В полумраке на старом, потёртом кресле сидел мужчина, прижимая к себе маленькое тело. Дитя то кричало, то внезапно замолкало, стоило теплой ладони Арне коснуться красных щёк. Багрянец не сходил с нежного лица. Из маленькой груди ребёнка вырвалось тихое бульканье.
Слабый огонь подрагивал в камине, отбрасывая рваную оранжевую тень. Его задняя стенка покрылось толстым слоем золы, а массивные коричневые камни потрескались от времени. Кажется, он стоял здесь уже давно, величественно раскинувшись по комнате. Дрова, охватываемые языками пламени, трещали, пропитывая воздух ароматом хвои. Элиза, впервые увидевшая этот камин, замерла от восторга, а затем радостно захлопала в ладоши. Точно ребёнок запрыгала по направлению к камину и наклонилась, всматриваясь в тёмную топку. Её глаза сузились, внимательно изучая его. Элиза что-то шепнула себе под нос, а затем выпрямилась, проводя рукой по неровной глине. Юноша подметил, что тогда она выглядела особенно очаровательно: улыбка не сходила с лица девушки, а в зеленоватые глаза восхищённо блестели.
Из воспоминаний Арне вырвал приглушенный плач, что доносился от младенца. Мужчина аккуратно опустил шерстяную, немного колючую ткань и поцеловал девочку в лоб, а затем стал покачивать из стороны в сторону, напевая колыбельную.
— Цветы давно уснули в сиянии луны и снятся им, наверное, загадочные сны, — голос звучал мягко и чисто, словно пение птиц, — бормочет в забытьи листва дремотные слова, усни, моя Ивон.
Новорождённая едва заметно улыбнулась, а затем потянула крохотные ладони к лицу отца, пытаясь схватить его за нос. Уголки губ изогнулись в тёплой улыбке, мужчина поддался вперед и золотистые пряди вихрем упали на лоб Ивон. Девочка поморщилась и удивленно распахнула ореховые глаза.
— Тебе щекотно, ангел мой? — Арне не отводил взгляд от милого личика. Ивон из-за всех сил пыталась нахмуриться, но от напряжения лицо лишь покраснело, что заставило мужчину громко рассмеяться.
— Ты так похожа на свою маму, — договорив, он коснулся губами маленького носика, оставив на нем влажный поцелуй. — Ты не голодна? — голос его был мягок, точно ручеёк, что тёк в глубине леса. В ответ Ивон что-то прощебетала и зажмурила глаза, намекая на необходимый ей сон.
— Хорошо-хорошо, ангелочек, — Арне чуть приподнялся и опёрся на спинку кресла, кладя на себя дочь, а затем вместе с ней закрыл глаза.
Тепло. Где-то глубоко внутри приятно щемит сердце. Жар, исходящий от него, разливается по всему телу. Наслаждение затмевает разум, крепко сжимая его в своих объятиях. Восторг захватывает организм, проникая под самую кожу, цепляя каждый нерв, каждую вену и артерию. Проходит под мышцами мощным импульсом и наконец останавливается у черепа, пробиваясь сквозь лобную кость прямиком к мозгу. Сладострастная нега разъедает сознание, заставляя каждый мускул дрогнуть.
Маленький мальчик склонился к земле, зарывая лицо в колени. Золотистые пряди непослушно рассыпались, ногти впивались в голени. Пустые, почти безжизненные карие глаза слезились, вызывая ужасное жжение. Освежающий, едва заметный запах наполнял лёгкие. Белоснежные лепестки ликориса касались босых ног. Юное тело утопало в цветах, погружаясь с головой, вдыхая приятный аромат. Точно кукла на витрине, прекрасная в своей слабости. Любимая, но давно забытая хозяином игрушка. Механизм невозможно завести без ключа, боль невозможно заглушить и починить его фарфоровое сердечко тоже. Кукла ничто без владельца — ни цели, ни стремления жить. Люди хрупки и наивны, в попытках убежать от губящей реальности лишь загоняют себя в угол, позволяя блаженной фантазии захватить разум и тело.
Приторность, что кажется фальшивой пьянит и только слабый женский голос, что пробивается сквозь густую черноту отрезвляет.
— Малыш, отчего ты так горько плачешь? — стеклянная клетка с грохотом разбивается, стоит горячей ладони коснуться детского лица. Бледные щёки окрашиваются в алый там, где скользнула рука.
— Да, ты и должен плакать: давным-давно было предрешено, что ты будешь жить в печали, вздыхая и горюя, как жили до тебя твои предки на земле, — женщина тепло улыбнулась, а затем приподнялась и закружилась в танце. Рыжие, подобные самому яркому пламени волосы закружились в вихре, открывая впалые ключицы. Медленным, неторопливым шагом она пошла навстречу пустоте. Муслиновое платье струилось по телу, вылавливая каждое движение. Обнаженная нога вытянулась и коснулась носочком ликориса, окрашивая его в алый.
— Мой малыш, ты пришел в негостеприимный мир. Животные, птицы, рыбы в воде, все живые твари из плоти и крови, приходя в этот мир, радуются – все, кроме бедных детей Адама, — её голос тягуч и едок. Всеми силами он стремится поглотить чужую душу и сердце, оседает на коже, органах – абсолютно везде.
— Мой малыш, ты не знаешь, что тебя ждут невзгоды в этом мире. Дитя, если случится так, что ты вырастешь большим, помни, как ты лежал на коленях у матери, — руки изгибаются в плавном движении, пальцы устремляются к небу, пытаясь коснуться недосягаемого.
— Никогда не забывай трёх вещей – откуда ты пришел, кто ты такой и что с тобой станет. Мой малыш, в печали ты пришёл в этот мир, в печали ты его покинешь. Не доверяй этому миру, он твой враг. Богатые здесь становятся бедными, а бедные богатыми, скорбь превращается в радость, а радость в скорбь. Пусть никто не доверяет этому миру, пока он стоит.
Каждая нота, каждый медовый возглас следовал за очередным лёгким движением, окрашивая поле в алый. Опускаясь, цветы увядали, а затем вспыхивали самым ярким пламенем, меняя форму, очертания и даже запах. Его нрав, подобно буре, неутомим, а сам он оплакивает свою горечь.
— Мой малыш, ты угодил в колесо, ты не знаешь, куда оно повернётся, к печали или к радости. Дитя, ты паломник, рожденный во зле, ты блуждаешь в этом мире, полном обманов. Посмотри! Смерть вдруг явится на бледном коне, чтобы сразить сына Адамова, как уже часто бывало раньше.
Женский силуэт задержал руки в воздухе, держась за невидимого партнера. Возложил длани на крепкие плечи и нежно повёл того в танце, семеня маленькими ножками и вытягивая ступни.
