скажи мне правду!

Тишина.

Пламя вдруг вспыхивает ярче, воздух стынет.

Занавес дрожит, и из глубины храма раздаётся голос.

Он не похож на человеческий.

Глубокий.

Словно сама вечность говорит с ним.

Эдип чувствует, как сжимается грудь.

Он не может дышать.

Слова ударяют в сознание, как гром.

Нет…

Нет!

Он не мог ослышаться…

Это ошибка!

Это не может быть правдой!

Но голос повторяет пророчество.

И теперь он знает.

Боги решили его судьбу.

Эдип выбегает из храма, спотыкаясь.

Мир кружится перед глазами.

Ноги подкашиваются.

Он хватается за колонну, но руки дрожат.

Судьба.

Она была здесь всегда.

Она шла за ним, пока он смеялся, пока он рос, пока он любил.

Теперь она смотрит ему в глаза.

И он не может отвернуться.

Жрецы молча наблюдают.

Кто-то пытается подойти, но он отшатывается.

Оставьте меня!

Он не хочет видеть никого.

Его жизнь разбилась на части.

Он не может вернуться.

Но он не может оставаться здесь.

Где его дом?

Где его место?

Эдип бросается к колеснице, хватается за поводья.

Лошади почувствовали его страх, фыркают, мечутся.

Он дергает поводья.

— Вперёд!

Колесница рвётся с места.

Ветер бьёт в лицо, но он его не чувствует.

Он не знает, куда едет.

Он просто хочет уехать.

Как можно дальше.

Как можно быстрее.

От этого проклятого места.

От судьбы.

От себя.

Но чем дальше он уезжал…

Тем ближе он становился к своей гибели.

Глава 10: Перекрёсток судеб

Солнце уже клонилось к закату, заливая землю кроваво-красным светом.

Эдип ехал быстро, погоняя лошадей.

Колесница прыгалась на кочках, камни летели из-под колёс, но он не обращал внимания.

Перед глазами стояли слова жрицы.

Он не мог их забыть.

Он не хотел их понимать.

Ветер обжигал лицо, но он не чувствовал холода.

Только пустоту.

Вдруг дорога резко сужается.

Впереди пыльное облако.

Из него появляется колесница.

Большая. Тяжёлая.

Колёса украшены золотом, на уздечках висит серебро.

Возница громко щёлкает бичом.

Эдип натягивает поводья.

Колесница приближается.

В ней сидит мужчина.

Старик.

Взгляд, полный презрения

Эдип чувствует этот взгляд — высокомерный, холодный, оценивающий.

Словно он — пыль под ногами.

Возница останавливает лошадей.

Слуга оглядывает Эдипа с ног до головы, затем резко машет рукой.

— Уступи дорогу!

Эдип не двигается.

— Дорога узкая для нас обоих. Пусть он проедет первым, раз так спешит.

Но старик молчит.

Его рука тянется к поясу, пальцы ложатся на рукоять меча.

Возница шепчет что-то ему на ухо.

Но тот не слушает.

Он сам решает, кто достоин пути.

Старик поднимает руку.

Меч сверкает на солнце.

— Я приказываю тебе сойти с дороги, мальчишка!

Эдип сжимает кулаки.

— Почему я должен уступать?

— Потому что я приказываю!

Он наклоняется вперёд, в глазах гнев, ярость, презрение.

Эдип чувствует, как что-то вскипает в нём.

Кровь ударяет в виски.

Старик дергает поводья.

Колесница рвётся вперёд, меч поднимается…

Эдип реагирует мгновенно.

Он выхватывает свой меч.

Бой, которого не должно было быть

Две колесницы столкнулись.

Лошади вздыбились, воздух наполняется ржанием и криками.

Эдип поднимает меч.

Старик наносит первый удар.

Но в этот день удача была на стороне молодости.

Рука дрожит, движение замедлено.

Эдип уходит в сторону, перехватывает меч, делает резкий выпад.

Клинок входит точно под рёбра.

Глаза старика широко раскрываются.

Рот открывается, но слов уже нет.

Он оседает в колеснице, пальцы разжимаются.

Меч падает на землю.

Тело покачивается, а затем глухо падает на дорогу.

Пыль поднимается в воздух.

Слуга, охваченный страхом

Возница издаёт сдавленный крик.

Он смотрит на Эдипа, на тело, на кровь, растекающуюся по дороге.

