БЕШЕНСТВО

LOVE STORY

2009

INTRO

За сонмом путей, что ведут нас непостижимо и безостановочно, изменяя миры и самих себя в каждом из этих миров, стоит, быть может, некий великий план, доступный разуму хотя бы отчасти?

С утвердительного ответа на такие вопросы начинают, наверное, создатели новых религий.

Но мне, чтобы оправдаться перед собой, сделанного достаточно. О других нет заботы.

Имя моё неизвестно, подвиг мой смертелен. Глаза не различают цветов, речи сумбурны, изо рта пахнет рвотой, но со временем привыкаешь и к этому.

Мне нужно воздвигнуть Пять Статуй. Если они предназначены людям, то, в чём это предназначение?

Говорят, они древние, как сама Земля, но для меня это не имеет значения.

Хотелось всё испытать на себе, попробовать лично: на вкус, на зуб — и кое-что однажды распробовал. Сознание теперь ничем не затуманено, а, стало быть, нет права обманываться даже в мелочах.

Мне все равно, кто и когда придумал Статуи. Моя задача — исполнить предписанное Законом, а Закон есть данность, осмыслению не подлежащая.

Выполнение задачи не послужит на суде доказательством: новый Бог никогда больше не будет рожден.

Вот Законные Имена Пяти Статуй:

•          Вожатый

•          Провожатый

•          Змей Попович

•          Побрей-Нога

•          Несгибаемое

Когда я соберу их и замкну Круг Бешенства, то разучусь говорить, разучусь думать, смеяться и плакать: я стану Ангелом Смерти, и полечу будить Ад.

Статуя I

У меня есть Проводник. Это черный кот, хромающий на заднюю лапу. Возможно, он притворяется, но не все ли равно? Важнее вовремя вспомнить о нем, чем тратить время на размышления о вероятности кошачьего притворства. Ведь это означало бы… а впрочем, и без лишних слов ясно.

Чтобы не создавалось впечатления, что я неясными намеками желаю запутать следствие, постараюсь опираться на факты и приводить конкретные примеры.

Итак, Проводник. С него, конечно, и следует начать эту историю: с хромого черного кота.

Как он помогает мне?

Недавно, к примеру, я обнаружил себя окончательно запутавшимся в некоем рутинного характера деле, которое, тем не менее, представлялось мне поначалу столь важным, что я счел возможным позволить себе битый час бродить в лабиринте синильного офиса, держа в руках кипу бумаг, об истинном значении которых имел представление весьма смутное (и чем дольше — тем меньше).

Сказать, что мне это вконец осточертело? Ха! Слабо звучащая фраза: словно ваты в рот набрал. Из такой медицинской ваты сделана была борода у Деда Мороза, который стоял под ёлками в навсегда теперь ушедшем от нас голодном детстве.

Сквозь вату звуки проходят слабо, но кто ж виноват? И к чему эти мурашки по коже? Если отсюда есть выход, то где он?

Тут Проводник и появился, гражданин следователь.

Кажется, я как раз подходил к кабинету очередного шута в несгораемом кителе, чтобы добиться от него очередной, постепенно переставшей уже быть нужной визы.

Увидев Проводника, я какое-то время раздумывал. Начал вспоминать что-то из детства, пытался анализировать. Но Проводник не собирался ждать: я ясно понял это, когда он, лениво глянув на меня, захромал к двери. Отложив бумаги на стол секретарши, я твердо пошел следом.

Довольно долго мы плутали коридорами, и я не делал попыток запомнить дорогу: чутье подсказывало мне, что Он выведет меня туда, где я смогу забыть эти пыльные стены, и людей, похожих на мумии, которые ожили на время при помощи ядовитого бульона, действие которого остро, но непродолжительно.

Кот юркнул в неприметную щель в стене. К такому обороту я не был готов, но выручила, как это всегда бывает, фатальной силы решимость. Я смело ухватился руками за панели, обрамлявшие лазейку, и без особого труда раздвинул их.

Стены лишь на вид кажутся неприступными. Тому, кто решился преступить, терять нечего: он не замечает препятствий и о последствиях не заботится. Проникнув в тускло освещенный проход, идущий параллельно белым стенам, я еле поспевал за Проводником. Людей мне больше не встречалось.

Подробности дальнейшего продвижения стёрлись из памяти, ибо сознание необычным способом развернулось внутрь. Общее направление: наверх.

Проводник вошел в тело крысы и шмыгнул в дыру под потолком. Я преодолел и это препятствие.

Мы были на крыше. Проводник сидел на мокром жестяном коньке. Перевоплотившись в воробья-альбиноса, он взлетел, кинув на меня холодный многозначительный взгляд.

«Так вот где выход!» — сердце радостно забилось от осознания очевидности, вокруг которой бродил, словно слепой, столько долгих удушливых зим. Ну, конечно: он вывел меня на крышу — единственный выход для того, кто купил себе билет в забвение!

Однако, как странно видеть эти темные грязные дворики и желтые обшарпанные стены… Здание, по коридорам которого я бродил все это время, поначалу казалось таким… солидным?..

Нет, не то слово.

Реальным? Надежным? Устойчивым?..

Да и улица (смутно помню) шумела, кривляясь, блистая, топорщась огнями, голосами, звоном металла и визгом резины пьянила как сон… Словно теперь я проснулся?

Ложь мира подобна морфию: набив карманы волшебным золотом, с рассветом мы находим в них пепел и тлен.

Скользкие ржавые крыши под небом серым гремят. Провода чёрными венами тело его промозглое расчертили и стынут.

Стынут.

Холодные. Мерзкие. Мёртвые.

Но хватит смущаться: пора улетать!

***

Вышел из лифта, и двери кабины с дребезжанием закрылись.

Охваченный смутной тоской, застыл в сырой темноте, рассеянно разглядывая угрюмый штабель почтовых ящиков.

В самом деле, великая штука — привычка: на всех существах её власть. А насекомые? Разве они успевают привыкнуть к чему-то постоянно повторяющемуся в их коротком как вспышка магния существовании?

Но вот хлопает дверь, и дом, покидаемый мною, исчезает, словно проваливаясь в никуда. Его больше нет: он перешел в категорию призраков. Он для меня, как и я для него.

У гаражей огляделся, присел за кустами, приспустил брюки. С клокочущим шипением вырвался газ, за ним один за другим полужидкие сгустки, промяли прихваченную первым морозом траву.

Хорошо. Облегчение сразу.

Порыв ветра сорвал пожухлые листья, подхватил и швырнул в лицо. Некрупная птица выпорхнула из-за спины, промелькнула перед глазами. Тревожный знак!

Тщательно протерев промежность влажной салфеткой, всмотрелся в подрагивающий в зябких воздушных струях кустарник.

Всё хорошо. Всё будет как надо.

Сумбурные мысли мелькали растревоженной стаей летучих мышей, пока я направлял ровно гудевший автомобиль в В-ск. Километровые столбы, проносившиеся за стеклом, навевали ощущение смутной печали. И лишь однажды неясный волнующий образ посетил меня, но вскоре скрылся за беспокойно мятущейся мелочью…

***

 …Затворив ворота, дед Андрей направился к дому. Оттуда появилась фигура в зеленом плаще: грузная женщина пенсионного возраста, обутая в резиновые сапоги с налипшими на них опилками. Смуглое, как у цыганки, лицо. Седые волосы зачесаны назад и собраны в хвост. Вокруг головы — ворсистая фиолетовая лента.

— Так вот что значит настоящее Усмирение! — подумалось мне, — ОК, усмирюсь: усмиренному жить проще. У него простой цикл и простая любовь: тоже из детства.

Вы сидите, допустим, на лавочке в парке, пьёте пиво, а перед вами проходит девочка-подросток. Соски только проклюнулись. Организм начал перестраиваться — и железы приступили к выделению сала и пряного пота, увлажнив складки между пальцев ног. Конечно, от такого аромата голова закружится. Но не надо резких движений: суть Усмирения — в естественности. Вы должны быть убедительны. Иметь солидный вид. Не то, что малахольный извращенец, который яростно дрочит, всасывая, словно кокаин, одурманивающий аромат молодой самки… Нет, решительно, вы не такой. Вы теперь знаете науку Усмирения. Вы умеете усмирять и усмиряться. Вы не позволите себе терять контроль.

Помните.

Твои бордовые босоножки, завернутые в пластиковый пакет, до сих пор лежат у меня в багажнике, Брысь…

— Жрать охота как из пушки! — кривляясь, приобнял деда Андрея.

Женщина щерилась. Её лицо сохранило свежесть, золотые зубы придавали шарма.

— Гостинец! — достал сумку-термос: — Холодненькая, люкс!

— Ого! — дед Андрей заметно оживился, — Ништяк, сейчас растворим мои камешки.

Старик засуетился у грубо, но основательно сколоченного соснового стола. Супруга отработанными движениями набросила клеёнку, уселась рядом, ёрзая по скамье широким днищем.

Положил себе капусты, вывалил в тарелку пару комьев картофеля.

— Сарделек бери! — Андрей кивнул на сковороду, выдавил из пакетика лужицу кетчупа.

— Ну… давай за встречу, что ли? — поднимаю щербатый стакан.

Чокнулись. Тётка тоже вороватым движением просунула над столом руку со стопкой. Выпив, охнула, помахав у губ ладонью.

Краем глаза заметил, наконец, Дашку, которая только сейчас вернулась с гулянок и тихо проскользнула в калитку. На ней был синий спортивный костюм, на ногах — кроссовки. Не поздоровавшись, она исчезла в доме. Я сосредоточенно жевал.

— Между первой и второй, как говорится… — старик разлил снова.

Мне это было на руку. Выпили. Вытер ладонью губы:

— На некоторое время вынужден вас покинуть… — встал, потрусил за баню, на ходу доставая флягу. Сердце часто стучало.

Прислонившись спиной к стене, приник к горлышку, глотал торопливо. Мутило: препарат уже начал действовать.

Наклонившись, блеванул, по возможности тихо… клейкая слюна гирляндой повисла на губах; рвота блестела на выцветшем брусе.

Распрямился, глубоко вздохнул. Хорошо…

Блевать не люблю, но есть в этом процессе что-то завораживающее. С таким же волнением, наверное, иной чувственный юноша пробует засунуть пальцы в задний проход: не то, чтоб он был геем, но из любопытства.

Иногда пальцы, раздражающие корень языка, вызывают у меня эрекцию. Но при условии абсолютной трезвости.

Приходилось вам наблюдать блюющую женщину? Женская моча вкрадчива; рвота — груба и требовательна.

Тихо вернулся к столу. Как и ожидалось, они уже спали.

Сел напротив, отодвинул тарелки и разложил несессер. Снарядил иглой пятёрку. Вскрыл ампулу со слюной бешеной собаки. Выбрал два кубика. Закрыл пузырек. Подошел, воткнул иглу в шею деда Андрея, надавил поршень. Оставшееся — супруге. Пусть проспятся теперь.

Шприц в печь, несессер туда же. Пару минут понаблюдать за спокойной работой пламени. Меня всё ещё мутило: снотворное успело всосаться. На всякий случай принял таблетку. Закрыл ворота и неспешно тронулся…

***

Эх, Дарья, Дарья… тяжело тебе пришлось? Ничего: трудности закаляют. А ты должна быть закалённой, Дашка, чтоб не запятнать память отца, погибшего на земле французской.

Говоришь, милость не бывает задёшево продана? Но как тогда быть с дедом Андреем: ведь он опекал тебя, надеясь на собственный разум…

Ты скажешь, он серебряный, но будешь права лишь отчасти. Никакой он не серебряный, если на то пошло. Н.Е.С.Е.Р.Е.Б.Р.Я.Н.Н.Ы.Й. Понимаешь?

Увёз тебя в город, и правильно сделал: штаты открылись слабым ростом; объявленные накануне фигуры рынок давно дисконтировал. Нефть уже вторую неделю вокруг одних уровней, евро ушёл на пять бп вниз.

Для очистки совести включил ноутбук, глянул графики. Мда… А зори здесь тихие, слышишь?

Я вколол деду и тётке рабический вирус, пока они спали. Потом отволок на террасу и пристегнул наручниками к стальному кольцу в балясине, заклеив скотчем рты. Маленькую дырку оставил, чтоб слюна вытекала.

Ты спала, не видела, было уже темно.

Председателя пришлось кончить. Усыпил всё тем же раствором. Уложил в багажник, отъехал от посёлка километров десять, свернул в лес. Ты всё спала, скулила во сне только.

Тебя в машине закрыл, а Председателя оттащил в заросли. Пропихнул ему в глотку трубку и залил бензина. Здоровое пузо у Председателя… Когда бензин пошел ртом, вынул трубку, бросил спичку.

Председатель извивался и рыгал пламенем: сфотографировал, отправил Старшим.

Через положенный срок мы с тобой вернулись на дачу. Дед с тёткой были ещё живы. Я тебя позвал, чтоб ты посмотрела, но ты за воротами стояла, с молдаванами шуры-муры крутила… так и не пришла.

Приготовить их надо было по-особому: так корейцы готовят собак. Пока живые, палками отбить внутренности, раздробить кости, и так умирать оставить. От этого мясо особый вкус приобретает. Для этого набил влажным песком обрезок пластиковой трубы, запаял с обоих концов, сверху замотал скотчем, и этой дубиной отбивал их. Намаялся: взмок весь.

А ты в это время с молдаванами водочку употребляла. Это мне не в обиду: главное, чтоб под рукой была, а что пьяная — нестрашно. Много ты выпила? Потому что когда ты пришла, тебя шатало.

Да нет, пей, если нравится. А тебе действительно нравится водка? Она же горькая, противная.

А кто тебя первый, Фёдор?.. Во дворе ?.. Понятно. Ну, и как, кончила ты с ним?..

А потом? Все втроём? И в попу дала им? Не больно?.. Так это понятно, потому что мышцы постепенно привыкают и растягиваются.

Слушай, ладно, давай-ка спать, а то поздно уже. Мясо завтра покажу, оно лежит под гнётом. Завтра утром пораньше встанем и готовить начнем.

Утром все дела начинать надо, когда Солнышко в путь трогается, и мы вместе с ним. Мы ведь кто? Млечные солдатики мы с тобой, Даша. Молчаливого рока мышцы.

Только не вздумай с утра опять смотаться: завтра — Ответственное Мероприятие, да и у рабочих выходные кончились.

Ежевики три ладони? Ты, Дарья, оступаешься, потому что слабости поддаться не брезгуешь. А поддашься слабости — тут и грянет. Да так, что мало не покажется.

Кто взял топор — обратно не положит. Лучше поэтому вместе О.М. закончить, и со спокойной душой стать пеплом. Усекла?

***

Когда все, наконец, собрались, Солнце уже зашло, а окрестности окутало тонким пологом тумана. Я разволновался: туман убаюкивал, мне стало тревожно.

Посмотрел цифры: штаты открылись в минус, в Азии коррекция скорее техническая… в общем, ничего настораживающего. А всё равно весь как на иголках. Ничего не мог с собой поделать.

Гудела печь. Я выдвинул на середину круглый стол, очистил, разметил по компасу.

Я был Северным Гостем, и место мое — спиной к двери. Восточный Гость и Западный Гость — братья-близнецы тридцати трёх лет от роду. Южный Гость — разведённая женщина. Пятый Гость не имеет места за столом и называется Радетелем. Им и предстояло стать Дашке. Я усадил её у юго-восточной стены на высокий стул.

Гостей пришло всего трое, но я рассудил, что этого достаточно: я, Дашка и трое гостей — итого пятеро. Пять — цифра Законная: присутствует в Уложении — проверил отдельно (в таких делах на помощь Старших рассчитывать не приходится).

Со Старшими связь установлена особая, гражданин следователь. Как это работает, толком не знаю, а в то, что Снег объяснял — вник лишь отчасти, ибо в физике не силён: понимание имею скорее анекдотическое.

Со слов Снега, дело в конвертации измерений. Слои частично пересекаются. Примерно так: это то, что я запомнил и понял.

У меня есть специальное приспособление: мешок, сшитый из человеческой кожи. Его следует натянуть на голову, уединившись в безопасном месте. Самая чёткая связь — в полнолуние. Сидишь тихо, стараясь остановить мысли. Мешок помогает, потому что облегает плотно. А дышать через трубку.

***

В свете натриевых ламп Гости расселись вокруг стола, соблюдая приличествующую моменту торжественность. Я вынес таз с мясом и нож. Есть полагалось руками, разрезая по необходимости слишком крупные куски.

Сам бешеное мясо не ел: запрещено Уложением. Дарья имела право на глоток крови, но и того не сделала.

Ели молча, тщательно жуя. Гости пытались вести себя культурно. Наконец, таз опустел.

Северный Гость, следуя этикету, первым выступил с речью:

— Дамы и господа, я искренне рад. Как говорится, имею честь. Моё имя Вектор Батасов, а это мой брат Ярослав. Относительно недавно мы приняли решение жить по Закону и сделали друг другу Инициирующий знак. Мой позывной «4етыре 4лена». Позывной брата — «анел4 ерыте4». Это — наше второе Усмирение. Рады оказанному доверию… — он глянул по-птичьи мне в зрачки.

Я сосредоточенно молчал.

— Да, я тоже очень рад… — брат Вектора кивнул, — меня можно звать просто Яриком.

Расправил свитер и незаметно вытер о край табурета соплю.

— Мария. Мария Климова, — улыбнулась с юга молодая женщина, — сейчас CFO в инвест-компании. Занимаемся в основном векселями. Ну, там сами знаете… рынок специфический…

— И как вам ужин? — попытался острить Вектор, но собеседники реагировали скупо.

Я решил, что они ждут моего слова, и, немного подумав, произнес:

— Позвольте от имени Закона и Старших поблагодарить вас за смелость, с которой вы приняли это непростое решение. Подтверждаю, что все договоренности в силе. Готов ответить на любые вопросы. Ответственное Мероприятие начато Законно (я кивнул на опустевший таз) — надеюсь на столь же Законное его Завершение.

— У меня вопрос. После того как мы бешеное мясо съели, что с нами будет? — после недлинной паузы Ярослав поёрзал на стуле.

Я пожал плечами:

— Не знаю. В Уложении про это не прописано. А почему интересуетесь?

Он замялся, надеясь, очевидно, получить поддержку от брата. Наконец, родил:

— Не люблю неизвестности…

Я едва сдержал усмешку. Кого они присылают? Разве этот слюнтяй готов принять Закон сердцем?!

— Если тебе интересно течение болезни Крейфельда-Якоба, могу успокоить… — натянув на лицо маску беззаботности, отозвался Вектор, — инкубационный период длится очень долго, вплоть до двадцати лет.

— Что за Крейфельд? — улыбнулась Климова.

— Читали про бешеную говядину? В Великобритании было коровье бешенство…

— Так мы ж не коров ели… — напомнил Ярослав, подвесив паузу.

Родился ангел — или мусор пролетел?

— Видите ли, Ярослав… никто не любит неизвестности… — я оглянулся на Дашу, — надеюсь, вы не думаете, что я предсказатель.

— Да, но ведь вы, можно сказать, руководитель проекта… Уполномоченный… — задвигал губами Ярик, — на вас лежит ответственность…

— Ответственность за «проект». Но не за вашу жизнь.

— Но вы же лучше нас осведомлены! — улыбнулась Климова.

— В плане? (Эти ребята начинали забавлять меня.)

— Почему вы взялись за «проект», можно узнать? — Вектор снова уставился мне в зрачки, словно пытаясь гипнотизировать.

— Вас интересует, почему я решил возвести Статуи? Почему произвёл Законные приготовления? Почему усмириться пришёл?

— Да, именно… — улыбнулась Мария.

А Ярослав:

— Что если всех нас запрограммировали, и мы выполняем задание как зомби?

— Ясно, — встаю с табурета, — допустим, кто-то или что-то запрограммировало меня. И теперь я должен воздвигнуть пять Статуй. В этом я обрёл смысл жизни. Какое мне дело, кто и зачем? У меня есть миссия. Остальное не имеет значения. Поймите простую вещь: что бы я ни сказал, это ничего не меняет. Слова — просто звуки, о которых существует некая договоренность. Но только действие имеет значение. Действие.

— Банально… — гримаса Вектора должна была, по-видимому, выражать скепсис.

— Известно, для чего эти Статуи? — улыбнулась Климова.

— А вам не всё равно? — я пожал плечами, — На этом этапе у вас есть определенная задача, и вас должно заботить только то, как её выполнить. Разве вы не добровольно и осознанно согласились помочь? Неужели теперь я должен объяснять вам эти элементарные вещи… Разве об этом теперь нужно спрашивать?

— Нет, это понятно! — Вектор махнул рукой, — просто меня лично смущает, что вы, так сказать… как бы невменяемый.

— Почему это?

— Так вы сами только что сказали! — воскликнули они разом.

Дарья согнулась на своем стуле и захихикала.

— Я такого не говорил, но допустим… допустим. Я знаю, что запрограммирован. И мне интересно узнать, как это работает. К чему приведёт, какой великий замысел здесь кроется.

— А вы уверены, что замысел действительно великий? И что он действительно есть? — Вектор хрустнул суставами пальцев.

Этот хруст прозвучал в тишине предостерегающе: словно кто-то невидимый наступил на ветку.

Мария поёжилась. Все молчали.

— Да, — выждав паузу, я скрестил на груди руки, — Да, уверен.

Присутствующие переглянулись, Ярослав натирал ладонью нос.

— Ладно, давайте без демагогии… — Вектор придал лицу суровости, — последний вопрос: вы сами видели Старших? Можно услышать какие-то подробности?

— Подробности? — я улыбнулся, снова присаживаясь, — Однажды на одном закрытом интернет-форуме я наткнулся на ссылку. Ссылка вывела на небольшой текст. И сейчас я его вам перескажу наизусть, а вы должны внимательно выслушать и по возможности запомнить. Готовы?

Вмиг они съежились и затихли. В наступившей тишине вкрадчиво начал:

 «Теперь уж и нет смысла скрывать, как все произошло. Снег вошел в комнату (вернее, это была прихожая): чёрный бархат стен и ослепительная белизна потолка. А между ними — «спелый моряк», т.е. специально обработанный валик из вымоченных в гипсе стеблей табака. Снег остановился примерно посередине, ожидая, когда выйдет Леонтий. Он постоял минуты три, а затем повернулся и потрогал кожаную обивку дивана. В этот самый момент дверь бесшумно открылась, и вошел Леонтий.

Леонтий не специально выбрал момент для входа. Снег предстал перед ним с тылу, слегка пригнувшимся; худосочный торс обтянут в голубое трико с ярко-алой оторочкой.

Леонтий наблюдал за ним, поглаживая ладонью пах.

Слуга учтиво прикрыл дверь, на этот звук Снег повернулся:

— Леонтий…

— Ну, здравствуй, Снег… — Леонтий приблизился почти вплотную.

— Вы… — Снег отпрянул, тряхнув выбеленной челкой.

— Моссельпром прислал тебя мне в подарок! — властно объявил Леонтий, — это в зачёт мне, за мои славные дела перед Яковледом и Спорыбацией: давно я жаждал молодого блондинчика, да всё никак не решался оформить запрос… А тут — очень некстати — пришла весна, желания мои в который раз приобрели форму навязчивых трансов, являющихся под утро, чтобы выжать в тёплый пушок подушки нутряной, особо-повидалый пот.

— Как повидло он, этот пот… — пробормотал одними губами Снег.

— А потом мне удалось переговорить с Медигрякиным, — не обращая внимания на реакцию Снега, продолжал Леонтий, — и он обещал присмотреть кого-нибудь для меня на анальном складе. Но я никак не ожидал, что пришлют тебя… Сколько лет прошло с тех пор, как мы расстались? Пять? Шесть?… я стал забывать твою пупочную грыжу…

— И я, признаться, довольно-таки подзабыл мятный привкус твоей палицы, — задумчиво улыбнулся Снег, пронзая миниатюрным копьём поролоновую фигурку еврея, приклеенную за ноги к декоративной держалке подсвечника.

— Сейчас вспомнишь, — угрюмо улыбнулся Леонтий, доставая упомянутый при помощи кондитерских щипцов предмет из плоского матово-чёрного футляра.

— Каким ты был, таким остался… — напевая, Снег тускло отходил к двери, под ноги скупые горсточки рассыпая изумрудов сверкавших.

— Охолони! Ложная тревога, — специфически заулыбался Леонтий, производя щелчки пальцами, на звук которых в комнату ввалилось семеро абсолютно голых и абсолютно пьяных школьниц…»

…— Я прошу прощения… А где туалет? — вполголоса перебила меня Мария.

— Пойдем, провожу… — я встал, чтобы прервать эту бесполезную болтовню.

Оставлю их на время: может, без меня договорятся?…

— Постойте, это весь рассказ?? — дёрнулся Вектор.

Я не ответил.

На улице — ясная холодная ночь. Я щелкнул выключателем: фонарь осветил свежевыкрашенную дверь.

— Вы по-маленькому? — спросил я женщину, чуть коснувшись запястья.

Она остановилась.

— Вам обязательно знать? Вы — извращенец?

— А всё-таки?..

— По большому.

Я молчал. Мой половой орган набух и пульсировал, мне захотелось немедленно вонзить его по самый корень в полную горячего кала кишку этой женщины. Она, видимо, почуяв мои намерения, быстро юркнула в будку, и торопливо накинула крючок.

Дура. Как будто это поможет.

Колокола безбрежности позовут тебя, и этот миг будет самым холодным в твоем существовании.

Холодным. Ледяным. Как прикосновение скальпеля. Как тихий шелест личинок-трупоедов. Как колючая проволока в колымской ночи.

Я резко рванул дверь — она распахнулась, ощутимо покачнув всю постройку. Климова сидела над деревянным очком на корточках. При моем появлении она вытаращила глаза и уронила пару личинок. Я вплотную приблизился: она заскулила и вдавилась спиной в доски. Я поймал её ногу одной рукой, другой схватил за шею и зашипел в ухо:

— Тихо, не дергайся… больно не будет. Это — необходимая часть плана…

Она вся сжалась и затихла. Я потянул ногу:

— Расслабься, слышишь??

Мария осела набок. Я взял её правую щиколотку, снял туфлю, уронил на пол, снял зубами капроновый носок, улыбнулся.

38-й размер. Второй палец выступает за большой — признак женщины, склонной доминировать. Ступня ухоженная: видны заполированные следы срезанной мозоли.

Климова мелко дрожала. Удерживая левой рукой её ступню возле лица, я правой достал член и задвигал шкурой. Зарыл нос под её пальцы и глубоко вдохнул.

Раз. Еще. Рука работала ожесточенно…

— Открой рот, быстро! — ухватил за чёлку.

Она послушалась. Я вставил ей в глотку и стиснул зубы. В глазах засверкало.

***

Что управляло моим поведением, когда я воспитывался в Царицынском интернате? Тогда, именно тогда начал я слагать мою волшебную сагу! Именно тогда я коснулся пальцами оголенного провода… Но — ни слова об этом! Ни звука!

Именем благости неоткрытой, силою сущности космической заклинаю, загниваю, застилаю, запираю и запе-запе-запечатываю!

Знаю: рок преследует меня. Как преследует каждого. Преследует, пока мы живы.

Когда я был маленьким, мне подарили детский конструктор. К нему прилагалась книжка с чертежами. С её помощью я мог бы собрать нечто похожее на стул, стол, грузовик, и даже самолет. Но я собрал виселицу и казнил на ней оловянных солдатиков. Этого не было в книжке. Почему? Я понял это лишь недавно. В детстве же торжественная печаль и недоумение были спутниками моих целомудренных игр.

Примерно тогда же я узнал, что бешенство — заболевание, вызываемое нейротропным вирусом, для человека на сто процентов летально. Первые письменные упоминания о бешенстве появились задолго до так называемого «рождества Христова»: в кодексе законов Вавилона, произведениях Горация, Аристотеля. Греческое название Rabies переводится как «неистовство», «безумная ярость», что отражает главный клинический признак болезни.

Такова информация из справочника.

Матушка, удивленная подобными интересами, предрекла: быть тебе укушенным бешеной собакой. Я отвечал ей улыбкой Джоконды.

Могут спросить: зачем ты даешь им фору? Зачем не ворвёшься в жилище их в час самого сладкого сна, накануне рассвета, когда Солнце свежей занозой лишь слегка воспалила нежную кожу небес?

Ха! Нет сладости в мести, коль жертва не знает, от чьей руки суждено умереть! Спросите об этом тех, кто сидит в полосатых одеждах, сжимаясь и потея в ожидании смерти: в том и есть лицемерие блядское, что зовется у них справедливостью.

И я в отместку — буду справедливым — и перед тем, как привести приговор в исполнение, покажу им анальный мультфильм.

По ночам, стоя на пристани, где ветер оглаживает лицо, я закрываю глаза и вспоминаю детство. Скрип педалей, шум поезда, запах мазута. Детский пот и ветер в лицо.

Разве с детства меня не учили быть добрым? Разве я не был добрым, даже когда отрезал голову голубю, залетевшему в нашу берлогу?

Позже я понял: то была первая Жертва. Белый голубь был послан мне.

Так же теперь и я: лечу с остекленевшим взором под нож ребёнка.

Люди не понимают истинной доброты: они изобрели слова и цепляются за них, словно дитя за любимую соску.

Я покажу им соску.

В том и есть стадная трусость и тупость их, что зовут они добротой.

И я, конечно же, останусь добрым, и перед тем, как привести приговор в исполнение, покажу им анальный мультфильм.

Если снять с себя всю одежду, встать перед зеркалом, и, медленно вдыхая карминовый воздух, остановить зрачки на горизонте, можно самому стать зеркалом. А став зеркалом, можно увидеть мир и себя в этом мире.

И необходимость мыслить исчезнет тогда, и ничто не нарушит спокойную гладь.

Мысли копошатся в мозгу, подобно червям в кишечнике. Недаром мозг своими извилинами напоминает кишечник. Кишечник, полный паразитов, которые сосут соки, взамен выделяя яд.

Мир соткан из лжи, но в определенных обстоятельствах врать невозможно, и поэтому я буду честным, и перед тем, как привести приговор в исполнение, покажу им анальный мультфильм!

Я хочу принести жертву самым жестоким и кровавым идолам — так, чтобы вопль страдания миллионов значил не больше, чем капля дождя.

Я должен быть неутомимым и неистовым, чтобы хрипя, взрывать перед собою копытами землю, как пораженный бешенством конь: так, созерцая мечущиеся в агонии стада, с великой болью я сольюсь с ними в экстазе тотальной дезинтеграции.

Я буду нем и светел, и подобно змее вопьюсь в глотку страху своему. Ибо объявляя войну ближним, нужно преисполниться храбрости.

И я буду храбрым. И перед тем, как привести приговор в исполнение, покажу им анальный мультфильм.

Сила слов — не в смысле. Сила речи — в звуках, которые заставляют плясать. Изобретать словам смысл — удел паразитов, задыхающихся в собственных фекалиях. Они пачкают стол испражнениями, и мне приходится прерывать трапезу, чтобы навести порядок.

Посему быть мне здоровым и сытым — чтобы никто из этих тварей не смог испачкать меня!

Да буду я здоровым и сытым, а перед тем, как привести приговор в исполнение, покажу им анальный мультфильм!

***

— Мария! — Позвал я, — Машенька!

Она вышла, осторожно ступая, оправляя платье, и мы молча двинулись обратно.

Войдя, встал у двери и медленным внимательным взглядом обвёл присутствующих. В ушах звенели сотни серебряных колокольчиков.

— Если на то пошло, может быть, вы скажете вот что, — забормотал вдруг неуместный Вектор, ломая ритм тишины, ёрзая по стенам выпученными от страха глазами, — Вот эти самые статуи… Имеет ли это отношение к восточной символике?… Я имею в виду, насколько мне известно, в Китае есть концепция о пяти первоэлементах. Это металл, дерево, огонь, вода и земля. Эти первоэлементы находятся друг с другом в определенной взаимосвязи. Точнее, существует два вида их взаимодействия: взаимопорождение и взаимопокорение. Например, металл порождает воду, вода порождает дерево, дерево порождает огонь, ну а огонь тогда порождает землю, которая порождает металл… И наоборот: металл рубит дерево, дерево подавляет землю…

Идиот! Я на мгновенье зажмурился, чтобы не слышать его нелепого кудахтанья.

Дарья, хоть ты заткни ему радио.

Ты ведь чуешь, что утро уже близко, а значит, скоро я буду должен покинуть тебя, моя девочка. Ты неподвижно сидишь на своём стуле, уставившись в очи ламп. Посмотри на меня. Я, наверное, буду скучать.

Вспоминать ломающийся голос твой, когда пела ты, хохоча и икая, пьяная. И мускусный аромат твоих горьких подмышек, что вылизывал я на приходе. И острый запах янтарных ленточек кала твоего, который размазывал я, умиротворённый, по своему беспокойному телу…

— Послушайте! — я подошел ближе, — я больше не хочу слышать эту чушь! Ни слова! Ни о каких программах, триграммах — ни слова! Всё это — перхоть. Сор — а вы цепляетесь за него, как висельник за веревку. Довольно! Даю вам минуту. И хочу услышать то, что вы должны сказать. А потом пойдём за первой Статуей.

…В установившейся тишине серебряные колокольчики снова просочились внутрь головы и зажурчали громче, громче, громче…

Но вот встал назвавший себя Ярославом. Разгладил вспотевшими ладонями волосы. Громко произнёс, прокашлявшись:

— Возьмите стальную проволоку, накалите на огне и проткните мне левый глаз.

Я кивнул, подошел к ящикам, достал необходимое. Все молчали.

Ярослав развернул стул и уселся, заметно бледный. Брат встал у него за спиной, крепко ухватил за голову. Мария спереди стянула ему руки и ноги ремнями.

Я включил горелку, прокалил конец проволоки, подошел справа и аккуратно проткнул глазное яблоко.

Ярослав засучил ногами. Я протянул руку. Дарья подала заряженный шприц.

— Присядьте на него. — Тихо попросил Климову.

Она сделала.

— Заголи ему руку! — кивнул я брату, — и перетяни у плеча чем-нибудь.

Вены у парня были девственные, вскоре поршень вдавил раствор в его кровь. Ярослава перестало трясти, он обмяк, пукнул, и обоссался.

— Дарья, положи его на диван пока… Вектор, помоги.

Мария сидела за столом, сцепив в замок руки. Поймав мой взгляд, она улыбнулась.

Я подошел к Ярославу и быстро обработал рану смоченным в спирте тампоном.

— Молоток! Настоящий джигит! — Шлёпнул его по щеке.

Слёзы восторга навернулись на глаза, но я сдержался. Повернулся к брату:

— Ну, а вы, уважаемый?..

В нерешительности Вектор кусал пальцы. Затем глухо вымолвил:

— Возьмите стальную проволоку, накалите на огне и проткните мой правый глаз.

Я включил горелку и сунул в огонь кончик проволоки. Вектор застонал и затрясся.

— Чего ты… я ж еще не приступил…

Он потерял сознание. Оно и к лучшему.

— Давайте сначала вмажем, а то он от боли одуплится… — я кивнул Дарье.

Та уже коптила ложку.

У Вектора с венами было хуже. Все они куда-то ушли: разбежались словно тараканы, когда ночью включаешь на кухне свет.

— Хочешь, я его в шею втрескаю? — Дарья выбирала раствор, — а ты в этот момент глазик — чпок… прикольно лишиться на приходе глаза…

Сильно ткнул её пальцами в рёбра. Она вскрикнула, выронила шприц и, пару секунд спустя сопливо разревелась.

Этого только мне не хватало: женских истерик. Ненавижу. Из-за такой ерунды всё дело сорваться может, и Старшие тогда по голове не погладят. Да и позор немыслимый. Неизмыслимый. Смываемый только желчью, спермой и кровью.

Это значит, что должен будешь проткнуть себя длинной заточкой в трех местах: печень, мошонка и сердце.

Говорят, сердце проткнуть труднее всего. Печень относительно легко протыкают, мошонку тоже — между яйцами. А вот для сердца нужно усилие. А после того, как печень пропорол, сил может уже не хватить. Поэтому советуют всё это делать стоя, а в конце просто приставить жало к груди и упасть вперед лицом.

Заточку полагается сделать самому. Обычно в ход идут обрезки арматуры. Но я предпочел бы, чтобы Старшие приговорили меня к смыванию вины слезами и калом.

Для этого нужно сначала выколоть себе глаза, а затем насадиться задним проходом на лезвие и так умереть, если только случайная помощь не подоспеет. Если со случайной помощью выживешь — прощенным считаешься.

Но случайность помощи доказать ещё следует. Если Старший рассудит, что сам ты себя чужими руками спас — отвезут в лесок, да на лом посадят.

Ударил Дарью под ложечку. Она вскрикнула и упала в позе зародыша.

— Ты что задумала, сучка? Хочешь сорвать Ответственное Мероприятие? Старшие за такое перережут сухожилия и бросят крысам. А перед этим изнасилуют. Велосипедным насосом во все отверстия… — я шептал ей в ухо, сдавив ворот блузки на горле.

Она обмякла. Отпустил ворот, ударил по щекам раз, другой:

— Встать, я сказал… Проволоку видишь? Видишь дрель? Хочешь, чтобы я вставил проволоку тебе в матку? Просверлил колени? Выломал пассатижами зубы? Хочешь, чтобы Леонтий засунул ядовитую змею тебе в жопу? Или хочешь по Закону? Отвечай.

Она молчала, закрыв лицо. Затем выдавила:

— По Закону.

— Ну вот, хорошая девочка. Готовь раствор.

Пока мы ссорились, Вектор пришел в себя.

Видимо от чрезмерного волнения у меня случилась эрекция, которую я стыдливо скрывал. Другой на моем месте, вероятно, воспользовался бы случаем, но я рассудил, что уже сбросил напряжение в туалетной кабинке, а посему от расходования сил накануне Ответственного Мероприятия следует воздержаться.

Дарья сделала Вектору укол в бедро. Шатаясь, подошел Ярослав.

— Как чувствуешь себя, джигит?

— Я что… покурил сальвию? — он потянулся рукой к лицу.

— Не трогай! Присядь. Мария, успокой его.

— Как?

— Как пожелаешь. Минет можешь сделать. Мы выбиваемся из графика. Хочешь, чтобы Яковлед распорядился усыпить твою дочь?

— Ребенка трогать не смейте, — глухо проговорила Климова, опускаясь на колени перед Ярославом, но тот отстранил её.

— Давайте уже… — брат подал голос.

Я заново принялся прокаливать проволоку. Вектор снова потерял сознание.