— Мой малыш, Адам принес тебе горе, когда пал из-за хитростей Сатаны. Дитя, ты не паломник, а незваный гость – твои дни сочтены, твои пути предрешены.
Уста её не смыкались ни на минуту. Глубокий грудной звук заполнял всё пространство звоном.
Ликорис полностью истлел в этом страстном пламени и обратился к дьяволу, принимая его волю. Каждый лепесток, каждая жилка вознеслась к бездне, окрасившись в кроваво-красный цвет.
— Куда бы ты ни пошёл, на запад или на восток, смерть придет за тобой, и твое сердце наполнится печалью. Баю-бай, мой малыш, Адам принес тебе горе, когда съел яблоко, которое дала ему Ева, — тонкие словно ветки руки обхватили детское тело, накрывая его с головой.
Режет, приносит жуткие боли, а после будто ребёнок, провинившийся в своей шалости, нежно обволакивает всё его тело: убаюкивая, успокаивая.
***
Огонь слабо подрагивал в камине. Метель сменилась бураном. Непроглядная тьма стремительно превратилась в огромное снежное пятно. Выпустив свои ледяные когти, смерть поджидала заблудших путников. Оказаться на улицу в такую погоду было равнозначно самоубийству. Зима на севере всегда сурова, но последние несколько лет народ Священной империи терзал ещё и голод. Мороз убивал всё, до чего дотягивалось его дыхание: людей, животных, урожай. Бросить вызов природному безумию мог только Бог, но и тот был безразличен к чужим мольбам. Господь никогда не отвечает – лишь безучастно смотрит, как его творения убивают друг друга, как болезни и северные ветра губят заблудшие души, как дикие звери разрывают слабую плоть на части. Каким бы непостижимым и страстным не был мир, в нём одно неизменное обстоятельство: он сам и есть источник зла.
Жизнь — это нескончаемый бой, а человек жадное существо, которое стремится извлечь как можно больше выгоды из всех ресурсов, истощая при этом всё, чего касается его взор. Люди живут в неравенстве, сильные не защищают слабых, а подавляют. Вера не спасает людей, надежда не даёт пищи, любовь не очищает мир. Хрупкое равновесие давно было нарушено, а тьма поглотила свет. Страна, где народ подвергается гонениям, где его мучает всепожирающий голод, беспощадная смерть и кровавая алчность.
Церковь не способна искупить грехи этого мира, и в то же время не способна замолить собственные.
Грудная клетка Арне глубоко вздымалась, и лежащее на ней дитя поднималось вместе с ней. Волосы мужчины беспорядочно рассыпались по спинке кресла и местами спутались. Ткань выбилась из неаккуратного, но с любовью завернутого кокона. Ивон уткнулась носом в ночную рубаху отца и громко сопела.
***
Метель стихла. Снег блестел, отражая солнечные лучи и заливая ярким светом комнату. Арне открыл глаза и поморщился. Слепило. Дитя спало крепким сном. Огонь в камине давно погас, оставив за собой лишь тлеющие угли, неприятная прохлада наполнила комнату. Мужчина осторожно встал и положил Ивон на кресло, попутно поправляя выбившуюся за ночь ткань. Арне сжал руки в кулак и подул, а затем принялся растирать, чтобы согреть замершие ладони. Кучка аккуратно сложенных еловых дров лежала рядом с камином. Мужчина заготовил их на утро, взяв из поленницы примерно с десяток. Аккуратно переместив их в топку, протянул руку к небольшому шкафчику и взяв из него стеклянную баночку с засушенным мхом и огниво, наклонился. Холодный металл неприятно обжигал и без того замёрзшую кожу. Арне высыпал её содержимое на еловые дрова. Сжимая в правой руке кресало, он принялся бить по нему кремнем, высекая сноп искр по направлению к труту. Разогретые металлические стружки воспламенялись в воздухе. С минуты мужчина вытачивал камень и раздувал мох, пока огонь не вспыхнул. Яркое оранжевое пламя охватило полена, распространяя по дому терпкий хвойный запах. Арне наблюдал как огонь танцует в топке, медленно сжигая дрова и превращая их в золу. Выпрямившись, он слегка повернул голову из стороны в сторону, разминая уставшую шею.
Взгляд мужчины задерживался на каждом объекте и изучал, точно впервые. Коричневатые стены со старательно выведенными на них цветочными узорами – Элиза с особыми усердием измельчала минералы, любезно принесённые Арне для краски. Несмотря на весьма неплохое финансовое положение, девушка отказалась от покупки, пожелав самостоятельно изготовить их. От всякой предложенной супругом помощи Элиза отмахивалась, как бы трудна та не была.
— Ты не понимаешь, Арне, я хочу, чтобы каждая трещинка этого дома была заполнена нашим присутствием, — руки девушки упирались в бок, заняв защищающую позицию.
— Элиза, — мужчина подошёл к супруге, положив руки ей на плечи. Взгляд его был мягок, но серьёзен, — Ты уверена? Я ничуть в тебе не сомневаюсь, однако, не слишком ли это?
— Нисколько, — её голос звучал твердо, — ты только представь, как замечательно здесь будет смотреться настенная роспись из созданных мною красок! — огромные глаза, напоминали самый чистый из всех нефрит. Они сияли в своём великолепии и смотрели куда-то глубоко, внимательно изучая. Коричневые ресницы едва заметно подрагивали. Арне не хватило бы сил отказать возлюбленной и сдавшись под её натиском, взял теплую руку Элизы в свою и поднёс к мягким губам, оставив лёгкий поцелуй на тыльной стороне ладони.
— Ваша воля, моя дорогая супруга.
Заливистый смех наполнил комнату, отскакивая от голых стен. Тёплая улыбка расплылась на лице, и он продолжил изучать помещение, предаваясь коротким, но таким сладким воспоминаниям.
Вид Элизы, держащей кисточку, был поистине прекрасным. Тщательно убранные волосы и лёгкий прищур глаз придавали лицу особое очарование. Подол жёлтого платья немного замялся, однако это только добавляло изящной фигуре шарма. Кисть двигалась быстро и уверено, очерчивая на стене контур будущей композиции.
Одна картина постепенно сменялась другой. И вот уже Арне устремил свой взгляд на небольшой шкаф, который удачно выменял у заграничного торговца на лекарственные травы и целебные мази.
Узкий и вытянутый, тот был сделан из орехового дерева одним триумвиратским мастером. Немного грубый и совершенно не изящный, шкаф стоял по правую стену от камина. Что-то привлекло внимание мужчины и он, не раздумывая, обменял его. Элиза, сразу заметив его, покинула комнату, а затем вернулась с десятком емкостей разных форм. Засушенные травы, корешки, масла – всё это она аккуратно расположила в правой части шкафа, а левую любезно оставила для старых книг супруга.