Его глаза наполнены ужасом.

— Ты убил его… — шепчет он.

Эдип не слышит.

В голове пульсирует одно слово.

Я победил.

Я был быстрее.

Он напал первым.

Он не оставил мне выбора.

Слуга разворачивается и бросается в бегство.

Он бежит так быстро, что вскоре исчезает в пыли.

Эдип смотрит на мёртвое тело.

Лежит лицом вниз.

Меч валяется рядом.

Кто он был?

Почему ему казалось, что он важный человек?

Но затем Эдип отбрасывает эту мысль.

Он был всего лишь чужаком, который не уступил дорогу.

Эдип запрыгивает в колесницу, дергает поводья.

Лошади рвутся вперёд.

Ветер смывает кровь с меча.

Он едет дальше.

Но он не знает, что в этот день убил своего отца.

Слуга бежал без оглядки.

Его сердце стучало, как молот, ноги гудели от усталости, но он не останавливался.

Позади, на пыльной дороге, лежало бездыханное тело.

Кровь впитывалась в землю, и казалось, что сама дорога запомнит эту смерть навсегда.

Фивы приближались.

Слуга видел знакомые стены, высокие башни, ворота, украшенные золотом.

Но теперь он нес ужасную весть.

Когда он вбежал в город, люди обернулись на его крики.

— Царя убили!

Гул пронёсся по площади.

Женщины закрыли лица руками, старики прошептали молитвы богам, мужчины глядели друг на друга с тревогой.

— Где? Как? Кто?

Но слуга не мог ответить.

Он помнил только меч.

И юношу с решительным взглядом.

Никто не знал его имени.

Никто не знал, что он уже направляется в Фивы.

Глава 11: Проклятие над городом

Но смерть Лая была не единственным несчастьем.

Фивы уже давно страдали.

Каждую ночь город погружался в страх.

Потому что на скале за стенами поселилось чудовище.

Его называли Сфинкс.

Монстр из ночных кошмаров

Существо, порождённое Тьмой.

Женское лицо, но глаза зверя.

Львиное тело, когти, способные разорвать человека.

И крылья, скрывающие солнце, когда она парила над городом.

Она не просто убивала.

Она играла.

Каждый день к воротам приходили путники.

Каждый день она задавала им загадку.

И каждый день погибал человек.

Её когти разрывали плоть.

Её крик сотрясал воздух.

Жители города Фивы жили в страхе.

Им нужен был герой.

Кто-то, кто освободит их.

Кто-то, кто разгадает загадку.

Но ещё никто не смог этого сделать.

И каждую ночь Сфинкс терзал город.

Фивы ждали спасителя.

А он уже был в пути.

Фивы возникли перед Эдипом, как видение из древних сказаний.

Высокие стены вздымались ввысь, но теперь они казались не защитой, а тюрьмой.

Когда он перешагнул порог города, воздух стал другим.

Тяжёлым. Густым. Полным боли.

Город не шумел, как все другие города, что он встречал на своём пути.

Здесь не слышалось смеха детей, не было оживлённых торговцев, не пели жрецы в храмах.

Фивы были погружены в молчание.

На улицах бродили тени – люди с опущенными головами, с пустыми глазами.

Женщины не поднимали взоров, мужчины не говорили друг с другом.

Страх в каждом шаге.

Безысходность в каждом взгляде.

Эдип чувствовал, как что-то невидимое давит ему на грудь.

Это был не просто город. Это была рана, кровоточащая под солнцем.

Его шаги звучали гулко, словно он нарушал чужую тишину.

— Что случилось здесь? — пробормотал он, глядя вокруг.

Но никто не отвечал.

Наконец, он увидел женщину – старую, сгорбленную, сидящую у края дороги.

Она проводила взглядом незнакомца и вздохнула.

— Ещё один, что пришёл на смерть…

Эдип напрягся.

— О чём ты говоришь, матушка?

Старуха показала на скалу за стенами.

Там, в свете заката, сидело нечто огромное.

И даже на таком расстоянии Эдип почувствовал её взгляд.

— Она ждёт тебя, путник. Ждёт, чтобы задать тебе вопрос… и разорвать на части.

Голос старухи дрожал.

Эдип понял, что судьба привела его сюда не случайно.

Фивы были прокляты.

