Абсолютно странная, и не совсем правдивая история.

На майские, Иван , институтский друг, закадыка, попросил Василия перевести на дачу, состарившиеся вещи и накопившийся хлам, в целом все, что было абсолютно не нужно, а выбросить было жаль. Барахла оказалось немало, багажник и салон минивэна были забиты под завязку настолько, что когда добрались до места и открыли дверцу багажника пару тюков мгновенно обрушились на Василия, казалось даже издав вздох облегчения , точнее выдох.

Разгрузка, перенос и расположения доставленного груза, отняло почти полдня, когда же все было закончено, Иван с мамой захлопотали над заслуженным обедом, Василий пошел прогуляться по окрестностям. Погода пребывала , чудесная, устойчивые волны тепла сушили придорожную грязь, природа вокруг была молода и суетлива, плясали над юной травой бабочки, вонзались шумно в пространство возбужденные жуки, невидимые в кронах деревьев птицы репетировали свои свежие переливные сочинения.

Участок Ивана находился на окраине поселка, буквально дом , два и все обрывалось неровной петляющей к глухому лесу дорогой. Недалеко на пригорке у покосившейся, указательной в сторону леса березы , былая устроена старенькая, с потрескавшейся краской скамейка. На ней сидел старичок и пускал папироской задумчивые клубы дыма . Клубы подхватывал ветер и уносил в сторону леса, где на стыке лысоватого поля и молодого подлеска , работала специальная техника и круг нее суетились рабочие в темно-синих спецовках с оранжевыми вставками.

Старичок почувствовал приближение Василия, и не оборачиваясь , с интонацией приговора произнес

— Ничего, у них не получится.

— У кого не получится ? и главное что? (в ответ поинтересовался Василий)

— Никодим Аристархович , меня зовут (представился старик и глухо кашлянул в кулак продолжил), дорогу у них не получится проложить сквозь лес, вот у них, у прокладчиков. ( Никодим Аристархович небрежно махнул рукой в сторону копошащихся рабочих)

-Почему же? Они только начали, да и дорога необходима, насколько я знаю . сейчас из-за непроходимости леса, приходится делать крюк километров двадцать не по самому хорошему маршруту. (парировал Василий)

Как назло в районе работ что-то звонко стрельнуло, долетел раздосадованный матерок и Василий увидел , как рабочие сбились в кучку над странным аппаратом, из которого обреченно в небо поднималась черная , мутная гарь.

— Балласт им не позволит, да еще за вторжение и накажет наверное(продолжил Никодим Аристархович, и как бы предвосхищая мой интерес к персоне загадочного Балласта, добавил)

— Может дух он бестелесный, а может до сих пор кровь бежит по его дряблым венам, ведь лет ему наверно больше ста, но только он хозяин этого леса и правитель, силы ему доступны, простым смертным недоступные, и люто он людей ненавидит, ох люто, и кто полезет к нему в буреломы, пожалеет сильно, если жив останется. (снова в сторону леса отправился белый, полупрозрачный дымок, бесконечной папиросы Никодима Аристарховича)

Василий вопросительно поднял брови, давно ему не приходилось сталкиваться с местечковым фольклорным злодеем.

-И что же он за персонаж такой? Былинный наверно? И отчего же такая ненависть к людям?( С едва скрываемым любопытством, а впрочем даже вовсе не скрываемым, спросил Василий.)

Старик развернулся и посмотрел на Василия, лицо его было похоже на изможденное трещинами старое дерево, щеки покрывала редкая щетина, губы обвивала седая неухоженная бородка, серые с исчезающий голубинкой глаза хитро улыбались, медленным движением руки он отбросил набок слипшийся в неопрятную кисточку, локон и сказал,-

— ну если время располагает, можете развесить уши и послушать, персонаж он у нас известный не одному поколению.

Василий утвердительно кивнул, и присел на большой, высоко торчащий из травы пень поблизости от скамейки и приготовился слушать.

Здесь следует перейти к изложению истории не в форме диалога, а виде рассказа, чтобы рябь лишних деталей не баламутили гладь тех далеких событий, и хоть история не совсем правдивая, не хочется искажать ее до полной неузнаваемости.

