Ангел мой

   Холодное осеннее солнце еле пробивалось сквозь облачную пелену, скрывающую небосвод. В прохладном воздухе не слышно было ни стрекотания цикад, ни жужжания мух, ни пения птиц. Лишь порывистый ветер иногда шелестел листвой в густых кронах деревьев.
   По просёлочной дороге, петлявшей вдоль кромки леса, медленно ехали два десятка всадников в полном снаряжении. Бряцание стальных доспехов, покрывавших не только людей, но и некоторых коней, размеренно и монотонно вторило стуку копыт. По усталым, покрытым густой щетиной лицам всадников, а также их позам, было заметно, что отряд уже долгое время находится в пути. За собой они вели несколько навьюченных походным скарбом мулов. Люди явно были подготовлены к длительным переходам.
   Первыми ехали двое, в облике которых сразу угадывалось благородное происхождение. Одним из них был молодой человек, лет двадцати пяти, c приятными чертами лица, задумчивыми карими глазами и короткой тёмно-русой бородкой. Отполированные латы тускло блестели, отражая, как в зеркале, облака и деревья, белоснежный плюмаж на шлеме покачивался в такт движению. На треугольном щите, висящим за его спиной, красовался белый единорог на зелёном поле, поднявшийся на дыбы. Вторым являлся суровый мужчина средних лет с обветренным лицом, перечёркнутым глубоким шрамом, идущим от лба к левой скуле, скрытой под густой чёрной бородой. Он был облачен в тяжёлые латы, испещрённые тут и там бороздами от многочисленных ударов. Тёмно-карие глаза с прищуром мрачно смотрели по сторонам.
 — Когда же город, Конрад? — устало выдохнул молодой человек, обращаясь к своему более зрелому спутнику.
 — Уже не долго, Томас. Час или два, и распряжём коней, завалимся в таверну, вкуснятины закажем местной, — Конрад мечтательно зажмурился и причмокнул от удовольствия.
   Молодой господин с лёгкой иронией посмотрел на Конрада, ожидая продолжения.
 — А завтра утром снова в сёдла, — устало промолвил тот, — поедем в ставку короля. Походный лагерь где-то тут, неподалёку.
 — Наверное, уже не мало лордов собралось в этой глуши, желая влиться в армию, что отразит нашествие орды, — подхватил тему молодой человек, — ужасных порождений тьмы, богопротивных орков, что катится по миру, сея смерть и разрушение. Какой же славой и сиянием покроют себя древние роды, тех кто участвовал в великой битве!
 — Ваш славный род, сир Томас, — это вступил в разговор один из двух оруженосцев Томаса, ехавших сзади, — покрыт всем этим с головы до пят уже годков так триста. А вам жениться скоро… Наследников растить. Раз вы печётесь так о роде и гордитесь им — наследник вам необходим, а лучше трое, чтоб наверняка.
 — Я не могу отсиживаться в замке, когда решается судьба страны! — судя по раздражённому тону, этот спор возникал уже не раз. — Пять королевств уж пали! Пять!!! От них остался только пепел!.. Богатые и шумные когда-то города, цветущие селения, монастыри и замки, все превратилось в груды щебня, в зловонную труху. А в воздухе витает только запах разложения, поскольку мёртвых там ни кто не хоронил… Кто не успел сбежать заранее — тех нет в живых. Все! — в голосе Томаса нарастала горечь, — от грудных младенцев до осенённых сединою старцев, от юных дев до пожилых матрон, — все там и лежат по ныне… И только снег им станет саваном зимой, и вьюга пропоёт за упокой, стеная от безмерного унынья. Старинные фамилии теперь лишь в воспоминаньях тех, кто их знал и вскоре канут в лету насовсем, и имена Эйнхорнов точно так же позабудут, коли сейчас мы не обрушимся на орков мощью всей.
 — Ну, да… Конечно! Двадцать всадников — «мощь» ну просто невообразимая! — саркастически протянул Конрад, — Помчимся клином, сметая орды орков, пронзая копьями по десять, нет, по тридцать туш за раз! Король Георг, расположившись в отдаленьи, нам будет радостно рукоплескать, а мы, вернувшись из сраженья, в волненьи перстень ему станем лобызать.
   Томас криво усмехнулся и покачал головой.
 — Мне жаль, что ты так думаешь… Здесь двадцать, там пятьдесят, — махнул он рукой куда-то в пространство, — там сорок, там пятнадцать. Да хоть бы двое или один! Коль все вдруг дружно соберутся в войско, людской мир станет вновь непобедим. Священной яростью наполнив наши души сметём с лица земли врага, вонючую толпу безмозглых тварей, что примитивней моего коня.
 — Ведь правда, Гюнтер? — спросил Томас, наклоняясь к уху своего коня, — ты их в сто крат умнее!?
   Гюнтер, чью голову скрывал стальной наголовник с круглыми прорезями для глаз и длинным конусообразным шипом, торчащим из лба, согласно кивнул башкой, словно понимая смысл слов своего хозяина.
 — Вот видишь!? — обрадовался Томас, поворачиваясь к Конраду.
 — Конечно же, твой Гюнтер — это что-то с чем-то, — хмыкнул Конрад, — однако, кони не куют метал и не умеют делать копья и мечи, не мастерят себе доспехи, самострелы и щиты, не строят лестницы для штурма стен, баллисты и онагры, не мечут огненные стрелы и снаряды с нефтью. Не думаю, что так уж орки тупы и просты… Без хитрости военной их не победить, — задумчиво продолжил он, — даже толпа простых крестьян, вооружённых чем попало, способна рыцаря в доспехах победить, коль неожиданно со всех сторон напала. Должны мы их в засаду заманить.
— Надеюсь, что у короля имеется отличный план, — c неподдельной уверенностью подытожил Томас.
   Когда дорога описала очередную кривую, и отряд оказался на вершине невысокого холма, вдали показался небольшой город, обнесённый зубчатой каменной стеной. Перед городом простирались расчерченные квадратами поля, рощицы плодовых деревьев, какая-то мелкая речушка с водяной мельницей. C высоты всё это смотрелось настолько мирно и умиротворяюще! Зачем кому-то рушить эту идиллию?! Зачем сжигать дома и убивать мирных жителей?! Для чего весь этот кошмар?!

   Отряд не стал въезжать в Эльмсхорн, а остановился на постоялом дворе, расположенном рядом с главными воротами. После того, как были улажены все бытовые вопросы, Томас и Конрад переоделись в гражданское, отсыпали в кошели немного денег, и отправились пешком в город.
   После долгого плутания по кривым и крайне запутанным улочкам они наконец-то нашли более-менее приличный трактир и с огромным облегчением разместились за дальним угловым столом, подальше от чужих глаз. Посетителей в это время суток было мало, в зале царил полумрак, на импровизированной сцене, расположенной справа от барной стойки группа из четырёх музыкантов наигрывала приятную инструментальную музыку.
   Хозяин трактира, признавший в новых гостях важных господ, самолично принял у них заказ. Когда принесли блюда с жареной олениной, фаршированной уткой, нарезанным хлебом, кувшином красного вина и поставили на стол свечи, уставшие путники наконец-то смогли утолить голод и немного расслабиться.
   Музыканты периодически сменяли друг друга, и теперь на сцене был одинокий менестрель. Он сидел на табурете, разместив между полу-скрещенных ног небольшую арфу. Несколько секунд он просто перебирал струны, вслушиваясь в их звук, потом на мгновение замер, откинув голову и закрыв глаза, и вот, полилась дивная мелодия… Немного покачиваясь ей в такт, менестрель стал петь высоким и немного страдальческим голосом:

                                   Когда-то жил я в озере,
                                   Когда-то был красавчиком…
                                   Когда-то звался Лебедем,
                                   А-а-а! А! А-а! А-а-а-а-а!

                                   Всех птиц я был пригожее!
                                   Белее снега горного
                                   А-а-а! А! А-а! А-а-а-а-а!

                                   Теперь чернее ворона!
                                   Я здесь лежу наперченный
                                   А-а-а! А! А-а! А-а-а-а-а!

                                   Горячий вертел вертится,
                                   Огонь палит безжалостно…
                                   И нож скрежещет яростно
                                   А-а-а! А! А-а! А-а-а-а-а!

                                   Прощайте глади водные!!!
                                   Лежу на блюде поданный,
                                   И рты вокруг голодные…

                              ( «Кармина Бурана» , Лебедь )

   Когда мелодия стихла, по залу прокатились разрозненные вялые аплодисменты и одиночный одобрительный свист. Менестрель низко поклонился публике и прошёл к столу музыкантов. На сцену вернулась прежняя четвёрка, но теперь с ними была танцовщица — молоденькая девушка . Подол её платья опускался лишь немного ниже колен, открывая взорам стройные лодыжки и соблазнительные босые ступни. Зал заметно оживился, загудев как пчелиный рой. Музыканты заиграли бодрую танцевальную мелодию, а девушка, застенчиво улыбаясь и грациозно поигрывая плечами, стала исполнять незамысловатый народный танец.
 — Приятное местечко, — удовлетворённо произнёс Конрад, наблюдая за движениями танцовщицы. Судя по выражению лица, девушка ему очень понравилась. — Каждый день здесь проводил бы время.
 — Да, здорово! И трактир приятный, и городок, и вот она, — Томас мотнул головой в сторону танцовщицы. — Что с ними всеми станет, Конрад, когда сюда придёт орда?
   Конрад досадливо поморщился — сейчас ему не хотелось думать ни о чём, творящимся за стенами этого заведения.
 — Я не могу понять, как всё так вышло? — продолжал Томас. — Множество веков подряд с востока не было такой напасти. Лишь мелкие набеги на границах, с чем гарнизоны крепостей легко справлялись. Теперь же, словно степи всколыхнулись морем, погнав на наши берега волну. Волну, сметающую всё на свете.
 — От беженцев я слышал, — Конрад на секунду прервался, откусывая кусок оленины, — что будто бы у них теперь король вдруг объявился. Они его боятся — просто жуть! До этого всем заправляли кланы, — продолжал он жуя и чавкая, — cволочь мелкая да шелупонь. Организовать налет на поселение людей иль соплеменников — предел фантазий и мечты. И вот теперь всё поменялось! Теперь сидим тут, — Конрад смачно рыгнул, — ждём орды.
 — Всё дело в короле? — усомнился Томас. — У нас, если умрёт король, жди десять претендентов, ни чем не хуже прежнего.
 — Только Георгу этого не говори, мой неосторожный Томас, — полушёпотом предупредил Конрад.
 — Орочий Король, — продолжил он, — это не просто орк какой-то, это зверюга редкая. Вот что ты слышал о Крысиных Королях?
Томас пожал плечами.
 — Представь же крысу ростом с волкодава! Три головы, три хвоста, когти на лапах словно крючья в лавке мясника, глаза пылают словно головешки, про зубы я вообще молчу, раскусывают камни как орешки. Но главное не это, — Конрад загадочно помахал оттопыренным указательным пальцем, — Король Крысиный властью тайной наделён над племенем своим. Собрав вокруг себя всех крыс на много миль, он их ведёт, куда захочет. Они всё сделают, пусть даже в пропасть он прикажет прыгнуть им.
   Поражённый услышанным, Томас потянулся за кружкой с вином, но промахнулся, и та грохнулась на пол, разлетевшись на осколки.    Подбежавший официант принёс ему новую и быстро всё убрал с пола.
 — Конрад, это же всё меняет! — громким шёпотом воскликнул Томас. — Нужно просто убить это чудовище!
 — Орочий Король не сидит на самом видном месте, Томас, и не ждёт, когда его кто-нибудь прикончит, — задумчиво произнёс Конрад, отхлёбывая из своей кружки. — К тому-же, до него ещё добраться надо.
   Томас и Конрад посидели ещё немного, затем расплатились и пошли на постоялый двор. Рано утром отряд должен был влиться в армию короля Георга VII.

   Военный лагерь раскинулся на широком поле в двух милях на восток от Эльмсхорна. Целое море разноцветных шатров! В воздухе реяли тысячи флажков и знамён, звучали военные горны, ржали кони, тысячи людей сновали туда-сюда, дымили походные костры, на которых варилась, жарилась и коптилась разнообразная еда. В центре этого хаоса разместился самый большой и высокий шатёр, над которым был водружён королевский стяг — на красном фоне закованная в чёрные латы рука, держащая поднятый золотой меч.
   После того как отряд спешился и люди стали подготавливать лагерь, Томас и Конрад направились на аудиенцию к королю.
   Сидя в великолепном позолоченном кресле с высокой спинкой, Георг VII со свитой расположился под широким матерчатым навесом рядом с шатром. Вновь прибывшая знать толпилась в ожидании своей очереди, что бы предстать перед правителем. Томас с любопытством озирался по сторонам, высматривая каких-нибудь знакомых. Из всех присутствовавших в данный момент на церемонии он лично знал лишь дядю Готфрида, который стоял слева от кресла короля.
   Томас и Конрад сняли с голов шлемы и держали их теперь в согнутой левой руке. Длинные русые пряди Томаса красиво падали на полированные стальные наплечники, волосы Конрада были стрижены «под горшок». Когда очередь наконец дошла до них, они церемонно подошли к краю ковра, расстеленного на траве.
 — Томас Эйнхорн! — громко и с достоинством объявил себя Томас. — К Вашим услугам, мой господин!
   Томас отвесил лёгкий поклон и, развернувшись на пол корпуса, жестом правой руки представил своего спутника.
 — Со мною славный рыцарь Конрад из Нортхайма, чьи подвиги на множестве турниров известны и в стране и за её пределами!
Конрад звучно ударил себя закованным в сталь кулаком по кирасе и резко кивнул головой.
   Король благосклонно рассматривал двоих новоприбывших. То что он видел, ему явно очень нравилось. Он немного наклонился корпусом влево и обратился к дяде Томаса:
 — Это ведь твой племянник, Готфрид?
 — Всё так, милорд! Томас великолепен и в седле, и весьма искусен в фехтовании. К тому же бесконечно предан он стране, а также Вам, Ваше Величество!
 — Чудесно! Просто чудесно, — Георг VII милостиво протянул Томасу свою длань с надетым на средний палец массивным золотым перстнем — символом королевской власти.
   Томас подошёл к королю и учтиво склонился, целуя перстень. Он успел рассмотреть, что весь перстень покрывают какие-то письмена.
Король перевёл взгляд на Конрада.
 — Я Вас прекрасно помню… Это ведь Вы в прошлом году на турнире в Брилоне выбили всю спесь из этого заносчивого Людвига фон Бинген?
 — Так распорядились Небеса, мой господин! — Конрад весь светился счастьем от того, что его помнит сам король.
    Георг печально усмехнулся:
 — Если бы Небеса вмешивались даже в такую мелочь, мой дорогой, людям оставалось бы только есть да спать. Ведь всё решают Небеса! Не надо тренироваться, что бы победить на турнире — Небеса всё сделают за вас. Не нужно думать о величии страны — Небеса сами обо всём позаботятся. Быть может нам и армию не надо собирать?
Конрад смутился и склонился в глубоком поклоне.
— Ладно, целуй уж и иди, — сжалился над ним король протягивая руку для поцелуя.
   Конрад поцеловал перстень, встав на одно колено, и отошёл, пятясь и согнувшись в поясе.
   Аудиенция была окончена.
   Томас и Конрад вернулись в расположение своего отряда. Все шатры были уже установлены, включая персональные для Томаса и Конрада, над костром висел чан, в котором тушилось овощное рагу.
  Вскоре к Томасу прибежал посыльный, который сообщил, что дядя Готфрид приглашает его к себе. Вместе с посыльным Томас отправился к дяде. Тот принял его весьма радушно, они долго обсуждали домашние дела, делились впечатлениями, дядя живо интересовался предстоящей помолвкой Томаса с Адалиндой Латгард. Так они проговорили часа три, пока Готфрида не позвали на военный совет.
   Утром, неожиданно для всех, лагерь разбудил громкий звук военного горна. Он трубил сигнал сбора. Оказалось, что посланные в разведку конные разъезды вернулись. Они сообщали, что орочья орда вторглась в пределы королевства. Одна её часть подступила к пограничному городу-крепости Берхтесгаден, дабы взять его в осаду. Другая ринулась в глубь страны, уничтожая всё на своём пути.
   Люди сворачивали шатры, гасили костры, седлали коней. Вскоре войско выстроилось в колонну и двинулось на восток. Необходимо было как можно скорее остановить продвижение орков.

   Для предстоящего сражения было выбрано ровное обширное поле в десяти милях восточнее Гайдельберга. Именно такая местность обеспечивала максимальную эффективность для таранного удара тяжёлой рыцарской кавалерии — главной военной силы людей. С флангов поле упиралось в лесные массивы, где можно было легко спрятать пару засадных полков.
   Армия Георга VII насчитывала около десяти тысяч пехоты и шести тысяч конницы. В орде, что быстро надвигалась сейчас с востока, было не меньше ста тысяч. Сколько орков осаждало Берхтесгаден — пока сказать было сложно.
   Да, расклад был не в пользу людей, и потому Георг VII делал ставку на фактор неожиданности. Пехота должна была стать наковальней, и принять на себя весь удар, коннице же отводилась роль молота, точнее даже двух, поскольку была поделена на две части и пряталась в лесу по обеим краям поля. В качестве ещё одного сюрприза, пехоте было поручено вырыть перед своими боевыми порядками сотни «волчьих ям» с острыми кольями на дне и незаметных даже вблизи.
   Люди торопились всё успеть сделать до появления орков, но те не заставили себя ждать. Противоположный край поля вдруг потемнел и стал приближаться. Огромная, неисчислимая масса орков двигалась вперёд, выстраиваясь пехотными клиньями. Клинья образовывались орочьими кланами. Впереди шли самые крупные и самые свирепые воины, один только вид которых мог внушить ужас во врага. Уродливые лица с серо-зелёной морщинистой кожей покрывала устрашающая боевая раскраска, злобно сверкали глаза, прячущиеся под нависающими надбровьями, хищно скалились пасти с торчащими желтоватыми клыками. Обезьяноподобные мускулистые тела защищали разношёрстные доспехи, смастерённые из кусков кожи и грубо-обработанного железа, головы большинства оставались непокрытыми, пугая дикими причёсками и длинными остроконечными ушами. Орки шли потрясая землю, по которой ступали, потрясая Мир, замерший в ожидании беды.
   Когда расстояние до боевых порядков людей сократилось до дальности полёта стрелы, орки приостановились и, воздев оружие в небо, принялись орать, выкрикивая военные кличи орочьих кланов. Каждый клан старался перекричать соседей, и эта дикая какофония становилась всё громче и громче. Когда их ярость достигла своего апогея, они, словно по команде, бросились в атаку. Они неслись вперед, обгоняя друг друга, хрипя от ненависти и воя от бешенства. Ни кто и ни когда не сможет их остановить! Ни сейчас, ни потом!

   Пехота армии короля Георга VII была выстроена в линию из шести шеренг. Составленная, преимущественно, из регулярного городского ополчения, внешне она имела довольно внушительный вид. В первой шеренге стояли тяжело вооружённые пехотинцы, закованные с ног до головы в стальные латы. Подпирая левой ногой края огромных тяжёлых щитов — «павис», они на полусогнутых готовились к отпору бешеного натиска. Пальцы крепко сжимали рукояти мечей и хищно загнутых клевцов, из прорезей забралов шлемов напряжённо смотрели внимательные глаза. Вторую и третью шеренги образовывали алебардщики, руки, торс и голову которых так же защищали латы. Их оружием были двухметровые алебарды, коими можно было с одинаковым успехом и колоть и рубить. В четвёртой и пятой шеренгах находились пикинёры, вооружённые четырёх и пяти метровыми пиками. Не имея ни какой брони, они, тем не менее, могли весьма успешно отражать атаки конницы и служить отличным подспорьем в бою с пехотой противника, орудуя своими пиками прямо из задних рядов. Ещё была шеренга арбалетчиков, которая в начале боя выходила вперёд, а затем занимала шестой ряд.
   Арбалетчики успели дать лишь один залп, на перезарядку уже не оставалось времени. Было прекрасно видно, что каждая из выпущенных стрел, нашла свою цель. Убитых и раненых орков моментально втоптали в грязь десятки тысяч ног их бегущих в атаку сородичей. Ещё несколько секунд, и они начнут рвать зубами этих жалких людишек, точно так же, как и много раз до этого.
   Передние орки всё ещё орали во всё своё лужёное горло их орочье «ура», когда вдруг земля разверзлась у них под ногами, и они со всего разгона начали падать на дно «волчьих ям», нанизываясь на острые деревянные колья. Орки не могли остановиться или притормозить, задние ряды выталкивали их вперёд. Самые сообразительные пытались перепрыгивать ловушки, но лишь тяжело ударялись о стенки и сползали вниз. Три ряда «волчьих ям» быстро заполнялись копошащимися серо-зелёными телами. По ним продолжала бежать плотная масса их сородичей, уминая, вдавливая глубже, спрессовывая. Небольшие группы орков, первыми добежавшие до боевых порядков людей, тут же умирали, пронзённые выставленными пиками и алебардами. Воины из переднего ряда ногами сталкивали, дёргающиеся в агонии, туши с древков пик, словно куски мяса с шампуров. Кровавая бойня!

