Все, как у людей.
— Ты здесь зачем, вот скажи мне?
— Да затем, зачем и ты, собственно. Получить деньги, накупить себе шмоток, может новый телефон, все как у людей, все-таки.
— А не боишься?
— Да чего тут бояться? Раз-раз и дома.
Вы не видели распухших деревьев, что окружали их. В небе клубился послеобеденный дым, а они все разговаривали. Вели беседы о клочке времени, называемой жизнью. Жизнью падших.
Развалюха-дом, согревающий их холодными стенами, стоял не так далеко, чтобы они могли подползти к нему в любое удобное время. Поставить чарку на стол, достать что-то полевое, посмотреть на бывших хозяев, что сидели с пустым взглядом, но уже совершенно на безэмоциональном лице, которое в свою очередь еще не успели доесть крысы. Все как у людей.
— Поползешь или еще успеем покурить?
— У тебя осталось? Дай мне одну.
Красный огонек вспыхнул ярким пламенем, отражаясь в глазах человека, держащегося за две капли никотина, как за что-то святое из святого писания.
Здесь бога нет, он одинок и безумен, всевластен и беспомощен. Не стоит предаваться унынию из-за этого, такова его воля, так ведь? Эти разрушенные зеленые листья на шикарной равнине, что была домом для многих местных обитателей, которые тоже когда-то верили.
— Мы в жопе, дружище. Они ведь повсюду.
— Ты сам этого хотел. Твоя подружка хотела себе новые туфельки, новые ноготки и немного мелочи на карман, чтобы сходить с тем женатиком в бар.
— Это не важно, я люблю ее. Меня ты этим больше не подъ***ь.
— Дурак ты, нашел бы уже кого-нибудь, да перестал спонсировать шлюху.
— Не провоцируй меня. Это того не стоит.
— Да как же не стоит?
Он докурил сигарету, опустился на землю и пополз к дому.
— Ты со мной?
Назвать это место домом было сложно. Облупившаяся краска с макияжа хозяйки падала на деревянный пол, покрытый оранжевой мастикой; окна выходили на север другой комнаты, где в своем любимом кресле расположился хозяин дома, пока не доеденный крысами. Благо тому путнику, кто осмелился бы забрать кусок пищи у голодных крыс и помер бы легкой смертью.
Еще живой путник с товарищем зашли внутрь и обошли огромный провал, который когда-то был подвальным помещением и служим карцером для непослушных детей и райским местом для дезертиров. В кухне была своя аура непринужденности, единственный стул заменял всю утварь и был опорой самообладания и спокойствия. Там и устроился путник.
— Денек сегодня тяжелый, да?
— Я бы так не сказал. Все как-то спокойно, что ли?
— Эх, что же делает моя любовь сейчас?
— Уж точно не думает о тебе, развлекая своего женатика в общественном туалете.
— Прикуси язык, а то не сносить тебе головы!
— Ой, да чем же она тебя так зацепила?
— У-у-у-у. У нее волшебная жопа.
— Если потереть, то джинн вылезет?
— Ты так уже шутил. Придумай что-то еще.
— Даже и не знаю. В голову ничего не лезет, чтобы думать.
— Да ну тебя. А я ведь ее люблю, очень сильно люблю. Не могу представить, как она там? Думает ли обо мне и не обижает ли ее никто?
— У меня от твоих соплей голова разболелась.
— Смешно. Хоть что-то новое.
— Когда это уже закончится… Как думаешь, тебя спасут?
— Я не знаю. Я как-то привык к тому, что происходит. Возможно даже сменю себе собеседника.
— Если так, то будь добр, кинь мою голову к телу в подвал и больше не трогай.
— Я уже ничего не знаю. – ответил еще живой путник стоящей перед ним голове мертвого товарища.
Деликатес.
Ну конечно же все спят и видят сны, не так – ли? Любой человек, будь он старый или молодой, то будет видеть сны, если человек живой, конечно же. Человек может запомнить свой сон, а может и вовсе забыть, так как человеческий мозг – штука не практичная и совершенно не предсказуемая. Мозг – это центр, опора.
— Ты так сильно распыляешься, говоря о такой херне, Вик.
— Ничего это не херня, а как раз-таки ценная для тебя информация, тупица.
— Чем же это?
— Ты, Гарвен, только и можешь, что хватать девок за жопы и миловидно улыбаться, пропади ты пропадом.
— Я скромный и совершенно безобидный. Где у тебя еще спрятано пиво?
— На кухне. Заодно уж вытащи мясо размораживаться. На нижней полке в морозилке.
— А что за мясо? – Гарвен уже стоял с пивом.
— Деликатес. А мне ты пиво не взял?
— Не-а.
Вик отправился на кухню за очередной партией пива, пока Гарвен настраивал антенну на совсем старом телевизоре. Телевизор, еще тот, что совершенно точно был у ваших родителей с кнопками, размером с бутылочное горлышко и пузатый, как несвятой отец.
— Я взял сразу несколько. – Вик опустил пиво на пол и сел рядом.
У него не было мебели, деревянный ящик заменял подставку под телевизор, ковер заменял одеяло-матрас, ну а две подушки, или скорее сказать подобие подушек были куртки, набитые ветошью. Вик не жаловался на жизнь, он был даже достаточно счастлив. Работал он сторожем, на жизнь ему хватало, а другого существования он попросту не видел из-за помех в виде ряби на дне бутылки.
— Я никак не могу понять, откуда у тебя на пиво, мясо и все остальное?
— Я вижу возможности, а ты их не видишь, Гарвен. – он загадочно улыбнулся.
— Ты живешь в халупе десять квадратов, даже без окон, какие возможности?
— Ты еще слишком молод.
— Как моя молодость влияет на то, какое у меня мировоззрение?
— Ну, ты молодой, следовательно – ты дурак. – Вик пожал плечами.
