« Макроарх Сингулярности » Альфа и Омега

Пролог

1

(София)

Философия – любовь к Софии. София – мать всех знаний, колыбель мысли. София была разной. София – женщина, распутная женщина, принадлежавшая сотням и тысячам мужчин. София – извращенная женщина, отдававшая себя в руки других женщин. София отдается всем, без разбору, не взирая на возраст, но все же, старикам она отдается чаще.

Сегодня София посетила мое скромное жилище. Она разрешила мне построить свою интерпретацию мира. Все именно так и было. София сказала мне:

– Сегодня твой день, ты должен создать новый мир, как и твои предшественники.

На что я с сомнением ответил:

– Но будет ли созданный мир настоящим?

– Зачем миру быть настоящим, когда все сказанное тобой есть правда и ложь, когда я позволяю доказывать тебе все до тех пор, пока ты повинуешься моим законам? Зачем миру быть настоящим? Разгадай мою загадку!

– София, я вынужден прогнать вас, так как способен любить мудрость только тогда, когда она далеко от меня.

– Куда же мне идти?

Я ничего не ответил.

– Ты принял мой вызов? – уходя, проговорила она.

– Создатель не может творить в присутствии мудрости, но вызов я принимаю. Мир будет готов. Каковы ваши сроки?

– Пока смерть не разлучит тебя с рукописью.

– По-моему, срок слишком мал, но я попробую уложиться.

– До встречи, – сказала она. Дверь захлопнулась, и философия снова стала частью меня. Мир растворился в моем сознании. Я закрыл глаза и увидел…

2(Онтология)

…Бесконечное что-то. Безвоздушное. Космически свободное. Не находящееся в пространстве, не имеющее понятия о пространстве и времени. Бесконечная пустота, бесконечно сжатая в одну точку и бесконечно распространившаяся на нескончаемое расстояние внутри этой точки (далее «сингулярность»). Это зона обитания субстанций. Единственная безоговорочно существующая вселенная. Она является бесконечной точкой, замыкающейся в самой себе. Бытие.

В этом бытии ведут свое существование божественные сущности – субстанции, каждая из которых занимает определенную долю бесконечности этой точки. Кроме этих сущностей во вселенной нет ни одного объекта. Они – это вечно существующие разумы. Они не знают понятия времени, не знают понятия пространства, они так широки и так малы, что не ощущают расстояний. Они ничего не создают и ничем не управляют. Они только мыслят. Но они не познают (хотя могли бы познавать, если бы было что), ибо они и так уже все знают. Не чувствуют они боли. Они никогда не рождались, и, следовательно, никогда не умрут.

Язык их сложнее любого языка, который только возможно себе представить. Однако, общаться между собой они могут. Этот язык представляет собой не слова, а набор метафизических сигналов. Мотивы их столь же сложны и необъяснимы, как и язык. Они не имеют имен, но могут различать друг друга. Чтобы изложить всю историю, произошедшую между двумя субстанциями, нам придется упростить понятия, используемые ими в общении друг с другом, и сделать доступным для нас их язык.

Сингулярное бытие не начинается и не кончается, не существует и существует. Ибо это мир мысли в первоисточнике. Сущности, которые являются отголосками сознания, особыми субстанциями, есть лишь мысли. Они же и являются «фабриками» иллюзий. Но об этом позже. Это разумы в высшей инстанции.

Что дало мне предположить, что в мире именно такой распорядок вещей?

1. Я не в силах узнать является ли мир, увиденный мной, правдивым. Я не могу даже узнать, просто ли мои глаза искажают этот мир для удобного восприятия (под глазами я подразумеваю не органы чувств – два круглых, сложно устроенных глаза с радужкой, линзами и прочими атрибутами, а сам процесс видения видений, и он не связан с глазами как таковыми, точнее чаще всего связан, но связывается с ним не всегда, поскольку в своей голове я могу наблюдать придуманных персонажей и даже накладывать их на существующий мир (а может и на несуществующий), что дает мне основания полагать даже то, что человеческие чувства обманывают), либо воспринимаемого мира вообще не существует. Забавно изучать мир, которого нет (однако здесь нет ничего совершенно нового, философы Нового Времени разобрали по косточкам ошибочность многих взглядов на мир, по этой причине я не буду затягивать объяснение, вам просто нужно будет прочитать пару тысяч книг, ну или хотя бы ознакомиться с философами Нового Времени через другие источники (сам я не читал эти тысячи книг и вам не советую)).
2. Достоверно есть только я по известной формуле Декарта. Cogito, ergo sum – мыслю, следовательно, существую. Мыслю – существую, но, я тут же добавляю: «не могу проверить возможность мысли у других», то есть люди, которых я вижу, вполне могут быть лишь модусами моего воображения. Остальные вполне могут быть ненастоящими. Мир, животные, другие люди – фикции восприятия (иллюзии восприятия).
3. Поскольку есть мой разум, ибо я отвергаю существование тела на основе того, что ряд восприятий меня обманывает, то я постулирую: мир, что есть, находится лишь в моем сознании. Мой разум создает мир из чего-то существующего, либо из чего-то несуществующего. Второе – наш вариант.
4. Ничто не противоречит моей теории, изложенной здесь, лишь только высоколобые персонажи из различных академий наук и с различных профессорских постов могут клеймить данное произведение своим «абсурдно», однако еще Френсис Бэкон предлагал нам избавиться от авторитетов других, ибо высоколобые авторитеты постоянно мешают делать открытия. Остается лишь одно «но»: ничто не доказывает, что данная система, сформулированная мной, истинна. Я знаю, что подвел Поппера с его теорией фальсификации научных знаний (если что-то может быть опровергнуто, то его называют «научным»), но данная книга – не научная энциклопедия и не философский трактат; она не имеет никакого отношения к науке, а тем более к академической философии. У меня здесь рождается один вопрос: почему истина должна иметь возможность быть проверенной?

Сложно поверить в то, что мир может быть абсолютно непознаваем, однако я не придерживаюсь подобной позиции в жизни. Я знаю, что люди есть, это на уровне интуиции, а на уровне разума я могу это доказывать сотней различных путей. Но, все же, первый вопрос, который должна решать философия – это существует ли предмет, стоящий перед нами, или это оплот нашей фантазии? Далее можно попробовать начать искать истинную его сущность, а после и истинную сущность всех предметов, а потом и единства существующей красоты и убожества всего. Но сначала мы видим предмет. Нужно узнать, что он есть. Нужно проверить его присутствие.

Как мы проверим присутствие предмета? Разницы нет. Данное рассуждение не предназначено для художественной литературы. В этой книге я буду уверенно утверждать достоверность другой гипотезы. Но, несмотря на непознаваемость данной гипотезы, я не впаду в нигилистический припадок отрицания всего, что есть, поскольку даже с отрицанием всего, что отрицается в том, что я говорю, есть некая категория бытийности, следовательно, наличия, ведь иллюзорное наличие, тоже наличие, а не ничто. Как говорил Парменид, не существует ничего, что мы не могли бы помыслить, ибо мысль – это уже бытие; полноценное бытие, которое делает нас именно тем, кто задает это бытие, делает его настоящим-иллюзорным (или настоящим в иллюзии), определяет его категоричность, либо отсутствие любого категориального разделения. Гениальность прошлого сменяется обыденностью настоящего, и прошлое уходит в никуда, ведь любая настоящая гениальность – это только обыденность, поскольку она есть сейчас, она параллельна всему, что существует сейчас. Так возможно ли проверить настоящее существование вещи? Что видят через микроскоп ученые? Атомы? Электроны? Нуклоны? И что же это по своей природе? Просто пиксели на мониторе мироздания. А то, что показывает нам монитор – это ли не фикция?

В общем, бессмысленно продолжать запутывать вас на этом пути абсолютного сумрака, которого боялся Иммануил Кант, которого избегал Давид Юм, который озадачивал и заставлял ошибаться многих мудрецов. Этот путь – путь абсолютного идеализма, абсолютного антиматериализма, который рушит все сны астрономов, физиков и биологов. Этот путь – путь многогранный и необычайно сильный. Вот только у этого пути есть одно значительное но: единственное практическое применение, самое полезное, но, одновременно, и бесполезное –это душа. А наука – это самый достоверный путь к утилитарности всего, кроме самого ума и сознания.

И через понятие души мы вновь возвращаемся к этим субстанциям.

Первая проблема: как называть эти субстанции?

Поскольку они единственные существующие во всей вселенной, то заполоняют пустое пространство собой (не в смысле расстояния и пространства, данное слово здесь употребляется, как мысленный оборот, некое сравнение сущности вселенского разума с человеческими понятиями). Имеем ли мы право называть их богами? Метафора Бога здесь уместна, и позднее вы поймете причину этой уместности. Как я уже утверждал, они ничего не создали и ничем не управляют; они просто существуют ради самих себя, и даже думают они не о бытии, а о том, как бы избавиться от бесконечной скуки (скука – самое подходящее слово, схожее с тем, что испытывают люди).

Кстати, эти субстанции ощущают время, но знают, что его нет, ведь они являются залогом времени во вселенной (некие духи вечности).

Помимо этого каждая субстанция разделяется на ядро и периферию.

Ядро – неразрушимая, неотделимая часть субстанции, в ней располагаются все мыслительные центры, кроме центров памяти и фантазии.

Периферия – окружающая ядро оболочка. Имеет большие размеры, чем ядро, но при этом меньшую плотность, вследствие чего, способна отделяться от ядра и переходить к ядру другой субстанции. Периферия содержит в себе функции долговременной памяти и функции глобальной фантазии. Если отделить от ядра всю периферию, то субстанция начнет забывать все свои старые идеи, после чего просто не сможет впадать в животворящий сон.

Животворящий сон – засыпание субстанции. Используя периферию, субстанция создает новую вселенную внутри своей фантазии и запоминает ее в долговременной памяти (на все последующие сны), после чего сама субстанция начинает существовать внутри своего вымышленного мира как его часть.

Мир – это фантазия субстанции, следовательно, существа, живущие в нем, обязаны называть их божествами. Далее они будут именоваться богами. Чтобы не путать богов между собой, нам придется дать им имена. Наиболее целесообразными я считаю названия, которые будут запоминаться с первого раза, а что может запомниться лучше, чем алфавит? Для обозначения богов мы будем использовать буквы греческого алфавита.

Вторая проблема: Какие у них мотивы?

Сначала нужно себе уяснить, что нет у них страданий, нет радости, нет ничего, что свойственно человеку. Несмотря на это, есть что-то подобное человеческому, конечно же, если подходить к рассмотрению дела творчески и применить для описания метафоры. Советую обратить внимание на слова «что-то подобное», точнее даже сравнимое. Мы, например, сравниваем мысли с пламенем, но мысли куда сложнее хаотического пламени. Так рассмотрим же эти похожести.

Удовольствие – боги испытывают удовольствие, когда другие боги передают им частички своих периферий. Это чувство является одним из стремлений божеств, однако далеко не все удовлетворяют себя подобным способом. Многие воздерживаются от периферических связей с другими богами. Некоторые завоевывают кусочки других, используя свою хитрость. Передача периферии может быть только добровольной. Чаще всего подобные передачи осуществляются после споров. Особенно важно заметить, что многие споры проходят во время животворящего сна. Оба бога обязаны согласиться с результатом спора, если спор был заключен, и условия победы и поражения были оговорены заранее; если же один из них не согласен с заключением спора, или же произошло нечто несоответствующее оговоренным условиям, то с передачей периферий покончено. Но если бог заключил пари и согласился с условиями, то обязан их соблюсти.

У богов есть своя этика. Вы, вероятно, могли бы подумать, что бог по своему желанию мог бы проиграть пари и не выполнить условия договора, который, собственно, составляется обеими сторонами устно. Наиболее интересный факт: боги так же ограничены своей этикой, как и люди, но она заключается в уважении богами друг друга. Ни один бог не смеет расторгнуть договор, если заключил его. Ни один бог никогда не откажется от жертвы в качестве периферии, если проиграл пари. Он, безусловно, отдаст все то, на что поспорил – это железное правило. Конечно, божественная этика – это не наша этика, которую можно игнорировать. Для богов этика – это категорический императив, то есть нечто принятое богом без условий. Если бог не желает спорить, то он просто откажется, но ввязавшись в спор – он обречен, либо на победу, либо на поражение. Однако иногда возможны и ничьи, если об этом боги договорились заранее.

Быть может, вам так же будет интересно узнать о том, как боги определяют размер периферии, на которую они спорят. На самом деле, количество ее определяется перед спором, таковы правила. Но это определение – оно почти незаметно. Уже одним взглядом друг в друга они понимают, о каком количестве идет речь.

Скука – второе чувство, подобное человеческому (но не равное ему). Вечность давит на богов. Вечность их терзает. Они стремятся забыть свой холод, забыть все, что познали, чтобы что-то познать заново, чтобы познать мир по-другому. И для этого есть только один способ. Ирония заключается в том, что они страдают от бессмертия, а мы с вами страдаем в большей степени от того, что времени нам может не хватить для того, чтобы, например, обрести свое счастье. Как бы ни было смешно, но если человек плохо относится к жизни, то и бессмертие ему будет дано в наказание, но мы сейчас будем говорить не о людях.

Животворящий сон – это то, что дает богам ощутить себя глупыми, пострадать, порадоваться, пожить и в итоге умереть в этом сне, то есть стать чем-то подобным человеку. Сон помогает избавиться от скуки, а также является главным способом осуществления спора за периферию.

Животворящий сон создает на периферии бога новую вселенную, которая является оплотом его фантазии.

Фантазия бога – определяет уровень развития вселенной. Также следует заметить, что фантазия божества зависит от размеров периферии.

Сон погружает бога в себя и делает его частью собственной вселенной, отправляет субстанцию в некий субъект, который развивается по законам придуманного им мира. Что делает бога богом? Способность проявлять свою божественную сущность, то есть создавать, создавать мир даже внутри своей фантазии. Абсолютность этого духа внутри его вселенной однозначна.

Сингулярность, в которой нет расстояния, лишь истинный, не созданный, вечно существующий мир.

Боги делятся между собой на скучающих и ищущих удовольствие. Первая половина алфавита (на самом деле богов больше, чем букв в греческом алфавите, поэтому данная попытка систематизации богов является абстрактной и условной) – это боги скучающие. Эта скука убывает с каждой буквой, и нарастает жажда удовольствия; в центре алфавита находятся гармоничные боги, у которых жажда удовольствия и жажда утолить скуку равны; далее идет увеличение жажды удовольствия. Все завершается никогда не скучающим, но вечно ищущим удовольствия Омегой.

3

(К читателям)

Если вы решили искать в этой книге аподиктические (необходимые) истины, то прошу вас, не тратьте свое драгоценное время, закройте ее, не мучайте себя. Сие произведение посвящено, разве что, ассерторическим (существующим мнениям, но не необходимым) правдам, ведь ни одно утверждение, принятое здесь на веру, не является абсолютным. Мнение о том, что мнения мнимы – тоже мнение, именно поэтому мы и обретаем сомнение в мнениях. Любому мнению в пару дается свое со-мнение, которое идет с мнением вместе.

Я не собираюсь учить кого-то какой-то сомнительной мудрости. Все, чего я хотел бы добиться, это научить читателя мыслить по-настоящему, без вторичных, спутывающих источников, которые насильственным путем выдаются за истину. Ну вот, опять получается некое внушение своего взгляда. Но готовьтесь, в этой книге вас ждет множество ловушек. Попадетесь вы или нет – решать вам. Но после третьего тома вы уже не сможете не искать подвохов в других книгах, в том числе и самых «мудрых». Хотя, я слишком вас обнадеживаю. Может быть, вы просто не решитесь сделать шаг. Но это уже провокация! Я провоцирую вас! Да как я могу себе позволить это делать?!

Заранее приношу свои извинения перед всеми читателями за подобные ошибки (ловушки), а они будут; ни один человек не способен абсолютно свободно докладывать некоторые правды без внушения (в том числе и внушений многих неправд). Поскольку, по моему предположению, сам язык строится на некой мнимости, это и провоцирует меня на излияние каких-то мнений из туч моего сознания. Могу только попросить вас об одном, господа: старайтесь не внушаться многими идеями; я попытаюсь сохранять баланс иронии и псевдоистины на протяжении всего произведения. Также вас уверяю, что много сил потрачено на то, чтобы снабдить данную книгу максимальным (а точнее, просто необходимым, но это, конечно, не значит, что все мудрецы употреблены в расчет) количеством мудрости более двух с половиной тысяч лет, которые предшествовали нашему европейскому (наше русское развитие сейчас именно европейское, хотя это еще одна ловушка) развитию. Также много труда затрачено на то, чтобы заполнить некие философские ниши, которых нет в самой истории европейской философии. Да, именно, их просто нет, поэтому я решил взгромоздить на себя и такой нелегкий груз. К сожалению, заполнить все ниши полностью – невозможно, потому что этих ниш бесконечное количество. Считать их все – нелепое занятие, такое же, как пытаться сосчитать до бесконечности.

А теперь прошу вас, если вы поняли все, что было написано ранее, то путь в бесконечный и свободный мир для вас полностью отрыт. Перелистывайте эту страницу – ведь там вас ожидает целая сокрытая вселенная.

РАЗДЕЛ

ПЕРВЫЙ: ИЛЛЮЗИИ ПРОШЛОГО

Глава I: Существование

Казалось, что прошло много времени после прошлого сна. Бог Альфа, самый скучающий бог в сингулярности, решил снова погрузиться в глубины своего метафизического и трансцендентального сознания. Его душа, если можно так выразиться, чиста, ибо не стремится он постичь удовольствия, но стремится занять бесконечную мгновенность своего времени, чтобы избавить себя от скуки. Его дни проходят как секунды, он не знает о днях, ведь, как бы там ни было, время для него существует только в его снах, он сам придумал для себя время.

Aльфа:

Злой скукой терзаем,

Почти что устал.

Избавиться я так хотел от нее.

Я даже не знаю,

Кем я бы не стал,

Мне это, наверно, совсем все равно!

Почувствовать гибель

Я снова хочу:

Страдания, страхи, – о, эта жизнь!

Что там я увижу?

Хотя бы чуть-чуть!

И от предвкушения вновь все дрожит.

Я мир созидать

Так красиво умел.

Божественной логикой стерты пределы.

Мне там, как всегда,

Интересно. В уме

Вселенских масштабов наделал видений.

Мой сон – это мир.

И, скука, прощай!

Меня не терзает такое давленье.

Божественный быт вдруг утонет.

К вещам

Я вновь отправляюсь. Ничто не заменит

Мне этот прекрасный, божественный сон.

Мне так интересно – только не здесь.

Я в этом убогом мирке знаю все.

А там ведь сюрпризы. Сюрпризы везде!

Нет скуки!

Веселье!

Там жизнь – ураган…

Хочу умирать, оживать и грустить;

Хочу веселиться, резвиться, стремиться

И очутиться с другими людьми,

В общество мира хочу сразу влиться!

Я же здесь сохну, словно тюльпан,

Сорванный где-то в придуманном мире.

Там ты поднялся, обжегся, упал;

Тут ты проводишь столетья уныло.

Я не мечтаю о власти богов,

Просто хочу я себя веселить.

Хочу углубиться в счастье свое,

Которое сам я себе и вселил.

Что же я чую, кто тут?

Омега?

Побегал я от тебя, мой дружок,

Но ты меня настигаешь, подобно

Рыси, что уже мыслит прыжок.

Знаю, Омега, спорить ты прибыл.

Знаю твои интересы все я.

Ты ведь влечешь за собою погибель,

Хоть не всего, но частицы меня!

Вроде не много, но колоссально;

Вроде немало и мало за раз.

Друг мой, тебя обгоняет ведь слава!

Многих богов ты сумел обокрасть.

Вдруг в поток мыслей нашего главного героя (Альфы) вмешивается Омега. Он – полная противоположность первого; он не испытывает скуки, но очень любит испытывать удовольствие и ощущение собственной силы. Омегу можно называть «охотником за перифериями». Он коварен (конечно же, в онтологическом плане; в нем нет человеческого коварства, но есть божественная хитрость). Также он является самым «большим» (опять, относительное прилагательное, боги не подлежат человеческим понятиям о величине, так же как и всем остальным понятиям) богом в сингулярности. Омега часто спорит и часто выигрывает.

Почему Альфа назван первой буквой греческого алфавита, а Омега последней? Они две противоположности. Остальные боги находятся между ними, никто не спит так много, как Альфа, и так мало, как Омега. Единственное, что их роднит – размер периферии.

Омега:

Кто тут у нас? Ты опять громко мыслил?

Я спать не хотел и явился к тебе.

Ты на свой сон променяешь ряд истин,

Ты не богов выбираешь – людей!

Скука твоя для меня под запретом,

Но предлагаю тебе я пари.

Если во сне ты узнаешь заветы,

Что существуют, то части мои.

Альфа:

Периферии?

Омега:

Периферии.

Альфа:

Что я узнаю?

Омега:

Что есть мир богов.

Что мир таковым остается, каков

Он был неизменно всегда-никогда.

Что не существует их солнце, вода.

Да, долго следил за твоими я снами.

Альфа:

Что-то внезапно. Мой дух будто замер.

Только не знаю, как в этом сне

Можно узнать о правде вселенной?

Омега:

Я помогу, но клянусь, очень мало,

Пару подсказок подкину тебе.

Альфа:

Спор, безусловно, пойдет мне на славу!

Ладно, пари принимаю. Разбей.

Омега:

Если узнаешь про мир настоящий,

Ты проиграл, приз будет мой.

Но если ты вдруг погибнешь не знавши,

Дам свою часть, она будет с тобой.

Альфа:

Вот и пари заключилось.

Прекрасно.

Омега:

Ты проиграл, и не надо глупить.

Ты предсказуем. Это напрасно.

Я знаю, что я смогу победить.

Альфа:

Не верю я в это.

Омега:

Вспомни, что было.

Жизней во снах ты провел миллион.

Ты проиграл, ты предсказан, мой милый.

Альфа:

Нет, ты не знаешь совсем ничего!

Омега:

Вспомни тогда, что было раньше!

Альфа:

Раньше… я вспомнил…

В мыслях Альфы промелькнуло девять последних его снов. В одну сотую долю секунды он вспомнил все. И боги даже умудрились обсудить каждый сон. Спор богов – более редкое событие, чем засыпание, но это главный способ по завоеванию периферий. Предварительно стоит упомянуть еще один замечательный факт: бог создает вселенную один раз. Дальше эта вселенная в его снах только развивается. Конечно, он может уничтожить её и воздвигнуть новый и невероятно прекрасный мир, но многие боги не увлекаются подобными вещами, а довольствуются уже чем-то ранее созданным. Именно при этом условии и возможен спор, заключенный между Омегой и Альфой.

Вселенная развивается внутри мастера-бога (создателя определенной вселенной). Получается некий исторический процесс, который идет даже тогда, когда бог не спит (на промежутке времени между засыпанием бога в сингулярности и его рождением в выдуманном мире происходит заполнение самим богом временных-исторических пробелов, в которых он не существовал; это происходит потому, что бог во время засыпания еще сохраняет свою божественную власть над вселенной, но при рождении он теряет эту силу). Вселенная простирается вперед. Создается мир, на который бог будет взирать из глаз человека.

Глава II: 1000 лет назад

или

Становление цивилизации

«Мое имя – Заклинатель Духов. На нашем языке – Кантион Аниман. Живу я в поселении вместе с моим племенем. Мы часто охотимся. Я люблю охоту. Женщины собирают травы и плоды растений. Мужчины добывают мясо. Я люблю мясо. Мы часто воюем с другими племенами. Мы зовем их варварами. Они верят в других Богов. Это плохо. Наше поселение – самое большое на юго-западе Терры. Любую войну мы выигрываем довольно просто. Война – праздник для нас. Война – повод получить новые богатства. Мы умираем с радостью. Смерть в сражении – бесценный подарок Богов.

Я родился маленьким и глупым, но вырасту большим и мудрым. Так говорила мне мать. Меня воспитывали отцовские подзатыльники. Помню из детства я совсем немного потому, что у отца была тяжелая рука. Помню, что мое поселение было намного меньше. Тогда мы только овладевали математикой и уже умели считать. Огромное наследство досталось нам от предков: рисунки на скалах и множество традиций. Но мы давно уже не обитали в пещерах, а селились в лесах. Это позволяло нам делать дома из древесины.

Многие племена поклонялись духу солнца, Солу. Он, по старинной легенде, создал мир, других духов и человека, покровительствовал охоте. Но наш шаман говорил: «Сол лишь захватил славу Плувии, ведь мир состоит из воды, а кто, как не Богиня дождя могла его создать?». Он говорил правду. Солу молились злые племена. Они были варварами. Они ели человеческое мясо, и в них не было чести. Честь очень ценилась у наших воинов.

Мое же племя поклонялось Плувии – Богине дождя. Когда небо закрывали тучи, мы начинали свои военные походы. Плувия – мирная Богиня, но Дивин Фамил (жрец племени) заставлял приносить ей в жертву некоторых захваченных нами воинов. Остальные пленные становились нашими рабами. Рабство поощрялось в нашем селении. Многие варварские племена убивали всех пленных, в том числе и детей. Поэтому они и варвары. Глупость их не знает предела. А мы народ мудрый.

Детство

Однажды, рано утром, воины подняли тревогу.

– Нападение, – кричали они. – Нападение!

Злые люди ворвались в наш дом. Маски их были в крови, в крови наших жителей. Острые копья, подобно камушкам, пронзающим воду, пронзали моих соплеменников. Красный цвет заполнил все вокруг. Огонь и кровь танцевали свой демонический танец. Повсюду плакали дети. Женщины падали ниц и молили о пощаде. Никто не жалел ни их, ни детей, ни стариков. Мужчины выбегали из своих домов. Во врагов летели копья. Варварское племя не знало пощады. Они нападали со спины. Где их благородство?

И вот, с утренней охоты вернулся главный наш воин, Архиарм. Его соратники обнажили каменные кинжалы. Он достал свое копье и молниеносным движением руки послал его в самое сердце военачальника варваров. Своего хозяина попытался защитить один из воинов вражеского племени, но тщетно. Оба они были нанизаны на летящее орудие, подобно кабану на вертеле. Архиарм оглядел все вокруг и обнажил свой меч, который висел за его огромной спиной и был в разы больше мечей его соратников.

Архиарм сказал:

– Настало время показать этим псам, кто хозяин этого леса!

Я лежал на полу нашего горящего дома и задыхался. Мать забрала младших детей и уже давно была снаружи. Я слышал ее крики и пытался выбраться из дома сквозь пепел и горящее дерево. Тогда мне было пять лет. На ладонях находились ожоги от неосторожных прикосновений к горящему дереву, а в груди что-то неистово билось, как будто хотело вырваться и убежать от меня, беспомощного, подальше. Страх объял меня, и я не мог пошевелить и пальцем.

Отец вбежал в наш дом и вытащил меня оттуда. Я еще был в сознании и уже тогда мог наблюдать явление Архиарма.

– Настало время показать этим псам, кто хозяин этого леса!

Этот крик… о, этот крик! Он пронзил мои уши, подобно копью, пронзившему плечо моего спасителя. Я не сразу заметил это, но мой отец начал падать. Он весь истекал кровью. Его крик заглушал крики других людей. Но я был у него на плече… не на том, куда его поразили. Как же бесконечно мне повезло. Отец упал, и я упал вместе с ним. Мое тело дрожало, как и его тело.

Тем временем сражение продолжалось. Мои глаза закрылись, и я потерял все происходящее из виду. Звуки стали приходить ко мне немного позже. Первый голос, который я услышал, был мне знаком. Он принадлежал нашему жрецу – Дивину Фламину. Проповеди его посещало все наше поселение. Не ходить на его проповеди – грех.

Дивин сказал:

– Он будет жить, он без сознания, но вот его отец… не знаю…

Мать говорила очень обеспокоенно:

– Что мне делать? Его можно исцелить? Он умрет? Как кормить детей без отца?

– Никак, но средство есть для исцеления.

– Какое средство?

– Травы дорогие, которые достал я так давно, они редки, но раны заживляют.

Мать, полная надежды, попросила:

– Исцелите моего мужа, прошу.

– Не все так просто, травы редкие и плата за них для вас большая будет.

– Но муж вам принесет за чудо-исцеление огромное количество мяса, будет кормить вас, он отплатит, я вам обещаю. Я могу отдавать собранные мной травы. Вы ни в чем не будете нуждаться.

– Нет, не приемлю плату мясом. Иной есть договор. Моя жена родить не может сына. И даже некому мне передать свой пост жреца. Поэтому тебя прошу об этом. Роди мне сына.

Я услышал резкий шлепок. Такой обычно раздается, когда мать бьет отца по щекам. Дивин рассмеялся. Я приоткрыл глаза и увидел своего папу, лежащего рядом со мной на земле. Дивин держал кисть моей матери на уровне своей щеки.

– Ты, женщина, глупа, один всего лишь раз и муж спасен твой от мучений, и коль родишь ты сына мне, тогда его отдашь!

– Я не могу…

Дивин достал чудо-траву, единственное средство для исцеления отца. Его рот искривился в ужасной ухмылке.

– Вот она. Если твой муж останется жив, твой сын – мой сын. Иначе твой муж погибнет, а затем умрут все твои дети и ты сама. Никто не будет помогать тебе, пользуйся моей добротой… Чем больше терпишь ты, тем час необратимей, и мужа вырвать твоего из рук Богов становится сложнее с каждым мигом.

Мать не долго думала. После последовал ее тихий ответ:

– Я согласна.

Ухмыляясь, Дивин растер траву в своих руках и смазал рану моего отца. Отец по-прежнему был жив, но лежал без сознания. Я решил подать признаки жизни, попытался встать, но нет, мои руки не могли опираться о землю… Красные, как солнце на закате, ожоги мне мешали. Я продолжал лежать. В это время Дивин помогал всем, кому мог. Прошло около часа, и отец пришел в себя. Ликующий жрец увидел это:

– Я обещание сдержал, теперь я подойду поближе, – подходит, – смотрите, дышит наш спаситель! И те, кто цел, его несите в покои раненых сейчас же, и сына вы его возьмите.

Взяв меня и отца за руки и за ноги, охотники унесли нас. Дивин и мать зашли в шатер жреца.

Прошел год. У матери родился ребенок. Отец с ней уже не разговаривал, как раньше. Он все понимал. Мне казалось, что я один ничего не мог осознать. Вроде все живы, вроде все хорошо, вроде родился у нас мальчик, еще один мальчик, пятый в нашей семье. Но отец был недоволен. Он стал чаще бить мать. Они стали чаще ссориться. Однажды он попытался, в порыве ненависти, убить ее своим охотничьим кинжалом. Но крики были услышаны, и охотники спасли ее. Отца жестоко наказали в тот день и изгнали на несколько недель из нашего племени. Дивин в это время помогал нашей семье.

Вскоре отец вернулся, уже более спокойный, почти мертвый. Часто приходилось слышать от него: «Лучше бы я погиб, чем узнал, что ты совершила такой позорный поступок». Мать часто плакала. Она любила отца. Он тоже ее любил, наверное. Ах, если бы я понимал тогда, что такое любовь, и что же случилось в том шатре. Говорят, что отец стал хуже охотиться. Одни считали, что это из-за раны в плече, которое уже не могло так резво двигаться после повреждения от копья. Другие думали, что он не хотел больше жить.

Однажды к нам домой пришел Дивин с несколькими охотниками. Он долго говорил с моими родителями, после чего забрал новорожденного брата. Мать плакала каждый день. Даже сердце отца согрелось слезами матери. Он стал проводить с ней больше времени. Они стали больше говорить и уже почти не ссорились. Мать продолжала плакать по ночам.

Мой брат попал в хороший дом. С каждым годом ему оказывали все больше почестей. Я становился охотником. В восемь лет я поймал своего первого кролика, в девять поставил ловушку на кабана, и он в нее угодил. В десять я научился метать копье лучше всех детей в деревне, даже лучше многих тринадцатилетних. Моей точности завидовали многие. Однажды ко мне подошел Архиарм и сказал:

– Мальчик, ты метаешь копье, как я метал его когда-то в детстве. Я скоро умру. Я воин, охотник и живу уже и так дольше положенного срока. Я хочу научить тебя всему, что знаю сам. Ты будешь моим учеником?

– Да, – незамедлительно ответил я.

Это было невероятно. Легендарный воин предложил мне обучаться у него. Вот самый быстрый путь к славе.

– Хорошо, но помни, это будет самый тяжелый труд в твоей жизни.

Он не ошибся. Архиарм выжимал из меня все соки. К двенадцати я уже мог тягаться с начинающими охотниками, которые охотились несколько лет. Я мог попасть в кабана на расстоянии около двадцати метров. Мое копье со временем стало самым метким в деревне; самым метким, не считая копья моего мастера. К пятнадцати годам я бегал быстрее всех.

Еще через пару лет я мог себе позволить сразиться уже с десятком охотников. Меня считали отличным воином. К тому времени Архиарм постарел и уже не мог участвовать в битвах.

Также я следил за обучением моего младшего брата. Архиарм научил меня подкрадываться тихо. Я мог незаметно следить за тем, как Дивин ему преподает разнообразные таинства. Я мечтал стать жрецом. Я готов был ради этой мечты на все. Жрецы являлись величайшими и любимейшими людьми. Несмотря на их поведение, вожди опасались этих людей. Они в любой момент могли поднять восстание.

Я мечтал стать самым великим человеком в поселении. Но мне уготовано было стать глупым воином, которого убьют на войне. Мечты – это бессмысленные стремления. Достигнуть их могут только везучие и сильные одновременно. Я не боялся умереть великим, но умереть, растворившись в воздухе – это удел тех, кто ничего не вкладывал в жизнь. Мне нужна была слава, либо военная, либо духовная, но больше я мечтал о второй.

К семнадцати годам я знал все ритуалы. Знал всех Богов и все молитвы. Я травы изучил, и по ночам практиковал жрецов я мастерство, а днем я возвращался к Архиарму, и он меня мужчиной делал. Сражался я с десятком мертвых пугал. Потом с охотниками дичь ловил. Все это было очень просто для меня, ученика великого титана. Как вы видите, и речь жрецов я так же изучил.

Отец мной гордился. Гордился, как охотником. Во все серьезные походы я отправлялся во главе нашего небольшого войска уже в таком раннем возрасте. Люди чтили меня. Они видели во мне моего когда-то юного учителя. Это меня радовало. Слава прибавляет храбрости. Смерть – неизбежна, жизнь – скоротечна, слава – долговечна.

Однажды я застал Архиарма, лежащим на полу у него в доме. Я рассчитывал на тренировку, но он умирал. Я мгновенно подбежал к нему.

Архиарм сказал тогда мужественным для гибнущего человека голосом:

– Я умираю, вот тебе кинжал. Ты достоин его, – старик передал мне свой огромный меч.

Это оружие было самым мощным во всей деревне. Его острие было невероятно острым. Он был действительно огромным. Когда я наконец-то взял его в руки, то осознал всю его невероятную силу.

Я тогда плохо понимал о том, что такое смерть и, не задумавшись, спросил:

– Ты умираешь? А учить меня кто будет?

Архиарм грустно заметил:

– И так ты слишком зрел, тебе не нужен мастер. Ты теперь и сам почти мастер. Остальные шаги я оставляю за тобой.

Я гордо ответил:

– Твой дар принят, великий воин. Прощай.

Архиарм с улыбкой на лице произнес свои последние слова:

– Прощай, мой ученик…

Он замер. Его открытый рот, его неподвижные глаза… Я вынес старого гиганта на улицу, положил на землю и громко объявил:

– Учитель умер от старости. Еще три года назад его никто не мог победить. Его дух живет во мне! Его дух живет во всех нас! Его кинжал теперь в моих руках будет разрывать тела наших врагов! И умер он самой благородной смертью, которую только можно себе представить! И пусть считается почетным умереть в битве. Он погиб не в сражении потому лишь, что был непобедим!

После смерти Архиарма я часто грустил по ночам. Потерять такого великого человека – ужасно. Он был моим кумиром. После недели траура я снова продолжил следить за своим младшим братом. Он был еще юн, и материал, который жрец давал ему, был для меня лишь легкой закуской. Днем я неустанно тренировался, и вот настал тот день… День рождения мужчины.

Инициация

Огненный ветер обжигал мои шрамы. Мужчина с пятнадцати лет, но должен был это доказать. Должен был доказать, что я – настоящий воин, настоящий охотник. Я готов. Все предельно просто. Ведь до этого я уже был одним из тех, кто приносил завоевания своему народу. Я возглавлял небольшой отряд. Мы проводили недели в походах, вычищая поселения других племен и завоевывая их. Наш отряд возвращался домой с множеством рабов: мужчин и женщин, сломленных и гордых. Мое тело было крепче наконечника копья, мой дух был тверже тысячи наконечников. Я не мог проиграть здесь.

Позади отец, в руках копье, впереди победа – набитое соломой чучело на расстоянии пятидесяти метров, в которое нужно попасть.

Три шага назад. Небольшой разбег. Бросок, полет, приземление. Копье, подобно дракону, устремилось к цели. На один миг показалось, что это чудовище, правда, живое. Чучело будто бы испугалось. Его оцепенение охватило и всех следящих за полетом копья. Мое орудие пронзило в мыслях каждого наблюдающего. И, наконец, оно попало туда, куда должно было попасть. Все вздрогнули, а копье, не ожидая и секунды, пролетело сквозь чучело и вошло в землю в нескольких метрах от него. Эта огромная, сквозная дыра не могла не дать мне пройти дальше. Радостные крики разрушили тишину.

Второе испытание – одиночная охота. Я взял с собой огромный меч Архиарма и свое лучшее копье. Я собирался одолеть исполинского морского дракона. Учитель рассказывал, как он в свои восемнадцать победил эту рептилию. Я должен был следовать по этому же пути.

Исполинский морской дракон – беспощадная гигантская морская змея. Чует запах крови на большом расстоянии. Очень редкий вид. Этот змей в среднем – пятьдесят метров в длину. Его толщина – четыре метра. Каждый зуб его по размеру напоминает здоровенный кинжал. Когда в море нечем поживиться, исполинский морской дракон выползает на сушу и поедает животных, а иногда и людей, случайно оказавшихся неподалеку. Его тело усыпано небольшими плавниками. Дракон закрепляет за собой территорию и не подпускает на нее других драконов.

Подготовка заняла несколько дней. Сначала я выбрал место, где следовало бы установить ловушку. Это была открытая опушка, находящаяся недалеко от моря. Идеальное место.

За несколько дней мне пришлось наточить множество деревянных копий, сорвать лианы, привязать их одним концом к только что изготовленным метательным орудиям. Другим концом они привязывались к устремляющимся к центру опушки веткам деревьев, на которых были размещены камни, размером где-то с мою голову. Также я выкопал глубокую яму, на дне которой расположил деревянные колья. После ловушка была спрятана. План был прост: нужно было заманить змея в яму, он бы упал, туда, его пронзили бы колья. Дальше я бы начал метать в него копья, а они, вонзившись в тело змея, растянули бы лианы, и из-за того, что тот бы сопротивлялся, его бы завалило камнями, которые располагались на ветках деревьев.

Утром я встал и направился на охоту за кабанами. Нужно было использовать их кровь, чтобы заманить чудовище в ловушку. Теперь за ямой располагалась целая гора свинины. Все было готово. Я направился к пляжу, делая кровавую дорожку, соединяющую ловушку и берег. Также я оставлял небольшие куски мяса.

Предзакатное небо. Две разрубленные половины сочного, толстого кабана упали в море. Оно поглотило эти кусочки, покраснев, будто бы застеснявшись подарку. Исполина не было. Я долго ожидал эту змею. Минуту, другую, третью… но нет, его не было. Прошло некоторое количество времени. Я увидел его змеиные глаза. Монстр оглядывал поверхность моря, как хозяин. Стремительно приближаясь к кровавому месиву, он рассекал волны, подобно кинжалу, рассекающему тело. Я не боялся, но ушел в лес, и спрятался. Мне нужно было убедиться, что это чудовище последует по кровавой дорожке к западне. Змей открыл пасть, и маленькие кусочки мяса попали в этот тартар. Он явно не удовлетворился, как и ожидалось. Огромное тело начало выползать наружу. Чуя запах крови, оно двигалось к кровавой дорожке. Дракон был удивительный и огромный. Я был ничтожен по сравнению с ним. Его змеиные глаза находили куски мяса. Огромный хищник неторопливо отправился к ловушке. Внезапно он ускорился, видимо, учуял, что впереди находится еда. Я должен был успеть к яме раньше него! Хорошо, что я в детстве много бегал. Это были самые долгие двести метров в моей жизни, хотя я никогда так быстро не бегал. Мое дыхание сбилось. Монстр был уже тут. Я сразу взялся за одно из копий.

Падение. Голова дракона поднялась вверх, но туловище провалилось в яму. Пока он падал, первое копье вонзилось в его шею. И вот, он, нанизанный на колья, которые находились в яме, с ужасным криком извивался у меня в ловушке. Следом за первым метательным орудием, в ход пошли и остальные. Они вонзались в различные части тела чудовища. Камни падали с деревьев и заваливали монстра. Удары булыжниками по голове и телу так же наносили ему достаточное количество повреждений. Дракон пытался вырваться. Он, весь раненный, в него летит последнее копье, летит ему в голову, но голова мгновенно падает вниз, и касается земли за пределами ямы. Орудие, которое должно было добить чудовище, пролетело мимо его головы. Хвост монстра симметрично повторил движения его головы. Опираясь на них, на голову и на хвост, чудовище изо всех сил попыталось выпрямиться. Окровавленные колья оголились: многие, остались в монстре, многие опали в ловушку. Чудовище растянулось, подобно мосту, между двумя сторонами бездны. Одно движение в сторону, и змей уже откатился от ямы. Поднявшись, этот бессмертный демоном начал искать своего обидчика.

Я застыл. Страшно было представить, что это существо могло выжить после такого. Архиарм закончил охоту именно на этом. Монстра завалило камнями, и он умер. Но мне так не повезло. Страх … нет, удивление и гордость за соперника разрывали меня изнутри. Я не мог себе такого представить. Такого война в животном мире. Такого хитреца и силача! Все, что я ценил, я смог опознать в животном, а не в человеке.

Исполинский морской дракон так и не увидел меня. Но его злоба была заметна в ищущих движениях. Резкие перекаты, повороты шеей – они завораживали. Вдруг появился его язык. Исполин что-то прошипел и повернулся в мою сторону.

Я смотрел ему в глаза, а он смотрел в глаза мне. Мы оба понимали, что сейчас будет. Змей медлил. Он знал, что это вселяет страх. Мне нельзя было бежать. Дракон был быстрее. Его голова отклонилась немного назад. Так нападают жалкие ужи, когда пытаются защитить свой дом. Их повадки я знаю. Через секунду его челюсть будет здесь. Я сделал пару шагов в сторону и прыгнул. Драконья пасть пронеслась рядом. Его зубы вцепились в дерево. Я не мог медлить. Когда чудовище повернулось, чтобы снова найти меня, его язык немного отстал от головы, что мне и было нужно. Копье пронзило его и глубоко ушло в дерево.

Монстр замер. Тем временем я бежал к нему с тесаком наперевес. Мне пришлось сделать прыжок, но пасть монстра открылась, и тесак воткнулся в верхнюю губу дракона, пройдя часть носовой кости. Моя зубочистка, которую я называю мечом, остановилась, не дойдя до черепа. Зависнув на ручке тесака. Я сделал мах вперед, почувствовав, что пасть морского демона закрывается. Монстр оторвал язык от дерева вместе с копьем, которое его держало. Он сломал мое копье! Я проскочил в его ротовую полость, избежав смертельного укуса.

Я еле держался. Там было мокро, все было в слизи. Или это были слюни? Язык начал танцевать со мной вальс, но тесак мешал окончательно сомкнуться пасти зверя. Окажись я тут при других условиях, я был бы давно раздавлен мощными мышцами рта. Мое оружие так и не дало монстру использовать весь свой потенциал. Я держался за шершавые места, пытаясь не попасть на зубок этой крокодильей пасти, и неожиданно наткнулся рукой на что-то каменное. Это же часть моего копья! Вынув острие с небольшим оставшимся деревянным основанием, я, держась одной рукой за какие-то странные выступы, протянул его вверх, и мышцы рта, сокращающиеся у монстра, нанизались на мое копье. Змей меня выплюнул.

Я и не заметил, как мы поднялись метров на двадцать вверх. И вот, оказавшись в воздухе, я увидел, что лечу на дерево. Упав в листву, я ударился об одну ветку, упав ниже, о другую, после, остановившись на третьей, я завис на ней, задержавшись одной рукой.

Исполин выглядел потрепанным: брюхо было усеяно маленькими отверстиями, из которых лилась кровь, морду рассекал тесак.

Дракон посмотрел на меня и снова отклонился назад. Я отпустил руку. Его голова оказалась там, где я был секунду назад. Меч снесло с его пасти, и, пролетев добрые пятнадцать метров, он воткнулся в землю. Я начал поспешно спускаться вниз по веткам и в итоге оказался на земле. Голова чудовища тоже спустилась. Мне пришлось рвануть к своему верному мечу. Чудовище направило голову за мной. Я сделал кувырок в сторону. Его голова пролетела мимо. Продолжив свое бегство к мечу, я остановился, увидев летящую голову безумного дракона. Он промазал. Теперь меня ограждало от оружия его тело. Кольцо окружило меня. Я попал в ловушку, которая начала постепенно сжиматься.

Сверху на меня смотрело два змеиных глаза. Это разрубленное лицо будто бы улыбалось. Мерзкое ощущение. Всегда ли люди страдают из-за того, что переоценили свои возможности? Всегда ли гордый и смелый будет падать ниц под массой обстоятельств и прочих чудовищ, которые сильнее человеческой сущности? Но иногда тот, кто уверен в себе, абсолютно теряет эту уверенность. Есть безвыходные ситуации, где от тебя уже ничего не зависит.

Я увидел, что на дереве надо мной кто-то стоял. Какая-то странная тень.

Вдруг я услышал голос отца.

– Сын! Держи!

Он сбросил мне с дерева длинную веревку, по которой я успел забраться наверх до того, как круг замкнулся. Монстр смотрел на меня ошарашенными глазами. Я понимал, что он не нападет. Он совершенно не ожидал такого поворота событий. Я спрыгнул на тело змея. Его голова устремилась к цели. Я отбежал по его чешуйчатой спине в сторону. Дракон укусил сам себя. Запрыгнув на верхнюю часть его головы, я воткнул чудовищу в глаз острие от сломанного копья.

Пресмыкающийся демон подкинул меня вверх с такой силой, что я вылетел выше деревьев, и, падая вниз, уцепился за то дерево, с которого отец скинул мне веревку.

Отец спросил:

– Тебе не нужна помощь?

Дракон сходил с ума от боли.

Я, спускаясь с дерева вниз, ответил:

– Обойдусь, но спасибо.

Оказавшись снова на земле, мне удалось добежать до своего меча. На заднем фоне, в припадке боли, змей танцевал танец смерти. Он корчился, сшибал небольшие деревья, издавал оглушающие звуки.

Мой тесак, явно скучал по моей руке. Им я разрезал свою ладонь, и дал крови вылиться на землю. Капля… капля… капля… Чудовище замерло, язык высунулся наружу. Его привлек запах моей крови. Дракон заинтересованно повернулся. Этот змеиный взгляд уже казался в два раза менее устрашающим, чем раньше. Монстр понимал, что не достанет до меня. Он решил подползти ближе. Внезапно его голова устремилась ко мне. Я сделал прыжок в бок. Его голова опять укусила дерево, он задержался на секунду, что мне было и нужно и с разбегу нанес удар своим холодным оружием в висок морскому чудовищу. Меч вошел наполовину. Отпустив клинок, я побежал прочь.

Чудовище неистово зашевелилось. Земля затряслась. Бешенная предсмертная пляска змея закончилась его полным остолбенением. Монстр упал с невероятным грохотом.

Мы с отцом отправились в деревню. Не припомню подобного праздника. Отец так никому и не сказал, что он спас мне жизнь. Он пришел несколько позже меня. Мясо дракона казалось очень вкусным. Я был счастлив. Хороший враг лежал у моих ног. Больше я не хотел охотиться на подобных монстров.

Свадьба и смерть возлюбленной

Среди ликовавших людей я заметил ее. Я подошел к ней. Я захотел завладеть ей, быть ее хозяином. Мы с ней взглянули друг другу в глаза. Я поздоровался. Она ответила. Я попросил ее пойти со мной. Она пошла. Я дал понять ей, что хочу, чтобы она стала моей. Она мне не отказала. Мы часто виделись. Она забеременела. Мы заключили брак перед Богиней Плавией. Жрец обвенчал нас. Мы стали замечательной семьей. Она была молчалива, как и любая мудрая женщина. Она была красива. Она давала мне все, что только могла: свое тело, свою душу, свои таланты. Она убирала и готовила и не смела мне перечить. Именно таких и ценили в нашем племени. Именно таких и ценил я. Идеальная жена для воина.

Но судьба отняла ее у меня. Она скончалась при родах. Крики были слышны на всю деревню. Умерли оба: малыш и она. Она могла родить мне мальчика. Я был в бешенстве. Я не мог больше находиться там, где умерла моя любовь. Мне пришлось сжечь дом, в котором мы с ней жили. Мне пришлось уйти на пару месяцев за то, что в драке убил нескольких человек. Меня впервые выгнали из племени. Я был огорчен вдвойне.

Я бродил по лесу, пока не нашел другое поселение. Ночью я убил стражу, наставил вокруг него ловушек, и ранним утром имитировал нападение. Я кидал копья, наточенные мной заранее, кидал факелы в дома. Они загорались. После за мной бежал целый отряд глупых охотников. Все они попадались на расставленные мной ловушки.

Далее я мог от них требовать всего, что мог бы только захотеть. Их вождь передал мне бразды правления, при том условии, что я не убью ни детей, ни женщин. Я согласился. У меня появилось свое маленькое племя, и выживание с ними оказалось намного проще. После я вернулся со своими новыми соратниками домой.

Именно с этого момента начали составляться эти мемуары. Сюда я записывал кратко самое важное.

Война Племен

Этот день запомнился мне надолго. Ветер ласково гладил деревья. Солнце разукрашивало небо ярким светом. Прекрасное время года. Мы с отцом пошли на охоту. Недолго блуждая в глуши леса, мы заметили, идущую к нам на встречу армию чужого племени. Когда Дивин узнал об этом, то испугался. Он созвал полное ополчение из всех охотников селения. Мы были готовы к войне.

Битва длилась несколько дней. Багровые реки текли под ногами. Шел дождь. На второй день трупов стало больше. Мы уже чуть ли не ходили по головам. Растерзанные, разрубленные, расчлененные, распотрошенные – все они лежали. Битва проводилась на территории нашего селения. Враги и не пытались выходить в лесные зоны, поскольку знали, что там расставленные нами ловушки. Дождь по-прежнему заливал мертвецов. Их трупы погружались в грязь под тяжестью воды и воинственных ног убийц, напавших на селение. Серое, бесчувственное небо нападало на лес своими молниями и мгновенно тушило незначительные пожары, создаваемые им самим. Ветер беспощадно метал листья, сорванные с деревьев, шатал и опрокидывал эти растительные столбы. Огонь как оружие уже никто не использовал, дождь становился с каждым часом все сильнее. Никогда у нас не было таких сильных дождей.

Третий день показался куда более щадящим. Обе стороны присматривались друг к другу, лишь изредка нападая. Никто не желал своей смерти. Дождь стих, но серое небо беспристрастно наблюдало за происходящей баталией. В бой пошли копья, с горящими наконечниками, обернутыми тканью, которую мы использовали для изготовления одежды. Однако успеха они не имели. Мокрые стены домов и, пропитавшаяся влагой, кора деревьев не горела. Третий день закончился с минимальными потерями.

Четвертый день. Хотелось есть. Вождь приказал мне отвоевать здание с нашими запасами еды и отвлечь супостата, пока охотники будут заняты добычей, для нового хранилища, которое построят сегодня же в лесу оставшиеся мужчины. Я собрал отряд из пятнадцати человек. Нужно будет противостоять целой сотне. Мы все же были уверены в победе. Я собрал лучших из лучших. Каждому было выдано пять отличных копий. Нужно было метнуть в цель свое оружие и убить хотя бы одного врага. Тактика была такова: Мы закидываем врагов копьями и прячемся от их копий за домами; после один из нас, в данном случае я, бежит в лес через секретный путь, совершенно неявно, и срубает дерево. Остальные должны держать позиции и вовремя отступить, а после добить оставшихся соперников.

Операция шла по плану. Половина копей, конечно же, пролетели мимо. Устремившись по самому густому участку леса к массивному, высочайшему дереву, я заметил, как летящее копье пронзает голову одному из наших охотников. Остальные успели вовремя спрятаться. Наступил час расплаты. Добравшись до цели, я начать рубить, но тут произошло незапланированное. Я стоял перед деревом. Меч находился у меня на плече, ведь я вот-вот собирался ударить по дереву. В мою сторону летело копье, боковым зрением засечь его было просто. Увернуться не получилось бы. Пришлось подставить под удар свой меч, который вылетел из моей руки и разлетелся с летящим орудием в разные стороны. Я остался без оружия. Меч воткнулся в землю, метрах в трех от меня. К дереву бежали пятеро разъяренных воинов. Впереди них уже летели четыре копья. Сделав кувырок к мечу, я достал его из земли. Орудия врагов пролетели мимо. Воины, обнажив кинжалы и свои хищные зубы, ускорили свой бег. Увидев под ногами камень, я мгновенно сообразил, что делать. Поддев ногой бездушный предмет, я подбросил его себе в руку. Враги остановились, поскольку, если бы они подошли ближе, даже младенец убил бы одного из них точным броском снаряда в голову. Командир, который жестами отдал приказ, ехидно улыбнулся и стал отходить назад, двое пошли за ним, а двое крайних начали обходить меня с двух сторон, держа расстояние. Когда мы трое оказались на одной линии они помчались ко мне. Я подкинул камень вверх, подобно вихрю завращался мой тесак в руках. Сдержать такой напор соперники не смогли, и были разделены, на две половины, каждый. Командир стер улыбку со своего лица. Камень упал мне в руку. Оставшиеся двое бросились на меня с диким криком. Командир рявкнул:

– Стоять! Беспомощные букашки!

– Да… да, командир – почти хором ответили они.

– Он опасен, не смейте нападать на него без приказа. Нужно позвать подкрепление. – Тут же он достал с пояса рог какого-то неизвестного мне животного и издал громогласный гудок.

Сюда направлялось человек тридцать. Поняв безвыходность своего положения, я побежал на поле боя, где оставил своих людей. Они все были мертвы. Удирая от летящих мне в спину копий, я повернул в лес, где скрыться было проще простого. Меня не нашли.

Возвращаться было стыдно. Когда я подошел к вождю, тот мне сказал, что моего отца убили, когда он охотился. Это было для меня большим горем. Смерть отца – нечто ужасно для сына.

На пятый день мы смогли нормально поесть.

На шестой день разразилась самая эпическая битва, в которой я когда-либо участвовал. Мы собрали все силы. Меня назначили предводителем армии. Я поднялся на холм и прокричал:

– Люди, это самое важное сражение в нашей жизни! Мы должны отстоять свой дом! Трусы и слабаки могут сразу сдаться врагу, но он вас не пожалеет! Настало время показать этим ничтожествам, кто хозяин леса!

После этих слов я побежал в лагерь врагов. Крик, который издавала толпа бегущих за мной воинов, был громок. Две армии схлестнулись. Передние ряды, под давлением были быстро снесены. Враги пытались собрать все свои силы, но шанса у них не было. Мы устроили очень неожиданное нападение. Люди падали на землю. Каменные топоры пролетали десятки метров и поражали мишени. Это сражение было самым важным в нашей истории. Тогда я был серьезно ранен. Моя мать не пережила этой войны, зато все мои братья остались живы. Мать и отца захоронили с почестями. Победа была за нами. Все радовались. Все, кроме тех, кто потерял в этой войне кого-то близкого. Мне было не до радости.

Я нашел смысл жизни в своем страдании, так же, как его нашли и другие. Но это уже совсем другая история. Долгое время народ отстраивал поселение, которое превращалось в большую деревню. Я им помогал. Мы построились свои мир благодаря этой войне. До этого ранее никак не доходили руки. До этого мы думали, что все будет идти неизменно. Деревня была обнесена огромным забором, вход был только один. Моя рана затянулась за это время.

Мы стали использовать захваченных рабов еще более усердно, чем это было раньше. С рабами работа по улучшению деревни длилась уже не месяцами, а неделями. С помощью знаний чужого племени мы смогли строить дома отличного типа, от тех, что у нас были ранее. Начались постоянные воины, по завоеванию рабов. Поселение разрослось, и мы пытались придумать слово, которым можно назвать то, в чем мы живем. Вождь решил назвать поселение «городом».

Становление цивилизации

Я открыл школу воинов. Я обучал детей с раннего возраста военному ремеслу. Вождь и жрец назначили меня главным генералом. И вот пришел момент, когда мой самый младший брат получил шанс стать мужчиной. Именно тот самый брат, который жил у жреца. Обряд инициации, кстати, не изменился. Мой младший брат мало практиковался в воинском искусстве и был мастером только красноречия. Он промазал, когда бросал копье. За это его избили палками (таков был обычай) и отправили на охоту, даже не дав ему оправиться от избиения. Мастером охоты он тоже не был, хотя дети в это время уже легко справляются с кабанами и с буйволами, а он не имел малейшего опыта. Целая наука – охота. Этой же ночью его труп – поеденный хищниками, нашли неподалеку от нашей деревни. Рядом с ним лежал убитый копьем, покусанный кабан. Мало кого затрагивали неудачи, вроде той, что постигла воспитанника жреца. Дивин выступил на похоронах. Он встал на самый высокий утес, на нем было одето самое дорогое одеяние. Он сказал:

– Уважаемые горожане! Я уже слишком стар. Много лет прошло с того момента, как я стал жрецом. Вы помните все жертвы? Посмотрите, что они вам принесли! Они дали вам право называть себя горожанами! Мы за последний год построили огромный город. Наши достижения неоспоримы! Но я выполнил свою миссию тут! Меня ждут наши праотцы. Я пожертвовал ради вас самое дорогое, что имею. И мне уж ничего не остается, как жизнь свою отдать богам, ради вас, мои любимые горожане!

Дивин достал нож и распорол себе живот. Жрец упал, и пока его глаза еще не закрылись, прошептал:

– Жизнь богам…

Его место занял тридцатилетний шаман. Его имя я так и не запомнил. Он мне не понравился.

Время шло. Вождь заставлял армию покорять деревню за деревней. Я был главнокомандующим. Одних мы убеждали, других покоряли силой. Мы захватили огромные территории. Много рабов появилось у нас. Город отстраивался снова и снова. Так же мы способствовали развитию других городов, которые были построены нашими же жителями.

Столицей империи было объявлено наше поселение. Вождь стал называть себя царем. Имея тысячи рабов, мы возвели для самых родовитых семейств огромные каменные дома. Мы долго работали. Город стал огромным. Вождь назвал его Риадой. Каждый год лучшие воины, по традиции, используя методику Архиарма, убивали Исполинского Морского Дракона и приносили его шкуру царю. Семейства разрастались. Много чего произошло. Город увеличивался с каждым годом.

Я был генералом армии, но так и продолжал работать над своим мастерством жреца. Я читал записи в пещере предыдущего служителя Богов. Я так и не мог понять, на основе чего он сделал свои выводы. Его мастерству врачевания я обучил лекарей. Весь город и вся страна были наслышаны о моих достижениях в данной области и о моей религиозной просвещенности.

На одной из войн я был ранен. Копье попало в бедренную кость и раздробило ее. После этого происшествия я больше не мог воевать. Я перестал быть воином. Это было самым большим ударом для меня. Я просто не поспевал за остальными. Я стал бесполезен. С хромой ногой и копье-то далеко не метнуть. У меня был план, чтобы не стать вдруг ненужным для государства. Я отправился в замок к царю.

Замок был построен из миллиарда огромных кирпичей. В небо уходило это здание. Оно было выше деревьев. На вершине находились головы исполинских змей, как символика лидерства страны над природой. Рабы трудились десять лет, чтобы создать это чудо. Я поднялся в тронный зал. Это было очень трудное восхождение. Бывший вождь восседал на огромном золотом троне. Царь спустился ко мне и спросил:

– Что тебя тревожит?

Я ему ответил:

– Я не могу больше воевать, но я могу быть жрецом. Не могли бы вы посодействовать старому вояке?

– Почему бы и нет, но у меня к тебе особое задание, смог бы ты убедить людей, что ты посланник особых сил, сил единого Бога?

– Единого Бога?

– Разрозненны все племена, и все владения мои разрознены и не могут найти в себе единства. У всех у них другие божества и Плавия, пусть истиной и остается, но ей ведь безразлично это. В кого мы будем верить заставлять рабов, людей, и прочих мошек?

– Обман? Но это плохо.

– Еще хуже сам факт того, что люди одной страны убивают друг друга из-за своих предрассудков. Так создадим один им предрассудок, чтобы они не дрались за него друг с другом, но воевали в два раза храбрее против врагов! Единство – вот что важно.

– И благородно и лживо – ответил я.

– Ты напиши нам книгу знаний, и станешь главным ты жрецом и станешь ты святым под именем Кантион Аниман.

Обман был предрешен. И долго мне страдать придется за мною совершенные грехи. Я написал за много лет огромный том о Боге, об одном, едином, что создал мир и правит миром. Отрывки здесь я напишу:

Глава 1: Откровение 1:Сотворение мира:

Когда-то было лишь ничто,

Но стало это миром.

Из небытья к нам Бог пришел.

И создал все таким вот.

Он мысль во главу угла

Свою для всех поставил.

Сказал: «да будет темнота,

И свет вас не оставит».

Сказал: «на чем же мне стоять?».

Он создал мигом землю.

Потом подумал и сказал:

«Создам я к ней и небо».

И пламя кинул он наверх,

Чтоб солнце озарилось!

Потом он создал всех зверей.

Печаль в нем поселилась.

Глава 1: Откровение 2: Сотворение человека:

Тут нет разумных, что теперь?

Где здесь искать надежду?

Из скуки создал все, и мне

Не сделать так, как прежде.

Создам людей, вернейших слуг!

И в вверх царя поставлю!

Людей создал, не взять числу,

Их столько много стало.

Глава 2: Откровение 1: Этика

Не убей, не злись, будь добр.

И храни семейство дома.

Принимай тех, кто в пути,

Не воруй, Его люби.

Ненавидеть – это плохо.

Плохо и не верить в Бога.

Это главные грехи.

Вот напутствия мои:

Иногда несите жертвы,

Чтобы Бог был добр к вам;

И не жалуйтесь, тогда.

Бог сотрет свои сюжеты,

Перепишет их для вас;

Бог не любит болтунов,

Хвастунов и лицемеров.

Им он не благоволит.

Он с святыми говорит.

А святыми чтит рабочих,

Так работай на царя!

Это долг святой любого.

Выпоняй его, любя.

Глава 2: Откровение 49: Поведение в храме.

В храм без жертвенного дара

Лучше ты не приходи.

Принеси с собой барана.

Или деньги. Подари

Это Богу своему.

Он, конечно, будет счастлив

И тебя от всех несчастий

Он мгновенно исцелит.

И молись ты в храме долго.

Это твой единый долг.

Выплати его для Бога.

Бог в долгах ведь знает толк.

Не груби другим, кто в храме,

Лучше будь потише мыши,

Бог и тишину услышит,

Но когда ты говоришь,

Он пытается закрыться.

От тебя прочь устремится,

Стоит слово сказать лишь.

Глава 345: откровение 67:

Бог тобою управляет,

Он вершит святейший суд.

Гнев его всех заставляет,

А спокойствия гнетут.

Нету сна, на самом деле,

Если молишься не в труд.

Ты, они и все вспотели

От таких рабочих груд.

Но не плачь и не сдавайся,

У тебя все впереди.

Ты во благе том купайся,

Если грех свой замолил,

Бог тебя, как сына любит,

Я уверен, так и есть.

Все! О, Люди! Люди! Люди!

Счастье разбивает спесь!

Если в детстве не молился,

Рад молиться ты сейчас!

Доброта покроет лица,

Царь одарит счастьем нас!

Если Бог не существует,

Он не смог создать бы мир.

Ниша без него пустует,

Этот мир, увы, не мы.

Только помни, верь и вера

Облегчит в страданье путь.

Ясно видно, что смиренно

С Богом – это жизни суть.

Вот в этом стиле я огромное собрание стихов и закончил. Мне царь сказал, что я мастер. Я стал невероятно популярен. Моя книга разошлась по всему миру и люди стали поклоняться мне, как верховному адепту великого Бога. Я стал самым главным святым в этом мире. Под эгидой моих сторонников и сторонников моего учения образовалась единая церковь, которая стремительно захватила весь мир. Царь заставил молиться всех людей исключительно на единого Бога. Плувия ушла в небытие.

И вот однажды, говоря с неизвестным мне юношей, я сказал:

– Ты знаешь, когда я был молод и говорил умные вещи – меня никто не слушал, а когда я стал стариком, люди стали делать из самых идиотских моих слов выводы.

Смерть приближалась ко мне под покровом ночи. Старость сморила меня. Совесть замучила меня. К пятидесяти годам я стал выглядеть на девяносто. В последние дни я достал свои мемуары, которые создавал на протяжении всей жизни и дописал в них этот абзац. Перемешивая ядовитый напиток, я осознаю, что жизнь я прожил плохую, что мои достижения – это просто обман, обман огромной массы людей. Мое творчество – это торжество лжецов. Оно не творчество, оно лишь набор лживых слов. Я знаю, я скоро умру, но и лишней секунды жизни я недостоин. Я достоин умереть, как пес, хватаясь за жизнь, за жизнь свою, жалкую, жалкую, но великую жизнь, которая приведет людей к великим ошибкам. Эта рукопись будет сожжена теми, кому мои секреты будут в тягость. Скажу напоследок лишь одну вещь: Я не хотел вас обманывать, а просто хотел что-то делать, пока у меня хватало на это сил. Я хотел славы. Для меня жизнь – разочарование и я пью этот яд, и эти мемуары – моя предсмертная записка для всех живущих на земле. Мои мечты – это грех, достигнутый кровью и обманом. Зло, сотворенное мной, не должно продержаться долго. Все мы в старости страдаем от ошибок юности. Прощайте. Я рад принять эту смерть».

Кантион Аниман «Автобиография»

Омега:

Напиток выпит, яд внесен,

И вклад, конечно же, заметен.

Вот новый шаг, вот он! Вот он!

Я дам тебе сейчас ответы,

Со мной же ты поспорил зря,

Твой каждый сон – есть приближенье.

Давай, поглубже залезай

В свое второе сновиденье,

Что видел ты за десять прошлых

Веков, которые тебя

До истины ведут, не сложно.

Ведь их единая судьба в одном тебе.

Глава III: 900 лет назад

или

Жизнь, отданная Богу

– Здравствуй, сын мой.

– Здравствуйте отец.

Темнота – ничего не видно. Где-то издалека барабанит свой однообразный марш дождь. Удары камня о камень. Тихое шипение фитиля свечи. Свет. Вокруг каменные стены. В каждом углу проживают семьи пауков, обустроившихся здесь, будто у себя дома. Старец и молодой человек стоят друг напротив друга. На столе, рядом со старцем, горит свеча, которая освещает лишь половину комнаты.

– Подожди меня – настоял старец.

Он зашел в одну из дверей, а молодой человек стал осматриваться вокруг себя. На стенах он увидел картины, которые изображали моменты из «Писания». На одной из них был изображен гнев Бога – тот самый момент, когда он изверг из земли пламя, чтобы наказать неверных. Бегущие в панике люди, окровавленные и уже сгоревшие, выглядели ужасно. Молодой человек не смог долго смотреть на эту картину. Она взывала к самым глубинам человеческого страха – страха смерти. Огонь поглощал жизни и души людей.

На другой картине рука Бога появилась из облака. Под ней находились смертные. Ладонь нечеловеческого размера была направлена на создания Божие. Люди стояли на берегу, на песке, а за ними был океан. Они улыбались, ликовали. В купе со второй картиной, это произведение искусства вызывало достаточно противоречивые чувства. Безграничный океан голубой линией горизонта присоединялся к небу.

Вдруг зашел старик с метлой и спросил:

– Разглядываешь картины?

– Они прекрасны, – ответил юноша.

– После смерти Кантиона Анимана искусство сделало огромный скачок. Как жаль, что этот великий человек умер.

– Вы про автора священного «Писания»?

Старик подошел к углу комнаты, где, как он увидел, сейчас расстелил свои сети огромный паук, который, собственно, уже собирался приступить к ужину.

– Ах, чертовы пауки! Получи нечисть! Получи! – сказал старик, избивая бедного восьминогого сожителя метлой.

После того, как он очистил угол, то наконец-то ответил юноше:

– Точно, точно, ты знаешь. Кантион был великим. Жаль, что он умер еще до моего рождения. Что тебя ко мне привело?

Юноша посмотрел на старика своим голубыми, безгранично печальными и уставшими глазами и сказал:

– Я много слышал о вас. Вы – аскет, который уже сто лет живет в этом храме, который держит службу Господу нашему, который не совершил за свою жизнь ни одного греха.

Старик усмехнулся. Его лицо заиграло переливами счастья, небезнадежности, умиления и гордости. Однако можно было здесь заметить и щепотку лицемерия.

– Вы ведь тот самый старец? – продолжал воодушевленно спрашивать юноша. – Вы тот, кто служит Богу всем сердцем?

– Я служу всем сердцем, но я не безгрешен. Без грехов жил только один великий святой, – ответил пожилой аскет спокойным голосом.

– Так я пришел к вам за советом, я согрешил, и все церкви прощают мне мои деяния за одну молитву. Одну молитву и одну монету! Но я бы хотел полностью исправить содеянное мной!

– Что сделано, то сделано. Обратно не вернуть. Исправить невозможно, ведь в прошлом лишь оно, – сказал старик, явно издеваясь.

– Я хотел бы остричься в монахи и прожить свою жизнь, подобно вам, в служении Господу, чтобы он забыл мои грехи, но я хотел бы узнать…

– Узнать? Ты сомневаешься? – старик отвернулся от юноши и продолжил очищать комнату от паутины, захватившей почти все углы. Он снова начал прогонять беспомощных паучков, которые терпеть не могли этого беспощадного негодяя, уничтожающего их дома. Если бы пауки умели думать, то, вероятно, их мнение о святейшем выражалось бы в нецензурной форме. Хотя, с другой стороны, этот дед был слишком ленив и стар, чтобы хотя бы раз в год отвоевывать у насекомых территорию. Вместо этого, он убирался только тогда, когда в часовню приходили гости.

Юноша продолжил:

– Я, несомненно, уверен в своем решении, но я хотел спросить у вас, какого быть аскетом? Вы ведь самый старый и опытный в этом деле человек. Я так долго искал вас, чтобы спросить.

Старик улыбнулся. Морщинки будто бы тоже изобразили улыбки. Его лицо стало таким приятным, в нем было что-то наивное и детское. Юноша никогда не видел, чтобы хоть один пожилой человек сохранил такую невинность.

– Но что я могу тебе рассказать? Только лишь историю моей жизни. Тебе придется присесть и подождать, пока я уберу свое скромное жилище.

Старец, взяв с собой свечу, проводил юношу в главное помещение, где в центре стояла статуя святой Илады, покровительницы аскетизма, жившей во времена Анимана. По легенде Илада была прекрасной девушкой. Мужчины дрались за нее, пытались завоевать ее сердце, но она была холодна к противоположному полу, да и к своему любви не испытывала. Когда у входа в ее дом два ухажера схватили Иладу за руки и начали тянуть ее каждый к себе. Появился Кантион и приказал страже арестовать неудачливых кавалеров. После он предложил девушке стать жрицей в храме истинного Бога. Она согласилась. Через десять лет она предалась аскезе.

Дом старика – небольшая каменная часовня. Наверху находится колокол, в который старик звонит каждое утро, после пробуждения, чтобы известить Бога о продолжении своего титанического труда.

Старик зажег все свечи в зале и начал убираться вокруг. После недлительной уборки аскет покинул помещение.

Юноша сел. Вокруг него играло пламя, отсвечивая от стоящих по стенам икон. Иконы были покрыты стеклом, что позволяло им еще более игриво шалить со светом, исходящим от неустанного восточного танца огня, находящегося на каждом фитиле в этой комнате.

Иконы изображали немногих удостоившихся звания святых. Их было десять человек. Парень стал осматривать икону Анимана. Его тело было массивным, мощным. Его темная борода была коротка, а шею бороздили жилы. На лице его морщин не было, хотя лика святого он удостоился лишь в старости.

Неожиданно в комнату вошел старик.

– Говори, как тебя зовут? – спокойно поинтересовался он у своего гостя.

– Эпитус Флос.

– Как ты знаешь, Эпитус, я Фидус Идеа, либо святой Фидус. Это мое ненастоящее имя. Скажи мне, что за грех привел тебя ко мне?

Лицо юноши наполнилось страхом. Старец смог наконец–то разглядеть его одежду, ведь до этого он был занят истреблением многочисленной популяции насекомых, так уютно обосновавшихся в углах всех комнат. Судя по шмоткам, юноша был дворянин – человек из богатого сословия. Золотая пряжка, дорогой костюм с кожаным ремнем, золотые пуговицы – бедняки такого не носят. По всей видимости, молодой человек был очень состоятелен.

– Я изнасиловал крестьянку. Я не управлял собой, но когда… – быстро проговорил парень. Вероятно, Эпитусу не хотелось, чтобы старик останавливал внимание на этих словах. Он хотел объяснить всю многогранную сущность причин данного греха, чтобы оправдать себя.

Фидус перебил его:

– Остановись, я вижу молодость в твоем теле, вижу силу, которую некуда приложить, но и вижу ум, который терзает тебя, вижу совесть, вижу мораль. Расскажи, как это произошло, расскажи мне о себе, чтобы я понял всю суть дела. Расскажи кто ты, а потом расскажи, зачем ты это сделал.

Юноша поднял глаза и посмотрел на старика. Тот пожелал продлить его короткое объяснение причин. Ну что ж, это было на руку рассказчику, ибо каждый грех имеет под собой целую жизнь и множество оснований, понимание которых может смягчить виновность человека в глазах другого. Фидус ожидал его ответа. Эпитус начал свой рассказ.

– Я родился в столице, великой Риаде. Мой отец – приближенный к царю, мать – женщина из народа. Мой отец – богат. Он однин из первых фаворитов императора. У нас много крестьян. С детства я был избалован вниманием. Отец, кстати, человек мало верующий, но вот моя мать, она привила мне любовь к Богу. И так я всю жизнь балансировал между плохим и хорошим, материальным и духовным. Вы понимаете?

Старик посмотрел на юношу понимающим взглядом и попросил рассказывать дальше. Эпитус продолжил.

– Всю жизнь я был избалован и в раннем возрасте осознал это. Я совершал поступки, а потом понимал, что они плохие, но когда их делал, я и задуматься об этом не мог! За мной постоянно носилась моя нянька, Флора, которую я любил, как мать, и ненавидел, как самого назойливого человека в моей жизни. Когда мне было десять, моя мать умерла, она завещала мне свой личный том «Писания», который собственноручно переписала в храме. Я читал его и перечитывал. Я уповал каждому слову. Я хотел стать высокоморальным человеком, верующим в Бога, но я не справился. После этого я перестал читать священную книгу. Постепенно я стал забывать ее предписания.

Фидус внимательно слушал слова юноши.

– Когда мне было семнадцать лет отец отправил меня в гимназию, – продолжал он, – там я познакомился со многими друзьями. Меня учили лучшие проповедники и философы в мире. Но они были мне не важны. У меня появились друзья, и я стал забывать «Писание», хотя проповедники и твердили его содержание нам целыми днями. По вечерам мы выпивали вино и развлекались самым непристойным образом. И вот отец забрал меня на выходные домой. Там я увидел дочь Флоры. Ей недавно исполнилось пятнадцать лет, но выглядела она, как восемнадцатилетняя. У нее были длинные ноги, красивая фигура, божественное лицо. Когда-то она была намного хуже, но сейчас, сейчас… я в нее влюбился с первого взгляда. Я бегал за ней всю неделю, заваливал ее подарками, но она говорила мне, что не любит меня и не может ответить мне взаимностью. Как же я горевал. Среди крестьян отца был шестнадцатилетний, но от этого не менее физически сложенный, возлюбленный этой красавицы … Я его боялся, и чем больше я настаивал на своем, тем больше она проводила времени с ним. Наверное, хотела защититься от меня. Но однажды судьба сыграла с нами злую шутку.

Старик с интересом наблюдал за эмоциями мальчишки во время его рассказа. Эпитус стал говорить медленнее, видно было, что этот случай нанес ему душевную рану.

– Флора отправила свою дочь убирать мою комнату. Тот день у меня не задался: я поссорился с отцом, подрался с другом, немного выпил. После пришел домой, а там, в моей комнате была она. Я начал признаваться ей в любви, но это не работало. Я схватил ее за руку, ладонь разжалась и из нее выпал веничек, которым стирают пыль служанки. Девушка умоляла не трогать ее, но это только подталкивало меня к действиям. Она попыталась ударить свободной рукой, но я успел перехватить этот удар. И вот я повалил ее, а дальше совершил… непростительный грех… После того, как алкоголь прекратил свое воздействие, и я отошел от неуправляемой злой страсти. Мне пришлось осознать, что было содеяно. Девушки уже не было в моей кровати, а на полу лежал нож. Мне думается, что она хотела убить меня, но не решилась навлечь на свою мать и себя наказание за такое преступление, а, может, просто не хотела жить с таким грехом на душе и пыталась убить себя. Я пошел искать ее, чтобы извиниться, загладить свою вину, или сделать что-то, что помогло бы ей справиться с потрясением. В доме ее не было, но как только я вышел на улицу на меня набросился ее возлюбленный. Одним ударом он опрокинул меня на землю, и больше я ничего не помню. Говорят, что он долго колотил меня. После того, как я пролежал в постели под присмотром врачей неделю, мне доложили, что отец наблюдал за тем, как этот деревенский мальчишка избивает меня. Он приказал казнить мальчишку. Паренька закидали камнями. Труп вывезли за пределы города, где сбросили в реку. Я знал, что получил за дело, и он был в праве меня убить за подобный проступок. Я несколько раз слышал, как местные девки издеваются над дочкой Флоры, говорят, что она лишилась девственного цветка из-за того, что щеголяла перед дворянским сыном. Однажды она сбежала. Видели, как она сидит у реки, в которую скинули ее возлюбленного. Ее больше никто и не видел. Шли месяцы, я забросил учебу и пытался замолить свой грех. Приезжая домой, я видел лишь ненавистные взгляды крестьян и взгляд, когда-то любившей меня, как сына, Флоры, у которой были постоянно заплаканные глаза. Она лишилась всего в один миг. Когда я уехал, чтобы найти вас, отец прислал мне письмо, вот дословное его содержание:

«Дорогой Сын, ты забросил гимназию. Ты уехал из дома. Я недоволен. Я разочарован. А, главное, ты ничего не натворил. Вокруг тебя лишь глупые крестьяне, а это почти животные, скажу я тебе. Возвращайся домой. Крестьян, которые будут на тебя косо смотреть, я накажу, и все будет так, как раньше. Не глупи, сын. Мы замолим твои грешки, которые нельзя и грехами назвать. Мы заплатим церкви, сколько они скажут. Ты станешь моим последователем, сдружишься с императором. Я вижу твои дела в будущем. Ты прославишь нашу семью, сделаешь её одной из богатейших в мире. Только не надо твоих глупостей, сын. Я хочу, чтобы ты вернулся домой».

– И так далее, в том же духе. Курьером был один из крестьян отца, и я спросил у него, как поживает Флора. Он сказал, что после того, как она забыла приготовить еду хозяину, удрученная своим горем, ее выпороли стражники моего отца, по его же приказу. После этого, старая женщина скончалась, не выдержав такого испытания. Курьер сказал, что, быть может, ей и не хотелось жить. Я задал ему еще один вопрос, я спросил: «Когда же это случилось?» И он сказал, что это случилось сразу же после моего отъезда. И вот, прошло пару недель, и я нашел вас.

Старик долго смотрел на юношу, а потом сказал:

– Мальчишка, одна твоя глупость испортила жизнь многим людям, и убила трех из них. За нее ты должен Богу жизнь во служение подарить, иначе он тебя не простит. Я так думаю. Ты правильно поступил, придя сюда. Твоя интуиция тебя не подвела.

Юноша грустно посмотрел на Фидуса, в его взгляде было сожаление, вся глубина испытанных мук. Словно он сам три раза умер. Старик покачал головой:

– Сейчас я расскажу тебе, о том, что никто и никогда не знал. О том, что должен будешь ты скрывать, когда узнаешь. Это тайна моей жизни. Я ведь не самый чистый человек в этом мире. Я был грешен, но Богу не важно каким ты был, ему важно, что ты осознал свои ошибки.

– Я сохраню тайну.

– Мой рассказ будет очень долгим. Я надеюсь, что ты готов.

– Конечно. Главное, чтобы он был поучительным.

– Я родился в бедной. Отец и мать были крестьянами и постоянно работали на своего хозяина. Мать умерла после моего рождения. Дед мой был рабом из племени, завоеванном еще во время правления первого царя. Уже в детстве я был смышлен. Я начал воровать у зажиточных детей игрушки, когда мы играли с ними в песочнице. Процесс кражи обычно не затягивался, но никто и никогда не мог меня поймать, кроме отца. Так же я постоянно дрался. Уже тогда, если меня не устраивала реакция сверстника, я хватал его за волосы и валил на землю.

Позже я стал залезать в карманы к торговцам. Это было зажиточным предприятием. Только можно было попасться им в руки. Иногда приходилось отдавать и свои деньги. Торговцы ведь – люди низкие и глупые. Они даже из грабежа могут извлечь выгоду, если им представится на это возможность.

Со временем я познакомился с членами союза воров. Это было огромное сообщество людей, в котором все занимались различными типами данного ремесла. Многие уже сумели наворовать себе состояние и пользовались невероятной славой в этом сообществе. Кто-то был беден и только еще мечтал о богатстве. Всех воров, которые не входили в союз, сами его члены ненавидели всей душой и изживали всеми доступными способами. Поэтому у меня не оставалось выбора. Пришлось вступить. Кстати, там было очень мастерски устроено обучение новичков. Нас учили акробатике, краже и взлому замков.

Прошло несколько лет. Я продолжал заниматься воровством. Меня считали талантливым. В союзе у меня появилось много друзей. Друг перед другом мы вытворяли замечательные вещи: проделывали ограбления, которые даже многим старшими ребятам не приходили в голову. Кстати, в этом сообществе было не так уж много зрелых мужчин. Не каждый мог дожить хотя бы до тридцати лет.

Примерно в девять убили моего лучшего друга. Он украл кошелек у сына одного дворянина. После чего стражники пристрелили его из арбалета. Для нас всех это был большой урок. Тогда мы осознали, что жизнь наша не стоит ни монеты. Да и кому нужна наша жалкая жизнь? На что нам можно было рассчитывать? Да ни на что.

Через год произошел один инцидент, который потряс мою душу. Мы втроем, я и мои, так сказать, соученики, бежали с украденными у обеспеченных дам сумочками. За нами следовали солдаты пехоты. Луков, благо, у них не было. Преследователи не отставали, а наши силы были уже почти на исходе. Их доспехи тяжело гремели при каждом шаге. Внезапно я ударил локтем одного из своих друзей, ведь это был единственный шанс спастись. Я убил своего друга, бросил его на убиение. Он упал, а мы побежали дальше. Я сделал это специально. Стража удовлетворилась им. Схватив его, мужчины отобрали сумку, что была в руках мальчишки, и вдвоем потащили его к тем толстым и богатым дамам. Мы скрылись. Когда нам уже не угрожала опасность, второй парень ударил меня в лицо и назвал меня предателем. Что случилось с нашим другом мы так и не узнали. Меня изгнали из союза воров и жестоко избили. Я запомнил их лица навсегда, я поклялся, что им отомщу. Это детское глупое желание отомстить за причиненную обиду. Я был глуп. Я валялся на улице в гематомах. Некоторые кости были переломаны. Я думал, что умру, но…

– Но что? Что случилось? Кто вам помог? – с нетерпением спросил юноша.

–Я дополз до отцовского дома, еле-еле постучался в дверь. Он сразу же поднял меня с земли, занес в дом, положил на кровать. Отец ухаживал за мной. И вот, через месяц я уже хорошо ходил, ушибы на ногах прошли. Беспокоила только сломанная рука. Постоянные боли в ней меня очень тревожили. Отец отвел меня к врачу. К счастью, тот был его близким другом и помог нам бесплатно. Он сломал мне руку. Я кричал, как сумасшедший. Он переломал мою ладонь до исходного состояния. Он перевязал мою руку так, что я не мог ею двигать, после опустил в чан с жидкой глиной, которую он постоянно подогревал на костре. После мою руку опустили в чан с холодной водой. Это был самый ужасный день. Так я тогда думал. Месяц я ходил с гипсом. Приходилось менять его каждую неделю.

Когда кости срослись, рука еще долго давала о себе знать. Основной целью для меня стала месть. Помнишь, как те негодяи расправились со мной? Я хотел отомстить этим плохим людям. Хотел наказать их. Ненависть кипела в моем юном теле.

Я продолжал воровать и прятался от союза воров. Это было достаточно сложно. Кстати, со временем я смог добыть оборудование, которое используют профессиональные воры. Пришлось грабить лучших из лучших. Я продолжал практиковаться в акробатике и научился подставлять воров из союза, и все мое воровство скидывали на них. Я знал все их тайники и все места сбора.

Для моего плана мне нужен был арбалет. Похитить это оружие было очень и очень сложно. Я месяц готовился. В итоге я добился своей цели. После доработки арбалет немного изменился, и получился метатель для моего крюка, который крепился к руке. Теперь я из руки мог выпустить крюк на расстояние, до которого раньше не мог и докинуть. Помимо этого я приделал к нему ручку, чтобы более легко закручивать веревку. Вращательным движением этой ручки я поднимался в воздух, подобно птице. Названо это творение «крюкометатель». Ты только не смейся, с фантазией у меня тогда было плохо.

Когда мне исполнилось пятнадцать, я решил осуществить свой план мести. Мое тело было готово к этому. Первоначально я выяснил, где находилось логово элиты. Это было не сложно. Далее была самая интересная погоня в моей жизни. Украв у воина колчан со стрелами, я побежал по городу от группы стражников. Петляя по улицам, мы приближались к логову союза воров. Стражники расталкивали прохожих. Люди падали. Догнать меня им было тяжело. Я даже не устал, ведь был хорошо подготовлен для погонь. Вообще, со временем все воры обретают невероятную выносливость.

Подбежав к нужному дому, я использовал крюк, который зацепился за уступ на том самом этаже, где находилось логово союза. Я начал крутить ручку, и меня потащило вверх. Упираясь ногами об стену, я быстро достиг недосягаемой для стражи точки. Те, у кого были арбалеты, достали их и начали стрелять, а я все удалялся и удалялся. Они бросили это занятие и ворвались в дом. Поднимаясь наверх, мужчины выглядывали в окна, пытаясь засечь меня, но я словно летел. Как птица.

Поднявшись наверх, я увидел своих старых знакомых, но они меня не узнали. Все обратили на меня внимание. Глава союза подошел ко мне:

– Кто ты? – спросил он настороженно.

– Вы меня не помните? – ответил ему я.

– Затрудняюсь сказать, но ты один из нас, если знаешь, где мы живем.

– Я всегда догадывался, что люди с возрастом только глупеют, – проговорил я, наконец–то замотав веревку и закрепив на руке крюк.

На базу начали сбегаться воры, и каждый из них пытался доложить главе союза что-то важное, но все они друг друга перебивали. И вот один вор все же произнес это отчетливо: «Стражники поднимаются сюда, нужно бежать». Мужчина посмотрел мне в глаза, после внимательно осмотрел мое лицо. Он меня узнал.

– Арти и Майер, вы узнаете своего друга? Он привел к нам домой стражу. – Молчание пронзило комнату насквозь. Уже был слышен шум бегущих солдат. Глава союза, тридцатилетний мужчина, полный сил и мужества, поднял руку и, опуская ее, прокричал:

– Покидайте убежище! Все кроме Арти и Майера! Вам достается миссия возмездия.

Все воры начали разбегаться, я выстрелил крюком в главу союза. Крюк попал мужчине в голову, и он потерял сознание. Дверь была легко выломана солдатами. Я подбежал к крюку, взял его и направился к большому окну, через которое пытались сбежать члены союза. Арти встал на моем пути и достал саблю. Майер же убегал от стражников. Солдаты быстро заламывали незадачливых воров и стреляли из арбалетов в убегающих. Люди падали на землю мертвые и раненные. Щадили только тех, кто сдавался. Я поднял руки, поняв безвыходность положения. Арти все же попробовал атаковать меня. Именно поэтому его и убили. Всех оставшихся в живых связали и отвели в тюрьму. Сидел я в одной камере с Майером. Все оружие у нас отобрали.

Как только Майер пришел в себя, он набросился на меня, пытаясь задушить. Я успел схватить его за руки. Мы упали на пол. Он находился сверху и пытался коснуться руками моей шеи.

К нашей камере подошел стражник и, ухмыляясь, сказал:

– Тот, кто убьет другого, получит двойную порцию ужина.

Он стал пялиться на то, как незадачливый вор, Майер, пытается меня задушить. Руки Майера приближались к моей шее, и как только его пальцы коснулись ее, Майер получил ногой промеж ног. Его скорчившееся тельце ослабило хват. Этого хватило мне для того, чтобы ногой упереться ему в живот и ударом отшвырнуть его в стену. Майер, ударившись, упал на пол. Раздался крик:

– Моя спина!

Стражник засмеялся:

– Вот вы молодцы, повеселили старика.

Вояка покинул помещение, а я тем временем подошел к Майеру и подал ему руку помощи. Несколько секунд смотря на меня, он все же принял решение. Его рука устремилась к моей. Крепким рукопожатием они соединились, и сильным рывком я поднял своего бывшего товарища на ноги.

– Ты редкий недоумок, – сказал мне Майер.

– Я знаю, – ответил я.

Наши лица искривились в двусмысленной улыбке. Можно было прекратить притворство. Настало время выразить друг другу то, как мы скучали. Ладони разжались.

– Ты знаешь, что я должен был тебя убить или умереть сам? – спросил он.

– Я это знал, а где остальные наши друзья? – проговорил я, глядя на него с некоторым сожалением.

– Ты же видел, как умер Арти? – я кивнул, он продолжил говорить тихим голосом, – все остальные умерли. Остались только мы с тобой. Олдклиф был повешен, Приама убил хозяин дома, который он решил ограбить.

– Наша шестерка пала? Я, ты, Арти, Олдклиф, Приам… – вспоминал я.

– А не забыл ли ты шестого из нас, которого ты предал?

– Фидус, – прошептали мои губы. Голова моя опустилась. Я вспомнил причину моего гонения, причину, которая справедливо обвинила меня и обвиняет до сих пор. Низость моего поступка овладела мной полностью. Я никогда не задумывался об этом так сильно, как в ту секунду. Я познал это впервые. Душу начали терзать демоны: я видел тьму, а во тьме парили их красные глаза и ехидные, злобные улыбки. Совесть – признак демонов внутри нас. Я чувствовал их когти всем своим телом, но только раны не появлялись, однако душа разрывалась на кусочки в этой тьме. Демонические коршуны моей совести пытались съесть всю падаль, которую я оставил, но они не знали, что эта падаль вполне еще жива, что она часть моего существа. Горло перехватило. Глаза открылись. Демонов не было видно, но я еще чувствовал их присутствие. Я знал, что они ждут следующего момента, чтобы напасть на мою беззащитность, когда я снова дам повод совести проснуться.

Прошло несколько минут неловкого молчания. Никто не хотел говорить что-либо. Все и так было понятно. Моя месть лишь детская необоснованная обида. Я – глупец.

Охранник вернулся. Он весело произнес:

– Детишки, завтра вас обоих казнят на главной площади, во имя Бога и императора. Как же я люблю смотреть на подобные мероприятия, – улыбка его стала еще шире. – И для вас придуман особый вид казни, хотите я вам расскажу? – Мы не выказали желания. – Ну ладно, я же расскажу независимо от вашей воли. Завтра, рано утром, вас привяжут к металлической стене в особой комнате, на крыше которой располагается линза, собирающая свет в одну маленькую точку, которая прожжет тело любого, кто находится на ее пути. Линза двигается, поэтому не переживайте. Император насладится смертью всех воров, которых мы поймали. Такую казнь мы пробовали только однажды. Вам повезло, вы, ребята, будете вторыми.

Сейчас я предпочту прервать рассказ. Следует кое-что объяснить. Эпитус, ты, наверное, никогда не сталкивался с таким прибором для казни? Император же любил баловаться с подобными вещами и на тот момент люди уже умели выдувать стекло профессионально, и специально для него была сооружена линза, которая медленно движется слева направо и обращена к утреннему солнцу. Двигают ее рабы, вращающие колесо в другой комнате. Это изобретение порадовало нашего правителя. Замечательная штука, скажу я тебе, чтобы не затягивать свой и без того долгий рассказ, я кратко опишу случившееся.

На следующее утро нас привели в зал для казни, но солнце не светило. Вместо него шел дождь. Император велел отложить казнь еще на один день. Этот день был на редкость солнечным. На следующий день нас снова привязали до того, как солнце вышло, но опять было пасмурно. Тридцать человек вздохнуло с облегчением. Император вдруг сказал:

– Бог не хочет, чтобы кто-то из вас умер, вас всего-то тридцать и вычислить посланника Божьего среди рабов будет легко. Завтра утром приведите всех, кроме того парня, – его рука, увешанная кольцами, указала на меня. После этого ночью я никого не видел. Меня отсадили в самую дальнюю камеру. Утром было солнце…

Я видел, как уводили на смерть двадцать девять человек, среди которых был Майер. Взглядом я нашел своего давнего друга, который ненавидел меня. Он посмотрел на меня и улыбнулся. Толпа постепенно скрылась за дверью. Я ждал. Я сидел в углу камеры. Я не мог ничего сделать.

На всю тюрьму раздавались крики, словно я прохожу по ущельям адских гор, а внизу горят грешники – горят и никак не могут умереть. Орали все, могу даже подозревать, что еще до того, как их начинало жечь.

Этой ночью я долго не мог заснуть, но когда сон одолел меня, я увидел, что ко мне пришел ангел. Его крылья были огромными. Их белый цвет – настолько чистый, что я чуть ли не ослеп. Его глаза, ярко-голубые, светились так, словно горели синим пламенем. Длинные светлые волосы спускались до поясницы, светло-желтые пучки, походили на солнечные лучи и как будто блистали, напоминая золотые украшения. Лицо его было по-детски чисто и необычайно прекрасно. Я не видел никого красивее этого существа. Знаю, что не очень хорошо говорить так про ангела. Он был обнажен, но ничего не вызывало во мне ощущения пошлости. Его образ лишь взывал к природной красоте, как водопад, красиво выстреливающий из миллионов арбалетов водными стрелами. Ты ведь понял метафору?

Огонь вспыхнул справа от него. Пылающий демон оказался рядом с ангелом. Ангел даже не повернулся. Глаза демона были зеленого цвета, они горели зеленым пламенем. Ярко-красные волосы стояли дыбом и тоже горели, только уже обыкновенным, оранжево-желтым огнем. Его кожа была покрыта пастельно-красной чешуей, на груди располагался рисунок змеи. Сердце сжималось при взгляде на него – все страхи вспоминались одновременно. Нет, он не был страшен. Я бы даже сказал, что люди могли бы признать в нем красавца, но его невозможно было не признать уродливым, отталкивающим, пугающим. За спиной его работали кожаные крылья черного цвета: они то поднимались вверх, то вновь опускались. Его улыбка была ужасной.

Ни ангел, ни демон – никто из них даже не пытался посмотреть друг на друга.

– Меня прислал к тебе Бог, твой единственный Хозяин, – сказал ангел.

– А меня прислал к тебе он же, но только с другой целью, ну или с той же, черт разберешь, чего этот Всевышний там хочет – нагло сказал демон.

– О, Господин, за что мне такое наказание? Каких идиотов ты присылаешь ко мне в напарники. – Спокойным голосом сказал ангел.

– Эй, эй, эй, поаккуратнее. Ангелочку ведь еще нужны его крылышки? – сказал демон тем же наглым голосом.

– Молчи, мы тут по делу, – приказал ангел. – Солнце помогло тебе, Бог ниспослал на тебя спасение, ты должен это понимать, это не удача – это знак Божий, и выбор Его. Ты должен посвятить Ему свою жизнь. Отдай свою жизнь Господу своему!

– Не отдавай ему свою жизнь, лучше продолжай воровать. Если тебя отпустят, ты станешь богатым, очень богатым. Ты же этого так хотел!

– Бессмертие души или вечные муки? – спросил ангел.

– Ты же даже не знаешь, что будет, когда ты умрешь? – парировал демон.

– Выбрав одного из нас, ты добьешься успеха в своем деле.

– Почувствуй свободу, – сказал демон.

– Почувствуй смирение, – сказал ангел.

– Не слушай его, – сказал демон.

– Слушай меня, – сказал ангел.

Они смотрели на меня. Я смотрел то на одного, то на другого. Улыбка демона начала притягивать меня, отдалять от прекрасного ангела. Его душа стала моей душой, его сердце стало моим сердцем. Я почувствовал его волю, его бесконечную силу. Прекрасное перестало казаться прекрасным, красивое стало предметом возбужденного желания. Ангел, который был неопределенного пола, стал заводить меня своей красотой. Черты его тела стали напоминать женские. Что же тогда делал со мной дьявол?

Я проснулся. По лбу стекали холодные, словно кристаллики льда, капли свежего пота. Глаза были широко раскрыты. Возбуждение перенеслось из сна в реальность. Нестерпимое желание одолевало меня. Воля, неспособная остановиться вовремя, вовлекала меня в греховное деяние. Физического наказания не последовало бы, ведь все стражники спали. В голове начали крутиться образы всех знакомых девушек, но вдруг мне послышались слова ангела: «Ты должен посвятить Ему свою жизнь. Отдай свою жизнь Господу своему!». Желание ударило с новой силой. Но я, подобно гладиатору, отвергнул этот удар. Лежа на полу и свернувшись в клубочек, я пытался думать о чем-то праведном, о чем-то святом. Свет моих глаз погас. Желание потухло. Я сделал свой выбор.

Поднявшись на ноги и выглянув в окно, за решеткой я увидел сияющий полумесяц. Бог улыбался мне. Звезды игриво подмигивали, а некоторые пристально смотрели на меня. Вот она – моя свобода. Свобода, скрытая в смирении. Радость начала душить мое сердце. Моя грудь наполнилась свежим воздухом с улицы. Такой прекрасный воздух. Красота природы стала наполнять мою бренную душу. Вот она – свобода смирения.

Искомое было найдено. На следующий день император позвал меня к себе. Это было так странно. Я серьезно думаю, что это все деяния Бога. Стражники освободили меня и вели уже не как заключенного, а как важную особу. Когда я подошел к трону, стражник сказал:

– Приклонись перед императором.

Я пал на колени и наклонил голову. Император начал говорить:

– Ты великий человек, раз тебе везло столько дней. Ты, явно, избранник Божий, и Он тебя любит. Готов ли ты служить в монастыре?

– Я думаю, да, – сказал я.

Император серьезно посмотрел на меня. Он пытался разглядеть во мне что-то. Его глаза пронзали меня своими стрелами, проходили насквозь снова и снова. Он сказал:

– Я буду содействовать тебе, а ты будешь молиться Богу за меня в течение десяти лет, согласен?

– Согласен, — ответил я. Разве у меня был вариант не согласиться? Мне хотелось жить.

После этих слов меня отправили в монастырь. В течение десяти лет я проходил там практику: помогал монахам, молился, чтобы император жил в здравии. Свое настоящее имя я скрывал, а использовал другое – Фидус. Так звали моего умершего друга. Фамилию я выбрал себе не его, но и не свою. Почему Фидус? Я сам не знаю. Я молился за его душу ночами, я молил о прощении. Я полюбил его, хоть мы и были лишь соперниками, лишь отдаленными приятелями. Я взял его имя и взял его грехи. Моя жизнь стала простой, приключения меня больше не касались. В двадцать пять меня остригли в монахи. Моя душа была отдана Ему. После, в монастыре, я столкнулся с непочтенными монахами, которые приставали к сестрам и вели себя как грубияны. Я не мог их понять, поскольку мой духовный рост не позволял мне даже притронуться к такой грязи, как женское тело. Грязные слова, грязные поступки – это нечто отрицающее любовь к Богу. В тридцать лет я покинул монастырь навсегда. Долго путешествуя, я нашел эту заброшенную часовню, в которой и живу уже почти сто лет. Огород меня кормит, речка меня омывает, Бог меня защищает. Поэтому я до сих пор жив.

Ошибки я допускал множество раз, но Бог их прощает мне за мою терпимость. Полюби Бога и не будешь нуждаться ни в чем. Хочешь остаться на ночь в моем монастыре? – спросил Фидус.

Парень смотрел на него в течение нескольких мгновений. В его глазах читалось восхищение, в его глазах строился идол, в его душе было так светло, что он уже принял решение, но, воспроизведя в своей дуще последнюю фразу старика, он пришел в себя и согласился с его предложением.

Старик улыбнулся. Его одиночество было наконец-то разрушено. Он мог еще так много рассказать, так много поведать. Фидус проводил парня в свободную комнату. Они разошлись. Парень, недолго думая, разделся и лег спать.

Утром он проснулся от забежавшего в гости солнечного луча. Бедная спальня превратилась в светло-оранжевое чудо, разукрашенное утренним светом. Эпитус поднялся с кровати, оделся и аккуратно заправил ложе. После он пошел искать наставника. Старика нигде не было. Парень начал рыскать по комнатам и звать Фидуса, но того нигде не было. Открывая комнату за комнатой, Эпитус разочаровывался в возможности найти пожилого отшельника. Потеряв голову, он торопясь открывал все двери и рассматривал комнаты.

В одной из комнат он нашел спящего старика. Эпитус тихо подошел к нему. Сердце юнца перестало бешено колотиться. Но признаков жизни Фидус не подавал. Дыхания не было заметно. Он потрогал старика за руку, тот не отреагировал. Эпитус испугался, что старик умер этой ночью. Снова растерявшись, парень начал вспоминать, как же узнать, жив человек или нет. Он вспомнил уроки в своей гимназии, где ему преподали один действенный способ. Рука его устремилась к шее. Пытаясь прощупать пульс, парень не заметил, как ладонь старика схватила его кисть.