История Балласта, поведанная Никодимом Аристарховичем Василию.

Бывает, когда судьба подхватывает тебя и бросает водоворотом событий из одной крайности в другую, непредсказуемо меняет минуты счастья на годы горя, и когда уже отчаиваешься, снова открывают путеводную тропинку к материальному успеху и душевному спокойствию, с Балластом было не так. Его судьба с момента рождения задала несчастливый вектор развития и упорно ему следовала.

Родился Балласт в фургоне бродячего цирка, на полпути из одного уездного города в другой. Малыша положили рядом с мамой, маленькой хрупкой акробаткой чей возраст миновал середину отведенного срока, но благодаря юному лицу , всем она казалось ребенком. Глядя на них со стороны в тот момент казалось, что маленькой изможденной девочке подложили в кровать большую, нескладную гусеницу. Мальчик родился крупным и большеголовым , и действительно поначалу его голова и тело были примерно одного размера, эти два опухших овала соединяла тоненькая шея.

На одной из остановок, в фургон заглянул отец мальчика (во всяком случае слухи не давали этому факту сомнения), огромный , скалистый борец Свен. Исполин, скандинав, с жесткими пшеничными волосами, кривым и в тоже время острым носом, с вечным запахом удушливого перегара. Отодвинув занавеску, которая отделяла маму с малышом, от других обитателей фургона. Свен коротко, вскользь посмотрел на ребенка и не то икнул, не то рыгнул неряшливыми словами, — Bar…. Last! , и удалился в места где создаются перегары. Пожилая тетя Роза красившая в этот момент свою седую бороду в черно-угольный цвет, решила что имя Балласт для мальчика будет неплохим, к моменту вспомнила свою сводную сестру, которая где-то на юге служила горничной у купца по фамилии Балласт, тучного веселого, но самое главное щедрого человека.

Мама акробатка быстро потеряла интерес к своему чаду, очарованная иллюзиями нового фокусника, Балласт стал для нее неприятным воспоминанием, вечера когда сорвавший невиданный куш владелец цирка, выкатил всей своей пестрой труппе пару бочек вина для солидарного празднования, следствием которого стала короткая, начиненная вспышкой алкогольного восторга соитие с грубым и невежественным Свеном и ненужным последствием ( -Bar….Last! )

Все заботы о нем взяла на себя девушка лилипут Ляля, маленькое создание с большим и добрым сердцем. В ранней юности, в большом и популярном цирке, она работала девушкой снарядом в эффектном номере, где ей как бы выстреливали из пушки. Под гром выстрела и сквозь пламя огня она вылетала из громадной пушки с помощью мощной пружины спрятанной в дуле орудия. Задача Ляли была проста быстро сгруппироваться и упасть на сетку натянутую над ареной. Успех у номера был сумасшедшим , вопли ужаса сменялись криками восторга, регулярно тонко настроенные на впечатления барышни падали в обмороки. Пока однажды, не прогремел выстрел, рассеялся дым, а из орудия никто не вылетел. Неловкую паузу заполнили веснушчатые клоуны в пропахших дымов сигарет ярких париках, орудия быстро увезли со сцены, где с большим трудом извлекли из дула израненную и покалеченную Лялю. Пружина засбоила и сработала неверным образом, вместо толчка, сокрушив постамент на котором стояла Ляля и железным кнутом прошлась по ногам маленькой девушки, гром взрыва заглушил страшные страдания в жернове стальной трубы. Результатом этого холостого выстрела, стала изувеченные и переломанные ноги, а в последствие тяжелая хромота и постоянные ноющие боли, доводившие Лялю до изнеможения. Ей удалось пробиться через некоторое трудное, голодное и унизительное время и прибиться к этому цирку, где она стала служить крошечной трудолюбивой пчелкой. Перед представлениями она сидела в кассе продавала билеты, в одном из номеров комично выпадала у мима из пухлого, потертого дорожного чемодана, убирала в зверинце, участвовала во всех хозяйственных делах цирка посильной помощью.

