После сорока восьмичасового провала в памяти мне тяжело далось пробуждение, раскатывающееся дикой резью от живота до кончиков пальцев ног. Я с трудом раскрыл глаза, размытые образы не сразу приобрели четкие очертания. Кто-то громко позвал начмеда, когда я отвернулся от яркого света из окна. Фельдшер, ставящий моему соседу капельницу, строго посмотрел на меня из-под очков.
Появившийся через минуту начальник медицинской части быстрыми шагами проследовал к моей кровати. Не помню наш разговор в подробностях, только тот факт, что мне разрешено валяться на больничной койке еще недели две. Проглоченные на завтрак гвозди сделали во мне пару лишних дырок, и теперь затеян разбор полетов.
Со слов папки нашли меня быстро, когда я не появился на первом уроке. Повезло, ведь меня видела Нина Николаевна, к тому времени я больше часа целовал холодный пол. По собственной глупости Грач засветился на камерах и его сразу отправили в штрафной изолятор. Все бы ничего, но для меня пришлось вызывать этап и сопровождать в больницу, шрам на моем животе останется вечным напоминанием о безудержно веселом детстве.
— Ты зачем ежа сожрал, дурень? – Папка ругался в своем доброжелательно-сердитом тоне. Сказать ему про издевательства, за которые Грача и так успели наказать, я не мог.
— Да так, учиться надоело, — я слабо улыбнулся, и на меня махнули рукой. Впереди у начальника отряда бесконечное количество отписок по какой причине один дурень взялся бить другого, а этот другой, ко всему прочему, наелся гвоздей. Вызов этапа в больницу – дело серьезное, и я точно получу люлей за свою выходку. А пока у меня двухнедельные каникулы, и лежащая на тумбе книга, заботливо оставленная учительницей, обещала увлекательное путешествие в мир колдовства.
Как я позже узнал, мой сосед по палате оказался таким же бестолковым гвоздежуем, вот только ему не повезло больше. Его еж раскрылся с отсрочкой, словно в тот злосчастный понедельник ретроградный Меркурий переворачивал людские планы на свой лад. К вечеру парень явился на пост дежурки скулить о колющих болях. Звонок после завершения рабочего дня сильно рассердил нашего начмеда, и он запретил кормить идиота. Это помогло бы избежать движение гвоздей до утра, но инспектор, всю ночь сидящий на посту в какой-то момент сжалился. Голодный и ноющий подросток, пусть и сидящий за разбой, все же ребенок. Бутерброд с колбасой быстро дал о себе знать. Ор стоял на всю зону. Вызывать в ночь второй этап никто не спешил. Начмед действовал по обстоятельствам, дистанционно выписав охотнику за приключениями бутылку растительного масла из столовой. Еж выходил с боем. И что-то мне подсказывает, этот урок надолго запечатлелся в памяти всех проживающих в нашем санатории.
День моей выписки совпал с завершением карантина у прибывшего четырнадцать дней назад этапа. Я получил подзатыльник от врача и был свободен, прихватив зубную щетку и стопку книг, которые успел прочесть, филоня в медчасти.
— Увижу еще раз до конца срока – прибью, паршивец! – Выругался суровый дядька в белом халате. По образованию он военно-полевой хирург, как-то раз за ужином рассказал несколько историй времен студенческой практики. Признаюсь, стало завидно. До того момента я не очень часто задумывался о своем будущем, какое оно вообще может быть у пацана, севшего на три года? Вечная метка бракованного человека.
Утром очередного понедельника я шел на завтрак, отряд встретил меня улюлюканьем. Неужели успели соскучиться? Бугор поиграл на моей голове костяшками кулака, зажав под подмышкой. Его шестерки трепали меня словно я совершил героический подвиг. Потом оказалось, что моя матушка передала в день рождения целый пакет со сладостями – зефир, конфеты, печенье, от которых мне досталось ничего, заправленного «спасибо». Ладно, моим долгом останется позвонить ей с разрешения папки, объясниться в собственной глупости.
Тарелка рисовой каши повторяла недожитый тогда понедельник. Начальник второго отряда вошел в столовую, за ним следовало трое парней примерно одного роста. Бритые, как и все мы, в черной форме с серой полоской. Шлепанцы ребята начали менять на кроссовки, подтягивались осенние холода. Я изучал новеньких взглядом и невольно встретился с одним из них – крепкий с улавливаемой офицерской выправкой, он внимательно посмотрел на меня в ответ. Пожалуй, это четвертый экспонат, не вписывающийся в критерии нормального для нашего заведения.
Его тарелка каши оказалась рядом с моей через несколько минут, и он молча начал есть. Двое других заняли места со вторым отрядом, ознаменовавшись сразу как повторно залетевшие птицы. В их борзых замашках чувствовался настрой на передел власти. Бугру второго придется аргументировать свой авторитет кулаками и поддержкой шестерок.
— Намечается кипиш, — с ухмылкой заметил Кастет за моей спиной.