– Что ты делаешь? – спросил старик.

– Я? Я! Я… я прощупывал ваш пульс,– ответил Эпитус, ошеломленный таким вопросом.

Фидус попросил юношу выйти из комнаты, пока сам будет одеваться. Эпитус его послушался. Идеа переодевался в течение нескольких минут. После старик медленно покинул свою комнату.

– Я хотел тебе кое-что сказать, – произнес Фидус.

– Хотелось бы вас послушать,– спокойно ответил Эпитус.

– Так вот, – начал отшельник, – я чувствую, что скоро дух покинет это тело, но мне нужно кое-что сделать. Написать книгу о Боге и о служении ему. Кантион Аниман, в свое время, не смог написать полный трактат о служении Господу. Так вот, послушай, ты мне поможешь. Я научу тебя всему, что я знаю, а потом ты напишешь эту книгу, хорошо?

– Конечно, – ответил парень.

Три недели Фидус обучал Эпитуса. По прошествию этого времени старик скончался.

Омега:

А вот еще один кусок

Открылся нам, и видим мы

Что судьбы объединены.

И можем мы найти с тобой

Остатки общие судьбы,

Что ты оставил позади.

Весь этот разнообразный мир

В одних лишь мненьях существует,

А их развитие идет!

Я предсказал последний ход.

Глава III: 750 лет назад

или

Военные походы веры

Предисловие от автора:

Комната. Горит свеча. Мать плачет. Ей пришла записка о том, что умер ее сын. Он умер у меня на руках. Я его друг. Мое имя останется в секрете.

Простите. Мой стиль прост. Я обычный солдат, которому не удалось закончить академию. Моя речь пряма и не переполнена красотой. Может быть то, что я пишу – это не творчество, но доложить вам о герое я обязан.

Начну по порядку. Его звали Беллатор Фортис.

Часть 1: Рождение Героя

Беллатор был с рождения крепышом. Самым первым в семье. Мать его была из дворянского рода. Папа его был одним из близких ко двору императора людей. Их семья была очень богата. Мать Беллатора говорит, что тот был зачат в первую брачную ночь. Ребенок был невероятно красив, как, наверное, все дети. Отец и мать любили его. Отец, известнейший граф, верующий человек и отличнейший воин назвал своего сына так, как хотел бы, чтобы звали его самого: Беллатор, а их фамилия, Фортис, уже давно была на слуху у императора и главного священника.

Беллатор научился ходить раньше всех своих сверстников. Его первым словом была – «победа».

Когда Беллатор научился бегать, его уже никто не мог не поймать. Это был самый неспокойный ребенок на свете. Он везде носился. Опрокидывал все, что только можно. Мешал всем слугам работать, но его все любили.

Когда Беллатору было три, у него появился братик. Он был на удивление спокойным, почти не орал. В сравнении с переполненным энергией Беллатором, новорожденный казался мертвым.

Каждое воскресенье семья проводила в церкви. И в один прекрасный день священник объявил, что им нужны рекруты на Поход Веры. Отец семейства, конечно же, согласился. Это был, если я не ошибаюсь, первый Поход Веры в истории. Армии собирались ради того, чтобы распространять религию за пределы империи. Офицер Фортис был назначен главным в одном из отрядов и отвечал за его формирование. Огромное количество воинов было набрано для этого. Рыцари, графы, крестьяне – все хотели сражаться за своего Бога. Беллатору тогда было семь.

В ночь перед отъездом отец и мать семейства остались одни в комнате. Наутро отец уехал. Позже все узнали, что мать снова беременна. Через девять месяцев, после мучительнейших родов, появилась двойня: два мальчика.

Беллатор рос и, наконец–то, ему исполнилось девять лет. Именно в этом возрасте детишек отдавали на обучение рыцарям. Но не мог ведь сын самого известного графа стать учеником обычного рыцаря. Мать направила его в ученики лучшему другу отца, Филпартусу. Много детей обучалось у великого полководца. Филпартус выиграл немало сражений с помощью своей сообразительности. Помимо этого, он был святейшим человеком. Его вера в Бога проявлялась в его речах, и если бы он не был воином, то, скорее всего, стал бы священником. Отец Беллатора уважал этого человека и считал своим лучшим другом. Но почему же устроила сына именно мать? Все потому что отца не было дома, он ведь находился в Походе Веры.

Беллатор рассказывал мне, что когда он приехал в дом этого господина, то был удивлен размахом этих хором. Поместье было огромно. С одной стороны находилось поле, на котором тренировались дети с деревянными мечами, с другой площадка, где другие дети тренировались в стрельбе из лука. На входе мальчик увидел Филпартуса. Это был седой, но еще полный сил, мужчина и еще больше отца Беллатора. Его шикарные усы, выходящие за пределы очертания лица, вызывали удивление. Густые, короткие волосы Филпартуса вызывали зависть у многих лысых стариков. Глаза серого цвета прожигали ребенка насквозь. Филпартус его беспристрастно оценил, а после, улыбнувшись, проговорил:

– Мальчик, а ты хорош, семейство Фортис не выпускает дешевый товар.

Беллатор промолчал. Мужчина продолжил:

– В твоих глазах энергия отцов, ты мне нравишься. Сегодня ты познакомишься со всеми своими новыми друзьями. Кстати, здравствуй.

– Здравствуйте, – произнес Беллатор.

– Проводите мальчика в его комнату, – приказал Филпартус, уходя.

Слуги немедленно подбежали, схватили вещи нового ученика своего хозяина и, не говоря лишних слов, отвели его в комнату. Комната была огромна, в ней висели красивые картины. На этом одна из истории Беллатора прервалась.

Часть 2: У Филпартуса

Эта часть написана со слов многих людей. Множество учеников, а так же родителей этих учеников подтверждают написанное здесь. Друзья Беллатора, побывавшие в доме Филпартуса, рассказали мне множество историй, которые наш главный герой скрывал.

Прошел год. За этот год Беллетору пришлось стать оруженосцем. К своему дню рождения мальчик обрел физическую форму. Он старался оправдать ожидания отца и матери. Однако не трудно было заметить, что из общего числа детей каждый месяц пропадает по одному ребенку. Пропадали, в основном, мальчики одиннадцати-двенадцати лет. И это были, чаще всего, самые бездарные ребята из бедных семей.

В свой десятый день рождения Беллатора позвали к учителю, которого он не видел со дня своего приезда. Филпартус сидел в своей комнате. Беллатор зашел внутрь. Учитель начал:

– Здравствуй.

– Здравствуйте, – ответил мальчик.

– Ты хорошо поработал и стал еще взрослее. Твои успехи поражают меня, с этого момента мы с тобой станем лучшими друзьями, – сказал Филпартус.

Мальчик был счастлив, ведь знал, что это новый шаг в его жизни, но он и не подозревал, что его ожидает. Весь месяц Филпартус бегал за мальчиком, чуть ли не носил его на руках, учил стрелять из лука, драться мечом. При этом он часто прикасался к юному ученику. Множество комплиментов красоте мальчика было отпущено Филпартусом. Беллатора стало это напрягать. Он начал избегать учителя, прятаться от него, что не всегда получалось. Чем дольше они жили в одном поместье, тем больше учитель проявлял нежности к своему ученику.

В один прекрасный вечер Беллатор отправился ночевать не в свою комнату. Он решил пообщаться со своим приятелем, сверстником. Его звали Солвейт. Друг впустил его в свой обитель. Они долго разговаривали и не заметили, как наступила ночь. Беллатор решил вернуться в свою комнату. Покинув друга, он пошел к себе, но увидел, как два солдата стучатся в его дверь. Мальчик спрятался за углом и тихо наблюдал. Темнота коридора прятала его присутствие. Свет свеч показывал ему слуг Филпартуса. Воины начали стучать слишком громко. Сквозь бранные слова, слышались удары плеча о дверь. Раз. Два. Три. Четыре. На пятый удар дверь не выдержала. Воины вошли в комнату, но, никого не найдя, быстро покинули ее.

– Где этот мелкий? – сказал один солдат.

– Наверное, он пошел куда-то, – сказал другой.

– Ты гений, черт возьми, я бы сам никогда не догадался, – съязвил его друг.

– Ты знаешь, как он выглядит?

– Даже не догадываюсь, но думаю, что если мы пройдемся по поместью, то найдем его, – полушепотом произнес первый солдат.

Оба солдата пошли по коридору в сторону Беллатора. Тому пришлось бежать. Он вернулся в комнату к Солвейту. Рассказав ему, что случилось, Беллатор попросил друга дать ему спрятаться в его комнате. Мальчик согласился. Фортис спрятался в шкафу. Оба приятеля услышали тихий шепот солдат, проходящих мимо комнаты. Благо, они не заглянули в гости к детям.

Беллатор заснул в своем убежище. Солвейт тоже лег спать. На следующее утро они встали практически в одно время. Фортис не хотел идти на занятия. Он решил, что сбежит из этого места, где на него зачем-то охотятся. Поговорив с другом, Беллатор острожно вышел из комнаты. Пролетая по коридорам, он добрался до того угла, где прятался прошлой ночью. На входе в его комнату стоял стражник. После этого он решил выбраться наружу без своих вещей. Мальчик снова вернулся к своему другу. Беллатор попросил его отдать балахон, в котором его никто не узнает. Надев его, мальчик спокойно направился к выходу. Он попытался пройти через главные ворота, но два солдата остановили его и сняли с головы капюшон. Им пришлось отвести Беллатора к Филпартусу.

Злой учитель сидел на своем кресле, скрестив руки. Он был в ярости. Слова его казались резки и грубы:

– Как ты посмел сбежать? Как ты посмел не спать в своей комнате? Ты нарушил все правила этого дома и теперь тебя ждет наказание. Ребята, отведите его в особую комнату, – сказал учитель.

Солдаты схватили мальчишку и повели в специальную комнату. Беллатор сопротивлялся. Мужчины отнесли его туда, куда им было приказано. Сзади послышался голос Филпартуса:

– Раздеть мальчишку и привязать к главному столу.

В центре комнаты стоял огромный металлический стол. К его углам были прикреплены цепи, на концах которых находились кандалы, скованные явно для детских рук. Ребенку разорвали всю одежду вплоть до нижнего белья и кинули на стол. Фортис орал, как только мог. Он начал пинаться и бить руками обидчиков. Солдаты схватали его за руки и приковали их кандалами. Беллатор сопротивлялся. После, солдаты приковали к кандалам и его ноги, однако один из них получил пяткой в нос. За это он ударил мальчика кулаком по животу и приковал последнюю ногу. Беллатору затолкнули в рот кляп. Ключ от оков мужчины положили на столик рядом со стоящей в темноте клеткой.

В комнату зашел Филпартус.

– Уйдите, – громко произнес он.

Солдаты вышли из комнаты, учитель смотрел на ученика похотливым взглядом. Дверь осталась открытой, но Филпартус этого не заметил. Раздеваясь, он начал говорить:

– Вот как ты нехорошо поступил. Я так вчера хотел увидеться с тобой. Из-за тебя мое настроение испортилось. Вот же как бывает. А я думал, что мы лучшие друзья. Посмотри направо, там находятся мальчики, которые себя плохо вели.

В окровавленной клетке спали два тигра. На полу валялись глаза. Тиграм было рано вставать – они знали, что им еще долго до ужина. Мальчик задергался, как сумасшедший. Он не хотел умирать, по крайней мере, вот так. Филпартус продолжил:

– Тебе должно это понравиться. Я буду очень нежен. Сначала мы с тобой поиграем в одну забавную игру, которая понравится и тебе, если ты, конечно, не будешь сопротивляться. А потом, чтобы ты никому не сказал об этой прекрасной забаве, ты поиграешь в другую игру с моими полосатыми друзьями.

Внезапно Филпартус упал на землю, издав крик, который разбудил зверей. Из его спины торчал кинжал, который ранее висел на стене. За его спиной стоял Солвейт. Тигры проснулись и начали, рыча, ходить по клетке. Друг испугался. Беллатор начал мычать, поворачивая голову на хищников. Он намекал, что его следует освободить. Тигры начали биться о клетку. Друг боялся. Но медленно он начал подходить к Беллатору. Фортис с надеждой смотрел на него. Друг медленно подошел к столику, где лежал ключ, клетка тряслась и уже торопилась слететь с петель. Он схватил ключ и быстро начал отстегивать Беллатора, который вскоре стал свободен. Сняв с себя кляп, он поблагодарил своего спасителя, одеваясь. Парни выбежали из комнаты как раз в тот момент, когда тигры снесли с петель клетку. Дети закрыли дверь в комнату и побежали прочь отсюда.

На этот раз они решили покинуть замок через высокую стену, ограждающую поместье. Теперь их слух терзали постоянно кричащие люди и рев тигров, которые убивали всех, кто был в том здании. Зайдя в домик стражи, а ее в этот момент не было на посту, дети начали обыск. Отыскав веревку, они покинули здание и увидели, как тигр набрасывается на одного из солдат, пока остальные, как испуганные муравьи, разбегались прочь. Фортис положил в карман пару камней, которые валялись на земле. Мальчики побежали к северной стене. Беллатор сделал из веревки аркан, и попытался закинуть его на стену, но у него никак не получалось. С пятой попытки веревка уцепилась за флагшток. Первым наверх полез Солвейт. Когда тот был на середине пути, Беллатор начал свое восхождение. Мальчики поднялись наверх, где увидели стражника. Мужчина достал меч.

– Отдайте мне веревку, иначе, я убью вас, – сказал он.

– Давайте спустимся вместе? И все останемся живы? – сказал Солвейт.

– У меня нет времени, чтобы возиться с малолетними свиньями. – Подняв меч, стражник помчался на детей, готовый убить их. Беллатор опрокинул бочку, стоящую рядом с флагштоком и покатил ее на бегущего солдата. Мужчина остановил ее ногой, и разрубил бочку своим мечом.

– Глупые дети пытаются перехитрить умного воина? – с ехидной улыбкой произнес солдат.

И тут камень попал ему в голову. Мужчина был без шлема. Он сорвался вниз со стены и упал на землю. Тигр подбежал и начал раздирать бедного воина, который был без сознания. Дети решили, что им нужно быстрее уходить отсюда.

Спустившись в лес, они побежали в сторону Риады, в особняк Фортисов.

Как только Беллатор оказался дома, он понял, что что-то случилось. Все были в черном. Он побежал искать маму. Солвейт остался стоять на входе.

Герой нашел маму. Она плакала. Он спросил ее: «что случилось?». Она ответила, что отец умер в Походе Веры, его убили еретики. С того момента Фортис возненавидел еретиков.

Часть 3: Как живется без отца

Фортисам через год после смерти отца пришлось продать особняк. Они переехали в более скромное и дешевое жилище. Крестьян у них стало в десять раз меньше, чем было. Дед переехал к ним. Бабушка умерла еще до рождения Беллатора.

С десяти лет старший сын в семье практиковался в боевом мастерстве. Стать офицером ему не удалось, ведь он не прошел обучение у рыцаря. Теперь мальчик был вынужден работать, чтобы родня не голодала. Когда умирает кормилец, прошлые надежды тают перед глазами, и вырастает огромный монстр, которого зовут голод. Голод не ест людей, подобно тиграм, но он монстр–паразит, он ест людей изнутри.

Беллатор Фортис трудился на многих работах. Он был помощником кузнеца. Долго ковал он железо, но однажды ему надоело. Пришлось искать другое дело. Беллатор попробовал себя в виде торговца. Но и тут он не нашел своего смысла жизни. По вечерам он продолжал тренироваться. В свои четырнадцать он был похож на восемнадцатилетнего. Он стал отличным воином. После долгих поисков своего ремесла, он стал стражником.

После смерти отца Фортис стал верующим в такой степени, что сложно представить человека, который больше верил бы в Бога, чем он. Бог стал для него символом жизни, символом отца. Благодаря помощи Божьей он мог кормить семью. Каждую неделю, по семейной традиции, они ходили в церковь.

Мать Беллатора плакала каждую ночь. К ней часто заявлялись разномастные кавалеры. Хоть она и не отвечала им взаимностью, Беллатора их присутствие очень сильно нервировало, он был готов разорвать на части этих подхалимов.

Семейство Фортис позабыло о своем величии.

Беллатору, как он рассказывал, было четырнадцать лет. Он охранял ворота на восточном рынке Риады. И вдруг прошла она – прекрасный ангел, облаченный в фиолетовое платье. Радужки ее глаз были черными, подобно зрачкам хищников. Темные каштановые волосы сплетались в неописуемую прическу, которую ранее Беллатору видеть не приходилось. Ей было лет восемнадцать, но она привлекла внимание четырнадцатилетнего мальчика. Он пошел за ней, думая, что это его судьба. Она повернулась, он остановился. Ее тихий и приятный голос шелковистой паутиной оплел сознание юноши (так говорил мне сам Беллатор):

– Зачем вы следуете за мной?

– Я? Я? Я? – несколько раз повторил мальчик, пытаясь найти разумный ответ, которого не существовало.

– Все понятно, вы хотите меня ограбить? – произнес нежный голос.

– Нет, что вы, – ответил Беллатор.

Девушка отвернулась и пошла своей дорогой. Фортис стоял и смотрел ей в след.

Через месяц он снова увидел ее. Она была в красном платье, того же фасона, что и прошлое. В этот раз он решил незаметно проследить за ней. Они дошли до дома девушки. Это был огромный особняк, еще более огромный, чем замок Филпартуса. Явно, что девушка была либо дочерью, либо женой одного из богатейших баронов города, если не одной из родственниц императора.

Прошел месяц. Беллатор решил поговорить с ней. Она была здесь снова, в один и тот же день, каждый месяц.

Фортис выбежал на дорогу со словами:

– Стойте, уважаемая, нам нужно поговорить.

Девушка остановилась. Она смотрела на Беллатора, как на глупого, наивного мальчика, кем он и являлся. Беллатор заметил презрение во взгляде девушки, но, собравшись с силами, он сказал:

– Я считаю вас идеальной женщиной, – помолчав минуту, и, наверное, обомлев от того, что он только что сказал, Беллатор продолжил:

– То есть я хотел бы с вами познакомиться.

Девушка, молча, прошла мимо. После этого она продолжала бывать на той площади. Больше они никогда не разговаривали.

Часть 4: Поход Веры

В воскресенье, утром, семейство Фортисов отправилось в церковь, где им объявили о планах императора. Священник сказал:

– Удел сподвижников Божьих – война за распространение законов верховных и истинно правдивых. Только тот, кто сражается за правое дело, достоин хвалы и одобрения верховных сил. Война грядет, за право называться сынами Господа нашего. И только мы должны победить, ибо за спинами нашими Господин наш великий, который не приемлет лжи еретиков. Подлые лжеучителя собирают целые города на свои собрания, они управляют людьми за границей и даже уже начинают владеть нашими. Лжеучение опоясало нашу великую империю! Так воскресните же, души праведные, покажите им, что значит меч, направляемый рукой Божьей! Рукой всемогущей, способной одним мечом сразить армии врагов. Отправляйтесь в бой, друзья мои, оставляйте свои семьи, ибо без боя не будет ни им, ни вам благословления истинного и верного. Поклонитесь Богу и идите карать во имя его, наказывать неверных, отрицающих истинную веру и принимающих ничтожество других богов, закрывая глаза на величие единственного из существующих. Записаться в армию Господню можно здесь и сейчас, все кто готов вести боевые действия, все вы должны ответить за свои верования. Отправляйтесь в Поход Веры, ибо простит Бог вам все грехи ваши, и забудете вы о своей нечистоплотности перед Святым Духом.

Первым подошедшим к священнику после речи, был Беллатор.

Мать его плакала несколько ночей. Перед отъездом она поцеловала сына и пожелала ему удачи. Беллатор снарядил лошадь, подобрал экипировку и поехал на место сбора армии. У него за спиной был арбалет, на поясе меч, в сапоге кинжал. Доспехи на нем были легкие. Именно во время этого похода я его и встретил. Мы ехали на лошадях рядом друг с другом. Он первым заговорил со мной:

– Здравствуй, я Беллатор из рода Фортисов.

Так мы и познакомились. Он рассказывал мне истории из своей жизни, пока мы ехали долгие два месяца до нашей первой цели.

Было несколько похожих друг на друга, но знаменательных дней. После многочасового привала мы медленно двигались в сторону города Айсерис. В этом городе было множество еретиков. Однако мы не учли, что племена кочевников частенько пересекали низменность, по которой мы добирались к нашей цели. Армия, численно превосходящая нашу, появилась справа от нас, на горизонте. Они приближались. Их ряды были разрозненны, будто каждый воевал за самого себя, но их было много.

Лошади их были настолько худыми, что на расстоянии казались совсем миниатюрными. Копий и луков у них не было, зато у каждого была легкая шашка. Доспехов они не носили. Множество людей с темной кожей и узкими глазами, заросшие бородами, летели на нас с невероятной скоростью.

Мы встретили их летящими стрелами и копьями. Когда они приблизились, ряды пехоты сомкнулись, и пехотинцы начали нанизывать на нападающих копья. Наша конница отступила и из тыловой позиции отбивала остатки прорвавшихся через центр врагов. Кочевники бежали. Так они нападали на нас несколько дней, но все безуспешно.

Прибыв в Айсерис, мы начали бездумно убивать всех местных жителей. Беллатор стоял в стороне и убивал только сопротивляющихся и воинственно настроенных людей. Война началась. Много смертей она принесла.

Пополнив запасы в Айсерисе, наша армия отправилась за пределы страны. Армия пополнялась, пока мы двигались внутри Империи, но стоило нам только выйти за границы нашего государства, на нас напала армия соседнего. Мы попали под град стрел, благо, верные щиты нас не подвели. Не знаю, как Беллатор выжил под этим градом, но он всегда мчался впереди всех. Сражаясь, я наблюдал за ним. Его конь молниеносно проносился среди разрозненных полчищ врага, проникал во все открытые щели и оказывался в тылу. Беллатор возвращался к нам на своем молодом и, видимо, самом быстром и сильном жеребце.

Белатор был удивительным воином. Он так умело прорывался сквозь врагов, убивая главнокомандующих, что ему не было равных во всем нашем войске. Это заметили сразу. Он стал самым славным солдатом нашей армии. Мы ездили и завоевывали города: он убивал командующих, а мы довершали начатое. Он рубил головы, а мы добивали тело. Победа за победой. Беллатор выручал нас.

Прошло два года. Юноше исполнилось семнадцать лет. Он возмужал. Силы его приумножились. Новая битва ожидала его. Он оправился в бой, как обычно. Но в этот раз его захватили в плен и удерживали в захваченном врагами городе. Подробностей я не знаю, но нам пришлось его освобождать. Помимо него было схвачено около ста человек.

Он рассказывал, что его пытали. И правда, когда мы его освободили, то нашли на теле Беллатора ожоги и глубокие раны. Он говорил, что у него пытались узнать секреты построения нашего войска. Благо мы смогли отвоевать город и отправились домой.

По пути были захвачены некоторые города. Беллатор сражался еще более яростно.

Пересекая границу нашей страны, мы встретились с объединенной армией сопротивления, которая догоняла нас. Было очень странно, что остатки всех сил поверженных врагов объединились, чтобы отомстить. Мы приготовились отражать атаку, как вдруг заметили, что кочевники мчатся на нас с другой стороны. Мы оказались между молотом и наковальней. Кольцо смыкалось. Побег становился невозможным. Тучи врагов окружили наше солнечное войско. Беллатор поскакал на армию сопротивления, лавируя между стрелами и ударами копий. Он пробирался в самую глубь. Все войска врага обернулись назад и отправились спасать своего предводителя.

Беллатор подарил нам шанс. Наше войско повернуло в сторону кочевников. Армада сопротивления не могла догнать молниеносного воина. И вот он прорвался в тыл. Свободной рукой он поднял уже заряженный арбалет. Болт попал прямо в копыто лошади, на которой сидел всадник, возглавляющий ближайший к Беллатору конный полк. Тяжелая лошадь, увешанная металлическими доспехами, упала, и за ней пали еще десятки лошадей. Только нескольким удалось перепрыгнуть через препятствие.

Беллатор развернул своего коня и принял бой на саблях. Весь десяток врагов через минуту лежал. Остальные перебрались через лежащих лошадей несколько позже, а Беллатор, тем временем, успел перезарядить арбалет. Болт, выпущенный из него, пронзил сердце одного из солдат.

Копья стали поливать территорию, где находился наш герой. Это был приказ главнокомандующего. Все приказы этой армии отдавались с помощью музыкальных инструментов в частности духовых и ударных. Беллатор помчался в сторону от области, куда приземлялись копья, он достал кинжал. Подъехав к холму, где находился командующий и его стража, он слез с коня. Говорят, что он убил десяток элитных воинов, другие говорят, что от его рук пали два десятка. В итоге он схлестнулся в битве с самим командиром и поразил его летящим клинком. Сам же он в этой битве был ранен. После чего, его добил солдат конницы.

Невзирая на свою гибель, он оставил нам шанс, которым мы и воспользовались. Его храбрость запомнится в веках. И я пишу эту книгу не герою и не солдату, а другу. Твоя история должна жить вечно.

Альфа:

Вот видишь, бесцельно погибший герой.

Ни смысла не видно. И нет оправданий.

И нет в нем регалий и нет в нем желаний.

Обычный вояка, объятый трудом.

Омега:

Не ври.

Я не глуп.

Не дурак.

Не совсем.

Ты думал, что этот герой не весом.

Но спорить готов,

Что закроет он всех

Влияньем своим на тебя, дорогой.

Альфа:

Не думай, мой друг, вдруг меня сломить.

Богов невозможно остановить.

Единственный миром своим управляю.

Единственный, что там случится, я знаю.

Ты не расскажешь судьбу моих снов.

Ты проиграешь…

Омега:

Множество слов.

Хватит твердить, что ты что-то там стоишь.

Больше чем слов, тем меньше основы.

Я лишь пытаюсь тебя убедить

В своей правоте. Того это стоит.

Вспомни политика…

Глава IV: 600 лет назад

или

Великий политик

06.12.345

День моего рождения. Родился я в семействе Виров. Отец был обычным ремесленником. Мать умерла несколько после моего рождения. Говорят, что меня чудом спасли. Так же говорят, что родился я слабым и маленьким – намного меньше обычных детей. И очень громко кричал.

07.12.345

Этот день я пролежал в роддоме. Говорят, что я был самым громким младенцем.

08.12.345

Мне выбрали имя. Магнус Вир.

13.12.345

Мы отправились домой. Наконец-то.

31.12.345

Новый год. Он мне не запомнился.

01.01.346

Отец и его друзья валялись на полу. Я кричал. Думал, наверное, что они спят и не обращают на меня внимания. А это, тогда, было для меня самое страшное наказание.

Когда отец проснулся, как он говорит, сразу же меня покормил, хотя, насколько я его знаю, мне кажется, что почти весь следующий день он провел в туалете, как после каждого нового года.

01.01.347

С отцом та же история.

06.12.347

Мой второй день рождения. К этому времени я уже умел говорить. Но плохо. Мое первое слово оказалось не совсем небранным. Но мое первое культурное слово «замолкни», вполне уместно излагало мои мысли и веселило отца, а особенно его друзей, когда они проводили время у нас дома.

01.01.348

Отец оригинал. Опять валяется на полу, но в этот раз я кинул в него свою игрушку, он встал и отругал меня, после снова лег на пол и заснул. Я негодовал.

01.02.348

Этот старый опоссум отправил меня в ясли. Ненавижу это место.

06.12.348

Мне три года. Говорю я уже куда больше. Отец подарил мне игрушки. Он такой глупый в свои… много-много лет. Он опять напился. День рождения детей – это же не детский праздник, а больше родительский, но дети узнают об этом позже.

01.01.349

Отец трезв! Нет, он не собрался с силой воли, скорее его собрало. На него упал шкаф, где он хранил свои инструменты. Теперь у него переломаны кости. Со мной сидит его друг. Он помогает папе и кормит меня. Нормальный дядя, вот только почему-то я его тогда не любил. Постоянно кусал.

Врачи запретили отцу пить алкогольные напитки, пока хотя бы половина костей не срастется. Его друг тоже не пил. Это был мой самый счастливый новый год.

01.02.349

Детский сад – здравствуй.

06.12.349

Угадайте, господа, кому четыре? На день рождения были приглашены несколько моих знакомых. Мы танцевали, ели торт, и бесились, бесились, бесились. Никто не подарил мне ничего нужного. Хотя, что мне вообще было нужно, я и не знал.

01.01.350

Полвека прошло. Отец устроил знатный праздник дома. Его друзья подрались. К утру все лежали, как будто подралось не два человека, а все это пьяное стадо во главе с моим отцом.

Зато, как забавно проходить по комнате и пинать пьяных, беспомощных стариков.

01.02.350

Детский сад… Первый день – сразу драка. Забавно. Бой был удачным. Я умудрился забрать себе пару трофеев.

02.02.350

Поверженный вчера позвал друзей. Трофеи пришлось отдать. Домой я пришел весь в синяках. Дети – жестокие существа.

03.02.350

Оно устроилось на работу: кошмар моих кошмаров; адский демон, пожирающий души младенцев; кровавый монстр, разрывающий детские тела на мелкие кусочки; Сатана, перевоплотившийся в женское тело. Эйлона Хартворд. Воспитательница. Эта беспощадная ведьма заставляла нас спать днем, заправлять кровати и даже чистить зубы после обеда! Это было невозможно стерпеть! Даже мой отец был более гуманен.

01.03.350

Эйлона ходила за нами по пятам. Мы бежали по детсадовскому двору. Она, демоническим голосом, кричала, что нам пора в здание – спать. Ее зубы были обнажены, как клинки разбойников, ее черная коса, подобно хвосту разъяренной пумы, танцевала румбу на могилах наших мечтаний. Она догнала одного, второго и вот уже догоняла меня. Из ее рта шел пар, явно, она пыталась сдерживать огненное, драконье дыхание, чтобы не убить меня сразу, а еще помучить перед гибелью. Ее когтистая рука вцепилась за мою куртку. Я думал, что она пробьет мою кожу и выпьет из меня всю кровь. В этот раз мне повезло. Троих пойманных она отвела спать. Через десять минут она привела еще троих. Никто не мог бегать от нее слишком долго. Ее ноги – ноги коня, ее скорость – скорость лошади; у нас, маленьких детей, не получалось тягаться с этой демоницей в обличии воспитателя.

15.03.350

Я не заправил кровать и сумел уйти домой. Ха-ха-ха-ха-ха, я обхитрил демона!

16.03.350

Меня заставили заправлять все кровати.

01.04.350

Прошел еще месяц. Демона было не победить. Ее руки ловили нас и отводили в спальню. Мы заправляли кровати, подобно рабам. Мы стали рабами этого беспощадного мира! Мы трудились, но пытались бороться за свою свободу.

10.04.350

Я и двое моих друзей встали перед Эйлоной и приняли боевые позиции. Я сказал, что мы больше не будем терпеть подобную тиранию. Она захихикала. Я побежал на нее, выставив кулак вперед, она отошла, я ударился об стену и упал. Друзья убежали с криком новорожденных младенцев. У меня замечательные друзья. Эйлона отвела меня к директору детского сада. После этого меня ждал серьезный разговор. Директор ругал меня. Я всегда догадывался, что он давно подчинился злым силам.

11.04.350

Я продолжал борьбу с узурпацией. Кнопка на стуле – лучшее средство, убивающее демонов. Говорят, что металл, пронзая то, на чем сидят демоны, поражает их прямо в сердце, и только металл может избавить людей от демонов. Она, как знала. Увидев кнопку, начались расспросы, кто же это сделал. Я понял, что она не обычный демон. Она принадлежала к высшему сословию архидемонов, которые умели читать мысли людей. Она меня вычислила.

Директор опять показал свою верность силам тьмы. Как же я в нем разочаровался. Все время пока он говорил, я представлял, как сам дьявол забирает его душу и хлещет ее своим хвостом.

12.04.350

Пока все спали, а Эйлона заговаривала других воспитательниц. Я встал с кровати, надел на себя всю свою одежду, открыл балкон. Далее, когда я спускался по пожарной лестнице, дьяволица услышала, как дверь, ведущая на свободу, ударилась о стену. Она погналась за мной. Я бежал со всех ног. Она меня почти догнала: ее демоническая рука потянулась ко мне, но в этот раз я увильнул в сторону, и огромная демоница пробежала вперед. Я прокричал, что она, злая ведьма, не сможет меня остановить, ведь я научился бороться против злых сил. Женщина посмотрела на меня, как на идиота, но в ее взгляде было видно, что вызов был принят. Она летела на меня со скоростью стрелы. Я не ожидал, что это существо может так быстро передвигаться. Здесь следует упомянуть, что Эйлона была довольно молодой, не полной, и даже не нормальной: она выглядела очень худой и спортивно сложенной. За мгновение молния настигла меня, и ее руки вонзились в мои детские плечи. Я чувствовал, будто чудовище сейчас меня разорвет на части. Я боялся, я предчувствовал, что мне настанет конец.

Опять директор. Его маленький умишка за все эти дни не придумал ничего нового. Скучно. Однако я немного подрос за это время и уже рисовал в голове картины той взятки, которая дала ему демоница. Это явно были несколько тысяч золотых монет.

13.04.350

Эйлона подошла ко мне. Она сказала, чтобы я шел за ней. Женщина провела меня в свое адское убежище. Там стояли кубки. Демонца начала рассказывать историю своей жизни, усадив меня на мягкое кресло.

Она рассказала, что в детстве постоянно бегала, бегала с ребятами, от них, за ними, они играли в догонялки. Демоница была без ума от бега. Потом все эти ребята были отобраны из гимназии тренером для участия в Риадианских Спортивных Играх. Дьяволица, которая тогда была девушкой, пробежала быстрее всех мальчиков. Женщины не могли участвовать в спортивных играх. Но старый тренер дал ей шанс. Он сказал, что вся их команда будет носить очень закрытые костюмы, и даже самая пышногрудая дама в них будет напоминать мужчину. Она тренировалась к играм вместе с командой юношей, однако, они все уступали ей в скорости. Демоница рассказывала о множестве выигранных соревнований. Все думали, что она юноша, все восхищались ей в те годы, она была легендой, император жал ей руку. Никто и не мог подумать, что она женщина. Она – великий чемпион. И вот, однажды, девушка, возвращаясь с тренировки домой, заметила, что внутри её жилища находятся бандиты. Дьяволица взяла метлу, стоящую у порога ее дома, и, входя, сломала ее о голову ближайшего к ней бандита. Остальные повернулись. Их было трое. В общем, все закончилось тем, что ей сломали ноги и подожгли дом. Со временем ее ноги восстановились, но врачи сказали, что больше бегать в полную силу нельзя. Ей пришлось найти работу и вот она в детском саду. Здесь же находится ее дом. Она меня поблагодарила. Сказала, что давно не испытывала такого удовольствия. Образ демоницы разрушился. Снова скука смертная.

14.04.350

Пришел в садик и выполнял все приказы Эйлоны.

15.04.350

Все, мое терпение лопнуло. Снова буду буйным.

06.12.350

Уже пять. Как быстро летит время. Последний год в садике. Слава Богу. Папа подарил мне книгу «Военное дело» автора Джима Фортиса.

01.01.351

Вчера папу привязали за ногу и опускали в колодец. Он сам это предложил. Даже мне это показалось глупым. Пинать стариков все так же весело. Напился сока и делал вид, что тоже пьян.

02.01.351

Гуляли с другом и обсуждали: будем ли мы такими же глупыми, как наши родители, когда вырастем? Пообещали друг другу, что никогда.

01.02.351

Последний год в садике. Первым делом я начал колошматить малолеток, за то, что они заняли мою песочницу. Вот негодяи.

Эйлона поймала меня за ухо и отвела к директору. Мы снова враги.

Господи, этот лысый старик, похоже, деградировал за лето. Его речь все больше стала походить на набор слов, с преобладанием таких выражений, как «ты плохой мальчик», «не хорошо бить младших», «ты дурачок совсем?».

02.02.351

Отец не отвел меня в садик. Сказал, что меня выгнали. Как я сумел это вчера прослушать? Наверное, зря я научился не слушать директора.

03.02.351

Я оставался дома один. Делать нечего. Читал подаренную отцом книгу. В ней много интересного.

08.03.351

Книга закончилась. Настало время страдать ерундой.

10.03.351

Отлично. Снова читаю книгу. На этот раз рисую на бумаге картины боев, играющих в моей голове.

10.08.351

Огромное количество листов изрисовано мной. Их можно измерять сотнями. Это интересное занятие.

06.12.351

Шесть лет. Отец подарил мне этот дневник. Весь день я заполнял его страницы, спрашивая отца о своем прошлом. Спрашивал я так же своих друзей.

09.12.351

Наконец-то я закончил и могу приступить к описанию следующих дней. Сегодня отец ушел на работу. Я продолжил расписывать листки бумаги своими хитрыми планами.

10.12.351

Что-то надоел мне этот дневник. Буду писать сюда только важные моменты.

01.01.352

Вы когда-нибудь думали, что ваш отец абсолютный идиот? На этот новый год он меня поразил. Честно. Он привязал к своей лошади колесо от телеги, сел на него и сказал другу гнать со всей скорости. Отец, в итоге, упал в реку. Его долго вылавливали.

12.02.352

Сегодня я прибыл на городскую площадь. Шел за покупками. Какой-то негодяй украл у меня кошелек. Что сказать отцу? Не знаю.

Пришел домой. Получил по шее.

01.09.352

Я пошел в гимназию. Линейка показалась мне ужасной, так же как и толстые учителя. Отец закатил праздник и опять напился. У него, явно, талант.

02.09.352

Сегодня мы знакомились с классным руководителем. Высоколобый толстяк изящно щеголял перед нами своими знаниями. Он учил нас писать буквы уже на первом уроке, хотя я уже умел это делать.

03.09.352

У меня появились друзья.

06.12.352

Очередной день рождения, но уже в гимназии. Никаких подарков. Пару поздравлений и все. Мне семь.

Отец подарил мне меч. Зачем мне его дешевый меч в семь лет?

27.12.352

Последний день в гимназии перед каникулами. Отдых.

01.01.353

Что-то изменилось? Да ничего. Папа веселился всю ночь.

За этот год в стране образовалось несколько протестантских лагерей. Они ведут беспощадную войну с императором и всей императорской армией. Даже я был наслышан о боевых действиях, которые происходили в городе. Это будило мою фантазию, и я стал проигрывать их в голове, а после рисовать планы на бумаге.

02.01.353

Каникулы продолжаются. Гулять в городе запретили, поскольку ведутся боевые действия.

Новое вдохновение посетило меня. Я переигрывал битвы на бумаге снова и снова. Комбинации усложнялись с каждым ходом.

03.01.353

Все начало принимать другой оборот. Война разрасталась, граждане умирали. Отец не выходил на работу. Он занимался моим обучением дома. Все дается мне легко. С каждым днем убеждаюсь, что мой потенциал безграничен.

01.01.357

Я нашел свой дневник, который был утерян на четыре года. Сейчас мне одиннадцать. Лень заполнять то, что произошло. За эти годы я отделился от общего стада людей. Они глупы. Я с ними не разговариваю, не общаюсь.

Да, я спустился в гимназии до троек, но это только потому, что я стараюсь ничего не учить и не читать, потому что это засоряет мою голову ненужным мусором.

21.02.357

Парни собрались вместе и поколотили меня. Это начинает считаться нормальным.

22.02.357

Старшеклассники издеваются надо мной. Гимназия угнетает меня все больше.

21.07.359

Опять я на него наткнулся. Куда же этот дневник постоянно девается? Гражданская война закончилась, теперь можно гулять по улицам. Император выиграл. Империя! Слава тебе!

22.07.359

Мне уже тринадцать, кстати. Теперь я стараюсь избегать драк.

Учеба мне не нравится, но учиться приходится. Отец на меня надеется. Тройки его расстраивают. Но что делать, если я не вижу смысла в изучении того, что дают нам на уроках?

23.07.359

Устал от всего.

24.07.359

…

06.12.362

Мне исполнилось семнадцать. Окончил гимназию экстерном. Настало время поступать. Но куда? Не знаю.

01.02.363

Поступил в Академию Военных Дел (АВД).

02.10.363

Учусь с отличием. Знакомлюсь с людьми. Мы организовали кружок в Академии. Там ведется обсуждение политических вопросов.

08.02.364

Пришли к выводу, что политическая ситуация в стране удручает. Мой друг собрал остатки революционеров, с которыми договорился о помощи в планировании нападения на императора.

09.04.364

Наш кружок присоединился к ополчению. Главы этой «организации» заметили мои таланты и назначили меня главным планировщиком. Я продумывал все действия армии сопротивления. Генералы очень довольны моими оригинальными ходами.

08.05.364

Армия увеличивалась с каждым днем.

07.06.364

Первым делом мне пришлось разрабатывать план сражения за повозки с налогами. По нескольким путям в замок доставляли достаточную сумму денег. Мы перекрыли все эти пути.

08.07.364

Следующим сражением была битва за оружейное хранилище, которое, кстати, охранялось достаточно хорошо.

25.12.367

Война закончилась нашей победой. Давно я здесь не писал.

Высокий плечистый мужчина стоит в комнате, в центе которой находится карта мира, нарисованная на большом столе. Вокруг него фотографии всех императоров прошлого. Бородка и усы скрывают его рот. Это же Магнус Вир, собственной персоной. Он читает дневник, который писал в далеком прошлом. Внезапно он сжимает его в своих могучих руках и кидает в камин. Дневник загорается, пламя нежно обнимает его. Мужчина смотрит на это с ухмылкой. Ужасающая картина, хочу вам сказать.

Вошла армада стражников. Они привели десять здоровых мужчин. Повелитель сел на трон, который ранее занимал император. Одноименные пальцы обеих рук соприкоснулись перед его лицом, взгляд стал жестким, как железная руда, челюсть сомкнулась в безудержном порыве ненависти, который Вир хотел удержать. Он начал говорить тихим и жестоким голосом:

– Вы меня, как я предполагаю, помните. Я Магнус Вир, тот, кто учился на класс младше вас в гимназии. Почему же вы молчите, господа графы и бароны? В гимназии вас было не заткнуть. Вот ты, Диаол, ты… ты постоянно смотрел, как твои друзья издевались над детьми. Ты не пытался их остановить, но и не делал ничего плохого. Выколоть ему глаза, чтобы он больше ничего не мог больше видеть, они ему не нужны.

Диаола вывели. Он кричал и безудержно вырывался. Его друзья отвернули головы. Их лица наполняла скорбь.

– Почему же вы молчите, глупые дети? Никто не вступится за своего друга? Даже ты, Клиан, человек, чьи руки были распущенны до и после драки, даже ты! Но ладно, Клиан, к тебе я буду добр. Четвертовать его.

Клиан, молча, вышел из комнаты в сопровождении стражи. Магнус продолжил:

– Арм, а ты, ты как поживаешь? Хорошо? Отлично, правда? Ты ведь тот самый, кто заливал во рты ученикам всякую гадость, от которой потом тянуло в туалет? Залить ему в рот расплавленного железа! Медленно, чтобы он почувствовал каждую каплю.

Арм кричал, подобно визгливой девочке, но он был слаб, чтобы сопротивляться.

– Братья, Орн и Тор, близнецы здоровяки, которые и держали малышей во время издевательств Арма. Вам я даю шанс выжить. Теперь вы участники гладиаторских боев, увести их.

Братьев увели.

– Остальных казнить через укус черного паука. Кроме Айзиса.

Увели пятерых человек. В комнате остались только Вир, его злейший враг и четыре стражника. Айзис выглядел как настоящий граф: его прекрасное, почти орлиное, лицо, его одежда, его невозмутимый вид – он смотрелся достойно на фоне остальных недобаронов. Его глаза – серебристого цвета, волосы – светлые, почти белые. Магнус его терпеть не мог.

– Айзис, мой друг, ты ведь тот самый персонаж, который возглавлял всю эту шайку? С тобой я должен был бы поступить по-особенному, как я и сделаю. Стража, слушайте внимательно, для него будет особенная казнь. Сначала его следует оскопить. После, конечно, позвать врача, чтобы тот не дал всей крови вытечь из хрупкого тела. Его нужно долго-долго оставлять живым. Потом, палец за пальцем, отрубать их и останавливать кровь на руках, а после и на ногах. Когда дело будет сделано, отрубите ему руки по локоть и ноги по колено, каждую, конечно, следует лечить, чтобы наш герой не умер. Нужно постоянно оставлять его в сознании, чтобы он чувствовал все. И после, отрубить руки и ноги полностью. Опять же, остановить кровь, если он будет еще жив, то раскаленной кочергой написать на его теле «Я жалкий человек». Если и после этого он останется жив, то следует подождать месяц, чтобы он испытал боль от утраты конечностей, нужно кормить его помоями, чтобы он мучился от болезни желудка, нужно свести его с ума, а после расстрелять из ружей. Увести обреченного на самую мучительную погибель.

Айзиса увели, но он был невозмутим. Повелителя это удивило.

Теперь, наверное, следует рассказать о Магнусе. На самом деле, он не стал ни королем, ни императором, ни повелителем, как вы могли подумать ранее. За последние годы он преуспел, хоть и не стал монархом (ведь невозможно просто так стать монархом), но все же власть была в его руках. Благодаря революционному движению, императорская власть в стране сменилась на парламентскую. Магнус – руководитель армии. Он делал с ней все, что посчитал бы нужным. Его талант создал ему определенный авторитет. За годы, которые он просидел на этом посту, людям приходилось терпеть многие его странности, но он был гениальным полководцем. Говорят, что сто человек под его командованием могут истребить многотысячное войско врага, но это, возможно, слухи и преувеличения. Его мастерство позволяло сотни раз выходить из битв победителем. Он всегда знал, когда нужно отступить, а когда нападать. Бесценный полководец. В парламенте многие были намного адекватнее его. Государство начинало процветать. Магнус завоевывал Терру, покорял государства и на тот момент был самым уважаемым из членов парламента. Слава закалила в нем жестокость. Вир был жестоким человеком, а точнее стал им.

Уже к тридцати годам он пережил пятнадцать покушений на свою жизнь, пять из них были не совсем неудачными. Несколько ранений осталось у него на теле.

Завтра уже начинался военный поход. Фигуры были расставлены на карте континента. Магнус вел планирование. Часами он рассматривал возможные ходы. И вот оно, эврика! Глаза Вира загорелись, подобно листу бумаги, брошенному в костер. Он нашел две универсальные комбинации. Война выиграна еще до начала. Или нет?

Снарядив конницу, пехоту и метательные установки, войско направилось на юг. Покоряя города, оно двигалось к столице вражеского государства. Там их ожидала огромнейшая армия. Врагов было больше в десять раз, но войны не отступали. Тысячи людей рванули на армию Риады. Магнус стоял на холме, его губы изогнулись в зловещей улыбке. Как так? Воины столицы начали выстраивать полу-дугу и идти на врага. Супостат был расстрелян из луков и арбалетов, требушеты забрасывали камни в центр города. Победа. То же ожидало и другие поселения.

Континент был завоеван за двадцать лет, но осталась лишь одна империя, не павшая под гнетом армии Риады. Магнус повернул в сторону столицы. Ему было далеко за сорок. Промчавшись по завоеванным землям, он вернулся домой и сразу же начал собирать свежую армию и создавать новые планы по завоеванию последней страны на континенте. Через пять лет армия была собрана. В пятьдесят три года Магнус отправился в свой последний поход.

Через два года армия столицы оказалась на границе двух государств. Армия Риады была огромна, невообразимо огромна. Им не дано было проиграть. Каждый отряд был снабжен стратегией, которую выбрал сам Магнус.

Чтобы попасть в чужую страну, нужно было пересечь горный перевал. Солдаты, выстроившись в ряд, медленно двигались по нему, но неожиданно с гор начали падать камни, которые убили практически всех людей, находящихся там. Только впереди идущая часть войск смогла пройти. Магнус приказал двигаться быстрее, но половина армии осталась позади, за горами, а еще треть умерла под камнями. Перевал был завален. Воинов уже встречали. Легион, равный по размерам остаткам армии Магнуса, рванул на них. Генеральский состав захватили в плен. Остальные же были с легкостью повержены. Во вражеской стране их пытали, выведывали стратегические ходы, применяемые армией Риады.

Сегодня был особенный день. Армия столицы смогла попасть на территорию супостата. Страна врага сотрясалась от шествия этого титана, который шел для того, чтобы освободить важнейших людей.

Магнусу сообщили, что его казнят на рассвете. Он висел на цепях, закованный, беспомощный, но все такой же великий. Рядом находился один из его генералов. Оба были по пояс обнажены, их тела истекали кровью, гематомы на лице и теле не давали узнать их, они изменились. Именно тогда Магнус сказал:

– Ты знаешь, о чем я жалею?

– Не имею понятия, – ответил генерал.

– Что я не увижу больше дорогу домой.

– Но разве это так важно? У вас есть слава, талант, власть… все, что так больно терять, а вы жалеете о дороге?

– Больше всего я грущу, что больше не вернусь к истокам, больше не стану тем мальчиком, который составлял планы на разорванных листках бумаги. Я сожалею о том, что больше не пойду в гимназию, по той, милой мне дороге. Знаешь, у меня было много женщин, но не одну я не смог полюбить, поэтому и остался не женатым. Но сожалею я не о любви. Я сожалею о дороге. Деньги, слава – это успех для глупцов. Удовлетворение необязательного. Власть – плевок на просторах нашей планеты. Талант – ничто. Когда у тебя ничего нет, да, ты завидуешь властным, талантливым, богатым, но когда обретаешь все это, оно становится ненужным, становится игрушечным. Даже если бы я стал Богом, то все равно играл бы с человеческими жизнями и со своим бессмертием, такое уж я существо. То, что одни считают серьезным и важным, я считаю ненужным и глупым. Я считаю это игрой, я имел это и потерял, но об этом я не жалею. Я завидую сейчас крестьянину, даже беднейшему из них, если он остался дома, если он идет по истоптанной за тысячи лет до него дороге, дороге домой. У меня не осталось сил, мне не вернуться. Меня казнят. Всю ночь я буду думать о дороге, о возвращении, которое будет разрушено невоспитанными варварами. С каких пор варвары решают, кому жить, а кому умирать? Дорога завтра погибнет вместе со мной. Никто не увидит ее такой, какой видел ее я, никто не почувствует аромат, идущий с полей, никто никогда не осознает, что чтобы все это узнать, нужно обратить в Я, в Магнуса Вира, ничтожного раба обстоятельств. Я сделал много ужасных вещей, но и сколько же прекрасного я создал. Строить новое невозможно на старом. Может, я не прав, но кто же тогда прав? Скажи мне?

– Я думаю, что каждый всегда прав по-своему.

– По-своему? По-своему… по-своему.

На следующий день Магнуса Вира казнили.

Альфа:

И вот еще один погиб,

Но к истине нас не призвал.

И мысль у него трезва.

Он так далек…

Омега:

Но посмотри,

Ведь очень близок к правде он,

И получил он поделом,

Но ведь не умер генерал,

И позже людям рассказал,

И люди книгу написали,

Ведь все героя так искали,

И много статуй возвели,

Ох, все же сложно быть людьми.

Он мир почти что покорил,

И ты его не оскорби.

Великий подвиг он свершил.

Почти весь мир он подчинил.

И с Богом все объединил.

Глава V: 500 лет назад

или

Ученик философа

Это эпоха новых географических открытий, эпоха роста культуры и в частности науки. Ничто не стоит на месте: все движется, все меняется, и даже сам космос начинает ощущать дыхание человека. Весь континент принадлежит бывшей империи, а сейчас парламентской республике, которая ратует за свободу всего населения. Люди разделились на два класса: бюрократы и наемные рабочие. Каждый теперь сам решает, как ему кормить семью – вот и вся свобода. За последние сто лет мир преобразился. Он эволюционировал, стал лучше. Хотя кто имеет право это утверждать? Просто люди пытаются убедить себя в этом. Люди пытаются оправдать свою интеллектуальную высоту над прошлыми поколениями любой ценой и любыми софизмами. Это особый род тщеславия.

В это же время начала зарождаться наука, которая уже приближалась по своей форме к науке современной. Но философия не умирала, а даже наоборот, возрождалась. Философы и богословы стали неотделимой частью религии. Появилась всемирная академия наук, где лучшие богословы, философы и ученые высказывали свои догадки. Хотя тут же и появилась спекулятивная философия, различные университеты преподают ее, словно рассказывают сказки. Однако сейчас мы направимся в академию наук.

На одном из собраний выступал ученик умершего мудреца. Он был уже довольно стар. Его речь звучала поразительно трезво и молодо, в ней чувствовалась особая энергия. Колос Софос – вот его имя. Его очки, спущенные на нос, его седые короткие, но густые волосы, его зеленые, но еще не потускневшие от старости глаза – раскрывали его сущность потрясающего оратора и просто мудрого человека. Длинная темно-фиолетовая накидка спускалась на землю, и подобно водопаду, впадала в водоем лилового ковра. Он стоял на сцене один, напротив него находилось множество академиков, невообразимо похожих друг на друга. Если встретить их в разное время на улице, то можно забыть поздороваться со всеми остальными, кроме первого встретившегося, ведь они настолько похожи, что производят впечатление одного и того же человека. Их серьезность усугубляла положение любого оратора стоящего на сцене, только не Колоса. Несколько раз за выступление эти напыщенные старики с удовольствием обменивались негативными мнениями о докладе, который они слушают. Никакого уважения к чужому труду в них не было. Как и остальные люди, они желали двух вещей: отождествления мнения других со своим и зрелищ. К сожалению, те, кто не обладал мастерством пекаря и клоуна, могли надеяться лишь на совпадение своих взглядов с большей частью взглядов бородатых стариков.

Для ученых той поры единственным способом получать нормальные деньги был именно этот: попадание в академию наук за свои достижения в определенной области. Колос Софос защищал свои философские воззрения

Но кто был его учитель? Матиан Абиссос – «глаза, смотрящие в бездну», гениальнейший философ всех времен и народов. Своих собственных текстов он не оставил, но сохранил после себя удивительную концентрацию всех мыслей прошлого и создал свое мышление в юном даровании, которого звали Колос Софос. Матиан был спокойным человеком, наверное, единственным мудрецом, среди всех философов, живших в мире на тот момент.

Следует познакомить вас с юным Матианом. Детство у него было тяжелым. Родился он крестьянином, отец был алкоголиком, а мать… мать работала за всю семью, пахала в огороде с утра до вечера. По ночам отец бил ее без видимых для того причин. Мужчину часто порол дворянин, которому служила их семья, а за это он колотил мать. Трудно быть неудачником и трудно жить с неудачником. Матиан рос. Отец начал избивать и его. Мальчик поклялся, что убьет своего папу любой ценой. Будущему философу приходилось часто убегать из дома.

Отец его был огромным мужчиной, поистине сильным. Мальчик, который не имел подобных задатков, а был весь в мать, особо чувствительно переносил удары судьбы. Когда Матиан понял, что происходит в семье, он начал ходить за матерью и помогать ей во всем, чем только мог. Отцу это даже в голову бы не пришло. Сын знал, что папа их никогда не любил и жил с матерью только потому, что она работала и позволяла ему бездельничать.

Однажды отец начал избивать Матиана. Мать вступилась за сына. Один неловкий удар последовал за этим поступком. Обратная сторона ладони отца угодила маме в висок. Она упала. Отец нашел Матиана и уже приближался к нему. Но сын, со слезами на глазах, кричал, что тот убил его мать, что она не дышит, что он его ненавидит. Крики ребенка заставили задуматься здоровяка-алкоголика. Он протрезвел. Подойдя к жене, отец Матиана прощупал ее пульс. Она была мертва. Мужчина молча вышел из комнаты.

Сын знал, что в сарае отец хранит инструменты. Взяв нож на кухне, Матиан спрятался в шкаф. Отец ввалился в комнату. Железо ударилось обо что-то такое же железное, наверное, об косяк двери. Мальчик приготовился вонзить нож в отца, когда тот откроет шкаф. После недолгих поисков отец начал медленно открывать шкаф. Матиан выскочил на негодяя с ножом, но отец был не там, где мальчик предполагал, помимо этого, будущий философ заметил справа четыре острия, летящих ему в голову. Он сделал быстрый шаг вперед, увалень с вилами пролетел дальше. Вилы воткнулись в стол и вошли в него настолько глубоко, что отец, только сломав стол, смог достать их обратно. Матиан смотрел на отца, он боялся его, но пытался побороть свой страх. Нож в его руках наполнял его тело решимостью, оружие часто хранит в себе потаенную силу. Мальчик чувствовал, что это лезвие дает ему невообразимую храбрость.

Отец побежал на своего сына, с неугомонным и яростным криком, который был призван для того, чтобы напугать юного соперника.

Рука с вилами выпрямилась, удар прошел сбоку от головы увернувшегося мальчика. Нож воткнулся отцу в ногу. Мужчина упал, истекая кровью. Матиан отбежал в сторону. Он был безоружен, ибо его лезвие осталось вместе с папой. Отец, еще более злой, поднялся на ноги. Он вытащил из бедра нож и кинул его в сына. Матиану не пришлось даже увиливать, лезвие пролетело рядом с ним и воткнулось в стену. За ним полетели вилы. От вил мальчику пришлось уже прятаться. Отбежав в сторону и споткнувшись о лежащие на полу остатки от стола, Матиан упал. Отец начал приближаться к сыну. Мальчик медленно поднимался на ноги. Осталось пару шагов. Удар огромной силы отбросил мальчика на метр и повалил его на пол. Раздался выстрел. Здоровяк упал. К телу его подошел другой человек. Это был стражник, который частенько заглядывался на мать Матиана. Он, наверное, был очень разозлен тем, что увидел труп женщины, которая ему нравилась. Мальчик заплакал, а стражник обнял его одной рукой.

Его звали Эрик. Эрик выкупил мальчика у дворянина. Он посоветовал дворянину бросить тело отца в яму, где закапывали всех больных животных, ходят слухи, что тот так и поступил.

Мать Матиана была похоронена по всем правилам дворянских погребений. У нее был хороший гроб. На сие событие пришли почти все крестьяне и даже сам дворянин, на которого работала семья Абиссосов, чтобы проводить мать мальчика в последний путь.

Эрик был хорошим человеком. Он взялся обучать Матиана. Отправив его в гимназию, Эрик постоянно помогал ему с уроками. Матиан плакал по ночам. Когда мальчику исполнилось пятнадцать лет, в гимназии ввели предмет, который назывался «философия». Абиссос оказался бесконечно талантлив в ней. Многие дети завидовали тому, что они, дети дворян, не могут обойти в философии, предмете для высших умов, жалкого раба. Это принижало их самомнение.

Когда Матиану исполнилось шестнадцать, его избили одноклассники. Он был сильно травмирован и полгода пролежал в больнице, залечивая гематомы и переломы. В гимназию он больше не возвращался.

В это же время начало происходить разделение классов на бюрократов и рабочих, Эрик стал одним из владельцев мануфактуры по производству одежды. Много денег это не приносило, поскольку бывший стражник щедро платил своим рабочим. Но на книги ему хватало. Он одаривал своего приемного сына многочисленными философскими трактатами, которые он покупал в магазинах города. Жили они не в Риаде, а на окраине континента, который к тому времени уже являлся одной большой страной, в одном маленьком, но симпатичном селении. Матиан усердно изучал труды теологов и философов. Он много думал. Много труда было вложено в его мыслительную деятельность педагогами.

Когда Эрик умер. Матиану было больше тридцати, и ему в наследство досталась мануфактура одежды. Рабочие отказывались трудиться из-за излишней снисходительности хозяина. Он так неумело с ней управлялся, что ему пришлось продать сие здание. На деньги, полученные от продажи мануфактуры, Матиан мог питаться всю жизнь. Одежду он не покупал, а ходил все время в старой и оборванной, которая, однако, придавала ему больше шарма.

Он встречался за свою жизнь со многими потрясающими и легендарными людьми, часто с ними спорил. Каждый день Матиан старался посещать городскую библиотеку, где он читал новые и новые книги, которые давали ему пищу для размышлений. Пища не всегда была полезной, но он умудрялся избавляться от ненужных идей очень и очень быстро.

Время безжалостно оставляло свои песчинки позади. В возрасте сорока двух лет он встретил свою будущую жену, тридцатилетнюю Сиаманти. Они часто спорили на философские темы, и однажды женщина призналась ему в любви. Свадьбу сыграли через год. Сиаманти была богатой и одинокой владелицей местной библиотеки, самой образованной женщиной в городе.

Когда Матиану было пятьдесят, он ходил в академию как свободный слушатель, где частенько спорил с преподавателями по философии. Его ненавидели все преподаватели академии, но, поскольку он был вполне адекватным спорщиком, никто не сумел требовать у стражи того, чтобы его выгнали. В один из дней он набрел на класс, где повстречался с легендарным учителем теософии Астерием Глоссой.

Астерий вошел в аудиторию, студенты встали. Не поднялся только один человек, теолог бросил на него презрительный взгляд. Матиан поймал этот взгляд. Искра соперничества промелькнула между ними. Они слышали друг о друге. Для Матиана это был самый большой вызов в его жизни. Соперник, битва с которым была апогеем осознания собственной готовности к спору с самым главным врагом – бытием.

Астерий, ходивший из стороны в сторону по аудитории, начал свою пятнадцатую по счету лекцию:

– Продолжим, а точнее завершим начатый курс. Бог – венец природы, голова и детородная субстанция сущего. Ибо он мыслит и порождает. А точнее создает мыслью. Люди же способны рождать только посредством действий, и их мысли и их способность создавать разъединены.

Тут Матиан не сдержался и поднял руку, Астерий кивнул, тем самым дав ему разрешение начать. Философ сказал:

– Но разве мы не обдуманно совершаем наши творения? Я имею ввиду, есть ли у нас свобода воли и почему её нет? Почему действия и мысли – не одно?

– Но разве можем мы творить лишь думая? Разве есть свобода, отличная от подчинения Богу? Само Божество дарует нам мысли, но многие действия совершаются необдуманно, – ответил теолог.

– А чем, по-вашему, занимаются поэты? Они ведь излагают свои различные мнения. У Бога много разнообразных мнений?

– Словоблудием. А у Бога, конечно же, миллионы мнений, которые он подбрасывает обычным смертным.

– Чтобы говорить глупости, много ума не надо, но чтобы творить вселенные в стихах, так много нужно сил, ума и времени. А сотворение стиха – это вам не рукой двинуть, но это тоже действие, притом действие высшего порядка.

– Вы утверждаете, что человек способен творить лишь думая?

– Я утверждаю, что человек намного более велик, чем думаете вы, уважаемый Астерий. Я так же утверждаю, что человек свободен от божественного влияния, ибо каждый из нас уникален.

– Но чем вы опровергните мои утверждения?

– Одним лишь. Тем, что я существую и существую достоверно. Так же я думаю и думаю достоверно, но, самое главное, думаю самостоятельно.

– А разве я не существую?

– Ничего не могу об этом знать.

– Но Бог ведь создал нас всех, следовательно, есть и все.

– Но что если Бог создал только меня?

– Абсурд!

– Почему же?

– Это противоречит писанию!

– Но мое наличие не противоречит писанию, значит, я есть и я сложен, поскольку я сложен, я имею множество составляющих и я сложнейшее творение Бога, а, следуя из этого, я ближе всех живых существ к нему.

– Абсурд! Ты сравниваешь себя с Богом? Богохульство! Ты забыл о других людях?

– Но я ведь признаю его величие. Бог – это мой лучший собеседник, который, к сожалению, не способен говорить. Но он хорошо жестикулирует.

– Ты ставишь свое ничтожество рядом с Богом!

– Не ставлю. Это Бог ставит мое ничтожество рядом с собой, делая меня каким-то подобием Бога, делая меня своей частью и вселенной внутри вселенной. Так же и говорится в писании.

– Абсурд, абсурд, абсурд! Я тот самый человек, который изучил писание лучше всех. Но я ничего не слышал об этом абсурде!

Матиан начал по памяти перечитывать стих, написанный Кантионом Аниманом в «Писании»:

Бог тобою управляет,

Он вершит святейший суд.

Гнев его всех заставляет,

А спокойствия гнетут.

Нету сна, на самом деле,

Если молишься не в труд.

Ты, они и все вспотели

От таких рабочих груд.

Но не плачь и не сдавайся,

У тебя все впереди.

Ты во благе том купайся,

Если грех свой замолил,

Бог тебя, как сына любит,

Я уверен, так и есть.

Все! О, Люди! Люди! Люди!

Счастье разбивает спесь!

Если в детстве не молился,

Рад молиться ты сейчас!

Доброта покроет лица,

Царь одарит ведь всех нас!

Если Бог не существует,

Он не смог создать бы мир.

Ниша без него пустует,

Этот мир, увы, не мы.

Только помни, верь и вера

Облегчит в страданье путь.

Ясно видно, что смиренно

С Богом – это жизни суть.

Недолго помолчав, Матиан продолжил говорить:

– «Бог тобою управляет» – эти слова подчеркивают единственность тебя, как человека, твою особенность, твою сложность.

«Он не смог создать бы мир.

Ниша без него пустует,

Этот мир, увы, не мы».

Надеюсь, все заметили неуверенность строчек автора, «увы», «не смог», «пустующая ниша», тут скорее идет указание на величие человека, чем на унижение его способностей, само слово «ниша» подразумевает, что это что-то заполненное, заполненное кем, а еще точнее заполненная для кого?

– Не имею понятия, но кем ли, если не Богом?

– Человеком.

– Абсурд.

– Мне порой кажется, что ваш словарный запас ограничен этим замечательным словом. Назовите книгу «Абсурд» и в ней цитируйте замечательных людей со своей персональной подписью под цитатами словом «Абсурд».

– Негодяй.

– Я скорее циник.

– Твои иронии неуместны, когда ты несешь бред.

– Кто знает, что есть бред, а что есть истина?

– Истина в вере!

– Ну, в таком случае, верит-то кто? Человек верит, а, следовательно, он истина.

– Не придирайся к моим словам.

Глаза теолога горели ненавистью, подобно каленому железу. Матиан был спокоен, как улитка, переползающая с ветки на ветку по кустарнику философских знаний рано утром. Росинки истины падали с этого куста на распаленный догматами язык Астерия. Матиан продолжил:

– Твоим. Но не Божьим.

– Божьим, но не моим.

– Но разве Бог всеми нами управляет? Автор писания сомневается, а ты, придумавший свою достоверную иллюзию Бога, уверен? Посмотри, «Бог тобою управляет», но каким образом? «Он вершит святейший суд». Он управляет нами тем, что вершит суд над нашими душами. Он дал нам законы жизни, чтобы проверить нашу свободу и то, как мы ей распорядимся. Если бы мы были марионетками Бога, то мы бы не управляли своими поступками, действиями, словами, делами, мы не способны были бы свободно мыслить, размышлять; у нас бы не было бы шанса выбирать. Разве не в сложности всего сущего, а в частности нас, людей, божественность Божья? Разве не наша многогранная душа доказывает то, что Бог есть, что скупой на действия поток материи не мог создать нечто столь невообразимо сложное, вроде нас с тобой? Но мы, частички этого Бога, куски мироздания, поистине существующие и творящие мир внутри своей головы. Мы автономны. Мы свободны от Бога, но, одновременно, поглощены его идеями, ибо он посылает нам эти идей, оставляя нам свободу для выбора в их принятии. Как ты, жалкий слуга догматов, смеешь преподавать студентам свои грязные взгляды? Уйди, уйди с позором из аудитории.

Астерий набросился на Матиана, студенты стали защищать незадачливого философа от гневного теолога, кричащего оскорбления и плюющегося от ненависти в разные стороны своей «божественной» слюной. Матиан громко крикнул на всю аудиторию:

– Твои действия лишь доказывают, что я прав!

Вскоре студенты успокоили Астерия. Матиан, улыбаясь, смотрел на взорвавшийся пузырь ненависти и злости.

Там его и увидел Колос, тот самый, который сейчас защищает диссертацию в академии наук. Тогда это был юный студент, проникшийся речами философа. Волосы юноши не были седы, но были так же коротки, как и в старости. Колос был довольно популярным персонажем среди преподавателей, ибо он подавал большие надежды, но обо всем поподробнее.

Колос, главный герой этой главы, родился в пригороде, в семье нищего дворянина, который после революции стал бюрократом-неудачником. Они держали маленькое количество прислуги, поскольку отец имел довольно неприбыльную мануфактуру по производству труб для печей. Сводить концы с концами отцу помогал дешевый виски и неограниченная фантазия пьяного оратора. Колос, родившийся в семье Софософ, с детства любил оружие. Наизусть знал названия всех клинков, арбалетов, палиц, секир, метательных установок и интересовался появлениями новых видов оружия, на тот момент это были ружья. За Колосом постоянно ухаживала мать. Она никогда не работала, но была отличной домохозяйкой. У Колоса было три старших брата, а к пяти годам он обзавелся еще тремя младшими. Мать успевала все – она была из породы людей, которые либо умели делать множество вещей одновременно, либо из тех людей, которые умели делать вид, что работа постоянно кипит. Отец его хоть и выпивал, но никогда не смел поднять руку на мать, поскольку невообразимо любил эту женщину и своих детей. Насколько бы мало он не зарабатывал, но еда в доме всегда была, и все дети смогли поступить в гимназию. Мама без ума была от гороскопов.

Колос родился, обрадовав родителей своим громким криком, когда созвездие Антилопы вошло в поле планеты Хиаллы. Развивался он медленно. Ходить научился поздно, говорить тоже. Однако уже в гимназии показал свой талант в изучении наук. Точнее показал незаурядное трудолюбие.

Колос был «ботаником», как их называли в гимназии. Во всех учебных учреждениях всегда учатся два вида отличников: те кто ничего не делают, но у них все получается из-за особенного ума или общения с преподавателями, в общем, они мало что знают, но всегда могут выпутаться из положения, и есть «ботаники», которые все учат, учат, работают, делают, читают и так далее. Колос был именно вторым. Никогда он не мог себе позволить что-то не выучить. Он был очень ответственный. Конечно, изредка можно было попасться на эрудированных умников, но это невероятная редкость в нашем мире.

Все сочинения, написанные им, не пылали жарким пламенем таланта, все его работы – были посредственны, у него было мало друзей, девочки не обращали на него внимания. Однако учителя уважали его. Парни его не били. Колос был очень слабохарактерный. Он постоянно помогал всем с учебой, подсказывал даты на истории и решения на математике.

Мама постоянно хвалила Колоса. Он помогал старшим и младшим братьям учиться. Он никогда не гулял. Мир был для него закрыт, подобно сидящему в тюрьме заключенному, он тонул в море своих предрассудков. Он мечтал вырасти знаменитым ученым. Слава – вот чего он хотел. У него не было ни слуха, ни физических данных, да и танцевать он не умел – дешевой славы ему было не получить. Он пошел труднейшим путем, путем ученого, путем накопителя и воспроизводителя, а помимо этого, открывателя.

Отец редко обращал внимание на успехи юного сына. Он любил детей, но не мог себе позволить уделять им всем время, он постоянно направлял свое мягкое место и все прилежащие к нему филейные части по судам и постоянно разбирался со своей мануфактурой. Пьяное ораторство было очень понятно темнокожим жителям мануфактур, их бунты быстро утихали.

Колос никогда не пропускал занятия. Температура его не пугала, травмы, полученные при домашних делах, усталость от дел – ничто ему не мешало посетить его храм, которому он посвятил всю свою жизнь. Этот храм – храм науки.

Молодость его проходила за учебниками, и если все в то время думали, что не бывает таких людей, у которых в жизни не было никаких событий, а только учеба, то Колос разрушал этот стереотипный взгляд на вещи. Ах, конечно, у него была любовь. Но она была… тоже «ботаником». Они обменивались научными статьями и делали уроки вместе. Как романтично. На выпускном они даже поцеловались, и она отвесила ему увесистую пощечину, которая показала парню плеяду звезд перед его глазами. Колос тогда в первый раз напился, и его притащили домой. он не вставал с кровати. Все лето он провел в непролазной депрессии, бездна которой только опытному человеку кажется оврагом, но для впервые влюбленного эта бездна была подобна бесконечным просторам космоса, в который он падал и падал, приближаясь к пустоте.

Мать видела, что с ее сыном что-то не так. Она в детстве часто пела своим детям разные песни, которые монолитным изваянием остались в ее запудренной гороскопами голове. Она спела ему песню.

Колос после этой песни смог хорошо выспаться, на следующий день он поблагодарил маму и теперь грустил только в редких случаях. Отец устроил его в академию. Что представляла собой эта академия? Учебное учреждение, где множество лучших неудачников города преподают свои псевдознания для детишек, которые совсем ничего не знают.

Колосу Софосу очень нравилось в академии. Он был редким человеком, человеком-знания. Ему часто попадались талантливые преподаватели. Из года в год он учился на отлично, и вот подошел последний, четвертый год. В этом году было множество предметов. Одним из них была «теология» – наука о Боге. Вел этот предмет, приглашенный из Главной Риадианской Церкви, великий священник и философ, Астерий Глосса. Лекции старого боговера нравились Колосу.

Лекция №1: На ней все были ознакомлены с тем, что же такое Бог. По определению Астерия, Бог – это верховная над всеми субстанция, при этом абсолютно разумная. Астерий проявлял ненависть к любым философским изречениям о Боге. Любая философия считалась им абсурдной.

Лекция №2: Сотворение Терры. Астерий яро отрицал открытие того, что Терра вращается вокруг солнца. Он утверждал, что Терра находится в центре мира. После он начал рассказывать уже по писанию.

Лекция №3: Сотворение людей. Обсуждался вопрос о том, зачем Бог создал сразу целую армаду людей.

Лекция №4: Создание верующей цивилизации.

Лекция №5: Бог, скрывающийся во мгле ночи и свете дня. Обсуждение вопросов по поводу не появления Божественного чуда в наше время.

Колос прослушал все лекции и отправился на последнюю из них в надежде на замечательную концовку. Он ее и получил. Матиан, еле защитившись от атаки Астерия, направился к выходу. Злобного теолога успокаивали все студенты-подхалимы. Только Колос выбежал за философом, догоняя старика, он прокричал:

– Уважаемый, стойте, – старик не останавливался, – Остановитесь! Прошу! Не делайте вид, что вы меня не слышите.

Колос догнал Матиана и встал перед ним. Философу пришлось остановиться и спросить:

– Что ты от меня хочешь?

Колос был счастлив, к нему обратился мудрец. Он застыл и не мог сказать ни слова. Матиан продолжил говорить:

– Понятно все с тобой, ты, наверное, в меня влюбился, – старик обошел Колоса и пошел дальше.

Мальчик повернулся и смотрел в спину уходящему философу. И вдруг он произнес:

– Я хочу учиться у вас мудрости.

Старик ничего не услышал и шел дальше.

– Я хочу учиться у вас мудрости, – повторил парень намного громче.

Матиан все услышал, но никак не отреагировал, улыбка озарила его лицо. Его зрачки спрятались за веками. Колос крикнул на всю академию:

– Я хочу, чтобы ты меня обучал!!! Прекрати меня игнорировать!

Тот повернулся, его лицо было очень счастливым.

– Мальчик, ты думаешь, что ты первый кто просит об этом?

– Я думаю, что я далеко не первый, – ответил юноша.

– Ты ошибаешься, – старый философ повернулся к Колосу. Матиан знал, что ему нужно кого-то обучить, иначе его старания пропадут напрасно. – Если хочешь, можешь ходить со мной по различным мероприятиям, где я спорю с лучшими людьми города. Может, чему-нибудь научишься.

Радости Колоса не было предела. Он узнал, где живет старый философ. Старик, на деле, был не такой старый, но Колос его называл стариком, пытаясь показать таким образом, что считает его мудрым. Юноша перестал посещать занятия в академии. Точнее стал пропускать и ходить не на все занятия. Его успеваемость заметно снизилась, особенно по теологии. Астерий чуть ли не поставил ему тройку, но четверку он получил, зная весь материал, от корки до корки, лучше других учеников академии.

Колос обрел свое мнение. Это был лучший дар мудреца. Учитель спорщик показывал ученику, как он умел спорить, и вот настал день, когда двадцатипятилетнему юноше пришлось вступить в спор с преподавателем академии, в которой он учился. Софос давно закончил ее, и мог себе позволить вызвать на дуэль старика. Выбор пал на человека, который не раз давал Матиану повод для раздумий. Магкас Леон – таковым было его имя.

Магкас был стар, умен, со свежей головой, но с огромной бородой, разлившейся по столу, подобно стакану с водой. Колос видел в нем достойнейшего человека, Матиан это знал. Магкас догадывался, для чего сюда привели этого ребенка. Старики радушно поздоровались друг с другом. Мудрец начал разговор:

– Мой друг, я привел своего ученика, который хочет принять участие в споре между философией и наукой. Ты представляешь собой науку, мой ученик – философию, – Матиан многозначно подмигнул своему старому товарищу.

Магкас задал вопрос, над которым они должны были спорить:

– Что же важнее, философия или наука?

Колос был ошеломлен вопросом, он не знал, как ему начать, Магкас, увидев это, начал говорить:

– Наука важнее философии, поскольку философия – это просто бумагомарание, основанное на изысканиях некого фантазера. Наука – это факты, собранные со всего мира. Строга структура мысли. Философствовать может любой, быть ученым может только добытчик. Добывая кусочки истины, мы находим правду в мире, но философия стремиться открыть все и у нее не хватает сил. У тебя есть аргументы, которыми ты сможешь оспорить данные слова?

Колос стоял и молчал. Он не мог противоречить словам Магкаса, это было жалким зрелищем. Матиан начал говорить:

– Наука, что это такое? Сбор данных? Архив знаний? Фактов? Да! Это собрание фактов, все из которых собрать невозможно. А философия – единственно возможный путь открытия вселенной, таковой, какая она есть, разве не так? Почему? Потому что сам метод – философичен. Онтология – имеется в любой науке. В каждой науке – имеются когнитивные допущения.

– Но, не открывая частного, мы не приближаемся к общему, – заметил Магкас.

–Не зная общее, мы не смеем трактовать частное.

– Продолжай.

– Наука основывается на философии, философский базис несомненен в этом вопросе, все теоретические вопросы науки решаются философскими методами, у философии больше простора, чем у всех наук вместе взятых. И да, я утверждаю, что наука проигрывает философии во всем.

– Ты не попал в мои ловушки, старый хитрец, а я якобы попал в твои. – Сказал Магкас, засмеявшись.

– Мы же с тобой знаем, для чего нужна наука и философия, жалко, что остальные этого не понимают. Они не понимают всю систему, они отдаются науке, будто жертвуя себя, но ничего не находят, а скорее теряются в философии, если не найти истину, то хоть разум раздобыть является возможным. Кстати, – Матиан повернулся к Колосу. – Магкас доктор педагогических и философских наук, профессор и почетный академик Академии Наук в Риаде. Он настоящий соперник, и единственный с кем мне было приятно спорить, кроме моей несравненной супруги. Но нам, друг мой, нужно уходить, ибо ты боишься думать, а это самый большой страх. Не найдя способа на мысль, не найти способа открыть истину, открыть истину может только тот, кто умеет думать самостоятельно, а не чужими словами и цитатами. Умеющий утаивать истину в океанах лжи, смог бы вполне открыть ее для себя. Учись мыслить лживо, но слово «ложь» – это метафора. Утаивай истину так, чтобы этого никто не заметил, утаивай ее, и тогда ты приблизишься к открываемому и откроешь его, поймешь, что значит быть настоящим человеком. Не люди те, кто мыслят не сами. Вот наш общий друг и догматик, Астерий, человеком называться не может. Он мыслить не умеет.

Попрощавшись со своим другом, Матиан покинул помещение. Колос ушел за ним, сказав свое скромное «до свидания».

Когда учитель и ученик шли по улице, старик начал жаловаться на юношу:

– Что это было? Почему ты проглотил свой язык?

– Мне нечего было ответить.

– То есть я учил тебя отвечать, а ты не смог ответить? Как же так?

– Дело плохо?

– Дело ужасно.

Учитель и ученик скрылись во мгле улицы. Матиан продолжил водить Софоса по остальным учебным заведениям и сам спорил с преподавателями, много интересных диалогов услышал Колос.

Большое количество дней прошло до того момента, пока Философ отправился со своим учеником обратно, к доктору педагогических и философских наук.

Довольная ухмылка Магкаса была видна даже сквозь его бородатые заросли.

– Здравствуйте, – сказал Колос.

Его соперник ответил:

– Здравствуй, ты готов?

Парень ответил незамедлительно:

– Да.

– Вопрос таков, я утверждаю, что солнце – это огненный шар, тепло от которого идет на нашу планету, ты противостоишь этому.

– Учитель, но это же абсурдно! – воскликнул Колос.

Абиссос посмотрел на ученика, в его глазах было видно, что все возможно.

Магкас начал говорить:

– Было доказано, что солнце больше Терры, абсурдно было бы предполагать, что что-то большей массы вращается вокруг чего-то меньшей массы.

– Кем и как было доказано? Или это теория? – сказал Колос.

Матиан язвительно улыбнулся, эта улыбка ранила Магкаса, тот не ожидал такого достойного ответа, теперь ему придется подготовить доказательства, на которые он ссылался в порядке верования:

– Это было вычислено на основе знания геометрии, – ответил Магкас.

– Что делает геометрию достоверной?

– Ох, господи, Матиан, как ты его выучил, что он задает вопросы, на которые отвечать сложнее даже, чем на твои?

Матиан засмеялся. Ответ был краток:

– Я избавил его от страха мыслить самому.

Магкас продолжил:

– Геометрия точная, поскольку она основана на цифрах. Мы измеряем через нее величины, они точны, мы это знаем.

– То есть вы пользуетесь наукой, а не философией, господин доктор наук? – ответил Колос. – А мы на прошлой встрече доказали приоритет философии над наукой.

– Он гениальный вопрошатель, – сказал Магкас. – Но вот один вопрос, что дает тебе думать, что мир вращается вокруг Терры?

– Это просто, мир вообще вращается не вокруг Терры, а вокруг меня. Точнее, как бы там ни было, если мы мысленно остановим Терру, то получится, что вся вселенная танцует вокруг этой планеты свой невообразимо сложный и красивый танец, основанный на более сложных законах, чем то, как рассматриваете его вы. Даже если солнце больше, то это ничего не значит, но если бы я был на солнце, то я мог бы вращать вокруг него и всю вселенную.

Они шли по улице. Ученик и учитель. Человек и философ, а точнее два человека и два философа. Матиан сказал:

– Ты поедешь со мной в Риаду?

Колос посмотрел на старика, в его глазах играла надежда, быть может, он научился верить в свои силы, подобно начинающему спортсмену, но он не ожидал, что его учитель предложит ему поехать в столицу:

– Зачем? – спросил ученик.

Матиан многозначно улыбнулся. Черт возьми, даже в его улыбке виднелись черты мудреца.

– Ты должен стать академиком, – ответил учитель.

– Зачем?

– Ты должен доказать, что мы достойны войти в это сообщество, а после раскритиковать их, чтобы люди не смотрели на них, как на величайших творцов истины, но я не могу стать академиком.

– Почему?

– Я слишком стар, я скоро умру. – Грустный голос пронзил тишину, словно облака пронзаются солнечным светом. Ах, эти кучевые, стремящиеся вдаль облака, скрывающие за собой нечто ценное для раздумий. Ах, это солнце, играющее тишиной своего тепла. Философы всегда ценили тишину, особенно, когда они говорят о смерти, разве есть что-то говорящее о смерти больше, чем тишина?

– Старый философ собрался умирать? – Колос улыбнулся, но это была самая грустная улыбка, которую можно себе представить.

– Смерть есть неизбежный рок, она – ждет всех: воинов, рабочих, ученых, дураков, даже мудрецов она поджидает за углом. Ее зубы не остры, у нее нет когтей, у нее нет злого, холодящего все тело, голоса. Лишь страху все это присуще. Смерть приходит к тебе в своем ученом одеянии, и оно не черное, как говорят, а белое, белое, как снег на вершинах гор. Она молчит, но не нужно слов, ты сам понимаешь, кто это, и куда она тебя ведет.

– Смерть – это женщина? – удивился ученик.

– Мужчины слишком лишены утонченности, чтобы приравняться к госпоже смерти. Ее глаза белые, ее губы почти бесцветные, маленький носик украшает ее лицо, она само воплощение красоты, которое только можно себе представить. Правда, поэтично?

– По-моему, слишком философски, – ответил ученик.

– Когда поэт твердит что-то философское, то люди называют его образы поэтичными, когда философ твердит что-то поэтичное, то люди называют его образы философскими. Не повезло, конечно, лгуну, даже правда в его устах лжива.

– Когда мы поедем в Риаду?

– Через неделю.

Колос Софос собирался всю неделю. Он известил всю родню об отъезде и написал множество писем своим родным. Все заметили, как он вырос, как стал говорить, как стал мыслить. Родители с удовольствием отпустили своего сына в Риаду, они хотели, чтобы он стал отличным ученым.

Матиан попрощался со своей женой и оставил ей и их двум сыновьям все свои сбережения. Он знал, что назад уже не вернется. Дети и жена плакали, ведь они безумно любили отца.

И вот, настал день отъезда. Матиан и Колос попрощались со своими семьями, правда, одно прощание, было похоже на похороны, а второе на рождение ребенка. Они встретились в оговоренном ранее месте. После путники сели в экипаж и поехали в столицу.

Дорога должна была занять восемь дней, об этом твердили все путешественники. Первый день был вполне обычным – яркий свет, летний жар, безоблачное небо. Юноша и старик ехали и разговаривали. О чем же разговаривают философы? О сущности бытия? О проблемах этики в современном обществе? Об эстетическом удовольствии при наблюдении творений различных мастеров?

– Я хочу есть, – сказал Колос.

– Господи, сколько можно есть, Колос? Мы останавливались в прошлой деревне и наелись до отвала! – ответил Матиан.

– Кто-то отъелся, а кто-то нет.

Извозчик повернулся и своевременно заметил:

– Поели вы на славу, господа, вот только если вы будете так есть в каждом жилом пункте, то вам придется оплачивать деньги за еще два лишних места, которые вы будете занимать, ведь лошади в наше время пошли хилые, и за каждого человека их нужно все больше и больше кормить.

Колос усмехнулся и сказал:

– Я то, уж точно, не потолстею на столько, чтобы занимать два места.

Матиан прошептал:

– Все дети слишком самонадеянные.

На второй день началась буря. Дождь лил на землю, вода стекала с возвышений, подобно лаве, стекающей из жерла по вулкану. Лошади не могли передвигаться по такой грязи, они тонули в земле, как кошки, брошенные в озеро. Извозчик предложил остановиться в ночлежке. Философы согласились.

Буря роняла старые деревья, словно они были падающими по собственной воле алкоголиками. Небесная вода будто бы рассекала человеческие тела, но она, не оставляя повреждений проходила сквозь тело и барабанила по почве. Люди разбежались по домам. Многие из них падали от ветра и размокшей, скользкой грязи.

Путники доехали до цели. Лошадей загнали в конюшню. Матиан точно заметил:

– Вот невезение.

Весь день и всю ночь буря играла в царя горы с живностью, находящейся на улице. Ветер насвистывал свою замечательную, поразительно успокаивающую мелодию, которая разрывала ушные перепонки и не давала людям, пришедшим в ночлежку, заснуть, а иногда даже и говорить. Дождь барабанил по крыше, будто тысяча сороконожек, танцующих какой-то странный танец.

Из всех людей в ночлежке смог заснуть только Матиан.

На следующее утро буря стихла, шел легкий, моросящий дождь. Извозчик и философы решили отправиться в путь.

Лошади, явно хотевшие отвязаться от своих оков и наподдать незадачливым седокам на повозке, тонули в грязи. Третий день пути был самым сложным именно для наших четвероногих друзей. Колос заболел, но постоянно напоминал извозчику не останавливаться.

Четвертый день оказался на редкость солнечным. Лужи и грязь все еще напоминали о прошедшей буре, но природа, подобно профессиональному преступнику, мастерски заметала свои следы. Только философы, которые обожали любоваться окружающим миром, заметили подобное природное действие. Обычные люди только и знают, что лужи есть, луж нет – мудрецы же замечают переход от одного состояния в другое. Колос чувствовал себя совсем уж плохо.

Пятый день останется в памяти, как самый веселый день этого путешествия. Колос стал чувствовать себя лучше, уже членораздельно разговаривал, его слова претендовали на осмысленность. Повозка отъехала от города, где путники купили провизию, отоспались и отъелись.

Проезжая лес, они повстречали стаю волков. Лошади испугались. Стая медленно окружала их в кольцо. Рычащие зубастые пасти запугивали путников. Извозчик наклонился и достал из коробки новенькое ружье. Несколько секунд прицеливания хватило ему, для того, чтобы попасть в самого здорового из волков. Это был вожак. Однако глава этой животной банды не умер. Он валялся на земле, истекая кровью. Круг замкнулся и закрыл вожака своими телами. Извозчик перезарядил ружье, волки не торопились нападать. Взяв в одну руку оружие, здоровый мужик упер его себе в бок и зажал подмышкой, палец находился на спусковом крючке, второй рукой он схватился за уздечку, и ударил вожжами лошадей. Лошади прорвали кольцо волков, хотя одну лошадь хищник укусил за заднюю ногу и держал, пока не получил порцию дроби в туловище. Лошадь была ранена, и повозка двигалась очень медленно, притом, что одну лошадь постоянно приходилось сдерживать, волки шли за повозкой. Извозчик приказал Колосу управлять лошадьми. Тот подошел, и мужик кинул ему в руки уздечку. Колос сел на его место и повел повозку. Извозчик поднялся на то место где ранее сидел юноша и оттуда начал палить по волкам, перезаряжая ружье. После того, как половина своры пала, стая решила оставить путников в покое.

Заехав в следующий город, извозчик поменял лошадь и спросил с философов еще платы за то, что он рисковал жизнью. Им пришлось согласиться.

Весь день путники не могли отбыть из города и провели ночь здесь.

Шестой день прошел так же дико. Армия комаров закусала наших путников, Матиан сделал своевременное замечание:

– Лучше бы нас вчера загрызли волки, чем комары.

На девятый день повозка наконец таки подъехала к таверне «Замечательный дьяволенок». Это был пивной бар, кабаре, публичный дом и ночлежка. Потрясающее сочетание, хочу вам сказать. Хозяин издалека напоминал толстого дьявола, наверное, в честь себя и назвал это заведение. У наших путешественников не было другого выбора, кроме того, как снять комнату в этом бедламе. От остальных услуг данного заведения они предпочли воздержаться. Тьма заполнила улицу, словно все люди вокруг внезапно ослепли, но это утверждение опровергли яркие звезды, которые осветили небесные просторы.

Этой ночью выспаться никто не смог: со всех сторон по стенам что-то стучало, постоянные стоны и музыка сливались в безостановочную бессонную песню. Скрип кроватей аккомпанировал основной мелодии, прекрасно сочетаясь с мужскими криками, содержание которых можно передать двумя словами: «да» и «малышка». Хор мужчин лишь иногда подпевал хору женщин, но женщины пели свою песню постоянно. Это чем-то напоминало урок сольфеджио. Одна женщина вдруг прогорланит свое «До», другая «Ре», а тут поспевает и «Ми», и «Фа», и «Соль», и «Ля», и «Си», а переход на новую октаву знаменуется завершающим «До».

«Хорошо выспавшись», полумертвые путешественники отправились в дорогу.

Весь десятый день путники провели в поиске нормальной ночлежки. Она была найдена. Днем они спали, как убитые. Всю ночь они ехали в Риаду и наконец-то оказались там.

Извозчик оставил повозку и распрощался с философами, после, конечно, получения гонорара. Он начал искать новых клиентов. Колос и Матиан отправились рассматривать город.

Риада – столица парламентской республики и почти уже столица планеты Терры. Огромнейший порт соединяет город с Океаном, большая часть его составлена из белоснежных плит. Следующий район –район фабрик. Это единственный город, в котором вообще построены фабрики. Здесь используются простейшие и сложнейшие механизмы, конвейеры, и уже в фабричном районе разъезжают поезда. Внутри фабричного района располагается научный центр, а в нем Академия наук. Все достижения механики и физики, способные применяться на пользу города сначала появляются в районе фабрик. Фабрики производят мебель, инструменты, повозки, чего они только не производят. Следующий район, зеленый, жилой район. Почти все дома на его территории зеленые. Все вокруг заполнено деревьями, много-много зелени. Треугольные крыши домов – никаких обыденных городских коробок. Последний район не имеет особого цвета. Это торговый район. Множество магазинов и складов располагается на этой территории. Это центр мировой торговли. Город невообразимо огромен. Там живет около двадцати миллионов человек.

Колос и Матиан поселились в гостинице, которая находилась в торговом районе. Старый философ нашел своему спутнику отличный университет, где тот должен был пройти обучение, чтобы потом подать заявку на принятие в академию.

Колос поступил. Старик был счастлив. Три года Колос обучался в лучшем гуманитарном университете мира. В начале четвертого года Матиан умер. Горю Колоса не было предела, он отдал последние деньги на похороны учителя. Ему пришлось идти работать. Благо, работа не помешала ему учиться, и четвертый год он закончил с отличием. Получив нужную степень, Колос приступил к написанию научно-философской работы, которая называлась «Я и космос».

Краткое содержание работы сводилось к следующему:

«Есть я, и есть космос. Космосом я обозначаю все, что есть: Бога и его творения. Я, творение Бога, но помимо этого Я еще представляю собой увесистую часть системы «Я/Космос». Абсолютное отражение вселенной, с расширением ее в одном субъекте. Точнее, отражение некоторых свойств и способность создания множества других, придают моему разуму значимость сверхмозга, отражающего часть вселенной и создающего остальные части по бесконечной множественности направлений. Я становлюсь шире любой вселенной, способной существовать в своем бесконечном разумении и незнании».

Работа была подвержена критике со стороны всех вышестоящих ученых и философов. Главным аргументом против написанного являлся язык автора, который упрекали в непонятности, сложности, глупости, и говорили, что работа пуста и бессмысленна. Мало кто ее понял. Вообще, на тот момент в философии существовало два направления: теософия – говорящая, что Бог единственный субъект, а остальные лишь жалкие кусочки – бесполезные, беспомощные, слабые, не имеющие выбор; и философия эксперимента, которая утверждала права науки. Второе направление зародилось недавно. Оба направления не могли принять того, чтобы поднять персону человека до высоты, хотя бы планетарной значимости. Чтобы получить свою научную степень, Колосу пришлось писать о том, о чем он совершенно не хотел писать. Но он ведь обещал своему учителю. Работа, посвященная бытию Божьему и проблеме выбора:

Краткое содержание работы: Бог – единственный. Он – это мы. Люди не смеют себя называть даже адептами Бога. Люди уповают на удачный выбор, который дает нам Бог. Милость Бога – это дача нам «Выбора». Выбор – это ситуация, в которой мы можем принимать решение и что-то менять. Экстаз выбора в возможности приближения к Богу.

Эта работа была оценена многими философами. Колос получил следующую научную степень. Вот в чем, оказывается, секрет мимолетной славы. Берешь то, что нравится остальным, перефразируешь общественное мнение, добавляешь небольшую щепотку своего мнения, надеясь, что эта приправа произведет фурор и вот, отличный суп, который съедят любые литературоведы, философы, да и обычные люди, готов. «Люди видят то, что они любят». И едят то, что переваривает их желудок. Только не в каждом желудке достаточно извилин, чтобы переварить некоторые супы, которые готовятся для гурманов. Проблема современного общества – это желудки, которые не могут переваривать разнообразную пищу. Гурманов в мире совсем уж мало.

Прошло десять лет. Множество публикаций написано, множество работ за спиной, несколько книг позади. Известность Колоса во всем мире возросла. Он смог купить себе дом, жениться на молодой красавице, перевезти всю семью в Риаду. И дети у него появились, но он не мог отступиться от своей цели. Гордость – его злейший враг.

Последняя книга была написана им к сорокалетию. Ее содержание передается простой фразой: «Все что я раньше писал – это не мои мысли, это ваши мысли, и сейчас я обязан оправдаться перед собой и написать то, что я действительно думаю».

Страдания, критика, публичная ненависть, гонения, переезд – вот что ожидало двуличного теософа.

Прошло три года, Колос Софос вернулся в город. Риада его уже не помнила. Он нагрянул в Академию, со словами, что ему есть, что защитить перед научным сообществом. Он достал тысячестраничное издание своей работы, работы его и его учителя. Философы академии приняли вызов, если его работа окажется гениальной, то его признают академиком.

Все прошедшие три года Софос посвятил этой работе. Он писал и писал. Его голова кипела изо дня в день. Он говорил, что справится, и он справился. Мысли его учителя, его мысли, все это слилось в потрясающую симфонию философских изысканий.

После того, как он бросил вызов, надо было подготовить краткое выступление, которое расскажет о чем его работа. Структура должна быть такова: вопрос (вступление), процесс поиска, итог. Неделю Колос Софос готовился к защите своей работы, ему это было уже не нужно, он понимал этот мир, он понимал законы, он знал, что не сможет победить в битве с академическим драконом тщеславия.

Эта битва прогремит не на жизнь, а на смерть. Один против многих, как и мечтают многие, но этим многим не удалось стать одними. Но ему удалось.

Пожилой философ пришел в назначенный день в Академию наук. Он кивнул всем своим знакомым. Место для него было уже подготовлено. Он взошел на сцену. На него смотрело несколько десятков академиков.

Он был уже довольно стар. Его речь звучала поразительно трезво и молодо, в ней чувствовалась особая энергия. Его очки, спущенные на нос, его седые короткие, но густые волосы, его зеленые, но еще не потускневшие от старости глаза – раскрывали его сущность потрясающего оратора и просто мудрого человека. Длинная темно-фиолетовая накидка спускалась на землю, и подобно водопаду, впадала в водоем лилового ковра. Он стоял на сцене один, напротив него находилось множество академиков, невообразимо похожих друг на друга. Если встретить их в разное время на улице, то можно забыть поздороваться со всеми остальными, кроме первого встретившегося, ведь они настолько похожи, что производят впечатление одного и того же человека. Их серьезность усугубляла положение любого оратора стоящего на сцене, только не Колоса. Несколько раз за выступление эти напыщенные старики с удовольствием обменивались негативными мнениями о докладе, который они слушают. Никакого уважения к чужому труду у них не было. Как и остальные люди, они желали двух вещей: отождествления мнения других со своим и зрелищ. К сожалению, те, кто не обладал мастерством пекаря и клоуна, могли надеяться лишь на совпадение своих взглядов с большей частью взглядов бородатых ученых.

– Я думаю, что следует начать. Так вот, вопрос мне придется сначала обосновать. Я человек. Я сознаю, что достоверно в этом мире существую только Я. Может ли существовать что-то другое? Я не имею об этом ни малейшего понятия. Хотя, смотря, о каком уровне существования мы говорим. Быть иллюзией – тоже значит существовать и существовать истинно, но по сравнению со мной, вы все, вполне, можете быть лишь иллюзиями. – Колос многозначно улыбнулся, академики забормотали, они были явно недовольны. – Так вот, я отдаю себе право, так же, как и вам, если вы достоверно существуете, быть вместилищем отрывка вселенной и множества раскрытий самой возможности, которая даже может не существовать. Уже давно известно, что человек может не верить в Бога, следовательно, человечество развивает множество идей. Однако я сделал целью данного раскрытия именно постановку вопроса. Так вот, мой вопрос: если человек, тот который именно Я, отражает в себе больше чем действительность, то может ли он помыслить действительное таким, каково оно есть? Если короче: может ли человек узнать действительность?

Действительность – что я буду понимать под этим словом в данном диалоге? Выходящее за иллюзорность. Вполне полновесный взгляд. Иллюзорно все, но есть ли способ, которым мы можем узнать о существовании кого-либо кроме Я? Воспринимающее становится в центре вселенной, как оценщик истинности предлагаемой бытием? Что вообще означает быть? Быть – значит находиться. Нахождение – отлично выражает меня. Но где я нахожусь? Здесь? Где-то еще? Все же я нахожусь здесь и вижу иллюзию этого мира. Это значит, что что-то есть. Есть что-то создающее иллюзию. Однозначно! Иллюзию создает само восприятие. Если воспринимаемое способно восприниматься, то оно бытует, то есть находится где-то. Есть ли разница где? Да. Если вещь находится не перед нами, а в другом месте, то наш взгляд нас обманывает, и мы сталкиваемся не с истинной истиной, а с иллюзорной истиной, которая подсовывает нам нечто, что является нами воспринимаемо. Восприняв что-то, я бы хотел удостовериться в его действительности. Если я докажу, что есть вещи, то узнаю, что есть и вы. Возьмем яблоко. Мы чувствуем его вес, его температуру, видим его форму и цвет, оно круглое. Два разных ощущения дают нам понять, что яблоко круглое. Первое доказательство пройдено. Два различных органа создания иллюзий сходятся в едином мнении. Это доказывает одну вещь: наше Я есть по отношению к яблоку, и значит, яблоко есть по отношению к телу, что это значит? Две иллюзии, тело и яблоко, взаимодействуют между собой, получая информацию друг о друге. Мы прикоснулись к бытию. Вся структура нашего восприятия едино восприняла яблоко. Если мы поднесем его ко рту и откусим от него кусок, то почувствуем его вкус. Еще одно восприятие подключилось. Яблоко существует, потому что все органы восприятия в своей ограниченности говорят о его присутствии напротив нас.

Какой вывод мы сделали? Яблоко напротив нас есть, если мы бросим его на пол, то узнаем, что есть еще и пол, мы ведь верим открывшемуся нам яблоку? Но вот, есть одно но, мы не можем кинуть яблоком в Бога. Действителен ли Бог? Каждый в кого я могу кинуть яблоком – уже действителен. Но что такое Бог? Он верховный. Есть ли он? Как это узнать?

Приступим ко второму доказательству. Мир продуман. Сложен. Невообразим. Есть ли некий закон? Нет. Если бы все было закономерно, то все бы повторялось на каждом уровне вещественного, но мы не круглые, как планеты, следовательно, что-то думает над нами. Совершает акт мысли создающей. Что это? Чей–то разум, который мы и называем Богом.

Следующее доказательство: если я смог постигнуть Бога и бытие, как нечто относительно не иллюзорное, то могу ли я претендовать на звание отражения бытийной сути? В вопросе содержится ответ.