   На лице Георга VII, сидевшего на жеребце, покрытом попоной, в окружении своей свиты, играла злорадная усмешка. С холма, на котором расположился король, было видно всё поле боя. Он спокойно смотрел на беснующееся серо-зелёное море орков, накатывающееся на линию его пехоты. Нужно было дождаться, когда враг по уши увязнет в ближнем бою. И вот тогда…

   Сколько тысяч орков уже полегло? Кто же знает! Они в исступлении бросались на ощетинившихся закалённой сталью людей, пытаясь дотянуться до них своими грубо выкованными кривыми мечами и топорами. Раздвигая щитами древки пик и алебард, пытались протиснуться, просочиться дальше, что бы… И тут же гибли, натыкаясь на, спрятавшихся за щитами, латников, валясь на землю с раскроенными черепами.
   Что бы перебить несколько десятков тысяч врагов, своими собственными руками, требуется много часов. Время шло, вал из мёртвых орочьих тел рос. Он был уже выше голов! Орки карабкались по телам своих мёртвых сородичей и потом отчаянно прыгали вниз. Алебардщики ловили их на длинные четырёхгранные острия своих поле-армов и откидывали в сторону. Кровь тёмно-красным дождём капала сверху на шлемы и доспехи, заливала глаза, просачивалась сквозь сочленения стальных пластин. Усталость нарастала, всё больше и больше. Многим оркам удавалось невредимыми спрыгнуть в гущу людей, где завязывались ожесточённые поединки. Число павших быстро увеличивалось.
   Готфрид подъехал к королю с тревожным лицом.
 — Сир, ситуация становится критической.
   Георг согласно кивнул и подал знак. Два гонца помчались в разные стороны. Пора было вводить в бой кавалерию.

   Томас изнывал от нетерпения: «Ну когда же?! Когда?!» — думал он. Он слышал отдалённый шум сражения, рёв стотысячной орды орков. Гюнтер, которому передавалось душевное состояние хозяина, нервно переминался с ноги на ногу, дёргал поводья, подавая знак, что пора двигаться.
   Наконец, в лесу, где пряталась конница, коротко прозвучал сигнальный рожок, и несколько тысяч всадников стали шагом выезжать на дальнюю окраину поля. Томас видел, что и с противоположной стороны , движутся и строятся в линии десятки, сотни и тысячи грозных рыцарей.
   Сердце Томаса сильно и часто стучало в груди. Душа наполнилась диким восторгом! «Вот они! Сыны прославленных семей. Цвет нации, гордость человечества. Сейчас обрушимся на орков мощью всей!»
   Конница выстраивалась в линию из нескольких шеренг. Шесть тысяч тяжело вооружённых всадников с поднятыми вертикально толстенными кавалерийскими трёхметровыми копьями. На кончиках копий трепетали геральдические флажки, древки обвивали разноцветные ленты. Стальные гарды защищали кисть правой руки. Треугольные щиты скрывали левую. Полированные латы, иногда обтянутые разноцветным шёлком, скрежетали в местах сочленения толстых пластин. Забрала шлемов, пока ещё поднятые, открывали сосредоточенные суровые лица. Кони, покрытые стальной бронёй, тяжело ступали по утоптанной земле.
   Кавалерийская атака началась с медленного гарцующего шага, затем, по сигналу рога, коней пустили рысью, всадники опускали забрала шлемов, удобнее обхватывали ременные петли на щитах. Когда через прорези в забралах уже можно было рассмотреть беснующуюся серо-зелёную орочью толпу, горн протрубил ещё раз, и всадники пришпорили коней, переходя в неудержимый галоп. Земля дрожала от тяжёлого топота тысяч подкованных копыт, дрожал сам воздух. Доблесть и сила! Слава и честь!

   Случайным образом, Томасу и Конраду достались места в первой шеренге ближе к правому флангу атакующей конной лавы. Томас скакал, положив толстое древко рыцарского копья на специальную подставку-держатель, прикрученную болтами к его кирасе. В данном случае это было совершенно необходимо. Правой рукой он лишь направлял конец копья туда, куда нужно. Он видел, как задние ряды орков поворачивались навстречу несущейся на них смерти, как изумлённо таращились их злобные глаза и беззвучно открывались мерзкие пасти, как инстинктивно прижимались их остроконечные уши к узколобым башкам.
 «Горите в Аду!» — успел подумать он.
  Копьё сотряслось от удара! Через мгновение — ещё раз! И ещё!!! Не выдержав тяжести трёх нанизанных на него туш, древко громко треснуло и сломалось. Его просто напросто вырвало из пальцев Томаса. Обломки улетели куда-то вверх. Пока Гюнтер нёсся вперёд, тараня и топча всё, что ему встречалось на пути, Томас обнажал меч: «Да помогут нам боги!»
   Удар кавалерии смял, втоптал в землю и, практически полностью, уничтожил двенадцать задних рядов орков. Дальше плотность орочьей толпы возросла на столько, что пришлось долго, упорно и тяжко продвигаться вперёд, шаг за шагом, используя физическую мощь рыцарских коней. Первые два ряда орудовали мечами и палицами, задние всадники использовали длинные копья, тыча ими в просветы между лошадьми.
С течением времени Томас совершенно утрачивал ощущение реальности. Он абсолютно машинально рубил, подворачивавшихся под руку орков, принимал и отражал ответные удары, маневрировал конём, используя его бронированный круп в качестве тарана. Одновременно он следил за Конрадом, любуясь, как тот умело и главное быстро, орудует булавой, представляющей из себя стальной шипастый шар, крепящийся к рукояти при помощи полуметровой цепи. «Как же здорово у него это получается!» — восхищался Томас: «Надо бы и мне такую.» Вонзая острие меча в глазницу, выпрыгнувшему сбоку орку-недорослю, он думал о помолвке с Адалиндой: «Она, конечно, не красавица, зато из очень знатной, уважаемой семьи.» Срубая башку громиле, задумавшему какую-то пакость против рыцаря слева от Томаса, он мысленно напевал: «Когда-то жил я в озере, когда-то был красавчиком…» Взмах меча вправо: «Всех птиц я был пригожее! Белее снега горного…» Рассекая глотку хитрожопому ушастому уродцу, умудрившемуся подкрасться к нему совсем близко, он снова думал о помолвке: «А если мне не нравится она? Зачем же её мучить? И себя?»
   Кроме всего прочего, Томас начинал ощущать безмерную усталость: «Сколько часов мы уже тут? Два? Может, три? Когда же сдохнут все они?!»

   Зажатая с двух сторон, орочья армия быстро таяла. Ещё час-другой, и от неё совсем бы ни чего не осталось. На смену боевому пылу пришёл животный инстинкт самосохранения. Небольшие группы орков, находившихся на флангах, отрывались от общей массы и стремительно убегали в лес. Часть клановых вождей сговорилась прорываться из окружения назад. Им нужно было всего лишь расчистить себе путь сквозь поредевшие боевые порядки королевской конницы.
   Томас видел, как орки стали перестраиваться в клин. Прямо на Томаса нёсся здоровенный двухметровый орк-берсерк. Двумя ручищами он размахивал над головой тяжёлым железным молотом. Томас инстинктивно развернул Гюнтера в право и закрылся щитом. Описав в воздухе широкую дугу, молот обрушился на щит. От такого удара Томас вылетел из седла и с грохотом упал метрах в трёх от коня. Оставшись без седока, Гюнтер вздыбился и заржал. Томас знал, что Гюнтер терпеть не мог орочьего запаха. Опускаясь, конь обоими передними копытами ударил орка в грудь, да так, что того отбросило бы на много метров, если бы не бежавшие клином его сородичи. Словно валун, катящийся с крутой горы, берсерк влетел в гущу орков и повалил, раскидал их.
 «Хороший маааааальчик!» — с умилением подумал Томас: «Так их! Так!»
  Гюнтер всхрапнул, развернулся, и ускакал прочь, мотая башкой, словно отгоняя от себя зловонный орочий запах.
Томас приподнялся, опираясь руками в землю, встал на колени, и вот так, на карачках, пополз вслед за Гюнтером.
 — Гюнтер! Гюнтер!!! Ко мне, малыш!
  Томасу казалось, что он громко кричит, но на самом деле из под опущенного забрала шлема на ружу вырывалось лишь какое-то невнятное «бу-бу-бу.»
   Ускакавший конь остановился довольно далеко. Томас встал с колен, поднял забрало и устало зашагал к нему.

   И вот тут-то он и увидел Её! «Кого?» — в недоумении спросите вы. Её! Диво дивное! Чудо чудное!
   По полю, усыпанному телами мёртвых орков, шла молодая девушка. Длинные чёрные волосы ниспадали на её плечи и спину, доходя аж до поясницы. На прекрасном лице с тонкими бровями и аккуратным носиком особо сильно выделялись большие голубые глаза и красиво очерченные губы. На ней было странное облачение, спускающееся до самой земли.
   Она шла, осторожно переступая босыми ногами через орочьи трупы, аккуратно приподнимая при этом руками подол своего одеяния, и осматривалась по сторонам, ища кого-то взглядом.
 «Совсем сдурела, девка!» — подумал Томас. «Куда ж ты прёшь? А ну назад!» — хотел он крикнуть, но осёкся. «Она… Она же голая!» — поразился он увиденному.
   Ну, девушка вовсе не была голой, в прямом смысле этого слова. Однако, сквозь материю из которой было сшито её платье, Томас видел буквально всё! Все изгибы её стройного тела, тёмно-розовые окружности сосков, чёрный треугольник волос в интимном месте.
Томас не видел в своей жизни ни чего более прекрасного!
   Взгляд девушки задержался на Томасе. Несколько мгновений она напряжённо всматривалась в него. Затем её лицо озарила радостная улыбка, и она целенаправленно пошла к Томасу.
 «Крепко же я шмякнулся о землю!» — подумал он. Томас сильно зажмурил глаза и пару раз мотнул головой, надеясь, что наваждение исчезнет. На этом поле нет и не могло быть ни каких полуголых девиц!
   Но странная девушка не исчезала. Она, всё так же улыбаясь, шла к Томасу. Вдруг, она остановилась, и резко повернула голову на лево. На её лице отразилась крайняя степень отчаяния.
   Вторя ей, Томас так же посмотрел в ту сторону. Орки всё-таки прорвались! Тридцать или сорок тварей неслись по полю. Далее, в образовавшееся окно устремлялись и другие. Томас оказался как раз на их пути.
 «А как же она?!»
   Девушка спокойно стояла и, как показалось Томасу, с омерзением рассматривала приближающихся орков. Ещё несколько мгновений, и её сметут, затопчут насмерть!
   Ни капли не раздумывая, Томас звонко вынул меч и побежал наперерез обогнавшему других орку. Ещё на бегу Томас примерялся, куда ударить. Взмах меча, и отрубленная орочья голова покатилась по траве. Следующего орка Томас оглушил ударом щита, пронзив затем мечом. Третий подскочил к нему с занесённым для удара топором. Томас обил удар щитом, затем резким ударом отсёк правую руку и, скользя лезвием меча, перерезал орочье горло. Далее он не смог ни чего уже поделать. Мощным ударом ноги его свалили на землю. Сразу три орка принялись остервенело лупить по нему своими кривыми мечами и копьями. Томас еле-еле успевал подставлять под их удары щит, кираса покрылась глубокими вмятинами. Наконец, она не выдержала очередного испытания и …
   Наконечник орочьего копья пробил погнутую стальную пластину и с хрустом вошёл в тело!
   Острейшая боль оглушила Томаса! Мир на секунду погрузился в звенящую тишину… Затем звуки постепенно стали возвращаться, но были какими-то глухими и нечёткими. Тело онемело. Томас почти не чувствовал ни рук ни ног. Делая попытки приподнять голову, он видел тёмное сучковатое древко копья, ноги пробегающих мимо него орков.
   Ещё он видел ту самую странную девушку. Она стояла всего в полутора метрах и с бесконечным сожалением смотрела на него. Бегущие орки проносились прямо сквозь неё, при этом её фигура как бы немного мерцала.
  «Вот уж наваждение, так наваждение.»
   Призрачная девушка сделала шаг и опустилась на колени рядом с Томасом. Её лицо оказалось напротив его. Бездонные голубые глаза смотрели нежно и умиротворяюще.
 — Томас! Мне очень жаль!
   На фоне приглушенных звуков битвы её чистый высокий голосок звучал очень громко. Она совсем не шевелила губами. Этот голос звучал прямо в голове Томаса.
 — Ты умираешь, Томас!
   Томас и так уже понимал, что умирает. Он это чувствовал…
 — К… Кт-о Т… Ты-ы? Ан-г-ге-ел? — еле-еле смог он прошептать.
   Девушка на мгновение задумалась, затем лицо её осветилось нежной улыбкой.
 — Конечно же я ангел!
   Она умоляюще взглянула в глаза Томаса.
 — Тебе пока нельзя на Небо, Томас! Бой не окончен, ты прости. Я послана богами света. Послана, что бы тебя спасти. Сегодня в битве победили люди, но в будущем печален их удел. Тебе же предначертано богами, спасти людей, как и хотел.
Томас хотел спросить девушку-ангела, как же та собирается его спасать, но похоже, что она и так читала его мысли.
 — Мне нужно поселиться в твоём теле. Войти на время… Когда ты будешь исцелён, я тут же удалюсь.
   Томас не сразу понял, чего хочет от него ангел. Вообще-то это попахивало одержимостью. В мире, в котором жил Томас, за такие вещи сжигали на кострах.
 — Пойми же, Томас! — умоляла его ангельская девушка. — Без тебя — не уничтожить Орочьего Короля.
  «Орочий Король,» — мысли с трудом ворочались в голове: «Он ещё где-то там.»
   Тело Томаса непроизвольно дёрнулось, потом рука, по ногам пробежала судорога.
   Лицо ангела исполнилось невыразимым отчаянием.
 — Скорее, Томас, говори: «Я тебя впускаю! Я тебя впускаю!»
 — Я те-бя в-пу-с-ка-а-ю…
   Она с облегчением вздохнула:
 — Славно! А теперь поспи.
   Её лицо с широко распахнутыми глазами приблизилось к лицу Томаса вплотную, и она тихонечко шепнула:
 — Спииииииииии…..

   Очнулся Томас от того, что его ворочают, поднимают за руки и за ноги, куда-то тащут. Через полусомкнутые веки он видел хмурое осеннее небо, раскачивающееся в такт движению, слышал тяжёлое дыхание людей, несущих его тело.
   Его положили на деревянную повозку, и та покатилась, скрипя и качаясь на ухабах. Сколько это длилось, Томас не понимал, он, то тонул в каком-то забытьи, то снова выныривал из него.
   В один из таких просветов сознания Томас понял, что находится в каком-то помещении. Вдоль стен тянулись стеллажи с десятками склянок, колб, пузырьков, наполненных порошком и жидкостями разных цветов.
 — Ну-с! Что тут у нас?
   Над Томасом склонилось лицо пожилого седобородого человека с надетыми докторскими окулярами. Сквозь линзы окуляров были видны сильно увеличенные оптикой бегающие зрачки.
 — Так-с, значит мы-с в сознании! Превосходно, превосходно…
 — Молодые люди! — обратился доктор к кому-то, кого Томас ещё не заметил. — Будьте так любезны, извлеките этот вот объект из тела пациента.
   К столу, на котором лежал Томас, подошли два его оруженосца, — Ульрих и Матис.
 — Встаньте по обе стороны стола! — продолжал руководить доктор. — Один пусть держит тело, другой вытягивать начнёт.
   Матис упёрся руками в покорёженную кирасу Томаса, а Ульрих взялся обеими руками за древко копья. Он медлил. По его лицу было видно, что он в замешательстве.
 — Любезный, мы тут до вечера стоять так будем?!
   Подталкиваемый словами доктора, Ульрих стал медленно вытягивать копьё. Оно вышло с противным чавкающим звуком, показался чёрный от крови волнообразный наконечник.
   К горлу Томаса подкатила чёрная удушливая волна, и он потерял сознание.

   Открыв глаза, Томас обнаружил, что теперь он находится в маленькой уютной комнатушке с узким стрельчатым окном. Он лежал в кровати, покрытой белоснежной простынёй. Точно такая же простыня укрывала сверху его тело. Кроме тугой чистой повязки, на нём ни чего больше не было.
  «Пить хочется», — вяло подумал он.
   Покрутив головой он увидел, что слева от постели стоял невысокий табурет, на котором кто-то предупредительно оставил глиняный кувшин и серебряный бокал. Плеснув в него воды, Томас с жадностью осушил его. Налил ещё, и так же всё быстро выпил. Движения болью отдавались во всём теле.
 «Ничего, терпимо.»
  Он с облегчением откинулся головой на подушку и стал восстанавливать в памяти все моменты последних двух дней. А может и не двух? Может он тут лежит уже целый месяц!
  «Месяц?! Быть того не может! А орки? Где же армия?!»
   Томас попытался приподняться на локтях. Получалось — так себе.
 — Томас, хватит ёрзать! — раздался в его голове громкий ангельский голосок, — а то опять кровь потечёт!
   Томаса словно молнией ударило! Его буквально подкинуло на постели от неожиданности.
 «Ангел!!!»
   Все, что касалось ангельской девушки, Томас начинал воспринимать как причудливый горячечный бред. Кто же в здравом уме поверит в такую историю? Но, похоже, это был вовсе не бред!
 «Чёрт! Чёрт! Чёёёёёрт!»
 — И хватит чертыхаться! Мне это неприятно.
   Томаса даже пот прошиб от нарастающей паники. Он закрыл ладонями лицо и медленно стёр выступившую испарину.
 — Пока ты был в отключке, я всякого тут натерпелась, — капризным тоном продолжал вещать голос. — Сначала лекарь этот! Поверь мне, операция была не из приятных. Он долго ковырялся в моём теле, руками залезал в животик мой, таращился своими мерзкими очками и что-то обсуждал такое сам с собой. Бывают извращенцы и похуже, но…
 — Т В О Ё М теле?! Т В О Й животик? — возмущённо воскликнул Томас. — Это МОЁ тело!
 — Формально, да, — милостиво согласился ангельский голос. — Но я же чувствую всё, Томас. Всё то же, что и ты.
   Голос на миг умолк.
 — Ну вот! — виновато воскликнул он. — Теперь я чувствую, что нам пора пописать…
  «Да уж, нам пора пописать.»
 — Послушай, э-э-э… Божий Ангел, — Томас осторожно выбирал слова. — Я не привык справлять нужду прилюдно. М-м-м… Ты не могла бы отключиться иль уснуть? Хотя бы просто отвернуться. Желательно и уши бы заткнуть.
— Ну, ладно, только ненадолго!
   Томас прислушался к своим ощущениям, затем, тяжко вздохнув, стал шарить руками по полу в поисках ночного горшка. Сделав своё дело, он снова поудобнее улёгся и стал размышлять о странностях своего теперешнего существования.

   Его мысли прервал звук открывающейся двери. В комнату Томаса вошёл Конрад, за ним следом какой-то юноша, одетый по городской моде. Томас несказанно обрадовался Конраду, да и тот весь сиял, видя своего друга. Представив своего спутника, Конрад объяснил, что это ученик того самого лекаря-алхимика, который проводил операцию Томасу, и что теперь он будет регулярно заходить и делать перевязки. Также, Конрад успокоил Томаса, сказав, что он весьма щедро наградил учёного лекаря за спасение его жизни.
 — Ты был на волосок от смерти, друг мой! Два пальца влево или вправо, и всё тогда, — пиши пропало!
   Пока Клеменс — так звали юношу, — перевязывал Томаса, Конрад описал события последних трёх дней. Стотысячная орочья орда была почти полностью уничтожена. Уцелевшие орки драпали на восток. Армия Георга VII теперь стояла лагерем в двух милях от Гайдельберга, в котором, собственно, и была та гостиница, где они сейчас находились. В сражении больше всего пострадала пехота короля, принявшая на себя первый удар. Две с половиной тысячи убитыми, а раненых вообще ни кто не считал. Кавалерия потеряла четыреста убитыми и тяжело ранеными. Среди павших было сорок отпрысков славнейших родов. Теперь необходимо было залечить раны, починить снаряжение, пополнить ряды. Король ожидал подхода подкреплений из двух десятков городов с запада страны. Должны были так-же прибыть несколько отрядов наёмников из Люцдорфа. Королю это обошлось в копеечку, но на кону была сама жизнь. Армия орков, осаждавшая Берхтесгаден, по сведениям разведчиков, была раза в два больше той, что они уже видели. Кроме того, эту армию вёл сам Орочий Король.
   Когда Клеменс закончил перевязку и, откланявшись, ушёл, Томас стал расспрашивать Конрада о положении дел в их собственном отряде.
 — Все живы, слава Небесам! — Конрад благоговейно сложил ладони и задрал лицо с закрытыми глазами. — Лишь синяки да мелкие порезы.
Отряд стоял лагерем там же, где и вся армия. Конрад сказал, что Гюнтера они забрали с собой, чему Томас был безмерно рад. Побитые латы Томаса отнесли одному местному доспешнику, и тот обещал, что недели через две их можно будет забирать. Кирасу обтянут зелёным шёлком с изображением белого единорога — гербом Томаса. Таким образом, следов от повреждений вообще не будет заметно.
   Когда гостиничная служанка принесла Томасу ужин, Конрад стал прощаться. Он пообещал, что будет заходить два раза в неделю. Ещё он оставил Томасу большой свёрток с его одеждой и бросил на табурет мешочек звонких монет.
 — Развлекайся! — хмыкнул он и вышел.
   После этого Томас поужинал, дождался, когда всё унесут, сходил ещё раз «в туалет» и приготовился ко сну. Он уже почти засыпал, когда в его голове снова прозвучал нежный ангельский голос:
 — Спокойной ночи, Томас!