— Ты гений. Напомни мне пожалуйста, почему я здесь?
— Ты сам согласился зайти.
— А почему?
— Потому что ты был слишком пьян, чтобы идти домой.
Вик поднялся с одеяла, кинул пустую бутылку в стену и вышел из общажной комнаты в общую кухню. Какое-то время его не было, Гарвен успел рассмотреть все узоры, запечатленные Виком в углу комнаты в виде мочи на стенах. Ренессанс, не иначе.
— Еще не готово.
— Что не готово, Вик?
— Мясо, что еще?
— Ты ужасно живешь, дружище.
— Я-то? А ты нет?
— Ну, у меня есть высшее образование, автомобиль, квартира и алкоголизм.
— Из-за последнего ничего перечисленного не будет.
Вик снова ушел на кухню. Гарвен приподнялся и сел на корточки. Окно все-таки имелось, но было забито деревянными досками. Гарвен похлопал себя по карманам, нащупал ключи от машины и собрался выйти, как вошел Вик.
— Будешь? – Вик протянул тарелку с плохо прожаренным мясом.
— Не горю желанием, дружище.
— А я буду.
— Почему так воняет? Что это?
— Это мозг. Мозг – это центр, опора и сладкий деликатес.
— Бл**ь, ты на собак что ли охотишься? – Гарвен скатился по стене на пол.
— Почему на собак? Нет, конечно, не говори ерунды. Я забираю мясо у тех, кому оно больше уже не нужно.
— Я, наверное, пойду. – Гарвен встал с пола, взял две бутылки пива и вышел из дурно пахнущей комнаты, предположив, что Вик очень хреновый кладбищенский сторож.
Шутник
Помню свои веселые дни в медицинском колледже. Тогда, когда я только пришел туда после девятого класса, то это было еще училище, и мы придумывали свои прикольные шутки.
Сами еще дети, а уже пытаемся быть взрослыми, соблюдаем режим и стараемся часто не бегать на улицу, дабы перекурить между парами. Белые халаты, шапочки и сменная обувь. Нас трое парней на женскую группу из будущих медицинских сестер. Я, Кот и Сергей. Я не помню, почему я называл его Котом, он вроде как был приличным Николаем.
Первый год дался с трудом, так как нам всем стоило исключить уже школьные выходки и вскарабкиваться по ступеням медицинских знаний, но особого желания не было. Мы были одержимы женскими юбочками, междусобойчиками и выяснением того, будет ли в наших дипломах стоять специализация «медицинская сестра».
Я никогда не считал себя красавцем и до ужаса боялся общения не только с женским полом, а вообще в принципе, но так не считала моя новая одногруппница Даша. Я уж честно не знаю, что она могла во мне найти, кроме длинного языка и излишней бранной речи, но явно посылала мне знаки внимания. Тогда-то я и понял, что значит боятся по-настоящему. Вроде бы все хорошо, но я старался не выходить из туалета на перемене.
Дни шли, знаний не прибавлялось, только больше мороки со всем остальным миром. Я узнал, что такое Гугл, меня насильно зарегистрировали в только появившейся социальной сети, а Даша не хотела отставать даже после того, как я ей рассказал о своей любимой, выдуманной девушке. Она не верила. Она права, я много чего приукрашивал в своей жизни.
Под конец этого ужаса первого курса, я наконец-то мог выдохнуть и с наслаждением думать, какие же первокурсницы к нам придут на следующий год. Блаженное неведение.
Тогда время еще не тянулось, а проносилось словно вихрь. Лето я даже и не заметил. До сих пор не скинул свою лиственность, по-настоящему не целовался и прочел всего четыре книжки, все фэнтези, русского автора. Было скучно, но, а что поделать. Я погладил свой халат, постирал шапочку и собрал портфель. Снова в мед.
Только спустя годы ты сам сможешь понять, что прожитая тобою жизнь имеет нулевую ценность для общества, так как общество уже давно придумало все за тебя.
Второй курс, медицинские предметы и медицинская практика. Я узнал, что такое любовь и навсегда позабыл о приятных встречах с женским полом, так как узрел наслаждение от холодного пива. На некоторых парах я спал, а на некоторые попросту не ходил. Мне было интересней слоняться по коридорам и высматривать кого-нибудь с приятной моськой. Некоторые педагоги меня откровенно не могли терпеть, я, бывало, хамил, я был тупым ребенком, считающим себя особо взрослым и самостоятельным и только спустя годы, осознал, каким я был ублюдком.
Имея еврейские корни, я не осознавал, что могу кого-то эти обидеть или оскорбить. Моя учительница Лилия Авраамовна так же считала, но не давала мне спуску являясь вредной старухой, преподававшей религию, философию и социологию. Я смотрел сквозь пальцы на то, как она делает мне замечания и просить отвалить от девочек в группе, дабы не мешать им получать великие знания от великого педагога. У меня были удовлетворительные оценки и зачеты, и я не особо заморачивался с тем, чтобы как-то себя проявить, но однажды вызвался сделать доклад о субкультурах по социологии.
Только спустя годы…
Я, будучи грязным ублюдком, перед всем классом рассказывал о скинхедах, раздавая всем напечатанные символы третьего рейха, а сам жестикулировал арийское приветствие. Тогда, мне казалось, это забавой или очередной моей клоунадой, я не мог подумать о том, что мог действительно кого-то этим задеть, имея за спиной и свои скелеты в шкафу.
Мне предстояло еще учиться три года, один раз отчислиться, заделать ребенка и наконец-то закончить медицинский, но не успеть извиниться за множество шуток моего больного воображения.
С наступающим
Верить во что-то — это всегда хорошо и замечательно. Миру нужны такие люди, которые будут верить, во что бы то не стало. В бога, деда мороза, Санту и сатану. Не важно во что, важно как. От всей души и всего сердца.