В какой то степени Балласт в то время был даже счастлив, Ляля заботилась о нем как о родном, старалась окружить заботой и участливой нежностью. Оправившейся после родов родная мать старалась не замечать сына, погружаясь в репетиции и любовные завитки. Балласт подрастал, он был пухлым и неуклюжим мальчиком, очень быстро все участники цирка убедились, что цирковые профессии для Балласта недосягаемые вершины, последними, кто разуверился в этом, были жонглеры братья Авдеевы. В заключительную из попыток, приобщить Балласта к своему ремеслу, он учинил жутчайшую катастрофу, булавой нанес травму себе и испортил рассечением внешний вид среднему из братьев. Пробил в двух местах, новые, только собранные и свежевыкрашенные декорации, и в под конец, вдребезги разбил противоударный конус из моднейшего диаболо, которые братья за баснословные для себя деньги выкупили у заезжих французских коллег по цеху.

Со временем, круг работы Балласта в цирке сузился до простых поручений и черновой тяжелой и рутинной работы. И тут многие обитатели цирка стали замечать , некую отвлеченность Балласта, глубокую несосредоточенность, в любых процессах в коих он участвовал. Из-за этого часто случались казусы и неприятности. Стало быстро понятно, что нельзя поручать ему сразу несколько дел одновременно и даже последовательно. Если на остановке надо было напоить лошадей, а ездовым принести горячий обед, надо было поручить ему все наоборот, в таком случае шансы на правильное исполнения этих двух поручений сохранялись, но только в таком варианте. Надо было видеть реакцию старого , опытного конферансье на итог работ, в которых он поручил Балласту эту вещь прибить, а вот эту отпилить.

С Балластом всегда что-нибудь приключалось, за свою неспешность в исполнении курьерских поручений, от грубого и манерного дрессировщика Жозе он получил прозвище «Скороход». Так вот однажды «Скороход» отправленный в бакалейную лавку за спичками и мылом, исчез. После обеда взволнованная Ляля похромала искать Балласта, в лавке красномордый хозяин с большим и мясистым лицом, припомнил что был какой-то мальчик , все взял и убрел восвояси, взгляд у хозяина был тяжелый, злобный и Ляля сразу поторопилась уйти, закончив расспросы. Не успела Ляля далеко отойти от лавки, как за поворотом ее нагнал мальчик разносчик покупок, и бегло рассказал, что случилось с Балластом.

Балласт как и многие дети того времени не умел читать и писать, поэтому в случае сложных поручений с расчетами, ему с собой давали список покупок и крепко в узелок завязывали нужное количество монет, расплатиться. Сложно представить какой затейливый рисунок сложили звезды в тот день, но если бы Балласт был в состоянии прочитать их послание, то он наверно не пошел в лавку. Хозяин лавки с утра был не в духе, а может не с утра, может уже давно, работники лавки боялись попадаться ему на глаза во избежание хрустящих зуботычин и оглушительных оплеух. Не боялся только услужливый и исполнительный приказчик, верный пес, без сомнений, на полном услужении. Когда Балласт вошел в лавку он был уже обречен, широко, солнечно и беззаботно улыбаясь он положил записку и узелок с деньгами на стойку и отошел к стене разглядывать пошлый, бытовой натюрморт в старой рассохшийся рамке.

Хозяин выложил указанный товар в большой кулек на прилавке и подозвал Балласта, он подошел. Хозяин пересчитал монеты и заявил, что недостает нескольких копеек, и маленький обманщик должен их немедленно доплатить, в доказательство своей правоты он гонял коричневые костяшки по рельсам деревянных счет, туда , сюда, туда, сюда, гонял костяшки и потихоньку зверел. Балласт был напуган ситуацией, настолько что с трудом понимал причины грозных эмоций владельца лавки, и абсолютно не понимал что требовалось сделать ему самому, а когда в отношении него перешли на бранный крик и зашедшейся в яростной истерике владелец швырнул в него мерной плошкой, разбив в кровь губу, он в перепуге и страхе , машинально сгреб руками корзинку и попятился к выходу. Но вовремя подставленная подлая нога приказчика, опрокинула Балласта на пол, содержимое свертка хаотично разлетелось по полу. Хозяин и приказчик люто, злобно , не жалея сил принялись молотить упавшего мальчика. Один бил как оголтелый, неистово, безрассудно с вырвавшимся наружу диким гневом, другой аккуратно, делово стараясь не мешать хозяину. Балласт лежал на полу парализованной от боли, и смотрел на картонный коробок спичек ставший на боковую поверхность теркой для зажигания вниз и открывший ему рисунок звонких, гордых монет с головами бородатых мужей, и якорь лежавшей на кресте, смотрел пока белая тугая пелена не укутала глаза.