   Так пролетели полторы недели. Рана Томаса быстро заживала. Он уже ходил по комнате и выходил прогуляться во двор. Забегавший, иногда, Конрад, рассказывал свежие новости. Всё шло своим чередом.
   Только вот отношения Томаса с Ангелом складывались, прямо скажем, — не очень. Она оказалась чрезвычайно назойливым и капризным существом. Ангельское создание жаловалось по любому поводу. Что Томас слишком часто ест, слишком много спит, что он что-то зачастил в туалет, что храпит по ночам и мешает ей спать. Лично вам это ни чего не напоминает?
 — Милая, мы с тобой спим вместе, едим вместе, ходим в туалет вместе, а храплю, значит, я один!
 — Но это же твой нос!
 — Всё общее, а нос, получается, исключительно мой.
   Томас уже начинал просто мечтать о том дне, когда он, наконец, избавится от этой капризы.
 — Послушай, — начал он осторожно. — Я уже почти здоров. Может быть тебе уже… Ну…
   Уж в чём в чём, а в её способности читать его мысли и желания, сомневаться не приходилось.
 — Знаешь, Томас, ты мне тоже надоел, — обиженно ответила она. — Во-первых, эти твои волосы на теле. Они ж по всюду! На руках и на ногах, на пальцах, даже на сосках! Ты в курсе, что я девушка, вообще-то!
 — А во-вторых? — растерянно спросил Томас.
   Ангельское создание как-то неловко замялось с ответом.
 — Э-э… Когда ты ходишь в туалет… Ты начинаешь трогать этот…
 — Ладно, не продолжай! Я понял, что ты девушка, и что у девушек такого не бывает.
 — Вот именно, — облегчённо вздохнула она. — Мне требуется другое тело, Томас, — женское.
   Томас задумался над словами Ангела и ему стало даже немножечко её жаль. Наверное ей и вправду тяжело находиться в мужском обличии.
 — А как же Небеса? Ты не собираешься туда? Обратно?
 — Я не могу так просто выйти из тебя, — пояснила она. — Я накрепко в тебе застряла.
   Томас внутренне похолодел. Он вдруг представил, что так и останется, до самой старости, до самой своей кончины, с этим вот несносным существом внутри.
 — Как же… Как же быть?
 — Есть способ, Томас, — успокаивающе промолвил голос. — Я уже придумала, — какой.
 — Давай не будем медлить и начнём прямо сейчас, — в интонациях ангельского голоса сквозили нотки твёрдой решимости.
 — Помойся для начала, а то несёт как от.., — судя по всему, подходящих эпитетов не нашлось.
   Томас сходил вниз за прислугой и попросил принести воды для омовений. Вскоре гостиничная служанка внесла глубокий таз с водой и поставила его на табурет, ещё она оставила на кровати свежее полотенце и кусок мыла. Томас обнажился до пояса и подошёл к тазу с водой.
 — Разденься полностью! — потребовал голос. — Не жмись, я уж и так всё видела сто тысяч раз.
   Томас послушно снял с себя всю одежду. Наклонившись над тазом, он зачерпнул сомкнутыми ладонями воды и окатил грудь.
 — Ай!!! — взвизгнул высокий ангельский голосок. — Холодная!
   Не обращая внимания на периодические попискивания и жалобы голоса, Томас стал тщательно намыливать руки, торс, шею и лицо, смывая это всё холодной водой. Затем очередь дошла до промежности и, в последнюю очередь, до ног.
  «В следующий раз надо будет попросить, что б воду подогрели!»
   Повязка, намотанная на тело пониже рёбер, вся намокла. Томас тщательно вытерся полотенцем.
 — Что теперь? — спросил он.
 — Фу-х! — облегчённо вздохнул голос. — Надень всё лучшее из гардероба.
   Томас развязал мешок с вещами и разложил их на кровати. Сначала он надел чистую белую нижнюю рубашку, затем натянул на ноги тёмно-зелёные обтягивающие шоссы, надел бежевый пурпуэн, застегнув его на ряд мелких пуговиц, сунул ноги в кожаные башмаки и, в конце всех приготовлений, покрыл свои длинные волосы величественным шапероном из чёрного бархата. Пурпуэн делал плечи Томаса немного шире, а талию уже, что превращало его в элегантного молодого кавалера. Длинные складки шаперона, спускавшиеся до плеч, красиво обрамляли лицо.
 — Ну просто картинка! — восхищённо воскликнул голосок.
 — Спасибо, — Томас даже немного смутился. До этого момента он ни разу ещё не слышал ни каких похвал в свой адрес от ангела.
 — Что дальше?
 — Возьми мешочек с золотом, и идем на улицу. Я знаю одно место тут, неподалёку, где нам помогут.
 «Наверное мы в храм идём,» — озадаченно думал Томас.
   Томас не стал опоясываться мечом, так как входить в храм с оружием было не принято. Однако и совсем безоружным он не хотел оставаться. Пристегнув к кожаному ремешку узкий рыцарский кинжал, он повесил туда же кошель с монетами и спустился на первый этаж гостиницы. Попросив служанку убраться в его комнате, он вышел наружу.

   Однако, ангел привела его вовсе не в храм. Над дверью этого заведения висела весьма красноречивая вывеска с изображением обнажённого женского силуэта и названием: «Бархатная ночь.»
 — Ты уверена, что нам сюда? — с сомнением в голосе спросил Томас.
 — Определённо нам сюда, — коротко ответил голос. — Заходи и веди себя естественно, как будто ты тут завсегдатай.
   Томас поднялся по ступеням крыльца, распахнул тяжёлую дверь и оказался в просторном холе борделя. Окон в помещении не было, но оно неплохо освещалось несколькими настенными канделябрами со свечами. Стены были увешаны огромными красочными гобеленами, пол устилали квадратные ковры, на которых стояли столики с витиеватыми ножками. На стульях, расставленных вокруг столов, сидели богато разодетые горожане всех возрастов. Между столиков, покачивая бёдрами, ходили две официантки, разнося различные напитки на серебряных подносах.
 «Красиво,» — подумал Томас, проходя к незанятому столику. Он сел на стул и стал наблюдать за происходящим: «Что ж ты задумала?»
   Одна из официанток подошла к столику Томаса.
 — Глинтвейн, шнапс, вино? — девушка широко улыбалась густо накрашенными чёрной помадой губами, и мило щурила подведённые чёрной тушью серые глаза. Чёрные волнистые волосы падали на её открытые белые плечи и эффектно сочетались с туго зашнурованным чёрным корсетом.
 — Пожалуй, я возьму глинтвейн, — улыбнулся ей в ответ Томас.
 — Всё за счёт заведения, мой господин, — проворковала девушка, ставя на столик серебряный бокал с напитком. — На втором этаже у нас ещё один зал… Там повеселее.
   Томас заметил широкую лестницу, ведущую на второй этаж. На верху играла музыка. Иногда, вниз по лестнице спускались весьма привлекательные представительницы древнейшей профессии и прогуливались по залу. Клиенты иногда подзывали к себе кого нибудь из них и они поднимались наверх по двум боковым лестницам.
   Томас отпил из бокала подогретое красное вино с пряностями и расслабленно вздохнул. Голос ангела как-то подозрительно молчал.
 — Ты где? — шёпотом спросил Томас.
 — Т-с-с! — отозвалась она. — Я выбираю себе тело.
  «Ну да, конечно, она выбирает себе тело. Чего же тут непонятного?»
 — А когда… Когда ты выберешь…
 — Ты с ней поднимешься наверх, потом легонечко придушишь, а я…
 «Да она свихнулась!!!»
 — Ты… Ты в своём уме?! — громким шёпотом воскликнул Томас. — Не буду я ни кого душить!
   Похоже, последние слова были произнесены довольно громко, так как один пожилой бюргер, сидевший ближе всего к столику Томаса, чинно повернулся, окинул его ироничным взглядом и хитро подмигнул.
 — Тише! — голос начинал злиться. — Из-за тебя я тоже вся дрожу.
   Томасу было слышно, как ангел тяжело вздохнула.
 — Всё будет как бы понарошку! Просто игра.
  «Игра?!»
 — Здесь люди наслаждаются телесной болью, Томас. Одни её мечтают получить, другие сами причиняют боль. Тут жертва и палач играют в свои игры, определяя правила и роль.
   Теперь Томас стал немного понимать ситуацию.
 — Тут девочки привыкли к своим ролям. Они не против поиграть и пошалить. И если игры вдруг до крайности доходят, — на то и игры, что тут говорить.
   Томас хотел ещё как-то возразить, но не получилось.
 — Быть может хочешь ты, что б я осталась? Что бы пилила тебя вечно, ныла и стонала? Выматывала нервы, злила. Что б жить тебе спокойно не давала?
   Томас покорно промолчал.
 — Так-то лучше, — позлорадствовал голос.
   Томас пил глинтвейн, пытаясь успокоиться и хоть как-то собраться с мыслями.
 — Вот!!! — громко воскликнул голос.
   Томас даже поперхнулся.
 — Хочу вот это тело!
   По лестнице, ведущей на второй этаж, в этот момент спускалась очередная девушка. Бардовое платье с чёрным корсетом эффектно облегало её стройный стан. Два тугих полушария красивого бюста пытались выпрыгнуть на волю из тесной темницы одежды. В шевелюре чёрных волос красовался бутон тёмно-красной розы. Она грациозно сходила по ступеням, изучая клиентов за столиками.
  «У ангелов губа не дура,» — восхитился Томас.
 — Позови её, — шепнул голос.
   Томас запоздало поднял руку над головой и попытался привлечь внимание красотки жестами.
   Девушка заметила поднятую руку Томаса и направилась к его столику. Подойдя, она оперлась левой рукой о столешницу, а правую изящно положила на узкую талию, немного изогнувшись при этом. Томас залюбовался её тонкими пальчиками с накрашенными тёмно-розовым лаком ногтями.
 — Привет, красавчик! Я — Роза, — у девушки оказался глубокий бархатистый голос.
   Роза с явным интересом смотрела на Томаса. Карие глаза, очерченные углём и тёмной тушью, пробегали взглядом то по его одежде, то по лицу. Она игриво улыбалась тёмно-розовыми накрашенными губами, обнажая белые ровные зубы.
 — И пахну я — как роза.., — при этом девушка облокотилась о столешницу обеими руками и нагнулась, приблизив к лицу Томаса свой полуобнажённый бюст.
   От неё исходил нежный и очень приятный аромат роз.
 — А ты, наверное, из знатных? — Роза многозначительно повела своими тонкими бровями. — Лор-р-р-д?!
Томас не мог не улыбаться в ответ этому очаровательному созданию. Игривость девушки естественным образом передавалась и ему. Несколько приятных мгновений они и так и смотрели друг на друга, улыбаясь.
 — Хватит таращиться, веди её наверх, — шёпотом напомнила о себе ангел.
   Томас встрепенулся. Что нужно говорить?
 — Хочешь меня? — склонив голову на бок, понимающе спросила девушка.
   Томас утвердительно кивнул головой.
   Роза взяла своей узкой ладонью кисть Томаса и потянула за собой.

   Они поднялись по боковой лестнице на второй этаж, где на длинную полутёмную галерею выходили двери пары десятков номеров. По галерее ходила «мадам», поджидавшая своих девочек с клиентами. Томас заплатил этой женщине весьма приличную сумму.
 «Дорогое, однако, удовольствие,» — подумал он.
  Номер оказался весьма просторным. Окон так же не было. Стены украшали большие гобелены со стилизованным изображением городов, полей, горожан и крестьян. Пол устилал ковёр, на котором стояла широкая кровать, застеленная шёлковым покрывалом светло-бежевых тонов. Подушки были того же цвета. Вдоль стен располагались комод, стол с вином и фруктами, два стула. На одной из стен Томас заметил ряд вмонтированных крючков с висящими на них различными приспособлениями для любовных игр.
   Роза сразу же направилась к столу и разлила по бокалам красное вино.
— Чего желает… Лор-р-р-д? — заразительно улыбаясь спросила она и передала Томасу бокал.
   Томас не знал как начать разговор. Голос в голове тоже молчал.
 — А… Какие вообще есть варианты?
 — Присаживайся, — Роза жестом указала на стул. — Сейчас я всё тебе подробно расскажу.
   Томас сел на стул, а Роза тем временем подошла к развешенным на стене инструментам любви.
— Наверное, тебе вот это не по нраву, — она провела кончиками пальцев по развешанным хлыстам, кожаным плёткам, каким-то верёвкам и блестящим цепям. От её прикосновения всё это богатство человеческой фантазии закачалось, зашелестело и зазвенело.
   Томас отрицательно повертел головой.
 — Тогда вот посмотри на это, — Роза указывала на кровать.
   Томас взглянул на кровать и только сейчас заметил, что к её спинкам приделаны четыре ременные кожаные петли.
 — Представь, что ты поймал меня в лесу… Там оглушил, принёс сюда и привязал, что б не сбежала, — покачиваясь всем корпусом, Роза медленно приближалась к Томасу, пристально смотря прямо в его изумлённые глаза. — Потом ты начал раздевать меня… Мееееедленно, — она провела ногтями по шнуровке корсета. — Сначала обувь, — Роза лёгкими движениями сняла чёрные кожаные туфельки, и взору открылись белые девичьи ступни с тёмно-розовым лаком на ногтях. — Затем всё остальное, — она крутанулась в танцевальном движении. — А после, — обнажённую, беспомощную, распластанную на постели, молящую глазами «помогите», ты нежно гладить стал и целовать, ласкать губами грудь, соски, — руки Розы подхватили снизу сжатые корсетом полушария груди и стиснули их, — спускаясь ниже… Ниже… Нииииииже…
   Томас очень ярко представил себе то, что должно было быть «ниже». Тесные шоссы вспухли и рельефно продемонстрировали все прелести молодого человека.
   Роза озорно хихикнула и, мелькая розовыми пятками, подбежала к развешанному на стене инвентарю.
 — Есть кое-что ещё…
   Она вернулась, держа в руках широкую чёрную шёлковую ленту. Роза загадочно улыбалась, потупив взор.
 — Представь, что ты — убийца девушек, жуткий некрофил, — Роза состроила смешную гримасу и попробовала изобразить «убийцу и некрофила».   — Подкравшись сзади, ты напал и стал душить меня… А я — беспомощная жертва, слабое создание, хватаю воздух ртом и таю, таю, угасаю… Умираю… — она показала, как она умирает. — И ты, подхватывая на руки, меня качаешь словно малое дитя, потом несёшь в постель, целуешь в губы…
 — Хватит ждать, — ангельский голос напомнил заворожённому Томасу о своём существовании.
 — Роза.., — Томас останавливающим жестом рук прервал девушку. — Похоже — этот вариант подходит.
   Роза застенчиво улыбнулась и протянула Томасу чёрную ленту.
 — От пальцев остаются синяки на шее, — немного виновато пояснила она.
   Томас подумал и снял свой головной убор, затем повесил на спинку стула пурпуэн, допил двумя большими глотками вино, взял в руки «орудие убийства» и повернулся к Розе.
   Та стояла, немного согнувшись, и ослабляла шнуровку на корсете.
 — Это, что бы легче было снять потом, — по её лицу было видно, что снять платье — задача не из простых. — И, пожалуйста, затуши все свечи, кроме тех двух.
 — Зачем?
 — Для дополнительного эффекта, — назидательно пояснила она. — Ведь некрофил будет нападать из темноты.
  «Настоящее представление», — уважительно подумал Томас.
   Он затушил все свечи, оставив только две по обе стороны кровати.
   Немного раскрасневшаяся и явно возбуждённая Роза следила за действиями Томаса и, когда тот закончил, шёпотом дала последние наставления:
 — Спрячься в самый тёмный угол… Нападай неслышно…