Эдип бродил по улицам Фив, задавая вопросы прохожим. Он всё глубже погружался в тень горя, охватившего этот город.

— Почему все так печальны? Почему страх поселился в ваших сердцах?

Жители неохотно отвечали, бросая тревожные взгляды в сторону скалы.

— Сфинкс…

Только одно слово, но в нём таилась бездна ужаса.

Вскоре Эдип узнал всю правду.

После смерти царя Лая престол перешёл к его шурину — Креонту.

Однако власть Креонта была призрачной.

Он не мог править, потому что Фивы находились во власти другого существа.

Сфинкс — чудовище подземного мира, ждавшее на скале у дороги.

Каждый путник, осмелившийся пройти мимо, был обречён.

Чудовище задавало загадку, и если несчастный не мог ответить, его разрывали когти.

— И сколько уже погибло? — спросил Эдип.

— Слишком много… — вздохнули жители. — Юноши, воины, мудрецы. Все, кто пытался освободить нас, мертвы.

Но Эдипа это не остановило.

Наоборот — он ощутил внутри себя пламя, которое разгоралось всё сильнее.

И не только из-за того, что он хотел освободить город.

Не только потому, что ему хотелось прекратить кровопролитие.

Но и потому, что его странствия должны были закончиться.

Впервые за долгое время перед ним открылся смысл.

Креонт, уставший от бессилия, дал клятву:

— Кто победит Сфинкса, тот получит не только моё уважение… но и руку царицы, а также трон Фив.

Эдип замер, осмысливая слова Креонта.

Царица…

Трон…

Фивы…

Судьба даёт ему шанс.

Шанс перестать быть изгнанником. Шанс получить дом. Шанс стать кем-то.

И если для этого нужно победить Сфинкса…

Что ж, пусть будет так.

Эдип поднял голову, его глаза вспыхнули решимостью.

— Я встречусь с чудовищем.

— Ты обречён, юноша, — прошептали жители. — Все были обречены.

Но Эдип лишь усмехнулся.

Он знал, что в этот раз будет иначе.

Глава 12: Вопрос Сфинкса

Эдип поднялся по каменистой тропе, ведущей к вершине скалы, где его ждало чудовище.

Сфинкс уже знал, что перед ним стоит новая жертва.

Его губы изогнулись в зловещей улыбке, когда он увидел молодого путника, который осмелился бросить ему вызов.

— Я слушаю тебя, смертный, — раздался шёпот, похожий на шелест сухих листьев. — Ты знаешь, что никто ещё не уходил отсюда живым?

Эдип не ответил.

Он смотрел прямо в глаза чудовищу, изучая его лицо, где человеческое сочеталось с животным, где загадка переплеталась с ужасом.

Сфинкс наклонил голову.

— Ты молчишь… Значит, ты готов к вопросу?

Эдип молча кивнул.

Чудовище склонилось ниже, его голос стал змеящимся шёпотом, обволакивающим разум.

— Какое существо утром ходит на четырёх лапах, днём на двух, а вечером на трёх?

Молчание.

Сфинкс выжидающе замер, внимательно наблюдая за лицом Эдипа.

Дрожь напряжённого ожидания повисла в воздухе.

Ни единого движения. Ни единого звука.

Если бы кто-то в этот миг оказался рядом, он бы затаил дыхание, не смея пошевелиться.

Эдип не торопился с ответом.

Он размышлял.

А ведь ответ — прост…

Он находился на поверхности, в самом вопросе.

Но именно простота делала загадку коварной.

Сколько людей размышляли над ней, отчаянно ища сложный смысл?

Сколько замешкались, не увидев очевидного?

И сколько из них теперь покоились в животе чудовища?

Сфинкс склонился ниже, его когти медленно заскребли по камню.

Ещё секунда — и он растерзает юношу…

Но Эдип поднял голову.

В его глазах сверкнула уверенность.

— Человек.

Сфинкс замер.

Его зрачки сузились, крылья дрогнули.

Но Эдип не дал ему времени осознать поражение.

Он продолжил:

— Когда человек младенец, он ползает на четвереньках — это его утро. В юности и зрелости он ходит на двух ногах — это его день. А когда старость делает его тело слабым, он опирается на посох — это его вечер.

Сфинкс не мог поверить в услышанное.

Тысячи людей пытались разгадать его загадку.

Тысячи ошибались.

Но этот человек…

Он узнал ответ.

