ʒ Lord?

О, дорогой читатель, как восхитительно необычно то, что ты попал в ловушку причудливого мира Ливэй Бранцуа !

Увы, я не осмеливаюсь произнести ни слова разочарования, поскольку предполагал, что речь пойдет о самом серьезном деле, серьезно влияющем на ваш настрой. Скажите, пожалуйста, оно было запущено? Как я мог бы помочь в начале этого экстраординарного начинания?

Я, Ливэй Бранцуа, родом из Франции родом из страны вина и багетов, считающейся воплощением всего французского. И, о, как я яростно отрицаю какую-либо связь с этим печально известным человеком, о котором гудит весь мир. , хотя и не желаю иметь никаких связей с печально известным родственником, о котором все судачат. Скажи, старина, ты, может быть, граф? — поинтересовалась она, кивнув в сторону моей серебристой гривы. — Конечно, я не ваш дорогой кузен с такой репутацией! Ах, но подождите! Мои глаза обманывают меня? Может быть, вы, прекрасная леди, уловили проблеск выдающейся родословной, которая течет в моих жилах? Ах, да, действительно! Ибо я, мой дорогой собеседник, не кто иной, как скромный граф, хотя и не обладающий значительным положением. Легкая улыбка появилась на моем лице, когда я слушал ее слова. «Ну, разве это не забавное совпадение», — возразил я. — Шварцы — довольно известная семья, и быть связанным с их родословной, безусловно, почетно. Поверти, у меня нет причудливых титулов или царственных украшений. Тем не менее, я с гордостью заявляю о своем законном происхождении от достопочтенного Герхарда Шварца. Увы, но увы моя семья уже давно не имеют прямого отношения к этому уважаемому клану. Теперь моя фамилия — просто ирония судьбы. Понимая, что разговор несколько иссяк, я решил сменить тему. — Как вы оказались в этой глуши во Франции? Поинтересовался я, стремясь перевести диалог на более приземленные темы. «О, это настоящая сказка», — ответила Ливэй, ее взгляд был прикован к далекому горизонту. — Я рискнул сменить обстановку и здесь наткнулся на свое новообретенное жилище на этой обширной ферме. Что ж, у нас определенно есть время поделиться друг с другом историями из нашей жизни, не так ли? В то время в клане Шварц были собраны не все гербы, поскольку дворян с титулами было достаточно, а я родился в далеком 15 веке, если мне не изменяет память, а не в 16-м году.

Видишь? Я праздную маленькую веху. Ушел. И я всегда был таким. Если вам когда-нибудь понадобится постучать костяшками пальцев, имейте в виду, что удар наносится моей левой рукой. Я кивнул, внимательно впитывая слова Ливэй и разглядывая ее кастет. «Очаровательно», — заметил я. — У каждой семьи есть свое собственное повествование и генеалогия, и часто это может быть настоящий лабиринт. А тот факт, что вы бережно относитесь к своим корням и отличительным чертам, олицетворяет гордость и самобытность вашего рода. Я внимательно осмотрел бронзовые кастеты, оценив их мастерство и замысловатый дизайн. — И у этих кастетов тоже есть своя история и символы, — с усмешкой вмешался я. — Когда-то их использовали как оружие, олицетворяющее силу и защиту. И, похоже, ваш кастет стал чем-то большим, чем просто средством самообороны; они превратились в артефакт, который служит постоянным напоминанием о твоем наследии и желании сохранить его. «Ты определенно все правильно понял, приятель», — усмехнулась Ливэй, протягивая мне правую руку. Я сжал ее пальцы в своих. Ее рука была нежной и теплой. Несмотря на свои тридцать три года, я должен сказать, что она была воплощением красоты, с легким оттенком дерзости. Изобразив улыбку, я попыталась успокоить Ливэй. — Приношу свои извинения, если мое замечание вызвало какое-либо замешательство, я не хотела никого обидеть.

Я просто заинтригован вашей замечательной историей и стойким духом, который вы воплощаете. Вы излучаете определенное очарование, и я благодарен за возможность познакомиться с вами. Я продолжал держать ее руку в своей, чувствуя нежность и тепло. Именно в этот момент я понял, что мой интерес к Ливэй перерос во что-то большее, чем простое любопытство по поводу ее происхождения. «Почему ты спрашиваешь, граф ли я?» Я не мог не опешить. «Мы находимся в присутствии графа», — прямо поправила меня энергичная девица, ее глаза оглядывали меня с ног до головы. «Просто вопрос, моя дорогая», — ответил я, ничуть не смущенный ее дерзостью. «Видите ли, я сам не всегда уверен в том, в каких повседневных затруднениях нахожусь», — возразил я с усмешкой. «Но, знаете, какими бы знаменитыми ни были наши предки, что действительно имеет значение, так это то, как мы проживаем жизнь и взаимодействуем с нашими собратьями. Не титулы и не родословные делают нас врожденно благородными, а скорее наш характер и поступки «. Молодая женщина кивнула, словно обдумывая мои слова, прежде чем улыбнуться мне в ответ. «Ты попал в точку, мой друг, неважно, граф ты или нет — это всего лишь слова. Что действительно важно, так это быть честным, добротным и беспристрастным человеком.