   Роза стояла посреди полутёмной комнаты и, вероятно, изображала из себя некую наивную девушку, которая тупо ждёт, когда на неё набросится какой-нибудь маньяк. Правой босой ножкой она отстукивала ритм мелодии, доносящейся из-за двери.
   Как она и просила, Томас постарался всё сделать неслышно. Когда шёлковая лента внезапно затянулась на шее Розы, она сильно вздрогнула и испуганно привстала на цыпочки, руки метнулись к горлу.
 — Затягивай сильнее, — прозвучал в голове Томаса знакомый голос. — Её душа должна покинуть тело.
  «Чёрт! Что я творю?! Она же сейчас умрёт! Хватит! Хватит!!! Хватит!!!!!»
   Тело девушки сотряслось в нескольких предсмертных конвульсиях, руки безжизненно повисли, колени подкосились и она сползла на пол.
Подняв тело Розы на руки, Томас ощутил сильнейший в своей жизни укол совести. Тёмно-красный бутон цветка, бывший в её волосах, еле слышно упал на ковёр…
 — Быстрее, Томас! — торопил его голос. — Клади на кровать!
   Он как можно бережней положил на шёлковое покрывало безжизненное тело девушки и на несколько мгновений застыл, не в силах отвести от него взгляда. Прекрасная при жизни, Роза и после смерти оставалась сущей красавицей. Бардовое шёлковое платье задралось, обнажая длинные стройные белые ноги. Тёмно-розовый лак на ногтях делал их ещё красивее. Чёрный корсет немного сполз и высвободил приподнятые тёмные соски грудей. Голова Розы покоилась на разметавшейся по светлому шёлку шевелюре чёрных волос, открытые карие глаза смотрели в пустое пространство. Рядом с её лицом покоилась расслабленная кисть с накрашенными ногтями. Девушка была, словно, живая. Казалось, что сейчас она вдруг повернёт голову, весело засмеётся и…
 «Может она только притворяется мёртвой?» — пронеслась шальная мысль.
 — Перестань стоять столбом! Целуй её! — не унимался голос.
  «Целовать? Она же…»
 — Хочешь, что б она совсем умерла?! Целуй!
   Он опёрся ладонями о постель и склонился над лицом Розы. Полуоткрытый рот с пухлыми тёмно-розовыми губами манил к себе. Задержав на миг дыхание, Томас прикоснулся губами к губам мёртвой девушки.
 — Целуй как следует!
   Губы Томаса глубже погрузились в рот Розы, обхватывая её верхнюю губку. Он хотел отстраниться, что бы немного отдышаться, но…
Его губы более не принадлежали ему! Томас утратил на ними власть!!! Они словно приросли к губам мёртвой Розы!!!
   Всепоглощающая волна ужаса накрыла Томаса! Он рванул головой вверх, но и голова Розы, соединённая с ним губами, тоже дёрнулась следом. Ещё раз! Тот же результат. Ещё рывок! Ещё!!! Он не мог ни кричать, ни дышать, ни думать! Сердце колотилось так, буд-то вот-вот выскочит из груди!
   Когда, вдруг, голова Томаса свободно отпрянула назад, он машинально оттолкнулся от постели, попятился и, запнувшись о ковёр, плюхнулся на заднюю точку. Хрипло и лихорадочно дыша, Томас спиной отползал всё дальше и дальше от кровати, пока не упёрся спиной в стену.
С ужасом он смотрел на оживающую девушку, которая начинала шевелить то рукой, то головой, сгибала в коленях ноги. Она кашляла, дотрагиваясь до горла, и тяжело дышала грудью.
   Роза с трудом села на постели, поджав под себя левую ногу и спустив правую до пола. Отведя руки за спину и оперевшись, она тяжёлым взором исподлобья смотрела на вжавшегося в стену Томаса.
 — Роза… Роза! — с надеждой в голосе позвал он.
   Она несколько раз кашлянула и облегчённо вздохнула.
 — Её звали не Роза, Томас, а Гретхен, — мрачно вымолвила Роза голосом Розы. — Она недолго повисела тут… Под потолком… Потом исчезла.
   Она окинула взором стены и потолок, как бы ища потерянную душу.
 — Надеюсь, ты не думал, что буду я делить с ней этот вот сосуд? Работать здесь, — в этом борделе?
 — Я… Я не знаю…
 — Беда вся в том, что ты! — Роза-Гретхен высвободила поджатую ногу и положила её на другую, — ты ни когда и ни чего не знаешь!
 — Ты даже не спросил, пока мы были вместе, как меня зовут! А это, — она горько покивала головой, — знаешь ли, обидно.
 — Я — Эбигайль!
 — Прости, я…
    Томас хотел сказать, что именами называют обычно тех, кто находится снаружи, а не внутри.
  — Значит, я её убил.., — на душе было невыносимо горько.
   «Милая, смешная девочка; она так радовалась, стараясь угодить. И где она теперь?»
  — Ну хватит, Томас! Сейчас и я начну реветь.
    Эбигайль поднялась с постели, шагнула к Томасу и опустилась коленями на ковёр. Чуть склонив голову, она пыталась глазами поймать ускользающий взгляд Томаса.
  — Ни кто не умер! Все живы!
    Она на коленях подползла к сидящему у стены Томасу и дотронулась до его руки.
 — Вот же тело Розы! — Эбигайль прислонила ладонь Томаса к своей полностью оголившейся груди, — оно живое! Её душа — жива! Ей хорошо сейчас среди цветов и трав. Летает там как сумасшедшая! Смеётся, как всегда. Так кто же умер?
 — Ты помнишь меня там — на поле боя? Кем я была тогда? Бестелесным духом! Потом я очутилась в твоём теле. Теперь вот в этом. Так всё и происходит. С людьми всё тоже самое. Сейчас ты — Томас, завтра — бестелесный дух, позднее станешь толстым бюргером, — при этом Эбигайль ущипнула Томаса за бок, от чего тот невольно вскрикнул и слабо улыбнулся, — так всё устроено.
 — И знаешь, Томас, — Эбигайль мягко обняла лицо Томаса и заглянула прямо в его глаза, — ты ведь умирал уже. Иначе, как бы я в тебя попала?
 — Умирал? — Томас внутренне похолодел. — В смысле, — совсем?
 — Конечно! Твоя душа уже взмывала в Небо, когда я ухватилась за неё, — глаза Эбигайль наполнились слезами, — вот этими руками я держала этот сгусток теплоты и света, прижимая к сердцу, — девушка смахнула пальцами набегающие слёзы, — не давая улететь. Держала, обхватив руками и ногами, пока тебя везли в повозке, потом на операции, когда ты норовил всё вынырнуть куда-то.
   Перед внутренним взором Томаса оживали картины плывущих над головою облаков и ветвей деревьев, скрип плохо смазанных осей повозки, операционный стол…
 «Вот идиот… «
   Эбигайль смотрела в пол, размазывая по лицу капающие слёзы. Томас неумело попытался успокоить плачущую Эбигайль, погладив её волосы. Она с готовностью прильнула к нему и обхватила руками.
 — А после, разделив с тобою тело я стала половинкою твоей. Я помню всё! Вот здесь, — она ткнула в правый рукав, — на локте старый шрам из детства, а тут, — она стала задирать края рубашки Томаса, — три родинки в форме сердечка, — вот — видишь?
 «Шрам из детства… Даже не помню, когда это было…»
 — А ты! — Эбигайль отодвинулась, отворачиваясь от Томаса, и села, согнув ноги в коленях и обхватив их руками, — ты всё время думал: «как бы от неё избавиться скорее», «вот бы она исчезла». Спина девушки вздрагивала, а в носу мокро хлюпало.
   Да уж! Мужчины вообще с трудом переносят женские слёзы. Они просто рвут им душу в клочья. А если при этом мужчины ещё чувствуют свою вину за эти слёзы…
   Сердце Томаса просто разрывалось от чувства вины и сожаления. Он осторожно и нежно обнял сжавшуюся калачиком Эбигайль левой рукой за талию, а правую просунул под согнутые колени. Подхватив её на руки, Томас сидя на полу, прижал к себе плачущую девушку.
Он долго баюкал её и успокаивал, нашёптывал разные ласковые слова, целовал руку, обхватившую его за шею, согнутые колени. Затем, подняв её повыше, он стал губами ласкать её светло-коричневые набухшие соски, зарываться лицом в глубокую ложбинку грудей. Поднимаясь губами выше, он целовал её нежную шею, задравшийся подбородок.
   Дыхание Эбигайль становилось всё чаще, всё громче, она шумно сглатывала и крутила головой с прикрытыми веками и полуоткрытым ртом. Девушка всё настойчивее пыталась высвободить свои длинные ноги из ладони Томаса, перебирая коленками, вытягивалась и изгибалась всем телом.
   Когда он всё же позволил ей освободиться, Эбигайль нетерпеливо засопела и, победно оседлав вытянутые бёдра молодого человека, спустила его шоссы до середины. Затем она приподнялась и, придерживая рукой его возбуждённый пенис, медленно опустилась на него, вводя в своё лоно.
   Опираясь ладонями на плечи Томаса, она сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее, начала двигаться словно наездница в седле, постанывая от наслаждения открытым ртом. С рыси она быстро перешла в галоп; стоны перерастали в страстные крики! Когда Томас кончил в неё от распиравшего его желания, она удовлетворённо замычала и, совершив ещё несколько сильнейших фрикций, вздрогнула, застыла, выгнув спину и широко открыв рот.
   Сильнейшая дрожь прокатилась вдоль её позвоночника, снизу вверх, останавливая дыхание, вытесняя сознание! Это было похоже на маленькую сладостно-мучительную смерть. Невероятно приятную и желанную! Невероятно восхитительную!
   Эбигайль безжизненно обмякла на груди Томаса.
   Томас же словно на пару мгновений побывал в неких райских сферах. Он отдыхал, прислонившись к стене, поглаживая спину и голову Эбигайль, лицо блестело от испарины.
   Он взглянул на кровать и стал привставать с пола, удерживая девушку за талию одной рукой. Поднявшись, Томас подтянул Эбигайль повыше, поддерживая её за ягодицы. Она обхватила его руками и ногами, уткнувшись лицом ему в шею. Подойдя к постели, Томас поставил на неё Эбигайль и стал снизу помогать снимать измявшееся платье.
   Когда, шелестя шёлком, платье упало на ковёр, Томас восхищённо окинул взглядом обнажённую Эбигайль, её стройное тело с приподнятой грудью, нежную белую кожу, треугольник чёрных шёлковых волос на лобке, немного влажных от телесных соков девушки, красивые длинные ноги с узкими ступнями и тёмно-розовым лаком на ногтях.
   Эбигайль улыбалась, наслаждаясь произведённым эффектом своей наготы. Волна нежности по отношению к этой нереальной девушке накатилась с новой силой.
   Прильнув лицом к её прогнувшемуся навстречу животу, Томас начал ласкать и нежно сжимать ладонями её мягкие и нежные ягодицы. Даже не верилось, что они из плоти! Может быть, из тёплого пуха? Он слышал слабые постанывания Эбигайль, и это сильно его возбуждало. Ему хотелось довести её до исступления, что бы она кричала и билась в нескончаемых оргазмах!
   Спустившись губами к густому хохолку лобковых волос Томас вдохнул её пьянящий запах и чуть сам не застонал от нахлынувшего восторга. Зарывшись носом в эти мягкие шелковистые волосы он стал губами искать складки женской вагины, Но стоя это плохо получалось.
   Томас подхватил изнывающую от наслаждения Эбигайль на руки, так как это обычно делают все любящие родители, держа своих любимых детей, — одной рукой за плечи, другой обхватывая бёдра и поддерживая ладонью ягодицы. Она вскрикнула и возбуждённо задышала. Томас уложил её в постель и стал быстро раздеваться.
   Скинув всю одежду, он застыл возле постели, «пожирая» глазами обнажённую Эбигайль. Под взглядом Томаса она старалась вся «спрятаться» от него и одновременно изнывала в предвкушении сладостных мучений. Глаза Томаса пробегали по её изящным рукам, заслоняющим груди, по трепетному животику, пытались отыскать манящее лоно меж стиснутых бёдер, скользили вдоль испуганно поднятых голеней и растерянно вывернутых ступней.
   Томас решил начать с самого низа. С первого раза поймать брыкающиеся ножки девушки не получилось. Только теперь Томас осознал всю полезность четырёх ременных петель на этой специфической кровати. Но так было даже лучше. Эбигайль громко визжала, когда ему удавалось схватить её за пятку или пальчики, хохотала, когда ей удавалось снова высвободиться. Томас видел счастье в её карих глазах, когда она приподнимала голову с постели. Это было самое главное на текущий момент, — что бы ей было хорошо. Он очень много задолжал Эбигайль.
Наконец, сидя перед ней на коленях, он как-то изловчился ухватиться сразу двумя руками за одну из её болтающихся в воздухе ног. Он рывком подтянул девушку к себе и, оскалив зубы, изобразил, что сейчас будет есть её такую вкусную и аппетитную ножку. Такого пронзительного визга Томас ещё никогда не слышал; у него чуть уши не заложило. В глазах Эбигайль бушевала смесь детского испуга и безумного восторга. Поглядывая в её широко распахнутые глаза Томас медленно подвёл к своему оскаленному рту дёргающуюся ступню девушки и сделал вид, что собирается откусить ей мизинец.
 — Нееееааааа!!! — снова завизжала Эбигайль.
   Но, вместо того, что бы кусать, Томас погрузил её мизинчик в свой рот и стал его посасывать, словно леденец. Потом он перешёл к следующему пальчику, потом к следующему… Губами он касался чувствительных подушечек её пальцев, руками массировал мягкую подошву её ступни. Глаза Эбигайль постепенно заволакивались дымкой, делались пьяными. Она расслаблено откинулась на постель. Постепенно его губы продвигались всё дальше и дальше, коснулись внутренней стороны бедра.
   Эбигайль снова попыталась сделать слабую попытку не пустить его дальше, сжав бёдра. Томас улыбнулся. Ему очень нравились эти игры. Если бы он мог, то играл бы в них сутки напролёт. Сейчас Томасу казалось, что Эбигайль хочет, что бы он применил против неё свою физическую силу.
   Осторожно просунув ладони между её бёдер, Томас стал медленно разводить их в стороны. Эбигайль часто задышала и мучительно застонала, извиваясь всем телом.
   Разведя её согнутые в коленях ноги, Томас склонился над ароматной вагиной и припал к ней открытым ртом. Его язык страстно и настойчиво исследовал все самые интимные места и складочки тела Эбигайль. Жаркие губы ласкали и теребили её затвердевший клитор. Он всасывал его и отпускал, гнул и щекотал языком. И громкие стоны девушки и само её тело уже умоляли его прекратить, наконец, эту жестокую пытку.
Томас чувствовал это, и когда он всё же решил, наконец-то, сжалиться над ней, его язык быстро и милосердно проник ещё глубже в её тело, на столько на сколько это возможно.
   Эбигайль вскрикнула, выгнулась всем телом и забилась в непрерывной серии мощных толчков, чуть ли не подбрасывающих её в воздух; мучительные вопли вторили ритму оргазма.
   Какое количество раз она ещё готова была вот так умирать от его прикосновений? Пока способна дышать? Пока способна чувствовать?
Томас с невыразимым удовольствием и какой-то внутренней удовлетворённостью наблюдал за медленно оживающей Эбигайль.
Абсолютно счастливый, он устало прилёг рядом с ней, положил голову на подушку и спокойно провалился в сон.
   Он уже не мог видеть как Эбигайль поворачивается, прижимается к нему, как кладёт голову на его плечо, обнимает рукой, обхватывает ногой его бёдра.
   Она, как и прежде, снова боялась, что потеряет его.

   Когда Томас проснулся, он увидел, что Эбигайль уже одевается. Пытаясь отогнать сонливую слабость, молодой человек кое-как поднялся, поискал разбросанные по полу одежду и обувь, оделся, облачился в пурпуэн, надел шаперон, застегнул ремешок с кошелем и кинжалом. Когда он повернулся к Эбигайль, та была уже готова. Последним, что она сделала, — наклонилась и подняла с ковра бутон тёмно-красной розы.
 — Всё должно быть, как всегда, — пояснила она, прикрепляя розу к волосам.
    Подходя к Томасу, Эбигайль восхищённо окинула взором его фигуру.
 — Кажется, я уже говорила, что в этой одежде ты выглядишь просто великолепно?
    Подойдя, Эбигайль подставила Томасу своё лицо для поцелуя, сложив накрашенные губы «бантиком».
    Улыбаясь, он приник к её губам и обнял за талию. Поцелуй получился долгим…
    Тяжело дыша и шумно сглатывая, Эбигайль осоловелыми глазами посмотрела в глаза Томаса.
 — Мне жаль, но нужно убираться из этого места.
    Когда они вышли из номера, то увидели прогуливающуюся «мадам».
 — Ты иди на улицу, а я ненадолго задержусь, — шепнула Эбигайль.
    Проходя мимо хозяйки борделя, Томас учтиво склонил голову.
 — Надеюсь, Вам понравилось у нас, молодой человек?! — лицо женщины расплылось в радушно-угодливой улыбке.
 — Очень… Зайду как-нибудь ещё, — Томас ещё раз поклонился и стал спускаться с лестницы.
   Он слышал, как «мадам» стала разговаривать с Эбигайль.
 — Розочка! Моя девочка! — умилённо-жалостливо начала хозяйка. — Я слышала, как всю ночь ты усердно трудишься! Теперь надо отдохнуть, дорогая…
  «Да уж, весьма дорогая» — думал Томас, вспоминая — сколько он вчера заплатил.
    Выйдя на улицу, он подождал Эбигайль и, взявшись за руки, они пошли в гостиницу. Счастливая улыбка почти не сходила с лица девушки.  Она всё время посматривала на Томаса и весело отводила глаза, когда он поворачивался к ней. Иногда она даже начинала пританцовывать, дёргая при этом его руку. Он тоже радовался вместе с ней.
 — Давай зайдём сюда, — сказала Эбигайль, когда они проходили мимо таверны. — Есть хочется.
   Они зашли в таверну и сели за столик «на двоих». Заказав яичницу с беконом, сыр, хлеб и вино, Томас и Эбигайль стали ждать, когда им всё принесут, осматриваясь по сторонам и любуясь друг другом. С утра на сцене играл одинокий лютнист, навевая своими витиеватыми мелодиями романтическое настроение.
 — Мы будем вместе жить? — с надеждой спросил Томас, ярко представляя себе картины этой самой жизни.
 — У Розы есть своё жильё в той же гостинице. Только на третьем этаже, — пояснила Эбигайль. — Но я не буду оставлять тебя надолго.
 — В той же гостинице? — удивился Томас. — Вот совпадение!
   Официантка принесла заказ и они набросились на еду, словно голодные волки. Когда всё было съедено, Томас и Эбигайль просто сидели и потягивали вино.
 — Томас, ты ведь помнишь о своём предназначении? — вдруг спросила Эбигайль.
   Томас удивлённо посмотрел на неё. Ещё минуту назад Эбигайль расслаблено пила вино и слушала лютню. И вдруг её лицо стало серьёзным, глаза суровыми, а рот решительным.
 — Беда случилась… Сегодня придёт Конрад и расскажет тебе всё.
   Томас изумлённо смотрел на Эбигайль.
 — Ты не шутишь?
 — Ты знаешь, — кто я, — Эбигайль многозначительно посмотрела в глаза Томаса.
 — Меня прислали помогать тебе, — она сделала глоток из бокала. — Теперь мне шлют видения. Это — словно гобелены. На них изображены события и люди, города, поля. На них изображена война, которая сейчас бушует.
 — И что ты видишь?
 — Я вижу Орочьего Короля, — Томас заворожённо смотрел в расширенные зрачки Эбигайль, и мог бы поклясться, что сейчас в них разворачиваются какие-то ожившие картины реальных событий; по его затылку и спине пробежал озноб. — Я вижу, как он торжествует… Вижу города лежащие в руинах, трупы, трупы, по всюду мёртвые! Они протягивают руки к Небу и взывают о возмездии!!!
   Лицо Эбигайль исказила гримаса душевной боли. Она даже ссутулилась; рука держащая бокал мелко дрожала.
   Томас осторожно дотронулся до её руки, высвободил бокал из пальцев и легонько сжал их в своей ладони.
 — Эбигайль, ты говорила, что у меня особая судьба. Что я убью это чудовище. Но как?
 — Для этого я должна быть рядом, — она накрыла кисть Томаса сверху другой своей ладонью. — Путешествовать вместе с тобой. Когда время придёт, видения подскажут способ.
   Томас пока ещё не слишком сильно верил в эти способности Эбигайль, однако, и не доверять ей у него не было причин. Всё же она — ангел.  «Хоть и бывший» — поправил он себя.
  — Хорошо, Эбигайль, так мы и поступим.