Ляля нашла Балласта в без сознании, в луже крови, в глухом переулке пару домов в сторону от лавки. Возвращавшиеся со смены рабочие, помогли дотащить его до циркового фургона, послали за доктором.

Слава богу здоровьем Балласт был в отца и несмотря на тяжелые травмы и переломы, быстро пошел на поправку, единственное после этого случая, и так немногословный мальчик, теперь практически перестал разговаривать и замкнул себя в своем внутреннем мире еще больше, чем прежде.

Цирк пребывал в своей парадно-кочевой жизни, разгонял по обочине дорожную пыль, срывал эффектными фейерверками и загадочными огнями паутину обыденности с маленьких, провинциальных городков. Мама Балласта – маленькая гуттаперчевая акробатка сошла на одной из остановок и исчезла навсегда в объятиях отставного военного. Сам Балласт вырос крепкого и рослого юношу, молчаливого и отстраненного, с крошечной, извиняющейся улыбкой в уголках рта. Все привыкли к нему, как к данности или присущему местам пейзажу, вроде он не был инороден, но своим точно не казался. Одна Ляля по-прежнему была к нему всегда добра и заботлива, он любил когда она ласково проводила рукой по его волосам и что-то тихо напевала при этом, в такие моменты его охватывали приливные ощущения нежности и создавалось робкое представление о собственной нужности и миру в такие моменты он не казался безразличен.

С недавнего времени в цирке сменился конферансье, старый конь не портя борозды аккуратно отбыл в назначенную себе временем глубокую старость, а его место занял новый, редкий пройдоха и страстный пьяница. На владельца цирка он действовал гипнотически, с рук ему сходили любые злостные обманы и манипуляции, прощались бесконечные пьяные выходки, скандалы и дебоши, но самое страшное, в отношении других артистов и служителей цирка владелец теперь полностью положился на мнение конферансье. Раньше конферансье звали Сашка по кличке Обдувало, сейчас же стали величать на французский манер Александер с ударением на последний слог. У него сразу образовалась веселая компания, куда входили два распущенных клоуна и мрачный лысый, яйцеголовый факир демонстрирующий публике номера полного презрения к физической боли. В любое сподручное время компания играла в карты и кутила, дралась и сорилась каждый раз, как в последний. Александер сразу невзлюбил Балласта, называл его Разлямзей, и каждым удобным случаем награждал подзатыльником или пинком, Балласт не замечал, или терпел или делал вид что не замечал.

Однажды компания конферансье гудела всю ночь, да так азартно, что кутеж перелился в утро, алкогольный бал требовал продолжения, а вино к этому моменту успело закончиться. Александер водил мутным взглядом по пустым бутылкам и опухшим лицам компаньонов, внезапно на глаза ему попался Балласт, который впрягшись в телегу как лошадь, тащил на ней солому. Александер оторвал его от дел и отправил в знакомый трактир за самым лучшим хлебным вином для него и его друзей. Время было раннее трактир наполовину дремал после затяжной хмельной ночи, хлебной водки в запасах не оказалось, закончилась даже казенная, поэтому Балласта снабдили двумя большими бутылками «ерофеича», мутной болотного цвета настойкой на горьких травах.