Воткнул проволоку под веко, затем обработал рану и заклеил марлей на пластыре. Через несколько минут Вектор пришел в себя, но не вполне осознавал происходящее.

Мне показалось, что Дарья намеренно переборщила с дозой. Если этот голубок загнется, это будут слёзы и кал.

— Поспешай же, крестить твою мать! — мысленно подгонял себя я, хлопая в ладоши:

— Скоро рассвет… Мария. Остались вы. Просите, о чём хотите!

— Ну, что… — она улыбнулась, — хочу, чтоб меня отвели на пригорок за мостом, раздели и посадили на кол.

…Чтобы они не заметили эрекции, я отвернулся и быстрыми шагами проследовал в угол, где стояла особо подготовленная лопата.

Черенок лопаты длинный, с заостренным концом. Я покрыл острие слоем смазки. Протянул инструмент Ярославу и, взяв замок с ключом и мешок с механическими ногами, двинулся к выходу.

Мария уже ждала за дверью. Придерживая под руку, Ярослав вывел брата.

Я повернул рубильник, и слепящий вопль мощных ламп, наконец, утих. Небо уже начало светлеть, где-то у водокачки послышался крик петуха.

— Э-э! Эй! — позвала из глубины дома Даша.

Мои пальцы, прилаживавшие к петлям замок, на мгновенье застыли:

— Даша?…

— А я? — спросила она, выйдя из тьмы, севшим голосом, от которого сердце моё застучало громче, и стук резонировал в половых мышцах, — А я-а?! А я-а-а?! — завыла она снова, а потом обреченно притихла.

— Ты… — на миг я запнулся, но потом твёрдо продолжил: — разве ты не знаешь, Дарья? Ты навсегда останешься здесь, в этом доме.

Достал из-за пояса заточенный обрезок арматуры и ударил как копьём в район мочевого пузыря, затем в печень, и наконец, в горло: искупление мочи, желчи и души.

Втолкнул в комнату и запер дверь.

***

Нижеследующая информация должна быть доведена до сведения следствия сообразно Закону.

Список впервые составлен известным французским химиком Луи Пастером, обнаружившим, что отдельные, внешне ничем не отличные от людей индивидуумы, смертоносному действию вируса бешенства не подвержены.

Следуя путем обмана, хитрости и подкупа, он сумел выведать информацию об этих загадочных личностях, причем не только о тех, что существовали до него и в его время, но и о будущих экземплярах-мутантах. Этот список стал именоваться Списком Законных Имён, от него и пошёл Закон.

Список — это сердце Закона. Голова Закона именуется Уложением. Усмирение соответствует половым органам. Воздвижение соответствует печени. Борозжение соответствует почкам. Селезенке соответствует Невод. Желудок Закона — Предкормовило. Скелет Закона — Послание Лютым Детям.

Но как бы ни распределились между собою составляющие части Закона, в конечном итоге всё это — черви. Черви, живущие в Разуме.

Вирус бешенства распространяется по нервным стволам. Так и мы распространимся по нервным стволам человечества. Но не только по нервным. Половым путем мы распространимся тоже — и люди назовут это роковой любовью.

Каждый из нас был умерщвлен и рожден заново, обретя новое имя.

Мы все были в Списке. Мы были Избранными: я, Снег, Леонтий, Брысь, Ярослав, Мария, Вектор и Дарья — Старшие всем указали Законное имя.

А когда Законное имя обрёл, дальше всё просто. Ты уже знаешь предназначение.

— Открыть кингстоны! — кричишь ты на рассвете, уползая в предродовые корчи повседневности.

Опомнись, мальчик. Кингстоны давно открыты. Мы вытекаем в Вечность жемчужными струями. Вечность давится, но глотает.

***

Заклинание Первой Статуи:

й

от

бдя

спер

калоши

миокард

звероящер

гардемарин

свещекортин

шарообразник

кагорастаканчик

броськамушекмне

тупаяблядинатынюра

циклодоловыйпапка

еблетпорвузабрата

содомируйдядьку

портупеейудави

сумбасбродыч

пиндогурого

олрадиско

мештигра

голтиры

свинду

кричь

быд

юч

тио

оутс

вагар

молодь

срыщмел

гокомалыв

микробегзер

выгустогрейд

вкидуроблещир

мыгорэколбассат

чистопруцыдломик

волдомаколитечвырг

прямоугольнососущий

квадратноподлётный

велосипедокалачик

шиномонтажность

кейзоропежитло

варикобракул

щитопарал

рибалот

гэрчип

фряд

грух

бнит

уруч

длиб

гдяор

бабалк

риплагатишго

долгоприщекало

реврописоджимациръ

митрыдензапытоклеко

валокордигодимопенц

димакурещилфаровы

крипрепрыкрязих

васоприцмэхи

ылопрохуй

смотри

вниз

где

уд

в

с

т

а

л

!

Когда мы поднялись на холм, небо уже осветлилось, словно вино, когда оно перебродит, и мякоть осядет на дно.

Солнце, однако, всё еще пряталось, и мы стояли в мягком сумраке, слушая кузнечиковый треск. Ярослав вонзил лопату в почву.

Подошёл к Марии, нежно поцеловал её верхние губы.

— Можно вопрос? — она улыбнулась.

— Можно, — едва контролируя возбуждение, я качался, как пьяный.

— А где же всё-таки первая статуя?

— Подожди чуть-чуть. Ещё самую малость, — я поднял указательный палец, — скоро увидишь. — я снова подошел к ней и стал расстёгивать кофточку.

Она не сопротивлялась. Вектор и Ярослав уселись друг напротив друга, удерживая промеж себя черенок лопаты.

— Я туфли оставлю? А то роса тут, холодно… — улыбнулась Климова.

— Туфли? — Я наклонился к её ногам, погладил икры… — Оставь. Только… Сейчас, дай… — Не в силах оторваться от её ног, я опустился на колени. Пальцы застыли на подъёмах ступней… Ах, я был загипнотизирован этими пальцами!

Черенок лопаты торчал из земли примерно на полтора метра. Я на всякий случай ощупал сквозь брезент механические ноги. Всё хорошо. Пора за дело.

Снял с Марии юбку и трусы; затем подхватил за бёдра — Вектор и Ярослав помогали мне, поддерживая и направляя.

— Может, рот тебе зашить? Кричать ведь будешь…

— Не надо… Не буду. — улыбнулась Мария, и в этот момент Ярослав направил смазанное острие ей в задний проход, а затем они вместе с братом обхватили её и потянули вниз.

Тотчас она закричала так, что барабанные перепонки отозвались сыпучим звоном.

Ассистенты крепко удерживали кол вертикально. Я видел это смутно, сквозь крик.

Сначала она инстинктивно пыталась снять себя с палки, извивалась, цепляясь за лопату конечностями, но от этого кол входил только глубже… Ах, он раздирал ей внутренности — я не мог оторвать взгляда от этого зрелища…

Вот… вот, решив, очевидно, положить конец этой пытке, Мария принялась ритмично подпрыгивать, раздвигая руками ягодицы, чтобы остриё быстрее углубилось в тело и пронзило сердце. Она продолжала кричать, но всё слабее и реже. Кровь, стекавшая по колу и ногам, в предрассветных сумерках казалась изумрудной. Я ощутил сладкую дрожь в простате и отвернулся.

— Ну, вы! — сдавленно крикнул я, простирая руки к светящемуся в полутора километрах муравейнику из стекла и бетона, — Наслаждайтесь последним спектаклем!…

Мария умолкла, видимо, потеряв сознание. Близнецы ждали указаний. В стороне раздалось едва слышное шуршание; быстро повернув голову, я успел заметить тень Проводника.

— Ты, Вектор, — выкрикнул я тогда, — слушай моё Слово! Жалость да не найдёт убежища в сердце твоём! Да обратится сердце твоё в каловый камень! Расчленяй и закапывай, рассекай и содомируй, жги, души, потроши и свирепствуй — ибо как же войдёшь ты в царствие небесное, не вымазавшись течкой росомахи?

— Служу отечеству! — отвечал Вектор.

— Хорошо, — я поцеловал его в выжженный глаз, — ступай… ты знаешь, что делать.

И он встал и пошел, подпрыгивая. Я повернулся к брату:

— Ну, а ты, Ярослав, ты снова должен последовать. Вслед за братом ты тоже пойдёшь к людям. Ты должен сказать, что завод у пружины кончился. Ты должен сказать, что настало время проснуться. Чертить на их коже раскалённым лезвием — во имя Закона! Скажи им, что черви уже близко: час великого омоложения пробил! Усёк? Иди же…

Ярослав отпустил лопату, упал, но затем вскочил и бросился бежать. Я смотрел ему вслед с улыбкой. Хороший парень. Душевный. Ему можно доверять. Сделает всё как надо…

…Не знаю, как долго простоял я так, глядя им вслед, и голова моя была открыта Космосу. Ни единой мысли не копошилось в ней: она была пуста божественной пустотой единоначалия.

Впустив Космос в голову, я сам на время исчез, ибо слился с потоком пространства. Словно маленький ручеёк, стекающий с грязных камней в необъятную тушу океана, я был собой и не был собой.

Но вот Солнце настойчивее принялось терзать глазные нервы, и они, затрепетав, исказили сигналы, принимаемые из Космоса, и отверстие в голове закрылось.

На некоторое время неуверенность и страх окатили меня липкой волною. Я ощущал себя дрожащей от сквозняка картонной статуэткой.

Снова вспомнилась Брысь: восстала в памяти тёмной и тёплой фигурой, напоминающей большую остывающую печь.

Но ты не печь, Брысь.

Я повернулся к вершине холма, и чем яснее прорастало во взоре насаженное на кол тело, тем мощнее и твёрже трепетало в паху.

Я приблизился, распустив брючный ремень. Она была без сознания. Время от времени грудь судорожно расширялась, и с глухим хрипом всасывала порцию воздуха.

Не смея отвести от Марии взгляд, я достал из мешка механические ноги. Холодная сталь засветилась: Солнце залило её лучами.

Пораженные бешенством не выносят солнечного света и убегают в ужасе: судорога выворачивает болью их туловища. Что ж, это мне на руку. Чем ярче свет, тем неистовее побегут железные ноги, неся на себе Статую.

Замкнул стальную муфту вокруг рукояти лопаты и закрутил винты.

Запах крови, моторного масла и кала.

Металлические ноги лежали в полусогнутом положении по обе стороны. Доворачивал последний винт, когда тихий стон раздался сверху. Мгновенно воздел лицо, выпростав из тесных брюк, неистово пульсировавший фаллос.

— Мария, — позвал я, en se branlant doucement, — Мария… слышишь меня?

— Статуя… — прошептала она едва слышно, — Где же Статуя… ёптвою… — она заклокотала, скрежеща зубами.

— Ты… Ты и есть Первая Статуя! — только и смог вымолвить я, когда семя обильными струями залило сиявшую в лучах рассвета ходовую форсунку.

Тотчас механизм завибрировал, раздался маслянистый щелчок, словно передёрнули затвор винтовки. Стальные копыта обеих механических ног упёрлись в землю, шарниры плавно распрямили конструкцию, выдёргивая из почвы лопату вместе с насаженной на него телом, и вот уже Вожатый, грациозно покачиваясь, зашагал вокруг вершины холма.

Застыл на коленях с блаженной улыбкой, и слёзы экстаза душили меня. Тело дрожало, а Первая Статуя, обойдя вокруг вершины, ускорила шаг и устремилась вниз.

На короткий промежуток времени она исчезла за кустами, но вскоре я увидел её, мощными скачками бежавшую по шоссе.

Статуя II

Турбины не могут ждать. Ведь они сделаны, чтобы вращаться, вращаться, вращаться — так, что сливаются в прозрачный диск рёбра лопаток — так, что угрюмый утробный вой, нарастая, заполняет пустоты и впадины — так, что ужас парализует тело, из высохших губ брызжет рвота, из мочевого пузыря — горячий ключ… А потом сосуды не выдерживают — и лопаются. Сердечная мышца делает несколько конвульсивных фрикций и замирает.

Вот так работают турбины. Турбины не могут ждать. Турбины сделаны, чтобы вращаться, вращаться, вращаться… и раз начав вращаться, они не остановятся до тех пор, пока не запахнет гарью: треснут оглушительно кольца подшипников, и раскаленный металл прочертит в удушливом дыме огневые полосы…

Звезда упала! Загадай желание. Пока вращаются турбины, твоё желанье будет жить. Пока вращаются турбины, ты будешь помнить о себе. И камни грызть в ожесточеньи, пока вращаются турбины, и наслаждаться сочной плотью, и выставлять навстречу ветру своё лицо, как алый парус, и плыть в священном изумленьи, и рассекать упругость волн! Я вспоминаю города в ночи, песок пустынь, туман и пыль степную.

Глаза слепого — на кончиках пальцев. Смотри, как глаза мои гладят лепестки твоих влажных губ. Всё моё тело — глаз. Он зрит во всех направлениях. Моё тело — барабанная перепонка, вздрагивающая от колебания твоих ресниц. Моё тело — налитая кровью головка, проникающая в самые узкие и тёмные пещеры твои, о, моя турбина турбина турбина турбина, моя сладкая горячая машина, вращайся, вращайся, вращайся!!

***

…Притормозив у развилки, вышел, чтобы оглядеться. День сползал к вечеру. Зябко.

Хотелось тепла, уюта и сладенького. Затащить в машину местную девку? Придушить, (сначала не насмерть), залепить скотчем пасть. Смазать шоколадный глазик. Втиснуться в тощую бледную попку, капая слюной и матерясь — и кончать, рыча, затягивая строп на тонкой шее, наслаждаться агонией податливого тельца. А после — оттащить, тёплую ещё тушку в кустарник, вскрыть артерию, присосаться и глотать, жмурясь и икая в истоме…

Эге, как разыгралось воображение! Нет, конечно, не стоит начинать Ответственное Мероприятие с потакания сиюминутным желаниям. Всему своё время… Хм! Эрекция, однако… Помастурбирую, пожалуй, чтобы успокоиться.

Достав из багажника босоножку Брысь, даю волю пикантным воспоминаниям, всколыхнувшим поток первичных энергий. Почуяв приближение оргазма, с силой надавливаю пальцами на точку хуэй-инь, препятствуя извержению семени.

Удовлетворившись, завожу двигатель и примерно через пятнадцать минут достигаю глухого забора из просмоленных досок, за которым видно крышу кирпичной постройки. Дом принадлежит местному «народному целителю» Антону Грибову.

Законное Имя его известно немногим, и да будет дозволено мне привести его здесь, ибо имя это: Снег. Именно к нему привела тогда ссылка. К нему и к его сестре, чье Законное Имя известно вам: Брысь.

Речь шла о групповом сексе, гражданин следователь: пара приглашает третьего.

Мы встретились в кафе.

Снег: высокий блондинистый юноша. Вялое рукопожатие, сальные волосы, небрит с неделю.

Спутница: женщина среднего роста с волосатыми руками. Крепкий таз, недлинные ноги с узкими ступнями 38,5. Бледность придавала её вытянутому лицу оттенок высокой печали, с которой контрастировал влажный оскал неровных зубов: клыки, вытесненные вперёд, росли под углом

Мне захотелось уйти. «Нахер таких друзей» — гвоздила мысль, хотя в друзья они не набивались, а приглашали потереться гениталиями.

Съемная квартира казалась просторной за счет удачной перепланировки: межкомнатные стены превратились в колонны, зеркала создавали иллюзию глубины.

На диване, свернувшись клубком, дремал Проводник.

***

Подошел к воротам и трижды прокричал козодоем. Примерно пять минут спустя со стороны дома послышался лёгкий шум. На всякий случай я не глушил двигатель и держал под рукой монтировку.

На забор уселся воробей. Он показался мне странным: весь чёрный, неповоротливый.

Подошел. Птица уставилась на меня, слегка склонив голову. Внезапно до меня дошло, что это Снег наблюдает за мной через птицу.

Я улыбнулся. Хитрец. Всё верно: ведь сейчас время птиц. Не зря условным знаком служит крик козодоя. Не зря над насаженной на лопату Марией долго парил сычик.

Погрозил воробью пальцем. Воробей облегчился и улетел.

Внезапно калитка распахнулась, и Снег предстал передо мной в образе лысеющего господина с мечтательным как у говядины взглядом и поролоновым голосом.

— Предстань передо мноой, чужестрааациль… — гундосил он, важно простирая руки.

Я не мог взять в толк, паясничает он или обретает покой в блаженном артистизме. Неторопливо шагая по бетонной дорожке, освежал в памяти прошлые встречи с пониманием неготовности к каждой.

В сенях — человечье чучело. В комнате пылает камин. На столе кувшин вина и закуска: чиабатта, оливки, анчоусы. Снег отпивает из стакана, набивает папиросу.

Молчу, но потом не выдерживаю:

— Брысь здесь?

Не отвечает. Прикуривает. Выражение сосредоточенности на рябой физиономии сменяется ликующе-загадочным:

— Недавно были на прелестной групповухе: трое дэцэпэшников, транс и две сестры с синдромом Дауна. Но тебе не светит: скоро предстанешь перед судом Старших — спросят по всей строгости…

— Слушай, Снег… а трава не вредит твоему чувству юмора?

— Причем тут трава?

Тяжелый молот ухает в груди: что если Брысь всё-таки здесь…

— Незаконно шутишь. К тому же безосновательно.

— А если обосновать?

— А если Старшие квалифицируют обоснование недостаточным? Говно и слёзы…

— А могут и крысам скормить, — Снег, протягивает мне косяк и, достав из открытого сейфа какие-то документы, углубляется в изучение.

Затягиваюсь и жду удобный момент для разворота разговора в нужное русло.

— Женщин остывших желаешь? — интересуется Снег, откладывая бумаги.

— ?

— Слиться в экстазе соития.

— С трупами что ли? — уточняю, выпуская дым.

— Две молодухи, свежие, с трассы.

— Пахнут?

— Сказал же, свежие: вчера вымыл, слил кровь… пойдёшь? Я позову сестру.

При последних словах ощущаю острую похоть. Оглядываюсь.

Стоит в дверях.

Щупаю её глазами от пальцев ног до влажных дёсен. Не одела колготки. Рельефные икры выбриты.

— Брысь… — нелепо краснею.

— А, вот и она… — Снег заходит сзади, толкает её на меня.

Невольно подхватываю.

Знакомый запах… как брошенный в заросший омут камень, он поднимает со дна устоявшуюся тину моего нутра. Нутро ликует: Она снова здесь! Она рядом!

— За мной, за мной, товаищи! — Снег тянет к подвалу.

Тяжелая пульсация в паху. Мысли спутаны, сухость во рту. На ходу расстёгиваю пуговицы. Тёмные брызги на скатерти. Дрозд на топорище. Юрмала, Дербент и Ашхабад. Под ломким светом газоразрядников на широком столе две мёртвые женщины.

— Я оставил тряпки, чтобы сохранить аромат… — щёлкает лезвие, — но теперь, полагаю, мы можем избавить их от облачений навсегда…

Раздеваюсь, вешая бельё на велотренажер. Ёперный крест! Я охвачен желанием.

— Советую воспользоваться, — Брысь протягивает патрон с лампочкой-миньоном, — нехитрое приспособление — расширит и разогреет отверстия.

Снег с наслаждением мнёт восковую плоть худощавой блондинки.

Осматриваю тело по соседству. На вид не старше тридцати. На глазах тёмно-рыжая чёлка. Тусклый блеск железной коронки в глубине приоткрытого рта ворожит, как хрустальный шар гипнотизёра. Ноги распахнуты словно объятия. Торс выгнут: еще в тисках окоченения. Крупные сухофрукты сосков разметало в стороны.

Растягиваю губы под бритым лобком, вставляю нагретую лампочку. Брысь тихо запевает:

— Десять стрел на десяти ветрах,

 Лук, сплетенный из ветвей и трав,

 Он придёт издалека…

Снимаю с мёртвой туфли. 37-й. Пальцы коротковаты, скрючены, лёгкое плоскостопие.

Прижимаю к лицу подошвы, вдыхаю. Стук крови в ушах, круг обзора сужается. Стараясь дышать глубоко и медленно, смазываю гелем головку.

Какая необычная волнительная сказка… Действие конопли как раз достигает пика. Совершаю плавные фрикции, крепко сжимая холодные лодыжки. Сквозь надтреснутый напев Брыси сочится сиплый фальцет Снега:

— Сама Луна… Луна пришла сегодня к нам! Ты видишь? Видишь, видишь это чудо?… Плоть перламутровую бёдер восковых, жемчужный стан, ланиты Снежной Королевы!… Целуй, целуй меня, жемчужная принцесса: я — Кай, любовник с сердцем ледяным! Осколки зеркала волшебного в глазах! А ты молчишь, молчишь надменно-похотливо… молчишь — и я робею как дитя…

— Кай, милый Кай, не узнаёшь меня ты разве? Я — твоя Герда! Я — твоя сестра! — подхватывает утробным баском Брысь, — О, милый Кай, я шла к тебе так долго… ну, посмотри же на меня скорей!..

— Луна — сестра моя, а мать — Земля-прохлада! — кромсая брюхо мёртвой, Снег погружает руки в остывшие внутренности: — О, Мать-Земля моя, взгляни же на меня!… Я тёплый кров родительский покинул, боясь растаять в неге и тепле…

Медленно ползущим по дереву пламенем истома охватывает остов. Слышу стон, впиваюсь в рёбра, разрываю бледный рот…

…— О, незабвенная, прекрасная владычица! Не в силах поступить иначе я… пить кровь живых, сжимать в объятьях мёртвых: я — Кай, твой блудный сын, о, Мать-Земля!..

…При помощи отработанных сокращений мышц промежности останавливаю лавину, корчась в пронзительно-терпкой конвульсии. Я не имею права терять семя накануне Ответственного Мероприятия.

***

Когда мы отдыхаем в глубоких как могила креслах, передавая друг другу напоминающий наконечник клизмы мундштук, в комнату стремительно, но бесшумно проникает Леонтий.

Не сразу признаю его, ибо с момента крайней встречи он отрастил дрэды и лишился глаза. Очевидно, он уже находился здесь ко времени моего приезда. Не исключено, что именно он, а не Снег следил за мной в образе птицы.

— Французы уже не кажутся тебе роднее прочих наций? — прерывает молчание Брысь.

Вопрос обращен к вошедшему. Леонтий улыбается как зачарованный слесарь и вертит головой, принюхиваясь:

— Хочешь говорить со мной? Ты?

— Заканчивай с этим дешёвым пафосом! — Брысь томно потягивается, — к Ответственному Мероприятию готов?

— Захлопни пасть, ты, знойная нимфа… — Леонтий, кажется, рассержен.

Его напоминающий багровый клюв рот мелко подёргивается. Он долго разглядывает меня, обкусывая ноготь большого пальца, затем, шумно вздохнув, произносит:

— С каких пор ей позволено борзеть в моем присутствии?

Снег быстро бьёт сестру в печень — та падает на колени и матерится. Я понимаю, что вся сцена заранее подготовлена и разыгрывается специально для меня. Если я вступлюсь за Брысь, они преподнесут это Медигрякину под видом Незамутненности. А за такой подкат к Незамутнённости могут попросить вписаться в Предкормовило.

Не стану огорчать товарищей грубым отказом в игре:

— Руки фу! — хватаю укорот.

Леонтий щерится:

— Остынь, скульптор… мы тут как в анекдоте про сумасшедший дом: всю жизнь смотрим выключенный телевизор.

Наверное, минут около пятнадцати, висит пауза. Наконец Леонтий вытирает рот платком, и глухо молвит:

— По машинам!

Мы быстро одеваемся. Сумки с Необходимым уже упакованы и ждут в сенях. Два дизеля заводятся синхронно.

Я и Брысь — с Леонтием. Снег за нами, на дистанции. Леонтий не спешит. Брысь слушает Pink Floyd. Я вспоминаю дальше.

***

В тот день мы долго валялись на диване, распространяя аромат свежих выделений. Я был не в духе: эрекция вялая, к тому же новые знакомые в основном занимались друг другом, предложив мне довольствоваться ролью зрителя. Кое-как ублажил себя руками, я потерял интерес к происходящему.

В какой-то момент Снег отключился, оставив меня наедине с сестрой. Раскурив кальян, мы лениво болтали.

Под глухое бормотанье кальяна речь зашла о вампирах. Я изложил вычитанную в сети гипотезу некоего испанского невролога: вампирами были люди, страдающие гидрофобией. Гипотеза родилась во время просмотра одного из фильмов, а окончательно оформилась после изучения антропологических данных и старинных медицинских рукописей. Описания вампиров и больных бешенством схожи. Эпидемия имела место в Венгрии приблизительно в 1720-х годах. Именно там и именно в это время появились и легенды о вампирах. Приблизительно четверть страдающих бешенством кусают других людей; многие из них не выносят зеркал и сильно пахнущих веществ. Если больной почувствует запах чеснока, или увидит своё отражение в зеркале, у него могут начаться спазмы горла и мышц лица. В результате он может начать издавать хриплые звуки, оскаливать зубы, на губах появится пена. Вампиры не выносят дневного света. Страдающие бешенством нередко бродят по ночам. Вампиры имеют ненормальную тягу к представителям противоположного пола. Из-за поражения болезнью мозговых центров, бешеные имеют повышенную сексуальную активность. В начале XVIII века, когда вурдалаки были основной темой обсуждения на вечеринках, люди часто откапывали умерших для того, чтобы определить, не являлись ли они вампирами. Вампиром считался мертвец, у которого шла кровь изо рта или тот, кто выглядел живым. Изо рта людей, умерших от бешенства, ещё долго сочится кровь. В холодных и влажных районах, таких как Балканы, мертвецы могут сохраняться в хорошем состоянии еще на протяжении многих месяцев или даже лет…

— Граф Дракула тоже болел бешенством? — проявила интерес новая подруга.

Дракулой называл себя Влад Цепеш, сын князя Валахии, страны на юге Румынии (я вошел в сеть, зацепил из поисковика статью):

— Родился в 1430-м в Трансильванском городе Сигишоаре. 1720 и 1430: однако, почти 300 лет разницы. Воевал с турками, и с венграми… прославился необычайной жестокостью.

— Чего делал? Девок жёг?

— В городе Тирговиште посадил на колья и сжёг живьем неких турок…

— Респект, терпеть их не могу.

— Сжег проезжих купцов… (увядший было член вдруг начал вздуваться)… В другой раз собрал вместе 400 иностранных учеников (в основном мальчиков), загнал их в одно помещение, запер и поджег дом… собрал бояр целой области и стал расспрашивать их, кто при чьем правлении жил… вознамерившись отомстить за жестокое убийство брата и отца, пытался выяснить, кто из бояр мог присутствовать при их смерти; в результате более 500 человек были посажены на колья и умерли страшной смертью возле его дворца…

(Брысь оживляется)

…В другой раз пригласил к себе во дворец бедных жителей, предложил им раздеться, угостил обедом… когда те расслабились, все двери неожиданно захлопнулись, дом запылал сразу с разных углов. «Я сделал это для того, чтобы навсегда искоренить бедность в моем государстве… чтобы никто более не страдал!» ¬ объяснил князь…

(Брысь хихикает)

…Но обычно любил сажать на колья. Изобретал модификации: протыкал кольями спереди, сзади, сбоку, через грудь, живот, пупок, пах…

(Брысь поворачивается ко мне, её рука обозначает места проколов: с груди ладонь спускается к животу, пальцы нащупывают пупочную впадину, затем принимаются массировать мошонку и пенис)

…Нанизывал их на колья через рот, вниз головой… придумывал такие способы, чтобы человек дольше мучился… изобретал разные виды смерти для людей различного возраста, пола и положения…

(Рука активней)

…Готовил с этой целью специальные колья в виде геометрических фигур, особенно любил изогнутые… по неизвестной причине казнил население всей деревни, расставив колья разной длины по кругу на склоне холма… старосту и других представителей местной власти разместил сверху… чтоб они могли оттуда в последний раз… окинуть затуманенным взором… свои бывшие владения…

(Я делаю попытку поцеловать её, но она резко отстраняется, продолжая дрочить меня; одновременно пальцами ноги гладит моё лицо)

…Одно из самых запоминающихся зверств Дракулы… имело место в Брашове… оно стало результатом длительного спора с местными купцами… В конце дня отряды князя стали сгонять народ на холм… у часовни, на окраине города… всего набралось около 20 тысяч человек, главным образом представителей местной знати… сначала… они наблюдали за тем, как солдаты жгли их дома, а потом… началась традиционная процедура водружения на колья…

(Её движения ускоряются, пальцы ног лезут в рот, мешая чтению)

…Ближе к ночи склон холма превратился в лес кольев… по которому лились потоки крови и катились головы тех, кому не нашлось места на остриях… во время казни одному местному боярину стало плохо от сильного запаха и вида крови… его Дракула приказал посадить на самый высокий кол… чтобы не беспокоили неприятные ароматы… самого же князя ни само зрелище, ни зловоние не смущали… он преспокойно обедал возле умерших и умирающих в мучениях сограждан… украшал общую картину казней выдранными ногтями, головами, ушами и половыми органами… тех, кому недоставало кольев, душил, варил в масле или ослеплял… особое, утонченное удовольствие он получал… получал, когда…

(Я больше не в силах сдерживаться!)

…Когда наблюдал, как жертвы извиваются на своих кольях… он говорил тогда:

— О, какие чудные мгновения они испытывают!…

…Какие чудные мгновения они испытывают…

***

 …— Хуй там они испытывают, — думается мне теперь, в машине с Леонтием, — попробуй-ка вставить себе в зад не то, что кол… хотя бы бутылку. Есть данные, что в детстве граф попал к туркам, и те, как водится, порвали отроку очко…

«У бешеной собаки нет выбора: она кусает», — написал Берроуз.

— Причем тут Дракула? — спросите вы, гражданин следователь. Но как я смогу объяснить? Чтобы понять, вам понадобятся мои глаза, мой мозг, моя печень.

Пробовал ли я человечину? Человечье мясо, в общем, на любителя. По мне — вкуснее, чем лягушачьи ляжки. Однако, не пристрастился.

Говорят, Прометей посмел добыть огонь. Это вам не дрочить на групповое порно с участием вашей жены.

И вот я — тоже посмел. Построить Статуи. А кому они нужны, если подумать? Да никому не нужны: как и я, как и вы, как и все мы.

Приехали.

Дачный участок в садово-огородном товариществе (разбитый просёлок, серые люди у ларька). Свет прожекторов вдоль Л.Э.П., скрип покосившихся ворот, лай овчарки из проволочного загона.

Кровь отливает от мозга. Рот не желает разговаривать. Рот желает кусать, жевать и глотать. Таинство перевоплощения. Позвольте употребить вас в пищу?

Сегодня я видел странный сон: высокая худая старуха пытается повесить кролика на баскетбольном кольце. Она держит его за уши, кролик сопротивляется. Она хочет продеть петлю через задние лапы, но у неё не выходит.

У вас в штате есть психоаналитики? Они читают протоколы допросов? Может быть, они пояснят мне, что это значит? Подавленные амбиции, растоптанный талант, страсть к наживе?..

Коллеги толпятся у крыльца двухэтажного сруба с хлипкой верандой. Я смотрю за стекло. Осень, хмурая осень. Когда же, наконец, выпадет снег? Я устал ждать его. Снег являет собой определенность, он говорит «да» и кладёт конец шушуканью сгнившей листвы. Я могу ждать, но не имею право медлить: необходимо воздвигнуть вторую Статую.

Вылезаю на бетонированную дорожку, хлюпаю дверцей. Чтобы открыть веранду, пришлось подсунуть топор: перекосило. Грунт осел.

Внутри пахнет сырой резиной и чем-то ещё тошнотворным. Раздетая лампочка нагло вспыхивает, и Снег занавешивает пледами окна. Брысь включает notebook.

Я оцепенело разглядываю облезлый маникюр на правой кисти, каковую любовь моя на время позабыла возле полупустого стакана.

Смотрим свежие цифры… DJ: -5.65, Xetra DAX: -43.5, Hang Seng: -46.86, Nasdaq 100: -100.68, Nikkei 225: -176.32, S&P 500: -9.71, TSE 300: -75.09, Athens general: -10.44, CAC 40: — 44.14, FTSE Eurotop 100: -20.16, ISE National 100: -121.72, Karachi 100: -7.12, KOSPI 200: -5.11, Madrid general: -6.67, Reuters Rus ADR: -4.31, Vietnam: -3.21… Практически всё в минусе. Евро укрепился к доллару почти на полфигуры… O\N 5.20 на 5.32… РЕПО: 5.10 на 5.20…

— Ну, как ты жила, пока меня не было? — интересуюсь неожиданно для себя.

— Не отвлекай… — принюхиваясь, — потихонечку.

Ей прекрасно известно, что я терпеть не могу этих уменьшительных суффиксов… в попочку, солнышко, потихонечку…

— Скажи, — она берет мою руку, — только честно: боишься?

— Не знаю… наверное. Но это такой возбуждающий страх… как у подростка перед первым сексом.

— Ты кое-что обещал мне, помнишь?

— Помню, — сжимаю в ответ её ладонь, — но ты же знаешь: ещё не время.

— Я умею ждать.

— Тогда зачем спрашивать? Час придёт — над морем беспокойным мы пролетим как чайки…

Молчим. Снег и Леонтий возятся в соседнем помещении. Я делаю движение…

— Послушай, — выключив notebook, Брысь разворачивается ко мне, в глазах хулиганский блеск, — ты, беспокойный, как море, скажи, а что такое счастье?

— Счастье? Это сила, которая нужна, чтоб устоять на ветру.

— Как просто… думала, есть Законное Обоснование.

— Зачем? Разве это поможет?

— Сопротивляться ветру? Должно помочь. Только ветер в конце концов всегда оказывается сильнее. Или нет?

— Сила ветра не имеет значения. Имеет значение лишь то, как далеко ты успеешь зайти. И никакие Законные Обоснования для этого не нужны. — Я поворачиваю голову, пытаясь разглядеть силуэты товарищей.

— А ты, оказывается, философ… не знала.

— Издеваешься. Лучше молчи.

Но она дёргает меня снова:

— Когда всё закончится, поедем туда еще, а? Там так здорово… Мне до сих пор снится. Иногда.

***

Как не запомнить мне тот день!

Я был художником, пишущим мир. Я хотел, чтобы в моей палитре были только чистые, яркие цвета, потому что мой мир — это Бездна, в которой рождаются Звёзды.

…Ты шла босиком по тёплому кафелю. Медленно. Твои босые ступни шуршали… я ощущал их на лице. Не уходи! Танцуй! Пляши! Вечно пляши фламенко на лице моем, печатай горячий смрад!

…— Дверь притворили? — это вернулся Леонтий.

Киваю. Под ногами Проводник: хрипло мяукает, трётся о тёмную от жира и копоти дверцу холодильника.

Тяну рукоятку, но дверь не поддаётся. Дёргаю сильнее — ноль результата, холодильник стоит как привинченный.

— Не трогай! — хватает за локоть Леонтий.

— Да успокойся, котэ покормить…

— Идиот…

Он открывает буфет, переставляет чашку и, видимо, что-то нажимает (слышу щелчок):

— Попробуй теперь…

Дверь холодильника легко отходит в сторону. Внутри темно и абсолютно пусто. Меня охватывает паника. Я слышал уже кое-что о таких холодильниках.

— Тут… лампочка не работает, — говорю неизвестно зачем.

— Кончай дурня валять, — нервно усмехается Снег, — ты не в курсе, что это такое?

— В курсе.

— Тогда вперёд. Ты первый.

Это Леонтий.

Втискиваюсь в холодильную камеру.

Это напоминает проникновение в труп: горячее и твёрдое — в холодное и склизкое. Характерный аромат щекочет носоглотку.

Дверь холодильника закрывается, снова слышу щелчок. В голове что-то лопается, и слух осаживает тончайший, переходящий в шипение писк. Мертвящий ужас седлает сердце, и оно пускается в галоп, словно бешеный конь. Цветной туман в глазах: светящиеся радужные кольца… постепенно они принимают формы причудливых, но строгих узоров… это напоминает кристаллизацию… снег… лёд… холод…

Тело ощущается крайне странно: словно чужое, и совершенно непривычной формы. Пугающе непривычной. Это не моё тело. Вообще не человеческое. Нет рук. Нет ног. Голова где-то сзади…

Вдруг судорога сводит глотку. Оскалившись, хриплю во тьме… ручеёк слюны вытекает из перекошенного рта…

Медленно сознание возвращается, но цветные круги перед глазами до конца не исчезают, и, кажется, я оглох. Но затем — знакомый щелчок, и я понимаю, что снова слышу.

Вываливаюсь наружу, тяжелая дверь лязгает.

Так вот, значит, как работает Перемещатель. Раньше я только слышал об этом, и думал, что это — красивая легенда, запущенная Старшими. А теперь сам переместился. Не самое желанное ощущение, скажем прямо.

Весь мокрый от пота, нахожусь в небольшом каменном помещении со сводчатым потолком и задрапированными гобеленами стенами. На гобеленах изображены иллюстрации к Законной Истории вперемешку со сценами групповой резни и оргий.

Железная дверь вторично распахивается, выплёвывая бледную как бетон Брысь. Она трёт глаза и тихо всхлипывает.

Следующий — Снег, и, наконец, Леонтий.

Последний манипулирует мобильным телефоном, и железный шкаф, из которого все мы только что вылезли, с гулким скрежетом уходит в пол, обнажая дверь из материала, который я принимаю за толстое матовое стекло.

— Это искусственно выращенная хрящевая ткань человека, — поясняет Леонтий, — каркас из костей… открывай, не бойся…

Тяну металлическое кольцо: дверь розовеет, наливаясь кровью. В центре возникает вертикальная щель, которая расширяется, являя за собой склизкий коридор из живой плоти.

Ступаю внутрь. От запаха чеснока слезятся глаза и сводит глотку.

***

Заклинание Второй Статуи:

о
ТТТ
О-О-О
От-От-От
Ото-Оты-Ота
Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта

Отто-Отты-Отта

Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта

Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта

Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта

Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта

Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта

Отто-Отты-Отта
Ото-Оты-Ота
От-От-От
О-О-О
ТТТ
о

***

Мясной коридор заканчивается еще одной дверью: круглой, плотной, непрозрачной, состоящей из мышц.

Сфинктер за нами сжимается — мы в круглом зале с куполообразным потолком. Тысячи крохотных светлячков освещают помещение мягким подводным сиянием. По периметру вдоль драпированных знакомыми гобеленами стен растут из мясного мрамора копья. На копьях висят, исходя последними конвульсиями зараженные бешенством жертвы.

