Говорят, бег полезен. Катя редко прислушивалась к тому, что говорят. Катя доверяла собственным ощущениям и опыту. “Бег полезен” – уверенно заявила Катя после сотой за год пробежки. Особенно полезен бег на длинные дистанции. Скорость – не приоритет. Важней дистанция. Дисциплина. Будто голову мозгами наружу под струю воды затаскивают и тщательно моют. Лишние мысли застревают в сливе и больше тебе не принадлежат. Что будет со сливом? Это тебя уже не касается.
Но еще сильней проявляется польза беговых тренировок, сказала бы вам Катя, когда тебя внезапно собираются изнасиловать и убить. И снова, уже убитую, изнасиловать. На сто первой пробежке девушка подумала, что бежать быстро – не такая уж и плохая затея.
Кате точно не показалось. Её не напугала тень фонаря или пробегающая мимо кошка. Перед Катей возник человек, и, видимо, будучи от рождения человеком честным, сразу обозначил цель и дальнейший план действий.
– Сначала тебя трахну, а после убью. И снова трахну.
Кате не потребовалось знать весь план. Зачем? Для составления своего плана, ей хватило всего лишь первого пункта плана незнакомца. Трахну – как грубо. В другой ситуации это грубое слово может и понравилось бы Кате. Но для начала надо хотя бы узнать друг друга. Проникнуться. Катя могла судить о незнакомце только по услышанному секунду назад. Такой незнакомец был Кате не по душе. Катя так расстроилась, что решила бежать без разминки. И сразу быстро.
Незнакомец, хоть и мужчина, сильно проигрывал девушке в скорости. Катя от страха на всякий случай не поворачивала голову. Хотя по звуку и понимала, он уже далеко. Как трахать-то собрался? Через минуту Катя все же оглянулась. Перебежала автомобильную дорогу, освещенную тусклым фонарем, и скрылась в кустах.
Скрип тормозов, удар. Две секунды и глухой звук. Мешок картошки упал на землю. Мешок с костями упал на асфальт. Катя оглянулась, но не вернулась. Кате нельзя было сбивать дыхание.
Прошло полгода. Катя все также выходила на пробежки, но теперь предпочитала утро. Что стало с незнакомцем Катя не знала. Ее вполне устраивало быть незарезанной. Идти в полицию Катя не решилась. Еще и привлекут за что-нибудь. А если сбили насмерть, то так ему и надо.
Обращаться к незнакомым людям “на ты” — уже заслуживает наказания. Обещать, что трахнешь, причем дважды, когда даже девушку догнать не можешь – гордыня. И ложь. Тяжкий грех. Кате даже не пришлось доходить до “Не убий, не возжелай жены ближнего” и всего такого прочего. Незнакомец явно заслуживал смерти.
Помимо меньшей вероятности на встречу с маньяком, у утренних пробежек был еще один, очевидный плюс – красивое небо. Всегда разное. Облака.
Шел август. Катя бежала по набережной. Шесть утра, выходной. Город проснулся максимум на одну десятую. Одинокий рыбак кидает блесну прямо с парапета, синий пустой автобус проезжает мимо остановок. Можно не смотреть на смену цветов светофора. Машин на дорогах ничтожно мало, и девушка с чистой совестью пробегала на красный. Ждать даже как-то глупо.
Катя подняла голову и невольно расширила глаза. Вообще глаза всегда расширяют не специально. Просто в этот раз Катя заметила и запомнила, что глаза расширились. Из светлых облаков над рекой тянулся мост к серым тучам, что нависали над спящими домами. Катя замедлилась, решая, стоит ли остановиться и сфотографировать. Все равно ведь не получится передать картину так, как ее видно из глаз. Ну и что? Как-то же получится, а там объясню. Или хоть сама запомню. Ну мост же, мост! Из светлого в серое. Или лучше наоборот. Из грустного темного в чистое и многообещающее.
Небо.
Серафим смотри! – позвал ангелочек, точно с картины итальянских живописцев, толстый кудрявый мальчик с крылышками, только мордочка повыразительней. Так вот. Ангелочек тыкал рукой вниз и кричал.
– Серафим смотри! Вишь, как башку запрокинул, а бежит, а башку запрокинул и прямо на нас таращится.
Серафим отвлекся от созерцания белоснежного прогулочного кораблика и повернул голову.