Пока горит надежда, будет вера. Вера в происходящее изменение извне в мир внутренний. Поэтому-то мы и горим желанием загадать себе желание с помощью вселенной, джинна и боя курантов.
Новый год никогда не разжигал во мне страсть какого-то внутреннего беспокойства о том, как же я буду его праздновать и как мне украсить свои квадратные метры. Поставить елку и уснуть в праздничном колпаке под свет соседских салютов.
Этот новый, 23-й год исключением не стал. Еще тридцать первого я встретил свою супругу с работы, мы заехали за огурцами и уже дома начали клепать салаты к празднику. Она планировала поехать к своим родственникам, так как со своими я особо связи не веду, да и не знаю где они сейчас, поэтому выбор пал на родственников жены. Я просто прыгал от восторга, не показывая свой истинный настрой, так как компании я не люблю по своим внутренним причинам.
Время десять, я прогрел своего Логана, стряхнул с него лишний снег и поехал тридцать километров до общежития, где обитал дядя моей супруги. Общий туалет, ванна и курилка на улице. С одной-то стороны, человек привыкает ко всему, поэтому этих людей можно понять, другого они не ждут, продолжая ютиться на общей кухне, поджаривая общие яйца на единственной сковородке.
— Николай.
— Иван. — я пожал руку дяде моей Жены.
Человеком он мне показался простым, в новогодней, чистой, белой рубашке и парадно-выходных резиновых тапочках. Что ж, нам следовало пройти за праздничный стол в комнату, где нас ждал диван и телевизор с новогодней программой голубого огонька.
Я занял угол дивана, наблюдая за тем, как дети бегают из комнаты в коридор, утаскивая потихоньку закуски с новогоднего стола и делясь ими с местной общажной кошкой.
Я человек малообщительный и первым завожу разговор очень редко, поэтому смотрел в телевизор, пока меня не уболтали на пару стопок.
— Ну, за знакомство. – предложил я.
Мы опрокинули первые пятьдесят коньяка и вроде бы даже без помех. Потом вторые и третьи. Я разгорячился, начал о чем-то болтать, что-то отвечать на вопросы, которые мне задавали, узнавать детей в общаге, так как часто видел их в школе.
— Ты сейчас где работаешь? – не унимался дядя.
— Только приехал с вахты.
— Вроде ты в школе работал.
— И такое было, но пришлось уйти.
— А почему?
— Зарплата бюджетника не позволяла обеспечивать свои вредные привычки.
— А потом снова на вахту?
Я не успел ответить, по телевизору показали президента, и вся комната принялась его внимательно слушать. Я в том числе, но не от глубокого интереса или патриотизма, а больше от облегчения отсутствия вопросов в мою сторону.
Речь была предсказуемой, война, граждане и свобода слова. Мы верим, что остается? Вроде бы все есть, но всегда чего-то не хватает. Я точно знаю, что ни одна война не кончалась чем-то приятным, если обратить внимание на послевоенные сводки, но кто я такой, чтобы с кем-то спорить.
Мое облегчение и пьяные раздумья длились не долго, мы открыли третью бутылку коньяка, а девушкам откупорили вторую шампанского.
— Насыпай! – скомандовал я.
Я положил себе в тарелку еще суши, остатки котлет и салата с ананасами, старательно избегая самих ананасов. Не понимаю я прикола добавлять этот фрукт во что-то мясное, но кулинарам в ночнушке видимо лучше знать, а мое дело добывать деньги и вешать полки на стену, поэтому я, скривившись, все-таки ел этот деликатес.
Мы прикончили очередную бутылку коньяка, и дядя решил потащить нас на прогулку. Традиции. Традиции нужно чтить, как ходить на елку, например, или пить на новый год, восьмое марта и любой день с поводом для поиска смысла на дне очередной тары. Я не такой, я повода не ищу. Мне легче признать алкоголь своим союзником, а не стараться избавиться от мнимой привычки нажираться. Сейчас я не говорю про алкоголизм, скорее о двух вечерах в месяц, когда я, без зазрения совести мою пошипеть вместе с пивом.
Мы вышли на улицу, померзли и попрощались с дядей. Моя супруга была сильно уставшая, так как отработала смену на работе, отметила там наступающий и уже вместе с нами следом и наступивший.
Благо было куда идти, ехать на машине не пришлось. Дядя пожелал нам счастья и деток, но я ему этого не обещал, но правда, сильно старался этой ночью уже первого дня нового года.
Клоун.
Привычка – это, конечно, хорошо, если привычка хорошая. Я вот привык быть клоуном, но не цирковым, а социальным. Я пытался быть серьезным, делать какие-то взросло-серьезные вещи, но вот уже тридцать лет в следующем году, а я все клоун. Все еще пишу, но не надеюсь попасть в Голливуд, так как он перестал меня возбуждать, когда я начал засматриваться на неоновые вывески Пятерочки в бывшем доме культуры. Жути везде хватает, если перестать воспринимать этот мир паттернами, которые в нас запихали наши родители.
Ровно три года я работал в школе психологом и это было весело по-своему. Серьезность, деловой костюм песочного цвета, какие-то решения на педсоветах, консультации детей и родителей. Сказка ли?
Не сказка. Никто до сих пор не знает, чем я должен был заниматься в школе. Ни министерство образования, ни я сам, собственно. Много чего можно расписать про школьные годы среднего возраста, но возможно не сейчас, так как совсем нет настроения писать об этом.
Еще будучи сам школьником, я не упускал возможности пустить нелепую шутку или отмочить какую-то херню в классе. Нынешние дети не такие, их веселие – это их смартфоны. Я сейчас не имею в виду сами смартфоны, а больше то, что они из этих смартфонов извлекают. Грубо говоря, говорящие головы решают за наших детей, что им делать и как поступить. А ой..