Это молодые люди. На протяжении месяца мы отлавливали их на улицах, разъезжая в карете «скорой помощи». Одинокие странники в мерцающем столоверчении ночи: мы настигали их, блуждающих в поисках счастья.

Неслышно опускается стекло. Сдавленный хлопок пневматики посылает в цель капсулу со снотворным. Жертва вскрикивает, пытается бежать, но очень скоро ноги заплетаются, и холод ночи окутывает прозелита шёлковым саваном. Добро пожаловать в Ад: карета подана.

Терпкий запах пополам со стонами эхом мечется по мясной арене. По центру вмурована ванна: стальная посудина с кольцами, впаянными в дно. К кольцам прикован голый Ярослав с ритуальной дудой во рту. У дуды загубник как у водолазной трубки, а на конце свисток. У изголовья ванны — Вектор. Приветствует нас Законным поклоном.

— Готов ли Чёрный Компот? — интересуется Леонтий.

Парень кивает.

— Приступай же!

Вектор манипулирует мобильным телефоном, и из отверстия в центре потолка опускается шланг с шаровым краном.

С сухим бряком кран достигает ванны. Вектор наклоняется и открывает клапан. Чёрный Компот истекает в ванну. Ярослав корчится и свистит в дуду.

Вектор манипулирует мобильным телефоном, и из опоясывающих основание ванны форсунок хлещет голубое пламя.

Чёрный Компот закипает долго, а остывает еще дольше: за это время мы должны будем отрезать умершим на копьях головы.

Ярослав корчится и свистит в дуду. Пока он свистит, будет жив.

Беру раскладной нож и подхожу к жертве. Девушка непримечательной внешности: редкие высветленные волосы; вывернутое оскаленное лицо. Копьё вошло в анус и вышло изо рта.

Сжимаю скользкие скулы, подрезаю лезвием кожу и жилы. Меня обильно забрызгивает кровью. Вынимаю лезвие-пилу и перепиливаю позвонки. Ярослав свистит в дуду.

Головы нужны для Статуи. Когда Чёрный Компот застынет до состояния смолы, мы должны будем разложить их по периметру.

Ярослав уже не свистит.

Когда Компот остывает, он похож на лёгкий прозрачный пластик. Готовую форму необходимо извлечь из ванной и спустить в реку, ибо вторая Статуя принадлежит воде.

Вытянутая форма напоминает фюзеляж корабля. Она погружается в воду, только головы и дудка остаются на поверхности. Провожатый плывёт, а труп внутри превращается в бешеную личинку. Мундштук дудки у него во рту. И когда настанет Срок — он засвистит снова.

Статуя III

Первого она привела под утро. Спал как обычно чутко, так что на звук подъехавшей машины под окном мгновенно сел в кровати, потея. Теплое зловоние поплыло по комнате.

Звонок в дверь. Спокойно, без нервов. Брысь стоит у двери, удерживая за руку миниатюрное существо.

— Чего не предупредила? — включаю свет, натягиваю брюки.

— Сюрприз… — она изучает меня полуголого, сонного.

— Пацан? Где взяла?

— На вокзале. Куда его?

— Лучше в ванную.

Бегло осматриваю мальчишку. Грязный пуховик неясных оттенков сажи. Сальные сосульки ржавых волос. Лицо застывшее, вспухлое, глаза полуприкрыты. Отдаленно напоминает жабу.

— Типа переночевать, — Брысь завязывает клеенчатый фартук, — где инструменты?

— Сейчас принесу. Пока раздень его. Тряпки в пакет.

Иду на кухню, достаю капроновый шнур, сырое куриное яйцо, пузырь с касторовым маслом, нож и лист оргстекла.

Из ванной доносится возня — спешу на помощь. Брысь, душит пацана, придавив коленом к полу.

— Не поцарапай только!

— Не мешай… знаю…

Наконец, мальчик мёртв.

Теперь нужно отрезать руки и голову, и подвесить тушу над ванной, чтоб дать вытечь жидкостям. Далее при помощи разложенных на кухне инструментов снять кожу. Кожу обмыть и прожирить касторкой с размешанным в ней яичным желтком, натянуть на оргстекло, обложить в несколько слоев рыхлой бумагой и, накрыв листом фанеры, поместить под гнёт.

Вопрос сырья в кожевенном деле скрывает бездну нюансов. Остановлюсь на некоторых.

В зависимости от возраста экземпляра различают несколько видов кож: выпарка — кожица не родившегося; опоек — кожа новорожденного; выросток — кожа трехмесячного на растительном вскармливании; неблюй — кожа шестимесячного; полукожник — кожа однолетнего; шкура полного развеса — кожа половозрелого.

Различают кожу и по качеству выделки.

Например, сафьян вырабатывают из слабо прожированной кожи. Здесь подойдет половозрелый самец человека до пенсионного возраста. Шагрень — мягкая шероховатая козлина, овчина, или человечина. Пергамент в былые времена в сыром виде натягивали на раму и использовали для письма (кстати, пергамент на картонной основе используется и по сей день для переплетов.) Практика оборачивания книг в человеческую кожу появилась как минимум в XV веке и была довольно распространенной. В некоторых случаях кожу использовали в память об умерших. Есть еще юфть — прожированная кожа, дубленная корой ивы (бывает красного, черного и бежевого оттенков). Очень толстая юфть выдерживает высокое тиснение, гравировку.

Ко всему прочему, существуют несколько видов кож, различаемых по виду сырья. Например, лайка — тонкая эластичная кожица из выпарки или опойка. Шевро и козлина вырабатываются из козлиных шкур. Шеврет получают из овчины; по сравнению с шевро он менее эластичен. Велюр — кожа хромового дубления, отшлифованная с верхней стороны. Замою — кожа жирового дубления натурального цвета, от светло-золотистого до коричневого. Вырабатывается из шкур лося, дикой козы или слепы. Лицевая сторона имеет большие поры. Эта кожа легкая, мягкая, сильно растягивается. Спилок — отделенный на двоильной машине от натуральной замши слой.

Кожу взрослого человеческого самца называют портянкой; самки — пездушкой. Морщинистую шкуру престарелых homo без различия пола величают «сморчком». Нежная кожура ребенка, с которой как раз мы и имели дело зовется бархоткой.

То, что особь должна быть неполовозрелой, являлось обязательным условием — так что перед тем, как отдать экземпляр в руки Брыси, я убеждался в отсутствии пигментированной растительности на лобке, лице и подмышками.

***

Январь — пора традиционного затишья в московской музыкальной жизни. Меломаны отдыхают после бурного декабря, с его «Декабрьскими вечерами», изобилием Спивакова, Башметова, Федосеева и других любимцев публики. Но у нас с Брысью в январе отдохнуть не сложилось: целых двадцать восемь особей пришлось оприходовать, снять кожу и расчленить для дальнейшего использования.

В суматохе совершенно перестал следить за собственной позицией, и печальный результат не заставил ждать долго: только за последнюю неделю месяца я слил сорокет на ралли Nasdaq, вовремя не откупив шорты.

Но не будем о грустном. На самом деле, детишки приблудились что надо: чего стоил хотя бы блондинчик Аркашка, проживший у нас три дня…

На десятые сутки Брысь отдалась приехавшему по вызову доктору — высокому брюнету с курчавой спиною горца. Врача мы вызвали для осмотра Любаши — плаксивой девочки шести лет отроду, на грудке которой обнаружилась подозрительная сыпь.

Девочку пришлось забраковать: мы усыпили её внутривенным уколом этанола. Доктора задушили капроновым шнуром.

К этому моменту морозильная камера была доверху забита человечиной. Одежду, обувь, части скелета и прочие несъедобные останки забирал для последующего уничтожения в муфельной печи один из заговоренных: Шкворень. Долговязый мужчина в камуфляжной форме приезжал на заляпанной грязью «Ниве» и, пакуя продолговатыми клешнями отходы, подобострастно щерился.

— А с ним тебе не хотелось бы? — тихо вопрошал я время от времени любовь свою, впиваясь пальцами в плоть её ягодиц.

С утробным хохотком она срывала захват:

— Хочешь, чтобы я дала этому?..

Шутка?

А

Может,

Просто

Адская

Насмешка?

Скажи,

Как

Оценить

Её?

Февраль принес нам близнецов из Казахстана. Их пигментированная кожа довольно сильно контрастировала с бумажно-песочными тонами предшествующих тканей. И тут я всерьез задумался. А что если нам попадется, к примеру, негр? Брать или не брать? По поводу цвета в Законе ничего не сказано. Может ли Статуя выйти пятнистой?

Так или иначе, совершенно однородной выглядеть она не сможет: несмотря на то, что все экземпляры собраны в одном ареале, оттенки различаются. По данному вопросу решил проконсультироваться с Леонтием.

***

Он приехал утром. Словно салютуя, переливались сверкающей пылью заиндевевшие окна. Брысь поставила чай, достала из заначки ароматный грамм гашиша.

Леонитий, устроившись за столом, рассматривал кусок кожи, снятый накануне с кареглазого парнишки, подобранного на бензоколонке.

Без обиняков изложил суть возникшей проблемы. Брысь зарядила бонг. Мятный пар едва заметно вился над кружками.

— Монголоид… — Леонтий отхлебывает из кружки, — а почему тебя так волнует цвет?

— Просто представил, как будет выглядеть воздушный шар из разных по оттенку шкурок. Лоскутное одеяло какое-то. Что скажут Старшие? Не придётся ли нам самим расстаться с кожей? Может, есть химический способ обесцветить заготовки?

Леонтий делает глоток и по-ленински щурится:

— Понимаю твою озабоченность. Раскрою кое-какие нюансы. Дело в том, что третья Статуя — прототип огромного летающего гриба, сеющего споры. Цвет плодового тела, в котором они созреют, абсолютно не имеет значения. Бешеный негр, бешеный китаец, индус, узбек, эстонец… результат один. — Леонтий задумчиво осматривает кожу, — я-то думал, что ты позвал меня, чтобы поговорить о Списке…

— А что не так со Списком, дон Леонтий?

— По сведениям Старших, дошедший до нас экземпляр далеко не полный. Увы, все попытки достать оригинал на сегодняшний день успехом не увенчались. Пергамент из хранилища Ватикана — современная подделка. Вот так.

— Как случилось, что Пастер потерял Список, дон Леонтий? — спрашиваю я, делая пометки в блокноте.

— Это была спланированная акция. — Леонтий мягко улыбается. — Однажды тихим летним утром у дверей лаборатории Пастера появился незнакомец с велосипедным насосом. Постучался: впустите. Пастера в помещении не было. Ввиду особой ценности Списка, ученый муж хранил его в специальной капсуле, спрятанной внутри старой обезьяны, которая жила в его лаборатории прикованная толстой стальной цепью к вделанному в стену кольцу. Обезьяна, по замыслу Пастера, должна была олицетворять собой Яйцо Мудрости, внутри которого любой природный элемент становится как бы нейтральным, обнажая духовную сущность и самовыражаясь через собственный модуль. Обезьяна играла роль Верховного Протектора. Она безупречно выполняла защитную функцию, являясь своего рода экраном, не пропускающим расслабляющую пагубу и нейтрализующим гнетущие воздействия. Пастер прекрасно знал, что за Списком идет охота, и ставка в этой игре дороже жизни. Он хорошо подготовился. Как только незнакомец вошел в лабораторию, он был схвачен бдительной охраной, а затем раздет и заперт в маленькой комнате без окон. Двое охранников в срочном порядке поехали на квартиру к Пастеру, чтобы показать ему изъятый у злоумышленника насос. Было совершенно очевидно, что неизвестный рассчитывал умертвить обезьяну, накачав её воздухом (прутья клетки не воспрепятствовали бы этой операции), а затем схватить щупом капсулу и скрыться. Очевидно также, что насос содержал приманку, при помощи которой злодей рассчитывал подманить обезьяну и ввести трубку помпы в её организм. Пастер решил разобрать насос и изучить его устройство. Немедленно он приступил к работе, а находчивые охранники ассистировали. Но вот насос был разобран и… какого чёрта?! Пастер с изумлением извлекает из него капсулу точь-в-точь такую, какая хранится в обезьяне! Вскрыв капсулу, он обнаруживает Список. Помутнение на миг овладевает ученым, но затем все быстро проясняется: это же так просто! Обезьяна — это он сам! Вот испачканная лекарствами и нечистотами клетка. Вот цепь, один конец которой соединен с металлическим кольцом в стене, а другой припаян к ошейнику на его шее. Вот два охранника, накачавшись абсента, валяются у входа в лабораторию. Но позвольте, а где же сам Люи Пастер? Он заперт голый, избитый в маленькой комнатке без окон, и ни единый солнечный лучик, ни единое дуновение ветерка не могут проникнуть в его темницу! Пастер задыхается! Пастер в опасности! «Немедленно! (Tout de suite!) Немедленно отоприте двери! Немедленно выпустите его!» — визжала обезьяна, неистово заметавшись по клетке…

Она была в ярости и производила столько шума, что охранники проснулись. Будучи под воздействием алкоголя, они не сумели трезво оценить происходящее. Они застрелили бедную обезьяну, решив, что та взбесилась.

Когда затем они открыли двери темницы, куда был заперт Пастер, там никого не было! От узника остались лишь в беспорядке разбросанные детали насоса, при помощи которого злоумышленник высосал капсулу из тела обезьяны.

Протрезвев и осознав масштаб совершенной ими чудовищной ошибки, охранники приставили к головам друг друга стволы табельных револьверов и спустили курки…

Пастер вернулся слишком поздно: все очевидцы были мертвы, а список, ради обладания которым он пошел на такие жертвы, бесследно исчез, как будто его никогда и не было!

In Germany most of the state CPI figures came in at the high side of the expectations (due to higher food prices and a rise in rents). The European commision moved against a Euro zone member on Wednesday for the first time since the launch of the single currency, telling Ireland it must bring its budget into line with European Union guidelines. Irish inflation also has been the highest in the Euro Zone since September, at 4.6% in December, was more than double the two percent treshhold for average euro area inflation set by the ECB. In the US todays focus is on Greenspan testimony to the Senate Budget Committee.

Our expectations on today’s Euribor fixings: 1mth + 1bp, 2mth and 3mth flat, 4mth — 6mth +2 bps, 7mth — 12mth +3bps.

***

При воспоминаниях о том странном времени меня охватывает оцепенение. С кем это было? Когда и где? Неужели — со мной? Здесь. Сейчас и всегда…

Брысь, милая, проклятая, несбыточная, чудовищная, единственная… как я не понял сразу?

Когда смотрел на тебя, то, не мог говорить, не мог думать: только неотрывно следовать, не выпуская, пожирая, всасывая зрачками. Твой запах попадал напрямую в кровь насыщенным раствором — и сразу же, как после укола в вену, когда не успеваешь даже вынуть иглу — вечность сжималась в точку.

Как-то раз Снег сказал мне:

— Слушай, моя сестрица, кажется, влюбилась в тебя не на шутку. Что будешь делать с этим, а?

Меня словно прорвало:

— Что буду делать? Стану самым счастливым существом на свете! Ведь я полюбил её с первого взгляда!

— Что ты несешь? — Удивился Снег, — ведь ты у нас — птица особая. Ты — А.С.: Ангел Смерти, Архитектор Статуй. Тебе не суждено стать героем-любовником. Сексуальный контакт с Брысью тебе запрещён Законом. Просто прими это и двигайся дальше.

Но я не хотел его слушать, гражданин следователь. Я смеялся в шилом бритое лицо его, сперма стояла в глазах: сперма — и розовый туман.

— Ты одинокий юноша с неустойчивой психикой, — со снисходительной улыбкой сказал я тогда, — тебе нужно найти хорошую девушку.

Но он лишь смеялся:

— Не надо мне девушек: в соответствии с Уложением я сплю со своей сестрой. Жаль, что ты никогда не познаешь сладость её отверстий…

***

Как правило, я вообще не разговаривал с ними. Иногда они активно сопротивлялись: кричали, царапались, кусались. Старался не причинять боли. В отличие от Брыси, я не получал удовольствия от пыток. Интерес исследователя, и ничего сверх: я выполнял Законную работу. Кто хочет служить Закону с чистыми руками, пусть первый метнёт в меня нож.

Для Брыси истязания были частью половой активности, в которую я вовлекался косвенно: то есть, возбуждаясь, наблюдая за её возбуждением. Мой оргазм был следствием её сексуальных эманаций.

К примеру, сжимая пассатижами сосок распятой девочки, она мастурбировала свободной рукой. Глаза мутнели, лицо заливал румянец. Её утробное рычание в судорогах экстаза не мог заглушить даже визг истязаемой. Вены на лбу набухали, аромат свежего пота теплым маревом стлался по кухне…

В такие моменты мне дозволялось припасть ртом к её взмокшему лону, присосаться к его лепесткам. Я скрёб щетиной её белые ляжки — она до крови расцарапывала мою голову. Возбуждаетесь? Ладно, не буду.

На моей памяти дважды Брысь сдирала кожу с живых детей. Первый раз мальчик потерял сознание уже в начале операции, поэтому второго ребенка мы перед процедурой обкололи новокаином.

В ряде случаев мы добивались впечатляющих результатов при помощи электричества, но в конце концов из-за низкого качества реостата кожа одного из экземпляров непоправимо обуглилась, и эксперименты пришлось прекратить.

По Закону также полагалось работать дрелью, что я делал вполне успешно. Перед операцией брил ребенку голову. Потом брал в горсть волосы, нюхал и мастурбировал с окончанием в глаза. Не скажу, что запах детских волос сильно возбуждал меня, но таков Закон. Делал сверлом два сквозных отверстия: между глаз прямо и через виски — в соответствии с девятым некро-наставлением Спорыбации.

Шило помогало, а вот тиски, что я принес из гаража, чуть было не пришлось отнести обратно: даже самый маленький череп не пролезал в них. Потом-то я догадался, что их лучше использовать не на сжатие, а на растяжение, по принципу домкрата: закрепил на зажимах стальные крючки, зацепил ими десны — и путем вращения рукоятки добился медленного разрыва челюстей.

Не смотрите на меня так, гражданин следователь… мне смешно, не могу сосредоточиться. Я обещал вам рассказать всё как было, и я держу обещание.

Если отвёртка достаточно длинная, можно вставить её в нос и резким нажатием углубить в лобные доли мозга. Для этой же цели подойдет толстая стальная проволока. К мозгу можно получить доступ через глаза и уши, но, впрочем, не вижу смысла описывать известные каждому школьнику вещи. В протоколах об этом подробно.

В целом же дни были заполнены рутиной: отлов, умерщвление, обработка, снятие и выделка кожи с последующей консервацией и утилизацией отходов. В таком монотонном кадансе многое стерлось из памяти.

Но вот влетает как муха в рот трупа письмо:

July 22 (Bloomberg) — The ruble, boosted by its biggest daily surge in a decade against the dollar this week, may extend gains as crude prices climb toward $100 a barrel, Morgan Stanley analysts said.

For every 10 percent increase in the price of oil, the fair value of the ruble is likely to rise about 6.8 percent, London— based economists wrote in a research note on July 20, when the ruble jumped 2.4 percent, the most since March 1999. Oil has almost doubled since February to $64 a barrel.

The CHART OF THE DAY shows the ruble strengthening to 23.9 per dollar, a 30 percent increase from yesterday, as crude climbs to an average of $95 in 2011, based on Morgan Stanley estimates. The projections would materialize if the central bank stops intervening in the currency market, they said. Bank Rossii may gradually decrease intervention but is unlikely to «stop intervening yet,» Weeks said in an interview.

«If the commodity super-cycle is not over, we see strong implications for the ruble,» …»At flat oil prices, we continue to expect a slight depreciation.»

The currency weakened 0.4 percent to 31.0983 against the dollar as 12:48 p.m. in Moscow, as crude fell 1.5 percent to $64.60. The ruble may decline this quarter as crude dips to $55, the analysts said.

Значит, ждать больше нет смысла: пора.

Воля неубиваема — разве это неясно еще, гражданин следователь? Вы можете выведать у меня цепочку событий, но вам не добиться раскаяния. Вы не увидите моих внутренностей, деловито перекладываемых дрожащими с похмелья руками патологоанатома, не услышите шуршания о крышку гроба первой брошенной горсти земли.

А

Любить

Её

Надо

Как

Ангела

***

Но полноте, что вам еще?

Распространять в трущобах мегаполиса дисконтные карты на органы собственных отпрысков? Проституировать в судейских париках, покрытых высохшей блевотиной приговорённых к высшей мере? Выражать гражданское неповиновение, перекрывая железнодорожные магистрали вымазанными в экскрементах обнаженными телами церебральных паралитиков? Продавать туземным племенам героин, расфасованный в мошонки героев Чернобыля?

Чего ещё не достает вам для полного счастья?

Когда-нибудь в антикварных лавках радиационного гетто обнаружат фигурки, что лепили ночами ядерной зимы дети-мутанты из теста, замешанного на крови, экскрементах и перетёртых костях съеденных родственников. Фигурки изображают сцены человеческой жизни.

Девочка, выковыривающая золотые зубы изо рта мертвеца. Однорукий охотник за органами подсчитывает выручку. Женщина развешивает на колючей проволоке мумии мертворожденных детей.

Эти скульптуры займут своё место в музее наряду с другими реликвиями вымершей цивилизации. Утренний ветер будет буянить в сырых коридорах пустых небоскребов, разгоняя пепел, шелестя осколками стекла… крысы заполнят просторы покинутых улиц, сорняк продавит асфальт площадей…

…Но вот и ты, мой верный Проводник, хромаешь ко мне, мурлыча. Трёшься о ногу? Зовёшь меня? Куда? Разве мы еще не пришли?

Если раньше страдал я, то страдал от общей беды: моё тело было полем битвы сил Хаоса. Если ныне радуюсь я, то вкушаю от общего счастья: моё тело — поле битвы сил Хаоса. Ошибается тот, кто думает, что принадлежит себе: никто себя не знает. Любой организм есть форма войны. Самопожирание — вот истинное имя жизни.

Но вот идёт Снег. Значит, время пришло.

Теперь, когда Оболочка третьей Статуи готова, пришло В.З.О. — Время Защиты Оболочки.

Хромая, приближается к входу в морг Вектор. Бесшумно отворяется люк в подвале, и Брысь вползает с ледяной ухмылкой, одетая в чёрный комбез, обутая в белые тапочки.

Вот бьют старинные часы: их створки распахиваются, и вместе с кукушкой выскальзывает Леонтий, увеличиваясь в размере подобно наполняемому водой презервативу.

— Введите его! — глухо командует Леонтий.

Брысь выходит, и через полминуты возвращается. За ней следует обнажённый Шкворень. Он напоминает огромного белого бурундука, несущего яблоко.

Шкворень несёт перед собой свёрнутую клубнем Оболочку. По указанию Леонтия он нежно опускает её на гранитный постамент, служащий алтарём. По очереди мы нюхаем ритуальный порошок.

— Устал с дороги? — интересуется Снег.

Шкворень кивает, затравленно озираясь.

— На, освежись… — Снег протягивает стакан.

При виде воды Шкворень откидывает голову: судорога сводит глотку. Леонтий перебивает ему позвоночник ритуальным молотом. Брысь вскрывает ритуальным кинжалом горло, обмакивает в кровь ритуальный пестик и брызжет кровью на Оболочку.

Мне становится страшно; во рту пересыхает, капли пота муравьями бегут по спине.

— Всем приготовиться… — шепчет Леонтий.

Они уже здесь. Мёртвые милиционеры здесь. Мы видим их, наступающих из-за колонн ритуального зала.

Мы стоим спинами к алтарю.

Я — лицом к северу. Брысь — лицом на юг. Снег — лицом на запад. Вектор — на восток. Леонтий — у алтаря. Он ест мозг жертвы.

Первый мёртвый милиционер приближается с юга.

Брысь ждёт, когда он подойдёт ближе. Мёртвый бросается на неё, согнувшись и вытянув руки, но в этот момент женщина отскакивает в сторону и разбивает ему череп ритуальным молотом.

Второй милиционер приближается с запада.

Снег сидит на корточках, обняв колени. Когда дистанция сокращается, он прыгает на врага, нанося ему проникающие ранения ритуальными кинжалами.

Третий милиционер приближается с севера.

Достаю ритуальную плеть. Это короткий, около локтя длиной обрезок лодочной цепи со стальным шариком на конце. Мне нечего скрывать: шагаю навстречу и посылаю шарик под ухо.

Голова мертвеца свешивается набок, изо рта сочится кровь, но тело стоит вертикально, царапая воздух обглоданными фалангами пальцев. Головка эрегированного члена поворачивается в мою сторону, покачиваясь словно кобра. Я бью под колено, он падает, но норовит ухватить меня за ногу. Наступаю на руки и разбиваю лицо стальным шариком, затем падаю коленом на шею: тускло хрустит кость.

В зале скверный запах. Четвертый милиционер приближается с востока.

Вектор перемещается вокруг него боком, зрячий глаз спереди. Вот он выбирает момент и бьёт ритуальным топором в темя. Удар, ещё удар — до тех пор, пока часть черепа не отделяется от головы и не повисает на лоскуте скальпа; прокисший мозг выскальзывает студнем.

Пятый и шестой милиционеры приближаются с севера и с запада соответственно. Надо быть осторожней: пол очень скользкий.

Снег вонзает мёртвому два кинжала одновременно: правый — в левый глаз, а левый — в печень. Отпихивает коленом, и вновь пронзает: правым — кадык, а левым — правый глаз. Остриё кинжала выходит из-под затылка.

С разбега бью плетью в лицо: шарик проламывает лицевую кость, вырывает челюсть. Сваливаю тело таранным пинком в бедро, хлещу по рукам, по голове, по рылу.

Седьмой милиционер приближается с юга, восьмой — с востока, девятый — с запада.

Поворачиваюсь к Леонтию — тот почти доел мозг и вырезал сердце.

Вектор бьёт мертвеца топором под колено и в шею, тот падает, но успевает процарапать острой костяной гнилушкой парню руку. Быстро обрабатываю рану ритуальным порошком и sмолами.

Брысь бросается мертвецу под ноги, сваливает на пол и разбивает голову ритуальным молотом; Снег пронзает упырю правым кинжалом сердце и, насадив голову на левый кинжал, проворачивает лезвие в груди.

Десятый мертвец идёт с юга, одиннадцатый — с севера, двенадцатый — с запада.

Леонтий съел полсердца, вырезает печень.

Десятый мертвец хватает Брысь за волосы, бьёт коленом в живот. Брысь вбивает рукоять молотка ему в пасть, вцепляется в треплющую волосы руку, выламывает пальцы. Снег перехватывает молот, перебивает мертвецу руки, ключицы, колени, вонзает кинжал под ухо, но внезапно хлюпающий кровью шестой милиционер впивается в его икру зубами.

Бью одиннадцатого плетью в промежность, затем по шее, по шее, по шее…

Вектор обрабатывает рану Снега порошком, Брысь разрывает зубами мертвецу лицо, Леонтий ест печень.

Моя нога скользит в крови, я падаю, одиннадцатый душит, придавив руку с плетью коленом. Вставляю большой палец в глазницу, сталкиваю с себя, наваливаюсь, бью по голове локтем: на! на! на!..

Два упыря схватили Брысь: один держит руки, второй душит. Снег спешит ей на помощь: он вонзает кинжал душителю в основание черепа; второй враг бросает Брысь и бьёт Снега ногой в живот. Вектор борется с жирным детиной со сросшимися пальцами ног; детина подмял его и глушит кулаком: Вектор закрывает руками голову.

Леонтий доедает семенники, и берёт ритуальный ствол.

Он подскакивает к жирному детине и стреляет в упор в затылок. Вектор пытается встать, но снова падает; его тошнит, лицо разбито в мясо.

Леонтий стреляет с колена два раза подряд, прицеливается, стреляет еще два раза.

Брысь ревёт и разбивает мертвецу молотом череп. Добиваю ритуальной плетью. Снег отрубает голову. Леонтий стреляет, перезаряжает, стреляет снова. Пинаю ногой. Пинаю ещё. Снег матерится. Брысь воет.

Леонтий улыбается, тяжело дышит.

Мы спасены. Ответственное Мероприятие прошло Законно. Враг уничтожен.

***

Заклинание Третьей Статуи:

гага

чняга

ломгаг

воркига

трупнгаг

плитвогаг

брейгонсаг

жемотлягага

валторсягагаг

пиросмагагагаг

морколйагагагаг

гекторстягагагага

пилторчнягагагага

колтверзагагагагага

бромжирмагагагагага

смэрчылдгагагагагагаг

пиноргагагагагагагагага

шлоктырзагагагагагагага

лобзыргагагагагагагагагаг

штопмельгагагагагагагагаг

грибболагагагагагагагагагаг

суктыльгагагагагагагагагагаг

рептомгагагагагагагагагагагаг

злопергагагагагагагагагагагага

сумберцвагагагагагагагагагагаг

локтембрагагагагагагагагагага

междупрягагагагагагагагагаг

колтунфагагагагагагагагага

смечмырдягагагагагагагаг

зяблиграгагагагагагагага

полднырьслагагагагагаг

бревнобрягагагагагагаг

сорбонгагагагагагагаг

бырлозвагагагагагаг

цуйкутблагагагагаг

дромбедвлагагага

фыйкертрагагага

змичпердагагаг

жрисуртмагаг

португлагага

меркельгага

щикордага

листвогаг

дзенлгаг

печгага

свигаг

жуга

***

Заполняя оболочку, газ шептал легко и нежно: сссссссссссссс…

Шар — как бы сказать — мерцает, что ли?

Представьте обнаженное тело молодой женщины, лежащее на сырой траве ночного парка. Оно белое, как кочерыжка — и такое же сладкое. Когда тлетворные микроорганизмы примутся за неутомимую работу над её тканями — оно и будет мерцать.

Вот и наше мерцание — холодное, завораживающее. Оно неизбывно, как Вечность. Или мне это только кажется? Всё-таки, зимы в наших краях суровые…

Я часто спрашиваю тебя, чупа-чупс, как отличить сон от яви? Но ты всё молчишь, жалкий выродок, отрыжка мёртвого кондитера. Хорошо. Молчи. Пусть надувается шар. Я буду наблюдать.

Человек не осознаёт, кто руководит его действиями: ему кажется, что он сам принимает решения, сам делает выбор и ткёт затейливую пряжу судьбы… Но мы-то знаем, что пряжа уже соткана. Нам нужно лишь взять её и следовать знакам. Но те, кто стоят над нами: разве они ткут эту пряжу? Невозможно размышлять об этом.

Люди, миллиардами ползающие по Земле, разлагаясь и отравляя воду и воздух… разве могут они хоть на один базисный пункт осознать собственное ничтожество? Не могут.

Так же и мы не можем понять, кто плетет эту блядскую пряжу, хотя между нами и ними пролегла бесконечность.

 — Смотри, смотри, он слился с небом, они как будто одного с ним цвета… Или света? Вы видите шар? Где Луна?

— Тише, тише, прошу тебя… нам нельзя шуметь: шум искривит средоточия кокон! Матка увянет, и споры погибнут!

— Лес ходуном заходил, он трепещет… это природа напутствие шлёт…

— Лучше б смела всю заразу, коль с нами… Смерч, или, может, комету на Землю послала… В ядерном пламени гадких червей уничтожить…

— Тише! Леонтий разрезал верёвку! Шар поднимается!

— Вижу, ого! Поднимается шар!

— Да, словно облако, полное света… Статуя пышет… всё выше и выше…

— Вон как плывёт… Как Бунтующий Ангел!… Призрак Возмездья…

— Нет… Перст Сатаны. Тихий гонец мирового пожара; мора и бешенства гордый пророк!

— Опа! Видали вы лёгкую вспышку?

— Матку со спорами ветер открыл…

— Бешенства сперма по небу летит… Как хорошо! Скинем, братья, одежду — и предадимся огню вожделения! Пусть текут соки и семя пусть брызжет!

— Лети, Змей Попович! Всё выше и выше!

— Лети, Змей Попович!

— Лети, дорогой!

…И шар улетает… Невидимой пылью разносятся споры. И с каплями влаги осядут они спелым соком рассвета…

Бешеные росы!

Бешеные росы!

О, счастье безумья!

Бешеные росы!

Спасенья не будет!

Бешеные росы!

Бешеные росы!…

Статуя IV

Меня захватил поток? Но кто тогда захватил поток? И кто захватил того, кто захватил поток, гражданин следователь? Причины и следствия свили в наших мозгах уютные гнёздышки и жируют, питаясь жертвенной плотью.

Мне неприятны мысли об этом. Но, в конце концов, за это я и люблю неизбежность: она неприятна, но вполне определенна — так что можно расслабиться и нести испражнения дальше.

Милая Брысь, никто из нас не принадлежит себе. Чего же ты хочешь ещё? Ты помнишь всё так же хорошо, как и я… кто дал нам эту любовь, как приказ? Как необъяснимо нелепо смотримся мы сейчас, сквозь призмы утекшего времени… Ты и Снег. Ты на Снегу.

Хорошо помню встроенный шкаф, в котором укрылся в тот вечер. Я ненавидел себя: самец в шкафу…фу… Но я увидел тебя, и всё встало на место.

Где, собственно, мне было ещё находиться? Я пригласил тебя в гости, но вечер был занят подготовкой к экзамену. Тогда я пришел к твоему брату — и спрятался по его совету в тот самый шкаф.

Ты действительно готовилась к экзамену, да. Но перед этим… помнишь?

Ваше соитие отличалось от вялой копуляции первого свидания: на сей раз оно было азартным и искренним. Ваш оргазм был ещё на подходе — а моя сперма уже стекала по двери шкафа.

Наши взгляды встретились в зеркале: ты повернулась, чтобы я увидел твои стекленеющие в блаженстве глаза. Ты улыбалась по-детски: невинно и сыто… Так улыбались потом дети, которым я протягивал им чупа-чупс, чтобы содрать затем кожу.

Ты стиснула зубы и зарычала; пузырек слюны надулся и сразу же лопнул, глаза увлажнились… а Снег долбил, как заведенный.

Таков Закон — что поделаешь.

Брысь. Тварь. Змея. Единственная. Невозможная. Ты превратила меня в маньяка — это смешно? Но я не устал хотеть тебя, сука… не устал, никогда не устану… Я хочу, хотел, всегда буду хотеть твою скважину.

***

Просто не могу себе простить этого. Просто не могу простить. Кожаные шорты с ширинкой сзади. Гриша! Принеси увлажнитель воздуха. Дайте мне Cusip, иначе я ничем не смогу вам помочь. Надо чекать рынок, всё время чекать рынок…

…Утром плавал в горячем молоке грёз, мягкий, беззащитный, с пульсирующей палкой эрекции.

Всё произошло быстро, никто толком ничего и понять-то не успел: так оно всегда и получается в конечном счете: Закон предписал Усмириться — и одним глазом я больше не вижу.

Emerging market bond spreads will probably tighten by 50 basis points or more between now and March 20 when the U.S. Federal Reserve is expected to cut interest rates again, top Wall Street analysts said…

На ритуале присутствовал Медигрякин. Когда всё закончилось, он унёс колбу с прахом Вектора. Глаз медицинским пинцетом вырвала Брысь: от боли я едва не кончил.

Это сложное, многоуровневое ощущение: шок в сочетании с помутнением эмоциональных настроек вызвал спазмы мышц простаты, сопровождавшиеся эрекцией.

Опасался, что чувства к женщине, лишившей меня глаза, подвергнутся искажению, но внезапное облегчение, заставившее горячо прослезиться, нельзя было приписать целиком ритуальной инъекции: то было нечто гораздо большее, чему у людей нет имени.

После того, как рана была обработана, товарищи торжественно умертвили белую собаку. Леонтий отсёк ей голову электропилой. Сука лежала на боку, подёргиваясь: вирус бешенства парализовал задние лапы.

Кровью белой собаки мы напоили украденного негритёнка, а затем отпустили, снабдив леденцом с боевой личинкой.

Личинка изгрызла позвоночник негритосика прежде, чем беспечная мать спохватилась, заподозрив неладное. А затем личинка проникла в его мозг и за ночь проросла там. Негритёнок открыл глаза и отрыгнул кровью. Теперь он подчинялся нашим командам (до тех пор, пока не сгниют нервные узлы). Личинка будет управлять им, а после, выделив особый яд, подохнет.

Мы заставили негритосика сделать из матери Гудок.

Для этого он дождался, пока она уснёт, после чего впрыснул ей в носоглотку добытый по нашим инструкциям наркотик. Так он поступал каждую ночь в течение недели, а затем сделал перерыв, и мать стала ощущать симптомы отнятия: лихорадочное возбуждение переходило в бред, при звуках льющейся из крана воды начинались судороги; не в состоянии глотать она постоянно сплёвывала обильно накапливавшуюся слюну, глухо матерясь по-французски.

Наконец, женщина загудела утробой.

Сначала едва слышно, похоже на журчание кишечника, затем — мощнее, глубже, пронзительней: Гудок рос в нутре её.

Когда мать негритосика умерла, сам он стал бесполезен и сгнил. Тело матери было перехвачено по пути в морг. Дождавшись Законного часа, мы рассекли ткани трупа и извлекли Гудок. Каждый из нас прогудел, после чего Гудок был уничтожен в измельчителе.

Затем взял с принтера лист А4, и, повернувшись к югу, внятно зачитал вслух:

«Today is the day of Greenspan’s testimony as we mentioned yesterday. In July Greenspan forcasted a GDP growth of 3.5%. The shorter end of the curve (2-year Note) may rally when the GDP growth is revised to 2.25% or lower. Such a number will fuel expectations of a further rate cut next month. Furthermore Euro finance ministers said growth in the Euro Zone won’t be crimped by a US slowdown. This is another confirmation of the fact that there’s no hurry to cut rates soon. Our expectations on today’s Euribor fixings: 1 — 6mth -0.5, 7 — 12mth -1bp. Data today: ECB Vari. Rate Refinance Auction, Ge Retail Sales -2.9% yoy -0.8% mom, Sp CPI (EU harmonised) 3.8%, 0.2% mom».

Взял с полу сумку и, не дожидаясь товарищей, вышел. Голова Пряхина находилась в багажнике припаркованной у подъезда «Нивы».

***

Про губы, это отдельная история.

Губами вообще много чего делают, вплоть до самого интимного. Губы — суть придаток гениталий, их своеобразное продолжение.

А вы женаты, гражданин следователь? А чего кольцо не носите?

Губы могут выполнять функцию половых органов, кроме того, защищают рот, артикулируют, участвуют в поглощении пищи. Универсальный организм предполагает возможность перекрёстной замены функций.

