Любопытство

Из–под болотной кочки на меня кто–то пялился жёлто–зелёными, слегка светящимися, будто гнилушки глазами.

Было далеко за полночь. Я промок и очень устал, забираясь в самую глубь карельских болот.

А оно пялилось.

Нахально, бесцеремонно будто на кусок мяса. Так надменный шеф смотрит на приготовленное молодым поварёнком мясо средней прожарки. Осматривает, ищет недостатки. Не допусти Господь, что бы хоть на квант ошибся, отошёл от классической рецептуры, малолетний рукожоп. С одного бока посмотрит, повернёт тарелку, осмотрит с другой стороны. Глаза при этом не мигают, как у жабы. Вперились в кусок, оценивают. Достоин ли он быть сожранным.

Я пялился в ответ. Не так бесцеремонно, скорее даже с некоторой неловкостью. Я бы может и вовсе не пялился… но как–то это странно, когда на тебя из–под кочки так откровенно пырится что–то светящимися буркалами. Я сколько себя помню, всегда страдал от любопытства.

Вот дядя Толя, например, подарил машинку. Красивою, большую, сантиметров сорок в длину. Седан бежевого цвета. Возможно даже Кадиллак. И не просто машинку, а на метровом тросике–пружинке, через который ею можно управлять.
Нет вы только вдумайтесь! Машинка ездила и ей можно было управлять, она была больше спичечного коробка, раз в десять. И это в те времена, когда из игрушек у меня была суковатая палка с интересным изгибом. Между прочим, благодаря изгибу, она много чем могла становиться. И вот тут машинка. Я был на седьмом небе от счастья.

А потом взрослые вышли из комнаты, покурить. И тут это случилось в первый раз. Может и не в первый, но это то что я помню, как первый случай. Мне вдруг стало так любопытно почему же она ездит и как она управляется. Меня прям скрутило, скорёжило. Это было что–то с чем невозможно бороться, чему нельзя противостоять. Я крутил её и так, и этак! Я искал трешнику, зацеп, винтик, хоть что–то что бы мне позволило заглянуть внутрь этого чуда технологической мысли. Не помню, что именно я ждал там увидеть, но как минимум я был готов познать тайны мирозданья. Новые миры, волшебные кристаллы, сложные микросхемы. Нет, стоп. Это я уже совсем заврался. Я тогда и слова такого–то не знал. Какие к чёрту микросхемы в пять лет отроду, в 90х годах. Значит магия! Точно вам говорю! Как минимум существа из других миров.

Трещенки не было. Корпус был склеен или сплавлен.

Но маховик любопытства был уже раскручен. И спустя пять минут бесцельных попыток заглянуть внутрь, этот злосчастный маховик набрал такие обороты, что малейшее смещение от цели пустило бы его, и меня вмести с ним, в разнос. С выпученными от страсти глазами и трясущимися от перевозбуждения руками, я низверг с вершин своего роста новенький бежевый седан на дубовый паркет. Прибавив к ускорению падения всю силу своего гибкого в те года тела.

И корпус таки сдал! Раскололся как трусливый стукач. Рассыпался в осколках информации.

Знаете, что было внутри? А ничего интересного там не было! Какой–то железный цилиндр, из которого в один конец уходил тросик к пульту, а с дугой стороны две тяги к колёсам.

И всё! Пустой корпус. Ни фей, ни гномов на худой конец. Ни каких–то сложных механизмов. Ни проводов, ни моторчиков. Какой–то примитивный моторчик наверно был в самом пульте, и передавал импульс через тросик.

Видимо именно разочарование и помогло мне запомнить тот случай на всю жизнь. Ни лица пришедших взрослых, заставших меня абсолютно потерянного над разбитой в дребезги новой дорогой игрушкой. Не то что было после… а именно то всепоглощающее, уничтожающее чувство разочарования.

Дальше всё было как в авторском кино. Кто–то что–то говорил, кто–то суетился, кто–то что–то делал, и весь этот мир, ставший серым и тёмным в ускоренном режиме перемотки, проносился мимо меня смотрящего в бездну бытия голубыми глазёнками, полными детской обиды и непонимания.

После этого было ещё много похожих случаев, когда любопытство брало надомной полный контроль. И тогда мы оказывались в разных ситуациях. Иногда как в первый раз разочаровывающих, иногда дарящих божественный кайф, как в тот раз, когда я впервые поцеловал девочку из параллельного класса. А иногда как сейчас, когда я весь измазанный болотной тиной, в неверном свете полной луны пытался рассмотреть что–же это так претенциозно на меня пялится из–под большой кочки утопающей в трясине.

Видимо вдоволь насмотревшись, Оно решило познакомится поближе. Кочка начала подниматься их затхлой воды. Тина чёрными, грязными патлами обвисала вокруг буравящих меня глазниц, ложась на узкие бледно–серые плечи. И грязными струйками с вкраплениями перегнивших растений и бурых мхов стекала по впалой груди с выпирающими рёбрами.

И вот! Вот опять! Любопытство начинало затапливать моё сознание.