Чудовище внезапно содрогнулось, его когти судорожно сжались в камень.

В глазах вспыхнул страх — страх того, кто осознал свою гибель.

Эдип смотрел, как злобное создание дрожит, словно пытаясь выбраться из собственной судьбы.

Но уже поздно.

Сфинкс издал жуткий, оглушительный крик, в котором были и ярость, и отчаяние.

Одним прыжком он сорвался со скалы.

Тело камнем полетело вниз, исчезая в пустоте.

Через несколько мгновений раздался глухой удар.

Сфинкс разбился о камни.

Фивы освобождены.

Эдип вздохнул, чувствуя, как ветер приносит новую тишину.

Но он ещё не знал…

Что этот победный миг станет началом его величайшей трагедии.

Глава 13.

После победы над Сфинксом Эдип вошёл в Фивы как спаситель.

Люди восхищённо приветствовали его, осыпая лаврами, и, следуя обещанию Креонта, он стал царём.

Но не только трон был наградой за его подвиг — он получил в жёны и царицу.

Она была старше его, но её красота ещё не угасла, а ум и мягкость характера завораживали.

Сначала их союз был лишь политическим, но со временем между ними возникла привязанность.

Она была мудрой женщиной.

Она видела в Эдипе честного и доброго правителя, который заботился о народе так, как некогда заботился о ней её покойный муж.

Он оказался не жестоким воином, а милосердным и справедливым царём.

Она полюбила его за это.

А он нашёл в ней утешение от своих скитаний, одиночества, долгих лет, проведённых без родины.

И вскоре в их доме раздался первый детский плач.

Сначала царица родила Этеокла.

Это был сильный, крепкий младенец, и его рождение стало великим праздником.

Весь город ликовал.

Царица смеялась, крепко прижимая сына к груди, а Эдип гордо держал её за руку, глядя на маленькое существо, которое стало его первенцем.

Но радость не была долгой.

Спустя короткое время родился Полиник, и между двумя братьями с младенчества началась борьба за первенство.

Они росли в постоянном соперничестве, и уже в детстве стало ясно, что Фивам суждено разделиться из-за них.

Затем родилась дочь — Антигона.

В тот день царица плакала от счастья.

— Она как сама весна, — шептала она, глядя на свою крошечную дочь. — Такая чистая, такая светлая…

Эдип улыбнулся, поглаживая головку ребёнка.

— Она принесёт нам радость.

Когда родилась младшая дочь Исмена, Иокаста почувствовала, что их семья наконец стала полной.

Она каждый вечер смотрела на своих детей, убеждая себя, что ничто не сможет разрушить их дом.

Годы шли…

Эдип больше не был странствующим юношей.

Теперь он был мужчиной, зрелым, сильным, умным, он был чист и душой и разумом.

И когда ему исполнилось столько же лет, сколько было тому человеку, которого он когда-то убил…

В Фивы пришла новая беда.

Сначала заболели дети.

Молодые женщины плакали над колыбелями младенцев, которые рождались мертвыми или едва дышали.

Потом болезнь пришла в дома взрослых.

Люди падали на улицах, смерть прокралась в каждый уголок города.

Фивы стали напоминать погребальную процессии.

Над мёртвыми пели плачущие жёны, костры дымились днём и ночью.

Боги отвернулись от них.

Горожане отчаянно взывали к Эдипу.

— Ты когда-то спас нас от Сфинкса, — говорили они. — Спаси нас и сейчас!

Эдип не мог смотреть на страдания людей.

Он должен был найти причину этого проклятия.

И он решился на последний шаг…

Он отправился в Дельфы.

К оракулу.

В надежде, что боги откроют ему правду…

Глава 14: Поиск убийцы

Когда Эдип вернулся в Фивы, его сердце было охвачено тревогой.

Слова оракула не давали ему покоя:

— В твоём городе скрывается преступник…

— Убийца предыдущего царя…

— Из-за него гнев богов пал на Фивы…

Эдип не мог в это поверить.

Фивы были его домом.

Город, который он спас.

Город, которым он правил много лет.

И теперь оказалось, что он проклят?

— Мы найдём убийцу! — заявил он, и его голос прогремел по дворцу.

— Мы очистим Фивы от этого проклятия!

Он приказал разослать гонцов по всей Греции.

Фивы поднялись на поиски.

