Айка

Настал тот возраст, когда и мне довелось узнать, что такое ностальгия. И вот, больше шестидесяти лет спустя, я иду по коридорам родной школы, той самой, которую помогали строить наши старшеклассники. Сейчас здесь все иначе – современный ремонт, пластиковые окна, широкое крыльцо с пандусом, оборудованный стадион. Всё это с гордостью мне показывает директор школы, совсем ещё молодая, в сравнении со мной, женщина.
А вот и тот сюрприз, о котором она мне говорила – музей истории нашей школы. Здесь раньше была подсобка для хранения разного инвентаря. Сердце забилось, будто собираюсь на первое свидание. Заметив, как заблестели от сдерживаемых слез, мои глаза, она решила, что лучше мне побыть одному. Здесь сохранили все. В шкафах за стеклянными дверцами экспонаты, свидетели моего детства и юности. Глядя на фотоаппарат «Зенит», слеза все-таки обожгла щёку. Неужели тот самый. А вот и фотоальбомы. Как завидовали мои одноклассники, когда именно мне доверили сделать эти кадры. Какими взрослыми казались мне тогда мальчишки и девчонки в сатиновых шароварах, которые разбирали старое глинобитное здание и расчищали площадку для школы на месте старого конного двора. Здесь фото наших учителей и директора. Они прошли войну и казались нам былинными богатырями. А вот и Герка со своим галчонком…
***
Весна в тот год была теплая и ранняя. Собравшаяся молодежь и добровольцы из односельчан разбирали соломенную крышу на старой полуразвалившейся конюшне, когда из гнезда под балкой вывалился ещё толком не оперившийся птенец. Он смешно махал крылышками и убегал, пытаясь спрятаться под кучами старой соломы и глины. Самой галки не было ни видно, ни слышно поблизости. Тогда Герка, сын нашего физрука, его и поймал. Никакие уверения, что птенец не выживет, не убедили парня, и, он спрятал его за пазуху, завернув в кусок тряпки. Как мы узнали потом, дома ему пришлось выдержать еще один бой с мамой и бабушкой. Маму Герки, учителя химии и биологии в нашей школе, очень строгую женщину побаивались все, даже муж. И когда был приведен последний аргумент, что, когда сын уйдет в школу, галчонок станет добычей кошки, тот заявил, что будет брать его с собой.
— Ну-ну! – покачала головой мама.
Георгий сдержал слово. В тот же вечер он пришил большой карман к подкладке школьной куртки и маленький мешочек, в который складывались земляные черви, что Герка копал каждое утро в огороде, независимо от погоды. Собираясь в школу, накормив как следует своего питомца, он заворачивал его в кусок старой ткани и усаживал в пришитый карман.
Галчонок оказался весьма прожорливым и на удивление сообразительным. Во время урока сидел тихо, не издавая ни звука и начинал вошкаться, когда опять хотел есть. На переменах мы окружали Герку плотным кольцом, задавали кучу вопросов, изводили школьного библиотекаря в поисках информации о галках, приносили червей в добавку к Геркиной добыче.

К окончанию учебного года, довольно уродливый птенец вырос и оперился. Его крепкое тело покрывали буроватые тусклые перья, а бело-голубые глаза, казалось, внимательно изучали происходящее вокруг. Летать галчонок ленился. В школу ехал на Геркином плече, и только на урок отправлялся спать в карман куртки. Центром внимания они были и в очереди за хлебом. Это был последний год, когда хлеб мы получали по карточкам. К приезду хлебовозки, возле ларька уже выстраивалась длинная очередь. Все терпеливо ждали, пока тётя Мотя, Матрёна Ивановна, нарежет и взвесит каждому, сколько положено. Галчонка очень заинтересовало, что же там происходит в этом маленьком окошке. Он терпеливо наблюдал, пока ни подошла Геркина очередь. Галчонок с плеча соскочил на полку-прилавок и заглянул в окно, куда его хозяин только что подавал карточки. Видимо на прилавок упали несколько крошек, птица, склонив голову набок внимательно их рассмотрела и начала склёвывать.
— И кто там такой нетерпеливый? – возмутилась Матрёна Ивановна, — Батюшки святы! Это кто ж такой-то?
Птица то одним, то другим глазом поглядывала на хлеб.
— Кай! – негромко каркнула, как бы отвечая на вопрос.
— Герка, это что ж ты ребенка не кормишь? Видишь, хлебушка хочет, — с этими словами она отрезала маленький кусочек и подала птице. — Это тебе от моей пайки гостинчик. Кушай, горемычная.
— Айка, я тебя накажу, если будешь себя так вести. Теть Мотя, она больше не будет.
— Ишь, застрожился. Мне, что щепотки хлебушка жалко, что ль?