Так вот, мы приходим к итогу. Человек способен познать действительность. Действительность может открыться человеку. Это значит, что он может ее познать, а, следовательно, он величайшее, что может существовать. Велико все, что может делать то же, что и человек. Человек это половина бытия, то есть отражение вселенной, в каждом. Представьте себе саму сложность структуры. Мы с вами подобны озеру, отражающему открытую для нас часть бытия. Только наши волны несколько искажают это бытие, а внутри нас оно становится еще сложнее, а может и стать небытием вообще. Бытие, становящееся небытием – это нонсенс, на который способен только человек. Почувствуйте всю глубину этого. Донесите до себя свое собственное величие. Я не смогу сказать вам большего. Ваши взгляды узки, вы думаете, что Бог единственный субъект, другие думают, что человек лишь маленький кусочек этой планетки. Но нет, человек – это Бог, творец, создатель. Любите себя и людей. Вы вместе, с пониманием того, что вы Боги, можете сделать все. Создать вселенную заново, Истинный Бог вам это разрешит. На этом мое выступление должно закончиться. Я покину это место и больше не вернусь. Я издам книгу в своем маленьком городе, если кто-то захочет ее прочитать, приезжайте. Мне не нужно ваше одобрение, слава, авторитет. Я есть сегодня и здесь, и здесь меня скоро не будет, я буду там. Подальше от вас. Буду молиться, чтобы мой труд и труд моего учителя не пропал даром.

Прощайте.

Колос Софос покинул помещение. Недовольные речью академики раскритиковали его работу и не стали давать ему степень. После, во многих научных изданиях появились статьи, перекликающиеся со словами Колоса Софоса. Множество критиков распространяло свою агитацию против гения. Утверждалось вообще, что он был главой террористической банды, что он был педофилом, и так далее, множество ужасных слухов, ранящих репутацию Софоса, обрушилось на него.

Однако среди этих перекличек были и сторонники гениального философа. Появилась группа людей, называющая себя софистами.

Колос прожил остатки своих дней с семьей. Он ничего больше не писал. Он получал деньги за его предыдущие издания. Он всякий раз улыбался, когда слышал о спорах софистов с членами академии.

Годы шли, как секунды, он понимал, что смерть встречает его, тогда он вспомнил диалог с Матианом:

– «Ты должен доказать, что мы достойны войти в это сообщество, а после раскритиковать их, чтобы люди не смотрели на них, как на величайших творцов истины, но я не могу стать академиком.

– Почему?

– Я слишком стар, я скоро умру. – Грустный голос пронзил тишину, словно облака пронзаются солнечным светом. Ах, эти кучевые, стремящиеся вдаль облака, скрывающие за собой нечто ценное для раздумий. Ах, это солнце, играющее тишиной своего тепла. Философы всегда ценили тишину, особенно, когда они говорят о смерти, разве есть что-то говорящее о смерти больше, чем тишина?

– Старый философ собрался умирать? – Колос улыбнулся, но это была самая грустная улыбка, которую можно себе представить.

– Смерть есть неизбежный рок, она – ждет всех: воинов, рабочих, ученых, дураков, даже мудрецов она поджидает за углом. Ее зубы не остры, у нее нет когтей, у нее нет злого, холодящего все тело, голоса. Лишь страху все это присуще. Смерть приходит к тебе в своем ученом одеянии, и оно не черное, как говорят, а белое, белое, как снег на вершинах гор. Она молчит, но не нужно слов, ты сам понимаешь, кто это, и куда она тебя ведет.

– Смерть – это женщина? – удивился ученик.

– Мужчины слишком лишены утонченности, чтобы приравняться к госпоже смерти. Ее глаза белые, ее губы почти бесцветные, маленький носик украшает ее лицо, она само воплощение красоты, которое только можно себе представить. Правда, поэтично?

– По-моему, слишком философски, – ответил ученик.

– Когда поэт твердит что-то философское, то люди называют его образы поэтичными, когда философ твердит что-то поэтичное, то люди называют его образы философскими. Не повезло, конечно, лгуну, даже правда в его устах лжива».

Вокруг Колоса собралась вся его семья. Он лежал в кровати. Болезнь терзала его хрупкое старое тельце уже целый год. Он боролся изо всех сил, но уже не мог выкарабкаться. Любимая жена смотрела на него и плакала. Дети бегали вокруг и носили все, что ему было нужно. Колос начал говорить свою последнюю речь:

– Я не боюсь умирать. Но не хочу оставлять вас. Все заработанные мной деньги остаются с вами, и все права на книги я переписал на своих детей. Вы будете всегда при деньгах, но не деньги ведь нужны семье философа? – он многозначно улыбнулся, жена нервно хихикнула, грусть пронизывала ее тело до самого нутра и возвращалась обратно, отображаясь на ее теле. – Я ведь вас очень сильно люблю. Я такой старый дурак. Прости, я больше не буду усугублять происходящее, вам и так тяжело и вы все понимаете.

После этих слов Колос Софос замолчал. Он долго наблюдал за женой и бегающими детьми. Вдруг его глаза закрылись, и он погрузился в пустоту.

Альфа:

Вот неудача, он так близок был,

А я то его почти и забыл.

И не смогу создать я мир,

Чтоб он другим вдруг оказался,

Как я бы смог тут не касаться,

Того что сделано давно.

Но хитрость, хитрость я придумал.

Тут правил нет, ведь этот спор,

Таких бывает где-то сто

За тысячу минувших лет.

Я буду там рожден, где нет

И тех намеков на прогресс.

Где нету сказочных чудес,

Даримых мудрецами.

Омега – отрицает?

Омега:

Давай, хитрее, я не против.

Но я вмешаться могу вроде?

И ты не думай, что я дам

Меня здесь обхитрить.

Но да,

Конечно, ты умен на редкость.

Но я ведь тоже не калека,

И этот спор, что я назначил

Меня к победе приведет,

Ты видел ведь, как близок тот?

Философ?

Глава VII: 420 лет назад

или

Поэт

Предисловие

Здравствуйте, уважаемые читатели. Время движется, подобно вихрю. Оно закручивает нас и поднимает вверх. Оно разлучает нас с потрясающими людьми. Я академик, доктор филологических наук, но моя фамилия не имеет значения, когда речь идет о поэте, чье имя является нарицательным для этого вида деятельности. Того, чье имя и означает слово «поэт»; того, кто пил мед поэзии; того, кто имеет титулы: король рифм, мастер слога, профессионал изложения – Вир Имаго.

Да, имя этого легендарного поэта знают все. Родился он четыреста двадцать лет назад. Сохранилось множество источников, говорящих о жизни этой поразительной персоны. Некоторые факты из его истории я рискну вам доложить. Многие люди создали о нем несколько томов книг. Я же не собираюсь поражать вас объемом. Скорее, я постараюсь кратко изложить судьбу этого человека, чем мучить вас длительными рассказами, основанными на легендах и сказках. Из истории я попытался убрать все лживые факты. Я долго проводил исследования в этой области. Сейчас вам доступно это издание. Статья уникальна в своем роде. В ней собраны факты из жизни Вира Имаго, а так же выписки из его произведений и автобиографии. Желаю вам приятного прочтения, уважаемые читатели.

История первая: детство юного поэта

Родился поэт в новое время. Тогда уже начинали появляться поезда и паровозы, поэтому по миру стало проще перемещаться. Существовало лишь два слоя людей: буржуи и рабочий класс. Они определяли две мировоззренческие позиции. Рабочий класс –довольно беден умом, не имел допуска к различным изданиям, и вообще был мало начитан. Это сейчас люди могут себе позволить читать все, что могут купить, а раньше книга была дорогим удовольствием. Кстати, родился поэт и в то время, когда появились печатные машинки. Появились газеты. Мир становился все более просторным и открытым. Мир стал поразительным, огромным. Его уже не обнять двумя руками, его уже просто так не обойти.

Рожден поэт был в семье беднеющих музыкантов и поэтов. Мальчик был очень красив.Непонятные мерехлюндии частенько покрывали головы этого рода. Прадедушка совершил самоубийство, когда узнал, что он всю жизнь называл ямб хореем, что, однозначно, негативно повлияло на его отношение к самому себе. Бабушка, в свою очередь, убила себя, узнав, что ее отец не мог отличить ямб от хорея. Как же в жизни все связано. Они были странными интеллектуалами. Конечно, это, возможно, легенды. Но Вир унаследовал от родителей особую чувствительность к искусству. Он был самым, что ни на есть, меланхоликом, которого только можно было себе представить. Однако, об этом позже. Рос он быстро.

Уже в детстве, в десять лет, он написал один рассказ, который опубликовал, когда уже вырос, конечно, после тщательного редактирования.

Рассказ: Вампирская история

Я живу в мире насекомых. Меня зовут муха Жужу. Все мухи, как мухи, а я влюбилась в комара. Комар был такой красивый, с длинным носом, но он меня не любил, наверное, потому, что я толстая. Он был красив. Все комары такие красивые. Они такие лапочки. Комара, которого я любила, звали Зззз, а его брат, Ззззз, был совсем чокнутый, он общался с пауками и пил человеческую кровь.

Зззз никогда на меня не смотрел, ему больше нравились элегантные женщины комары. А вот Ззззз постоянно ко мне приставал. Однажды он пригласил меня на вечеринку спящего человека, где насекомые веселились всю ночь. Я согласилась. Ззззз пил кровь из спящего мужчины, потом предложил мне отойти в уголок. Я пятилась в угол, и вдруг паук накинул на меня паутину. Ззззз подмигнул ему и полетел пить кровь человека дальше. Потом к Ззззз подлетел Зззз. Во время диалога и распития человека, мой возлюбленный вдруг заметил, как паук тащит меня к себе домой. Зззз полетел меня спасать. Он дрался с пауком и победил. После чего освободил меня и улетел пить кровь человека, но вдруг человек проснулся и прихлопнул Зззз. Так и закончилась его жизнь. Я плакала. А потом полетела и села человеку на нос, он ударил себя по носу и убил меня. Зато ему было больно.

Вир много читал, особенно любил стихи, в гимназии – был отличником. Никто не мог превзойти его. И девушки его любили. Да и сам он любил девушек. Уже тогда юный поэт начал писать первые любовные стихи, но не мог освоиться с ритмом. Всем все равно нравилось. Я могу привести примеры некоторых его стихов, но лучше этого не делать, поскольку тогда писал этот гений ужасно. В семнадцать Вир с отличием окончил гимназию и пошел в гуманитарную академию.

История вторая: Академия

Вир Имаго поступил в академию. Эта новость очень обрадовала родителей. Его специальность – филология. Он учился на одни пятерки. Преподаватели видели в нем несравненный талант в их искусстве и ремесле.

На первом курсе он столкнулся с поэтикой. Поэтика – предмет, посвященный закономерностям стихосложения, изучению стилистических приемов стиха, грамматике стиха. Этот предмет преподавал известнейший поэт того времени Альберт Неопоэзис. Следует воспроизвести все лекции Альберта, чтобы понять всю их глубину и точность.

Лекция 1:

«Мой первый вопрос сейчас, как и на всех курсах: что такое поэзия? Кто-то может мне ответить? Никто не знает? Я отвечу. Поэзия – это жизнь. Привыкните к этому определению. Без него вам не видать пятерки по экзамену. Что значит стихосложение? Складывать стих! То есть создание стиха! Создав стих, мы углубляемся в свою душу, стихосложение – это перенесение душевных переживаний в форму стиха. Стих – это не просто рифмы на конце, рифм может и не быть! Запомните! Рифмы – это второстепенная составляющая стиха, лишь бутафория. Главное в перенесение эмоций – это ритмика. Ритмикой создается атмосфера стиха. Это технический вопрос. Но техника в стихосложении – так же вторична. Наша следующая лекция будет посвящена ритмике, но сейчас я хотел бы разобраться с простейшим вопросом. О чем писать стихи? Стихи пишутся только обо всем: ни больше, ни меньше. Нужно осознавать, что мир широк, его нужно любить и выражать в стихах; запоминать таким, какой он есть сейчас. Мир – во мне самом и мир в мире, как таковом. Стихи не пишут про здоровье, не пишут про ремесло, не пишут про глаженье и стирку белья. Если ваша душа в этом, то вы слишком грубы для поэзии. Любить поэзию – значит пользоваться ей в полной мере. Любить природу, значит выражать ее самым сложным и чувственным языком, языком поэзии. Поэт – философ и ученый одновременно. И тут я процитирую Ортиса Великого:

Поэзия есть ключ, что отворит замок,

Которым в спальне Бытие закрыто.

Поэзия идущему, как будто бы сапог,

Необходима; но другими позабыта.

Кто-то может подумать, что это преувеличение, но нет, это истина. Язык поэзии многим непонятен, а кто не понимает язык, всегда пытается упрекнуть другого в незначимости этого языка. Мол, то, что я не знаю, то незначимо. Это глупо. Поэзия значимейшая… но не дисциплина. Она жизнь. Точно вам говорю. На этом курсе мы будем углубляться в поэтику. Под конец этой первой, короткой лекции хочу привести еще один стих, мастера Жеранда:

Истории известны многие примеры,

Но этот был, конечно, уникален.

Создание стиха так музыкально

Мой слух сразило, тут не надо трений.

История стиха так необычна,

Ее создатели, конечно мастера.

Поэзия была Богами рождена,

Но слуху так приятна и привычна.

Поэт мой Бог, поэт моя отрада,

Единственный великий человек.

Он пишет стих, и вот проходит век.

И прошлое для нас, как будто рядом.

Узри! Слепой! Услышь глухой!

Все это пение Богов:

И рифмы и волна слогов.

Пропой еще раз, лишь пропой.

На этом я вынужден закончить свою лекцию. На следующей мы обсудим другой важный аспект стиха – ритмику».

Данная лекция раскрывает отношение учителя к поэзии. Сложная структура духовных связей объясняет стремление к совершенству стиха.

Лекция 2:

–Здравствуйте, сегодня мы обсудим такой аспект стихосложения, как ритмика. Ритм – это строение строки. Из чего состоит строка? Из слов. А слова? Из слогов. Строка делится в стихе на слоги. Слоги следует считать по гласным буквам. Приведем пример: «Летящий в небе соловей». Сколько здесь слогов? Е, я, и, е, е, о, о, е. Получилось восемь. Каждый слог в строке называется стопой. А данная строка – восьмистопной, а стих назывался бы восьмистопным. Все поняли? Нет? Пример: «Я угасающий луч света в этом мире». Я, у, а, а, ю, и, у, е, а, э, о, и, е. Эта строка тринадцатистопная. Все предельно просто. Берем количество слогов, то есть гласных букв. Это будет спрашиваться на экзамене. Теперь обсудим понятие метра. Это организация ударных и безударных слогов в строке. Проще? Любое чередование ударных и безударных гласных. Все помнят, что такое ударение? Слон. Дерево. Время. Часы. А теперь разберем два самых простых размера. Ямб – двусложный размер. Чтобы им писать, нужно помнить одно правило: Ударные и безударные слоги просто чередуются. В ямбе все начинается с безударного слога. «Оно смотрело вдаль, твое родное солнце». Хорей так же прост. Отличается он только тем, что начинается с ударного слога. Пример: «Лодку катит быстро парень». Сейчас будьте внимательны. Самый сложный момент для новичков. Псевдоударный слог! Псевдоударный слог – это безударный слог, на котором при должном прочтении падает ударение. Но это ударение не фонетическое, а находится внутри именно нашего произношения этого стиха. Например, если мы пишем ямбом: «Поток частичек всех на свете души людям затмевал». В слове «затмевал» два ударения в этой строчке, одно исконное, которое есть у него всегда, а другое «псевдо», которое проявляется только в различных стихотворениях. Главное правило ритма: не бойся пропускать ударения, чем больше безударных гласных, тем больше ритм задает сам читатель, но если беспорядочно натыкать ударные звуки, то получится мрак, хаос, не стихотворение, а набор слов. Освоили ямб и хорей?»

У Вира получалось писать стихи практически профессионально. Учитель решил предложить им работать вместе. В течение двух лет Вир трудился со своим преподавателем и в итоге подготовил «курсовик». Впервые за курсовую работу была вручена кандидатская степень в области филологии. Многие доктора наук оценили гениальность юного дарования. Вир разобрал всю историю стихосложения, после чего представил всем свой сборник стихов.

Через год после окончания Вир стал работать преподавателем по литературоведению в своей родной академии. Он заработал звание доцента. В этом же году Альберт Неопоэзис был убит разбойниками, которых так и не нашли. Убийство учителя глубоко ранило поэта. Он писал:

Мой идол пал от рук в крови взращенных,

Мой идол и последний человек,

Кто мог так много думать о нас всех,

Он пал от низких, жалких, извращенных.

Ведь так всегда: добро клянут злодеи,

А добряки им отвечать не могут.

И зло уж мнит, что будто они Боги,

И я не знаю, кто сейчас там делит

Десяток жалких золотых монет.

Но человека! Человека нет!

Он пал от ран за деньги нанесенные.

Но разве жизнь продать возможно, друг?

Добряк! Дерись! Добряк, не унывай!

И отомсти за горе сотен, тысяч.

Бери свой меч, тебе ведь надо вычесть

Из лучших худших. Надо убивать.

Добряк, не трусь. Разбойник словно зверь.

Хоть верь ты мне, а хоть не верь.

Убей его. За зло убей.

Переживания отразились на многих аспектах творчества поэта. Грусть – не знала пределов, и через год вышел самый популярный сборник Вира: «Грустно быть человеком». Напомнить стоит лишь главную идею большинства стихов этого сборника: мир не так прост, все лишено смысла, жизнь не игра, но шутка, трудно жить, труднее умирать.

Из автобиографии, написанной самим поэтом: «Смерть Альберта разрезала меня пополам, подобно скальпелю. И вот я в роли подопытной лягушки, еще в сознании, еще кричу свое веское «ква», но никто не слышит. Всем наплевать на смерть великого человека. Мое сердце, как надкусанный пирог, как здание, пораженное пушечным ядром. Я лежал два дня дома, на работу не ходил. Мое мертвое тело поднял лишь голод, и я. подобно зомби, направился к холодильнику. Поев, я пришел в себя. Трубка, которую я обычно курил, лежала на подоконнике, и своими эротичными очертаниями манила меня. Мне нужно одно из двух, чтобы забыться: покурить, провести время с дамой. Трубка – это моя женщина. В ней я забываю свою печаль, странно, что я не курил два дня, и меня уже ожидал табачный поцелуй моей любимицы. Да, я плакал, Альберт был моим лучшим другом. Кто-то когда-то терял лучших друзей? А авторитетов? Сложно представить, как это, потерять отца и друга в одном лице. Прощай, Альберт, ты дал мне новую жизнь и настоящую дружбу».

История 3: Страшная катастрофа

Из автобиографии, написанной самим поэтом: «Город разыгрывал осенний маскарад красок. Туманный вечер заполонил сигаретным дымом все уголки видимого и невидимого. Звездное небо отражалось на зданиях горящими из окон огоньками. Люди сидели дома, как и подобает воспитанным индивидам; только низкие и грязные, бедные и убогие, злые и бессердечные обитали во мгле, между светящимися фонарями. Воры и убийцы, обманщики и садисты вышли на ночную охоту за редчайшим в этих краях зверем, потерявшимся или идущим с работы порядочным гражданином. Осенний дождь разрушал сухость камня, из которого когда-то были собраны мостовые и дороги. Риада заснула, но спать могли не все.

Я никак не мог заснуть, что-то не давало мне это сделать. Голова трещала от невообразимой боли, сердце описывало круги, подобно самому быстрому скакуну на ипподроме. Я думал о прошлом, о том, что не дает мне спокойно уснуть уже целый месяц. Университет позади, я известный литературовед, но ничего не происходит. Я не чувствую счастья от жизни. Я опечален. Рядом со мной, в постели, лежит очередная девушка, которую я нашел неделю назад в библиотеке. Эта дама казалась мне такой неприступной, что я не мог ее не покорить, но я несчастлив. Улыбка давно не показывалась у меня дома.

Я повернулся направо, посмотрел на ее милое лицо, ее закрытые глаза, тонкие губы. Я не думаю, что она счастлива со мной. Внезапно раздался крик, но сейчас уже не принято реагировать на подобные ежедневные мелочи. На улице снова ограбили кого-то или снова убивают. Когда ужаснейшие поступки становятся обыденностью, надо переезжать. Я думаю, сделаю это завтра, или послезавтра. Но я же хотел переехать неделю назад. И месяц назад. Когда же я соберусь? Дом мой маленький и унылый, вещей мало, а купить что-то стоящее было бы неплохо. Но я, похоже, могу смириться с этим.

Я вспомнил, как познакомился с девушкой, которая лежала у меня в кровати. Мы были холодны и блуждали по залу библиотеки, знакомиться мы и не думали. Я искал поэзию, она искала академические разработки. Я литературовед, она учитель по биологии в гимназии. Но я увидел ее глаза, когда она упала и лежала на полу библиотеки. Она набрала множество книг и тащила их к читательскому столу, но на ее пути оказался я. Мы столкнулись. Она и ее книжки упали, подобно пушечным ядрам, ударившись об пол с характерным им звуком. Она оказалась доброй и интересной, хотя я не любил ученых книжных червей, которые пытались найти свою маленькую дорожку в граните науки. Но она была не такая… хорошая, но не более. Она мне понравилась, но не более. И сейчас она у меня дома.

Нервы не выдержали, как гитарная струна. Сон был мне очень нужен. Я, изображая черепаху, понес свой неподъемный панцирь к выходу. В руках моих были табак, трубка и спички. Выйдя на улицу, я забил трубку табаком и поджег этот стог сена, в печи моего успокоения. С каждым вздохом мое сердце замедлялось, я думал только о дыме. Дым меня успокаивал.

Простояв так минут десять и покурив трубку, я повернулся в сторону дома, но неожиданно земля затряслась. Разлом, который появился в центре города, поглотил несколько домов. Но мой дом находился на периферии землетрясения, далеко от центра, однако его стены были настолько слабы, что не выдержали и такого малого шока. Дом начал рушиться. Я знал, что там спала она. Но я не мог и двинуться с места. Безысходность, жалость к себе и многое другое, что сложно объяснить словами, держали меня на месте. Я хотел спасти ее и бежать одновременно. Бежать прочь и спасти ее. Выбор был труден. Я так его и не сделал. Дом обрушился, забрав девушку с собой. Осколок крыши упал на меня, придавив все мое тело. Память потускнела.

Очнулся я в больнице. Ноги не могли двигаться. Я пытался поднять одну из них, но они, как упрямые мустанги, сопротивлялись. Их упрямство поразило меня. Я не мог поверить, что это случилось. Ноги были парализованы. Я молчал несколько месяцев».

Второй отрывок был написан куда позже. И к нему относится стих:

Хотите вы летать,

Но мне бы только встать,

Еще один шажок

Хотел бы сделать я.

Но ведь душа моя

Сильнее сердце жмет.

Цемент в ногах моих

Идти мне не дает.

Два этих колеса,

Как адские круги.

Эх, мне бы две ноги,

Не надо даже крыльев.

Вернуться бы назад,

И убежать двоим,

Из дома, что таит

Страданье и погибель.

Из автобиографии, написанной самим поэтом: «Камень. Что это такое? Вы знаете? Нет, не говорите мне, что вы знаете об этом, если у вас ничего не парализовано. Когда ногу не переместить, даже не сдвинуть, вот это настоящий камень.

Преподавать я больше не могу. Слишком утомительно ездить до академии, да и по лестницам не подняться. Кто их придумал вообще? Да и на холмик без помощи не забраться. Слабость. Движения нет. Руки утомляются, если я выбираю прогулки, если я сижу дома, скука и лень настигают меня. Стремления закончились. Мизерная пенсия по инвалидности – вот мой предел. Взгляды на улицах, ах, эти взгляды, полные сострадания, жалости, а иногда и ненависти. Когда-то я мог вызвать у девушки улыбку, а сейчас своим уродством боюсь напугать любую даму. Я перестал быть человеком. Город не приспособлен для меня. Эти лестницы, люди… впервые думаешь о жизни по-другому, когда был шанс. Когда не было камней.

И вот, что же такое камень? Камень – это что-то неподвижное. Без ног я медленно становлюсь камнем. Не знаю, каким образом осколок крыши не убил меня, но врачи сказали, что я везучий человек. Так приятно это слышать, что хочется умереть!»

Через годы его отношение к травме изменилось. «На самом деле мир не так плох. Бывает, кому-то везет, а кому-то нет. Как говорил мой учитель и друг Альберт Неопоэзис: «Душа поэта открывается в страдании». Да, вы не ослышались и не «очитались». За прошедшие несколько лет я выпустил потрясающие сборники стихов, которые разошлись по миру миллионным тиражом. Я теперь зарабатываю поэзией, точнее, я пишу от души, занимаюсь любимым делом, а потом мне дают за это деньги. Весь мой дом оснащен под меня, я могу свободно перемещаться по всем трем этажам, это очень важно. Если никто не хочет создать мир для тебя, создай его для себя сам. Мой дом – мой маленький мир. Кстати, я устраиваю уроки поэтики по выходным. Посещение свободное. Люди водят своих детей, а я объясняю им важнейшие моменты стихосложения, как писать от души и так далее. Я уже продвинул несколько юных дарований. Они пользуются успехом. Мой камень стал моими крыльями. Главное не ноги, а душа. Каждый, кто переживает страдание, в итоге становится очень сильным. Если сотни поражений ведут к одной, самой важной победе, то они тоже были победами. Если бы всего этого не произошло, то я бы не стал самим собой настоящим. Моя трубка составляет мне компанию по вечерам.

Кстати, поговаривают, что мои стихи включили в программу некоторых гимназий. Мое тщеславие удовлетворено».

Самое главное, что ни слова он и не соврал. Самый лучший поэт в мире был инвалидом, что не делало его ненужным. На его стихах воспитывались целые поколения детей и взрослых. Всем людям, которые потеряли надежду, следует учиться у него. А что бы было, если бы он просто потух, подобно свече, и потерял бы свое дело?

История 4: Эста

Отрывки из стихотворений Вира:

«Ее прелестный смех,

И серо-голубые

Глаза. И волосы, налитые огнем.

Она прекрасней всех,

Она моя Богиня.

И я влюблен. Я так в нее влюблен.

Она – мой сон,

Она – мое явление.

Горящий взгляд расплавленных зрачков

Глядит в лицо.

И вот уже сомненья

Меня терзают. Песни ни о чем

Я петь теперь не буду.

В твоих глазах увидел смысл жить.

Найти другую?

Ты ведь есть другая.

Тебя люблю я. Память освежи,

И вспомни запах ветра близ реки,

Когда ходила ты, я ехал рядом.

Эх, дорогая, чувства береги,

А то любовь придется звать нам ядом».

«…Влюблен, как юноша, но стар, как дуб,

Который небо достает ладошкой.

Останься… будь со мной… еще немножко…

Ты для души заменишь мне еду.

Я так нуждаюсь в месяце улыбки,

Который изгибается от смеха,

Давай не будем повторять ошибки,

Любовь ведь помощь нам, а не помеха…».

«Привет.

А ветер за окном

Играет в шашки с облаками.

И мне

Остались на потом

О нас с тобой воспоминания.

Изгибы губ твоих прекрасных

Меня к тебе уже ведут.

И губы слиплись, будто пластырь.

Родная, я тебя люблю.

Привет,

Ты где-то далеко.

Не знаю с кем ты, как ты, как там.

И мне,

Конечно, нелегко.

Могу лишь верить только фактам.

Но мне другие не нужны,

И я тебе всецело верю.

И наши чувства мне важны,

Ведь без любви умрет мой гений.

Привет.

Пока. Пока. Привет.

Все наши блекнут диалоги.

И мне

Приходится терпеть

Все одиночества пороги.

Я жду тебя и встречи той,

Когда мы снова будем рядом.

И все, что было начато,

Должны продолжить мы. Так надо.

И мне

Сейчас не трудно, просто.

Тебя люблю, ты не со мной.

Привет,

Ты для меня, как воздух.

Пусть получилось все само.

Я не виновен в той любви,

Ведь человек неуправляем,

Но будь со мной, не уходи,

Давай с сердцами поиграем.

Давай же чувства постигать,

Но это точно не наука.

Наука есть синоним скуки.

Но чувства – это навсегда.

Привет,

Опять. Ну что сказать?

Ты без меня и так все знаешь.

И все еще раз повторять…

Не надо… это лишь пустое.

Я не подкован на устоях,

Я сломан, сделан я собой.

Я восхищаюсь лишь тобой.

Ты гений мой, сокрытый в даме,

И если женщину убрать,

В тебе достаточно ума,

Чтоб потушить любое пламя,

Или разжечь костер на век,

В тебя влюбился человек,

В душе он Бог, но телом инвалид,

С тобой во снах он говорит,

Тебя он любит и творит

Произведения тебе.

Находит там других людей.

Но ты мое лишь вдохновение,

Ты жизнь и целое мгновение,

Сейчас, вчера и завтра тоже,

Моя судьба с тобою в ложе.

Ты ангел, демон, грех и святость,

Ты пропасть, доброта, опасность,

Любовь и ненависть, добро,

Помимо этого и зло,

Глупа и гениальна слитно,

Но ты умнее многих, видно.

С тобой хотел бы быть я вечно,

В течение жизни человечьей,

И даже за ее краями

Любовь всегда пусть будет с нами».

Из рукописей Вира: «День был солнечным. Время подходило к нижней точке циферблата.

Что такое любовь? Любовь – это значит быть наверху, на пике своих возможностей, в моем случае, поэтических, и видеть ее постоянно. Постоянно проецировать ее изображение перед глазами. Любовь всегда несет оттенок необъяснимости. Вполне обычный голос кажется волшебным, вполне обычные вещи кажутся потрясающими, вполне определенные недостатки кажутся достоинствами.

Ее я встретил на одном из праздников города. Она была невообразимо прекрасна, на ней было красивое синее платье, ее длинные русые волосы, подобно волосам богини любви, захватывали меня в плен, как армия солдат. Я отправился за ней на своей коляске. Колеса вращались, как ядра. Скорость моя увеличивалась, словно скорость патрона в дуле винтовки.

Она уходила… я упал на дороге, меня подняли люди, знающие меня и мое творчество, хотя я видел их в первый раз. Они закидали меня вопросами, будто грешницу камнями. Я потерял ее из виду.

Теперь тот район стал для меня любимым местом прогулок. Сотни раз я был там, но ее не было. Я потерял надежду окончательно.

И вот, отправившись на прогулку, я доехал до парка. Дневной свет рассекал роговицу моих глаз, разыгрывая удары мечом по мягким фруктам, вроде яблок. Веки помогали уходить от ослепительного пожирателя глаз. Интересно, но я ехал навстречу солнцу, и почти ничего не видел, да и привык я, что люди обходят меня стороной, они ведь уверены в моей беспомощности. Это меня забавляет. И вот, внезапно… мне в голову пришла идея. Я решил начать розыск той девушки. Деньги у меня были, связи тоже.

По всему городу были развешаны портреты этой прекрасной дамы. Мои друзья, художники, постоянно работали над новыми произведениями искусств, изображающих моего ангела. В один прекрасный день, а он был действительно прекрасен, ко мне пришла пожилая женщина, лет пятидесяти или шестидесяти, не умею я определять возраст. Она была хорошо одета; норковая шуба порождала в моей фантазии образ убегающего зверенка, укусившего старую носительницу натуральной продукции, та, в свою очередь, бежала за ним с ножом, чтобы отомстить за нанесенный ущерб. Я бы так иронично ее не описывал, если бы знал, какую новость она принесла. Женщина вежливо поприветствовала меня, словно мы находились на приеме в парламенте. Ее речь была напыщенной, словно воробушек, на которого упала капля с водой, а он весь такой взъерошенный, такой наигранный, ведь на него смотрят другие воробьи. И вот, она сказала:

– Зачем вы развешиваете картины с изображением моей дочери по всему городу?

– О, Господь, – громко произнес я, чуть ли не выпрыгнув из кресла, – эта богиня ваша дочь? Я так мечтал с ней познакомиться, – и меня уже было не остановить, как экипаж с обезумевшими лошадьми, – ее глаза, ее чистые, прекрасные глаза, словно серо-голубое небо, глубокие, невообразимо смышленые, добрые…

Мать прекрасной леди не стала дослушивать про остальные части тела и души, замеченные мной у ее дочери, хотя душевных качеств ее я еще и не знал, ведь мог только о них догадываться, пожилая женщина меня прервала:

– Вот вам бумажка, – протянув руку с листочком, она положила мне его на колени и продолжила говорить, – это наш адрес, я пущу вас к нам домой и дам поговорить с моей любимой дочуркой, только если вы уберете все-все-все картины из города. Подобная шумиха вокруг моего любимого чада меня непомерно терзает.

Попрощавшись, мы разошлись, я поехал на встречу с друзьями-художниками, а старая леди, видимо, отправилась домой.

К своей любимой даме я не торопился. Целую неделю я строчил стих, который хотел прочитать ей при встрече:

Ночной поток печали наступает,

Как будто кочевые племена.

Тут части жизни: первая, вторая –

Друг друга потеряли навсегда.

Я был юнцом, подобно детям малым,

Я глупости уму предпочитал.

И жизнь моя, как ветер уплывает,

Хотя совсем еще не начата.

Мой ангел, сколько зим унылых

Я без тебя печально проводил?

И сколько было дам? Но всех давно забыл их.

Я был ведом, но вот я господин.

Хочу тебе сказать, подобных

Тебе я не встречал за эту жизнь.

И сколько мне искать камней подводных?

Я их не нахожу, давай держись.

Я словно воин, крепость завоюю,

Я словно лучник, буду защищаться,

Я не отдам тебя, от всех тебя сворую,

Я буду до последнего сражаться!

А все ходы продуманны, как в картах,

И ты уже попалась вся в ловушки,

Научен я влюблять и бедных, и богатых.

Меня поймала ты, как дикую зверюшку.

Мне хода нет назад, я выбрал, я уверен,

И весь набор своих чудес, умений

Я применю, как маги волшебство.

И совершу я сердца воровство.

Тебя склоню к себе, чтоб быть твоим рабом.

Но только помни, помни об одном:

Я может ветер, только не с тобой,

С тобой я капитален, как земля,

Прошу тебя, родная, будь со мной,

Ведь ты на свете только лишь одна.

Я приехал к ним. Это место находилось очень далеко от моего жилища. Что примечательно, дом был красив, но без прислуги. Обычно люди, способные позволить себе такой особняк, нанимают огромное количество рабочих, чтобы они следили за порядком в доме, но сад был заросшим, словно борода академика. Пять этажей, двадцать окон, да и с другой стороны окон пять, если не больше; убранство отчасти в античном, отчасти в современном стиле. Некоторые окна выбиты, ворота покорежены и открыты, замок на них сломан. Я бы предположил, что это заброшенный дворец, но никак не обитаемый дом.

Навстречу мне выбежала уже известная мне пожилая женщина все в той же норковой шубе. Тут я догадался, что она, либо ее муж, когда-то давно, заправляли выгоднейшим бизнесом. Но, если судить по свернутым несколько на бок воротам и выбитым окнам, то можно прийти к выводу, что рабочие восстали против своих тиранов.

– Не обращайте внимания на вид особняка, – сказала пожилая женщина. – Люди взбунтовались против моего бывшего мужа, а сейчас покойного, как раз во время того бунта. Огромные мужчины пытались прорваться за эти ворота, пока не решили использовать бетонный стенд для цветов, как таран. Они проникли к нам домой, убили моего мужа. Нас они, к счастью, не нашли.

Впереди была лестница, пожилая женщина поняла, что по ней я не заберусь. Предварительно извинившись, она зашла в дом. Черед десять минут ожидания я увидел, как она выталкивает свою дочку. Эта картина нарисовала у меня в воображении такой мотив: старая ведьма выталкивает бедную девушку-ангела в адское пекло, из которого уже виднеются головы демонов, но девушка не хочет выходить, она борется с ведьмой, как гладиатор. В пылу боя обе дамы совершенно забыли о моем присутствии, но когда молодая девушка увидела, что я наблюдаю за ней. Она выпрямилась, развернулась ко мне лицом, медленным шагом начала подходить; ее холодный взгляд не был похож на тот самый, теплый, небесный символ чистой красоты, который я узрел на празднике; ее лицо было несколько покрасневшим от неудобства и стыда; она смотрела на меня сверху вниз, так, что я ощутил некую недостаточность. Она смотрела на мои недостатки.

– Здравствуйте, уважаемый, – тихим голосом произнесла она. Холодом отдавало от ее губ. Чистое, детское веселье и теплота, которую оно несло, они исчезли, испарились подобно туману.

– Здравствуйте, – ответил я тихо.

– Вы хотели мне что-то сказать, раз меня искали?

Я не мог больше продолжать терпеть это поражение, я начал на ходу сочинять, страх испарялся по ходу моей речи:

– Да. Позвольте мне прочитать вам стихи.

– Позволяю.

– Я хотел сказать,

Что ваши губы – лучшие на свете,

Глаза с голубизною той планеты,

Вас выдают и делают богиней.

Но я прошу, богиня, помоги мне.

Прости грехи, скажи одно лишь, слово,

И чтобы снова

Стало все понятно.

Мне ваше тут присутствие приятно,

Я вас прошу, не надо уходить!

Прошу тебя, прошу же, помоги!

Спаси от томных заточений комнат,

Которые меня, как арестанта,

В себе содержат, поют даже, кормят.

Но все же, я родился протестантом.

И вот протест, прошу тебя, послушай,

Он больше всех относится к тебе,

Тебя я только сравниваю с лучшей,

И лучше вас не видел я людей,

И я вас сравнивать могу лишь с вами!

– Хватит, полно! Полно! Я польщена, – сказал она менее холодным голосом.

– Тогда вы бы не хотели прогуляться завтра? – робко спросил я.

– Конечно, то есть я не знаю.

– Как, кстати, вас зовут?

– Эста.

Новый день настал. Я отправился к дому любимой. Новые прогулки делали нас все ближе друг к другу.

Через пару лет она стала моей женой».

Вир женился на Эсте. Ей были посвящены два сборника стихов, содержащие лучшие произведения поэта о любви.

История 5: Проект: «неудача»

В свои пятьдесят Вир Имаго решил написать лучшее свое произведение. Он продумал идею тонко, он критиковал живущее тогда поколение людей. Критика его была слишком резка для ума обывателей. Он написал сборник за пять лет, эта книга состояла из тысячи страниц. Каждый стих был сложен скрытыми приемами, везде находились скрытые подтексты, акростихи и так далее. Критики – первая стена, о которую разбилось произведение. Толпа не оценила эту работу Вира. На него стали презрительно смотреть на улицах, несколько раз приезжали врачи из психбольницы, но им не удалось обнаружить патологий у великого поэта. Вир терял популярность.

Со слов самого Вира: «Сегодня, как и вчера, как и завтра решается судьба моего лучшего произведения. Сборник «Орхидея человечества» лучший из моих сборников, но мне кричат, что я зазнался, что я разучился писать. Быть может, мастер сам решит, когда он разучится писать? Процитирую одно из стихотворений своего сборника:

Они не видят ничего, ведь слепы.

Они бредут с закрытыми глазами.

Они бредут, бредут давно за нами,

Но только медленно, не как летают стрелы.

Они цитируют словечки величавых,

Своих словечек просто нет у них,

Поэт – он видит, это отличает

Поэта от людей совсем других.

И критиков предсказанные стоны

Унизить суть всего, что я писал,

Сейчас уже не смогут. Что вы!

Я ставлю новый, новый амперсанд.

Но это еще не суть моего сборника, я предсказывал критику, я ее получил.

Никто не сможет описать то, что я чувствую. Разочарование. Хорошее слово, но оно не выражает и половины того, что я думаю об этом. Это слишком смешно, чтобы быть правдой. Я был слишком прав.

Теперь я ухожу в тень. Столкновения мне не нужны. Я, жена, дети – все мы уезжаем из Риады навсегда. Этот город не получит больше ни строчки».

Вир покинул свой дом и никогда больше в него не возвращался. Ему было наплевать на его оставшихся поклонников. Он исчез. Деревня, в которую он переехал, носила знаменательное название «Звездная». Здесь было написано множество стихов о природе. Вир проявил невероятный талант в описании.

И вот здесь Вир Имаго почувствовал, что ему осталось недолго.

История 6: Смерть поэта

«Сатира судьбы, несносный рог, уповающий к старухе гибели. Я, парализованный поэтишко-неудачник, изгнанный из города, но я так люблю свою жизнь. Старуха-смерть, не смей забирать меня с собой. Мне нужно сказать так много. Многое я не сказал, даже когда говорил. Здравствуй, дорогая жена, это мое последнее письмо. Я держу его в сейфе, как самое дорогое, что у меня есть, ибо эта ценность принадлежит вам: моим детям и моей любимой супруге. Мне шестьдесят лет, и я чувствую, что осталось мне немного.

Дорогая, я тебя любил и буду любить до конца своей жизни. Сейчас я часто стал задумываться о смерти. Руки немеют, становятся холодными, будто пустыми. В детстве так же было и с ногами, и они умерли раньше меня. Эти бесполезные конечности с каждым годом становятся все меньше, они иссыхали с момента той катастрофы. Смерть забрала мои ноги, а сейчас приходит ко мне. Я чувствую ее холодное прикосновение.

Вкус замечательного ничего разъедает язык, глаза смыкаются; я уже готов умереть. Но я боюсь, я слишком счастлив, чтобы хотеть смерти. Почувствовав запах лучшей жизни, я ей и жил, я не боялся людей, государства. Я завоевал ту девушку, которую полюбил. Я мыслил здраво и рассудительно. Я редко впадал в предрассудки. Я не хочу бросать все это. Жизнь ценнейший дар!

Но эгоистичная старуха смерть меня не спрашивает. Она вообще молчалива. Эх, трудно ей спросить меня хотя бы: «ну, сколько тебе надобно сынок еще годков, чтоб дописать все мысли?»; ведь знает, старая гадюка, что нужно мне сейчас сто лет и через сто еще мне сто добавить попрошу, а дальше сто, сто, сто, до миллиона так дойду, а может дальше, пока мне жить совсем не надоест. Я удручен, подавлен, времени нет. Но дарит иногда она часы для тех, кто жизнь потратил на забеги, и утром высыпаться он не думал. Их иногда старушка не берет, но я, как пароход, дымящий и направо и налево своею трубкой, уж надымил себе на тысячу гробов. Но жив я, должен благодарность старухе смерти вмиг отдать и преспокойно умирать. Но в смерти, знаете, банален. Боюсь ее, она мой бич. Ее неугомонный клич все по ночам ко мне приходит, терзает душу, все немеет, и ведь любовь меня не греет, когда старуха спит со мной, и если обнимусь с женой, то мне теплее быть не может, когда один мороз по коже.

Я устал.

Глубина осознания этого меня пугает. Сколько уже можно жить? И можно ли больше? Дорогая жена, дети, я не хочу вас покидать. Здесь мое место, но знайте, уйду я не по собственной воле».

Это письмо Вир Имаго написал своей жене и детям за две недели перед смертью. За это время он написал множество красивых и грустных стихов.

Весной он отправился в свое любимое место: уступ на небольшой горке. Его труп нашли у подножия, остальные обстоятельства смерти остаются загадкой».

Омега:

И пал поэт, какая жалость,

Он бесполезен был для нас.

Хотя и мудр, но сейчас

О нем и мысли не осталось.

Печальный рок его постиг,

Рогатый черт его терзает,

И даже Альфа не узнает,

Как достигать, что он достиг.

Альфа:

Твоя ирония груба.

Как скалы полные металла,

Меня сто жизней прометало

По разным душам и домам.

Но ты такой сейчас невежда,

Который в споре нагрубить

Считает правильным, и быть

Тебе же все-таки чуть ниже,

Чем я, скучающий чудак,

И пусть истории вода,

Но ты в ту воду грязь кидаешь,

Не надо больше говорить,

Утри свой нос, не лезь мне в память,

Тебе меня не повторить,

Ведь я совсем неповторяем.

Глава VIII: 300 лет назад

или

Дочь прозы

«День подходил к концу. Небо, подобно глупому и маленькому котенку, загоняло клубок солнца под одеяло земли. Никто уже не видел полиэтиленовой прозрачности дождливого, облачного неба, которое надевало свой непромокаемый плащ. Темнота наступала, словно полчище обезумевших мустангов, заполоняла глаза, будто осьминог, выпустивший свои чернила. Яблочный закат сменился сливовой ночью.

Вы когда-нибудь думали о смерти? Детство, юность, отрочество, зрелость, старость. Время разрывает свои мгновения на мелкие кусочки и создает сейчас новые, которые скоро станут прошлым. Время – самый жестокий отец. Миф о боге времени правдив. Он пожирает своих детей. Утро младенца всегда ведет нас туда, откуда нет выхода, где находится обманчивая взрослость, к которой так стремится утро. Наступает взрослый день, который приносит только горе. Надежды детства исчезают, как будто они лучшие игроки в прятки, и их уже невозможно найти. Только в своих детях обреченные до конца страдать находят тот луч надежды, который светит им. Работа терзает, работа… работа… раб… слуга, слуга чужих помыслов. Раб потворствует деяниям даже самого низкого хозяина. Наше время поразительно. Люди работают, стараются, но ради чего? Они лишь рабы! Люди мечтают работать, получать деньги, которые ничего не значат. Я множество раз замечал, что большинство достойных людей бедны, словно попрошайки в метро. Так же я замечал, что самые гадкие люди, самые низкие, самые ужасные владеют этой бесполезной макулатурой. Могу сказать только одно: важен труд человека, произведенное им, а деньги, как посредник, изживают себя. Люди боятся менять старые механизмы. И вот приходит старый вечер, который осведомит тебя о закате твоей жизни, ты начнешь все больше и больше думать о ночи, а в итоге смиришься со своей участью. Но тебе уже никто не поможет. Это все так?

Люди перестали верить в возможности. Все смотрят себе под нос, но поднос бытия преподносит человеку подарок. Бессмертие, всезнание, могущество. Человек не хочет приоткрыть тайну. Тайна прячет себя, тайна хочет быть найденной. Искателей только не найти». Филия Суперсант.

Наверное, только слепой не заметит одного нюанса. Филия – имя женское, а в рассуждении мы можем видеть глагол «видел», который явно указывает на принадлежность к мужскому полу. Меня зовут Филия. Родилась я в деревне, далеко от города. Отец мой, Арил Суперсант, был обычным ремесленником, работал водителем паровоза, торговцем, много еще кем, а мать, дочь знаменитого Вира Имаго, была домохозяйкой. Я была четвертым ребенком. Папа, мама два старших брата и одна сестра – вот моя семья. Затягивать данное обсуждение не имеет смысла, поскольку главное упомянуть еще об одном человеке. Он самый главный мужчина в моей жизни. Адвен Вита. Он мой возлюбленный? Нет. Брат? Нет. Но он отличный писатель:

«Горные вершины погружали свои зубы в шею небесного свода. От этого глаза неба только расширились. Миллиарды маленьких глаз и одно гигантское желтое око внимательно осматривали идущего человека. Он шел по одинокой горной дороге. Позади пятьдесят километров до города, впереди еще тридцать. Дорога была сложной. Осталась только ночь, небо, темнота и он. Перед глазами проплывали волны. Голова кружилась, словно карусель».

Неплохо он пишет, не правда ли? Он – это мой псевдоним. С чего началось раздвоение личности? Наверное, стоит рассказать с самого начала.

Деревня, родители, сестра, братья – это все я вам уже описала. Хотя обо всех стоит рассказать подробнее.

Отец добрый. Всегда нас баловал, никогда не обижал. Постоянно работал. Работал он за всех в семье и приносил доход, который мы тратили с огромным усердием. Если бы не он, мы бы умерли с голоду, ходили бы в рваной одежде, не посещали гимназию. Он очень важный человек. Папа был мне второй мамой, поскольку первая была, как папа. Она пыталась нас принуждать ко всему, а отец был нашим главным помощником в жизни. Ссорились с мамой они очень редко, но когда это происходило, сильная женщина беспощадно колотила бедного мужчинку, который пытался защитить важные для жизни органы от этого чемпиона по боксу в легком весе. Ах, да, забыла упомянуть, за десять лет до моего рождения произошла бюрократическая революция, все женщины получили права. Правительство теперь поддерживало всех жителей, а не только избранных. Разделение на касты окончательно прекратилось. Возникло движение феминизма. Теперь на властных женщин никто не смел посмотреть свысока.

Но мать моя не знала границ. Дочь знаменитейшего поэта – Вира Имаго, она была талантлива, резка, груба, но очень красива и сообразительна. Отец был по-настоящему железным человеком, раз терпел выходки огненного характера жены, который был опаснее пасти дракона. Когда у нее было хорошее настроение, у нас у всех был праздник, но когда она испытывала трудности, то нам оставалось только прятаться по своим маленьким пещеркам в надежде, что это стихийное бедствие нас не затронет. Мать работала… Не помню кем она работала, но точно знаю, что состояла в обществе феминисток, в котором они, вероятно, обсуждали способы доставать своих мужей, так как мама моя была очень изощренна в различных видах издевательств. Она никогда не повторялась.

Старший брат. Имя его не важно, но рассказать о нем стоит. Бездельник, как, наверное, и все старшие братья. Хороший шутник, юмор которого никто не ценил. Мама каждый день подкидывала ему в копилку по новому подзатыльнику. Он привык. Работал он на заводе, хотя плечи его от этого не расширялись, он был вполне обычным глуповатым парнем.

Тот брат, что помладше, казался трудолюбивым. Добрый, как отец, он всегда баловал своих младших сестер.

Сестра – это копия матери, злая феминистка, которая сосет кровь из своего молодого человека и из своих братьев. Она еще тот вампир. Любит она только меня и маму, но я вижу несправедливость по отношению к остальным членам моей семьи. Она не работала, а висела на шее своего любимого, который неплохо зарабатывал. Однако это не мешало ей считать себя свободной женщиной.

Вот и вся моя семья. Но это далеко не самое интересное. Я прожила с ними первые восемь лет, после чего мать отправила меня в частную гимназию, в соседний город. Там нам предлагалось проживание, питание и, собственно, обучение. Училась я хорошо, в тринадцать познакомилась с мальчиком, с которым мы начали встречаться, учеба отошла на второй план. До тринадцати, кстати, я делала все работы, очень упорно училась. В пятнадцать молодой человек ударил меня во время очередной ссоры. Мы расстались навсегда. Мальчики, которым я нравилась, поколотили его. Он перешел в другую гимназию. Кстати, когда я стала свободной от отношений, сразу же набежали парни, которые мне и не нравились вовсе, но мои подруги из-за этого меня возненавидели. Мы с ними часто ссорились. У меня осталось две лучшие из них. Но в один прекрасный день одна из них была убита каким-то маньяком-насильником. Инспектор полиции приехал ко мне домой на допрос, но мало что я смогла ему рассказать. После этого он сообщал мне, либо нашей горничной по телефону всю информацию о поисках пропавшей подруги. Однажды он позвонил и сообщил, что нашел ее труп. Я и Эйлин долго плакали.

Эйлин – моя лучшая подруга. Человек, чей рот заткнуть было невозможно. Она придумывала истории про себя и других людей со скоростью автомата, расфасовывающего лапшу по упаковкам. Ее молодой человек был отличным обманщиком. Он воровал стихи из различных сборников и выдавал их за свои. Помимо этого он заигрывал со всеми девушками, которых только мог увидеть, хотя они считали его страшным и глупым. Этот человек был мне невероятно противен. Даже не знаю, как Эйлин терпела этого самовлюбленного любовника, который носил самую дешевую из деловых одежд, но называл ее лучшими работами лучших мастеров столицы. Он постоянно хвастался. Несмотря на это чудовище, Эйлин была моей лучшей подругой. Последние классы я умудрилась закончить хорошо.

После я приехала домой, там меня ждал праздник. Эйлин звонила мне все лето. Однажды она рассказала мне, что рассталась со своим балаболом. Летом мне было нечем заняться. Я решила написать свой собственный роман. Идей было много. Мне говорили, что я хорошо писала сочинения и в школе всегда радовалась пятеркам по литературе и языку. Мне нечего было делать, читать новые книги мне уже не хотелось, хотя читала я немного. Целый месяц я работала над построением романа, а после приступила к набору текста на печатной машинке матери. Первый роман – это нечто куда более важное и невинное, чем первый поцелуй. Если кратко излагать то, что там случилось:

«Человек, обладающий силой»

«Давно я не видела его, моего любимого человека. Он, наверное, умер. Но тогда он был святейшим из святейших. Настоящий герой своего времени.

Он мечтал освободить планету от войны и зла, он хотел добиться мира во всем мире, но он был обычным человеком. Его перо не писало потрясающих стихов, его проза была слишком наивной, чтобы повлиять на кого-то, он не был запредельным силачом, ловкачом, и даже его слова не трогали души людей. Он был обычным, как и все, стремящимся к индивидуальности. Но таланта у него не было.

Мне пришло от него письмо: «Здравствуй, любимая, я добился того, чего я хотел. Теперь я смогу сделать мир лучше.

Однажды ночью ко мне пришел демон, который согласился дать мне силу на срок в десять лет, при условии, что моя жизнь закончится по истечении договора, и моя душа перейдет к нему.

Ты не поверишь, я подписал контракт. Теперь дробь из винтовки не способна меня ранить, а из рук моих струятся молнии. С такой силой я смогу остановить любую войну. Теперь люди будут прислушиваться ко мне. Прощай, моя миссия важнее нашей любви. Твой любимый».

В газете писали о том, что некий человек одолел армию, которая направлялась на войну. Следующие газетные заголовки пестрили названиями: «Демон расправляется с разбойниками», «Демон разрушает ратушу», «Демон убивает всех генералов».

Прошло десять лет, демон исчез и уже никто не защищал город, я предполагаю, что все условия договора были выполнены.

Через год на нашу страну напала армия вражеского государства. Мы были разгромлены, поскольку все генералы и правительство уже давно умерли. Люди погибали, наша сила была слишком мала, и сейчас, я, девушка демона, пишу только одно: ты погубил нас своим желанием помочь».

Конечно, в настоящем романе и страниц было побольше и события ярче, но краткую суть этого действия я передала. И вот, в свои семнадцать, я отправилась в Риаду, чтобы заключить договор с любым издательством, для того чтобы выпустить роман. Долгая дорога, много других идей, я начала записывать в черновик план следующего произведения.

Приехав в самое большое издательство, которое печатало газеты, книги и много чего еще, я отправилась к ее директору. Я пробралась к нему в кабинет. Там сидел огромный, похожий на перекаченный химией арбуз, человек, в шляпе и явно накладным париком. Его поросячьи глазки смотрели на меня с пристальностью тигра. Я рассказала ему о сложившейся ситуации, он попросил мой труд и сказал, чтобы я подошла к нему через неделю. Я послушалась. Неделю прожив в гостинице, на деньги матери, которые она мне дала на поступление в академию, я отправилась к мистеру-арбузу. Толстый редактор хвалил мое произведение со всех сторон, сказал, что оно станет хитом продаж. Я обрадовалась, но вдруг, он сказал, что хочет выкупить у меня рукопись и выпустить ее под собственным авторством. Головоарбузый привел аргумент, мол, девушку никто читать и не будет, да и критики начнут находить женственность в каждом слове. Он сказал, что у дам нет шанса побить рекорды продаж. Я встала, забрала свою работу и ушла. Отлично. Денег на поступление в академию мне не хватало, зато еще месяц прожить в этой дешевой гостинице я могла. Но арбузик мне помог. Издавать свое произведение от лица взрослого, толстого, ученого мужчины лучше, чем от лица незрелой, глупой, молодой девочки. Хоть я и не была таковой, но в глазах читателя я всегда буду юной, и всегда буду девушкой, а девушки в нашем мире редко добивались успехов в мужских областях. Большинство читателей в наше время мужчины, а мужчины стали плохо относиться к успешным женщинам. Никто не станет продвигать женщину.

Так и родился Адвен Вита. Я добыла фотографию малоизвестного писателя с пышной бородой, дала ему имя, соврала, что у меня степень доктора филологических наук, этого же никто проверять не будет. Далее мне пришлось написать биографию Адвену, которую в последующем я помещала во все свои книги.

Краткий очерк:

«Адвен Вита родился в городе Риада, столице мира. Доктор филологических наук, замечательный ученый, человек начитанный и приятный. Он очень добр и умен. Им было написано больше ста романов, часть из которых бесследно сгорела в огне его пылающего дома».

О да, тогда мне это казалось самым серьезным делом, и я, девочка, которая печатала книги авторитетного деда, отправилась в дешевенькое издательство в бизнес-районе Риады. Как только редакция узнала о том, чьи письмена у меня на руках, они заключили со мной договор. Пятьдесят процентов от прибыли? Я согласилась.

Первая книга стала популярной, критики кричали «ура!». Золотая руда посыпалась капельками монет на голову редакции.

Подобной славы я от книги не ожидала, но, что примечательно, оформить деньги на себя я не могла.

Я подошла к редактору и рассказала ему все, как есть на самом деле. Он понял, что я обхитрила его. Двойная дилемма окутала нас, точнее каждого из нас опутало по дилемме. И вот, он предложил вариант: «Тебе, от твоих же книг, будут принадлежать только тридцать процентов, остальные твои двадцать процентов я буду использовать для создания несуществующего Адвена Виты, в это время ты будешь писать свои хитовые книги, которые будут приносить доход и мне и тебе. Иначе нельзя». Я с ним согласилась. И правда, был найден подставной человек, очень похожий на Адвена с моей фотографии. Ему купили статус доктора наук, он стал появляться на улице, его фотографировали.

Пару последующих бездарных романов разошлись на ура. Я получила большую сумму за три книги. Хороший результат, но я на этом не остановилась. Прикупив себе миленькую квартирку в центре города, я начала воплощать свои планы в жизнь. Ну что же мне еще делать? Не любовника ведь искать.

Время уходило, напоминая задержавшегося гостя. Произведение было почти готово. После двухмесячной правки написанного романа я сдала его в редакцию. Вы не поверите, начальник редакции сказал, что он «ложился спать и просыпался с ним». Уже совсем скоро мне должно исполниться восемнадцать лет. Так о чем был четвертый роман:

«Загадочный человек, идущий по темной улице»

«Ночь окутала кровать города одеялом темноты. Впереди никого, только я между пустотой, опережающей меня и отстающей одновременно. Давайте знакомиться, я человек-неизвестность. Протест моей жизни заключается в том, что я противостою глупости людей. Да, они свободны выбирать между хорошим и плохим, добрым и злым, разумным и неразумным. Но что делают люди?

Люди любят ненавидеть друг друга и причинять боль, но безразличие всегда было более жестоко, чем любое зло. Поэтому когда дорогой нам человек проявляет внимание даже злыми поступками, мы принимаем это как заботу о нас или как нож, который убивает быстро. Но безразличие же подобно ножу, режущему нас медленно и мучительно.

Я человек «безбезраличный». Я никогда и ни к кому не проявляю этого низкого чувства. Я поклялся себе, что буду делать одинаковое количество добра и зла в день, нежели буду безразличен. Моя идея универсальная.

Сегодня я помог старушке перейти через дорогу, но не уступил ей место в метро, спас жизнь человеку, на которого ехал автомобиль, но обокрал торговца на улице. Я человек необычный и неуловимый.

Все свои документы я сжег, мой дом уже давно пустует. Я хожу по улицам и творю добро и зло. Зло учит людей, следовательно, оно добро, а добро балует людей, но помогает им, следовательно, оно и добро, и зло одновременно.

Однажды я отобрал деньги у нищего и передал их другому нищему, до этого я дал огромные чаевые женщине, а после выследил ее и отобрал свои деньги.

Когда я сбежал из психлечебницы, жизнь началась заново. Теперь я человек, идущий по темной улице. Меня так называют все, кого я встречаю на дороге. Меня не могут поймать и увидеть, я призрак этого города, тайна, которую невозможно разгадать.

Целыми днями я выбираю между добром и злом и сохраняю баланс доброго и злого в мире. Это важно. Гармония во всем.

За мной пытаются угнаться санитары из психлечебницы, но они слишком медленные. Старое пальто, старые туфли, старые брюки – это моя одежда. Лицо мое старо. Морщины выражают мой облик. Я не простой человек, я человек мира. У меня нет стороны, я небезразличен. Это самое главное.

Я иду между пустотой и пустотой. Я ищу новую жертву, которая подвергнется актам доброты.

Сколько времени? Я не слежу. Я знаю только то, что сейчас ночь. Это важно. Меня опасаются люди, поскольку никто не знает, что я смогу совершить.

На следующий день я понял, что стал слишком одинок, и многие знают, что я такой странный, но я не могу жить по-другому, творить и добро, и зло – это моя жизнь.

Я решил уехать в другой город. Конечно, я заплатил за билет, но убегал от контролеров, поезд мчался быстро, а я нажимал стоп-кран.

Я оказался в другом городе, там я продолжил свое существование. Как я добывал еду, спросите вы? Просто. Как я зарабатывал деньги? Да, я всегда умел заработать.

В этом городе меня тоже теперь знают, и человек, идущий по темной улице, снова исчезнет навсегда, и вскоре о нем узнает другой город».

Роман был написан в уникальной манере, я считаю его своим шедевром. Несколько идей, переплетающихся в один ствол идейного древа. Количество страниц превышало пять сотен, что делало данную книгу еще лучше, ведь в данный объем я умудрилась вплести километры образов, описаний, метафор, сравнений и прочих оборотов.

Забавная деталь: роман был продан за меньшую сумму, чем два предшествующих, бездарнейших произведения. Критики говорили, что слишком скучный образ создался мной, но эти глупцы не учли, что в прошлых романах и образа героя не было. Не ценят критики то, что я называю самым ценным в своей работе.

Бездарные критики – бич любого поколения, поскольку кому, как ни мне знать, какая ценность таится в разных моих произведениях, но нет, эти фантазеры достают из текста то, что я туда вообще не вкладывала.

Много мной было написано: еще десять непримечательных романов, которые разлетелись, как птички. Что еще делать с этой жизнью? Денег у меня было много. Я приобрела уединенное гнездышко на юге от Риады. Я купила машину и на ней ездила в город за покупками.

В свои двадцать пять я была одной из самых богатых женщин в мире, хотя этого никто не знал, мое подставное лицо проживало в не менее богатом доме и пользовалось теми же благами, что и я. Тогда мне в голову пришло написать роман:

«Подставное лицо»

Остыл уж вечер,

Два меня

Воюют вечно,

Ты и я.

Мужчина с женщиной в одном,

Не разобраться кто есть кто.

Я, Филия Суперсант, девушка у которой нет лица. Давным-давно я приехала в самый большой город в мире, и он не принял меня. Женщины думают, что им не добиться мужских высот, особенно, когда все руководящие посты занимают мужчины. Все знают только два пути: постель и деньги. Но я вас уверяю, я открыла третий путь. Быть может, он унизителен и ужасен, быть может, он подрывает основу всего женственного, но женщина может быть сильной. Кто бы не кричал о бездарности женского рода, кто бы не кричал об их неспособности. Но я пример тому, что женщины могут быть лучше мужчин. Я далеко не единственная. Долгие годы женщины сидели в темницах домохозяйства, они были связанны детьми, готовкой, уборкой, но сейчас другое время, когда творится история освобождения женщин. Да, нет в нас пока такой силы, как у мужчин, нет у нас таких знаний, но это все еще пережиток нашего прошлого наследия. Мы были рабынями, рабынями даже у рабов, ниже всех в этом мире, даже ниже наших собственных сыновей, но сейчас женщина получила возможность, но мужчины не верят и смеются над женской сутью. Конечно, скептики обитают кругом, но вот она я.

Я всегда была и останусь женщиной. Это часть меня, но вторая половина моей жизни началась именно здесь, в этом городе, когда авантюрист-редактор предложил мне назваться мужским именем и создать подставное лицо. Замечательная идея. Я стала мужчиной, но только на листе бумаги. Редактор нанял человека, который якобы писал мои книги. Мне в это время было всего семнадцать. Он понимал, что никто меня читать не будет. Я написала от лица мужчины десяток романов и вот я пишу этот.

Это мой протест против системы, теперь женщина может восстать и стать гордой птицей».

Угадайте, захотел ли редактор печатать эту книгу? Конечно, нет. Я разорвала с ним контракт.

Я имела уже достаточно денег, чтобы купить собственную редакцию. После того шума, что устроил редактор, я стала слишком популярной. Переиздания моих старых книг расходились миллионными тиражами, новый мой роман был самым прибыльным за историю писательства вообще. Критики орали, как младенцы, им не нравились все словесные обороты, моя речь, да и вообще все, что я писала. Свою редакцию я расширяла семимильными шагами. В частности я помогала женщинам добиться успеха. Я выпускала их книги, и они приносили мне огромную прибыль. Адвен Вита умер так же, как и родился. Мое подставное лицо убрали с должности и распродали все его изыски; как повезло, так и не повезет, как говорится.

Я дописала книгу «Подставное лицо», в итоге, переиздав ее. Я создала шедевр, который люди читали повсеместно.

Жизнь удается только один раз, и один раз она не удается. С этого момента я писала очень редко, времени никак не хватало. В основном я создавала некие учебные пособия по составлению романов. Это был интересный опыт.

К тридцати пяти годам я стала богатейшей женщиной в мире, способной соревноваться по количеству денег с состоятельными начальниками банков. Я имела сеть редакций по всему миру. Помимо этого я захватила редакции, которые подставили меня, тем самым создав монополию на печатание книг и газет. В моем подчинении были почти все ведущие газеты, и почти вся художественная литература печаталась в моих цехах.

Вскоре я поняла, что прошедшие мимолетные отношения не принесли мне никакого результата… у меня было все, кроме семьи, мужа, детей… Что мне сейчас делать, когда все смотрят на меня, как на игрушку, наполненную денежными средствами? Ах, да, конечно, появилось множество кавалеров, но эти мерзкие альфонсы даже издалека попахивают вонючей приторностью современных духов. Что этим духолюбам может быть от меня нужно? Их костюмы, цветы, лживые признания в любви – это лишь следствие моего богатства.

Я еще была стройна, мое лицо не напоминало поле боя после бомбардировки. Я бы не сказала, что была уродливой, но и не сказала бы, что божественно красива. Мои фотографии находились на большинстве книг, мое имя не знал только ленивый и абсолютно не читающий человек. Как мне найти подходящего человека, которому не нужны мои деньги?

О да, я нашла простой выход из положения. После трехчасовой маскировки меня превратили в другого человека, я была не похожа на себя. Я выглядела моложе на несколько лет, но мои черты лица изменились. Мастерский грим делал меня не такой, как все, он делал меня необычной. Но естественной. Узнать меня было невозможно, но мастер сказал мне одну вещь: «Бойтесь воды, уважаемая Филия, она снимет с вас маску».

Вы не поверите, все и правда будет похоже на сказку, в которой все карты будут раскрыты.

Я отправилась в город, за покупками. Для этого я прикупила дешевенькую машинку, которая постоянно шумела, словно была чем-то недовольна. У меня, конечно, уже был свой автомобиль, но перемещаться на нем и строить из себя обычную женщину – было бы очень сложно.

Первый день ничего не принес. Это был обидный опыт. На следующий день я снова пошла к мастеру, он наложил мне грим повторно.

Прошло несколько месяцев, я создала поддельные документы, поступила в университет филологии и стала студенткой. Довольно забавное место, где мне объясняли сложным языком то, что я использовала на практике в своих книгах. Долгое время, посещая учебное заведение, я искала талантливых людей возраста, хотя бы приближающегося к тридцати годам.

В моей группе таких не было. Замечательный факт – глупые малыши думали, что они мне нравятся и пытались наладить контакт со мной. Я всем давала понять, что их мечты неосуществимы.

Многие преподаватели умудрялись, ведя занятия, строить мне глазки, но это выглядело так отталкивающе, как прыгать в канализацию после отличного душа. Я абсолютно разочаровалась в профессиональной любви и забрала документы из университета. Скоро мне исполнится тридцать шесть, а это недалеко от сорока, а если мне будет сорок и у меня не родится ребенок, я этого не переживу. Так я думала.

Это были вполне здоровые мысли. Но смогу ли я полюбить того, кто полюбит меня не за деньги? Это была еще одна замечательная загадка, которая досталась мне в жизни.

Мастер, который наносил на меня грим, устал уже брать деньги и уехал в долгожданный отпуск. Я перестала охотиться за мужем, имя которого я так и не узнала, но он обязательно должен быть тридцатилетний, успешный, длинноволосый блондин, с голубыми, как небо, глазами. Тело его должно быть мускулистым, но не слишком, чтобы это не перерастало в уродство. Он должен быть… должен быть… он должен быть всем самым хорошим на свете, добрым, умным, красивым – это все очень важно.

Не уж то я променяла мимолетную радость на повсеместную печаль? За это время я написала роман:

«Остатки достоинства»

«Когда погаснет день, люди войдут в свои каменные гробницы и на следующее утро воскреснут, чтобы снова идти умирать. Человек не может достаточно представить то, чем он не владеет. А он владеет своим миром, полноценным, огромным, а кто-то владеет множеством миров. Да и пусть в твоей душе целая вселенная, все, в независимости от этого, будут называть ее мирком. Ведь мирок – это то, что видят они в тебе. Показать всего себя невозможно даже наиближайшим друзьям.

Когда погаснет свеча, люди заснут, чтобы завтра вернуться в мир хаоса.

День подходил к концу. Небо, подобно глупому и маленькому котенку, загоняло клубок солнца под одеяло земли. Никто уже не видел полиэтиленовой прозрачности дождливого, облачного неба, которое надевало свой непромокаемый плащ. Темнота наступала, словно полчище обезумевших мустангов, заполоняла глаза, будто осьминог, выпустивший свои чернила. Яблочный закат сменился сливовой ночью.

Вы когда-нибудь думали о смерти? Детство, юность, отрочество, зрелость, старость. Время разрывает свои мгновения на мелкие кусочки и создает сейчас новые, которые скоро станут прошлым. Время – самый жестокий отец. Миф о боге времени правдив. Он пожирает своих детей. Утро младенца всегда ведет нас туда, откуда нет выхода, где находится обманчивая взрослость, к которой так стремится утро. Наступает взрослый день, который приносит только горе, надежды детства исчезают, как будто они лучшие игроки в прятки, и их уже невозможно найти, только в своих детях необреченные до конца страдать находят тот луч надежды, который светит им. Работа терзает, работа… работа… раб… слуга, слуга чужих помыслов. Раб потворствует деяниям даже самого низкого хозяина. Наше время поразительно. Люди работают, стараются, но ради чего? Они лишь рабы! Люди мечтают работать, получать деньги, которые ничего не значат. Я множество раз замечал, что большинство достойных людей бедны, словно попрошайки в метро. Так же я замечал, что самые гадкие люди, самые низкие, самые ужасные владеют этой бесполезной макулатурой. Могу сказать только одно, важен труд человека, произведенное им, а деньги, как посредник, изживают себя. Люди боятся менять старые механизмы. И вот приходит старый вечер, который осведомит тебя о закате твоей жизни, ты начнешь все больше и больше думать о ночи, а в итоге смиришься со своей участью. Но тебе уже никто не поможет. Это все так?

Люди перестали верить в возможности. Все смотрят себе под нос, но поднос бытия преподносит человеку подарок. Бессмертие, всезнание, могущество. Но человек не хочет приоткрыть тайну. Тайна прячет себя, тайна хочет быть найденной. Искателей только не найти.

Я – последний человек, оставшийся на земле. Вокруг меня бродят тени, они слишком глупы, чтобы снять маски и жить своей жизнью. Они рабы солнца, которое, садясь, освобождает их. Я свободен, я просто слепой человек. Я выжег себе глаза, когда мне было тридцать.

Без глаз человек видит больше, чем смотрящие. Я пытался сказать людям, но они не слушали. Я хотел сказать, но они шли мимо. Они были безразличны. Однажды меня избили на улице за мои слова, я еле выжил.

Система порождает своих уродцев, они служат ей, как верные псины. Государство принесло миру столько зла, что его нельзя окупить ничем, что мы имеем.

Я решил пойти к правительству и расспросить их, но меня арестовали.

В тюрьме наш герой и скончался.»

Пришло время, когда мастер вернулся с отдыха, и я сразу же смогла перевоплотиться. Огромное ему спасибо.

Где найти мужчину своей мечты? Я поехала в город. Много мест я посетила, но пришла в итоге в парк. Меня ограбили, выхватили сумку прямо из рук, я была на каблуках и не смогла побежать за похитителем. Вор успешно скрылся, а я так и осталась стоять в парке. Было очень обидно.

Придя домой, я расплакалась, а после, съев несколько шоколадных плиток, решила начать писать роман:

«Девушка, которой не существует»

В этой книге я написала о той ситуации, которую я пережила, переодеваясь в другую женщину. Это был интересный опыт. Из того, что вы знаете, я ничего рассказывать не буду, но я внесла некоторые коррективы, и в книге встретила замечательного молодого человека, который в меня влюбился.

В итоге, когда мы гуляли в парке, пошел дождь. И весь грим смыло. Я предстала перед ним в своем настоящем облике.

Я рассказала ему свою историю, и мы были вместе всю оставшуюся жизнь. Конец.

Да. Очень сентиментальная книга. Даже самой стыдно.

Я пришла к выводу, что не нужен мне никакой молодой человек или мужчина. Я решила взять детей из детского дома. Они были такими милыми, пока не выросли, их имена: Дола, Эрик и Хаг. Доле было десять лет, но она была послушной девочкой, ее длинные светлые волосы сразу обратили на себя мое внимание. Эрику было пять лет. Этот мальчишка был большим весельчаком, и его энергии хватило бы на то, чтобы сдвинуть с места сто паровозов. Темные волосы, нет передних зубов, царапины на теле – эти признаки выделили его среди остальных. Хаг был особенным. В восемь лет его речь напоминала взрослую. На голове его волосы не росли. Говорят, что к восьми он перерешал все задачи из учебников, которые были в детском доме.

Прошел ровно год. Детям нравилось у меня дома. Они бегали, гуляли, учились. Я дарила им все. Дола и Эрик быстро росли, а вот Хаг был физически слаб и почти не менялся со временем.

Хаг в свои девять был умнее, чем я. Ну, как умнее? Он знал намного больше, программу первого курса по высшей математике он осилил за месяц. Читал он быстрее, а я самый быстро читающий человек из тех, кого я знаю. Однажды я решила сводить своих детей посмотреть на игру двух команд: Риадианские Золотые Драконы и Платиновые Коршуны Пустоши.

Я следила за игрой очень и очень давно, но не делала на этом акцент. Именно вот та игра была божественной. Описать ее вполне стоило. Посещать эти игры могли только богатые люди, поэтому об этом виде спорта мало кто мог слышать. Начнем:

Фастбол:

1. В игре участвуют две команды, в каждой команде по 5 человек
2. Играют одним мячом. Вес – 500 г, мяч легко умещается в ладони.
3. Цель – заработать наибольшее количество очков.
4. Очки зарабатываются забрасыванием мяча в подвижные кольца, которые вращаются вокруг своих осей.
5. Поле делиться на две стороны, у каждой команды своя сторона.
6. На каждой стороне располагаются три типа колец: одноочковые, трехочковые, пятиочковые.
7. Одноочковые (на картинке синие) кольца находятся ближе всего к центральной линии. Само кольцо находится на высоте трех метров и вращается вокруг своей оси с медленной скоростью.
8. Трехочковые кольца (обозначены оранжевым) – находятся дальше одноочковых, на высоте четырех метров, вращаются со средней скоростью.
9. Пятиочковые кольца самые ценные, за попадание в них дают пять очков. Вращаются с огромной скоростью на высоте пяти метров.

Что еще можно сказать про игру? Пол представляет из себя некоторое количество батутов, заполняющих все пространство поля. Игра ведется в коробке, в которой нет аутов, можно касаться стен и так далее. Самый упругий батут располагается в центре поля, в месте, образующим центральный круг.

Из других правил только:

– не бить ниже пояса, в глаза, в шею, в солнечное сплетение, по коленям, в спину, в лицо. Штраф – бросок с места нарушения.

– не удерживать за форму, штраф – тот же.

Кстати, у колец нет никаких щитков, так что ты либо забрасываешь точно, либо виснешь на нем, закладывая мяч в корзину.

Вести мяч можно и ногами и руками, отбирать мяч можно силой, в воздушном столкновении и так далее. Игроки перемещаются обычно прыжками по батутному полу, передавая мяч друг другу по воздуху, с помощью бросков.

Есть еще одно правило, правило одной руки, перемещаться с мячом можно только тогда, когда он находится в одной руке, держать мяч двумя руками одновременно нельзя.

Довольно активная и интересная игра. Как только у меня появились деньги, я стала иногда посещать данные мероприятия. Теперь я привела сюда своих детишек, чтобы они увидели главную партию сезона. Две лучшие команды собрались на поле.

Драконы всегда были лучшими в жестком прессинге. Так же у них в команде есть звезда, капитан команды, Ралус Грилус, легендарный забрасыватель пятиочковых.

Коршуны отлично обороняют все пять колец, их конек –профессиональный отбор и мгновенная контратака.

Две команды очень сильны, и дети, кроме Хага, конечно же, с нетерпением ждали начала матча. Они смотрели, как спортсмены разминаются и вот, гудок, оповещающий о начале матча.

Коршуны пошли в атаку, продвигаясь мимо первых корзин, они направились к трехочковым. Прыжок недалеко от одной них. Член команды Драконов таранит в воздухе нападающего, но тот успевает дать пас под кольцо, и его товарищ виснет на своей цели, а мяч падает через круг на подвижный пол. Три очка команде Коршунов.

С центра поля разводят Драконы, прыжок с центрального батута, бросок в воздухе и гол. Счет: три – один.

С центра поля разводят Коршуны. Тактично приближаясь к тройке серией пассов и прыжков, не встречая особого сопротивления, Коршуны закидывают мяч в корзину. Шесть – один.

С центра поля разводят Драконы. Ралус Грилус приближается к пятерке, ему передают пас, он прыгает и устремляется в небо, подобно птице. Двое игроков соперника, прыгнувшие за ним, столкнулись друг с другом. До цели он сам не допрыгнул, но подкинул мяч вверх, и тот залетел в кольцо. Поразительно. Шесть – шесть.

С центра поля разводят Коршуны. Короткая распасовка в центре, серия пасов, но что мы видим, игроки проходят мимо трех и бегут к пяти. Бросок. Мимо. Идет борьба за мяч. Коршуны завладели мячом, бросок, мимо. Мяч у Драконов. Трое игроков выходят к тройке. Заслон, пас, бросок, три очка. Девять – шесть, в пользу Драконов.

С центра поля разводят Коршуны. Стремительный прорыв всей командой к тройке. Бросок, гол. Девять – девять.

С центра разводит Ралус. Он в одиночку мчится к пятерке, прыжок, но нет, его сбили в воздухе и отобрали мяч. Коршуны сделали мгновенный прорыв, тройка, бросок. Мимо. Повторный бросок. Гол. Двенадцать – девять.

Дети смотрели на матч с открытыми ртами. Постоянно слышались «Вау» и « ничего себе»! Для материнского сердца – это огромнейшая благодарность. Я думала, что теперь буду водить детишек развлекаться.

С центра разводит команда Драконов. Ралус легко обходит защиту и прорывается к пятерке. Гол. Двенадцать – четырнадцать.

С центра разводят Коршуны. Я отвлеклась. У Хага было очень подавленное лицо. Я спросила его, все ли в порядке, и он пожаловался на головную боль. И правда, мальчик чуть ли не плакал. Мне пришлось отвести его к машине. Посадив Хага в свой автомобиль, я сказала ему, чтобы он никуда не уходил. Малыш понимающе кивнул головой. Дверь в машине захлопнулась, мальчик лег на заднем сидении. Я вернулась к остальным детям.

Дети кричали от радости. Счет был двадцать – четырнадцать в пользу Коршунов. Ралус прорывается к пятерке, обходит одного, второго, третьего, четвертого, пятого. Прыжок, удар мяча ногой, и тот залетает в кольцо. Девятнадцать – двадцать. Объявили перерыв.

Я решила сходить к машине, проверить, как там мой приемный сынок. Но машина была открыта, а Хага не было. Я подбежала к машине и тщательно ее проверила. Мальчика не было. Я начала звать его по имени. Никакого толка. Я подбежала к полицейскому, вся в слезах, и объяснила причину моего обращения.

В течение часа охрана искала Хага. Я бегала по периметру стадиона, но от этого не было никакого толка. Прозвенел финальный гудок. Я вернулась к своим детям, мы проследовали к машине. Я села на заднее сидение, свесив ноги на землю, и заплакала еще сильнее. Дети стали меня успокаивать, хотя дочка уже и сама чуть ли не плакала.

Вдруг мы увидели, как охранник ведет Хага к нам. Мальчик выглядел жалко. Охранник сказал, что он сидел на складе экипировки, закрыв уши формой спортсменов. Его нашли спортсмены после матча и привели к нему.

Слава Богу, отъезжаем без потерь. Я расспросила детей о том, как закончился матч, они сказали, что Драконы в последние минуты забили три пятиочковых. Две пятерки забил, конечно же, легендарный игрок команды. Я была рада. День не закончился трагедией.

Я начала писать роман о фастболе.

Хаг заболел после матча. Я отвела его к врачу. Тот, после обследования, поставил диагноз: опухоль головного мозга. Мальчик умрет через год. Я долго плакала, но решила поддержать Хага, а ему было наплевать, он знал, что его ждет и с гордостью принимал свою судьбу. Мне бы его смелость. После, поплакав на софе в прихожей свой положенный женский час, я подошла к врачу и спросила: «возможно ли продлить жизнь мальчику?». Он ответил, что слишком поздно предпринимать лечение, но продлить его жизнь на год и уменьшить мучения они могут, только требуется большая сумма денег. Мальчик умер через полтора года.

Я устроила похороны. Теперь мы все грустили. Я написала роман: «Трудно быть гением». Там я рассказала о жизни своего сына, Хага. Много слез утекло при написании этой книги, но ее я в печать выпускать не стала, а оставила для себя, и, каждый раз перечитывая ее, моря стекают из моих глаз.

Прошел год с того ужасного происшествия. Депрессия заставила меня уделять минимум времени своим детям.

А дети росли. Дола стала уже очень взрослой. Хотя она и была немного полновата и низкого роста, но черты ее лица выражали некую красоту. Она одевалась очень скромно. Эрик рос спортсменом, он начал заниматься фастболом. Я ему помогала. Самая лучшая экипировка у него была, да и играл он в лучшем детском клубе города.

Годы проходили мимо, со скоростью автомобилей. Дети мои росли и росли, они становились умными, потом успешными. Я построила им дома, и они уехали от меня. Вот я и вернулась к исходному одиночеству.

Пожилой возраст терзает своей скоростью. Вроде все медленно, но с каждым днем все больше и больше времени за спиной. Время ценится, как золото, только золото мне не нужно, оно возвратимо.

Старость – точка невозврата, еще немного и мои пятьдесят зашкалят за семьдесят. Да и вес становится больше с годами. Ноги уже не могут двигаться так, как двигались раньше. Руки не так ловко схватывают предметы, даже голова не работает, а я решила написать свой последний роман, но не уверена, что смогу его закончить. Пальцы уже не так ловко бегали по печатной машинке.

За мной, кстати, стал ухаживать один пожилой художник. Он рисовал мои портреты, дарил мне цветы, он говорил, что любит меня и хочет проводить со мной время. Странный старикан.

Однажды он пригласил меня на романтический ужин. Ну, знаете, свечи, дорогая еда, стихи.

Через год мы сыграли свадьбу. Конечно, с интимными отношениями у нас были проблемы. Мы много разговаривали и обменивались мнениями.

Жили мы у него. Здание было большое и очень красивое. Излишне что-то описывать, просто поверьте мне на слово.

На следующий год мой любимый муж умер. У меня случился инсульт. Благо, слуги были дома, и они отвезли меня в больницу, предварительно оказав первую помощь. Плохо помню эти моменты.

Когда я приехала домой, меня долго выхаживали. Снова одиночество настигло меня. С каждым днем я продолжала чахнуть и лишаться последних надежд на выживание. Смерть приближалась медленно.

В возрасте семидесяти лет Филия Суперсант умерла.

Глава IX: 100 лет назад

или

Путешествие за пределы планеты

Время летело, прогресс окружил всю планету. Наука победила философию. Все города стали хранилищами бездушных коробок. Машины теперь есть в каждой семье. Десять лет назад запустили множество спутников на орбиту Терры. Появилась мобильная связь. Телевидение захватило умы. Газеты, книги – редакции теперь печатают все миллионными тиражами. На планете проживает более чем два миллиарда человек.

Электричество стало обязательной частью любого дома. Человек стал полностью зависим от техники. Фабрики и заводы заполонили пространство поблизости к городам. Девушки становятся все менее ценными, как и все, что вообще способно обретать ценность; сначала она растет, а потом стремится вниз. Их глупость растет. Точнее организовывается два направления женщин: Женщины-мужчины, которые совсем потеряли воспитание, и женщины-умницы, которые стали способны обогнать большинство лучших мужчин. Мужчины тоже разделились на три фракции: жено-мужчины, глупые мужчины, умные мужчины.

В оборот вводится интернет. На первых порах он оказывается очень популярным и его популярность только растет.

Наш главный герой живет далеко-далеко от Риады. Его детство прошло в северном городишке Нулла, в котором постоянно шел снег. Его имя Орби Сенсус.

Его родители, отец – ученый, Гелиос Сенсус, а мать – воспитанная, начитанная женщина.

Все детство он провел у родителей под крылышком. Дни в школе он проводил, пересиливая себя. Да и вообще все детство он был очень неспокойным ребенком. Его постоянные забеги на переменах заставляли преподавателей волноваться за самого бегуна больше, чем за других школьников. В девять лет мальчик записался в детскую секцию фастбола. Этот вид спорта набирал обороты и теперь стал максимально массовым. Тысячи людей приходят на стадионы, где проходят игры профессиональных команд. Мальчик множество раз смотрел по телевизору трансляции лучших матчей, и когда отец предложил ему записаться в секцию, он сразу же дал согласие. Обеспеченные родители купили мальчику экипировку. Лучшая защита во всей его группе, отличный шлем, потрясающие кроссовки, чья подошва была выполнена из смеси каучука и еще чего-то, которая делала прыгучесть этой обуви во много раз лучше – все эти элементы заставляли других детей завидовать Орби. Много раз мальчики собирались поколотить этого буржуя, однако он рос намного быстрее их и уже в двенадцать лет в одиночку мог расправиться со всеми своими потенциальными обидчиками из секции разом.

В школе Орби учился довольно хорошо. Его оценки всегда были не ниже четверки, хотя учителя его не сильно любили. Как сильнейший парень в классе он всегда был заводилой в компании. Долгие годы обучения в школе прошли успешно: четверки и пятерки дали бы ему возможность поступить в любой университет.

Но он выбрал армию. Его отвезли на юг. Далеко от севера его закинули в горячую военную точку, где местные варвары, вооруженные по последнему слову техники, подняли восстание.

Орби распределили в пехоту. За месяц подготовки он сдружился с несколькими ребятами. На территории гарнизона находилась спортивная площадка по фастболу, помимо этого там можно было найти турники и брусья, на которых ребята постоянно проводили время. Орби побеждал в различных играх.

Отряд двадцать три, в который входили все друзья Орби, на учениях всегда показывал лучшие результаты. Отличные достижения ребят были замечены высшим руководством и их незамедлительно отправили разрядить обстановку в зоне восстаний. У племен варваров, которые верили в тысячу Богов, на руках оказалось современное вооружение, и больше половины отряда было беспощадно убито.

Отличный результат для Орби. Выживший в лучшем отряде. Всех живых быстро перераспределили по другим отрядам. Армейская команда по фастболу показывала отличные результаты благодаря Орби, он был отличным спортсменом.

Выжив в трех сложнейших миссиях, один из немногих, вместе с парой своих друзей, он предстал перед правительственным военным комитетом, который выдал им медали и предложил отойти от военных действий и попробовать себя в качестве космонавтов. После длительного медосмотра было выявлено, что из всех троих подходит только Орби. Его состояние было максимально пригодно для полета в космос. Однако ученые пришли к выводу, что следует хорошенько подготовить его перед полетом.

Орби согласился стать космонавтом. Его подготовка велась долгие три года. Вместе с ним готовили еще тридцать лучших человек, имеющих генетическую предрасположенность ко многим космическим испытаниям. Многочисленные спортивные вылазки, лыжные прогулки в горах, гимнастические упражнения. Со временем стал вводиться такой предмет теории, как управление ракетой, после его использовали и на практике в полете. Все чаще стали использоваться испытания в барокамере на высоте 13-17 км. Испытания проходили так же в термокамере, центрифуге и вибростенде. Многократно будущие космонавты прыгали с парашютом.

В один знаменательный день их привели к ракете. Это был огромный корабль, большую часть которого занимал именно топливный бак. Вся пятерка была удивлена размерами данного аппарата.

Прошло несколько месяцев, прежде чем эта махина взлетела. Орби и его команда, под предводительством капитана, были готовы к любым случайностям.

Отчет начался. Десять. Девять. Восемь, семь, шесть, пять, четыре. Три. Два. Один! Пуск. Ракета взлетела. Отрываясь от земли с большим нежеланием, она понемногу набирала скорость.

Ученые и военные бегали по военно-космической базе, словно муравьи. Эта научная экспедиция была знаковой в истории человечества. Полет на отдаленные планеты, в поисках новейших ресурсов. Персонал корабля нужен был для того, чтобы управлять кораблем непосредственно вблизи, ибо управление на расстоянии было невозможным для такого проекта.

Первый топливный бак отошел и оторвался от корабля. Лишившись такого значительного груза, эта махина начала ускоряться до высочайших скоростей. Второй топливный бак почти отсоединился. Но нет, отпадая, верхние зубцы его заклинило, и он уцепился за корабль. Ракета наклонилась. Все понимали безвыходность ситуации, только Орби рванул спасать свою команду. Он помнил закономерности построения ракеты, он знал куда бежать, но ракета начала падать вниз. Топливный бак никак не отцеплялся.

Орби добрался до отсека, где хранилась взрывчатка. С небывалой скоростью он побежал к выходу из корабля. С краю находилась лестница наверх, рядом с топливным баком номер два. Он поднялся к месту, где произошло заклинивание. Бак был горяч. Подсоединив взрывчатку и запустив таймер, он начал спускаться вниз, но взрыв не дал ему этого сделать, его вместе с лестницей разорвало на части. Корабль был обречен, при падении он приобрел ускорение, направленное в сторону земли. Весь экипаж корабля погиб.

Глава X: Сингулярность

или

Последние условия спора

Омега:

Вот так, и жизнь прошла мельком,

Ведь нарисована мелком

Она на бытие.

И эта жизнь твоя пройдет,

Но твой праобраз все поймет.

И он придет к тебе.

Но как бы ты там не хитрил,

Хочу тебе еще сказать,

Что в этом мире только ты

Сумеешь истину прервать.

Так слушай, брат, давай-ка я

Вмешаюсь в ход судьбы немного,

Ты все равно там будешь богом,

Но должен шанс быть у меня.

Альфа:

Но правило другое я

Тебе задать тогда готов.

Ты говорить мне никогда

Не сможешь только лишь о том,

Что есть такое бытие.

Введи меня в соблазн и гибель,

Но говорить не смеешь ты, что есть такое бытие!

Не говори мне то, что было!

Но право вмешиваться? Вот!

Используй, меньше мне забот.

Не надо создавать с нуля

Прогресс и мир, но только я

Уеду жить подальше.

Омега:

Все это не задача,

Решить ее смогу за сто попыток.

Не надо боли и не надо пыток.

Альфа:

Но сто приходов – это тьма.

Уж слишком много для тебя.

Пусть будет двадцать лишь приходов!

Омега:

Ты думаешь, мой друг, есть кто я?

Ты ограничить хочешь все.

Но сорок – самый лучший выбор.

Альфа:

Вмешайся тридцать раз!

Омега:

Обидно, всего лишь тридцать раз.

Полегче было бы, коль ты

Отдал мне сто попыток.

Альфа:

И так все, братец, хорошо.

Ведь должен быть и шанс продуть.

Не нам решать сейчас кому

Победу случай даст.

Омега:

Ну, вот и по рукам.

Альфа начал вращаться, подобно галактике. Он ускорялся и ускорялся. Омега запрыгнул в этот водоворот, и они слились. Альфа создавал вселенную в своей голове. И это снова была Терра. Риада – город, но уже город будущего. На всей планете существует только одна страна – Великая Республика. В свое время все остальные страны были подчинены ей. Все ресурсы Терры принадлежали Риаде. Риада – столица, огромнейший город, занимающий одну двадцать четвертую часть от всей планеты. Город разделялся на два этажа – это был единственный двухэтажный город. Нижний этаж – постройки столетней давности, кирпичные коробки, которые известны всем остальным жителям мира. И рядом с этими коробками глубоко в землю вкопаны многокилометровые столбы, которые держат верхний этаж, закрывающий нижний от солнечного света. Верхний город – это место, где проживает элита мира. Лучшие работники, ученые, деятели, писатели, руководители, бизнесмены. Город невообразимо богат. Миллиарды развлечений предлагает он. Площадь верхнего этажа составляет всего-то 1/100 от размеров всей планеты, поскольку верхний этаж располагается островками-районами, которые соединены друг с другом воздушным шоссе. Риада – центр мира, все средства идут именно на реконструкцию города. Деревьями зарастает нижний район. Это похоже на полуджунгли-полумегаполис в одном флаконе. Во всех столбах располагаются лифты, охраняемые нарядами полиции. Никто, без разрешения, не смеет отправиться на верхний этаж. По улицам люди верхнего города перемещаются в личных капсулах, которые доставляют их по воздушному шоссе в нужное место, указанное ими.

Этот мир неописуемо огромен, но посмотреть на все остальное тоже стоит. Города бедствуют, правительство не думает о людях и развивает только свою любимую столицу. Многие города отстали от центра на двести или даже триста лет. Однако Риада растет, сжирая на своем пути все поселения. Она – это монстр, ненасытность которого распространяется на всю планету. Все города, которые еще не были поглощены, отдают все, что имеют, чтобы получить в несколько раз меньше. Чудовище не отдает съеденного, города становятся его частью, и они уже могут позабыть о солнечном свете, поскольку Риада поглощает именно сверху. В новом городе вырастает новый остров, который спускает вниз лишь отходы от своего производства. Массы километров нижней Риады функционируют на отходах, которые оставляет основной город. Люди с верхних этажей забыли о том, что существуют люди с нижних этажей, а эти, в свою очередь, просто ненавидят жителей верхов.

Мир готов сдвинуться и упасть. Упасть и разбиться! Опасно стало жить. Люди забыли Бога, забыли все, чему их учили. Писание стало школьной хрестоматией, которую читают в некоторых школах. Наука провозгласила свой атеистический век, никто уже не верит в чудо. Чудес не существует. Люди потеряли надежду и приобрели страх. Преступность на нижних этажах – это норма, которую никто не в силах остановить снизу и никто не хочет исправлять сверху. Верхние этажи слишком высоки для того, чтобы заниматься этим. Все готовы убить друг друга.

Прогресс привел к регрессу, бомба взорвалась. Люди больше не получают пользы от научных изысканий, только те, кто наверху. Жителей нижних этажей балуют электроэнергией, горячей водой, взамен на их непосильный труд. Закон на нижних этажах тоже работает, но это уже организация, которую люди сами оплачивают, отдавая деньги в общий фонд. Полиция населения больше похожа на банду, которая противостоит преступникам. Они неофициально снимают здания в разных местах города. Государство привыкло к такому раскладу дел. Всех все устраивает.

Вернемся к науке. Всемирная Академия Наук была возведена на одном из высочайших островов. Она полностью подчинена государству. Выше всех гор поднимается третий этаж, один остров. На нем находится здание парламента. Лучшие политики входят в парламент, и их могут сместить только в том случает, если они умрут. Законы перестали продумываться, а парламент их только упрощает и делает так, чтобы польза приносилась верхним этажам. Это важнейшее условие их власти. Об изучении вселенной давно забыли. Экономика – первая голова этого цербера. Вторая голова – социология, которая дает советы, как можно более выгодно манипулировать массами людей. Третья голова – закон. Жители верхних этажей могут не бояться убивать жителей нижних, однако, если кто-то тронет жителя верхнего этажа, то он обречен на смертную казнь. Неравенство достигло невероятных масштабов, как во времена рабовладельческого общества. Мало кто способен думать своей головой, все повторяют лозунги из телевизора. Реклама, кино, книги – все это посвящено порабощению людей, деланию их слабыми, глупыми, послушными.

Вот он, итог. Цикл завершается там, где он и начался. Новая петля в спирали времени скоро начнет действовать. Что же ждет этот черствый и черный мир, где плохие люди получают удовольствие, а хорошие страдают? Бога то уже нет. Он умер. Умер в сердцах у людей.

Но наше знакомство начнется не в этом ужасном мире.

Город – Антей. Сын земли. Находится далеко на севере от Риады. Так же называется северной столицей мира. Город огромен, но его традиции и законы еще не дали ему скатиться до уровня основной столицы. В Антее погода постоянно меняется, то солнце выйдет, то дождь пойдет, то ветер подует. Снег – это всегда сюрприз для жителей этого города. Он никогда не идет в одно и тоже время года. Он может пойти и летом, если циклоны и антициклоны захотят этого и принесут холодные облака с северного полюса. Город был построен совсем недавно, поэтому все его дома не были обычными коробками. Современные здания возвышались, подобно холмистым и заснеженным утесам. Город был белым, но не просто белым, а белоснежным. Зимой он напоминал ледяное царство.

Антей – это город свободный от наседания телевидения. Это другой мир, мало связанный с Республикой, хоть и входящий в нее. Люди, живущие в этом городе, очень воспитаны, умны и образованы. Все являются частью одной добровольной системы. Преступность здесь почти отсутствует. Город не напичкан инновациями и разница между богатыми и бедными настолько мала, что это просто не укладывается в голове у жителей Риады. Только один недостаток есть здесь. Горожане заботятся о безопасности своего населения. Никто посторонний не может приехать сюда и жить здесь. Видимо это и было причиной городского покоя. Свобода и несвобода, хорошее и плохое, доброе и злое – принимают здесь особую форму, искаженную форму. Город имеет свою хорошо обученную армию и находится очень далеко от Риады.

Омега остался один.

Омега:

И вот я тут и мыслю,

А он во сне – без стражи.

И он не сможет даже

Следить за миром сна.

А я мечтал об этом,

Используя ходы,

Дойду до результата,

И он будет один.

Победа ожидает всесильного меня,

И что же тут поделать, стараться враг не может.

Такая вот, я знаю, судьба его одна.

Пусть путь мой будет даже несказанно сложен.

РАЗДЕЛ ВТОРОЙ:

Человек-Присутствие

Между Альфами и Омегами

Мы блуждаем, как будто странники.

В детстве мы все когда-то бегали,

А сейчас мы для бега старые.

Между светом и тьмой застрявшие,

Против каждого и за каждого!

Мы красавцы, красавцы страшные,

И еще мы трусы отважные.

Но, а если во сне боимся,

То по жизни скрываем страх.

Человеку привычно биться,

Коль не в жизни, так значит во снах.

Человек – это Бог, бессмысленно?

Он ведь смертен – ответил ты.

Он создатель, создатель воистину,

Он создатель света и тьмы.

Между Альфами и Омегами

Потеряли мы смысл жить.

В сердце нашем любовь и ненависть.

Мы не знаем, чем дорожить.

Дорожим только нам навязанным,

Только тем, что сказали нам.

Но во сне обнажаем наказы,

Преступления только там.

Мы застряли во тьме безоблачной,

Мы застряли в свете святом.

Кто-то добрые, кто-то сволочи,

Но мечтаем все об одном.

Между Альфами, Лямбдами, Гаммами

И Омегами в том числе,

Молодые становятся старыми,

Утекая с течением лет.

Глава 1

Утро. Ветер. Дождь. Антей просыпался. Людишки отправлялись работать. Вы можете как угодно относиться к работе и к людям, но они лишь фон предстоящих событий: обычный и ничем непримечательный фон, который, однако, внесет свою лепту. Капли дождя, подчиняясь ветру, косо осаждали все идущее и монументально стоящее. Пронзающие стрелы ветра, сопутствуя артиллерийским зарядам воды, атаковали человеческие зонты. Лужи, подобно кривым зеркалам, отражали действительность на своей поверхности, но никто не замечал этого их свойства. Ноги шагали по давно известным всем дорогам. Автоматически шли люди, даже не задумываясь о том нужно ли им это. Заученная, как стихотворение, дорога казалась просто несущественной, чтобы обращать на нее внимание. Однако люди не понимали того, что они напоминают механизмы. Не все люди, но многие. Эти механические гуманоиды, словно под стук метронома, отшагивали свой положенный ритм. Не это ли их индивидуальность? Шагающие роботы, приспособленные к выполнению своей деятельности, приближались к местам прожигания своей жизни за энную сумму денег. Как же это выгодно, давать людям бумагу, которая служит лишь символом ценности, за некую выполненную работу. Но разве те, кто пашут за идею – другие? Нисколько. Кто-то внушает молодым умам то, что они хранят до старости. Они берегут это и опять же, не задумываясь, ритмично шагают на свою любимую работенку. Компьютеры ли они или нечто большее? Этот мир, где трудно быть людьми, где уже даже машины становятся человечными, где животные обретают большую индивидуальность, чем многие люди. Однако есть нечто в человеке, что делает его человеком вне времени машин, ведь самый совершенный механизм – это сам человек. Что же делает человека не животным и не машиной?

Омега смотрел на этот мир сверху. Он бы улыбался, если бы субстанция, схожая с ним, могла бы это сделать, но последующие эмоциональные состояния Бога будут выражаться именно подобными словесными оборотами, из-за отсутствия возможности другого описания его чувств. Он готов был использовать свои тридцать вмешательств, но первоначально он изучал мир, созданный Альфой. Кое-что его удивляло, кое-что заставляло задуматься, кое-то смешило – здесь было необычно.

Утро. Ветер. Дождь. Люди сидят на рабочих местах, а кто-то трудится физически. Капли лупят по опустевшему асфальту, иногда попадая в проезжающие машины. Никто не может понять, что мир, в котором они находятся, создан только сейчас, совсем недавно. Они сорвались из ниоткуда и отправляются куда-то, словно мы с вами, только их срок жизни меньше, чем они думают, он зависит от жизни одного единственного человека. Людская нелепость – это ли тема для достойного рассуждения? Но этот мир был отравлен. Только этот и никакой иной мир, кроме этого. Сердце этого мира безвозвратно погрязло в пучину человеческих мнений, а сердце – это то, что позволяет организму мира осуществлять само становление своей непоколебимой сущности, но сущность поколебалась.