Простояв с несколько минут, мужчина подошёл к коричневому креслу и поднял на руки Ивон, прижимая к сердцу. Не спеша, чтобы не разбудить дочь, Арне направился к дверному проёму и почти сразу повернул налево, со скрипом открывая дверь. Маленькая колыбель стояла в центре комнаты. Юноша несколько недель самостоятельно её мастерил, старательно вырезая узоры на бортиках. Элиза устелила люльку мягкой тканью и положила пуховую подушку.
Арне осторожно, стараясь не разбудить, уложил Ивон в колыбель. Девочка едва слышно вздохнула, потянулась и затихла. Юноша потянул за край маленького одеяла и укрыл дитя. За окном уже давно рассвело и он предположил, что время близилось к полудню. Выйдя из спальни младенца, Арне направился в собственную комнату, чтобы проверить супругу. Тихо приоткрыв дверь, он пошёл в сторону постели. Одна доска выбилась из пола и противно скрипнула. Мужчина поморщился и про себя подметил, что это необходимо исправить. Элиза лежала на тёмной, деревянной кровати. Её волосы вихрем раскинулись по подушке, а на замученном лице не было и следа здорового румянца. Она всё ещё крепко спала. Юноша поднял руку и коснулся теплого лба, проверяя наличие жара.
Тело не горело. Большие глаза впали, и под ними проступили темные вены. Это дитя далось Элизе чертовски тяжело. Нося его под сердцем, ей пришлось терпеть ужасные муки. Тело стало совсем слабым, мысли путались, а желудок пронзала жгучая боль, которую лишь едва заглушали лекарства. Однако Арне никогда не видел её печальной. Супруга всегда твёрдо держалась на ногах и в минуты слабости, лишь закрывала глаза, глубоко вздыхала и что было сил улыбалась.
Не было и дня, когда Элиза жаловалась на весьма тяжелую беременность. Дитя было особенным для неё. Новая жизнь, что воплотили две души, поделившись частью себя. Семья – это всё, о чем девушка когда-либо мечтала. Арне помнил, как глаза возлюбленной загорелись, как только она узнала о своём положении. Каждый день Элиза пела расцветающей внутри неё жизни, осторожно поглаживая живот, словно боясь ранить хрупкое создание.
— Лекарь сказал, что это будет девочка, я хочу назвать её Ивон, — девушка с особенной нежностью произносила каждое слово.
— Замечательное имя, — Арне склонился над чревом супруги и аккуратно опустился, прижимаясь к нему ухом. Что-то тихо стучало внутри и в тот момент юноша почувствовал, как по телу разливается тепло. Нечто совершенно крохотное находилось внутри его супруги, и совсем скоро Арне и Элизе предстояло стать частью мира Ивон.
***
Элиза тихо застонала и открыла глаза. Слишком яркий свет, после казалось бесконечной кромешной тьмы обжигал кожу.
— Моё дитя! Ивон, где она? — охрипший, надорванный голос коснулся слуха Арне. Даже сейчас девушка находила в себе силы улыбаться.
Измождённая, она положила ладони на постель и села, прислоняя затылок к изголовью. Уголки губ юноши приподнялись, и он присел на край кровати, не отрывая взгляд от супруги и теперь, матери его ребёнка. Пальцы Арне заскользили по щеки Элизы, медленно поглаживая.
— Всё хорошо. Она очаровательна, я без ума влюблён в вас двоих, — тихо произнёс мужчина. Элиза охватила пальцами кисть Арне и прижала к собственной щеке.
— Тепло, — бледные губы дрогнули. — Я хочу увидеть её.
Арне молча кивнул и направился к выходу. Девушка замерла в ожидании. Спустя несколько минут юноша пересёк порог комнаты, держа в руках небольшой тканевый сверток, из которого проглядывало пышущее жизнью розовое лицо.
Элиза протянула дрожащие руки к младенцу. Колючая шерстяная ткань коснулась мягких подушечек пальцев. К тому времени Ивон уже проснулась и внимательно смотрела на мать. С минуту та хмурилась, а затем рассмеялась, пытаясь дотянуться до неё.
***
Арне оставил супругу наедине с младенцем. Элиза была слаба, но чертовски нуждалась в своем ребенке. Её руки предательски дрожали, а сердце нещадно стучало, вызывая приступы тошноты. Такая крохотная и беззащитная. Девушке хотелось укрыть дитя от всех невзгод, уберечь от любых напастей. В момент, когда Ивон впервые посмотрела на неё, сердце пропустило удар.
Их жизнь никогда не была дурна. Лёгкая сладость с послевкусием горечи, иногда оседающей на языке. Даже в минуты отчаяния Элиза старалась найти отблеск надежды в кромешной тьме. Даже самый слабый из всех огонёк заставлял двигаться вперёд и терпеть из последних сил любые удары судьбы.
Прощение и вера в людей была её самым страшным грехом и в то же время великой наградой. Завяжи ей глаза и скажи следовать за тобой – Элиза молча поднимет подол своей юбки и направится следом. Быть может, она была слишком наивной и сердобольной. Порой глубокая убежденность Элизы в чистоте человеческих намерений пугала Арне. Вот так просто девушка могла доверится случайному проходимцу, помочь уставшему путнику или безукоризненно выполнить чью-то просьбу. Супруг всегда советовал ей быть настороже, обходить стороной сомнительных персон и на всякий случай лишний раз не завязывать разговор с незнакомцами. И как бы Элиза не старалась, выходило у неё весьма дурно. Любая попытка обернуть сострадание в безразличие заканчивалась неудачей.
Несмотря на свою мягкосердечность она не была глупа. Элиза неплохо разбиралась в искусстве и медицине. Каждое утро девушка проводила за сбором трав и минералов. Подушечки пальцев грубели от жестких стеблей, кожа на ладонях зеленела от их сока, а горьковатый, терпкий запах въедался в кожу. Разум пустел и ноги подкашивались, стоило его призрачному дыханию коснуться носа. Едкий, он точно выжигал в лёгких дыры и застревал в горле. Запах был подобен хищнику, что сжимает когти на шее добычи, крепко стискивает рёбра и надавливает до едва слышного хруста.
Элиза повязывала льняной платок на нижнюю часть лица в попытках заглушить дурман. Ноги всё ещё подкашивались от его неумолимого нрава, но девушка уже обретала способность мыслить ясно. Одно за другим она выискивала необходимые травы и цветы. Север, несмотря на всю грозность, был богат в своей флоре, которая к тому же обладала замечательными целительными свойствами. Элиза никогда не была лекарем, но вполне профессионально могла смешать снадобье или создать мазь из различных растительных компонентов. Обработать рану или вылечить простуду было ей по силам. Вечера девушка проводила за прочтением записей местного целителя, которые она любезно получила в обмен на помощь со сборами трав.
