А мы, как поздние цветы

Мазманян Валерий Григорьевич

родился 9 июля 1953 года в семье военнослужащего.

В 1975 году закончил

Пятигорский государственный педагогический институт иностранных языков.

Живёт в Москве. Работает в системе образования.                                                                                   . . . . . . . . Автор книги «Не спросишь серых журавлей».

А мы, как поздние цветы

У зеркала притихла ты —
морщинки и седая прядь,
а мы, как поздние цветы,
не верим — время увядать.

А в памяти ночной грозы
весенний день и майский гром,
какая осень без слезы,
без сожалений о былом.

И будь ты грешник, будь святой,
за птичьей стаей не взлететь…
и дождь серебряной метлой
метёт берёзовую медь.

А осень надела колье из жёлтых сердечек берёз

Тоска — и морщинка у губ,
и эхо ушедшей любви,
а дату отлёта на юг
не знают ещё журавли.

И всё раздражает в ночи —
подкрученный месяца ус,
что, как соглядатай, торчит
у окон сиреневый куст.

Туман ветерок надышал
и сумрак тяжёлый сплошной,
притихшая знает душа,
что стану я сам тишиной.

И больно, что дело во мне
и легче не станет от слёз…
а осень надела колье
из жёлтых сердечек берёз.

Перевязав полоской алой, заря несла в подарок лето

Дневные звуки затихали,
пришла ночная хмарь дворами,
и дождик покрывал штрихами
пейзаж в оконной белой раме.

В соседнем доме гасли окна,
и чья-та сигарета тлела,
высокие берёзы мокли,
подняв подолы до колена.

Привычный круг настольной лампы,
ты рядом — и душа на месте,
и шорох падающих капель
баюкал колыбельной песней.

Ушла гроза — и в три светало,
объёмы обрели предметы…
перевязав полоской алой,
заря несла в подарок лето.

Года на ниточки дождя, прощаясь, август нанизал

На ветры чуткий палый лист,
чуть шорох — он за ними вслед,
и прячет ночи аметист
под золото берёз рассвет.

Немного слёзы нам вернут —
минуту грусти, боль обид,
и знает только старый пруд
что за душою у ракит.

Твой вздох и сумрачность лица
в подоле осень унесёт,
осин багряные сердца
стучат для нас — ещё не всё.

Спешил куда-то, что-то ждал,
шумит бессонницы вокзал…
года на ниточки дождя,
прощаясь, август нанизал.

И бабочкой лимонницей осенний лист закружится

Рябины губы алые
целованные ветрами,
а в сквере листья палые
считает август с ветками.

Узнает осень — выжили,
морщинками открестится,
берёза в пряди рыжие
заколку вденет месяца.

Любовь жива, а прочее
само и перемелется,
и капель многоточие
стряхнёт на плечи деревце.

И серость не схоронится
от солнца в мелкой лужице…
и бабочкой лимонницей
осенний лист закружится.

И август в ноги сентябрю медовым яблоком упал

Залётный ветер под окном
берёзе золото сулит,
вечерний дождь стальным пером
выводит на воде нули.

Худой фонарь с лицом больным
устал от шума и машин,
а день сегодняшний с былым
связали ниточки морщин.

Увижу я по жесту рук,
что лето кончилось — молчи,
и нотам — вздох и капель стук
ещё не раз звучать в ночи.

Тебе о чувствах говорю,
и вечер для признаний мал…
и август в ноги сентябрю
медовым яблоком упал.

И незакрытая гардина впустила синий полумрак

Предчувствуя грозу июля,
дрожал притихший березняк,
стирал со стен узоры тюля
влетевший в комнату сквозняк.

И словно в чём-то виновата
у окон кланялась сирень,
а в сквере каждый кустик прятал
от ветра собственную тень.

С ладони влагу пили вязы,
ловила капельки трава,
фонарь слезился жёлтым глазом,
нам были не нужны слова.

И незакрытая гардина
впустила синий полумрак…
с грозой в былое уходила
пора житейских передряг.

И небо высокое прячут для нас васильки за ресницы

Не проще ли жестом расстаться,
не каждая истина в слове,
а божья коровка на пальце,
как алая капелька крови.

Закатное солнце у сосен
вечерние тени малюет,
у каждой любви своя осень,
у нашей, похоже, в июле.

Судьба только грустью пугала,
а вот и дошло до печали,
сойдёт с плеча бронза загара,
себя оправдаем речами.

Сложилось бы что-то иначе —
будь мы перелётные птицы…
и небо высокое прячут
для нас васильки за ресницы.

Цветущий куст жасмина снег сыпал на траву

Что не вернуть, что поздно,
слова чужие врут,
июнь, ты помнишь, звёзды —
кувшинками на пруд.

Пчела несла с поляны
пыльцу и память гроз,
и тени ветер вялый
баюкал у берёз.

А ты, смеясь, кормила
двух уток на плаву,
цветущий куст жасмина
снег сыпал на траву.

И одуванчик — в небо,
сорви — и только дунь…
теперь, что хочешь требуй,
а мне верни июнь.

Гроздья увядшей сирени память весны не вернут

Дождик нагонит дремоту,
ветер разбудит кусты,
встретят протяжную ноту
аплодисменты листвы.

Мнёт, забываясь, берёза
мокрый платок на груди,
наши житейские грозы
вздохом сейчас не суди.

Дни ни пусты, ни безлики —
просто настройся на лад,
солнца скользящие блики
лютики в травах хранят.

Сердце покоя и лени
просит на пару минут…
гроздья увядшей сирени
память весны не вернут.

В руках каштанов оплывали свечи

Не верилось, что чувства охладели,
рябины отцвели за две недели,
куда-то делись золотые кудри —
и одуванчик свой парик напудрил.

Метались между будущим и прошлым,
на травах яблонь цвет лежал порошей,
утиный выводок скрывала ива,
что не сбылось — всегда для всех красиво.

Что на душе — твои сказали руки,
слова страстей — порой пустые звуки,
в аллее пенились кусты сирени,
друг друга не касались наши тени.

Себя жалеть — найдётся слов немало,
а к четырём за окнами светало,
в руках каштанов оплывали свечи…
и хочется вернуть любовь, а нечем.

В мае ложится на скверы белых черёмух туман

Зелень дождями омыта,
голуби крошки клюют,
тихие радости быта —
книга, покой и уют.

Где-то читал или слышал —
ждите от вёсен чудес,
утром на веточках вишен
снег лепестками воскрес.

Время двулико — и дряблый
старец, и прыткий юнец,
сколько бесчисленных яблонь
оба вели под венец.

День — даже скучный и серый —
скрасит надежды обман…
в мае ложится на скверы
белых черёмух туман.

Валерий Мазманян

Еще почитать:

Смеюсь я без особой на то причины… 

Исчез я без следа…

Нас в этом мире большинство осудит

Для тебя лишь дурак…