Тем временем, в доме обыкновенной семьи, происходило необычайнейшее событие. Все сегодня были дома. Никто не пошел на свою «любимую» работу. Фамилус Намен сидел за шахматным столом и играл со своим тестем, как ни странно, в шахматы. Медиус Морталис, человек достаточно пожилой и веселый, показывал своему зятю, как надо побеждать в баталиях. Пешки старика стремились вперед, каждая фигура была под защитой другой. Фамилус не знал, что ему делать. Он сидел и думал над последующим ходом. Щетина на его лице выдавала в нем человека небрежного по отношению к себе, карие глаза устало смотрели на шахматную доску. Фамилус явно недосыпал в последнее время. Его костюм говорил о том, что он собирался на работу, однако взъерошенные волосы говорили и об обратном. Медиус, старичок лет пятидесяти, своим бодрым взглядом сканировал каждую частичку поля. Одет он был в свитер, который носят, наверное, все старики в мире, штаны были несуразными и непонятными, борода на его лице придавала ему солидность.

– Глупый, глупый зятек, сейчас мой ферзь убьет твоего короля. – Надменная улыбка озарила его лицо, бородач слишком уж выводил из себя Фамилуса, который и так не мог сосредоточиться.

– Вы бы лучше следили бы за флангом, – проговорил зять и пустил ладью через все поле. – Шах!

– Ах ты молодец, отсрочил свой проигрыш, но… но… – другого хода Медиус не находил, ферзь загородил короля, ладья сразу же помчалась и съела его. Радость старика сменилась на недовольство. Король избавился от надоедливой ладьи соперника.

Старик улыбнулся и проговорил:

– Молодец, но я проглотил твоего ферзя еще в начале партии.

Матч продолжался до того момента, пока не послышался женский крик:

– Началось!

Старик и его зять взлетели со своих кресел, половина шахматных фигур упали на пол. Я даже представляю себе такую картину, как живые король, королева, три офицера, два коня, две ладьи и девять пешек с оглушающим криком срываются с обрыва стола, падая в бездну обычного паркета. Мужчина и дед помчались в соседнюю комнату. Открыв дверь, Фамилус прокричал:

– Отошли воды? Да?! Я как знал! – было понятно, что мужчина взволнован. Медиус с удивлением смотрел на мужа своей дочки. Обычно он спокоен, словно переел таблеток, но сейчас он был активен как никогда. Серьезно, для старика, который видел этого мужчину всегда невероятно тихим и рассудительным, сейчас открылась новая картина: зять прыгал вокруг жены, что, конечно, напоминало танец папуасов вокруг костра.

Что же предшествовало этому? Наверное, следует рассказать всю историю любви наших героев с самого начала. Нет, я говорю не о зяте и тесте. Фамилус Намен – обычный офисный работник. Операции с бумагами – это его кредо. Если в мире найдется более внимательный к макулатуре человек, то мои представления об офисных персонажах сильно отстают от действительности. Ему тогда было двадцать пять лет. Жил он с родителями довольно долго и довольно счастливо. Они друг друга очень сильно любили и любят. Бытует мнение, что родители всегда любят своих детей, в независимости от времени. Наш офисный работник – маменькин сынок, приносил всю зарплату ей под крылышко и сам прятался под ним от грозного взгляда отца. Его старший брат давно покинул дом и служил в армии, но эта служба была контрактная, поэтому возвращаться он не торопился, зарабатывая средства для собственной старости и славу для будущих поколений. Его имя – Арест Намен. Отец им гордился. Фамилус же, окончив университет, отправился на работу в офис, где и стал получать достойную зарплату. Карьерный рост не заставил себя ждать. Юноша взлетел за считанные годы и уже к двадцати пяти годам был довольно обеспечен. Человеком он был скучным и занудным, однако слабовольным, поэтому его любило начальство. Во всех спорах он уступал дорогу и молодым, и старым. С ним невозможно было конфликтовать. Фамилус, словно мертвый, если начинается спор, не станет отстаивать свою точку зрения. Таков уж он.

Нобили Морталис – дочка одной сотрудницы этого офиса. Нобили к тому времени оканчивала университет по специальности литературовед и уже собиралась работать учителем по литературе в школе. Однако поступила на эту специальность она совершенно случайно. Ей было двадцать два. Девушка, которая посвятила свои лучшие годы учебе, собиралась получить красный диплом, хоть и сама понимала то, что его вовсе не заслуживает, потому что обучение давалось ей с невероятной легкостью. Маме становилось все хуже и хуже. Пятидесятилетняя женщина не могла ходить на работу. Нобили иногда приходила заменять свою родительницу. Тут-то она и увидела его: ухоженного мужчину, идеально выбритого, с отличной осанкой и недурным лицом. Девушка была довольно современной и самостоятельной для того, чтобы сидеть и выжидать. Проводив Фамилуса хищным взглядом, юная орлица расспросила всех женщин о данном персонаже. Телефон был добыт, но сначала она решила к нему подойти. На следующий день Нобили необычно резво вспорхнула с кровати и, поцеловав мать в щеку, даже не спросив надо ли заменять свою любимую старушку, отправилась в офис.

День выдался тяжелый. Добыча не проходила. Весь день она проскучала, сидя за своим постом. Проходили часы. Но вот он появился на горизонте. Девушка встала и стремительными шагами пошла к нему. Нобили была не из стеснительных; прикоснувшись к его спине, чтобы обратить на себя внимание, она дождалась пока тот обернется и игривым голосом проговорила:

– Привет, я Нобили, ты мне очень нравишься, давай познакомимся!

Взгляд мужчины был несколько напряжен, ведь он увидел необычайно красивую молодую девушку, которая была одета в офисный костюм, но все же он был достаточно откровенен, чтобы не привлечь внимания офисного маменькиного сыночка, у которого уже три года не было девушки. Черты лица Нобили напоминали лица кинозвезд – тонкий, но длинноватый (чуть-чуть длиннее обычного) носик, идеальный разрез губ, большие глаза, которые были еще и подкрашены так, что казались огромными, щечки с ямочками, длинные русые волосы, отличная фигура – она была идеальна. Фамилус, недолго думая, произнес монотонным голосом:

– Я Фамилус. Здравствуй. Рад познакомиться.

Девушка была стремительна, как ракета:

– Ты бы не хотел сегодня сходить в ресторан? Я угощаю.

Мужчинку совсем переклинило. Программа перегорела, жесткий диск требовал восстановления, операционная система начала перезагрузку. Долгая пауза и молчание терзали Нобили. Медленным голосом Фамилус, явно стесняясь, произнес:

– Давай, я не против, только плачу я.

Они обменялись телефонами, хотя у Нобили уже и так был нужный набор цифр, на всякий случай. После работы эта парочка отправилась в ресторан. Девушка заказывала огромное количество алкогольных напитков и заставляла мужчину пить их. Помимо этого она вливала в себя вино, словно это апельсиновый сок, но как-то не пьянела. А вот Фамилус не долго продержался. Нобили вызвала такси и повезла подготовленного мужчину к себе в съемную квартиру. Там их ожидала ночь страстной любви. Точнее, девушка беспощадно насиловала неподвижное тело привезенного бревна.

Утро. Толпа солнечных лучей ворвалась в окно, как люди на распродажу. Нобили нежно обнимала своего избранника, которого она с таким трудом заманила к себе в постель. Девушка, довольная собой, с полуоткрытыми глазами дремала, то просыпаясь, а то снова засыпая. Вдруг ей позвонил отец. У него был грустный голос, хотя человеком он был, прямо скажем, веселым:

– Наша мама умерла от сердечного приступа.

Нобили выгнала Фамилуса. Он даже не понял почему. На первый взгляд все было хорошо, как вдруг последовало изгнание. Девушка отправилась в родительский дом на такси. Фамилус шел по улицам города. Он даже не знал, где находится. Дойдя до автобусной остановки, он сел на скамейку. В течение часа автобусы проезжали мимо. Почему-то водители не хотели останавливаться ради одного человека. Но один пустой автобус все же, будто проявляя некое снисхождение, притормозил рядом с остановкой, в последствии полностью застыв на месте. Фамилус спросил, доедут ли они до какого-нибудь метро. Водитель ответил положительно, кивком. Заплатив нужную сумму, пассажир отправился в путешествие. Сев где-то в центре автобуса, он посмотрел в окно. Дождь поливал из небесной лейки людей-корнеплодов, которые мчались на свою «любимую» работу, чтобы потом вернуться к своему домашнему парнику в виде телевизора, компьютера и так далее. Зонты, кругом зонты. Капли разбивались обо все предметы, словно смертники-парашютисты, атакующие своими телами врага. Эти самоубийцы особо жестоко относились к тем, кто не имел защиты от них. Они нещадно мочили людей, притом слово «мочили» здесь может рассматривать в двух своих значениях, одно из которых сленговое. Уже декабрь, но снега все еще нет, хотя температура играет с нулем, то преодолевая эту цифру, то снова возвращаясь к полному ничему. Первая снежинка врезалась в лобовое стекло. Водитель радостно заметил сей факт. Теперь дождь заменялся снегом, заменялся постепенно; каждая капля медленно замещалась медленно летящими снежинками. Дождь, поливающий параллельно, сбивал белые мишени. Но далеко не все мишени позволяли себя сбить. Они падали на землю, покрывая обочину и асфальт легкой шубкой, которая, недолго ожидая, таяла. Поразительное свойство первого снега – он существует по-своему, он отличается от последующего белого града снежинок. Люди смотрят на него и улыбаются, их улыбки искренние. Последующие снега вызывают лишь чувство, так хорошо выражаемое фразой: «опять он здесь, когда же он закончится?». Но все радостно наблюдают за переходом дождя в снег, ведь капель становится все меньше и меньше, и кто-то уже спрятал свои зонты в полиэтиленовые сумки и наслаждается мокрым первым снегопадом, а кто-то, словно гриб, обзавелся белой растущей шапочкой, которая уже могла бы получить гордое название – сугроб. Некоторые люди, однако, были недовольны, мол, не хотят они наступления зимы. Всегда найдутся недовольные. Но большинство радовалось, ведь этот снег предвестник чего-то нового, того, чего не было уже три четверти года. Все догадывались, что зима тоже надоест, но сейчас это никого не волновало. Там, где постоянное лето, там всегда не хватает части человеческой души, там не хватает крайности холода. Лишь тепло и холод вместе могут полностью составить человеческую сущность. Я не представляю себе человека не способного ощутить зиму, в то время, как во мне проживает душа с щепоткой арктического холода.

Фамилус не обращал внимания на балет юных снежинок. Похоже, он влюбился, но сам еще не мог это достаточно осознать. Он убеждал себя в том, что девушка, которая его выгнала, была легкого поведения, грубиянкой, недоучкой и так далее. Что еще думают люди находящиеся в обиде? Он ехал и думал о ней. Автобус остановился, зашла старушка. Она поприветствовала водителя, дала ему льготную карту и села впереди Фамилуса. Он грустил, в его голове вращались невообразимые мысли. Старушка чуть повернула голову и произнесла тихим, надрывающимся, но веселым голосом:

– Снег пошел, красивое представление.

Фамилус молчал. Она продолжила:

– Ты не грусти, внучек, если ты из-за девушки, то они особы, которые и себя-то понять не могут, – старушка медленно подмигнула ему правым глазом, он этого не увидел. – Ты не подумай, что я тебя учу, но не грусти, в старости у тебя найдется для этого время.

Автобус остановился, старушка медленно поднялась и забрала свою карточку, она долго спускалась по лестнице, и вот ее попытки увенчались успехом, водитель почтительно попрощался с ней; двери закрылись, автобус поехал дальше. Фамилус спросил у водителя:

– Можно покурить?

Водитель ответил ему:

– Если откроешь окно, то конечно можно, никого ведь нет.

Мужчина достал пачку, вынул одну сигарету, поднес ее ко рту и подцепил губами. Положив пачку на место, в карман, он открыл окно, после чего достал зажигалку. Щелчок. Пламя. Танцующий тонкий язык огня приближался к сигарете. Она вошла этот танцующий оплот любви и стала теплой, её кончик загорелся. Сигарета лишилась своей девственности и уже приобрела ранг использованной и нужной только тому, кто её использует. Зажигалка была больше не нужна.

Дым вылетал из окна автобуса туманными образованиями. Фамилус пытался переключить свои мысли на другие, но никак не мог. Сигарета вскоре закончилась. Мужчина выбросил её в окно, а после задумался. Вдруг девушка сделала с ним тоже самое, что он только что сделал с сигаретой? Автобус, благо, остановился, не дав незадачливому фантазеру провести все сравнение полностью.

– Станция метро «Титаническая», куда вам и нужно, – громким голосом произнес водитель.

– Спасибо вам большое, – ответил Фамилус.

Он вышел и посмотрел на часы. «Черт, надо быть на работе через десять минут, как я мог забыть» – подумал он. Человечек в костюме бежал, словно он легкоатлет. Расталкивая других людей, проникая в переполненные вагоны, через все пересадки, все же он опоздал на час. Начальник стоял у его кабинета и ожидал. Фамилус, весь потный и еле живой, выбежал из-за угла; начальник двусмысленно улыбнулся и начал отчитывать своего подчиненного. Выговор был долог и жесток, но опоздавшего сотрудника не уволили, а просто оштрафовали. «Отличное» начало дня не смогло отнять рабочие качества нашего офисного солдатика. Плохо пахнущий от пота и уставший от бега, он продолжал удивлять начальство своими способностями в работе с бумагами. Ведь Фамилус – самый лучший офисный работник в мире, я просто утверждаю это! Если бы вы видели, как мастерски этот бумажный мастер жонглировал листками, переносил их, сортировал. Он был удивительным в этом плане.

Нобили ехала на такси в дом своего отца. Она плакала. По жизни плакала она часто, но это были не те слезы. В этот раз девушка плакала по-настоящему. Неудачные любовные отношения? Физическая боль? Все это слезы притворства, в сравнении со слезами по умершему близкому человеку. Любая смерть – трагедия, но смерть близкого человека – трагедия вдвойне.

Когда они приехали, девушка отдала нужную сумму таксисту и побежала домой. Слезы ее было не остановить.

Отец сидел в кресле, по его щекам спускались одинокие, редкие слезинки. Он пил очередную порцию успокоительных лекарств. Дочь забежала в комнату и, увидев старика, бросилась обнять его. Ее лицо, словно водопад, отдавало воду тому, что находилось внизу, а это был пол. За окном пошел снег, но им было не до снега. Нобили подошла к окну и, смотря на участок, вспоминала, как они с мамой играли, о чем с ней говорили, что с ней делали. Истекая слезами, она отправилась на прогулку по дому, она разглядывала все, что связывало ее с мамой. Слезы в ее глазах уже заканчивались, дальше плакать она не могла, частые всхлипывания слышались из соседней комнаты. Медиус, словно впал в транс. Нобили время от времени почти задыхалась. Она думала только о матери.

Домашний телефон начал звонить. Отец поднял трубку. Женский голос его оповестил:

– Вы должны явиться в больницу и заполнить все надлежащие документы.

– Я скоро буду, – Медиус сообщил обо всем дочери и уехал.

Нобили сидела на кухне, сначала пила воду, но потом вспомнила о том, что у отца есть отличная коллекция коньяка.

Медиус уехал на целый день. Он оформлял документы на похороны, покупал памятник, делал специальную фотографию. Он уже снял место и определил время. Приехав домой, он обнаружил почти мертвое тело дочери. Старик отвез дочь в вытрезвитель, благо сил у него было еще много. Он растил эту бестию в самого ее рождения, а Нобили была не из спокойных. Многие говорят, что мальчики у них буйные, так вот, они просто не видели этот ходячий хаос, который представляла из себя маленькая дочка старика. Ее было не остановить, подобно несущемуся на полной скорости поезду. Вспоминаются моменты, когда она бежала за кошкой, а кошка ее совсем уж ненавидела. Вот вы представьте себе, что дома заведется существо, которое больше вас по размерам, и которое будет хватать вас за конечности и прочие выдающиеся места и тянуть за собой, катая вас по полу по всему дому, так еще есть определенная вероятность, что это чудовище со всего маха прыгнет на тебя, а может еще и в лицо наплюет, крича что-то нечленораздельное. Вот так вот думает и животное. И все, что делала маленькая Нобили – было вот в этом стиле.

Оставив дочь в вытрезвителе, Медиус отправился домой. Весь вечер он любовался фотографией жены. Старик много плакал. Пришло время сна.

Фамилус не видел свою возлюбленную уже целый месяц. Он сидел в своем кабинете, за рабочим столом, печатал что-то важное. Вдруг раздался звонок мобильного телефона. Мелодия заполнила комнату. Фамилус посмотрел на экран. Номер был ему неизвестен. Он сбросил. Второй звонок. Он сбросил. Третий звонок. Он ответил. Женский голос ему сказал:

– Привет, Фамилус! Я беременна.

– Я рад за вас, но я не знаю кто вы, и причем здесь я? – ответил мужчина.

– Ах, ты единорог козлообразный, ты меня не узнал? Мой телефон удалил? Ах, ты… в общем, я скоро приеду и устрою тебе скандал. – Разговор был окончен. Фамилус начал понимать, кто ему звонил. Вообще, все это было странно для мужчины. Он уже целую неделю не вспоминал о своем прошедшем романе, наконец-то избавившись от навязчивых воспоминаний. Телефон дамы он, конечно же, удалил.

Разъяренная девушка ворвалась в здание офиса, пролетев мимо испугавшегося ее охранника. Здоровый мужик казался таким беспомощным, как будто в здание ворвались вооруженные до зубов террористы. Словно змея, которая чуяла добычу, она стремительно взбиралась на лестницу. Те, кто попадался на ее пути, были отвергнуты сильным толчком руки в сторону. Девушка, переполненная злостью, почти настигла свою жертву. Дверь в кабинет Фамилуса внезапно открылась:

– Ты понимаешь, что ты наделал! – прокричала Нобили, набрасываясь на беспомощного мужчинку. Он стремительно встал и начал убегать от нее. Гонка велась вокруг стола. Девушка пыталась ударить мужчину. И в таком нескончаемом, циклическом действии проходил их диалог:

– Успокойся. Так ты ничего не решишь, – сказал Фамилус.

– Я? Я?! Иди сюда, давай, давай посмотрим, что из этого выйдет! – прокричала она.

– Разве я виноват?

– Ахаха, иди сюда, и все виновные получат по заслугам! – сказала она и кинула в него папку с документами, листики бумаги разлетелись над столом и попадали на пол. Мишень увернулась.

– Ну, только не надо портить мои документы.

– Ладно, ладно, конечно – сказала Нобили и взяла какой-то документ, злобно улыбнулась. Скомкав его, она кинула эту бумажку в лицо Фамилуса

– Давай решим все мирно, – он остановился и продолжил говорить – стань моей женой, раз уж ты беременна от меня.

Нобили остановилась. Молчание озарило комнату своим светом. Помолчав минуту, девушка ответила:

– А где кольцо? – с неподдельным интересом спросила она.

– Будет кольцо и пышная свадьба. Клянусь.

Нобили села в кресло Фамилуса. За окном шел снег.

Город Антей со своими белоснежными зданиями зимой – это королевство белого цвета. Реки замерзли, кругом только белизна; даже воздух заполняется ей в виде снега. Картину разбавляют разноцветные машины, которые все же перекрашиваются в белый, и люди в своих куртках, так же подверженные временному отбеливанию. Зима в этом городе уникальна. Она здесь своя, родная. Северная столица – королевство снега. Сердце Нобили растаяло, ведь за окном такой греющий и прекрасный холод зимы. Кто знает, что находится в женских душах? Нет, я не про тех женщин, которых вы можете встретить на каждом шагу, я про настоящих женщин, которых меньше даже, чем настоящих мужчин. Никто об этом не знает. Кто такие мужчины и женщины? Это люди. А человек – это вселенная в одной точке. Нобили была одной из людей, а не тенью кого-то великого, кого-то кто был настоящим. Она не использовала в разговоре всем известные афоризмы, она отличалась тем, что критически относилась к миру, она умела думать сама, что и делало ее настоящей; не еще одной тенью, а той, кто создает тени. Она ответила:

– Отлично, с тебя свадьба и любовь, тогда я не убью тебя сегодня, – особый акцент делался на последнем слове.

– По рукам, – произнес Фамилус и протянул ей руку, за что получил по ладони линейкой, которая еще несколько секунд назад лежала на столе.

– А ну, цыц. Ты должен меня любить, а не договоры заключать, понял? – грубо сказала девушка, хотя внутри просто пылала от счастья.

– Понял, – грустно ответил мужчина.

Нобили покинула офисное здание. Фамилус Намен не знал, радоваться ему или грустить. Он вспоминал ее весь прошедший месяц. Он думал о ней. Наверное, это любовь.

План Нобили был приведен в действие. Она заполучила мужчину, которого хотела заполучить. Такси везло девушку домой.

Фамилус просидел весь день в своей квартире. Сегодня выходной. Он прощался со своей свободой: выкурил пять пачек сигарет, разбросал вещи по комнате. Все воскресенье он убирался в квартире. Вечером он отправился в ювелирный магазин, где купил кольцо с бриллиантом. Этот красивый камушек, который Фамилус рассматривал весь вечер. Он был так шикарно огранен. Огромное количество углов венчало его корону. Он был таким маленьким, но таким красивым.

В понедельник Фамилус пошел на работу. В середине дня он позвонил Нобили и предложил поужинать в ресторане. Она согласилась. Ужин был потрясающий и в конце данного банкета мужчина предложил девушке руку и сердце.

Фамилус купил дом. Нобили попросила поселить с ними ее отца. Намен согласился. После покупки жилья началась покупка мебели. Весь дом заставили ею за неделю. Нобили стала раздражительной.

Свадьбу сыграли через месяц. Девушке не понравилось платье, и она, распсиховавшись, убежала. Фамилус еле вытащил ее к венцу.

Время шло, а перепады настроения учащались. Муж терпел ее из последних сил. Он был постоянно на взводе, ему приходилось подстраиваться под нее. Курсы беременных, книги для них, вся эта беготня выматывала Фамилуса. Так еще и Медиус подшучивал над положением своего зятя, но со временем они сдружились и поигрывали в шахматы и карты, пока Нобили спала. Будущий отец курил все чаще и чаще.

Все сегодня были дома. Никто не пошел на свою «любимую» работу. Фамилус Намен сидел за шахматным столом и играл со своим тестем в шахматы. Пешки старика стремились вперед, каждая фигура была под защитой другой. Фамилус не знал, что ему делать. Он сидел и думал над последующим ходом. Фамилус явно недосыпал в последнее время, его костюм говорил о том, что он собирался на работу, однако взъерошенные волосы говорили и об обратном.

– Глупый, глупый зятек, сейчас мой ферзь убьет твоего короля. – Надменная улыбка озарила его лицо, бородач слишком уж выводил из себя Фамилуса, который и так не мог сосредоточиться.

– Вы бы лучше следили бы за флангом, – проговорил зять и пустил ладью через все поле. – Шах!

– Ах ты молодец, отсрочил свой проигрыш, но… но… – другого хода Медиус не находил, ферзь загородил короля, ладья сразу же помчалась и съела его. Радость старика сменилась на недовольство. Король избавился от надоедливой ладьи соперника.

Старик улыбнулся и проговорил:

– Молодец, но я проглотил твоего ферзя еще в начале партии.

Матч продолжался до того момента, пока не послышался женский крик:

– Началось!

Старик и его зять взлетели со своих кресел и помчались в соседнюю комнату. Открыв дверь, Фамилус прокричал:

– Отошли воды? Да?! Я как знал! – было понятно, что мужчина взволнован. Медиус с удивлением смотрел на мужа своей дочки.

Медиус побежал к машине. Муж медленно вывел жену из дома и посадил в автомобиль. Старик повез свою дочь в ближайшую больницу, где находился роддом. Фамилус же сел в другую машину и поехал за ними. Он быстро нагнал тестя и возлюбленную. Но он не знал, что его ожидает. Он был влюблен в эту девушку, за этот год он в этом убедился.

Чудесное свойство человека – быть влюбленным. Оно непредсказуемо. Часто решает целые судьбы. Часто меняет людей. Меняется только влюбленный. Тот, кто не любит, никогда не изменит своим привычкам ради другого. Любовь заставляет людей, нет, не сдвигать горы, сдвигать горы – это легко, а вот изменить себя, свою суть – это чудо. Любовь – это настоящее чудо. Часто дети думают, что любят, но нет, они просто хотят быть любимыми, когда требуют другого изменить себе. Вы когда-нибудь пытались изменить себя ради другого? Я уверен, что это была настоящая любовь. Это все так близко к жизни. Сегодня человек один, он сидит за своим компьютером, он не знает о том, что есть девушка, которую он может полюбить, но тут появляется она, и экран монитора уже не притягивает его внимание, работа становится незначительной. Но что если она плохая? Человек начинает скатываться. Более это известно девушкам. Часто попадаются злые и глупые мужчины, и женщина пытается скатиться до того уровня, чтобы тот смог ее воспринимать. Она надевает глупую одежду, в которой-то от одежды ничего не осталось, красится, подобно клоуну: и вот этот обнаженный клоун идет, чтобы быть понятой у примитивной публики. Про настоящую любовь ходят легенды. Но до нее нужно дорасти. Кто еще ребенок, тот только может играть в настоящую любовь, а завтра разлюбить и бросить. Любовь дополняет человека. Человек, который не способен любить, хуже собаки. Хотя почему я так плохо выражаюсь о собаках, ведь в глубине души уверен в том, что собаки благородны и умны, подобно людям, а мы просто не понимаем их язык и способ мышления. Ну вот, представим себе самый плохой вариант собаки – это пес в представлении физиолога, так хуже него и будет человек не способный любить. Но это только мое мнение.

Две машины остановились у роддома. Фамилус отвел свою жену в надлежащее место. Нобили положили на кушетку. Она попросила, чтобы муж остался в комнате. По лбу Фамилуса потек пот. Холодный пот. Он никогда не был так близко к настолько естественному.

Он думал: «Боже, что я здесь делаю? Стоп, что это они там измеряют этим прибором… это вроде штангенциркуль. Ну и чего они ждут? Ребенка, наверное, нужно достать. Черт, может сказать им, что они плохо работают? Нет, лучше помолчать, а то Нобили на меня рявкнет, а ее нельзя нервировать. Черт, зачем доктор ее гладит по животу? А теперь давит… что происходит?». Он закрыл глаза и держал жену за руку. Нобили начала кричать и сдавливать руку мужа так сильно, что он чуть не закричал от боли.

Через некоторое время послышался детский крик. Время остановилось. Тени, потянувшись к одной точке, начали собираться в единую фигуру человека. Они постепенно строили его ноги, тело, руки, а в конце и голову.

– Вот мое первое вмешательство, – произнес загробный голос, – теперь ты будешь думать. Быть тебе меланхоликом, как назвала это ваша наука, и интровертом быть тебе! Но какая разница как это называется? Главное то, как это работает. Человек, который окружает себя другими людьми – обречен на бездумье, поскольку он не оставляет себе времени на настоящую мысль, а ты мне нужен в том состоянии, в котором ты постоянно думаешь, а для этого ты должен быть одиноким. И первое вмешательство мое изменит твой характер навсегда.

Глаза тени мелькнули красным. Он растворился в пустоте. Время пошло дальше.

Малыш плакал. Матери дали его подержать. Он был здоровенький, в хорошей форме. Доктора сказали, что ребенок на первый взгляд идеален, однако муж и жена увидели, что ручки и ножки ребенка были тоненькие, как два прутика, а кожица была красноватой, будто на него вылили томатный сок разведенный водой. Мама дала ему в ручку палец, и он сжал его. После, врачи порекомендовали попробовать покормить ребенка. Все прошло успешно.

Со временем мама и ребенок перебрались домой. Первые сутки мать была счастлива, но потом ее счастье сменилось на бессонницу, раздражительность, недоедание. Малыш может и милый, но он маленький вампир, который постоянно сосет время и труд, вместо крови. Все внимание должно быть отдано только ему, иначе он просто убьет вас своим криком и плачем. Ребенок – это зажиточный феодал, которому служат рабы, родители. Этот беспощадный сюзерен не дает им ни спать, ни есть, ни даже нормально отдохнуть. Родители понимают, что такое рабство, когда у них появляются дети, но это добровольное рабство, что и делает его наиболее приятным видом подчинения человеком человека.

С ним надо гулять, разговаривать… за первые несколько дней мальчик обрел здоровый цвет кожи. Мамины подруги называли его милым. Девушки, наверное, так называют всех малышей, они ведь не были знакомы с его хищнической натурой охотника за родительскими снами. Прошло два месяца, малыш в своей кроватке любит вращаться, как центрифуга, беситься и кричать, только его веселый крик и радует мать. Отец и дед, конечно, принимают участие в воспитании, но жадная мама не дает им это делать полноценно. Ребенок растет не по дням, а по часам.

Кстати, к Фамилусу собирался приехать брат в этом месяце, поэтому он сильно волновался, ведь его тот с восемнадцати лет служил в армии, а там у них суровые порядки. Все детство Арест обижал его, иногда бил, иногда воровал его карманные деньги. В общем, Намен ненавидел своего старшего брата.

Мама и ребенок спали, отец и дедушка играли в карты.

– Вот эти две мне не нужны, а вот эти две я возьму, – сказал старик хитро, положив карты вниз колоды, и, взяв парочку сверху.

– Меняю одну, – произнес Фамилус и поменял карту.

– У меня роял-флэш, – сказал старик с улыбкой.

– Блефуешь? – спросил Фамилус.

– Конечно, – проговорил старик. – Показываем карты?

Мужчина кивнул. Старик разложил карты и с улыбкой произнес:

– Роял-флэш!

Фамилус бросил карты на стол. У него была четверка. Старик долго ходил за зятем и издевался.

— Да как ты собрал эти карты?

— Все просто, сынок. Я, просто, подтасовал карты.

Послышался тяжелый стук в дверь. Старик и мужчина застыли. Далее последовали еще три сильных удара. Можно было подумать, что кто-то вламывается к ним в дом. Еще три сильных удара и стены затряслись. Послышался плач ребенка. Фамилус подбежал к двери и открыл. На пороге стоял огромный мужчина, чьи плечи не протискивались в створы. Ростом он был на голову выше Фамилуса. На нем была военная форма. Небольшой слой черной бороды украшал его лицо, короткие черные волосы покрывали его голову. Гигант без стеснения прошел в дом. Медиус тихим голосом спросил:

– Кто вы? Что вам нужно?

Нагло оглядев то, что его окружало, великан низким голосом, которым по телевизору говорят только главные герои из боевиков, произнес:

– Я Арест, Арест Намен, брат вот того хлюпика, – произнеся это, гигант достал сигарету, вложил ее в свой рот и уже начал чиркать зажигалкой, однако ему в лицо попала книга. Голова, сигарета и зажигалка расстались друг с другом. Здоровяка прижало к стене, по его лицу текла кровь от царапины, он был в ярости и искал взглядом того, кто это сделал. Нашел он только Нобили, которая злым голосом прокричала:

– Нельзя курить в этом доме! Я убью каждого, кто будет курить там, где ползает мой ребенок!

Она явно не выспалась, а глаза ее были наполнены ненавистью, которая делала ее похожей на демоницу, а не на маму. Арест сразу понял, что с ней шутки плохи. Он отскреб свое тело от стены и подал руку брату. Фамилус робко пожал его руку и обнял его так сильно, что из него чуть дух не вылетел. После объятий Арест сказал:

– Ну, я поживу у вас немного.

– У нас здесь мало места для слона, тем более надо бы научиться тебе пользоваться звонком, а то ты так стену проломишь в следующий раз, – сказал старик.

Арест надоел всем. Он не был воспитан, часто ругался, да и съезжать не хотел. Нобили умоляла мужа поговорить с огромным комбинатом по переработке мяса о том, что ему неплохо было бы съехать к черту! Женщина была зла. Она рвала и метала. Даже когда Арест вежливо обращался к ней, девушка отвечала ему резко и грубо.

Однажды ночью Нобили вышла в туалет. Все спали. Арест пошел за ней. Она повернулась и увидела эту груду мышц. Он был в одном нижнем белье, видимо, направлялся туда же, куда и она. Мужчина обхватил ее руки и сказал тихим голосом:

– Повеселимся?

Но неожиданно женская нога произвела удар чудовищной силы в пах возбужденному бабуину. Тот явно мог остаться инвалидом. Из-за резкой боли, вызванной ударом, великан схватился за то, куда его поразили. Отпущенная на свободу девушка, побежала к телефону. Она понимала, что это единственный способ избавиться от этой гориллы. Набрав номер полиции, она быстро протараторила свой домашний адрес и что ее пытаются изнасиловать. Арест уже бежал за ней по короткому коридору. Девушка закрылась в ванной. Великан, мощными плечами начал вышибать дверь. Все в доме проснулись. Муж Нобили выбежал из своей комнаты и закричал:

– Что ты делаешь, брат?!– И сразу же начал пытаться остановить здоровяка. Гигант же развернулся и точным апперкотом послал Фамилуса в нокаут. Медиус же был умнее, он видел происходящее и понимал, что грубой силой он ничего не добьется. Старик направился в свою комнату. Ребенок плакал. И вот, Арест выломал дверь и проник в ванную комнату, где находилась девушка, но он увидел ее не сразу. Из-за угла ванной выскочила Нобили и обмотала шею негодяя шлангом от душа. Сжав посильнее его глотку, девушка пыталась усмирить великана, но гигант оказался сильнее. Он разжал своими руками хватку девушки. Она висела беспомощно у него на спине. Он прижался спиной к стене коридора, зажав жену своего брата, как вдруг появился старик и направил на него ружье:

– Еще одно движение, и ты покойник, понял? Отпусти мою дочь.

Вояка осознал, что положение, в котором он находится, довольно неудобно. Он отошел от стены, и девушка, скатившись вниз, упала на пол. Старик спросил:

– Ты вызвала полицию?

– Да, папа, – тихим голосом произнесла Нобили.

– Значит, мы продолжаем стоять, – сказал Медиус.

Так они и простояли полчаса, до того момента, пока стражи порядка не соизволили прибыть. Старик открыл дверь полицейским. Они взяли Ареста под руки и увели в участок. Его отпустили, как героя войны. Но Фамилус и Нобили потом еще долгое время судились, для того, чтобы им обеспечили своевременную и достаточную защиту.

Вот настал и день рождения малыша, и родители наконец-то договорились об имени ребенка. Конечно, странно выбирать имя своему чаду в течение года, но все было именно так. Нобили просто не знала, как назвать ребенка. Она просто была ошарашена, ведь она верила, что имя для человека – это его судьба.

Алетэй. Да, Алетэй уже и ходить умел. Дедушка много шутил на этот счет. Любимый сынок не всегда радовал родителей, очень любил быть на ручках.

В следующем месяце он уже чего только не делал: ползал, катал мяч, и даже произносил первые свои слова, одно из них «мама», которое больше похоже на «амма», а другое «привет», в котором, собственно, отсутствует буква «р». Со временем, чему он только не научится. Прошло еще некоторое время, и его словарный запас пополнился. Он начал говорить первые фразы. «Амма» наконец-то стала мамой.

Нобили уже начала сходить с ума. Ее голова лопалась от каждого мгновения с сыном. Фамилус взял отпуск на две недели, чтобы дать жене отдохнуть, но он переоценил свои усилия. Нобили уехала на юг, чтобы там хорошенько провести время. А вот муж страдал целых две недели, точнее первую неделю он чуть ли не выл, но потом Медиус показал ему несколько трюков, которые помогают занять ребенка, и они стали чаще играть в игры и спать.

Медиус был опытным папой: Нобили была совсем бешенной в детстве, а Алетэй – это так, спящий ленивец в сравнении с маленькой Нобили, которая каждый день подвергала свою жизнь, а иногда и жизни матери и отца, опасности.

Нобили смогла почувствовать себя человеком и отдохнуть. Теплый песок, ласковые волны, темные очки и никаких детских криков. Ей улыбались проходящие мимо мужчины, но она на них и не смотрела. Со временем она все больше и больше думала о Алетэе, о том, как там с ним управляется Фамилус и ее отец. Многое пугало ее. К концу второй недели страх за любимого сына перерос в паранойю, она обменяла свои билеты на более ранний рейс и явилась домой.

И, о боже, она вбежала в квартиру и увидела, как муж и отец играют в шашки. Ни секунды не медля, она побежала в комнату, где должен был быть ребенок. Медиус и Фамилус проводили ее взглядом. С ребенком все было хорошо, он спал. Спал днем! Нобили подошла к мужу и спросила:

– Ты напоил его успокоительным?

– Нет, я просто хорошенько с ним поиграл в мяч, а потом у него уже не было сил ни на что.

– Господи, тебя этому мой отец научил?

Медиус отвернулся, скрывая улыбку, а муж ответил:

–Да, твой папа мне помог.

– Шах и мат, сынок, – сказал старик, переставив фигуру. После он пошел в свою комнату.

Нобили посмотрела на мужа и сказала:

– Спасибо…

– Да не за что, это ведь и мой сын тоже.

На следующее утро все были веселые. Все были счастливы. Только Фамилусу нужно было на работу. У него в жизни сложилась печальная ситуация. Он уперся в должность помощника генерального директора и выше подняться он уже не мог, поскольку у директора был сын, которого начальник натаскивал на эту должность.

Жизнь постоянно играет с нашими судьбами в карты, кто-то даже не осознает, как он мешает другим. Мир просто не связан. Никто не хочет понимать друг друга, все хотят понимать себя и вместо достойных людей лучше поставить на пост своих детей. А время жизни некоторых подходит к завершению, кто-то скоро не сможет работать и выполнять то, что он выполнял в юности. Вы видели, как умирают люди? Сначала они разочаровываются в жизни. Их глаза наполняются грустью. Печаль томит их сердце. А завтра им уже «дарят звезды свою нежность». Другие люди смотрят на них и сами разочаровываются. Они идут к смерти семимильными шагами, все идут к одному исходу, все его осознают, но нет, никто не поможет тридцатилетнему мужчине, когда он достоин повышения. Легче поставить во главе компании восемнадцатилетнего малыша, который еще и жизнь узнать не успел. Ирония, которая не дает достойным занять свое положение, юмореска судьбы. Справедливости не существует, это просто хорошая теория.

Но единственное счастье, ребенок, рос не по годам, и в пять он уже пошел в детский сад. Нобили устроилась работать в библиотеку. По утрам она отводила Алетэя в садик.

Алетэй очень любил это место, здесь он мог всегда побеситься. Мальчик познакомился со своим лучшим другом, Кламом. Там они играли. Дети воображали себя героями своих любимых мультфильмов и искореняли воображаемое зло во вселенной. Дети бегали и колотили невидимых врагов, произносили диалоги, придуманные на ходу. Алетэй был заводилой. Вся инициатива, как в садике, так и на улице, исходила от него. Много во что играли дети, но они всегда побеждали, они чувствовали в себе силу, чувствовали свою особенность.

Глава 2

Вот Алетэю и исполнилось семь лет. Его ожидала школа. Родители отвезли его в магазин детской одежды, где подобрали ему подходящий пиджачок, рубашку, галстук, брюки. Выглядеть он стал довольно мило. Мальчик боялся.

– Мама, – сказал он, когда все были в машине, – я не хочу в школу.

Мама посмотрела на него нежным взглядом, мило улыбнулась и, поцеловав его в лобик, сказала:

– Все проходят этот путь, мой дорогой, правда, Фамилус?

Отец тоже улыбнулся, но не стал смотреть сыну в глаза по той причине, что вел машину. Фамилус просто сказал:

– Конечно, все должны пройти школу.

– Мама, а что там надо делать?

– Учиться, сынок, там надо учиться, – сказала Нобили.

– Но чему мне там учиться?

– Всему.

– Но разве я сам не могу узнать все?

– Это единственный путь.

Мальчик начал осознавать безвыходность своего положения, как убийца, приговоренный к десяти годам тюремного заключения. Впереди только остатки молодости, которую придется похоронить в потоке относительно сомнительных знаний. Завтра ему нужно будет подчиниться или умереть. Вызов, который дают детям, это лишь фикция настоящего, школа – это война того, что хочется делать, и того, что делать надо.

Первое сентября. Первый день осени. Деревья еще не начали играть в покер желтыми и красными картами, но дожди уже разукрашивали землю в склизко-грязный цвет, так любимый этим временем года. Солнце так и не выглянуло в этот проклятый богами день. Небо было связанно светло-серыми паутинами небесных пауков. Стрелы, выпущенные с севера на юг в образе птиц, летели прочь. Ветер качал все, что только могло качаться.

Автомобиль остановился. Нобили с сыном выбежала, и еле успела поставить любимого сыночка в нужно место, где находился его класс. Фамилус достал видеокамеру. Директор школы начал выносить приговор детям. Десять лет в колонии строгого режима.

– Здравствуйте родители и дети, те, кто только поступили и те, кто уже здесь давно, – начал директор. Его лысина отражала свет. Дешевенький костюм сразу бросался в глаза. Свитер был сделан из очень дешевого материала, ткань брюк на коленях была сильно растянута, а очки были потрескавшиеся.

Он продолжил:

– особенно я обращаюсь к первоклассникам; вас ожидают десять прекрасных лет в этом обители знаний. Помните, что хорошая учеба – это залог вашего успеха, отправная дорожка в вашей жизни. Любите школу, и она будет любить вас. У меня есть несколько новостей: первая, библиотека восстановлена; вторая, столовую снял богатый предприниматель, теперь еда стала дороже, но качественней; третья, у нас появились новые учителя. Эти молодые люди совсем недавно закончили университет по педагогической специальности, и теперь будут вас обучать всему тому, что там усвоили.

После речи директора заиграла музыка, и дети разошлись по кабинетам. Алетэй попал в один класс со своим лучшим другом, Кламом Аменсом. Ребята сели рядом друг с другом. Они были счастливы. В класс зашла молодая девушка, лет двадцати двух. На ее глазах были маленькие очки. Ее офисный костюм, ее улыбка, её наивные и добрые глаза – все это говорило о том, что она была новенькая. Встав за учительскую парту, девушка сказала:

– Здравствуйте дети, я Оливия Когнитус, для вас просто, мисс Когнитус. С завтрашнего дня мы начнем заниматься интересными предметами, которые поглотят вас целиком. Я обещаю, что всем будет очень интересно! Очень интересно! – с каждым словом, в котором имелся корень «интерес», девушка поднимала руки и повышала голос, это выглядело забавно.

Время остановилось. Тени собрались в одну. Омега. Красные глаза. Темный силуэт.

– Мне нужен образованный малец, чтоб поступить ему хватило сил на самый лучший факультет и в самый лучший институт. Точнее в Академию.

Один щелчок пальцами и цвет глаз учительницы сменился с светло-зеленого на темно-карий. Её душа изменилась в одно мгновение. У девушки появилось одно желание, сделать из Алетэя гения. Омега пропал. Оливия смотрела на детей, и как только ее взгляд коснулся мальчика, так сразу в голове ее что-то переключилось. Все ее естество стремилось к обучению этого мальчика.

Отец стоял на улице. Он ожидал, когда жена и сын придут, но тут время остановилось, в голове Фамилуса помутнело … Внутренний голос подсказал ему быстро съездить и купить огромное количество книг. Он не мог объяснить это неосознанное желание, но все же беспрекословно повиновался ему. Омега смотрел на него.

– Ну вот, на этом я этапе

И так сумел всех обхитрить.

Но только уж подхода три

Исчезло в бездне навсегда.

Пусть умным станет Альфа,

Чтобы других людей всех обойти.

И вот, процесс не обратим.

Тень Омеги растворилась в воздухе. Фамилус помчался в книжный магазин. Там он потратил все деньги на книги.

Нобили и Алетэй вышли из школы, но не нашли машины, жена сразу же позвонила мужу.

– Что случилось? Где ты? – спросила она.

– Я еду, просто надо было кое-что купить, буду через полчаса.

Когда муж приехал, он получил пару подзатыльников от жены. Когда она еще и узнала, что он купил сыну, и сколько это стоило, так вообще слетела с катушек. Всю дорогу они орали друг на друга. Конечно, папа не орал, но за него это делала Нобили. Дома так же состоялась большая ссора. Алетэй был рад подарку отца, он даже его поблагодарил, зато мать весь вечер тараторила свой феминистический девиз о том, как его отец походит на: козла, барана, слона, индюка, петуха и на прочих животных. Шкафы Алетэя наконец-то заполнились книгами. Пока мама, словно фурия, терзала отца своим криком, мальчик читал книги, сидя у себя в комнате. Отец ушел из дома.

Фамилус прогуливался по улицам города и курил в течение двух-трех часов. Он вернулся домой, когда уже все заснули, и лег спать на диван.

Отец утром повез сына в школу. На чистом небе виднелись кучевые облака дыма, извергаемого неким заводом. Шоссе было переполнено, все летели на свою работу. Алетэй теперь понимал, куда уходят взрослые, теперь у него появилась своя работа, работа за которую ему никто не платит, каторга ли? Кто-то говорит, что нет, но он мог бы читать то, что его интересует, становиться умнее, как сам он считает нужным, но его заставляют становиться умнее так, как это делают все. Всем интересно, чтобы ты стал как все, чтобы думал как все, чтобы двигался как все, чтобы делал как все; уже есть незримый эталон, под который тебя подгоняют и шлифуют с самого детства. Кто ты такой в этом мире? Без имени и номера паспорта ты – ветер. Без аттестата ты никто. Ты не человек, хотя не бумага дает право быть человеком. Но стоит тебе пропасть из всех записей, так с тобой и разговаривать не каждый станет. Мир стал предметен и без некоторых предметов человек теряет свой статус. Да и будь ты уже в школе гением в палеонтологии, то ты все равно можешь смириться с тем, что тебя до восемнадцати лет будут терзать знаниями, которые вторичны по отношению к тому, что ты любишь всей душой. Конечно, многие возразят, мол если бы не учеба, то мы бы не узнали многого из того, что знаем. У нас бы не было выбора. Но как дать выбор? Для разумного человека учебное заведение – это тюрьма, так же как и для крайне неразумного. Только разумный может легко справиться с тяготами обучения, а вот неразумному приходится туго, он просто не хочет учиться

Алетэй подъезжал к школе. Его огромный ранец, который был по размеру чуть ли не больше его самого, наполненный различными аксессуарами прилежного ученика, лежал на сиденье рядом с мальчиком. Машина остановилась. Отец сказал, что любит его, и проводил сына в класс. Оливия поприветствовала Алетэя, и посадила его на первую парту, разлучив его с Кламом.

– Ты ведь Алетэй? Да? Да. Ты должен хорошо учиться, я на тебя рассчитываю. Все, что я буду говорить на уроках – это все для тебя.

Отец посмотрел на учительницу. Ему доставило неудобство внимание, проявленное к его сыну молодой специалисткой. Так же в голову пришла мысль, что это некий педагогический трюк, хитрая уловка. Он попрощался и поехал на работу.

Первый урок – письмо. Оливия учила детей алфавиту, который они и так должны были знать. Алетэй постоянно отворачивался от доски и пытался поговорить с другими учениками. Это было невозможно не заменить, поэтому учительница подошла к нему.

– Алетэй, как я вижу, ты хорошо знаешь алфавит. Выйди к доске и напиши нам все, что я не успела дописать.

– Хорошо… – грустно произнес мальчик. Он направился к доске и начал кривым почерком писать в самом низу доски:

– К, л, м, о,– говорил он, записывая.

– Ты ничего не пропустил? – спросила Оливия.

– Нет.

– А как же буква «н»? – с иронией произнесла учительница.

– Точно! – Алетэй поставил букву «н» в нужное место.

– Вот видишь, тебе еще учить и учить азбуку, а ты болтаешь на уроках.

– Я еще даже и слова не произнес… – огорчено проговорил Алетэй.

– Но собирался, – с улыбкой, наполненной уверенностью, сказала Оливия, подходя к доске. – Садись и слушай внимательно.

Мальчик сел на свое место и до конца урока больше не поворачивался. Он уже смекнул, что она от него не отстанет, поскольку другие ученики сидели и болтали друг с другом, чуть ли не в полный голос, но она обратила свое внимание только на него одного. Замечательная перспектива на предстоящие три года в этой колонии строгого режима с надзирательницей, которая не сводит с тебя глаз.

А за окном ветер играл с птицами и бабочками. Школьный участок был богат флорой и фауной, помимо всего он огорожен высоким забором, чтобы детишки, наверное, не убегали, а охранник находился на единственном входе и выходе из школы. Деревья гордо стояли за окном, они хвастались свободой, помахивая ладошками листьев и выманивая всех учащихся к себе – на свободу. Дети смотрели на улицу, их звало и солнце. Первый день без свободы всегда самый сложный.

Время шло. Часы тикали. Минутная стрелка, к сожалению, никуда не торопилась. Да и куда ей спешить? Время – такая вещь, которая летит быстро, когда тебе хорошо, но практически останавливается, когда тебе скучно. Слова смешивались в голове. Они образовывали кашу. И вот – перемена! Дети вырвались наружу, как обезумевшие обезьяны, готовые снести все на своем пути. Сражу же начались игры в пятнашки. Первоклассники бегали друг за другом, среди них был и Алетэй. Третий класс смотрел на них с презреньем. В их взглядах так и читалось: «Какие же глупые эти дети, вот мы взрослые, самые взрослые на этом этаже!». Но как только проходила девочка из их класса, так сразу же взрослые превращались в детей и дергали ее за косу, обзывали, либо делали что-то еще, лишь бы обратить на себя внимание. Интересное свойство людей, сначала они пытаются обвинить другого в чем то, а потом повторяют его же ошибки. Перемена закончилась. Никто никому ничего не сломал, никто не плакал. Педагоги перекрестились и зашли в кабинет.

Оливия улыбалась. С ее уст сорвалось слово, которое еще в течение вечности будет пугать всех детей на планете:

– Математика!

Дети чувствовали весь ужас этого слова. Оно звучало, как «чудовище», «монстр». Да, конечно, это название больше подходит для какого-нибудь дракона или змеи. Дети чувствовали это, как никто из взрослых. Они видели этого беспощадного монстра, который вот-вот собирался поглотить их умы, и оставить беспомощные детские души гореть в аду чисел и формул.

– Сегодня мы будем повторять цифры, если кто их еще не знает, – произнесла Оливия. – Один, два, три… Алетэй, знаешь дальше?

– Четыре, пять, шесть… – Оливия специально не останавливала мальчика, он продолжал и продолжал, – тысяча один, тысяча два, тысяча три…

Все дети в классе спали. Кто-то почти храпел. У Клама по подбородку текла слюна. Всем, если честно, было абсолютно наплевать на то, умеет ли Ал считать. Внезапно Оливия вскрикнула:

– Молодец!

Дети подскочили и проснулись, они поняли, что все закончилось.

– Детишки, вы слышали, как Алетэй посчитал до тысячи? Нет? Алетэй, повторишь? – спросила учительница, но вдруг прозвенел звонок. – Ахах, ну ладно, дети, переодевайтесь на физкультуру, скоро пойдем в спортивный зал.

Преподавателем физической культуры в школе был молодой человек, красивого телосложения. Приметы: светлые волосы, голубые глаза, тонкие губы, среднего роста, с короткой стрижкой. Постоянно говорил сокращенными словами, вроде «норм», «тип», «напр», «налв», а может у него просто был дефект речи, или странный акцент.

Все занятие дети занимались общеразвивающими упражнениями. Потягивались, руки вверх, руки в стороны, повороты, прыжки, бег на месте – классическая модель. После чего их отпустили.

Когда уроки закончились, Алетэю пришлось остаться на продленке, ведь никто не мог его забрать. Тут-то появилась проблема. Оливия настаивала на том, чтобы мальчик позанимался с ней по дополнительной программе. Он пытался отказаться, но разве откажешь учителю? Она пытала его сотней вопросов, старалась узнать, что он знает, много говорила с ним, много что рассказала из того, что они будут проходить. Мальчику это было не очень интересно, он хотел гулять вместе с остальными детьми, но злая учительница не отпускала его. Она надоедала своим назойливым приставанием. Ал уже просто хотел ее ударить по голове ранцем и убежать, но понял, что не поднимет ранец. Похоже, что девушка не отпустит его никогда. И вот приехал папа. Радость мальчика не знала предела! Он побежал к отцу и обнял его:

– Папа, я так рад тебя видеть!

Они поехали домой. Алетэй долго не мог заснуть, но в итоге у него это получилось.

На следующее утро отец еле вытолкал сына в школу. Оливия явно надоела мальчику, но отец ему все объяснил, научно-популярно:

– Если ты не пойдешь в школу, то потом не поступишь в университет, а потом и дворником станешь.

– Я лучше стану дворником, чем буду учиться в школе.

– Даже на дворника нужно учиться.

– Блин. Я должен работать?

– Все должны работать. Труд – облагораживает. Труд – помогает человечеству подняться выше. Труд – очень важная составляющая человеческой жизни. Тем более, сынок, тебе ведь нужны будут деньги? Куда ты пойдешь без денег? Ни конфет купить, ни макарон.

– Я не люблю макароны.

– Ты ничего не сможешь купить. Даже игрушки.

– Игрушки? Я люблю игрушки.

– Так вот, ты останешься без них, если не будешь работать.

– А работать интересно?

– Я люблю свою работу. Ты тоже найдешь работу, которую полюбишь, но для этого нужно отмучиться в школе. Главное, не стань дворником.

Мальчик легонько ударился головой о стену и пошел в машину. Гордый своей победой отец последовал за ним. Ведь все дети – это подрастающие космонавты, ученые, великие спортсмены, но никак не дворники, стать дворником – это разрушение всех желаний, поэтому на некоторых детей этот наказ действует.

По дороге в школу они не разговаривали. Машина проезжала мимо удивительных мест, которые сменялись в круговороте кадров. Горожане направлялись на работу. Это походило не на социальное движение, а на стихийно-природную прихоть, подобно восходу солнца. Целые океаны людей растекались по своим рабочим местам. Алетэй чувствовал себя рабом. Таким же, как и они, эти бегущие в никуда, эти желающие заработать, заработать ценой своей жизни, чтобы дать пропитание своим детям, чтобы потом они воспитали и отдали на работу своих детей. Замкнутый круговорот рабов в природе. А кто сказал, что если человека перестали называть рабом, то он перестал им быть? Государство – это один огромный рабовладелец, с помощью которого люди самоудовлетворяют и свои потребности, и нужны своей страны.

Погода играла только слетевшими листьями. Тучи собирались в одну компанию. Явно будет вечеринка с громкой музыкой, тоннами любовных слез, барабанным стуком по крышам и с танцем деревьев, а также с мельканиями света. Время подходило к началу занятий. Машина мчалась как могла. Вот и школа. Мальчик выбежал из машины, но все-таки опоздал на урок. Он забежал в класс, когда учительница объясняла новую тему.

Последующие полгода мальчик учился не покладая рук. Оливия постоянно наседала на него. Но вот настали каникулы.

Алетэй проснулся и начал собираться в школу. Отец спал. Мальчик стянул с него одеяло и тот навернулся с кровати. Отец с пола спросил:

– Что надо?

– В школу то ты меня повезешь?

– Каникулы у тебя, отдыхай.

– А что такое каникулы?

– Это когда ты не работаешь. Дай десять минут еще поспать, – сказал отец, вставая с пола, – мне скоро на работу.

Алетэй выбежал из родительской спальни. «Свобода! Я больше не раб»! Так, наверное, кричал он в своем сознании. Запрыгнув в одежде в кровать, он тихо и спокойно заснул. Ему приснился сон.

Он шел по лесу, было темно, ему было страшно. Вдруг появилась его классная руководительница. Она произнесла тихим голосом:

– Ты мой раб!

– Нет! У меня каникулы!

Туловище Оливии превратилось в змеиное. В одно мгновение ока она приблизилась к мальчику и обхватила его своим хвостом. Ее глаза смотрели в глаза мальчугана, а раздвоенный язык тянулся, чтобы прикоснуться к нему. Рот ее открылся так широко, что она могла проглотить Алетэя целиком

– Нет! – крикнул Ал, проснувшись.

Он решил пойти на кухню и выпить воды. Не успел мальчик зайти на кухню, как вдруг закричал от ужаса. За обеденным столом сидела мисс Когнитус и разговаривала с его отцом. Услышав крик сына, Фамилус резко обернулся.

– Вот и Алетэй, я передаю его вам и еду на работу, – сказал отец.

– Я рада, что мы друг друга поняли, – произнесла Оливия.

Мальчик захлопнул дверь на кухне и убежал к себе в комнату. Змея поползла за ним. Он закрылся. Вдруг вышел дед:

– Что здесь за шум?

Оливия ответила:

– Я учительница Алетэя, меня нанял его отец, чтобы я с ним позанималась дополнительно.

Медиус подошел к двери в комнату мальчика и спросил:

– Ты откроешь?

В ответ тишина.

– А за мороженное? – спросил добрым голосом старик.

Тишина.

– Ладно, я куплю тебе игрушку-робота.

Дверь медленно открылась. Оливия отчитала мальчика, а дедушка незаметно покинул дом. Целый день Алетэй мучился с уроками дома. Он и так уже был самым наученным в классе. Ал даже думал, что он, с такими темпами занятий, скоро станет самым великим ученым. Столько страдать ради сотого повторения того, что и так было известно? Сразу же взяв телефон, обреченный на учебу во время каникул позвонил Кламу.

– Алло.

– Алло.

– Чего ты не отвечал на звонки?

– Потом расскажу. Пойдешь гулять?

– Пойду.

Дети встретились на улице. Они вспоминали детсадовское веселье и снова спасали мир от невидимых злодеев. В руках у них были мечи-палки, фразы их становились все осмысленнее и взрослее. Клам часто отыгрывал роль суперзлодея. Он делал вид, что бьет своего друга, героя, который спасал мир от хитрых планов первого. Давно они так не веселились.

Придя домой, Алетэй получил обещанный подарок от дедушки.

Псевдоканикулы копировали друг друга изо дня в день. Мать ругала отца за то, что он нанял на работу молодую учительницу, которая ходит если не в откровенном, то в офисном, обтягивающем костюме, в котором она вполне могла понравиться Фамилусу. В итоге Нобили все же смирилась с учительницей, хотя постоянно промывала мозги своему любимому на этот счет.

Каникулы закончились, а учебный год продолжился. Весна. Алетэй работал в одном ключе. Он не учился, он пахал. Взрослые думают, что они работают. Они просто не учились так, как это заставляли делать Ала.

Гранатовый закат дарил свой гранатовый сок небесному сосуду. Мальчик сидел и плакал дома, за своим столом. Тетрадку завоевывали текущие потоки слез. Он устал. Его переполняло чувство того, что к нему относятся несправедливо. Он хотел бегать, гулять, играть…

Его мучили кошмары. Ему снилось, как его съедает учительница в разных обликах, но последний облик ему запомнился. Она пришла в образе тени с красными глазами. Тень не имела жалости и проникала в душу своей жертвы. Мальчик кричал. Его никто не слышал. Ночь поглотила его сон.

Впереди еще месяц учебы.

Дни сменяли друг друга. Тривиальная обыденность жизни стала приедаться. И вот, последний день уроков. На горизонте появилась тень свободы. Алетэй осознавал, что впереди его может ожидать продолжение адской муки, которая постигла его на зимних каникулах. Перед школой он умолял отца, чтобы тот отказал Оливии, когда та его попросит устроить дополнительные занятия. Мальчик ползал на коленях, в итоге папа ему пообещал, что откажет надоедливой преподавательнице. Ал прыгал от радости. Это была самая прекрасная новость для него, которую кто-либо мог преподнести ему в жизни.

Оливия произнесла «отличную» и «оригинальную» речь, которую, вероятно, произносят все учителя первоклассников. И дети отправились на каникулы. После этого она не раз приезжала и просила отца Ала, чтобы он дал ей позаниматься с ребенком уроками, но тот ей всегда отказывал. Мать однажды не стерпела и грубо высказала ей все, что думает, пообещала, что пожалуется в полицию, если продолжатся подобные выказывания внимания их сыну. Учительница больше не приходила. Алетэй, станцевав победный танец, пошел спать. Его мечты окончательно сбылись.

На каникулах Клам познакомил мальчика со своими друзьями. Их было много, и говорить о каждом из них, наверное, большая глупость. Дети бегали по лесу и играли в войнушку. В один пасмурный день, когда лужи отражали небесные неровности, оставленные тучами, мальчики и девочки играли в свою любимую игру. В городских джунглях они перемещались, как настоящие солдаты. Взяв как оружие игрушечные водные пистолеты, они воевали, будто от этого зависит их жизнь. Однако когда они закончили игру, то оказалось, что Клама не было поблизости, хотя играть он начал вместе с ними. Дети сразу же пошли к его маме. Она сказала, что домой он не приходил, и вызвала полицию. Говорят, что за это арестовали одного мужчину. Клам не рассказывал, что этот человек с ним делал. Нобили после этого события прочитала Алетэю курс лекций по безопасности и самообороне. Также она показала своему сыну ряд приемов самозащиты.

Каникулы двигались дальше. Лето проходило весело, только Клам не выходил из дома весь июнь. Дети купались, бегали, развлекались. Но однажды странно одетая женщина начала следить за ними. Никто этого не замечал. Женщина была вооружена дамской сумочкой и гигантской сумкой на колесах, которая двигалась так легко и казалась пустой. Алетэй играл в прятки со своими друзьями. Женщина проследила за тем, куда спрятался мальчик. В ее глазах горела странная, почти магическая, страсть. Она достала тряпку и флакон с чем-то непонятным. Намочив ткань, она тихо подобралась к месту, где прятался ребенок. Алетэй слышал, как кто-то приближался к нему. Он затаил дыхание, ведь не хотел проиграть в игре. За углом, где он стоял, было темно. Это был либо гараж, либо заброшенный дом.

Рука с тряпкой прорвалась сквозь мглу. Она вцепилась Алу в лицо. Мальчик вдохнул пары раствора и потерял сознание. Женщина компактно уложила ребенка в свою большую сумку и повезла его к себе домой.

Алетэй очнулся в какой-то квартире. Все кругом было забито книжными полками. Каких только книг там не было. Женщина снимала с себя грим в ванной, но мальчик этого не видел. Он сидел, привязанный к стулу, с повязкой на рту.

Женщина открыла дверь и зашла в комнату. Мальчик смотрел на ее стопы. Элегантные белые пушистые тапочки красовались на них. Взгляд поднимался выше. Прямые и тонкие ноги пересекались горизонтом юбки, проходящим ниже колен. Талия нежной волной переходила выше, тонкие руки держали учебник второго класса. Всмотревшись в лицо женщины, мальчик узнал Оливию, свою классную руководительницу.

– Ты будешь учить уроки, – строгим голосом сказала Оливия. Этот голос пугал мальчика. Он осознавал, что девушка сошла с ума. Руки Ала были туго связаны. Алетэй заплакал и попытался вырваться из оков, только у него ничего не получалось. Сумасшедшая учительница читала ребенку лекции для второго класса. Мальчик ничего не запоминал. Целый день она его даже не кормила и не ела сама. Девушка только говорила и говорила.

Нобили узнала о пропаже сына вечером. Поиски начались через знакомых. Когда она обзвонила всех друзей и соседей, то решила позвонить мужу. Фамилус сообщил полиции о пропаже любимого сына. Поиски начались через несколько часов. Родители рисовали у себя в фантазии невероятные картины, где их сына убивают, мучают, насилуют. От этого им становилось невыносимо больно.

Шел второй день. Мальчик не ел. Он не спал. Бешеная женщина мучила его своим безостановочным лепетаньем. Она говорила и говорила, говорила и говорила. Глаза Алетэя были красными, как мякоть арбуза. Он хотел спать, но не мог, он хотел есть, но ему никто не давал. Голова кружилась. Было плохо.

Родители только на второй день вспомнили о маниакальной любви Оливии к ребенку. Они сразу же сообщили об этом полиции. Те отправились в квартиру девушки.

Оливия безостановочно зачитывала материал, как вдруг раздался звонок в дверь. Мальчик попытался издать звуки, как можно более громкие, но у него ничего не получилось. Учительница даже не обернулась. Полицейские услышали голоса в квартире. Они назойливо звонили, пока Оливия не замолчала. Она пошла на кухню и взяла самый большой нож, который только смогла найти. После отправилась открывать дверь прибывшим стражам порядка. Оружие она спрятала, засунув его за спину, под ремень, в области поясницы. Дверь отворилась.

Полицейский, долго не ожидая и не растрачивая время на приветствия, спросил:

– Вы Оливия? – девушка кивнула. – Мы разыскиваем Алетэя Намена, одного из ваших учеников. Можно осмотреть вашу квартиру.

– Конечно можно, – сказала она, осмотрев подъезд. Странно, что полицейские ходили парами. Всего двое мужчин, оба были стройными, подтянутыми и высокими. Оливия отошла и прижалась спиной к стене коридора, тем самым скрыв от глаз нож.

Мужчины спокойно прошли в квартиру, оставив учительницу позади. Их спины были совсем не прикрыты. Она достала нож…

Алетэй услышал мужской крик. За ним другой. Учительница, вся в крови, зашла в комнату, где находился мальчик.

– Нам придется покинуть эту квартиру, – сказала Оливия.

Девушка вышла из комнаты. Она украла у убитых ею стражей порядка оружие, хорошенько вымылась и наложила грим, снова став женщиной с дамской сумочкой и большой сумкой на колесиках. Она подошла к мальчику и снова приложила раствор к его носу. Ал потерял сознание.

Он бежал по лесу, на него набрасывались дикие чудовища, которые терзали его в прошлых кошмарах. Но у мальчика в руках был меч, сияющий лазурным ярким светом. Он рассекал чудовищ с головой Оливии, и они превращались в тени. Тени собрались в одну большую фигуру и предстали перед ребенком в своем демоническом обличии. Огромный мужчина, чье тело было объято темнотой, глаза его горели красным. Теневой демон превратился в черный меч, который подобрала Оливия, но уже без различных своих чудовищных форм. Она атаковала первая, мальчик защитился. Мечи, перекрестившись, произвели ветер ужасающей мощности, который откинул бойцов далеко друг от друга. У Оливии вдруг появились черные драконьи крылья. Она подлетела к мальчику, который еле приземлился на ноги. Она ударила туда, где был Алетэй, но тот вовремя отскочил. Огненные столпы поднимались там, где черный меч соприкасался с землей. Лес начал возгораться и с каждой секундой покрывался оранжевым танцующим пламенем.

Оливия помчалась к своей жертве. Ее глаза были красными, как рубины, меч поднят вверх. Один удар… Мальчик отскочил и отсек ей голову. Все ее тело превратилось в тень и растворилось в пламени леса.

Открыв глаза, Алетэй осознал, что он едет куда-то на поезде. Его это пугало. Хоть он и был в сумке, но стук колес он не мог не узнать.

Полицейские через час обнаружили, что в квартире учительницы лежат два трупа, поскольку те не отвечали на посланные рациям сигналы. Все дороги было приказано перекрыть. Город давно не встречался с такой жестокостью. В штабе была выдвинута идея, что девушка поехала по железной дороге в другую часть города. Все поезда было приказано остановить. Приказ был выполнен. Оливию искали и там. Девушка знала, что ее пытаются поймать. Но ее грим был на высоте и никто из членов экипажа не узнавал ее. Учительница даже слышала обращенные к ней вопросы, на которые она мотала головой. Ее фотография появилась на всех экранах всех поездов и на всех вывесках. Все это было организовано за считанные часы.

Было приказано не задерживать людей. Железная дорога снова заработала. На всех вокзалах проводился обыск багажа, сумки просвечивали рентген-излучением. Оливия попала в ловушку. Ей нужно было найти обходной путь. Однако странную женщину заметили охранники. Она шла вдоль платформы, в то время как охранники следовали за ней и на расстоянии метров двадцати попросили ее остановиться и показать багаж. На станции никого не было, кроме девушки и трех охранников. Она остановилась и рукой полезла в сумочку. Охранники приближались. Раздалось три выстрела. Трое мужчин упали на землю, истекая кровью. Оливия спрятала пистолет и пошла дальше. Женщина с дамской сумочкой и большой сумкой на колесах, которая противоестественно дергалась, будто там кто-то был, двигалась дальше. Ее глаза были пустыми и свихнувшимися. Камеры засняли эту ужасную картину. Работники вокзала вызвали полицию, но стражи порядка приехали довольно поздно. Им показали видео, где женщина убивает трех охранников и уходит. Полицейские обыскали весь район, но ничего не нашли.

Она скрылась. Время шло. Ребенок не ел уже третьи сутки. Оливия привела его в какую-то странную квартиру. Она достала из сумки мальчика и привязала его к стулу. Девушка пошла на улицу, за покупками. Её портреты в гриме уже были развешаны по всем улицам. Пришлось вернуться домой без еды. Мальчик смотрел на нее голодными глазами. Но нет, она продолжала кормить его знаниями. Теперь уж второй класс подходил к концу, начинался третий. Через несколько часов мужчина, который сдал квартиру психопатке, увидел объявление и вызвал полицию. На этот раз наряд приехал довольно быстро. Дом окружили. Дверь выломали. Девушка отстреливалась, но ее ранили в ногу, и она потеряла сознание. Поскольку Алетэй был еле живой, его отправили в больницу.

Дальнейшая судьба Оливии неизвестна. За похищение и убийство нескольких человек ее должны были посадить пожизненно, но вместо этого ее отправили в психиатрическую лечебницу. Что было дальше, никто не знает, она смешалась с остальными больными.

Приехав домой, Алетэй долго болел. Все оставшееся лето он провел в кровати. Родители водили мальчика к психотерапевту. Время приближало ребенка к последующему обучению в школе. Он не хотел туда идти. Он боялся. Отец и мать говорили, что Оливии больше не будет.

Второй класс начался с лекции директора:

– Здравствуйте родители и дети: те, кто только поступили и давно уже здесь, – начал директор.

Его лысина неизменно отражала свет. Его дешевенький костюм сразу бросался в глаза каждому. Свитер был сделан из очень некачественного материала, но он отличался от прошлогоднего. На брюках появились пятна, а очки за год потрескались. Он продолжал:

– Особенно я обращаюсь к первоклассникам; вас ожидают десять потрясающих лет в этой церкви знаний. Помните, что хорошо учиться – это залог вашего успеха, отправная дорожка в вашей судьбе. Любите школу, и она будет любить вас. У меня есть несколько новостей: первая, кабинеты отремонтированы; вторая, закуплены новые учебники, с книгами нужно обращаться с особой осторожностью; третья, у нас новая классная руководительница второго класса. На этот раз это опытная женщина, которая десятилетия посвятила работе с детьми.

После его слов дети разошлись по классам. Алетэй смотрел на старушку с недоверием. Однако она выглядела ленивой и не оказывала внимания мальчику. В дальнейшем он хорошо учился, чувствовал себя равным с остальными, и, самое главное, Алетэй чувствовал себя человеком.

Ал стал отличником, но учительница не выделяла его из группы. Она уделяла больше внимания тем, кто отставал, что Ал и считал правильным. Зачем помогать тем, кто преуспевает?

Алетэй играл со всеми на переменах. Ребенок был счастлив и уже не болел. Все случившееся повлияло на Ала очень сильно.

Но отвлечемся от нашего юного героя. Арест Намен прорывался сквозь армию врага на своем бронированном джипе. Террористы расстреливали его машину из автоматов, а его напарник отстреливался от них из пулемета. Джип спроектирован так, что стреляющий находится внутри. Прорвавшись сквозь роту врагов, Арест и его друг направились в сторону здания, которое защищали террористы.

В машину полетели гранаты, одна из них угодила прямо под колеса. Автомобиль опрокинулся. Их обоих забрали в плен.

Арест рано покинул дом. В свои пятнадцать он поссорился с отцом и уехал навсегда. Он работал на фабриках и заводах, но потом его забрали в армию, где он и остался.

Когда Фамилус выгнал из дома своего невоспитанного братца, выиграв суд, Арест сразу же устроился работать наемником. Выполнив ряд важных заданий, он попал в плен к террористам, и его судьба на данную секунду остается неизвестной.

Фамилус получил извещение о пропаже без вести своего старшего брата. Он не знал, плакать ему или смеяться. Нобили была рада.

В честь смерти своего брата, а может и просто так, отец подарил Алетэю компьютер. Он понимал, что ребенку для образования понадобится эта машина. Купить то он его купил, но играть в него не давал.

Медиус старел не по годам. Сидение дома выводило его из себя. Он решил потратить скопленные деньги и купить дом за городом. В этом году он съехал.

Зимние каникулы были скучными, мальчик и его друзья гуляли и разбивали чужих снеговиков на улице.

Второй класс пролетел без происшествий. Алетэй теперь учащийся третьего класса, а второй он окончил с отличием.

Еще одни каникулы.

Первое сентября наступило незаметно. Осенний ветер напоминал о том, что это день дьявола, а не Бога. Учащиеся средней школы в ужасе. Директор не стареет, и его речь тоже мало изменяется:

– Здравствуйте родители и дети, те, кто только поступили и давно уже здесь, – начал директор.

Его лысина с каждым годом все лучше и лучше отражала свет. Его старый костюм сразу бросался в глаза. Свитер был сделан из очень дешевого материала, на брюках были растянуты колени, а очки он купил себе новые. Директор продолжал:

– Особенно я обращаюсь к первоклассникам; вас ожидают десять замечательных лет в этом храме знаний. Помните, что хорошо учиться – это залог вашего успеха, отправная дорожка в вашей судьбе и не только. Любите школу, и она будет любить вас. У меня есть несколько новостей: первая, у нас появилась охрана, которую должны оплачивать родители; вторая, закуплены новые книги, в частности художественная литература, с книгами нужно обращаться с особым вниманием; третья, гардероб заменен личными шкафчиками для детишек, ребята, прошу вас, не следует портить шкафчики.

Директор не растет со временем.

Учительница у Алетэя осталась старая. Теперь парни были главными на этаже. Они короли первого! Только дежурные были главнее их, да и то дети могли себе позволить отвесить замечательный пинок по дежурскому окороку. Но все это веселье начнется завтра. Мир преображается незаметно для каждого человека. Вокруг него крутится столько всего разнообразного! Человек растет, меняется, поднимается в своих глазах, а потом в них же и падает. Мне столько раз пытались сказать, что нужно быть таким-то, что нужно делать то-то, что нужно жить так–то. Будто бы они знают о том, как нужно жить! Слишком много свобод и несвобод сваливается на голову человека. Каждый глубоко в своей душе боится настоящего освобождения, поэтому он и называет своей свободой то, что навязали ему остальные.

Завтра наступило. Короли этажа вышли на свою охоту. Жертвы – это люди с красными повязками. Пинки, оскорбления, убегания – местные развлечения. Алетэй очень хорошо убегал от своих жертв.

По ночам мальчика преследовали кошмары. Вполне посредственная жизнь сменялась приключениями, сражениями и прочими радостями, которые заканчивались различными жестокими сценами.

Ал успешно закончил третий класс.

Каникулы были грустные. Клам иногда выходил гулять, но родители заставляли его готовиться к школе. Кстати, сейчас настало время описать Клама, поскольку к пятому классу он уже приобрел свою физиологическую суть и никогда больше не менялся, то есть, конечно, он будет расти, но пропорции тела в основном останутся неизменными. Клам Аменс: рост низкий, конечности коротковаты. Глаза у него голубые, словно два колодца, отражающие в себе небо. Щеки полноваты, а также все тело несколько заплыло небольшим слоем жира. Волосы – светло-русые. Нос картошкой. Носит клетчатые рубашки и джинсы. В общем, друг Алетэя внешне был полной противоположностью ему. Хотя и здесь стоило бы описать главного героя.

Алетэй, рост выше среднего, глаза зеленые, немного вытянутый нос, конечности длинные, тело атлетичное, хотя мальчик не занимался тренировками. Волосы – темно-русые. Носит он в основном черную одежду.

Со временем ребята уже не изменятся внешне, а только будут расти и обретать мужественность.

Глава 3

– Здравствуйте родители и дети: те, кто только поступили и давно уже здесь, – в сотый раз начал директор.

Его лысина, как зеркало, отражала свет, с каждым годом это свойство улучшалось на столько, что, казалось, в следующем году он будет сиять подобно солнцу, и теперь его голова походила на стеклянный шар. Этот дешевенький костюм, который следовало бы уже сменить, надоел всем своей похожестью на сыр, то есть всем надоело смотреть на дырки в нем. Этой одежде много-много сотен лет. Свитер был сделан из очень-очень дешевого материала, но это был не тот свитер, который пожилой мужчина носил в прошлом году, этот был еще более дырявым, чем прошлогодний. На брюках были растянуты колени, так же были пятна, а очки снова разбиты. Директор продолжал:

– Особенно я обращаюсь к первоклассникам; вас ожидает десять безукоризненных лет в этом прибежище «зланий», – оговорился он, но сразу же исправился –, то есть знаний. Помните, что хорошо учиться – это залог вашего успеха, отравная дорожка… – опять оговорился он, – то есть отправная дорожка в вашей судьбе. Любите школу, и она будет любить вас. У меня есть несколько новостей…

Новости были в том же духе, что и в прошлом, позапрошлом и всех остальных годах.

Дети разошлись по своим классам, только пятиклассники остались стоять на том же. Они и опомниться не успели, как вдруг к ним подошли три учителя. Одна – мордастая тетка в очках на все лицо, с противным голосом, кудрявыми седыми волосами; второй – маленький усатый и узкоплечий персонаж, отдаленно напоминающий мужчину, с голосом полевой мышки; третья – длинноволосая, но пожилая блондинка, с крашенными волосами. Ужасные морщины покрывали ее кожу, а глаза были глупы, как глаза самых глупых представителей немецких овчарок, если вам доводилось таковые видеть, а если не приходилось, то могу вас заверить, что это очень глупые глаза. В руках у них были списки. За считанные секунды эти учителя распределили детей по классам: сильный, средний, слабый. Клам попал в средний класс, а Алетэй удостоился сильного. Классным руководителем Клама оказался мужчинка, который говорил так, словно надышался гелием.

Алетэю повезло меньше. Его классной руководительницей оказалась первая учительница. Ее мерзкий голос все учащиеся запоминали надолго.

Знакомить вас с учениками сильного класса бессмысленно, поскольку это безликие персонажи, о которых даже писать не хочется. А вот описать учителей стоит. Однако углубляться в такие подробности как имена мы не будем, да и описывать их характеры – это абсолютно излишнее занятие, поскольку учителя – это те же люди с тех же самых низов, только прикрывающие свою низменную природу под маской интеллигенции. В настоящем мире есть ряд учителей не похожих на эти бесформенные фигуры, не обремененные присутствием мысли, но зато владеющими псевдознаниями, которыми они и отравляют детей. Ах, да, это только мое мнение, но первым делом следует очистить мир от плохих учителей, а уже потом жаловаться на поведение детей.

Математичку я вам уже описывал. Она же ведет алгебру и геометрию с седьмого по одиннадцатый класс.

Учитель по природоведению – бородатый старик, он так же ведет биологию. Его кредо – беспощадная машина по выставлению цифры «2» в журнал.

Остальные учителя похожи на своих коллег.

Эх, что-то не так. Какие-то педагоги получились одинаковые. Да так, собственно, и есть. Они все на один манер воспитаны и отличаются только внешне.

Эта школа – самая обычная школа в мире. В ней тоже говорят, как и во всех остальных школах, что те, кто учится в ней, обязательно поступит в университет, поскольку эта школа – лучшая в районе, а может даже и в области, а может даже и во вселенной, но это только недоказанная и недоказуемая теория.

Детям приходилось бегать по зданию. И теперь они стали самыми младшими среди всех на своем этаже. Унизительное положение в школьном сообществе – это пятиклассник. А что значит быть пятиклассником? Это новые трудности, новые препятствия, абсолютная безвыходность. Самые маленькие, самые неприспособленные – те, кто будут выбирать между тем, чтобы учиться хорошо или плохо. Именно сейчас на них бросается этот злой выбор, а он неумолим. Пути назад не будет, будет только дорога вперед, которую не остановить, которая будет тебя преследовать всю жизнь. Изменить что-то после – неимоверно сложно. Лучше даже не пробовать. Здесь же и начинается искусственный преподавательский отбор, где выбирают лучших, которых ведут за ручку к самому финишу, и худших, тех, кто может остаться потопленным в океане безграмотности. Ведь все учителя приходят учить простых детей, тех, с кем не надо много разговаривать, тратить нервы. Учителя несут знания тем, кто легко их схватывает. Остальных они пытаются образумить, но если этого не получается, то они сдаются. Помеха для учителя – это уже не ребенок, а тот, от кого следует избавиться любым способом. Те, кто верят в сказки, никогда не смогут смириться с тем, что в мире не бывает ничего сказочного. Однако я вру, конечно, сказочного в мире много, но, преследуя сказку, мы часто попадаем в реальность, а, ожидая что-то обычное, мы часто натыкаемся на сказку, на чудо, на то, чего мы никогда не ждали.

Закончив с лирикой, можно перейти к быту. Алетэй стал лениться. “Домашние задания? Зачем их делать? Я и так все понимаю.” Он и правда справлялся с контрольными лучше всех тех, кто опережал его по оценкам, но также получал и много двоек за невыполненные домашние задания. Он много дрался. Мальчики из его класса были неспокойными такими же, как и сам Алетэй, и иногда они не могли прийти к компромиссу без использования кулаков и заломов. Учителя невзлюбили Ала.

И именно сейчас следует раскрыть сущность директора школы. Этот лысый старикашка был очень груб с детьми, которые вели себя плохо. Он мог ударить бегущего ребенка тем, что находилось в его руках. Он был строг, упрям и бездушен к судьбам детишек, особенно после девятого класса он старался избавиться от всех, кто позорил титул его школы. Перед родителями лысый старик всегда выплясывал балетную партию. Он был двуличным персонажем. Ребятам иногда перепадало от него.

Безликий класс Алетэя состоял из крайне тривиальных людей. Не с кем поговорить, все твердят об одном и том же, кто-то любит игры, кто-то косметикой начинает только пользоваться… Все такие обычные, что даже нечего рассказывать. А главное, уже в пятом классе все любили обсуждать друг друга.

Дети ожидали в коридоре, пока учитель откроет класс. Вдруг время остановилось. Тень собралась напротив Алетэя и своими красными глазами посмотрела в зеленые глаза мальчика.

Омега:

Ты чертов мальчишка,

Испортил мне планы.

Учиться не хочешь?

И троечник ты!

И знаний притоны тебя уж не манят!

Никто не влияет, ты словно один…

Но что мне поделать с тобой, мизантропом?

Учиться заставить тебя не могу!

Учить я заставлю маму твою!!!

Пускай она будет учителем здесь…

Истратив четвертое вмешательство, Омега испарился. Тем временем, Нобили уволилась из библиотеки и пошла устраиваться в школу сына, на должность преподавателя по языку и литературе. Как вы, вероятно, помните, это была её специальность. Её приняли. Когда Алетэй узнал об этом, его горю не было конца. Мать теперь была надзирателем для сына. Она заставляла его учиться, и в итоге первое полугодие он закончил без троек. Потрясающий результат для того, кто шел по всем предметам на три.

Каникулы прошли… Нобили заставляла сына читать целыми днями, и он не мог ничего с этим поделать. Потрясающая закономерность: чем больше знаешь насильно, тем меньше хочется знать.

Клам часто звонил своему другу, но погулять у них никак не получалось.

Началось второе полугодие.

Учителя не узнавали Алетэя. Он знал все и делал все домашние задания, хотя ему этого совсем не хотелось.

В это время в школе начали твориться странные деяния – стали пропадать вещи детей, причем во всех классах. Алетэй так же был ограблен. Во время перемены он оставил телефон на парте, вышел из класса, а когда вернулся, его уже не было. Всех учеников обыскивали, но никто ничего не нашел. Подозрения пали на учителей. Их тоже обыскали. Один из телефонов нашли в сумке у учителя информатики. Его увезли. Но пропажа телефонов не прекратилась.

Однажды Алетэй шел по коридору, как вдруг увидел, что парень из старших классов заходит в их кабинет, где не было учителя, и сразу же выскакивает из кабинета, быстрым шагом направляясь на верхний этаж. Алу это показалось подозрительным. Мальчик теперь следил за каждым шагом этого персонажа, когда видел его, и вот однажды мальчик увидел, как тот ворует вещи из сумки. Преступник увидел, что пятиклассник смотрит на него. Парень подбежал к нему, схватил за шиворот и потащил по коридору. Алетэй сопротивлялся, как только мог.

В итоге они оказались в кабинете директора. Преступник заявил:

– Этот молокосос пытался украсть телефон у своих одноклассников, но я его поймал.

Алетэй со злобой и негодованием прокричал:

– Это он грабитель! Это он украл! Я ничего не делал!

Директор посмотрел на Алетэя и произнес спокойным голосом:

– Ты знаешь, маленький воришка, что Фур Грандус – это богатейший ученик нашего учебного учреждения?

Алетэй посмотрел на преступника. Фур начал свой рассказ:

– Я навещал сестру, как вдруг он зашел в класс и полез в сумку. Сестра сказала, что он роется не в своей сумке, тогда я понял, что он тот самый вор, который орудует в школе. Он побежал от меня…

Директор позвонил в полицию. Полицейские приехали с освобожденным учителем информатики. Они забрали Алетэя и отвезли домой, к родителям, где последние получили огромный чек на покрытие всех убытков.

Мать впервые налупила сына. Он был поставлен на учет в полицию. В тот день Алетэй взял у родителей фотоаппарат.

Город покрылся писцовой шубой тумана. Утро не радовало никого в этот злобный четверг. Работа, отдых, работа, отдых – эта система уже приелась всем. Холодный воздух нежно обнимал людей, на теле которых было недостаточно одежды. Мальчик серьезным взглядом смотрел из окна машины. Он решил принять вызов, брошенный ему злодеем. Дома, деревья, люди – мелькали за окном автомобиля. Мальчик очень грустил. Его жизнь перевернулась. Он знал, что на него будут косо смотреть, а еще он знал, что директор выгонит его, если еще что-то будет украдено. Алетэй попал в ловушку. Его глаза цеплялись за идущих людей, за предметы, за дома. Он осматривал их внимательно. Его это успокаивало.

Приехав в школу, он медленным шагом приближался ко входу. Войдя внутрь, он поймал несколько ненавистных взглядов, еще десяток он пропустил. Мальчик знал, что Фур будет и дальше воровать, чтобы его подставить. Он ходил по коридорам, но ничего не замечал. Этот день прошел зря. Фура не было в школе.

Дни шли, а телефоны не пропадали. Алетэй устал ловить чужие взгляды. Мальчики не раз обещали его побить. Странно, что не побили.

Но в один прекрасный день Ал шел по коридору и увидел Фура. Тот направлялся в какой-то класс. Пятиклассник незаметно проследил за ним. Настоящий преступник вошел в кабинет шестиклассников. Там, как ни странно, никого не было. Преступник начал рыться в сумках, осмотрев сначала одну, потом другую, потом третью. Алетэй забежал и сделал фотографию. Фур это заметил и сражу же бросился в погоню за мальчиком, Алетэй развернулся и побежал, но споткнулся и упал. Вор схватил Ала и потащил его в уборную. Там никого не было. Парень достал нож:

– Отдай пленку, сопляк, – сказал Фур.

– Не отдам!

– Ах ты, сопляк, – парень сделал несколько шагов вперед и вытянул нож. Алетэй не смог увернуться и его маленькое тельце коснулось кончика холодного оружия. Он почувствовал, как лезвие разрывает его кожу.

Время остановилось. Появился Омега:

– Глупый Альфа, ты решил, что можешь позволить себе умереть до того, как проспоришь мне?

Следующее вмешательство – нож в руках Фура исчез, и Алетэй отодвинулся на метр в сторону. Время пошло. Фур промазал. Ножа в его руках не было. Он был ошеломлен, но время снова остановилось. Появился Омега:

– Ты можешь испортить жизнь Алетэю. Лучше умри и это будет шестое вмешательство. Время пошло. Омега пропал.

Фур остановился и, словно загипнотизированный, вышел из туалета. Алетэй проследовал за ним, но преступника не было. Кто-то открыл окно. Куча детей столпилась около него. Шум и гам поднялся в этой толпе. Мальчик как и все выглянул на улицу. На асфальте валялся бездыханный труп. Ал отправился к директору и показал ему фотографию. Директор счел это хорошим доказательством и связался с полицией, но удивился, когда узнал, что полицейские и врачи уже здесь.

Самоубийство богатого подростка повергло всех в шок. Новость об этом разтрубили во все стороны.

Темные тучи зависли над городом. Громовые раскаты своими ударами оглушали людей. Молнии били по земле за окном. Начался бешенный шторм. Уроки прекратились, но дети прятались в кабинетах. Красные глаза Омеги наблюдали за городом, он был вне себя от гнева. Он был не настолько глуп, чтобы просто так проиграть два вмешательства. Его неудачи стали отражаться на погоде. Второй Бог попал в сон первого – это и повлияло на атмосферные массы. Изменение погоды не оказывает непосредственного воздействия на судьбы героев, поэтому и не считается за вмешательство… хотя.

Все подозрения с Алетэя были сняты. Он так же был снят с полицейского учета. Мама долго извинялась перед ним.

Второе полугодие прошло без происшествий. Начались каникулы.

Нобили разрешила сыну поехать с Кламом на дачу последнего, где дети целыми днями гуляли. И вот, в свои одиннадцать лет, они построили домик в лесу и плот на озере и после этого путешествовали. Очень интересно наблюдать за тем, как маленькие дети плывут и изучают новые земли.

Каникулы пролетели быстро. Новый учебный год в школе…

– Здравствуйте родители и дети, те, кто только поступили и давно уже здесь, – начал директор, который уже приобрел парик.

Новенькие этого не заметили, а вот папы и мамы, знающие его, долго смеялись и переговаривались. Вместо своих, затертых до дыр, пиджака и брюк на нем был новый костюм, что делало его более солидным. Очки у старика были тоже новые-новые, – особенно я обращаюсь к первоклассникам; вас ожидают десять особенных лет в этом вместилище знаний. Помните, что хорошо учиться – это залог вашего успеха, отправная дорожка в вашей судьбе. Любите школу, и она будет любить вас. У меня есть несколько новостей…

В остальном ничего не изменилось. Придя в класс, учительница рассадила всех по местам и сказала:

– Здравствуйте, дети. В этом году у нас новый ученик. Нон, ты ведь выйдешь, чтобы познакомиться с нами?

Тоненький мальчик встал с последней парты и направился к доске. Он учащенно дышал и делал это, будто нарочно, иногда темп его дыхания сменялся. Он шел быстрым шагом, передвигался он достаточно неловко, будто боялся споткнуться о чью-нибудь сумку. Спина его была несколько согнута, точнее, более согнута, чем спины остальных детей. Нон дошел до доски и развернулся. Его лицо было покрыто прыщами. Нос был вытянутым. Волосы – темно русые. На переносице у него болтались маленькие очки. Одет он был неопрятно, в классическом костюме, но этот костюм был усыпан небольшими дырочками. Рубашка неаккуратно вылезала из брюк. Ворот неправильно и некрасиво загибался. Мальчик улыбнулся и произнес:

– Здравствуйте, я – Нон Респиратум, учился в другом районе, но меня перевели сюда. – Сказав это, мальчик сделал несколько вдохов.

Дети смотрели на него с опасением. Все чувствовали что-то странное в нем. Нон произнес:

– Можно я выйду?

– Конечно, – ответила учительница.

Мальчик вышел. Учительница, не зная, что он стоит за дверью, начала негромко рассказывать о Ноне:

– Дети, будьте с ним осторожны, у него редкое заболевание, что-то связанное с проблемами в дыхании, но я не знаю… ему не рекомендуется бегать, прыгать, да и вообще двигаться ему нужно по минимуму. А если он потеряет сознание, то это будет равносильно смерти, поэтому будьте осторожны, старайтесь не играть с ним в опасные игры. Я вас предупредила.

Нон, конечно же, все слышал, а как же иначе? Он тихо зашел в класс и направился медленным шагом к последней парте. Таинственные взгляды преследовали его. Дышал он так неловко, словно он никогда не умел этого делать, а сейчас только обучается этому тяжелому ремеслу. Нон сел и увидел, как малолетние совы повернули свои головы чуть ли не на сто восемьдесят градусов. Как только его взгляд сходился со взглядами других людей, их головы сразу же принимали первоначальное положение.

Алетэй был заинтересован новым персонажем.

Нон родился в бедной семье. Отец его был строителем, а мать домохозяйкой. Прошлое родителей упоминать не стоит, поскольку они те самые люди, о которых обычно говорят «низы». Об этом говорило их поведение, их манеры, особенности речи, одежда – многое выдавало их. Нон родился совершенно случайно. Ну, как, случайно? Отец и мать его были отдаленно знакомы по школе, иногда гуляли в одной компании. Мать его была относительно легкого, я бы даже сказал, что легчайшего поведения. Это спровоцировало его отца. Ребенка никто не хотел, но инстинкты сделали все за них.

Пока мать была беременна, отец пытался уговорить сделать ее аборт. Она, конечно, была глупой женщиной, но еще и упрямой, я бы даже сказал, упрямейшей. Отец бил ее, но она не сдавалась. В итоге у них родился замечательный мальчик, которого они назвали Нон. Отцу пришлось жениться на матери, чтобы не платить ей элементы. Брак был не очень теплым. Хотя, что называть теплым? Он был горячим. Женщина, однажды, в одной из драк, проломила череп мужу сковородкой. Виноват, конечно, был он, но ничего не поделаешь, не повезло. С этого момента они стали ненавидеть друг друга.

В такой замечательной атмосфере жил Нон Респиратум. Его, конечно, не очень сильно любили. Мать вообще гуляла с другими мужчинами и однажды повторно забеременела. Отец именно тогда ушел из семьи. Кто был отцом второго ребенка, она не знала. После она заключала множество браков, все из которых заканчивались разводами.

Один из отчимов начал бить свою новоиспеченную жену, но сын вступился за мать, из-за чего здоровый мужчина побил и его. Тогда мальчику было девять лет. Он лежал без сознания и не дышал. Мать делала ему искусственное дыхание. После приехали врачи. Они зафиксировали, что мальчик не может дышать , когда он без сознания, но его сердце функционирует. Из шейного отдела позвоночника они достали осколок от стеклянной вазы, которая разбилась во время драки с отчимом.

С этого времени Нон не может дышать автоматически, как делают это все люди. Чтобы сделать вдох, Нон должен сделать его самостоятельно, то есть, совершив мыслительный акт. Вы же можете не думать о том, как вы дышите, но вы дышите, и когда вы переключаетесь на самоуправление, то можете контролировать темп и ритм дыхания. Представьте, что этот мальчик постоянно живет во втором режиме. Но как же он спит? На ночь на него надевают дыхательный аппарат. Этот прибор имеется у него дома. Но пока никто из его новых одноклассников об этом диагнозе не знал. На счет данной патологии: врачи, собственно, не могли установить причину болезни, ведь столкнулись с подобной проблемой впервые. Может, от удара был поврежден дыхательный центр, может, осколок повредил спинной мозг, может, случилось что-то еще.

Из-за ограниченной подвижности мальчик был хил. Также он постоянно сидел дома, и как следствие редкого контакта с людьми, он редко умывался. Зубы его были желтыми, поскольку чистить их ему было лень. Врачи прописали ему домашний режим, ограниченную подвижность и так далее. Врачи вообще забавные люди.

На следующий день Нон, входя в класс, столкнулся с Алетэем и упал. Намен помог мальчику встать. Так как Алетэй не общался ни с кем из класса, он спокойно сел вместе с новеньким. Они сдружились. Алетэй помогал Нону с домашними заданиями.

Однажды, сидя у Нона дома, когда никого не было, Алетэй спросил:

– Друг, я слышал, что ты болен, можешь рассказать чем?

Нон улыбнулся, в его улыбке было много грусти и печали, но он уже не боялся своего недуга.

– Я? Не помню, как это называется, но могу сказать одно – я не могу дышать, если не думаю о вдохе и выдохе. Я постоянно борюсь со смертью самостоятельно, не то, что все остальные. Ваши организмы работают автоматически. А мой требует контроля.

– Ты умный.

– А ты думаешь, чем я занимаюсь? Я постоянно думаю. Пока я не подсоединен к аппарату искусственного дыхания, я не могу себе позволить отдохнуть.

После этого диалога Алетэю ночью приснился сон, где он изобретает лекарство от этой болезни, и Нон благодарит его рукопожатием.

Помимо этого Алетэй часто продолжал видеть во снах темную тень, которая пыталась его убить. Он убегал от всемогущей тени, но никак не мог убежать.

Шестой класс – время сюрпризов. Новые предметы и новые учителя.

Глава 4

Шестой класс пролетел с необычайной быстротой. За ним пролетел и седьмой класс. Дальше восьмой. И девятый. Нон и Алетэй стали лучшими друзьями. Клам давно уже не общался с Алом и подумал, что тот его предал. Почему так случилось? Алетэй был столь заинтересован Ноном, что проводил все свободное время с ним, а это, конечно же, не нравилось толстяку, который хотел быть лидером в дружбе. С каждым днем их отношения ухудшались, пока не снизились до точки абсолютного холода.

Вот уже мальчики в десятом классе. Алетэй очень вытянулся, стал самым высоким среди всех учеников школы, однако был не очень крепок физически. Ал не пользовался успехом у женского пола, однако не был уродлив, просто был малообщителен. Учиться он продолжал на «отлично».

Клам все толстел. В свои шестнадцать он весил за сотню килограмм, но при этом был и достаточно высоким, чтобы не казаться совсем уж полным. Выглядел он словно здоровяк, однако мышцы у него были малоразвиты. Он обзавелся шайкой подпевал, которые постоянно льстили ему. Клам помнил о том, что Ал когда-то был его лучшим другом, а теперь перестал с ним общаться.

Нон совершенно исхудал. Болезнь склоняла его на колени. Он пытался думать о чем-то кроме дыхания, но у него не получалось. В свои шестнадцать он был умнейшим среди всех учащихся. Школьную программу он щелкал, как семечки. Только выходя за ее пределы, он задыхался. Слишком глубокие мысли полностью переключали сознание на себя, и он с трудом уже мог дышать. Его мысли сбивались мыслями о вдохах и выдохах. Когда он плакал дома, бывало, что он терял сознание, и мать еле успевала дотащить его до аппарата искусственного дыхания. За последний год он уже несколько раз бывал при смерти.

Нобили немного сошла с ума. Работа с детьми ее измотала. Она хотела прильнуть к широкой груди мужа, но тот был постоянно занят и не проявлял к ней никакого внимания. На самом деле Фамилус страдал от болезни. В общем, выполнять супружеский долг он уже год как не мог. Однако все это время он скрывал сей факт от жены, которая частенько приставала к нему перед сном. Когда он понимал, что ему не отвертеться, Фамилус бежал на работу. Да, он сам звонил себе со специально купленного телефона и мчался ночью в кафе, либо ресторан, где проводил часть этого позднего времени, а после приезжал домой, когда жена уж точно спала. Нобили начали чудиться какие-то странные видения. Спросив у подруг однажды, есть ли кто-то за ее спиной, она поняла, что ее мучают галлюцинации. Женщина думала, что за ней кто-то следит. Она решила обратиться к психоаналитику, но тот требовал много денег, а его сеансы длились очень долго.

Фамилус же совсем разочаровался в себе. Он часами стоял перед окном в своем офисе, желая выбить его стулом и выпрыгнуть вниз, чтобы больше не было этих проблем. Жена часто орала на него. Плюс его болезнь. Да и добился он в жизни немногого. Утратив силы молодости, он подошел к тому, что уже ничего нельзя исправить. Впереди старость, смерть, а позади что-то потерянное. Работа-дом-работа. Цепочка замкнулась. Фамилус часто покупал газеты, что и повлияло на дальнейшее развитие событий. Нобили прочитала в одной из купленных мужем газет объявление: «Мэнтиор Гипнозис – лучший гипнотизер города. Он излечит все ваши недуги силой внушения. У вас проблемы с психикой? Стресс? Вы все время срываетесь на родных? Обратитесь к Мэнтиору Гипнозису, и он излечит все ваши недуги за один час. Недорого». Нобили решила попробовать.

Вечер. Женщина после работы шла по заполненной людьми улице. Веер ветра тщетно пытался сдуть всех пешеходов. Солнце уже давно село. Небесный свод темнел с каждой минутой. Бумажка от дуновения потоков воздуха вылетела из мусорного бака и сразу была поймана уличным дворником, который стоял на страже порядка. Нобили шла, укутавшись в свое старенькое пальто. Оно добралась до нужного дома. Женщина позвонила. Дверь открыл мужчина лет сорока на вид. В нем было нечто уродливое, хотя он не был внешне некрасив. Что-то отталкивало от него, но Нобили не придала этому значения.

– Здравствуйте, – сказала она.

– Приветствую вас, – произнес Мэнтиор.

Его глаза подействовали на нее как-то странно. Он был низкого роста, но не был карликом. Одет мужчина был в джинсы и синий свитер, который был небрежно связан вручную. Его большой, но не гигантский нос держал над собой, подобно атланту, огромные очки гипнотизера, которые увеличивали его глаза во много-много раз.

– Я Нобили Намен, я сегодня вам звонила, – произнесла женщина.

В свои тридцать девять она выглядела на тридцать. Морщин на лице почти не было, волосы – густые и длинные, фигура – очень женственна.

Гостиная Мэнтиора напоминала кабинет психотерапевта. В центре стояла кушетка и кресло. В комнате располагались массивные книжные шкафы. Гипнотизер предложил девушке:

– Я думаю, нам стоит начать. Прошу вас, прилягте на кушетку.

Женщина сняла обувь, прошла в центр комнаты. Мэнтиор пошел за ней и сел в кресло.

– На что вы жалуетесь, повторите, пожалуйста, – сказал гипнотизер.

– У меня постоянные стрессы, я часто выхожу из себя, а в последнее время мне кажется, что за мной кто-то следит.

– Все понятно, – мужчина встал, подошел к выключателю и погасил свет. В комнате стало темно. – Не бойтесь, сейчас.

Он зажег свечу и поставил ее на столик рядом с кушеткой. В руках мужчина держал часы. Часы эти не были огромными, они представляли собой нечто напоминающее маятник, ведь висели на золотой цепочке и покачивались в руках гипнотизера.

– Начнем, – сказал Мэнтиор, – расслабьтесь, не двигайтесь, думайте о том, что я вам говорю.

Мужчина в течение десяти минут колдовал над миссис Намен. В итоге она поддалась его воздействию.

– Вы меня слышите?

– Да, – полусонным голосом ответила Нобили.

– Чтобы лечение сработало, вы должны полностью подчиняться мне, вы готовы?

– Да, – таким же голосом повторила она.

– Встаньте.

Женщина встала.

– Снимайте с себя одежду, – загробным голосом произнес гипнотизер.

Женщина повиновалась.

– Ложитесь и не сопротивляйтесь.