«Сколько же он не ел, что бы кожа так обтянула рёбра?»

«А какой у него метаболизм? Тут ведь вряд ли часто что–то попадётся на перекус»

«Теплокровный?»

– Стоп! – громко скомандовал я сам себе в слух, пытаясь обрести контроль над своим сознанием.

Видимо посчитав мой резкий выкрик обращённым к себе, существо замерло. Прекратило выпираться из полыньи, и застыло погружённое по лобок в грязную чёрную жижу. Худые руки, перевитые стальными жгутами мышц и жил, висели вдоль грязного крипового тела. В районе торса кожа весела пустыми складками старческих грудей.

Ещё чуть–чуть, и лавина вопросов, обрушится таким камнепадом, что её будет не остановить.

А что потом? Опять кто–нибудь увидит как я стаю над изломанным автомобильчиком? Только на этот раз это будет не автомобильчик.

Это всё–таки живое существо!

«Или не живое?!»

Последний лучик разума потух, затопленный цунами вопросов. Дальше я наблюдал за ситуацией со стороны, не способный как–то повлиять на происходящее. Я был лишь невольным статистом. В такие моменты, бороться уже нет смысла. Не нужно тратить силы, и лишать себя удовольствия. Это совершенно бесполезно. Поэтому я отдаюсь на волю страсти познания, и широко раскрытыми глазами наблюдаю за происходящим, с одной лишь надеждой, не испытать того детского разочарования, как в первый раз.

Руки существа, с неожиданно длинными когтями, поднялись над трясиной, и потянулись ко мне.

«Невероятная прыть!»

Судя по всему, существо всё взвесило и приняло окончательное решение. И приняв его, перешло совершенно в другой режим. Движения стали молниеносными, чёткими, уверенными.

«Восхитительно! Какой удивительный экземпляр!» – пронеслось в мозгу, в тот момент, когда когти его правой лапы летели к моей яремной вене.

Слегка подогнув, левое колено, и позволив гравитации сделать своё дело, подтянув меня влево и чуть в низ, я ушёл с траектории движения когтей. С интересом наблюдая за полным отсутствием эмоций, на, надо признать, слегка страшноватом лице.

Ко мне устремилась левая лапа. С чуть более затейливой траекторией, она неслась снизу в верх явно намереваясь вспоров моё брюхо, глубоко погрузившись в мои сведённые спазмом кишки, выпустить всех бабочек что там порхали. Одновременно со взмахом, руки, существо невероятным образом пошло на сближение.

«Что за чудный механизм скрывается под поверхностью тухлой водицы, передвигающий его так мощно и грациозно?»

Я был так взволнован представившейся перспективой новых открытий, так возбуждён водопадом вопросов, следующих один за другим, что просто никак не мог допустить вспарывания себя.

Конечно стоя по колено в жиже из мха и торфа, увернуться от несущихся по диагонали на перерез моему нутру смертоносных когтей, ни разу не видевших маникюра, было невозможно.

Я и не пытался. Я просто упал вперёд, на плавно приближавшуюся ко мне асексуальную грудь. Несущаяся рука по инерции обхватила меня за талию, и наши взгляды встретились на одном уровне.

«Какая же ты высокая, я почти весь над водой, а ты в ней по пояс, и при этом наши глаза на одном уровне. Поразительно!»

На мгновение мы замерли в объятьях как двое влюблённых застывших в позе страстного танго под прожектором красноватой луны.

«Странно, я совершенно не ощущаю на щеках его дыхания… Оно ещё и не дышит! Бинго!»

Рука, обхватившая меня за талию, не пошла назад. Она напряглась и прижала меня к холодному торсу.

«Всё–таки не теплокровная.»

Это не было приятным объятием. Такое ощущение, что меня захлестнуло якорной цепью. Бугры мышц впились в мои мягкие, нежные бочка. Я осознал, что к сожалению, нужно заканчивать этот волшебный танец познания.

Но не стоит расстраиваться, судя по всему вскрытие принесёт нам не меньше удовольствия.

Большим пальцем левой руки я вдавил гнилушку правого глаза в крупный холодный череп. Одновременной с эти моя правая рука скользнула вдоль моего же тела, и с трудом протиснувшись под обхватившую руку, сомкнулась на наборной берестяной рукоятке самодельного кованного клинка. Выдернув его из ножен, обратным движением полоснул лезвием по, нахально обнимавшей не принадлежавшее ей тело, руке.

Существо на миг опешило от такого вероломства, и попыталось разорвать дистанцию.

«Ну уж нет. Не для того я столько по топям скитался, что бы ты теперь улизнуло.»

Понимая, что, если моя новая знакомица попытается улизнуть, у меня ни будет ни одного шанса угнаться за ней, я мёртвой хваткой уцепился за её нечёсаные локоны, не вынимая пальца из глазницы. Второй же рукой, с зажатым ножом, нанёс колющий удар в центр груди. Поворошил. Выдернул. Голубушка, продолжала пятится неведомым мне образом, плавно перебирая под поверхностью болота.