Согласно Закону, четвертая Статуя должна иметь губы, способные выполнить три действия: поглощение, исторжение и размножение.

Добычу губ (губов? губей?) была поручена Снегу.

Снег умел по-особому заморозить жертве лицо, так что при последующем срезании губ, боль не ощущалась. Всё это происходило перед зеркалом. Жертвы (как правило, женщины) заманивались под различными предлогами в помещение, оборудованное под звукозаписывающую студию. Это помогало объяснить необходимость звукоизоляции.

Жертва привязывалась к креслу напротив зеркала, голова фиксировалась. Снег работал традиционной аппаратурой цирюльника: пена, ножницы, бритва.

По окончании процедуры жертве обмазывали лицо экскрементами (угадайте, чьими?) и закатывали её вместе с креслом в холодильный отсек, где она замерзала насмерть. Замороженные туши распиливались электроножом на ломти толщиной в палец. Наконец, Снег собрал достаточное количество губ, и конвейер остановили.

Теперь необходимо было собрать Губную Заготовку. С этой целью в условленный час мы с Брысью и Леонтием выехали на конспиративную точку, где Снег ждал нас.

Приехали вечером.

Сверху срывалась влажная пыль. Грязь праздновала весну. Таящий лёд обнажал чёрные опухоли, скользкие ветви покрылись струпьями почек. Грязь праздновала. Серое небо никак не хотело потухать. Словно пьяный, которого некому уложить спать, небо мусолило прелую вату облаков, плевалось мокротой, посвистывало, дуло и пукало.

Снег встретил нас молча; провел по коридору, показал пульт, усилители, ударную установку, подключил бас-гитару, настроил, выдал сумбурный риф…

— Где Губы? — не выдержал Леонтий.

Мне стало неловко: я понимал, что Снег хочет придать обстановке торжественность, превратив Ответственное Мероприятие в своеобразный спектакль. Леонтий же вёл себя как бесчувственный нетерпеливый мужлан.

А с Губной Заготовкой так нельзя: она — дама капризная. Так и вышло: Губная Заготовка обиделась — и не появилась. Все труды Снега пропали зря.

По этому случаю состоялась разборка с участием Медигрякина. Леонтию было предъявлено духоблудие с возможностью искупления желчью, спермой и кровью.

На место Леонтия никого не прислали: через прах Вектора Медигрякин передал указание Яковледа и Спорыбации о завершении возведения Статуй силами выживших.

Губная Заготовка была получена месяц спустя в замаскированных под автомастерскую ангарах, откуда впоследствии благополучно вывезена на Постамент. Последний располагался на крыше высотного здания, где мы должны были дождаться сумерек, и только тогда эвакуироваться.

***

Перед уходом Леонтий собрал нас в тесной сауне. Он произнёс:

— Все вы знаете, что знаете, а чего не знаете, того не знаете. Дохлая утиная бабушка. Чтобы завращать вокруг себя энергии этого уровня, вам понадобится труп престарелой женщины, желательно не жирный. Вам понадобится зараженный бешенством солдат-срочник, блондин, ростом не ниже 170 см. И вам понадобится мясорубка. Все ингредиенты нужно перемолоть в фарш по кускам. Разумеется, останутся кости. Из этих костей вы варите густой клейстер (рецепт возьмете в числе прочих в моих файлах). Этим клейстером вы склеиваете небольшие коробки из картона (чертежи найдете там же в соответствующем разделе). Из фарша жарите такие колбаски (он показал пальцами) — и укладываете колбаски в коробки. Все колбаски следует продать (адреса магазинов, в которых у вас примут колбаски на реализацию, вам даст диспетчер Газуго). Как только в магазины поступит выручка, необходимо купить на эти деньги мотоцикл. На мотоцикле пусть Брысь поедет до посёлка Кологривый и найдёт там пасечника Григория и возьмёт у него Прыщавое колесо. Прыщавое колесо действует на всё что касается здоровья костей — и в более широком смысле — на каркасы и несущие построек и зданий, также на фундамент. Прыщавое колесо нельзя дважды использовать на одном объекте, ибо велик риск зеркальной отдачи. В обмен на Прыщавое колесо с пасечником надо будет заняться сексом. Григорий помешан на пчёлах, поэтому любит привязывать женщин к специальной раме и выпускать на них пчёл. Бояться не следует: пчёлы не причинят вреда, хотя могут несколько раз ужалить. Когда Григорий развяжет тебя и начнет демонстрировать фокус с пчелой на головке члена, следует дождаться момента, когда его внимание будет полностью поглощено насекомым и оглушить ударом под затылок. Лучше заранее присмотреть оружие для удара. Это может быть каменная пепельница, бутылка или другая посуда… кочерга, утюг, иные бытовые предметы. Смысл в том, что кожные покровы не должны страдать. Можно задушить, если сможешь. И осторожней с пчёлами. Они могут броситься мстить за хозяина. Если это произойдёт, прорывайся к мотоциклу и газуй, стоя на месте и повернув выхлопную трубу в сторону ульев. Мясной мотоцикл отпугнёт пчёл. Тогда можешь смазаться специальным составом и забрать труп. Кожу с трупа необходимо снять по схеме 4-6-8 и передать диспетчеру Газуго. Сами, совершив очистительный ритуал, подавайтесь к югу.

— А хватит денег от колбасок на покупку мотоцикла? — заволновалась Брысь, — что-то я сомневаюсь. Или совсем убитый купите? Я бы хотела японский…

— Денег хватит. — С нажимом произнёс Леонтий, — магазин выдаст сколько вы попросите. Это мясные магазины. Наши мясные магазины. Главное здесь — принцип обмена металла на мясо. Это — мясометаллическая практика, называемая иначе БВБ (Бритва В Булочной). Здесь вам поможет Корчеватель. Ищите его между лоснящихся складок женской плоти. Воркуйте о нём как воркуют зверьки ебущиеся. Корчеватель знает тайну источника бешенства. Корчеватель использует специальный воровской инструмент для вскрытия непроявленных полостей пространства. В некоторых силовых полях пространство искривляется, образуя своего рода пузыри, в которых любят поселяться порнии. Эти вредные твари следят за разумом, и поражают мозг пучком некрозвука. Но теперь благодаря ратному подвигу Виталия Круглозуба и Марины Голытвиной в нашем распоряжении имеется Летающий Клюв (ЛК). Это приспособление вы добудете вместе с Корчевателем. Необходимо заразить бешенством не менее сотни дворовых собак. Для этой цели используются духовые трубки. Резкая вспышка бешенства посеет панику: здесь появляетесь вы, предъявляете труп Корчевателя и объясняете, что распространитель болезни уничтожен. Вы предъявляете духовые трубки и зараженные шипы. Когда разъяренная толпа начнет рвать мертвеца на части, вы собирайте урожай. Вам нужна перхоть рассерженного человека. На неё можно приманить ЛК, а уж когда приманили — тут уж Корчеватель вам в помощь…

— Но Корчевателя мы замочили…

— Кончено замочили. Но у него в язык вшита капсула с приворотными формулами. Она напоминает отрезок гитарной струны. В неё и засасывается Летающий Клюв. При помощи ЛК вы уничтожаете популяцию порний, расчищая тем самым место для Старших. Старшие, образно говоря, должны удержаться в нашем пространстве… и для этого им нужно закрепиться в нем, подобно тому, как закрепляются глисты на стенке кишечника. Удобренное порниями посадочное место представляет собой своего рода крюк, при помощи которого Старшие закрепляются в нашем измерении. Для Старших мы — своего рода инструмент…

— Но почему мы служим им?…

Леонтий вышел в предбанник, взял с лавки блокнот и прочёл:

 «Есть восточная сказка, в которой рассказывается о богатом волшебнике, у которого было много овец. Волшебник был очень жаден и не хотел нанимать пастухов, не желал строить изгородь вокруг пастбища, где паслись его овцы. Из-за этого овцы часто забредали в лес, падали в пропасть и т.д. Самое же главное — они убегали от него, так как знали, что волшебнику нужны их мясо и шкуры.

И вот, наконец волшебник отыскал средство. Он загипнотизировал овец и, во-первых, внушил им, что они бессмертны, что, сдирая с них шкуры, им не причиняют вреда, а наоборот, такая операция будет им приятной и даже полезной. Во-вторых, он внушил им, что сам он, волшебник, — их добрый хозяин, который так сильно любит своё стадо, что готов сделать для него всё, что угодно. В-третьих, он внушил им, что если с ними вообще что-нибудь случится, то это произойдёт не сразу, во всяком случае, не в один день, а поэтому им и не стоит об этом думать. Наконец, волшебник внушил овцам, что они совсем не овцы, что одни из них — львы, другие — орлы, третьи — люди, четвёртые — волшебники.

И после этого всем его заботам и беспокойствам настал конец: овцы никуда больше не убегали, а спокойно ждали того часа, когда волшебнику потребуются их мясо и шкуры.»

<П. Д. Успенский «В поисках чудесного. Фрагменты неизвестного учения»>

 Он отложил блокнот.

— И кто же мы? — фыркнула Брысь, — овцы, которым внушили, что они волшебники?

— Наоборот, — Леонтий сжал в кулаке мошонку, — мы — волшебники, которым внушили, что они — овцы.

***

Есть сказ о Теребящих Арбалетах, гражданин следователь. Привожу его ниже.

«Одному жрецу был открыт тайный смысл Закона, прежде чем он принял Усмирение. Возгордившись обретенным даром, тот покончил с собой на глазах у празднующих годовщину Борозжения. Лютые Дети пришли в неистовство, и забили матерей насмерть отвёртками. Этот проступок Воспитатель Кузьма оплатил слезами и желчью. Детям повелено было съесть его труп сырым и всю ночь за этим петь Песнь Ненависти. Во время этого ночного пения двое детей: Горбатило и Феоктижило занимались взаимной мастурбацией с последующим разбрызгиванием семени на окружающих. Двое других: Степанило и Евростандартило распиливали двуручной пилой закоченевший труп человеческой жертвы. Руководил церемонией диспетчер Квадроздох. У него имелся двоюродный брат, юродивый гражданин Болгарии по прозвищу Митя. Митю приговорили Старшие, но Квадроздох добился замены удушения проволочной петлёй на отсечение головы на пилораме. Упомянутый в начале этой истории жрец близко знал Квадроздоха и присутствовал на жертвоприношении Митей. Он сохранил митину голову в ведре с древесным спиртом и время от времени использовал для утоления полового желания. Об этом стало известно Старшим, и те повелели жрецу добыть соскобы с глоток девяти дочерей человеческих, семи тварей рогатых и двух водяных. Когда же добыл он жертвенное, тайный смысл Закона был явлен ему в виде заклинания Теребящих Арбалетов. Это заклинание звучало в ушах его, словно бы произнесенное посторонним, и понял жрец, что есть Законная суть. Но перед смертью передал практику заклинания Квадроздоху. Квадроздох опробовал заклинание на воспитателе Кузьме и остался доволен результатом. В цепочке не хватало одного звена, и этим звеном была женщина. Это была специально выращенная женщина. Она могла управлять силой Теребящих Арбалетов, в то время как заклинание использовало эту силу только в одном направлении. За этой женщиной охотились, и в конце концов её поймали. Её экскременты растворили в моче и раствором этим кололи новорожденных человечьих детёнышей.

Женщину эту потом расчленили <далее идёт текст Заклинания>.

Расчленителя повесили, вешателя задушили, душителю впрыснули яд, отравителя столкнули в топку, истопника заморозили, мороженщика расстреляли, мента посадили на кол, столяру отрубили голову, мяснику перебили позвоночник кувалдой, кузнеца усыпили газом, газовщика закопали живого в землю, могильщика замуровали в бетоне, строителя переехали поездом, машиниста метро утопили, моряка скормили крокодилам, работника зоопарка убили током, электрика заразили бешенством, врача распилили электропилой пополам вдоль промежности, слесаря растворили в кислоте, рабочего химической фабрики распяли, плотника взорвали гранатой, сапёра расплющили заживо асфальтовым катком, дорожного рабочего затравили насмерть собаками, зоотехника зарезали, повара сбросили с самолёта, лётчику залили в рот расплавленный металл, сталевара облили бензином и зажгли, пожарнику раздавили бульдозером голову, бульдозериста забили насмерть камнями, геолога утопили в нечистотах, ассенизатора сварили в масле, художнику вставили в анус гюрзу, змеелову перерезали сухожилия и положили на муравейник, энтомологу раздробили череп гантелей, спортсмену забили в горло фаллоимитатор, проститутке вонзили гарпун в сердце, рыбаку срезали с головы кожу, скорняку зашили прямую кишку, швее распороли живот электролобзиком, мастера-краснодеревщика забили ногами насмерть, футболиста разорвали самосвалом, водителя расплющили прессом и, наконец, начальник цеха отделался строгим выговором и лишился вдобавок квартальной премии». Гоп!

***

Недостающие компоненты: анус и гениталии. Их надлежало собрать в совмещенном виде, так что всё это вырезалось у умертвляемых газом совокупляющихся людей.

Мы работали в противогазах. Раздвигали ноги, осуществляли экстренную заморозку сухим льдом и вырезали электроножом клин из сцепленных промежностей: два ануса и набор гениталий. Это напоминало нарезанные ломтями смоквы.

Людей набирали из добровольцев якобы для съёмок порно-фильма. «Съёмка» происходила в гараже на охраняемой территории. Гараж был оборудован герметично закрывавшейся камерой с мощной вытяжкой. Жертвам объяснялось, что фильм — своеобразный, на любителя, называется «Порево в газовой камере».

Люди часто пугались и отказывались от съёмки. Таких мы оглушали электрошокером и усыпляли инъекцией метанола. Промежности вырезались только у согласившихся. Ну и скажите теперь: кто из них, по-вашему, выиграл?

Те, отказавшиеся — они просто сгинули, словно их никогда и не было. А которые согласились, стали частью Статуи, иначе говоря: послужили мостом, продолжили себя в будущее.

По окончании процедуры состоялся сеанс связи через пепел с Медигрякиным, из которого выяснилось, что Старшие распорядились, чтобы я подвергся процедуре анальной бодрости.

На ночь вставил себе анальную свечу бодрости, полученную через заговоренного. Быстро провалился в сон, который так напоминал явь, что я до сих пор не уверен, где я сейчас.

Это был сон совсем про другую жизнь, в которой я был ни то совладельцем страховой компании, ни то госслужащим. Я ехал с женой на электричке из Сеговеи в Мадрид; кажется, поезд шел до Гвадалахары. Приехали мы уже затемно, у нас был дабл в отеле в двух кварталах от Гран Виа, но мы сразу пошли в китайский ресторан. Нам дали столик рядом с туалетом, но я не стал спорить, ибо туалет не мешал. Мы взяли бутылку красного, два риса, салат из папоротника, весенние рулетики, «креветочные чипсы», курицу по сычуаньски, рыбу по-тайски, мороженое и жареные бананы. По дороге к номеру нам встретилась плачущая проститутка, перебегавшая улицу в одних чулках. Это нас позабавило.

Самым странным было ощущение, что я живу жизнью увиденного во сне человека… я помню себя ребёнком, храню в себе истории школьных лет и позже — учеба в университете, диплом, первое место работы, попытки как-то пробиться на поверхность.

В голове роились странные истории про страховку на автомобиль и какой-то женщине, к которой испытывал страсть пикантного свойства.

До сих пор при воспоминании об этой ночи мне становится не по себе, из желудка поднимается ком, и я потею.

***

Словно переношусь на полгода назад, в то самое утро.

Крик петуха у водокачки. Светает. Холодный ветер приминает жухлый свинорой. Только тогда была осень, а сейчас — весна.

Пронзительный визг «болгарки». Звякнув, словно мешок с мелочью, падает в глину висячий замок. Дверь подаётся легко. Запах, сочившийся до этого сквозь щель, разом бьёт мощной волной, заставляя застыть на пороге. Темно… Но что это? Что это за неясное лунное свечение исходит из глубины дома? Где выключатель?…

Дашенька, здравствуй! Здравствуй, милая. Это ты так ласково светишься, встречая нас, неутомимых гонцов Вечности? Это ты так восторженно пахнешь? Прочь ставни! Осторожней, стекло… Света мне! Так…

Беру её на руки, беру бережно, словно хрустальную, и несу на воздух… Черви сыплются мне на ботинки, но я не обращаю внимания.

Ты стала такой лёгонькой, Дашенька, влажной и легонькой, как последний мартовский снег. Я кладу тебя на заботливо расстеленную Брысью подстилку. Ты продолжаешь сиять: теперь — в свете фар.

Снимаю с тебя остатки одежды. Складной нож помогает мне. Сквозь резину перчаток я чувствую каждого червячка в твоём развалившемся тельце. Ах, милая…

Что ты так смотришь, сука? Неужели ревнуешь? Меня — к этой нежной мякоти? К этому пьянящему аромату? Посмотри: мясо отходит от костей, как варёное. Посмотри на этих личинок… Расстегни мне штаны. Я тоже хочу приобщиться к этой удивительной страсти — любви к разложившейся плоти… я хочу хотя бы на несколько коротких мгновений — стать христианином и стоять на коленях перед останками того, что еще не доели черви… что скажешь? Ха! Ты не можешь ревновать меня к этому, о, роковая блядь моя… как я не могу ревновать тебя к твоим любовникам.

Вынимай его… видишь, как стоит? Дрочи теперь — и ты посмотришь, как я буду спускать, как солью из яиц весь накопившийся груз — прямо в неподражаемое невыразимое буйство белка, в эти святые мощи! Аллилуйя!

…Сколько времени прошло? Надо же… Уже совсем светло… Включайте мясорубку. Просто перепилите кости в тех местах, где они слишком длинные, чтобы куски целиком входили в горловину. Фарш нужно аккуратно расфасовать в пять пакетов. Пока посмотрю цифры…

Сейчас надо быть собранными как никогда… Годовой LIBOR упал до четырёх… TOPIX приближается к уровню поддержки: в ближайшее время, скорее всего, увидим коррекцию вверх. И вот еще:

MOSCOW, Aug 12 (Reuters) — Russian consumer prices rose 0.1 percent in the week to Aug. 10, same pace as in the previous week, the Federal Statistics Service said on Wednesday. Accumulated inflation was 8.2 percent since the start of FY.

***

Заклинание Четвертой Статуи:

море солёное нёбо замкнуло и к смерти взывает, приветливо скалясь
рыбы поют нецензурные гимны славя отчизны вагину гнилую
пепельный хобот дракона усохшего стены темницы моей украшает
гнойной коростой покрытые бёдра бляди умершей я страстно целую
мальчик безногий раствор ядовитый в шприц выбирает с кривою усмешкой
с воем глухим и протяжным перденьем сперму излил я в ноздрю крокодила
дайте нам выстроить башню из кала
дайте нам выебать мишку коала
дайте нам выстрелить в ухо жар-птицы
бомбами срыть побережие Ниццы
дайте испить поднебесной отравы
мы снова правы, всегда будем правы
вечен огонь нашей бешеной славы
вечны соитья, созвездья и сплавы
дайте отравы
скорее отравы
лавы
халвы
и влагалища Клавы
руки на голову
лицом к стене
вы жили так долго
вы жили в говне
закройте глаза
это не больно
просто
довольно!
довольно!!
довольно!!!

***

У ангара забылся пьяным сном пожарник. Снег подошёл, разбил ему череп лопатой, присыпал тело песком из ящика.

Я вытащил из багажника контейнеры и канистры с горючим. Мы зашли в здание, загрузили в лифт всё необходимое. Наверху действовали также быстро и слаженно: Снег вскрыл чердачную дверь, мы принялись затаскивать горючее и оборудование на крышу.

Начал накрапывать дождь, мелкий, моросящий. Это неожиданно взбодрило меня, разбудило ожидание радости…

Вооружившись ведром белой краски, Брысь вычерчивала на битуме круг.

Через восемь с половиной минут пусковая установка собрана, и Ответственное Мероприятие входит в фазу завершения.

…— Восемь… Девять… Пятнадцать… Двадцать два… Отсос!

— Есть отсос!

Я увидел, как держало пришло в движение и завращалось тихо свистя; зеркала опустились на раму, маховик разгонялся пуще.

Снег стоял рядом неподвижный и бледный. Брысь потянула за рукав:

— Уйди. Тебе лучше не смотреть…

Неожиданно мне стало херово, я пошатнулся и блеванул, еле успев наклониться. Ухватив меня за руку, Брысь тянула на лестницу.

Оказать ей сопротивление мешала тошнота: я вынужден был опереться о стену и присесть на ступени. Ощущение, что вот-вот откажут ноги. Головокружение. Краем глаза успеваю заметить, что Снег сидит в центре круга на корточках.

— На, зажми зубами, только не проглоти! — она суёт мне в рот сигарообразный кусок синеватой резины с отходящими от него вправо и влево проволочными спиралями.

Невыносимый пронзительный звук нарастал, расползаясь, проникая, казалось, в каждую пору, каждую клетку. В единственном глазу потемнело, сердце стучало так, что пульс дёргал кончики пальцев. В какой-то момент я полностью выпал из реальности, потеряв ощущение времени и пространства; перед глазами возник обнажённый юноша, будто сошедший с полотна Петрова-Водкина «Купание красного коня». В руках у юноши отбойный молоток. Я подумал, помнится: «Это не Петров-Водкин, это ожившая статуя» — скованный ужасом, попытался встать, но незримая сила не позволяла двинуться.

Тем временем таинственный юноша опустил свой инструмент рукоятью к земле и, направив рукою жало себе в задний проход, резко присел. С шипением и оглушительным треском отбойный молоток углубился страстотерпцу в кишечник, его затрясло, потекла кровь… я исторгнул щемящее завывание и зажмурился…

…Очнулся от запаха нашатыря и пощёчин.

Перед глазами всё плывёт, словно после центрифуги. Кто-то поддерживает сзади. По запаху понимаю, что Брысь.

— Всё, всё, нормально, держись… пойдём к машине…

— Не могу… карусель в башке…

Зажмуриваюсь: яркие узоры множатся на внутреннем экране, как бывает под ЛСД.

— Веди меня.

Судя по всему, мы вышли из подъезда и подошли к машине.

— Осторожней…

Влезаю на сиденье наощупь, открываю глаза: Брысь с бледным, покрытым испариной лицом маячит, как призрак. Хлопает дверь, заводится двигатель. Машинально поворачиваюсь, смотрю в окно.

На газоне у тротуара — распростёртое тело. Верхняя часть головы мертвеца отсутствует, мозг веерообразно разбросан.

Невольно моргаю единственным глазом… видение не проходит: это частично обезглавленное тело — Снег.

Статуя V

Знал ли я, что должен буду завершить работу над Статуями в паре с этой женщиной?

Нет. А что это меняет?

Ничего, по большому счёту! Меня могут обвинить в распутстве, в растратах, в необоснованном обобществлении продуктов почкования, и я не скажу ни слова в оправдание: буду молчать, как молчит красный резиновый карлик, насаженный на торец вашего карандаша, гражданин следователь: чур меня! Аж волосы дыбом…

Размножайтесь, делитесь, мутируйте: всё равно не уйти от расплаты. Палачи уже пришли, они уже здесь: стоят за дверью. Они просто еще не приступили, потому что не было сигнала. Но они уже готовы.

Где ты, мой верный Проводник? Почему прячешься? Тренируешь?

Я видел свою страсть: Старшие показали мне. Она состоит из студнеобразного прозрачного металла. Она небольшая: примерно как таз у женщины. И на размерах сходства не оканчиваются, потому и форма напоминает ягодицы и раскрытую в приглашении вульву. На лапки можно не обращать внимания: они тонкие, как у таракана. А клешни? Разве это клешни? Их может перекусить и ребёнок с его молочными зубами и неразвитой челюстной мускулатурой. Оторвать их — и дело с концом. Внутри она тугая и горячая. Она высасывает, высасывает через…

Слушай

А

Тебя

Уже

Разлюбить

Невозможно

US FEB consumer confidence dropped more than expected, despite the easing in January. The index was pushed down for the fifth straight month. The sales of new US homes also fell down, the largest monthly decline since January. Especially the first factor is seen as key in determining whether the Fed cuts interest rates soon. Markets will also closely watch Greenspans speech today. In reaction on yesterday’s data, US stocks lost more ground. The Nasdaq plunged 6.35% but the Dow Jones was flat. Net effect should be Euribor positive boosting hopes on an ECB rate cut follow up to the Fed. In euroland we have at last some better inflation data, with German Import prices coming below expectations at 6.5%. This will help ease inflation concerns.

Our expectations for today’s euribor fixing: 1mth -2bp, 2 — 4mth -3bp, 5mth -5bp, 6mth -7bp, 7 — 9mth -8bps, 10 — 12mth -9bps. Lots of euroland data (EU 12 CPI, EU unemployment Rate) but focus will be equities and Greenspan’s testimony to the House Financial Services Committee.

***

Отвалите, я сам… Неужели доброта моя стала пожирать сама себя, отрыгивая жемчужинами многолетних исканий? Это — красный жемчуг, который растёт в гноящихся ранах, в разошедшихся швах и ожоговых пузырях моего сердца: кровавый жемчуг подпольщика.

Я спокоен… спокоен… Когда предприятие выходит на завершающую стадию, ответственность давит, что поделаешь. Хладнокровию роль принадлежит первостепенная: не обойтись без специальных медитативных практик. Неоценимую помощь окажет визуализация. Нужно представить окружающий мир и себя как его часть в форме простой, но доходчивой аллегории.

К примеру, я представляю себя и окружающих в виде колосьев на просторном густо засеянном поле. Ветер гуляет в поле, но наши корни — те, что дают жизнь — накрепко впились в земную плоть: они не пускают, они сосут и держат.

Со стороны горизонта, надвигаются комбайны. Сила Смерти управляет ими. Но у нас есть еще время, чтобы разгадать загадку. Эта загадка, головоломка, что находится в наших руках, хороша тем, что, несмотря на свою сложность, имеет множество решений. Смотрите. Если не получилось один раз, получится в другой. Фантазировать можно не до бесконечности, а только до того момента, когда нож комбайна подрежет. Но главное — не волноваться. Иные колосья так расстраиваются, что начинают дёргаться, пытаясь сорваться — как будто возможно существовать без корня. Устав, они отдаются на волю ветра, что уносит их пустые оболочки прочь. И вот какая идея бродит среди колосьев: если разгадать головоломку, нож пройдёт мимо.

Но сегодня уже слишком поздно для рассуждений. Их глупая суета мешает сосредоточиться. Необходимо решить головоломку. Сначала решить, а там уж посмотрим.

***

Вынимаю из тумбочки коробку со шприцами; застёжка-молния на пакете с трупом расходится, я вижу разорванную голову Снега.

— Уши почти целые… — трогаю труп пинцетом.

Мои ноги и руки постепенно немеют, я ощущаю покалывание в области позвоночника, ноющую боль в шее, в области внедрения зонда. Постепенно боль затихает, тело наливается обезличенной тяжестью, в какой-то момент мне кажется, что я перестал дышать.

Беру шприц, насаживаю иглу.

Какой ты холодный, Снег… Игла протыкает твою грудь, чтобы добраться до сердца, как требует того Закон. Второй раз в жизни я прибегаю к сканированию через трупную жидкость. Не любил, и вряд ли полюблю эту процедуру. Но повод нынче веский. Только поэтому. Вынужден.

Шприц почти полон. Я уже не ощущаю тела, только зонд беспокойной занозой пульсирует под затылком.

Лучше без глаза, чем без головы.

Оттягиваю веко, вонзаю иглу, давлю на поршень. Снежная кровь сочится в меня. Выключаю табло, фиксирую маятник.

Ага, теперь чувствую. Липкое содрогание. Бархатистый перезвон.

Где

Искать

Тебя

Любимый

Если

Разлучат?

…ты будешь шипеть, Эмиль, мальчик, покрытый вазелином и пыльцой? До грозной капли, на кончике члена умершего накануне… если пиратский жезл… купила проститутка Катя… на полустанке в тридцати км от Непрядвы… смеялся как козёл блядь хахахахахахаахаха… Радость № 4654313… в связи с этим хотелось бы… рассосаться, распасться, расслоиться, подобно конусу или, что гораздо более приятно и… обладает рядом суггестивных признаков… не могу котировать: ссу… Туполев расточил хомяка… 6*8 O/N, 7.5*9 T/N… Радость № 67384737… В 1975 году в полевом бою в Анголе младший лейтенант южноафриканской армии Лоуренс ван Вуурен уничтожил 11 кубинских десантников с их автоматами Калашникова, имея Стар BS и два магазина по 9 патронов. Незадолго до начала огневого боя он сломал указательный палец правой руки. Первые девять патронов он отстрелял с левой руки, уничтожив только четверых солдат противника. Затем он перезарядил оружие, переложил его в правую руку и уничтожил 7 десантников восемью патронами, нажимая на спусковой крючок сломанным пальцем (этот факт отражен в официальных документах, поскольку ван Вуурен был награжден высшим военным орденом ЮАР)… Радость № 986956849… c u tom bibi4n…

***

…Когда очнулся, глаза резал свет. Зажмурился. Голоса вдали постепенно становятся громче, словно я еду и приближаюсь к большому, змеящемуся толчеёй и вонью вокзалу, где разговоры, гулы и грохоты сливаются в один непонятный, но горячий и смердящий хор… Стоп! Где я? Ах, да… Хорошо…

Встаю, подхожу к раковине в поисках зеркала. После испытанного хочется убедиться, что отражение соответствует оставшемуся в памяти представлению.

Да, это я. Тот, кто считает себя мной. Тот, кто носит «Я», как носят обручальное кольцо, как татуировку: уже привыкнув, без гордости, иногда забывая, но постоянно вспоминая и смакуя уютное тепло, разливающееся медовым ликёром по губчатым тканям тщеславия. Лоботомия, мама мия, как хорошо на свете жить!

…Посадил Проводника на колени, погладил по голове. Кот внимательно посмотрел на меня, кончик хвоста дрогнул, он спрыгнул и скрылся за углом.

Нахлынуло ощущение покинутости: такое со мной случалось впервые. Попрыгал на месте, расслабился, вынул нож, сделал несколько секущих ударов по воздуху, подвигался в среднем темпе боя с тенью. Всё хорошо, только особые технические навыки сегодня мне не пригодятся.

Ладно. Надо ехать.

***

Она ждала меня: на такую мысль наводил идеальный порядок в квартире. Сидела у окна в кресле. Из одежды только короткий домашний халат и шлёпанцы.

Была мысль сделать дело сразу, без разговоров, но при входе замешкался: страсть как захотелось выяснить, знает она — или нет.

— Присаживайся, — указала на диван напротив.

Скинув на ходу куртку, я присел.

Она не двигалась. Просто сидела и смотрела. Тело расслаблено, лицо безучастно. Я тоже молчал. Так прошло минут десять. Мы словно решили загипнотизировать друг друга. Наконец, я взглянул на часы, хотя знал, что временем располагаю в избытке.

— Торопишься?

Я не был готов отвечать: пусть лучше она говорит, если хочет.

— Любопытно, знаю ли я, зачем ты пришёл? Да, знаю.

Ну, чего мне еще? Она знает. Что ж, тогда…

— Не нервничай, хитрить не собираюсь. Поговорить с тобой хотела. Перед тем, как ты меня оприходуешь…

У меня пересохло во рту:

— Ты знаешь, что для пятой Статуи нужен твой продолговатый мозг и кости таза…

Я затруднился продолжить фразу. Брысь пожала плечами:

— Раз нужно — берите. Думала, ты спросить меня о чём-нибудь захочешь.

— Спросить… — я выдержал паузу, пытаясь успокоиться. — А может, расскажешь сама?

С усмешкой в ответ:

— Ты просто спрашивай.

— Почему ты так уверена, что я этого хочу?

— Ты же не видишь себя со стороны. А у меня было достаточно возможностей наблюдать за тобой и делать выводы.

— И какие выводы?

— Так, вопрос номер один. Зайдём с другого бока, хотя это без разницы. А выводы такие, что со времени первой Статуи ты сильно изменился, одноглазый. И, кстати, сам об этом знаешь. И это тебя беспокоит.

— Ну допустим… что с того? — я вынул пистолет и навинтил глушитель.

Она не обратила внимания, или сделала вид.

— Просто хочу, чтобы ты следовал ходу моих мыслей. Чтоб мы друг друга понимали. До конца. Согласен?

— Согласен.

— И с тем, что говорила до этого, тоже согласен?

— Тоже.

— Fine. — Она взяла сигаретную пачку, прикурила.

Я пододвинул ей пепельницу.

— С некоторых пор ты стал анализировать. И тогда твоя картина мира дала первую трещину…

— Пока ничего принципиально нового…

Ствол диване в двух сантиметрах от моей правой ладони.

— Ты успешно поборол сомнения. Ты готов достать пятую Статую. Если надо — шестую, седьмую, восьмую… лишь бы сбылась твоя мечта, не так ли?

— И что с того? Мне жаль твоего брата, и вообще…

— Прекрати! — она раздраженно махнула рукой, — он такой же мой брат, как и ты!

— Не понял…

Во рту опять пересохло. Горячая волна медленно поднялась к голове, удары сердца отдавались во всем теле.

— Ха… жаль ему… ты радуешься, потому что с самого начала ревновал как бешеный.

— Что ты имеешь ввиду?

— Не валяй дурака…

— В смысле?…

— В прямом… ты не мог себе в этом признаться… для последней Статуи нужны не только мои мозг и кости, но и твои гениталии. Ты что, до сих пор не знал этого?! Ха-хаа…

От её смеха похолодели внутренности.

— Ты что… в натуре не знал?… — она внимательно посмотрела на меня, а затем раскрыла чемоданчик, лежавший на журнальном столике.

Я увидел пустую стеклянную банку, бутылку с прозрачной жидкостью, упаковку с ампулами, шприц, жгут, бинты и скальпель.

— По Закону перед тем, как ты меня грохнешь, я должна отрезать твои причиндалы. Затем уже ты можешь умертвить меня, забрав продолговатый мозг и кости таза. Кстати, по живому резать тоже Законно.

Я молчал. Неконтролируемая вибрация распространилась по мне изнутри: бросало то в холод, то в жар. Я ощущал себя так, словно структура молекул тела начала изменяться, мутировать; перед внутренним взором вспыхивали и гасли неясные картины, гул голосов не давал сосредоточиться…

— Я отрежу тебе хуй и яйца. — Отчётливо повторила Брысь. — Ты не задумывался, почему тебе нельзя ебать меня хуем, а можно только отлизывать и дрочить в моем присутствии? Почему твой хуй не должен пробовать моей пизды? Не желаешь сейчас прояснить эту тайну? Список Пастера пополнится еще одним героем-мучеником… а кстати, ты можешь вспомнить, когда ты вообще в первый раз узнал про Статуи? Задумывался ты сам когда-нибудь об их предназначении? И о том, что требуют от тебя в обмен на возможность оказаться в числе… святых?

Пребывая в трансе, я медленно чесал мошонку:

— Они хотят…

— Да, именно… твои муди, придурок! В обмен на то, что никогда не сбудется.

— Тогда я не понимаю, для чего весь этот цирк? Тебе было известно с самого начала… Все действия уложены в чёткую схему… мы работали как единый организм…

— Наконец-то начинаешь врубаться… — она глубоко затянулась, — Все мы — одно целое. Все мы — это ты, части тебя. Мы представляем собой силу, действующую по заданному алгоритму. Именно поэтому Закон запретил мне с тобой совокупляться… Я — часть тебя, понимаешь? Статуи явились для тебя испытанием, проверкой на прочность перед выходом на новый уровень. Это похоже на ракету с поэтапно отпадающими ступенями. Сначала были ликвидированы дед Андрей и Луиза Ханифеевна. За ними — Дарья Феоктистова и Мария Климова. Потом настал черед близнецов. Леонтий выдал последние инструкции и устранен, а под конец — уничтожен Снег. Теперь всё, что у тебя осталось — это твоя любовь и твоя смерть. Выбирай.

Она произнесла это с таким видом, словно мы сидели в ресторане, и я держал в руках винную карту.

— Любопытно… — я опустил предохранитель, — и чего же ты хочешь? Ты — часть меня? Ты последовательно и твёрдо выполняла свою роль? Теперь ты говоришь о любви? Как это понимать? Что я должен трахнуть сам себя, а потом отрезать гениталии? А как насчет костей и продолговатого мозга… если ты — часть меня…

Казалось, впервые за всё это время, она начала нервничать; ноздри расширились, участилось дыхание…

— Давай сюда свой конец… — она раздвинула ноги, подалась вперёд белым мясом лобка.

Взгляд прилип к вертикальным устам.

— Давай, вставь мне… отдрючь меня, ну!

— Но по Закону…

— Да плевала я на Закон. Я хочу тебя, хочу ебаться с тобой, сосать твой хуй, пить твою сперму… смотри сюда! — она развела пальцами губы вагины, — вот здесь — настоящая любовь — здесь и сейчас. Её не променять ни на какие статуи и списки, ни на какое царство небесное… без неё — ты мёртв. Без неё — ты ничто, пустая оболочка, заводной кусок мяса, из которого Спорыбация скоро вытащит батарейки и спустит в унитаз… этот унитаз — это и есть твоя пятая статуя… мусоропровод, облепленный мухами… заблёванное очко, склизкая труба канализации… И пускай я подохну — я подохну свободной! А ты подохнешь под инвентарным номером в списке. А я ненавижу это дерьмо… ненавижу номера… ненавижу списки… Законы и правила, алгоритмы и матрицы, цены и формулы, курсы, классы, порядки, правительства… Идут они на хуй, ты понял?! Ты, миссионер, распространитель бешенства, веришь в свою исключительность, но в чём она выражается? Покажи мне её! Или всё это — туфта? Ведь всё, что от тебя требуется — под силу любому примату… Ты мне не веришь? Думаешь, что всё, что я говорю — разводка, постанова, часть программы? Нет? Тогда выбирай. Хотя бы попробуй… узнай, кто ты: волшебник — или овца?

— А может, не надо делить окружающих на овец и волшебников? Что если овца и волшебник — одно и то же? Выбирай, говоришь… но разве возможность выбора — не иллюзия? Кому быть повешенным, тот не утонет… Ложь, под названьем Свобода… Разве я могу выбирать? Разве ты — можешь?..

…Она пихнула меня ногой в лицо и затряслась от хохота:

— Ты… Ты… Ох, блядь, ты можешь… Разумеется… Дегенерат… Как ты можешь выбрать… Ведь у тебя остался только один глаз. И только один путь.