***
«Её яркая улыбка способна затмить солнце», – подумал про себя Арне, когда впервые увидел будущую супругу. Курчавые волосы развивались в танце, а стоило остановиться, как они градом падали на хрупкие плечи. Голубое платье с кружевной оборкой особенно подчеркивало женственный силуэт. Стоя в кругу людей, она заливисто смеялась и хлопала в ладоши, семеня ножками в коричневых туфлях. Быстрый ритм подхватывал тело невидимой волной, и Элиза как по мановению закружилась в танце. Движения были чистыми и ослепительно яркими. Улицы наполнял людской гомон и радостные возгласы доносились отовсюду.
Набравшись смелости, юноша двинулся вперед, пробиваясь сквозь восторженную толпу. Прекрасная, юная, точно птица в небе она предстала пред ним. Элиза кротко улыбнулась, схватилась по обе стороны за края юбки и поклонилась, приветствуя Арне, а затем затянула его за руку в небольшой круг, задорно смеясь. Парень чуть было не споткнулся о выпирающий булыжник, но быстро поймал равновесие и двинулся вглубь, прямиком к огромному костру, что охватывал своим светом всю площадь. Арне аккуратно взял девушку за кончики пальцев и повел в танце, кружа и приподнимая над землей.
Древесный дым пропитывал воздух, смешиваясь с горьковатым запахом хмеля и солоноватым ароматом хлеба. Шёл второй месяц лета и в Священную империю пришли южные ветра, согревая землю. Его тёплые порывы приятно обволакивали тело, дышать и даже двигаться стало куда проще.
Элиза быстро и без умолку болтала, а юноша молча любовался тонкими чертами лица. Арне пытался с ней заговорить, но не мог разобрать и слова из сказанного девушкой. Его эльфархи был неплох, но парню все ещё не хватало мастерства, потому из сказанного Элизой понимал лишь пару слов. Вид непонимающего парня вызывал у неё искренний смех. Смотря в его глубокие карие глаза, та произнесла на ломанном аради:
— Ты ведь теократ, да? — слова звучали слегка грубо и неотёсанно, но её сосредоточенный вид и движения розовых губ заставили пропустить сердце Арне удар.
— Да, — хриплый, с юношеским надрывом голос коснулся слуха Элизы. Никогда прежде девушка не встречала южан и была приятно удивлена встречи с одним из них.
— Красивый, — уста разомкнулись, выпуская из гортани звонкий звук, на все том же исковерканном аради. К лицу Арне прилил жар и щёки мгновенно окрасились в алый от смущения.
***
Солнце вошло в зенит и отражалось в толстой кромке льда, находившейся неподалёку реки. Снег плавился и трещал от горячих прикосновений небесного светила. Мороз ослаб, позволяя едва заметному жару лучей ненадолго одержать верх. Арне скрипнул дверью и вышел на улицу, набирая полную грудь промёрзлого воздуха. В носу неприятно жгло, а лёгкие словно медленно покрывались инеем, заставляя мужчину непроизвольно вздрогнуть. В левой руке Арне держал небольшую корзину, доверху наполненную стеклянными сосудами, бумажными свертками и необработанными минералами. Элиза закончила как раз вовремя, успев приготовить лекарства до рождения дочери. Изготовление микстур и мазей приносило с десяток серебряных в месяц, что позволяло супругам поддерживать достойный уровень жизни. Арне ежедневно выбирался к горному хребту и добывал руду, иногда собирая и необходимые материалы для исследований Элизы.
Порой юноша совершенно себя не жалел и работал на износ. Утро проводил на границе с Северным Триумвиратом, ближе к полудню отправлялся в город на рынок, а затем в местную школу – преподавать различные науки. Жалование его было не то, чтобы мало, но в отсутствии других видов заработка, они вероятно бы жили совсем худо.
Коричневый плащ с серым мехом на воротнике плотно прилегал к телу Арне, немного сковывая движения из-за большого количества слоёв одежды под ним. За несколько лет жизни в Священной империи юноша всё никак не мог привыкнуть к холоду.
Снег хрустел под давлением меховых ботинок. Там, где он был особенно пушистым, образовались полые дыры, и юноша несколько раз провалился, угодив по колени. Раздраженно выдыхая, высоко задирал ногу и выбирался из ледяного плена, продолжая движение.
Вокруг возвышался хвойный лес, величественно раскинувшись по горизонту. Тонкие тёмно-зелёные иглы покрылись тонкой корочкой льда, присыпанной снегом. Местами кора треснула, обнажая гладкую светлую древесину с примёрзшей на ней янтарной смолой. Вытянутые шишки и осыпавшаяся хвоя застилали снежное покрывало, образуя дорожку, уходящую вглубь чащобы.
Дом Дамалас располагался поодаль от города, одиноко возвышаясь на небольшом холме. То было совершенно крохотное поместье, подаренное Арне его отцом. Несмотря на это, оно было необычайно просторным для их маленькой семьи. Простоватая, незамысловатая архитектура здания цепляла глаз своим очарованием.
Впереди виднелась черта города. Белый фасад фахверка из-за обилия снега слепил глаза. Арне поморщился, смахнув с ресниц льдинки. Его нос и щёки побагровели от вновь подступающего мороза.
— Как же холодно, — прошипел юноша себе под нос, — Я никогда не привыкну к здешнему климату, — Арне шмыгнул носом и пошёл дальше, приминая снег. После метели идти было непросто, но его семье требовались деньги и пища.
Перед глазами Арне в своем великолепии предстал католический храм. Церковь обычного провинциального городишки уступала в своём величии столичной и многим другим, но вызывала не меньшее количество чувств. Напротив, именно её простота действовала на юношу с необычайной силой. Крест, устремлявшийся ввысь, не отличался излишествами. Медный и аккуратный, он венчал голубоватый шпиль здания. Массивный коричневый камень придавал внешнему виду храма объёма и ширины, что отличало его от обычной вытянутой архитектуры местных мастеров. Над крепким основанием божьей обители возвышались парные башни, по бокам которых виднелись резные пинакли, дополняющие грубый. Над массивными дубовыми воротами висело огромное мозаичное окно, выполненное в форме розы. Его лепестки один за другим стремились по кругу, их изящная форма контрастировала с общей грубостью церкви.
Непривычная для оживленной площади тишина коснулась слуха Арне. Однако почти сразу, как гром среди ясного неба её прервал истошный крик. Пронзительный, он разрывал пространство, отскакивая от стен и стремительно врезался в голову, оглушая.
— Прошу Вас, он совсем дитя! — женщина сидела на коленях в тонком коричневом платье. Холод обжигал кожу, оставляя на ней бордовые отметины.
— Нет-нет, остановитесь! — её голос дрожал от слёз, что беспрерывно лились из синих глаз и застывали на раскрасневшихся щеках. Арне подошёл ближе, всматриваясь в угол здания. Животный вопль доносился по правую сторону от церковной площади. Пред незнакомой девушкой стоял священный рыцарь, держа в руках маленькое, посиневшее от холода тело. Ранее он грубо выхватил новорождённого из материнских рук, повалив её на землю.