«А вот тебе и удивлений. Сердца то у неё нет! Никакой реакции на удар в грудь. Бессердечная ты тварь.»

Поняв, что я истинный джентльмен и одну в ночи её не брошу, снова попыталась перейти в нападение. Когти замелькали перед моим лицом с такой скоростью, что я загляделся, и чуть не пропустил удар змееобразным хвостом под колени. С трудом, неуклюже перепрыгнув, через скользнувшее пресмыкающиеся, попытался заскочить за спину оппонента. Но раскусив мой бесхитростный замысел, болотная тварь извернулась всем телом, и передо мной снова предстала безгубая улыбка, не способная скрыть набор разнокалиберных кривых зубов.

«Ох, милочка, я не осуждаю тебя за твой склочный нрав. С такой–то внешностью… трудно любить других, когда невозможно полюбить себя.» – мелькнула полная участия и сочувствия мысль.

«Я вот тоже себя всю жизнь некрасивым считал. Оттого–то у меня такой характер токсичный.»

Видимо моё лицо, гримасой неконтролируемой брезгливости, выдало моё отношение к её внешнему виду. А какая девушка стерпит подобное?

В общем, следующая пропущенная оплеуха явно была мной заслужена. Вероятно, понимая свою вину, на подсознательном уровне, тело отказалось уклонятся должным образом.

В голову врезался упругий дрын, длинной руки. Удар был такой силы, что меня выдернуло из трясины, и откинуло на полтора метра. Перевернувшись в воздухе, пропитанном болотными испарениями, я воткнулся головой между двух покачивающихся кочек осоки.

Посчитав меня побеждённым, рассерженная женщина, «а судя по реакции на свой внешний вид, это определённо была женщина», бросилась ко мне. Кстати совершенно верная реакции с тактической точки зрения. Если в драке на смерть вам удалось кого–то уронить, не стоит раздумывать, необходимо пользуюсь преимуществом поскорей закончить сражение, добив окаянного басурманина.

От удара в голове прояснилось. Вопросы отошли на второй план. На первое место вышло желание жить.

Ночью, головой воткнутой в грязную воду видеть ничего не возможно. Поэтому я не увидел, а скорей почувствовал прикосновением к щеке, движение чешуйчатого хвоста.

«То, что нужно!» Выхватив второй рукой нож, из нагрудного подвеса, я воткнул оба клинка в ползущее подомной мощное тело.

По болоту пронёсся визг. Наверное, если бы моя голова не находилась под защитой болотного мха, то я рискнул бы оглохнуть. Потом меня выдернуло из вонючей воды. На краткий миг ощутив невесомость в паху всё поджалось.

«Тоже странная реакция.» Помню, когда троллейбус идущий по Гороховой подскакивал на горбатых мостиках Питера, такое же ощущение каждый раз возникало.

Пролетев вслед за хвостом пару метров, я отвалился аккурат за спиной рассерженной болотницы.

Не теряя времени даром, начал орудовать клинками, погружая их по самую гарду в поясницу только что переставшей визжать твари. Заколотив оба клинка, с обеих сторон от позвоночника, с силой развёл рукояти в разные стороны. Перерезав словно ножницами нервы идущие к «ногам».

«К ногам ли?»

Мне очень повезло, что лезвия попали на межпозвоночные диски. Перерезать хрящ было не в пример легче, чем пытаться перебить кость.

Ощутив, как клинки пересеклись, дёрнул обе руки на себя. Выдернув ножи в скрещённом положении. Из спины хлынула чёрная кровь. Контрастно потекла по бледной коже в серебристом свете, и достигнув водной глади растворялась в ней, смешиваясь в единого цвета жижу.

Существо замахало руками, пытаясь достать меня из–за спины, и не имея более возможности поддерживать себя рухнуло набок. Что ж кажется мне в очередной раз удалось сломать чудный механизм. Больше она не сможет так грациозно передвигаться. Змееподобный хвост, отсечённый от головного мозга, всплыл бревном на поверхность.

Спотыкаясь, и падая, поднимаясь, опираясь на ненадёжные кочки, я рваной походкой подошёл к поверженному существу. Поверженному, но не побеждённому. В мою сторону снова метнулись когти. На это раз я не стал уходить от битвы, и встретил приближающиеся конечности градом ударов. В лучших традициях ножевого боя, перебив сухожилия, и перерезав вены, на смертоносных лапах.

Я стоял на коленях перед побеждённым, но несломленным существом, глядя голубыми глазами на заляпанном грязью лице в оставшийся жёлто–зелёный глаз кикиморы.

– Ты это, не держи зла. – искренни сказал я. – Много ты его натворила, за свою долгую «нежизнь». Детишек пожрала без меры. Пора на покой.

С этими словами я погрузил клинок в светящуюся глазницу, а второй воткнул в затылок крупной головы, отсекая позвоночный столб от потухающего мозга.

«Машинка снова сломалась. Но на этот раз не зря.»

Предстояло дождаться рассвета. И в неравной борьбе с комарами, детально изучить новый механизм.