С этого дня галка точно знала время, когда нужно было идти за хлебом, начинала беспокойно перелетать с места на место и каркать. Всякий раз, оказываясь у окошка ларька, она получала свой маленький кусочек хлеба.
В середине лета галка начала линять, и, её, и без того, короткие перелёты давались с трудом. В это-то время она чуть не стала добычей соседского кота. Этот чёрно-белый хищник носил говорящее имя Шайтан. Он приметил свою добычу через окно. Галка сидела на подставке, которую Герка смастерил специально для неё, возле открытой форточки. Шайтан прыгнул на окно с ветки, и, зацепившись передними лапами за край рамы стал медленно подтягиваться, чтобы не спугнуть птицу. Та внимательно смотрела на зверя. Как только морда кота показалась на уровне рамы, галка издала громкий крик «Кайя!» и клюнула его прямо в розовый нос. Глаза горе-охотника едва не выскочили из орбит, он сорвался с окна, с приглушенным «Мяк!», упал, подскочил и дал такого стрекоча, что только его и видели.

К середине осени птица перелиняла и её бурое оперенье сменилось черным и блестящим на крыльях и хвосте и темно серым на шее и голове. Эта красавица стала делать уверенные дальние перелеты, провожая Герку в школу, теперь уже в новую школу, которую торжественно открыли первого сентября. Она подлетала, усаживалась на его плечо, позволяла собой любоваться, благосклонно принимала от нас угощения и улетала, возвращаясь к окончанию уроков. До самой весны мы носили ей деликатесы. Это были маленькие кусочки мясных пленок и жилок, которые чуть не из-под ножей выхватывали дома на кухне, и даже промывали куриные кишки, когда у кого-то рубили петуха, а уж горсточка ячменя или маленький кусочек хлеба в карманах был обязательно.
Весной всеобщая любимица стала улетать надолго, пропадала где-то целыми днями. Герка очень переживал, пытался искать её, свистел, забравшись на крышу сарая. Однажды Айка не вернулась.
— Георгий, сын, — похлопал его по плечу отец, — она стала взрослой. Ты вырастил её из слабого птенчика. Без тебя бы она погибла.
— Я понимаю… — грустно ответил он.
— Все когда-то взрослеют и улетают. Вот и ты тоже скоро уедешь. Как прошла медкомиссия?
— Меня не заберут в армию, пап. В военкомате сказали, что я слишком мало вешу для своего роста.
— Ничего. Значит пойдешь служить осенью. Мать с бабушкой тебя откормят, да и позанимаешься у нас в спортзале, — улыбнулся отец.

В армию их провожали прямо со школьного двора. Молодые березки, которые они посадили прошлой осенью, подросли и радовали золотистой листвой. Мы, выбежав на перемену, с завистью смотрели на призывников в строю, таких взрослых, таких серьезных. Небольшая стайка галок прилетела и расселась на ветвях среди золотой листвы. Раздалось многоголосое «Кай! Кайя!».
— Смирно! Шагом марш! – прозвучала команда.
Им предстояло служить три года.
***
Я шёл по улицам родного поселка почти не узнавая их. Так все изменилось за много лет. Мне навстречу выбежал мальчуган лет шести, за ним следом шел Герка. Да, я не мог не узнать его.
— Герка! Георгий Николаевич! Ты?
— Фотокор Ванька! Это сколько ж лет прошло?
Мы обнялись. Мальчишка подбежал к нам:
— Здравствуйте!
— Внук?
— Бери выше! Правнук!
«Кайя!» раздалось среди ветвей раскидистого вяза.
— Тоже правнуки?
— Да, кто же их знает…