   Когда они пришли в гостиницу, Эбигайль сказала, что зайдёт вечером, а пока посмотрит, что в гардеробе Розы есть подходящего для путешествия. Расставаясь, она чмокнула Томаса в щёку и деликатно намекнула:
 — Я собираюсь помыться сегодня, — чувствую себя такой «грязной». Тебе это тоже не помешает сделать, — ночка выдалась «жаркая».
   Проходя мимо горничной, Томас попросил принести ему чан с подогретой водой и мыло. Как и в прошлый раз он как следует вымылся и переодел нижнее бельё.
   Позже зашёл Клеменс, сменил повязку, помазал шрамы какой-то мазью и ушёл.
   Томас лежал одетый на кровати и думал обо всём случившемся, когда в дверь постучали, и в комнату вошёл Конрад. Он был мрачнее тучи. Увидев друга в таком настроении, Томас внутренне похолодел. Эбигайль ведь предупреждала о какой-то беде, которая уже случилась.
Конрад кивнул Томасу, прошёл к столу, стоящему у окна и тяжело присел на табурет.
— Берхтесгаден пал, — мрачно вымолвил он, смотря в окно.
 «Да, Эбигайль была права».
 — Что теперь?
 — По сообщениям разведки орки двинулись к столице. И рано или поздно Альтенбург падёт.
   Конрад положил руки на стол и нервно скрестил пальцы.
 — Их слишком много… Тысяч триста. А ещё этот Король!
 — А как у нас дела? — Томас тоже присел и потерянно посмотрел на Конрада.
 — С юга и запада пришли пятнадцать тысяч ополченцев. Люцдорф прислал пять тысяч. Для рядовой войны хватило бы с избытком, — Конрад тяжело вздохнул, — но хватит ли теперь?
 — Завтра в поход. Твои доспехи дня через три будут готовы. Мы подождём в том лагере, где щас стоим, а позже Ульрих и Матис с утра заедут в мастерскую, и мы поедем. Как рана?
 — Я в норме, — Томас задрал рубашку и показал свежую повязку. — Всё зажило, как на собаке.
 — Я рад, — с чувством сказал Конрад. — Когда тебя везли, я видел, — сколь всё плохо.
   Обсудив ещё разные организационные вопросы, Конрад попрощался и ушёл.
   Наступал уже вечер, когда в дверь снова постучали. Стоявший в этот момент у окна Томас обернулся и увидел на пороге своей комнаты какую-то монашку. Она стояла, склонив голову и сложив руки в молитве. Чёрные котта, хабит и вейл красиво сочетались с белоснежными филлетом, барбеттом и вимплом. Монахиня была молода и весьма недурна собой.
  «Кого-то она мне напоминает? Эбигайль?»
 — Эбигайль! — поражённо воскликнул Томас.
  «Монашка» заливисто рассмеялась и, раскинув руки, крутанулась на одной ножке.
 — Ну как я тебе? — веселясь спросила она.
   Лицо Эбигайль совершенно преобразилось. Она смыла с лица всю тушь, стёрла с губ помаду. Даже лак с ногтей исчез. Может быть она и утратила некую степень яркости, но, как всем известно: красоту и молодость ни чем не испортишь.
 — Тебе идёт! Теперь ты точно, словно, ангел.
 — Я рада, что тебе понравилось. Этот наряд был в гардеробе Розы. Твои друзья быстрее согласятся с историей о «непорочной деве», которой само Небо дарит откровения.
 — И как же я её нашёл?
 — Она пришла к тебе сама, — Эбигайль стала ходить по комнате и жестикулировать руками, словно учительница, — Когда она молилась в монастырском храме, она услышала вдруг Божий Глас. Он… Он возвестил ей, что она должна поехать в Альтенбург, где будет новое сражение. И с помощью Божественного Провидения, одержана там будет славная победа.
 — А я тут при чём? — с сомнением в голосе спросил Томас, садясь на подоконник.
 — Да, верно, — задумалась Эбигайль. — Это будет сложно объяснить.
 — Заходил Конрад, — многозначительно произнёс Томас. — Орки движутся к столице. Через три дня мне нужно ехать в лагерь. И мы поедем на войну.
 — Я это знала, Томас, — печально сказала Эбигайль, — всё так и происходит. Ещё я знаю, что мы победим.
 — Я тебе верю, Эбигайль. Ведь иначе и быть не может, — Томас тяжело вздохнул. — Просто не может быть иначе.
 — История будет такой! — Эбигайль продолжила ходить взад-вперёд.
 — Тебя я знать не знаю, ведать не ведаю. Появлюсь одна, — до твоего приезда. Скажу, что опоздала, и попрошу их проводить меня. Кто же откажет даме? Тем более монашке?
 — Ловко придумано! — похвалил Томас. — И красивая, и умная.
   Эбигайль явно понравилась похвала. Она несколько мгновений, загадочно улыбаясь, смотрела на Томаса, потом в её глазах появился какой-то озорной блеск, и она встала в позу «монашки-соблазнительницы»: руки соединены в подобии молитвы, и голая подогнутая ножка в боковом разрезе одежды.
 — Не хочешь изнасиловать монашку? — невинным голоском поинтересовалась она.
    Томас весело рассмеялся.
  «Кажется, старые замашки Розы возвращаются», — подумал он.
 — Ну, допустим…
   Эбигайль грациозно подошла к сидящему на подоконнике Томасу.
 — И Вам, мой добрый господин, меня ни капельки не жалко? Я ведь такая слабая, такая хрупкая, такая непорочная, — она изобразила «саму святую невинность», трогательно приподняв плечики, склонив на них головку и скрестив вытянутые руки на животе.
 «Точно! Роза!»
   Томас посмотрел на так удобно скрещенные запястья «монашки» и быстро схватил их пальцами правой руки. Она вскрикнула от неожиданности и попыталась вырваться.
 — Господин! Что Вы делаете? Отпустите меня! — «монашка» умоляющими глазами смотрела в глаза Томаса.
 — Милая, я не причиню тебе ни какого вреда, — ласково успокаивал «монашку» Томас. — Я просто хочу посмотреть, что у тебя там под одеждой, хотя бы одним глазком.
   Поднявшись с подоконника, он потащил упирающуюся ногами в пол «монашку» за собой.
 — Та-ам не-а-а-т ниче-го-о инте-ре-сно-го!
 — Мне так не кажется, милая.
   Томас сел на табурет и усадил к себе на колени брыкающуюся «служительницу культа». Заведя её руки за спину, он стал удерживать их правой рукой, а пальцами левой придерживать её личико в удобном для поцелуя положении.
 — Нет! Нет! Нет! — жалобно повторяла она, смотря умоляющими глазами.
   Томас прервал её глубоким поцелуем. Он страстно ласкал её губы, исследовал языком горячее нёбо, то погружаясь глубже, то поднимаясь на поверхность. Давая ей сделать пару вдохов, он тут же снова продолжал терзать её губы своим жарким ртом. М-м-м-м! Он готов был съесть её!
Эбигайль уже просто лежала в его объятиях, поддерживаемая его рукой. Другой рукой Томас на ощупь исследовал её нежное и мокрое лоно, массируя пальцами затвердевший бугорок. Погрузив два пальца в её горячую трепещущую плоть, он очень быстро довёл Эбигайль до оргазма.
Она неописуемо сладко содрогалась у него на коленях, а Томас с наслаждением смотрел на её отрешённое в экстазе лицо. Наверное, в этот момент она витала в каких-то невероятных радужных космических пространствах, сгустком чистой фиолетовой энергии, не ограничиваемой человеческой плотью.
   Томас стал снимать с неё все эти «десять одёжек». Затем, взяв на руки безвольное и податливое тело, он перенёс её на кровать.
   Положив её в «миссионерскую позу», Томас начал с этого, потом, повернув Эбигайль на бок, он вошёл в неё сзади, приподняв её длинную ножку, затем перевернув её на живот он любил её сверху, дальше… Что дальше — мы, пожалуй, опустим. Читателю, наверное, и так уже осточертело читать всё это непотребство.
   Когда, уже глубокой ночью, Томас расслаблено лежал в обнимку со спящей Эбигайль, он думал о том, что хотел бы провести всю свою жизнь вот так: просто жить и любить эту необычную девушку, наслаждаться тем, как она радуется, растить детей, если они конечно будут, а не ходить на войну, что бы убивать чудовищ.
   Все бы этого хотели.

   Вечером следующего дня Эбигайль прибежала в каком-то перевозбуждённом состоянии. Её глаза лихорадочно блестели, а руки нервически дрожали. Она была одета в простое городское платье бело-коричневых оттенков.
 — Это..! Это тело! Оно такое пластичное!
 — Да, весьма, — произнёс Томас, думая при этом о пластике тела Эбигайль, судя по всему, несколько иного рода.
 — Да нет! Я не об этом! — нахмурилась она. — Ладно! Сейчас я покажу.
   Эбигайль решительно прошагала мимо растерянно стоящего Томаса, взяла табурет и поставила его в центр комнаты.
 — Вот! Садись и смотри.
Томас присел на табурет и стал смотреть, как отойдя к противоположной стене, она повернулась к нему и, глядя в пол, начала раздеваться.
«Похоже, сейчас начнутся грязные танцы,» — решил Томас, думая о пластике тела.
Полностью раздевшись, Эбигайль раскинула руки и, повернув лицо направо, уставилась глазами на свою правую руку. Сначала ни чего не происходило, но, внезапно, рука девушки стала быстро меняться. Несколько мгновений и вот, вместо обычной руки, — полутораметровая рука-крыло! Чёрное, словно крыло ворона! От ключицы и подмышки шла ещё человеческая рука, но локтя уже не было видно, там были птичий пух и перья!
Не теряя времени, Эбигайль повернула голову влево, и проделала то же самое со второй рукой. Теперь она стояла у стены широко раскинув крылья, сжав веки и наморщив лобик. Руки-крылья немного подрагивали.
Отрыв глаза, Эбигайль взмахнула своими крылатыми руками и вопросительно посмотрела на совершенно парализованного увиденным Томаса.
— Что скажешь?
— Я даже не знаю…
— Опять это — «я не знаю»?! — обиженно спросила Эбигайль.
— Эбигайль, ты не поняла! — стал оправдываться Томас. — Они мне нравятся! Очень! Только мне не верится, что они… Реальны… Можно их потрогать?
— Трогай, — немного смущённо разрешила она.
  Томас поднялся с табурета, подошёл к крылатой Эбигайль и осторожно коснулся перьев правого крыла. Да, это были абсолютно реальные перья, чёрные блестящие перья птицы. Мягкий пух тоже был настоящим. Рука девушки была как рука, только весьма мускулистая. Томас даже пощупал напряжённый бицепс Эбигайль; он даже не продавливался.
   Томас обратил внимание на то, как смущённо Эбигайль искоса посматривает на него.
 «Наверное она боится, что мне что-то может не понравиться. Не хочу её расстраивать».
 — Это невероятно! Это же чудо! — Томас, как мог, изобразил восторг на лице. — А летать ты можешь?
   Щёки Эбигайль раскраснелись, она попереминалась с ноги на ногу и неуверенно ответила:
 — Ещё не пробовала…
 — Ну так давай! Пробуй! — с энтузиазмом воскликнул Томас, снова садясь на табурет.
   Несколько мгновений она подготавливалась, затем взмахнула крыльями раз, второй, третий и, подпрыгнув вверх, сделала несколько мощных взмахов-толчков, от чего по комнате загулял сильный вихревой ветер.
   Лететь было особо некуда, кроме как вперёд. То есть прямо на Томаса. Он ни о чём не успел даже подумать, лишь только вскочил и протянул руки, что бы поймать голого ангела.
   Эбигайль влетела прямо в его распростёртые объятия, инстинктивно обхватив его руками-крыльями и ногами. Её лицо оказалось вблизи его.
  «Попалась, птичка!»
   Их губы соединились в долгом поцелуе.
   И почему же поцелуи так кружат голову?! Ты словно пьянеешь, ты словно падаешь с обрыва! Бесконечно летишь в пропасть… И даже если ты в итоге разобьёшься в дребезги, тебе уже на всё просто-напросто…
   Томас не мог больше сдерживаться. Он приспустил шоссы и на ощупь вошёл в Эбигайль. Она встрепенулась и жалобно замычала носом, так как её рот сейчас был очень сильно «занят».
   Поддерживая девушку-ангела ладонями за ягодицы, Томас стал легонько подбрасывать её вверх-вниз. Её губы выскользнули, и дыхание девушки обдувало жаром его щёки.
   Томас заворожённо смотрел на запрокинутое лицо Эбигайль, на её прикрытые веками глаза, на её открытый в экстазе рот, начинавший издавать постепенно нарастающие жалобные всхлипы маленькой беспомощной жертвы… Последний и самый пронзительный вскрик совпал с началом оргазма. Эбигайль трепетала и качалась, словно, листик на ветру. Поддерживая её за спину, Томас с любовью прижимался щекой с её мотающейся голове и запрокинутому лицу, сильнее притягивал её вздрагивающее тело к своему. Есть ли на свете что-то более приятное и будоражущее всё чувства, чем это?
   Он готов был вечность так стоять. Просто стоять с ней на руках, и что бы её крылья укрывали их чёрным перьевым плащом…
   Он не увидел, а лишь почувствовал, что крыльев больше нет. Эбигайль сонливо зевнула и перехватилась теперь уже обычными руками.
 — Спать? — спросил Томас.
   Эбигайль согласно покивала головой, лежащей у него на плече.
   Томас уложил её в постель, разделся, прилёг рядом и нежно обнял.
 — Ты ни когда не рассказывала мне о мире из которого ты пришла, — тихо произнёс Томас.
 — Просто нечего рассказывать, — также тихо ответила она, — много света, много любви, радуга над полем, северное сияние в небе, прекрасные дворцы с садами, ручьи и водопады, души людей в красивых одеждах, всё чинно и благородно.
 — Как же не чего? — удивился Томас. — Ты нарисовала восхитительную картину Рая.
 — Тебе будет трудно понять, Томас. Какое-то время это может действительно нравиться. Но лишь на время. Там ни что и ни когда не меняется. Всё то же самое, что и тысячу лет назад, и десять тысяч, и миллиард лет. Всё то же самое.
 — Эбигайль? А сколько тебе лет?
 — Четыре с половиной…
 — Четыре с половиной года? — весело хмыкнул Томас.
 — Миллиарда…

   Весь следующий день Томас с нетерпением ждал прихода Эбигайль. Он не мог думать ни о чём, кроме неё. Её образ, как наяву, стоял перед его внутренним взором. Кажется, у людей это состояние называется любовью? Или как-то так.
   Он с улыбкой вспоминал все её милые дурачества, прокручивал в голове всё, что она говорила, что делала. Мысленно он рисовал картины её обнажённого тела, он которых у него дух замирал от тихого восторга, и набухали шоссы в причинном месте. В общем, как обычно говорят:  «Пропал парень».
   Когда вошла Эбигайль, одетая как и вчера, в бело-коричневое платье, Томас радостно вскочил и приготовился обнимать и целовать её.
 — У меня для тебя сюрприз! — застенчиво произнесла она.
 — Ииииии? — спросил Томас.
   Эбигайль вытянула руку с указующим перстом и молча показала на «зрительский» табурет.
   Томас заинтриговано пошёл за табуретом, поставил его на привычное место и уселся.
   Она стала медленно снимать с себя одежду и обувь, стараясь делать это плавно и изящно. Томас чувствовал, как шоссы становятся всё уже и всё теснее.
 — Днем я долго репетировала, — сообщила она.
  «Надеюсь, сейчас она не превратится в какого-нибудь монстра женского пола!» — подумал Томас.
   Эбигайль встала прямо, чуть расставив ноги. Затем она низко наклонила голову и уставилась на свой живот. Томас внимательно смотрел туда же.
   Всё было как всегда, но вот… Поражённый Томас увидел, как её маленький симпатичный клитор вдруг стал удлиняться, укрупняться, расти как на дрожжах. Пара мгновений и, — нате вам пожалуйста, — между ног его обожаемой Эбигайль закачался весьма внушительных размеров… Э-э-э… Мужской орган, в общем.
 — Правда здорово! — лицо Эбигайль светилось неподдельным счастьем. — Теперь у меня есть всё! И то, и это!
  «Она же теперь андрогин!» — ужаснулся Томас.
 — Можешь потрогать! — доверительно разрешила она.
 — Милая Эбигайль… Понимаешь… Я пока не знаю, что мне с этой штукой делать, — Томас пытался как-то помягче устранить этот явно лишний предмет с тела его любимой девушки. — Может, есть ещё варианты?
   Эбигайль была явно расстроена, — ведь она так старалась.
 — Ну ладно, как хочешь, — грустно сказала она.
   Она выпрямилась и застыла на несколько мгновений.
   Её пропорции и черты стали плавно изменяться. Грудь уменьшилась и практически исчезла, бёдра и кости таза вжались, ну и ещё по мелочам. Теперь перед Томасом стоял длинноволосый, очень стройный и симпатичный юноша.
  «Этого ещё не хватало!» — вздохнул Томас.
 — Хочешь мальчика? — спросил юноша нежным женственным голосом.
   Вообще-то это была Эбигайль, судя по лицу. Эбигайль, которой некий чародей-алхимик сделал операцию по смене пола.
«Почему-бы и нет? В кругах высшей знати это обычное дело. Надо только выпить побольше…»
 — Давай, как нибудь, потом…
 — Жаль! — разочарованно ответил юноша, «строя глазки» Томасу. — Моё дело предложить.
   Он сосредоточился и стал опять меняться.
   Перед взором Томаса снова предстал андрогин. Эбигайль смотрела вниз, но больше ничего не происходило. Она обессиленно вздохнула и виновато уставилась на Томаса.
 — Всё! Больше ни как…
 — Что значит «ни как»? — обескураженно спросил Томас.
 — Эти превращения… Они очень затратные. У меня больше нет сил, — она растерянно развела руками.
  «Может, она врёт?» — подумал Томас.
 — Томас! Чем он так тебе не нравится? — Эбигайль смотрела на него большими наивными глазами. — Ведь он тебя так любит!
 «Л Ю Б И Т меня?!» — испугался не на шутку Томас.
 — Если ты… Сейчас же… Не уберёшь его! — Томас состроил злое лицо. — Я откушу его зубами!
   Эбигайль испугалась. По настоящему.
 — Ты… Ты не посмеешь! — она стала плакать и нервно трогать свои вздрагивающие плечи руками. — Я… Я тебе жизнь спасла!
 «Чёрт! Кажется она не врёт».
 — Ну всё! Иду откусывать! — Томас встал с табурета и направился к ней.
   Эбигайль взвизгнула и присела на корточки, всем телом и руками закрывая от Томаса своё отросшее «достоинство».
 — Хватит! Отстань от меня! Не надо! — кричала она.
   Томас и сам уже был не рад, что так сильно напугал её. С этим её дополнительным органом она превратилась в сущего ребёнка.
Он поднял её с пола, обхватив за плечи и прижатые голени. Пока Томас нес её к кровати, он любяще покрывал её мокрые щёки и глаза нежными поцелуями.
   На кровати она легла на бок и сжалась в комочек. Он с болью в сердце смотрел на неё, пока раздевался.
   Потом он прилёг рядом с ней и стал ласково гладить ей голову.
 — Ты мой ангел… Мой самый нежный и любимый ангелочек.., — тихо говорил он ей. — Самый прекрасный-распрекрасный! Самый чудесный-расчудесный!
   От поглаживаний Томас перешёл к поцелуям. Начав с плеч и спины, он медленно спускался всё ниже и ниже. Он ласкал руками её мягкие ягодицы, покрывал их долгими поцелуями, щекотал языком розовый анус.
   Эбигайль нетерпеливо ёрзала тазом и перебирала бёдрами. Томас слышал её шумные вздохи-всхлипы, сдавленные постанывания. Он просунул руку между её ног и ощутил ладонью мокрую и горячую нежную плоть.
 «Оп-пааааа!»
  Поворачивая девушку на спину Томас воочию столкнулся с её сильно эрегированным «дополнительным удовольствием».
 «Съешь меня, Томас!» — неслышно шептал он.
 «Чёрт с тобой!»
   Томас провёл пальцами по влажной промежности Эбигайль и осторожно взялся ими за напряжённую поднявшуюся плоть. Долго мучиться не пришлось; несколько лёгких движений ладонью и… Густая белая струйка выстрелила метра на полтора, рука Томаса стала мокрой и липкой. Эбигайль несколько раз содрогнулась всем телом и удовлетворённо промычала.
   Снова повернув её на бок, Томас дотронулся мокрым указательным пальцем до её, вздрогнувшего от прикосновения, ануса. Расширив отверстие, он аккуратно вошёл в неё, обнял и стал медленно и равномерно двигаться…
   Когда ночью он полностью опустошённый лежал на спине, Эбигайль, согласно своей излюбленной привычке, прильнула к нему, обняв рукой и закинув ногу. Когда она мирно и спокойно засопела носиком, Томас осторожно проверил, что у неё там. Фу-х! Всё было нормально…