– Миролюб! Да с чего ты взял, что на нас, может просто. Они часто просто смотрят на небо! Небо почему-то кажется им источником силы, вдохновения и всего такого. Они ж там все творцы: художники и летописцы, даже если не признаются.
— Да этот как-то вообще прям уставился. Достает что-то…
Земля.
Катя решила, что иметь на телефоне фотографию небесного моста важней, чем не сбить дыхание. Тем более не сильно-то оно и разогнано, дыхание. Никуда Катя не неслась, а нарезала не спеша свои десять километров. Шел седьмой. Катя остановилась и достала телефон. Целилась камерой в небесный мост, но передать увиденное никак не получалось. Ловила фокус в разных местах. Вертела экспозицией. Никак. Ну как-то есть. Но не так, как хотелось бы.
Небо.
— Серафим! Он смотрит на меня через телефон. Серафим, он меня фотографирует!
— А ты что? Будучи человеком никогда так не делал?
— Никогда!
— Тааак. Ты прожил двадцать один год. Эх, жалко, такой молодой был…ладно. Ты прожил двадцать один год в двадцать первом веке и никогда не фотографировал небо? Почему?
— Нуу…не знаю, небо и небо, что его фотографировать. Куда оно денется?
— А что ты фотографировал? Ты что-нибудь фотографировал? Да ладно фотографировал. Миролюб! Как ты сюда попал? Я не встречал на небе никого, кто бы ни разу не фотографировал небо. Ну только если это не ребенок, или у него не было возможности фотографировать. У тебя была возможность?
— Была.
— Ну тогда как? Таааак. – Серафим совсем отвлекся от созерцания земли начал глазами сканировать Миролюба. Тот отвернулся и глянул вниз, будто и нет никакого разговора.
– Серафим, а смотр…
— Нет. Миролюб, слушай — Серафим достал из воздуха папку бумаги — Ну ка. Тебя сбила машина, так?
— Да…
— Двадцать один год. Сбила машина.
— Да, Серафим, все верно! Я несправедливо отправленный на тот свет. То есть на этот! – Миролюб самым печальным на небе взглядом посмотрел на старшего ангела. Развел руками и присел. – жест получился карикатурным и совсем не достоверным.
Серафим нахмурил брови. Нахмуренные белые брови Серафима были точь-в-точь кучевые облака. Только поменьше. – Миролюб, а почему тебя вечером сбила машина, почему пульс за десять секунд до смерти подскочил до 180, ты куда-то бежал?
— Очень неприятно, дорогой наставник Серафим, что ты копаешься в этом. Мне больно. Мне больно это вспоминать. Зачем? Да, бежал! Я увидел, что машина мчится прямо на девушку, которая зависла на дороге. И толкнул ее. Спас. Надеюсь она жива. Мне не жалко для нее жизни, Серафим.
Даже если бы Миролюб рассказал правду, Серафим все равно сослал бы его к чертям. Он уже узнал реальную историю. Миролюб – как иронично его назвали – никого спасать не собирался. Собирался умертвлять и еще кое-что. Дважды.
У ангелов случались ошибки при принятии наверх. Как теперь убедился Серафим, довольно серьезные ошибки. Но после правду очень легко восстановить. Надо всего лишь собрать облака над глазами. И картинка по ниточке поступает прямо в… В какой-то ангельский неведомый нам орган.
Серафим хлопнул в ладоши и подул в сторону Миролюба. В воздухе материализовались белые и пушистые, будто из облаков, птицы. В клювиках милые создания зажимали совсем не милые железные прутья. Миролюб оказался заточен в клетку. Он открывал рот и дергал за решетку. Звука не было. Серафим размышлял вслух…
— Тааак..
Земля.
Катя пробежала еще пятьсот метров и решила повторить попытку. Небо над мостом загадочно посерело. Плюс утренних пробежек – облака. Всегда разные. Катя достала телефон и прицелилась.
Скрип тормозов, удар. Две секунды и глухой звук. Мешок картошки упал на землю. Мешок с костями упал на асфальт. Светофор переключился с красного на зеленый.
Небо.
Серафим повернулся на звук.
— Да что ж ты! Нафотографировалась!
Говорят, бег полезен. Катя редко прислушивалась к тому, что говорят. Катя доверяла собственным ощущениям и опыту. “Бег полезен” – уверенно заявила Катя после сотой за год пробежки по облакам.