Александер принесенную настойку не оценил, хотя и немедленно разлил ее по кружкам. Выпив конферансье пару раз покрутил кулаком у носа Балласта, которому как никогда хотелось исчезнуть, побыстрее снова накинуть хомут и тащить сено дальше по назначению. Александер держал строгую речь, что никто не может оскорблять его друзей низкородной бормотухой, дескать обижая их , в первую очередь бросают оскорбления ему. У юноши от крика стала побаливать голова и он аккуратно стал пятиться в сторону ожидавшей его телеги. Зашедшийся в эмоциях конферансье , завизжал – «Не сметь! Уходить когда я обращаюсь!», и схватив со стола трость с увесистым, тяжелым, металлическим набалдашником ударил Балласта по лицу. Балласт заревел и бросился на обидчика, первым же ударом свалив его с ног, бросился добивать, но прыткий факир руками спеленал ему ноги и поверженный и испуганный Александер успел укрыться в ближайшем фургоне. Скандала в целом не получилось, конферансье некоторое время перемещался по цирку с опаской, скрывая под повязкой подбитый глаз. Балласт от удара лишился сразу четырех передних зубов, сердобольная Ляля отвела Балласта по рекомендации к хорошему зубному врачу, где на все Лялины сбережения ему вставили четыре золотых зуба, которые там же предусмотрительно покрыли специальной похожей на зубную эмаль краской. «Себе берегла на черный день, но уж лучше пусть тебе послужат и может потом пригодятся» щебетала она, когда Балласт широко раскрыв рот вынужденно созерцал серый унылый потолок в кабинете зубного мастера.

Не успели окончательно растворится следы недавней ссоры, как случилось несчастье,- умерла Ляля. Внезапно, совершенно беспричинно, вечером вернулась после дневных хлопот, сославшись на усталость сразу пошла спать в свой выделенный уголок фургона, отказавшись от ужина, и никого не потревожив тихо ушла, в следующий более справедливый к ней мир.

Балласт плелся в хвосте возвращающихся с похорон обитателей цирка, внутри он окончательно понял свою бесприютность, почувствовал холодное отторжения мира, внешне навсегда пропала с уголков губ его последняя улыбка. В память о Ляле ему передали крохотный узелок с некоторыми печатями моментов ее жизни, там он нашел удивительную фотографию, маленькая Ляля сидит на руках у взрослого мужчины (видимо отца) и рядом с ними сидит прекрасная дама , Балласт посчитал это семейным фото, и удивился , почему Ляля никогда не рассказывала ему о своей семье, и вздохнул, тонко ощущаю за этим родственную , горькую и печальную историю.

А через день после похорон, в цирк заявились помощник полицмейстера и пару усатых городовых с длинными шашками висевшими на поясах. Они расположились в директорском большом пестро-раскрашенном фургоне, и позвали Балласта. Ночью из сейфа директора (вместе с сейфом ) пропала недельная выручка с выступлений, подозрения пали на Балласта, тем более Александер выступил свидетелем. Когда Балласт пришел, за столом сидели директор цирка, помощник полицмейстера, в дальнем углу торжествующе ухмылялся конферансье, за спину Балласту шагнул городовой. И вновь как тогда в бакалейной лавке, Балласт почувствовал неконтролируемый, нарастающий страх. Он рванулся что есть силы к окну, попутно оттолкнув в сторону пытавшегося ему помешать городового, вынеся собой деревянную раму он свалился вниз под колеса фургона, поднялся и побежал. Грянул выстрел, Балласт нырнул в сторону, пулей срезало ветку рядом с ним, звуком выстрела всполошила птиц, издав звуки тревоги они дружно рванули из близко расположенных кустов в небо, Балласт же наоборот растворился в этих кустах.

С того момента Балласт вынужденно скатился в бродяжнический образ жизни, нигде подолгу не задерживался, где-то его прогоняли, где-то уходил сам, правда бить Балласта перестали, не каждый рискнет навесить тумаков такому здоровому детине. Двигался он вдоль Волги, побирался, батрачил, приворовывал с деревенских огородов. В Царицыне прибился в артель грузчиков. По Волге шел лес и зерно, работы всем хватало. Балласт стал горбачем, тем кто с помощью стеганной холщевой перевязи сгорбатившись под тяжестью тяжеленых мешков с зерном аккуратно брел по тонким мосткам от берега к барже, от баржи к берегу. Тяжелый труд избавлял Балласта от мрачных мыслей. Лишь иногда в короткие минуты перекура, он заворожено смотрел на Волгу, чье убаюкивающее спокойное течение было сродни материнскому пению, которое Балласт не знал, но предугадывал что похоже, он вспоминал Лялю, и как она гладила его по волосам, в такой момент он мог и сладко уснуть, пока параллельный мир не разрывал его сон гудком белоснежного парохода отходящего от городской набережной.