Опять же, мы говорим о серьезных вещах, но все это легко перечеркивается, если ты, читатель, увидишь оишбку, то поймешь, что очередной клоун из интернет андеграунда пытается в серьезные вещи. А я и не пытаюсь, я в отличии от тебя, смирился со своей ролью и своей судьбой.
Судьба – это тоже одно из великолепнейших достижений человеческой мысли. Это же надо было придумать, что что-то эфемерное, как-то и каким-то образом, дюже подсознательно, влияет на тебя. Уму не постижимо от таких понятий, я этого точно в человечестве не понимаю, да и видимо не судьба.
Мы, человеколюди придумали себе вещи из ряда вон выходящие, следуем этим вещам и точно уверены, что другой-то правды нет. Бог, дьявол, суд и судьба. Чего-то точно нет в этом списке, возможно всего остального.
Серьезные вещи – рудимент остаточного детства. Детство нас не отпускает до могилы, там уже свои обряды и ритуалы, целая религия, процедуры и свои инструменты. Последнее, наверно – это белый халат, который тоже должен быть серьезным. Как я или ты.
Вторник.
Хреново, конечно, просыпаться не в то время, как ты привык, но мне было уже как-то все равно, я уже ничему не удивлялся. Весь прошлый месяц я вставал в половину шестого, так как все в моем вагончике уже просыпались и делали свои утренние дела, вахта дело не простое, но ради звонкой монеты можно и потерпеть, хотя и подсознательно терпеть приходилось со жгучей ненавистью к самому себе, но и к этому я тоже привык. Но сейчас я говорю об этом прекрасном понедельнике.
После приезда домой с севера, первым делом я стал искать себе новую работу, так как не хотел уж совсем сидеть без денег, да и перед молодой женой было как-то совсем не удобно. Была б моя воля, я конечно же сидел бы дома, писал свои писульки, но они не оплатят мне квартиру и еду мои двум кошкам. Увы.
На сайтах было много чего интересного, от манагера до уборщицы, но я никак не мог найти себе ничего удаленного, так как выходить из дома для меня это то ещё мучение и проклятие, толи из-за легкого аутизма, толи из-за социопатии. Тем не менее, у меня есть вышка, но как известно никому совершенно ненужная, и по своей специальности работу я отложил в долгий ящик и старательно закрыл на ключ, даже на два. Я психолог, но уставший чинить людей, поэтому и остановился на вакансии компьютерного мастера. Оставил свое резюме и блаженно стал ждать звонка от местного manager.
Ждать пришлось не долго, он позвонил буквально через час и пригласил меня на собеседование в понедельник. Довольный я, налил себе еще кофе с приколом, разбавил водой и уселся допиливать «золотую клеть». Писать ее я начал еще лет пять назад, но все как-то не мог усесться, так как хотел завязать со своей писаниной. Но благо Чарли Буковски возродил во мне интерес. Самое удивительное, что читать Буковски я уже стал после того, как потугами выдавил из себя «Ложь и похоть», и только в этом году узнал, что все время писал в жанре грязного реализма.
Что ж, понедельник. Пришлось умыться по-человечески, причесаться, откопать свой «Логан» и поехать в офис. Дорога была так себе, ехать пришлось километров тридцать. Я был расстроен, что никак не мог покурить в машине, стекла примерзли намертво и не хотели открываться, а мучать стеклоподъемник себе дороже. «Саймон шоу», круто конечно, что сейчас можно услышать что угодно в радиоэфире, но я, толи старой закалки, толи с шибко критичен к настоящему, что привык слышать грамотную речь, да еще и на радио, сказка ли.
Припарковав свой «Логан», я неспешно покурил, подошел к зданию и поднялся на второй этаж. Пришлось постоять в очереди, так как какие-то малолетки там тоже были, что им было нужно я выяснять не стал, мало ли. Я зашел следующим.
— По какому вопросу? – сразу спросил меня молодой человек сидящий за столом.
— Да по вакансии. Мастером компьютерным. – я не спрашивая сел на стул и скинул куртку.
— Опыт есть какой-нибудь?
— Да в софте что-то понимаю, могу винду переустановить, само железо почистить, новые комплектующие поставить. Да еще немного пайтон знаю.
— Пайтон это, конечно, хорошо, но тут работа другого плана. Клиент обращается с проблемой любой техники, ты приходишь и чинишь.
— Ну, понятно.
— По оплате вот. – он протянул мне бумажку.
Я старательно делал вид, что понимаю все эти проценты, подержал в руках минут пять и отдал обратно ему, Марату.
— Я Марат. – представился Марат.
— Иван. – я ему улыбнулся.
— Все понятно?
— Понятно.
— Завтра сможешь выйти?
— Выйду.
Я уже хотел встать, протянуть ему свою клешню, но он оторопел и тоже встал.
— Я напишу нашему главному мастеру, Артуру, он с тобой завтра свяжется.
Я кивнул головой, пожал его мягкое щупальце, еще раз посмотрел на его бороду напоминающую волосистую часть моей небритой, кхм, паха, и пошел восвояси ждать завтрего дня.
Рассказав супруге о свой устройстве на работу, я заехал к ней на работу, взял в местной булочной два пирожных, отдал ей и поехал домой пить кофе и смотреть нарезки на ютубе некогда одного из своих любимых мультшоу.
Вторник.
Просыпаться было уже не так трудно, я был заряжен на плодотворный рабочий день и придумывал в своей голове обращения клиентов, с которыми я так легко могу справиться. Умыться, причесаться, отвезти супругу на работу, а самому поехать в местный ТЦ, так как не хочется жечь бензин лишний раз.
Снова тридцать километров до города, снова примерзшие стекла и замершие ноги, печка мне терзает голову уже второй день. Поцеловав на прощание свою жену, я веселым поехал до ТЦ, даже не замечая хамства от таксистов.
