Холодное осеннее солнце еле пробивалось сквозь облачную пелену, скрывающую небосвод. В прохладном воздухе не слышно было ни стрекотания цикад, ни жужжания мух, ни пения птиц. Лишь порывистый ветер иногда шелестел листвой в густых кронах деревьев.
По просёлочной дороге, петлявшей вдоль кромки леса, медленно ехали два десятка всадников в полном снаряжении. Бряцание стальных доспехов, покрывавших не только людей, но и некоторых коней, размеренно и монотонно вторило стуку копыт. По усталым, покрытым густой щетиной лицам всадников, а также их позам, было заметно, что отряд уже долгое время находится в пути. За собой они вели несколько навьюченных походным скарбом мулов. Люди явно были подготовлены к длительным переходам.
Первыми ехали двое, в облике которых сразу угадывалось благородное происхождение. Одним из них был молодой человек, лет двадцати пяти, c приятными чертами лица, задумчивыми карими глазами и короткой тёмно-русой бородкой. Отполированные латы тускло блестели, отражая, как в зеркале, облака и деревья, белоснежный плюмаж на шлеме покачивался в такт движению. На треугольном щите, висящим за его спиной, красовался белый единорог на зелёном поле, поднявшийся на дыбы. Вторым являлся суровый мужчина средних лет с обветренным лицом, перечёркнутым глубоким шрамом, идущим от лба к левой скуле, скрытой под густой чёрной бородой. Он был облачен в тяжёлые латы, испещрённые тут и там бороздами от многочисленных ударов. Тёмно-карие глаза с прищуром мрачно смотрели по сторонам.
— Когда же город, Конрад? — устало выдохнул молодой человек, обращаясь к своему более зрелому спутнику.
— Уже не долго, Томас. Час или два, и распряжём коней, завалимся в таверну, вкуснятины закажем местной, — Конрад мечтательно зажмурился и причмокнул от удовольствия.
Молодой господин с лёгкой иронией посмотрел на Конрада, ожидая продолжения.
— А завтра утром снова в сёдла, — устало промолвил тот, — поедем в ставку короля. Походный лагерь где-то тут, неподалёку.
— Наверное, уже не мало лордов собралось в этой глуши, желая влиться в армию, что отразит нашествие орды, — подхватил тему молодой человек, — ужасных порождений тьмы, богопротивных орков, что катится по миру, сея смерть и разрушение. Какой же славой и сиянием покроют себя древние роды, тех кто участвовал в великой битве!
— Ваш славный род, сир Томас, — это вступил в разговор один из двух оруженосцев Томаса, ехавших сзади, — покрыт всем этим с головы до пят уже годков так триста. А вам жениться скоро… Наследников растить. Раз вы печётесь так о роде и гордитесь им — наследник вам необходим, а лучше трое, чтоб наверняка.
— Я не могу отсиживаться в замке, когда решается судьба страны! — судя по раздражённому тону, этот спор возникал уже не раз. — Пять королевств уж пали! Пять!!! От них остался только пепел!.. Богатые и шумные когда-то города, цветущие селения, монастыри и замки, все превратилось в груды щебня, в зловонную труху. А в воздухе витает только запах разложения, поскольку мёртвых там ни кто не хоронил… Кто не успел сбежать заранее — тех нет в живых. Все! — в голосе Томаса нарастала горечь, — от грудных младенцев до осенённых сединою старцев, от юных дев до пожилых матрон, — все там и лежат по ныне… И только снег им станет саваном зимой, и вьюга пропоёт за упокой, стеная от безмерного унынья. Старинные фамилии теперь лишь в воспоминаньях тех, кто их знал и вскоре канут в лету насовсем, и имена Эйнхорнов точно так же позабудут, коли сейчас мы не обрушимся на орков мощью всей.
— Ну, да… Конечно! Двадцать всадников — «мощь» ну просто невообразимая! — саркастически протянул Конрад, — Помчимся клином, сметая орды орков, пронзая копьями по десять, нет, по тридцать туш за раз! Король Георг, расположившись в отдаленьи, нам будет радостно рукоплескать, а мы, вернувшись из сраженья, в волненьи перстень ему станем лобызать.
Томас криво усмехнулся и покачал головой.
— Мне жаль, что ты так думаешь… Здесь двадцать, там пятьдесят, — махнул он рукой куда-то в пространство, — там сорок, там пятнадцать. Да хоть бы двое или один! Коль все вдруг дружно соберутся в войско, людской мир станет вновь непобедим. Священной яростью наполнив наши души сметём с лица земли врага, вонючую толпу безмозглых тварей, что примитивней моего коня.
— Ведь правда, Гюнтер? — спросил Томас, наклоняясь к уху своего коня, — ты их в сто крат умнее!?
Гюнтер, чью голову скрывал стальной наголовник с круглыми прорезями для глаз и длинным конусообразным шипом, торчащим из лба, согласно кивнул башкой, словно понимая смысл слов своего хозяина.
— Вот видишь!? — обрадовался Томас, поворачиваясь к Конраду.
— Конечно же, твой Гюнтер — это что-то с чем-то, — хмыкнул Конрад, — однако, кони не куют метал и не умеют делать копья и мечи, не мастерят себе доспехи, самострелы и щиты, не строят лестницы для штурма стен, баллисты и онагры, не мечут огненные стрелы и снаряды с нефтью. Не думаю, что так уж орки тупы и просты… Без хитрости военной их не победить, — задумчиво продолжил он, — даже толпа простых крестьян, вооружённых чем попало, способна рыцаря в доспехах победить, коль неожиданно со всех сторон напала. Должны мы их в засаду заманить.
— Надеюсь, что у короля имеется отличный план, — c неподдельной уверенностью подытожил Томас.
Когда дорога описала очередную кривую, и отряд оказался на вершине невысокого холма, вдали показался небольшой город, обнесённый зубчатой каменной стеной. Перед городом простирались расчерченные квадратами поля, рощицы плодовых деревьев, какая-то мелкая речушка с водяной мельницей. C высоты всё это смотрелось настолько мирно и умиротворяюще! Зачем кому-то рушить эту идиллию?! Зачем сжигать дома и убивать мирных жителей?! Для чего весь этот кошмар?!