— Обыскать каждый дом!

— Допросить каждого жителя!

— Назначить награду за любую информацию!

Но… ничего.

— Никто не знает.

— Никто не видел.

— Никто не помнит.

Прошли дни.

Прошли недели.

Но следов убийцы не было.

Эдип начал терять терпение.

Последняя надежда

Тогда он призвал самого мудрого человека в Фивах — слепого прорицателя Тиресия.

— Ты должен сказать мне правду! — приказал царь.

— Кто убил Лая? Кто навлёк проклятие на мой город?

Но Тиресий молчал.

— Говори! — потребовал Эдип.

Прорицатель только покачал головой.

— Ты не хочешь знать правду, царь.

— Она принесёт тебе только страдания.

Эдип вскипел от ярости.

— Ты смеешь скрывать это от меня?!

— Ты знаешь правду, но молчишь?!

Он угрожал, кричал, приказывал.

Но Тиресий оставался непоколебим.

— Я не могу сказать то, что ты не готов услышать.

Царица, до этого молчавшая, поднимает голову. В её взгляде читается тревога, но голос остаётся твёрдым:

— Был один человек, кто видел всё собственными глазами.

Эдип внимательно смотрит на неё.

— Кто?

— Слуга, который сопровождал царя в тот день, — отвечает она.

Эдип морщит лоб, обдумывая услышанное.

— Где он?

Царица медлит, но затем говорит:

— Он сообщил, что на царя напали разбойники. Их было несколько, и у них не было шанса.

Эдип небрежно машет рукой, успокаиваясь.

— Тогда мне не о чем беспокоиться.

Он наклоняется вперёд, сжимая кулаки.

— Но этот слуга… Где он сейчас?

Царица смотрит в сторону.

— Исчез. Сразу после случившегося он покинул дворец.

Эдип хмурится.

— Исчез? — в его голосе звучит подозрение.

Слуга, который мог бы дать объяснение, вдруг исчезает?

— Его нужно найти, — решительно говорит он.

В его словах нет сомнений.

Он должен узнать правду.

Глава 15:  Падение Эдипа

Во дворец с усталым лицом входит гонец из Коринфа. Он опускается на одно колено перед Эдипом, тяжело дыша после долгого пути.

— Великий царь… Я принёс печальную весть.

Эдип напрягается.

Гонец с трудом поднимает глаза.

— Царь Полиб… умер.

Эдип замер.

На мгновение всё вокруг словно исчезает.

— Мой отец… — тихо произносит он.

Все в зале склонили головы.

Царь закрывает лицо руками.

— От чего? Как это случилось? — его голос чуть дрожит.

— От старости, господин. Он прожил долгую жизнь и покинул этот мир в покое.

Эдип поднимает голову.

— От старости…

В груди что-то сжимается, но в этой боли — облегчение.

Он задумывается.

— Мне пророчили, что я убью своего отца, — говорит он, как бы размышляя вслух.

— Но я покинул Коринф…

— Полиб остался жив.

— Я не прикасался к нему.

— Он прожил полную жизнь. Он умер своей смертью.

Эдип глубоко вдыхает.

— Значит, пророчество было ложью…

Он чувствует, как тяжкий груз спадает с плеч.

Гонец из Коринфа не спешит уходить.

Эдип уже готов был отпустить его, думая, что самые важные слова уже сказаны.

Но гонец вдруг нервно сглатывает, собирается с духом и говорит:

— Смерть царя Полиба освобождает меня от данной ему клятвы… — он делает паузу, словно боясь того, что скажет дальше.

— Я наконец могу сказать тебе правду…

Глаза Эдипа сужаются.

Что-то неуловимо меняется в воздухе.

— Полиб и Меропа тебе не родители!

Эдип замирает.

Все смотрят на гонца.

— Что ты сказал?..

В голосе царя неверие.

— Это ложь.

Но гонец не отступает.

— Я принёс тебя в Коринф! Я сам передал тебя царской семье!

— Ты… — Эдип поднимается со своего трона.

Он заставляет себя дышать ровно, но грудь сжимается так сильно, словно её охватили железные тиски.

— Ты врёшь…

Но гонец не останавливается:

— Ты был младенцем… с пронзёнными ногами…

Шум в зале стихает.

Эти слова будто разбивают что-то внутри Эдипа.

Он садится обратно.