Оставив машину на парковке, я заряженный отправился внутрь ждать звонка от Артура, компьютерного мастера. Купил себе кофе в автомате, нашел себе более удобную скамейку и уселся дочитывать «Багдадского вора» Белянина. Мне такое уже не нравится, но хотелось вспомнить все, что я читал в детстве, поностальгировать перед тем, как засесть за Селина.
Кофе был ужасным, Белянин предсказуемо юморным, но вариантов не было, надо было ждать звонка.
Я ходил по ТЦ, смотрел с завистью, как другие были чем-то заняты, а я слонялся, как неприкаянный. Денег оставалось не так много, но на еще один стаканчик кофе хватило. Выпить его я решил уже в машине, так как сильно примелькался всем, перед кем ходил уже полтора часа.
Позвонил Артур, на часах было полдвенадцатого утра. Я даже повеселел от того, что он мне сказал. Сегодня я с ним пойду на свой первый заказ, он мне сообщит время и место. Я стал ждать.
От скуки отодрав весь лед на стеклах, мне все-таки удалось опустить стекло и покурить уже в машине, блаженно запивая никотин поганым кофе. Я дочитал Белянина, новую книгу пока не начинал в ожидании звонка от Артура. Времени было половина второго. Я сходил еще за стаканом кофе и остался в ТЦ. Сидел, пил и смотрел на то, как другие работают.
Мне было уже совсем не по себе. Я успел съездить до супруги, поболтать с ней, покататься по городу, сжечь, черт возьми, бензин. Мне настолько наскучило сидеть в машине, бесполезно листать ленту в социальных сетях, что я решился поехать в офис к Марату и к его мошоночной бороде, просто поздороваться.
Малолеток в коридоре не было, дверь была прикрыта. Но я не культурный, я распахнул дверь и зашел. Марат был не один, с ним сидела какая-то мокрощелка и что-то делала за его ноутом.
— Привет, — я обратился к нему, — был рядом. Заехал поздороваться.
— По какому вопросу? – этот придурок снова начал искать глазами пятый угол.
— Я же говорю тебе, был рядом заехал поздороваться. – я сел на стул рядом с ним.
— По какому вопросу? – он не унимался.
— Я мастером к тебе устроился… — я начал ему разжевывать.
Мокрощелка смотрела на меня, как на говно.
— А… А Артур тебе не звонил? – дошло до него.
— Звонил часа два назад. – я стал буравить своим взглядом мокрощелку.
— Давай я ему напишу, может он забыл.
— Давай. – я перевел взгляд на него.
— Ну все, я написал, он говорит, что часа в три или четыре он освободиться.
— Ну отлично. – я ответил и в воздухе повисла пауза.
Я принципиально не хотел уходить, но эти аморфные ни за что бы меня не погнали, поэтому я ушел первым, не став снова пожимать ему руку.
Выехав с парковки офиса, я позвонил жене и обрисовал всю ситуацию. Она меня звала к себе в магазин, так как нечего мне шляться где попало и вообще какого лешего я катаюсь без дела? На часах была половина третьего.
Я встал возле ее прилавка и уверенно разглядывал женские духи, всем свои видом показывая, что я что-то в этом смыслю.
— Здорово братишка. – что-то огромное с запахом перегара обращалось ко мне.
— Привет, — я протянул руку, чтобы поздороваться, — чем могу?
— Пьешь? – оно пожало мне руку своей клешней с оттопыренным мизинцем.
— Я? Да нее – протянул я, поглядывая на улыбающуюся жену.
— Куришь? Дай огня.
— Да я и не курю.
— Я – Александр!
— Иван. – я все пытался вырвать руку из тисков.
— Давай вызовем шлюх? – он прошептал мне это на ухо.
— Давай, — говорю я ему так же на ухо, подожди меня на улице пять минут, я сейчас выйду.
— Давай. – шатаясь, он ушел.
— Пипец у тебя тут посетители. – я подошел к окошку жены.
— И такие бывают. Что с работой?
— Жду…
— Ну ты где? – Александр вернулся в магазин.
— Дай мне пять минут, Сань. – я не стал к нему поворачиваться.
— Понял. – он снова вышел на улицу.
— Где тут запасной выход?
Супруга мне объяснила, и я благополучно ретировался, избегая разговора с Александром. Дошел до машины и снова поехал в ТЦ. На часах была половина пятого.
Только я доехал до парковки торгового центра, как мне позвонила жена и попросила забрать ее с работы, так как ее сегодня отпускали пораньше. Я снова поехал обратно.
— Артур не звонил?
— Не звонил.
— Поехали в ТЦ, надо зайти в Магнит.
— Ну поехали. – ответил я и поехал в ТЦ уже седьмой раз за сегодняшний вторник.
Уже в Магните, в шесть вечера мне позвонил Артур и спросил меня, могу ли пойти с ним на заказ на половину девятого вечера. Что делать, пришлось согласиться.
Отвезя жену домой, впервые что-то съев за день, я сразу же поехал обратно в город, снова эти тридцать километров.
Я созвонился с Артуром, и мы встретились на месте перед домом нашего клиента. Он позвонил в домофон.
— Мастер Сергей. – сказал он в дверь и нам открыли.
Мы поднялись на третий этаж.
— Я со стажером. — отрапортовал он необъятно тучному хозяину квартиры и мы прошли внутрь.
На часах была половина одиннадцатого.
— Так ты и делаешь деньги? – спросил я его выходя с подъезда на улицу.
— Да. Сегодня был еще один заказ утром, достаточно жирный. – улыбался он.
— Ага. Что на завтра?
— Не знаю, надо поговорить с Маратом, что он скажет. Подбросишь меня до магазина?
— Поехали.
Уже дома, лежа со спящей женой рядом, я все думал о том, что мы ни хрена не сделали компьютер, как эти домочадцы всем семейством пялились на мои два рукава из татуировок и какой же писец был этот вторник.