   Это был последний праздный день Томаса перед отъездом на войну. Завтра за ним должны будут заехать Ульрих и Матис. Что там дальше — он даже не загадывал.
   Томас позавтракал, помылся, пообедал. Пока он всё это делал он всё время думал об Эбигайль. Этот факт его даже немного стал бесить.
 «Да что же это? Эбигайль — то! Эбигайль — сё! Можно хоть пятнадцать минут о ней не думать?!»
 «Утром она сказала, что сегодня сильно удивит меня. После всего, что уже было… Чем ещё можно удивить?»
   Когда Эбигайль вошла, Томас облегчённо вздохнул. Теперь его мозг отдыхал. Теперь не надо было думать об Эбигайль. Она была рядом, и на неё можно было просто тупо смотреть.
 — Приготовься, Томас! — загадочно произнесла она. — Я научилась ещё кое-каким штучкам!
   Эбигайль сама поставила табурет на середину комнаты и таинственно посмотрела в глаза Томаса.
 — Садись, — сказала она и отошла к стене.
   Томас присел на табурет и стал с интересом наблюдать за Эбигаль.
   Как и обычно, Эбигайль стала снимать с себя всю одежду и обувь, стараясь делать это красиво и эротично. У Томаса эта часть «вечернего представления» всегда шла на «ура».
   Обнажившись, Эбигайль застыла выпрямив спину и свободно опустив руки. Она прикрыла веки и сделала отрешённое лицо.
   Томас внутренне приготовился увидеть нечто совершенно невероятное.
  «Лишь бы не испугаться!» — подумал он.
   Но то что он увидел! Эбигайль менялась абсолютно плавно и естественно. Её плечи и руки набухали вздутыми мышцами и венами, живот, бёдра и голени покрывались рельефной мускулатурой. Волосы с лобка каким-то образом втягивались обратно и исчезали. Кожа немного натягивалась и становилась упругой и глянцевой. Она была похожа на статую прекрасной воительницы; нето амазонки, нето валькирии. Однако, это была не статуя, а настоящая «валькирия», во плоти.
  «Оооооо!!! Пожалуй, мне с такой девушкой даже не справиться», — восхищённо поразмыслил Томас.
   Лицо Эбигайль практически не изменилось, лишь стало немного более властным и гордым. Она открыла глаза, подняла чуть согнутые в локтях руки и оценивающе стала их рассматривать, сгибая и разгибая, напрягая бицепсы и трицепсы. Судя по лицу, она была довольна своим изменившимся телом.
   Обратив внимание на Томаса, который с явным интересом разглядывал её, на его внушительный холм укрытый тканью штанов, «валькирия» приняла гордую осанку и встала, изящно уперев правую руку в бок и отставив левую ногу.
 — Хочешь меня? — высокомерно спросила она, поглаживая ладонью левой руки своё лоснящееся бедро. Она самодовольно улыбалась, хитро сощурившись.
 «Величественная и прекрасная богиня снисходительно спрашивает ничтожного смертного, — хочет ли он её отыметь», — мысленно посмеялся Томас.
 — Фу-х! Конечно… Ээээ… — Томас думал, как её следует называть.
 — Встань! — властно приказала «богиня-валькирия». — И отодвинь табурет, — добавила она уже обычным голосом.
   Томас так и сделал.
 «Валькирия» выпрямилась и сосредоточенно посмотрела в газа Томаса.
 — Лови!!! — звонко крикнула она.
   Разбежавшись, она прыгнула, разворачиваясь в полёте боком и подгибая ноги в коленях.
   Ошалевший Томас еле успел подставить руки.
  «Просто цирк!» — подумал он.
   Эбигайль упруго упала в его распростёртые объятия. Она весело смеялась, поудобнее устраиваясь у него на руках. Девушка немного прибавила в весе, но совсем чуть-чуть. Вообще-то, держать на руках такое сильное и мускулистое тело было очень даже приятно. Томас тоже рассмеялся и стал кружить её, то в одну сторону, то в другую. Эбигайль повизгивала, хохотала, запрокидывая голову, мотала в воздухе ногами.
Навеселившись, Томас уложил Эбигайль в кровать и стал снимать одежду. Она смотрела на него из под полуприкрытых век, томно улыбаясь, согнув в коленях ноги и закинув за голову руки, выгибаясь при этом всем телом. Мускулы на ногах и руках играли и перекатывались под кожей как змеи.
   Томас опустился на постель перед Эбигайль на колени, нежно взял ладонями её красиво изогнувшуюся ступню с поджатыми пальчиками, потёрся щекой, покрыл поцелуями подъём стопы и положил себе на ключицу. То же он повторил и с другой ногой. Придерживая ноги Эбигайль, Томас подвинулся ближе и плавно вошёл в неё. Она восторженно вздохнула и стала тихо постанывать, когда он принялся размеренно двигаться взад-вперёд, упоённо любуясь её отрешённым от мира лицом.
Она блаженно парила в неведомых сферах, поднятая туда волнами наслаждения. Невероятного наслаждения, которое всё ширилось и нарастало.
   Эбигайль сняла с его плеча одну ногу и стала поглаживать лицо Томаса мягкой подошвой и пальчиками. Он ловил губами её пальцы, легонько покусывал края и изгибы стопы, одновременно наращивая темп и силу своих движений.
   Сам не ведая того, своими сильными толчками, которые слегка сотрясали её тело, своими покусываниями, громкими шлепками плоти о плоть, Томас будил в Эбигайль, спрятанного в ней до поры до времени, зверя.
   Вот, Вы, дорогой мой читатель! Вы думаете, что знаете наизусть и себя и своих близких? Знаете все привычки, наклонности, желания и помыслы ваших подруг и друзей, родителей и детей. Знаете, чего от них можно ожидать, а чего нельзя. Вы думаете, что ни в Вас, ни в вашем любимом человеке нет и не может быть ни чего, что могло бы навредить Вам или ему. И ни в Вас ни в нём не скрывается где-то в глубине очень опасный и дикий зверь? Тогда я должен разочаровать Вас! Он там есть! И речь идёт не о каком-то там дурацком мистическом «Звере». И это не аллегория или метафора. Всё по настоящему. И Вы и Ваши любимые прожили уже сотни, а может быть даже тысячи жизней! Сотни жизней!!! И кем только Вы не были в этих жизнях! И не только человеком! И память об этих жизнях и том, кем Вы были, ни куда не девается. В руках опытного гипнотерапевта-регрессолога Вы вспомните всё! Всё Ваши бесчисленные воплощения, все Ваши поступки и желания, все Ваши бесчеловечные преступления, весь тот ужас, который Вы творили! Ну да, сейчас Вы кажетесь себе спокойной и добросердечной девушкой или приятным молодым человеком. И Ваш личный зверь спит где-то там, далеко-далеко, глубоко-глубоко. Но когда Вас начинают унижать, третировать, избивать, и даже не кто-то посторонний, а Ваш близкий человек, которого Вы когда-то любили, дарили цветы и подарки, которого Вы просто обожали. Вот тогда этот самый зверь начинает рваться наружу! Лязгать клыками в предвкушении крови! Шестьдесят четыре ранения, нанесённых обычным кухонным ножом! Сломанные шеи, размозжённые головы, расчленённые тела…
   Вас коробят эти строки…Вам не хочется даже думать о таком! Sorry…
   В данном случае зверь Эбигайль был вовсе не злым. Просто игривым. Зверю, живущему в человеке, очень нравятся любовные игры. Мы даже и не осознаём момента, когда он вдруг просовывает свой нос или зубы, или когти. Вам ни когда не хотелось причинить небольшую боль тому, с кем Вы занимаетесь сексом? Просто проявить свою безграничную власть над ним? Сжать бёдрами шею своего партнёра и несколько секунд наблюдать, как он покорно задыхается. Почувствовать, что сейчас Вы можете сделать с ним всё! Всё, что Вам придёт в голову. В заведении под названием «Бархатная ночь», например, люди только этим и занимаются.
   Эбигайль стала громко стонать и неистово мотать головой из стороны в сторону. Томас почувствовал, что сейчас что-то будет. Неожиданно она издала отчаянное полузвериное рычание, скинула ноги с плеч Томаса, согнулась и… Обхватив его шею и спину руками, она вонзила зубы в его грудь пониже ключицы!
   Томас чуть не вскрикнул от боли! Он повалил обхватившую его руками и ногами фурию на спину и мощными толчками, заглушая острую боль, стал доводить начатое до конца. Ни какой нежностью и близко не пахло! Он просто неистово долбил её чёртово чрево!!!
Боль от впивающихся зубов помешала Томасу кончить. Эбигайль их разжала, лишь когда сама стала колотиться и содрогаться от сильнейшего оргазма…
   Он просто сидел и опустошённо смотрел на неё сверху вниз. Таких ощущений он не забудет до конца своей жизни. На теле багровел синяк с вмятинами от зубов.
  «Чёрт… Что это, нахрен, было?»
   Пальцы Эбигайль стягивали и сминали постельное бельё в два тугих комка, ноги сучили по простыне, тело вздрагивало, а голова моталась из стороны в сторону. Мучительное наслаждение на лице отражалось и болью и восторгом. Постепенно она успокаивалась, дыхание восстанавливалось, взгляд едва приоткрытых глаз с потолка смещался на Томаса.
   Эбигайль шумно задышала носом и, придвинувшись, обхватила ладонью его возбуждённый член. Она принялась доводить Томаса до оргазма своей рукой.
   Может она уже не доверяла своему рту и своим зубам?
   У девушек чаще всего не получаются такие вещи. Томас отвёл её руку и сделал всё сам.
   Когда в голове утих шум, Томас приоткрыл слезящиеся глаза и увидел как Эбигайль пальцами вытирает со своего лица и губ мутно-белые густые капли.
   Она странно смотрела на него. Томас физически чувствовал этот взгляд. До боли в глазах и потрескивания в мозгу.
   Эбигайль отвела взгляд, поднесла измазанные спермой пальцы к носу, глубоко вдохнула и даже лизнула.
 — Солёная, — с удовольствием прошептала она.
   Засыпая в обнимку с, закинувшей на него ногу, Эбигайль, Томас впервые в жизни думал о тайнах Космоса и Мироздания. Не о тех, о которых талдычат на каждом углу.
 — Рано утром я уеду в ваш лагерь, — прошептала она.
 — У тебя есть лошадь?
 — Да, купила вчера…
 — Жаль, что эти три дня так быстро пролетели, — грустно прошептал Томас.
 — И мне…

   Ульрих и Матис заехали за ним часов в двенадцать. Томас радостно поприветствовал их и поблагодарил за помощь при операции. Его Гюнтер сильно обрадовался хозяину, всё тыкался мордой Томасу в ухо и подставленные ладони. Залатанные доспехи Томаса были погружены на транспортного мула. Томас обратил внимание, что пробитая кираса теперь была обтянута лоснящимся зелёным шёлком с нарисованным белым единорогом — символом чистоты помыслов и непорочности.
   В лагере его приезд вызвал бурю восторгов и ликование. Для всех он был воплощением воинской доблести. Человеком, который в одиночку попытался предотвратить прорыв орков в прошлом сражении.
   Вместе со всеми его радостно приветствовал и Конрад. Когда Томас спешился, тот крепко схватил его за плечи и затряс как погремушку.
  «Ох уж эти нежности! Он из меня щас всю душу вытрясет!»
   Конрад сообщил Томасу, что рано утром в их лагерь приехала сестра Гретхен из близлежащего женского монастыря и попросила доставить её к королю Георгу. Она объясняла свою просьбу тем, что, якобы, во время молитвы ей свыше было передано некое послание для короля. И это послание должно было помочь людям победить в войне с орками.
   Томас покрутил головой и увидел Эбигайль, переодетую монашкой. Она стояла на коленях метрах в тридцати от лагеря и молилась, обратив лицо к небу.
 — Что ты об этом думаешь? — спросил Томас.
 — Помощь Богов нам точно не помешает, — очень серьёзно ответил Конрад.
 — Я согласен с тобой, друг, — Томас мысленно вздохнул с облегчением. — Конечно же мы доставим её к королю.

   Отряд должен был присоединиться к армии Георга VII через три дня и так бы оно и было, если бы не одно но. По приказу короля всё мосты через реки были разрушены. Это было необходимо сделать для замедления темпов продвижения врага. Отряду Томаса в результате этого приходилось искать броды на реках, рассылая разведчиков в обе стороны. Вместо трёх дней время в пути могло растянуться на две недели.
Они ехали уже четвёртый день. Эбигайль предпочитала держаться поближе к Томасу и Конраду. Она с интересом слушала рассказы Конрада о разных странах, в которых он побывал, участвуя либо на турнирах, либо в военных походах. В лице Эбигайль тот нашёл самого благодарного слушателя на свете, и по-этому в мельчайших подробностях рассказывал обо всём.
   Томас так же слушал этот краткий пересказ жизни его друга, и вставлял в него некоторые пикантные подробности, которые тот предпочитал скрыть из уважения к их новой спутнице. Эбигайль всегда очень весело смеялась, когда на ружу вдруг всплывали какие-то нелепые любовные похождения Конрада, и восторженно ахала если Томас в деталях начинал описывать подвиги его товарища.
   На ночь они разбивали лагерь, готовили еду на костре. Для Эбигайль ставили отдельный шатёр, неподалёку от шатра Томаса. Ночами он плохо засыпал, думая всё о ней. Она была рядом, но её легенда не позволяла им видеться друг с другом ночью.
  «Хоть бы на миг снова прикоснуться к её прекрасному телу, припасть губами к её манящим и чарующим устам.»
   Как многим известно, — навязчивые мысли и желания имеют свойство сбываться. Вот и на эту четвёртую ночь мольбы Томаса наконец были услышаны.
   Лагерь давно спал. Томас беспокойно ворочался на меховой лежанке, пытаясь заснуть. Мучительная сдавливающая истома в паху требовала разрядки. Томас уже собирался просто засунуть себе в шоссы руку и сделать то, что мужчины обычно и делают, когда у них долго нет женщин.
Вдруг полог его шатра раздвинулся и внутрь вполз на карачках кто-то закутанный во всё чёрное. Томас уже потянулся за мечом лежавшим рядом, когда услышал громкий шёпот:
 — Томас!
 — Эбигайль! Ползи сюда, — безумная радость нахлынула и затопила его.
   Эбигайль в монашеском облачении быстро перебирая руками и коленями буквально рванулась на звук его голоса. Она нащупала его в темноте руками и вскарабкалась сверху.
 — Я соскучилась! Я так соскучилась! Прости меня, Томас, я очень соскучилась! — всё шептала она как безумная.
   Её жаркие губы на ощупь нашли его рот и впились в долгом страстном поцелуе. Нетерпеливые руки рывками задирали его рубашку, оголяя торс. Пересиливая свои порывы она с трудом оторвалась от его исцелованных губ и обдала лицо Томаса горячим дыханием.
 — Не могу больше терпеть!
   Мыча от нетерпения и страсти, она стала отползать, припадая губами к его оголённому телу, трясь щекой и носом о его кожу, лаская горячими вспотевшими ладонями его бока и поясницу. Добравшись до пупка она высунутым языком вылизала и его и всё вокруг. Дальше уже мешались шоссы. Эбигайль лихорадочно стала сдирать их с Томаса, отчаянно кряхтя и шумно выдыхая воздух открытым ртом.
   Освобождённый из плена штанов член Томаса упруго закачался перед её лицом. Эбигайль схватила его влажной от пота ладонью и стала надраивать, облизывая при этом сверху до низа. Страстные приглушенные выкрики-выдохи сквозь высунутый язык заполнили шатёр. Томас держался уже из последних сил. Почувствовав это, Эбигайль приняла его готовый уже взорваться член в свой горячий рот и стала всасывать в себя, громко чмокая и мыча носом. Томас простонал и выплеснул из себя всё, что копилось у него внутри все эти четыре дня.
   Но она… Она не останавливалась! Она все ни как не могла остановиться! Да остановись же!!! Хвааааатииииит!!!!!
   Томас схватил её голову обеими ладонями! Рванул вверх!
   Сильнейший оргазм, какого Томас ни когда ещё в своей жизни ни испытывал ни разу, сотряс его тело. Не подвластная человеку сила крутила и трепала его, словно травинку, невыразимый словами восторг заполонил разум. Томас стонал и чуть ли не кричал от всего этого. Пальцы рук судорожно сжимали голову Эбигайль, замотанную в монашеские одежды. Томас слышал как она тяжело дышит и часто сглатывает.
   Когда он отпустил её голову, она подползла и стала лихорадочно покрывать его лицо поцелуями, шепча обжигающим ртом:
 — Прости, Томас! Я просто соскучилась! М-м-м-м…
   Эбигайль привстала на коленях и стала быстро задирать подолы своих одежд. Затем она обняла пальцами возбуждённый член Томаса и насадила себя на него. Оперевшись обеими руками о лежанку, она задвигалась, шумно дыша открытым ртом и шлёпая ягодицами о бёдра Томаса.
   Томас расслабленно выдохнул и на ощупь засунул руки под её одежды. Пальцами он ощутил её влажную от пота кожу, мощные мышцы спины, ходившие ходуном от её движений. Мышцы спины выпирали из под кожи. Томас трогал их лёгкими прикосновениями и спускался ниже вдоль ребристого позвоночника. Ягодицы были упругими и мокрыми от капелек пота. Томас сжал их ладонями с растопыренными пальцами, впиваясь ногтями в её кожу.
 «Кто ты на сей раз?»
   Эбигайль застонала и, схватив запястья Томаса своими невероятно сильными пальцами, запрокинула его руки ему за голову. Сковав таким образом его руки, она неистово продолжила его трахать, готовясь то ли заорать во всё горло, то ли взорваться и разлететься кровавым дождём.
  «Давай, детка! Давай!»
   В последний момент она просто заткнула себе рот тем, что снова впилась губами в губы Томаса. Пока волны оргазма гуляли по её телу, она скулила и визжала, заглушая всё это его ртом, словно кляпом.
  «М-м-м-м-м-м! М-м-м-м-м-м-а-а-а-м-м!» — думал Томас.
   Эбигайль, наконец, успокоилась и теперь расслабленно лежала на нём. Высвободив свои запястья из её безвольных рук, Томас снова осторожно просунул их под складки её одежды. Ему безумно хотелось снять с неё всё и посмотреть на то, что у неё там.
  «Какое мускулистое тело. Влажное и горячее.»
   Эбигайль зашевелилась, подняв голову с груди Томаса, она вздохнула, чмокнула его в краешек губ и стала отползать.
 — Пора, Томас! Я пошла, — прошептала она и выползла на коленях из его шатра.
   Натянув обратно штаны и выправив взмокшую рубашку, он растянулся на лежанке и закрыл глаза. На душе было невероятно хорошо.

   По пути им не раз попадались покинутые сёла и фермы. Люди бежали на запад, подальше от войны. Вот и сейчас они как раз проезжали одно из таких заброшенных селений. Когда просёлочная дорога уже поворачивала в поля, Эбигайль вдруг остановила лошадь и призывно подняла руку.
 — Орки! — громко произнесла она.
   Томас и Конрад недоумённо повернули к ней головы.
 — Сестра Гретхен, Вы уверены? — удивлённо переспросил Конрад. — Впереди нет никаких орков.
   Эбигайль не ответила. Она с суровым выражением лица смотрела в чистое поле. Глаза пылали ненавистью.
 — Если сестра Гретхен что-то чувствует впереди, то значит так оно и есть, Конрад, — вступился за Эбигайль Томас. — Нужно проверить.
   Конрад скептически шевельнул бровями и подозвал одного из сержантов.
 — Вильям, — поднимись вон на тот пригорок и посмотри, что там впереди.
   Пока разведчик не вернулся, отряд ждал. Воины шушукались между собой, обсуждая поведение сестры Гретхен. Конрад выражал показное равнодушие, хотя на самом деле был конечно же недоволен.
   Доскакав до возвышенности, Вильям несколько мгновений всматривался вдаль, потом пришпорил лошадь и во весь опор поскакал назад.
 — Орки! Идут по дороге сюда! — он был очень взволнован.
 — Сколько? — Конрад посерьёзнел.
 — Не меньше полсотни. Идут с запряжёнными повозками.
 — Ну и ну! Что будем делать, — спросил он Томаса.
 — Атакуем, — твёрдо сказал Томас.
   Конрад чему-то улыбнулся и зычно крикнул:
 — Строй «атакующая линия»!
   Они ехали шагом, с поднятыми копьями. Ветер трепал белый плюмаж на шлеме Томаса, с лёгким свистом врывался в глазные прорези.
 — Рысью! — скомандовал Конрад.
   Линия из двадцати сверкающих доспехами всадников и лошадей быстро въехала на пригорок. Томас увидел в ста метрах впереди толпу бредущих орков. Заметив внезапно появившихся на холме всадников они начали что-то орать и суетливо бегать по полю, пытаясь построиться клиньями.
 — Галоп! — прокричал Конрад и лязгнул забралом шлема.
 — Опустив копья с треплющимися флажками и прикрывшись щитами, линия тяжёлой кавалерии за несколько мгновений набрала бешеную скорость. Летели комья земли из под копыт, тряслись и скрежетали стальные пластины конской брони, ножны мечей громко бились о сталь.
   Орки успели дать залп из самострелов. Томас почувствовал два глухих удара о свой щит. Ещё ему послышался звук падающего на землю бронированного всадника.
   Подобную атаку смог бы отразить лишь много шеренговый строй пикинёров с упёртыми в землю древками длинных пик. У орков же не было ни единого шанса. Длинные кавалерийские копья пронзали сразу по нескольку тел, стальные нагрудники лошадей разбивали орочьи черепа и раскидывали переломанные серо-зелёные тела на несколько метров вокруг. Подкованные копыта ломали ребра и позвоночники упавших. Тех, кто ещё оставался, добивали мечами и булавами.
   Когда всё было закончено, Томас поднял забрало и осмотрелся. Он увидел одинокого коня, склонившего голову над, лежащем на поле, телом кого-то из его отряда.
 «Чёрт!»
   Подъехав, Томас спешился и подошёл к телу. Над ним уже хлопотал Ульрих, а смертельно раненым был Матис. Томас рассмотрел, что из шеи раненого торчит орочья стрела. Глаза Матиса смотрели в небо, он хрипло и прерывисто дышал. Ульрих снял с головы Матиса его стальной саллет и поддерживал её ладонью. Из раны толчками вытекала кровь.
 — Сто раз я ему говорил, сир! — Ульрих посмотрел мокрыми от слёз глазами на подошедшего Томаса. — «Надень горгет», «надень горгет», а этот засранец всё отшучивался, мол «он натирает мне подбородок»… Ну и вот!
   Томасу было хреново. Очень хреново! Матис ему нравился.
   Он увидел подъезжающую Эбигайль, и поспешил к ней.
 — Эбигайль, милая, там Матис, — тихо заговорил Томас. — Он помогал мне во время операции, помнишь?
   Эбигайль спокойно смотрела на Томаса.
 — Я всё помню, Томас, — так же тихо произнесла она. — И что ты хочешь, что-бы я сделала? Вылечила наложением рук? Помолилась, и его рана тут же бы исчезла?
 — Я… Я не знаю.
   Эбигайль закатила глаза, еле сдерживая себя. Соскочив с лошади, она сердито зашагала к умирающему Матису. Вокруг раненого уже начал собираться весь отряд, включая Конрада.
   Грубо расталкивая присутствующих, Эбигайль подошла к Матису и опустилась рядом с ним на колени.
 — Ульрих, вытаскивай стрелу, — твёрдо произнесла она.
   Ульрих недоумённо посмотрел на Эбигайль, он был в полном отчаянии.
 — Святая Гретхен собирается лечить твоего друга, Ульрих! Вытаскивай стрелу! — громко повторила она.
   Ульрих кивнул, протёр тыльной стороной ладони свои мокрые глаза и, взявшись за древко стрелы, осторожно вытащил её из шеи Матиса.
Как только стрела была извлечена, Эбигайль протянула свою левую руку и пальцами сжала рану. Другой рукой она стала стягивать со своей шеи белоснежный вимпл. Протянув его Ульриху она сказала:
 — Порежь на полосы!
   Ульрих отбросил стрелу и приняв от сестры Гретхен часть её одеяния стал разрезать ткань кинжалом.
Матису тем временем становилось всё хуже. От потери крови он совсем был бледным. Кровотечение нужно было срочно остановить.
Отобрав у Ульриха готовые бинты, Эбигайль принялась забинтовывать рану Матиса. Потом, положив его шею и голову себе на колени, она левой рукой продолжила давить на место ранения.
   Матис уже начинал бредить… Он явно умирал.
 — Ветер! Какой сильный ветер! Как будто… Ангел дует в огромную трубу! Она… Она меня влечёт…
   Матис дёрнулся, его руки мелко задрожали, и он стал выгибаться в пояснице.
 — Отойти всем на десять шагов! — страшным голосом закричала Эбигайль.
   Толпа шарахнулась в стороны. Солдаты испуганно пялились на сестру Гретхен, склонившуюся над умирающим. Томас посмотрел на Конрада, — тому явно было не по себе.
   Когда Матис дёрнулся ещё раз и затих, сестра Гретхен выпрямилась и молниеносно выбросила руку вверх, сжав ладонь в дрожащий от напряжения кулак. Ветер трепал её чёрный вейл и чёрные пряди волос выбившиеся из под барбетта. Она смотрела широко распахнутыми глазами в пустое пространство и шевелила губами, словно шептала что-то.
  «Боже милостивый! Эбигайль! Ты же чудо!» — поражённо думал Томас, который понимал суть происходящего.
   Отряд с благоговейным трепетом наблюдал всё это. Сначала один, потом другой, третий, четвёртый, затем все стали вставать на колени и тихо молиться. Взглянув на Конрада, стоящего на коленях, Томас так же решил не отставать от всеобщего порыва.
Наконец, сестра Гретхен, опустила руку. Матис дышал, но, кажется, был без сознания.
   Сложив ладони, сестра Гретхен молилась с закрытыми глазами. Вместе с ней молились все, даже Томас.