— Во имя Господа я уничтожу мерзость, что породили еретики, и очищу мир от взора Сатаны, — от грубого голоса мужчины тело матери дитя била крупная дрожь. В тот миг, когда рыцарь занёс длинный серебряный кинжал над младенцем, собравшись с последними силами она ринулась вперёд, хватая его за металлические поножи. Пальцы рук пронзила холодная судорога, но эта боль была несравнима с той, что женщина могла испытать при потере своего крохотного сына.
У неё не осталось ничего кроме надежды. Остановить мужчину фактически вдвое больше её самой не представлялось возможным. Но ничто не придаёт сил матери так, как вид умирающего дитя. Девушка крепко вцепилась в ногу и моталась на ней из стороны в сторону, пытаясь помешать рыцарю.
— Отцепись уже, — мужчина был чертовски раздражён и резким движением ноги отбросил женщину в каменную стену. Рукава платья порвались, зацепившись за острую кромку льда. Кожа на правой руке по локоть разошлась, обнажая мягкую плоть. Прозрачный осколок задел латеральную вену, выпустив крупной ровной струей тёмно-бордовую кровь, смешивая её с белоснежными крупицами снега. Тело бил озноб, а жгучий мороз усиливал ощущения, заставляя надрывно кричать. Затылка коснулась тупая боль, сковывающая движения и вызывая приступы лёгкой тошноты.
— Остановитесь, прошу Вас, хватит! — дубовые ворота церкви отворились и из них спотыкаясь выбежал босой юноша. Хлопковая пшеничная рубаха струилась по истощённому телу, брюки явно на размер больше были туго затянуты верёвкой. Золотые глаза полные слёз широко распахнулись, а из сухих бледных губ проступили красные капли. Тело юноши рвано дрожало, нависающий ужас смешался с ярым холодом, заставляя сердце стучать в ушах.
— Они ни в чём не виноваты, это… — каштановые волосы заледенели от стужи, встав торчком.
— Убейте лучше меня! Умоляю вас! — несколько раз мужчина падал и мгновенно вставал, стремясь к стражнику. Стальное лезвие кинжала блеснуло в воздухе, отражая солнечные лучи и быстро прошлось по тонкой, синей от холода шее ребенка. Кровь хлынула из пореза и детский плач навсегда смолк, раздаваясь оглушительным эхом в сознании матери. Левой рукой она схватилась за лицо, и с силой надавила, оставляя белые пятна, из которых проступили тёмные капли. Глаза её поблекли, а голос сорвался.
— Ещё один, — рыцарь громко выругался и схватил приблизившегося юношу за волосы, намертво сжимая, — Тебя запретили убивать! — после этой короткой фразы он вытащил меч из ножен и аккуратно схватил его у основания, переворачивая острой стороной вверх.
Пытаясь освободится, Габриэль вырвал несколько прядей, позволяя колющей боли поглотить организм. Рыцарь быстро ударил юношу в голову рукояткой меча и тот немедля упал на землю без сознания. За воротами церкви показалось два священника и кардинал.
Всё это время Арне стоял, прячась за стеной, не в силах и пошевелиться. Он было ринулся помочь, но какая-то невидимая сила припечатала его к земле, не позволяя и двинуться.
— Заберите! И как следует объясните Габриэлю, где его место, — голос кардинала был совершенно спокоен. Быстро отдав приказ, он развернулся, кивнув рыцарю.
Арне продолжал наблюдать за происходящим. Юноша почувствовал чьё-то присутствие, а затем встретился взглядом с одним из стоящих перед ним священником. К лицу прилила кровь, а карие глаза широко распахнулись. Мужчина обхватил медный крест на своей шее, преподнёс к тонким губам и прошептав едва различимое слово поцеловал холодный металл. Арне не нужно было повторять дважды, чтобы понять безмолвный жест. Бежать, он должен бежать прямо сейчас и даже ценой собственной жизни спасти семью, несмотря ни на что.
Времени было чертовски мало, ведь быть может прямо сейчас хладный труп Элизы лежал на темном дощатом полу. Руки были раскинуты в сторону, а рядом лежала крохотная Ивон с перерезанным горлом. Тело Арне сковывала дрожь, но несмотря на неё он ринулся вперед, крепко сжимая корзину с медикаментами в руке.
Будь легче брось он сосуды, но сделай Арне так, кардинал бы наверняка узнал о немом зрителе. Юноше подарили крохотную надежду на спасение, и не мог не ухватится за эту тонкую, иллюзорную возможность.
Ноги утопали в плотных слоях снега от чрезмерного давления. Ботинки Арне вымокли, шерстяные шоссы слишком быстро впитали влагу, неприятно хлюпая и утяжеляя шаг. Кончики пальцев теряли чувствительность, разум пустел, вытесняя всякую светлую мысль, оставляя мужчину наедине со всепоглощающим ужасом. Одна картина сменялась другой, но сюжет был неизменным – растерзанная мать, что обнимает мёртвое дитя. Тёмные мысли завладели сознанием Арне.
Дыхание юноши сбилось, заставляя его неглубоко и прерывисто вбирать воздух в лёгкие. Голова точно увеличилась в размерах, став невероятно тяжелой. Он должен, обязан успеть!
Впереди мелькали высокие деревья. Снежное покрывало, что рябило глаза, сливалось в единый фон. Арне споткнулся о выпирающую из-под земли корягу и упал, угодив лицом в сугроб. Из гортани вырвался тихий стон. Юноша вытянул руки перед собой и, переместив вес на ладони, сумел подняться. Мокрое от снега лицо тут же побагровело, острые морозные иглы едва ли не протыкали кожу насквозь, вызывая острое жжение.
Подхватив корзину, Арне продолжил свой путь. В горле пересохло, и вязкая слюна заполняла ротовую полость. Жизнь без Элизы и Ивон не имела бы никакого смысла. Горькое отчаяние постепенно затмевало уголки разума, оскверняя даже самый чистый пламень надежды. Всегда способный здраво и трезво мыслить, сейчас он потерял контроль. Ничего кроме животного, первородного страха и голоса, что столь безразлично и тихо нашёптывал лишь одно слово: «смерть», смыкая когтистые лапы на смятенной душе. Незваный гость, что так бессовестно вторгся в чертоги разума и пустил корни, отравлял сознание, постепенно обретая форму. Точно пламень его тень колебалась из стороны в сторону, выхватывая из бесконечной пустоты золотые крупицы. Множество мелких частиц собирались вокруг неизвестной формы, взрываясь и расцветая в пространстве пульсирующим оранжевым светом. Искры, что разлетались в разные стороны стремились к плотной материи, выстраиваясь в единую сеть вен и артерий. Колеблющаяся субстанция меняла свои очертания и постепенно обрела мужской силуэт. Безликая, она двинулась вперед, медленно идя по бесконечно пустому пространству, искажая его. Черная масса, хлюпая тянулась за существом, постоянно треща. С минуты он молча шёл вперед, а затем остановился, развернул полупрозрачную голову и широко раскрыл рот, улыбаясь. Юноша ясно ощущал присутствие чего-то неведомого, призрачного и безмерно далекого.