Забегая вперед, я скажу, что больше мне Артур не звонил, Марат тоже, а я все-таки распечатал свой сундук с дипломом о высшем и кинул резюме в местную школу. Опять. А ведь только со школы ушел.
Беседа.
Я бы мог, конечно, назвать это как-то иначе, нежели «полный аут», но увы, цензура есть цензура.
Это было не то, чтобы не обычно, нет, к этому я привычен, но произошло это как раз таки внезапно и неожиданно. Был теплый июльский день и голову мне не особо сильно напекло сидя в зале за компьютером. Был я тогда один, а гостей и вовсе не любил к себе водить.
Листал я сайт за сайтом, перебиваясь на соцсетки в ожидании чуда прекрасного отклика от прекрасной дамы, которую я так сильно пытался заполучить еще со школьных годков. Она молчала, да и я не так сильно набивался на общение. Кликал ей реакции на новые фотографии, что-то комментировал, — в общем проявлял социальные навыки во всей своей красе двадцать первого, а по совместимости, информационного века.
Ничто, абсолютно ничто не предвещало беды, как вдруг я услышал тихий пронзающий голос позади себя и от неожиданности, даже, подпрыгнул на своем табурете.
— Все за монитором сидишь? — пронзающий голос преобразился в явное предложение.
— Да, с-сижу. — неуверенно начал я, не оборачиваясь.
— Ммм. А зачем?
— Да так, время убиваю. — я обернулся.
Обернувшись, я увидел перед собой кота, сидящего на полу в моей комнате. Он не был похож на какого-то определенного кота из моих воспоминаний или даже фантазий, но точно был похож на кота. Существо-ли или что-то еще пялилось на меня совершенно человеческими глазами.
— Что ты делаешь со своей жизнью, Марк? — оно говорило не открывая пасти.
— Ничего не делаю. Сижу вот. — дрожащим голосом я отвечал.
— Ты ни к чему не идешь, Марк. Существование твое бессмысленно и однообразно, подобно простейшему зачатку идеи месячного человека.
— Я не понимаю. — я старался смотреть ему в глаза.
— Проживая день за днем, ты позабыл истину жизни, Марк. — существо не унималось.
— Что ты хочешь от меня? — я осмелился говорить в полный голос.
— Разъяснений. Ничего ни малого ни большого.
Существо начало вылизывать свои лапы так, как это сделал бы обыкновенный кот.
— Что ты такое? — я пытался нащупать на своем столе пачку сигарет.
— Что за глупости, Марк? Я — Кот.
— Но ты не можешь быть котом, ты говорящий, таких не существует!
— Если что-то может тебе что-то говорить, неужели оно не может существовать, Марк? Что за логика? Я живое существо, имеющее свои мысли, цели и идеи. Я могу к чему-то стремиться или чего-то хотеть. Разве это не значит жить? — существо легло на пол и свернулось в клубок.
— Я, видимо, с ума схожу.
— По определенности судят только камерно размышляющие, Марк. Если ты можешь себя оценить и критично отнестись к любой ситуации, даже к такой, то, вероятно, с ума ты не сходишь. — существо потянулось на полу.
— Это абсурд.
— Абсурд — то, чем ты живешь, Марк. Ты программа идеи тех, кто хочет заставить тебя думать, что ты живешь, Марк. Ты не вдыхаешь каждую секунду своего существования, ты потребляешь кислород. Ты не достигаешь целей, ты действуешь рефлекторно. Ты заставляешь себя думать, что живешь, но продолжаешь бездейственно созерцать пустоту существования. Пора меняться. — существо встало на задние лапки и запрыгнуло Марку на колени.
— Пора меняться. — повторил Марк и написал той девушке, от которой ждал первого шага.
Мир людей.
-О да, почему бы и нет? Давайте все дружно возьмёмся за ручки и будем танцевать у костра из ромашек во славу хипарства.
Джерри всегда был немного на взводе, когда ел, пил или просто смотрел в потолок.
— О да, Маргарет, конечно я возьму эти чертовы печенья и запихну их все в рот. Пускай эти чёртовы крошки будут мне впиваться в спину, когда я лягу на кровать. Ну давай же, неси этот чертов кусок мяса, будь он проклят!
— Да, Джерри, я уже несу тебе твой завтрак.
Он стукнул по столу кулаком с такой силой, что ненароком уронил старую перечницу.
— А-а-а-а, злоемученная перечница, почему она здесь стоит, а? Все ещё не можешь забыть свою мамашу, Мардж?
— Нет, Джери, не поэтому. Это единственная перечница в этом доме.
Он не обратил внимания на слова своей жены и впился зубами в огромный кусок мяса, лежащий на тарелке. О, нет, господа. Нет! Столовые приборы придуманы не для Джерри.
Он держал этот кусок мяса в руках, разрывая его зубами. Весь сок от плохо прожаренного стейка брызгал и сочился ему прямо на рубашку.
— Твою же мать, Маргарет! — Джерри поднялся со стула,- посмотри, что ты сделала с моей одеждой!
— Джери, это не я, это все твое мя…
Она не успела договорить, как тут же отшатнулась от сильного удара тыльной стороной ладони своего мужа. Джерри стоял над ней с дрожащими руками и красным лицом. Он был настолько сильно зол, что даже не почувствовал, как разбил свою ладонь о ее зубы.
Маргарет не устояла на ногах и упала на пол. Она была хрупкой женщиной с утончёнными чертами лица и ее бледная, аристократичная кожа приняла алый оттенок, стекающий с губ этой слабой женщины.
— Еще раз ты мне будешь перечить, дрянь!
— Да, Джерри, извини.
— Я поехал на работу, прибери за собой. — сказал он, взяв в руки все тот же кусок мяса.