   После этого случая отряд вели не Конрад и Томас. Его вела Эбигайль. Теперь все её называли не сестра Гретхен, а исключительно «святая сестра». Если «святая сестра» просила остановиться, все останавливались, если «святая сестра» приказывала сделать крюк миль в пять или десять, отряд двигался в обход неизвестной опасности, если «святая сестра» говорила, что брод через реку там-то, то туда и направлялись.
Матиса везли на конфискованной повозке. За три дня пути он немного оклемался и уже разговаривал. На его ране была свежая повязка. Первоначальную личный состав отряда порезал на кусочки и разобрал на «святыни». Начали пропадать даже личные вещи Эбигайль. Как-то раз она пожаловалась Томасу, что пока она «ходила под кустик», кто-то пробрался в её шатёр и стыбрил полотенце, а так же грязное нижнее бельё.
   Это было, конечно, хорошо, но одновременно и плохо. И Томас и Эбигайль тосковали друг по другу, точнее сказать, друг по другу в постели. Теперь ей было не выбраться незамеченной из палатки даже ночью.
   Жаль это говорить, но повествование движется к своей заключительной стадии. Больше не получится свести Томаса и Эбигайль в их безумных любовных играх. Очень жаль!
   Когда до Альтенбурга оставался всего один день пути, Эбигайль внезапно сообщила всему отряду, что они опоздали. Последняя битва людей с орками уже началась.

   Армия короля Георга VII расположилась прямо под стенами столицы. Король рассчитывал, что баллисты и катапульты, установленные на шести ближайших башнях города окажут существенную помощь в разгроме орочьей орды. Были так же вырыты три линии «волчьих ям» и «огненный ров», заполненный валежником и политый нефтью. За рвом расположилась пехота и арбалетчики. Плотная шестирядная линия из двадцати пяти тысяч пехотинцев растянулась по всему фронту, упирающемуся с левой стороны в берег реки, а с правой в лесистый овраг. Конница стояла в паре миль за лесом и ждала сигнала. Сам король находился на площадке одной из башен и сверху обозревал всё поле боя.
Перед городом простиралась бескрайняя холмистая равнина с петляющими по ней дорогами. И сейчас эта равнина покрывалась сотнями тысяч орков. Они накатывались на город как морское цунами. Слышен был рев их сигнальных рогов, над шевелящейся тёмной массой раскачивались уродливые клановые штандарты. Душа уходила в пятки от вида этой неодолимой силы, сердце панически стучало от предчувствия надвигающейся беды.
   Когда первые ряды орков пересекли невидимую грань на поле боя, башенные метательные орудия произвели залп. Тяжёлые каменные ядра и толстые двухметровые гарпуны с воем и свистом полетели в наступающих орков. Промахнуться было невозможно. Каменные снаряды со звуком расплёскиваемой слизи проделывали широкие кровавые просеки в плотной орочьей массе, гарпуны пронзали по нескольку визжащих орков и отбрасывали их на идущих сзади. Аааа!!! Что, мрази?! Не нравится?!
   Взревели горны и трубы орков, и они побежали в атаку. Они неслись сломя голову вперёд, воя от ярости и бешенства. Когда орки достигли «волчьих ям», они сотнями падали на острые колья, заполняя ловушки доверху. Когда полыхнул «огненный ров» они даже не остановились. Их тела пробивали арбалетные стрелы, а они всё ползли и ползли вперёд. Орки тысячами прыгали в огонь и, воя от боли, вспыхивали и корчились в агонии. Сверху их заваливали новые полыхающие тела сородичей, а сверху наваливались следующие. Даже горящими они ползли и бежали вперёд. Только вперёд! Только вперёд!!!
   Арбалетчики еле успели спастись. Накатывающаяся лавина орков с грохотом ударилась о строй пехоты. Пики пронзали серо-зелёные тела насквозь и с хрустом пробивали лёгкие доспехи следующих. Четырёхгранные наконечники алебард вонзались в шеи и глазницы обезумевших тварей. Упираясь ногами в нижний край воткнутых в землю щитов, латники остервенело били и рубили напирающих орков.
   Как обезумевшие те бросались грудью на острия пик, насаживали себя на них и, хватаясь руками за древки, двигались дальше и дальше, умирали с вытянутыми когтистыми лапами и валились наклоняя древки к земле. Что-бы те, кто был сзади, могли добежать, могли добраться до этих ненавистных людишек, жалких людишек, которых легко можно просто разорвать на куски своими собственными руками, вырвать пальцами их кровоточащие сердца. Только бы добра-а-ть-сяяяяяяях!
   Такого люди ещё не видели! А кто видел, тех уж нет в живых. Орков гнало вперёд какое-то безумие! Они ни капельки не задумывались о ценности собственной шкуры. Они гнули к земле древки пик и алебард погибая на них тысячами. Прямо по их телам бежали следующие и остервенело прыгали на залитых орочьей кровью пехотинцев. В ход уже шли мечи и кинжалы.
   Наёмники из Люцдорфа, вооружённые двуручными мечами и короткими секирами разрубали орков до пояса, сносили сразу по две или три орочьих башки, в стороны летели обрубки рук, вырванных кишок, брызги чёрной крови разлетались вслед за взмахом оружия. Люди скрежетали зубами от ярости, неистово рубили и кололи этих сучьих выродков, тварей, вонючих зелёных уродов, мерзкую падаль! Ааааааааааа! Ааааааааааа!!!

   Сражение перерастало в беспорядочную резню. Георг VII c тяжёлым предчувствием в сердце мрачно наблюдал за бушующей битвой.
 — Кавалерия вышла на позицию? — спросил он не оборачиваясь.
 — Да, Ваше Величество! — ответил кто-то за его спиной.
 — Трубите сигнал к атаке. И да помогут нам Боги!
   Над полем битвы и лесом прозвучал протяжный звук королевского горна. Вдали из лесной опушки на поле рысью выезжали пять с половиной тысяч тяжеловооружённых всадников: рыцарей и оруженосцев, конных сержантов и сквайров. Кавалерия строилась клиньями.
Блистающая и сверкающая масса всадников перешла в галоп. Её удар был страшен и гибелен. Клинья разрезали орочью толпу как плуг режет рыхлую землю. Орков, зажатых между клиньями с трёх сторон рубили мечами. Чёрная кровь лилась ручьями, собираясь в лужи. Эти лужи месили десятки тысяч ног и лошадиных копыт. Но орки и не думали бежать. Они даже не защищались! Они нападали!!! По двое или сразу по трое, они прыгали и вцеплялись скрюченными пальцами в зазоры доспехов всадников. Висли гроздьями на, шатающихся от тяжести, стальных рыцарях. Стаскивали с коней на землю, остервенело били и рубили, сминали шлемы и кирасы. Падали с размозжёнными булавами черепами и харкали кровью, пронзённые копьями. Но новые орки всё лезли и лезли, подрубали лошадиные ноги и вспарывали коням животы. Прыгали на валящихся всадников и вгрызались зубами им в лица и шеи.
   Один из конных клиньев углубился в орочье месиво глубже остальных. Видя это, наёмники из Люцдорфа перешли в атаку. Они сеяли смерть как взбесившиеся демоны. Орки сотнями изрубленных окровавленных туш валились им под ноги. Люди шли вперёд ступая ногами по ещё умирающим, агонизирующим орочьим телам, с каждым шагом прокладывая себе путь сквозь беснующихся зелёных выебков, изничтожая их сучье семя! Ааааааааааа! Сууууукааааа!!!

   Король Георг, облегчённо вздохнул. Казалось, что ситуация начинает потихоньку выправляться. Хорошо, что он не поскупился и нанял этих наёмников. Волна орков разбилось кровавыми брызгами о волнорезы его конницы и ярость людей.
   Но тут случилось нечто! Нечто из ряда вон! Георг VII увидел над бушующим морем орочьих голов гигантскую фигуру орка-великана, бредущего сквозь расступающихся перед ним его более мелких сородичей. С городской башни трудно было рассмотреть его более подробно. Но и так впечатление было весьма сильным.
 — Это и есть их король? Метров семь, наверное, — оценивающе произнёс Георг. — Остались ещё снаряды?!
 — Несколько, Ваше Величество!
 — Весь огонь сосредоточить по этому орку!

   Орочий Король медленно брёл в толпе, направляясь к сражающейся королевской коннице. Его массивный торс защищала кожаная броня со вставками из кости и железа, плечи и грудь обматывали какие-то ржавые массивные цепи, на толстенной шее болталось ожерелье из человеческих черепов. В правой лапище он держал здоровенную палицу, утыканную железными шипами.
   Вдруг, мимо его уродливой гигантской башки с низким гулом пролетел каменный шар, выпущенный с башен города. Орочий Король издал удивлённый рык и развернулся лицом к городу. Следующий летящий в него снаряд он отбил своей палицей, запулив его в гущу своих подданных.
   Судя по всему, Орочий Король был очень возмущён такой наглостью со стороны этих хлипких людишек. Воздев свою палицу он громогласно заорал какой-то их орочий клич. Все орки на всём поле боя тоже принялись бесноваться и орать. Они с удвоенным упорством и утроенной яростью бросились в атаку. Их словно хлыстом стегали! Даже наёмники из Люцдорфа лишь защищались, отступая шаг за шагом.
   Камни из катапульт падали рядом с этим гигантом и забрызгивали его с ног до головы кровью и ошмётками погибающих орков. Но ему всё было ни по чём. Лишь один единственный гарпун вонзился в великанское бедро Орочьего Короля. Издав оглушительный рёв боли, он выдрал гарпун из своей ноги и перекусил его древко зубами как тростинку. Злобно выплюнув остатки древка, Орочий Король похромал к строю королевской конницы, отбивающейся от наседающих орков.
   Ярость Короля обрушилась на всадников вместе с гигантской палицей. Одним махом он валил на землю и всадника и лошадь. Стальные доспехи сминались от ударов как бумажные. Рыцари разлетались в стороны на десятки метров. К Орочьему Королю было даже не подобраться, что бы уколоть его или ударить. Он махал своей палицей сметая всех на своём пути, даже случайно зазевавшихся орков. Как же одолеть это чудовище?! Как вообще его убить?!!!

   Георг VII почувствовал, что сражение вот вот будет проиграно. У людей оставался лишь один шанс победить. Нужно укрыться за стенами города. Стоя на высоких стенах они смогут отбивать штурм за штурмом.
 — Сигнальте отступление, — спокойно произнёс король.
 — Да, Ваше Величество!
   Над полем боя прозвучал сигнал к отступлению. Заскрипели створки внешних ворот, затем внутренних ворот, затем стала подниматься вверх толстая металлическая решётка, и последним начал опускаться подвесной подъёмный мост перекинутый через городской ров с водой.
Услышав сигнал, пехота стала медленно отступать к воротам. Первыми в ворота устремились арбалетчики, которые тут же поднимались на стены и башни и сверху начинали обстреливать врага. Под их прикрытием пехота перебегала через подъёмный мост. Кавалерия отступала на свои прежние позиции. От туда она могла попасть в город через другие ворота.
   Орочий Король растерянно наблюдал внезапное бегство людей. Наверное, в его мозгу не помещалось такое понятие, как тактическое отступление. Он обиженно шмыгнул носом и стал уводить свою значительно поредевшую армию от стен города.
  «Нужно приказать готовить лестницы для штурма.., — тяжело ворочая мозгами, думал Орочий Король. — Связки хвороста… Брёвна… Пару таранов… Что там ещё? Г-м-м… Забыл…»

   Наступил рассвет. Отряд, возглавляемый Эбигайль, стоял на склоне лесистого холма, с которого прекрасно было видно всё поле и сам Альтенбург. Орки штурмовали стены города. Водный ров в нескольких местах был завален хворостом и брёвнами. По этим «переправам» орки тащили штурмовые лестницы, приставляли к стенам и быстро карабкались вверх. Прежде всего они стремились взобраться на две башни городских ворот. Если их занять и опустить подъёмный мост, у орков появился бы прямой путь в город.
   Перед городом на всем огромном пространстве до самого берега реки в утреннем тумане шевелилось грозно ревущее море орков. Нет! Их невозможно всех перебить. Они своими трупами просто погребут под собой и город и его защитников. И будут потом праздновать победу, накалывать человеческие головы на острия копий, делать из черепов чаши для питья, а из костей амулеты и рукояти мечей. Срань господня!
 — Можно объехать город и попробовать попасть внутрь через задние ворота, — мрачно произнёс Конрад, подъезжая к Томасу и Эбигайль.
 — Город окружён, Конрад, — спокойно ответила Эбигайль. — Если не убить Орочьего Короля, через пять дней Альтенбург падёт.
 — Падёт?! — ужаснулся Конрад. — А вдруг…
 — Я видела это! — перебила его Эбигайль.
   Томас с тяжёлым чувством на сердце окидывал взглядом эту страшную картину грядущей гибели людей.
 — Что нам делать, «святая сестра»? — удручённо спросил он.
 — Ты убьёшь Орочьего Короля, Томас, — твёрдо сказала Эбигайль. — Мы все вместе это сделаем!
   Последние слова она почти прокричала, что бы услышали всё. Кто-то из воинов стуком рукояти меча о щит поприветствовал её слова.
 — Что-то не видно этого Короля, — задумчиво промолвил Конрад, осматривая поле боя.
 — Он там! — Эбигайль протянула руку и пальцем показала вдаль. — Он ранен!!!
   Она дёрнула поводья и шагом повела отряд в ту сторону, куда указывала. Пока они ехали, их скрывали деревья и утренний туман. Эбигайль направлялась к холму, поросшему высоким кустарником и несколькими ветвистыми деревьями. Остановившись у его подножия, она спешилась. Все последовали её примеру.
   Эбигайль не торопясь стала подниматься на верхушку холма. Рассредоточившись, люди последовали за ней.
   С вершины холма они увидели бескрайний орочий лагерь. В походе орки спали под отрытым небом, поэтому шатров или палаток не было, но лежаками вокруг дымящихся костров было усеяно всё вплоть до горизонта.
   Прямо перед лагерем на возвышенности стоял грубый каменный трон. На троне в расслабленной позе восседал Орочий Король. Правая нога его была перевязана какими-то окровавленными тряпками, да и всю его фигуру покрывали кровавые пятна и потёки. К трону была прислонена здоровенная палица, почерневшая от запёкшейся крови.
   Орочий Король пристально смотрел вдаль на тонущий в рассветной дымке город.
— Боги милосердные!!! Какая громадина! — Томас поражённо смотрел на сидящего великана.
   Но это ещё не всё! Вокруг Орочьего Короля в несколько рядов стояли тысячи рослых и свирепых на вид орков. Его личная гвардия. Орки со скучающим видом опирались руками на копья и длинные орочьи глефы, харкали и сплёвывали на землю. Мало того, что убить этого громилу будет весьма не просто, так ещё нужно как-то приблизиться к нему. Нет! Это просто невозможно!
   Конрад дотронулся до плеча Томаса и приглашающе мотнул головой. Он стал спускаться с холма, и Томас последовал за ним. Остановившись, Конрад повернулся к Томасу с серьёзным выражением лица.
 — Томас, всё кончено! Нам не пробиться к Королю! Погибнем, даже не задев его. Пять тысяч всадников бы справились, наверно. Но нас! Всего лишь двадцать!
   Томас не знал, что ответить Конраду.
  «Конрад прав, он всегда и во всём прав.»
   Он оглянулся и увидел спускающихся вниз испуганных увиденным воинов. Они были растеряны и шли оступаясь и скользя на склоне. Эбигайль тоже спускалась, но лицо её было отнюдь не испуганным. Она скорее торжествовала. На лице Эбигайль играла странная мстительная улыбка.
   Погружённая в свои мысли, она прошла мимо и остановилась метрах в пятидесяти, посреди колышущейся от ветра травы.
   Она просто стояла и смотрела в даль.

   Сделав рукой предупредительный знак Конраду, Томас понуро пошёл к неподвижно стоящей Эбигайль.
 «Что я ей скажу? Как ей сказать?» — сокрушённо думал Томас.
 — Эбигайль, милая, послушай, — Томас остановился за спиной Эбигайль, что бы не видеть её глаз. — Я не смогу сделать того, что просишь ты. Мы даже подойти не сможем.
 — Нет, Томас, мы убьём его сегодня. Я так решила. Прости!
   В душе Томаса поднималась буря смешанных чувств.
 — Решила?! Теперь решаешь ты?! — он схватил её за плечи и развернул к себе лицом. — Где помощь Богов! Ты утверждала, что они помогут! Тебя ж послали Боги!!!
   Эбигайль с силой оттолкнула Томаса, так что он чуть не упал. Её лицо пылало гневом.
 — Ни кто меня не посылал, Томас! Ни кто!!! И я вовсе не из Рая!
   Томас непонимающе смотрел в гневные глаза Эбигайль.
 — А кто тогда? Откуда ты? Кто ты?!
   Глаза Эбигайль начали слезиться, по щеке стекали слёзы.
 — Какая теперь разница?! Сегодня будет всё закончено!
 — Но как же Боги??? — Томас вопрошающе смотрел в мокрые глаза Эбигайль.
 — Никак!!! Им всем насрать на вас! Они играют с вами, словно в куклы! Весь этот нижний план! Он лишь для развлеченья! Что вам талдычат отовсюду: «Ведь даже волос с человека не падёт без воли божьей?!» Так ведь? Верно! Весь ужас, что творится в этом Мире! Все беды! Все несчастья! Всё — их безумная игра! А не наслать ли нам на них потоп? Вот будет веселуха! Смотреть как тонут, захлёбываются в мутной жиже дети, старики, старухи, певцы и музыканты, учёные мужи, поэты. Смотреть как тянут они руки и скулят: «Боже, помоги! Боже, спаси!» Какое зрелище!!! Ааааааааааа!!!
   Эбигайль душила ярость.
 — Или спалить два города в огне! Давайте покараем этих грешников! Грешников?! Грешников?!!! Маленьких детей трёх лет, или грудных, или которые ещё в утробе матерей. Всех пожирало пламя!!! Песок в руках играющих детей превращался в стекло! А ветер раздувал их пепел над пустыней.
 — Что смотришь, Томас?! Что ты уставился! — Эбигайль ещё раз толкнула Томаса. На сей раз он не устоял и сел на на землю.
 — У них есть даже оправдание всему. Страдания, мол, очищают. Душа такая светлая и чистая! Светлая, когда омоется собственной кровью!!! Чистая, когда тела режут на кусочки!!! Когда вспарывают животы, когда сжигают на кострах, когда рвут глотки в революциях и войнах. Когда плоть корчится в мучениях! Сверхочищение!!!
   Лицо Эбигайль исказилось в лютой ненависти, слёзы лились не останавливаясь. Она рухнула на колени рядом с Томасом. Тот сидел совсем убитый.
 — Эбигайль, что ты говоришь? Всё совсем не так. Не так всё это! Оно не может быть таким! Боги милосердны!
 — Я понимаю, Томас, — горько сказала она. — Вам здорово промыли тут мозги. Теперь вы любите и славите Богов. Любите и прославляете своих же палачей!!!
   Эбигайль вскочила и пнула траву.
 — Они тут резвятся долго! Миллионы лет! Создав очередное человечество, они его уничтожают вскоре. Землетрясения, потопы и цунами, огонь с небес, нашествия из космоса бездушных тварей, всё в ход идёт. Я это наблюдала раз за разом. Всё помню, что они творили! Мне не забыть всё это!!! Мне тошно видеть то, что происходит с вами! Мне надоело это наблюдать! И ни чего не делать!!! Опять смотреть, как вас уничтожают!!!
Эбигайль села на колени и обняла ладонями лицо Томаса.
 — Я больше не могу терпеть всё это. Мне не насрать. Я им помешаю! Я остановлю их новый «конец света»! Я выбрала тебя! Я!!! Потому что и тебе не наплевать. Ты любишь этих музыкантов, певцов, поэтов, танцовщиц, художников, актёров. Ты их любишь! Ты не позволишь их убить! Снова всех убить!!!
   Из глаз Томаса текли слёзы. Говорить что-то почти не было сил.
 — Ладно, милая… Я ни чего не понял, из того, что ты тут наговорила… Но я тебе обязан…
   Томас снял латную перчатку и вытер мокрые глаза.
— Сейчас я отдохну… А потом пойду, убью ту тварь.
   Он преданно посмотрел в глаза Эбигайль.
   Вот только одному мне это не по силам… Как воинам сказать, что умереть они должны? Ради чего погибнуть? Вот жили, жили, а через час уже мертвы. Они ж не умирать сюда пришли.
   Эбигайль погладила пальцами мокрые щёки Томаса, поцеловала в губы. Затем поднялась и направилась к столпившимся в отдалении воинам.