Долго у Балласта в артели все хорошо складываться не могло, злая рука судьбы подтолкнула грузчика с бочкой спускавшегося по мостику вслед за Балластом, все произошло мгновенно, настолько мгновенно, что тяжелый в спину удар и предостерегающий окрик он почувствовал и услышал в одну и туже секунду. Неделю Балласт отлеживался не чувствуя ногу вовсе, потом как то заковылял, скособочено пошел, но такому хромоножке в артель путь уже был закрыт.

Опять началась пора скитания, лето уже тлело дождливым окончанием августа. Балласт волочился по рынку маленького незаметного даже для карт городка, когда за ним увязался сомнительный тип, в ярко красной рубахе, широкополой шляпе, и в шикарных кожаных до блеска вычищенных сапогах. Через час настойчивого преследования, он догнал Балласта и сделал заманчивое предложение. Звали его Стаще, он был цыганским бароном, рядом с городом стоял его табор. Они собирались добраться до Москвы и там удивлять и сводить с ума богатую публику. Но Стаще потомственный урсар, и ему необходим медведь, к тому моменты водить живых медведей было уже запрещено, поэтому барон планировал обходиться ряженным, и Балласт воплоти был списан, переодетым в медведя из воображения цыгана. Балласт согласился, хотя предложение было слегка нелепое, но не в его случае.

Потекли медвежьи будни, костюм был отличный ,сшитый из медвежьих шкур, единственное медвежья башка , была узковата для крупноголового Балласта, и долго находиться в ней, было тяжело, дышать было сложно. Мучительно было и ходить на четырех лапах долго, нещадно надрывалась болью нога, поэтому больше всего медведь Балласт находился в устрашающей позе, стоя на задних лапах. В таборе относились к Балласту по человечески, несмотря на его звериный концертный образ, но был один цыган в припрятанном взгляде, которого Балласт мог бы разглядеть алчную жажду и грядущие неприятности, если бы умел. Это был Яшка Кривой, цыган полукровка, некоторое время назад прибившийся к табору, прошлое его было темное, как извилистый угольный волос из его задиристого локона. Яшка толи прятался в таборе, может просто отсиживался в ожидании счастливого случая, но был у него еще один интерес здесь. Молоденькая, изгибистая девочка с нежным игрушечным личиком, в возрасте невесты, отец и брат по-царски просили за девочку полфунта золота и мешок ценной утвари, и чтоб серебра не меньше четверти. Яшка хоть и подслеповат был на один глаз, но взор у него был острый, все подмечал мигом до самой мелочи. Так вот однажды вечером, когда цыгане собрались у огромного костра с высоким пламенем угрожающим вот-вот поджечь небеса, полная луна предательски подсветило полуоткрытый рот Балласта, взорвался ярким лучом кусочек горящей щепы, и Яшка четко увидел как зовет золото. Эмаль на вставленных зубах Балласта, самую малость потрескалась, но это не оказалось незамеченным.

Табор подходил к Москве, все в нем было наполнено предвкушением будущего успеха и достатка. На самом приближении остановились в поле недалеко от Первопрестольной, Стаще и еще несколько цыган ушли в город, табор затаился ожиданием. Балласт пошел краем леса собрать сухого дерева, воздух разъедали густые сентябрьские сумерки, лес беззвучно затих, скрипнула надломленная ветка, это Яшка незаметно подкрался сзади и обвил шею Балласту плетенным ремнем кнута, с хрустом по усыпанной листьями траве на помощь Яшке бросились два его подручных громилы. Балласт уловчился и сорвал ремень с горла и швырнул Яшку через плечо в сторону, в это время один и громил попал кистенем Балласту по голове, Балласт с ревом развернулся на обидчика, в это время второй громила всадил кривой нож Балласту в бок. Балласт упал лишившись сил, пришел в себя лишь от взрывной чудовищной боли, когда ему крепко зажав голову, рвали щипцами зубы, он попытался рвануться, но снова последовал удар и потеря Балластом сознания……

***************************

Вот в этом лесу, все в итоге с Балластом и приключилось. — Немного наигранно торжественно сказал Никодим Аристархович, и немного помолчав добавил.