Нобили подчинилась. Через тридцать минут она открыла глаза. Осмотрев свое тело, она ничего не заметила, только чувство удовлетворения. Это было очень странно. Гипноз – волшебная вещь. Одежда все так же была на ее теле, и она ничего не помнила о сеансе. Зато чувствовала она себя лучше. Намного лучше. Мэнтиор обратился к ней:

– Как вы себя чувствуете?

– Отлично, я будто бы совсем освободилась от своих проблем. Мне так хорошо, – ответила женщина.

– Это хорошо. Деньги? – сказал он, хитро улыбнувшись.

– Подождите, – сказала Нобили и сразу пошла к двери. Она сняла сумочку с вешалки и достала оттуда нужную сумму.

– Спасибо вам большое, – сказала женщина, отдавая деньги.

Они попрощались друг с другом и разошлись.

Вечер переходил в ночь. Туманное небо синело над головами людей. Нобили шла к автобусной остановке. Она была счастлива, как ни странно, счастлива, ведь у нее даже не было подозрений на счет того, как её лечил гипнотизер.

Фамилус заметил изменения в поведении жены. Она больше не орала на всех дома. Алетэй стал получать слишком мало подзатыльников, и его учеба скатилась до четверок.

Каждое воскресенье женщина посещала целителя её души. Там она снова теряла сознание, а Мэнтиор проводил над ней свой зловещий обряд. Несколько раз в день к нему приходили пациентки и пациенты. Пациенток он приучал к зависимости, а пациентов быстро спроваживал, забирая солидную часть суммы из их кошелька.

Мэнтиор с детства был хитрым мошенником. В школе он продавал детям аспирин в коробочке с надписью, где было написано название какого-нибудь наркотического средства. Каждый раз, когда его разоблачали, он уговаривал родителей перевести его в другую школу. После школы он выбрал институт психологии, чтобы научиться манипулировать людьми. Там же он и познакомился со своим учителем, который обучил его гипнозу. Мэнтиор делал вид, что он порядочный человек, что он хочет лечить людей. Преподаватель поверил ему. К началу третьего курса этот авантюрист начал проводить сеансы гипноза у своих сокурсников и сокурсниц бесплатно, однако эта бесплатность была условна. Девушки платили своей честью и достоинством, а парни своими банкнотами. К сожалению, юный гипнотизер не был знаком с такими вещами, как предохранение, и большинство его жертв в итоге обзаводилось детишками, которые впоследствии станут похожи на маленького, плохо видящего душевного уродца. Позже он проследовал и в магистратуру, где под гипнозом держал самую красивую девушку в университете. Он заставил ее выйти за него замуж. Обманщик внушил ей то, что она его любит. Аспирантуру он закончил и получил нужный ранг. Жена родила ему много-много детей, но однажды она либо надоела своему хозяину, либо просто сама осознала, что она марионетка. Ее тело нашли под мостом. Она покончила с собой. Всех своих детей Мэнтиор отправил в детский дом, ведь они были для него лишь обузой. После этого гипнотизер занимался тем, чем он занимается сейчас. Уже девять лет прошло, а его никак не могут вычислить.

Нобили просто тянулась к этому таинственному дому. Причиной этому служила ее подсознательная установка. Её мозги были промыты.

Весь этот период Алетэй читал «Писание». Фамилус же стал часто посещать бар и почти спился. Нон в этот период справился сам с собой, и его перестали терзать ужасающие мысли.

Прошло пять недель. Нобили в шестой раз посетила гипнотизера. Операция была классическая. Все закончилось обычно.

Она проснулась. Утро было замечательным. Но именно в этот день женщина ждала одного события, которое так и не происходило. Следующий день – тишина. Прошла неделя, но опять же ничего не случалось. Нобили купила тест на беременность, не зная даже для чего она это делает, ведь половой связи с мужчинами у нее, по её скромному мнению, она не имела. Результат был положительным. Сложно представить или описать ее удивление, когда она, ведя образ жизни монахини, вдруг получает такую заведомо ложную информацию. Еще три теста показали положительный результат. На следующей неделе она отправилась к гинекологу. Потрясающая новость была преподнесена женщине: оказывается, тексты не были бракованы, а она была на первом месяце беременности.

Опять, в субботний вечер, она направилась к своему персональному врачу-гипнотизеру. Нобили позвонила. Он отрыл дверь, они поприветствовали друг друга. Она сняла пальто и сумочку и повесила их на вешалку, легла на кушетку и начала рассказывать:

– Я забеременела, это ужасно, где я могла бы умудриться? Я ничего не понимаю. Может у меня опять что-то с головой? Я не знаю что мне делать… Не знаю, как быть… У меня новый стресс.

– Успокойтесь и закройте глаза, – произнес он.

Прошло десять минут, и женщина уже была в трансе.

– Вы меня слышите?

– Да, – полусонным голосом ответила Нобили.

– Чтобы лечение сработало, вы должны полностью подчиняться мне, вы готовы?

– Да, – таким же голосом повторила она.

– Встаньте.

Женщина встала.

– Снимайте с себя одежду, – загробным голосом произнес гипнотизер.

Женщина повиновалась.

– Ложитесь и не сопротивляйтесь.

Нобили подчинилась. Проведя все, что было нужно, гипнотизер дал такую установку:

– Забудь это место навсегда. Уйди и не вспоминай обо мне, а теперь проснись.

Нобили проснулась и покинула это здание навсегда. Ей пришлось сознаться мужу, что она беременна. Мужчина первый раз в жизни ударил ее. Также он покинул дом. Алетэй беспокоился за папу. Через пять месяцев пришел полицейский и сообщил о том, что Фамилус Намен погиб в автокатастрофе. Когда сын и мать пытались разузнать об этом, то поняли, что он был пьян. Нобили винила себя в его смерти.

В дом Наменов снова переехал отец. Алетэй и Нобили постоянно плакали. После смерти Фамилуса его семье достались его накопления, а это были большие деньги. Помимо этого Медиус отдавал в семью свою пенсию.

А как умер отец? Фамилус ехал в квартиру, которую он снимал где-то в городе. Тут время остановилось, вся темнота ночи собралась в одну таинственную фигуру. Глаза Омеги сияли красным светом рубинов. Слова и воля его были непоколебимы:

– Отец! Ты должен умереть.

Прости. Но так должно случиться.

Ведь Альфа должен все уметь,

Чтобы мой план осуществился.

Таким образом, Омега, использовав восьмое вмешательство, поместил в организм Фамилуса огромное количество алкоголя, что и привело к злополучной аварии.

Глава 5

Алетэй сидел в комнате. Одиночество поглощало его. Кто знает, как поглощает одиночество, тот поймет меня с полуслова. Он вспоминал всю боль, которую причинила ему жизнь. Впереди только слабый свет настольной лампы, вокруг – темнота комнаты. Мальчик сидит за столом и плачет. Позади только страдание, впереди – новые несчастия. Время потеряно. Больше нет ничего, что могло бы обрадовать Ала. Но что же его так расстроило?

Селес Меретрикс, девушка милой наружности, в глазах которой можно было найти всю глубину космоса. Она была высокого роста, с длинными светлыми волосами, тонкие брови, маленький носик – обычная симпатичная девушка. Она училась в параллельном классе, и, очевидно, появилась в школе только в этом году. Сразу же за ней стали ухаживать мальчики со всей школы, начиная от восьмого и заканчивая двенадцатым классом. Она постоянно смеялась в компании одноклассников. Все девушки ее ненавидели.

Алетэй заметил ее в столовой. Она промелькнула перед его глазами, и он сразу же признал, что Селес симпатичная. На остальное он не обратил внимание. Девушка привлекла не только его внимание. Наверное, только Нон был холоден к новоприбывшей особе. Даже полноватый Клам стал ухаживать за девушкой.

Селес переехала из близлежащей деревни. Там ее очень не любили по той же причине, что и в этой школе. Она была вполне шаблонной: постоянно красилась; переехав в город, стала покупать модную одежду: короткие юбочки, топиковые кофточки – это норма для нее. Училась она на четверки. Отец заставлял ее это делать. Селес – девушка-шаблон.

Чем чаще Алетэй замечал ее, тем больше он смотрел в ту сторону, где она находилась. С каждым днем все пристальнее. Она не замечала антисоциального паренька. Ей было более привычно обращать внимание на парней пообщительнее. То есть ей, как и любой шаблонной девушке, нравились шаблонные принцы. Красивые, псевдоумные, с хорошей фигурой, общительные, грубоватые и так далее, однако ум им давался исключительно за их красоты и за метод аргументации своих взглядов упитанным школьным кулачком.

Алетэй много раз пытался с ней заговорить. Нон видел страсть своего друга, и время от времени он поговаривал одну фразу:

– От любви к куклам можно ожидать только проблем с кукловодами.

К сожалению, куклы ходят по рукам кукловодов, ибо куклы – это вещи, поэтому Селес каждую неделю меняла кавалера. Ее любовь непостоянна, потому что она никогда не любила. Мальчики дрались за нее на улице. Они калечили друг друга, не жалели, били в самые слабые места. Каждый хотел победить в битве за этот красивый предмет. Кто-то говорит, что нельзя назвать людей вещами, но как еще назвать тело, о котором все мечтают, если это тело еще и бездушно? Девушка, которая только и думает, что о танцах, да и о том, как бы наложить на себя макияж – это разве человек? Ее диалоги с людьми отличались крайней примитивностью. Она только и умела, что хвалить себя.

Алетэй был слишком глуп, чтобы не попасться в сети своего безвкусия. И, однажды, парень Селес заметил, как неудачник из сильного класса смотрит на его девушку. Он унизил Алетэя при всех, на что тот не смог ничего сказать. Этим и закончилась разборка.

Клам все же смог побить много любовников перед тем, как Селес согласилась с ним встречаться. У толстяка к тому времени была целая банда. Долгие страдания пухленького героя не прошли даром.

На день всех влюбленных Алетэй послал девушке открытку. Поскольку у него был очень специфический почерк, Клам узнал, что эта открытка была написана никем иным, как Алетэем Наменом. Селес очень понравилась открытка, только вот Клам сжег её. Нет, не подумайте, что он сжег свою девушку. Он сжег открытку и не одну, а все. Все? Ну да, конечно, ей ведь пришло множество открыток.

Алетэй и Нон шли из школы домой. Город был пуст. Все люди работали. Ветра не было, но подозрительный холод набрасывал тень на всех одиночных личностей, которые каким-то образом попали на пустую дорогу. Редкие автомобили пересекали горизонт шоссе. Небо, подобно заснеженной земле, было белым-белым. Мальчики шли и разговаривали:

– Ал, ты думаешь, что ты выбрал правильную девушку? – размахивая руками, произнес Нон.

– Не лезь не в свое дело, – огрызнулся Алетэй.

– Ал, как знаешь, – расстроившись, произнес его друг.

Дальше они шли молча. Алетэй еле тащился даже по сравнению с Ноном, который шел очень медленно. Они даже не сказали друг другу «пока». До дома Алетэя оставалось всего ничего, как вдруг его зажали в кольцо одноклассники. Позади них находились Клам и Селес. Клам крикнул:

– Привет друг!

Банда прижала Алетэя к стене. До дома оставалось сто метров. Круг замкнулся.

– Ты решил, что можешь писать любовные записочки моей женщине? – произнес толстый предводитель.

– Клам, да что с тобой такое? Что это за ребячество? – спросил Ал.

Хулиган растолкал ребят и прорвался в круг. Точным ударом в лицо он опрокинул своего бывшего друга, тот даже не успел защититься. Алетэй лежал на земле, а толстяк ходил вокруг него и одаривал пинками.

Нон услышал шум и повернулся. Он увидел Селес, которая с интересом наблюдала за происходящим спектаклем, также были видны озлобленные школьники. Догадаться, что Ала бьют, было не сложно. Нон огляделся и увидел в мусорном баке выброшенную трубу, на которой, наверное, совсем недавно кто-то играл, но уже сейчас она оказалась неисправна. Он взял ее и побежал на помощь другу. Растолкав парней, он ворвался в круг и, замахнувшись, нанес удар по голове Кламу своим новоприобретенным инструментом. Толстяк потерял сознание и упал на землю. Толпа затихла. Прошло несколько секунд, как некто крикнул:

– Двое на одного! Давайте зададим им взбучку!

Алетэя и Нона били несколько минут. Нон старался не потерять сознание, но у него не получилось – чей-то ботинок угодил ему по затылку, что и повлекло состояние равносильное смерти. Банда разошлась. Своего полноватого босса они прихватили с собой. Алетэй корчился от боли, лежа на земле. Он кричал где-то около минуты. Только чуть позже он заметил, что Нон лежит без движения на земле. Ал пополз к нему на одних руках, поскольку ноги его болели, ведь пару минут назад по ним колотило стадо беспощадных баранов. Он проверил дыхание своего друга. Как и следовало ожидать, дыхания не было. Парень потянулся к шее Нона. Пульс присутствовал. Алетэй знал, что делать.

Он сел на колени перед поверженным союзником, повернул своего друга так, чтобы он лежал на спине, открыл Нону рот, с огромной неприязнью взял его язык кончиками пальцев и расположил его во рту так, чтобы тот не проваливался в глотку. Мать Нона много раз рассказывала Алетэю как делать искусственное дыхание, но на сей раз он делал его впервые. Набрав полные легкие воздуха, юноша соединил свои губы с губами своего друга и произвел выдох. После он пять раз сильно нажал на его грудину ладонями. Положив руку на шею, Ал проверил пульс товарища, но не обнаружил его. Следующий вдох Алетэй сделал еще более глубоким, по щекам его потекли слезы, но он не останавливался и произвел выдох. Снова пять нажатий на грудную полость двумя руками. На самом деле, делать непрямой массаж сердца было не обязательно, но Ал ведь особенно не вдавался в подробности. Он думал, что все делает правильно.

Часть из нападавших ребят, которая не сильно торопилась домой, увидела это и сразу достала телефоны. Думаете для того, чтобы позвонить в больницу? Они начали снимать видео, посмеиваясь, и отвешивать язвительные комментарии.

– Они целуются!

– Как романтично!

– Замечательная пара.

Алетэй слышал это, но никак не реагировал, он продолжал делать искусственное дыхание. Пульс он почувствовал на следующей минуте выполнения. Но он знал, что пока Нон без сознания, прекращать эту операцию нельзя, поскольку его друг может умереть. Оторвавшись от искусственного дыхания и массажа сердца, Алетэй крикнул:

– Идиоты, вызовите скорую помощь!

Но никто из банды Клама не отозвался на его призыв. Алетэй продолжал делать искусственное дыхание. Пульс пострадавшего был слабо ощутим, но постоянен.

Снимающие все это на видео разошлись окончательно. На улице никого не было, только машины проезжали мимо, не обращая внимания на происходящее. Алетэй накинул на Нона свою куртку, а сам начал замерзать. Прошел час до того момента, как автомобиль остановился, и то, потому что сидящий за его рулем водитель заинтересовался в чем дело. Водитель вызвал скорую помощь и накинул на Алетэя свое пальто. Юноша был весь синий, он дрожал, но продолжал делать искусственное дыхание. Мужчина положил Нона на заднее сидение машины а Алетэя посадил на переднее, а сам начал делать искусственное дыхание Нону, только уже в теплом купе своего автомобиля. Скорая приехала через десять минут. Парня подсоединили к аппарату и увезли в больницу.

Его друг лежал в больнице, а сам юноша не знал, выживет ли он. Его второй друг его предал. Его избили, и все его тело было в синяках, а главный из них, который был оставлен полной рукой Клама, красовался, словно король всех этих повреждений, на лице, под глазом; девушка, которую он раньше любил, смотрела и улыбалась. Ее холодная улыбка – это наказание за все грехи? Алетэй схватил лист бумаги и начал писать стих:

«Мне больно. Друзья все предали,

Но тот, кто был верен – почти погиб.

Вокруг лишь злодеи, меня растерзали.

Друзей больше нет, а только враги.

И девушка та, что любил – просто кукла.

И парень ее – просто толстый урод.

Отец мой недавно по пьяни умер.

И нет у меня теперь никого».

Мальчик скрывал свои повреждения от своей матери. Он старался не видеть ее и не разговаривать с ней. Тем более женщина была беременна. Выйдя в интернет, он начал искать сайты с информацией «как стать сильнее». Множество сайтов было просмотрено. Алетэй составил себе курс тренировок. Он хотел отомстить за унижение, за друга…

На следующий день по всей школе разошлось видео, на котором юноши соприкасаются губами. Над Алетэем все смеялись. Он сбежал из школы.

Ал откладывал карманные деньги для посещения боксерского клуба. Помимо этого он, молча, терпел все нападки. Однако он вскоре узнал, что Нон остался жив. Будто камень с плеч. Как ни странно, избили ребят когда еще не было снега, но через неделю все изменилось.

Вечер. Зима. Снег оседал на обочине и продолжал падать и падать, спускаясь на манер ракет, сбрасываемых с самолетов. Темно-синее небо уже который раз забывало зажечь свои маленькие-маленькие свечи. Хорошо, что город освещали фонари. Сквозь белеющий лист городской равнины продирался Алетэй, оставляющий серый след за собой, словно он графитовый карандаш. Снег, обычным своим ластиком, стирал эту нарисованную дорожку, а ветер ему в этом помогал, шаловливо поднимая осевшие слои снежинок. Дворники уже отдыхали. Было довольно поздно. Но Ал, как только он узнал о том, что его друг цел, сразу же помчался к нему.

Алетэй забежал в больницу, спросил у администрации, где находится палата Нона? Женщина посмотрела в каталог и сказала ему всю нужную информацию. Юноша побежал наверх, по лестнице, потом по коридору и вот он стоял у палаты своего друга. Зайдя туда, он увидел, как Нон лежит в кровати, к его лицу подсоединен аппарат, а глаза закрыты.

Алетэй посмотрел на него. Он был рад тому, что его друг жив, но решил не подходить, чтобы ничего не испортить и не разбудить приятеля.

Снег за окном в воздухе разыгрывал свою пьесу. Ветер насвистывал простенькую мелодию. Ал решил пойти домой.

Через неделю он смог накопить на месяц посещения боксерского клуба, который находился в другой части города. Там он тренировался целый месяц, а дома хорошо ел и спал.

На самом деле, ребята там объяснили ему как надо тренироваться. Алетэй продолжил курс тренировок дома и ходил на спортивную площадку. Он становился крепче, сильнее, быстрее, выносливее, чем был раньше. Прошло еще несколько месяцев. Кстати, за это время он полностью прочитал «Писание» и приступил к автобиографии великого аскета Фидуса Идеа.

Руки Ала стали больше в обхвате, чем были раньше. Плечи стали шире. Даже ноги натренировались. Помимо всего остального, Алетэй изучал видео с различными приемами из разных боевых искусств. Он часто практиковался в их выполнении и готов был ответить обидчикам. Первым мальчик подошел к Кламу в школе и сказал ему:

– Если ты не трус, то сегодня мы встретимся около твоего дома, один на один, ты не пригласишь ни одного из своих друзей, а если и пригласишь, то я тебя опозорю, скажу, что ты не мужчина, что испугался прийти один.

Клам все понял. Он шел к своему дому с тремя друзьями, но потом они разошлись. Когда толстяк остался один, из-за угла вышел Алетэй.

– Ну что, толстячок, ты сможешь один на один драться, или тебе нужна группа поддержки?

Клам улыбался, ведь он знал, что его соперник слабак:

– Может тебе дать фору? Подойди и ударь меня первый, – сказал Клам.

– Ладно, – Ал подошел к своему бывшему другу и резким апперкотом отправил его в нокаут.

Алетэй смотрел на жалкую тушку Клама, в его лице читалось презрение, он ненавидел это жалкое существо.

Со временем он отомстил подобным образом каждому, кто бил его и Нона.

Глава 6

– Время – это самый мудрый враг человека. Ему невозможно сопротивляться. Оно утекает, когда мы этого не замечаем, оно может прекратить твою жизнь в любой момент. В любую секунду.

Нон продолжал читать свое сочинение, пока все, кроме Алетэя, не обращали на него внимание. Мальчики уже были в одиннадцатом классе. Именно в это время проходил самый важный тест в их жизни. Тест по определению уровня интеллекта. Каждого сажали на кресло и подсоединяли к голове прибор, который выводил соответствующую цифру. Но пока этого еще не произошло. Нон дальше читал свое сочинение:

– Прошу вас задуматься о своей жизни, ведь впереди совсем немного, а позади и того меньше. Тратить время ни на что – это ужасно. Я призываю вас! Делайте что-то!

Тишина и только один человек зааплодировал. К нему присоединился и учитель, но всем остальным было наплевать.

В этом году не было никаких происшествий. Дети со спокойной душой отправились в центр проверки интеллекта. Первым проходил испытание Клам. Прибор показал «ноль». Клам распсиховался, сказал, что аппаратура испорчена. Когда над ним смеялись его друзья, он чуть ли несколько раз не развязал драку, но этого не произошло. Я думаю, что стоит рассказать о принципе работы аппарата. Ноль – это самое часто встречающееся значение на планете, на грани между идиотом и человеком. Это означает, что персонаж вполне посредственный и мало думает. Умственная отсталость – это уже минус. А вот все плюсы означают талантливость и способности. Плюс подразумевает в себе бесконечное число, т.е. аппарат практически не ограничен в своем решении. Никто в параллельном классе не получил больше десяти баллов. После пошел класс Алетэя и Нона. Там рекордом было число пятьдесят. Учительница очень расстроилась, ведь она думала, что у нее в классе есть хоть кто-то талантливый. Не прошли испытание только двое.

Аппарат пугал этих двоих. Друзья переглядывались, но тут Нон решился и сел в кресло. Он понимал, что одна лишь цифра предопределит его дальнейшую судьбу. Он закрыл глаза и сосредоточил все свои мысли на этом аппарате. Он задержал дыхание. Целую минуту аппарат считывал информацию с мозга бездыханного человека, но не дышать для Нона – это ерунда. Он уже давно привык к этому и сейчас мог бы побить рекорд по задержке дыхания под водой среди своего возраста. Машина «задумалась» и выдала цифру: триста восемьдесят девять. Все выпученными глазами уставились на монитор. Учительница была удивленна больше всех, ведь мальчик превосходил ее интеллектуально в несколько раз.

После Нона в кресло сел Алетэй, машина начала высчитывать интеллект парня.

Время остановилось. Тени собрались в одну фигуру.

– Ну что, малыш, решим твою судьбу?

Сейчас я увеличу результат.

Ты будешь самым умным, потому

Что ты мне нужен лишь в Риаде, там.

Омега использовал девятое вмешательство и исчез. Время пошло. На циферблате появилась цифра, которая всех испугала. Пятьсот тридцать три. Все смотрели то на Алетэя, то на циферблат. Никто не мог поверить. Нон чуть не заплакал, но пожал руку своему другу и обнял его. Глаза учительницы были шире, чем глобус, она чуть в обморок не упала.

Эти цифры означали одно. Нон и Алетэй через год едут в Риаду, и обучение в двенадцатом классе для них не обязательно. Они поступят в университет мира, где станут главными слугами элиты общества. Конечно, можно сказать, что им все завидовали, ведь два этих человека стали вдруг особенными.

Вот и закончился одиннадцатый класс. Нон и Алетэй попрощались с родителями. Наверное, навсегда.

Небо было затянуто серой туникой облаков. Маленькие одинокие капельки иногда падали на асфальт. Город покрылся необычайной тишиной, которую сложно было объяснить занятостью населения, либо прочими факторами. Вороны отбирали друг у друга какой-то мусор, а голуби тихо наблюдали за сложившейся потасовкой с крыш домов. Их сытые глаза и полные животики раскрывали то, почему они отказываются биться за еду с воронами. Бесцветный мир оканчивался здесь. Два одиночества стремились к своей судьбе, к миру, который был им неизвестен, туда, где солнце светит чаще, где нет неприятелей, где люди предположительно добрее.

Мальчики впервые оказались в аэропорту. Их сопроводили люди в черных пиджаках. После их отправили в специальную комнату, где они увидели других ребят. Все дети сидели по углам и молчали, они не желали знакомиться с остальными.

В глазах детишек читалась смышленость. Все они понимали, кто есть кто, а особенно были наслышаны о гении Алетэя, чьи глаза, кстати, смотрелись самыми наивными и глупыми среди всех здесь сидящих. Вдруг к Алу подошла темнокожая девушка: невысокая, волосы белые, как снег, глаза голубыми. Она поздоровалась с Ноном и со своей главной целью и, собственно, представилась. Они долго разговаривали, ожидая самолета. Выяснилось, что у нее нет семьи и что она выросла в детском доме. После разговора она оставила парней и села читать какой-то детективный роман.

Если присмотреться, то можно было заметить, что большинство детей со смышлеными глазами были очень ленивыми, а потрясающий интеллект им достался от родителей.

В середину комнаты вышел высокий паренек в глупой шапке. Его лицо было вытянуто, уши были большими – два бугорка по обе стороны шапки давали знать о себе. Тихим и расслабленным голосом он произнес:

– Привет всем. Кто хочет сыграть со мной в монетку? Ставлю тысячу на то, что монетка упадет на ребро.

Сразу к нему подскочил мальчик в очках:

– Я ставлю тысячу! Ты проиграешь!

– Ну ладно, вот и тысяча, – высокий спорщик, который был на три головы выше очкарика, положил в центр всю сумму, а его соперник поставил свои деньги.

Монета взлетела в воздух Она вращалась, словно центрифуга. Описав в воздухе большую дугу, она, словно в замедленном действии, под наблюдением всех сидящих в комнате, упала на одну сторону, потом на другую, а после встала на ребро и остановилась.

– Спасибо за заработок, – длинный взял деньги, но не притронулся к монетке. Очкарик подбежал к месту, где монетка до сих пор стояла на ребре и схватил ее. Он подкидывал ее в воздух в поиске подвоха, но после даже сотого броска ничего не произошло. Выпадал либо орел, либо решка.

Высокий парень подсел к Алетэю и Нону. Он повернул голову и сказал:

– Я Айзек Номеналис, а вы?

– Я Нон Респиратум.

– Я Алетэй Намен.

– Очень приятно, – ответил Айзек. – Вы видели, как я только что его уделал?

– Да, – тихо, но одновременно ответили оба.

– Это потому, что я обладаю повышенной моторной чувствительностью. Я могу рассчитать силу броска так, чтобы монетка встала на ребро, помимо этого я могу и с кубиками это тоже делать, даже с двумя. Ох, и почему я вам это рассказал? Вы ведь не будете со мной играть, тем более вы видели, что я умею. Плюс, я люблю поговорить.

Айзек посмотрел на Нона и Алетэя и улыбнулся. Вблизи он казался роботом с тонкими, но длинными руками и ногами. Спина его была сутулой. Его улыбка несколько напугала друзей.

За окном уже вовсю колотили капельки дождя. Одинокая белая птица приземлилась на посадочную полосу. Из нее вышло несколько детей. Они, вместе с людьми в костюмах, направились к комнате, где сейчас сидели все остальные. Через несколько минут еще десять детей оказалось в комнате. Айзек улыбнулся, встал и вышел в центр комнаты:

– Здравствуйте, кто хочет поспорить со мной на тысячу, что монетка, которую я подброшу, упадет на ребро?

Айзек болтал и никак не мог замолчать. Тоскливая погода заиграла к вечеру яркими красками.

За стеклянной стеной дети увидели, как на землю приземляется огромный самолет с надписью «Риада». Этот зверь был невообразимых размеров. Его конструкция поражала своей оригинальностью, с нашей же позиции – это был обычный самолет, только очень уж огромный, но помимо турбин, крыльев и хвоста, он имел огромное количество вертолетных пропеллеров. Это воздушное чудовище отражало от себя солнечный свет, как будто поверхность его была стеклянной. Монстр угрожающе смотрел на детей. Люди в черных костюмах потребовали следовать за ними.

Дети поднялись по трапу. Наверху их ожидали удобные места. Самолет и изнутри был отличным и очень дорогим. Кто-то уже познакомился с новыми друзьями, кто-то переваривал свое одиночество. А мальчики только изредка переговаривались друг с другом:

– Алетэй, мне кажется, что нужно в последний раз посмотреть на город и попрощаться с ним навсегда, – сказал Нон.

– Прощай, – сказал Алетэй, глядя на город. В его голове промелькнула вся его жизнь. Он вспомнил лучшие свои дни в этом прекрасном месте. Самолет начал взлетать.

Земля становилась все дальше и дальше, а после совсем стала похожей на карту, которую дети видели на уроках географии. Облака плыли под ними! Многие открыли свои рты! Дети никогда не летали в другие города, поскольку было запрещено покидать Антей. Время уходило вспять, а воздушное чудовище рассекало ветер на части, беспощадно разрывая небесный океан. Этот кит устремился к своей цели. Атласная карта Терры радовала и пугала детей.

Нобили плакала весь день. А что ей еще оставалось делать? За окном ей улыбалось солнце, и она понимала, что с её сыном все хорошо, но не все хорошее заставляет нас улыбаться, многое хорошее заставляет нас плакать.

Медиус играл в шахматы сам с собой. Внук улетел, зять умер. Пожилому весельчаку было не до смеха. Клам обрадовался тому, что его обидчик покинул город, хотя та девушка, из-за которой они поссорились, давно уже бросила толстячка. Учительницу, которая похитила Алетэя в детстве, выпустили из психиатрической лечебницы, однако ее еще ожидал суд за совершенные преступления. Но вернемся в самолет.

Номеналис играл со своим соседом в «орла и решку» на мелочь. Таким образом, он зарабатывал себе приличную сумму денег. На этот раз он не кидал монетку на ребро, поскольку самолет двигался, и монетка сразу падала при приземлении. Он просто угадывал на какую сторону она упадет. Алетэй думал о матери.

Тем временем в Академии наук Риады профессоры сидели за круглым столом и рассматривали характеристики подростков, летящих на самолете. Они распределяли их по факультетам и специальностям.

– Нон Респиратум, – прокричал один профессор.

– У него все отлично с логикой, хорошо фантазирует, пишет сочинения…

– Так пускай он пишет для каких-нибудь журналов.

– Отправляем его на журналиста?

– Однозначно.

Дети уже спали, ведь настала ночь. Алетэю снился сон. Он бежал по полю. Бежал за кем-то, и чем быстрее он бежал, тем дальше удалялась от него эта фигура. После он упал на колени и закричал:

– Мама! Мама! Стой!

Но она исчезла. А он продолжил бежать. После парень шел из последних сил, а потом совсем упал и полз, полз, пока не потерял сознание и не проснулся в самолете.

Тем временем, сквозь сотни имен, преподавательский состав добрался до знаменательного имени.

– Алетэй Намен! – крикнул профессор.

– Мальчик показал самый высокий интеллектуальный потенциал в мире, среди всех детей, которых мы принимаем в этом году. Он владеет всем, а если и не владеет чем-то, то он это легко сможет воспринять со временем.

– Он должен быть социологом!

– Нет, нет, нет, господа, он должен стать филологом!

– Нет, уважаемые, он больше подходит на роль физика!

– Социолога!

– Журналиста!

– Инженера!

– Логика!

– Господа, не стоит спорить, ведь самая тяжелая наука – это история.

– И что? В смысле, да какая история сложная?

– Очень сложная наука.

– Да история вообще не наука!

– А что тогда наука?

– Физика!

– Да знаю я, как вы там нафантазировали в своей физике. Результат опыта и трактовка, которая говорит что-то, что относительно.

– Математика – точно наука!

– Ага, а туалетная бумага сложнейшее изобретение на земле. Математика не наука, а язык!

– Это твой язык – это язык.

– Он должен стать биологом! Там нужны такие люди.

– Для того, чтобы в микроскоп смотреть?

– Он мог бы стать программистом!

– Информатика – это совсем не наука.

– Господа, перестаньте, мы все – одна большая наука!

– И куда мы отправим мальчика?

Время остановилось. Тень собралась за спинами ученых. Появился Омега. Красными огоньками своих глаз, он осмотрел всех сидящих в зале.

Омега:

– Ох, дети-ученые, в мнении вашем

Вам не найти для гения дел.

Кто же ученый? Ученый лишь пашет.

Ученым быть каждый способен. Но где

Сейчас нам найти для мыслящих место?

Я знаю, философом будет он пусть.

Наш Алетэй глупым был с детства.

Науки не знал никогда наизусть.

Философом он научится мыслить,

Что мне и надо, что говорить?

Собранье решило удел его жизни,

Пускай философию будет творить.

Омега потратил десятое вмешательство. Время пошло. Профессор философии поднялся и сказал:

– Простите меня, господа ученые, но думаю, что этот мальчик создан для философии, поскольку редко я встречаю людей с такими данными, а вы, господа ученые, только и отдаете мне полуфабрикатных детей, не способных ни на что. Дайте мне одного способного. Кафедре он очень нужен. Прошу вас, выполните мою просьбу. Моя кафедра воспитает из него гениальнейшего общественного деятеля. Для этого нужно очень много способностей. Те люди, которых вы мне присылаете – они не способны на эту деятельность.

– Я думаю, что стоит согласиться с профессором философии.

– Поддерживаю.

Ректор встал и сказал:

– Алетэй Намен принят на кафедру философии.

Глава 7

Воздушный гигант приближался к Риаде. Его массивные крылья ласкали небесный океан, словно два ножа, рассекающих плавленый сыр. Солнце светило сильно. Это не странно, ведь вокруг города располагалась специальная система для того, чтобы разгонять облака. В Риаде никогда не бывает дождя. Небо уже давно покорилось жителям столицы.

Дети открыли глаза от яркого света, проникнувшего в салон самолета. Они стали выглядывать из окна и там увидели двух, а то и трехэтажный город. Алетэй спал как убитый. Нон не пытался его разбудить, ведь он был занят разглядыванием верхнего этажа города. Очень занимательное занятие, скажу вам я. Риада сверху выглядела очень необычно. Наверное, следует начать с того, что верхний этаж постоянно находится в оживленном движении, пока нижний подавал признаки жизни постапокалипсического местечка. Самолет начал снижаться. Аэропорт находился на нижних этажах. Приземление оказалось мягким. Люди в черных костюмах вывели детей из самолета и провели их через весь аэроцентр. На улице стоял бесконечный ряд автобусов с полицейской охраной. Дети распределились по своим местам, и их повезли через нижние этажи к лифту на верхние.

По улицам шагали старики в оборванных одеждах, голодные лица смотрели на проезжающие автобусы. Через каждый километр можно было наблюдать новое ограбление, либо мошенничество. Очередную старушку подвергали обману. Машины ездили, и люди в них ругались друг на друга ужасными комбинациями слов. Город походил на ад: кругом выхлопы, грязь, мусор, невоспитанные люди, которые без особой причины могли облить друг друга хорошим набором злых слов. Такая ядовитая атмосфера могла только напугать новоприбывших.

Город находился в ужасном состоянии: на домах были трещины, везде мусор, огромное количество плакатов с агитацией и с рекламой можно было заметить почти в любой части города.

Автобусы подъехали к одной из огромных колонн, на которой держался один из островов. Конечно, весь остров висел не на одной этой колонне. Большое количество опорных, тянущихся вверх и уходящих под небесную землю колонн подпирало громадную конструкцию, которую люди называли «остров». Те, кто поднимал свои головы, могли увидеть трубки, в которых безостановочно скользили капсулы с людьми, они тянулись между небесными улицами.

Дети зашли в лифт. Огромный механизм поднял всех сразу наверх. Сопровождающие люди в черном остались на нижних этажах. Толпа студентов долго поднималась наверх, и вот двери открылись. Свет ударил своим молниеносным кулаком, собранным из солнечных лучей, в глаза новоприбывшим.

Детей встречали преподаватели академии наук. Один из них вышел вперед и сказал в громкоговоритель:

– Здравствуйте, учащиеся! Проследуйте за нами!

Толпы преподавателей повернулись спинами к детям и отправились к большому зданию. Все последовали за ними. Остров с Академией наук находился выше всех островов, кроме политического центра, поэтому было невозможным видеть другие острова, если не подойти к краю земельной части данного воздушного образования, либо не поднимаясь на верхние этажи. Тем, кто сделает нечто подобное, открывалась замечательная картина, где своей красотой хвастались уже и другие, словно летающие, земли. Сюда, в Академию, прибывали капсулы с людьми. Те выходили и отправлялись на свои рабочие места. Многие преподаватели окончили Академию, прежде чем начали преподавать в ней. Дети шли и удивлялись летящим в воздухе чайкам, те в свою очередь одаривали их «замечательным» птичьим криком, который мог заставить кровь политься из ушей, но что поделаешь, таков голос чаек, он, наверное, выражает их менталитет. Небо было похоже на сплошной ограненный алмаз, через который пропускают синее свечение, да и не просто синее, а светло-синее, это походило на нечто абсолютно светящееся, словно сама голубизна полотна, на котором обычно к нам являются рисунки небесных путников, отдает ярким солнечным светом, таким щедрым и таким богатым. Ни одного облачка не было, только ослепительный огненный шар, находящийся в космическом пространстве и вращающий вокруг себя все наше сущее, заряжал солнечные батареи, находившиеся на каждом доме верхних этажей Риады. Его свет резал глаза, как будто самурай, рассекающий своего соперника. Да, глаза и свет противостоят друг другу, глаза пытаются поймать как можно больше кусочков этого неуловимого преступника, а он нападает со всех сторон и дает все больше и больше, больше и больше, предполагаю, что он хочет перенасытить глаза на столько, чтобы они дали сбой, в этом то его преступность и заключается, а главное, что он не обладает возможностью ответить за свои уголовные попытки разрушения.

Ветра не было. В Риаде никогда не бывает ветра. Приборы, управляющие погодными условиями и отражающие штормы, ураганы, ветры и так далее, работали на высоком уровне.

Не каждый рожденный в роду людском является человеком. Богатые животики, которые уже несколько поколений содержат эти острова, являются и правящим классом. Все правительство подчиняется им, и все образованные люди – это лишь главные рабы этих зажиточных пользователей человеческими и другими ресурсами (кстати, как ужасно звучит словосочетание «человеческий ресурс»), которым богатство перешло по наследству. Этот класс давно деградировал до состояния членистоногих, поскольку их волнуют только плотские страсти и питание, на которое им хватает денег, а за них думают ученые, обученные в академии наук, которые и являются одними из немногих исключений в этом противном городе, лживо сияющим и улыбающимся, но таящем в себе тайны, от которых на лицах здоровых людей появляется чувство неприязни и отвращения. Именно неприязни и отвращения, поскольку они не синонимы, а совершенно разные стихии, в них и смешивается мироощущение здоровых людей в этом лицемерном раю, который является интеллектуальным адом. Однако не все богачи такие… такие… ну, собственно, негодяи, есть в их рядах и наиболее достойные персонажи, а есть и самые достойные люди, которые не скупятся ни на что, чтобы другим жилось довольно неплохо.

Но дети пока не знакомы с этим необычным, или обычным, миром. Они видели, что внизу людей заботит то же самое, что они узнают и о зажиточных людях верхних этажей, которые будут их покупать, использовать и выкидывать. Но про последнее они узнают после и не придадут никакого значения. Также сейчас и поступают все студенты в Терре. Им говорят:

– Вас будут использовать, – только другими словами, – вы устроитесь на работу после нашего заведения, будете работать на благо некоторого количества зажиточных людей, вас будут поить, кормить объедками со стола богачей, вас будут использовать и не уважать. Вы учитесь терпеть это у нас.

Трудно себе представить как благородная Риада, столица всех столиц, город мира, сплыла до такого низкого культурного уровня, каким он предстает перед нами сейчас. Что же явилось причиной?

Однажды, давным-давно, где-то сто лет назад, город был просто самым большим и влиятельным на всей Терре. Весь мир регулировался им, население было счастливо. Однако жадность некоторых людей заставляла подчинять себе менее влиятельных личностей, которые становились человеческими ресурсами. В итоге образовалось множество богатых семей, их было около трехсот. У каждой семьи была своя история, но самое главное, что следует запомнить, что основателем зажиточного семейства обязательно был гениальный человек. В чем же обычно проявлялась гениальность? В воровстве, изобретательности, писательстве, гениальной финансовой способности. Неважно. Главное результат. За пятьдесят лет некоторые люди поняли, как зарабатывать деньги, и уже позже девяносто пять процентов всех денежных ресурсов города, а, следовательно, и восемьдесят процентов ресурсов всей планеты, стали принадлежать им. Огромное количество людей стало бунтовать, поднялись народные восстания, но никто не мог ничего сделать. Наемная армия богачей разгромила восставших своими небольшими, но качественными силами. Мало кто смог противиться этому, люди бежали, кто-то потерял семью, кто-то друзей, но это было лишь малое. Самое главное – все потеряли свободу. Богачи решили возвести в небеса свои острова, чтобы их не касались проблемы их рабов. Они это и сделали. Наверх устремились огромные ресурсы, дома разрушались ради этой работы, целые районы были уничтожены. И вот они – легендарные богатые небесные вместилища. Богачи Риады подчинили себе весь мир, поскольку деньги стали главным эквивалентом человеческой стоимости. Люди начали продавать себя, а, следовательно, имеющий деньги мог их купить. Деньги. Деньги. Деньги. Кто-то может вас уверять в различных глупостях, кто-то может говорить вам, что деньги – только средства награды, но нет, деньги – это отдельное бытие. Люди тратят деньги, а кто-то целую жизнь, на то, чтобы пересчитывать эти бумажки, никто не способен осознать того, что для каждого деньги – это свое, кто-то любит деньги больше, чем людей, кто-то продает бедных друзей за богатых, кто-то молится на новые коллекции одежды, а кто-то родную маму может продать в рабство, если это принесет выгоду. А кто-то говорит, что деньги – это ничто. Деньги – это все. Деньги – это ничто. Две позиции. И каждый по-своему прав и не прав. Но они стали уже целой вселенной внутри человеческих пристрастий. Но вот во что они превратили целый город. Дети хитрецов вынуждены были развиваться в атмосфере, где развиться может только атрофия всех частей тела и ненависть ко всем видам деятельности. Родители любили своих детей и оставили им систему, которая позволяла содержать суммы в банках на одном и том же уровне.

А кто сидел в парламенте? Это были подставные псевдовластители, их подсунули людям именно высшие классы, которые однажды уже победили государство и создали свою демократическую империю, в которой народом являлись именно богатые. Данная олигархия вела к полной деградации общества, только жители других городов могли похвастаться тем, что они обладали чем-то, чем обладают нормальные люди. Самым хорошим примером был город, где родился Алетэй. Парламент же улыбался, передавал свои телевизионные обещания, говорил, что государство повысило налоги олигархам, но богатые не платили денег ни за что. Это просто была очередная иллюзия, которую несли по телеканалам параллельно с передачами про добро, дружбу, любовь. Помимо вкусных зрелищ в телевизор подмешивали еще и пилюли равенства, которые имели наркотический эффект понимания людьми того, что равен каждый. Богатые ведь добились всего сами, и каждый может это сделать! Многоярусная система обмана работала бесперебойно, и только отдельные гении вскрикивали на улицах, словно психи. Их одинокие голоса доносились с нижнего этажа, и их иногда слышали даже жители верхних, но самое главное, что их не слышали все те, кто были внизу. Они довольствовались дарованной фикцией. Люди всегда так делают. Они не желают идти в неизвестность, ведь и сейчас все терпимо, а это значит, что можно терпеть дальше. Я всегда думал, что люди просто боятся столкнуться с истиной лицом к лицу, ведь впереди их ожидает только пространное и успокоительное ничто, которое пугает даже самых твердых солдат, которое ломает даже мудрецов. А как же обычный, простой человек, поставит себя перед этим ничем и скажет: «я не боюсь умереть, лишь бы только не быть униженным»? Нет таких людей. Все говорят, что они не боятся смерти, но колени выдают их лицемерие, их самообман. Никто способен встать против ничто, которое подарят любому богатейшие мира сего. Раньше хоть копья кидали, а сейчас? Что сейчас? Один пулемет обратит в кучу бесполезного мяса несколько тонн людей. Против пулемета есть только артиллерия, которой владеют те же богатейшие мира сего. С голыми руками воевать против железа? Это страшно. Страшно и печально.

Голос внутри Алетэя кричал ему, что будущее его – это гниение в этой яме, которая-то и ямой не была. Мнимое возвышение – это всего-то глубина, это дно! Зомбированные дети шли за своим «счастьем». Они знали, что их умения и навыки сослужат хорошую службу, но не знали, что не им. Иллюзия работы, жизни, власти – это все замечательные блюда для гурманов. Алетэй еще познакомится с этим. Но пока он идет в огромный зал. Вокруг него портреты лучших ученых мира, все металлическое покрыто позолотой, стены обиты красным деревом. Дубовые столы и стулья заполоняли главный зал. Детям сказали:

– Уважаемые студенты, вы можете занимать свои места!

Они сели.

– Сейчас начнется самое праздничное событие в университете.

Начали называть имена и фамилии учеников, а те, в свою очередь, подходили к говорящему. Он вручал студентам некий прибор, напоминающий дощечку, запакованную в коробку, и говорил кто куда зачислен. Каждый подарок сопровождался бурными аплодисментами. Каждая фамилия сопровождалась овациями. Подростки радовались за своих сверстников. Алетэй с нетерпением ждал, когда же объявят его. И вдруг:

– Нон Респиратум, прошу вас, пройдите на сцену.

Нон встал и посмотрел на своего друга. Они улыбнулись друг другу. Он поднялся на сцену и взял все, что ему причитается.

– Нон, вы счастливчик, ведь вашей специальностью будет журналистика!

Парень обрадовался.

– Можете спускаться на место.

Мальчик небрежно спустился по лестнице, его вполне устраивал выбор академии. Он сел к Алетэю и пожал ему руку.

Долго длилось ожидание наших героев, а тот, кто объявлял специализации, к сожалению, не торопился говорить имя, которого так ждал Ал. Почти все ребята уже посетили сцену и получили свои мониторы, на которых было написано «планшет». Все изучали приборы, в которых было что-то интересное.

– Антерей Рамен! – произнес мужчина, но никто не откликнулся.

– Алперей Парень? – повторил он, но все молчали.

Мальчик не стерпел:

– Может, Алетэй Намен?! – выкрикнул он из зала.

– Точно, прошу вас.

Алетэй подошел к ведущему, тот дал ему планшет и сказал, похлопав парня по плечу:

– Вас зачислили на философский факультет.

– Хорошо, – ответил Алетэй, очень сильно расстроившись, ведь он будет реже видеть своего лучшего друга, Нона. Да и какой философский факультет? Что ему вообще там делать?

Алетэй тихим и медленным шагом приблизился к столу, за которым сидел его друг.

– Нон, мы на разных факультетах.

– Я знаю.

– Что будем делать?

– Видеться.

– Я согласен.

– Еще бы, – с иронией и ухмылкой произнес Нон.

Уже был вечер. Мужчина вызывал оставшихся подростков, а Алетэй принялся изучать планшет.

Это был настоящий деканат и учебный отдел в кармане. Помимо того, что он содержал всю информацию о владельце, так он еще и отслеживал его местонахождение, имел карту академии, с указателем, где сейчас идет занятие у каждого отдельного студента. Помимо этого в нем находилось обновляющееся расписание, журналы по всем предметам, зачетка, без возможности правки. Вся информация поставлялась через интернет, который работал внутри академии. Данный прибор был универсален, он давал учащимся доступ к библиотеке, и студенты могли, не выходя из комнаты в общежитии, начать читать любую книгу. Планшет имел доступ ко всей нужной для обучения литературе, практическим пособиям и методичкам, с которыми можно было начать работать в любое время. Так же он позволял записывать в практические пособия свои собственные добавления, что давало невероятный простор в обучении. В планшет были встроены программы расчета, расписания работы всех академических учреждений и органайзер. Основываясь на статистике, прибор вычислял среднюю скорость перемещения по академии своего хозяина, он мог найти планшет любого другого человека в академии и преподавателей в том числе. Это чудо науки выдавалось каждому студенту, поскольку массовое производство этого аппарата делало его дешевым. Он был максимально практичен, сложно себе представить всю полезность этого человеческого изобретения, приспособленного для обучения человека в академии. Ни один университет, в котором учились люди в обычных городах, не был снабжен такой аппаратурой. Так же к планшету подсоединялась клавиатура, и, таким образом, на нем можно было работать с текстовыми файлами. Все преподаватели требовали, чтобы студенты не использовали бумагу, а записывали всю информацию в этом приборе, а сенсорный экран позволял учащимся писать лекции, а планшет сразу же переводил написанное на печатный язык. К сожалению, с трудными случаями каллиграфии это чудо техники работать не умело. Алетэю очень понравился этот аксессуар.

Уже через некоторое время всех студентов повели в комнаты, где они будут жить, хотя планшет уже указывал направление, поскольку в позднее время все органайзеры автоматически настраиваются на свою комнату. Стрелочка показывала туда, куда следует идти, чтобы более быстро добраться до цели. Когда подходишь к лифту, то стрелка исчезает, и вместо нее появляется надпись «подняться на лифте до пятого этажа». Подобными надписями сопровождались и другие трудные места в прохождении уровней. Да, именно уровней. С планшетом – перемещение стало игрой.

Алетэй и Нон подошли к своей комнате. Они посмотрели друг на друга и улыбнулись:

– Теперь мы живем вместе, – сказал Ал.

– Слава Богу, – сказал Нон.

Сумки, которые давили на спины, с удовольствием слетели с них у входа.

– Как открывать дверь? Ключа нам не выдали? – спросил Нон.

– Думаю, что стоит проверить планшет, – ответил Алетэй.

На их планшетах горела надпись: «приложите планшет к двери». Ребята сделали это. Дверь открылась. После на планшетах появилась надпись: «дверь закроется автоматически». Парни закинули сумки в комнату, разобрали их и легли спать.

Для Нона все было предусмотрено: аппарат искусственного дыхания, вмонтированный в кровать, позволял ему спать в любое время, если бы он захотел. Однако чертовы планшеты пищали и требовали ночной подзарядки. Пока ребята не поставили свои приборы заряжаться, те их доставали и не давали уснуть. Планшеты были почти живые, они требовали того, чтобы за ними следили, поскольку иначе можно просто заблудиться в этой академии, состоящей из сотни этажей, что является нежелательным происшествием, поэтому данные приборы очень требовательные и никогда не забывают о себе. Они хуже, чем тамагочи.

Утро. Планшеты визжали вовсю. Алетэй схватил свой экран, тот затих, на нем было написано: «через час нужно быть в столовой». Стрелочка уже указывала на выход. Ребята быстро приняли душ и почистили зубы. Одевшись, они отправились в столовую.

Волшебный планшет помог им добраться до столовой кратчайшим путем: он обводил их мимо скоплений людей, а так же следил за тем, чтобы они не попадали в лифты, которые останавливаются на каждом этаже. В столовой все уже было накрыто, стрелка привела прямо к их местам, где уже был подготовлен завтрак.

После принятия пищи ребята расслабились, но планшет пищал и стремился увести их куда-то еще. Студенты за пару часов побывали везде, где только могли. Они записались в библиотеку, поставили подпись в деканате, получили информацию по планшетам, которая находилась на полках, около деканата. Целые книги посвящались планшетам. Эти чудеса науки можно было настраивать так, как было удобно их пользователям. Было хорошо и то, что тех, кто пропускал пары, можно было найти и наказать за пропуск занятия.

Через пару часов планшеты Нона и Ала стали показывать в разные стороны, на них было написано: «у вас начинается специализация». Специализация Алетэя была на самом верхнем этаже.

Сотый этаж – кафедра философии, где, кстати, обучалось самое маленькое количество учащихся во всей академии. Ал добрался до последнего этажа и вышел из лифта, планшет направил его к самой дальней аудитории, которая была еще закрыта. Он приложил планшет к двери. Дверь открылась лишь потому, что следующая пара Алэтея должна быть именно здесь.

Возникает вопрос, почему Академия Наук так отлично технически оснащена? Ответ прост. Ученые, профессоры и прочие преподаватели понимают, как можно обмануть богатеньких аристократов. Ума у работников Академии хватило на то, чтобы создать потрясающую систему образования. Тем более, Академия – это единственное учреждение, которое выпускает специалистов для верхних этажей Риады. Огромные суммы проходили через Академию Наук, поскольку именно она и приносила удобство богатым людям и помогала зарабатывать им еще больше денег, чем у них было.

Кабинет был пуст. Алетэй прошел внутрь и сел за первую парту. Он начал размышлять о том, почему все сложилось так, как сложилось. Постепенно аудитория заполнялась студентами. Но их было немного, даже аудитории были небольшого размера.

Ал осматривал каждого своего одногруппника. Планшет показал информацию о предмете философии. Все приступили читать ее. Несколько определений, несколько известных авторов, ничего интересного они не узнали.

Вдруг в комнату ворвался мужчина средних лет. В руках его был планшет, который был раза в два больше планшетов студентов:

– Ах, эта чертовая тупиковая техника! Ничего не может сделать сама! Что она вам прислала?

Мужчина отобрал планшет у сидящей неподалеку девушки и, прочита то, что мы читали, а после истерически захохотал и вернул обратно планшет жертве ограбления.

– Философия – это дисциплина о бытие, его законах и … – он не сдержался и снова захохотал.

– Дети, у вас такая замечательная программа, которую нам навязывают люди других наук, что я просто плачу, – произнес мужчина, на глазах его и вправду были слезы смеха.

– Я никогда не подозревал, что философия – это еще и наука о первоначальных формах бытия и мышления, призванная открыть истину! – он хохотал не останавливаясь.

Перестав смеяться, он сказал:

– Положите планшеты на край стола. И достаньте тетради. Что, у вас нет тетрадей? Я знал и принес их с собой.

Философ раздал каждому из них по огромной тетради с ручкой внутри. Тетрадь содержала где-то четыреста страниц, что удивило каждого, поскольку никто и никогда не видел таких толстых тетрадей.

– Если тетрадь закончится, то просто попросите у меня новую, и я вам ее дам.

Он осмотрел всех сидящих и остановил свой взгляд на Алетэе.

– Пишите, – все приготовились, – философия – это наука о бытии. Пропустите строчку. Философия – это дисциплина, изучающая законы мышления, бытие и истину. Пропустите строчку. Философия – это то, чем занимаются философы. Готово?

Все кивнули. Девочки аккуратно обводили написанное, как вдруг преподаватель вскрикнул:

– Вырвите листки и киньте их в меня! Если кто-то где-то скажет то, что вы написали на этой странице – тот будет не то, что не зачтен, того я даже слушать не буду.

Все смотрели на него с удивлением. Он подлетел к девушке, у которой посмотрел планшет в начале занятия. Он вырвал листок из ее тетради и смял его. После, получившийся комок, он вложил ее в руку и сказал: “ кинь камень истины в обманщика!”

Девочка осторожно и слабо кинула бумажку в преподавателя, но до цели не докинула. Философ посмотрел на нее разочарованным взглядом. Он подошел к другому студенту, тот уже сам вырвал листок и кинул его в преподавателя, но промазал. Мужчина посмотрел на него также недовольно. Затем он подошел к Алетэю. Тот вырвал листок, скомкал его и кинул в преподавателя, попав прямо в лоб.

– Ура! Первое наказание за то, что я вас обманул! Кто же еще здесь окажется справедливым? Молодец, парень! У тебя все получится, – сказал он, подмигнув Алетэю.

Вдруг бумажки полетели в педагога со всех сторон. Скоро все пятнадцать бумажных комков оказались на полу.

Философ начал их собирать и складывать на свой стол, отдельно выделив скомканный лист Ала. Затем он взял металлический мусорный бак, поставил его на стол и закинул все бумажки туда. В руках его оставалась только бумажка Алетея, который он вычислил по памяти.

– Мальчик, который первым попал в меня, твоему листку достанется честь уничтожить все листки обмана.

Он достал спички и поджег страницу Алетэя. Когда та разгорелась, он кинул ее в мусорный бак, где в итоге все работы и сгорели.

– Пишем: «философия – это философия». Подчеркиваем.

Студенты сделали то, что он сказал.

– Молодцы. А теперь давайте знакомиться. Только есть одно “но”, никогда не забывайте то, что мы написали здесь и то, что мы вырвали из своей памяти. Мое имя Либертос, а фамилия – Верба. Я академик этого учебного заведения. Работаю в области трансцендентального-я уже десять лет, написал множество трудов, и странным образом стал вашим руководителем.

Вчера учитель гулял по библиотеке и перелистывал книги. Он любил это занятие, ведь книги он считал очень занимательными. Так он провел достаточно долгое время в ознакомлении с литературой, как вдруг его планшет запищал.

– Ох, меня вызывают профессоры. Опять эти надменные личности приплюсуют к моей непомерной работе еще что-то крайне неподъемное, чтобы мне жизнь не казалась медом.

Омега наблюдал за ним.

– Алетэю нужен тот наставник, который углубит его в себя самого. Все эти философишки довольствуются своими мнимыми истинами, своими глупыми умствованиями, которые лишь фикция, но как бы найти умнейшего из умнейших глупцов этого мира?

Омега в свое время принялся искать в библиотеке диссертации всех людей, преподававших на философской кафедре. Он рассмотрел множество работ, он читал их и бросал на пол. Но вот он нашел нужную. Это была работа Либертоса. Омега переместился в зал, где распределяли кураторов по группам. Он воздействовал на ситуацию так, чтобы именно выбранный им философ стал руководителем Ала. Время снова пошло. Представьте себе впечатление библиотекарши от разбросанных вокруг авторефератов.

Либертос оглядел аудиторию. Взгляд его пал на Алетэя.

– Начнем с тебя. Рассказывай кто ты.

Алетэй медленно встал. Он оглядел всю аудиторию. Ал был одет в черную рубашку и брюки, его туфли были начищены до блеска. Волосы были средней длины. Верхние две (три) пуговицы рубашки были расстегнуты. Стоял он вполне свободно, но недоверчиво оглядывал каждого человечка, смотрящего на него.

– Я – Алетэй Намен из города Антей. Мой город – прекрасен, по сравнению с тем, что мне пришлось наблюдать на нижних этажах Риады. Я никогда не увлекался философией и не понимаю, почему сюда попал. Очень странное стечение обстоятельств, которое вынудило меня оказаться здесь. Это удача, а может еще что-то. В школе я был обычным отличником. Не особо старался, но и очень легко мне не было. Что я еще могу добавить? По итогам проверки интеллекта я оказался гением, хотя все время думал, что относительно глуповат. Мне кажется, что прибор сломался, поскольку его тогда чуть ли не зашкалило, и я не могу быть настолько умным, как сказала мне та машина. И я хочу домой. Не хочу ходить с этим чудо-планшетом по всему зданию в поисках приключений. Черт, да называйте меня просто никто. Мистер Никто или мистер Нигде, а можно меня просто называть именем Никто, а фамилией Нигде. Но где-то стоит мой дом, а в нем живет моя мама и мой дедушка, которых я очень люблю, и я не хочу тратить время здесь на то, чтобы обучаться вашей глупой философии.

– С нас достаточно, – сказал Либертос, – прошу, садитесь.

Алетэй сел на свое место, а мужчина хитро улыбнулся. Он показал рукой на девушку, сидящую за Алетэем, которую Ал не видел, точнее не успел захватить ее своим взглядом, ведь она сидела прямо у него за спиной. Девушка была симпатичная, совсем без косметики и носила она обычную одежду, в то время, как все остальные девушки в Академии носили либо брюки, либо юбки. На ней былнадет темно-синий тонкий свитер с V-образным вырезом на шее. Ах, её потрясающие щечки, такие… небольшие, но и сказать, что их не было – значит, ничего не сказать. Они были прекрасны. Описать их – довольно трудная задача, но когда она улыбалась, весь мир вокруг преображался. Кстати, когда она встала, она улыбнулась учителю и всем сидящим за партами студентам. Аудитория отображалась в ее голубых глазах, которые делали из нее не чертову бездну науки, а божественный храм, хранящий священнейшее сокровище верующих в любовь. В ее глазах все преображалось до уровня мудрости. Может, она сама София? Так думал Алетэй. Она явно ему понравилась, тем более, никто больше не произвел на него такого впечатления.

– Я Лореми, но друзья зовут меня просто Лори. Моя фамилия Минд. Лореми Минд, – произнесла девушка и заулыбалась.

– Может, вы что-то еще нам сообщите? – спросил учитель.

– Ах, да. Я родилась на нижних этажах Риады, которые так лестно охарактеризовал предыдущий… ммм, персонаж, который рассказывал нам о себе. На самом деле, я тоже никогда не увлекалась философией, и только чудо меня поместило к вам.

Алетэй слушал каждое ее слово, хотя и делал вид, что замкнулся в себе. Но он вспоминал о маме и о своем любимом деде.

Учитель показал на следующего человека рукой. Он сидел на другом ряду. Это был высокий и худой парень. В руке его была монетка. Он постоянно крутил ее между пальцами. Он делал ловко. Серая рубашка покрывала его тело. Джинсы на ногах указывали на то, что он был из простого рода. Рыжие волосы, веснушки, худое лицо. Парень поднялся и начал быстрым голосом говорить:

– Меня зовут Андре Лайт. Я не верю в философию. И да, думаю, что мир не познаваем. Странно, что я оказался здесь.

За ним сама встала девушка, несколько полноватая, но не толстая. У нее были черные кудрявые длинные волосы. Андре понял, что ему бессмысленно стоять и сел. Черная одежда, полноватое лицо и что-то отталкивающее. Вдруг девушка начала говорить противным голосом, распиливающим уши на две половины:

– Я Алисия Когнитус. Люблю учиться, и очень хочу прочитать все философские книги.

– Спасибо, – ответил Либертос, показав на следующего человека.

Вдруг поднялся здоровый парень, который был одет в кожаную одежду, куртка и брюки отражали свет горящих в аудитории ламп, а его черные волосы были покрыты лаком.

– Ирвин Спаркс, собственной персоной. Я с верхних этажей Риады. Мой отец – богатый бизнесмен. Но я захотел учиться у вас на этой кафедре. Здрасте!

За ним сразу поднялась девушка. Очки с толстыми стеклами, несуразный свитер, юбка ниже колен. Волосы светлые, черты лица худые, рост низкий, очень худая.

– Меня зовут Амили Асперс. Все, – девушка села.

Встал мальчик с добрым лицом. Всем своим видом он выражал некую позитивность. Он был блондин. Глаза карие, почти черные. Он постоянно улыбался.

– Логично предположить, что меня как-то зовут? Следовательно, я должен назвать свое имя. Сайман Тайм – так меня назвали родители. Родился я в далеком-далеком городе – вы о нем, скорее всего, не слышали. Логично предположить, что меня сюда привезли. Следовательно, я здесь оказался по той причине, что оказался умнее всех в городе.

– Хватит, – сказал учитель, – следующий!

Встала очень спокойная девушка, глаза ее были полузакрыты. Одежда скромная. Девушка довольно высокая. Зеленые глаза, короткие каштановые волосы, короткий нос, вдавленные щеки.

– Я Ранти Тор, не знаю, кто меня запихнул на эту кафедру, – сказав это, девушка села. На этом ее речь закончилась.

Встал следующий человек. Это была девушка, среднего роста, с белыми волосами, на ее лице сияла улыбка. Одежда была яркой и содержала в себе, наверное, все цвета, которые только можно вообразить. Глупая шапочка, которая придавала девушке вид некого художника-любителя, сидела на ее голове немного криво. Девушка веселым и бодрым голосом начала говорить:

– Я Гепта Партис! То, что я здесь – то знак. Очень люблю философию. Всю жизнь ее изучала и сейчас я там, где мне и следует быть. Родилась я в городе Семиот, который является самым большим городом на востоке нашего огромного государства. Я…

– Достаточно Гепта, – сказал учитель.

Вдруг встала девушка с грустным лицом. Ее черные и длинные волосы тянулись до поясницы. Они были необычайно черными, я бы даже осмелился предположить, что они были абсолютно черными. У девушки был грустный и усталый вид.

– Я Инди Тео. Всем привет, – сказав это, она села.

Встал следующий человек. В его глазах пылала некая сила, он весь переливался жизненной энергией, но не был добр и позитивен, как предшествующие весельчаки, которым бодрость была дарована их веселостью. Да и встал этот человек резко, угловато, как-то даже несуразно, но со стремлением сказать:

– Вилл, Вилл Кратос, запомните это имя, я один из детей богатейшей семьи этого города, у меня много денег, и я добьюсь того, что моя семья станет еще богаче, а здесь я оказался потому, что я считаю, что важно знать философию, мне нужно стать сильнее в мысли, хотя я и так сильнее всех этих детишек, но я хочу тягаться со взрослыми. Вы понимаете?

– Садитесь, – сказал учитель.

За ним встала девушка. Рыжие волосы, непонятное лицо, загруженный и усталый взгляд, глаза карие, точнее светло-карие. Одета она была в обычную одежду, как и все студентки Академии.

– Идеа Меланхолис, – сказала она грустным голосом и села.

– Как подробно, – заметил учитель.

Вдруг встал спокойный и уравновешенный человек. Он был очень полным. Весил он, наверное, больше ста килограмм. Одет был в широчайшие джинсы и бордовую рубашку.

– Освал Риле. Не хочу много рассказывать о себе.

– Ладно, садитесь, – сказал учитель.

Освал сел.

Встал парень. Он ничем не выделялся внешне. Если представить среднестатистического человека, то, скорее всего, вам в голову придет именно образ этого парня.

– Я Интро Апатис, – спокойно произнес парень.

– А я Софис Бриг, – не удержавшись, сказал последний человек.

В классе стало тихо. Настало время рассказать, как выглядит сам учитель по философии. Он был одет в странный костюм. Черные брюки, светло-коричневый пиджак, который будто бы был сделан из соломы. Борода обрамляла его лицо, но она не была огромной. Разговаривал он энергично.

– Отлично, – сказал преподаватель, и после небольшой паузы продолжил, – кто-то хочет мне сам рассказать, что такое философия?

Студенты молчали. Преподаватель показал пальцем на Освала Риле.

– Давай ты мне ответишь? – сказал Либертос.

– Не думаю, что стоит, – ответил парень.

– Не стесняйся, все здесь свои. Говори, – попросил его учитель.

– Я думаю, что философия – это то, что дает нам понять, что природа совсем непознаваема.

– Ахах, следующий, – учитель показал рукой на Интро Апатиса, тот встал.

– Философией, наверное, является то, как правильно познавать этот мир?

– Садись, дальше, – студент сел, учитель показал на Инди, та печально поднялась и начала говорить.

– Философия – это способ познать то, что мир создал Бог.

– Сказала, как отрезала, дальше, – заметил учитель, девушка села, вдруг встала Ранти.

– Философия – это научная дисциплина, обедняющая все остальные научные дисциплины.

– Вы сказали «обедняющая»? – переспросил учитель.

– Простите, я имела в виду «объединяющая», – сказала Ранти.

– Дальше, – сказал преподаватель и показал рукой на Амили.

– Я думаю, – не вставая, сказала она, – что они все не правы, ведь философия изучает основы материальной структуры мира.

– Хм, дальше. Кстати, можете не вставать, мы просто говорим, – сказал учитель и показал рукой на Алетэя.

– Я не знаю, – ответил мальчик.

Либертос приятно улыбнулся и произнес:

– Я тоже этого не знаю.

По аудитории разлетелся акт недовольства. Все думали, что преподаватель ознакомлен с предметом.

– Что такое? – спросил преподаватель. – Вы думаете, что кто-то это знает? Нет, это только их личные заблуждения. Хватит. На сегодня занятие закончено. Идите отдыхать. Советую вам посетить сад, который находится в самом низу. Сейчас передам вам информацию.

Учитель начал что-то вбивать в свой планшет, и через несколько секунд все планшеты в аудитории пискнули. Алетэй посмотрел на монитор и увидел там карту, на которой было указано, как пройти в сад.

Все студенты разошлись по делам: кто-то пошел в столовую, кто-то в свою комнату, кто-то еще куда-то, только Намен направился на первый этаж в лифте. Дорога оказалась долгой. Когда лифт остановился. До следующего занятия оставалось больше часа, так что он мог себе позволить.

Планшет довел парня до заветного местечка. Ботанический сад – самое прекрасное место в мире. Алетэй шел по саду и изумлялся местной флоре, которая по праву могла считаться самой богатой во всем мире. Разнородные растения устремлялись в небеса, а другие покрывали их, здесь росли цветы, совершенно разные, абсолютно непохожие. Кругом все играло яркими красками с преобладанием зеленого и ярко-зеленого. Солнце даровало растениями щедроты своей теплоты, а они отвечали на это дарами кристально чистого воздуха, которым сейчас наслаждался Алетэй. Немногие ценители этой красоты находились здесь, большинство предпочитало просиживать штаны до дыр в тесных аудиториях и столовых.

– А ведь правда, настоящая философия – это не то, что находится в аудитории, она находится здесь, среди растений, среди людей, среди животных, среди даже камней и рек. В одной капле воды больше философского, чем в любой академии наук и в любом университете на этой планете, – сказал учитель, находящийся за спиной Алетэя. Ал резко развернулся от неожиданности.

– Еще раз здравствуйте, – проговорил он.

– Привет. А ты меня радуешь, – сказал учитель.

Ал молчал. Он отвернулся от своего преподавателя и начал осматривать растения, которые существовали в этом прекрасном саду. Да, именно они и делали своим присутствием это место красивым. Учитель все понял и пошел гулять по саду дальше, чтобы не мешать Алетэю собирать ростки мудрости в природе. Растения – царство статичное, но прекрасное. Зеленый цвет успокаивает. А здесь он просто обволакивал посетителей. Он хватает людей и уносит их в мир необычайно красивого.

Алетэй ходил по саду, но вот планшет снова запищал. «Скоро занятие по философии древних времен». Ал пошел к лифту. Планшет указывал ему путь. Так вот ему и приходилось носиться по зданию от занятия к занятию.

После всех пар он пришел в комнату, где уже сидел Нон.

– Ты устал? – спросил Нон.

– Да, – ответил Алетэй.

Парни легли спать.

Однако, когда Ал покинул сад, Либертос остался и продолжил говорить сам с собой:

– Философия – это отношения с мудростью, это настоящая любовь, связанная с дружбой. Мудрость сама открывается нам, она не смыкается в себе, когда мы любим ее, она сама разговаривает с нами. Главное не лелеять ее в мыслях и не преображать, как обычно это делают влюбленные. Но вот она, моя возлюбленная мудрость, которая дышит светом этого мира. Она вся здесь. В этом саду. Это мой мир, который я знаю, который я обожаю. Он существует во мне и со мной. Философия питается любовью, а тот, кто не любит все это, как он вообще смеет называть себя философом?

Глава 8

Парни проснулись от звона планшетов. Опять столовая. Приняв душ и почистив зубы, они отправились есть. После снова начались пары. За полдня Алетэй побывал на всех предметах общего профиля. Однако с экономики Риады его отпустили раньше. Он отправился в сад.

Кристально чистое небо, зелень, все как всегда.

– Это начинает напоминать тюрьму, – подумал Ал. –Прекрасную, таинственную тюрьму, которая, подобно всему прекрасному и таинственному, удерживает тебя здесь, кует вокруг твоих рук оковы.

Нон тем временем сидел на занятии и записывал речи преподавателя. К слову, поскольку академия разрешала обучаться в ней только самым умным, то и отношение к ним было другое, нежели к студентам в университетах в обычных городах. Сама система подразумевала один лишь экзамен, который проверял все полученные знания. Это экзамен по специализации каждое полугодие. По нехитрым подсчетам можно вычислить, что каждый студент сдавал только восемь экзаменов, по той причине, что обучение длилось лишь четыре года. Основному учителю приходит набор вопросов, которые он может использовать, педагог должен задать вопросы по половине предметов, до того, как поставит свой решающий балл, а решающий балл выставляется от 1 до 100, притом, что все числа до двадцати – это плохо, и студента отправляют на пересдачу этого полугодия (детей привозят каждое полугодие). От двадцати до сорока – это результат троечника, а от сорока до семидесяти – это уже хороший результат. Выше — отличный. Если за три попытки студент не сдаст этот экзамен, то его выгоняют из Академии с позором. На самом деле его спускают на лифте на нижние этажи Риады, где каждый обречен на гибель.

Ал вернулся в академию на следующее занятие. Еще одна скучная пара. Он понимал, что эти знания не для него. Он знал, что был обычным человеком, что ему место в обычном университете в городе Антей, но он никак не мог это никому доказать. Планшет же писал, что отсюда можно выбраться только одним путем – закончить академию. Он сидел за партой и думал о том, что ему здесь не место. Эти основы философии он совершенно не понимал. Какие-то когнитивные процессы, трансцендентальное, имманентное… какие-то сложные объяснения, много слов, которые не имеют никакого значения. Преподаватель же говорил (к слову, это был не Либертос, а уже другой преподаватель, ведь это другой предмет):

– Трансцендентальное – это то, что связывает части содержания, находящиеся по разные стороны некого предела. Все всё поняли?

Группа дружно закивала головой. Преподаватель продолжил. Алетэй завидовал уму сидящих с ним студентов, он постоянно чувствовал себя глупее их, хотя в этот раз они ничего не поняли, а просто кивали головами, чтобы быстрее покинуть эту аудиторию. Но…

– Уважаемый преподаватель, я ничего не понял, – сказал Ал, вокруг послышались вздохи.

Преподаватель посмотрел на мальчика как на идиота, но после долгой паузы он пришел в себя.

– Ладно, я думаю, что стоит разъяснить вам эти два понятия. Есть понятие трансцендентность – оно означает преодоление границ. Выход, например, за границу собственного разума. То есть направленность из этого мира в мир другой и пересечение границы между этими двумя мирами. В некоторых вариантах эта трактовка принимается и так, что если мы проникаем в вещь, то у нее есть внутренняя, невидимая сущность, а есть видимая, являющаяся. Вот когда мы игнорируем являющуюся, а проникаем во внутреннюю, то это трансцендентность. А трансцендентальное – это то, что тоже подразумевает два мира, две границы, но объединяет их. Ведь как возможно постичь истину, удовлетворяясь только одной из ее сторон, будь то внутренняя или внешняя? Трансцендентальность – это природа объединяющая два мира, две реальности. Так понятнее?

– Если честно, то ничего не понятно, – ответил Ал.

– Вы издеваетесь? Ну ладно, трансцендентность – переход в другой мир, пересечение границы двух миров, понятий, либо чего-то там еще, а трансцендентальное – это то, что объединяет эти миры. Например, переход в рай – трансцендентность, ворота рая – трансцендентальность, – ответил недовольный педагог, его голова уже у самого лопалась от всего этого, но он объяснял.

– Так понятнее немного.

– Вы меня и расстроили и порадовали, обычно все кивают головами, а на экзамене сидят и молчат, – сказал преподаватель.

Занятие закончилось. Ал отправился в столовую. Поев, он посетил последнюю пару, на которой просто провалялся за партой.

Еще один день подошел к концу. Без специализации была вся неделя. Алетэй часто переспрашивал учителей на занятиях, они явно этого не ожидали. Им приходилось прерывать лекции и объяснять все так, чтобы это было понятно. Оказалось, что по одним и тем же вопросам у многих преподавателей были разные мнения. Например, один говорил, что трансцендентность – это выход к Богу, а другой, что это выход в мир материальных сил с помощью приборов и сознания, так же раздваивалась и трансцендентальность. Но просто подлежит замечанию такая разность мнений. Алетэй это заметил. Он подумал, что ничего не понял в этих определениях. Ал спрашивал преподавателей, которые сами не до конца в них разбирались, они ведь просто ученые. А ученые – это обычные люди, которые ведут свой специфический образ жизни.

Кто-то считает, что ученый не человек, а бездушный считыватель информации с книги природы, но эти люди ошибаются – это не так. Ученые – самые обычные люди. Точнее, самые обычные творческие люди. У них свои заблуждения, свои идеи, свое прошлое, настоящее, и даже в будущем они видят себя по-разному. Ни одно исследование не проходит без внесения доли своего собственного, своего творческого. Поэтому одни и те же вещи понимаются по-разному, из них выхватываются нужные идеи и запоминаются навсегда, когда ненужные части определений выбрасываются на свалку памяти, которая хоронит в себе идеи многих этапов жизни.

Всего-то люди, но они говорят, что то, что они познали – это истина в первой инстанции. Они заблуждают юных и неопытных, а те заблуждают других, а другие других, и так эта карусель крутится по кругу, пока мы не понимаем, что все, что мы узнали – это только наша личная фикция, но не все дорастают до того, чтобы это понимать. Наша личная воля видеть вселенную такой, какой мы ее наблюдаем. Это и есть мнение. Ученье – свет, а неучение – отсутствие света? Однако многие животные отлично себя ощущают и в темноте, да и многие слепые не заметят разницы. Не всегда наука добивается мнительных результатов и мнений, но почти все – это не достоверные факты, а искаженные человеческим духом выводы из имеющихся достоверных источников, либо из аксиом, что является абсолютно обманчивым априори. Чтобы не тяготить вас своей мнимостью, то приведу довольно простой пример. Человеку на голову упало яблоко, его осенило: «Господь мой Бог! Это всемирное тяготение!»; остальные узрели в этом огромную толику разумности, однако человечество до сих пор достоверно не раскрыло секрет падающего яблока, хотя учит своих детей тому, что яблоко падает по закону всемирного тяготения, но никак не по закону небесного отталкивания, который мог бы гласить то, что некоторая небесная субстанция давит на все тяжелые предметы, что и дает свойство яблоку падать на землю. Конечно, факт, который раскроет само воздействие частиц гравитонов, либо чего-то похожего на это, опровергнет данную теорию, но пока не найдено абсолютного факта этого закона, не странно ли утверждать перед нашими детьми, что этот закон работает? Вот и вся мнимость в одном флаконе. Таковы и многие научные решения, однако факт только в том, что яблоко падает, но никак не в том, что яблоко притягивается землей, конечно, вероятно это может оказаться именно так, но четких доказательств этой теории я не видел, кроме, безусловно, самого яблока.

Следующий день протянулся так же «весело». Вот и прошла неделя. Алетэй ехал в лифте, вместе с Лореми на сотый этаж. Их ожидала специализация. Ал иногда посматривал на девушку. Она казалась ему красивой. Он хотел с ней заговорить.

– Слушай, а мистер Либертос интересный человек, не правда ли? – поинтересовалась Лореми у единственного соседа по лифту.

– Да, он интересный, – ответил парень, посмотрев в сторону девушки, та смотрела на него и улыбалась. Ее улыбка делала жизнь ярче, только непонятно почему. Голубые глаза девушки смотрели на Ала.

– Он ведь принимает у нас экзамен? – спросила девушка.

– Я не знаю, – ответил парень.

– Жаль, а давай дружить, я Лореми.

– Алетэй, – ответил Ал холодно, но в душе его переполняло счастье.

– Ты забавный, – с улыбкой произнесла девушка.

– Я обычный, – ответил Ал.

– А я слышала, что каждый по-своему необычен, – она улыбнулась, он тоже не сдержался.

Они поднялись до последнего этажа. Их планшеты показали аудиторию, в которой будет проходить занятие. Алетэй подошел к двери и приложил свой планшет. Дверь открылась. Они вошли в аудиторию. Ал сел на первую парту, а Лореми села за ним.

За окном пикировали пернатые самолеты. Пулями они проходили сквозь воздушное пространство. Ветер уносил ввысь листья деревьев, но это все было намного ниже, на сотом этаже ничто не проявляло признаков жизни, только мертвый и бесконечный голубой космос неба и глаз Лореми.

Аудитория постепенно наполнялась. Время уже поджимало, и вот планшет показал, что занятие началось. Дверь открылась. Либертос молча вошел. Он подошел к доске, взял мел и начал писать. «Кто скажет хоть одно слово, того из вас я выгоню из аудитории. Соблюдайте тишину. Кто решит противиться моему решению, тот не сдаст экзамен». После этого учитель подошел к своему столу и сел на стул, сложив руки пирамидкой и облокотив голову на нее. Он начал наблюдать за всеми, кто сидел напротив него. Студенты не понимали странных правил педагога, но не подчиниться они не могли. Все молчали. Вилл Кратос очень много ерзал на стуле и никак не мог сосредоточиться, ведь ему хотелось спросить, что это за испытание? Сайман тоже еле сидел, его смешило лицо Вилла, который сидел сбоку. Он наблюдал за его напряжением и умилялся, так хотелось засмеяться, но Тайм был непоколебим этим жалким вызовом.

Либертос бесстыдно заглядывал ученикам в глаза, он искал в них мысли, а, может, просто ему было лень говорить. Но все молчали. В аудитории было тихо.

Студенты переглядывались, только Алетэй сидел тихо. Он закрыл глаза и начал вспоминать свою жизнь. Делать–то нечего. Снова он вспомнил родных и любимых. Свой любимый город.

А что такое философия? Не жизнь ли это? Не здесь ли она? Кто-то смотрит на философов, как на чудаков из другого мира, но он, философ, более, чем все остальные здесь. Быть здесь – это значит молчать и ощущать все, что вокруг тебя. Когда ты начинаешь говорить, то выпадаешь из себя, то открываешь пробку душевного шампанского, и душа изливается наружу, и ты уже не следишь за миром и за всем окружающим тебя. Либертос по этой причине и избрал данный метод преподавания. Точнее не метод, а прием. Он понимал, что разговаривать с самим собой и одновременно с природой можно только в тишине. Но прошу заметить, что природа – это не только все естественное, а вообще все существующее.

Вилл стал играться с планшетом. Либертос это увидел и показал на него рукой.

– Нет, я ниче… – сказал Вилл, но на половине фразы понял, что нарушил правила.

Учитель строго показал ему на дверь. Тот покинул аудиторию. Все грустно посмотрели на него. Дверь захлопнулась. Тишина снова завладела этими стенами и всем тем, что находилось внутри.

Время текло. Минута. Две. Три. Четыре. Гепта Партис не могла усидеть на стуле, ей хотелось что-то услышать, что-то сказать, куда-то убежать, но она не могла этого сделать. Она ерзала на стуле, но вдруг упала. Сайман Тайм засмеялся громко, как только мог. Либертос встал и показал сначала пальцами на обоих, а потом на дверь. Гепта, вставая, уже начала собираться. Двое студентов с грустным видом покинули аудиторию.

Время шло. Преподаватель не собирался сдаваться. И вот он встал и вышел из аудитории. Прошло лишь двадцать минут от начала пары.

– Более бесполезных занятий я не могла себе и представить, – сказала Ранти Тор и быстро вышла.

Амили Асперс подпрыгнула на месте.

– Чертов …, – ругнулась девушка и пошла, хлопнув дверью.

Все покинули аудиторию, хорошенько выругавшись. Только Алетэй и Лореми сидели на местах и молчали. Вдруг Ал тихо сказал:

– Не просто так он провел это занятие, а они взбесились.

– Им нужны знания, – сказала девушка.

– Да, но не все дело в знаниях, – ответил парень, – ведь важно правильно их получать.

– Да, это точно, мне тоже кажется, что не зря он это сделал, – проговорила девушка и улыбнулась.

Они отправились на остальные занятия. С этих пор Алетэй и Лореми были неразлучны.

Кто же такая эта Лореми? Девушка из нижнего города. Долгое время провела на улицах этого ужасного преступного места. Ей пришлось очень многое пережить. Дружба, предательство, злоба людей. Это знакомые ей слова, слишком знакомые. Много раз она останавливалась и думала, не зря ли прошла ее жизнь, но она всегда отвечала себе, что все бывшее ранее создало ее настоящую. Семья у нее была не самая бедная, жили они где-то под огромным островом. Редко ей удавалось полюбоваться солнечным светом. Хоть в школе она училась на тройки, но высчитывающая интеллект машина выдала значительные цифры. Ее удивление было бесконечным. Еще бы, почти четыреста баллов. Она любила смотреть фастбол и болела за некоторые команды.

Так же прошла и вся неделя. Все новички привыкли к законам Академии, а здесь все не сложно, тебе помогает планшет, а ты его слушаешься и оказываешься там, где надо, и у тебя есть то, что надо.

Лифт тянулся вверх бесконечно долго. Лореми и Алетэй снова ехали на специализацию. Они разговаривали, смеялись, улыбались, шутили и потом уже были на сотом этаже. В этот раз Лореми приложила планшет к двери. Они зашли и сели рядом, но не за одну парту. Со временем собралась вся аудитория. И зашел преподаватель. Не медля, он начал говорить:

– Боже, дети, прошлое занятии было необыкновенно важно для вашего понимания того, что такое философия, молчать добровольно – это часть философии, знать, но молчать, вот сколько будет два плюс два Вилл?

– Четыре, – ответил студент.

– Черт, – сказал Либертос, сделав разочарованное лицо, – ты должен был показать мне, что ты мудр и не отвечаешь на очевидные и глупые вопросы. А ты не сдержался снова.

– Но вы спросили меня.

– Это разве повод отвечать на глупый вопрос? Вот смотри, – сказал учитель, – Алетэй, центр Терры находится в центре Терры?

Ал усмехнулся и промолчал. Он ведь начинал понимать, чего добивается педагог.

– Вот видишь, ты должен понимать, когда над тобой издеваются, а когда следует говорить. Но хватит, – сказал Либертос и сел за свой стол. – Сегодня первое занятие посвященное философам. Я буду вам кратко о них рассказывать, а вы конспектируйте в свои тетради эту важную информацию. Первая тема: древние философы Риады и ее окрестностей. Первым философом может по праву считаться Селлаф Риадианский, он родился в десятом году до нашей эры, т.е. чуть раньше Кантиона Анимана, известного пророка зарождающегося города. Селлаф первый предположил, что все в мире едино. На мой взгляд – это самый главный шаг в философии, если не учитывать другой взгляд, что все раздельно. Так вот, Селлаф предположил, что вещество, которое соединяет вселенную – это вода. «Все есть вода!», восклицал он, и записывал это на таблички, к сожалению, прочие доказательства были утеряны, и мы сейчас вынуждены гадать, о чем же он думал, когда говорил, что все состоит из воды. У Селлафа было два младших современника, которых он называл своими учениками. Рднамискана Риадиансткий и Немискана Риадианский. Рднамискана предполагал, что есть первовещество, т.е. то, из которого все создается, но он его никак не называл. Мир, по его мнению, имел цилиндрическую форму. А первовещество было вечным, чем-то неприкосновенным, чем-то до воды, до огня, до всего, что может исчезать и появляться. Вечные стихии творят из вечного вещества нечто невечное, в итоге в вечный мир справедливости вторгается несправедливость и она разрушает все ломкое. Давайте здесь остановимся. Не думайте, что я рассказываю вам сказки. Если посмотреть на то, что говорят философы, то всегда можно найти нечто разумное, поскольку например, тут мы говорим о первовеществе, но ученые еще о нем не знают, им нравятся разрушимые атомы и так далее, но если что-то может уничтожаться, то оно способно откалывать от себя куски чего-то, а куски этого чего-то тоже части. Странно предполагать, что нет чего-то нерушимого.

В течение всего занятия преподаватель рассказывал о знаменитых философах, сделавших вклад в историю философии. Рассказывал он очень интересно, пока не дошел до Таркоса, жившего в сотом году нашей эры.

– Таркос – фигура легендарная, и все следующее занятие мне придется посвятить ему, до свидания, студенты, – сказав это, он вышел из аудитории.

Лореми и Алетэй долго собирались. Все снова покинули аудиторию раньше этой парочки.

– Лори, а давай пойдем в сад? – спросил Ал.

Девушка улыбнулась и ответила:

– Давай.

Они долго спускались на первый этаж, после этого добрались до сада. Сад был по-прежнему прекрасен. Маленькие и большие растения были отличным прибежищем для насекомых. Алетэй частенько замечал новые виды гусениц и прочих насекомых. В это время года настал час для появления бабочек, и сегодня они во всей своей разноцветной палитре летали по саду. Одни были огромными, с ладонь человека, а другие маленькие, еле-еле видные. Но красивы они были все. Особое внимание парочки привлек императорский махаон, как его называют биологи, либо просто король бабочек. Туловище его было с большой палец руки взрослого человека, а два крыла, каждое больше ладони того же взрослого человека, разукрашены в огненно-красный цвет, перемешиваясь с желтым и синими цветами. Императорский махаон вел себя очень царственно в обществе других бабочек, он расталкивал их, всегда прогонял их с самых больших цветков, которыми он только и мог насытиться. Лореми с умилением смотрела на царя всех большекрылых насекомых, но она напугала его, пытаясь погладить, и махаон полетел прочь. Лори расстроилась. Ал расстроился из-за того, что расстроилась девушка. Они стояли рядом друг с другом.

– Не печалься, может быть, мы его еще найдем, – сказал Алетэй.

– Я не расстроилась, – сказала девушка, – все хорошо.

– Мне не нравится голубое небо, – сказал Ал, посмотрев наверх, – у меня дома небо постоянно воюет с облаками за власть над всем простором, который находится над головами людей, иногда побеждает голубизна, иногда облака полностью закрывают все небесное пространство.

– Облака? – спросила Лореми, она ведь не видела облаков.

– Ты не видела облака?

– Никогда, я ведь родилась на нижних этажах Риады, я даже небо редко видела.

– Облака – это такие большие и белые. Они льют на землю дожди.

– Дожди?

– У вас и дождей никогда не было?

– Никогда, я только читала об этом в учебниках.

– Ты никогда не видела, как капельки воды падают с неба на землю? А снег видела?

– И снег не видела, – Лореми сделала очень грустное лицо, поскольку ее очень задевало ее прошлое, она постоянно думала, сожалеть или не сожалеть ей о нем, но в такие моменты ей было жалко, совершенно жалко, что у нее не было выбора увидеть дождь, снег, облака.

– Ты расстроилась?

Девушка обняла Алетэя, и тихим голосом попросила:

– Когда мы закончим Академию, то ты покажешь мне облака, и небо, и дождь, я хочу все знать о них, хочу видеть их, а не только читать в книжках.

– Ладно, – ответил Ал и сомкнул руки за ее спиной.

В таком положении они стояли несколько минут. Вдруг Лори начала говорить:

– Я думаю нам пора на занятия.

– Я тоже так думаю.

Они отправились на следующий предмет и теперь сели за одной партой. Неделя прошла без происшествий. Лореми и Алетэй все больше и больше проводили время вместе. Все снова собрались в кабинете философии, через неделю. Преподаватель был уже в аудитории и ждал, пока все придут, когда туда зашел последний человек, занятие началось, Либертос начал рассказывать:

– Таркос – гениальнейший из философов, одна из самых заметных фигур в нашей философии, учитель самого известного философа прошлого. Он не оставил ни одной работы в письменном виде, но зато о нем часто писали его ученики. Он впервые посмотрел на мир от всего того, что не принадлежит человеческой природе, а то есть бытия без человека, именно на человека. Он увидел человека в этой среде. Вы помните, я рассказывал вам про софистов, которые нещадно коверкали логические операции, чтобы добиться чего-то, что противоречило истине, иногда даже в корне. Таркос был главным соперником этих самых обманщиков. Он развил первое философское орудие против логики – это была диалектика. Основывалась она на диалоге, сам Таркос разговаривал с человеком и подводил его к истине, но вот в чем была забава, он не сам ему рассказывал эту истину, а просто собирал мозаику, части которой и предоставлял своему собеседнику. Его метод явно включал в себя мнения многих, поскольку он никогда не думал об абсолютной истинности, о которой философы задумаются позже, а думал о согласии, как истине. Если собеседник соглашается, и я не против, значит истинно. Много учеников ходило за ним по пятам. Они слушали его, внимали его мудрости, и одним из них был гениальнейший писатель Ноталп, который и раскрыл после Таркоса всю его систему, помимо этого развив и свою. Известные диалоги Ноталпа раскрывают все критерии бытия человека, от общества, до сущего как такового. Ноталп раскрыл вселенную как идею. И все в этой идее было подчиненно идеям. Душа – это идея человека. Ноталп много рассказывал обо всем, часто говорил о любви…

И так Либертос долго рассказывал о великом философе Ноталпе и о его диалогах, и в итоге он пришел к:

– Л’етотсира – тот, кто создал все науки, ученик Ноталпа. Он создал огромную систему всего, он раскрыл бытие, как нечто Божественное. Один из самых заметных философов на Терре. Он так же обсуждал любовь, дружбу, общество, но его система «Блага» и вселенной была замечательна, о ней я вам и расскажу. Все делится на форму и материю. Материя творима формой, а форма подвижна, но движется она из-за неподвижного Божественного, которое работает по принципу «Блага». Форма создает из материи то, что только можно себе представить, когда божественное узаконивает форму, ради блага. Все в этом мире существует ради блага. Поскольку благо – это все, для бога благо даже смерти и преступления, само движение – это благо, неподвижное существует ради подвижного, чтобы оно двигалось относительно неподвижности первого. Все понятно?

Все закивали головами. Только Алетэй пытался вдумываться в слова учителя, ему было сложно, он ничего не понимал в его словах, но в этот раз он промолчал. Либертос продолжал:

– Л’етотсира – основоположник ряда направлений, многие последующие философы подчинили свою мысль его мысли, и после уже только обсуждали работы этого гения, создавая свои маленькие домики в его огромном царстве философии. Но если заглянуть еще глубже, то можно увидеть огромную параллель Ноталпа и Л’етотсира, почти одни и те же вещи говорятся разными словами в их работах, что делает Ноталпа более давним и глубоким и все философские изыскания – это только обсуждения его работ, списки поправок, так сказать, но не сейчас, в современное время появились более оригинальные философы, которые обходят гениальность этой парочки стороной, ведь это очень важно, особенно когда пытаешься рассмотреть мир с разных граней, как делаю это я.

Долго он подводил итог своим изысканиям и вдруг остановился.

– Занятие объявляется законченным, можете быть свободны, – сказал учитель.

Все покинули аудиторию, Алетэй и Лореми собирались дольше всех, по своей незамысловатой традиции.

– Как вам лекция, – спросил учитель у двух студентов. Они обернулись.

– Отлично, – ответила Лореми, – мне понравилось.

– А я ничего не понял про Л’етотсира, мне показалось это сложным, – ответил Ал.

– Понятно, давай попробую сказать проще. Мир состоит из материи. Материя имеет форму. Стол имеет форму стола, стул стула, дерево дерева и.т.д. Эта форма не необоснованна, а ее создает Бог, он же неподвижен относительно всего, поэтому все движется вокруг него. А почему оно движется? Потому что это благо.

– Так понятнее, – ответил Алетэй, хотя он еще не особенно углубился в то, что ему сказали.

– Если что, то обращайся.

Лореми и Ал покинули аудиторию. Либертос остался один. Он сидел и думал. Точнее вспоминал. Столько воды утекло. Когда он был молодым преподавателем, тогда он только пытался создать свою собственную философскую систему. Он часто упоминал о ней на занятиях. Однажды у него появилась группа поклонников, которые переняли его взгляд на жизнь. А он заключался в абсолютном максимализме. Так вот, из этой группы людей он влюбился в одну девушку, которая понимала все, что он говорил именно так, как он и пытался это донести. Для него это было очень важно. У них начался роман, но из-за философского учения у девушки и у всей этой группы в академии появились проблемы, их навсегда вышвырнули с островов Риады в нижние районы, даже не утруждались с тем, чтобы отвезти их домой. Поскольку в верхней Риаде своя мобильная сеть, то они не смогли никак связаться с родными и с учителем. Либертос предполагал, что они все умерли.

Пустая аудитория. Множество воспоминаний. Парты, за которыми сидели те, кто не смеялся над его теорией. Сидели когда-то, но пропали навсегда. Нет воздуха в этом пустом месте, которое когда-то казалось полным. А все из-за него. Они просто поддались этому взгляду слишком сильно, они начали протестовать против ректората Академии, они думали, что смогут что-то изменить, они мечтали сделать лучше. Они видели в философии единственный предмет, который должен осваиваться всеми студентами данного учреждения в течение всех четырех лет, они верили, что нельзя держать людей в неведении.

Ведь философия – это не дисциплина, это осьминог с бесконечным размахом щупалец, которые дотягиваются до самого большого и самого малого, до самого открытого и самого сокрытого, до самого истинного и самого неистинного, он позволяет людям мыслить, а не пользоваться известными людскими шаблонами для жизни. Они понимали всю важность того, чтобы все люди свободно мыслили, а не надеялись на научные журналы, на свои мнения и прочие обманы человеческой культуры. Свободно мыслить – что это такое? То же самое, что и свободно плыть в море. Кто-то ограничен рамками своей дорожки в бассейне, он мчится от своих соперников, а кого-то догоняет, словно это все невообразимо важно, а кто-то не гонится за спортивными достижениями, в конце которых всегда находится борт. Ограничение – это главный признак человека, но человек не мыслит, он думает, что мыслит, но он попадает в свою собственную иллюзию, которая ограничивает все его движения. Человек – это пешка на поле мыслей, он не может свернуть, он может только идти и есть, только поеданием других предрассудков меняется мнение человека-пешки. Но человек в итоге может стать ферзем, слоном, ладьей, либо конем, и, что самое забавное, одни выбираю себе роль слонов и двигаются только по темным, либо только по светлым клеточкам, другой забавный момент – что кто-то берет себе в команду коня, этим он переступает через многое, он не может оказаться на некоторых важных клетках, его ход ограничен его способностью скакать, а вот когда человек становится ладьей, он невообразимо прямолинеен, хотя и может двигаться по всем линиям своего пройденного пешкой пути, но эта ладья никогда не свернет на диагональ. Самое разумное – это стать ферзем, которому и доступно само мышление. Мыслить возможно только в бесконечном океане всего существующего. Здесь и сейчас, не на бумаге, не головами известных авторов, а своими собственными. Скажите «нет» авторитетам. Они просто не плохой пример того, как можно мыслить, но поверьте мне на слово, они часто поддаются уловке своих собственных мнений и идут на поводу прошлых мыслящих людей. Так вот, они (студенты Либертоса) решили вернуть философии былую силу, как вдруг их выгнали из Академии. Это место было полно воспоминаний, и перед его глазами постоянно всплывали лица, которые раньше были милы его взору, те лица, которые он любил так же сильно, как и любил себя. Он дал им оружие, которое посчитали слишком опасным для того, чтобы оставить их учиться здесь.

Лореми и Алетэй смотрели фастбол весь вечер. Лори болела за любимую команду. И вот, нижне-риадианские платиновые драконы приняли бой от элитной команды Риады. Девушка болела за первую.

Драконы сегодня явно были в хорошем настроении. Сначала игра велась от ворот до ворот, команды забивали трехочковые, как вдруг драконы забили пятиочковый.

– Ура! – прокричала Лореми и обняла Алетэя.

Ал странно смотрел на девушку, она пригласила его смотреть матч, и куда-то выгнала свою соседку, теперь она вела себя очень и очень раскованно, что отпугивало парня. Однако она лезла к нему обниматься, постоянно нарывалась на тактильный контакт, и танцевала довольно-таки эротичные танцы при каждом голе своей команды.

Матч закончился победой драконов. Лореми взорвалась эмоциями встала и начала прыгать на месте, словно сумасшедшая, Алетэй тоже встал. Лори обняла Ала и поцеловала его. Когда поцелуй прекратился, девушка ответила:

– Я долго ждала этого момента.

Она начала целовать лицо и шею парня. На этом мы будем вынуждены покинуть парочку незадачливых любовников.

Лореми с первого взгляда полюбила Алетэя еще на первом занятии, когда он ответил, что «не знает» что такое философия. А Ал и так был без ума от Лори. Он боготворил каждый ее жест. Он отличал ее от остальных даже в самом начале их знакомства. Каждый новый день усиливал его чувства к девушке. Его дружба переросла в любовь.

Проснулись они на утро в одной кровати. Планшеты звенели, словно сумасшедшие. Скоро начнутся занятия. Парочка побежала в столовую. На всех парах они сидели постоянно вместе. На переменах разговаривали и рассказывали друг другу про свои жизни. Гуляя, однажды, по пустым коридорам, Лореми спросила:

– А от чего умер твой отец?

– Я не хочу об этом говорить, – Ал сделал серьезное лицо.

– Прости, я не хотела сделать тебе больно.

Неделя летела с невероятной скоростью. Алетэй и его девушка все больше и больше времени проводили друг с другом.

Так прошел месяц. Далее прошел второй месяц, третий… и вот наступил день перед экзаменом. Либертос преподал море материала. Лореми прогнала Алетэя и сказала, что ей и ему нужно целый день учить, учить и учить, чем подростки и занимались, чтобы сдать общий экзамен. Целый день парочка отдельно друг от друга учила различные предметы. Нон весь день ничего не учил, ведь девушку за учебный год он не нашел, поэтому знал весь материал во всей его широте. На самом деле, редко я встречал людей, которые находят свою любовь, обычно любовь их настигает самостоятельно.

Утро. Планшеты звенят. Пробегая мимо комнаты Лореми, Алетэй поцеловал ее, схватил ее за руку, и они побежали в столовую. Поев, они помчались наверх. Лореми открыла аудиторию, где планировалась сдача экзамена. Они вошли. После Ал и Лори начали повторять материал за все полугодие. Вся группа медленно собиралась в аудитории.

Либертос открыл дверь. Медленным шагом с мрачным видом он прошел к столу и сел. Тихим голосом он начал говорить:

– Вот мы и встретились. Сегодня нас ожидает важное испытание. Все что я могу сказать, что тройки я поставлю всем. Но чтобы ответить на пятерку, то вам придется постараться. Так вот, прошу вас отвечать максимально кратко.

Преподаватель начал рыться в планшете. Его учительский планшет настроился на волну планшетов всех сидящих в аудитории. Все планшеты перешли в режим экзамена. Ничего с них нельзя было списать, на них только было место для оценки.

– Алисия Когнитус, прошу вас, сядьте напротив меня.

Девушка встала с планшетом и стала медленно подходить к столу учителя, словно она подкрадывалась к спящему тигру, который может в любой момент проснуться и съесть ее. Девушка заняла свое место. Учитель спросил:

– Что такое философия?

– Философия – это… – она начала вспоминать все определения, которые давал им Либертос… – философия – это наука…

– Хватит, – прервал ее Мистер Верба, она испугалась, что он поставит ей тройку и занервничала, – что ты можешь сказать о философии Норрипа?

– Я помню, сейчас, – сказала девушка, она начала вспоминать все, что связанно с этим человеком, – Норрип был скептиком, он отрицал все.

– Нет, он не отрицал все.

– Он отрицал возможность того, что что-то можно было познать.

– Да. Что такое айперон?

– Первовещество.

– Молодец, согласна на семьдесят баллов?

– Да.

Преподаватель поставил ее баллы в планшет и подписался.

– Можешь идти и отдыхать, удачных каникул.

Девушка выбежала из аудитории. Она была счастлива.

– Ирвин Спаркс, прошу вас к столу.

Ирвин сел за стол перед преподавателем.

– Что такое онтология?

– Онтология – это отрасль философии, касающаяся основ бытия.

– Похоже на правду, а теперь своими словами.

– Эм, эм… – пробормотал парень.

– Так, экономика, что такое предприятие?

– Я не помню… вроде – это фабрика.

– Согласен на тройку?