LOVE STORY

2009

INTRO

За сонмом путей, что ведут нас непостижимо и безостановочно, изменяя миры и самих себя в каждом из этих миров, стоит, быть может, некий великий план, доступный разуму хотя бы отчасти?

С утвердительного ответа на такие вопросы начинают, наверное, создатели новых религий.

Но мне, чтобы оправдаться перед собой, сделанного достаточно. О других нет заботы.

Имя моё неизвестно, подвиг мой смертелен. Глаза не различают цветов, речи сумбурны, изо рта пахнет рвотой, но со временем привыкаешь и к этому.

Мне нужно воздвигнуть Пять Статуй. Если они предназначены людям, то, в чём это предназначение?

Говорят, они древние, как сама Земля, но для меня это не имеет значения.

Хотелось всё испытать на себе, попробовать лично: на вкус, на зуб — и кое-что однажды распробовал. Сознание теперь ничем не затуманено, а, стало быть, нет права обманываться даже в мелочах.

Мне все равно, кто и когда придумал Статуи. Моя задача — исполнить предписанное Законом, а Закон есть данность, осмыслению не подлежащая.

Выполнение задачи не послужит на суде доказательством: новый Бог никогда больше не будет рожден.

Вот Законные Имена Пяти Статуй:

•          Вожатый

•          Провожатый

•          Змей Попович

•          Побрей-Нога

•          Несгибаемое

Когда я соберу их и замкну Круг Бешенства, то разучусь говорить, разучусь думать, смеяться и плакать: я стану Ангелом Смерти, и полечу будить Ад.

Статуя I

У меня есть Проводник. Это черный кот, хромающий на заднюю лапу. Возможно, он притворяется, но не все ли равно? Важнее вовремя вспомнить о нем, чем тратить время на размышления о вероятности кошачьего притворства. Ведь это означало бы… а впрочем, и без лишних слов ясно.

Чтобы не создавалось впечатления, что я неясными намеками желаю запутать следствие, постараюсь опираться на факты и приводить конкретные примеры.

Итак, Проводник. С него, конечно, и следует начать эту историю: с хромого черного кота.

Как он помогает мне?

Недавно, к примеру, я обнаружил себя окончательно запутавшимся в некоем рутинного характера деле, которое, тем не менее, представлялось мне поначалу столь важным, что я счел возможным позволить себе битый час бродить в лабиринте синильного офиса, держа в руках кипу бумаг, об истинном значении которых имел представление весьма смутное (и чем дольше — тем меньше).

Сказать, что мне это вконец осточертело? Ха! Слабо звучащая фраза: словно ваты в рот набрал. Из такой медицинской ваты сделана была борода у Деда Мороза, который стоял под ёлками в навсегда теперь ушедшем от нас голодном детстве.

Сквозь вату звуки проходят слабо, но кто ж виноват? И к чему эти мурашки по коже? Если отсюда есть выход, то где он?

Тут Проводник и появился, гражданин следователь.

Кажется, я как раз подходил к кабинету очередного шута в несгораемом кителе, чтобы добиться от него очередной, постепенно переставшей уже быть нужной визы.

Увидев Проводника, я какое-то время раздумывал. Начал вспоминать что-то из детства, пытался анализировать. Но Проводник не собирался ждать: я ясно понял это, когда он, лениво глянув на меня, захромал к двери. Отложив бумаги на стол секретарши, я твердо пошел следом.

Довольно долго мы плутали коридорами, и я не делал попыток запомнить дорогу: чутье подсказывало мне, что Он выведет меня туда, где я смогу забыть эти пыльные стены, и людей, похожих на мумии, которые ожили на время при помощи ядовитого бульона, действие которого остро, но непродолжительно.

Кот юркнул в неприметную щель в стене. К такому обороту я не был готов, но выручила, как это всегда бывает, фатальной силы решимость. Я смело ухватился руками за панели, обрамлявшие лазейку, и без особого труда раздвинул их.

Стены лишь на вид кажутся неприступными. Тому, кто решился преступить, терять нечего: он не замечает препятствий и о последствиях не заботится. Проникнув в тускло освещенный проход, идущий параллельно белым стенам, я еле поспевал за Проводником. Людей мне больше не встречалось.

Подробности дальнейшего продвижения стёрлись из памяти, ибо сознание необычным способом развернулось внутрь. Общее направление: наверх.

Проводник вошел в тело крысы и шмыгнул в дыру под потолком. Я преодолел и это препятствие.

Мы были на крыше. Проводник сидел на мокром жестяном коньке. Перевоплотившись в воробья-альбиноса, он взлетел, кинув на меня холодный многозначительный взгляд.

«Так вот где выход!» — сердце радостно забилось от осознания очевидности, вокруг которой бродил, словно слепой, столько долгих удушливых зим. Ну, конечно: он вывел меня на крышу — единственный выход для того, кто купил себе билет в забвение!

Однако, как странно видеть эти темные грязные дворики и желтые обшарпанные стены… Здание, по коридорам которого я бродил все это время, поначалу казалось таким… солидным?..

Нет, не то слово.

Реальным? Надежным? Устойчивым?..

Да и улица (смутно помню) шумела, кривляясь, блистая, топорщась огнями, голосами, звоном металла и визгом резины пьянила как сон… Словно теперь я проснулся?

Ложь мира подобна морфию: набив карманы волшебным золотом, с рассветом мы находим в них пепел и тлен.

Скользкие ржавые крыши под небом серым гремят. Провода чёрными венами тело его промозглое расчертили и стынут.

Стынут.

Холодные. Мерзкие. Мёртвые.

Но хватит смущаться: пора улетать!

***

Вышел из лифта, и двери кабины с дребезжанием закрылись.

Охваченный смутной тоской, застыл в сырой темноте, рассеянно разглядывая угрюмый штабель почтовых ящиков.

В самом деле, великая штука — привычка: на всех существах её власть. А насекомые? Разве они успевают привыкнуть к чему-то постоянно повторяющемуся в их коротком как вспышка магния существовании?

Но вот хлопает дверь, и дом, покидаемый мною, исчезает, словно проваливаясь в никуда. Его больше нет: он перешел в категорию призраков. Он для меня, как и я для него.

У гаражей огляделся, присел за кустами, приспустил брюки. С клокочущим шипением вырвался газ, за ним один за другим полужидкие сгустки, промяли прихваченную первым морозом траву.

Хорошо. Облегчение сразу.

Порыв ветра сорвал пожухлые листья, подхватил и швырнул в лицо. Некрупная птица выпорхнула из-за спины, промелькнула перед глазами. Тревожный знак!

Тщательно протерев промежность влажной салфеткой, всмотрелся в подрагивающий в зябких воздушных струях кустарник.

Всё хорошо. Всё будет как надо.

Сумбурные мысли мелькали растревоженной стаей летучих мышей, пока я направлял ровно гудевший автомобиль в В-ск. Километровые столбы, проносившиеся за стеклом, навевали ощущение смутной печали. И лишь однажды неясный волнующий образ посетил меня, но вскоре скрылся за беспокойно мятущейся мелочью…

***

 …Затворив ворота, дед Андрей направился к дому. Оттуда появилась фигура в зеленом плаще: грузная женщина пенсионного возраста, обутая в резиновые сапоги с налипшими на них опилками. Смуглое, как у цыганки, лицо. Седые волосы зачесаны назад и собраны в хвост. Вокруг головы — ворсистая фиолетовая лента.

— Так вот что значит настоящее Усмирение! — подумалось мне, — ОК, усмирюсь: усмиренному жить проще. У него простой цикл и простая любовь: тоже из детства.

Вы сидите, допустим, на лавочке в парке, пьёте пиво, а перед вами проходит девочка-подросток. Соски только проклюнулись. Организм начал перестраиваться — и железы приступили к выделению сала и пряного пота, увлажнив складки между пальцев ног. Конечно, от такого аромата голова закружится. Но не надо резких движений: суть Усмирения — в естественности. Вы должны быть убедительны. Иметь солидный вид. Не то, что малахольный извращенец, который яростно дрочит, всасывая, словно кокаин, одурманивающий аромат молодой самки… Нет, решительно, вы не такой. Вы теперь знаете науку Усмирения. Вы умеете усмирять и усмиряться. Вы не позволите себе терять контроль.

Помните.

Твои бордовые босоножки, завернутые в пластиковый пакет, до сих пор лежат у меня в багажнике, Брысь…

— Жрать охота как из пушки! — кривляясь, приобнял деда Андрея.

Женщина щерилась. Её лицо сохранило свежесть, золотые зубы придавали шарма.

— Гостинец! — достал сумку-термос: — Холодненькая, люкс!

— Ого! — дед Андрей заметно оживился, — Ништяк, сейчас растворим мои камешки.

Старик засуетился у грубо, но основательно сколоченного соснового стола. Супруга отработанными движениями набросила клеёнку, уселась рядом, ёрзая по скамье широким днищем.

Положил себе капусты, вывалил в тарелку пару комьев картофеля.

— Сарделек бери! — Андрей кивнул на сковороду, выдавил из пакетика лужицу кетчупа.

— Ну… давай за встречу, что ли? — поднимаю щербатый стакан.

Чокнулись. Тётка тоже вороватым движением просунула над столом руку со стопкой. Выпив, охнула, помахав у губ ладонью.

Краем глаза заметил, наконец, Дашку, которая только сейчас вернулась с гулянок и тихо проскользнула в калитку. На ней был синий спортивный костюм, на ногах — кроссовки. Не поздоровавшись, она исчезла в доме. Я сосредоточенно жевал.

— Между первой и второй, как говорится… — старик разлил снова.

Мне это было на руку. Выпили. Вытер ладонью губы:

— На некоторое время вынужден вас покинуть… — встал, потрусил за баню, на ходу доставая флягу. Сердце часто стучало.

Прислонившись спиной к стене, приник к горлышку, глотал торопливо. Мутило: препарат уже начал действовать.

Наклонившись, блеванул, по возможности тихо… клейкая слюна гирляндой повисла на губах; рвота блестела на выцветшем брусе.

Распрямился, глубоко вздохнул. Хорошо…

Блевать не люблю, но есть в этом процессе что-то завораживающее. С таким же волнением, наверное, иной чувственный юноша пробует засунуть пальцы в задний проход: не то, чтоб он был геем, но из любопытства.

Иногда пальцы, раздражающие корень языка, вызывают у меня эрекцию. Но при условии абсолютной трезвости.

Приходилось вам наблюдать блюющую женщину? Женская моча вкрадчива; рвота — груба и требовательна.

Тихо вернулся к столу. Как и ожидалось, они уже спали.

Сел напротив, отодвинул тарелки и разложил несессер. Снарядил иглой пятёрку. Вскрыл ампулу со слюной бешеной собаки. Выбрал два кубика. Закрыл пузырек. Подошел, воткнул иглу в шею деда Андрея, надавил поршень. Оставшееся — супруге. Пусть проспятся теперь.

Шприц в печь, несессер туда же. Пару минут понаблюдать за спокойной работой пламени. Меня всё ещё мутило: снотворное успело всосаться. На всякий случай принял таблетку. Закрыл ворота и неспешно тронулся…

***

Эх, Дарья, Дарья… тяжело тебе пришлось? Ничего: трудности закаляют. А ты должна быть закалённой, Дашка, чтоб не запятнать память отца, погибшего на земле французской.

Говоришь, милость не бывает задёшево продана? Но как тогда быть с дедом Андреем: ведь он опекал тебя, надеясь на собственный разум…

Ты скажешь, он серебряный, но будешь права лишь отчасти. Никакой он не серебряный, если на то пошло. Н.Е.С.Е.Р.Е.Б.Р.Я.Н.Н.Ы.Й. Понимаешь?

Увёз тебя в город, и правильно сделал: штаты открылись слабым ростом; объявленные накануне фигуры рынок давно дисконтировал. Нефть уже вторую неделю вокруг одних уровней, евро ушёл на пять бп вниз.

Для очистки совести включил ноутбук, глянул графики. Мда… А зори здесь тихие, слышишь?

Я вколол деду и тётке рабический вирус, пока они спали. Потом отволок на террасу и пристегнул наручниками к стальному кольцу в балясине, заклеив скотчем рты. Маленькую дырку оставил, чтоб слюна вытекала.

Ты спала, не видела, было уже темно.

Председателя пришлось кончить. Усыпил всё тем же раствором. Уложил в багажник, отъехал от посёлка километров десять, свернул в лес. Ты всё спала, скулила во сне только.

Тебя в машине закрыл, а Председателя оттащил в заросли. Пропихнул ему в глотку трубку и залил бензина. Здоровое пузо у Председателя… Когда бензин пошел ртом, вынул трубку, бросил спичку.

Председатель извивался и рыгал пламенем: сфотографировал, отправил Старшим.

Через положенный срок мы с тобой вернулись на дачу. Дед с тёткой были ещё живы. Я тебя позвал, чтоб ты посмотрела, но ты за воротами стояла, с молдаванами шуры-муры крутила… так и не пришла.

Приготовить их надо было по-особому: так корейцы готовят собак. Пока живые, палками отбить внутренности, раздробить кости, и так умирать оставить. От этого мясо особый вкус приобретает. Для этого набил влажным песком обрезок пластиковой трубы, запаял с обоих концов, сверху замотал скотчем, и этой дубиной отбивал их. Намаялся: взмок весь.

А ты в это время с молдаванами водочку употребляла. Это мне не в обиду: главное, чтоб под рукой была, а что пьяная — нестрашно. Много ты выпила? Потому что когда ты пришла, тебя шатало.

Да нет, пей, если нравится. А тебе действительно нравится водка? Она же горькая, противная.

А кто тебя первый, Фёдор?.. Во дворе ?.. Понятно. Ну, и как, кончила ты с ним?..

А потом? Все втроём? И в попу дала им? Не больно?.. Так это понятно, потому что мышцы постепенно привыкают и растягиваются.

Слушай, ладно, давай-ка спать, а то поздно уже. Мясо завтра покажу, оно лежит под гнётом. Завтра утром пораньше встанем и готовить начнем.

Утром все дела начинать надо, когда Солнышко в путь трогается, и мы вместе с ним. Мы ведь кто? Млечные солдатики мы с тобой, Даша. Молчаливого рока мышцы.

Только не вздумай с утра опять смотаться: завтра — Ответственное Мероприятие, да и у рабочих выходные кончились.

Ежевики три ладони? Ты, Дарья, оступаешься, потому что слабости поддаться не брезгуешь. А поддашься слабости — тут и грянет. Да так, что мало не покажется.

Кто взял топор — обратно не положит. Лучше поэтому вместе О.М. закончить, и со спокойной душой стать пеплом. Усекла?

***

Когда все, наконец, собрались, Солнце уже зашло, а окрестности окутало тонким пологом тумана. Я разволновался: туман убаюкивал, мне стало тревожно.

Посмотрел цифры: штаты открылись в минус, в Азии коррекция скорее техническая… в общем, ничего настораживающего. А всё равно весь как на иголках. Ничего не мог с собой поделать.

Гудела печь. Я выдвинул на середину круглый стол, очистил, разметил по компасу.

Я был Северным Гостем, и место мое — спиной к двери. Восточный Гость и Западный Гость — братья-близнецы тридцати трёх лет от роду. Южный Гость — разведённая женщина. Пятый Гость не имеет места за столом и называется Радетелем. Им и предстояло стать Дашке. Я усадил её у юго-восточной стены на высокий стул.

Гостей пришло всего трое, но я рассудил, что этого достаточно: я, Дашка и трое гостей — итого пятеро. Пять — цифра Законная: присутствует в Уложении — проверил отдельно (в таких делах на помощь Старших рассчитывать не приходится).

Со Старшими связь установлена особая, гражданин следователь. Как это работает, толком не знаю, а в то, что Снег объяснял — вник лишь отчасти, ибо в физике не силён: понимание имею скорее анекдотическое.

Со слов Снега, дело в конвертации измерений. Слои частично пересекаются. Примерно так: это то, что я запомнил и понял.

У меня есть специальное приспособление: мешок, сшитый из человеческой кожи. Его следует натянуть на голову, уединившись в безопасном месте. Самая чёткая связь — в полнолуние. Сидишь тихо, стараясь остановить мысли. Мешок помогает, потому что облегает плотно. А дышать через трубку.

***

В свете натриевых ламп Гости расселись вокруг стола, соблюдая приличествующую моменту торжественность. Я вынес таз с мясом и нож. Есть полагалось руками, разрезая по необходимости слишком крупные куски.

Сам бешеное мясо не ел: запрещено Уложением. Дарья имела право на глоток крови, но и того не сделала.

Ели молча, тщательно жуя. Гости пытались вести себя культурно. Наконец, таз опустел.

Северный Гость, следуя этикету, первым выступил с речью:

— Дамы и господа, я искренне рад. Как говорится, имею честь. Моё имя Вектор Батасов, а это мой брат Ярослав. Относительно недавно мы приняли решение жить по Закону и сделали друг другу Инициирующий знак. Мой позывной «4етыре 4лена». Позывной брата — «анел4 ерыте4». Это — наше второе Усмирение. Рады оказанному доверию… — он глянул по-птичьи мне в зрачки.

Я сосредоточенно молчал.

— Да, я тоже очень рад… — брат Вектора кивнул, — меня можно звать просто Яриком.

Расправил свитер и незаметно вытер о край табурета соплю.

— Мария. Мария Климова, — улыбнулась с юга молодая женщина, — сейчас CFO в инвест-компании. Занимаемся в основном векселями. Ну, там сами знаете… рынок специфический…

— И как вам ужин? — попытался острить Вектор, но собеседники реагировали скупо.

Я решил, что они ждут моего слова, и, немного подумав, произнес:

— Позвольте от имени Закона и Старших поблагодарить вас за смелость, с которой вы приняли это непростое решение. Подтверждаю, что все договоренности в силе. Готов ответить на любые вопросы. Ответственное Мероприятие начато Законно (я кивнул на опустевший таз) — надеюсь на столь же Законное его Завершение.

— У меня вопрос. После того как мы бешеное мясо съели, что с нами будет? — после недлинной паузы Ярослав поёрзал на стуле.

Я пожал плечами:

— Не знаю. В Уложении про это не прописано. А почему интересуетесь?

Он замялся, надеясь, очевидно, получить поддержку от брата. Наконец, родил:

— Не люблю неизвестности…

Я едва сдержал усмешку. Кого они присылают? Разве этот слюнтяй готов принять Закон сердцем?!

— Если тебе интересно течение болезни Крейфельда-Якоба, могу успокоить… — натянув на лицо маску беззаботности, отозвался Вектор, — инкубационный период длится очень долго, вплоть до двадцати лет.

— Что за Крейфельд? — улыбнулась Климова.

— Читали про бешеную говядину? В Великобритании было коровье бешенство…

— Так мы ж не коров ели… — напомнил Ярослав, подвесив паузу.

Родился ангел — или мусор пролетел?

— Видите ли, Ярослав… никто не любит неизвестности… — я оглянулся на Дашу, — надеюсь, вы не думаете, что я предсказатель.

— Да, но ведь вы, можно сказать, руководитель проекта… Уполномоченный… — задвигал губами Ярик, — на вас лежит ответственность…

— Ответственность за «проект». Но не за вашу жизнь.

— Но вы же лучше нас осведомлены! — улыбнулась Климова.

— В плане? (Эти ребята начинали забавлять меня.)

— Почему вы взялись за «проект», можно узнать? — Вектор снова уставился мне в зрачки, словно пытаясь гипнотизировать.

— Вас интересует, почему я решил возвести Статуи? Почему произвёл Законные приготовления? Почему усмириться пришёл?

— Да, именно… — улыбнулась Мария.

А Ярослав:

— Что если всех нас запрограммировали, и мы выполняем задание как зомби?

— Ясно, — встаю с табурета, — допустим, кто-то или что-то запрограммировало меня. И теперь я должен воздвигнуть пять Статуй. В этом я обрёл смысл жизни. Какое мне дело, кто и зачем? У меня есть миссия. Остальное не имеет значения. Поймите простую вещь: что бы я ни сказал, это ничего не меняет. Слова — просто звуки, о которых существует некая договоренность. Но только действие имеет значение. Действие.

— Банально… — гримаса Вектора должна была, по-видимому, выражать скепсис.

— Известно, для чего эти Статуи? — улыбнулась Климова.

— А вам не всё равно? — я пожал плечами, — На этом этапе у вас есть определенная задача, и вас должно заботить только то, как её выполнить. Разве вы не добровольно и осознанно согласились помочь? Неужели теперь я должен объяснять вам эти элементарные вещи… Разве об этом теперь нужно спрашивать?

— Нет, это понятно! — Вектор махнул рукой, — просто меня лично смущает, что вы, так сказать… как бы невменяемый.

— Почему это?

— Так вы сами только что сказали! — воскликнули они разом.

Дарья согнулась на своем стуле и захихикала.

— Я такого не говорил, но допустим… допустим. Я знаю, что запрограммирован. И мне интересно узнать, как это работает. К чему приведёт, какой великий замысел здесь кроется.

— А вы уверены, что замысел действительно великий? И что он действительно есть? — Вектор хрустнул суставами пальцев.

Этот хруст прозвучал в тишине предостерегающе: словно кто-то невидимый наступил на ветку.

Мария поёжилась. Все молчали.

— Да, — выждав паузу, я скрестил на груди руки, — Да, уверен.

Присутствующие переглянулись, Ярослав натирал ладонью нос.

— Ладно, давайте без демагогии… — Вектор придал лицу суровости, — последний вопрос: вы сами видели Старших? Можно услышать какие-то подробности?

— Подробности? — я улыбнулся, снова присаживаясь, — Однажды на одном закрытом интернет-форуме я наткнулся на ссылку. Ссылка вывела на небольшой текст. И сейчас я его вам перескажу наизусть, а вы должны внимательно выслушать и по возможности запомнить. Готовы?

Вмиг они съежились и затихли. В наступившей тишине вкрадчиво начал:

 «Теперь уж и нет смысла скрывать, как все произошло. Снег вошел в комнату (вернее, это была прихожая): чёрный бархат стен и ослепительная белизна потолка. А между ними — «спелый моряк», т.е. специально обработанный валик из вымоченных в гипсе стеблей табака. Снег остановился примерно посередине, ожидая, когда выйдет Леонтий. Он постоял минуты три, а затем повернулся и потрогал кожаную обивку дивана. В этот самый момент дверь бесшумно открылась, и вошел Леонтий.

Леонтий не специально выбрал момент для входа. Снег предстал перед ним с тылу, слегка пригнувшимся; худосочный торс обтянут в голубое трико с ярко-алой оторочкой.

Леонтий наблюдал за ним, поглаживая ладонью пах.

Слуга учтиво прикрыл дверь, на этот звук Снег повернулся:

— Леонтий…

— Ну, здравствуй, Снег… — Леонтий приблизился почти вплотную.

— Вы… — Снег отпрянул, тряхнув выбеленной челкой.

— Моссельпром прислал тебя мне в подарок! — властно объявил Леонтий, — это в зачёт мне, за мои славные дела перед Яковледом и Спорыбацией: давно я жаждал молодого блондинчика, да всё никак не решался оформить запрос… А тут — очень некстати — пришла весна, желания мои в который раз приобрели форму навязчивых трансов, являющихся под утро, чтобы выжать в тёплый пушок подушки нутряной, особо-повидалый пот.

— Как повидло он, этот пот… — пробормотал одними губами Снег.

— А потом мне удалось переговорить с Медигрякиным, — не обращая внимания на реакцию Снега, продолжал Леонтий, — и он обещал присмотреть кого-нибудь для меня на анальном складе. Но я никак не ожидал, что пришлют тебя… Сколько лет прошло с тех пор, как мы расстались? Пять? Шесть?… я стал забывать твою пупочную грыжу…

— И я, признаться, довольно-таки подзабыл мятный привкус твоей палицы, — задумчиво улыбнулся Снег, пронзая миниатюрным копьём поролоновую фигурку еврея, приклеенную за ноги к декоративной держалке подсвечника.

— Сейчас вспомнишь, — угрюмо улыбнулся Леонтий, доставая упомянутый при помощи кондитерских щипцов предмет из плоского матово-чёрного футляра.

— Каким ты был, таким остался… — напевая, Снег тускло отходил к двери, под ноги скупые горсточки рассыпая изумрудов сверкавших.

— Охолони! Ложная тревога, — специфически заулыбался Леонтий, производя щелчки пальцами, на звук которых в комнату ввалилось семеро абсолютно голых и абсолютно пьяных школьниц…»

…— Я прошу прощения… А где туалет? — вполголоса перебила меня Мария.

— Пойдем, провожу… — я встал, чтобы прервать эту бесполезную болтовню.

Оставлю их на время: может, без меня договорятся?…

— Постойте, это весь рассказ?? — дёрнулся Вектор.

Я не ответил.

На улице — ясная холодная ночь. Я щелкнул выключателем: фонарь осветил свежевыкрашенную дверь.

— Вы по-маленькому? — спросил я женщину, чуть коснувшись запястья.

Она остановилась.

— Вам обязательно знать? Вы — извращенец?

— А всё-таки?..

— По большому.

Я молчал. Мой половой орган набух и пульсировал, мне захотелось немедленно вонзить его по самый корень в полную горячего кала кишку этой женщины. Она, видимо, почуяв мои намерения, быстро юркнула в будку, и торопливо накинула крючок.

Дура. Как будто это поможет.

Колокола безбрежности позовут тебя, и этот миг будет самым холодным в твоем существовании.

Холодным. Ледяным. Как прикосновение скальпеля. Как тихий шелест личинок-трупоедов. Как колючая проволока в колымской ночи.

Я резко рванул дверь — она распахнулась, ощутимо покачнув всю постройку. Климова сидела над деревянным очком на корточках. При моем появлении она вытаращила глаза и уронила пару личинок. Я вплотную приблизился: она заскулила и вдавилась спиной в доски. Я поймал её ногу одной рукой, другой схватил за шею и зашипел в ухо:

— Тихо, не дергайся… больно не будет. Это — необходимая часть плана…

Она вся сжалась и затихла. Я потянул ногу:

— Расслабься, слышишь??

Мария осела набок. Я взял её правую щиколотку, снял туфлю, уронил на пол, снял зубами капроновый носок, улыбнулся.

38-й размер. Второй палец выступает за большой — признак женщины, склонной доминировать. Ступня ухоженная: видны заполированные следы срезанной мозоли.

Климова мелко дрожала. Удерживая левой рукой её ступню возле лица, я правой достал член и задвигал шкурой. Зарыл нос под её пальцы и глубоко вдохнул.

Раз. Еще. Рука работала ожесточенно…

— Открой рот, быстро! — ухватил за чёлку.

Она послушалась. Я вставил ей в глотку и стиснул зубы. В глазах засверкало.

***

Что управляло моим поведением, когда я воспитывался в Царицынском интернате? Тогда, именно тогда начал я слагать мою волшебную сагу! Именно тогда я коснулся пальцами оголенного провода… Но — ни слова об этом! Ни звука!

Именем благости неоткрытой, силою сущности космической заклинаю, загниваю, застилаю, запираю и запе-запе-запечатываю!

Знаю: рок преследует меня. Как преследует каждого. Преследует, пока мы живы.

Когда я был маленьким, мне подарили детский конструктор. К нему прилагалась книжка с чертежами. С её помощью я мог бы собрать нечто похожее на стул, стол, грузовик, и даже самолет. Но я собрал виселицу и казнил на ней оловянных солдатиков. Этого не было в книжке. Почему? Я понял это лишь недавно. В детстве же торжественная печаль и недоумение были спутниками моих целомудренных игр.

Примерно тогда же я узнал, что бешенство — заболевание, вызываемое нейротропным вирусом, для человека на сто процентов летально. Первые письменные упоминания о бешенстве появились задолго до так называемого «рождества Христова»: в кодексе законов Вавилона, произведениях Горация, Аристотеля. Греческое название Rabies переводится как «неистовство», «безумная ярость», что отражает главный клинический признак болезни.

Такова информация из справочника.

Матушка, удивленная подобными интересами, предрекла: быть тебе укушенным бешеной собакой. Я отвечал ей улыбкой Джоконды.

Могут спросить: зачем ты даешь им фору? Зачем не ворвёшься в жилище их в час самого сладкого сна, накануне рассвета, когда Солнце свежей занозой лишь слегка воспалила нежную кожу небес?

Ха! Нет сладости в мести, коль жертва не знает, от чьей руки суждено умереть! Спросите об этом тех, кто сидит в полосатых одеждах, сжимаясь и потея в ожидании смерти: в том и есть лицемерие блядское, что зовется у них справедливостью.

И я в отместку — буду справедливым — и перед тем, как привести приговор в исполнение, покажу им анальный мультфильм.

По ночам, стоя на пристани, где ветер оглаживает лицо, я закрываю глаза и вспоминаю детство. Скрип педалей, шум поезда, запах мазута. Детский пот и ветер в лицо.

Разве с детства меня не учили быть добрым? Разве я не был добрым, даже когда отрезал голову голубю, залетевшему в нашу берлогу?

Позже я понял: то была первая Жертва. Белый голубь был послан мне.

Так же теперь и я: лечу с остекленевшим взором под нож ребёнка.

Люди не понимают истинной доброты: они изобрели слова и цепляются за них, словно дитя за любимую соску.

Я покажу им соску.

В том и есть стадная трусость и тупость их, что зовут они добротой.

И я, конечно же, останусь добрым, и перед тем, как привести приговор в исполнение, покажу им анальный мультфильм.

Если снять с себя всю одежду, встать перед зеркалом, и, медленно вдыхая карминовый воздух, остановить зрачки на горизонте, можно самому стать зеркалом. А став зеркалом, можно увидеть мир и себя в этом мире.

И необходимость мыслить исчезнет тогда, и ничто не нарушит спокойную гладь.

Мысли копошатся в мозгу, подобно червям в кишечнике. Недаром мозг своими извилинами напоминает кишечник. Кишечник, полный паразитов, которые сосут соки, взамен выделяя яд.

Мир соткан из лжи, но в определенных обстоятельствах врать невозможно, и поэтому я буду честным, и перед тем, как привести приговор в исполнение, покажу им анальный мультфильм!

Я хочу принести жертву самым жестоким и кровавым идолам — так, чтобы вопль страдания миллионов значил не больше, чем капля дождя.

Я должен быть неутомимым и неистовым, чтобы хрипя, взрывать перед собою копытами землю, как пораженный бешенством конь: так, созерцая мечущиеся в агонии стада, с великой болью я сольюсь с ними в экстазе тотальной дезинтеграции.

Я буду нем и светел, и подобно змее вопьюсь в глотку страху своему. Ибо объявляя войну ближним, нужно преисполниться храбрости.

И я буду храбрым. И перед тем, как привести приговор в исполнение, покажу им анальный мультфильм.

Сила слов — не в смысле. Сила речи — в звуках, которые заставляют плясать. Изобретать словам смысл — удел паразитов, задыхающихся в собственных фекалиях. Они пачкают стол испражнениями, и мне приходится прерывать трапезу, чтобы навести порядок.

Посему быть мне здоровым и сытым — чтобы никто из этих тварей не смог испачкать меня!

Да буду я здоровым и сытым, а перед тем, как привести приговор в исполнение, покажу им анальный мультфильм!

***

— Мария! — Позвал я, — Машенька!

Она вышла, осторожно ступая, оправляя платье, и мы молча двинулись обратно.

Войдя, встал у двери и медленным внимательным взглядом обвёл присутствующих. В ушах звенели сотни серебряных колокольчиков.

— Если на то пошло, может быть, вы скажете вот что, — забормотал вдруг неуместный Вектор, ломая ритм тишины, ёрзая по стенам выпученными от страха глазами, — Вот эти самые статуи… Имеет ли это отношение к восточной символике?… Я имею в виду, насколько мне известно, в Китае есть концепция о пяти первоэлементах. Это металл, дерево, огонь, вода и земля. Эти первоэлементы находятся друг с другом в определенной взаимосвязи. Точнее, существует два вида их взаимодействия: взаимопорождение и взаимопокорение. Например, металл порождает воду, вода порождает дерево, дерево порождает огонь, ну а огонь тогда порождает землю, которая порождает металл… И наоборот: металл рубит дерево, дерево подавляет землю…

Идиот! Я на мгновенье зажмурился, чтобы не слышать его нелепого кудахтанья.

Дарья, хоть ты заткни ему радио.

Ты ведь чуешь, что утро уже близко, а значит, скоро я буду должен покинуть тебя, моя девочка. Ты неподвижно сидишь на своём стуле, уставившись в очи ламп. Посмотри на меня. Я, наверное, буду скучать.

Вспоминать ломающийся голос твой, когда пела ты, хохоча и икая, пьяная. И мускусный аромат твоих горьких подмышек, что вылизывал я на приходе. И острый запах янтарных ленточек кала твоего, который размазывал я, умиротворённый, по своему беспокойному телу…

— Послушайте! — я подошел ближе, — я больше не хочу слышать эту чушь! Ни слова! Ни о каких программах, триграммах — ни слова! Всё это — перхоть. Сор — а вы цепляетесь за него, как висельник за веревку. Довольно! Даю вам минуту. И хочу услышать то, что вы должны сказать. А потом пойдём за первой Статуей.

…В установившейся тишине серебряные колокольчики снова просочились внутрь головы и зажурчали громче, громче, громче…

Но вот встал назвавший себя Ярославом. Разгладил вспотевшими ладонями волосы. Громко произнёс, прокашлявшись:

— Возьмите стальную проволоку, накалите на огне и проткните мне левый глаз.

Я кивнул, подошел к ящикам, достал необходимое. Все молчали.

Ярослав развернул стул и уселся, заметно бледный. Брат встал у него за спиной, крепко ухватил за голову. Мария спереди стянула ему руки и ноги ремнями.

Я включил горелку, прокалил конец проволоки, подошел справа и аккуратно проткнул глазное яблоко.

Ярослав засучил ногами. Я протянул руку. Дарья подала заряженный шприц.

— Присядьте на него. — Тихо попросил Климову.

Она сделала.

— Заголи ему руку! — кивнул я брату, — и перетяни у плеча чем-нибудь.

Вены у парня были девственные, вскоре поршень вдавил раствор в его кровь. Ярослава перестало трясти, он обмяк, пукнул, и обоссался.

— Дарья, положи его на диван пока… Вектор, помоги.

Мария сидела за столом, сцепив в замок руки. Поймав мой взгляд, она улыбнулась.

Я подошел к Ярославу и быстро обработал рану смоченным в спирте тампоном.

— Молоток! Настоящий джигит! — Шлёпнул его по щеке.

Слёзы восторга навернулись на глаза, но я сдержался. Повернулся к брату:

— Ну, а вы, уважаемый?..

В нерешительности Вектор кусал пальцы. Затем глухо вымолвил:

— Возьмите стальную проволоку, накалите на огне и проткните мой правый глаз.

Я включил горелку и сунул в огонь кончик проволоки. Вектор застонал и затрясся.

— Чего ты… я ж еще не приступил…

Он потерял сознание. Оно и к лучшему.

— Давайте сначала вмажем, а то он от боли одуплится… — я кивнул Дарье.

Та уже коптила ложку.

У Вектора с венами было хуже. Все они куда-то ушли: разбежались словно тараканы, когда ночью включаешь на кухне свет.

— Хочешь, я его в шею втрескаю? — Дарья выбирала раствор, — а ты в этот момент глазик — чпок… прикольно лишиться на приходе глаза…

Сильно ткнул её пальцами в рёбра. Она вскрикнула, выронила шприц и, пару секунд спустя сопливо разревелась.

Этого только мне не хватало: женских истерик. Ненавижу. Из-за такой ерунды всё дело сорваться может, и Старшие тогда по голове не погладят. Да и позор немыслимый. Неизмыслимый. Смываемый только желчью, спермой и кровью.

Это значит, что должен будешь проткнуть себя длинной заточкой в трех местах: печень, мошонка и сердце.

Говорят, сердце проткнуть труднее всего. Печень относительно легко протыкают, мошонку тоже — между яйцами. А вот для сердца нужно усилие. А после того, как печень пропорол, сил может уже не хватить. Поэтому советуют всё это делать стоя, а в конце просто приставить жало к груди и упасть вперед лицом.

Заточку полагается сделать самому. Обычно в ход идут обрезки арматуры. Но я предпочел бы, чтобы Старшие приговорили меня к смыванию вины слезами и калом.

Для этого нужно сначала выколоть себе глаза, а затем насадиться задним проходом на лезвие и так умереть, если только случайная помощь не подоспеет. Если со случайной помощью выживешь — прощенным считаешься.

Но случайность помощи доказать ещё следует. Если Старший рассудит, что сам ты себя чужими руками спас — отвезут в лесок, да на лом посадят.

Ударил Дарью под ложечку. Она вскрикнула и упала в позе зародыша.

— Ты что задумала, сучка? Хочешь сорвать Ответственное Мероприятие? Старшие за такое перережут сухожилия и бросят крысам. А перед этим изнасилуют. Велосипедным насосом во все отверстия… — я шептал ей в ухо, сдавив ворот блузки на горле.

Она обмякла. Отпустил ворот, ударил по щекам раз, другой:

— Встать, я сказал… Проволоку видишь? Видишь дрель? Хочешь, чтобы я вставил проволоку тебе в матку? Просверлил колени? Выломал пассатижами зубы? Хочешь, чтобы Леонтий засунул ядовитую змею тебе в жопу? Или хочешь по Закону? Отвечай.

Она молчала, закрыв лицо. Затем выдавила:

— По Закону.

— Ну вот, хорошая девочка. Готовь раствор.

Пока мы ссорились, Вектор пришел в себя.

Видимо от чрезмерного волнения у меня случилась эрекция, которую я стыдливо скрывал. Другой на моем месте, вероятно, воспользовался бы случаем, но я рассудил, что уже сбросил напряжение в туалетной кабинке, а посему от расходования сил накануне Ответственного Мероприятия следует воздержаться.

Дарья сделала Вектору укол в бедро. Шатаясь, подошел Ярослав.

— Как чувствуешь себя, джигит?

— Я что… покурил сальвию? — он потянулся рукой к лицу.

— Не трогай! Присядь. Мария, успокой его.

— Как?

— Как пожелаешь. Минет можешь сделать. Мы выбиваемся из графика. Хочешь, чтобы Яковлед распорядился усыпить твою дочь?

— Ребенка трогать не смейте, — глухо проговорила Климова, опускаясь на колени перед Ярославом, но тот отстранил её.

— Давайте уже… — брат подал голос.

Я заново принялся прокаливать проволоку. Вектор снова потерял сознание.

Воткнул проволоку под веко, затем обработал рану и заклеил марлей на пластыре. Через несколько минут Вектор пришел в себя, но не вполне осознавал происходящее.