Выжил он чудом после этой ночи, дополз до смердящих болот в лесу, и там в себя приходил, заново рождался, злобу на весь человеческий род копил. Болота нечистые были, окутанные древним злом и колдовством, там и кончилась его вера в людей, зарделась внутри кровавая ненависть. А кто он теперь, существо человекоподобное, дух, чудовище, никто и не знает. Только жуткий страх и погибель уже сотню лет несет этот лес всему живому.

Никодим Аристархович, печально длинно вздохнул, и посмотрел куда то в небо, где прям над ним среди переливной синевы весеннего неба, повис кучерявый сугроб облака, цвета подтаявшего снега. Василий молчал под впечатлением услышанного. Вдруг рядом появилась женщина лет пятидесяти, небольшая , крепкая, с девичьими крупными веснушками на лице и сразу бегло заговорила.-

-Папа! Ну как так можно, сбежать не предупредив на другой конец поселка, я уже изволновалась вся, и по соседям ходила, и к пруду бегала!

Потом она посмотрела на Василия, на отца, и догадливо улыбнулась. Потом с некоторым извинением в голосе обратилась к Василию.-

-Здравствуйте! Вам наверно, папа, опять небылицы рассказывает про чудище этого леса рассказывает? Так вот, не верьте ему, замечательный наш лес, сказочный просто, каждый год , мы в него ходим и по грибы, и за ягодами. А историю он эту с другом сочинил на пару, когда они давным-давно , еще мама была жива, перепились и в лесу заблудились. Отец через день сам вышел, а товарища только через трое суток спасатели нашли. Вот и придумали они Балласта, для оправдания или еще для чего, и имя какое дали Балласт, не зря отец три года на флоте служил.

Василий широко улыбнулся, но ему стало немного жаль, такой развязки, необычной истории, и он с надеждой спросил.

— И что действительно, ничего подобного в этих местах не было?

Никодим Аристархович тем временем тихо встал, взял палку и неспешными и незаметными,старческими движениями двинулся в сторону поселка. Женщина пошла за ним, обернулась, лукаво посмотрела и сказала напоследок.

— Ну, обитал тут с год мальчик беспризорник, мне бабушка рассказывала, но не в Царское время, а после войны, озорничал, в полях и сараях хулиганил. Так его пара семейная, бездетная, дачников из Москвы, приманила, приласкала и усыновила потом. К себе они его забрали, образование дали, говорят в артисты цирковые пошел. Ну хорошая же история?

Когда они ушли, Василий еще раз посмотрел на этот легендарный лес, теперь он показался ему живым и загадочным, рабочие расположились кто-где вокруг своей техники, трапезничали, время было идти обедать и Василию.

Домой Василий вернулся ближе к глубокому вечеру. Он долго не мог заснуть и смотрел через открытый балкон, как Москву осаждал массивный грозовой ливень. Оглушительно сотрясал все вокруг гром, свирепо налетал шквальный ветер, длинные четкие молнии расстегивали половинки воздушного сюртука, так что Василий мог разглядеть могучее тело небесной бездны, черное и бесконечное. Когда же он все же заснул, к нему явился молодой бог Гипнос с маленькими крыльями на лбу, он на секунду зажег маленький факел и тоненьким жидким лучом осветил ему, край мира, где обитает сам Гипнос, и много потерянных, измученных душ хранят тьму своих судеб, бережно и аккуратно, не давая ей вырваться и поглотить наш свет.

Это не совсем правдивая история, по памяти пересказана со слов Петра, которому поведал историю Яков, который слышал ее от Василия, был Василий очевидцем тех событий или нет, нам неизвестно , поэтому мы попросту начали и замкнули ход событий не совсем правдивой и странной истории. Единственный факт который можно зафиксировать доподлинно, лес это есть и по сей день, но и тогда и много лет спустя дорога через него так и не появилась.