– Да.

Еще один человек вышел из аудитории.

– Амили Асперс.

Девушка села за стол.

– Как наука относится к философии?

– Философия – это отрасль науки.

– Стоп, дальше, что такое трансцендентное и трансцендентальное?

– Не знаю, забыла, – расстроившись, сказала девушка.

– Кто говорил, что все в мире – это идея?

– Ноталп.

– Сколько текстов написал Таркос?

– Ни одного, он не писал, а только говорил.

– На тройку согласна?

– Нет.

– Нитолп был продолжателем идей … ?

– Таркоса.

– Правильно. Шестьдесят пять?

– Согласна.

Девушка отдала свой планшет, и преподаватель поставил оценку. Девушка покинула аудиторию.

– Сайман Тайм.

Сайман сел за стол и сказал:

– Здравствуйте.

– Селаф – это?

– Отец философии, философ, говорил, что все это вода и то, что все едино…

– Что такое этика?

– Отрасль философии, которая обсуждает вопросы поведения человека и отношения его к жизни.

– Почти. Назови имя известного ученика Селафа.

– Рднамискана.

– Согласен на отлично?

– Конечно.

Либертос проставил баллы, студент вышел из аудитории.

– Ранти Тор.

Девушка села за стол.

– Что такое философия?

– Я не могу ответить.

– Что такое наука?

– Способ абсолютного познания мира.

– Согласна на тройку?

– Нет.

– Рогафип говорил, что …?

– Что все состоит из чисел.

– Почти. Сколько будет два плюс два?

– Четыре, – автоматически ответила девушка, а преподаватель улыбнулся.

– Ставлю три.

Девушка протянула планшет. Преподаватель поставил оценку. Она покинула аудиторию.

– Гепта Партис.

Девушка села за парту. Учитель начал задавать свои вопросы:

– Два плюс два.

Девушка молчала. Преподаватель посмотрел на девушку и улыбнулся.

– Согласна на пятерку?

– Конечно.

Либертос поставил девушке экзамен. Девушка собралась и ушла. Все сидящие обомлели. Еще бы, за молчание можно было получить пять баллов. Где это вообще видано?

– Инди Тео!

Она села за стол перед преподавателем.

– Что такое философия?

– Поиск Бога в эт…

– Хватит. Что думал о бытие Тилкарег?

– Он думал, что вселенная развивается циклично, и все рождается из огня и снова погружается в него. Все есть огонь.

– Нормально. Согласна на четыре?

– Да.

Преподаватель поставил оценку. Девушка вышла из аудитории.

– Вилл Кратос.

Вилл вышел к столу и сел. Либертос спросил:

– Кто такой Тиркомед?

– Философ атомист. Он предполагал, что все состоит из атомов задолго до науки. Он выдвинул ряд свойств атомов.

– Какие же свойства?

– Атомы находятся в пустоте, они неделимы,

– Похоже. Так что такое наука?

– Наверное, отрасль философии.

– Знаешь что? твое мнение сходится с моим, ставлю «пять».

Вилл Кратос получил свою оценку и пошел к лифту. Преподаватель сказал:

– Идеа Меланхис, прошу вас.

Девушка села за стол.

– Подумайте, что такое бытие.

– Я думаю, что это набор идей. Множество идей парит в воздухе и составляет людей, предметы, все вкруг.

– Что такое философия?

– Это дисциплина…

– Стоп… Кто утверждал, что первовещество – это воздух?

– Немискана.

– Согласна на четыре?

Девушка кивнула головой. Преподаватель поставил ей оценку. Она покинула аудиторию.

– Освал Риле.

Парень сел за стол.

– Как ты думаешь, возможно познать вселенную?

– Думаю, что нет.

– Кто в этом мире человек.

– Унылое и безнадежное существо, которое не достойно того, чтобы обитать на этой планете…

–Хватит, мне хватает «позитива» моих коллег, философов. Что такое философия?

– Возможность убедиться в том, что мир непознаваем.

– А вы не меняетесь. Вроде заучиваете новую информацию, а умнее ни на грош не становитесь, – расстроившись, ответил преподаватель, – тройка устроит?

– Вполне.

Либертос поставил парню тройку, тот забрал планшет и направился отдыхать.

– Интро Апатис, прошу вас.

Интро сел напротив учителя.

– Четыре закона логики?

– Закон тождества, непротиворечия, исключения третьего и закон достаточного основания.

– Что такое закон исключения третьего?

– При двух суждениях, которые противоречат друг другу и относятся к чему-то одному правильно лишь одно, а другое ложно.

– Правильно. Закон тождества.

– Нельзя различные мысли принимать за тождественные.

– Почти. Закон непротиворечия?

– Закон говорит об отсутствии противоречии при доказательстве чего-либо.

– На пять согласен?

– Согласен, конечно же, – сказал парень, протянув планшет.

Он покинул аудиторию после того, как Либертос поставил ему оценку.

– Софис Бриг.

– Я здесь, – сказал парень, он встал и подошел к преподавателю, после сел за стол.

– Что такое философия?

– Ну, я думаю, что это истинное облачение сущности логической обработки истинного бытия.

– Как мудро, только слова мало связанны.

– Философия – это то, чем занимаются философы?

– Ближе, но нет, что ты скажешь о логическом законе достаточного основания?

– Ну, этот закон, закон очень важный, я бы даже сказал, что он основополагающий…

– Тройка.

– Хорошо.

Преподаватель поставил оценку, и Софис покинул аудиторию. Либертос тяжело вздохнул, в его глазах было разочарование.

– Лореми Минд.

Девушка улыбнулась Алетэю и пошла к учителю, она села за стол, он начал ее спрашивать:

– Что такое эстетика?

– Часть философии, посвященная определению прекрасного в мире, – ответила девушка.

– Что такое метемпсихоз?

– Не переселение ли душ после смерти? – с иронией спросила Лореми.

– Что такое метафизика?

– Часть философии о познании Божественного, трансцендентального начала мира, которое начал Л’етотсира.

– Почти. На чем основывается утверждение Динемрапа о том, что все в мире неподвижно?

– Ну, все просто, бытие есть а не-бытия нет. Все едино. Следовательно, неразрывно, а нечто неразрывное не может быть движимым.

– Почти. Согласна на «пять»?

– Конечно, – сказала Лореми, ее переполняла радость. Она подала преподавателю свой планшет, он поставил оценку и роспись, девушка чуть ли не прыгала от счастья. Она сдала свой первый экзамен. После того, как преподаватель отдал ей планшет, она выбежала из аудитории, ждать Алетэя.

В зале стало тихо. Преподаватель сидел за своим столом и молчал, а Ал сидел за своей партой. Либертос посмотрел на него, парень понял, что нужно встать и сдать экзамен. Он надеялся, что учитель не поставит ему ниже тройки, он ведь готовился. Студент встал и медленным шагом направился к столу, напротив которого сидел преподаватель. Ал приземлился на стул и с надеждой смотрел на философа, тот скорчил довольно милое лицо, и сказал:

– Я задам один вопрос, на который ты должен будешь ответить как можно более полно.

Алетэй серьезно смотрел на преподавателя. С языка того сорвался вопрос:

– Что такое философия?

Алетэй молчал, он молчал минуту, а преподаватель смотрел на него с надеждой, он надеялся услышать хоть один нормальный и здоровый ответ на его вопрос. Что же такое философия? Алетэй думал и думал, но вот тишина оборвалась:

– Я, кажется, знаю, что это такое.

– Так отвечай, – сказал ему мистер Верба.

– Философия – это не наука, точно не наука. Так же она не религия, и стоит она с ними на разных ступенях. И религия, и наука – они стали сами собой из-за философии. Никто не знает, когда люди впервые начали философствовать, но самое главное, никто не знает, как глубока философия в своем корне. Здесь дают это понять. Философия… не знаю, как объяснить. Может лучше сказать синоним из двух слов? Касающаяся всего. Касающаяся даже того, чего в принципе существовать не может. Философия – это то, что находится между бытием и нами – это то, что объединяет наши миры, наши вселенные. Философия безграничнее вселенной, так как она может описывать вселенную, а может просто придумать новую, что делает ее более массивной. Философия – это источник всего, что человек знает на данный момент, это то, что стоит прежде познания, это сам процесс познания. Философия – это сама мысль, только это не мысль, а мышление как процесс. Нечто постоянно движущееся. Философия – мать человека, человек без философии – это животное, грязное и примитивное. Но даже те, кто не признают философию, пользуются ее изысканиями, подстраивают жизнь под ее этику, списывает для себя ее эстетику, понимает мир по ее законам, да вообще, все, что делает человек, пропитано философией, но не все мыслят, а многие просто принимают то, что дано им прошлым, а прошлое богато. Все же я прихожу к тому, что философия – это вся широта мысли, и даже не мысли… Это орел истины, который своим размахом накрывает целые поколения, целые человечества. Я думаю так, не важно, что вы мне скажите, главное, что я решил для себя воспринимать философию не как игру, а как нечто абсолютное, нечто сильное, нечто настоящее в этом мире иллюзий. Философия – это все.

Либертос смотрел на мальчика. Прошла минута. Они сидели тихо и искали друг у друга что-то в глазах. Учитель взял планшет и поставил баллы, а после встал и положил его на стол Алетэя. Ал взял планшет и увидел, что на экране сто баллов.

– Спасибо тебе за твой ответ, мне нужно над ним подумать, – сказал учитель и ушел из аудитории. Вдруг вошла Лореми и расспросила парня о том, что здесь было. Он скромно и кратко все рассказал.

На экзамен только не явился Андре Лайт, но это уже совсем другая история, он остался на второй год.

Парочка отправилась праздновать сдачу экзамена в комнату к Лори. Все были счастливы, только Либертос плакал в своей комнате. Перед его глазами летали духи прошлого. Он узнавал в новых учениках, своих старых студентов, которые подверглись его авторитарности и были выкинуты в жестокий мир нижней Риады. Алэтей, кстати, очень сильно напоминал мужчине его самого. Он чувствовал глубокую связь и параллель между собой и этим юношей.

Глава 9

Каникулы прошли довольно весело. Академия умела веселить своих подопечных.

Новое учебное полугодие приближалось большими шагами. И вот, снова пришлось вернуться за парты. Группа Либертоса сидела в аудитории, а сам преподаватель ходил из стороны в сторону и объявлял серьезным голосом:

– Это полугодие по нашему предмету будет посвящено следующему времени, а точнее средневековью. Вам придется поспорить о таких личностях, которые возникли от воздействия на массовую культуру Кантиона Анимана. Надеюсь, вы все знакомы с этим святым, написавшим «Писание». Статистика сейчас уверяет, что тридцать процентов людей верят в Бога, а это значит, что даже сегодня есть подверженные его мнению. Помимо этого, у вас будет множество предметов, которые я сам не веду, но на итоговом экзамене буду обязан вас спросить. Прошу не забывать многие обстоятельства, поскольку я и их буду спрашивать. Вопрос: «что такое философия?» остается в силе, пока вы мне на него нормально не ответите, то вы отсюда не выйдите никогда, а будете вращаться в этом бесконечном и скучном круге, пока ответ всецело мне не понравится. Так же я вас всех поздравляю, что вы перешли на следующее полугодие. Начнем занятие, я даю вам тему для спора. Правила спора. Чтобы начать говорить нужно: поднять руку, после я должен показать на поднявшего руку ладонью, либо кивнуть ему, только тогда он может говорить; те, кто нарушат эти святые правила, больше тройки на экзамене не получат. Тема: хорошо ли быть добрым. На этом я отхожу в сторону и больше не говорю ни слова.

Инди подняла руку, преподаватель разрешил ей начать говорить:

– Я думаю, что это хорошо, поскольку Бог создал людей и мир добрыми, они в глубине своей добры.

Руку поднял Софис Бриг (чтобы не повторять это описание огромное количество раз, я сокращу все эти действия до имен и фраз, произнесенных этими людьми, но данное правило действует лишь на споры):

– А что такое хорошо? Хорошо здесь и хорошо там? Что такое добро, ведь одно добро может быть злом для другого добра?

Инди:

– Мир добр в корне и добро – это все, чему благоволит Бог, т.е. все, что происходит.

Софис:

– Т.е. и убийства – это тоже добро, и воровство, и злые люди?

Инди:

– Нет, в них просто мало Бога.

Софис:

– Тогда почему это «мало Бога» делает одним хорошо, а другим делает плохо?

Инди:

– Потому… потому, ну потому, что Бог так сделал!

Софис:

– Зачем?

Инди:

– Не знаю.

Амили Асперс:

– Так я думаю, что нет Бога, а добро установило человечество, оно нужно для того, чтобы всем было хорошо.

Софис:

– Тогда почему хорошо не всем? Когда всем хорошо?

Амили:

– Потому… ну, в общем, ты со своими вопросами не прав, люди просто выражают пользу для большинства, поэтому им хорошо, остальные – это так, болезненные индивиды, такие как ты.

Ранти Тор:

– Поддерживаю Амили, она права.

Софис:

– Так вот, смотрите, кто-то добрый, но он нервирует кого-то злого, тем самым делает ему зло своей добротой. Для кого-то добро – это не хорошо.

Ирвин:

– Нет, то, что говорят девушки, то истинно.

Сайман:

– По логике Софис прав, кстати,

Гепта:

– Добро не может быть плохим! Поэтому его и называют добром!

Вилл Кратос:

– Ваш детский взгляд меня нервирует, добро должно быть с кулаками, а, следовательно, и делать всем плохо, детишки!

Либертос:

– Старайтесь спорить без оскорблений.

Освал Риле:

– Да какая разница, просто принято так, что добро хорошее, а зло плохое, они почти синонимы.

Лореми:

– Плохо и хорошо может быть для разного, например, что для тела хорошо, иногда плохо для души и наоборот, например, для души хорошо думать, а тело от этого страдает малоподвижностью, ведь с большой подвижностью думать не удается.

Гепта:

– А добро и благо обозначает один знак!

Идеа:

– А Ноталп говорил, что добро это благо!

Софис:

– Так почему добро – это хорошо, если это не всегда так? Ведь множество примеров того, как человек творит добро, но делает только хуже, или добро по глупости – это зло?

Инди:

– Бог создал все таким, хватит нести чушь!

Софис:

– Бог вообще есть?

Инди:

– Он есть, достоверно!

Ранти:

– Этика говорит, что добро – это хорошо. А этика – это наука, а против науки не стоит идти.

Софис:

– Так почему не стоит идти против науки?

Ранти:

– Она абсолютна, а ты ребенок, который жизни не знает.

Либертос:

– Да сколько можно, хватит превращать спор в базар. Продолжайте.

Софис:

– Докажите мне абсолютность науки или Бога.

Инди:

– Бог не требует доказательств из-за своей абсолютности.

Ранти:

– Бога нет, зато науке уже более трехсот лет и она вывела нас на такие вершины прогресса, мы стоим наверху, лишь из-за науки, наука нас спасает, делает нас людьми, облагораживает. Нужно отдавать ей должное.

Вилл:

– Наука ничто, и религия ничто – это все просто одна сплошная воля, воля быть всезнающим, науке нужны были ограничения лишь для того, чтобы сделать религию необоснованной!

Либертос:

– По теме, пожалуйста.

Софис:

– Они не отвечают на мои вопросы.

Алетэй:

– Я считаю, что все это лишь человеческие заблуждения, вы слышали уже много мнений людей, да ведь? Они сами не способны отличить добро от зла, зло от добра, они думают, что они правы, и сами в себе создают зло, добро, все мерки, которыми они измеряют этот мир, они создают в себе целые фантазии по поводу того, каким должно быть добро, кто-то воспринимает это иначе и не хочет видеть добра, это все просто и объяснимо. Одно и тоже действие в разных ситуациях ведет к разным результатам. Даже сказанное в нужное время слово может и положительно и негативно повлиять на людей, но это их предрассудки, понимаете? Это просто их персональные первоустановки, как у компьютера операционная система, как тот же калькулятор, который, например, даже не может рассчитать десятичные значения цифр, т.е. даже математика не абсолютна, она тоже полна предрассудков. Если бы мы дорожили половинками, то единицей мы могли бы называть половину.

Софис:

– Поддерживаю. В свое время меня увлекли софизмы, но софизмы суть знания критики, возможность победить даже в самом проигрышном логическом бою, поэтому я их и ценю.

Алисия:

– Это все ерун…

Либертос:

– Остановитесь, – сказал учитель, – вы молодцы, в итоге спор пришел к логическому завершению. Можете разойтись и подумать над всем сказанным.

Все разошлись. Алетэй и Лореми отправились в комнату к Алу. Они там пробыли до прихода Нона.

Все последующие занятия у Либертоса проходили в том же стиле, но иногда он читал лекции.

Тем временем огромная тень пробиралась в город Антей. Арест Намен был выпущен из плена, он был живой, но у него осталось множество шрамов на теле. На деле он просидел в плену неделю, после чего долго восстанавливался, а известить родных о том, что он жив никто не решился. Он ехал на военном джипе к дому, где жила Нобили и ее отец, Медиус. Он ехал очень не аккуратно, подрезал всех на дороге, толкал машины, избивал выходящих разобраться мужчин на светофорах.

Что было в плену? Террористы его особо не пытали. Но и не кормили, просто держали как заложника, чтобы иметь защиту, при нападении армии Риады на их базу. Однако отряд спецназа освободил незадачливого пленника и всех, кто умудрился попасть в плен к этим злым людям. От голода у мужчины возникли проблемы с головой, а, может, они появились и из-за того, что его несколько раз ударили по голове прикладом автомата, а, может, из-за того, что его пытали различными методами, хоть не слишком интенсивно, но ему было больно. Его тело и лицо были покрыты шрамами.

Арест приехал домой к вдове Намен и постучался в дверь. Он долго вычислял то, где она жила после того, как его брат разбился. Дождь хлестал своей водяной плетью темно-серый и истекающий кровью асфальт. Арест стучал и стучал, чтобы его услышали, но никто долго не выходил.

Нобили встала сегодня впервые с той ноги, с которой нужно вставать счастливой женщине. В соседней комнате спал ребенок, ее единственная отрада. Она утешала себя мыслью, что один ее сын гений, и что он сейчас зарабатывает славу в самом лучшем городе в мире, но только эти ее мечты сменялись материнской ревностью. Вернувшись домой, после удачного рабочего дня, женщина принялась принимать ванную. Как вдруг услышала стук. Этот стук ее немного напугал. Она встала, обвязалась полотенцем, и пошла вниз.

Медиус играл сам с собой в шахматы и никого в гости не ждал, он обдумывал очередной ход, но вдруг раздался стук. Он долго пытался сосредоточиться, чтобы сделать этот ход, но у него не получалось и он медленно встал и пошел открывать дверь.

Нобили добралась до двери первая, она открыла ее медленно, но вдруг увидела огромного мужчину на входе, и попыталась закрыться, но тот подставил руку в щель и проник в комнату, опрокинув женщину. За спиной ее находился отец, который направился в соседнюю комнату.

– Эй, старик, ты куда пошел? – сказал Арест, приближаясь к Медиусу.

– Никуда, – оборачиваясь, произнес отец Нобили, но одним ударом он был выбит, словно пробки в электросети. Старик потерял сознание.

– Папа, – крикнула женщина. Гигант повернулся и посмотрел на ее тело, которое соблазнительно было обвито полотенцем.

В этот раз он добился того, чего пытался достичь той злополучной для него ночью. Уходя из дома, он сказал Нобили, которая плакала так, как не плакала, когда умер ее муж:

– Я найду твоего сына и сделаю его настоящим мужчиной.

Арест покинул Антей с фотографией Алетэя, и теперь его было бесполезно искать. Он поехал в Риаду, чтобы найти парня и воспитать его, поскольку считал, что его брат и его дешевая женщина неспособны воспитать мужчину. Он узнал огромное количество информации о Але. Теперь ему только нужно было попасть на верхние этажи Риады.

Аудитория философии, Либертос говорит очередную вступительную речь, и снова назначает спор:

– Тема сегодняшнего спора: есть ли истина? Начинайте.

Гепта:

– Я думаю, что у каждого своя истина.

Освал:

– Если у каждого своя истина, то все эти истины не истинны, а. следовательно, вы не правы и истины не существует вообще, а если она и существует, то ее невозможно постичь, потому что мы искажаем весь мир нашими восприятиями и все обман.

Гепта:

– Если у каждого своя истина, то у каждого своя истина – ни больше, ни меньше, понимаешь?

Сайман:

– Истина не тождественна неистине, поэтому взгляд Освала вторичен и ошибочен.

Инди:

– Нет, истина только одна и это Бог!

Ранти:

– Истина одна и это наука!

Инди:

– Бог!

Ранти:

– Наука!

Инди:

– Да твоя наука – это сборище твердолобых еретиков, которые ничего и никогда не познают, они только смотрят в свои микроскопы, проводят свои недостоверные опыты и так далее, тем более все слуги науки – это обычные люди, никого выдающегося!

Ранти:

– Это твой Бог – бесполезная штука, которую невозможно познать и использовать, а вот наука имеет практическое применение.

Инди:

– Ты говоришь про микроволновку?

Ранти:

– Я говорю о том, что все, что ты сейчас имеешь – это заслуги науки.

Инди:

– Все, кроме души.

Ранти:

– Ахах, души вообще не существует!

Инди:

– Существует, еще как!

Либертос:

– Доказывайте свою точку зрения реальными доводами.

Ранти:

– Души не существует, поскольку она не была обнаружена учеными во время опытов, которые проводились над людьми в течение долгих лет. Это очень важно. Так же наука почти доказала, что даже мышление – это лишь определенная комбинация нейронов, точнее за это отвечает отдельный отдел коры полушарий головного мозга.

Инди:

– Может быть, ты и есть определенная комбинация «нейронов», и прочей научной дребедени, а я вот душевный человек, умею писать стихи и не знаю, как это можно делать нейронами, я умею думать, а как это можно делать нейронами? Как все это происходит?

Ранти:

– Напрягается кора больших полушарий мозга в определенных местах и человек думает и пишет стихи, в мозге человека располагаются специальные места, для того, чтобы создавать подобные вещи посредством нейронной деятельности.

Инди:

– Но это глупость! Ты ничего не объяснила.

Ранти:

– Ты тоже ничего не доказала.

Освал:

– Вот видите, наличие и отсутствие Бога недоказуемы!

Вилл:

– Еще как доказуема истина, только голову нужно на плечах нормальную иметь.

Интро:

– Я считаю, так же как и Вилл, главное ведь то, как все воспринимает человек, а человек искажает истину, так почему нам не пройти сквозь искажение? Почему невозможно разумом постичь истину? Да не почему.

Либертос:

– Алетэй, что думаешь?

Алетэй:

– Думаю, что это все сложно и дать достоверный ответ на счет истины нельзя, поскольку ни наука, ни религии не доказывают своих аксиом, а исходят из одного. Так же недоказуема непознаваемость истины, ведь если не пытаться познать что-то, то конечно никто ничего не познает и все агностики будут правы, и мы никогда не узнаем, можно ли было это познать. Мнений всегда много, но истина одна, в этом я уверен. Истина – это все, и она делится на грани. Граней очень много, невообразимо много, но они не существуют, я сам их придумал, чтобы удобнее было ориентироваться во всем этом многообразии. Поэтому я думаю, что нужно пытаться все доказать и никогда ничему не верить и не поклоняться, как сейчас люди это делают перед наукой, которая имеет свои недочеты, причем вполне существенные, настолько существенные, что порой кажется, что она создана только для практического применения, хотя и содержит ряд метафизических гипотез. Не стоит считать, что каждый думает, что все на свете правда, это только грань истины, но грань истины – это также и ложь. Вот что я думаю.

Инди:

– Набор слов.

Ранти:

– Ага, редкий бред.

Софис:

– Тогда ответьте мне, почему наука не узнала еще, есть ли бог или его нет?

Ранти:

– Она знает, что Бога нет.

Софис:

– Ты же сказала, что он недоказуем, следовательно, он может и быть и не быть

Ранти:

– Не придирайся к словам, мы знаем, что Бога нет.

Инди:

– А вот мы ничего не знаем!

Софис:

– Инди, так почему бог то есть?

Инди:

– Так написано в «Писании», а там ни слова не наврали!

Софис:

– Тогда почему наука опередила церковь в узнавании многих простых и прописных бытийных истины?

Инди:

– Наука – это бездушие, а люди бога – они не могут не развивать свою святую душу!

Софис:

– Алетэй вас победил, вы ничего не говорите, кроме общих фраз. Я пытался вам помочь, но смотрите. У человека есть душа. Она сложная, а человек тоже не простой, все в мире очень сложное, это все мог только кто-то создать. Вполне. Но вот, если представить, что мир развивался постепенно, то сразу думаешь, что права наука. А человек просто очень сложное отражение вселенной в самой себе.

Инди:

– Хватит разводить софистику!

Ранти:

– Точно! Прекрати!

Либертос:

– Почему вы затыкаете ему рот? Дайте человеку слово.

Спор длился долгое время, и никто не мог его остановить. В итоге спорщики опять не пришли к единому решению.

В этот же день Арест убил одного из людей в черных костюмах, когда тот ехал к пункту, где проверялся интеллект школьников. Здоровяк забрал его костюм. Благо ему попался не менее большой человек, чем он сам. Подняться наверх было не тяжело. Наверху, уже в Академии, Арест пробрался в зал, откуда велась слежка за всеми планшетами. Он разобрался со всей технической системой Академии, прежде, чем туда сунуться. Солдат свернул шею тому, кто сидел за компьютером и следил за студентами, и сам получил доступ ко всему зданию. Он узнал, в каком номере живет его племянник, после узнал, где он находится, а Алетэй в это время был на занятии по философии, где и проходил тот самый спор. Арест выжидал.

Либертос отпустил всех своих студентов. Алетэй и Лореми отправились в комнату к девушке, они спустились на лифте. Вояка увидел движение своей цели, но он не торопился. Он изучал движение парня по корпусам Академии.

Небесная голубая пустота заполоняла огромные пространства над головой здания. Голубое сплошное ничто, которое постоянно предвещает нечто ужасное, например, экзамены, но сейчас это не то злое небо, а еще злее. Холодное царство голубой пустоты, бесконечность ничтожества и беспечность судьбы.

Арест проследил за движением мальчика, и когда тот остановился в комнате Лореми, тогда дядя решил отправиться на встречу со своим племянником. Быстро передвигаясь по этажам, здоровяк достиг нужной комнаты, и постучался в дверь своими сильными руками. Лори открыла дверь, он оттолкнул девочку, которая ударилась головой об стену и упала в обморок. Алетэй бросился на помощь, но мужчина схватил его одной рукой за шею.

– Здравствуй, племянник, – сказал Арест тихим голосом. Его взгляд горел одновременно и неким положительным чувством и презрением к сыну своего брата.

– Кто ты? – еле сумел пробормотать мальчик.

Кинув парня на пол, гигант ответил:

– Я Арест Намен, твой дядя.

– Зачем ты пришел? – подавленно спросил у дяди племянник.

– Я пришел забрать тебя из этого места, здесь тебя не вырастят мужчиной, – произнес великан грубым тоном.

Арест закинул мальчика на плечо и понес его к лифту. Ал кричал и бил огромного тролля по спине, но это неуправляемое чудовище не чувствовало боли от таких незначительных ударов. Со времен своего первого появления, он вырос значительно. Мышцы на его руках чуть ли не рвали одежду, спина была твердая и напряженная, а от напряжения она казалась металлической, словно была покрыта толстым, пятисантиметровым слоем стали. Если по пути кто-то из людей в черных костюмах пытался вмешаться, то он просто одним взмахом руки отшвыривал их в стороны, так что они теряли сознание. Арест добрался до лифта и направился на первый этаж. Кто-то, однако, успел доложить о том, что некий гигант похищает детей из общежития. У входа довольно быстро выстроилась дуга из полицейских, которые направили пистолеты на единственный выход. По всему зданию объявили тревогу. Студентам приказали сидеть в комнатах и аудиториях, и не вылезать наружу. Арест вышел на втором этаже и посмотрел вниз, он увидел дугу сосредоточенных на входе полицейских. Вояка поехал ниже, на первый. Как только дверь лифта чуть-чуть приоткрылась, из рук Ареста вылетела дымовая шашка. Полицейские помнили, что у преступника в руках заложник и не торопились стрелять. Из завесы дыма медленно выкатилась граната без чеки, полицейские даже не успели отреагировать. Она взорвалась. Раненые и мертвые лежали той же дугой, на которой раньше находилась дюжина здоровых, относительно молодых стрелков-полицейских. Арест спокойно прошел мимо них.

– Дети, вы думали, что я отправлюсь на дело, без оружия? – сказал военный, пнув ногой одного раненого в живот со всей силы, так что у того глаза на лоб полезли и кровь хлынула из ротовой полости. Характерный хруст указывал на то, что пару свежих ребер было сломано, словно спички, одним сильным ударом этого чудовища. Арест собрал всю дюжину пистолетов и сложит их в своей большой сумке, с которой он все это время был неразлучен.

Арест за долгое время, опять повторюсь, изменился. Все лицо было изуродовано шрамами, а нестриженные заросли волос, подобно джунглям, могли гордиться своей флорой и фауной, представленной различными типами насекомых, на подобии блох, и прочих любителей кожи. За долгие годы вояка научился игнорировать и не чувствовать чесотку от воздействия этих злобных паразитов. Он больше напоминал чудовище, его шаги, словно шаги слона, его взгляд, как взгляд льва, его сила, как сила медведя, его ум, как ум шимпанзе, но только не на войне, в убийстве он абсолютный гений, он разыгрывает свою шахматную партию на поле боя, и одной лишь фигурой он способен победить множество рядовых солдат. Если вы смотрели боевики, то забудьте всех главных героев оттуда, это чудовище делает их в сравнении с собой детьми. Бездумный гений убийства, который способен разорвать голыми руками все, что стоит на его пути. Вены на его теле – это целые речные каналы. Этого человека не подобает сравнивать с другими людьми, один его взгляд убивал, как взгляд двуствольного ружья. Даже животные боялись эту машину смерти, когда они сталкивались лицом к лицу. Львы медленно, но гордо отступали, а леопарды и гиены убегали прочь, только видя его жестокие глаза. Кровь, ненависть, боль, абсолютная хищная сущность – вот что пугало каждого при встрече с ним. Один его взгляд – это уже смерть, это уже тот самый предсмертный страх, который наступает тогда, когда на тебя несется локомотив.

Арест нес мальчика к колонне, в которой находился лифт на первый этаж. Ректор Академии связался с армией, поскольку ничто уже не могло остановить великана здесь. Мальчик и монстр поехали вниз на лифте, где и находился джип чудовища. Лифт ехал довольно долго, но Арест знал, что при Академии находился небольшой отдел полиции, а вот внизу из полицейских и армии никто бы не собрался быстрее, чем за пару часов. Армия верхних этажей добиралась бы до низа столько же, сколько и сам Арест.

Великан с мальчиком спустились вниз и уехали на джипе. Ал был привязан к заднему сидению.

Алетэй думал, что же за невезение, ведь он помнил, как его в детстве похитила учительница, а теперь этот псих. Машина выехала за пределы города, и наша «парочка» уже приближалась к одиноко стоящему дому на вершине небольшого холма. Джип давно съехал с дороги и перемещался по бездорожью, что Ал чувствовал на себе, в виде многочисленных ударов, которые после выльются в синяки.

Лореми пришла в себя. Она не помнила, что случилось. Добравшись до комнаты Алетэя, она убедилась, что его там нет. Уже к вечеру она узнала, что Ал был похищен преступником. Всю ночь девушка плакала у себя в комнате и даже не готовила никакие домашние задания. Вообще, вся Академия отдыхала целый день, поскольку учиться в той атмосфере было невозможно. Нон тоже был расстроен тем, что его друг пропал.

Нобили и Медиус пришли в себя, только через несколько дней после нападения сумасшедшей обезьяны. Эти несколько дней старик лежал в больнице, после полученного им удара. Нобили проходила лечение у психоаналитика. Они наняли частного детектива, чтобы тот нашел мальчика и гиганта.

Частный детектив прибыл в Академию и удостоверился, что Алетэй Намен был похищен неким здоровяком. Расследование началось именно здесь. Комнату Лореми осматривала полиция. Кстати, полиция в Риаде очень позитивно относится к частным детективам, которые частенько помогают стражам порядка установить справедливость в этом мире. Сняв отпечатки пальцев, полиция пробила в сети личность похитителя. Это был Арест Намен, как и следовало ожидать. Планшет мальчика остался лежать на кровати в комнате Лореми.

Следуя по пятам злоумышленника, изучив оружие и прочие следы, которые оставил бандит, полиция пришла к выводу, что Арест скрылся за городом, и уехал он именно на джипе, хотя ни одна машина не зарегистрирована на его имя. Расследование привело стражей порядка в тупик. Они приостановили свою работу в этом направление, и просто расклеили на нижнем этаже Риады листовки.

Арест же был довольно умен в этом плане. Еды он купил на месяц вперед, а, следовательно, ему можно было не выезжать из дома целый месяц. Купил он медленно портящиеся продукты, которые по сути своей являлись отменной гадостью, которую есть было практически невозможно.

Алетэй проснулся в кровати, к его ногам были подсоединены кандалы, а цепь приковывалась к стене. В комнату зашел Арест.

– Привет, сынок, сегодня я сделаю из тебя мужчину, а то ты такой хилый и маленький, что мне противно на тебя смотреть.

– Зачем? Что я здесь делаю? – прокричал Ал.

– Ты здесь, чтобы стать мужчиной, – уверенно и тихо сказал гигант.

Вырвав цепь из стены, Арест привязал её к небольшому железному шару весом пятнадцать-двадцать килограмм. Великан поднял шар одной рукой и повел парня за собой. Переодеваться Алетэю уже было не надо, ведь спал он в одежде. Выйдя на улицу, Ал увидел, боксерские груши, подвешенные на дерево. Великан бросил железный шар к этим самым боксерским аксессуарам.

– Бей по ним со всей силы, – сказал здоровяк.

– Зачем? – спросил мальчик.

– Чтобы стать мужчиной. И чтобы я тебя не убил, – тихо сказал дядя.

Алетэй прощупал все груши: та, что находилась слева, была самой мягкой, по ней он решил и колотить. Ареста изумила догадливость мальчика. Кстати, погода была ужасной. За несколько километров от Риады всегда было облачно и всегда шли неугомонные дожди, поскольку отторгнутые облака собирались кольцом вокруг потрясающего города с защитой от осадков. Здесь они показывали то, как надо бушевать по-настоящему. Солнце в этих местах почти не выглядывает. Если дождя нет, то минимум что-то моросит, а ветер бушует, словно его что-то гонит прочь, а его и гонят приборы, которые защищают Риаду от ветра, облаков и всего остального, что мешает жить позитивным жителям города. Алетэй был весь мокрый после уже десятого удара, морось атаковала мальчика своими маленькими водными пулями, а иногда падали водные ракеты, в виде единичных капель дождя. Ал бил со всей силы, время уходило, кровь появлялась на его руках. Когда он останавливался, то «любимый» дядя отвешивал мальчику увесистый подзатыльник, с силой удара кулака обычного человека. Небесная тень ухудшала ситуацию, темнота этого царства сатаны, в лице своего родственника, завоевывала душу и превращала ее в нечто меланхоличное, нечто сдавшееся и темное, сходное с бумагой, которую опустили в воду, эта бумага темнеет, становится тяжелой и очень легко рвется, тоже и ощущал бывший студент. Алу пришлось колотить по этой груше до того, пока все костяшки на его руках не покрылись кровью. На четвертый час кожа начала слезать с них, а парень обессиленный падал на землю. Куски свежей, только снятой кожи висели на костяшках и обнажали белое мясо, растворенное со свежей и юной кровью мальчика. Каждый удар приносил адскую боль, но дядюшка заставлял своего племянника колотить по груше. Ал чувствовал, что каждый удар забивает ему в руку гвоздь. Слезы выступили на его лице, благо дождь скрывал их, иначе сумасшедший Арест мог бы и ударить ребенка за проявление немужественности.

– Хватит, – наконец-то сказал гигант.

Дядя отвел своего племянника на обед. Столько консервов мальчик никогда не видел. Однако ему пришлось все это есть, ведь он очень был голоден. Руки еле держали вилку. Он отбросил ее и стал есть руками. Он еле схватывал эту мерзкую пищу и, наклоняясь, собирал ее ртом с ладоней. Дядя смотрел на него с уважением. Алетэй дико устал.

Арест повел его в соседнюю комнату, которая была отлично прогрета.

– Сиди здесь, я приду через пару часов, и мы продолжим тренировку, – сказал дядя, уходя.

Ал сидел в большом спортзале, в котором было огромное количество различных тренажеров. Несколько гантелей валялось на полу, к которому были прибиты маты. Несколько грифов стояли, упираясь на стену. Везде валялись блины для гантелей и штанги. Имелся набор из гирей, самой тяжелой была гиря пятьдесят килограмм. Когда мальчик увидел ее, он просто потерял дар речи, хотя он уже понял, что здесь лучше меньше говорить, ведь на затылочной части черепа у него уже были хорошие шишки, которые, слава богу, не стали переломами черепа, а это могло случиться от тех ударов, которые наносил Арест.

Алетэй попал в самую злую ловушку в своей жизни. Вот что могут сделать глупые идеи глупых родственников. Окончательно убедившись в своей правоте, мальчик осознал всю соль человеческих мнений, когда одни считает одно хорошим, а другое плохим, когда сквозь боль и ненависть добиваются любви и показывают свою любовь. Он не понимал навязчивой идеи, но все люди, имеющие мнение – сумасшедшие, они отстаивают свое мнение до конца, они проливают свою кровь, кровь других людей, они убивают, портят жизни, они думают, что они правы, но они не правы, никто не знает, что правильно, но солнечный свет исчезает там, где кончается мысль и начинается мнение. Кто еще был жертвой чужого мнения? Вы? Однозначно, вы не можете не стать жертвой чужого мнения. Желая добра и делая добро, можно убивать души, уничтожать нутро, делать из человека нечто ужасно доброе, но глупое. Ведь зло и добро – это лишь две крайности мнимости. Алетэй думал об этом, но он не мог сдвинуться с места, пятнадцатикилограммовый шар, к которому была привязана цепь – это, конечно, легкий груз для не уставшего человека, но для того, кто уже выдохся – это целый автомобиль, который нужно поднять. За окном разрушительная очередь из божественных автоматов расстреливала землю, словно своего врага, а дом, в котором находился Ал, был между небесным молотом и наковальней, которая, в свою очередь, истекала грязью из своей плоти.

Ал заснул на скамейке. Прошло два часа. Арест пришел и разбудил его, грубо скинув с пригретого места.

– Разминайся, малыш, сейчас будет тяжелая тренировка, – сказал великан.

Алетэй поднялся на ноги, показав лицом недовольство, и начал разминаться, он до сих пор помнил те упражнения, которые ему давали в прошлом. Руки болели меньше – это радовало.

– Иди сюда, малой, – прикрикнул Арест.

Мальчик подошел к дяде, тот стоял около турника.

– Давай, покажи мне, сколько ты подтягиваешься, – сказал гигант.

Ал повис на турнике, согнул ноги в коленях и начал подтягиваться. Первые пять раз были выполнены идеально. После стало несколько сложнее. До десяти он дошел с нормальным темпом, последние пять раз мальчик еле-еле сделал, после чего спустился с этой горизонтальной палки. Арест засмеялся, и сквозь смех попытался сказать:

– Всего-то пятнадцать?!

Дядя отогнал племянника от турника, взялся одной рукой за турник и повторил все те же пятнадцать подтягиваний на одной руке. Подтянулся он ровно пятнадцать раз, полностью опускаясь и поднимаясь обратно. Алетэй смотрел на это чудовище с открытым ртом и думал: «что же это за монстр».

– Попробуй подтянуться на одной руке, сопляк, – грубо сказал дядюшка.

Алетерей повис на турнике на одной руке, но не смог даже чуть-чуть согнуть локоть. Парень болтался, подобно рыбе попавшей на крючок. Арест смеялся.

– Моя девочка, подтягивайся тут в течение двух часов, – сказал Арест.

Через некоторое время Алетэй упал с турника. Он задумался о том, что гигант так много подтягивается на одной руке. Он видел культуристов, которые и десять раз не могли подтянуться, а тут это чудовище показывает чудеса гимнастического мастерства. Здоровяк сел на скамейку, а Ал приступил к подтягиваниям. С каждым новым подходом он делал все меньше. В итоге он окончательно выдохся. Вечером еда была столь же «вкусной» как и на обед. После ужина дядя пожелал племяннику спокойной ночи:

– Иди, спи, девочка, ты слабак.

Алетэй еле-еле дотащил до кровати шар, который привязан к его ноге. В итоге он лег спать. Долго пытаясь заснуть, парень фантазировал о том, как он избивает этого мутанта переростка, как он кидает ему на голову гантели и гири, а потом пинает его покалеченное тело. Думая о таких жестоких вещах, он с ехидной улыбкой переходит в царство сна.

Судьба Алетэя довольно занимательная штука, но в Академии продолжался переполох, который был вызван постоянным присутствием большого количества охраны. Лореми не посещала занятия, а плакала в комнате. Нон очень скучал по лучшему другу.

Либертос был наслышан о похищении любимого ученика. Он винил себя, хотя никак не был связан с произошедшим.

Прошла неделя. Новое занятие специализацией ожидало группу Алетэя.

– Сегодня мы спорим о справедливости. Есть ли она? Справедлива ли она? Не боимся, – вступил грустным голосом учитель.

Алисия:

– Я считаю, что справедливость существует, поскольку есть плохие дела, а коль они есть, то они караются, для этого существует полиция.

Гепта:

– Согласна, все в этом мире теперь подчиняется законам.

Инди:

– Справедливость неоспорима, бог создал законы.

Софис:

– Вы никогда не вспоминаете прошлые споры. Я не хочу с вами разговаривать.

Ранти:

– Все эти споры – ерунда. Зачем спорить о том, что уже решено?

Либертос:

– Что с вами, дети? Вы совсем раскисли? Нет справедливости, есть только мнимая мнимость закона, который карает людей просто так, это все ваш сон, в реальности ничего этого нет. Человеческая жизнь – шаткая лестница, которая может поднять наверх любого злодея, но может и скинуть святого. Это говорит не ваш глупый разум, а опыт.

Учитель быстро вышел из аудитории. Все переглянулись.

Неделя тренировки для Алетэя прошла очень тяжело, но вот пришел Арест. Ал лежал на кровати, он спал. Дядя разбудил его и сказал:

– Сегодня ты отдыхаешь.

Сказав эти слова, он пошел в спортзал, где начал тренироваться.

Частный детектив пытался выйти на след гиганта, но вояка был намного умнее, чем казался. Все нити прерывались. Найти военного было невозможно.

Алетэй строил планы о том, как бы ему отсюда выбраться. Однако все его идеи приходили к одному итогу: смерть. Оценить расстояние между этим домом и городом ему удалось на одной из тренировок, когда ему пришлось бежать несколько километров под надзором дяди. Город был в трехстах километрах. Побег был почти невозможен, с учетом того, что Арест обладал металлическим черепом.

Время уходило прочь. Прошел целый месяц. Алетэй немного окреп, но справиться с Арестом ему еще было не под силу. Лореми теперь посещала все занятия.

Либертос заходит в аудиторию, все студенты, кроме Алетэя, заняли свои места. Учитель сказал вполне обычным голосом:

– Сегодня мы проведем последний спор, следующее подобное событие вы сможете ожидать только на экзамене, через полтора месяца. Тема спора: «хорошо ли обманывать».

Лореми:

– Я изучала работу мистера Верба, из нее я бы сделала бы очень важные выводы, что каждому человеку следует самому решать, что делать, поскольку он очень велик в своих возможностях. Ложь и правду человек определяет сам для себя. Именно поэтому этот спор бессмысленный.

Либертос смотрел на девушку, словно влюбленный, он вспомнил в этих ее фразах свою бывшую подружку, которую выгнали из академии.

Сайман:

– Логичное решение.

Софис:

– Опять вы поддаетесь. Ложь – это истина.

Гепта:

– Не неси ереси.

Софис:

– Ложь тоже часть наших мыслей, а наши мысли – это часть существующего, а, следовательно, ложь – истинная, то есть существующая, а это делает ее правдивой.

Ирвин:

– В его словах есть доля истинности.

Ранти:

– Уважаемые, почему мы должны слушать эту логически доказанную глупость? Мне надоели эти глупые споры, от которых нет никакой пользы, я ухожу, попрошу, чтобы меня перевели.

Ранти собралась и вышла из аудитории.

Либертос:

– Кто-то еще желает выйти?

Все покачали головами.

Софис:

– Ложь – это истина, кто-то сможет мне перечить?

Сайман:

– Ложь – это не истина, поскольку это искажение фактов, т.е. искажение истины.

Софис:

– А с моей высоты ты оценивать не можешь?

Сайман:

– Низковато для меня.

Тем временем Алетэй искал пути побега. Самым безопасным казался именно тихий тип ухода, поскольку гигант был слишком силен, и если он останется жив после увесистого удара пятнадцатикилограммовым шаром, то Алу точно не поздоровится, так как гигант просто разорвет парня на куски, а это совершенно не входит в план побега. Конечно, любой человек умрет от соприкосновения его головы и этого круглого, но очень эффективного, оружия, однако тот, кто увидел бы этого огромного буйвола, который своим лбом разносит кирпичи, тот сразу бы усомнился в способности этого типа оружия. Алетэй замыслил побег именно в этот день.

Занятие Либертоса закончилось.

– Лореми, вы можете ко мне подойти? – сказал преподаватель.

Девушка подошла к учителю.

– Я вас слушаю, мистер Верба, – с уважением произнесла она.

– Вы знакомы с моими работами и смогли их понять и оценить? – риторически спросил философ

– Было дело, что я из интереса разбирала ваши работы, которые находятся в свободном доступе в планшете, – ответила Лореми и улыбнулась.

– Я пишу еще одну работу, если вы не против, то я принесу ее вам завтра, надеюсь, в двенадцать дня вы будете у себя в комнате?

– Конечно, тем более у меня к вам есть несколько вопросов по следующему занятию. Я их все подготовлю, – снова улыбнувшись, сказала Лори.

– Удачи вам, можете идти, до свидания, – попрощался преподаватель.

– До свидания, – уходя, произнесла она.

Следует так же сделать некоторую поправку, чтобы никто не понял ситуацию превратно. Лореми любила Алетэя, но уже больше чем две недели она была железно уверенна в том, что он мертв. Она похоронила его в своей душе и пожелала ему покоя и счастья на том свете. А товарищ преподаватель рассматривался ей только как великий человек, но не как мужчина.

После изнурительной тренировки Алетэй лег в кровать, однако он не собирался засыпать, он выслушивал шум в соседней комнате, на деле он ждал момента, когда услышит храп чудовища.

Трактор принялся за работу. Если у кого-то когда-то была машина без глушителя, то он может себе представить рев этого мотора. Сколько лошадиных сил было в этом коне? Вопрос хороший, но неизмеримый. Благо, мальчик успел отдохнуть за те два-три часа, пока огромная туша мамонта завалила свое огромное тело в пещеру. Говоря простым языком, Арест заснул. Парень медленно поднялся с кровати. Но ему нужно было добыть ключи от машины, которые гигант хранил в кармане своих штанов, а их он не снимал, даже когда ложился спать. Алетэй приближался к комнате чудовища, обхватив свой «любимый» пятнадцатикилограммовый шар руками. Медленно парень проникал в комнату, хорошо хоть чудовище не рассчитывало на побег парня и оставило двери во всем доме, конечно, кроме выходов, открытыми. Ал увидел спящего монстра. Он поднес металлический шар на максимальное расстояние, так чтобы цепь дотянулась до чудища. Поставив металлического партнера на землю, конечно, сделав это очень тихо, Алетэй тихонько начал приближаться к огромному спящему медведю в джинсах, которые хранили в себе ключи, от замечательного автомобиля. Проникнув в карман своему дяде, мальчик еле сдерживал отвращение, только не хватало того, чтобы ключ оказался в другом кармане, как это обычно и бывает. Нет, вот, он, ключ. Алетэй аккуратно достал ключ от джипа и очень тихо выбрался из комнаты дяди, тот продолжал храпеть, словно проглотил турбодвигатель самолета.

Следовало бы ожидать, что здоровяк проснется, и после последует самая яркая погоня, которую можно себе представить. Но Ал почти бесшумно выбрался через окно. Конечно, пару оплошностей он совершил: чудо шар, когда летел из окна, очень сильно ударился о землю, и потянул парня за собой. Парень немного вскрикнул, но дядя не проснулся. Ал помнил, как отец учил его водить машину. Он открыл дверь джипа, сел за руль, снял внедорожник с ручника и поехал, нажимая на педали. Ехал он, как и следовало ожидать, неловко, но это было куда лучше, чем преодолевать это расстояние пешком.

Зафиксировав Риаду, по темно-синей небесной короне, которая постоянно была видна на небе, Алетэй отправился туда. На половине пути он остановился, чтобы немного поспать. Проснулся он рано утром. Его разбудил сильный дождь. Парень поехал дальше.

Замечательная картина нарисовалась там, где была граница небесного кольца: изогнутая линия облаков пыталась атаковать чистую голубизну, находящуюся над Риадой. Черные облака, которые, словно нарисованные, очерчивали границу пересечения, удаляясь, переходили в более светлые. Черная зона постоянно славилась частыми грозами. Молнии били в землю постоянно. Алетэй надеялся на то, что сможет проехать эту зону, не подвергнув свою жизнь опасности, и у него это получилось. Он смог удачно добраться до нижней части города, однако он не подозревал, как подняться наверх.

На поиски нужного лифта и на расспросы он потратил уйму времени. Однако в итоге поиск был окончен. Нужный лифт был найден. Подойдя к охранному пункту, парень рассказал людям, которые носили черные костюмы, свою печальную историю. Они припомнили, что похищение имело место, а это, собственно, дало им право проводить Алетэя в отдел полиции, где он снова рассказал свою историю и даже указал то место, где живет его дядюшка, по которому он несказанно «скучал».

Либертос шел по этажам, где проживали студенты, в руках он нес папку, наверное, с документами и книжку с его именем на обложке. Одет он был в новый костюм, который, видимо, никогда не одевал до этого. Костюм был даже поглажен, чего раньше не замечалось за философом. Он постучался в одну из дверей. Ему открыла Лореми.

– Здравствуйте, заходите, – сказала она.

– Привет, – произнес учитель, заходя в комнату.

– Вы принесли свою работу? – улыбаясь, спросила девушка.

Философ кивнул. Дверь закрылась, а за ней остались только двое.

Алетэй, после тщательного опроса, проведенного полицией, пошел в Академию. Полицейские отправили группу захвата к дому бешенного дядюшки Ареста. Ал думал о том, как девушка встретит его.

Студент добрался до Академии, потом до нужного этажа, ведь планшет, как думал Ал, был у Лореми, а без планшета он не смог бы попасть к себе в комнату, поскольку в эти дни Нон обычно усиленно учился. Да и увидеть свою любимую ему было куда важнее, чем лучшего друга.

Алетэй добрался до нужной комнаты.

Вдруг раздался стук в дверь. Лореми читала работу Либертоса и намеренно пропустила первые три удара в дверь. Учитель же их заметил и обратил внимание девушки на стук:

– Лореми, мне кажется, что кто-то стучался.

– Ах, да? Это, может быть, моя сожительница.

Стук повторился. В этот раз Лореми решила встать и открыть дверь. Она недовольная шла к источнику своего раздражения, и резко открыв ее начала кричать:

– Ты чего стучишься, опять заб…

Внезапно она заметила, что там находилась не ее подруга. Она бросилась на шею к своему любимому после небольшой паузы.

– Я думала, что ты погиб!

– Но я жив!

Они были счастливы. Но вдруг из комнаты послышался голос Либертоса:

– Лореми, что там такое случилось?

Алетэй заглянул в комнату. Там он увидел учителя, который сидел на диване в своем костюмчике, а сам Ал был в каких-то изорванных штанах и футболке. Студент взбесился и, оттолкнув девушку, ушел прочь. Лореми заплакала. Либертос подошел и начал успокаивать девушку. Он обнял ее и прижал к своей груди. Из его уст сыпались слова успокоения. Она почувствовала надежность, и крепость его объятий скрывала Лореми от нападающих страхов и горестей. Она впервые задумалась, любит ли Алетэя, а, может, он был просто ее увлечением? Учитель был солидным мужчиной, его авторитет и ум привлекали ее. Лори посмотрела ему в глаза своими, которые были заплаканы. Ал, тем временем немного подумал, и решил все таки вернуться и извиниться, но было уже слишком поздно. Вдруг он и правда вспылил, а педагог там по какой-то объективно оправдываемой причине? Он увидел, как учитель обнимает его любимую. Парень ударил кулаком об стену и снова заскочил в лифт. Парочка даже не заметила его.

Алетэй был вне себя от злости. Он выбежал из лифта на первом этаже и направился к обрыву острова. Он сел на самый край. Город внизу казался необычайно жалким. Чувства казались необычайно глубокими кинжалами. Они вонзались слишком глубоко. Парень не хотел разбираться, что к чему, его это интересовало мало. Он просто хотел придумать себе красивую историю, обвинить кого-то во всех своих проблемах, умереть и оставить груз на душе всех тех, кто его любил. Впереди ничего, позади все. Как жить, когда ты думаешь, что твоя любимая и твой лучший учитель изменяют тебе?

«Лори посмотрела в глаза Либертосу своими, которые были заплаканы». На самом деле если бы Ал не пришел сейчас, либо среагировал бы адекватно, то такого бы никогда не случилось. Их губы сблизились. Они поцеловались. Поступок Алетэя тоже вполне объясним. Он в течение месяца мучился со своим «любящим» дядюшкой, который с садистским напором пытал своего племянника, придя к своей девушке. Ал мог ожидать только гостеприимный прием, и уж точно не голос взрослого мужчины в ее спальне. Он, конечно, вспылил и при хорошем настроении отреагировал бы вполне адекватно, но сейчас ему не хотелось разбираться, спрашивать, вдумываться. А тем более вторая картина его поразила настолько сильно, что он хотел просто умереть, просто полететь навстречу ветру.

Алетэй смотрел вниз, на город, который подарил ему много горя и счастья, он знал, что один прыжок отделяет его от …от вечного покоя, от отсутствия волнений, забот, работы, учебы, любви, ненависти. Впереди только солнечный свет, небесная гладь и мать земля, которая примет всех детей обратно в доброе и бесконечно широкое сердце. Алетэй не понимал своей необоснованной злости. Он видел только то, что хотел видеть, как делают это все люди на земле. Все противоречат действительности, придумывают себе проблемы, создают их себе, наверное, чтобы разнообразить свою скучную жизнь, которая, словно банальная настольная игра, не веселит человека если в нее часто играть. Кто-то увлекается музыкой, кто-то хочет стать слесарем, кто-то экономистом, кто-то хочет… и хочет каждый обычно меньше, чем заслуживает, ведь волочить существование в оковах социума – это разве жизнь? Как вообще возможно освободиться от этих оков? Уйти в лес? Исчезнуть из городов? Исчезнуть из деревень? Но останется язык, одиночество будет напоминать о том, что кто-то когда-то говорил, а одиночество, не одиночество ли языка? Сама возможность говорить, когда говорить не с кем – не это ли оплот социальности? Значит, избавиться от людей и от своих социальных погрешностей можно только одним способом. Избавиться от любви, избавиться от всех надежд и всех желаний. Избавиться от страдания – не это ли достойная цель. А для этой цели есть одно средство.

Мальчик встал на краю обрыва. Он в последний раз посмотрел на Академию, вспомнил улыбку Лореми, вспомнил наставления учителя, потом все плохие моменты пролетели в его воображении. Парень закрыл глаза, слеза скатилась по щеке, он сделал шаг в небытие, навстречу ветру, солнцу, небу и земле.

Глава 10

Омега наблюдал за вселенной, созданной Альфой. Все было необычайно прекрасно, мир был гармоничен. Неописуемой красотой он переливался в каждой своей грани. Планеты, звезды, галактики, скопления галактик – все это будоражило воображение Бога-завоевателя.

– Как же хорошо ты устроился, мой друг Альфа. Много спать и много фантазировать. Если бы я был способен скучать, то тоже бы создавал такие миры, но… но… но что мне мешает? Все вокруг прекрасно, все идеально, давно я не получал такого удовольствия от наблюдения за чужой вселенной.

Омега рассматривал мир и изучал все его законы, он смеялся над наукой, ведь ученые заблуждались не то чтобы в истине, они ошибочно относились даже к лжи Альфы, они неверно трактовали большинство законов, а о их причинах они даже не догадывались. Омега:

– Ах, как прекрасен это мир, ах, мой друг, ты, правда, талантливейший из Богов.

Время и пространство танцевали свой бытийный вальс, а Омега любовался этим потрясающим процессом:

– Другие Боги никогда не добивались такой гармонии.

Однако очарованное божество чуть не пропустило важнейший момент в истории этой вселенной.

Алетэй летел вниз, земля приближалась с необычайной скоростью. Социальные муравьи становились людьми, сначала маленькими, а потом уже нормальными.

Ал увидел, что до земли осталось несколько метров, и закрыл глаз. Время остановилось.

– Чертов ребенок, – сказал Омега, переместившись на Терру. Темная фигура стояла и не двигалась. Алетэй застыл в нескольких сантиметрах от земли головой вниз.

– Чуть не опоздал. Вот на что я потрачу одиннадцатое вмешательство? Конечно, мне ведь надо тебя спасти. Третье вмешательство просто так, потому что ты можешь умереть. Дурак.

Вот что мне делать с этим человеком?

Вселенная стремится убивать.

И все: и жизнь, и глубина,

И ум, и дух – все это ерунда,

Ведь так ужасно все.

Ах, этот чертов сон!

Так гармоничен и прекрасен мир,

Но в нем прискорбно быть людьми,

Лишь люди только жалобы кидают,

И мир сей с удовольствием теряют.

Лишь их устроить не способен он:

Порядок мира, мировой закон,

Который красотой своей наполнен.

Они хотят найти себе другое,

Ведь смерти лик – надежда оказаться

В другом прекрасном мире,

Только там закон твердит всем – смерть лишь пустота,

Придумать мир загробный бог не думал.

Зачем ему был лишний труд?

А ты, глупец, решил восстать?

Но смерть – падение, конечно,

Пусть жизнь пуста и быстротечна,

Но это все, что у тебя есть для того,

Чтобы гармонию увидеть мира,

Понять что близко, что любимо,

Унылый мир придумать ярким,

Ведь ваши судьбы – лишь подарки!

Но кто подарки возвращает,

Того никто не уважает,

Прими единственный свой дар,

И наслаждайся всем, что есть,

Однажды примешь ты удар,

И уничтожишься ты весь.

Ведь мир не думает о вас,

Ему не стоит думать.

Ты сам придумываешь мир,

Уже хороший или грубый.

Омега посмотрел на застывшее в воздухе тело мальчика. Щелкнув пальцами, он перемотал время назад. Алетэй повторил свой путь в небе, только в противоположном направлении, после сделал шаг назад и встал на краю обрыва. Время снова остановилось. Омега:

– Одиннадцатое вмешательство. Замечательно. Однако все сложилось как нельзя лучше. Девушка помешала бы ему на данном этапе осознания своего собственного я. Теперь боль в его сердце приведет его к мыслям. Но я не могу позволить ему упасть.

Время снова пошло. Алетэй приготовился сделать шаг, как вдруг чья-то рука схватила его за плечо.

– Стой, – тихо и таинственно произнес незнакомый голос.

Ал повернул голову и увидел человека в черных одеяниях. Радужка глаз его была черной, как ночь, волосы не выдавали других цветов, кроме абсолютной темноты, костюм его был черный, рубашка тоже, плащ тянулся до колен. Фигура этого человека была вытянута: длинные руки, ноги, туловище, худое продолговатое лицо, изгибы на котором напоминали морщины. Круглые глаза смотрели на мальчика, они пронзали его насквозь, заставляли его слушаться, гипнотизировали его. Около минуты оба смотрели друг на друга, однако человек в черном за это время ни разу не моргнул. Алетэй был несколько напуган таким поворотом событий, но, собравшись, он спросил:

– Кто вы такой?

– Я Омега, – произнес человек тем же голосом, что и прежде.

Ал заметил в этом персонаже огромную тайну. Интерес его возрастал с каждой секундой, хотя он боялся его спрашивать о чем-либо.

– Что вы здесь делаете?

– Я спасаю тебя от твоей же глупости, – прошипел тихий и почти змеиный голос.

Омега понимал по взгляду Алетэя, что сам он значительно отличается от всех фантазий Альфы, что он обладает огромной глубиной отличий от ничтожества всех окружающих мир Ала иллюзий, насланных самим же спящим Богом.

– Я здесь, чтобы сказать тебе, ты должен жить, – сказал человек в черном.

– Как вы меня спасли? Я ведь был в нескольких метрах от земли?

Омега был удивлен тем, что Альфа ничего не забыл, он понял, что законы этого мира действуют только на обычных людей, а вот Алетэй не подчиняется времени, как минимум своей памятью.

– Наверное, это были лишь твои фантазии, – сказал Бог и ушел прочь. Его медленные шаги тянулись целую вечность, Ал смотрел ему в спину, погруженный в мысли. Омега растворился в пустоте. Студент сел на край обрыва и продолжил мыслить о чем-то своем.

Когда мальчик добрался до своей комнаты, он сразу же записал все произошедшее в свою тетрадку и озаглавил это все: «как я увидел дьявола».

Ночью он отсыпался, а Омега бесился, изводя Риаду нахлынувшим штормом. Даже регуляторы погоды не смогли остановить нападение стихии. Впервые на улице шел дождь и дул сильный ветер. Соперник Альфы, погрязнув в этом мире, соединился со структурой всего, что было естественно. Природа подчинялась его настроению, хотя это нельзя было считать за вмешательство.

– Еще два раза просто так! Из-за чего? Просто так! Просто мне так захотелось!

Молнии били по земле, кольцо обороны было прорвано. Некоторые студенты выбежали на улицу и мокли под дождем, а Алетэй сидел и смотрел в окно. Кто же был тот человек? Почему он почувствовал такое могущество впервые?

– Да сколько можно? Уже двенадцать, осталось совсем немного, а у него даже половины жизни не прошло, – бесился Омега.

Непогода забрала множество жизней. На следующее утро все вернулось на круги своя. Рабочие восстановили погодные установки.

Алетэй проснулся довольно поздно, писк планшета не смог разбудить его. Хорошенько помывшись, он пошел в столовую, там его ожидал Нон, который уже заканчивал принятие пищи. Алетэй подсел к своему другу, и они начали разговор.

– Привет, Ал, давно не виделись.

– Да уж, ты уже спал, когда я вернулся.

– А ты спал, когда я уходил.

Оба улыбнулись друг другу.

– Так, где ты был?

Алетэй рассказал Нону всю историю от начала до конца, однако он решил не упоминать неудачную попытку самоубийства и таинственного Омегу. Нона несколько поразила данная ситуация.

– А что случилось с твоим дядей?

– Не знаю, когда с меня сняли в отделении полиции оковы, к которым меня прикрепил тот мужик, так я им и рассказал, где его можно найти, только думаю, что он спасся.

– Не боишься, что он опять попробует тебя похитить?

– Не думаю, что он решиться, хотя…

Тем временем Арест убегал от полиции. Чтобы выбраться из окруженного дома ему пришлось попотеть. Арест заметил, что мальчик сбежал, следовательно, скоро найдут его тайное убежище. Дом дядюшка предварительно заминировал, а сам ожидал приезда своих гостей. Как только стражи порядка выломали дверь, так сразу же и сработала первая взрывчатка, которая не отличалась особой мощностью, больше нужная для шума, Арест тогда собрал все нужное оружие и побежал в подвал, где был вырыт подземный ход (этот ход был вырыт довольно давно, так что не думайте о том, как же этот здоровяк за ночь прокопал километровый подземный туннель), захватив с собой пульт дистанционного управления взрывчаткой. Он выбежал с другой стороны тоннеля, после чего он взорвал свой дом.

Много кто погиб в ту ночь. Но Арест не собирался останавливаться. Он направлялся мстить Алетэю.

– Как ты думаешь, зачем он все это сделал? – спросил Нон.

– Не знаю, но он мне показался нездоровым, что-то случилось с его головой, по-моему, это был какой-то удар, и его переклинило, он ходил вокруг, да около своих навязчивых идей, ты не видел, как он добивался всех своих целей, однако его интерес ко мне быстро угасал. За последнюю неделю он несколько раз забывал о моем существовании, что позволило мне восстановить силы для рывка.

Арест сидел за углом здания, которое находилось поблизости к лифту в Академию.

– Да сколько можно? Альфа придумал для себя столько проблем, что мне не хватит тридцати вмешательств, чтобы мальчик хотя бы остался жив.

– Что? – переспросил Арест, поднимая голову.

Перед ним стоял человек в черном костюме. Его глаза были заполнены темнотой, его голос был таинственным и темным. Здоровяк достал из-за пазухи пистолет и направил его на Омегу.

– Мой малыш, ты думаешь, что… – послышался выстрел, Омега прекратил говорить. Пуля прошла сквозь его тело. Своим взглядом он дал понять, что гигант сильно ошибся в выборе оружия.

– Кто ты такой! – крикнул Арест, разряжая всю обойму.

Омега медленно подходил к нему, великан не мог сдвинуться с места, он нажимал на курок, но раздавались только легкие щелчки, а не выстрелы, ведь все патроны он уже потратил. Бог тихо сказал:

– Я тот, кто не приемлет жестокости.

В руках Омеги возник черный двухметровый меч. Легким движением вооруженной руки, божество направило свое карательное орудие на военного. Арест впервые в своей жизни испуганно закричал.

– Я думаю, что мой дядя не такой глупец, чтобы снова похитить меня, – сказал Алетэй.

– Ты прав, а вдруг он попытается тебя убить?

– Хм, это, это… – мимо проходила Лореми, Ал потерял дар речи, однако скоро он смог его вернуть.

– Не знаю, может быть и захочет, но что я смогу сделать? – сказал Алетэй.

Омега, вытирая черный клинок черным платком, оглядывал место преступления:

– Боже, Альфа, уже тринадцать вмешательств, и большинство из них были совершенно излишними. Спасибо тебе. Я начинаю сомневаться в своих силах. Благо, что в этот раз у меня получилось предотвратить самое страшное лишь одним вмешательством, видимо, я учусь на своих ошибках. Теперь придется внимательно наблюдать за этим миром. И за Алетэем в частности.

Омега растворился в воздухе, подобно туману. Полиция только к вечеру отыскала труп Ареста. Когда Ал сидел на занятии, то ему на планшет пришла новость, что его дядя был зверски убит. Племянника это не очень обрадовало, конечно, он почувствовал редкое облегчение, ведь недавно ему угрожала смертельная опасность, а теперь он снова свободен.

Спать нормально у Алетэя не получалось, то ему снилась Лореми вместе с Либертосом; то ему снился мускулистый монстр, который утаскивал парня к себе в пещеру, чтобы там его пытать; то ему снилась темная фигура, которая связывалась со всеми его страхами, со всеми его бедами. На протяжении нескольких ночей Ал просыпался в холодном поту.

Занятия по философии проходили в довольно травмирующих душу условиях. Лореми стала главной любимицей Либертоса, он помыкал всем ее изысканиям, всем ее мыслям. Алетэй был опечален. Он не хотел больше учиться здесь.

– Нон, я не хочу больше учиться здесь. Я не хочу жить в этом городе. Я хочу выбраться, – сказал Ал, сидя однажды в комнате, своему другу.

– Почему? Ты не хочешь получить образование? Профессию?

– Не хочу.

– Почему?

– Мир – обман. Люди обманывают себя, друг друга, даже порой врагов обманывают меньше, чем друзей. Все люди низки, я не встречал высоких нигде. Все они стремятся к работе, образованию и к прочему, чтобы оставить положительный след на развитии человечества, но это лишь их иллюзия, это их сон, это желание заработать некую сумму, чтобы жить в комфорте, но комфорт им надоедает, и они ищут проблем, а проблемы они создают из ничего. Даже те люди, которые мне казались честнейшими и праведнейшими, ради девушки обманывают всех, чтобы склонить мнение людей к ее мнению. Люди погрязли в своих лживых мнениях. Они тонут в грязи собственных страхов и желаний, а особенно они страшатся некоторых своих желаний, которые противоречат их «принципам». Знаешь, мне здесь плохо, меня пытаются подчинить, сломить, унизить, образовать, но не дать мне возможности достичь образованности самому! Я могу образовать себя сам, но образование в данном учреждение – это деградация моей личности, это самый значительный минус, который только можно себе представить. Да, люди здесь помогли мне быстро пройти некоторые стадии развития, но остальные стадии – они лежат на мне. Они лишь мой рок, они моя судьба. А здесь, здесь все искусственно. Учителя, которые не хотят верить в то, что рассказывают нам; студенты, которые делают вид, что впитывают знания, а на самом деле остаются при своем мнении; люди, которые хотят быть самими собой в мире, где они сами никому не нужны, им место здесь только в какой-либо роли, но только не в роли человека. Человеком сейчас быть нельзя – за это наказывают. Но быть учителем, студентом, работником, начальником – это все вполне приемлемо, даже если ты забываешь то, как это, быть человеком. А ты знаешь, кто это такой, человек? Человек – это не преподаватель, это не студент, это не выполнение социальных ролей. Нет. Человек – это целая вселенная в живом теле, в теле ограниченном, материальном и смертном. Как же целая вселенная может стать преподавателем? А студентом? Нет, я не говорю, что все это нужно отменить. Но я не могу здесь больше жить. Целый мир ожидает меня впереди, а здесь что? Только разбитые надежды и разочарование? Как ты думаешь, что мне здесь делать, если я просто не хочу вставать на колени и суживать свое я до уровня ученого, философа, или кого-то там еще, какая разница?

– Ты хочешь добиться свободы? – спросил Нон.

– Какой свободы? Я и так волен выбирать то, что мне близко или далеко, сейчас я хочу только одного, следовать своему выбору. Прости, что с тобой мы больше не увидимся.

– Если это твой выбор, то я только рад.

Алетэй остался собирать вещи, а Нон ушел в столовую. Ала ожидал долгий путь. Но где бы ему добыть денег? Он об этом не думал. Когда он пытался спуститься на лифте, его поймали и скрутили люди в черных костюмах. Они отвели парня к ректору Академии.

Ректор сидел за своим большим столом. Его лицо больше напоминало планету, поскольку было почти шарообразным. Большие щеки вываливались за область шара, а сам он еле помещался в огромном кресле, которое заказал пять лет назад. Одет он был в костюм, что еле-еле налезал на его полное тело. Алетэй стоял перед столом, по обе стороны вокруг него находилось двое людей в черных костюмах. Говорил ректор противным голосом, нервировавшим всех студентов, которые попадали к нему на допрос:

– Ты? Хотел убежать? Давненько такого не было. Мальчик, ты знаешь, что ты наша собственность?

– Я не ваша собственность, – ответил Ал, за что получил в живот кулаком от одного из стоящих сбоку от него людей в черном.

– Ты наша собственность, наш золотой запас, один из тех, кто принесет нам огромные суммы денег, тот, кто дает преподавателям, и в частности мне, огромные суммы денег для пропитания. Если кто-то из вас будет противостоять системе, то и остальные могут этому поддаться, и тогда мне будет очень грустно. Парни, дайте ему понять, что покидать это место – очень плохо, и установите за ним особую слежку, чтобы он не сбегал.

Люди в черных костюмах отвели парня в странную комнату, где избили его, после чего они надели ему на руку огромный браслет и к браслету присоединили планшет, закрыв эту конструкцию ключом, они отнесли Алетэя в его комнату.

Ал проснулся от неожиданного удара током в области запястья. Отлично, теперь электрический браслет терзал его за все неверные ходы разрядом тока. Первый день Алетэй никуда не ходил, Нон нашел его тело, лежащим на кровати и изнывающим от боли. Парень не мог говорить и не мог думать, его отвели в медпункт, где его и навестил ректор. Как только Ал открыл глаза, он увидел снова это лицо, по форме напоминающее глобус. Ректор сказал:

– Либо ты умрешь, либо будешь выполнять наши требования.

Алетэй посмотрел на него глазами, наполненными ненавистью.

– Ты думаешь, что ты тут такой всесильный бунтарь, что твои духовные качества выше системы! Нет. Система – это то, чему подчиняется каждый. Система – это мы все. Либо ты стоишь на коленях, либо идешь вместе с нами. Другого выбора тебе не дано. Ты не понимаешь? Ты думаешь, что тебе даны некие свободы? Да, они даны тебе только там, где это разрешено. Ты в силах только выбрать в столовой, что будешь есть: курицу или сосиску – вот вся твоя свобода, но в нашем мире ты должен выбирать наши варианты. Подчинись или умри. Просто так мы тебя не отпустим. Это закон нашего племени, племени людей. Твоя свобода – это лишь то, что мы разрешаем тебе делать.

Ректор покинул это помещение. Три дня Алетэй пролежал в больничной койке, после чего его снова заставили учиться. Его кожа побелела, он сильно похудел. На занятиях парень сидел, словно наркоман во время ломки. Никто из студентов не хотел с ним общаться. Нон понимал, что происходит:

– Алетэй, смирись. Зачем бороться, если они тебя побеждают?

Алетэй, после очередного удара током, лежал на кровати, выглядел он очень плохо. В этот раз он попытался сбежать с очередного занятия.

– Нон, – тихо произнес Ал, – они не побеждают, я свободен.

– Никто не свободен, свободы нет!

– А что же тогда я сейчас делаю? Я выбираю…

– Да ничего ты не выбираешь. Ты просто калечишься.

– Спасибо за поддержку, друг.

– Я не могу больше смотреть на это, – по щеке Нона протекла слеза, – то тебя похищают, то мучают, то еще что, а сейчас ты умираешь у меня на глазах.

– Я не умираю, я встаю из того положения лежа, в каком я был раньше…

– Ты сошел с ума…

– Нет, просто ты не знаешь, что такое ум, я только на него восхожу – произнес Алетэй и уснул.

Нон смотрел на него два часа, а после чего смирился. На лице Ала сияла глупая, детская улыбка, он знал, что каждый шаг против системы – это не поражение. Он знал, что побеждает.

Алетэй не носил планшет с собой, но эта доска и браслет были связаны. Однако, разбив планшет, Ал не получил ничего, кроме увесистого разряда тока. Планшет был не нужен. Программа была загружена в браслет.

Через неделю Алетэй придумал удивительный план. Наверное, было бы интересно проследить за его изысканиями: « Хм, сколько можно терпеть это унижение? Они меня либо убьют, либо поставят на колени, что мне делать? Стоп… остановись Алетэй, ты ведь помнишь тот момент, когда ты спрыгнул с острова? Конечно! Человек в черном! Он тогда спас меня, я ему, видимо, нужен, и он очень силен. Отличный план, либо я умираю, либо выбираюсь с острова. Алетэй побежал к краю острова, на котором находилась Академия. Омега наблюдал за ним.

– Смешной мальчишка, а ты очень догадлив, я думаю, что стоит тебе помочь, – подумал Бог.

Ал встал перед обрывом, после чего ударил браслет о землю, тот развалился. Сразу по всей академии поднялась тревога. Зазвенела сигнализация. К Алетэю сбегались люди в черных костюмах, а он стоял перед обрывом и смотрел вниз. Он был в своей обычной одежде, без вещей, без еды, обычный человек, смотрящий вниз. Враги приближались. Алетэй расставил руки и расслабил тело. Оно полетело вниз.

– Глупый мальчишка, а что если я был лишь твоей галлюцинацией?

Время остановилось. Мальчик только начинал лететь. Омега появился рядом с ним.

– Свобода, какое прекрасное слово. Ты смог достичь свободы в человеческом теле, но как бог ты заперт, и я заперт. Альфа, твои сны очень поучительны. Предыдущие боги не давали мне пищи для подобных размышлений, я думал, что знал все, но знал лишь нашу вселенную, я не хотел познать широту, которая больше любой вселенной. Она же – душа человека. Только смертному доступны лучшие открытия, пусть он и не знает истины. Именно поэтому он и имеет доступ к тому, что для меня было ранее закрыто. Но другие Боги, их жизни проходили очень вяло, они заканчивали их, понимая истину и свою божественность, но жертвуешь своей жизнью ради свободы, которой я лишен. Спасибо тебе, Альфа.

Время снова пошло. Алетэй медленно спустился вниз, однако он потерял сознание. Тринадцатое вмешательство было завершено.

Вокруг обрыва собралось множество людей. Вдруг к краю подошел ректор. Посмотрев вниз, он не заметил ничего странного.

– Я же говорил, либо смерть, либо подчинение.

Глава 11

Мир, где трудно быть людьми, где легче сдаться, чем бросить вызов, где легче убедить себя, что лучше, чем сейчас быть не может. Где-то в глубине сердца человек выходит за область мнимых мнений и начинает ценить саму жизнь. Душа. Кто-то говорит, что она есть, кто-то говорит, что ее нет. Но это только мнения. Поэтому трудно быть людьми в этом мире. Все является мнениями. Ничто не утвердительно. Ничто, кроме утверждения, что все мнения – это лишь мнения. Из-за своих убеждений люди сорятся, дерутся, убивают друг друга. Обидно одно, что ни одно убеждение ничего не стоит. Самое ценное, что есть в этом мире – это человеческая душа, а самое ценное, что может принадлежать душе – это свобода. Хотя это тоже мнение. За эту свободу боги отдают свое бессмертие, чтобы стать смертными и понять мир с позиции конечного. Бессмертные – это не боги – это жалкие тени человека, без смертности не понять саму суть мудрости, поэтому даже непобедимые духи учатся у людей, стремятся стать людьми, засыпают и восстают, засыпают и восстают снова и снова. Бессмертие – это не жизнь, это отсутствие смерти. Жить может только тот, кто когда-либо умрет. Душа человека не может быть несвободной. А если может, то это уже не душа человека.

Алетэй лежал на асфальте. Мимо него проходили люди, но никто не решился помочь парню. Его как будто не было, да и никто не заметил, как он упал. Омега сумел скрыть и это.

Алу снился его дом, далекий и привлекательный, таинственный и милый сердцу дом. Там его ждали мать и дед, а они очень скучали.

Проснувшись на дороге, он быстро сориентировался, что ему делать. Парень встал и пошел к ближайшему магазину. Нижняя Риада напоминала худшие районы любого города. Кругом происходили грабежи, женщины распыляли газовые баллончики, словно аэрозоли, чтобы отбиться от банд невоспитанных малолеток. Нет, все не так, но местами можно встретить и подобные ситуации. Алетэй зашел в магазин и спросил:

– А где можно найти подробную карту мира и местности?

Продавец ему ответил, что образованием здесь занимаются только в школах.

Алетэй отправился в ближайшую школу. Это место напоминало нечто между вторым и третьим кругом ада. Демоны-надзиратели, которых называют учителями, со злыми лицами заходят в учебные классы, зато в учительскую они заходят с выражениями лиц счастливейших ангелов, в надежде, что там окажется директор или завуч.

Так вот, Алетэя впустили в школу довольно свободно, охраны там вообще не было. Поднявшись на второй этаж, Ал прочитал надпись «учительская». Он зашел туда. Там бывший студент спросил:

– Уважаемые, вы не подскажите, где находится преподаватель по географии?

Учителя по географии в учительской не оказалось. Однако персонал объяснил парню, как найти этого человека. Так же ему сказали несколько правил по выживанию в школе.

Алетэй вышел из кабинета и направился по коридорам. Маленькие дети дрались друг с другом, а их никто не разнимал. Старшеклассники пили пиво и курили прямо в школе. Кругом слышалась нецензурная речь. Самое ужасное, что никто не обращал внимание на учителей, а если тем приходилось делать замечание, то учителя в грубой форме посылались прочь.

Школа была в ужасном состоянии. Стены трещали по швам, с потолка обваливалась штукатурка. Воздух был пропитан сигаретным дымом и сухой краской. Ужасная атмосфера. Не все лампы работали, некоторые мигали.

После длительного путешествия по улицам школьных коридоров, где, с большой степенью вероятности, можно было ожидать удар ножом в спину, Алетэй добрался до кабинета географии.

Ал думал: замечательное место, если захочу когда-то умереть, то обязательно зайду сюда еще раз. Этот ад очень хорошо подходит для такого. Интересно, почему школы находятся в плохом состоянии? Как не посмотри – это ужасно. Зачем рисковать жизнью и здоровьем преподавателей, когда им дают на обучение этих малолетних преступников? Почему они должны страдать и мучиться? Почему родители не могут восстановить школу и воспитать своих детей нормально? Почему у меня столько вопросов там, где их не должно возникать? Почему родители не любят своих детей? А может родители такие же свиньи, как и их дети? Скорее всего, так и есть. Яблоко – это яблоко, а груша – это груша, и их никто не изменит.

Сложна структура общества. От низа до верха проходит множество ступеней. Люди никогда не будут равны, пока взрослые воспитывают детей, словно животных, в одиночестве, озлобленности и темноте от знаний, в мире мнений и ошибок, в мире злом и ужасном.

В пустом кабинете географии чуть полненький мужчина с маленькими усиками, короткой прической, в штанах на подтяжках и клетчатой рубашке, ходил из стороны в сторону.

– Город Алладор – это самый северный город в мире, он располагается к северо-западу от Риады, климат там всегда суровый.

Как ни странно, но класс был пустой. Учитель заметил Алетэя и сразу замолчал. Парень подошел к нему:

– Здравствуйте, я собираюсь отправиться в город Антей, но плохо знаю географию.

Учитель посмотрел на него несколько секунд, после чего начал говорить:

– Город Антей? Он находится очень далеко.

– Так мне и нужно туда попасть.

– А знаешь, нашей школе совсем не нужны карты, – сказал географ, собирая некоторое количество карт, – я отдаю их тебе.

Учитель протянул Алетэю большую карту, а так же и контурную карту.

– Это самая лучшая наша карта, на ней изображены основные дороги, по которым можно добраться до Антея и до других городов.

– Спасибо.

– Забирай их, но есть еще одна вещь, – географ протянул Алу компас, – умеешь всем этим пользоваться?

– Конечно, я же ходил в школу, – ответил парень, улыбнувшись.

Учитель по географии понял шутку и улыбнулся в ответ.

–Ну, я пойду, – сказал Алетэй.

– Удачи тебе, парень!

– Спасибо, прощайте, – сказал Ал.

Он вышел из класса и отправился быстрым шагом за территорию школы, опасаясь маленьких зверят. Забавно, думал Алетэй, раньше граждане воспитывали своих детей по-другому, они любили своих детей, учили их правилам поведения в обществе, а здесь что? Даже в моей школе ситуация намного лучше.

Ал шел и увидел, как группа старшеклассников задирает молодую учительницу. Мальчики окружили ее и глумились над ней, они трогали ее в тех местах, где прикасаться до девушки абсолютно неприлично. Дама была подавлена. Ал подошел ближе и услышал, как парень, который стоит в центре круга и разговаривает с учительницей, произнес:

– Ты сделаешь это, или я пырну тебя ножом.

Ал прорвался сквозь толпу и увидел, что длинный и худой парень с небольшим ножиком стоит перед учительницей со спущенными штанами.

Внезапно невоспитанный мальчик получил хороший удар в область переносицы, кулак Алетэя был идеально поставлен, так что малыш потерял сознание с одного прикосновения, помимо этого, из носа поверженного хлынула кровь. Нож отлетел в сторону и, издав несколько характерных звуков, остановился на полу. Друзья негодяя сразу же решили заступиться за своего поверженного приятеля. Уроки Ареста не прошли даром, Ал был и физически сильнее нападающих, и знал множество приемов и тактик.

Первым делом Алетэй вырвался из круга, ударом ноги выбив слабое звено, далее он выбежал в узкий коридор, где уже мог по очереди разбираться с нападающими. Они наступали, но кулаки Ала не знали пощады. Старшеклассники со временем быстро распределились около близлежащих стен на полу. Однако один из них догадался подобрать упавшее ранее лезвие. Алетэй не боялся ничего. Мальчик побежал на Ала с ножом впереди себя, но бывший студент легко ушел от удара в сторону и нанес удар пяткой в затылок нападающего. Соперник упал.

Учительница неподвижно стояла в том месте, где раньше ее окружали. Она плакала. Алетэй подошел к ней и поинтересовался:

– Вы в порядке?

– Я? – заикаясь и захлебываясь, переспросила девушка, – я хорошо, спасибо вам.

– Да не за что, я даже не пострадал, а вам я советую уволиться из этого ужасного борделя, смысл жизни не в том, чтобы терпеть страдание на пустом месте.

– Я думаю, что вы правы, – произнесла учительница.

Алетэй пошел дальше. Спасенная продолжала плакать. Ал вышел из школы и подумал: «не зря Арест меня тренировал, теперь мои мышцы быстрые и сильные, а страха почти нет. Если бы не он, то я бы сейчас просто был бы убит, хотя и до этого мне приходилось тренироваться, но тот месяц был отличным от того, когда я тренировался ранее».

Ал отошел от школы. Он думал о том, что ему дальше делать. Переходя через дорогу, он не заметил, как на него несется гоночный автомобиль. Мужчина, сидевший за рулем, нажал тормоз, шины проделали две извилистые линии. Машина остановилась перед парнем, немного задев его ногу в коленном суставе. Нога, соответственно, сломалась в той самой области. Водитель вышел из своего автомобиля, он посмотрел на Алетэя, однако долго медлить не стал. Посадив парня рядом с собой, он повез его в больницу.

Ал пришел в здоровое сознание и уже мог отвечать на вопросы. Мужчина увидел это и начал разговаривать с ним:

– Я Нобилис Дивис, а тебя как зовут?

– Алетэй.

– Как нога?

– Словно по ней проехалась машина.

Оба усмехнулись. Мужчина снова продолжил спрашивать:

– Откуда ты?

– Из Антея.

– Это же на другом конце континента?

– Ну, да, собственно.

– А что делаешь на нижних этажах Риады?

– Собираюсь отправиться домой.

– Ты ведь студент Академии?

– Нет.

– Не ври, в Риаду из других городов сейчас приезжают, только для обучения в Академии.

– Вы меня раскололи.

– Ты сбежал?

– Да.

– Ахах, ты, наверное, гений; мне за все четыре года ни разу не удалось сбежать.

– Я не гений, я безумец, везучий безумец.

– Как нога?

– Отлично, только немного сломана на две половинки.

– Ты шутник?

– Нет. Нога болит немного, но уже довольно терпимо.

Вот Нобилис и Алетэй подъехали к больнице, мужчина вынес мальчика на руках, и донес его до хирургического отделения. Это была единственная платная больница во всей нижней Риаде. После нескольких дней нахождения в больничной койке, Алетэй отправился снова на верхние этажи Риады. Парень теперь ходил только с костылями. Когда Ал и Нобилис ехали на лифте, завязался разговор, Ал начал:

– Ты богат?

– Относительно да.

– Зачем мы едем наверх?

– Чтобы ты выздоровел в спокойном состоянии дома.

– А потом?

– Ты думаешь, что я отправлю тебя обратно в Академию?

– Если честно, то да.

– Знаешь, мой отец – один из проректоров Академии, он заставил меня учиться на социолога там. Это было самое бездарно потерянное время. Я тоже пытался сбежать, но это оказалось невозможным. Отец постоянно возвращал меня.

Сейчас, наверное, то самое место, где стоит описать внешность Нобилиса. Темные очки, с круглыми стеклами, полосатая сине-черная рубашка, черные брюки, туфли – вот во что он был одет, и вся одежда в его гардеробе, собственно, приближалась к этому образу с незначительными отклонениями. Глаза его были глубокими и понимающими. Каштановые длинные волосы сливались в мужскую косичку. Бородка украшала его лицо, которое выглядело довольно мужественно. В нем не было ничего лишнего, ни одного лишнего прыщика, ни одной родинки; не было ни большого, ни маленького носа; уши были идеального размера –

все в его лице было вполне гармонично.

– Я не помню того, – продолжал Нобилис, – чтобы меня кто-то жалел, а знаешь, чем мы занимались?

– Нет.

– Мы рассматривали взгляды якобы великих людей, а потом знаешь что?

– Что?

– Рассматривали взгляд науки, как я понял – это было мнение многих бездарностей, против одного великого имени. Мы заучивали их теории, читали эти их заумные книги, которые, по сути, были пусты, как предвыборные программы кандидатов в парламент. А самое главное, знаешь что?

– Что?

– Что те вещи, которые могли пригодиться мне практически, я и так мог вывести своей головой, а это словоблудие в течение четырех лет терзало меня бессмысленным набором идей и взглядов. Я тебя понимаю. Я хочу тебе помочь. Когда ты будешь здоров, то я найму для тебя специальный автобус, для тебя одного. Там ты сможешь спать и есть, а этот автобус будет останавливаться на несколько суток в определенном городе, чтобы ты ознакомился с миром. И в итоге он довезет тебя до твоего города. Это мой подарок тебе, за то, что ты удивил меня, ведь смог сбежать из самой ужасной тюрьмы.

Алетэй посмотрел на него с надеждой. Мужчина продолжал:

– Мои дети – это послушные собачки на поводу у дедушки. Они мечтают получить его деньги, им уже по пятнадцать, но они поняли, что папа неглавный в семействе, они не уважают меня, так что я потрачу некоторые свои средства на моего нового друга, поскольку он исполнил мою мечту, а то есть сбежал из Академии.

Мужчина был любителем поболтать. Они приехали к его поместью. Это было огромное здание, для которого был выделен целый остров.

– Ах, да, я хотел сказать, что мой отец помимо проректорства, занимается еще и более положительной деятельностью, ему принадлежат металлургические заводы по всему миру.

«Домик» удивлял своими размерами и красотой. Он был построен в лучших античных традициях. Стены были облицованы белым мрамором, который отражал солнечные лучи, никогда не потухающего неба. Нечто божественное скрывалось за колоннами и статуями этого произведения искусства, однако это было не простое шаткое юношеское творчество, а монолитное взрослое произведение, наполненное чувством вкуса и опытом. Вокруг этого белого архитектонического здания располагались кусты и деревья, в специальных местах росли цветы. Они радовали людей своим потрясающим «разноцветьем». Сад был не менее божественным, чем сам замок, дворец, усыпальница самих языческих богов, с чем еще можно сравнить подобную красоту? Все располагалось на своем заслуженном месте, не было ничего, что выделялось на фоне этой бесконечной красоты.

– За садом я ухаживаю сам, – признался богач с улыбкой.

– Все здесь очень и очень красиво.

– Спасибо, можно сказать, что ты похвалил меня, пойдем в твою комнату.

Нобилис проводил Алетэя в его комнату. Ал испугался. Вокруг находилось множество книг, а в центре стоял стол, на столе была только лампа. Парень никогда не видел столько книг. Это была библиотека.

– Ты будешь спать у меня в библиотеке, поскольку дети мои сюда никогда не заходят, наверное, по причине того, что не умеют читать. Располагайся.

Щедрый друг Алетэя покинул комнату. Парень нашел глазами кровать, которая тоже была не дешевой, и пошел к ней. Присев на нее он огляделся вокруг. Замечательная комната, такую он мог увидеть лишь во снах. И тут его ошеломила одна мысль: «на свете бывают и хорошие люди, и плохие люди. Богатые не всегда плохие, а бедные не всегда хорошие. Кто-то не виноват в своем богатстве. Мир – очень трудная структура, в которой спорят между собой за право существования различные персоны, которые пытаются удушить друг друга, одни своей безупречностью, другие силой, третьи слабостью, четвертые красотой. Случай – это летящая в воздухе монетка, нет! Случай – это миллион подкинутых в воздух монет, а теперь попробуй предугадать, как упадет каждая. А человек формируется в череде случаев, в череде случайных случаев, которая является одной из закономерных следствий природного разнообразия. Нобилис сформировался вот так и у этого есть не одна причина, и даже не две, а может три? Четыре? Десять? Небольшие изменения и он мог стать бы другим, мог просто раздавить меня и даже не обернуться. Вот как они, дети, которые в школе напали на учительницу, такие молодые, но такие злые.

Ал увидел на книжной полке «Писание», которое решил перечитать. Он встал на костыли и направился к этому большому тому со стихами…

Время шло. Страницы пролетали необычайно быстро. Дни пролетали так же, как и главы божественной книги. За Алетэем ухаживали слуги Нобилиса. Он хорошо ел, хорошо одевался и так далее. На восьмой день парень столкнулся со странным стихом:

Бог тобою управляет,

Он вершит святейший суд.

Гнев его всех заставляет,

А спокойствия гнетут.

Нету сна, на самом деле,

Если молишься не в труд.

Ты, они и все вспотели

От таких рабочих груд.

Но не плачь и не сдавайся,

У тебя все впереди.

Ты во благе том купайся,

Если грех свой замолил,

Бог тебя, как сына любит,

Я уверен, так и есть.

Все! О, Люди! Люди! Люди!

Счастье разбивает спесь!

Если в детстве не молился,

Рад молиться ты сейчас!

Доброта покроет лица,

Царь одарит счастьем нас!

Если Бог не существует,

Он не смог создать бы мир.

Ниша без него пустует,

Этот мир, увы, не мы.

Только помни, верь и вера

Облегчит в страданье путь.

Ясно видно, что смиренно

С Богом – это жизни суть.

– Боже, да это же акростих! – воскликнул он.

– Б-о-г-а, бога.

– Н-е-т, нет.

– О-н-у-т-е-б-я-в-с-е-р-д-ц-е, он у тебя в сердце.

– О-н-э-т-о-я, он это я.

– Бога нет, Он у тебя в сердце, Он – это я, – полушепотом произнес Алетэй. Почему я это раньше не замечал? Интересный факт. Если учесть, что «Писание» было сотворено на том языке, на котором мы сейчас говорим, то сам автор его не верил в Бога, и он заявляет, что он сам создал его. Хм. Человек, создающий богов. Очень интересное замечание.

Алетэй долго думал над этим, пока не пришел к окончательному выводу: «Человек придумал бога, значит, он очень велик. Человек не жалок, а силен, он не слизень, а минимум полубог».

Время остановилось, появился Омега.

– Отлично, мой друг,

Ты почти что признал,

Что Богом ты был,

И это призвание,

Твое навсегда,

Еще вот удар

И ты проиграешь,

А я возликую,

Мой друг,

Это счастье, быть лучшим из лучших,

Быть богом богов,

Что других богов рушит,

Хотя бы и спором,

А спор – это дело,

А спор – это спорт,

Тут мысли редеют.

Готовишь и смотришь,

Берешь и играешь,

Находишь, теряешь,

Сражаешься смело,

Умело, но где-то

Застыла планета на этом моменте,

И где-то решенье всех споров зависло.

Оно предо мной, и исполнится чисто.

Алетэй продолжал рассуждать о своем, а Омега следил за всеми его мыслями. Бог ждал, ждал пока Ал произнесет ключевые слова, что он единственный Бог в этом мире. Парень рассуждал: «Все люди Боги, а я один из них. Следовательно, я тоже бог и могу создавать богов, могу создавать нечто иное, могу вообще ничего не создавать. Хороший был автор тот, кто написал это «Писание», заставил задуматься, ведь в первый раз я его прочитал, абсолютно не задумавшись о смысле того, что нес творец. А вот это было важно. Кто-то заставил написать его эту книгу. Тоже интересный факт. Жизнь –сложная штука, трудно к ней относиться просто».

Вдруг зашел Нобилис и спросил:

– Что ты тут разговариваешь?

– А вы сами посмотрите, что я нашел: Аниман, который создал «Писание», он писал акростихом, читайте.

Мужчина прочитал все, что написано на той странице, а потом Алетэй провел пальцем по первым буквам. Богач сказал:

– Бога нет, он у тебя в сердце, Он – это я, – прочитал владелец библиотеки, – интересно, спасибо тебе огромное, я этого никогда не замечал.

Нобилис сидел рядом с Алетэем и думал, не произнося ни слова. Интересно было наблюдать за тем, как мыслил этот человек при том, что он был довольно верующим, одним из десяти процентов верующих, живущих на Терре.

Но вскоре хозяин дома покинул комнату Ала, а сам обитатель этой комнаты решил прочитать другую книгу. Следующим шагом была «История жизни святого Фидуса», написанная неким Эпитусом Флосом. Это была потрясающая история о воре разбойнике, который решил отомстить союзу воров, а потом, по стечению обстоятельств, стал монахом, который посвятил всю свою взрослую жизнь служению Господу. Эпитус божественно расписал все действия главного героя. Однако пару дней прочтения не принесли никакой пользы. Просто еще одна хорошая книга.

Следующей книгой стала та самая, которая была написана неизвестным автором. Она была посвящена Беллатору Фортису. Путешествия легендарного война оставили в основном положительные впечатления, Алетэй убедился в величии человека, порой даже над другими людьми.

Ал часто начал разговаривать сам с собой, вот один из монологов:

– Отличные книги существуют на Терре. Но я почему-то убежден в том, что самые лучшие произведения просто не дошли до нас, что самые лучшие авторы просто были забыты, не поняты и так далее. Сколько же в мире завистников, которые не дают лучшим работам выйти в свет? Творчество и произведения лучших забываются. Только некоторые из лучших известны людям.

Алетэй продолжал читать. В этот раз он начал перечитывать все произведения древних философов, которые здесь тоже были. Омега перестал наблюдать за парнем, поскольку тот не приближался к истине ни на йоту.

За окном неизменно сияло солнце днем, а ночью неизменно были видны звезды. Это было самое неизменное и печальное место на всей Терре. Алетэй уже ждал того момента, когда он сможет уехать из этого города туда, где погодные катаклизмы были естественными природными нормальностями. Самое ужасное в этом мире, когда природа с тобой не говорит, а уныло твердит одно и тоже, как назойливая и глупая девочка, которая не знает ничего, кроме того, чем она увлекается, например пением, и вот она нудно начинает вам рассказывать эту свою однообразность, которая может только опечалить слушателя. Эта печаль бессмертна, пока живет это однообразное общение с природой безмолвной и застывшей. Ветер не дует в этих краях, ничто не дает новой пищи для мысли, природное движение здесь останавливается и остается сухое, голое фантазирование на листе бумаге в замкнутой комнате между тишиной и спокойствием, там, где скрывается настоящий монстр, онтологическое одиночество, которое отличается от социального более сильным уровнем отсутствия внимания.

Где-то в глубине голубого неба обитает эта беспробудная пустота, которая съедает душу, вместе с телом, по которому бежит пустой и бессмысленный озноб; но этот озноб – это осознание того, что создалась иллюзия смерти вселенной, ее остановки, которая равносильна смерти. Гибель подвижности – это знак стоп у сердца бытийной бездны. Вот на что наводил взгляд в окно. Алетэй вспоминал свой родной город, где погода жила, веселилась, грустила, била, защищалась. Там небо играло каждый день новыми красками, там природа дарила сюрпризы, птички летали в разные стороны, голуби просили свою порцию крошек, воробьи воровали их наживу прямо у них из под носа. Люди, которые растут здесь, не могут почувствовать всю красоту и весь ужас настоящей природы, они ограничены рамками, которые невозможно преодолеть, не увидев красоты природного единения и подвижности. Кто знает, чего стоит эта драгоценная изменчивость неба? Почему никто не ценит небо? Почему никто не ценит единственного посредника между бесконечным поцелуем теплоты космоса и нами, а без неба этот поцелуй был бы поцелуем тарантула или кобры. Яд бы просачивался сквозь нашу кожу, и мы бы падали в страхе, а кто-то придерживался бы агонии. Каждый сам бы выбрал, как принять этот «дар» космоса. Оно дарит людям возможность любить, быть любимыми. Люди не замечают самое ценное, хотя, чтобы его найти, достаточно просто показать пальцем в небо, не промахнешься.

Этим и занимался Алетэй между прочтениями различных книг, которые, собственно, ему очень нравились, но еще ему нравилась природа. Природа не может не нравиться. Она – предел эстетического удовольствия и предел любого творчества, поскольку большинство творений – это лишь плагиат у вселенной.

Со временем Алетэй выздоровел, и с него сняли ужасный гипс. Он мог ходить и уже пытался бегать. Нобилис гордился своим молодым приятелем.

– Послушай, Алетэй, а ты очень внимательный, и, кстати, мне, иногда, удавалось подслушать твои разговоры с самим собой, ты не по годам мудр, – произнес мужчина, когда они гуляли по саду, за несколько дней до отъезда.

– Не льсти мне.

– Кстати, расскажешь мне, как ты выбрался из Академии?

– Я спрыгнул с острова, на котором она располагалась.

– Ну вот, ты опять шутишь, это ужасно.

– Это не шутка.

– Ладно, понял, ты очень не хочешь мне об этом рассказывать.

Больше они сегодня друг с другом не разговаривали.

Глава 12

Утро. Первые лучи солнца просочились в библиотеку. Алетэй проснулся только тогда, когда эти самые лучи попали ему на лицо.

– Чертово солнце, – произнес он, открывая глаза, – оно опять пытается меня разбудить.

Медленно одевшись, парень пошел выполнять все гигиенические операции. Как только он покинул ванную, на него набросился Нобилис:

– Вот тот день и настал, сегодня ты поедешь домой.

– Серьезно? – обрадовался Алетэй.

– Конечно! – радостно произнес богач.

– А можно вас попросить об одном? – скромно спросил Ал.

– Слушаю.

– Можете дать толстый блокнот или тетрадь и набор ручек в дорогу, чтобы я мог вести черновики этого своего путешествия.

Нобилис громко рассмеялся, и, не говоря ни слова, пошел к выходу. Алетэй последовал за ним, за дверью стояли слуги с огромными чемоданами, набитыми вещами.

– Мой друг не может ехать без вещей.

– Это все мне? – спросил Ал, но посмотрев на богача, он понял, что лицо его положительно отвечает на вопрос своей доброй улыбкой, – не стоило этого делать.

– Друг, вещи – это всего-то вещи, ими можно разбрасываться, дарить, покупать. Вещи никогда не являются ценностью, вещь – это просто вещь, с которой порой удобно взаимодействовать, чтобы ты не тратил свое драгоценное время на пустяки, я дарую тебе весь этот бесполезный для меня хлам, который окажется для тебя замечательнейшим помощником на пути к своему родному городу.

Лифт открылся. Слуги приступили к погрузке чемоданов. Алетэй не выдержал и начал им помогать. Нобилис, последовав примеру своего молодого друга, так же помог перенести весь груз в лифт.

Лифт закрылся, и вся эта толпа людей с чемоданами отправилась вниз.

– Ал, – обратился богач, – вот и все, мы скоро распрощаемся с тобой навсегда.

– Я думаю, – начал парень, – что я еще вернусь в этот ужасный город.