Мне показалось, что Дарья намеренно переборщила с дозой. Если этот голубок загнется, это будут слёзы и кал.

— Поспешай же, крестить твою мать! — мысленно подгонял себя я, хлопая в ладоши:

— Скоро рассвет… Мария. Остались вы. Просите, о чём хотите!

— Ну, что… — она улыбнулась, — хочу, чтоб меня отвели на пригорок за мостом, раздели и посадили на кол.

…Чтобы они не заметили эрекции, я отвернулся и быстрыми шагами проследовал в угол, где стояла особо подготовленная лопата.

Черенок лопаты длинный, с заостренным концом. Я покрыл острие слоем смазки. Протянул инструмент Ярославу и, взяв замок с ключом и мешок с механическими ногами, двинулся к выходу.

Мария уже ждала за дверью. Придерживая под руку, Ярослав вывел брата.

Я повернул рубильник, и слепящий вопль мощных ламп, наконец, утих. Небо уже начало светлеть, где-то у водокачки послышался крик петуха.

— Э-э! Эй! — позвала из глубины дома Даша.

Мои пальцы, прилаживавшие к петлям замок, на мгновенье застыли:

— Даша?…

— А я? — спросила она, выйдя из тьмы, севшим голосом, от которого сердце моё застучало громче, и стук резонировал в половых мышцах, — А я-а?! А я-а-а?! — завыла она снова, а потом обреченно притихла.

— Ты… — на миг я запнулся, но потом твёрдо продолжил: — разве ты не знаешь, Дарья? Ты навсегда останешься здесь, в этом доме.

Достал из-за пояса заточенный обрезок арматуры и ударил как копьём в район мочевого пузыря, затем в печень, и наконец, в горло: искупление мочи, желчи и души.

Втолкнул в комнату и запер дверь.

***

Нижеследующая информация должна быть доведена до сведения следствия сообразно Закону.

Список впервые составлен известным французским химиком Луи Пастером, обнаружившим, что отдельные, внешне ничем не отличные от людей индивидуумы, смертоносному действию вируса бешенства не подвержены.

Следуя путем обмана, хитрости и подкупа, он сумел выведать информацию об этих загадочных личностях, причем не только о тех, что существовали до него и в его время, но и о будущих экземплярах-мутантах. Этот список стал именоваться Списком Законных Имён, от него и пошёл Закон.

Список — это сердце Закона. Голова Закона именуется Уложением. Усмирение соответствует половым органам. Воздвижение соответствует печени. Борозжение соответствует почкам. Селезенке соответствует Невод. Желудок Закона — Предкормовило. Скелет Закона — Послание Лютым Детям.

Но как бы ни распределились между собою составляющие части Закона, в конечном итоге всё это — черви. Черви, живущие в Разуме.

Вирус бешенства распространяется по нервным стволам. Так и мы распространимся по нервным стволам человечества. Но не только по нервным. Половым путем мы распространимся тоже — и люди назовут это роковой любовью.

Каждый из нас был умерщвлен и рожден заново, обретя новое имя.

Мы все были в Списке. Мы были Избранными: я, Снег, Леонтий, Брысь, Ярослав, Мария, Вектор и Дарья — Старшие всем указали Законное имя.

А когда Законное имя обрёл, дальше всё просто. Ты уже знаешь предназначение.

— Открыть кингстоны! — кричишь ты на рассвете, уползая в предродовые корчи повседневности.

Опомнись, мальчик. Кингстоны давно открыты. Мы вытекаем в Вечность жемчужными струями. Вечность давится, но глотает.

***

Заклинание Первой Статуи:

й

от

бдя

спер

калоши

миокард

звероящер

гардемарин

свещекортин

шарообразник

кагорастаканчик

броськамушекмне

тупаяблядинатынюра

циклодоловыйпапка

еблетпорвузабрата

содомируйдядьку

портупеейудави

сумбасбродыч

пиндогурого

олрадиско

мештигра

голтиры

свинду

кричь

быд

юч

тио

оутс

вагар

молодь

срыщмел

гокомалыв

микробегзер

выгустогрейд

вкидуроблещир

мыгорэколбассат

чистопруцыдломик

волдомаколитечвырг

прямоугольнососущий

квадратноподлётный

велосипедокалачик

шиномонтажность

кейзоропежитло

варикобракул

щитопарал

рибалот

гэрчип

фряд

грух

бнит

уруч

длиб

гдяор

бабалк

риплагатишго

долгоприщекало

реврописоджимациръ

митрыдензапытоклеко

валокордигодимопенц

димакурещилфаровы

крипрепрыкрязих

васоприцмэхи

ылопрохуй

смотри

вниз

где

уд

в

с

т

а

л

!

Когда мы поднялись на холм, небо уже осветлилось, словно вино, когда оно перебродит, и мякоть осядет на дно.

Солнце, однако, всё еще пряталось, и мы стояли в мягком сумраке, слушая кузнечиковый треск. Ярослав вонзил лопату в почву.

Подошёл к Марии, нежно поцеловал её верхние губы.

— Можно вопрос? — она улыбнулась.

— Можно, — едва контролируя возбуждение, я качался, как пьяный.

— А где же всё-таки первая статуя?

— Подожди чуть-чуть. Ещё самую малость, — я поднял указательный палец, — скоро увидишь. — я снова подошел к ней и стал расстёгивать кофточку.

Она не сопротивлялась. Вектор и Ярослав уселись друг напротив друга, удерживая промеж себя черенок лопаты.

— Я туфли оставлю? А то роса тут, холодно… — улыбнулась Климова.

— Туфли? — Я наклонился к её ногам, погладил икры… — Оставь. Только… Сейчас, дай… — Не в силах оторваться от её ног, я опустился на колени. Пальцы застыли на подъёмах ступней… Ах, я был загипнотизирован этими пальцами!

Черенок лопаты торчал из земли примерно на полтора метра. Я на всякий случай ощупал сквозь брезент механические ноги. Всё хорошо. Пора за дело.

Снял с Марии юбку и трусы; затем подхватил за бёдра — Вектор и Ярослав помогали мне, поддерживая и направляя.

— Может, рот тебе зашить? Кричать ведь будешь…

— Не надо… Не буду. — улыбнулась Мария, и в этот момент Ярослав направил смазанное острие ей в задний проход, а затем они вместе с братом обхватили её и потянули вниз.

Тотчас она закричала так, что барабанные перепонки отозвались сыпучим звоном.

Ассистенты крепко удерживали кол вертикально. Я видел это смутно, сквозь крик.

Сначала она инстинктивно пыталась снять себя с палки, извивалась, цепляясь за лопату конечностями, но от этого кол входил только глубже… Ах, он раздирал ей внутренности — я не мог оторвать взгляда от этого зрелища…

Вот… вот, решив, очевидно, положить конец этой пытке, Мария принялась ритмично подпрыгивать, раздвигая руками ягодицы, чтобы остриё быстрее углубилось в тело и пронзило сердце. Она продолжала кричать, но всё слабее и реже. Кровь, стекавшая по колу и ногам, в предрассветных сумерках казалась изумрудной. Я ощутил сладкую дрожь в простате и отвернулся.

— Ну, вы! — сдавленно крикнул я, простирая руки к светящемуся в полутора километрах муравейнику из стекла и бетона, — Наслаждайтесь последним спектаклем!…

Мария умолкла, видимо, потеряв сознание. Близнецы ждали указаний. В стороне раздалось едва слышное шуршание; быстро повернув голову, я успел заметить тень Проводника.

— Ты, Вектор, — выкрикнул я тогда, — слушай моё Слово! Жалость да не найдёт убежища в сердце твоём! Да обратится сердце твоё в каловый камень! Расчленяй и закапывай, рассекай и содомируй, жги, души, потроши и свирепствуй — ибо как же войдёшь ты в царствие небесное, не вымазавшись течкой росомахи?

— Служу отечеству! — отвечал Вектор.

— Хорошо, — я поцеловал его в выжженный глаз, — ступай… ты знаешь, что делать.

И он встал и пошел, подпрыгивая. Я повернулся к брату:

— Ну, а ты, Ярослав, ты снова должен последовать. Вслед за братом ты тоже пойдёшь к людям. Ты должен сказать, что завод у пружины кончился. Ты должен сказать, что настало время проснуться. Чертить на их коже раскалённым лезвием — во имя Закона! Скажи им, что черви уже близко: час великого омоложения пробил! Усёк? Иди же…

Ярослав отпустил лопату, упал, но затем вскочил и бросился бежать. Я смотрел ему вслед с улыбкой. Хороший парень. Душевный. Ему можно доверять. Сделает всё как надо…

…Не знаю, как долго простоял я так, глядя им вслед, и голова моя была открыта Космосу. Ни единой мысли не копошилось в ней: она была пуста божественной пустотой единоначалия.

Впустив Космос в голову, я сам на время исчез, ибо слился с потоком пространства. Словно маленький ручеёк, стекающий с грязных камней в необъятную тушу океана, я был собой и не был собой.

Но вот Солнце настойчивее принялось терзать глазные нервы, и они, затрепетав, исказили сигналы, принимаемые из Космоса, и отверстие в голове закрылось.

На некоторое время неуверенность и страх окатили меня липкой волною. Я ощущал себя дрожащей от сквозняка картонной статуэткой.

Снова вспомнилась Брысь: восстала в памяти тёмной и тёплой фигурой, напоминающей большую остывающую печь.

Но ты не печь, Брысь.

Я повернулся к вершине холма, и чем яснее прорастало во взоре насаженное на кол тело, тем мощнее и твёрже трепетало в паху.

Я приблизился, распустив брючный ремень. Она была без сознания. Время от времени грудь судорожно расширялась, и с глухим хрипом всасывала порцию воздуха.

Не смея отвести от Марии взгляд, я достал из мешка механические ноги. Холодная сталь засветилась: Солнце залило её лучами.

Пораженные бешенством не выносят солнечного света и убегают в ужасе: судорога выворачивает болью их туловища. Что ж, это мне на руку. Чем ярче свет, тем неистовее побегут железные ноги, неся на себе Статую.

Замкнул стальную муфту вокруг рукояти лопаты и закрутил винты.

Запах крови, моторного масла и кала.

Металлические ноги лежали в полусогнутом положении по обе стороны. Доворачивал последний винт, когда тихий стон раздался сверху. Мгновенно воздел лицо, выпростав из тесных брюк, неистово пульсировавший фаллос.

— Мария, — позвал я, en se branlant doucement, — Мария… слышишь меня?

— Статуя… — прошептала она едва слышно, — Где же Статуя… ёптвою… — она заклокотала, скрежеща зубами.

— Ты… Ты и есть Первая Статуя! — только и смог вымолвить я, когда семя обильными струями залило сиявшую в лучах рассвета ходовую форсунку.

Тотчас механизм завибрировал, раздался маслянистый щелчок, словно передёрнули затвор винтовки. Стальные копыта обеих механических ног упёрлись в землю, шарниры плавно распрямили конструкцию, выдёргивая из почвы лопату вместе с насаженной на него телом, и вот уже Вожатый, грациозно покачиваясь, зашагал вокруг вершины холма.

Застыл на коленях с блаженной улыбкой, и слёзы экстаза душили меня. Тело дрожало, а Первая Статуя, обойдя вокруг вершины, ускорила шаг и устремилась вниз.

На короткий промежуток времени она исчезла за кустами, но вскоре я увидел её, мощными скачками бежавшую по шоссе.

Статуя II

Турбины не могут ждать. Ведь они сделаны, чтобы вращаться, вращаться, вращаться — так, что сливаются в прозрачный диск рёбра лопаток — так, что угрюмый утробный вой, нарастая, заполняет пустоты и впадины — так, что ужас парализует тело, из высохших губ брызжет рвота, из мочевого пузыря — горячий ключ… А потом сосуды не выдерживают — и лопаются. Сердечная мышца делает несколько конвульсивных фрикций и замирает.

Вот так работают турбины. Турбины не могут ждать. Турбины сделаны, чтобы вращаться, вращаться, вращаться… и раз начав вращаться, они не остановятся до тех пор, пока не запахнет гарью: треснут оглушительно кольца подшипников, и раскаленный металл прочертит в удушливом дыме огневые полосы…

Звезда упала! Загадай желание. Пока вращаются турбины, твоё желанье будет жить. Пока вращаются турбины, ты будешь помнить о себе. И камни грызть в ожесточеньи, пока вращаются турбины, и наслаждаться сочной плотью, и выставлять навстречу ветру своё лицо, как алый парус, и плыть в священном изумленьи, и рассекать упругость волн! Я вспоминаю города в ночи, песок пустынь, туман и пыль степную.

Глаза слепого — на кончиках пальцев. Смотри, как глаза мои гладят лепестки твоих влажных губ. Всё моё тело — глаз. Он зрит во всех направлениях. Моё тело — барабанная перепонка, вздрагивающая от колебания твоих ресниц. Моё тело — налитая кровью головка, проникающая в самые узкие и тёмные пещеры твои, о, моя турбина турбина турбина турбина, моя сладкая горячая машина, вращайся, вращайся, вращайся!!

***

…Притормозив у развилки, вышел, чтобы оглядеться. День сползал к вечеру. Зябко.

Хотелось тепла, уюта и сладенького. Затащить в машину местную девку? Придушить, (сначала не насмерть), залепить скотчем пасть. Смазать шоколадный глазик. Втиснуться в тощую бледную попку, капая слюной и матерясь — и кончать, рыча, затягивая строп на тонкой шее, наслаждаться агонией податливого тельца. А после — оттащить, тёплую ещё тушку в кустарник, вскрыть артерию, присосаться и глотать, жмурясь и икая в истоме…

Эге, как разыгралось воображение! Нет, конечно, не стоит начинать Ответственное Мероприятие с потакания сиюминутным желаниям. Всему своё время… Хм! Эрекция, однако… Помастурбирую, пожалуй, чтобы успокоиться.

Достав из багажника босоножку Брысь, даю волю пикантным воспоминаниям, всколыхнувшим поток первичных энергий. Почуяв приближение оргазма, с силой надавливаю пальцами на точку хуэй-инь, препятствуя извержению семени.

Удовлетворившись, завожу двигатель и примерно через пятнадцать минут достигаю глухого забора из просмоленных досок, за которым видно крышу кирпичной постройки. Дом принадлежит местному «народному целителю» Антону Грибову.

Законное Имя его известно немногим, и да будет дозволено мне привести его здесь, ибо имя это: Снег. Именно к нему привела тогда ссылка. К нему и к его сестре, чье Законное Имя известно вам: Брысь.

Речь шла о групповом сексе, гражданин следователь: пара приглашает третьего.

Мы встретились в кафе.

Снег: высокий блондинистый юноша. Вялое рукопожатие, сальные волосы, небрит с неделю.

Спутница: женщина среднего роста с волосатыми руками. Крепкий таз, недлинные ноги с узкими ступнями 38,5. Бледность придавала её вытянутому лицу оттенок высокой печали, с которой контрастировал влажный оскал неровных зубов: клыки, вытесненные вперёд, росли под углом

Мне захотелось уйти. «Нахер таких друзей» — гвоздила мысль, хотя в друзья они не набивались, а приглашали потереться гениталиями.

Съемная квартира казалась просторной за счет удачной перепланировки: межкомнатные стены превратились в колонны, зеркала создавали иллюзию глубины.

На диване, свернувшись клубком, дремал Проводник.

***

Подошел к воротам и трижды прокричал козодоем. Примерно пять минут спустя со стороны дома послышался лёгкий шум. На всякий случай я не глушил двигатель и держал под рукой монтировку.

На забор уселся воробей. Он показался мне странным: весь чёрный, неповоротливый.

Подошел. Птица уставилась на меня, слегка склонив голову. Внезапно до меня дошло, что это Снег наблюдает за мной через птицу.

Я улыбнулся. Хитрец. Всё верно: ведь сейчас время птиц. Не зря условным знаком служит крик козодоя. Не зря над насаженной на лопату Марией долго парил сычик.

Погрозил воробью пальцем. Воробей облегчился и улетел.

Внезапно калитка распахнулась, и Снег предстал передо мной в образе лысеющего господина с мечтательным как у говядины взглядом и поролоновым голосом.

— Предстань передо мноой, чужестрааациль… — гундосил он, важно простирая руки.

Я не мог взять в толк, паясничает он или обретает покой в блаженном артистизме. Неторопливо шагая по бетонной дорожке, освежал в памяти прошлые встречи с пониманием неготовности к каждой.

В сенях — человечье чучело. В комнате пылает камин. На столе кувшин вина и закуска: чиабатта, оливки, анчоусы. Снег отпивает из стакана, набивает папиросу.

Молчу, но потом не выдерживаю:

— Брысь здесь?

Не отвечает. Прикуривает. Выражение сосредоточенности на рябой физиономии сменяется ликующе-загадочным:

— Недавно были на прелестной групповухе: трое дэцэпэшников, транс и две сестры с синдромом Дауна. Но тебе не светит: скоро предстанешь перед судом Старших — спросят по всей строгости…

— Слушай, Снег… а трава не вредит твоему чувству юмора?

— Причем тут трава?

Тяжелый молот ухает в груди: что если Брысь всё-таки здесь…

— Незаконно шутишь. К тому же безосновательно.

— А если обосновать?

— А если Старшие квалифицируют обоснование недостаточным? Говно и слёзы…

— А могут и крысам скормить, — Снег, протягивает мне косяк и, достав из открытого сейфа какие-то документы, углубляется в изучение.

Затягиваюсь и жду удобный момент для разворота разговора в нужное русло.

— Женщин остывших желаешь? — интересуется Снег, откладывая бумаги.

— ?

— Слиться в экстазе соития.

— С трупами что ли? — уточняю, выпуская дым.

— Две молодухи, свежие, с трассы.

— Пахнут?

— Сказал же, свежие: вчера вымыл, слил кровь… пойдёшь? Я позову сестру.

При последних словах ощущаю острую похоть. Оглядываюсь.

Стоит в дверях.

Щупаю её глазами от пальцев ног до влажных дёсен. Не одела колготки. Рельефные икры выбриты.

— Брысь… — нелепо краснею.

— А, вот и она… — Снег заходит сзади, толкает её на меня.

Невольно подхватываю.

Знакомый запах… как брошенный в заросший омут камень, он поднимает со дна устоявшуюся тину моего нутра. Нутро ликует: Она снова здесь! Она рядом!

— За мной, за мной, товаищи! — Снег тянет к подвалу.

Тяжелая пульсация в паху. Мысли спутаны, сухость во рту. На ходу расстёгиваю пуговицы. Тёмные брызги на скатерти. Дрозд на топорище. Юрмала, Дербент и Ашхабад. Под ломким светом газоразрядников на широком столе две мёртвые женщины.

— Я оставил тряпки, чтобы сохранить аромат… — щёлкает лезвие, — но теперь, полагаю, мы можем избавить их от облачений навсегда…

Раздеваюсь, вешая бельё на велотренажер. Ёперный крест! Я охвачен желанием.

— Советую воспользоваться, — Брысь протягивает патрон с лампочкой-миньоном, — нехитрое приспособление — расширит и разогреет отверстия.

Снег с наслаждением мнёт восковую плоть худощавой блондинки.

Осматриваю тело по соседству. На вид не старше тридцати. На глазах тёмно-рыжая чёлка. Тусклый блеск железной коронки в глубине приоткрытого рта ворожит, как хрустальный шар гипнотизёра. Ноги распахнуты словно объятия. Торс выгнут: еще в тисках окоченения. Крупные сухофрукты сосков разметало в стороны.

Растягиваю губы под бритым лобком, вставляю нагретую лампочку. Брысь тихо запевает:

— Десять стрел на десяти ветрах,

 Лук, сплетенный из ветвей и трав,

 Он придёт издалека…

Снимаю с мёртвой туфли. 37-й. Пальцы коротковаты, скрючены, лёгкое плоскостопие.

Прижимаю к лицу подошвы, вдыхаю. Стук крови в ушах, круг обзора сужается. Стараясь дышать глубоко и медленно, смазываю гелем головку.

Какая необычная волнительная сказка… Действие конопли как раз достигает пика. Совершаю плавные фрикции, крепко сжимая холодные лодыжки. Сквозь надтреснутый напев Брыси сочится сиплый фальцет Снега:

— Сама Луна… Луна пришла сегодня к нам! Ты видишь? Видишь, видишь это чудо?… Плоть перламутровую бёдер восковых, жемчужный стан, ланиты Снежной Королевы!… Целуй, целуй меня, жемчужная принцесса: я — Кай, любовник с сердцем ледяным! Осколки зеркала волшебного в глазах! А ты молчишь, молчишь надменно-похотливо… молчишь — и я робею как дитя…

— Кай, милый Кай, не узнаёшь меня ты разве? Я — твоя Герда! Я — твоя сестра! — подхватывает утробным баском Брысь, — О, милый Кай, я шла к тебе так долго… ну, посмотри же на меня скорей!..

— Луна — сестра моя, а мать — Земля-прохлада! — кромсая брюхо мёртвой, Снег погружает руки в остывшие внутренности: — О, Мать-Земля моя, взгляни же на меня!… Я тёплый кров родительский покинул, боясь растаять в неге и тепле…

Медленно ползущим по дереву пламенем истома охватывает остов. Слышу стон, впиваюсь в рёбра, разрываю бледный рот…

…— О, незабвенная, прекрасная владычица! Не в силах поступить иначе я… пить кровь живых, сжимать в объятьях мёртвых: я — Кай, твой блудный сын, о, Мать-Земля!..

…При помощи отработанных сокращений мышц промежности останавливаю лавину, корчась в пронзительно-терпкой конвульсии. Я не имею права терять семя накануне Ответственного Мероприятия.

***

Когда мы отдыхаем в глубоких как могила креслах, передавая друг другу напоминающий наконечник клизмы мундштук, в комнату стремительно, но бесшумно проникает Леонтий.

Не сразу признаю его, ибо с момента крайней встречи он отрастил дрэды и лишился глаза. Очевидно, он уже находился здесь ко времени моего приезда. Не исключено, что именно он, а не Снег следил за мной в образе птицы.

— Французы уже не кажутся тебе роднее прочих наций? — прерывает молчание Брысь.

Вопрос обращен к вошедшему. Леонтий улыбается как зачарованный слесарь и вертит головой, принюхиваясь:

— Хочешь говорить со мной? Ты?

— Заканчивай с этим дешёвым пафосом! — Брысь томно потягивается, — к Ответственному Мероприятию готов?

— Захлопни пасть, ты, знойная нимфа… — Леонтий, кажется, рассержен.

Его напоминающий багровый клюв рот мелко подёргивается. Он долго разглядывает меня, обкусывая ноготь большого пальца, затем, шумно вздохнув, произносит:

— С каких пор ей позволено борзеть в моем присутствии?

Снег быстро бьёт сестру в печень — та падает на колени и матерится. Я понимаю, что вся сцена заранее подготовлена и разыгрывается специально для меня. Если я вступлюсь за Брысь, они преподнесут это Медигрякину под видом Незамутненности. А за такой подкат к Незамутнённости могут попросить вписаться в Предкормовило.

Не стану огорчать товарищей грубым отказом в игре:

— Руки фу! — хватаю укорот.

Леонтий щерится:

— Остынь, скульптор… мы тут как в анекдоте про сумасшедший дом: всю жизнь смотрим выключенный телевизор.

Наверное, минут около пятнадцати, висит пауза. Наконец Леонтий вытирает рот платком, и глухо молвит:

— По машинам!

Мы быстро одеваемся. Сумки с Необходимым уже упакованы и ждут в сенях. Два дизеля заводятся синхронно.

Я и Брысь — с Леонтием. Снег за нами, на дистанции. Леонтий не спешит. Брысь слушает Pink Floyd. Я вспоминаю дальше.

***

В тот день мы долго валялись на диване, распространяя аромат свежих выделений. Я был не в духе: эрекция вялая, к тому же новые знакомые в основном занимались друг другом, предложив мне довольствоваться ролью зрителя. Кое-как ублажил себя руками, я потерял интерес к происходящему.

В какой-то момент Снег отключился, оставив меня наедине с сестрой. Раскурив кальян, мы лениво болтали.

Под глухое бормотанье кальяна речь зашла о вампирах. Я изложил вычитанную в сети гипотезу некоего испанского невролога: вампирами были люди, страдающие гидрофобией. Гипотеза родилась во время просмотра одного из фильмов, а окончательно оформилась после изучения антропологических данных и старинных медицинских рукописей. Описания вампиров и больных бешенством схожи. Эпидемия имела место в Венгрии приблизительно в 1720-х годах. Именно там и именно в это время появились и легенды о вампирах. Приблизительно четверть страдающих бешенством кусают других людей; многие из них не выносят зеркал и сильно пахнущих веществ. Если больной почувствует запах чеснока, или увидит своё отражение в зеркале, у него могут начаться спазмы горла и мышц лица. В результате он может начать издавать хриплые звуки, оскаливать зубы, на губах появится пена. Вампиры не выносят дневного света. Страдающие бешенством нередко бродят по ночам. Вампиры имеют ненормальную тягу к представителям противоположного пола. Из-за поражения болезнью мозговых центров, бешеные имеют повышенную сексуальную активность. В начале XVIII века, когда вурдалаки были основной темой обсуждения на вечеринках, люди часто откапывали умерших для того, чтобы определить, не являлись ли они вампирами. Вампиром считался мертвец, у которого шла кровь изо рта или тот, кто выглядел живым. Изо рта людей, умерших от бешенства, ещё долго сочится кровь. В холодных и влажных районах, таких как Балканы, мертвецы могут сохраняться в хорошем состоянии еще на протяжении многих месяцев или даже лет…

— Граф Дракула тоже болел бешенством? — проявила интерес новая подруга.

Дракулой называл себя Влад Цепеш, сын князя Валахии, страны на юге Румынии (я вошел в сеть, зацепил из поисковика статью):

— Родился в 1430-м в Трансильванском городе Сигишоаре. 1720 и 1430: однако, почти 300 лет разницы. Воевал с турками, и с венграми… прославился необычайной жестокостью.

— Чего делал? Девок жёг?

— В городе Тирговиште посадил на колья и сжёг живьем неких турок…

— Респект, терпеть их не могу.

— Сжег проезжих купцов… (увядший было член вдруг начал вздуваться)… В другой раз собрал вместе 400 иностранных учеников (в основном мальчиков), загнал их в одно помещение, запер и поджег дом… собрал бояр целой области и стал расспрашивать их, кто при чьем правлении жил… вознамерившись отомстить за жестокое убийство брата и отца, пытался выяснить, кто из бояр мог присутствовать при их смерти; в результате более 500 человек были посажены на колья и умерли страшной смертью возле его дворца…

(Брысь оживляется)

…В другой раз пригласил к себе во дворец бедных жителей, предложил им раздеться, угостил обедом… когда те расслабились, все двери неожиданно захлопнулись, дом запылал сразу с разных углов. «Я сделал это для того, чтобы навсегда искоренить бедность в моем государстве… чтобы никто более не страдал!» ¬ объяснил князь…

(Брысь хихикает)

…Но обычно любил сажать на колья. Изобретал модификации: протыкал кольями спереди, сзади, сбоку, через грудь, живот, пупок, пах…

(Брысь поворачивается ко мне, её рука обозначает места проколов: с груди ладонь спускается к животу, пальцы нащупывают пупочную впадину, затем принимаются массировать мошонку и пенис)

…Нанизывал их на колья через рот, вниз головой… придумывал такие способы, чтобы человек дольше мучился… изобретал разные виды смерти для людей различного возраста, пола и положения…

(Рука активней)

…Готовил с этой целью специальные колья в виде геометрических фигур, особенно любил изогнутые… по неизвестной причине казнил население всей деревни, расставив колья разной длины по кругу на склоне холма… старосту и других представителей местной власти разместил сверху… чтоб они могли оттуда в последний раз… окинуть затуманенным взором… свои бывшие владения…

(Я делаю попытку поцеловать её, но она резко отстраняется, продолжая дрочить меня; одновременно пальцами ноги гладит моё лицо)

…Одно из самых запоминающихся зверств Дракулы… имело место в Брашове… оно стало результатом длительного спора с местными купцами… В конце дня отряды князя стали сгонять народ на холм… у часовни, на окраине города… всего набралось около 20 тысяч человек, главным образом представителей местной знати… сначала… они наблюдали за тем, как солдаты жгли их дома, а потом… началась традиционная процедура водружения на колья…

(Её движения ускоряются, пальцы ног лезут в рот, мешая чтению)

…Ближе к ночи склон холма превратился в лес кольев… по которому лились потоки крови и катились головы тех, кому не нашлось места на остриях… во время казни одному местному боярину стало плохо от сильного запаха и вида крови… его Дракула приказал посадить на самый высокий кол… чтобы не беспокоили неприятные ароматы… самого же князя ни само зрелище, ни зловоние не смущали… он преспокойно обедал возле умерших и умирающих в мучениях сограждан… украшал общую картину казней выдранными ногтями, головами, ушами и половыми органами… тех, кому недоставало кольев, душил, варил в масле или ослеплял… особое, утонченное удовольствие он получал… получал, когда…

(Я больше не в силах сдерживаться!)

…Когда наблюдал, как жертвы извиваются на своих кольях… он говорил тогда:

— О, какие чудные мгновения они испытывают!…

…Какие чудные мгновения они испытывают…

***

 …— Хуй там они испытывают, — думается мне теперь, в машине с Леонтием, — попробуй-ка вставить себе в зад не то, что кол… хотя бы бутылку. Есть данные, что в детстве граф попал к туркам, и те, как водится, порвали отроку очко…

«У бешеной собаки нет выбора: она кусает», — написал Берроуз.

— Причем тут Дракула? — спросите вы, гражданин следователь. Но как я смогу объяснить? Чтобы понять, вам понадобятся мои глаза, мой мозг, моя печень.

Пробовал ли я человечину? Человечье мясо, в общем, на любителя. По мне — вкуснее, чем лягушачьи ляжки. Однако, не пристрастился.

Говорят, Прометей посмел добыть огонь. Это вам не дрочить на групповое порно с участием вашей жены.

И вот я — тоже посмел. Построить Статуи. А кому они нужны, если подумать? Да никому не нужны: как и я, как и вы, как и все мы.

Приехали.

Дачный участок в садово-огородном товариществе (разбитый просёлок, серые люди у ларька). Свет прожекторов вдоль Л.Э.П., скрип покосившихся ворот, лай овчарки из проволочного загона.

Кровь отливает от мозга. Рот не желает разговаривать. Рот желает кусать, жевать и глотать. Таинство перевоплощения. Позвольте употребить вас в пищу?

Сегодня я видел странный сон: высокая худая старуха пытается повесить кролика на баскетбольном кольце. Она держит его за уши, кролик сопротивляется. Она хочет продеть петлю через задние лапы, но у неё не выходит.

У вас в штате есть психоаналитики? Они читают протоколы допросов? Может быть, они пояснят мне, что это значит? Подавленные амбиции, растоптанный талант, страсть к наживе?..

Коллеги толпятся у крыльца двухэтажного сруба с хлипкой верандой. Я смотрю за стекло. Осень, хмурая осень. Когда же, наконец, выпадет снег? Я устал ждать его. Снег являет собой определенность, он говорит «да» и кладёт конец шушуканью сгнившей листвы. Я могу ждать, но не имею право медлить: необходимо воздвигнуть вторую Статую.

Вылезаю на бетонированную дорожку, хлюпаю дверцей. Чтобы открыть веранду, пришлось подсунуть топор: перекосило. Грунт осел.

Внутри пахнет сырой резиной и чем-то ещё тошнотворным. Раздетая лампочка нагло вспыхивает, и Снег занавешивает пледами окна. Брысь включает notebook.

Я оцепенело разглядываю облезлый маникюр на правой кисти, каковую любовь моя на время позабыла возле полупустого стакана.

Смотрим свежие цифры… DJ: -5.65, Xetra DAX: -43.5, Hang Seng: -46.86, Nasdaq 100: -100.68, Nikkei 225: -176.32, S&P 500: -9.71, TSE 300: -75.09, Athens general: -10.44, CAC 40: — 44.14, FTSE Eurotop 100: -20.16, ISE National 100: -121.72, Karachi 100: -7.12, KOSPI 200: -5.11, Madrid general: -6.67, Reuters Rus ADR: -4.31, Vietnam: -3.21… Практически всё в минусе. Евро укрепился к доллару почти на полфигуры… O\N 5.20 на 5.32… РЕПО: 5.10 на 5.20…

— Ну, как ты жила, пока меня не было? — интересуюсь неожиданно для себя.

— Не отвлекай… — принюхиваясь, — потихонечку.

Ей прекрасно известно, что я терпеть не могу этих уменьшительных суффиксов… в попочку, солнышко, потихонечку…

— Скажи, — она берет мою руку, — только честно: боишься?

— Не знаю… наверное. Но это такой возбуждающий страх… как у подростка перед первым сексом.

— Ты кое-что обещал мне, помнишь?

— Помню, — сжимаю в ответ её ладонь, — но ты же знаешь: ещё не время.

— Я умею ждать.

— Тогда зачем спрашивать? Час придёт — над морем беспокойным мы пролетим как чайки…

Молчим. Снег и Леонтий возятся в соседнем помещении. Я делаю движение…

— Послушай, — выключив notebook, Брысь разворачивается ко мне, в глазах хулиганский блеск, — ты, беспокойный, как море, скажи, а что такое счастье?

— Счастье? Это сила, которая нужна, чтоб устоять на ветру.

— Как просто… думала, есть Законное Обоснование.

— Зачем? Разве это поможет?

— Сопротивляться ветру? Должно помочь. Только ветер в конце концов всегда оказывается сильнее. Или нет?

— Сила ветра не имеет значения. Имеет значение лишь то, как далеко ты успеешь зайти. И никакие Законные Обоснования для этого не нужны. — Я поворачиваю голову, пытаясь разглядеть силуэты товарищей.

— А ты, оказывается, философ… не знала.

— Издеваешься. Лучше молчи.

Но она дёргает меня снова:

— Когда всё закончится, поедем туда еще, а? Там так здорово… Мне до сих пор снится. Иногда.

***

Как не запомнить мне тот день!

Я был художником, пишущим мир. Я хотел, чтобы в моей палитре были только чистые, яркие цвета, потому что мой мир — это Бездна, в которой рождаются Звёзды.

…Ты шла босиком по тёплому кафелю. Медленно. Твои босые ступни шуршали… я ощущал их на лице. Не уходи! Танцуй! Пляши! Вечно пляши фламенко на лице моем, печатай горячий смрад!

…— Дверь притворили? — это вернулся Леонтий.

Киваю. Под ногами Проводник: хрипло мяукает, трётся о тёмную от жира и копоти дверцу холодильника.

Тяну рукоятку, но дверь не поддаётся. Дёргаю сильнее — ноль результата, холодильник стоит как привинченный.

— Не трогай! — хватает за локоть Леонтий.

— Да успокойся, котэ покормить…

— Идиот…

Он открывает буфет, переставляет чашку и, видимо, что-то нажимает (слышу щелчок):

— Попробуй теперь…

Дверь холодильника легко отходит в сторону. Внутри темно и абсолютно пусто. Меня охватывает паника. Я слышал уже кое-что о таких холодильниках.

— Тут… лампочка не работает, — говорю неизвестно зачем.

— Кончай дурня валять, — нервно усмехается Снег, — ты не в курсе, что это такое?

— В курсе.

— Тогда вперёд. Ты первый.

Это Леонтий.

Втискиваюсь в холодильную камеру.

Это напоминает проникновение в труп: горячее и твёрдое — в холодное и склизкое. Характерный аромат щекочет носоглотку.

Дверь холодильника закрывается, снова слышу щелчок. В голове что-то лопается, и слух осаживает тончайший, переходящий в шипение писк. Мертвящий ужас седлает сердце, и оно пускается в галоп, словно бешеный конь. Цветной туман в глазах: светящиеся радужные кольца… постепенно они принимают формы причудливых, но строгих узоров… это напоминает кристаллизацию… снег… лёд… холод…

Тело ощущается крайне странно: словно чужое, и совершенно непривычной формы. Пугающе непривычной. Это не моё тело. Вообще не человеческое. Нет рук. Нет ног. Голова где-то сзади…

Вдруг судорога сводит глотку. Оскалившись, хриплю во тьме… ручеёк слюны вытекает из перекошенного рта…

Медленно сознание возвращается, но цветные круги перед глазами до конца не исчезают, и, кажется, я оглох. Но затем — знакомый щелчок, и я понимаю, что снова слышу.

Вываливаюсь наружу, тяжелая дверь лязгает.

Так вот, значит, как работает Перемещатель. Раньше я только слышал об этом, и думал, что это — красивая легенда, запущенная Старшими. А теперь сам переместился. Не самое желанное ощущение, скажем прямо.

Весь мокрый от пота, нахожусь в небольшом каменном помещении со сводчатым потолком и задрапированными гобеленами стенами. На гобеленах изображены иллюстрации к Законной Истории вперемешку со сценами групповой резни и оргий.

Железная дверь вторично распахивается, выплёвывая бледную как бетон Брысь. Она трёт глаза и тихо всхлипывает.

Следующий — Снег, и, наконец, Леонтий.

Последний манипулирует мобильным телефоном, и железный шкаф, из которого все мы только что вылезли, с гулким скрежетом уходит в пол, обнажая дверь из материала, который я принимаю за толстое матовое стекло.

— Это искусственно выращенная хрящевая ткань человека, — поясняет Леонтий, — каркас из костей… открывай, не бойся…

Тяну металлическое кольцо: дверь розовеет, наливаясь кровью. В центре возникает вертикальная щель, которая расширяется, являя за собой склизкий коридор из живой плоти.

Ступаю внутрь. От запаха чеснока слезятся глаза и сводит глотку.

***

Заклинание Второй Статуи:

о
ТТТ
О-О-О
От-От-От
Ото-Оты-Ота
Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта

Отто-Отты-Отта

Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта

Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта

Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта

Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта

Отто-Отты-Отта
Отто-Отты-Отта

Отто-Отты-Отта
Ото-Оты-Ота
От-От-От
О-О-О
ТТТ
о

***

Мясной коридор заканчивается еще одной дверью: круглой, плотной, непрозрачной, состоящей из мышц.

Сфинктер за нами сжимается — мы в круглом зале с куполообразным потолком. Тысячи крохотных светлячков освещают помещение мягким подводным сиянием. По периметру вдоль драпированных знакомыми гобеленами стен растут из мясного мрамора копья. На копьях висят, исходя последними конвульсиями зараженные бешенством жертвы.