— Пронзённые… ноги…

Проклятое имя.

Эдип.

“Имеющий вспухшие ноги.”

Егоц тело становится холодным, как мраморная статуя.

Голос дрожит:

— Но кто дал тебе этого младенца?

В зале воцаряется тишина.

Кто-то пятится назад.

Кто-то закрывает рот рукой, боясь услышать ответ.

Через толпу медленно пробирается старый пастух.

Он кутается в свой изношенный плащ, словно хочет спрятаться от всего мира.

Шаг за шагом он приближается, опираясь на деревянный посох.

Когда он останавливается перед Эдипом, в зале слышно только его прерывистое дыхание.

Он не сразу поднимает глаза.

— Я узнаю тебя, гонец из Коринфа… — тихо говорит он, голос дрожит от тяжести воспоминаний.

— Да… Это ты…

Пастух закрывает глаза, как будто надеется, что, если он не будет видеть Эдипа, кошмар исчезнет.

— Ты был младенцем с пронзёнными ногами…

Эдип хватает воздух, словно тонущий в бурном море.

Но пастух не закончил.

— Отец этого ребёнка уготовил ему страшную смерть…

— Но я не смог…

Он смотрит на царя, и в его глазах боль десятков лет.

— Я не мог оставить его волкам.

Эдип молчит.

Только его сердце кричит.

— Этот ребёнок… — шепчет он, почти боясь спросить.

— Чей он сын?..

Пастух опускает голову.

А потом сказал слова, которые уже невозможно было забрать обратно:

— Этот ребёнок был сыном царя Лая… и царицы Иокасты.

Тишина становится невыносимой.

Эдип замирает.

В его голове отчаянно мечется один-единственный факт:

Он сын царя Лая.

Сын царицы Иокасты.

И тогда…

Царица резко вскакивает с места.

Её лицо мертвенно-бледное.

Она зажимает рот рукой, словно хочет остановить крик, который рвётся наружу.

Сквозь головокружение её охватывает леденящий ужас.

Она качает головой, пятясь назад, не в силах осознать правду.

Она покачивается, но никто не осмеливается её поддержать.

А потом…

Она убегает.

Шелест её одеяний исчезает в коридорах дворца.

Эдип не двигается.

Он чувствует, как стены тронного зала сжимаются вокруг него.

Он так старался избежать пророчества…

Он сражался с судьбой…

Но боги были суровы.

Эдип смотрит на свои руки, но не видит ничего, кроме крови.

Он убил своего отца.

Он женился на своей матери.

И когда его разум уже готов был рассыпаться на куски, в голову приходит страшная мысль:

Где она?

Где Иокаста?

Эдип вскакивает и бросается прочь из зала.

Он несётся по длинным коридорам дворца.

— Иокаста!

Он распахивает дверь её покоев.

И замирает.

Она висит в петле.

Её глаза закрыты, но на лице всё ещё отражается ужас.

Хаос.

Тьма.

Эдип разрывается от крика.

Он падает на колени перед её телом, трясётся, словно сломленный зверь.

Он ничего не слышит.

Ничего не видит.

Но это можно исправить.

Он выхватывает золотые пряжки, украшавшие её одежды.

И вбивает их в свои глаза.

Кровь брызжет на его руки.

Больше не видеть.

Ни света.

Ни людей.

Ни этой проклятой судьбы.

Он разрывает свои глаза, погружаясь в вечный мрак.

И когда всё заканчивается, он остаётся один.

Слепой.

Хромой.

Сломленный.

Но он не умрёт.

Боги оставляют его жить.

Потому что жизнь теперь страшнее смерти.

Изгнанник

Он покидает город.

Никто не смеет удерживать его.

Его провожают с ужасом и презрением.

Он слышит их шёпот.

“Проклятый.”

“Преступник.”

Но одна тень идёт за ним.

Антигона.

Его дочь, его кровь.

Единственная, кто не отвернулся.

Она ведёт его по дорогам Греции, и люди разбегаются при их приближении.

Они гонят их прочь.

Они показывают на него пальцем.

Но Эдип ничего не видит.

Ибо он уже не человек.

Он лишь тень судьбы, от которой не смог сбежать.

Еще почитать:

Ва-банк.

Призрак на своей могиле

Увидела мужа в кровати сестры, а та выглянула из-под одеяла, обозначив себя с ним.

Секреты — Глава 2