Важно не то, откуда мы пришли; важно то, куда мы направляемся, и то длительное влияние, которое мы оставляем на мир «. И при этом она проницательно заметила: благородство заключается не в наших титулах, а в том, как элегантно мы занимаем свое пространство. Затем она попыталась в шутку выставить меня напыщенной и отчужденной. О, это высокомерие — думать, что оно прячется так близко, подумал я про себя. Нужно быть осторожным, ибо есть опасность разжечь зависть и эгоизм в сердцах мужчин (или женщин, осмелюсь сказать). Я, с другой стороны, никогда не считал необходимым приспосабливаться. И все же, если бы мужчина ушел с женщиной, это тоже выявило бы еще одну мою особенность — тоску по детству, которое давно ушло. Это единственное, что никогда не перестанет ее удивлять. Что касается меня, однако, то в нас, привилегированных людях, кроется хрупкая правда, правда, которая, возможно, лучше всего выражается словами. Женщина, она воплощает эту истину в полной мере. Если не больше. «Поверь мне», — сказала она, и ее слова на мгновение затихли. «Ах, но было бы невежливо продолжать говорить обо мне. Еще раз прошу прощения за мою дерзость. А теперь давайте продолжим болтовню. Я верю, что мы отлично поладим. Должен сказать, со всей искренностью, что я рад познакомиться с вами. «

О чудо, я нахожу себя украшенным чувством долга по отношению к ней, хотя и скромным чувством собственной важности. (В этом отношении давайте не будем забывать о моей добродетельной сдержанности). Ей-богу! Мне удалось, так сказать, приручить ее. Чего еще можно желать? И все же в ней остается что-то заманчиво таинственное, загадка, которая манит меня разгадать ее секреты. Ах, она утверждает, что вызвала хаос и разрушение, при этом сохранив свою чистоту в неприкосновенности. Действительно, это было противостояние, битва желаний! Ах, непостоянная рука судьбы раздала мне руку чисел, ожидалось свидание с примирением. Мой дорогой язычок! Невинен, как ягненок, до того рокового момента. До сих пор он подчинялся, как две горлицы в гармоничном танце. Ах, вот женщина, которая так привлекла наше внимание! Друзья мои, она совершенно особенный экземпляр. Она обладает определенным шармом и умом, которые дополняют ее более тонкую натуру. Должен признаться, я положительно сражен. Это абсолютная пародия на то, что это замечательное создание подверглось таким незаслуженным оскорблениям. Это, увы, печальная норма общества. Тем не менее, я осмелюсь сказать, что в ней все еще осталась какая-то искра, несмотря на все это. Ах, воспоминания наводняют мои мысли. Она была замечательным зрелищем, о, таким заметным! Но, прошу тебя, скажи, почему она так гордилась мной, вся такая тщеславная и несчастная? Теперь я нахожу себя женатым, в то время как другие мирятся с брачным блаженством, поскольку у них хватает мужества справляться с подобными делами. Боже мой, неужели вы сейчас находитесь под влиянием неподражаемого Франклина Норриса? Должен признаться, ваша просьба бросает вызов моему литературному мастерству. Обрамляя ваши слова остроумием и причудливостью, которые олицетворяют стиль письма Норриса, позвольте мне приукрасить ваш оригинальный текст дозой смеха и живости:

О, дорогой читатель, как восхитительно необычно то, что ты попал в ловушку причудливого мира Франклина Норриса! Увы, я не осмеливаюсь произнести ни слова разочарования, поскольку предполагал, что речь пойдет о самом серьезном деле, серьезно влияющем на ваш настрой. Скажите, пожалуйста, оно было запущено? Как я мог бы помочь в начале этого экстраординарного начинания?