Неизвестный с минуту стоял на месте, а затем схватился за собственное горло и громогласно рассмеялся, заставляя органы Арне сжаться от ужаса.
Стеклянный купол упал на колеблющуюся фигуру, и пространство сократилось в несколько раз, превращаясь в небольшой калёный квадрат. Существо прижалось к поверхности и громко разрыдалось, кладя тёмную ладонь на стены. Под безликим точно змеи вырастали корни. Поднимаясь вверх, они связывали руки и ноги по обе стороны по своему подобию. Он приподнял левую ногу, вставая на носок и упёрся правой кистью в стекло, спина выгнулась в неестественной позе, а подбородок выдвинулся вперед. Древесные лозы стискивали материю, нарочно медленно закручиваясь, подходя к горлу. И в тот момент, когда неровный стебель коснулся шеи существо распахнуло очи, демонстрируя пустые глазницы.
— Ты так ничтожен, Арне, — незнакомец наклонил голову, всматриваясь в отражение.
— Да, ты до отвращения слаб, — руки сущности задрожали, царапая запястья о неровную кору. — Он сломает ее тонкую шейку и бросит на пол пред ослабшей матерью, — безликий смаковал каждое слово, погружаясь в сладкую негу от внезапно возникшей эйфории.
Из эфемерного плена мужчину вырвала острая боль в ноге. Не заметив каменного надгробия, юноша споткнулся и, приземлившись рядом с безымянной могилой, рассёк брюки. Две гранитные плиты замело снегом, а само их основание почернело и покрылось толстым слоем плесени.
Темные глаза юноши потускнели и опустились вниз. Стержень, находившийся в глубине груди треснул, осколками врезаясь в сердце. Мысли путались в голове, становясь неразличимыми и столь тяжелыми, что юноша не был способен их вынести. Жизненная сила, сверкающая в его глазах, истлела в жарких объятьях печали, что поглотила Арне целиком. Ради спасения семьи мужчина был готов отречься от принципов, морали и даже Господа. Солёная жидкость стекала из глаз, болезненно застывая на алых щеках. Задыхаясь от буйства, накрывших юношу эмоций он поднялся, отряхнул снег, и хромая ринулся к дому, игнорируя тянущую боль в области голеностопа.
Мужчина вбежал в дом, резко отварив двери и выкрикивая имя супруги.
— Арне? Господи, что с тобой случилось? — из-за дверного проема показалась женская фигура. Элиза с трудом стояла на ногах, облокотившись о стену. Чистая льняная рубаха, явно большая девушке, струилась по телу.
— Где Ивон? — голос юноши был тихим и хриплым.
— Она спит, все замечательно. Но что случилось с тобой? Что происходит? — уста девушки едва заметно подрагивали. Чуть замявшись, она прикусила нижнюю губу.
Арне шатаясь отошёл от двери, прилипший снег таял на золотистых прядях, стекая по лицу.
Контраст температур вызывал легкое покалывание и озноб, заставляя юношу вздрогнуть. Одежда промокла от неоднократных падений.
— Нам нужно уходить. Возьми корзину и собери теплую одежду и самые дорогие твоему сердце вещи.
— Нет! Почему мы должны бежать? Я не собираюсь бросать дом, в который вложила столько сил, — Элиза быстро и возмущенно говорила, смотря на супруга с явным недоверием. Место, хранившее столько труда и любви невозможно было просто покинуть. Она определенно заслуживала объяснений, и какой бы суровой не была правда, женщина без колебаний приняла бы ту, и придумала, как стоить поступить. Несмотря на излишнюю эмоциональность, мыслить здраво она умела. Порой на принятие решения уходило довольно много времени, но каждый выбор был взвешен и хорошо обдуман, пусть и верный лишь в её собственном понимании. В конце концов, Элиза считала себя мудрой женщиной и сейчас, выслушав супруга, ей стоило поступить также здраво.
— Прошу тебя, у нас нет на это времени, — глаза Арне опухли и вид стал более измученным чем прежде. Статный, изящный юноша превратился в старика, что несёт тяжкий крест на своих плечах и отстраненно смотрит вдаль, наблюдая за ускользающей от него жизнью.
— Я не сдвинусь с места, пока ты не объяснишь, что случилось! — Элиза нахмурила брови и опустила уголки губ.
Арне схватился за голову и, шумно выдохнув, сказал:
— Я не понимаю что происходит, но точно знаю, что если сейчас же не покинем дом они убьют Ивон, а вместе с ней и тебя, — звук, доносящийся из самого сердца колебался, заставляя гортань подрагивать. Арне сцепил руки, машинально царапая ногтем внутреннюю строну ладони.
— Нет, ты верно сошел с ума, — Элиза слегка улыбнулась, а затем истерично рассмеялась, наблюдая за реакцией возлюбленного. Он никогда не лгал ей. Однако сейчас девушка надеялась, что сейчас это лишь злая, ужасно несмешная шутка. Розыгрыш, который Арне посчитал забавным, чтобы напугать свою бедную супругу. Нет, Элиза точно знала, что этот сердобольный и глубокий человек не способен на подобную низость. Девушка пыталась обмануть собственное сознание, ведь будь куда проще, если возлюбленный просто помешался, пробыв на морозе чуть дольше обычного.
Отрицание сменилось горькой тоской и душевными терзаниями, затем перетекло в слабую надежду и тогда, когда нить света оборвалась Элизу, одолели эмоции, захватывая в пучину уныния. Тело предательски немело. Не выдержав шквал обуревающих её эмоций, девушка прикрыла рот рукой и медленно сползала по стене, присаживаясь на колени.
— Что им сделало наше дитя? Почему кто-то хочет отнять у меня мою драгоценную Ивон? Я не понимаю! — не в силах больше контролировать безумие вспыхнувших внутри чувств Элиза закричала, зарывшись израненными от трав пальцами в волосы. Мышцы быстро сокращались, заставляя тело трястись всё сильнее и сердце биться чаще. Тогда, когда стук его достигнул апогея, она лихорадочно закрыла уши ладонями и пуще прежнего разрыдалась. Арне подбежал к супруге и накрыл с головой, утаскивая в прохладные и влажные объятия.