Это молодые люди. На протяжении месяца мы отлавливали их на улицах, разъезжая в карете «скорой помощи». Одинокие странники в мерцающем столоверчении ночи: мы настигали их, блуждающих в поисках счастья.

Неслышно опускается стекло. Сдавленный хлопок пневматики посылает в цель капсулу со снотворным. Жертва вскрикивает, пытается бежать, но очень скоро ноги заплетаются, и холод ночи окутывает прозелита шёлковым саваном. Добро пожаловать в Ад: карета подана.

Терпкий запах пополам со стонами эхом мечется по мясной арене. По центру вмурована ванна: стальная посудина с кольцами, впаянными в дно. К кольцам прикован голый Ярослав с ритуальной дудой во рту. У дуды загубник как у водолазной трубки, а на конце свисток. У изголовья ванны — Вектор. Приветствует нас Законным поклоном.

— Готов ли Чёрный Компот? — интересуется Леонтий.

Парень кивает.

— Приступай же!

Вектор манипулирует мобильным телефоном, и из отверстия в центре потолка опускается шланг с шаровым краном.

С сухим бряком кран достигает ванны. Вектор наклоняется и открывает клапан. Чёрный Компот истекает в ванну. Ярослав корчится и свистит в дуду.

Вектор манипулирует мобильным телефоном, и из опоясывающих основание ванны форсунок хлещет голубое пламя.

Чёрный Компот закипает долго, а остывает еще дольше: за это время мы должны будем отрезать умершим на копьях головы.

Ярослав корчится и свистит в дуду. Пока он свистит, будет жив.

Беру раскладной нож и подхожу к жертве. Девушка непримечательной внешности: редкие высветленные волосы; вывернутое оскаленное лицо. Копьё вошло в анус и вышло изо рта.

Сжимаю скользкие скулы, подрезаю лезвием кожу и жилы. Меня обильно забрызгивает кровью. Вынимаю лезвие-пилу и перепиливаю позвонки. Ярослав свистит в дуду.

Головы нужны для Статуи. Когда Чёрный Компот застынет до состояния смолы, мы должны будем разложить их по периметру.

Ярослав уже не свистит.

Когда Компот остывает, он похож на лёгкий прозрачный пластик. Готовую форму необходимо извлечь из ванной и спустить в реку, ибо вторая Статуя принадлежит воде.

Вытянутая форма напоминает фюзеляж корабля. Она погружается в воду, только головы и дудка остаются на поверхности. Провожатый плывёт, а труп внутри превращается в бешеную личинку. Мундштук дудки у него во рту. И когда настанет Срок — он засвистит снова.

Статуя III

Первого она привела под утро. Спал как обычно чутко, так что на звук подъехавшей машины под окном мгновенно сел в кровати, потея. Теплое зловоние поплыло по комнате.

Звонок в дверь. Спокойно, без нервов. Брысь стоит у двери, удерживая за руку миниатюрное существо.

— Чего не предупредила? — включаю свет, натягиваю брюки.

— Сюрприз… — она изучает меня полуголого, сонного.

— Пацан? Где взяла?

— На вокзале. Куда его?

— Лучше в ванную.

Бегло осматриваю мальчишку. Грязный пуховик неясных оттенков сажи. Сальные сосульки ржавых волос. Лицо застывшее, вспухлое, глаза полуприкрыты. Отдаленно напоминает жабу.

— Типа переночевать, — Брысь завязывает клеенчатый фартук, — где инструменты?

— Сейчас принесу. Пока раздень его. Тряпки в пакет.

Иду на кухню, достаю капроновый шнур, сырое куриное яйцо, пузырь с касторовым маслом, нож и лист оргстекла.

Из ванной доносится возня — спешу на помощь. Брысь, душит пацана, придавив коленом к полу.

— Не поцарапай только!

— Не мешай… знаю…

Наконец, мальчик мёртв.

Теперь нужно отрезать руки и голову, и подвесить тушу над ванной, чтоб дать вытечь жидкостям. Далее при помощи разложенных на кухне инструментов снять кожу. Кожу обмыть и прожирить касторкой с размешанным в ней яичным желтком, натянуть на оргстекло, обложить в несколько слоев рыхлой бумагой и, накрыв листом фанеры, поместить под гнёт.

Вопрос сырья в кожевенном деле скрывает бездну нюансов. Остановлюсь на некоторых.

В зависимости от возраста экземпляра различают несколько видов кож: выпарка — кожица не родившегося; опоек — кожа новорожденного; выросток — кожа трехмесячного на растительном вскармливании; неблюй — кожа шестимесячного; полукожник — кожа однолетнего; шкура полного развеса — кожа половозрелого.

Различают кожу и по качеству выделки.

Например, сафьян вырабатывают из слабо прожированной кожи. Здесь подойдет половозрелый самец человека до пенсионного возраста. Шагрень — мягкая шероховатая козлина, овчина, или человечина. Пергамент в былые времена в сыром виде натягивали на раму и использовали для письма (кстати, пергамент на картонной основе используется и по сей день для переплетов.) Практика оборачивания книг в человеческую кожу появилась как минимум в XV веке и была довольно распространенной. В некоторых случаях кожу использовали в память об умерших. Есть еще юфть — прожированная кожа, дубленная корой ивы (бывает красного, черного и бежевого оттенков). Очень толстая юфть выдерживает высокое тиснение, гравировку.

Ко всему прочему, существуют несколько видов кож, различаемых по виду сырья. Например, лайка — тонкая эластичная кожица из выпарки или опойка. Шевро и козлина вырабатываются из козлиных шкур. Шеврет получают из овчины; по сравнению с шевро он менее эластичен. Велюр — кожа хромового дубления, отшлифованная с верхней стороны. Замою — кожа жирового дубления натурального цвета, от светло-золотистого до коричневого. Вырабатывается из шкур лося, дикой козы или слепы. Лицевая сторона имеет большие поры. Эта кожа легкая, мягкая, сильно растягивается. Спилок — отделенный на двоильной машине от натуральной замши слой.

Кожу взрослого человеческого самца называют портянкой; самки — пездушкой. Морщинистую шкуру престарелых homo без различия пола величают «сморчком». Нежная кожура ребенка, с которой как раз мы и имели дело зовется бархоткой.

То, что особь должна быть неполовозрелой, являлось обязательным условием — так что перед тем, как отдать экземпляр в руки Брыси, я убеждался в отсутствии пигментированной растительности на лобке, лице и подмышками.

***

Январь — пора традиционного затишья в московской музыкальной жизни. Меломаны отдыхают после бурного декабря, с его «Декабрьскими вечерами», изобилием Спивакова, Башметова, Федосеева и других любимцев публики. Но у нас с Брысью в январе отдохнуть не сложилось: целых двадцать восемь особей пришлось оприходовать, снять кожу и расчленить для дальнейшего использования.

В суматохе совершенно перестал следить за собственной позицией, и печальный результат не заставил ждать долго: только за последнюю неделю месяца я слил сорокет на ралли Nasdaq, вовремя не откупив шорты.

Но не будем о грустном. На самом деле, детишки приблудились что надо: чего стоил хотя бы блондинчик Аркашка, проживший у нас три дня…

На десятые сутки Брысь отдалась приехавшему по вызову доктору — высокому брюнету с курчавой спиною горца. Врача мы вызвали для осмотра Любаши — плаксивой девочки шести лет отроду, на грудке которой обнаружилась подозрительная сыпь.

Девочку пришлось забраковать: мы усыпили её внутривенным уколом этанола. Доктора задушили капроновым шнуром.

К этому моменту морозильная камера была доверху забита человечиной. Одежду, обувь, части скелета и прочие несъедобные останки забирал для последующего уничтожения в муфельной печи один из заговоренных: Шкворень. Долговязый мужчина в камуфляжной форме приезжал на заляпанной грязью «Ниве» и, пакуя продолговатыми клешнями отходы, подобострастно щерился.

— А с ним тебе не хотелось бы? — тихо вопрошал я время от времени любовь свою, впиваясь пальцами в плоть её ягодиц.

С утробным хохотком она срывала захват:

— Хочешь, чтобы я дала этому?..

Шутка?

А

Может,

Просто

Адская

Насмешка?

Скажи,

Как

Оценить

Её?

Февраль принес нам близнецов из Казахстана. Их пигментированная кожа довольно сильно контрастировала с бумажно-песочными тонами предшествующих тканей. И тут я всерьез задумался. А что если нам попадется, к примеру, негр? Брать или не брать? По поводу цвета в Законе ничего не сказано. Может ли Статуя выйти пятнистой?

Так или иначе, совершенно однородной выглядеть она не сможет: несмотря на то, что все экземпляры собраны в одном ареале, оттенки различаются. По данному вопросу решил проконсультироваться с Леонтием.

***

Он приехал утром. Словно салютуя, переливались сверкающей пылью заиндевевшие окна. Брысь поставила чай, достала из заначки ароматный грамм гашиша.

Леонитий, устроившись за столом, рассматривал кусок кожи, снятый накануне с кареглазого парнишки, подобранного на бензоколонке.

Без обиняков изложил суть возникшей проблемы. Брысь зарядила бонг. Мятный пар едва заметно вился над кружками.

— Монголоид… — Леонтий отхлебывает из кружки, — а почему тебя так волнует цвет?

— Просто представил, как будет выглядеть воздушный шар из разных по оттенку шкурок. Лоскутное одеяло какое-то. Что скажут Старшие? Не придётся ли нам самим расстаться с кожей? Может, есть химический способ обесцветить заготовки?

Леонтий делает глоток и по-ленински щурится:

— Понимаю твою озабоченность. Раскрою кое-какие нюансы. Дело в том, что третья Статуя — прототип огромного летающего гриба, сеющего споры. Цвет плодового тела, в котором они созреют, абсолютно не имеет значения. Бешеный негр, бешеный китаец, индус, узбек, эстонец… результат один. — Леонтий задумчиво осматривает кожу, — я-то думал, что ты позвал меня, чтобы поговорить о Списке…

— А что не так со Списком, дон Леонтий?

— По сведениям Старших, дошедший до нас экземпляр далеко не полный. Увы, все попытки достать оригинал на сегодняшний день успехом не увенчались. Пергамент из хранилища Ватикана — современная подделка. Вот так.

— Как случилось, что Пастер потерял Список, дон Леонтий? — спрашиваю я, делая пометки в блокноте.

— Это была спланированная акция. — Леонтий мягко улыбается. — Однажды тихим летним утром у дверей лаборатории Пастера появился незнакомец с велосипедным насосом. Постучался: впустите. Пастера в помещении не было. Ввиду особой ценности Списка, ученый муж хранил его в специальной капсуле, спрятанной внутри старой обезьяны, которая жила в его лаборатории прикованная толстой стальной цепью к вделанному в стену кольцу. Обезьяна, по замыслу Пастера, должна была олицетворять собой Яйцо Мудрости, внутри которого любой природный элемент становится как бы нейтральным, обнажая духовную сущность и самовыражаясь через собственный модуль. Обезьяна играла роль Верховного Протектора. Она безупречно выполняла защитную функцию, являясь своего рода экраном, не пропускающим расслабляющую пагубу и нейтрализующим гнетущие воздействия. Пастер прекрасно знал, что за Списком идет охота, и ставка в этой игре дороже жизни. Он хорошо подготовился. Как только незнакомец вошел в лабораторию, он был схвачен бдительной охраной, а затем раздет и заперт в маленькой комнате без окон. Двое охранников в срочном порядке поехали на квартиру к Пастеру, чтобы показать ему изъятый у злоумышленника насос. Было совершенно очевидно, что неизвестный рассчитывал умертвить обезьяну, накачав её воздухом (прутья клетки не воспрепятствовали бы этой операции), а затем схватить щупом капсулу и скрыться. Очевидно также, что насос содержал приманку, при помощи которой злодей рассчитывал подманить обезьяну и ввести трубку помпы в её организм. Пастер решил разобрать насос и изучить его устройство. Немедленно он приступил к работе, а находчивые охранники ассистировали. Но вот насос был разобран и… какого чёрта?! Пастер с изумлением извлекает из него капсулу точь-в-точь такую, какая хранится в обезьяне! Вскрыв капсулу, он обнаруживает Список. Помутнение на миг овладевает ученым, но затем все быстро проясняется: это же так просто! Обезьяна — это он сам! Вот испачканная лекарствами и нечистотами клетка. Вот цепь, один конец которой соединен с металлическим кольцом в стене, а другой припаян к ошейнику на его шее. Вот два охранника, накачавшись абсента, валяются у входа в лабораторию. Но позвольте, а где же сам Люи Пастер? Он заперт голый, избитый в маленькой комнатке без окон, и ни единый солнечный лучик, ни единое дуновение ветерка не могут проникнуть в его темницу! Пастер задыхается! Пастер в опасности! «Немедленно! (Tout de suite!) Немедленно отоприте двери! Немедленно выпустите его!» — визжала обезьяна, неистово заметавшись по клетке…

Она была в ярости и производила столько шума, что охранники проснулись. Будучи под воздействием алкоголя, они не сумели трезво оценить происходящее. Они застрелили бедную обезьяну, решив, что та взбесилась.

Когда затем они открыли двери темницы, куда был заперт Пастер, там никого не было! От узника остались лишь в беспорядке разбросанные детали насоса, при помощи которого злоумышленник высосал капсулу из тела обезьяны.

Протрезвев и осознав масштаб совершенной ими чудовищной ошибки, охранники приставили к головам друг друга стволы табельных револьверов и спустили курки…

Пастер вернулся слишком поздно: все очевидцы были мертвы, а список, ради обладания которым он пошел на такие жертвы, бесследно исчез, как будто его никогда и не было!

In Germany most of the state CPI figures came in at the high side of the expectations (due to higher food prices and a rise in rents). The European commision moved against a Euro zone member on Wednesday for the first time since the launch of the single currency, telling Ireland it must bring its budget into line with European Union guidelines. Irish inflation also has been the highest in the Euro Zone since September, at 4.6% in December, was more than double the two percent treshhold for average euro area inflation set by the ECB. In the US todays focus is on Greenspan testimony to the Senate Budget Committee.

Our expectations on today’s Euribor fixings: 1mth + 1bp, 2mth and 3mth flat, 4mth — 6mth +2 bps, 7mth — 12mth +3bps.

***

При воспоминаниях о том странном времени меня охватывает оцепенение. С кем это было? Когда и где? Неужели — со мной? Здесь. Сейчас и всегда…

Брысь, милая, проклятая, несбыточная, чудовищная, единственная… как я не понял сразу?

Когда смотрел на тебя, то, не мог говорить, не мог думать: только неотрывно следовать, не выпуская, пожирая, всасывая зрачками. Твой запах попадал напрямую в кровь насыщенным раствором — и сразу же, как после укола в вену, когда не успеваешь даже вынуть иглу — вечность сжималась в точку.

Как-то раз Снег сказал мне:

— Слушай, моя сестрица, кажется, влюбилась в тебя не на шутку. Что будешь делать с этим, а?

Меня словно прорвало:

— Что буду делать? Стану самым счастливым существом на свете! Ведь я полюбил её с первого взгляда!

— Что ты несешь? — Удивился Снег, — ведь ты у нас — птица особая. Ты — А.С.: Ангел Смерти, Архитектор Статуй. Тебе не суждено стать героем-любовником. Сексуальный контакт с Брысью тебе запрещён Законом. Просто прими это и двигайся дальше.

Но я не хотел его слушать, гражданин следователь. Я смеялся в шилом бритое лицо его, сперма стояла в глазах: сперма — и розовый туман.

— Ты одинокий юноша с неустойчивой психикой, — со снисходительной улыбкой сказал я тогда, — тебе нужно найти хорошую девушку.

Но он лишь смеялся:

— Не надо мне девушек: в соответствии с Уложением я сплю со своей сестрой. Жаль, что ты никогда не познаешь сладость её отверстий…

***

Как правило, я вообще не разговаривал с ними. Иногда они активно сопротивлялись: кричали, царапались, кусались. Старался не причинять боли. В отличие от Брыси, я не получал удовольствия от пыток. Интерес исследователя, и ничего сверх: я выполнял Законную работу. Кто хочет служить Закону с чистыми руками, пусть первый метнёт в меня нож.

Для Брыси истязания были частью половой активности, в которую я вовлекался косвенно: то есть, возбуждаясь, наблюдая за её возбуждением. Мой оргазм был следствием её сексуальных эманаций.

К примеру, сжимая пассатижами сосок распятой девочки, она мастурбировала свободной рукой. Глаза мутнели, лицо заливал румянец. Её утробное рычание в судорогах экстаза не мог заглушить даже визг истязаемой. Вены на лбу набухали, аромат свежего пота теплым маревом стлался по кухне…

В такие моменты мне дозволялось припасть ртом к её взмокшему лону, присосаться к его лепесткам. Я скрёб щетиной её белые ляжки — она до крови расцарапывала мою голову. Возбуждаетесь? Ладно, не буду.

На моей памяти дважды Брысь сдирала кожу с живых детей. Первый раз мальчик потерял сознание уже в начале операции, поэтому второго ребенка мы перед процедурой обкололи новокаином.

В ряде случаев мы добивались впечатляющих результатов при помощи электричества, но в конце концов из-за низкого качества реостата кожа одного из экземпляров непоправимо обуглилась, и эксперименты пришлось прекратить.

По Закону также полагалось работать дрелью, что я делал вполне успешно. Перед операцией брил ребенку голову. Потом брал в горсть волосы, нюхал и мастурбировал с окончанием в глаза. Не скажу, что запах детских волос сильно возбуждал меня, но таков Закон. Делал сверлом два сквозных отверстия: между глаз прямо и через виски — в соответствии с девятым некро-наставлением Спорыбации.

Шило помогало, а вот тиски, что я принес из гаража, чуть было не пришлось отнести обратно: даже самый маленький череп не пролезал в них. Потом-то я догадался, что их лучше использовать не на сжатие, а на растяжение, по принципу домкрата: закрепил на зажимах стальные крючки, зацепил ими десны — и путем вращения рукоятки добился медленного разрыва челюстей.

Не смотрите на меня так, гражданин следователь… мне смешно, не могу сосредоточиться. Я обещал вам рассказать всё как было, и я держу обещание.

Если отвёртка достаточно длинная, можно вставить её в нос и резким нажатием углубить в лобные доли мозга. Для этой же цели подойдет толстая стальная проволока. К мозгу можно получить доступ через глаза и уши, но, впрочем, не вижу смысла описывать известные каждому школьнику вещи. В протоколах об этом подробно.

В целом же дни были заполнены рутиной: отлов, умерщвление, обработка, снятие и выделка кожи с последующей консервацией и утилизацией отходов. В таком монотонном кадансе многое стерлось из памяти.

Но вот влетает как муха в рот трупа письмо:

July 22 (Bloomberg) — The ruble, boosted by its biggest daily surge in a decade against the dollar this week, may extend gains as crude prices climb toward $100 a barrel, Morgan Stanley analysts said.

For every 10 percent increase in the price of oil, the fair value of the ruble is likely to rise about 6.8 percent, London— based economists wrote in a research note on July 20, when the ruble jumped 2.4 percent, the most since March 1999. Oil has almost doubled since February to $64 a barrel.

The CHART OF THE DAY shows the ruble strengthening to 23.9 per dollar, a 30 percent increase from yesterday, as crude climbs to an average of $95 in 2011, based on Morgan Stanley estimates. The projections would materialize if the central bank stops intervening in the currency market, they said. Bank Rossii may gradually decrease intervention but is unlikely to «stop intervening yet,» Weeks said in an interview.

«If the commodity super-cycle is not over, we see strong implications for the ruble,» …»At flat oil prices, we continue to expect a slight depreciation.»

The currency weakened 0.4 percent to 31.0983 against the dollar as 12:48 p.m. in Moscow, as crude fell 1.5 percent to $64.60. The ruble may decline this quarter as crude dips to $55, the analysts said.

Значит, ждать больше нет смысла: пора.

Воля неубиваема — разве это неясно еще, гражданин следователь? Вы можете выведать у меня цепочку событий, но вам не добиться раскаяния. Вы не увидите моих внутренностей, деловито перекладываемых дрожащими с похмелья руками патологоанатома, не услышите шуршания о крышку гроба первой брошенной горсти земли.

А

Любить

Её

Надо

Как

Ангела

***

Но полноте, что вам еще?

Распространять в трущобах мегаполиса дисконтные карты на органы собственных отпрысков? Проституировать в судейских париках, покрытых высохшей блевотиной приговорённых к высшей мере? Выражать гражданское неповиновение, перекрывая железнодорожные магистрали вымазанными в экскрементах обнаженными телами церебральных паралитиков? Продавать туземным племенам героин, расфасованный в мошонки героев Чернобыля?

Чего ещё не достает вам для полного счастья?

Когда-нибудь в антикварных лавках радиационного гетто обнаружат фигурки, что лепили ночами ядерной зимы дети-мутанты из теста, замешанного на крови, экскрементах и перетёртых костях съеденных родственников. Фигурки изображают сцены человеческой жизни.

Девочка, выковыривающая золотые зубы изо рта мертвеца. Однорукий охотник за органами подсчитывает выручку. Женщина развешивает на колючей проволоке мумии мертворожденных детей.

Эти скульптуры займут своё место в музее наряду с другими реликвиями вымершей цивилизации. Утренний ветер будет буянить в сырых коридорах пустых небоскребов, разгоняя пепел, шелестя осколками стекла… крысы заполнят просторы покинутых улиц, сорняк продавит асфальт площадей…

…Но вот и ты, мой верный Проводник, хромаешь ко мне, мурлыча. Трёшься о ногу? Зовёшь меня? Куда? Разве мы еще не пришли?

Если раньше страдал я, то страдал от общей беды: моё тело было полем битвы сил Хаоса. Если ныне радуюсь я, то вкушаю от общего счастья: моё тело — поле битвы сил Хаоса. Ошибается тот, кто думает, что принадлежит себе: никто себя не знает. Любой организм есть форма войны. Самопожирание — вот истинное имя жизни.

Но вот идёт Снег. Значит, время пришло.

Теперь, когда Оболочка третьей Статуи готова, пришло В.З.О. — Время Защиты Оболочки.

Хромая, приближается к входу в морг Вектор. Бесшумно отворяется люк в подвале, и Брысь вползает с ледяной ухмылкой, одетая в чёрный комбез, обутая в белые тапочки.

Вот бьют старинные часы: их створки распахиваются, и вместе с кукушкой выскальзывает Леонтий, увеличиваясь в размере подобно наполняемому водой презервативу.

— Введите его! — глухо командует Леонтий.

Брысь выходит, и через полминуты возвращается. За ней следует обнажённый Шкворень. Он напоминает огромного белого бурундука, несущего яблоко.

Шкворень несёт перед собой свёрнутую клубнем Оболочку. По указанию Леонтия он нежно опускает её на гранитный постамент, служащий алтарём. По очереди мы нюхаем ритуальный порошок.

— Устал с дороги? — интересуется Снег.

Шкворень кивает, затравленно озираясь.

— На, освежись… — Снег протягивает стакан.

При виде воды Шкворень откидывает голову: судорога сводит глотку. Леонтий перебивает ему позвоночник ритуальным молотом. Брысь вскрывает ритуальным кинжалом горло, обмакивает в кровь ритуальный пестик и брызжет кровью на Оболочку.

Мне становится страшно; во рту пересыхает, капли пота муравьями бегут по спине.

— Всем приготовиться… — шепчет Леонтий.

Они уже здесь. Мёртвые милиционеры здесь. Мы видим их, наступающих из-за колонн ритуального зала.

Мы стоим спинами к алтарю.

Я — лицом к северу. Брысь — лицом на юг. Снег — лицом на запад. Вектор — на восток. Леонтий — у алтаря. Он ест мозг жертвы.

Первый мёртвый милиционер приближается с юга.

Брысь ждёт, когда он подойдёт ближе. Мёртвый бросается на неё, согнувшись и вытянув руки, но в этот момент женщина отскакивает в сторону и разбивает ему череп ритуальным молотом.

Второй милиционер приближается с запада.

Снег сидит на корточках, обняв колени. Когда дистанция сокращается, он прыгает на врага, нанося ему проникающие ранения ритуальными кинжалами.

Третий милиционер приближается с севера.

Достаю ритуальную плеть. Это короткий, около локтя длиной обрезок лодочной цепи со стальным шариком на конце. Мне нечего скрывать: шагаю навстречу и посылаю шарик под ухо.

Голова мертвеца свешивается набок, изо рта сочится кровь, но тело стоит вертикально, царапая воздух обглоданными фалангами пальцев. Головка эрегированного члена поворачивается в мою сторону, покачиваясь словно кобра. Я бью под колено, он падает, но норовит ухватить меня за ногу. Наступаю на руки и разбиваю лицо стальным шариком, затем падаю коленом на шею: тускло хрустит кость.

В зале скверный запах. Четвертый милиционер приближается с востока.

Вектор перемещается вокруг него боком, зрячий глаз спереди. Вот он выбирает момент и бьёт ритуальным топором в темя. Удар, ещё удар — до тех пор, пока часть черепа не отделяется от головы и не повисает на лоскуте скальпа; прокисший мозг выскальзывает студнем.

Пятый и шестой милиционеры приближаются с севера и с запада соответственно. Надо быть осторожней: пол очень скользкий.

Снег вонзает мёртвому два кинжала одновременно: правый — в левый глаз, а левый — в печень. Отпихивает коленом, и вновь пронзает: правым — кадык, а левым — правый глаз. Остриё кинжала выходит из-под затылка.

С разбега бью плетью в лицо: шарик проламывает лицевую кость, вырывает челюсть. Сваливаю тело таранным пинком в бедро, хлещу по рукам, по голове, по рылу.

Седьмой милиционер приближается с юга, восьмой — с востока, девятый — с запада.

Поворачиваюсь к Леонтию — тот почти доел мозг и вырезал сердце.

Вектор бьёт мертвеца топором под колено и в шею, тот падает, но успевает процарапать острой костяной гнилушкой парню руку. Быстро обрабатываю рану ритуальным порошком и sмолами.

Брысь бросается мертвецу под ноги, сваливает на пол и разбивает голову ритуальным молотом; Снег пронзает упырю правым кинжалом сердце и, насадив голову на левый кинжал, проворачивает лезвие в груди.

Десятый мертвец идёт с юга, одиннадцатый — с севера, двенадцатый — с запада.

Леонтий съел полсердца, вырезает печень.

Десятый мертвец хватает Брысь за волосы, бьёт коленом в живот. Брысь вбивает рукоять молотка ему в пасть, вцепляется в треплющую волосы руку, выламывает пальцы. Снег перехватывает молот, перебивает мертвецу руки, ключицы, колени, вонзает кинжал под ухо, но внезапно хлюпающий кровью шестой милиционер впивается в его икру зубами.

Бью одиннадцатого плетью в промежность, затем по шее, по шее, по шее…

Вектор обрабатывает рану Снега порошком, Брысь разрывает зубами мертвецу лицо, Леонтий ест печень.

Моя нога скользит в крови, я падаю, одиннадцатый душит, придавив руку с плетью коленом. Вставляю большой палец в глазницу, сталкиваю с себя, наваливаюсь, бью по голове локтем: на! на! на!..

Два упыря схватили Брысь: один держит руки, второй душит. Снег спешит ей на помощь: он вонзает кинжал душителю в основание черепа; второй враг бросает Брысь и бьёт Снега ногой в живот. Вектор борется с жирным детиной со сросшимися пальцами ног; детина подмял его и глушит кулаком: Вектор закрывает руками голову.

Леонтий доедает семенники, и берёт ритуальный ствол.

Он подскакивает к жирному детине и стреляет в упор в затылок. Вектор пытается встать, но снова падает; его тошнит, лицо разбито в мясо.

Леонтий стреляет с колена два раза подряд, прицеливается, стреляет еще два раза.

Брысь ревёт и разбивает мертвецу молотом череп. Добиваю ритуальной плетью. Снег отрубает голову. Леонтий стреляет, перезаряжает, стреляет снова. Пинаю ногой. Пинаю ещё. Снег матерится. Брысь воет.

Леонтий улыбается, тяжело дышит.

Мы спасены. Ответственное Мероприятие прошло Законно. Враг уничтожен.

***

Заклинание Третьей Статуи:

гага

чняга

ломгаг

воркига

трупнгаг

плитвогаг

брейгонсаг

жемотлягага

валторсягагаг

пиросмагагагаг

морколйагагагаг

гекторстягагагага

пилторчнягагагага

колтверзагагагагага

бромжирмагагагагага

смэрчылдгагагагагагаг

пиноргагагагагагагагага

шлоктырзагагагагагагага

лобзыргагагагагагагагагаг

штопмельгагагагагагагагаг

грибболагагагагагагагагагаг

суктыльгагагагагагагагагагаг

рептомгагагагагагагагагагагаг

злопергагагагагагагагагагагага

сумберцвагагагагагагагагагагаг

локтембрагагагагагагагагагага

междупрягагагагагагагагагаг

колтунфагагагагагагагагага

смечмырдягагагагагагагаг

зяблиграгагагагагагагага

полднырьслагагагагагаг

бревнобрягагагагагагаг

сорбонгагагагагагагаг

бырлозвагагагагагаг

цуйкутблагагагагаг

дромбедвлагагага

фыйкертрагагага

змичпердагагаг

жрисуртмагаг

португлагага

меркельгага

щикордага

листвогаг

дзенлгаг

печгага

свигаг

жуга

***

Заполняя оболочку, газ шептал легко и нежно: сссссссссссссс…

Шар — как бы сказать — мерцает, что ли?

Представьте обнаженное тело молодой женщины, лежащее на сырой траве ночного парка. Оно белое, как кочерыжка — и такое же сладкое. Когда тлетворные микроорганизмы примутся за неутомимую работу над её тканями — оно и будет мерцать.

Вот и наше мерцание — холодное, завораживающее. Оно неизбывно, как Вечность. Или мне это только кажется? Всё-таки, зимы в наших краях суровые…

Я часто спрашиваю тебя, чупа-чупс, как отличить сон от яви? Но ты всё молчишь, жалкий выродок, отрыжка мёртвого кондитера. Хорошо. Молчи. Пусть надувается шар. Я буду наблюдать.

Человек не осознаёт, кто руководит его действиями: ему кажется, что он сам принимает решения, сам делает выбор и ткёт затейливую пряжу судьбы… Но мы-то знаем, что пряжа уже соткана. Нам нужно лишь взять её и следовать знакам. Но те, кто стоят над нами: разве они ткут эту пряжу? Невозможно размышлять об этом.

Люди, миллиардами ползающие по Земле, разлагаясь и отравляя воду и воздух… разве могут они хоть на один базисный пункт осознать собственное ничтожество? Не могут.

Так же и мы не можем понять, кто плетет эту блядскую пряжу, хотя между нами и ними пролегла бесконечность.

 — Смотри, смотри, он слился с небом, они как будто одного с ним цвета… Или света? Вы видите шар? Где Луна?

— Тише, тише, прошу тебя… нам нельзя шуметь: шум искривит средоточия кокон! Матка увянет, и споры погибнут!

— Лес ходуном заходил, он трепещет… это природа напутствие шлёт…

— Лучше б смела всю заразу, коль с нами… Смерч, или, может, комету на Землю послала… В ядерном пламени гадких червей уничтожить…

— Тише! Леонтий разрезал верёвку! Шар поднимается!

— Вижу, ого! Поднимается шар!

— Да, словно облако, полное света… Статуя пышет… всё выше и выше…

— Вон как плывёт… Как Бунтующий Ангел!… Призрак Возмездья…

— Нет… Перст Сатаны. Тихий гонец мирового пожара; мора и бешенства гордый пророк!

— Опа! Видали вы лёгкую вспышку?

— Матку со спорами ветер открыл…

— Бешенства сперма по небу летит… Как хорошо! Скинем, братья, одежду — и предадимся огню вожделения! Пусть текут соки и семя пусть брызжет!

— Лети, Змей Попович! Всё выше и выше!

— Лети, Змей Попович!

— Лети, дорогой!

…И шар улетает… Невидимой пылью разносятся споры. И с каплями влаги осядут они спелым соком рассвета…

Бешеные росы!

Бешеные росы!

О, счастье безумья!

Бешеные росы!

Спасенья не будет!

Бешеные росы!

Бешеные росы!…

Статуя IV

Меня захватил поток? Но кто тогда захватил поток? И кто захватил того, кто захватил поток, гражданин следователь? Причины и следствия свили в наших мозгах уютные гнёздышки и жируют, питаясь жертвенной плотью.

Мне неприятны мысли об этом. Но, в конце концов, за это я и люблю неизбежность: она неприятна, но вполне определенна — так что можно расслабиться и нести испражнения дальше.

Милая Брысь, никто из нас не принадлежит себе. Чего же ты хочешь ещё? Ты помнишь всё так же хорошо, как и я… кто дал нам эту любовь, как приказ? Как необъяснимо нелепо смотримся мы сейчас, сквозь призмы утекшего времени… Ты и Снег. Ты на Снегу.

Хорошо помню встроенный шкаф, в котором укрылся в тот вечер. Я ненавидел себя: самец в шкафу…фу… Но я увидел тебя, и всё встало на место.

Где, собственно, мне было ещё находиться? Я пригласил тебя в гости, но вечер был занят подготовкой к экзамену. Тогда я пришел к твоему брату — и спрятался по его совету в тот самый шкаф.

Ты действительно готовилась к экзамену, да. Но перед этим… помнишь?

Ваше соитие отличалось от вялой копуляции первого свидания: на сей раз оно было азартным и искренним. Ваш оргазм был ещё на подходе — а моя сперма уже стекала по двери шкафа.

Наши взгляды встретились в зеркале: ты повернулась, чтобы я увидел твои стекленеющие в блаженстве глаза. Ты улыбалась по-детски: невинно и сыто… Так улыбались потом дети, которым я протягивал им чупа-чупс, чтобы содрать затем кожу.

Ты стиснула зубы и зарычала; пузырек слюны надулся и сразу же лопнул, глаза увлажнились… а Снег долбил, как заведенный.

Таков Закон — что поделаешь.

Брысь. Тварь. Змея. Единственная. Невозможная. Ты превратила меня в маньяка — это смешно? Но я не устал хотеть тебя, сука… не устал, никогда не устану… Я хочу, хотел, всегда буду хотеть твою скважину.

***

Просто не могу себе простить этого. Просто не могу простить. Кожаные шорты с ширинкой сзади. Гриша! Принеси увлажнитель воздуха. Дайте мне Cusip, иначе я ничем не смогу вам помочь. Надо чекать рынок, всё время чекать рынок…

…Утром плавал в горячем молоке грёз, мягкий, беззащитный, с пульсирующей палкой эрекции.

Всё произошло быстро, никто толком ничего и понять-то не успел: так оно всегда и получается в конечном счете: Закон предписал Усмириться — и одним глазом я больше не вижу.

Emerging market bond spreads will probably tighten by 50 basis points or more between now and March 20 when the U.S. Federal Reserve is expected to cut interest rates again, top Wall Street analysts said…

На ритуале присутствовал Медигрякин. Когда всё закончилось, он унёс колбу с прахом Вектора. Глаз медицинским пинцетом вырвала Брысь: от боли я едва не кончил.

Это сложное, многоуровневое ощущение: шок в сочетании с помутнением эмоциональных настроек вызвал спазмы мышц простаты, сопровождавшиеся эрекцией.

Опасался, что чувства к женщине, лишившей меня глаза, подвергнутся искажению, но внезапное облегчение, заставившее горячо прослезиться, нельзя было приписать целиком ритуальной инъекции: то было нечто гораздо большее, чему у людей нет имени.

После того, как рана была обработана, товарищи торжественно умертвили белую собаку. Леонтий отсёк ей голову электропилой. Сука лежала на боку, подёргиваясь: вирус бешенства парализовал задние лапы.

Кровью белой собаки мы напоили украденного негритёнка, а затем отпустили, снабдив леденцом с боевой личинкой.

Личинка изгрызла позвоночник негритосика прежде, чем беспечная мать спохватилась, заподозрив неладное. А затем личинка проникла в его мозг и за ночь проросла там. Негритёнок открыл глаза и отрыгнул кровью. Теперь он подчинялся нашим командам (до тех пор, пока не сгниют нервные узлы). Личинка будет управлять им, а после, выделив особый яд, подохнет.

Мы заставили негритосика сделать из матери Гудок.

Для этого он дождался, пока она уснёт, после чего впрыснул ей в носоглотку добытый по нашим инструкциям наркотик. Так он поступал каждую ночь в течение недели, а затем сделал перерыв, и мать стала ощущать симптомы отнятия: лихорадочное возбуждение переходило в бред, при звуках льющейся из крана воды начинались судороги; не в состоянии глотать она постоянно сплёвывала обильно накапливавшуюся слюну, глухо матерясь по-французски.

Наконец, женщина загудела утробой.

Сначала едва слышно, похоже на журчание кишечника, затем — мощнее, глубже, пронзительней: Гудок рос в нутре её.

Когда мать негритосика умерла, сам он стал бесполезен и сгнил. Тело матери было перехвачено по пути в морг. Дождавшись Законного часа, мы рассекли ткани трупа и извлекли Гудок. Каждый из нас прогудел, после чего Гудок был уничтожен в измельчителе.

Затем взял с принтера лист А4, и, повернувшись к югу, внятно зачитал вслух:

«Today is the day of Greenspan’s testimony as we mentioned yesterday. In July Greenspan forcasted a GDP growth of 3.5%. The shorter end of the curve (2-year Note) may rally when the GDP growth is revised to 2.25% or lower. Such a number will fuel expectations of a further rate cut next month. Furthermore Euro finance ministers said growth in the Euro Zone won’t be crimped by a US slowdown. This is another confirmation of the fact that there’s no hurry to cut rates soon. Our expectations on today’s Euribor fixings: 1 — 6mth -0.5, 7 — 12mth -1bp. Data today: ECB Vari. Rate Refinance Auction, Ge Retail Sales -2.9% yoy -0.8% mom, Sp CPI (EU harmonised) 3.8%, 0.2% mom».

Взял с полу сумку и, не дожидаясь товарищей, вышел. Голова Пряхина находилась в багажнике припаркованной у подъезда «Нивы».

***

Про губы, это отдельная история.

Губами вообще много чего делают, вплоть до самого интимного. Губы — суть придаток гениталий, их своеобразное продолжение.

А вы женаты, гражданин следователь? А чего кольцо не носите?

Губы могут выполнять функцию половых органов, кроме того, защищают рот, артикулируют, участвуют в поглощении пищи. Универсальный организм предполагает возможность перекрёстной замены функций.

Согласно Закону, четвертая Статуя должна иметь губы, способные выполнить три действия: поглощение, исторжение и размножение.