Нобилис улыбнулся, однако Алетэй сказал это так уверено, что у того и не было сомнений в возвращении своего друга. Лифт медленно приближался к остановке. Все почувствовали это. Лифт остановился, и его двери распахнулись. Перед Алетэем и всеми, кто стоял за его спиной, находился огромный автобус черного цвета, отполированный до блеска, вымытый, чистый. Его очертания округлые, словно фигура девушки. Более данная машина напоминала увеличенный спортивный автомобиль, который переел в кафетериях нижнего города. Окна автобуса тоже были черными. Тонировка покрывала не только передние, но и боковые стекла. Автобус был огромным, наверное, в три-четыре раза выше Ала.

По другую сторону от автобуса собрались зеваки, которые смотрели на это чудо техники, а оно было, правда, довольно чудесным. Жители нижней Риады редко могли увидеть такое техническое волшебство, ведь они довольствовалсь только бедными никчемными автобусами, в которых не было ни удобств, ни достоверности того, что эта старая махина проедет еще хоть сто метров. Однозначно, подобные чудеса их удивляли.

Слуги, Алетэй и Нобилис приступили к разгрузке чемоданов из лифта. Это забавное занятие заняло некоторое время. Вдруг из автобуса вышел пожилой седоволосый мужчина. Его костюм был в классическом стиле, а очки с круглыми стеклами и золотой оправой говорили о том, что он был не из беднейших людей своего города.

– Это, – решил познакомить Ала и водителя Нобилис, – водитель автобуса, мой замечательный друг, Кэбби.

– Рад познакомиться, я Алетэй, – вежливо сказал парень.

– Я Кэбби, сэр, – произнес водитель мерзким голосом дворецкого, вы, наверное, уже могли сложить в своей голове образ самого стереотипного голоса дворецких, так вот, он и есть само дворецкое естество в форме водителя.

Владелец автобуса открыл багажное отделение, слуги приступили к погрузке багажа. Через несколько минут работа была завершена. Нобилис смотрел на Алетэя. Алетэй уже заходил в автобус и вдруг развернулся, богач по-приятельски обнял парня на прощание:

– Пока, друг, пока! Я надеюсь, что мы еще увидимся. Кстати, я собрал для тебя множество книг, чтобы ты не скучал в дороге.

– До встречи, надеюсь, что мы с вами еще увидимся, спасибо вам за все, я рад, что судьба столкнула меня с вашей машиной.

Оба засмеялись. Нобилис отпустил своего друга. Ал зашел в автобус. Это был не салон, а целая комната. Там стояла кровать, стол, стулья, которые были намертво приделаны к полу. А в конце даже виднелись две двери, за которыми находили свое прибежище душевая и туалет.

Кэбби со своим потрясающим дворецким тоном псевдоуважения произнес:

– Сэр, прошу вас, сядьте или лягте на кровать, сейчас мы начнем наш путь.

Алетэй сел на кровать. Автобус рванул с места. Кебби спросил:

– Все в порядке, сэр?

– Все отлично, сэр, – спародировал водителя Ал, еле удержавшийся на кровати.

Кэбби улыбнулся.

– Смешная шутка, сэр.

Алетэй спросил у водителя:

– А можно открыть окно?

– Да, сэр, нажмите на кнопку под любым, интересующим вас, окном.

Ал нашел кнопку и нажал на нее, стекло медленно опустилось. Парень снял обувь, сел на кровать и начал разглядывать окрестности. К этому времени автобус уже удалялся от Риады, от ее темноты этих растущих в небо грибов-островов, которые скрывали солнечный свет от бедных жителей города. Безупречно голубое небо заканчивало свою тяжкую гегемонию над душой Ала. Он чувствовал приближение к свободе. Однако автобус приближался к линии грома, в самом ужасном скоплении туч, черных, как сама пустота, где молнии били в разные стороны, они не щадили никого и ничто, только удача могла спасти всех, кто пересекает эту местность.

– Сэр, не бойтесь, у нас в автобусе есть громоотвод. Мы специализируемся на том, чтобы проходить эту линию и довозить своих клиентов до нужного места, – произнес Кэбби со своим привычным тоном.

– Ладно, я не боюсь, – ответил Ал.

– Просто, сэр, обычно пассажиры меня спрашивают об этом. Я рискнул предположить, что вы, сэр, тоже очень озабоченны данным вопросом.

– Почему вы всегда говорите «сэр»? – спросил Алетэй.

– Это вежливость, сэр.

–Понятно.

Автобус пересек опасную зону и ехал уже туда, где осадки и ветер не так сильно атаковали автобус. Со временем они и правда ослабевали, а белое небо, без единого лучика солнца, пропускало все больше и больше света, пока они не отъехали достаточно далеко и не вышли на мировое шоссе.

– Сэр, впереди долгий путь. Господин Нобилис отдал вам некоторое количество книг, советую вам приступить к их прочтению, если не хотите смотреть в окно, сэр.

– Хорошая идея.

Алетэй достал книгу, повещенную Медиусу Софосу. Там была написана статья о том, что сделал этот человек, а после приведены его слова с защиты академической диссертации.

Алетэй начал говорить вслух:

– Если Колос тоже пришел к такому выводу, и его учитель так же считал, то мои выводы небезосновательны.

– Сэр, о чем вы говорите?

– Кэбби, сами оцените «Если человек, тот который именно Я, отражает в себе больше, чем действительность». Вот так писал Колос. Я думал так же, когда прочитал «Писание» и нашел там один нюанс.

– Какой же нюанс, сэр?

– Кантион Аниман иногда писал акростихами, но этого никто не замечал до этого.

– Акростихами, сэр?

– Акростих – это когда из первых букв каждой строчки можно складывать слова, фразы и так далее.

– И что же получилось?

– Вы забыли сказать «сэр», – Алетэй чуть ли не засмеялся, Кэбби тоже.

– И что же получилось, сэр?

– Точно не помню, но что-то вроде «Бога нет, он в твоем сердце, Бог это ты.

– Выходит, что я Бог, сэр?

– Да.

– Водитель – Бог. Бог водителей, – усмехнулся Кэбби.

– Не надо шутить, у каждого человека есть некий потенциал, если смотреть на многих, то они его просто не открыли. Люди, которые добились власти, просто пытаются задушить этот потенциал, сделать из богов рабов. В каждом человеке, я верю в это, имеется потенциал, чтобы сделать из себя бога. Настоящая сила сознания, которая находится не только в интеллекте, но и в вере, интуиции, и, главное, в фантазии. Сейчас все очень юмористично относятся к великой силе фантазии, ученые говорят, что фантазия – это обман самого себя, создание того, что просто быть не может. Но это самая огромная сила человека. Человек – это не средство. Человек – это даже не цель. Человек – это Бог, существующий без основания. Для человека не нужна причина, не нужны следствия. Человек – высшая трансцендентальная ценность.

– Транс…?

– Трансцендентальная – выходящая за грань внутреннего. Нечто божественное, непознаваемое. Так вот, человек – это величайшая ценность вселенной. Почему люди недооценивают себя? Почему они думают, что они и так уже максимально развиты, когда они все еще средства? Почему человек не может отказаться от утилитарности всего, что его окружает?

– Сэр, наверное, потому, что его так воспитывают.

– Ты прав, Кэбби.

– Но если человека будут воспитывать по-другому, то он изменится?

– Однозначно, сэр, меня вот воспитали постоянно говорить «сэр».

– Но это никому не нужно.

– Вполне возможно… сэр.

– Люди думают, что они абсолютно правы в своих заблуждениях, они уверены в том, что понимают истину, они видят свои жалкие мнения наверху, в то время как они составляют лишь подножие горы истины.

– Красиво сказано, сэр.

– Ты знаешь, как я буду называть людей, которые припадают перед мнениями?

– Даже не догадываюсь, сэр.

– Пусть они будут зваться «пустые».

– Не слишком ли грубо, сэр?

– Нет, в самый раз, это слово выражает всю их сущность, пустых всегда можно чем-то наполнить, а то есть мнениями. Пустые остаются пустыми в сущности своей пустотности, в своей доступности, либо уже наполненности некой водой, которую обычно называют «знанием», являющееся мнением.

– Но как не быть пустым, сэр?

– Понять мнимость мнений. Это единственный аподиктический факт.

– Аподиктический, сэр?

– Ну да, в смысле, тот в котором мы не имеем сомнения, он необходим. Т.е. мнения мнимы и это необходимо, следуя из их названия.

– Сэр, а вы и правда не простой человек, я начинаю понимать, почему сэр Нобилис так заботится о вас.

После этих слов комнату озарил свет тишины, каждый остался со своими мыслями. Кэбби был поражен глубиной своего собеседника, который заставил его задуматься о том, как раньше он жил, что раньше делал. Ведь в прошлом никто не говорил слуге Кэбби, что он Бог, настоящий, могущественный, но только потенциально нераскрытый. И даже есть объяснение, почему никто не знает о своей божественности. Это воспитание, сковывание, внушение. Пример приведен был правильно. Кэбби всегда видел свою вредную привычку этического воспитания – это слово «сэр».

Автобус ехал все дальше и дальше. И вот он остановился в городе Арс. Алетэй вышел наружу.

– Сэр, у вас двое суток, для пребывания в этом городе, возьмите кредитную карту, – Кэбби передал Алетэю кредитку.

– Спасибо, – сказал Алетэй, уходя.

Что же увидел парень? Ни одного человека не было видно нигде. Однако кругом ходили человекоподобные роботы.

– Что это такое?

Кэбби крикнул из автобуса:

– Это Арс, город роботов-рабов, сэр! Вы можете походить по домам и заводам, здесь нет преступности, поэтому люди не бояться пускать чужаков в свои дома, сэр.

– Понял, спасибо, – сказал Алетэй и отправился изучать город.

Дома представляли с собой коробки, только из кирпича. Весь город был оборудован различными компьютерами. Роботы не обращали внимание на Ала, словно его не существовало, кто-то из них нес груз куда-то, кто-то делал что-то иное, кто-то стоял у ларьков, если заглянуть в окна кафе, то можно было увидеть, как роботы готовят еду. Иногда на улице можно было заметить толстых детей и толстых взрослых. Они шли, и чаще всего наполняли свои животы разномастной гадостью, которую они называли едой.

Алетэй, прогуливаясь по городу, обратил внимание на шею одного из роботов, где висела бирка. Парень повернул ее к себе, и прочитал надпись: «продукция компании «Магна Инвентор», адрес: улица Механиков, дом номер один». Ал, конечно же, подумал посетить данное предприятие, поскольку оно представляло особенный интерес, тем более, что на всех роботах города, которых парень проверил, висела такая же бирка.

Алетэй долго думал, как же ему найти это здание, но потом решил. Он начал рыться во всех компьютерах, которые только попадались у него на пути. И в итоге он попал на компьютер-карту. Этот аппарат помог ему отыскать выход из сложившейся ситуации и указал маршрут. Ал запомнил улицу, на которой находился автобус, и поехал на бесплатном метро туда, куда и собирался прибыть.

Долгая дорога позволила Алетэю полюбоваться городом. Это место умирало от выхлопов фабрик, люди, которые ходили кругом, были толстыми и еле двигались, но никто из них не работал. Ал не видел ни одного пожилого человека на улице, он предположил, что смертность в городе очень высока от абсолютного безделья людей. Природа города была мертва, словно поверженный солдат. У Алетэя это все могло вызвать только чувство ужаса, непомерного страха за судьбу людей, которые стали жертвами своей поразительной лени.

– Лень убивает людей, – сказал очень тихо парень.

Со временем он доехал до цели. Перед его взором предстало огромное здание, его размеры были неопределимы, поскольку оно было таким гигантским, что даже на расстоянии трехсот метров нельзя было увидеть то место, где оно заканчивается.

Роботы пропустили парня на фабрику. Кругом была какая-то гегемония машин, роботы сами себя строили, нигде не было ни одного человека. Помещение было огромным. Роботы сваривали друг друга, ковали детали, делали других роботов. Освещение было ужасным. Парень шел и думал, что никогда и никого здесь не найдет. Ал крикнул:

– Есть кто-нибудь живой?

– Хахахаха, – послышался сумасшедший смех из темноты.

Алетэй проглотил слюну и пошел на смех. В итоге он оказался у металлической двери. Там слышались какие-то странные разговоры.

– Ты, – говорил голос пожилого человека, – ты будешь моей заменой, ты – мое гениальнейшее творение, ты сможешь делать роботов после моей смерти.

Алетэй открыл дверь. Он зашел в хорошо освещенную комнату. Если честно, то она была больше похожа на хирургическую. В центре комнаты находилось, что-то вроде кушетки, на ней кто-то лежал, а над ним, спиной к Алу, стоял пожилой худой мужчина, который рылся в человеке какими-то инструментами.

Алетэй, не медля, подбежал к хирургу-убийце и схватил его за руку. Вдруг он осознал, что мужчина делает робота очень напоминающего человека. Пожилой ученый посмотрел на схватившего его руку человека.

– Кто ты такой? – спросил он, – схватите его!

К Алетэю подбежало несколько роботов, которые скрутили парня и положили его лицом на пол. Старик в белом халате по колено продолжил делать свою работу над роботом, и иногда приговаривал:

– Ты станешь моей заменой, ты станешь моей заменой.

Ал не мог вытерпеть такого обращения, и скоро решился сказать то, зачем он сюда прибыл:

– Я – Алетэй Намен, пришел поговорить с создателем этих роботов, чтобы узнать, кое-что.

Ученый проигнорировал попытку парня вступить в диалог.

– Ты будешь моей заменой, – сказал он, – ты будешь моей заменой, моим единственным сыном, моим единственным сыном.

Ал решил повториться:

– Старик! Я пришел к тебе не просто так…

Ученый мгновенно обернулся:

– Кого ты назвал стариком?

– Уважаемый, извините, отпустите меня, я пришел к вам, чтобы поговорить.

– Ребенок, почему ты мне мешаешь?

– А почему люди страдают?

Ученый замолчал и, недовольно посмотрев на парня, отвернулся. После он начал говорить:

– Люди не могут страдать, их мечты наконец-то исполнились, они целыми днями только развлекаются, едят и никогда не работают. О чем им еще мечтать? Не неси глупости, ребенок. Роботы, – крикнул старик, – выкиньте его из фабрики.

Роботы потащили Алетэя и бросили его около выхода. Ал встал и отправился назад, к той комнате. Войдя в дверь, парень сказал:

– Имей уважение к своим гостям.

Ученый развернулся.

– Я мэр этого города, единоличный правитель, который создает всем людям комфорт, чего ты от меня хочешь? Ты критикуешь меня, но людям хорошо! Они делают, что хотят. Уйди, уйди, уйди! Не хочу тебя слушать!

– Людям нельзя позволять делать то, что они хотят…

– Замолчи! – закричал ученый.

– Люди сами губят свою душу, если их не воспитывать правильно!

– Роботы! Убейте его!

– Старый дурак.

Два робота бежало на Алетэя. Они сделали замах своими кулаками, но парень резко ушел с фронта атаки, и роботы вышибли дверь, вместо того, чтобы попасть в парня. Ал побежал к старику и, сбив его с ног, схватился за морщинистую шею.

– Если не прикажешь роботам успокоиться, то я сверну тебе шею, – сказал юный гость.

– Но я не могу умирать сейчас! Пока мой сын не готов! Роботы, прекратить нападение!

Алетэй слез с ученого, тот быстро поднялся.

– Послушайте меня, уважаемый …

– Магна Инвертор.

– Уважаемый мистер Магна, прошу вас, пойдемте со мной, вы посмотрите на город. Вы должны увидеть это своими глазами. Прошу вас. Умоляю.

– Ладно, только больше не пытайся меня убить.

– Вы тоже, – усмехнулся парень.

Ученый вызвал робота таксиста, который находился у фабрики. Алетэй и Магна сели в такси и поехали туда, где Ал начал свое путешествие.

– Уважаемый, посмотрите на этот город, никто не выходит на улицу, а вот они те, кто выходят, толстые и еле передвигающиеся. Что это? Люди?

За окно проходило несколько толстых мальчиков. Они шли очень медленно.

– Почему они все такие толстые? – спросил ученый.

– Потому что они много едят и мало двигаются. Могу даже высказать предположение на счет того, что они еще и умирают раньше положенного срока. Я в городе не видел ни одного пожилого человека.

– Если ты прав, мальчик, то это ужасно. Но почему ты решил им помочь?

– Потому что люди – это боги, и я не могу смотреть на то, что они живут, как свиньи.

Такси остановилось, бодрый старичок вышел из такси, Алетэй последовал за ним, парень вел ученого к дому, они постучались в первый попавшийся дом. Им открыл очень тучный мужчина.

– Кто вы? – спросил толстяк.

– Мы пришли вас спросить, – сказал парень.

– О чем? – прервал гигант.

– Ваши родители, они…? – задал вопрос Ал.

– Они умерли уже давно, – ответил мужчина.

– От? – переспросил ученый.

– От сердечного приступа. Робоврачи сказали, что это из-за чрезмерного ожирения.

Целый день они ходили и опрашивали людей. В итоге оказалось, что стариков в городе почти нет, никто не живет больше, чем пятьдесят лет. Рекордсменом оказался шестидесятилетний мужчина, который умудрился выжить при огромном ожирении. Магна очень сильно огорчился. Такси отвезло их на фабрику, где Алетэй и ученый смогли выспаться, а на утро их ждал разговор.

– Алетэй, да ведь?

Парень кивнул, ученый продолжил говорить:

– Мои роботы, они только вредят людям. Я хочу только одного, улучшить жизнь людей. Но я учел свои ошибки. Больше такого не повторится. Я тебе обещаю, мой друг. Если у тебя будут проблемы, то проси у меня все, что захочешь.

– Это вам спасибо, если вы сможете сделать жизнь людей лучше.

Алетэй оправился к автобусу, где его ждал Кэбби.

– Здравствуйте, сэр, я волновался, что вы не пришли ночевать этой ночью, сэр.

– Здравствуйте, я помог людям этого города.

Водитель улыбнулся и пригласил парня сесть в автобус.

Ученый сидел и думал над словами мальчика. «Люди – это боги, они не могут жить, словно свиньи». Да, люди, даже свободные, должны быть здоровыми и умными, чтобы их душа соответствовала их внешности. Для этого Магна начал организацию системы ремесел, которыми начнут заниматься все жители города.

Глава 13

Где-то по великой и огромной одинокой дороге ехал черный автобус. Алетэй спал на кровати, а Кэбби сидел за рулем. Утренние лучи попали в стекла и через них они устремились к глазам Ала.

Огненный небесный шар был сегодня необычно накален. Он уже с утра хотел сжечь всех, кто попадался ему в поле зрения. Этот огромный пылающий глаз искал свои жертвы, прорывался сквозь окна, но не только будил людей ранним утром, а разогревал помещения, где они сидели до невероятных температур.

– Что-то жарко, – из кровати произнес Алетэй.

– Включить кондиционер, сэр?

– Будь добр.

Кэбби охладил автобус. Ал почувствовал невероятно приятную прохладу, которая, словно шелковое одеяло, обернула его.

– Спасибо, – поблагодарил тот.

– Не за что, сэр.

Парень оделся, сел за столик и принялся читать новую книжку. Однако солнце не хотело завершать свое вторжение, на подобном проигрыше. Оно наступало и закидывало своими копьями все, что только могло, как обычно и безрассудно оно всегда делает. Алетэй выглянул в окно и задумался: а ведь настоящее величие в безрассудной щедрости. Когда ты можешь дать больше, чем кому-либо нужно – вот это и есть величие. Люди зарываются в своих мнениях, а самое лучшее мнение может дать нечто, что нужно только некоторым, в частности только одному. А это беспощадное щедрое солнце и эта бездонная щедрая земля, они учат нас настоящему величию. По сравнению с ними люди-тираны – это насекомые. А может ли человек стать настолько же великим, словно пламя отца солнца, либо подобно матери земле? Чем может делиться человек? Мнениями? Что же может человек? Он может делиться мыслями, он может раскрывать все грани истины и делиться ими с другими людьми. Только такое величие доступно человеку. Способность делиться истиной, которую ты знаешь; способность создавать истину, быть в истине и беспощадно и плодородно раздавать дары истины каждому, кому это нужно и не нужно, словно солнце, словно земля, словно само сердце человека, раздающее доброту, но доброта – это одна из граней истины. Человек владеет самым необычным даром. Этот дар – способность мыслить. Ни в коем случае не изучать, иначе это было бы похоже на плагиат самой природы на бумаге, но человек способен выйти далеко за пределы природных рамок. Человек не часть природы, человек не обособлен от нее, он и есть эта самая природа, второе солнце, вторая земля, величие на пересечении всего сущего. Истина не находится на кончике языка, но есть истина всех истин. Многогранность.

– Сэр, вы опять думаете о сущем?

– Я думаю о человеке, Кэбби, о человеке, – грустно и тихо произнес Ал.

– Что же вы придумали, сэр?

– Ничего, что не должно бы было иметь место в нашем мире.

– Сэр, а вы не хотели бы написать книгу?

– Нет.

– Почему, сэр?

– Много времени тратит написание книги.

Автобус ехал по пустому шоссе, дорога была испорчена. Где-то далеко виднелся город.

– Кэбби, слушай, куда мы едем?

– Город Сомнус, сэр.

– Что это за город?

– Город спящих, сэр. Вам понравится, сэр.

– Спящих?

– Вы все поймете, сэр.

Прошло тридцать минут, и они доехали до Сомнуса, города спящих. Город? Это был один большой купол, находящийся в центре гор. Это выглядело так, словно крокодил ел что-то круглое, поскольку горные хребты напоминали зубы.

Выходя, Алетэй спросил:

– Купол?

– Да, сэр, идите, там вам все объяснят.

Алетэй вышел из автобуса и пошел к куполу.

– Сэр, у вас несколько дней. Здесь люди задерживаются надолго.

– Вернусь завтра, – сказал Ал, усмехнувшись.

Кэбби смотрел на парня с некой ухмылкой, ведь он лучше других знал, что это за город. Вы не ослышались. Он один из заместителей главы этого поселения. Бывший заместитель.

На входе Алетэя встретил высокий мужчина:

– Здравствуйте, сэр, не хотите ли повстречаться с леди Парадиз?

– Хм, ну, допустим, я бы хотел этого.

Мужчина проводил мальчика в город. Купол был переполнен людьми, которые лежали на кушетках, а к их головам был подсоединен какой-то странный прибор. Прибор напоминал шлем, только более механизированный и сложный. Небо пряталось за потолком, который окутал весь город. Люди лежали, словно на кладбище, да и вообще все это место напоминало кладбище. Кругом валялись трупы, а рядом ходили люди в белых халатах и обслуживали оборудование. Ал шел вместе с мужчиной, после они сели в некоторое подобие автомобиля для гольфа. За пятнадцать минут они добрались до единственного здания в городе.

Дом в форме уменьшенного купола красовался в самом центре, везде на нем находились иллюминаторы, а из них выглядывали человеческие лица. Эти лица прилежащими к ним руками указывали на Алетэя, словно на некую диковинную штуковину, которую они увидели в магазине. Единственная дверь в здании открылась, и оттуда появилась красивая высокая женщина, с русыми волосами, в офисной одежде и очках. Возраст ее был около тридцати лет. Мужчина же отдал женщине честь и произнес:

– Мисс Парадиз, странник доставлен!

– Можешь уходить, – сказала женщина вполне обычным женским голосом.

Мужчина ушел достаточно быстро. Кстати, при начальстве он начал отчеканивать шаг, говорить громко и четко, и даже этот персонаж умудрился выровнять свою спину. Алетэй усмехнулся, посмотрев на него. Ведь до этого стражник напоминал горбуна. Женщина же разглядывала парня с ног до головы.

– Я мисс Парадиз, рада вас приветствовать в нашем замечательном городе, который исполнит все ваши желания.

– Мои желания? – переспросил Ал.

– Абсолютно любые желания, – тихо повторила она.

– Хм, интересно…

– Пойдем со мной.

– Вам даже не интересно мое имя?

– Имена, фамилии, даты рождения – они никак не связанны с вашими мечтами, – сказала Парадиз.

Женщина вышла из дома и направилась к ближайшей свободной кушетке, где стоял аппарат.

– Ложитесь.

Алетэй догнал ее и спросил:

– Что это?

– Машина снов, – тихо ответила она.

– Так вот как вы исполняете желания… я разочарован.

– Каждый говорит, что разочарован, пока не попробует вкус сновидения. И вам я тоже советую попробовать.

– Я думаю, что это не приведет меня к дурным последствиям, – сказал парень и тут же вспомнил, как многие герои книг и фильмов, говоря эту фразу, всегда попадают в неприятности. Он проглотил слюну, лег на кушетку и попытался расслабиться.

– Вы готовы? – спросила мисс Парадиз.

– Да.

Женщина одела на Алетэя шлем, тот закрыл ему обзор. Сначала он чувствовал неудобство, потом по шлему прошлась вибрация, после заиграли цвета. Ал засыпал невероятно быстро.

Очнулся он уже в автобусе Кэбби.

– Сэр, мы почти приехали в Антей.

– Это отличная новость, – произнес Ал, вставая с кровати.

– Я еле спас вас из города снов, сэр.

– Спасибо тебе, Кэбби, – искренне произнес парень.

А автобус двигался к родному городу Алетэя. Впереди шел дождь, Ал узнавал этот дождь, который идет с такой интенсивностью только у него дома, только здесь. Он с улыбкой смотрел в окно, предвкушая встречу с мамой и дедушкой. Чуть позже мальчик открыл окно, чтобы вдохнуть свежий воздух своих родных мест. Он изумился. Воздух был очень чист и целебен, словно эликсир вечной молодости.

– Кэбби, открой окно! Вдохни этот воздух!

Мужчина послушался совету юноши:

– Он потрясающий, сэр.

– Еще бы! Вся философия моего сердца стремится сюда, словно стрела лучшего в мире лучника стремится вонзиться в мишень. Знаешь – это моя родина. Нет, не страна мне близка, не город, а сама местность, сама земля и воздух этого места, по которому я так долго ностальгировал. Любовь и бытие этих дорог, по которым я гулял в детстве, они уберегали меня, хранили, иногда учили жизни, но часто просто вели меня, вот мы и въезжаем в город. Родное место – это самое прекрасное место в мире. Нет, не люди важны в нем, даже не дома, а само небо, такое родное и такое приятное; а так же земля, такая красивая и такая дорогая сердцу. Ноги словно рождены только для этой земли, чтобы пройти свой путь по ней. Глаза рождены только для этого неба, чтобы смотреть в его глубины и видеть этот дождь, но для кого-то это не дождь. Это место в твоей душе – это целая вселенная, а вселенная так мала, когда речь заходит о любимом и родном месте, про которое всегда можно сказать больше, чем про любую вселенную, что возникает в нашем воображении.

– Сэр, куда мне ехать?

Словно Алетэй и никогда не уезжал из этого города, он точно помнил все повороты, все прямые, парень мгновенно указывал направление до его дома, он даже не сомневался. Кэбби довез своего пассажира до дома.

Алетэй, выходя, произнес:

– Спасибо, друг!

– Не за что, сэр!

Автобус уехал. Ал остановился перед дверью. Он ждал около трех минут и вот дверь открылась. Нобили шла в магазин. Они столкнулись лбами, поскольку мать не ожидала, что сын окажется за дверью, и она не смотрела вперед, а только глядела под ноги.

– Сын!?

– Это я!

Они обнялись и поприветствовали друг друга.

– Где дед? – спросил Алетэй.

– Медиус сидит и играет сам с собой в шахматы, – ответила радостно она.

Ал забежал домой и увидел старика. Тот встал и пошел навстречу своему внуку, парень с разбегу обнял дедушку. Улыбки озарили комнату. Алетэй рассказал им о своих путешествиях, на это ушли часы, после он хорошо поел и лег спать.

Снов ему не снилось, поэтому ночь прошла практически мгновенно. Несколько дней парень провел у себя дома, но вдруг послышался телефонный звонок. Ал снял трубку:

– Алло, – отозвался он.

– Привет, Алетэй!

– Это?

– Лореми.

– Ох…

– Слушай, я хотела тебе сказать, что тогда учитель просто пришел ко мне и ничего не было, а я тебя люблю.

– Просто пришел, а то, что он тебя обнял?

– Он показывал мне свою работу, он вообще странный человек, а ему трудно отказать, когда знаешь, что он тебе оценку должен поставить и судьбу твою решить. И он тогда просто попытался меня успокоить. Я ему все объяснила по этому поводу. Мы с ним больше не общаемся. Когда он обнял меня, то я сразу же его оттолкнула. Понимаешь? Я сначала была немного ошарашена, но потом начала действовать. Я все еще люблю тебя, глупый. Пожалуйста, прости меня.

– И? Я дома, а ты в Риаде.

– Я лечу в Антей.

– Не может быть, – удивился Ал.

– Завтра уже буду у тебя дома, любимый.

Алетэй задумался: это сон, я не помню ничего, что было после того, как мне на голову одели шлем. Отлично, теперь я должен ублажать себя лживыми мечтаниями, которые заседают где-то в недрах моего сознания. Что дальше? Я обрету мнимое бессмертие? Я стану всемогущим Богом? Какую еще чушь мне преподнесет этот сон? А главное – это как из него выбраться? Ладно, я знаю, нужно всем сердцем пожелать того, чтобы стать абсолютным Богом этого мира, тогда я смогу справиться им.

Ал спокойно провел этот день. Заснув, он опять не наблюдал ничего, и ночь пролетела мимо. А утром он услышал звонок в дверь. Он знал, что его ждет Лореми. Парень открыл дверь – это была она. Девушка набросилась на Алетэя и обняла его очень-очень крепко. Далее последовал поцелуй, от которого Ал получил огромное удовольствие. Влюбленные долго разговаривали, целовались и обнимались.

Ал забыл, что он спит, как и каждый из нас забывает это во сне. Так проходили часы, вот настала и ночь. Девушка подарила ему то, чего не может подарить никто, кроме девушки: теплоту и любовь, которая больше материнской, которая теплее, чем сам огненный диск солнца.

Время летело мимо, так же быстро проходили недели, а Алетэй погрузился в свои низменные желания. Его мать быстро разбогатела – и их семья стала одной из богатейших в городе. Они переехали в другой дом, который оказался самым большим в области.

Лореми не оставляла своего любимого ни на секунду. Она не давала ему и шанса подумать о чем-то. Замечательное времяпрепровождение не сменялось ничем ужасным. Постоянное счастье – это самое большое наказание в жизни, наказание, которое не может быть познано человеком, пока он не выйдет из этого состояния. Любовь хватает людей в свои щупальца и заставляет забыть то, какими они были, какими хотели стать. Любовь заставляет жить настоящим. Но живет настоящим лишь тот, кто не рассчитывает на будущее и тот, кому стыдно за прошлое. Настоящее – это самое мельчайшее содержание во вселенной, только самые низкие существа живут настоящим, поскольку именно сильнейшим свойством человека является предсказывание будущего, а прошлое – это некая сокровищница прошедшего опыта. Никогда не отдавайся любви с концами. Она – это оковы настоящего. Любовь никогда не остается в прошлом, ибо она всегда сейчас. Любовь – это то, что заковывает людей в их беспомощном, безвыходном настоящем. Вот и Алетэй потерял способность чувствовать прошлое и будущее, он перестал думать, поскольку мысль всегда выходит за грани настоящего, она может быть в прошлом, может стремиться к будущему, но никогда она не прибывает в настоящем. Мысль – это то, что делает человека человеком. Мысль спасает, а спасти можно только зная прошлое и прогнозируя будущее. Здесь и сейчас – это только переход от сбывающегося к сбывшемуся. Истина не настоящее, а вся система прошло-будущего в целом. Только рабы настоящего ценят его, словно оно единственное достояние человека, но мысль – это сумма моментов прошлого, а складывающаяся мысль – это сумма моментов прошлого и будущего. Настоящее – тонкая призма, через которую проходит будущее, становясь прошлым. Пленники этого узкого отрезка жизни не способны мыслить вообще, они только принимают данное сейчас, радуются тому, что есть, либо грустят. Не любить нельзя, но и любить постоянно вредно.

Алетэй утонул в настоящем. Лореми была идеальной девушкой. Она была рабыней желаний парня. Стоило ему только подумать, как он это получал. Невероятно благополучно складывающиеся обстоятельства погружали Ала в себя, связывали его и не отпускали. Девушка была на редкость интересной, постоянно вела беседы и никогда не оставляла своего любимого в покое. Когда он засыпал, она еще не спала, когда он только просыпался, она уже смотрела на него. Но однажды ему все это надоело.

– Стой! Хватит! Я знаю, что это сон!

Лореми посмотрела на него:

– Ал, что с тобой? Я ничего не понимаю.

– Ты не настоящая! Ты игрушка моего сознания!

– Ал, что ты говоришь? Я люблю тебя! Люблю тебя всем сердцем, – сказала девушка и заплакала.

Алетэй подумал, что стоит ее успокоить и рванул к ней, но через секунду одумался:

– Я потерял здесь столько времени, но это лишь сон!

Парень вышел из дома. Но там его ждал Бог. Бог сказал:

– Я отдаю тебе свое бессмертие и власть, ибо ты достойнейший из людей.

Ал прошел мимо него:

– Спасибо, не стоит. Кстати, даже самые абсурдные желания моего сознания будут тоже исполняться здесь? Клоунада.

Он направился к мосту, а фальшивый бог стоял и не мог ничего больше произнести.

Пока Ал шел, его догнал профессор из Академии:

– Я видел ваш талант, вы потрясающий ученый, я дарую вам степень доктора наук за ваши изыскания, – старик протянул ему книжечку, подтверждающую, что Ал доктор.

– Не стоит, – ответил парень, отвергнув руку с подарком.

Парень приближался к мосту, где его ждало освобождение. Он встал на перила, и по своей замечательной традиции, сиганул в бездну, но в этот раз уже реки.

Он проснулся в автобусе.

– Сэр, мы почти приехали в Антей.

– Что?

– Мы почти приехали в Антей, сэр.

– Кэбби, – проговорил он, вставая с кровати, – почему я не проснулся?

– Вы проснулись, сэр, только вот пока еще не оделись.

– Как мне избавиться от этого сна?

– Вы плохо выспались, сэр?

– Очень плохо.

Автобус вез Алетэя в Антей, он молчал и смотрел в окно, уже не было той радости, он снова ехал в тюрьму своих желаний. Вот и этот город. Вот и тюрьма. Впереди его ожидала новая чехарда событий, и он попросился выйти из автобуса и снова пошел прыгать с моста. В этот раз прыжок удался.

Мисс Парадиз сняла с парня шлем. Тот сказал:

– Ваши сны – это лишь иллюзии!

Женщина согласилась с ним:

– Однозначно, мистер Алетэй, но это и есть все, на что мы можем надеяться.

Ал поднялся с кушетки.

– Я ухожу.

– До свидания, – сказала мисс Парадиз.

Алетэй направился прочь из города снов. Он шел быстрым шагом. Никто ему не препятствовал. Ал покинул город, там его ожидал Кэбби, сидящий на ступеньках автобуса:

– Здравствуйте, сэр. Вы готовы отбыть?

– Да, Кэбби, поехали.

Оба зашли в автобус, Алетэй лег спать, а водитель повез его на родину. Снов Ал опять не видел. После он проснулся и начал думать:

– Я еще не проснулся. Но как? Как это получилось? Или я проснулся? Что случилось? Я ничего не понимаю. Где я.

– Вы в автобусе, сэр.

– Как проверить, что я не сплю?

– Ущипните себя, сэр.

Алетэй приблизил два пальца к коже руки и ущипнул себя со всей силы, вдруг послышался крик. Кэбби вздрогнул от такого неожиданного шума.

– Я не сплю, все хорошо, – сказал Алетэй.

– Сэр, до Антея осталось совсем не долго.

Парень посмотрел на водителя очень подозрительным взглядом. Он боялся, что это сон.

– Сон ли это? Черт, я так сойду с ума…

Время проходило в страдании. Да уж желания, которые приводят к страданиям.

Алетэй открыл глаза, мисс Парадиз сняла с него шлем.

– Клоун, ты испытываешь страдания от исполнения своих желаний. Стража, выкиньте его прочь отсюда!

Двое мужчин схватили еще не проснувшегося парня, который даже ног не чувствовал и отнесли его к выходу. После они бросили его на асфальт. Кэбби услышал какой-то шум и выбежал из автобуса. Алетэй лежал на дороге и не мог сдвинуться. Водитель отнес его в автобус, положил его на кровать и накрыл одеялом. Автобус стоял до тех пор, пока Ал окончательно не пришел в себя.

Парень сказал:

– Я сплю?

– Надеюсь, что нет, сэр.

– Кэбби, почему мне так плохо?

– Вы три дня лежали и не двигались, сэр. Я должен был вам кое-что рассказать. Это город снов. Я был одним из трех его основателей. Мисс Парадиз – это Лилит фон Айберлен, моя бывшая жена и правительница города, в то время как я был ее заместителем. Сэр, вы попали в ужасный город, когда я перестал слушать жену, то она одела мне на голову этот ужасный шлем, и я три года пролежал в своих собственных фантазиях. Раз в день, конечно, они подключают к венам питательные вещества, но это не сильно помогает, когда ты не двигаешься так долго. После мне пришлось адаптироваться. Забавно, что никто никого не спрашивает и не оповещает, пока не посадит в эту адскую машину, сэр. Есть только желание мисс Парадиз.

– Кто изобрел эту технологию?

– Вы его знаете, сэр.

– Магна Инвентор?

– Именно он. Третий основатель нашего города. Он помог своими роботами построить купол и дал нам материал, которым мы пользуемся, сэр.

– Все изобретения Магны создаются для благих целей, но всегда имеют негативные последствия.

– Это потому, сэр, что люди, которые их используют, не знают меры и эксплуатируют вещи до износа, но его технологии – самые качественные технологии в мире.

– Интересно.

– Однозначно это вызывает интерес, сэр.

– Я отправлюсь и поговорю с…

– Лилит фон Айберлен, сэр.

– Именно с ней… Лилит фон Айберлен, – сказал Алетэй, после чего он еле-еле встал, но с каждым шагом все увереннее зашагал к выходу.

– Удачи вам, сэр.

Ал покинул автобус и направился к мисс Парадиз. Охранник остановил его своей сильной рукой.

– Куда идешь? – произнес мужчина.

– В купол.

– Я тебя не пропущу, ведь ты был выброшен совсем недавно по приказу мисс Парадиз.

– Дайте мне пройти, пожалуйста.

Охранник оттолкнул Алетэя, парень упал.

– Спасибо, сэр, – произнес упавший.

– Я же сказал тебе уйти, – грубым голосом проговорил охранник.

Ал поднялся на ноги, отряхнулся, повернулся спиной к охраннику и с развороту ударил его ногой по коленке, после чего побежал прочь. Нога охранника, поврежденная ударом, не дала тому бежать быстро, однако страж все же решил догнать мальчишку и накостылять ему. Пробежав большую дугу, Ал вернулся ко входу, где и должен был стоять мужчина, который бежал за ним. Парень забежал в купол и помчался к мисс Парадиз. Путь его, однако, был очень долог. Несколько километров по единственной главной дороге, по которой иногда проезжали автомобильчики, напоминающие карты, либо машинки для гольфа.

Все же он достиг этот таинственный купол внутри купола. Алетэй постучался в единственный дом в городе. Ему открыл мужчина в очках, он был маленького роста, довольно некрасивый.

– Что тебе нужно, мальчик? – спросил он.

– Я хочу поговорить с мисс Парадиз, – ответил Ал.

– Она отдыхает.

– Прошу вас, пожалуйста, позовите Лилит.

– Вы… вы знаете это имя… – мужчина подумал и сказал, – я сейчас ее позову.

Дверь закрылась. Алетэй прождал несколько минут, после чего был приглашен тем же самым человеком в здание. Они поднялись на третий этаж, где, скрестив руки на груди, стояла мисс Парадиз. Ее взгляд был невероятно строгим и серьезным.

– Откуда ты знаешь мое имя?

Ала поразил ее вопрос.

– Чего молчишь, ребенок? – нетерпеливо спросила она.

Алетэй приготовился к серьезному разговору. Он произнес:

– Сначала я хочу с вами поговорить об одной очень важной вещи.

– Малыш, тебе бы азбуку сначала прочитать бы, а потом уже разговаривать с правительницей города.

– Я начну.

Женщина промолчала и ухмыльнулась. Ал начал говорить свой монолог:

– Вы знаете, что я ценю в своей жизни? Нет, не свои мечты, не свои желания. Никогда я не поставлю свои желания превыше своего сознания. Я хочу любить, но не утонуть в любви, хотя мои желания, которые скрываются глубоко в моем сердце, хотят утонуть в ней. Я хочу, чтобы у меня было достаточно средств для жизни, но мое подсознательное мечтает удушить меня подушкой набитой золотыми монетами. Я хочу быть богом и хочу исправить этот мир, конечно, но у меня и так достаточно сил, мой язык – это и моя молния, и моя манна небесная. Но я не хочу быть настоящим богом, на ком висит ответственность за всю вселенную. Каково ощущать на себе ношу того, что люди рождаются глупыми из-за тебя? Ни один бог бы не хотел жить в таком мире, а если бы он и жил, то давно бы совершил самоубийство. И да, я хочу принести пользу людям своими словами, но не хочу быть завален научными званиями, конечно, исполнение подсознательных желаний – это хорошо, но работа – она ведь не приносит удовольствия, но ведет людей к нему, просто так доставшееся никогда не будет ценно, как то, чего человек достигает годами. Так вот, люди тонут в своих удовольствиях и не имеют даже шанса выбраться из зоны абсолютного мракобесья. Удовольствия хороши в меру, но когда люди тонут в них, то они теряют выбор, как однажды потерял его и я. Да, я забыл, что существует настоящий мир, на долгое время я забыл то, что мне мило. Мне интересно не исполнение моих желаний, а лишь сам процесс жизни. Неудачи, удачи, слезы и улыбки – это мой Бог. Сила человека состоит не в том, чтобы добиваться своих желаний. Сила человека в том, что он способен от них отказываться, когда они принесут ему вред. Вред – это не материальный убыток и не плохое настроение. Вред – это глупость и лишение свободы. Рабы своих желаний лишены свободы. Вы не даете людям раскрыться, не даете им стать самими собой, вы даете им исполнения желаний, словно джин, но они страдают от этого, не душевно, не материально, а потенциально. Кто-то говорил, что это худший из возможных миров, но еще хуже прожить жизнь в удовольствии, но в глупости. Где-то глубоко у меня в голове что-то мне говорит, что мой путь – это путь страданий и счастья, путь невообразимых возможностей, но возможности без действий – это и есть сны. Потенциальные возможности человека закрываются от вселенной из-за того, что он получает удовольствие. Должна быть мера, ограничьте использование машин сна, они делают людей мертвыми.

– Они делают людей счастливыми! – крикнула женщина, внимательно прослушав все, что сказал Алетэй.

– Но не свободными, Лилит фон Айберлен.

– Зачем людям свобода, когда их желания сбываются? – успокоившись, произнесла она.

– А зачем людям вообще жить?

– Чтобы получать удовольствие от жизни.

– Но это еще одна крайность исти…

– Это не крайность – это смысл жизни. Моя святая цель – это делать людей счастливыми. Я исполняю желания, ведь я могу это сделать. Люди радуются. Им хорошо. Они не хотят уходить.

– Но ведь и наркоманы тоже не страдают от наркотиков, а получают от них удовольствие. А итог? Зависимость? Слабость? Смерть? Люди заслужили быть тенью вашего величия?

– Какой тенью? Они исполняют свой смысл жизни, хотя бы во снах.

– И это разве их предел? Разве в жизни они не заслужили большего? Разве им не достигнуть большего? – Алетэй, сказав эти слова, повернулся спиной к женщине и пошел прочь. А она стояла и молчала, ей впервые было нечего ответить своему оппоненту. По ее щеке протекла слеза, Лилит не понимала почему. Ее руки задрожали, словно она стояла на улице в мороз. Ал уже давно скрылся, но она стояла и не двигалась, как вдруг:

– Чертов негодяй, я тебя ненавижу! – крикнула она, – как ты посмел потревожить мою веру в то, что я делаю праведное дело! Уходи и никогда не возвращайся! Никогда!

Алетэй шел по городу медленным шагом. Ему навстречу шел Кэбби. Они помахали друг другу руками и вскоре сошлись.

– Сэр, как успехи?

– Она не адекватна, после моего ухода начала кричать.

– Узнаю Лилит, сэр.

Они улыбнулись на одно мгновение, а после, сделав серьезные лица, пошли к автобусу.

Лилит же сидела у себя на кровати и обсуждала сама с собой то, что услышала:

– Этот ребенок, прав он или нет? Может, я удерживаю их здесь силой? Может я лишаю людей свободы? Но они счастливы… счастливы… Что мне с этим делать?

Глава 14

Автобус мчался по дороге в новый город. Алетэй сидел за столиком, читал очередную книгу и иногда поглядывал в окно.

– Сэр, вы заметили, что мы посещаем только особенные города? – спросил водитель.

Парень дочитал предложение до конца, поставил палец на том месте, где остановился, поднял вверх голову и произнес:

– Думаю, что все города по-своему особенные, но те, в которых мы были, они поучительные, довольно поучительные.

– Сэр, мистер Нобилис отметил на карте пять городов, в которые я должен вас завезти. Шестым же он отметил ваш родной город. Так вот, два первых города – это просто разминка перед последующими тремя, сэр.

– Хм, что же там меня может ожидать?

– Вы все узнаете, сэр, но только в свое время.

– Зачем тогда говорить мне что-то о городах, если ты не собираешься мне ничего рассказывать?

– Ладно, сэр, я расскажу. Город роботов – Арс, его правитель – Магна Инвертор, вы там были, рассказывать про него бессмысленно. Второй город, город снов – Сомнус, его правительница – Лилит фон Айберлен. Про него тоже нечего рассказывать, сэр, поскольку вы там уже были. Следующий город, который мы посетим – это Элеутопия, город свободы. Там каждый волен делать все, что ему вздумается. В городе нет правительства, нет полиции, нет суда, есть только народ, который занимается всем тем, чем он хочет заниматься. Очень опасное место, но вам будет интересно пообщаться с людьми этого города, сэр.

– А оставшиеся два?

– Это будет сюрприз, сэр.

Автобус продолжал двигаться в направлении города свободы. Кэбби. Конечно, боялся за себя и за автобус, а так же за своего пассажира, но Нобилис заказал именно такой маршрут, и водитель не мог ничего с этим поделать.

Через несколько часов они приехали в Элеутопию. Город напоминал руины. Алетэй уже рефлекторно направился к выходу.

– Будь осторожен и приходи ночевать только сюда, – сказал Кэбби серьезным голосом.

– А где «сэр»?

– Сейчас не до «сэр», сэр.

Алетэй покинул автобус. За пределами бронированного черного зверя его ожидал некий хаос. Остановились они напротив парка. Но это уже был не совсем парк, все деревья были вырублены, и кругом валялся мусор, а что ему еще делать? Он нежился на земле, катался от дующего ветра. Мусор – это то, что абсолютно подчиняется своей судьбе. Он летит, он лежит, он ничего не предпринимает. Философия мусора проста. Но Алетэя ужаснула такая ситуация.

Он увидел, как по улице идет девушка с неприлично короткой юбкой и с ребенком лет девяти. К ним подходит мужчина лет сорока, жмет девушке руку, а дает ей деньги. Они очень мило смеются над шуткой плательщика, а ребенок плачет. Незнакомый мужчина хватает мать ребенка за… непристойные места и ведет ее непонятно куда. Если же повернуть голову, то можно увидеть, как старушка пытается перейти дорогу, но машины плотным потоком зажали ее на центральной линии, и никто даже не думает остановиться. А еще дальше лежит пьяный юноша. Ал повернулся в другую сторону и увидел, что молодая парочка придается своим утехам прямо на скамейке парка, точнее одной из немногих неперевернутых скамеек.

Алетэй пошел прогуляться по городу. Замечательное место. Кругом только девушки легкого поведения и невоспитанные мужланы. Все сидят и пьют пиво по различным закоулкам. Замечательная картина. Кругом слышится ненормативная лексика, которую часто говорят и дети, гуляющие уже в своих компаниях. Все дома изрисованы различными граффити. Эти бессмысленные рисуночки украшают почти все стены города. Увидеть здесь кого-то нормального – почти нереальная задача. Однако Алетэй увидел старичка, который сидел на скамейке. Парень подошел к нему и спросил:

– Почему город стал «свободным»?

Дедушка расстроено ответил:

– Этот город не всегда был таким. У него раньше была полиция, были правители, была интеллигенция. Но однажды низшие слои общества, которые на тот момент составляли большинство, уничтожили все подразделения полиции и армии, а после они уничтожили и политиков. В те дни много крови утекло. Эти животные убивали людей, которые следили за порядком, они убивали всех, кто вставал на их пути. Эта беспощадная толпа съедала все, словно огонь. Я тогда еле сбежал.

– Как давно случилось это …?

– Это случилось сорок лет назад, когда я был еще молодым.

– А почему Риада не помогла восстановить город и власть?

– Я не знаю, но думаю, что правительству страны наплевать на один город.

– Вы правы. Но как здесь жить?

– Никак, сынок, тут можно только умирать.

Эта фраза шокировала Алетэя. Старик продолжил:

– Я работаю на трех работах в свои шестьдесят, но иногда меня грабят малолетние преступники. Времени у меня совсем нет, и сейчас я опаздываю на работу, чтобы заработать на кусок хлеба, чтобы прожить еще хотя бы пару лет.

– Почему вы не уедете из города?

– Здесь у меня что-то есть, в другом городе я не найду ничего. Это дыра, которая съедает тебя. Ведь квартиру у меня никто не купит, ее могут только присвоить себе. А куда мне ехать? Ты не знаешь?

– Не знаю.

– Все вы, юноши, на словах сильны, но на практике у вас ничего не получается.

– Я не такой…

– Все вы так говорите. Но мне уже пора.

Старик встал со скамейки и пошел куда-то. А Алетэй сидел и смотрел на небо, которое поглощало всю темноту этого места. Парень решил пойти в свой автобус.

По пути на него напала банда мужчин. Одним ударом самый большой из них отправил мальчика в нокаут. Рассказывать что-то про это стремительное событие следует также стремительно. Его обыскали, но ценной признали только одежду. Ее они и забрали. Когда парень очнулся, было уже утро. Никто не помог ему за всю ночь и не привел его в чувства. Под глазом красовался здоровенный синяк. Ал почувствовал его, когда дотрагивался до лица. Замечательно.

Парень шел по улицам Элеутопии в одном нижнем белье. Особо он не стеснялся, поскольку понял, что ни один человек не смотрит на него, словно на голого, все люди воспринимали это подобно должному. Каждому свое – думал Алетэй. Он дошел до автобуса, Кэбби встретил его юмористично фразой:

– Вам было жарко, сэр?

– Поехали в следующий город, а то здесь меня убьют.

– Если вы будете щеголять в нижнем белье, сэр, то вас убьют и в другом городе.

– Кэбби, ты настоящий негодяй.

Алетэй оделся и залез в автобус. Они поехали в следующий город. По дороге Кэбби спросил:

– Что вы думаете о городе, в котором мы только что были, сэр?

– Ничего.

– Почему, сэр, он ведь находится в плохом состоянии?

– В нем люди сами выбирают свой путь, а это их тропа, но не моя. Они должны жить так, как выбрали сами. Да, у них есть свои стяжатели свободы, но они и их выбрали сами.

– Сэр, так почему же вам понравился этот город больше, чем Арс?

– Он мне не понравился совсем, но думать о нем я не желаю. Там где массы управляют, можно спасти всех только путем насилия, а насилие над массами я не приемлю. Поэтому это не мое дело, и никто один не виноват в том, что город так плох. Он просто есть такой, какой есть.

Кэбби замолчал. Всю дорогу до Тэоса они ехали, не произнося ни слова. Вскоре автобус приехал к намеченной цели.

– Это Тэос, сэр.

– Город верующих? Зачем я здесь? – спросил Ал, вставая с кровати.

– Это план Нобилиса. Сэр.

– Это плохо, – Ал тяжело вздохнул.

– Сэр, это отличное место, где вы можете познакомиться с обычаями верующих.

Алетэй вышел из автобуса. Город был застроен храмами. Это, наверное, был самый прекрасный город в мире. Кругом виднелись кресты и прочие символы веры, высеченные из золота. Оглянувшись, парень понял, что его окружают стены, а вокруг ходят священники и монахи. Храмы возвышались над землей, словно горы. Они все были ухожены, кругом была абсолютная чистота. К Алу подошел поп, одетый в черное одеяние, покрывающее его с ног до головы.

– Вы прибыли в Тэос, город Бога.

– Я не верю в Бога, я приехал на экскурсию.

Поп развернулся и прокричал:

– Здесь неверующий! Схватите его!

Алетэй забежал в автобус. Около закрытой двери скопилось множество стражников. Один из них постучал в окно, водителю, Кэбби опустил стекло и ответил:

– С Богом вас, сэр.

– С Богом и тебя, – ответил стражник.

– Чего вы хотите, сэр?

– Во имя Господа нашего, выдай нам неверующего, коснувшегося земли святой, ногами своими грязными.

Водитель открыл дверь автобуса.

– Что ты делаешь? – спросил Алетэй, удивившись.

– Я отдаю вас им, иначе они просто убьют меня, разломают автобус и сделают все, что повелит им их сердце, наполненное божественным благоволением, сэр.

– Понятно, – сказал Ал, выходя из дверей автобуса.

– Примите веру, сэр, – веселым голосом сказал Кэбби.

Алетэя потащили в один из храмов, где его кинули за решетку.

– Отлично! Слуги Господа! Где ваша веротерпимость!? – прокричал Ал.

Один из охранников, уходя, сказал ему:

– Сегодня вечером ты будешь разговаривать с Отцом, если он решит, что тебя нужно отпустить, то так тому и быть, ибо слово Отца – это слово Бога.

Страж покинул комнату, оставив преступника Алетэя один на один с собой.

– Замечательно. Лучше и придумать нельзя. Нобилис и Кэбби еще большие психопаты, чем я. Теперь я в тюрьме.

Ал задумался о сложившейся ситуации: я в тюрьме, просто потому, что моя воля не подчиняется их воле. Это забавно. Здесь я либо душевно закован, но телесно свободен, либо телесно закован, но свободен душевно. Предо мной встал выбор. Лицемерие и физическая свобода, либо заточение здесь, но свобода духа. Что же выбрать, если мне пришлось выбирать? Замечательная ситуация. Ранее я мог быть и телесно свободен и духовно свободен, но сейчас нужно выбирать одно из двух зол, либо подчиниться и сдаться, либо сражаться и пасть. Я же философ, я не должен обманывать людей. Если я их обману, то навек отрекусь от своей профессии. Я ушел из Академии именно таким же путем. Либо свобода, либо смерть. Чем эта ситуация отличается от той, что была ранее? Ничем! Я готов ответить нет, я не верю в Бога! И пусть, если Бог есть, пусть он гордится моей честностью, ибо я предпочитаю дух, а не тело. Пусть Бог знает, что живут еще не лицемеры на свете. Я не опровергаю его. Я не пытаюсь его уязвить. Нет. Он вполне может существовать. Но может и не существовать. Мне трудно это проверить. Я не могу просто так взять и поверить в то, над чем я так мало размышляю.

– Пусть знает, что они все становятся против Него, ведь все лицемеры на Его стороне.

Вечер. Ал спал в своей камере. Вдруг в комнату зашел толстый старик в золотом одеянии, а за ним, клацая золотыми доспехами, шла дюжина стражников. Этот шум разбудил Алетэя. Отец щелкнул пальцами, и стражники засуетились. Они в мгновении ока зажгли кругом свечи, комната озарилась золотым сиянием света, отражающегося от зачищенного до блеска золота на доспехах и на Отцовской одежде. Старик тихо произнес, подойдя к камере парня:

– Ты не веришь в Бога?

– Я не верю в Бога, – ответил Алетэй.

Очи всех, кто находился в комнате, стали напоминать выпученные глаза стрекозы. Они были удивлены уверенным ответом.

– Ты шагнул на землю святую, – сказал Отец.

– И что? Если Бог есть, то все люди братья и земля вся общая, нет?

Глаза всех в комнате снова округлились от подобной дерзости парня. Послышался шепот стражи: «вот бы он хотя бы не дерзил», «Отец, наверное, в бешенстве», «Бог, мы не хотели пускать его на твою землю» – и тому подобные фразы.

– Бог простит тебя, – произнес старик в золотом одеянии.

– Бога нет! – громко и отчетливо произнес Алетэй, сразу же в комнате образовалась тишина, и этот крик эхом отразился от стен и послышался еще несколько раз.

Отец задумался и сказал:

– Этого злодея следует казнить.

Папа вышел, и вся стража покинула комнату, бросая в камеру плевки, которые попадали в Алетэя, и ругая парня.

– Вы знаете, – сказал Ал последним выходящим, – у каждого свой выбор, вы выбрали веру в бога, а я выбрал нечто другое. Разве это так плохо?

Комната опустела. По всему Теосу объявили, что скоро будет казнь. Кэбби был напуган. Он сразу же позвонил Нобилису. Нобилис выслал огромную сумму Кэбби, чтобы тот выкупил Алетэя. Деньги шли три дня. На третий день стражи приготовили сено, и воткнули в специально предназначенное для этого отверстие бревно. Сено разложили вокруг бревна и подвезли помост.

Водитель тем временем только получил нужную сумму и почти бегом направился в резиденцию Отца. Бежать старику было тяжело, что сказывалось в слишком учащенном дыхании, но водитель летел со всех ног. Ему сказали подождать полчаса. А через тридцать пять минут должны были зажечь огонь.

Он в окно наблюдал за тем, как Алетэя возводят на помост, привязывают к столбу. Вернемся к нашему подсудимому.

Стражник сказал Алу:

– Можешь произнести последнее слово.

Мужчина отошел и принялся слушать то, что парень говорит.

– Я – Алетэй Намен, буду повержен, поскольку дети божьи очень жестоки. Я – человек слова, то, что я говорил – это всегда только правда. Я – человек мысли, и то, что я думаю – это то, что я говорю и делаю. Если мне суждено умереть, то я приму смерть.

Кэбби ворвался к Отцу и предложил ему выкуп за Ала, Папа взял чемодан, пересчитал деньги, что-то посчитал в уме, и только после старик подошел к окну, чтобы остановить суд. Но было уже слишком поздно.

Горячий воздух обжигал кожу Алетэя. С каждой секундой огонь приближался все ближе, как вдруг время остановилось. Появился Омега и сказал:

– Твои мысли, Альфа, поистине божественны, но свои вмешательства я трачу на то, чтобы спасти тебя. Это очень смешно. Очень. Но ладно, что я могу сделать? Пусть это будет сильнейший дождь.

Омега исчез. Время пошло. Сильнейший дождь в мгновении ока затушил огонь. Он был настолько сильный, словно боги лили его не ведрами, а целыми бидонами. Отец удивленно смотрел на произошедшее.

– Оставьте себе ваши деньги, – сказал старик, – он сын Божий, и Бог нам это доказал. Я отпускаю вас.

Дождь постепенно прекращался, а старик бежал вниз, чтобы предупредить стражу, что следует освободить этого сына божьего. Отец выбежал на площадь, где пытались казнить Алетэя и прокричал:

– Освободите его! Он брат наш! Бог спас его от рук наших!

Ала сразу же отвязали и спустили. Старик подошел к парню и пожал ему руку своими двумя, а так же поклонился ему. Кэбби спустился вниз и сказал:

– Сэр, вы хоть и не верите в Бога, но он в вас точно верит.

Водитель и пассажир вернулись в автобус. Они покинули этот город.

– Спасибо, Кэбби, – сказал парень.

– За что, сэр?

– За то, что позволил им сделать со мной то, что они собирались сделать. Иначе я бы никогда не сделал своего выбора окончательно.

– Не за что, сэр, всегда рад помочь.

Автобус ехал куда-то в пустоту. Ехал ночью и ехал днем. Впереди его ожидала только цель. Единственная цель – родной город Алетэя, Антей.

Кэбби спросил Алетэя:

– Люди ведь Боги, зачем они создают других богов, сэр?

Алетэй посмотрел на водителя, прошло несколько секунд.

– Люди не хотят нести такую большую ответственность за свои поступки. Всегда легче все сбросить на плечи бога, чем осознать свой истинный размер. Свобода человека вырывается за пределы всего, что только можно себе представить. Человек может судить о том, о чем он даже не имеет понятия, он может создавать то, чего никогда и не было в мире. Не Бог ли человек?

– Человек – Бог, сэр.

– Ты понимаешь, что такое Бог?

– Да, сэр, бог – это разумное существо, способное создавать нечто.

– Ну, хорошо, ты имеешь понимание о Богах.

– Сэр, а я Бог?

– Все люди Боги, и ты один из них.

– Я бог, сэр!

– Бог!

– Бог!

Жаль, что понятие божественности, сформулированное Алетэем, очень относительно. Его Боги – это не великие единые божества, а скорее языческие боголюди, которые подчиняют себе лишь одно мнение. Одна сторона истины открывается перед ними, для каждого своя, но она только одна. Однако боги способны эволюционировать в следующие свои формы. Открывать больше граней истины, а так же они могут приблизиться к познанию большинства граней. Познавать истину многогранно, можно только раскрыв все грани свободы. Это и была теория Богов Алетэя. Она была относительна. Смертность – это необходимое свойство бога в ней, и неудивительно, что Кэбби по-своему понял туманные намеки юного мыслителя.

Автобус ехал дальше.

Глава 15

– Сэр, мы почти доехали до Ириды.

– И что это за город?

– Это город соревнований. Каждый, кто туда приезжает, обязательно будет сравнивать свою деятельность с деятельностью другого человека, чтобы стать лучшим.

– И?

– Я бы посоветовал вам поучаствовать в некоторых соревнованиях. Например, в соревновании мудрецов.

– Соревнование мудрецов? Забавно.

– Сэр, проведите там время, ради Нобилиса, который желает вам только добра.

– Добра? Это когда меня два раза чуть не убили?

– Сэр, вы же были благодарны.

– Это сарказм.

Автобус ехал в гору, на вершине ее располагалась Ирида. Доехав до верха, наши герои остановились. Алетэй вышел. Город напоминал увеличенный развлекательный центр. Везде стояли огромные здания, на которых было написано: «Арена…». Ночное небо не радовало звездами. Зато земные огни затмевали любой вечерний свет. Повсюду звучала музыка, ведь соревнования шли круглосуточно. Где-то далеко виднелись жилые дома.

Алетэй шел по городу и первая арена, которая ему попалась – это была «спортивная-легкоатлетическая арена». Ал, собственно, решил посетить это место. Охранник встал перед ним:

– Вы участник или зритель? – спросил он невероятно грубым голосом.

– Я зритель, – ответил парень.

– Где ваш билет?

– Простите, а где их следует покупать?

– В кассе.

Алетэй посмотрел на охранника, как на дурака. Тот понял, что сказал глупость и просто указал рукой в направлении кассы. Ал купил билет, ведь Нобилис дал ему замечательную карту.

На сцене парень мог наблюдать отличнейшее соревнование. Бегуны бились на дорожке, после них шли прыгуны, после прыгуны с шестом; каждый спортсмен удивлял своими способностями. Бегуны передвигались быстрее ветра, а прыгуны прыгали на три метра вверх и на восемь метров в длину, так же они умудрялись преодолевать на шесте планку в семь метров. Один из зрителей, которые сидели рядом с Алетэем, сказал:

– Знаешь, почему они все так хорошо прыгают и бегают? Они все сидят на допинге. Всех этих спортсменов сняли с официальных соревнований, и они зарабатывают славу здесь. Их рекорды выше, чем мировые. Они не люди, они спортмашины, которые предназначены только для того, чтобы побить рекорд, а потом умереть от допинга. Это не участники официальных соревнований, которые смогли отойти, тут каждое имя появляется лишь на один год, а потом так же стремительно исчезает, а его заменяет новый боец.

Алетэй внимательно выслушал мнение этого человека. После того, как легкоатлетическое соревнование закончилось, Ал направился на «арену единоборств». Он купил билет и прошел на трибуны. Сегодня в программе были бои без правил. Бойцы показывали удивительные способности, которые совершенно не свойственны даже чемпионам мира. Алетэй уверился в словах зрителя с трибун.

После он отправился на соревнование по фастболу. Так он потратил всю ночь, после чего пришел отсыпаться в автобус. Проспав весь день, Ал отправился на гуманитарную арену, где записался на соревнование мыслителей. Ему нужно было ждать два дня до этого события. Он пришел к Кэбби и сказал ему:

– Я не хочу тратить дни на наблюдение за соревнованиями, поэтому я буду сидеть здесь и читать книги. Ты не против?

– Нет, сэр.

– Отлично.

Два дня Ал провел за чтением книг. Замечательное занятие, скажу вам я. Многое он узнал за эти два дня, о многом задумался. Однако время подводило его к соревнованию.

До выступления Алетэя оставалось два часа, Кэбби вез его к нужной арене.

– Удачи вам, сэр.

– О какой удаче речь, когда дело идет об истине?

– О такой удаче, ведь вас будут оценивать судьи.

– Хм, субъективная оценка – это довольно таки забавно.

Водитель привез своего пассажира к гуманитарной арене, они вместе вышли из автобуса, Кэбби купил себе билет, чтобы наблюдать за действиями Алетэя. Ал прошел в зал, где находились все претенденты на победу. Всего же там было больше ста человек, ведь на гуманитарные конкурсы допускали всех желающих. Вдруг из-за кулис вышел ведущий. Он был одет довольно-таки эпатажно: желтый смокинг и брюки, красный галстук, пышные черные волосы, смазливое лицо. Так же он говорил противным голосом. Этот человек обратился к участникам:

– Когда я скажу, что вы выйдите, то вы выйдите.

Все участники дружно кивнули. Ведущий вышел из зала и направился на арену, где уже были подготовлены столы, стулья и листы бумаги.

Алетэй волновался. Раньше он никогда не участвовал в соревнованиях. Он хотел победить всех. Но был не уверен в своих силах. Да и структуру данных соревнований он не знал.

Кэбби внимательно и невозмутимо наблюдал за происходящим. Ведущий громким голосом начал говорить:

– Здравствуйте дамы и господа, зрители и зрительницы, мужчины и женщины, ну и так далее! Сегодня вас ожидает самое мудрое соревнование в истории этой планеты! Ох, да! Это битва за кубок Ноталпа! Наших участников ожидает девять раундов! В каждом из которых половина из них будет отсеиваться. Все раунды, кроме первого и второго будут построены по этой системе. Но обо всем вы узнаете в ходе соревнования. А сейчас первый раунд! В поисках заработка лучшие философы мира, преподаватели философии и те, кто любительски ей занимается, пришли сюда, чтобы доказать свою мыслительную мощь. Двести человек – это наш рекорд! Выходите!

Все две сотни человек покинули скрытую комнату и вышли на арену. Алетэй занял место за столом, как это делали и все остальные. На столе лежал ноутбук с открытым текстовым редактором. Ведущий продолжал:

– В этом раунде философов станет в два раза меньше. Судьи отберут лучших. А задание на этот раунд – Написать пару абзацев о своей философской концепции.

Ал сидел и думал: «что же это за клоунада? Нельзя жонглировать своей мыслью на публике. Надо было отказаться от участия. Хотя говорят, что будет приз».

– Начинайте, у вас десять минут! Время пошло! – прокричал ведущий.

Лица всех были напряженны. Каждый начал записывать в ноутбук свой взгляд. Алетэй, собственно, не знал, что он может написать и поэтому взял первое, что пришло ему в голову: «все люди – Боги. Мы несем божественную ответственность и божественные обязанности выбора. Истинная стихия человека – это свобода. Самое злое преступление – это не убийство, а лишение свободы». На этом он решил закончить и отправил то, что написал судьям. Судьи сражу же прочитали то, что им пришло, и двое поставили плюсы, а другие трое минусы. На табло высветилось сообщение:

«Алетэй Намен: «+»; «+»; «–»; «–»; «–».

За этим сообщением последовали и другие. Многие просто получали все минусы, кто-то удосуживался лишь на один плюс, Долгие три часа шла оценка всех работ. По итогам объявили прошедших. Алетэй стал одним из них.

– Господа, – продолжил ведущий, – вот и настало время второго отборочного раунда. Все, чьи имена не были названы, прошу вас, покиньте арену.

Сто человек покинуло соревнование. Осталось еще сто. Ведущий с нетерпением объявил:

– Второй раунд! Каждый человек выступает со своей речью, которую он подготовит за десять минут. Отбирается ровно шестьдесят четыре участника. Начинаем с того, кто набрал больше всего баллов! Эрнест Ипсен! Готовьтесь все десять минут, первым на помост выйдет Эрни, наш чемпион.

Прошло десять минут, все написали то, что хотели сказать. Судьи сидели наверху и ждали выхода участников. Эрнест вышел в центр арены, в то время, как все остальные сидели по краям за своими столами. Ведущий дал ему микрофон. Тот начал говорить:

– Бытие в основе своей бытийности находится в состоянии апноэ, либо в состоянии агрегатной асфиксии. Бытие проявляет к нам идиосинкразию. Мы вызываем у него аллергию. Мы – болезнь на теле бытия, которое экзистирует против нас своими руками стихиями. Эта экзистенция приводит нас к аподиктической уверенности ненависти физики и нас.

Все судьи стоя зааплодировали, Эрнест получил все пять десяток, что было абсолютным максимумом. Алетэй смотрел на это с выпученными глазами. Речь Ипсена была невообразимо пустой, однако пустота прикрывалась сложными словами, которые Ал употреблял только в исключительных случаях. Вдруг вышел ведущий со своими комментариями:

– Наш гений, Эрнест Ипсен, снова вернул наши бренные души на землю своим метафизическим пессимизмом. Он божественен, не находите? Следующий в списке: Либертос Верба!

Алетэя просто чуть не вышибло со стула. Его учитель участвовал на этом соревновании. Но как он умудрился пропустить его имя? Замечательная ситуация сложилась здесь. Бывший учитель вышел в середину арены.

– Человек велик! Не стоит слушать того, кому я проиграл в финале прошлого соревнования, ведь его пессимизм распространяется на вас. Он душит вас! Он вас убивает! Не слушайте его, ведь его истины лишь ассерторические. Он думает, что экзистирует только природа, но и мы экзистируем вместе с ней. Эта экзистенциальная экзистенция экзистенциалов творит из человека – человека!

Все судьи встали и все, кроме одного, показали десятки. Четыре десятки и одна девятка. Алетэй задумался: «мой текст слишком похож на текст Либертоса, нужно что-то менять». Ал принялся переписывать свою речь, поскольку она не подходила для выступления. Ведущий опять закричал:

– Следующим выступает профессор академии Риады! Оцелот Гримм!

Старик вышел на сцену и приступил к своему тексту:

– Мир необычайно прекрасен, поскольку все кругом – это то, что мы любим. Любовь живет в сердце людей. Люди любят не потому, что так им хочется, а потому, что так надо! Моя философия – это философия чистой любви! Ведь даже сама философия – это любовь, любовь к истине. Вы знаете, почему я люблю? Любовь бурлит в моей крови, поскольку я самый любящий старик, ведь я подчиняюсь бытию.

Судьи подняли пять восьмерок. Это был вполне приемлемый результат, но не лучший. Далее проследовала вся сотня, в конце которой стоял Алетэй. Вот и очередь дошла до него. Ведущий объявил:

– На Арену выходит Алетэй Намен!

Ал вышел в середину арены. Он огляделся вокруг и заметил Лореми на трибунах. После он посмотрел на учителя, который многозначно улыбался. Либертос, верно, не ожидал, что мальчик остался в живых, после того падения, о котором толковали все в университете. Алетэй начал:

– Я, Алетэй Намен. Душа и сердце этого мира. Почему же я являюсь ими, вы узнаете, если я пройду. Однако я в этом не уверен. Я заметил, что судьи оценивают своих чемпионов не столько за смысл, сколько за неясность и за использование слов, которые не входят в обиход обычного человека. Я бы хотел, чтобы философия не пользовалась теми словами, которые не понятны обычному человеку ведь это просто напросто научная терминология, а на уроках философии я научился не верить науке, а так же не верить в необходимость методов научного познания. Может, хватит говорить, что мир жесток, пользуясь словарями медицинских учебников? Может, хватит выражать всю сложность запутанными словами, которые можно воспринимать с десяти различных позиций?

Судьи встали. Один поставил Алу восемь баллов. Другие два поставили ему три балла. Один поставил пять баллов. И последний раскошелился на шесть баллов.

– Молодой бунтарь, – произнес ведущий, – ну кто у нас там следующий?

Прошло еще некоторое время. В итоге все были оценены. Прошло ровно шестьдесят четыре человека. Ведущий закричал:

– Вот нас и ждет третий раунд! Раунд будет парным. Пары разбивались по баллам, по системе «сильный–слабый». Так что те, кто плохо мыслил в прошлом раунде, будут с теми, кто мыслил хорошо! Из каждой пары выбывает один человек. Следовательно, остается тридцать два человека, ведь у нас получается тридцать две пары. Все готовы?

Участники сидели за своими столами. Большинство явно думало о том, какой же ведущий глупый, но тот продолжал тараторить:

– По итогам прошлого раунда самым лучшим оказался Ипсен! Он встретится в этом раунде с слабейшим из прошедших, а это Эрик Рамер! Выходите на арену!

Оба вышли на арену, ведущий не замолкал.

– Сейчас будет сражение, вы будете спорить о том, чья же система из ваших двоих более значительная. Это вы и будете делать на протяжении всех остальных раундов. Сами же раунды несут характер честного спора, т.е. вы отвечаете на вопрос, а после уже задаете свой, на который соперник должен ответить, а точнее опровергнуть его. Все понятно?

Оба кивнули.

– Тогда начали! Но не забудьте кратко представить свои системы.

Разразилось недолгое молчание, но Ипсен его прервал:

– Моя система утверждает, что природа сама-по-себе трансцендентальна, что она экзистирует. Природа – нечто не менее живое, чем мы.

Его соперник ответил:

– Моя система – это философия народных масс, я уверяю, что общество – это величайшее состояние, которое может существовать во вселенной.

Ипсен:

– Но разве природа не более велика, чем общество?

Рамер:

– Нет. Ведь общество управляет природой. А разве природа не является пирамидой, на вершине которой находится человечество?

Ипсен:

– Ваш взгляд, молодой человек, очень примитивен. Человек никогда не выше природы, он лишь одно и ее отражений, маленький экзистенциал внутри огромной экзистенции. Так почему общество так сильно?

Парень замолчал. Судьи поднялись со своих стульев. Они поставили три десятки Эрнесту, а Эрика попытались удовлетворить пятью тройками. Дуэлянты разошлись. Рамер покину арену. Ведущий начал говорить:

– Следующие герои – это Либертос Верба против Аши Ли, единственной девушки на данном соревновании, которая прошла отборочные раунды.

Либертос:

– Я утверждаю, что человек невероятно велик, его величие превосходит все границы, которые только доступны другим существам

Аши:

– А я считаю, что люди – это жалкие животные, они материальны, глупы и насилуют природу.

Либертос:

– У вас довольно ортодоксальный взгляд, но здесь соревнование мыслителей, а не меланхоликов, так вот, человек более велик, чем животные, ведь он может писать стихи, книги, заниматься высокой культурной деятельностью, человек может все. Человек – создатель. А чем вы докажете, что человек бездуховен и материален?

– Человек не имеет души – это очевидно. Остальные все верующие, которые придумывают душу, чтобы даровать себе мнимое бессмертие.

Либертос:

– Мы разве пришли сюда собирать ортодоксальные взгляды? Очевидно! Где доказательства ваших слов?

Аши:

– В науке!

Либертос:

– Спор закончен, эта девушка верит в науку, а не в свой разум, в философии вера всегда проигрывает.

Судьи кивнули. Ашу получила пять троек, а Либертос четыре десятки и одну девятку. Ведущий опять завопил:

– Оцелот Гримм против Урана Титта.

Оба появились на арене. Уран начал:

– Я представляю направление натурфилософов, которое утверждает, что все состоит из огня, да, именно из священного божественного огня. Огонь – этот творит атомы и мир!

Оцелот:

– Но по каким законам работает этот огонь? Этот закон не любовь ли?

Уран:

– Нет, не любовь.

Оцелот:

– Тогда что?

Уран:

– Огонь сам по себе.

Оцелот:

– Мальчик, а ты знаешь, что я имею ввиду под любовью?

Уран:

– Нет.

Оцелот:

– Я называю любовью стремление к чему-то другому, а так же стеснение. А что ты подразумеваешь под огнем?

Уран:

– Обычный огонь…

Спор был исчерпан. Судьи показали три девятки и две десятки Оцелоту, а его соперник получил совсем малое количество баллов. Время шло, пары сражались друг с другом, и вот настало время Алетэю выступить против своего соперника, их пара была в самом низу таблицы. Ведущий опять заревел:

– На арену выходит Алетэй Намен и Лао Ши.

Оба соперника появились на поле брани. Противник Ала был маленького роста, с узкими глазами, большими ушами, на нем был одет костюм красного цвета. Лао начал говорить:

– Моя концепция утверждает то, что нужно соблюдать традиции, чтобы быть человеком хорошим. Хороший человек – благороден.

Алетэй ответил ему:

– Благороден ли хороший человек? И в чем польза традиций? Я вот считаю, что люди божественны. И им самим решать то, как поступать. А другие люди – это тоже боги, они решают то, как наказывать людей, которые идут против их воли.

Лао:

– Польза традиций в опыте. А вот твой взгляд абсурден.

Алетэй:

– Разве опыт означает то, что ничего иного быть не может?

Лао:

– Однозначно.

Алетэй:

– Узко мыслишь, ведь то, что мы еще никогда не пробовали, может оказаться с сотни раз эффективнее и лучше традиционного. Конечно, может и не оказаться. В этом то вся и слабость противоположных тебе позиций, золотая середина, страх найти нечто худшее и отказ от лучшего. Но в центре находится только одна грань истины. Познать истину может только тот, кто побывает во всех крайностях данного процесса. Боги потому и боги, что они выбирают что-то из существующего и делают его в своей голове абсолютным. Потому они и боги, что их самомнение божественно, а не человечно. Люди не согласны быть насекомыми. В каждом голубе живет павлин, а в каждом человеке живет Бог.

Судьи объявили о конце раунда. Алетэю поставили три десятки, одну восьмерку и одну девятку. Ал победил своего соперника с многократным преимуществом. Что вывело его на четвертое место в списке. Судьям парень пришелся по вкусу, а Либертос смотрел на него и понимал, что мальчик его превзошел. Превзошел в его же собственном направлении. Вдруг выбежал ведущий:

– Одна восьмая финала! Победители предыдущего раунда собирайтесь здесь, проигравшие, прошу покинуть арену! На табло формируются восемь пар! И вот наша первая пара! Эрнест Ипсен против Арна Либерта.

Участники вышли в центр арены. Арн начал:

– Я, как все помнят, представляю направление трансцендентального плюрализма, которое выросло на основе понимания того, что причин возникновения вселенной могло быть много и что все они трансцендентальны.

Ипсен:

– Я Эрнест Ипсен, основатель природного экзистенционализма. Утверждаю, что природа в корне своем жива, и она является неким духом. Мы же лишь те, кто слушает ее законы, поскольку не является возможным их превозмочь. На этом и основывается мой пессимизм.

Арн:

– Как же тот момент, что природа не является одушевленной, а как раз ее поведение доказывает обратное, что она неживая и управляется извне плюралистическими причинами?

Ипсен:

– Что же такое плюралистические причины?

Арн:

– Это масса причин, которая производит бытие.

Ипсен:

– Т.е. ты даже не имеешь о них понятия, но смеешь говорить о том, что они чем-то являются, а чем-то не являются? А природа от этого не становится менее одушевленной, ведь эта оригинальность и случайность является признаком живой души. Разве если камень взять отдельно, то он будет живым? Нет. Но вот если взять отдельно руку от человека, то она будет живой? Тоже нет. Ты смотришь на камень и говоришь, что природа не живая, а я смотрю на вселенную и вижу ее лицо.

Соперник Эрнеста стоял и молчал, он не мог привести доводов. Раунд закончился победой Ипсена. Вдруг вышел ведущий.

Рассказывать все, что происходило здесь до одной второй, т.е. полуфинала – бессмысленно. В полуфинале оказались четверо людей, как и должно было быть. На первом месте стоял Алетэй Намен, который успешно переспорил соперника в прошлом раунде. Вторым был Эрнест Ипсен, который показал довольно плохой результат для себя. На третьем месте был Оцелот Гримм, который с помощью своей философии любви завоевал сердца всех пожилых женщин, сидящих на трибунах. Самый плохой результат из этой четверки показал Либертос Верба. По итогам прошлого раунда пары распределились так: Алетэй – Либертос, Эрнест – Оцелот.

Первыми на поле брани вышли Ал и его учитель. Они заняли места в центре арены и парень начал:

– Я провозглашаю людей Богами, поскольку они создают бытие у себя в голове. Каждый человек трансцендентален. А что могут делать люди? Охватывать грани истины. Вторая моя теория – это теория многогранности истины, ей объясняется невозможность людей познать что-то узконаправленное абсолютно. Однако есть и сверхбоги, которые способны увеличивать количество граней истины, т.е. наиболее свободные из богов. Так же требую воспринимать мою точку зрения метафорично, а не метафизично, поскольку Бог – это скорее образ, нежели истина.

Либертос:

– А Алетэй – мой ученик, и я им горжусь, он превзошел меня в моем направлении, – мужчина подошел к парню и обнял его, – спасибо тебе, ты настоящий гений. Только ты сможешь прервать гегемонию Ипсена на этом соревновании. Ты его абсолютная противоположность. Удачи. Я отдаю победу тебе.

Либертос покинул арену. Ал смотрел ему в след. Он знал, что превзошел своего учителя, но чтобы тот это признал. Да, парень всегда понимал, что его бывший преподаватель гениальнейший человек.

Судьи недовольно смотрели на арену, они ожидали зрелища, но его они не дождались. Однако на поле брани вышла вторая пара. Ипсен против Гримма. Эрнест начал:

– Позиции друг друга мы хорошо знаем, так что вступлений быть не может, начинай, мой друг.

Гримм:

– Ты постоянно говоришь, что природа живая, но это совершенно не так, ты не смотришь вглубь законов.

– Почему ты так думаешь, ведь если природа живая, то она сама и задает законы, т.е. я смотрю в самую глубь.

– Ты не понимаешь? Внутри твоей системы нет законов. Есть природа, но разве она не закономерна?

– Да, у нее свой характер. Но, может, ты будешь утверждать, что природы не существует?

– Нет, я не буду этого утверждать. Но есть закон более глубокий, чем сама природа.

– Любовь? Но ведь не все стремиться к любви, зато эта твоя любовь лишь одно из многих отношений природы ко всему. Моя система более широкая, более объемная. Ты узок.

– Не может такого быть, ведь природа не так глубока, как законы управляющие ей.

– Ты так и не понял, что я имею ввиду? Да, природа – это бытие само собой, сам мир – это и есть тот самый глубокий закон. Мир экзистирует. Формы его экзистенции и есть наше существование, трансцендентальное – это лишь то, чего мы не способны понять, но то, что мы видим – это одна из форм существования мира самого по себе. Он здесь, он и есть мы, но он больше нас, он живет отдельно от нас, но и вместе с нами. Эта сложная система не поддается словесному описанию, и миру наплевать на то, как к нему относится человек и на то, как человек относится к себе. Абсолютно наплевать бытию на это, так же как и человеку наплевать на то, что некоторые его клетки умирают, ведь он их не чувствует. В человеке много всего живущего само по себе, так же и в природе, есть нечто независимое – это мы, и мы можем считать себя кем угодно: любящими, Богами, рабами, червями – решай сам.

– Ты победил, друг.

Тишина. Молчание длилось около минуты, но вдруг Ипсен сказал:

– Ты молодец, я обязательно внесу твои мысли в свою книгу. Твои мысли дополнят мою систему, поскольку ты достойный соперник. Спасибо тебе!

Раунд закончился. В финале должны были встретиться Алетэй Намен и Эрнест Ипсен. Ведущий снова закричал своим ужасным голосом:

– Финальный раунд! Сегодня здесь все собрались, чтобы увидеть это феерическое представление! Так начнем же! На арену выходят Алетэй Намен и Эрнест Ипсен! Это должно быть самое яркое соревнование в этом сезоне!

Алетэй подошел к микрофону и сказал:

– Эти все соревнования – просто поиск славы, но мне не нужна слава. Я здесь не для того, чтобы победить. Я просто хотел узнать, есть ли основание в том, о чем я говорю, теперь я уверился в этом. Но участвовать в бою, в котором мне суждено проиграть? Это глупо. Мой соперник очень авторитетный, и даже если бы он нес чушь, а он ее не несет, то я бы проиграл ему, по мнению судей. Спасибо за то, что дали мне поучаствовать здесь. Венчайте вашего победителя. Он это заслужил, а я отправляюсь домой. Всем удачи.

Алетэй пошел за кулисы, однако на его дороге появился ведущий в желтом костюме.

– Эй, куда ты направился, разве ты не хочешь победить в финале?

Алетэй на это ответил ему:

– Мудростью денег не заработать, а так же ей не развлечь других. Я не хочу в этом участвовать. Я не хочу быть тем, кто за победу перегрызет глотку другому. Я слишком добрый. Я повеселил себя, поучаствовал в части соревнования, но сейчас я должен уйти, я так чувствую.

Ал отправился к выходу и уже никто не попытался его остановить. Кэбби догнал его только, когда парень остановился у автобуса. Однако к ним подошли Либертос и Лореми. Бывший учитель сказал:

– Ты молодец, сегодня ты превзошел меня во всем.

Алетэй ответил, пытаясь не смотреть на девушку:

– Это я уже слышал.

Либертос продолжил:

– Однако мне интересно, как ты смог выжить?

Ал с презрением сказал:

– Чудо.

Либертос повернулся спиной к Алу, и эта парочка ушла медленным и вальяжным шагом. Но Кэбби позволил себе одно замечание:

– Сэр, дама, которая была с этим мужчиной, не отрывала от вас своих глаз.

Алетэй попросил водителя открыть автобус. Тот повиновался. Они поехали навстречу родине парня.

Глава 16

Облака сгущались с каждой сотней километров все сильнее. Дождь лил с небес. Капли бомбардировали землю и взрывались, словно ракеты. Ал смотрел на улицу грустными глазами. Ностальгия. Печаль. Воспоминания. Любимый дождь встречал его своим гостеприимством. Философия дождя так проста, так понятна. Он пытается достучаться до нашей души своими маленькими кулачками. Он пытается сказать: «человек, ты страдаешь потому, что делаешь не то, что ты хочешь, будь естественным». Ал знал, что люди в его городе шли на работу, чтобы разочароваться в жизни в очередной раз, чтобы удостовериться в том, что жизнь их ничтожна. Но человек и не хочет грабить, не хочет творить преступления, ему просто нужна свобода. А дождь все стучит по зонту, он пытается заставить человека снять свое сопротивление, он хочет, чтобы человек выбросил зонт и перестал грустить во время дождя, он хочет, чтобы человек бежал и мок, выглядел глупо, но сливался с природой. Вы видели, как маленькие дети радуются дождю? Это естественная реакция на него, а грусть – это уже болезнь, которой заражает человека общество, которое далеко не идеально. Общество заболело гриппом рабства. Это ведет его к меланхолии.

Однако Ал грустил не из-за общества, а из-за того, что так давно не встречался с милыми сердцу местами. Он болел предвкушением.

– Сэр, мы с вами скоро расстанемся навсегда, я хотел вам сказать, что вы мне очень дороги, я стал чувствовать себя по-другому, – произнес Кэбби, видя дорожный знак: «Антей».

– Знаешь, Кэбби, ты мне тоже стал очень близок, – сказал Ал, подняв голову с подушки.

– Я думаю, сэр, что наши приключения были довольно удачными. И мы много узнали.

Вот они и приехали в город, Ал стал показывать дорогу Кэбби, но тот и так ее знал. Водитель попросил своего пассажира сесть.

Спокойно они доехали до дома, где жил Алетэй. Автобус остановился. Ал отправился к выходу. Он обнял Кэбби, а тот ему сказал:

– Сэр, я буду скучать.

– Я тоже, мой друг, я тоже…

Парень покинул средство своего передвижения. Водитель закрыл за ним дверь, помахал ему рукой и уехал. Алетэй смотрел с грустной улыбкой на уезжающий автобус. Он вспомнил все, что объединяло его с этим автобусом. Парень смотрел на удаляющуюся темную точку, которая вскоре исчезла. После он повернулся, поднялся по лестнице, и позвонил в звонок. Дверь открыла неизвестная девушка:

– Здравствуйте, кто вы такой?

– Я тот, кто здесь раньше жил. Не позовете Нобили Намен?

Девушка посмотрела на него, посчитав парня странным:

– Я не знаю кто это такая.

Алетэй еле переборол злобу в себе. Он не мог даже подумать о том, что его мать могла переехать. Парень спросил:

– А вы сколько здесь живете?

Вдруг в соседней комнате послышался юношеский голос, парень подошел к девушке сзади и обнял ее, возлюбленный спросил у девушки:

– Кто это?

Девушка ответила:

– Я его в первый раз вижу.

– Ты опять меня обманываешь?

– Ты что, нет?

Юноша захлопнул дверь и начал орать на девушку. Алу показалось, что он услышал хлопок, но не обратил на это особого внимания. Он грустно спустился вниз и пошел гулять по городу, чтобы обдумать ситуацию.

Время утекало сквозь пальцы. Два года его не было дома, а теперь он потерял свою мать и своего деда. Не так он представлял свое будущее. Теперь он бездомный в своем собственном городе.

Вдруг время остановилось. Омега появился рядом с парнем. Чуть после он сменил свое обличие на то, каким он явился к Алу в прошлый раз. Время пошло. Омега шел напротив Алетэя с тем же темпом и вдруг начал говорить:

– Алетэй – это я.

Парень вздрогнул и медленно развернулся.

– Кто ты такой?

– Я – Омега, – произнес человек в черном загробным голосом.

– Что ты хочешь от меня?

– Я хочу тебе помочь.

– Зачем?

– Потому что я поспорил на это с самим господом богом этого мира.

– Этого мира?

– Именно.

– Так это спор?

– Да.

– И что же я должен делать, чтобы ты победил?

– Даже не думай развивать свое направление дальше.

Алетэй остановился. Омега сделал пару шагов вперед, а после повернул голову и сказал:

– Это я спасал твою жизнь все это время. Ты мне обязан своей свободой.

– Свободой? Но это все, что у меня есть!

Тишина покрыла улицу, время остановилось, даже листья не летели, а зависли в воздухе. Голос Омеги стал еще более темным:

– Не делай последнего шага в своей философии, иначе я уничтожу твой дух!

Небо покрылось черными облаками, однако все остальное было недвижимым.

– У тебя срок в одиннадцать лет! Если ты продержишься все это время, не сделав этого шага, то я спасу твою душу, иначе она будет убита. И еще одно, через одиннадцать лет на землю упадет огромный метеорит, который и решит мой спор.

Омега растворился в воздухе. Алетэй трясся от страха. Он не знал, что ему ответить, он был напуган всем, что сказал Омега. Его настиг бытийный страх, страх перед ничто. То, что приходит к нам, когда мы думаем о настоящей смерти, а не о ее иллюзии. Именно это пронзительное чувство коснулось его. Если хотите представить это более наглядно, то следует упомянуть выстрел ядовитой стрелы в душу, когда она начинает медленно умирать внутри человека.

Подобного выбора перед Алом не стояло ни разу. Он осознал, что есть на свете некое божество, но оно сказало, что если он продолжит двигаться в своей философии, то его душа будет уничтожена. Значит, душа может жить после смерти!

Омега тем временем наблюдал за Алетэем и думал: « Надеюсь, этот глупец попадется на мою удочку и в своих умственных заблуждениях уверится в том, что он Бог, ведь я запретил ему это делать, а его свободная душа никогда не захочет томиться в плену. Так еще и срок его жизни сокращен, а самые зрелые свои открытия люди делают именно при приближении смерти. Но я истратил все вмешательства, поскольку слишком много я ему сказал, да и создание метеорита стоило мне не одного вмешательства».

Алетэй решил повременить с философией и отправился к Кламу, чтобы расспросить его и его родителей о том, куда могли уехать мама и дедушка. Ал дошел до дома своего бывшего одноклассника и позвонил в звонок. Клам открыл дверь и, посмотрев на своего бывшего друга выпученными глазами, сказал:

– О, это ты. Какими судьбами? Ведь ты же у нас гений, должен в лучшей Академии быть.

– Я пришел к тебе не просто так. Мои родители покинули дом, я не знаю, где их искать.

Клам задумался, а потом ответил:

– Проходи. Сейчас я спрошу у своей мамы.

Алетэй зашел в коридор. Толстяк отправился в другую комнату, где долго расспрашивал мать. Через минут десять он появился. Пока Клама не было, Ал рассматривал неухоженную комнату, с потрескавшимися стенами. На самом деле все было в ужасном состоянии. По полу ползли тараканы, наверное, здесь это нормально.

– Слушай, – сказал Клам, – твои мать и дед продали дом и отправились в другой город, поскольку к ним приезжал брат бывшего мужа, который был, как говорят, довольно груб. В общем, никто в этом городе не знает, где их можно найти.

– Спасибо, – сказал Алетэй и отправился прочь из этого дома.

Проходя мимо магазина с телевизорами, он увидел, что показывают новости. Ведущая печальным голосом сказала:

– Сегодня ученые узнали, что к Терре приближается огромный астероид, размером с луну. По всем подсчетам столкновение неизбежно. Ученые дают нам десять-одиннадцать лет на то, чтобы попрощаться с нашими жизнями. Астероид таких размеров не может быть остановлен никаким из доступных человечеству методов. Столкновение с космическим телом таких размеров расколет Терру, и ни один из ее обителей не выживет. С приближением астероида мы будем узнавать больше подробностей. Ученые назвали этот астероид «Омега».

Алетэй грустно смотрел в телевизор, а новости показывали уже совсем другое. Шепотом он начал говорить после недолгого ожидания:

– Омега… завершение света, конец всего, начальник хаоса. Он ограничил мне время ценой жизней миллиардов. А может он просто мой сон… может эта жизнь вся просто мой сон? Но кто мне его посылает? Стоп… не делай шаг…

Омега наблюдал за ним с неба и думал: «как же ты близок, скажи ты уже, что ты единственный Бог, который создал этот мир, сделай этот шаг! Признай, что это твой сон!»

Алетэй шел по улице совсем один. Вещей у него не было, ведь он не решился взять из автобуса вещи, которые ему подарил Нобилис. Телефона у него тоже не было. Он упал на землю и пролежал там до конца ночи, которая уберегла его от гибели, накрыла своим одеялом безопасности. Что делать дальше – не понятно.

Есть ли судьба у человека? И что это такое? Может просто случай? Игра богов в кости? А может просто все настолько закономерно, что мы можем узнать будущее за сто лет до его наступления? Не суть, главное, что и наука, и религия сошлись в одном. Через одиннадцать лет будет конец света. Очередное ли совпадение?

Ал проснулся ранним утром. Он медленно встал и пошел, куда глаза глядят. В кармане его все еще была волшебная карточка Нобилиса, на счету которой находилось много-много условных единиц. Это позволило ему заглянуть в кафе и наполнить свой желудок. Алетэй вышел из кафе и подумал: «мне некуда идти, родители скрылись навсегда, может быть мне следует вернуться в Риаду? Но что меня там ждет? Не знаю, наверное, следует попробовать».

Парень направился в полицейский пункт, чтобы выяснить информацию о переезде его родителей. Однако полицейские сказали, что они не могут ему ничем помочь.

Ал отправился к общегородскому транспортному центру. Где купил билет на электричку до Риады. Поезд будет через два дня. Парень пошел в гостиницу. Родной город – ничто без родных людей. Но что делать, если родные люди пропали? Кэбби и Нобилис остались в Риаде, даже Либертос остался там, хоть он его и ненавидел, но уважал. Есть люди, которые заслуживают только презрительной ненависти – это те, кто подл и жалок, но есть и такие, кого можно ненавидеть и уважать одновременно. Даже Нон остался в Риаде. Все его мечты перенеслись туда, словно на ковре самолете, убегающем от того, кому нужен этот ковер.

Алетэй лежал на кровати гостиницы и слезы невольно катились по его щекам. Так пусто там, где он всегда мечтал оказаться. Ведь он так мечтал об этом месте, хотя дорожил не городом, он дорожил своей судьбой. Судьбой своего прошлого, ведь рок – это только то, что уже сбылось. Необратимое – это и есть судьба, а необратимо только прошлое. Ал не знал, как же ему вернуть родителей, но вернуть близких себе людей он мог, для этого ему нужно было отправиться в Риаду, столицу Терры.

Два дня прошло за два века. Время одиночества тянется во много раз дольше, чем лучшие наши моменты. Моменты становятся событиями только, когда мы оцениваем их в одиночестве. Истинное бессмертие человека – это время, когда он один, только так он может понять Бога, это вечно одинокое создание, которое не может ни с кем разделить свою скорбь по этому миру. Алетэй проснулся очень рано и, как следствие, не выспался. Парень оделся, взял карточку со стола и пошел на поезд, который должен был отправиться в полдень. За два часа добравшись до железной дороги и до нужной станции, Алетэй другие два часа посвятил разглядыванию города. Последние взгляды на его бывшую мечту, которая при достижении испарилась, словно испаряется вода на поверхности озера и создает вокруг себя туман, туман, разделяющий нас и наши мечты навсегда.

Поезд приехал вовремя. Пассажиры заняли свои места, Ал умудрился сесть около окна. Металлическая громадина тронулась с места. Алетэй попрощался со своим городом уже навсегда.

– Прощай, Антей, мы больше никогда не увидимся. Только если в наших снах друг о друге.

Часы проходили за разглядыванием пейзажей, после чего Ал заснул, прислонившись головой к окну.

Ему приснился сон, будто бы он убегает от своей матери. Он не хочет, но ноги ведут его. Куда он бежит? Он бежит от света, он бежит от любви, он находит впереди только ничто. Ничто терзает его. А он бежит, бежит и уже теряет страх, он отворачивается от матери и чувствует настоящую свободу, чувствует свое единство с пустотой, чувствует свое настоящее одиночество, которое и делает его Богом среди Богов. Он огибает горы и бежит еще дальше. Он пробегает мимо тех городов, в которых когда-то был, его везде зовут, но он убегает, следуя какой-то непонятной цели. Он обгоняет летящих птиц, он обгоняет паровозы и прибегает в родное сердцу ничто. Оно распахивает перед парнем свою девственность и пускает Бога на заслуженное им место, трон своего собственного сознания, который до этого оставался чистым, нетронутым, но сейчас на нем восседает настоящий правитель своего сердца. Человек без всего. Чистый лист, который бежит, чтобы найти себе упокоение в пустоте своего сознания.

Поезд рассекал просторы Терры: леса, поля, горы – все проносилось мимо с невероятной скоростью. Солнце то скрывалось, то снова появлялось на небе, словно играло с нами в прятки. Алетэй то просыпался, то снова засыпал. Часы проходили мимо.

Где-то далеко-далеко Нобили умирала от вируса, который люди не могли излечить. Медиус пытался отыскать Алетэя, но все источники молчали о нем. Нобили не проживет и года, как сказали врачи, однако у нее остался ребенок. Старик знал, что и ему осталось жить не долго. Он вел фургон, в котором вез свою дочь и внука. Они только что были в Риаде, но им сообщили, что их сын погиб. Но Либертос, по счастливой случайности, был рядом и развеял миф о смерти юноши. Так и продолжились путешествия родни Ала.

Грустно наблюдать за тем, как люди пытаются четно перепрыгнуть через свою голову с закрытыми глазами. Они убегают от своей цели, словно тореадоры от быков, но глаза их закрыты. Как можно стремиться к цели и не видеть ее?

Алетэй тихо спал в электричке, пока дед его со слезами на глазах вел автомобиль. Старый фургон, который уже почти разваливался, белого цвета с узором свежей грязи вокруг колес и на стенах, ехал в тот город, куда им указал учитель по философии. Нобили лежала на прикрученной к боковой стенке кровати и играла с ребенком.

Бывает так, что люди ищут друг друга, но бегут мимо.

Алетэй закончил свой путь в поезде и пересел на метро. После он добрался до лифта на остров Нобилиса. Он стоял около этой конструкции и ждал, ведь не знал, как можно активировать лифт, ключ от которого был только у хозяина особняка.

Ожидание продлилось уже больше трех часов. Ал купил себе еды. После магазина он снова вернулся к тому месту, где продолжительное время стоял.

Прошла так же и ночь. Ал спал около лифта. Утро, однако, выдалось удачное. Нобилис подъехал к подъемнику на своем авто и увидел лежащего Алетэя. Он, несомненно, узнал своего друга. И разбудил его. Алетэй устало поднялся на ноги.

– Здравствуйте, сэр Нобилис.

– Ал, ты начинаешь мне напоминать Кэбби.

Алетэй усмехнулся, они пожали друг другу руки и поехали на машине богача наверх. Когда они уже были дома, то Нобилис начал его расспрашивать:

– Почему ты не дома, Ал?

– Родители переехали в другой город.

– Ты хочешь их найти?

– Не знаю, но я решил поехать туда, где у меня есть друзья.

Глаза Нобилиса блеснули.

– Ты слышал, Ал, что через одиннадцать лет на землю упадет астероид, и мы все умрем?

– Да, – неохотно ответил парень, но богача возбуждали такие новости.

– Так вот, нам все равно нечего терять. Я хочу устроить бунт, против правительства Риады, мне нужен твой ум.

– Мне заниматься абсолютно нечем, я без проблем смогу вам помочь.

– Отлично. Слушай, мой план: во-первых, мы уезжаем из Риады и набираем народ по всей Терре для восстания; во-вторых, только для крайних случаев закупаем оружие каждому, кто участвует в данном восстании; в-третьих… здесь я еще не придумал. Но суть в том, что мы приготовим восстание, освободим людей, а они проведут свои последние десять лет в радости.

Алетэй понимал, что у Нобилиса ничего не получится, но если бы Омега не припугнул парня, то он нашел бы более примечательное дело, однако Ал пожал руку богачу в знак согласия. Из полной скуки нужно выбираться экспериментами. Парню было безразлично будущее других людей, он понимал, что и другим людям безразлично его будущее. Только Нобилису было небезразлично все это. В его голосе слышалась сила, это идея поглотила его с головой, всего за пару месяцев отсутствия Ала.

Часы отсчитывали время смерти всего населения Терры. Они делали медленные шажки в направлении астероида. А Алетэй тем временем спал в той комнате, где ночевал во время своего прошлого визита в дом богача. Нобилис на бумаге составлял карту поездок.