Правой рукой он прижал девушку к себе, а левой поглаживал макушку, успокаивая. Выбора не было, и юноша точно знал, что это необходимо. Страшная жертва, во благо семьи. Заправив прядь Элизе на ухо, он нежно и тихо прошептал:
— Прошу тебя, помоги мне, — полный боли и сожаления голос коснулся слуха Элизы. Отстранившись, она взглянула в пустые глаза и несколько секунд неотрывно смотрела.
— Мы вернемся, так ведь? — надежда теплилась в сердце девушки, и она по-прежнему верила в наилучший исход. Глаза округлились и напоминали испуганного зверя, что в грозу остался без крова. Зеленые, они наполнялись слезами и напоминали утреннюю росу, что появляется на листьях в предрассветный час. Дело было даже не столько в здании, сколько в воспоминаниях, что хранили его стены.
— Элиза, я… — Арне взял ладонь Элизы в свою, переплетя пальцы, — Прости меня, — мужчина неотрывно смотрел в очи супруги.
— Что ты задумал? Что ты задумал, Даламас? — девушка выхватила ладонь из плена супруга, сжала руки в кулаки и ударила юношу в грудь, но после первой же попытки, обессилела.
— Нет, не смей, ты не можешь! — изнеможенная, она громко рыдала. Подобный вид Элизы раздирал душу Арне на части, заставляя покрыться испариной.
— Я не могу потерять Вас, — Арне рухнул на колени и прижался к обвисшему после родов животу супруги.
— Пожалуйста, — ком внутри груди постепенно рос, доходя до шеи и сжимая горло. Боль, начинающая в области желудка, разгоралась с бешеной силою и подбиралась к лёгким, заставляя их сжаться от недостатка кислорода. Никогда Арне не чувствовал себя так паршиво. День, что должен был принести лишь радость, омрачился кровавой расправой на центральной площади. Тот факт, что рыцари без колебаний убивали тех, кого поклялись защищать, был отвратителен. Священники, что несут слово Божье хладнокровно взирали на сие безумие и позволили лишить хрупкого младенца жизни без всяких колебаний. Монстр? Тот младенец не был чудовищем, а лишь беззащитным мальчиком, нуждающимся в материнском тепле и отцовской любви. Пройдут месяца, года, а дитя так и не скажет своё первое слово, не улыбнется, не возьмет мать за руки, не сядет на колени отца. Новорождённый был лишён всего в одно мгновение, а вместе с тем оборвалась жизнь и его драгоценного родителя.
Они не достойны служить Господу, и Арне сделает все, чтобы спасти свою семью. Даже пойдет на самую грязную уловку, запятнав свою душу и честь.
В минуты отчаяния люди способны на чудовищные поступки. То, что раньше казалось неправильным, становится единственно верным ответом. Человек не способен приобрести, не жертвуя. Каждый день приходится принимать решения, и чтобы выжить необходимо бороться с реальностью и принимать последствия собственной правды, иначе никак. В ту секунду, когда голова налилась свинцом юноша решил разрушить то, что было дорого их сердцам во имя спасения юной души и своей возлюбленной. Арне не мог заставить Элизу справляться со всем в одиночку, приказать бежать с ребенком или вовсе позволить умертвить собственное дитя.
— Времени совсем не осталось, — с надрывом шептал Арне, — я обещаю тебе все будет хорошо, но не здесь, — юноша отстранился от чрева и поднял голову, наблюдая за напуганной девушкой. Она поджала губы, сжимая их в белесую полосу и шумно выдохнув взглянула на супруга. Уголки глаз наполнялись слезами.
— Куда мы пойдём? — густые ресницы дрожали, — У нас никого нет, — она смотрела на Арне исподлобья и указательным пальцем царапала кожу на правой руке, до появления красноватой плоти. Юноша ненадолго замялся и облизнув сухие, потрескавшиеся губы произнес:
— Я найду выход, — после короткого ответа он оставил мимолетный поцелуй на лбу супруги и замер в ожидании ответа. Элиза молча кивнула. Она искренне верила своему возлюбленному, хоть это и казалось кошмарным сном. Арне действительно всегда держал слово, был предан и честен с девушкой, но сейчас ей хотелось утонуть в сладкой лжи. Всё это лишь дурное наваждение и сейчас широко распахнув глаза она очнётся в своей постели, держа Ивон на руках, а супруг будет сидеть в коричневом кресле, держа в руках очередную книгу.
Ради блага дитя, Элиза готова была предать забвению всё, что они годами строили с возлюбленным. Ничего кроме пустоты. Тревога сдавила сердце, наполняя его осколками несбывшихся мечт. Не раз девушка представляла, как в стенах этого дома вырастет её дочь и подарит ей самую яркую из всех улыбок. Как юная Ивон будет с неподдельным интересом наблюдать за движением рук матери, когда та занята шитьём или изготовлением лекарств, сидеть у отца на коленях и рассматривать яркие книжные страницы. Элиза никогда не просила большего, не искала несметных богатств, власти или славы, всё чего желала её душа – семья. Сладких и блаженных мгновений тепла, что дарил ей Арне и новорождённая. И Господь был готов отнять ту малость, что возжелала юная дева. Неужели Боже так безразличен к людским судьбам, и ей уготована такая несправедливая участь. Пасть от меча рыцаря империи, держа мёртвое дитя на руках. Она обязана была выжить, ради Арне и дочери, пусть даже и жертвуя.
— Спасибо, — Арне слабо улыбнулся и встал с пола, вытерев слезы рукавом зимнего плаща. —Жди меня на улице, по левую часть от дома, спрячься в деревьях, я найду тебя.
— Только не говори мне что ты не вернешься, — Элиза потянула супруга за руку, останавливая, — Мы не справимся без тебя, я не хочу! — к горлу вновь подкатил ком, и слёзы вырвались наружу.
— Клянусь, я вернусь во чтобы то не стало! Верь в меня, прошу, — Арне тепло улыбнулся, и девушка отпустила ткань, позволив супругу покинуть дом. Прежде чем открыть дверь и выйти Арне уверенно произнес: — Мы изменим судьбу. Сами, — после чего отворил дверь и вышел на улицу.
Всё тот же кошмарный холод, от которого, казалось, сводило кости. Мужчина подошёл к небольшому деревянному навесу, взял большое ведро и лопату, жёлтая рукоять которой была изготовлена из лиственницы. Арне испытывал отвращение к собственному существу, но поступить иначе он попросту не мог. Порой, даже самый чистый и добросовестный человек позволяет тьме коснуться души, пусть и на мгновение. Священник, что заметил его на площади определенно отличался от других. Неужели он позволил юноше сбежать, подарив крохотную надежду? Однако, что-то здесь не сходилось. Совершенно незнакомое духовное лицо решило оказать милость и позволить крохотной семье спастись, но что насчёт других? Мужчина мог спокойно окликнуть, затаившегося в тени Арне и предать того божественному суду. Будь священник вражески настроен, рыцари уже давно бы навестили скромную обитель Даламас. Сейчас раздумывать и искать ответы времени не было, необходимо было действовать. Точно в забвении юноша зашагал в сторону леса, туда, где в спешке он растянул мышцы и повредил брюки. Сейчас Арне чувствовал себя тряпичной куклой, подвешенной за верёвки, которые умело дергал кукловод. Разум одолевали сомнения, ведь то, что сейчас он собирался сделать, противоречило Божьему завету и любым устоявшимся принципам. Пожалуй, после содеянного Арне долго будет испытывать презрение к собственному существу. Юноша, что имел столь высокие манеры и духовные нравы готовился совершить преступление. Гнусные вещи происходят в мире каждый день, и его поступок ничуть бы не изменил основы мироздания.