Добычу губ (губов? губей?) была поручена Снегу.

Снег умел по-особому заморозить жертве лицо, так что при последующем срезании губ, боль не ощущалась. Всё это происходило перед зеркалом. Жертвы (как правило, женщины) заманивались под различными предлогами в помещение, оборудованное под звукозаписывающую студию. Это помогало объяснить необходимость звукоизоляции.

Жертва привязывалась к креслу напротив зеркала, голова фиксировалась. Снег работал традиционной аппаратурой цирюльника: пена, ножницы, бритва.

По окончании процедуры жертве обмазывали лицо экскрементами (угадайте, чьими?) и закатывали её вместе с креслом в холодильный отсек, где она замерзала насмерть. Замороженные туши распиливались электроножом на ломти толщиной в палец. Наконец, Снег собрал достаточное количество губ, и конвейер остановили.

Теперь необходимо было собрать Губную Заготовку. С этой целью в условленный час мы с Брысью и Леонтием выехали на конспиративную точку, где Снег ждал нас.

Приехали вечером.

Сверху срывалась влажная пыль. Грязь праздновала весну. Таящий лёд обнажал чёрные опухоли, скользкие ветви покрылись струпьями почек. Грязь праздновала. Серое небо никак не хотело потухать. Словно пьяный, которого некому уложить спать, небо мусолило прелую вату облаков, плевалось мокротой, посвистывало, дуло и пукало.

Снег встретил нас молча; провел по коридору, показал пульт, усилители, ударную установку, подключил бас-гитару, настроил, выдал сумбурный риф…

— Где Губы? — не выдержал Леонтий.

Мне стало неловко: я понимал, что Снег хочет придать обстановке торжественность, превратив Ответственное Мероприятие в своеобразный спектакль. Леонтий же вёл себя как бесчувственный нетерпеливый мужлан.

А с Губной Заготовкой так нельзя: она — дама капризная. Так и вышло: Губная Заготовка обиделась — и не появилась. Все труды Снега пропали зря.

По этому случаю состоялась разборка с участием Медигрякина. Леонтию было предъявлено духоблудие с возможностью искупления желчью, спермой и кровью.

На место Леонтия никого не прислали: через прах Вектора Медигрякин передал указание Яковледа и Спорыбации о завершении возведения Статуй силами выживших.

Губная Заготовка была получена месяц спустя в замаскированных под автомастерскую ангарах, откуда впоследствии благополучно вывезена на Постамент. Последний располагался на крыше высотного здания, где мы должны были дождаться сумерек, и только тогда эвакуироваться.

***

Перед уходом Леонтий собрал нас в тесной сауне. Он произнёс:

— Все вы знаете, что знаете, а чего не знаете, того не знаете. Дохлая утиная бабушка. Чтобы завращать вокруг себя энергии этого уровня, вам понадобится труп престарелой женщины, желательно не жирный. Вам понадобится зараженный бешенством солдат-срочник, блондин, ростом не ниже 170 см. И вам понадобится мясорубка. Все ингредиенты нужно перемолоть в фарш по кускам. Разумеется, останутся кости. Из этих костей вы варите густой клейстер (рецепт возьмете в числе прочих в моих файлах). Этим клейстером вы склеиваете небольшие коробки из картона (чертежи найдете там же в соответствующем разделе). Из фарша жарите такие колбаски (он показал пальцами) — и укладываете колбаски в коробки. Все колбаски следует продать (адреса магазинов, в которых у вас примут колбаски на реализацию, вам даст диспетчер Газуго). Как только в магазины поступит выручка, необходимо купить на эти деньги мотоцикл. На мотоцикле пусть Брысь поедет до посёлка Кологривый и найдёт там пасечника Григория и возьмёт у него Прыщавое колесо. Прыщавое колесо действует на всё что касается здоровья костей — и в более широком смысле — на каркасы и несущие построек и зданий, также на фундамент. Прыщавое колесо нельзя дважды использовать на одном объекте, ибо велик риск зеркальной отдачи. В обмен на Прыщавое колесо с пасечником надо будет заняться сексом. Григорий помешан на пчёлах, поэтому любит привязывать женщин к специальной раме и выпускать на них пчёл. Бояться не следует: пчёлы не причинят вреда, хотя могут несколько раз ужалить. Когда Григорий развяжет тебя и начнет демонстрировать фокус с пчелой на головке члена, следует дождаться момента, когда его внимание будет полностью поглощено насекомым и оглушить ударом под затылок. Лучше заранее присмотреть оружие для удара. Это может быть каменная пепельница, бутылка или другая посуда… кочерга, утюг, иные бытовые предметы. Смысл в том, что кожные покровы не должны страдать. Можно задушить, если сможешь. И осторожней с пчёлами. Они могут броситься мстить за хозяина. Если это произойдёт, прорывайся к мотоциклу и газуй, стоя на месте и повернув выхлопную трубу в сторону ульев. Мясной мотоцикл отпугнёт пчёл. Тогда можешь смазаться специальным составом и забрать труп. Кожу с трупа необходимо снять по схеме 4-6-8 и передать диспетчеру Газуго. Сами, совершив очистительный ритуал, подавайтесь к югу.

— А хватит денег от колбасок на покупку мотоцикла? — заволновалась Брысь, — что-то я сомневаюсь. Или совсем убитый купите? Я бы хотела японский…

— Денег хватит. — С нажимом произнёс Леонтий, — магазин выдаст сколько вы попросите. Это мясные магазины. Наши мясные магазины. Главное здесь — принцип обмена металла на мясо. Это — мясометаллическая практика, называемая иначе БВБ (Бритва В Булочной). Здесь вам поможет Корчеватель. Ищите его между лоснящихся складок женской плоти. Воркуйте о нём как воркуют зверьки ебущиеся. Корчеватель знает тайну источника бешенства. Корчеватель использует специальный воровской инструмент для вскрытия непроявленных полостей пространства. В некоторых силовых полях пространство искривляется, образуя своего рода пузыри, в которых любят поселяться порнии. Эти вредные твари следят за разумом, и поражают мозг пучком некрозвука. Но теперь благодаря ратному подвигу Виталия Круглозуба и Марины Голытвиной в нашем распоряжении имеется Летающий Клюв (ЛК). Это приспособление вы добудете вместе с Корчевателем. Необходимо заразить бешенством не менее сотни дворовых собак. Для этой цели используются духовые трубки. Резкая вспышка бешенства посеет панику: здесь появляетесь вы, предъявляете труп Корчевателя и объясняете, что распространитель болезни уничтожен. Вы предъявляете духовые трубки и зараженные шипы. Когда разъяренная толпа начнет рвать мертвеца на части, вы собирайте урожай. Вам нужна перхоть рассерженного человека. На неё можно приманить ЛК, а уж когда приманили — тут уж Корчеватель вам в помощь…

— Но Корчевателя мы замочили…

— Кончено замочили. Но у него в язык вшита капсула с приворотными формулами. Она напоминает отрезок гитарной струны. В неё и засасывается Летающий Клюв. При помощи ЛК вы уничтожаете популяцию порний, расчищая тем самым место для Старших. Старшие, образно говоря, должны удержаться в нашем пространстве… и для этого им нужно закрепиться в нем, подобно тому, как закрепляются глисты на стенке кишечника. Удобренное порниями посадочное место представляет собой своего рода крюк, при помощи которого Старшие закрепляются в нашем измерении. Для Старших мы — своего рода инструмент…

— Но почему мы служим им?…

Леонтий вышел в предбанник, взял с лавки блокнот и прочёл:

 «Есть восточная сказка, в которой рассказывается о богатом волшебнике, у которого было много овец. Волшебник был очень жаден и не хотел нанимать пастухов, не желал строить изгородь вокруг пастбища, где паслись его овцы. Из-за этого овцы часто забредали в лес, падали в пропасть и т.д. Самое же главное — они убегали от него, так как знали, что волшебнику нужны их мясо и шкуры.

И вот, наконец волшебник отыскал средство. Он загипнотизировал овец и, во-первых, внушил им, что они бессмертны, что, сдирая с них шкуры, им не причиняют вреда, а наоборот, такая операция будет им приятной и даже полезной. Во-вторых, он внушил им, что сам он, волшебник, — их добрый хозяин, который так сильно любит своё стадо, что готов сделать для него всё, что угодно. В-третьих, он внушил им, что если с ними вообще что-нибудь случится, то это произойдёт не сразу, во всяком случае, не в один день, а поэтому им и не стоит об этом думать. Наконец, волшебник внушил овцам, что они совсем не овцы, что одни из них — львы, другие — орлы, третьи — люди, четвёртые — волшебники.

И после этого всем его заботам и беспокойствам настал конец: овцы никуда больше не убегали, а спокойно ждали того часа, когда волшебнику потребуются их мясо и шкуры.»

<П. Д. Успенский «В поисках чудесного. Фрагменты неизвестного учения»>

 Он отложил блокнот.

— И кто же мы? — фыркнула Брысь, — овцы, которым внушили, что они волшебники?

— Наоборот, — Леонтий сжал в кулаке мошонку, — мы — волшебники, которым внушили, что они — овцы.

***

Есть сказ о Теребящих Арбалетах, гражданин следователь. Привожу его ниже.

«Одному жрецу был открыт тайный смысл Закона, прежде чем он принял Усмирение. Возгордившись обретенным даром, тот покончил с собой на глазах у празднующих годовщину Борозжения. Лютые Дети пришли в неистовство, и забили матерей насмерть отвёртками. Этот проступок Воспитатель Кузьма оплатил слезами и желчью. Детям повелено было съесть его труп сырым и всю ночь за этим петь Песнь Ненависти. Во время этого ночного пения двое детей: Горбатило и Феоктижило занимались взаимной мастурбацией с последующим разбрызгиванием семени на окружающих. Двое других: Степанило и Евростандартило распиливали двуручной пилой закоченевший труп человеческой жертвы. Руководил церемонией диспетчер Квадроздох. У него имелся двоюродный брат, юродивый гражданин Болгарии по прозвищу Митя. Митю приговорили Старшие, но Квадроздох добился замены удушения проволочной петлёй на отсечение головы на пилораме. Упомянутый в начале этой истории жрец близко знал Квадроздоха и присутствовал на жертвоприношении Митей. Он сохранил митину голову в ведре с древесным спиртом и время от времени использовал для утоления полового желания. Об этом стало известно Старшим, и те повелели жрецу добыть соскобы с глоток девяти дочерей человеческих, семи тварей рогатых и двух водяных. Когда же добыл он жертвенное, тайный смысл Закона был явлен ему в виде заклинания Теребящих Арбалетов. Это заклинание звучало в ушах его, словно бы произнесенное посторонним, и понял жрец, что есть Законная суть. Но перед смертью передал практику заклинания Квадроздоху. Квадроздох опробовал заклинание на воспитателе Кузьме и остался доволен результатом. В цепочке не хватало одного звена, и этим звеном была женщина. Это была специально выращенная женщина. Она могла управлять силой Теребящих Арбалетов, в то время как заклинание использовало эту силу только в одном направлении. За этой женщиной охотились, и в конце концов её поймали. Её экскременты растворили в моче и раствором этим кололи новорожденных человечьих детёнышей.

Женщину эту потом расчленили <далее идёт текст Заклинания>.

Расчленителя повесили, вешателя задушили, душителю впрыснули яд, отравителя столкнули в топку, истопника заморозили, мороженщика расстреляли, мента посадили на кол, столяру отрубили голову, мяснику перебили позвоночник кувалдой, кузнеца усыпили газом, газовщика закопали живого в землю, могильщика замуровали в бетоне, строителя переехали поездом, машиниста метро утопили, моряка скормили крокодилам, работника зоопарка убили током, электрика заразили бешенством, врача распилили электропилой пополам вдоль промежности, слесаря растворили в кислоте, рабочего химической фабрики распяли, плотника взорвали гранатой, сапёра расплющили заживо асфальтовым катком, дорожного рабочего затравили насмерть собаками, зоотехника зарезали, повара сбросили с самолёта, лётчику залили в рот расплавленный металл, сталевара облили бензином и зажгли, пожарнику раздавили бульдозером голову, бульдозериста забили насмерть камнями, геолога утопили в нечистотах, ассенизатора сварили в масле, художнику вставили в анус гюрзу, змеелову перерезали сухожилия и положили на муравейник, энтомологу раздробили череп гантелей, спортсмену забили в горло фаллоимитатор, проститутке вонзили гарпун в сердце, рыбаку срезали с головы кожу, скорняку зашили прямую кишку, швее распороли живот электролобзиком, мастера-краснодеревщика забили ногами насмерть, футболиста разорвали самосвалом, водителя расплющили прессом и, наконец, начальник цеха отделался строгим выговором и лишился вдобавок квартальной премии». Гоп!

***

Недостающие компоненты: анус и гениталии. Их надлежало собрать в совмещенном виде, так что всё это вырезалось у умертвляемых газом совокупляющихся людей.

Мы работали в противогазах. Раздвигали ноги, осуществляли экстренную заморозку сухим льдом и вырезали электроножом клин из сцепленных промежностей: два ануса и набор гениталий. Это напоминало нарезанные ломтями смоквы.

Людей набирали из добровольцев якобы для съёмок порно-фильма. «Съёмка» происходила в гараже на охраняемой территории. Гараж был оборудован герметично закрывавшейся камерой с мощной вытяжкой. Жертвам объяснялось, что фильм — своеобразный, на любителя, называется «Порево в газовой камере».

Люди часто пугались и отказывались от съёмки. Таких мы оглушали электрошокером и усыпляли инъекцией метанола. Промежности вырезались только у согласившихся. Ну и скажите теперь: кто из них, по-вашему, выиграл?

Те, отказавшиеся — они просто сгинули, словно их никогда и не было. А которые согласились, стали частью Статуи, иначе говоря: послужили мостом, продолжили себя в будущее.

По окончании процедуры состоялся сеанс связи через пепел с Медигрякиным, из которого выяснилось, что Старшие распорядились, чтобы я подвергся процедуре анальной бодрости.

На ночь вставил себе анальную свечу бодрости, полученную через заговоренного. Быстро провалился в сон, который так напоминал явь, что я до сих пор не уверен, где я сейчас.

Это был сон совсем про другую жизнь, в которой я был ни то совладельцем страховой компании, ни то госслужащим. Я ехал с женой на электричке из Сеговеи в Мадрид; кажется, поезд шел до Гвадалахары. Приехали мы уже затемно, у нас был дабл в отеле в двух кварталах от Гран Виа, но мы сразу пошли в китайский ресторан. Нам дали столик рядом с туалетом, но я не стал спорить, ибо туалет не мешал. Мы взяли бутылку красного, два риса, салат из папоротника, весенние рулетики, «креветочные чипсы», курицу по сычуаньски, рыбу по-тайски, мороженое и жареные бананы. По дороге к номеру нам встретилась плачущая проститутка, перебегавшая улицу в одних чулках. Это нас позабавило.

Самым странным было ощущение, что я живу жизнью увиденного во сне человека… я помню себя ребёнком, храню в себе истории школьных лет и позже — учеба в университете, диплом, первое место работы, попытки как-то пробиться на поверхность.

В голове роились странные истории про страховку на автомобиль и какой-то женщине, к которой испытывал страсть пикантного свойства.

До сих пор при воспоминании об этой ночи мне становится не по себе, из желудка поднимается ком, и я потею.

***

Словно переношусь на полгода назад, в то самое утро.

Крик петуха у водокачки. Светает. Холодный ветер приминает жухлый свинорой. Только тогда была осень, а сейчас — весна.

Пронзительный визг «болгарки». Звякнув, словно мешок с мелочью, падает в глину висячий замок. Дверь подаётся легко. Запах, сочившийся до этого сквозь щель, разом бьёт мощной волной, заставляя застыть на пороге. Темно… Но что это? Что это за неясное лунное свечение исходит из глубины дома? Где выключатель?…

Дашенька, здравствуй! Здравствуй, милая. Это ты так ласково светишься, встречая нас, неутомимых гонцов Вечности? Это ты так восторженно пахнешь? Прочь ставни! Осторожней, стекло… Света мне! Так…

Беру её на руки, беру бережно, словно хрустальную, и несу на воздух… Черви сыплются мне на ботинки, но я не обращаю внимания.

Ты стала такой лёгонькой, Дашенька, влажной и легонькой, как последний мартовский снег. Я кладу тебя на заботливо расстеленную Брысью подстилку. Ты продолжаешь сиять: теперь — в свете фар.

Снимаю с тебя остатки одежды. Складной нож помогает мне. Сквозь резину перчаток я чувствую каждого червячка в твоём развалившемся тельце. Ах, милая…

Что ты так смотришь, сука? Неужели ревнуешь? Меня — к этой нежной мякоти? К этому пьянящему аромату? Посмотри: мясо отходит от костей, как варёное. Посмотри на этих личинок… Расстегни мне штаны. Я тоже хочу приобщиться к этой удивительной страсти — любви к разложившейся плоти… я хочу хотя бы на несколько коротких мгновений — стать христианином и стоять на коленях перед останками того, что еще не доели черви… что скажешь? Ха! Ты не можешь ревновать меня к этому, о, роковая блядь моя… как я не могу ревновать тебя к твоим любовникам.

Вынимай его… видишь, как стоит? Дрочи теперь — и ты посмотришь, как я буду спускать, как солью из яиц весь накопившийся груз — прямо в неподражаемое невыразимое буйство белка, в эти святые мощи! Аллилуйя!

…Сколько времени прошло? Надо же… Уже совсем светло… Включайте мясорубку. Просто перепилите кости в тех местах, где они слишком длинные, чтобы куски целиком входили в горловину. Фарш нужно аккуратно расфасовать в пять пакетов. Пока посмотрю цифры…

Сейчас надо быть собранными как никогда… Годовой LIBOR упал до четырёх… TOPIX приближается к уровню поддержки: в ближайшее время, скорее всего, увидим коррекцию вверх. И вот еще:

MOSCOW, Aug 12 (Reuters) — Russian consumer prices rose 0.1 percent in the week to Aug. 10, same pace as in the previous week, the Federal Statistics Service said on Wednesday. Accumulated inflation was 8.2 percent since the start of FY.

***

Заклинание Четвертой Статуи:

море солёное нёбо замкнуло и к смерти взывает, приветливо скалясь
рыбы поют нецензурные гимны славя отчизны вагину гнилую
пепельный хобот дракона усохшего стены темницы моей украшает
гнойной коростой покрытые бёдра бляди умершей я страстно целую
мальчик безногий раствор ядовитый в шприц выбирает с кривою усмешкой
с воем глухим и протяжным перденьем сперму излил я в ноздрю крокодила
дайте нам выстроить башню из кала
дайте нам выебать мишку коала
дайте нам выстрелить в ухо жар-птицы
бомбами срыть побережие Ниццы
дайте испить поднебесной отравы
мы снова правы, всегда будем правы
вечен огонь нашей бешеной славы
вечны соитья, созвездья и сплавы
дайте отравы
скорее отравы
лавы
халвы
и влагалища Клавы
руки на голову
лицом к стене
вы жили так долго
вы жили в говне
закройте глаза
это не больно
просто
довольно!
довольно!!
довольно!!!

***

У ангара забылся пьяным сном пожарник. Снег подошёл, разбил ему череп лопатой, присыпал тело песком из ящика.

Я вытащил из багажника контейнеры и канистры с горючим. Мы зашли в здание, загрузили в лифт всё необходимое. Наверху действовали также быстро и слаженно: Снег вскрыл чердачную дверь, мы принялись затаскивать горючее и оборудование на крышу.

Начал накрапывать дождь, мелкий, моросящий. Это неожиданно взбодрило меня, разбудило ожидание радости…

Вооружившись ведром белой краски, Брысь вычерчивала на битуме круг.

Через восемь с половиной минут пусковая установка собрана, и Ответственное Мероприятие входит в фазу завершения.

…— Восемь… Девять… Пятнадцать… Двадцать два… Отсос!

— Есть отсос!

Я увидел, как держало пришло в движение и завращалось тихо свистя; зеркала опустились на раму, маховик разгонялся пуще.

Снег стоял рядом неподвижный и бледный. Брысь потянула за рукав:

— Уйди. Тебе лучше не смотреть…

Неожиданно мне стало херово, я пошатнулся и блеванул, еле успев наклониться. Ухватив меня за руку, Брысь тянула на лестницу.

Оказать ей сопротивление мешала тошнота: я вынужден был опереться о стену и присесть на ступени. Ощущение, что вот-вот откажут ноги. Головокружение. Краем глаза успеваю заметить, что Снег сидит в центре круга на корточках.

— На, зажми зубами, только не проглоти! — она суёт мне в рот сигарообразный кусок синеватой резины с отходящими от него вправо и влево проволочными спиралями.

Невыносимый пронзительный звук нарастал, расползаясь, проникая, казалось, в каждую пору, каждую клетку. В единственном глазу потемнело, сердце стучало так, что пульс дёргал кончики пальцев. В какой-то момент я полностью выпал из реальности, потеряв ощущение времени и пространства; перед глазами возник обнажённый юноша, будто сошедший с полотна Петрова-Водкина «Купание красного коня». В руках у юноши отбойный молоток. Я подумал, помнится: «Это не Петров-Водкин, это ожившая статуя» — скованный ужасом, попытался встать, но незримая сила не позволяла двинуться.

Тем временем таинственный юноша опустил свой инструмент рукоятью к земле и, направив рукою жало себе в задний проход, резко присел. С шипением и оглушительным треском отбойный молоток углубился страстотерпцу в кишечник, его затрясло, потекла кровь… я исторгнул щемящее завывание и зажмурился…

…Очнулся от запаха нашатыря и пощёчин.

Перед глазами всё плывёт, словно после центрифуги. Кто-то поддерживает сзади. По запаху понимаю, что Брысь.

— Всё, всё, нормально, держись… пойдём к машине…

— Не могу… карусель в башке…

Зажмуриваюсь: яркие узоры множатся на внутреннем экране, как бывает под ЛСД.

— Веди меня.

Судя по всему, мы вышли из подъезда и подошли к машине.

— Осторожней…

Влезаю на сиденье наощупь, открываю глаза: Брысь с бледным, покрытым испариной лицом маячит, как призрак. Хлопает дверь, заводится двигатель. Машинально поворачиваюсь, смотрю в окно.

На газоне у тротуара — распростёртое тело. Верхняя часть головы мертвеца отсутствует, мозг веерообразно разбросан.

Невольно моргаю единственным глазом… видение не проходит: это частично обезглавленное тело — Снег.

Статуя V

Знал ли я, что должен буду завершить работу над Статуями в паре с этой женщиной?

Нет. А что это меняет?

Ничего, по большому счёту! Меня могут обвинить в распутстве, в растратах, в необоснованном обобществлении продуктов почкования, и я не скажу ни слова в оправдание: буду молчать, как молчит красный резиновый карлик, насаженный на торец вашего карандаша, гражданин следователь: чур меня! Аж волосы дыбом…

Размножайтесь, делитесь, мутируйте: всё равно не уйти от расплаты. Палачи уже пришли, они уже здесь: стоят за дверью. Они просто еще не приступили, потому что не было сигнала. Но они уже готовы.

Где ты, мой верный Проводник? Почему прячешься? Тренируешь?

Я видел свою страсть: Старшие показали мне. Она состоит из студнеобразного прозрачного металла. Она небольшая: примерно как таз у женщины. И на размерах сходства не оканчиваются, потому и форма напоминает ягодицы и раскрытую в приглашении вульву. На лапки можно не обращать внимания: они тонкие, как у таракана. А клешни? Разве это клешни? Их может перекусить и ребёнок с его молочными зубами и неразвитой челюстной мускулатурой. Оторвать их — и дело с концом. Внутри она тугая и горячая. Она высасывает, высасывает через…

Слушай

А

Тебя

Уже

Разлюбить

Невозможно

US FEB consumer confidence dropped more than expected, despite the easing in January. The index was pushed down for the fifth straight month. The sales of new US homes also fell down, the largest monthly decline since January. Especially the first factor is seen as key in determining whether the Fed cuts interest rates soon. Markets will also closely watch Greenspans speech today. In reaction on yesterday’s data, US stocks lost more ground. The Nasdaq plunged 6.35% but the Dow Jones was flat. Net effect should be Euribor positive boosting hopes on an ECB rate cut follow up to the Fed. In euroland we have at last some better inflation data, with German Import prices coming below expectations at 6.5%. This will help ease inflation concerns.

Our expectations for today’s euribor fixing: 1mth -2bp, 2 — 4mth -3bp, 5mth -5bp, 6mth -7bp, 7 — 9mth -8bps, 10 — 12mth -9bps. Lots of euroland data (EU 12 CPI, EU unemployment Rate) but focus will be equities and Greenspan’s testimony to the House Financial Services Committee.

***

Отвалите, я сам… Неужели доброта моя стала пожирать сама себя, отрыгивая жемчужинами многолетних исканий? Это — красный жемчуг, который растёт в гноящихся ранах, в разошедшихся швах и ожоговых пузырях моего сердца: кровавый жемчуг подпольщика.

Я спокоен… спокоен… Когда предприятие выходит на завершающую стадию, ответственность давит, что поделаешь. Хладнокровию роль принадлежит первостепенная: не обойтись без специальных медитативных практик. Неоценимую помощь окажет визуализация. Нужно представить окружающий мир и себя как его часть в форме простой, но доходчивой аллегории.

К примеру, я представляю себя и окружающих в виде колосьев на просторном густо засеянном поле. Ветер гуляет в поле, но наши корни — те, что дают жизнь — накрепко впились в земную плоть: они не пускают, они сосут и держат.

Со стороны горизонта, надвигаются комбайны. Сила Смерти управляет ими. Но у нас есть еще время, чтобы разгадать загадку. Эта загадка, головоломка, что находится в наших руках, хороша тем, что, несмотря на свою сложность, имеет множество решений. Смотрите. Если не получилось один раз, получится в другой. Фантазировать можно не до бесконечности, а только до того момента, когда нож комбайна подрежет. Но главное — не волноваться. Иные колосья так расстраиваются, что начинают дёргаться, пытаясь сорваться — как будто возможно существовать без корня. Устав, они отдаются на волю ветра, что уносит их пустые оболочки прочь. И вот какая идея бродит среди колосьев: если разгадать головоломку, нож пройдёт мимо.

Но сегодня уже слишком поздно для рассуждений. Их глупая суета мешает сосредоточиться. Необходимо решить головоломку. Сначала решить, а там уж посмотрим.

***

Вынимаю из тумбочки коробку со шприцами; застёжка-молния на пакете с трупом расходится, я вижу разорванную голову Снега.

— Уши почти целые… — трогаю труп пинцетом.

Мои ноги и руки постепенно немеют, я ощущаю покалывание в области позвоночника, ноющую боль в шее, в области внедрения зонда. Постепенно боль затихает, тело наливается обезличенной тяжестью, в какой-то момент мне кажется, что я перестал дышать.

Беру шприц, насаживаю иглу.

Какой ты холодный, Снег… Игла протыкает твою грудь, чтобы добраться до сердца, как требует того Закон. Второй раз в жизни я прибегаю к сканированию через трупную жидкость. Не любил, и вряд ли полюблю эту процедуру. Но повод нынче веский. Только поэтому. Вынужден.

Шприц почти полон. Я уже не ощущаю тела, только зонд беспокойной занозой пульсирует под затылком.

Лучше без глаза, чем без головы.

Оттягиваю веко, вонзаю иглу, давлю на поршень. Снежная кровь сочится в меня. Выключаю табло, фиксирую маятник.

Ага, теперь чувствую. Липкое содрогание. Бархатистый перезвон.

Где

Искать

Тебя

Любимый

Если

Разлучат?

…ты будешь шипеть, Эмиль, мальчик, покрытый вазелином и пыльцой? До грозной капли, на кончике члена умершего накануне… если пиратский жезл… купила проститутка Катя… на полустанке в тридцати км от Непрядвы… смеялся как козёл блядь хахахахахахаахаха… Радость № 4654313… в связи с этим хотелось бы… рассосаться, распасться, расслоиться, подобно конусу или, что гораздо более приятно и… обладает рядом суггестивных признаков… не могу котировать: ссу… Туполев расточил хомяка… 6*8 O/N, 7.5*9 T/N… Радость № 67384737… В 1975 году в полевом бою в Анголе младший лейтенант южноафриканской армии Лоуренс ван Вуурен уничтожил 11 кубинских десантников с их автоматами Калашникова, имея Стар BS и два магазина по 9 патронов. Незадолго до начала огневого боя он сломал указательный палец правой руки. Первые девять патронов он отстрелял с левой руки, уничтожив только четверых солдат противника. Затем он перезарядил оружие, переложил его в правую руку и уничтожил 7 десантников восемью патронами, нажимая на спусковой крючок сломанным пальцем (этот факт отражен в официальных документах, поскольку ван Вуурен был награжден высшим военным орденом ЮАР)… Радость № 986956849… c u tom bibi4n…

***

…Когда очнулся, глаза резал свет. Зажмурился. Голоса вдали постепенно становятся громче, словно я еду и приближаюсь к большому, змеящемуся толчеёй и вонью вокзалу, где разговоры, гулы и грохоты сливаются в один непонятный, но горячий и смердящий хор… Стоп! Где я? Ах, да… Хорошо…

Встаю, подхожу к раковине в поисках зеркала. После испытанного хочется убедиться, что отражение соответствует оставшемуся в памяти представлению.

Да, это я. Тот, кто считает себя мной. Тот, кто носит «Я», как носят обручальное кольцо, как татуировку: уже привыкнув, без гордости, иногда забывая, но постоянно вспоминая и смакуя уютное тепло, разливающееся медовым ликёром по губчатым тканям тщеславия. Лоботомия, мама мия, как хорошо на свете жить!

…Посадил Проводника на колени, погладил по голове. Кот внимательно посмотрел на меня, кончик хвоста дрогнул, он спрыгнул и скрылся за углом.

Нахлынуло ощущение покинутости: такое со мной случалось впервые. Попрыгал на месте, расслабился, вынул нож, сделал несколько секущих ударов по воздуху, подвигался в среднем темпе боя с тенью. Всё хорошо, только особые технические навыки сегодня мне не пригодятся.

Ладно. Надо ехать.

***

Она ждала меня: на такую мысль наводил идеальный порядок в квартире. Сидела у окна в кресле. Из одежды только короткий домашний халат и шлёпанцы.

Была мысль сделать дело сразу, без разговоров, но при входе замешкался: страсть как захотелось выяснить, знает она — или нет.

— Присаживайся, — указала на диван напротив.

Скинув на ходу куртку, я присел.

Она не двигалась. Просто сидела и смотрела. Тело расслаблено, лицо безучастно. Я тоже молчал. Так прошло минут десять. Мы словно решили загипнотизировать друг друга. Наконец, я взглянул на часы, хотя знал, что временем располагаю в избытке.

— Торопишься?

Я не был готов отвечать: пусть лучше она говорит, если хочет.

— Любопытно, знаю ли я, зачем ты пришёл? Да, знаю.

Ну, чего мне еще? Она знает. Что ж, тогда…

— Не нервничай, хитрить не собираюсь. Поговорить с тобой хотела. Перед тем, как ты меня оприходуешь…

У меня пересохло во рту:

— Ты знаешь, что для пятой Статуи нужен твой продолговатый мозг и кости таза…

Я затруднился продолжить фразу. Брысь пожала плечами:

— Раз нужно — берите. Думала, ты спросить меня о чём-нибудь захочешь.

— Спросить… — я выдержал паузу, пытаясь успокоиться. — А может, расскажешь сама?

С усмешкой в ответ:

— Ты просто спрашивай.

— Почему ты так уверена, что я этого хочу?

— Ты же не видишь себя со стороны. А у меня было достаточно возможностей наблюдать за тобой и делать выводы.

— И какие выводы?

— Так, вопрос номер один. Зайдём с другого бока, хотя это без разницы. А выводы такие, что со времени первой Статуи ты сильно изменился, одноглазый. И, кстати, сам об этом знаешь. И это тебя беспокоит.

— Ну допустим… что с того? — я вынул пистолет и навинтил глушитель.

Она не обратила внимания, или сделала вид.

— Просто хочу, чтобы ты следовал ходу моих мыслей. Чтоб мы друг друга понимали. До конца. Согласен?

— Согласен.

— И с тем, что говорила до этого, тоже согласен?

— Тоже.

— Fine. — Она взяла сигаретную пачку, прикурила.

Я пододвинул ей пепельницу.

— С некоторых пор ты стал анализировать. И тогда твоя картина мира дала первую трещину…

— Пока ничего принципиально нового…

Ствол диване в двух сантиметрах от моей правой ладони.

— Ты успешно поборол сомнения. Ты готов достать пятую Статую. Если надо — шестую, седьмую, восьмую… лишь бы сбылась твоя мечта, не так ли?

— И что с того? Мне жаль твоего брата, и вообще…

— Прекрати! — она раздраженно махнула рукой, — он такой же мой брат, как и ты!

— Не понял…

Во рту опять пересохло. Горячая волна медленно поднялась к голове, удары сердца отдавались во всем теле.

— Ха… жаль ему… ты радуешься, потому что с самого начала ревновал как бешеный.

— Что ты имеешь ввиду?

— Не валяй дурака…

— В смысле?…

— В прямом… ты не мог себе в этом признаться… для последней Статуи нужны не только мои мозг и кости, но и твои гениталии. Ты что, до сих пор не знал этого?! Ха-хаа…

От её смеха похолодели внутренности.

— Ты что… в натуре не знал?… — она внимательно посмотрела на меня, а затем раскрыла чемоданчик, лежавший на журнальном столике.

Я увидел пустую стеклянную банку, бутылку с прозрачной жидкостью, упаковку с ампулами, шприц, жгут, бинты и скальпель.

— По Закону перед тем, как ты меня грохнешь, я должна отрезать твои причиндалы. Затем уже ты можешь умертвить меня, забрав продолговатый мозг и кости таза. Кстати, по живому резать тоже Законно.

Я молчал. Неконтролируемая вибрация распространилась по мне изнутри: бросало то в холод, то в жар. Я ощущал себя так, словно структура молекул тела начала изменяться, мутировать; перед внутренним взором вспыхивали и гасли неясные картины, гул голосов не давал сосредоточиться…

— Я отрежу тебе хуй и яйца. — Отчётливо повторила Брысь. — Ты не задумывался, почему тебе нельзя ебать меня хуем, а можно только отлизывать и дрочить в моем присутствии? Почему твой хуй не должен пробовать моей пизды? Не желаешь сейчас прояснить эту тайну? Список Пастера пополнится еще одним героем-мучеником… а кстати, ты можешь вспомнить, когда ты вообще в первый раз узнал про Статуи? Задумывался ты сам когда-нибудь об их предназначении? И о том, что требуют от тебя в обмен на возможность оказаться в числе… святых?

Пребывая в трансе, я медленно чесал мошонку:

— Они хотят…

— Да, именно… твои муди, придурок! В обмен на то, что никогда не сбудется.

— Тогда я не понимаю, для чего весь этот цирк? Тебе было известно с самого начала… Все действия уложены в чёткую схему… мы работали как единый организм…

— Наконец-то начинаешь врубаться… — она глубоко затянулась, — Все мы — одно целое. Все мы — это ты, части тебя. Мы представляем собой силу, действующую по заданному алгоритму. Именно поэтому Закон запретил мне с тобой совокупляться… Я — часть тебя, понимаешь? Статуи явились для тебя испытанием, проверкой на прочность перед выходом на новый уровень. Это похоже на ракету с поэтапно отпадающими ступенями. Сначала были ликвидированы дед Андрей и Луиза Ханифеевна. За ними — Дарья Феоктистова и Мария Климова. Потом настал черед близнецов. Леонтий выдал последние инструкции и устранен, а под конец — уничтожен Снег. Теперь всё, что у тебя осталось — это твоя любовь и твоя смерть. Выбирай.

Она произнесла это с таким видом, словно мы сидели в ресторане, и я держал в руках винную карту.

— Любопытно… — я опустил предохранитель, — и чего же ты хочешь? Ты — часть меня? Ты последовательно и твёрдо выполняла свою роль? Теперь ты говоришь о любви? Как это понимать? Что я должен трахнуть сам себя, а потом отрезать гениталии? А как насчет костей и продолговатого мозга… если ты — часть меня…

Казалось, впервые за всё это время, она начала нервничать; ноздри расширились, участилось дыхание…

— Давай сюда свой конец… — она раздвинула ноги, подалась вперёд белым мясом лобка.

Взгляд прилип к вертикальным устам.

— Давай, вставь мне… отдрючь меня, ну!

— Но по Закону…

— Да плевала я на Закон. Я хочу тебя, хочу ебаться с тобой, сосать твой хуй, пить твою сперму… смотри сюда! — она развела пальцами губы вагины, — вот здесь — настоящая любовь — здесь и сейчас. Её не променять ни на какие статуи и списки, ни на какое царство небесное… без неё — ты мёртв. Без неё — ты ничто, пустая оболочка, заводной кусок мяса, из которого Спорыбация скоро вытащит батарейки и спустит в унитаз… этот унитаз — это и есть твоя пятая статуя… мусоропровод, облепленный мухами… заблёванное очко, склизкая труба канализации… И пускай я подохну — я подохну свободной! А ты подохнешь под инвентарным номером в списке. А я ненавижу это дерьмо… ненавижу номера… ненавижу списки… Законы и правила, алгоритмы и матрицы, цены и формулы, курсы, классы, порядки, правительства… Идут они на хуй, ты понял?! Ты, миссионер, распространитель бешенства, веришь в свою исключительность, но в чём она выражается? Покажи мне её! Или всё это — туфта? Ведь всё, что от тебя требуется — под силу любому примату… Ты мне не веришь? Думаешь, что всё, что я говорю — разводка, постанова, часть программы? Нет? Тогда выбирай. Хотя бы попробуй… узнай, кто ты: волшебник — или овца?

— А может, не надо делить окружающих на овец и волшебников? Что если овца и волшебник — одно и то же? Выбирай, говоришь… но разве возможность выбора — не иллюзия? Кому быть повешенным, тот не утонет… Ложь, под названьем Свобода… Разве я могу выбирать? Разве ты — можешь?..

…Она пихнула меня ногой в лицо и затряслась от хохота:

— Ты… Ты… Ох, блядь, ты можешь… Разумеется… Дегенерат… Как ты можешь выбрать… Ведь у тебя остался только один глаз. И только один путь.

Еще почитать:

Как жить, если всё вверх дном?

Террариум для птицы.  — Глава вторая.Вспышка.

Наверное это странно… Глава 2 Он

Перекрёсток миров — Наивная