   Она смотрела на их такие разные лица, шла вдоль стоящих людей и вглядывалась в их вопрошающие глаза.
— Через пять дней Альтенбург падёт! — Эбигайль говорила громко, что бы её слышали все. — Георг VII и все, кто с ним, погибнут! И орки будут разорять страну! Будут жечь и убивать! Всех без разбора! Они не остановятся, пока людей не станет вовсе! Всё так и будет! Если!!! Если не убить ту тварь!!! Если вы не намотаете его кишки на ваши локти, и не вытащите их на божий свет!!!
   Взгляд Эбигайль остановился на совсем молодом парне, который ошалелыми глазами смотрел на неё.
— Арман, ведь так тебя зовут? — парень пугливо улыбнулся и закивал.
— У тебя ведь есть родные? В Билефельде, кажется, — Эбигайль пристально смотрела в глаза Армана.
— Мамаша старенькая, — Арман удивлённо улыбался. — Сестра ещё! Люсиль!
— Люсиль, — Эбигайль мечтательно улыбнулась, словно видела сейчас эту самую Люсиль.
— И знаешь что, Арман? — глаза Эбигайль стали наполняться слезами. — Через две недели в Билефельд ворвутся орки. Твою сестру будут насиловать шесть часов! Шесть часов!!! Последнему достанется лишь её хладный труп! И даже труп они не оставят в покое!!!
   На парня было больно смотреть. Он плакал на коленях, закрываясь от Эбигайль.
   Она перешла к следующему воину.
— Вертэр, — Эбигайль словно читала его. — У тебя жена в Вертхайме и двухлетняя дочь.
   Вертэр побледнел.
— Прости, я не могу сказать, что с ними сделают. Ведь тебе сегодня ещё сражаться.
   Эбигайль подходила к каждому. И каждому она называла города и селения, имена их родных. Последним оставался Конрад.
— Ты ведь помнишь Марту, Конрад? Из Гёрлица? — Конрад молча кивнул.
— У Марты есть пятилетняя дочь, Ангелика, — Эбигайль изучающе смотрела в глаза Конрада, а тот непонимающе смотрел на Эбигайль.
— Это твоя дочь, Конрад!
   Томас видел смятение в глазах его друга. Вот оно как бывает на белом свете.
   Эбигайль отошла на несколько шагов и снова повернулась к понурым воинам.
— Сегодня мы умрём!!! Но не ради славы или чести! Мы умрём ради наших родных и близких! Ради Люсиль, ради Берты, ради Брунхильд, Ангелики, Лорелей, Марлин… Они не должны страдать и умирать в муках. За них урём мы! Но прежде чем умереть, мы убьём Орочьего Короля!!! Эту вонючую мерзкую тварь, сидящую там, — Эбигайль выбросила руку в сторону. — С благословения Всемогущих Богов, пославших меня к вам, мы уничтожим это исчадие Ада!!!
   Первым из толпы вышел Матис. Он подошёл к Эбигайль, опустился на одно колено и поцеловал её руку. Затем он молча направился к лошадям. Следом за ним то же самое проделал Ульрих. Сержанты по одному подходили к Эбигайль, целовали руку и шли садиться в сёдла.    Последним к ней подошёл Конрад. Он немного помялся и спросил:
 — А… У Марты… До сих пор никого нет?
 — Она любит тебя, Конрад, — Эбигайль о чём то задумалась, затем улыбнулась. — Когда всё закончится, поезжай к ней.
   Конрад удивленно посмотрел на неё, встал на одно колено и поцеловал ей руку.
   Эбигайль огляделась, взглянула на стоящего поодаль Томаса, и побрела по траве к сломанному дереву. Присев на его ствол, она склонила голову и стала смахивать рукой бегущие из глаз слёзы.
   Томас подошёл к ней и опустился на колени, пытаясь заглянуть в глаза.
 — Эбигайль, ты посиди тут немного. Я приду за тобой! Слышишь? Я вернусь к тебе! Мы будем вместе, до самой смерти! Ты снова будешь пугать меня, перевоплощаясь в каких нибудь ужасных женщин, — Эбигайль при этом засмеялась сквозь слёзы. — Каких захочешь! Я ни когда тебя не брошу! А, вдруг, ты даже родишь малыша. Вот будет здорово!
 — Хорошо, Томас, до самой смерти… Иди… — она нежно поцеловала его.
   Когда конный отряд скрылся за холмом, Эбигайль встала и, вздохнув, начала снимать с себя одежду. Ветерок трепал её чёрные волосы и высушивал мокрые щёки.
 — До самой смерти, милый, — прошептала она.
   Эбигайль раскинула руки и стала изменяться. Взмахнув чёрными крыльями, она разбежалась и, подпрыгнув, стала толчками набирать высоту. Вскоре она скрылась за деревьями на холме.

   Орочий Король расслаблено сидел на своём каменном троне, который во время передвижения орды несли двенадцать рослых двухметровых орков. Сильно болела правая нога, пробитая вчера гарпуном. Он скучающе смотрел вдаль на обречённую столицу людей, на бушующее море его необозримого войска. Последнее крупное королевство людей скоро перестанет существовать. С остальными они покончат в два счёта. Орки будут править Миром!
   Какая-то чёрная тень пронеслась над ним и его гвардией. Изумлённые глаза Короля проследили, как один из его гвардейцев вдруг заорал благим матом и, дёргая ногами, взмыл в небо. Его уносила в высь странная крылатая тварь, похожая на громадного орла, но с телом кого?
 — Чё за нахуй?! Чё!!!
   Поднявшись метров на пятьдесят, эта тварь разжала свои мощные птичьи лапы и скинула орущего орка вниз. Со звуком ломающихся костей он хрястнулся о землю и остался неподвижно лежать. Крылатая тварь сделала стремительный разворот и спикировала вниз. Ещё один орк, болтаясь в воздухе, стал уноситься в небеса. Он попытался ухватиться руками за птичьи лапы крылатой бестии. Но та встряхнула его как куклу. Послышался громкий треск ломаемых костей. Вниз орк падал уже мёртвым.
 — Сбить ееееееёёёёё!!! — заорал Орочий Король.
   Гвардейцы суетливо разбежались по лагерю, ища в пожитках самострелы и боеприпасы к ним.
   Ни кто даже сразу не заметил небольшую группу конных людей, рысью выезжающих на поле.

   Томас видел в отдалении возвышенность с каменным троном на её вершине. И великанскую фигуру Орочьего Короля. Тот вглядывался в небо и крутил башкой, пытаясь что-то там разглядеть. Пара тысяч орков носились по полю и лагерю, махая на собой копьями и целясь в небо из самострелов.
 «Что там у них творится?»
 — Построение «широкий клин», Томас в центр! — скомандовал на скаку Конрад.
   Сержанты на ходу перестраивались в вееро-подобный боевой порядок. Томас сместился к центру. Ему отводилась особая роль. Отряд быстро скакал по полю, приближаясь к врагу.
   Орки, наконец, заметили новую угрозу. Около сотни королевских телохранителей бросились наперерез несущейся галопом коннице. Орочий Король в недоумении уставился на быстро приближающихся всадников, правая лапища на ощупь искала прислонённую к трону палицу. Его неуклюжие пальцы нечаянно толкнули рукоять оружия, и оно с грохотом покатилось по склону вниз.
 — ( пиииии… пиииии… пиииииииииииииии… ), — с чувством выругнулся Орочий Король.
   Стальной веер конницы врезался в набегающих орков. Это надо было видеть! Копья пронзали орков на вылет и тащили над землёй, пока не насаживалось ещё по нескольку туш. Кони с хрустом врезались стальными нагрудниками в слабо защищенные тела и головы орков, расплёскивая кровь и мозги в разные стороны. Исковерканные тела отлетали вверх и назад, кувыркаясь по траве. Веер расходился в стороны, открывая Томасу путь к главной цели.
 «Сдохни!!!»
  Гюнтер вихрем влетел на пригорок и со всего маха врезался в пузо, пытающегося встать Орочьего Короля. Пятидесяти сантиметровый стальной шип на конском наголовнике с хрустом вонзился в живот великана. Длинное рыцарское копьё Томаса пронзило кожаную броню и грудную клетку чудовищного орка. От удара Орочий Король рухнул обратно на свой трон. Из его глотки рвался на ружу страшный низкий протяжный вой боли и ярости! Гигант в бешенстве отмахнулся от Томаса, и того просто вынесло из седла. Пролетев метров десять, он грохотом упал на землю. Здоровой левой ногой монстр с силой толкнул Гюнтера. Конь несколько метров катился по склону пригорка, брыкаясь копытами.
   Из груди Орочьего Короля торчало копьё Томаса. Другому орку этого хватило бы с лихвой. Орочьему Королю этого явно было мало. Толстые железные цепи, защищающие его грудь, отвели наконечник копья в сторону. Сердце Короля ещё билось.
   Вытаращив глаза от страшной боли, Орочий Король медленно вытаскивал рыцарское копьё из своей груди. И тут Томас увидел нечто невероятное! Прямо с неба на голову гиганта свалилась какая-то крылатая бестия! Размах чёрных крыльев был метра три с половиной! Чёрные растрёпанные длинные волосы и обнажённая женская фигура! Мускулистые женские бёдра и голени в районе стоп перерастали в мощные и страшные когтистые орлиные лапы!
  «Боевой ангел», — пронеслось в голове Томаса.
   Почему именно это название пришло ему в голову? Он и сам не знал. Наверное потому, что это фантастическое существо вдруг вцепилось своими когтями в глаза Орочьего Короля. Послышался тошнотворный мокрый хруст выдираемых глазных яблок, и ужасающий вопль боли великана. Маша крыльями, «боевой ангел» отлетел назад. В скрюченных когтистых лапах он или, вернее сказать, она держала выдранные кровоточащие глаза Орочьего Короля. Она это сделала как раз во время. Ладони великана с грохотом сомкнулись в попытке прихлопнуть обидчицу.
   Бросив свой кровавый «трофей», она ещё дальше отлетела назад и опустилась в метре от Томаса. Он поднял забрало шлема и посмотрел на неё снизу вверх. Боже правый! У этого «боевого ангела» всё было на своих местах. Всё то же, что и у всех женщин! Капельки пота стекали по мускулистой спине и восхитительным изгибам ягодиц.
  «Какая у неё классная…» — думал Томас.
   Вот Вам, читатель, не кажется это немного ненормальным? В разгар смертельной битвы, когда мужчины вот-вот должны погибнуть. Когда их сейчас либо раздавят, либо снесут им голову, либо ещё что похуже сделают. Когда жизнь висит на волоске. О чём они в этот момент думают? Да всё о том же! О женских задницах!
   «Боевой ангел» резко повернула голову и уставилась на Томаса. Конечно же это была Эбигайль! Только очень! Очень суровая Эбигайль!      Расширенные чёрные зрачки внимательно двигались в орбитах глаз. Мозг Томаса закипал от этого взгляда.
  «Вот кто у нас кусается!»
   Убедившись, что с Томасом всё в порядке, Эбигайль подпрыгнула и взмыла вверх.
   А между тем, ситуация ухудшалась. Выдернув копьё из груди, Орочий Король поднимался на ноги. Теперь он ослеп, но ярость его только усилилась.
 — Убииииить ииииих всееееееееееххх!!!!! Убииииить еееееёёёёё!!!!! — громоподобно орал он.
   Половина орков схватилась за самострелы, другая кинулась на всадников. Эбигайль металась в небе, уворачиваясь от стрел. Воины бешено отбивались от орков. Но вот один боец упал на землю, поваленный сразу двумя прыгнувшими на него здоровенными тварями. Вот второй слетел с лошади от удара топора. Третий рухнул с пробитым шлемом. Отряд погибал.
   Томас поднялся с земли и осмотрелся. Гюнтер скрёб копытами землю, не в силах встать. Эбигайль была уже ранена.
Томас выхватил меч и бросился к Орочьему Королю. Он подбежал и вонзил остриё меча в левую ногу гиганта. Затем отступил и что есть мочи стал кричать:
 — Эй!!! Я здесь!!! Эй!!!
   Орочий Король взревел и двинулся на звук голоса. Томас кричал и вел за собой хромающего и истекающего кровью великана. Орочий Король расставлял свои громадные ручищи и махал ими из стороны в сторону. Томас побежал. Великан тоже ускорился. Томас кричал и бежал прямо на толпу орков, стреляющих по Эбигайль.
   Он ворвался в их ряды, рубя налево и направо. Сзади слышался хруст и истошные вопли. Это Орочий Король ломился вслед за Томасом, топча подворачивающихся под ноги гвардейцев. От взмахов гигантских рук Короля они разлетались как тряпичные куклы. Томас кругами бегал по полю, доставая мечом тех, кого успевал. А великан гнался за ним, распинывая и раскидывая всех на своём пути.
   Всё же бегать в стальных доспехах не так уж просто. Томас уже начинал сдавать. Орочий Король всё же смог достать его. Удар по шлему, сравнимый с ударом тарана по воротам, бросил Томаса на землю. Он катился по траве метров пять. В ушах стоял звон, в глазах двоилось. Томас видел расплывающуюся фигуру Орочьего Короля, которая надвигалась на него.
 «Вот и всё!» — подумал Томас.
  Внезапно в небе раздался пронзительный нечеловеческий визг. Хлопки огромных крыльев пронеслись над Томасом, а ветер от взмахов закачал траву.
 «Боевой ангел» упала сзади на плечи Орочьего Короля. Вцепившись одной лапой в его лысую макушку, другой она рвала артерии на могучей шее. Кровь хлестала рекой. Великан несколько раз взмахнул ручищами, но так и не попал по ней. Вокруг бегали уцелевшие орки и расстреливали почти в упор ужасного демона, рвущего когтями их короля.
 «Эбигайль, улетай! Улетай!»
   Кто-то подхватил Томаса под руки и потащил по траве. Томас ни чего не мог поделать, в голове шумело и сознание оставляло его.

   Открыв глаза, Томас увидел небо и облака, ещё густую листву деревьев, шевелящуюся от лёгкого ветерка. Он лежал на траве, доспехов на нём не было.
  «Наверное, я уже в Раю!» — подумал Томас.
   Он попробовал пошевелиться. Приступ головной боли и подкатившая к горлу тошнота тут же развеяли все его иллюзии насчёт Рая.
   Томас сел и осмотрелся. Он находился на вершине заросшего холма, с которого ранее они наблюдали орочий лагерь. Томас посмотрел в ту сторону. Каменный трон всё ещё стоял на пригорке. Всё поле вокруг него было усеяно орочьими трупами. И всё… Больше ни чего и ни кого.
 — Оклемался?! — услышал он голос за своей спиной.
   Томас даже вздрогнул от неожиданности.
   Повернувшись на голос, он увидел сидящего на траве Конрада. Лицо и доспехи его друга были густо забрызганы запёкшейся кровью. Лишь глаза белели на измазанном кровью лице. Конрад отрешённо смотрел на Томаса.
 — Г… Где… Орки? — еле выговорил Томас. Во рту страшно пересохло. Язык плохо ворочался во рту.
   Конрад поднял с травы бурдюк с водой и кинул его Томасу. Тот с жадностью отпил, обливаясь прохладной живительной влагой. Томасу показалось, что ни чего вкуснее в своей жизни он ещё не пробовал.
 — Не знаю, — равнодушно промолвил Конрад. — Ушли.
 — Ушли? К… Куда?
 — Взяли и ушли. Откуда я знаю куда? — Конрад вздохнул. — Подняли тушу своего вонючего короля и вместе с ней ушли. Наверное, хоронить потащили.
 — Доброго здравия, сир! — Томас увидел двух подошедших сержантов, так же как и Конрад, всех перемазанных кровью.
    Томас поприветствовал их рукой.
 — Это все, Томас, — мрачно сказал Конрад. — Все, кто выжил. Мне жаль… Матис и Ульрих пали смертью героев.
   Томас кое-как поднялся на ноги, сделал несколько неуверенных шагов и согнулся, облокотившись рукой о дерево. Его рвало.
   Отплевавшись, он повернулся к Конраду.
 — А где Эбигайль? — просил он растерянно.
   Конрад непонимающе уставился на Томаса.
 — Какая Эбигайль?
   Томас с потерянным видом огляделся по сторонам, затем посмотрел в сторону покинутого орочьего лагеря и стал, пошатываясь, спускаться с холма. Поскользнувшись, он съехал с него почти до самого подножия.
 «Эбигайль, милая, где ты?» — панически думал Томас, бредя по полю боя.
  Взгляд зацепился за какое-то светлое пятно посреди тёмных орочьих тел. Томас, спотыкаясь, побежал к нему.
 «Нет! Нет! Нет!!!»
   Эбигайль лежала на спине, руки касались торчащих из её тела орочьих стрел. Превращение обратилось вспять, и теперь это была просто обычная, истыканная стрелами, обнажённая девушка.
   Томас упал рядом с ней на колени и дрожащими руками приподнял ей голову. Глаза застилали слёзы.
 — То-ма-с, — еле слышно прошептала она.
 — Эбигайль! Эбигайль!!! — звал её Томас.
   Он стал осторожно вытаскивать стрелы из её тела, из ран сочилась кровь и стекала на землю.
 «Надо её перевязать!» — лихорадочно соображал он.
   Томас прижал её израненное тело к своей груди и стал тяжело вставать, подхватывая Эбигайль на руки. Неподалёку он увидел высокое дерево посреди зелёной мягкой травы. Томас понёс Эбигайль туда.
   Прислонившись к дереву, Томас опёр её спиной о своё согнутое колено. Он стянул с себя влажную от пота рубашку и начал рвать её ногтями и зубами, делая бинты. Затем он кое-как попытался перевязать Эбигайль. Получалось не очень…
 — Томас… — морщась от боли прошептала Эбигайль. — Хватит…
   Осознав, что все его попытки тщетны, Томас обнял умирающую Эбигайль и прижался лицом к её щеке. Из глаз текли слёзы, а лицо исказилось в беззвучном плаче.
 — Прости меня, — шептала Эбигайль. — Спасибо, Томас… Без тебя…
   По телу Эбигайль пробежала мелкая судорога.
 — Пожалуйста! Эбигайль! Пожалуйста! Не бросай меня! — слёзно умолял Томас.
 — Ты же видишь… Томас… Я… Чудовище… — Эбигайль стала задыхаться.
 — Ты не чудовище, Эбигайль! Ты ангел! Мой маленький яростный ангел…
 — Я счастлива… Я…
   Эбигайль выгнулась в руках Томаса и застыла со смотрящими в небо безжизненными глазами. А он ещё долго сидел под деревом, укачивая тело Эбигайль в своих объятиях.
   Подошедшие Конрад и двое сержантов опустились на колени и, коротко помолившись, стали мечами и руками рыть могилу. Они даже и думать боялись, кого они собираются хоронить. Да и какая теперь разница. Просто так положено. На войне всё просто. Родился, побегал немного, порезвился, потом ты умер, и тебя закопали. Вот и всё…

   Нашествие орков закончилось. Они ушли обратно в свои бескрайние степи. Возможно, что там они снова будут ждать рождения нового короля. Кто их остановит тогда? Кто им помешает?
   Шли годы, и Томасу всё же пришлось жениться на Адалинде Латгард. Как там у них всё развивалось — это уже другая повесть. Но стоит лишь упомянуть, что очень часто, сидя перед распахнутым окном, когда его ни кто не видит, Томас с тоскою смотрел в ночное звёздное небо и всё время тихо нашёптывал:
 — Где ты, ангел мой?

Еще почитать:

Кровь ангела. — Кровь ангела. Глава 19. Враги и предатели

Северная

Опыты с Девушкой

Б л е с к — Глава 6. Берет