Глава 17

–Ты готов к тому, чтобы увидеть весь мир?

Алетэй еще спал, но голос уверено и напористо пытался его разбудить:

– Ал, ты готов повидать мир?

Парень попытался открыть глаза. Однако он не успел разглядеть говорящего, пока тот не закричал:

– Мир ждет нас с тобой!

Это был Нобилис в каком-то истрепанном костюме искателя приключений. Смешная шляпа украшала его голову, в комплект входили: грязная рубашка темно-желтого цвета, черные подтяжки, брюки серого цвета и ботинки темно-бурого цвета с приклеенной на них грязью.

– Почему ты такой грязный? – спросил полусонный, встающий с кровати Алетэй.

– Тот, кто ищет приключений, не будет обращать внимания на чистоплотность, – весело и уверенно ответил Нобилис.

– Мы уже отправляемся?

– Да, я приготовил тебе костюм!

Через десять минут Ал стоял в абсолютно такой же одежде, что и его старший приятель.

– Ты знаешь, что мы выглядим глупо, – сказал парень с угрюмым лицом.

– Да? Чем же?

– Мы, словно братья близнецы, только мы не братья и не близнецы.

После Алетэй подобрал себе более удобную одежду: черные кроссовки, черные брюки, черную рубашку. Теперь оба выглядели совершенно иначе. Нобилис позвал парня на улицу. Они вышли. Их там ждал вертолет. Оба залезли туда.

–Трапеза будет здесь, Ал, ты не против? – спросил мужчина.

Вдруг из кабины самолета послышался знакомый голос:

– Нам взлетать, сэр?

Алетэй был до безумия обрадован тем, что пилотом самолета был Кэбби. Его привычную одежду заменил тривиальный костюм пилота.

– Здравствуй, Кэбби, – проговорил Ал, пытаясь сдержать радость.

– Здравствуйте, сэр Алетэй!

Нобилис посмотрел сначала на пилота, потом на парня и сказал:

– Полетели!

Вертолет сорвался с острова и направился к одному из соседних островов. Да, он летел к самому большому зданию на территории верхних этажей. Это была Академия.

– Сэр, сейчас мы посетим Академию?

– Да, Кэбби.

Вертолет рассекал небесную пустоту своими огромными лопастями-крыльями. Заветный остров приближался все ближе и ближе. Через несколько секунд это транспортное средство приземлилось на главной площади острова. Нобилис вышел из вертолета:

– Ал, пойдем за мной, я тебя, если что, защищу.

Алетэй покинул кабину и отправился за своим старшим другом. Нобилис свободно вошел в Академию, так как его там знала с детства вся охрана. Богач и его спутник быстрым шагом добрались до комнаты, откуда можно было писать объявления на планшеты студентов и преподавателей. Эта комната, собственно, являлась центром управления планшетами. Там сидел толстый мальчик, с которым Нобилис явно пересекался, что было понятно по открытой форме их приветствия. Они очень дружелюбно обнялись, и их рукопожатие было очень долгим и специфическим. Ал, однако, успел внести свое скромное «здравствуйте», на что получил игнорирующее «привет».

Толстый парень пошел в туалет, после долгого разговора со своим старым другом. Тем временем Нобилис заперся в помещении с Алом:

– Сейчас начнется веселье, – сказал богач и начал печатать сообщение всем студентам и преподавателям.

«Сегодня вечером все, кто хочет противопоставить свои знания знаниям правительства Риады, все, кто хочет пойти против системы, все, кто хочет освободиться от гнета – пусть придут к вертолету, который стоит около выхода. Там вы увидите Алетэя Намена, единственного сумевшего сбежать из Академии человека».

В этот же момент за дверью появился толстяк, который отошел в туалет. Он запаниковал и начал стучать в дверь.

– Ал, делай вид, что ты пытаешься открыть дверь, – сказал Нобилис, продолжив писать. Алетэй подбежал к двери и начал дергать за ручку.

– Ох, она, наверное, захлопнулась, что делать? Как ее открыть?

«Все, кто будет сотрудничать с нами, тех ожидает моя денежная помощь. Нобилис».

– Все, – тихо сказал мужчина, Ал распахнул дверь, в нее ввалился мужчина, к этому времени богач уже находился далеко от монитора.

– Дурак, – сказал толстый работник Алетэю.

Нобилис быстро свернул разговор, и они вместе с парнем покинули это помещение.

Спустившись к вертолету, Ал спросил у богача:

– И что мы теперь будем делать?

– Ждать.

– Сэры, я думаю, что скоро здесь соберется охрана, – сказал Кэбби, выглянув из вертолета.

Прислушавшись в пилоту, Ал и Нобилис забрались в транспортное средство и полетели прочь. Пока еще был день. Солнце грело. Небесные просторы казались бесконечными. Алетэй видел такой красивой Риаду только один раз в далеком прошлом. Риада сверху выглядела очень необычно. Это было прекрасно. Тогда Алетэй может и проспал самое драгоценное в этой картине, но сейчас он увидел то, ради чего он и хотел жить. Он оторвался от земли, он стал свободным. Небо подняло его. К вечеру вертолет успели заправить топливом, и герои ждали в Академии тех, кто пойдет за Нобилисом.

Человек десять медленно шло через довольно темную улицу. Алетэй не узнал ни одного из них, ребята прокрались в вертолет. Нобилис спросил у них:

– Кто вы и зачем пришли?

Один из ребят ответил:

– Мы здесь, чтобы помочь вам против правительства Риады. Мы хотим свободы.

– Отлично, – ответил мужчина, – занимайте свои места.

Прошу заметить, что вертолет был необычайно огромным, настолько, что все десять человек спокойно разместились внутри. Оставалось еще много времени. Вот и особая группа шла сквозь тьму. Либертос вел всех, кто был в его группе, в вертолет.

– Кто вы и зачем пришли? – повторил Нобилис.

– Я Либертос Верба, а это мои ученики, мы хотим вам помочь.

– Вот именно! С вами моя воля! – сказал Вилл Кратос.

Вся группа прошла в вертолет. Последней появилась Лореми Минд, которая бросила острый взгляд на Ала. Она недавно плакала. Алетэй не смотрел на нее. Вдруг Либертос повернулся к ученикам, которые уже заняли места в вертолете, и сказал:

– Видите того парня? – он показал на Ала, – он тот, кто меня победил на моем же собственном поле. Он тот, кто достиг вершины идеализма. Он поставил личность в центр галактики! Он сделал личность шире самой вселенной! Он доказал, что личность содержит в себе множество вселенных, а это делает ее даже больше Бога! Я пойду за ним на край света, так как считаю его свои лучшим другом, хотя думаю, что он так не считает. Но это не важно! Мы должны помочь этим людям достичь истинной свободы! Иначе мы просто умрем и никогда не познаем нашего предназначения. Да и какая разница есть ли у нас предназначение?! Если его нет, то это единственный способ его создать!

Все поддержали философа дружными аплодисментами, а Нобилис подошел к нему и сказал на ухо:

– Либертос, а вы не можете произносить все наши речи, пожалуйста?

На что тот ответил:

– Конечно!

Вертолет оторвался от земли и отвез всех на секретную базу. Там уже находилось множество человек. Помимо этого наши герои всю ночь перевозили студентов. В одном из потоков в компанию вписался Нон Респиратум. Когда Ал встретил его, то очень обрадовался. Они по-дружески даже обняли друг друга.

За одну ночь Академия лишилась больше двухсот студентов. А армия ополчения пополнилась на двести человек. На самом деле, правительство давно не ожидало никаких восстаний. Полиция проводила свое время только на верхних этажах. Именно поэтому никто не смог бы найти на нижних этажах Риады базу ополченцев. Люди примыкали к этой организации ежедневно, ведь после отъезда Алетэя Нобилис сразу же начал развивать это направление. Он собирал армию и постепенно покупал оружие и транспорт. Конечно, одних средств этого богача не хватило бы на это все. Он умудрился склонить к идее восстания еще нескольких богатых людей, а так же создал военный фонд, куда и собирались деньги для общих нужд.

Замечательное предприятие, думал Алетэй. Однако он бы никогда сам не вступил в подобную организацию, если бы ему было что делать, но делать ему было нечего. База представляла из себя огромный подземный бункер, отлично освещенный, с большим количеством помещений. Данное прибежище было создано исключительно из стали. Помещения были огромны, они складывались в небольшой подземный город. Нобилис и его армия тогда отобрали это место у наркоторговцев, которые не смогли оказать достойного сопротивления. Кэбби, Ал и Нобилис заснули на базе.

Омега наблюдал за Алтеем с небес:

– И ты забыл, что делать ты не должен?

Не уж то страх героем завладел?

Свобода духа – это сон, а не удел?

Засунул воин меч свой в ножны.

Так, где же силы, что я видел?

Не уж то перешел предел.

Не уж то нет среди людей

Достойных. Лишь одни амфибии,

Которые плывут по морю

Пытаясь убежать от страха.

Ты не мужчина – ты макака,

Раз испугался ты вруна.

Ты, сын, в прекрасном этом мире,

Подобен этой своре псов,

Которой подавай резон,

Чтоб просто жить,

Но время – пыль.

И это знают все.

А ты меня подвел, мой друг.

Тебе кидал спасительный я круг,

Но ты помочь мне не решился,

Ты просто в море утопился

Своих всех мнений и закрылся

От всех влияний на засов.

И мыслей не познаешь снова,

Теперь основа из основ

Лишь сновидение. Без снов

Тебе не видеть этой правды.

Как мог ты сдаться и кому?

Лишь тени? Воину моему,

Который и меня не стоит?

Не уж то бог слабеет здесь,

Среди лукавых псов эпохи,

И он с земли клюет лишь крохи,

Хотя он сам весь мир и создал.

Утром наша троица проснулась. Они решили посетить ключевые города Терры, где и был Алетэй во время своего прошлого путешествия на автобусе. Кэбби заправил вертолет топливом, так же захватил с собой несколько канистр горючего. Приключение началось. Нобилис попросил Либертоса отправиться вместе с ними. Учитель по философии согласился. Первая цель – город Арс. Уже в вертолете Нобилис упомянул:

– Этот город очень важен, он даст нам в распоряжение огромное количество роботов, которые способны действовать лучше людей. Да и жизни сберечь удастся, а это очень важно.

– Сэр, с доктором я бы отправил на разговор Алетэя. Они хорошо сдружились, – сказал Кэбби.

– Я тоже так считаю, – подтвердил Либертос.

Ал кивнул в знак согласия, а Нобилис продолжил говорить:

– Так же он сможет снабдить нашу армию летающими платформами, которые сделают нашу транспортировку быстрой и легкой и даст преимущества над соперником.

Время шло и вертолет наконец достиг нужного города. За несколько месяцев Арс немного изменился. Теперь то, что раньше делали роботы, сейчас делают не только они, но и люди. Люди трудятся на свое же благо, а машины им в этом помогают. Алетэй и представить себе не мог, что его действия так изменят то гниющее место. Парень выбежал из вертолета и оглядел все вокруг. Улыбаясь, он подбежал к магазину, где купил у человека сахарную вату. Съев ее, Ал отправился на поле, которое было недалеко от места приземления и занялся гимнастикой с группой полноватых людей. Полноватых, но уже не умирающих от безделья и ожирения. Нобилис и Либертос медленно вышли из вертолета и по пути к автобусу захватили с собой Алетэя, который делал зарядку с толпой людей, перед которыми стоял робот-спортсмен. Добравшись до главной фабрики, троица зашла внутрь. Там их ожидал Магна Инвертор:

– Я увидел вас с помощью камеры, – сказал старик.

За ним стоял робот очень похожий на человека. Алетэй вышел вперед и сказал:

– Здравствуйте, мистер Магнус, это я, Алетэй.

Старик пристально посмотрел на парня:

– Ты тот самый мальчик, который помог мне увидеть то, что я раньше не видел? Зачем вы пришли? – добрым голосом произнес он.

– Мы, – начал Ал, – прибыли для того, чтобы просить вас помочь нам в выступлении против правительства Риады. Они окончательно избаловались, народ не хочет больше этого терпеть, а мы хотим помочь, хотим освободить народ перед тем, как метеорит упадет на землю, чтобы все смогли увидеть рай на земле. Вы нам поможете?

– Конечно, – ответил старик, – ради вас все что угодно. Я смогу подготовить целую армию для вас через четыре года.

– А летающие платформы, – скромно спросил Нобилис.

– И они есть в наличии. В общем, через четыре года будет готова лучшая в мире армия роботов, которая поможет вам.

– Спасибо, – сказали все трое хором.

Уже в вертолете.

– У нас будет армия роботов, господа, – сказал Нобилис.

– Это отлично, сэр, – подхватил Кэбби.

– Я думаю, что мы сможем победить, – продолжил Либертос.

– Следующий город – Сомнус, сэры!

Вертолет летел в город снов. Дорога была долгой, но они добрались, богач начал говорить:

– Я думаю, что стоит послать Кэбби.

– Сэр, Лилит меня ненавидит всем сердцем, так что я не вижу смысла мне идти. А вот Алетэй.

– Что Алетэй? – переспросил Ал.

– Вы же, сэр, тогда хорошо поговорили?

– Я не знаю, что мы вообще здесь делаем, дама, которая управляет этим местом – упрямая и безумная женщина, – ответил Ал.

В итоге парня отправили на разговор с ней. Он добрался до внутреннего купола, где смог постучаться в дверь, ему открыл все тот же мужчина. Его впустили. Алетэй поднялся по лестнице, и когда увидел женщину, то начал говорить:

– Уважаемая Лилит, будьте добры, выслушайте меня. Мне и моим друзьям, и всему народу Риады и Терры нужна ваша помощь. Помогите…

Ал объяснил женщине всю ситуацию. Она покивала головой, но в итоге отказалась помогать. Алетэй вернулся к вертолету ни с чем. В итоге заставили идти Кэбби. Вот они и встретились:

– Кэббворд Элэн, здравствуй, – сказала она.

– Лилит фон Айберлин, здравствуйте, мисс – сказал он.

– Ты по-прежнему такой же толераст?

– Вы же знаете, мисс, это моя маска.

– Зачем пришел?

– Тут такое дело, мисс, нужно помочь армии ополчения.

– Элэн… слушай, у меня есть одна хорошая идея, сначала ты помогаешь мне, а потом я тебе, хорошо?

– Что вы хотите, мисс?

Женщина затащила Кэбби в комнату и захлопнула дверь. Через час бедный пилот вертолета вышел из комнаты весь потрепанный. Лилит сказала из-за двери:

– А ты молодец, мне понравилось, я помогу вам!

Кэбби вернулся к вертолету. Все поняли, почему он такой потрепанный, и какую весть он несет. Нобилис пожал ему руку. Они полетели в Ириду. Где уже несколько недель не шли соревнования. Вместо этого Эрнест Ипсен уговаривал всех совершить самоубийство, поскольку невозможно сопротивляться силам природы, и единственный выбор, который есть у нас – это выбор между жизнью и смертью, когда природа соблаговолит нам дать шанс выбрать. Либертос и Алетэй вышли в этом городе и увидели, как их бывший соперник, Ипсен, стоит на возвышении, а перед ним находится огромная толпа, которая внимает каждому его слову.

– Природа! Природа родила нас, она нас и убьет! Готовы ли вы к смерти? Я готов, я давно предсказывал это, ведь могущественны пути природы, она непоколебима! И все мои победы – это только символ того, что я был прав. Природа разнесет эту планету. Это закономерность. Так было предначертано ее волей.

Либертос и Алетэй продирались сквозь толпу, пока Ипсен говорил свою речь.

– У нас есть только один выбор! Мы можем убить себя сейчас, либо умереть от рук космоса, которому мы безразличны. Кто отправится со мной в другой мир, если он есть?

Часть народа его поддержала.

– Тогда достанем свои ножи и…

– Стойте, – прокричал Либертос, забираясь на возвышение, – у нас есть еще один шанс! Мы можем стать свободными! Мы можем получить удовольствие перед смертью, а не сгинуть здесь просто так.

Алетэй поддержал:

– Человек – это бог, он сам решает, что ему делать с этим миром! Если вы точно хотите умереть, то умирайте, никто вам не указ, но если это навязчивая идея, то стоит ли за нее погибать?

Ипсен столкнул обоих с возвышения, Ал и его бывший учитель упали на спины, а Эрнест продолжил говорить уже более яростно:

– Не обращайте на них внимания, они просто напросто мои враги!

– Люди – Боги – сказал Либертос, вставая, – а ты их унижаешь!

– Люди – насекомые – продолжил Ипсен.

Алетэй тем временем поднялся на ноги и решил понаблюдать за тем, что делают философы. Люди же смотрели на них и не знали, кого поддержать.

– Люди должны умереть с честью, а это значит, что эти насекомые должны быть раздавлены тапком-метеоритом. Блаженный умрет от рук природы!

– Ипсен, что ты делаешь? Ты думаешь, что это соревнование? Но это не оно! Благо – это счастье, хоть и мимолетное, – прокричал в ответ Либертос.

Вдруг на сцену поднялся Алетэй, он оттолкнул своего учителя от микрофона:

– Какая разница, Боги мы или насекомые? Придумать можно все что угодно. Но я не утверждаю, что мы абсолютные Боги, да и какая разница, что я утверждаю? Какая разница кто мы? Но может быть хоть раз в жизни насекомые попытаются стать богами и бросят вызов тем низким божествам, которые угнетают их существование!

Народ поддержал Алетэя, а вот Ипсена увели, так как он с кулаками набросился на победителей. Вдруг появился Нобилис. Он объявил всем свой хитрый план.

Когда Ал и Либертос сели вертолет, то бывший учитель сказал парню:

– Твой дед недавно приезжал в Академию. Он искал тебя, говорил, что ты очень ему нужен.

– И что мне делать? Где их искать?

– Не знаю…

– Замечательно.

На этом разговор и закончился. Ал ничего не знал о месте нахождения деда.

После этого вертолет летал из города в город, в течение четырех лет. Если честно, то это была рутинная работа. Каждый день был максимально однообразен. А что же случилось с его семейством? Пока Алетэй летал от одного города к другому, его мать скончалась от болезни, дед вскоре тоже умер, однако, успев отдать внука в детский дом.

Глава 18

Алетэю исполнилось двадцать три года. Он стал крепче, на щеках стала появляться щетина. Ежедневные тренировки в течение перелетов на вертолете привели парня форму. Его глаза, однако, погасли. В них не сиял тот самый свет мудрости, который он находил в себе раньше. Он научился врать. Врать не просто так, а врать народу, уговаривать его, склонять к участию. Нобилис смотрел за изменениями Ала, но уже мало что мог поделать, ведь парень был ему нужен именно таким, какой он стал.

Армия ополчения выросла в сотни раз. Огромное количество людей решило бросить вызов системе. Еще бы, ведь для них все устроено и даже средства у них были на руках. На прошлой неделе Магна доставил три миллиона военных роботов и восемь миллионов летающих досок. Уже этой силой можно было завоевать Риаду.

Лореми не смогла выбрать между Алетэем и Либертосом. Старые чувства к Алу всплывали в ней с новой силой. Ей было очень больно. Она сбежала из организации, растворившись в городе. Среди ее однокурсников ходили слухи, что она совершила самоубийство.

Нон стал одним из главных журналистов данной организации. Он распространял новости по всему бункеру, и его небольшая компания умудрялась дотягивать свои руки до тех, кто даже жил в других городах.

Лилит перевезла в Риаду полсотни своих сонных аппаратов, чтобы люди во снах полноценно исполняли свои желания.

Нобилис устроил последнее собрание перед нападением на дом правительства. Нобилис начал:

– Завтра начнется тот самый день, когда мы даруем свободу всему населению. План таков, сначала атакуем три точки: полицейский участок, главную казарму, ракетный центр. Мы обладаем численным преимуществом, что дает нам стопроцентный шанс на победу, есть только один вопрос: сколько людей мы потеряем?

Лилит вступила в диалог:

– Я думаю, что вы все правильно рассчитали.

– Еще бы, – продолжил Нобилис, – после того, как оружие элиты Риады будет уничтожено, в тот же момент мы нападем на политический центр страны. Там же мы захватим власть, и уже наша организация создаст свой освободительный режим!

Вдруг вмешался Либертос:

– Освободительный режим? Мы делаем это ради власти?

– Нет, не ради власти, а ради свободы! У кого-то есть возражения?

Весь зал молчал. Переворот был спланирован окончательно.

На следующее утро три армии выдвинулись из бункера в трех направлениях. Алетэй был назначен генералом армии нападающей на полицейские участки. Тысячи летающих платформ несли людей и роботов, которые расходились по разным направлениям и захватывали все прибежища полиции без особого труда. Армия ополченцев не была настроена на жестокую войну. Большинство полицейских просто отправилось в плен, либо их запирали в камерах своих же отделений. За несколько часов армия Алетэя выполнила свое задание. Ал остановил своих подчиненных, они ожидали сигнала других членов ополчения.

Армию, которая направилась разрушать казармы города, возглавил Кэбби, который с вертолета раздавал распоряжения войскам. К сожалению, многих солдат пришлось убить, так как они оказывали сопротивление до последнего.

Третьей армией управлял Нобилис. Она была предназначена для уничтожения военных объектов по всей Риаде. Для этого бывшему богачу, а сейчас разорившемуся ополченцу, потребовалась самая большая армада, которая на технике и летающих платформах пыталась уничтожать все базы и подавлять любое сопротивление. Именно они потерпели самый большой урон, и именно им пришлось воевать не на жизнь, а на смерть. Это было довольно печальным зрелищем, поскольку половина из всех людей и роботов пали, так же всех противников приходилось беспощадно убивать, поскольку те сражались до конца, используя лучшую технику и свою боеготовность, в то время как полицейские и солдаты в казармах просто были ошарашены войной.

Однако и третья армия завершила свое задание успешно. Нобилис отправил в воздух ярчайший фейерверк с летающей доски.

По сигналу все три отделения отправились к главному политическому центру Риады, где и слились в одну огромную армию. Управление принял на себя Нобилис. К сожалению ополченцев ожидал сюрприз. Центр окружала массивная армия врага. Их орудия были более смертоносные, они были лучше подготовлены. Нобилис решил не останавливаться на достигнутом и бросил все силы в бой. Это была его величайшая ошибка.

В тот день погибли миллионы человек. Это было самое массивное восстание в истории Терры.

Алетэй проснулся в тюремной камере с Либертосом.

– Я ничего не помню. Где мы? – спросил он.

Учитель посмотрел на него и ответил:

– Мы были пойманы правительством Риады, а ты видимо сильно ударился головой.

– Я ударился головой?

– Однозначно, твою летающую доску подстрелили, после чего ты упал на остров, где находилась пехота, и когда ты пытался встать, то один из солдат ударил тебя прикладом автомата. Ты потерял сознание. Я следил за тобой, когда пехота отвлеклась на роботов, я попытался выкрасть тебя, но был пойман.

– Мы проиграли?

– Вероятно, да.

– Но как?

– Предполагаю, что кто-то сливал информацию правительству, и они заранее знали о нашем нападении.

– Но кто мог это сделать?

– Кто-то из верхушки ополчения. Никто другой не мог знать ни точно даты, ни того, как мы будем нападать и куда направимся в итоге.

– Но зачем кому-то нас предавать?

– Зачем делать так, чтобы все обрели свободу, если личная свобода куда важнее?

– Ты прав, мотивов может быть много.

Армия ополчения потерпела грандиозное поражение. Несколько суток длился этот бой, но проигрыш был предрешен судьбой. Артиллерия гремела, словно гром, а пули разлетались молниями и убивали людей. Очень жалко было смотреть на то, как люди уносятся прочь. Они хотели свободы, но не получили ничего. Всю верхушку ополчения схватили.

Прошло несколько дней. В тюрьме замечательно кормили: тарелка супа, который на девяносто девять процентов состоял из воды; кусочек хлеба, который на сто процентов состоял из хлеба; а вечером, вы не поверите, три или четыре столовых ложки пюре. Отменное питание чередовалось с юмором местных тюремщиков, которые с удовольствием плевали в камеру и пытались провоцировать заключенных, чтобы впоследствии их избить.

Вскоре Алетэя и Либертоса вывели из камеры и повели на верхний этаж здания правительства. Долгое время они провели в лифте. Их окружило десять стражников. Ал думал, что его вели на казнь, но чем выше он поднимался, тем больше понимал, что его хотят увидеть в совете.

Двери открылись. В комнате по ту сторону лифта уже стояли такие персонажи, как Нобилис, Кэбби, Лилит, Нон, Магна Инвертор. Их окружали десятки солдат с автоматами. Ала и его бывшего учителя ввели в этот круг. Солдат подошел к ним и сказал:

– Сейчас вы увидите правителя мира. Обычно его видят только те, кто обречен на смерть, так что вам повезло.

Все посмотрели на солдата с огромной долей удивления. Раньше ведь все думали, что Риадой управляет парламент. Однако… нет, может это только шутка. Но дверь в следующую комнату открылась.

Там находился огромный трон, за которым сидел мужчина с длинными черными волосами, черной густой бородой до шеи, широкие плечи и мужественные черты лица давали всем увидеть его величие. Одет мужчина был во все черное. Он крикнул громким, почти командным голосом:

– Заведите предателей.

Их завели в большой зал перед троном. Мужчина посмотрел на них:

– Давайте знакомиться, предатели, я император мира, Мегалос Архе. Да, я пригласил вас сюда, чтобы позлорадствовать, а потом убить, ведь вы же сейчас узнаете всю правду обо мне, а этого я не хотел. Так слушайте мою речь, предатели! Вы насекомые, а я Бог. Вы не достойны и локона моих волос. Я управляю правительством, государством, армией и всеми людьми в мире, кстати, вы еще интересуетесь тем, кто вас предал? Ну конечно да, но сначала я вам расскажу о том, как я, великий царь, узнал о том, что вы собираетесь свергнуть правительство. Началось все тогда, когда вы похитили детишек из Академии наук. Для меня это был удар, но он то мне и помог. Я отследил то сообщение, которое вы написали каждому студенту, с помощью ректора Академии. Да, я понял, что вы собираете ополчение, но, к сожалению, именно тогда я приступил к мобилизации своей армии около столицы. Почему вы этого не заметили? Просто напросто ваша разведка не замечала невоенные перемещения, я приказал всех солдат переодеть в гражданских, и таким образом они и перемещались к военным базам, что, собственно, было очень хорошим тактическим ходом. В организм каждого солдата установлен чип, который позволяет найти его в любой точке мира, поэтому никто из них не смеет сбегать. Ах да, не буду углубляться в мелочи. Так вот, огромная армия проскочила за четыре года у вас под носом, а вы ее не заметили. Но как мы доставляли оружие незаметно для вас? Вы, наверное, не знали о подземных железных дорогах, по которым мы и перемещали новейшую технику. Именно эти дороги существенно отличаются от метро, они шире, выше, прочнее. Но перемещать на такой глубине армию – нецелесообразно. Так вот, оставалось только узнать о ваших планах. Как вы заметили, наш агент помог нам не потерпеть никакого ущерба. Полицейские почти сдавались вам в руки, солдаты в казармах поступали аналогично, однако мы позволили тем, кто содержал наши военные базы, оказать сопротивление, которое, однако, уничтожило половину вашей третьей армии, а, следовательно, и четверть всей армии. Так кто же тот герой, который помог нам узнать все тайны ополчения?

Все стоящие в зале начали переглядываться. Вдруг в зал зашла Лореми.

– А вот и она, мой маленький ангел, – весело поприветствовал девушку Мегалос.

Лореми со стыдом в глазах посмотрела на Алетэя и на Либертоса.

– Ах, да, один из вас приходил к этой девушке в квартиру и рассказывал ей все ваши планы, а она передавала их мне.

Девушка заплакала. Она потому и пропала, что ее вычислили и прижали к стене агенты специального подразделения. Ее пообещали вознаградить за помощь, но она отказалась. Когда в комнату привели ее связанных родителей, то она не могла уже никому отказать. Либертос замечал, что девушка иногда плачет после того, как он ей все рассказывал, но не придал этому особого значения.

– Да, да, да, – продолжил Мегалос, – вы лишь мои жертвы с самого начала игры, я просто хотел проверить то, до какого уровня дойдет эта игра, но вы показали довольно хорошие способности. Мои любимые насекомые, жаль даже, что вас придется убить. Казнь состоится завтра. Вас расстреляют. Удачи вам на небесах. Уведите их всех.

Солдаты схватили ополченцев под руки и повели к лифту.

– Вы забыли девчонку, – сказал правитель мира, показав рукой на Лореми, – ее тоже следует казнить, она мне не нравится.

Девушку увели вместе со всеми.

Сегодня каждый ощутил запах приближающейся смерти. Тот, кто не раз смотрел ей в глаза, держался без особого страха. Тот, кто просто хотел как лучше, но проиграл, кричал и бегал по камере, он хотел сбежать. Тот, кто обычно мыслил, скорбел. Тот, кто предал своих друзей, сидел и плакал на полу. Тот, кто делал свои машины, сейчас понимал, что его ждет смерть и его сердце от испуга остановилось уже сегодня.

Нон лежал в обнимку с дыхательным аппаратом и пытался заснуть.

Магна Инвертор был мертв. Его старое сердце не выдержало такого напряжения.

Кэбби и Лилит проводили свою последнюю брачную ночь, и многие из присутствующих им завидовали.

На следующее утро всю семерку вели на полигон, который находился на другом острове. Там их вывели на открытую площадку и построили в шеренгу. Напротив них стояли две шеренги солдат с ружьями. В каждой шеренге находилось двадцать человек. По команде главного люди в первой шеренге встали на одно колено и прицелились в нашу шестерку. По команде вторая подняла ружья над головами первой и так же прицелилась. Командующий начал отсчет:

– Десять, девять…

Каждая цифра казалась нашей семерке угнетающей. Они стояли, зажмурив глаза, в таком порядке: Нобилис, Алетэй, Либертос, Кэбби, Лилит, Нон, Лореми. Две девушки плакали, а вместе с ними плакал и богач, а вот Кэбби улыбался, лица двух философов были серьезны, но не выражали какого-либо настроения, а Нон дрожал от страха.

– Восемь, семь, шесть…

Момент смерти растянулся для каждого неимоверно долго. Каждая секунда была на вес тысячелетия. Время почти остановилось, а говорящий произносил свои слова, словно в замедленном действии.

– Пять, четыре, три…

На тройке философы сглотнули слюну, Лореми села и прикрыла голову, громко крикнув, Нон упал в обморок, Лилит еле держалась на ногах. Кэбби же сказал в эту секунду:

– Не бойтесь, сэры, последние секунды самые долгие.

– Один… пли…

Сорок пуль вырвались из дул ружей. Нобилис был повержен несколькими из них и отлетел на некоторое расстояние, Лилит и Лореми также были смертельно ранены, Кэбби упал, и Либертос пал за ним.

Алетэй не сдвинулся с места. Он открыл глаза и посмотрел в сторону. Его друзья были мертвы. Он упал на колени и закричал:

– За что я остался в живых!

Омега остановил время и появился рядом с Алетэм:

– Даже без моей помощи ты смог выжить. Господи, ты серьезно феноменален.

Ал со слезами на глазах осматривал трупы, но заметил, что Нон не поймал ни одной пули, но был без дыхания. Парень начал делать искусственное дыхание своему другу. Командующий произнес:

– Как вы умудрились не попасть в человека?

Пристыженные стрелки смотрели на землю.

– Смирно!

Все встали.

– Равняйсь!

Все, кроме двух первых, повернули головы.

– Вольно. Как вы умудрились промазать, ничтожества?

Вдруг на полигон выбежал Мегалос Архе с охраной. Он кричал:

– Спасибо вам, господа, это было самое лучшее шоу, которое я когда-либо видел, отведите этого парня ко мне в зал, немедленно. Я прибуду в политический центр через час.

Глава мира ушел. Парня оттащили от Нона, но он сопротивлялся. Один раз даже Алетэй вырвался и продолжил делать искусственное дыхание другу, однако у него не получалось. Нон не оживал. Ала оттащили от трупов. Он в последний раз посмотрел на своих друзей, которые лежали в неестественных позах на земле. Кругом была кровь.

Алетэя доставили в центр правительства. Там он ждал Мегалоса, который появился только через три часа. Три часа ожидания – это ничто, по сравнению с тем, что с ним пытались сделать некоторое время назад. Ал плакал. Все человеческое возродилось в нем, чтобы снова умереть.

Мегалос пришел и сел за свой трон, будто бы он здесь всегда и находился:

– Ты Алетэй, я прав?

– Чудовище, что тебе нужно?

– Ты Алетэй Намен, который участвовал четыре года назад в соревновании философов, который тогда же остался жив в Теосе, на еще одной смертной казни. Ты тот человек, который не стыдится называть себя Богом и Бог тебя защищает. Ты тот самый легендарный Алетэй, который умудрился сбежать из Академии? Это ведь ты? Да? Тот самый, который бессмертный?

– Я не знаю, о чем вы говорите.

– Данные достоверны, мой друг. Можешь не скрываться. Я думаю, что стоит оставить тебя в живых. Я верю в то, что ты не способен умереть. Да и нравится мне твоя философия, я многое из нее позаимствовал для себя. Да. Именно ты вдохнул жизнь в меня. Я понял, что быть Богом – это правильно. Но есть только один Бог и это я. Ну, и ты тоже в некоторой степени. Но ты – добрый Бог, а я – злой. Понимаешь в чем ирония? Остальные люди – насекомые.

Мегалос осматривал бедного парня, который выглядел очень жалко, однако Алетэй отвечал своему врагу взглядом ненависти.

– Ну что ты на меня так смотришь? – сказал Архе. – Думаешь, что это мне так нужно было их убивать? Я же не виноват, на мне вся страна держится! Никто не должен обо мне знать и меня предавать. Ну, прости меня.

Ал не изменился во взгляде. Он не говорил ни одного слова.

– Что случилось-то? Вы разве не шли на гибель? Разве были не готовы к смерти?

Алетэй бросился на него, но сразу же получил пулевое ранение в заднюю часть бедра. Парень упал на пол.

– Что вы делаете? Не надо было его ранить. Быстро, зовите моего личного врача.

Врач появился почти сразу и быстро перевязал ногу Алу. Тот кричал от боли. Но когда пришел в себя, то одним ударом отправил в нокаут доктора и опять попытался броситься на повелителя планеты, но его остановила охрана, вывернув парню руки.

– Ты злой, но мое решение закон, ты свободен! Отправьте его в Сомнус и подключите к аппарату сна, чтобы мы о нем больше не слышали, – сказал Мегалос.

До Сомнуса Алетэй летел на вертолете в сопровождении пяти человек. Парень совсем скис. Он думал о несправедливости, о достойной смерти, он хотел умереть вместе со своими друзьями, но сейчас ему не хватало сил, чтобы поднять на себя руку.

Ала силой вытащили из вертолета и дотащили до аппарата сна, после его подключили. Он этому почти не сопротивлялся. Сил уже не было. Сначала он чувствовал неудобство, потом по шлему прошлась вибрация, после заиграли цвета. Ал засыпал невероятно быстро.

Проснулся он в автобусе. Да, именно в том самом автобусе, в котором он когда-то путешествовал. Вдруг послышался голос Кэбби:

– Вы спали, сэр? Как сны?

Алетэй бросился к нему в одном нижнем белье и обнял водителя, тот чуть не потерял управление над автобусом, но в итоге Кэбби оттолкнул парня и спросил:

– Что с вами, сэр?

Алетэй в порыве радости ответил:

– Да ничего, мне просто приснился ужасный сон!

Ах, он так хотел верить в то, что его жизнь была просто кошмаром, который явился ему ночью, что с удовольствием принял этот новый мир. Автобус ехал в Риаду, где его ждал Нобилис. Нобилис очень дружелюбно обнял свое друга. А Кэбби, уезжая, сказал:

– Удачи вам, сэры, я поеду к Лилит.

Дверь автобуса закрылась, а это транспортное средство умчалось вдаль. Нобилис поднялся вместе со своим другом, Алетэм, к себе в апартаменты. Прожив неделю у Нобилиса, Ал отправился в Академию. Он там встретился с Лореми, Ноном и Либертосом. Он пригласил их жить у Нобилиса – они согласились. Около месяца жизни Алетэй провел с ними, но после к ним приехали Медиус и Нобили, дед и мать Ала. Нобилис разрешил им всем жить у него дома.

Более счастливого времени Ал не припомнит. Все друзья рядом, все близко, все здоровы, живы и счастливы. Никто не подвергается глупым мнениям, которые в итоге приводят к страданиям. Все отлично! Впервые все отлично. Алетэю было наплевать на то, что это сон, он забыл об этом. Он жил своей жизнью, он радовался каждому дню, он забыл о том страшном «сне», который привиделся ему в автобусе.

Так проходили годы, но Ал не старел, никто не старел. Десятки лет уходили в пустоту. Счастье – это самое дорогое достояние человека для него самого. Если человек счастлив, то он не будет думать, он не будет страдать. Сами мысли – они и приводят к страданию. Жаль что так мало счастливых и умных людей, но это не важно, ведь Алетэй счастлив, пусть он и забыл кто он такой, пусть он и не знает, что его настоящая жизнь не здесь. Это лишь условности. Никто не знает что лучше, свобода или сладостное заточение. Разум выбирает свободу, но все низменное, что есть в человеке, точнее те качества, что считаются низменными, они выбирают заточение.

Тем временем андроид Магны Инвертора, которого он назвал Сэм, решил посетить купол. Робот знал, что произошло в Риаде. Он пришел сюда, чтобы освободить Ала. Робот отключил Алетэя от аппарата сновидений.

– Что такое, где я? – спросил Ал, поднявшись.

– Вы в Сомнусе, вы спали, – ответил Сэм.

– Сколько времени прошло? – сказал парень, держась за голову.

– Прошел уже целый год с того момента, как вы здесь.

– Ты тот самый робот старика?

– Мой создатель Магна Инвертор.

– Зачем ты меня освободил?

– Я подумал, что стоит это сделать.

– Ты можешь думать?

– Нет, но во мне есть некая моральная программа и огромный список того, что хорошо и того, что плохо. Так же есть программа, которая определяет то, как лучше поступать.

– Ты гениальный робот, который перерос человека, не каждого, но многих.

– Скажите спасибо моему отцу.

–Хм, т.е. это все не сон. Следовательно, все умерли…

– Однозначно.

– А мне двадцать четыре.

– По моим данным вы правы.

– Пошли, – сказал Ал, вставая.

– Куда?

– Пойдем искать счастье. У нас осталось целых шесть лет.

– Отлично.

Человек и робот отправились в свое долгое путешествие.

Глава 19

Человек и робот шли куда-то. Это куда-то – было в противоположной стороне от купола Сомнуса. Ал о многом спрашивал Сэма, а Сэм отвечал ему. Оказалось, что Мегалос Архе убил всех членов правительства и занял абсолютную открытую монархическую позицию. Риада расширяла свои пределы с невероятной скоростью, наверное, нападение ополченцев вызвало это движение. Многие города были поглощены. Люди не могли ничего сделать против монарха. Говорят, что где-то на севере Мегалос начал строить космический корабль, чтобы спастись от метеорита. Также поговаривают, что остатки академической группы Либертоса где-то создали «группу антиправительственных философов». Эта новость порадовала Алетэя. Ал хотел отомстить Мегалосу за все его злодеяния, но ничего не мог сделать. Они и это обсуждали с роботом. Робот – умнейшее существо, как оказалось. Память его не дает сбоев, его знания – это автоматически умения и навыки, а его мысли строятся по алгоритму, который робот создает внутри себя сам, с помощью общения с людьми. Так же эта махина наизусть знает всю историю и имеет научные знания всех профессоров мира. Профессоров, но не философов, а это очень важное упущение, сразу видится слабость робота, он может только воспринимать мнения, но выйти за пределы мнимости он не может, как и большинство людей, по всем этим качествам Ал оценил своего нового друга, как того, кто лучше большинства людей. Ах, да, по теории Алетэя – этот робот тоже являлся неким богом, который видит мир совершенно по-своему. О многом они говорили вместе, но душа робота не лежала к поэтическим выражениям и сравнениям Ала, поэтому он часто не понимал своего собеседника, но зато часто буквально воспринимал многую информацию.

– Алетэй, слушайте, куда мы идем?

– Мы, Сэм, идем туда, куда глаза глядят, но видишь, вот там поселок? – Алетэй показал пальцем в направлении домов.

Спутники шли довольно медленно, и наконец-то достигли этого поселения. Они отправились в гостиницу, но у Ала не было денег, чтобы оплатить услуги данного места, он пошел к двери.

– Алетэй, куда вы идете? У меня есть карточка, я ведь мэр Арса. Богатый.

Ал повернулся, а робот тем временем оплачивал счет за комнату. Эту ночь парень смог провести в кровати, а робот не спал, он просто подключился к розетке.

Оба утром спустились вниз, а Алетэй подошел к стойке, где спросил у администратора:

– Здравствуйте, а есть ли в вашем городе какая-либо достопримечательность?

Мужчина подумал и ответил:

– Здравствуйте, у нас есть замечательный дом культуры, он находится недалеко, сможете доехать на автобусе номер два. Путешественники отправились в дорогу. Второй автобус ждал их, точнее не ждал, а просто стоял на остановке. Они успели забежать в него и уехать.

Выйдя, они увидели дом культуры. Это было старое здание, ужасно оформленное, а так же уже разваливающееся и требующее ремонта. Ал сказал:

– Я бы испугался сюда заходить, если бы не знал, что это не замок с вампирами.

Ах, да, у робота не было чувства юмора, хотя может просто юмор Алетэя показался ему посредственным. Они зашли в дом культуры. Внутри здание было помилее: огромный холл гостеприимно приглашал путников, кругом стояли диваны. Администратор их спросил:

– Чего изволите, господа?

Ал посмотрел на робота, Сэм ответил ему взглядом, после этого парень ответил:

– Мы здесь для того, чтобы увидеть творческих людей.

– Они у нас есть, походите по коридорам и комнатам, прошу вас.

Парочка решила пройтись так, как сказал им администратор, робот, однако, спросил у бывшего философа:

– Зачем мы здесь?

– Я бы хотел, чтобы мы не просто так посетили этот поселок.

Вот они и набрели на музыканта, тот сидел на стуле и играл на скрипке. Рядом с ним стояло инвалидное кресло. Ал и Сэм зашли, чтобы послушать. Играл музыкант вполне неплохо, но и несколько посредственно. Он заметил вошедших и остановился:

– Что вам нужно?

– Мы пришли увидеть здешних талантов, – сказал Алетэй.

– И как вам моя игра?

Парень ответил:

– Довольно недурно, не буду лукавить. А что с вашими…

– Ногами? Чудесным образом упал на спину в детстве. Но можете за меня не беспокоится, я по своей натуре творец, а для творчества ноги не нужны.

– Я думаю, что вы правы.

– Еще бы, кстати, меня зовут Гастли, рад с вами познакомиться, вы?

– Алетэй Намен, а мой друг – Сэм Инвертор.

– Очень рад, вы внушаете доверие мне.

Алетэй очень странно посмотрел на него, ведь перед ним стояли оборвыш с небритым лицом и робот, которых он сам бы на улице обошел бы стороной.

– Мы рады, что произвели на вас положительное впечатление, – произнес Сэм.

Гастли еще раз осмотрел их и начал свою историю, которую он рассказывает всем новым знакомым:

– Посмотрите на меня, вы думаете, что я грустный инвалид? Но вы ошибаетесь, да, сначала я очень печалился по этому поводу, но сейчас я больше, чем до этого происшествия, весел и полон сил, я счастлив!

Алетэй понимал, что это всего-то его убеждение, он просто уверил себя в том, что он рад, но подсознательно такие люди страдают сильнее, чем те, кто позволяет негативным эмоциям выходить наружу. Алу и Сэму пришлось выслушать получасовой рассказ о жизни Гастли. Они внимательно слушали, но потом он их отпустил, по-доброму попрощавшись.

Они шли дальше и увидели художника, который, как ему и положено, рисовал картину. На ней была нарисована обнаженная женщина. Дама была довольно полная. Ну что можно сказать? У всех свои вкусы.

Омега бесновался где-то в далеком космосе. Он не понимал, почему парень так испугался его. Быть может он был не прав, быть может, нужно было аккуратнее подводить его к тем словам, которые были нужны? Но было уже поздно. Хотя оставалось еще шесть лет. Кстати, он поэтому-то и ограничил время Алетэя, чтобы тот не забродил на дорожках старости в другие дебри, но это уже совсем другая история, а может даже и эпопея.

Часы проходили у человека и робота, которые пытались найти кого-то интересного среди творцов, но там оказались одни посредственные личности. Как часто приходишь на поиск особенных людей в театры искусств, в притоны наук, но находишь там то же, что ты можешь встретить на улице. В этом мире нет ничего простого, а есть только посредственное, которое все же сложное, но, видимо, недостаточно, раз является предсказуемым, хотя бы на уровне интуиции. А второе – это непосредственное, но сейчас очень посредственно быть ученым или писателем, эрудитом или художником, музыкантом или кем-то еще. Не уж то когда-то наступит время, когда не останется ничего непосредственного. Так думал Алетэй.

Человек и робот – такие разные. Они шли дальше, но в итоге потеряли надежду, кругом они видели только жалобные лаянья искусства. Там практиковались бесталанные новички, которые пытались обмануть посредственных слушателей.

Вот они и выбрались из дома культуры, который им дьявольски осточертел.

– Слушай, мне надоели эти шаблонные люди, – сказал Алетэй.

– Почему вы называете их шаблонными? – спросил Сэм.

– Потому что они одинаковые.

– Но они не одинаковые, у Гастли не двигаются ноги, у художника большой нос, а у трубача вообще гигантские губы. Да и делают они разное.

– Я не про внешность и дела, а про мысли и слова. Мысли – главное в человеке, на мыслях строятся все поступки. Дела – это всегда поверхность, они обманывают. Ты ведь никогда по внешности не узнаешь, что человек собой представляет, ты узнаешь о нем самом, только узнав его мысли.

– А у меня есть мысли?

– Если ты задаешь вопросы, то они есть, но они тоже вполне посредственны.

– Почему они посредственны?

– Потому что ты принимаешь все так, как тебе это говорили в детстве. Ты просто одна абсолютная память. Самой мысли в тебе нет. Чтобы научиться мыслить нужно слишком многое забыть.

– Вы меня научите?

– Учение – первый способ потушить мысль. Учение от слова учить, т.е. принимать таким, как написано в книге или сказано преподавателем.

– Разве это плохие знания?

– Это насильственные знания. Их внушают людям. Заставляют верить…

– Вы снова философствуете.

– Что?

– Вы раньше почти не философствовали, то время, которое я вас знал, вы просто спрашивали меня о жизни, но мой отец говорил мне, что вы великий мыслитель.

– Наверное, когда тебе нравятся окружающие тебя люди, то теряешь способность мыслить, а когда видишь грязных и посредственных, то мышление возрождается.

– Кстати, я был запрограммирован на то, чтобы помогать вам. Так пожелал папа. Он так же приказал мне вас искать везде, где бы вы не находились. И еще, я не сказал вам одной вещи, я в любой момент могу вызвать сюда вертолет.

– Нам некуда лететь.

– Поэтому я и забыл об этом сказать.

Оставшиеся полдня они потратили на то, чтобы добраться к ближайшему городу. Несколько пересадок на автобусах, и они на месте. Город как город, даже его название произносить не имеет смысла. Просто еще один из тысячи городов. Чтобы пересечь его, человек и робот решили воспользоваться метрополитеном. Спускаясь на эскалаторе, робот заметил, как странный мужчина смотрит на Алетэя, но потом перестал обращать на него внимание.

После они дошли до остановки, но поезда еще не было. Они о чем-то разговаривали. Ал посмотрел, едет ли поезд, но вдруг чья-то рука столкнула его на рельсы. Он упал и сильно ушибся. Мужчина, который толкнул его, мгновенно скрылся с места преступления, а поезд уже приближался. Сэм незамедлительно прыгнул вниз, закинул на плечи Алетэя и запрыгнул обратно на остановку. Поезд промчался за его спиной. К ним подбежала охрана, которая отвела потерпевших в отдел полиции. Ал сломал себе ключицу.

–Господа, а вы знаете, что этот убийца убил уже сорок человек, таким образом, и он до сих пор не пойман.

Робот ответил полицейскому:

– Но нам нужно в больницу.

– Составьте его фоторобот.

– У вас есть USB–порт?

– Есть, а что?

Робот подключился к компьютеру и восстановил внешность нападавшего во всех деталях. После чего он отправился с Алетэем в больницу, где заплатил врачам за то, чтобы они приняли все надлежащие меры.

Когда Алетэй полностью восстановился, а это длилось два с чем-то месяца, то они отправились в дальнейшее путешествие.

Небо не старело. Оно все также говорило Алу, что неуязвимо. Синева смешивалась с белой гуашью облаков, которые рисовали на голубом холсте различные абстрактные картины. Настоящий модерн, только в альбоме природы. А иногда кисточки-самолеты проносились сквозь пышные рисунки, оставляя свой след. Мимо пролетали птицы. Они даже не подозревали, что где-то там, внизу, на них кто-то смотрит, такими одинокими и самостоятельными казались они в этом пустом небе, где не было больше никого, кроме них. А здесь, на земле, было множество людей, которые даже не ведали о том, что небо так красиво. Они шли, просто шли, шли и этим пытались показать свое превосходство над животными, хотя ни одно животное никогда серьезно не относилось к человеку, потому что большинство людей смешны даже для зверей. Человек постоянно кичится перед животным миром, хотя сам ничем не лучше этого мира. Кто, кстати, сказал, что животные глупые? Я лично не понимаю их язык. Я не знаю их мыслей, а поступки их вполне человечны. А как мы выяснили ранее, если мы не знаем чьих то мыслей, то суждение о поступках – это тоже, что суждение только о внешности. Слова – суть поступки, но в некоторых ситуациях они и мысли, так что и слова не стоит недооценивать. А зверей я никогда не понимал. Как я смею утверждать об их уме? Может, вы скажите, что они глупее, потому что не сделали стиральную машину, газовую печь и так далее? Но разве человек не изобретал эти простейшие вещи в течение тысяч лет, притом, что все возможности у него были, а у животного нет приспособлений, которое бы помогло ему изобрести что-то. Ах, вы продолжите, а как же наша философия и гуманитарные науки? Мы не можем судить о внутреннем мире животных. Они нам ничего не скажут, они могут только намекнуть. Кстати, животные тоже учат и приучают людей к обращению к себе. У вас и вашего питомца ведь есть специальные знаки, чтоб вы, например, покормили того, либо впустили в комнату? Нет, я ошибаюсь? Разве кошка не начинает ходить возле миски, когда хочет, чтобы ее покормили? Разве это инстинкт? Разве это тот самый таинственный инстинкт? Как он мог сформироваться в природе, если нигде нет мисок, и никто кошкам никогда просто так еду не приносил? Я вижу в их поступках разумные следы, которые никак не связанны с таинственным инстинктом, ведь его следы я не замечал даже в себе. Это таинственное слово мне неизвестно, так почему же мы обзываем братьев наших меньших, а иногда и больших? Почему ругаем их биологическими механизмами? Они вполне умны, чтобы не обижаться на нас. За это им и благодарность.

А тем временем, мудрый, словно философ, ворон пролетел над головами человека и робота. Те посмотрели на него. А Ал сказал:

– Мы так глупы, что иногда пытаемся узнать умно ли животное, приписывая ему человеческие предрассудки.

– Вы правы.

– У каждого своя мудрость.

– Как посредственно звучит.

– Я не про настоящую мудрость, а про мудрость людей, мудрость ворон, мудрость верблюдов, львов.

– О чем вы?

– Ну, мудростью человека считается человечность во всех смыслах, которое имеет это слово. Ворон же по-другому умудрен жизнью, его добродетель – это воронность.

– Воронность?

– Да, это проявление вороньих качеств. Как же у старой и мудрой летающей твари может быть та же мудрость, что и у людей? А у верблюдов …

– Верблюдность!?

– Что-то в этом роде, у верблюда мудрость в его плевках и неторопливости, которая делает его самым выносливым. А у льва…

– Львиность?

– Скорее хищность. Лев имеет мудрость убивать, и в его зубах убийство других – это мудрость. А вот человек долго себя искал.

– И нашел?

– Он нашел свое самомнение, но мудрость он еще ищет. Может даже он никогда ее не найдет, особенно если в Терру врежется метеорит.

– Я хотел вас спросить, говорят, что у вас поразительные интеллектуальные способности.

– Кто говорит?

– Об этом говорит то, что вы учились в Академии.

– Ах, точно, я уверен, что мои способности вполне посредственные, память такая же, как и у всех, да и думаю я медленно, но компьютер тогда, когда мне измеряли мой уровень, явно ошибся. – Алетэй сделал вид, что сильно расстроился, ведь он понимал, что человек с посредственными способностями, добившийся многого – достоин большего уважения, а вот гений, не достигнувший ничего, наоборот, достоин порицания.

– Но многое говорит о ваших достижениях.

– Но и многое довольно относительно, иногда бездарность срывает аплодисменты в то время, как гений забрасывается камнями. Люди любят то, что им понятно, поэтому они часто не сопротивляются моему понятному, но простому мнению. Любой гений, чтобы выбиться в люди, должен на начальных порах быть понятным, а потом быть чуть более, чем понятным, а потом уже обретать непонятность, а, следовательно, гениальность.

– Я, кстати, хотел бы вам рассказать легенду про Мегалоса Архе. Он уже сто пятьдесят лет правит страной за ширмой парламента.

– Но ему же максимум сорок лет?

– Так слушайте. Мы с отцом изучали различные письменные источники, многие из которых были уничтожены самим Архе. Точнее отец до смерти их изучал. Он не знал имени правителя, но подозревал, что он есть, так вот, всю последующую информацию он передал мне, а перед смертью папа прислал мне окончательные данные. Я выяснил имя злодея, представил его внешность, и установил за ним наблюдение роботами. Так вот, сто пятьдесят восемь лет назад Мегалос Архе дружил с самым гениальнейшим биологом на земле. Этот ученый пообещал ему и себе бессмертие, да и вообще хотел сделать всех людей бессмертными. Мегалос стал первым подопытным, после, конечно, животных. Оказалось, что этот биолог нашел смесь, которая препятствует старению клеток, увеличивает процесс их регенерации, а на деле продлевает жизнь на тысячелетия. Архе просил его научить делать этот замечательный раствор, биолог согласился. Однако после этот бедный ученый был жестоко убит, его труп нашли в канализациях Риады, еще тогда, когда не было верхнего этажа, а нижний процветал. После имя Мегалоса появляется в политике. Он стремительно рос. Далее он методом угроз и провокаций достиг верховного положения над всеми членами парламента, а после совсем исчез. Я предполагаю, что тогда-то он и стал единым правителем, и именно тогда началась постройка верхних этажей.

– Мегалос бессмертный?

– Не совсем, если проткнуть его мечом, то он умрет, если выстрелить в него из пистолета, то он умрет, но если он будет раз в месяц пить этот напиток, то он бессмертен.

– Ты знаешь, а мне захотелось отомстить Мегалосу.

– Но у вас нет и единого шанса к нему приблизиться.

– У меня есть один богатый знакомый, которого зовут Сэм.

– Оу, – уныло протянул робот.

– Ты поможешь мне изменить внешность и изменишь мои документы.

– А потом что?

– А потом я, новый человек, которого еще нигде не пятнали позорным клеймом и тот, кого никто не знает, поднимется по политической лестнице, ты ведь отдашь мне пост мэра своего города? А там и до парламента не далеко. А члены парламента, как я понимаю, слуги верховного правителя. Если бы у меня не было такого друга как ты, то я бы был беспомощен.

– Вам ничего ему не сделать, его пищу проверяют специальные приборы, его охрана всегда на страже, если вы хоть пальцем тронете его, то вас уничтожат.

– Ладно, правда, это был глупый план, а где ты, говоришь, строится космический корабль?

– На севере, в пустоши, которая находится по соседству с вашим родным городом.

– Отлично, возможно будет узнать дату взлета?

– Это проблем не составит.

– А послать на корабль робота-камикадзе?

– Невозможно.

– А если замаскировать их под роботов обслуги? Ведь всех роботов заказывают до сих пор у вас? Я не прав?

– Вы правы.

– Тогда сможешь организовать?

– Отправляю запрос, – робот завис на несколько минут, после он пришел в себя.

– Что ты делал?

– Проектировал рабочих роботов-камикадзе.

– Спасибо тебе большое.

Робот промолчал, ведь он любил других роботов. Но главная его программа – помощь Алетэю. Он не мог сопротивляться.

Робот и человек отправились в Арс на поезде.

Глава 20

Путешественники добрались до Арса. Там они провели огромное количество времени. Свое двадцати пятилетие Алетэй встретил именно здесь. Оставалось всего пять лет, до того момента, как метеорит обрушится на землю. Часы пролетали мимо со скоростью несколько парсеков в секунду. Ал приобрел за это время замечательную бородку. Риада перестала расти. Она приступила к грабежу соседних городов, чтобы достроить космический корабль для своего правителя.

Сэм управлял своим городом силой мысли. Его компьютер был настолько силен, что он мог руководить каждым роботом в отдельности. Используя эти свои способности, робомэр построил вокруг города огромный механический купол, который добавлял электроэнергию еще и за счет солнца. Но в большей степени эта постройка была предназначена для сопротивления военным покушениям Риады на Арс. Однако Риадианцы редко нападали на город роботов. Но иногда солдаты по глупости открывали огонь по мирным людям, поэтому и был построен купол, в котором был только один вход, а все военнослужащие были обязаны отдать вооружение на входе. Риада пользовалась робототехникой Арса, поскольку более совершенных роботов во всем мире не было.

Сэм так же следил за постройкой корабля. Она была закончена. Робот знал все места, где находились спасательные шлюпки, все места, где находились жизненно важные кораблю органы. Мегалос даже и не подозревал об обмане, он думал, что Сэм его главный союзник, несмотря на то, что тот убил его отца, ведь Архе не знал, что старик Магна передавал информацию своему любимому роботу из тюрьмы. Так же он не знал, что рядом с Сэмом находился и Алетэй, который просто мечтал о том, чтобы убить правителя земли.

Робот зашел в комнату к Алу, тот сидел в кресле и читал книгу. Металлический мэр подошел к нему и встал напротив, парень оторвал глаза от книги:

– Здравствуйте, – сказал Сэм своим робоголосом.

– Привет.

–Я узнал свежую информацию.

– Какую? – оживленно спросил Алетэй.

– Космический корабль взлетает через три года.

– Отлично, т.е. у нас останется еще пару лет, до того, как я наслажусь своей местью?

– Да.

– Годы уходят, я начинаю понимать стариков, чем ближе смерть, тем время бежит стремительнее. Я уже два года пытаюсь абсолютно ничего не делать, чтобы замедлить ход времени, но у меня это перестает получатся, я задумаюсь о чем-то, а когда подниму глаза, то узнаю, что потратил лишние несколько часов.

– Это печально.

– Нет, это нормально. Человек обычно ценит свою жизнь, он ведь не обладает мудростью. Быть может, за тем порогом, который ведет нас на тот свет – ничего нет? Вдруг это конец? Вдруг это последний сон? Я сочинил стих по этому поводу. Он переполнен пессимизмом, но как можно жить оптимистично, не зная, что тебя ждет.

Алетэй встал и подошел к книжной полке, оттуда он достал книгу, из книги он достал тетрадку, долго перелистывая ее, парень нашел то, что искал, он начал выразительно читать:

– Что значит смерть?

Что значит умирать?

Никто не знает, думая, что знает.

Но это ведь

Всего-то пустота,

Не знаем мы людей, кто умирает.

Они уже потом не говорят,

И встать из гроба – это невозможно.

Ведь смерть для нас обычная пора,

Но почему она так сердце гложет?

Судьба – идти, идти равно уйти.

Пути дороги сходятся в едино.

За разнообразный смерти лик рутину

Менять мы не хотим на смерти паутину.

Так почему? Но как узнаю я,

Что ждет меня за бытом быстротечным?

Быть может, дух мой вечен?

Ерунда.

Быть может, сон спокойно даст мне вечность?

Покой иль жизнь?

Ответ для многих ясен.

А я не знаю, что мне тут искать.

Ведь этот мир так для меня прекрасен,

Но все же я хотел бы и поспать.

Но я не знаю, что там будет в смерти,

Найду ли там приятный уголок?

И будет ли гулять тот самый ветер

По улицам загробных, но домов?

Робот молчал, он ничего не понимал в поэзии, кроме техники, но вот он ответил:

–Я тоже сочинил сейчас стих, послушаете?

– Давай.

– Я робот, не понять мне всей печали.

Я механизм. Я раб своей программы.

Не человек, не птица, а машина.

И не могу я мир помыслить шире.

Меня всегда ведь можно починить,

А коли выключен, то смерть, и снова жизнь.

И я не раб эмоций, пощади,

Мне не понять всех ваших завываний,

Ведь смерть отец не вписывал программой.

Сейчас ее могу лишь заучить.

Я робот, выраженье чьих то мнений.

Не углубиться мне в себя никак.

Таких людей бы звал бы сам «дурак».

Я эрудит – набор энциклопедий.

Я лишь программа, а не чистый разум,

Мне чужды субъективности пороги.

Мой ум – на жестком диске лазер.

Поэтому мы – роботы, вы – боги.

Алетэй помолчал около минуты и ответил:

– Ты настоящий человек, среди людей я таких не встречал.

Ал вышел из комнаты, а Сэм завис на месте, его переполняли чувства радости. Чувства. У него появились чувства. Радость, печаль, боль – робот стал приближаться к этим понятиям. Так же он задумался и о смерти. Магна гениально его продумал. Робот, который стал человеком, – легенда, которая стала явью. Где-то глубоко в его механической схеме перегорели преграды, которые закрывали чувственный центр. А разве люди не учатся чувствовать у других людей, разве они не видят то, что делают другие и не копируют это же на свой лад? Разве родители не формируют вкусы своих детей? Разве в людях нет никакой программы? Некая программа в людях есть, но и у роботов может быть душа. А может и не быть.

Время Алетэя уходило в никуда. Он думал о том, кто же он такой, о том, что было в его жизни. Он пытался вспомнить свою семью, которую он потерял. И вот он решился отправиться на поиски своего деда и матери с братом. Он ведь не знал о том, что Нобили и Медиус давно умерли, а брат его находится в детском доме, в городе, в котором Ал еще никогда не был. Он хотел в последний раз обнять мать. Хотел сыграть с дедом в шахматы. Хотел помочь брату… Парень, конечно, понимал, что было слишком поздно. Но попытаться он все же мог.

На следующий день Сэм и Алетэй отправились в новое путешествие, но только уже на джипе. Первым делом Ал предложил посетить Антей, чтобы проверить, не вернулись ли его родители. По пути они посетили Сомнус, Элеутопию, Теос – но нигде не было его родителей. Карточка деда не касалась ближайших банкоматов уже около четырех лет. Только в Ириде были найдены следы того, что Медиус покупал здесь пищу. Последняя дата – три года. Ал расспросил людей, но никто не помнил старика, который искал бы Алетэя Намена. Однако он не унывал и решил посетить Эрнеста Ипсена, с которым их связывало сомнительное прошлое, однако именно к нему могли бы обращаться люди, которые искали бы парня. Почему-то парень чувствовал, что именно этот человек сможет дать ему ответ.

Сэм и Ал доехали до дома бывшего философа. Они звонили, но никто не открывал. Его не было дома. К сожалению, кто-то издал тихие стоны на заднем дворе и был замечен роботом, чей слух превосходит даже животный. Они обошли вокруг дома и увидели, что на заднем дворе лежал Эрнест. Он был пьян и тихо стонал. Он не торопился домой, вокруг него были разбросаны бутылки с дешевыми алкогольными напитками.

– Что с тобой? – спросил Алетэй.

– Он пьян, – ответил Сэм, который и запахи химических веществ различал с доскональной четкостью.

– Что будем с ним делать?

– Отвезем его в вытрезвитель.

Послушав совета робота, им пришлось ждать несколько часов, пока алкоголик отойдет от своего недуга. Но как только тот пришел в себя, он незамедлительно вскочил с койки и побежал домой. Вызвав такси, Ипсен помчался к своему жилью. Ал и Сэм последовали за ним. По пути Эрнест забежал в магазин, с полными сумками он вернулся в такси. Быстро забежав домой, он закрыл дверь.

Алетэй позвонил в звонок. Ипсен открыл ему только через три минуты.

– Что тебе надо? – спросил Эрнест грубым тоном.

– Это Алетэй Намен. К тебе приезжал в последние годы старик или женщина, которые спрашивали про меня?

– Не неси глупостей, кому ты сдался-то?

– Я про свою семью.

– Хм, – начал вспоминать бывший философ, – проходи.

Ипсен пошел на второй этаж, а Ал прошел и сел на грязный диван. Сэм остался в машине. Квартира была в ужасном состоянии. Кругом валялся мусор, в частности пачки от чипсов и упаковки от жвачки. Через десять минут Эрнест вернулся и сказал, встав рядом с Алом:

– Один старик спрашивал про тебя четыре года назад.

– Что ты ему ответил?

– Что ты умер.

– Ты меня не обманываешь?

Четыре года назад Медиус приехал в Ириаду, он искал все следы Алетэя, в итоге оказалось, что тот участвовал на соревновании философов и его главным соперником бы Эрнест Ипсен. Фургончик старика без проблем нашел дом философа. Дедушка Алетэя позвонил. Эрн открыл ему:

– Что тебе нужно, старик? – грубо ответил он.

– Здравствуйте, я бы хотел узнать про Алетэя Намена, с которым вы соревновались однажды.

– Ты про того глупого ребенка, который …, – Эрнест вспомнил то, как Ал унизил его перед толпой, когда повел ее за собой. То поражение, которое не описывается в соревновательных рамках – это тоже самое, как побеждать соперника на беговой дорожке один на один, но проигрывать ему в массовом забеге.

– Я не знаю, что вы считаете глупым, но ответьте, пожалуйста.

– Мальчик умер, не ищите его, он похоронен в выгребной яме, вместе со всеми, кто не заслуживал почестей в этой жизни, как последний раб. Умер он здесь, когда приезжал в город второй раз, после соревнования, его затоптала толпа, которая шла за величайшим философом этого времени.

– О боги! – старик заплакал.

– Не стоит грустить, просто мальчик думал, что он самый умный.

Старик бросился прочь. После этого он и оставил своего внука в детском доме. Тогда его дочь была уже мертва. А на следующий день умер и он сам.

Ипсен воспроизвел весь диалог довольно правдоподобно. Алетэй ударил своего бывшего соперника. Тот упал:

– Как ты смел, – в порыве ярости закричал Ал, – как ты смел солгать! Да еще и так!

Парень разбил Эрнесту губу. После чего ударил его ногой в живот, пока тот лежал.

Вдруг со второго этажа выбежала безрукая девочка. Ей было лет тринадцать на вид, длинные волосы, вполне обычное лицо. Большими зелеными глазами она оглядела первый этаж и быстро спустилась по лестнице, крича:

– Папа, папа, что случилось? Я слышала крики!

Увидев лежащего отца и кровь вокруг его рта, девочка ускорилась и чуть не споткнулась на лестнице, однако она удержалась, Ипсен вдруг прикрикнул:

– Стой! Кто тебе разрешал бегать по лестницам?

Девочка остановилась и, опустив голову, сказала:

– Никто.

– Что папа тебе обычно говорит?

– Ходить аккуратно, чтобы не упасть.

– Правильно, так почему ты решила, что можешь ослушаться отца?

– Папа, но ты лежишь на полу… что это за человек?

Алетэй отошел на два шага и снова сел на диван. Он был ошеломлен. У девочки не было рук, она была инвалидом, хотя не это его удивляло, а то, что такой пессимист, как Ипсен, вообще смог завести детей. Удивительное зрелище, девочка медленно спустилась по лестнице и ногами помогла папе подняться. Ее ноги были подобны человеческим рукам, пальцы на них были чуть вытянуты, несколько более, чем обычно.

– Спасибо тебе, Исти. Просто понимаешь, я споткнулся, а этот, мой друг, бросился мне на помощь, – сказал Ипсен.

– Но почему его глаза так сияли яростью? – спросила девочка.

– Потому что он был не доволен тем, что его друг испытывает боль.

Он обнял свою дочь и сказал ей:

– Нам нужно договорить с этим человеком, иди наверх, а когда он уйдет, мы устроим небольшой пикник на улице, ты согласна?

Девочка улыбнулась, кивнула и побежала наверх по лестнице, отец прикрикнул на нее:

– Что я тебе говорил?

Девочка сразу же перешла на шаг и весело прокричала, словно отдала команду:

– Не бегать по лестнице, Исти!

Оба они улыбнулись. Девочка скрылась. Алетэй сидел и смотрел на Ипсена. Тот сел рядом с ним и начал свой монолог, поскольку понимал, что любопытство Ала спрашивает о неизвестном ему.

– Это моя дочь, ее зовут Исти Ипсен. Она родилась без рук, но мы с ее матерью все равно были рады. Мы никогда не проявляли никаких негативных эмоций по отношению к ней. Поэтому же я не заходил домой тогда, когда напился. Если ты заметил, то я лежал под окном, которое было забито так, что ничего снаружи не было видно. Так вот, моя жена, замечательнейшей души женщина, которая подарила мне дочь. Я ее безумно любил, но однажды нашу любовь прервала авиакатастрофа. Мы познакомились с ней в академии Риады, где я был страшим преподавателем факультета философии, а она изучала экономику. После окончания Академии она сбежала со мной сюда, в Ириаду. Но, чтобы у нашей семьи был большой заработок, ей часто приходилось летать в Риаду, помогая там различным богачам в их экономических делах. Однажды она не вернулась. Это произошло десять лет назад. Дочери было всего три года. Она не помнила маму. Она ее и сейчас не помнит. Однако мои успехи на соревновании философов приносили нашей семье, мне и Исти, огромный доход.

– А зачем ты пытался тогда убить всех людей в городе?

– На тот момент я выжил из ума, и когда я сказал твоему деду о твоей смерти, то еще был в более потрясенном состоянии. Состоянии поражения. Ты представляешь, каково воспитывать дочь для того, чтобы она пережила тебя, а в итоге умереть с ней вместе под одним огромным булыжником? Ты даже себе не мыслишь такой перспективы. Я не прав? Ты ведь только сам отвечаешь за себя. Ты отрешен от мира! Поэтому-то ты и Бог, и твоя философия–богов, а моя философия – это философия ответственности. Ты понимаешь?

– Нет. Не понимаю.

– Ты издеваешься. По-моему ты узнал намного больше, чем тебе следует знать. Прощай, и больше никогда не приезжай сюда.

Алетэй встал и вышел из дома. Он подошел к Сэму и сказал:

– Я думаю, что меня больше никто не ищет.

– Я все слышал.

– Это хорошо, не нужно будет ничего рассказывать.

Глава 21

За одну свою жизнь человек принимает множество решений. Некоторые из них незначительны, некоторые значительны, а некоторые необходимы. Время не щадит людей, поэтому Алетэй никогда не затягивает со своими решениями, пусть они даже окажутся ошибочными.

Огромный камень, который ученые назвали «Омега», летел к Терре. Эта бездушная громадина собиралась разрушить планету, разбить ее, словно пуля разбивает бутылку. Каждый по своему готовился к неминуемой смерти. Очень смешно смотреть на то, как люди, которые знают, что они умрут когда-то, но не знаю когда, ведут вполне беззаботную жизнь, но стоит только доктору назначить дату, так сразу начинаются у них трагедии и подготовки к гибели, так же и здесь. А самое трагичное в этой ситуации – это то, что люди знают, что некому им оставить свое умственное наследство. Их просто снесет камнем, снесет всех, не выживет никто. Им теперь не утолить жажду жизни в хобби, не написать книгу, не провести последнюю лекцию; они в западне. Кто-то пал в приступ апатии, кто-то же буянил больше прежнего. «Вам осталось жить пять лет». Вот что сказала им наука. Этот доктор уже все посчитал, даже философы понимали, что расчеты – это и есть признание научной философии. В мире явлений она действует эффективно. Многие люди не выдерживали и убивали себя. Впереди были пять самых тяжелых для человечества лет.

Свою безопасность чувствовали только слуги Архе, которым он обещал место на своем ковчеге. Люди работали над качеством этого корабля, как только могли. Они делали это ради себя любимых. Как тщетны были их желания и стремления, ведь в голове их хозяина было только желание выжить, а чудо ковчег не смог бы унести на своем горбе всех рабочих. Поэтому повелитель собирался пожертвовать жизнью этих насекомых. Ведь именно насекомыми он их и считал. Эти рабочие уже планировали свою жизнь на корабле, вместе со своими детьми, женами, продолжая род и занимаясь уходом за кораблем.

Годы пролетали мимо, но однажды, перед вылетом космического корабля, ученые провели проверку оборудования, и оказалось, что большинство роботов снабжены взрывными устройствами. Это был крах.

Прошло два года с тех пор, как Ал увидел Ипсена. Он спал в кровати. Сэм забежал в его комнату и, схватив его, после добежав с ним до джипа, закинув двадцатисемилетнего парня в автомобиль, он поехал прочь из города. Роботы проводили подобную эвакуацию людей на протяжении всего Арса. Ал поднялся с заднего сидения, поскольку он сначала был просто брошен туда, и спросил:

– Что происходит?

– Водородная бомба будет запущена в наш город через три минуты, нужно выбираться из города.

– Что! – закричал Алетэй.

– Они узнали о том, что в наших роботов вмонтирована взрывчатка, Архе был просто в ярости, сейчас он направляется в свои апартаменты, чтобы нажать красную кнопку, которая нацелена на наш город. Это конец!

За машиной Сэма уже ехали автобусы и автомобили загруженные людьми. Роботы спасали все живое, когда человек хотел уничтожить жизнь.

– Чертов идиот! Что он опять делает?! – прокричал Алетэй.

– Лучше не отвлекайте меня, я жертвую восемью миллионными роботов, ради трех миллионов людей.

Робот закрыл глаза рукой. Но потом снова пришел в себя. Отъезжая от города, все увидели, как ракета летит в его сторону… Символ смерти летел, чтобы уничтожить город, которым ранее управляла мудрая механическая рука.

– Едем быстрее! – прокричал робот.

Машины ускорились до максимально возможной скорости. Однако ракета уже приближалась к цели. Все знали, что скоро будет взрыв. Купол Арса приоткрылся, а ракета залетела внутрь. За ней он стал закрываться, но он не успел сделать этого полностью. Атомный гриб приобрел действительно причудливую форму, напоминая фигуру самого Мегалоса. Однако купол защитил уезжающих от взрывной волны и от мощной доли излучения.

Сэм выключился, Алетэй сразу же перехватил управление в свои руки.

После часа езды все машины остановились. Ал вынес на руках стокилограммового робота и положил его на землю.

– Что с ним? Скажите? Что случилось? – закричал Алетэй.

К нему подошел робот, который голосом Сэма сказал:

– Я предполагал подобное развитие событий. Купол был спроектирован специально для того, чтобы задержать распространение взрывной волны и излучения. Однако, я тот самый робот, который управлял этим процессом на расстоянии. Иначе делать было нельзя. Строительство затянулось бы на более длительный срок, да и рисковать моими братьями? Не по мне это. Чтобы быстро открыть ворота я послал сигналы во все точки купола одновременно. Ты мог бы сказать, что можно было использовать стекловолокно, но стекловолокна у нас не было в таком количестве. Пришлось создать принимающие радиоустройства. Я рассчитал, что так же после выполнения всех этих действий с открытием и закрытием купола сгорит мой аккумулятор, который подсоединен к моей голове, а, следовательно, сгорят и все внутренности в моей голове. Восстановить меня из живых людей никто не сможет. Я сочинил для тебя стихотворение:

Мой друг, тебе я помогаю не просто так,

Не по программе.

Ты скажешь, как в дешевой драме

Себя сейчас веду.

Я роботом родился, но роботом ли я умру?

Я чувствую любовь ко всем, кто рядом.

Я рад, когда другие рады.

Не человек, но механический колосс,

Без кожи, органов, волос.

Но разве волосы на веках,

Творят из твари человека?

Ты хочешь богом стать, я знаю,

Я человеком стать желаю,

Мы все хотим достичь того,

Что нам достичь не суждено.

Я робот-плакса, робот-меланхолик,

Я металлический бездушный механизм,

Но тело улетает вниз,

Когда душа стремится к свету,

Я человек ли, может, где-то?

Какая разница, мой друг?

Пускай несбыточен мой сон.

Я жив – а значит, я люблю

Людей, друзей, свою семью.

Спасибо, Алетэй, ты дал мне почувствовать себя человеком с настоящими чувствами, друзьями и мыслями. Сэм.

Ал встал на колени над трупом робота. Слеза скатилась по его щекам.

– Теперь меня покинул и ты.

Все роботы стали медленно отключаться. Все роботы в мире перестали работать, чтобы почтить память своего великого друга. Люди, которые сидели в машинах, пытались оживить свои механизмы, но они уже не работали. По всему миру отключились компьютеры. Вся техника, способная к тому, чтобы думать, была отключена. Все спутники перестали работать, поскольку они обслуживались роботами Магны Инвертора. Роботы сами себе приказали сделать так, чтобы их аккумуляторы перегорели. Одни передали информацию другим и в итоге все роботы в мире отключились навсегда.

Алетэй отнес Сэма на ближайшее кладбище, где похоронил его, как человека. Все горожане Арса пришли на это событие, наверное, это были самые большие похороны, которые когда-либо проводились на Терре. Этого правителя любили абсолютно все жители города, так же как и его отца. Плакали почти все пришедшие.

Ирония бытия. Люди становятся металлические духом, а роботы могут быть мягкими. Два правителя и две противоположности. Один: открытый, добрый, человечный, но робот. А другой: скрытый, злой, холодный, но человек. Сэм и Архе.

Алетэй ушел далеко в горы, где питался плодами различных растений в течение месяца, а пил воду из горных источников. Там он часто медитировал. У него не осталось никого. Холод гор не пугал его волю. Пустота и сила духа – не одно ли и то же? Его дух окреп, он почти лишил себя мыслей. Он существовал, словно существуют столы и стулья, словно существует цветок, растущий напротив его правой руки. Где-то далеко блуждали люди, которые выжили после взрыва в городе Арсе.

Архе запустил свой космический корабль без особых препятствий. Он вышел за пределы атмосферы и ушел в космическое пространство. Он полетел навстречу солнцу, чтобы потом сменить направление полета. Вместо роботов ему пришлось нанять рабочих, которые в ужасных условиях были вынуждены существовать на этом судне. Только один человек на нем жил достойно.

Алетэй же спокойно ждал своей участи, но потом увидел, как улетает корабль злобного правителя Терры. В его сердце возродилась злоба. Он хотел убить его. Но уже ничего не мог сделать. Душа его успокоилась, он просто сидел в центре горы, где еще росли некоторые цветы, но уже не было деревьев. Замечательная картина, вот только преступник удирал с планеты, которой грозит уничтожение. Очень опасное и страшное происшествие. Жаль, что у Ала не было водородных бомб в распоряжении, чтобы за зуб выбить зуб своему главному врагу.

Архе летел в сторону солнца, поскольку нуждался в энергии для своего корабля. Это была его первоначальная цель, ведь энергия солнца – единственная, которая питала корабль электричеством. Так же ученые спланировали, что корабль отлетит от Терры на такое расстояние, что их никогда не заденет метеоритом.

Время и его всадники, люди, они еще не научились управлять им, хотя они и могут это сделать. Медитируя, Ал понимал, что все кругом почти остановилось, что каждая секунда длится так же, как и тогда, когда его пытались расстрелять. Все шло медленно. Очень и очень медленно. Часы превращались в годы, годы в века, века в тысячелетия. Никогда не закончится этот оборот. Мудрость хранится веками в душе, а душа сама управляет временем. Алетэй же смог его почти остановить. Время.

Нечто большее, чем просто чистый воздух. Нечто большее, чем просто цветок, растущий рядом с правой рукой Ала. Нечто большее, чем просто робот. Нечто большее, чем просто человек. Нечто большее, чем просто Бог. Нечто большее, чем просто война. Нечто большее, чем просто жизнь и смерть. Душа человека, вместилище тысячи времен, вместилище тысячи страданий. Бесконечные просторы находятся по ту сторону глаз. Не кончается душа, как вселенная, не останавливается душа никогда. Душа – это спираль, душа – больше галактики, но и меньше горохового зернышка. Душа – это сердце вселенной. Каждая душа. У вселенной много сердец и ни одно сердце не делает другое менее значимым. Но сердца подобны цветам. Все могут раскрыться, однако некоторые вредные бутоны сопротивляются этому, и никогда некрасивый зеленый комочек не превратится в прекрасный цветок, который может быть абсолютно любого цвета, а иногда даже сочетания цветов. Закрыться в своих мнениях – это преступление против вселенной. Ты не можешь усмотреть все, но попытаться объять хотя бы несколько сторон истины ты обязан. Хотя обязанность – это тоже мнение.

Алетэй спокойно и уверено дышал. Он думал о всем этом очень долго. После в этих горах он построил себе маленький домик, где и проводил свое время в размышлениях. Что делать распустившемуся цветку среди однообразной зелености людей? Строительство дома длилось недолго. Да и это жилище не обладало особой прочностью. Одно было хорошо, что Ал находился довольно близко к экватору планеты, где, собственно, редко наблюдались чрезвычайные похолодания. Из лиан деревьев растущих у подножия горы парень свил прочные канаты, в автомобиле, который ему достался после смерти Сэма, Алетэй смог отыскать мачете, которым он и срубал относительно тонкие и подъемные маленькие деревья, связывая их между собой, он сделал стены, также он сделал и крышу. Парень привязал это здание к двум стоящим рядом деревьям, чтобы неожиданный порыв ветра не сдул его и не сдвигал. Дом получился предельно простым. Главное место в нем занимала кровать, которая так же была свита из лиан и деревянных поленьев, связанных ими. Ал полностью перешел на вегетарианскую пищу, поскольку не мог убивать животных собственными руками. Хорошо, что он приблизительно разбирался в ягодах и фруктах, которые обильно росли у подножия горы, в лесу.

Так и прошли три долгих года для Алетэя Намена. Население же планеты уменьшилось вдвое, благодаря массовым разбоям, самоубийствам, сумасшедшим и прочим людям, которых пугала смерть. Толпы людей сжигали себя, убивали своих детей, делали все, что только можно себе представить. Преступники, почувствовав запах безнаказанности, повылезали из своих змеиных нор, последний год они решили провести в счастливой и богатой атмосфере, чего они и смогли достичь, используя грабеж, насилие и остальные простые методы обогащения. Помимо этих замечательных людей, психов тоже хватало. Они захватывали в плен различные слои населения. Рождаемость стремилась к абсолютному нулю. Матери считали себя слишком гуманными, чтобы рожать в такое опасное время. Безумие приближалось вместе с метеоритом.

До знаменательного события оставалось несколько дней. Все люди понимали, что это конец.

Тем временем на корабле Архе, великий правитель всего мира, а сейчас беженец от смертельной опасности, сидел на своем кресле, а вокруг него носились спасенные слуги, которые вылизывали ему обувь в честь благодарности. Он сидел и рассуждал вслух, ведь за ним стояли стражи, которые полностью подчинялись его приказам. Этих людей с рождения приучали служить ему, и растили с любовью к хозяину, они не знали ничего, кроме слов «защитить нашего повелителя любой ценой».

– Эх, вы, насекомые, я вас спас, а вы копошитесь вокруг меня, словно я не Бог. Поклоняйтесь мне! Делайте меня вашим повелителем, может быть, мы когда-нибудь найдем другую планету, где сможем высадиться. Честно. Я вам обещаю. А сейчас нам нужно зарядить солнечные батареи, чтобы долететь до другой звезды. Да, я знаю, мои маленькие букашки, что прошло уже много лет, с того момента как мы улетели, но мы еще заряжаем наши батареи. Я ваше небо, вы должны терпеть ради меня, размножаться ради меня и тогда я дарую вам бессмертие!

Люди на корабле знали, что только Архе умеет готовить отвар бессмертия и за него все работали с большим усердием. Конечно, правитель ни в коем случае не собирался отдавать свое сокровище в руки этим чудовищам. Ему одному и так хватило бы того запаса, который он прихватил, всего-то на десять тысяч лет, что для него было слишком малым сроком.

Алетэй смотрел на небо. По его календарю, который несколько отличался от обычного, данное событие уже должно было произойти. Он спокойно ждал своей гибели, словно он знал, что загробный мир есть. Омега наблюдал за ним и удивлялся его смелости, ведь рядом с этими горами в городах творился хаос. Человечество – это одна огромная и бездумная стихия, которая способна поглотить сама себя. Да, Ал считает людей Богами, а толпы он считает антибогами. Бесконтрольные толпы людей бесновались на улицах городов. Человек разрушал все, что создал за долгие годы, человек понимал, что никто больше этого не оценит. Только Алетэй сидел на своей горе и в тишине думал о том, что скоро это все прекратится. Даже ученые превратились в животных. Животный страх овладел всеми. Люди позволяли себе невиданные раньше пошлости. Все ужаснейшие стороны души человека вскрылись, словно консервная банка с паштетом. Вот чего и стоили взгляды большинства: бывшие атеисты молились вместе с верующими, бывшие святоши разбивали окна в домах своих соседей и грабили их дома. Лицемеры сняли маски со своих лиц, ведь больше не нужно было играть в игры на перед другими. Как только метеорит пробьет Терру, так сразу все и умрут, и память их упокоится вместе с этими людьми. Беспорядочное, хаотичное движение покрыло все города и только провинциалы, которые даже и не догадывались о приближающемся всаднике смерти, вели свой обычный быт, словно их ничто и не волновало. Так порой прекрасны эти провинциалы, а городские гордецы, которые трясут своим интеллектом направо и налево, открывают свою истинную личину только тогда, когда уже понимают то, что пришел конец. Конечно, большинство поступало так, но были и жертвы и защитники. Не все люди ужасны, не все люди примеряют на себя лица, но тех, кто отказывается носить маску – намного меньше. Так воспитывает человека труд. Ведь трудиться никто не будет без денег, а деньги не даст работодатель, которому не облизывают вонючие пятки. Труд учит быть двуличным. Труд сделал из обезьяны лысую обезьяну. Тогда как мысли сделали из ничего разум. Государство узурпирует власть над человеческим сознанием, человек сам не управляет собой, поскольку его опыт ограничивается именно тем, что преподносит ему его страна. Человек закрывается от других мнений, он закрывается от всего, он не понимает, как можно иначе, как можно выходить на улицу без маски? Как можно сказать своему учителю, что его теория ошибочна? Как можно сказать своему начальнику, что он идиот? Двуличие воспитывается в обществе. Но когда мы снимаем маски, тогда приходит время для того, чтобы все увидели наши настоящие лица, лица наполненные недовольством, злобой, ненавистью. Перед тем, как признать то, что я не прав, сами осудите себя, представьте, что завтра умрут все люди, и что у вас есть один единственный шанс сказать всем, кто перешел вам в свое время дорогу, что они ужасные люди, вы его упустите? Или вы будете делать тоже, что и всегда: пойдете завтра на свою любимую работу, где будете улыбаться тем же людям и ничто не сможет вас поколебать? И если вы выбираете второй вариант, то прошу вас убедиться в том, что вы не пытаетесь доказать самим себе нечто обратное. Быть может, тогда вы и не двуличны и ваша работа – это работа, которая и выражает вашу сущность, она не ваша маска, она и есть вы, но большинство людей заставляет себя работать и если завтра не наступит, то они показывают свои когти. Почему же старики не проявляют такое зверство? Куда этим немощным существам ненависть? У большинства то и на доброту сил не остается. Да и то, как запомнятся старики своим потомкам – это их не очень сильно волнует, но когда они умрут, то им станет глубоко наплевать, а когда души людей умирают раньше тела, то телам наплевать на ту ненависть, которую души ранее сдерживали.

Люди обнажают свои клинки, они идут мстить. Они перерезают глотки своим работодателям, они беснуются, пляшут на могилах тех, кого они не любили. Завтра ведь не наступит! Больше ничего не будет. Память исчезнет.

Алетэй же любовно смотрел на небо. Его опьяняла это бездонная ночь, с ее ясными звездами, которые подмигивали настоящим наблюдателям.

Эрнест Ипсен смотрел на это же небо из своего окна и плакал, а в его кровати спала его любимая дочурка, которая не понимала, что скоро ей придется умереть. Ипсен иногда посматривал в сторону девочки, но она беспробудно бродила по дорожкам сновидений. Эта жестокая жизнь наказывает за то, что мы просто живем. Он оставался пессимистом до конца. Его маска не была маской.

Где-то в бункере Риады обитали бывшие ученики Либертоса, их сердца еще пылали любовью к мудрости. Вспоминая старые времена, они ежедневно спорили о чем-то, их учитель гордился бы ими, и вот в этот пугающий час они спорили друг с другом:

Ирвин Спаркс:

– Да как вы смеете так говорить! Мы возродимся, когда умрем! Все в этом мире сгорает в огне, а после из него же и возвращается.

Гепта Партис:

– Конечно, возрождается, все знаки указывают на это.

Сайман Тайм:

– Логично вы рассуждаете.

Вилл Кратос:

– Вселенская воля так утверждает, ведь она хочет жить, не надо бояться, нужно просто быть самими собой.

Ирвин Спаркс:

– Предлагаю прекратить спорить, ведь мы согласились.

Вилл Кратос:

– Конечно, такова наша воля.

Сайман Тайм:

– Давайте вспомним наших друзей в молчании.

Оставшиеся четыре философа сидели в бункере и молчали. Они вспоминали все, что им было дорого, они вспоминали своих друзей, Алетэя, свои приключения в ополчении. Они грустили и иногда улыбались. В этом молчании прошло двадцать минут.

Вдруг Ирвин заговорил:

– Мы сдали то самое занятие, помните?

Вилл Кратос восторженно сказал:

– Да уж, помните, как меня тогда выгнали с занятия?

Сайман решил пошутить:

– Наверное, мистер Верба просто понял, о чем ты думал.

Никто не оценил этот тонкий юмор, однако Гепта Партис тоже с улыбкой заговорила:

– Меня тогда тоже выгнали, а сегодня я справилась с этим заданием.

Вилл подошел к ней и обнял девушку:

– Дорогая, мы сегодня уже выросли и смогли справиться с тем, что тогда было нам не под силу.

Сейчас же в Теосе Отец замаливал все грехи своей молодости, ведь Бог видел его. Он восклицал, стоя на коленях перед иконами в своей комнате:

– Господи, прости меня за двуличие мое, прости ошибки мои, за молодость мою грешную, за шаги мои неосторожные по земле твоей праведной. Я исповедовал пути, что не сходятся с путем священного, но сейчас с умом просветленным, я вижу лик Твой божественный и на коленях стою пред крещенными слугами Твоими, благом овеянными, и обращаюсь к ним, как к душам священнейшим, чтобы упрашивали Тебя за спасение мое в глазах Твоих. Ты, Бог единственный, прояви милосердие к рабу своему на земле и на небе, ибо он будет служить тебе до конца своей жизни и даже в смерти, Аминь.

Оцелот же Гримм из Ириды закрывал глаза на то, что природа хочет его убить, он пытался убедить себя в ее любви, хотя он почти свихнулся на этой почве.

Клам Аменс грабил очередной дом со своими друзьями. Его уже ничто не сдерживало. Полиция и армия? Их уже не было. Все распалось. Все человечество было на грани.

Алетэй неподвижно наблюдал за небом, сидя на горе. Вдруг он увидел, как нечто появилось на небе, оно отражало свет, подобно луне, так же оно приближалось. Постепенно оно росло. Ал понимал, что это такое. Метеорит прорывался сквозь пустоты космического пространства, чтобы стереть все человечество с лица земли. Парень закрыл глаза и улыбнулся. Может это была его маска, может быть, он давно ждал покоя.

Мегалос пил коктейль и издалека наблюдал за тем, как огромный камень летит в его родную планету. Он радостно ударил по плечу одного из солдат и произнес:

– Смотри, сейчас будет фейерверк!

Стражник отвернулся.

А из космоса и правда был отличный вид. На фоне звезд вторая луна летела на землю, чтобы разрушить ее. С космического корабля все это казалось настолько маленьким, что можно было и приуменьшить весь масштаб трагедии. Для Архе это было не больше, чем падение булыжника на муравейник.

Эрнест увидел на небе это космическое чудовище. Он попрощался с дочкой. Он уже думал, что не может плакать, но он глубоко ошибался. Он прошептал:

– Прощай Исти, я люблю тебя больше жизни.

Алетэй замедлил время в своем сознании. Он насаждался каждой секундой, его глаза открылись. Мир никогда не был настолько прекрасен. Ветер медленно шевелил траву, птицы улетали куда-то далеко-далеко, их крылья очень редко отталкивались от потоков воздуха. Небо игриво заманивало к себе своей чистотой. Оно ранее только иногда позволяло себе шалости, но эта шалость была катастрофична.

Однако все было красиво. Нет. Все было замечательно. Бог любит даже беспощадный мир. Мир, где трудно быть людьми, где трудно любить, где трудно понимать, где трудно сострадать. Этот мир, где просто ненавидеть, где просто отвергнуть познание, где просто пройти мимо. Этот мир, где многие животные моральнее, чем люди, где злодеи умнее добряков, где кровь проливается за желание быть рабом. Но что есть правда в этом мире? Разве мудрый всегда следует простому пути? Разве он всегда следует сложному? Да что ты вообще знаешь о мудрости, если смеешь привязать себя к какому-либо мнению? Грусть тоже может быть прекрасной. Жестокость тоже может даваться через силу. Ненависть тоже может быть необходима. Любовь тоже может быть бесполезна. Сердце человека шире, чем все эти понятия, красота мира и его уродство – это и есть душа человека. Шире бесконечного, уже острия иголки – это человеческая душа, которая любит созданный ею мир. Но она ненавидит себя за то, что портит все в нем. Я уверен, если Бог есть, то он постоянно кручинится, буянит, ведь он многое испортил, он ненавидит себя. Но скоро философия закончится. Последняя точка в ней скоро будет поставлена, хотя кто-то утверждает, что этого невозможно сделать. Мировоззрения рушатся, словно домики из конструктора. Карандаши терпения затачивают в точилках смерти. Впереди лишь покой, который только пугает. Но разве не дала нам природа бесконечные умственные способности, для того, чтобы прожить множество бесконечных жизней? Разве нет в человеке этого гигантского потенциала, который делает его размером со всю вселенную, а после даже расширяет его за ее пределы? Разве человек не умудрялся создавать настолько сложные взгляды, что сам Бог преклонялся перед талантом его души? Разве небо и земля не становились человеческими предрассудками? Разве все не становилось человеческими предрассудками? Весь мир – это предрассудок каждого. Ты можешь придумать все, начиная от сущности предмета, заканчивая строением самой вселенной. Твои предрассудки – это то, что ты называешь прогрессом, Человечество! Без предрассудков не было бы ничего, либо… Думайте сами над тем, что бы было, чего бы не было, что вы сами можете создать, а что имеете право забыть. Думайте сами, руководствуясь только одним правилом: Не дорасти и перерасти – это абсолютно разные вещи, хотя внешне результат одинаков, и действия одинаковы.

Метеорит стал огромным, на вид в три раза больше луны. Но Алу казалось, что он приближается очень медленно.

Время, подобно медленно бегущей черепахе, преподносило людям все их воспоминания. Они стремились вспомнить все. Моменты их жизни пролетали перед глазами, словно в ускоренной видеопленке. Кто раньше не дорожил своим временем – смотрел на небо и вспоминал свое прошлое. А кто-то спал, чтобы проснуться потом уже в другом мире.

Космический корабль был довольно далеко, поэтому Терра для обитателей корабля казалась маленьким бейсбольным мячиком, к которому почти приблизился метеорит. Все, кроме великого правителя мира, закрыли глаза, ведь на этой щедрой и плодородной планете остались их родители и друзья, кто-то плакал, кто-то впал в апатию, кто-то старался изо всех сил вести себя, как будто ничего особенного сегодня не происходит.

Архе же нервно попивал коктейль, ожидая знаменательного столкновения, он хотел сделать вид, что счастлив, тем самым припугнув всех его слуг, но он нервничал, словно ботаник на выпускном вечере.

Он внимательно смотрел на метеорит, но тот, вместо того, чтобы разбить Терру на мелкие кусочки, по дуге, чуть-чуть пройдя сквозь ее атмосферу, направился к солнцу. А то есть к кораблю, который однажды улетел, чтобы спастись с планеты смерти. Архе оттолкнул стражника и уверенно пошел к комнате управления. Он добрался довольно быстро.

Архе забежал в комнату управления:

– Метеорит летит на нас, черви, давайте перемещаться отсюда, немедленно!

– Куда, сэр, нам нужно перемещаться? – сказал один из водителей.

Архе схватил его за ворот, приподнял над стулом и произнес:

– Подальше от метеорита.

Их глаза встретились, хозяин прожигал слугу взглядом, тот все понял. Корабль через некоторое время стремительно сдвинулся с места.

Архе отправился в свою комнату, где находилась душевая. Он разделся и лег в ванную. Ему требовалось расслабление. Он закрыл глаза, однако метеорит приближался.

По всему миру объявили саму радостную новость: «Ученые ошиблись на один процент, орбита метеорита только соприкасалась с нашей атмосферой, а не попадала в Терру, а притяжение нашей планеты незначительно повлияло на движение самого космического тела, оно двигалось с слишком большой скоростью, чтобы изменить направление и упасть на землю.

Все, кто был готов умереть, вышли на улицы своих городов, и все: преступники, жертвы, враги, друзья – от радости смеялись и обнимали друг друга.

Но каково было воздействие фикции метеорита на землю? Оно было невообразимо огромно.

Архе отдыхал, вдруг по всему кораблю послышался звук сирен, повелитель земли понимал, что единственный способ спастись – это быть выпущенным из пушки в специальной спасательной капсуле куда-то далеко. Он выглянул в окно и увидел, как метеорит приближается к кораблю. До столкновения остались считанные минуты. Мегалос бежал в полотенце к спасательным капсулам, но когда пришел на место, то ничего не обнаружил. Часть персонала эвакуировалась без него. За пультом управления пушкой сидел мужчина, Архе подбежал к нему, схватил за ворот и прокричал:

– Какого черта?! Где все эти насекомые? Где мои капсулы?!

Тот молчал, поскольку все и так было понятно, мужчина рассадил всех, кого мог по капсулам, и отправил их на значительное расстояние от корабля.

– Идиот, а как же спасение своего хозяина?

Мужчина молчал в ответ, а Мегалос ударил его головой об стену, отпустив его. Тот упал, здоровый хозяин Терры приступил к избиению раненого, пока не убил его.

Архе поднялся на ноги.

– Я Бог! Тебе не убить меня, жалкий камень! – закричал он во все горло.

После повелитель побежал в комнату управления, где уже никого не было. Он сел за главный стол, направил лазеры на метеорит и начал стрелять по нему, однако от этого не было никакой пользы. Мегалос выпустил в него ракеты, но и это было тщетно. Вдруг из под корабля начала появляться огромная водородная ракета, которую Архе решил запустить в метеорит. Она вырвалась вперед, после чего полетела в космический камень, но ничего не произошло. Она просто взорвалась на его поверхности.

Каменная глыба приблизилась невообразимо быстро, ковчег не успел покинуть свою позицию, и его снесло, словно муху сносит газета.

Эрнест Ипсен плакал от радости. Он разбудил свою дочь, чтобы станцевать с ней танец победы.

Отец из Теоса обрадовался тому, что Бог услышал его молитвы.

Алетэй все еще сидел на горе, его глаза были закрыты. Он ни о чем не думал, его мысли были пусты. Через несколько лет его неподвижное тело нашли на этом же самом месте, похоронили Ала там же.

Альфа начал вращаться, подобно галактике. Он ускорялся и ускорялся. Омега выпрыгнул из этого водоворота, и они распались. Альфа разрушал вселенную до нуля. Ничего не осталось, только два Бога.

Глава 22

Альфа:

Ты проиграл.

Омега:

Не так расстроен, как мог бы быть расстроен раньше.

Альфа:

И ни одни преграды ваши…

Омега:

Не стоит друг, понятно все.

Альфа:

И ты признал свое паденье?

Омега:

Тот мир – такое наслаждение,

Что раньше я таких не видел.

Он учит жить совсем иначе,

Для Бога это что-то значит.

Познать другое – редко можно,

Твой мир так был неосторожен,

Пускал людей в добро и зло,

Давал им быть плохими и святыми!

Там был и жук, раздувшийся, как слон.

Там был и полный, были и пустые.

Твой мир так прост и сложен сразу!

И пусть космический ты разум,

Но понял я твои желанья,

Прожить во снах.

Прожить.

Как

Я.

Одним сплошным быть Я–

Приятное ведь чувство,

Вся жизнь во снах становится искусством.

И сквозь всю эту мощную громаду

Прорваться истине совсем уж неповадно.

Она кричит! Но сон твой совершенен.

Такому гению не страшно проиграть.

А сны других – они всего пещеры,

Как сны того, кто перепил вина.

Я говорить уж начал твоим миром,

Я стал им жить,

Я стал им становиться.

Кругом есть лица.

Там летела птица.

Там девушка уж мнит себя царицей!

А там гуляют дети по дорогам,

А где-то в Теосе монахи верят в Бога.

Так много душ в одном твоем желанье.

Я видел, как сердца пылали.

Я много видел,

Что мне рассказать?

Я сам хочу раскрыть себе глаза,

Я сам хочу заснуть,

Бери периферию,

Я ухожу.

Я это я.

Я, я

Я.

Сегодня Бог, а завтра я никто,

Из никого смогу ли Богом стать?

Лишь чтобы вновь заснуть опять…

Альфа:

Спасибо, что отдал мне этот дар.

Я победил, я несказанно счастлив.

Мой мир, скажу тебе, это не части,

А целое, и цель там есть одна.

Омега:

Какая?

Альфа:

Себя расширить.

Ведь Бог не мог стать человеком,

Он ограничен в этом деле.

Он обитает век за веком

В своем непредставляемом теле.

Но только спать ложатся Боги,

Так видят сны длинною в жизнь.

И там себе они пороги

Вершат с неведомых вершин.

Познать все это – долг священный,

Познай в себе, что нереально,

И стань вселенной из пещеры,

Началом стань всего… так надо.

Омега скрылся в пустоте. Альфа остался один. Омега решил попробовать заснуть на время, чтобы испытать то, что чувствовал Альфа.

Еще почитать:

Рассвет

Хочу всё знать 

Мальчишка и кедры

Философ от Бога