Дойдя до места падения Арне поставил ведро возле себя и вонзил лопату в промёрзшую землю. Согнувшись, он провел ладонью по надгробию, смахивая снег. «Бернад Тауленс – вычерчено на одном из захоронений, неряшливо и грубо. Гравировка, выведенная мелкими размашистыми буквами, с едва различимыми словами от толстого слоя грязи на граните, воспевающая Бога. Видно, то был служитель церкви, чей хладный труп зарыли в отдалённом участок леса, навсегда вычеркнув его из истории. По левый бок от него раскинулась ещё одна безызвестная могильная плита.
— Вечный покой даруй им, Господи, и да сияет им свет вечный, — пропев короткую молитву, Арне схватился за гладкий черенок лопаты, приставил её лезвие к промёрзлой земле и со всей силы приложился по нему ногой, вонзая глубже в землю. Заледенелая почва с трудом поддавалась напору юноши. Плечи затекли, а ноги немели от постоянных ударов о металлический выступ.
Не обращая внимания на сковывающую усталость, Арне продолжал копать. Спустя несколько минут он уперся в деревянный гроб и разломив крышку острым лезвием осмотрел сгнившее тело. Судя по внешнему виду, оно лежало здесь уже давно.
Серые одеяния были натянуты на разложившийся труп. Смрадный запах ударил в нос, заставив Арне закашляться. Борясь с самим собой, юноша подхватил ведро и спрыгнул в яму, собирая в деревянный каркас чужие кости. Тоже самое он проделал и со второй могилой. На лбу проступила испарина, по ротовой полости разливался кисловатый, тошнотворный вкус. Язык казался слишком склизким, а полупрозрачная слюна собиралась во внутренней стороне щёк. Не теряя времени, юноша закрыл крышки гробов и принялся сбрасывать ледяные куски земли обратно, засыпая захоронения. Припорошив их снегом, он быстро подскочил и ринулся обратно к дому. Войдя, он обнаружил, что Элиза трясущимися руками собирала вещи в деревянный короб с кожаными ремешками. Арне лично смастерил его для большего удобства при сборе руды. В плетенной корзинке, дно которой было застелено соломой и пуховым одеялом, лежала Ивон. Завернутая в несколько плотных слоёв ткани, она лежала сладко сопя, не подозревая что прямо сейчас вся её жизнь изменится. Элиза стояла в зимнем одеянии, на шее висели тёплые рукавицы, а ноги украшали грубые кожаные ботинки с меховой прослойкой. Утерев вновь проступившие слёзы, она обратила внимание на супруга и с ужасом взглянула на содержимое корзины. В нос ударил гнилостный, земляной запах. Девушка вскрикнула, закрыв рот рукой и осторожно подняла взгляд на Арне. Вопросов та задавать не стала, лишь подхватила собранные ею вещи, дитя и второпях выбежала на улицу.
Шумно выдохнув, Арне бросил останки на постель и схватив ближайший к нему горящий подсвечник бросил на кровать, наблюдая, как огонь охватывает мебель. А действительно ли выбора не было? Мог ли юноша поступить иначе, найти более гуманный способ и не предавать пламени сладкие воспоминания, возникшие в стенах дома? Возможно, решение и правда существовало. Стоило поступить по-другому, но было уже поздно. Первобытный страх овладел мужчиной и отдавал ему злостные приказы, взяв тело под контроль. И снова прекрасная ложь. Выбора не было изначально. В тот момент, когда он появился на площади, судьба бросила кости и накинула петлю на тонкую шею. Теперь Арне был лишь рабом фатума, что так отчаянно пытался бороться с божественной сутью.
С тяжестью в сердце юноша покинул комнату, по пути сбрасывая свечи на пол. Горячий воск прожигал ткань, оставляя жирные следы на её поверхности. Глаза покраснели и опухли от количества слёз, проступавших от распространявшегося дыма. Безусловно, это была необходимая жертва, но горечь, осевшая на душе, не давала покоя, заставляя мужчину страдать. Каждый шаг давался с трудом. Запах гари постепенно вытеснял воздух, и пламень нещадно поглощал частицу души, навсегда оставленную здесь супругами. Острые языки, искрясь и шипя, поднимались вверх. Последний раз взглянув на убранство, Арне тепло улыбнулся и вышел на улицу, закрыв за собой дверь. Элиза согнувшись стояла поодаль от дома, пытаясь сдержать отчаянный крик. Всё кончено. Фрагмент её сердца навсегда остался там, истлев в буйствующем пламени. Юноша подошёл к супруге, подхватил под руку и заговорил:
— Пора уходить, — стараясь заглушить боль произнёс Арне. Супруга лишь отстранённо кивнула, блеск пропал из её глаз. Борясь со шквалом эмоций, мужчина глубоко вздохнул и направился на восток, позволяя Элизе облокотиться на его плечо.
Огонь уже охватил всю обитель и взмыл высоко вверх, горя ровно и сильно. Раскалившись от жара, стекло захрустело и вылетело наружу, мелкими осколками плавя снег. Глиняная черепица трескалась от высокой температуры и взрывалась, разлетаясь во все стороны. Огненный столб взмыл высоко в небо, освещая непроглядную хвою. Звенящий треск точно был отголоском прошлого.
Память, жившая в этих стенах, сгорела в жарком танце, кружась и подпрыгивая.
Густой, удушливый дым валил из разбитых окон, точно туман застилая землю. Пепел кружил в воздухе и словно снежинка оседал на поверхности. Воздух вокруг раскалился до предела, заставляя лед таять. Гарь смешалась с чадом, вытесняя кислород.
Пронзительный взгляд провожал две уходящие фигуры вдаль. Уст коснулась мягкая улыбка и приподняв крест высоко над головой неизвестный прошептал:
— Да поможет Господь их заблудшим душам.
Еще почитать:
Ни в рай, ни в ад не попаду…
Фиора — Опасный дар [Глава 6]
Я Люблю Драться! — Глава Вторая: «Извини, у меня выходной»
Заметки метатурбореалиста — Пейзажная зарисовка
«
»