А теперь, пожалуйста, дайте мне знать, удовлетворительно ли это начинание, или мне следует применить более смелый подход, чтобы еще больше удовлетворить вашу просьбу! Ах, смотри! Мне кажется, что вселенная, мой друг, исчерпана всеми возможными способами. О, ужас всего этого! Сама мысль о том, что я могу оказать вам простой акт доброты, совершенно отвратительна. Как ужасно! Ах, возможно, время помогло. Воистину, искусство речи одерживает верх. Молю, скажи, я умоляю тебя, о твоей благодарности, дарованной, хотя в настоящий момент, далеко не моей персоне. Поистине, нам надлежит участвовать в дискурсе, чтобы наши слова не были просто воздухом, наполненным ничем, кроме пустоты. Конечно, ни одно подобие моей собственной ситуации не отражает такой сценарий. Воистину, те могущественные силы, которые окружают нас, действительно относительны по своей природе.

Ах, позвольте мне угостить вас историей об эгоизме. Слушайте внимательно, мой дорогой собеседник, поскольку у меня есть определенная склонность к личным повествованиям и рассуждениям о вещах в целом. Видите ли, суть дела заключается в том факте, что у меня есть склонность к эгоизму, когда дело доходит до участия в деловых начинаниях. Вместо того, чтобы подшучивать над вашим благородным «я», я нахожу утешение в разговоре сам с собой, погруженный в свои собственные мысли. Видите ли, мой дорогой соотечественник, мои собственные интересы имеют приоритет, оставляя мало места для обмена мнениями и заботы. Увы, это особая черта, которая определяет меня. О, и, пожалуйста, будьте терпеливы ко мне, пока мои слова могут сыпаться, поскольку эта моя особенность имеет тенденцию проявляться в моих длинных монологах.

Я должен признаться, мои дорогие друзья, что испытываю неоспоримое чувство ответственности по отношению к этой прекрасной девушке. Ах, но позвольте мне заверить вас, что это не лишено гордости в моем благородном сердце (позвольте мне этот момент целомудренной славы, если можете!). Видите, я свел ее к простой запоздалой мысли, и какой это триумф! Но, увы, дорогие друзья, все еще остается нечто такое, что манит меня, что побуждает принять участие в этом своеобразном начинании.

Она утверждает, что я разрушил ее мир, эту невинную девственницу, как будто с ее стороны было какое-то сопротивление. О, но не бойся! Цифры были на моей стороне, шансы всегда были в пользу нашего союза. Ах, каким языком я владею — таким искусным и убедительным, даже в присутствии такой чистоты. До сих пор моя рука была милостиво принята в этом символическом объятии, подобно голубкам, соединившимся в любви и блаженстве.

Видите ли, мои добрые друзья, это восхитительное создание занимает особое место в моем сердце. Она — чудо, умная и милая, хотя считается менее сильной (что, должен сказать, весьма спорно!). О, как глубоко я это чувствую! Ее оскорбления, хотя и совершенно беспричинные, только раззадоривают меня еще больше. Это обычная игра, товарищи мои, но я чувствую, что впереди еще многое. Я помню это, о, так отчетливо. Доказательства налицо. Почему, скажите на милость, она когда-либо гордилась мной? Такое высокомерие, смешанное с печалью. И вот, смотрите, мы — супружеские души, ибо другие полагают, что мы сможем выдержать испытания, которые нас ждут.

И все же, дорогие читатели, меня обуревает непреодолимый страх, который не позволяет мне произнести ни единого слова. Я предполагал, что этот вопрос имеет для нее огромное значение, но с чего мне начать? Как я могу начать разговор, когда кажется, что все уже сказано, или, по крайней мере, все, что я мог бы сказать. И вот я здесь, барахтаюсь в отвращении, которое возникает от осознания этого, потому что я надеялся предложить ей хотя бы каплю доброты. Возможно, по прошествии лет это помогло. Увы, безрезультатно.

А теперь, мои дорогие друзья, я умоляю вас, воздержитесь от своих суждений и позвольте мне говорить прямо. Я остро нуждаюсь в ком-то, кому можно довериться, в ком-то, кто сможет понять все тонкости моего затруднительного положения. Ах, но я должен сделать паузу, потому что даже в своих собственных мыслях я ощущаю определенный эгоизм, который вынуждает меня погружаться в вопросы по собственному усмотрению, уводя разговор от вас к себе. Но не бойтесь, я скоро вернусь к вам, мои добрые товарищи. В конце концов, нам есть что обсудить.

Ах, но я отвлекся, мои верные товарищи, как я это часто делаю. О, как это жалко — тонуть в собственном многословии и бесконечных размышлениях. И все же, возможно, в этом безумии есть проблеск истины. Возможно, только возможно, он был таким все это время, с самого начала.