Послушно, беспрекословно она потянулась за тряпкой. Она знала, что рано или поздно наступит счастье, не смотря ни на что.
Маргарет, убравшись в комнате общежития, в котором они жили, наконец-то села в свое заветное кресло и блаженно растянулась. Целый день уборки и готовки, и вот опять вечер. Опять придет Джерри, опять будет злиться и опять потащит в постель.
Щелкнул замочный механизм, дверь открылась и вошел Джерри. В руках он держал бумажный пакет.
— Ужин на столе, Джерри.
— Вижу и без тебя. Вот возьми. — он протянул ей пакет.
— Что там? — Маргарет заглянула внутрь.
Джерри насупил брови и не раздеваясь сел за стол, подвинул к себе тарелку.
— Кое-что новое. — ответил он и принялся за ужин.
— Я тогда сразу оденусь.
— Да, давай.
Он доел свой ужин, разделся и пришел к ней в кровать. В их, уже повидавшую виды, кровать всю разорванную и съеденную крысами.
— Ты готов?
— Да, черт бы тебя побрал, давай.
Мир людей понятен и прост, если хорошо приглядеться и попробовать во всем разобраться. Только униженный будет всю жизнь пытаться преодолеть эту боль, унижая других, но в то же время от части и преодолевать желание наказать себя, принеся в бумажном пакете новый страпон, так как старый стёрся до основания.
Хороший мальчик.
Почему же нельзя быть уверенным на сто десять процентов в том, в чем ты ни хрена не уверен? Жизнь ведь именно так устроена, без какого-то скрытого подвоха. Тимми именно так и думал, когда в очередной раз сидел в своей комнате и ковырялся в носу, изучая содержимое оного.
Тимми был хорошим мальчиком. Никогда не перечил родителям или, не дай бог, с кем-нибудь ругался. Нет. Тимми всегда был хорошим мальчиком, вот только никак не мог понять, почему его мать так сильно им недовольна.
Достав содержимое своего неисчерпаемого на сокровища сундука, маленький Тимми принялся вслушиваться в разговоры за стеной. Очень уж сильно сегодня ругались родители. Он подошёл ближе к стене и прильнул к ней своим ухом.
— Сколько еще это можно терпеть, объясни мне? — кричал мужской голос.
— Он и твой сын тоже!
— Мой сын! Мой! Так почему же я не могу тогда что-нибудь с этим сделать? Объясни мне!
— Что ты хочешь делать, Бэн? Разве он недостаточно настрадался?
— Настрадался? ОН? Да он живет, как принц, мать твою. Только и делает, что потребляет.
— Он же наш сынок, Бэн.
— Вот именно из-за таких слов, так и получилось, Елена. Все из-за тебя и твоей гиперопеки.
Дальше Тимми не мог уже ничего разобрать, так как его мать начала кричать сквозь слезы и плачь. Навзрыд, она пыталась объяснить отцу Тимми что-то очень важное, но не могла из-за очередной истерики.
Тимми надул губы, так как сильно опечалился от того, что больше не может подслушивать своих родителей. Он еще немного посидел у стены, размазал свое сокровище по обоям и направился в другой конец комнаты. Там были игрушки. Он понимал, что он уже достаточно взрослый, чтобы играть в солдатиков или строить башни из лего, но что-то неведомое для него, так и тянуло взять в руки очередную пластиковую игрушку.
Тимми заулыбался, рассматривая в руках очередного красочного персонажа, которого он выпросил у матери в прошлое воскресенье, когда они ходили в церковь. Ему нравилась церковь, но вот дорога до нее была ему не в радость. Он постоянно замечал взгляд прохожих людей на себе и на матери, которая держала его за руку. Люди странные.
Тимми внезапно услышал громкие и тяжелые шаги возле его комнаты. Испугавшись, он хотел было залезть под свою кровать, но у него не получилось. Тимми был крупным мальчиком.
В комнату вошла его мать. Вся в слезах, она подошла к своему ребенку и обняла его. Ее нежные, материнские руки были успокаивающей панацеей для Тимми. Он так сильно любил материнские объятия, что даже не замечал, как со временем руки его любимой женщины покрылись морщинами, а кожа постепенно стала царапаться. Бедный Тимми не знал и не понимал своим детским, совсем несмышлёным сознанием, что он застрял в этом стареющем теле уже взрослого человека.
Кофе.
Есть разный кофе – черный, зеленый, с разными вкусовыми добавками, растворимый, даже есть кофе в виде капсул. Многие любят этот вкус или энергию, что дает этот напиток, но не многие знают, как бывает трудно обойтись без него, без кофе.
Есть один парень, пусть его будут звать Джо. Он очень любит пить кофе. Очень сильно. Он даже будет готов убить вас ради этого чудесного напитка, если вы попробуете его у него отобрать. Шутка ли, если скажу, что сам как-то пытался это сделать, но у меня конечно же это не вышло. Джо любит пить кофе и будет готов к любому раскладу.
Джо был еще совсем молод, когда впервые попробовал кофе. Ему было лет двенадцать, не более. Он мне рассказывал, что его отец как-то раз угостил его. Джо любит своего отца, даже скорее любил своего отца. Его пристрастие можно сравнить лишь с употреблением чего-то более вызывающего, но никак не меньше. Джо много раз мне говорил, что никакой зависимости у него нет и что я очень сильно преувеличиваю, когда говорю ему о его зависимости.
Джо тратил большие деньги на то, чтобы сделать еще хоть один глоток этого напитка, но никак не мог хоть на мгновение почувствовать тот самый вкус и аромат, который был в кружке у его отца, в тот день, когда Джо было двенадцать. Джо любил своего отца. Он это повторял очень часто. Так же он говорил, что пошел бы на многое, только бы почувствовать тот самый вкус. Бедный Джо настолько был несчастен, что решил снова попить кофе вместе с отцом.
Бедный Джо жаловался мне на плохие условия в его камере, когда мы бывали на прогулке. Он рассказывал мне, что ему почти удалось поговорить с отцом, но внешние обстоятельства были сильнее. Я пытался его подбодрить, но что я мог сделать, кроме как выписать ему еще больше нейролептиков, чтобы хоть-как то унять мысли Джо о его покойной отце.
МАМА
Время на часах было уже позднее, малютка Люси лежала в своей кроватке и никак не могла найти для себя правильного и удобного положения. Она смотрела на часы и отсчитывала каждую секунду до прихода отца. Сегодня он задерживается на работе и придет, наверное, совсем уставший. Как же хорошо, что малютка Люси успела приготовить ужин, прибраться в квартире и самостоятельно лечь спать.
Громкий стук часового механизма мешал ей заснуть, неудобная и вся в крошках кровать только усугубляла положение, но Люси настойчиво нагоняла себе мысли о сне, так как знала, что ей очень сильно достанется от отца, если она вовремя не уснет. Мыслей у нее было не так много, но каждую из них она тщательно пыталась продумать и вообразить в своем подсознании. Она спрашивала себя о том, что же будет сегодня? Придет ли отец один или снова с новой мамой? А может и его друзья придут, и дядя Чарли?
Люси нравился дядя Чарли, он всегда ей что-то приносил, когда они играли в молчанку. Отец его тоже любил, но как-то по – своему, по-взрослому, Люси не могла этого понять. Отец вообще мало говорил о взрослой жизни, иногда разве что в двух словах описывал, что должна делать хорошая жена и мать.
Люси отогнала эти мысли, так как не хотела вспоминать, как отец ругается и кричит. Люси нравилось думать о том, что будет завтра, потом послезавтра и так далее. Будущее ее очень сильно завлекало своим очарованием и магически – неизведанным чудом. Завтра может произойти все, что угодно. Может быть завтра будет еще один новый год или пасха, а может с неба будут падать деньги и отец, наконец-то, будет счастлив, и не будет кричать и злиться на Люси.
Она поправила одеяло и повернулась набок, чтобы видеть дверь. Аккуратно, еле касаясь, она выдернула ниточку из заплатки на груди своего платья и снова, рефлекторно, подумала об отце. А что, если он снова придет грустным и будет плакать, как в тот раз, когда он поругался с новой мамой. Что, если он снова забудет, купить свои сигареты и будет сильно злиться. Поскорее бы наступило завтра.
Скрежет в замочной скважине вернул Люси из мыслей в свою кровать, она приготовилась. Отец вошел в их с Люси маленькую, однокомнатную квартиру. Она затаила дыхание, но увидела дядю Чарли и радостно спрыгнув с кровати побежала его обнимать. Отец был сегодня грустен, и взяв у своего друга деньги, вытерев слезы сказал:
— Сегодня ты мама для Чарли.
СОСЕД
Действия людей – лучший переводчик их мыслей.
Джон Локк.
Вода в чайнике еще есть, осталось только его включить. Микки просыпается рано, чтобы вовремя успеть к себе в офис на любимую работу, о которой он так сильно и давно мечтал. Очередной чайный пакетик падает в чашку, в которой должен находиться кофе, но, к сожалению, уже которую неделю находится чай.
Микки пьет этот чай, сверяется с часами, нажимает на кнопку своего брелока, чтобы завести машину и ставит чашку на стол. Он подавлен, так как прекрасно понимает, что от большой усталости он так долго не продержится, да еще и этот новый сосед на его парковочном месте на подземной парковке офиса. Почему этот негодяй ставит машину рядом с Микки?
Час езды по полупустой дороге к офису, но оно того стоит, так ведь? Работа мечты – сидеть одиннадцать часов на стуле глядя в монитор. Микки прекрасно понимает это. Понимает, что чудес не бывает, поэтому и едет к себе на работу в офис, где на подземной парковке уже стоит эта чертова машина, что соседствует рядом с парковочным местом Микки.
Только час дня, а рабочий день, по всей видимости только начался, так думал Микки внимая каждое слово своего руководителя на очередном собрании. Ни одной кружки кофе в зале собраний, могли бы и расщедриться, так ведь? Как же ужасно понимать, что день только начался.
Невзрачные лица коллег Микки были символом его стабильности. Пока он видит эти лица, он на работе, а это значит есть все шансы на счастливое будущее, так ведь?
Очередное начало дня, чайник, кружка, брелок, чертово занятое парковочное место. Сегодня коллеги были в приподнятом настроении, была пятница. Пятница — это всегда хорошо, наконец-то можно отдохнуть от трудовой недели за чем-нибудь веселым и радостным, в отличии от работы. Можно даже пригласить кого-нибудь к себе, например вон ту прелестную стажерку.
Она не согласилась, но попросила подвезти ее до дома в конце рабочего дня. Она это объяснила выходом на работу в субботу. Это ужасно, она же не сможет как следует отдохнуть в пятницу, так ведь?
В конце рабочего дня на подземной парковке соседняя машина еще стояла, но хозяина не было. Микки попытался узнать хоть что-нибудь у стажерки, но бесполезно. Она едва знала нескольких человек в офисе, какие уж там автомобили.
Микки был удивлен собственной храбростью, когда решил проследить за этим соседским авто, но каждый день, машина была пуста. Микки хотел бы разочароваться, но не мог, так как начал замечать, что тот соседний автомобиль на подземной парковке мог бы быть открыт, так как передняя дверь его была не плотно прижата. Микки открыл эту дверь. Микки сел внутрь и захлопнул за собой. Он улыбнулся, так как наконец-то разгадал загадку, но был совершенно смущен тем фактом, что теперь не мог открыть дверь изнутри и выйти к своей машине, в которую садился другой. Другой Микки.