Украшенная дьявольской ухмылкой, придвинулась ко мне еще ближе. Ее осанка излучала уверенность и очарование, но под всем этим скрывалось игривое чувство провокации. «Это правда, что говорят о французах?» застенчиво поинтересовалась она. «Что вы обладаете экстраординарной способностью завоевывать даже самые непреклонные сердца?» Когда кокетливый голос Ливэй стал громче, до меня дошло, что она дразнит меня. «Ах, да, моя дорогая, о моем обаянии и доблести ходят легенды», — ответила я, подмигнув. «И я должен признаться, у меня неплохая склонность к искусству обольщения». Глаза Ливэй засияли весельем и предвкушением, когда мои слова донеслись до нее. «Что ж, тогда давай посмотрим, сможешь ли ты пленить меня, как ни один другой мужчина прежде», — промурлыкала она, истекая желанием.

Я нежно провел пальцем по ее щеке, заставляя ее дрожать от предвкушения. Встретившись взглядами, наши взгляды слились в страстном объятии, я наклонился ближе к Ливэй. Мой голос, низкий и пылкий, говорил сам за себя. «Ты готова к тому, что ждет тебя впереди, прекрасная дева?» Глаза Ливэй расширились от предвкушения, она едва сдерживала волнение. «Я готова, мой галантный спутник. Произведи на меня впечатление, если осмелишься «. О, но прежде чем я смогла продолжить, из листвы неподалеку донесся шорох. Это было так, как будто молчаливый наблюдатель наткнулся на нашу интимную беседу или обладал острым слухом, который улавливал каждое слово. «Ты это слышишь?» Я прошептал Ливэй. «Я не могу избавиться от ощущения, что в этот момент мы не одни». В этот самый момент мой взгляд внезапно привлек странный силуэт, выступающий из тени деревьев. Фигура, закутанная в ниспадающую мантию с капюшоном, скрывающим лицо. «Кто там идет?» Провозгласил я, объявляя о своем присутствии. «Покажись или убирайся восвояси!» Фигуру в капюшоне, казалось, не потревожило мое требование, она скользила к нам в жуткой тишине. Мое сердце бешено заколотилось от любопытства узнать, кто это загадочное существо. С другой стороны, Ливэй, проявляя неугасимую любознательность, казалась невозмутимой.

«Кто прячется в тени?» прошептала она, преисполненная интриги и почти осязаемого трепета. Фигура в капюшоне неуклонно приближалась, теперь она была всего в нескольких футах от меня. Мои опасения усилились – кем или чем было это призрачное видение перед нами? Ливэй, напротив, отказывался поддаваться страху. «Раскройся, незнакомец, или столкнешься с последствиями!» Заявила я, пытаясь придать своему голосу уверенность и вызов. Тем не менее, фигура в капюшоне оставалась непоколебимой, безмолвный страж, их взгляд был устремлен на нас с видом непроницаемой тайны. Они играли с нами или приближались с мирными намерениями? Когда фигура в капюшоне приблизилась к нам, тишина стала невыносимой загадкой. Быстрый обмен взглядами между Ливэй и мной, каждый из которых недоумевает, почему этот незнакомец предпочел оставаться безмолвным. «Вы собираетесь открыться или мне оказать вам честь?» Нетерпеливо поинтересовался я, мое терпение иссякало, когда любопытство снедало меня. Тем не менее, мой вопрос был встречен тишиной, которая отозвалась оглушительным эхом. Неподвижный, как статуя, готовая проснуться. Они были немыми? Или дразнили наши расшатанные нервы?

Ливэй пристально посмотрела на меня, ее любопытство и терпение были на пределе. Прежде чем я успел ответить, фигура в капюшоне, голосом одновременно мягким и решительным, наконец заговорила. «Вы действительно ищете знания о том, кто я?» От их тона у меня по спине пробежали мурашки. В них было что-то, что шептало об опасности и загадке. Ливэй тоже почувствовала это, ее тело напряглось от настороженности. Однако любопытство затмило тревогу, и она нетерпеливо кивнула. «Действительно, я достаточно смелая, чтобы противостоять любой правде, которую вы можете предложить. Так что, прошу вас, кто вы такой?» В ее словах слышался вызов, как будто она была готова противостоять любым перчаткам, брошенным на ее пути. Фигура в капюшоне улыбнулась, возможно, из уважения или веселья – я не мог точно определить. Тем не менее, их глаза, скрытые капюшонами, мерцали интенсивным и загадочным блеском. Последовало долгое, почти невыносимое молчание. Мы с Ливэй затаили дыхание, ожидая откровения, которое маячило впереди. Но фигура в капюшоне оставалась неподвижной, безмолвной, их пристальный взгляд был прикован к нам с холодной интенсивностью. Не в силах больше выдерживать нарастающее напряжение, Ливэй нарушила тишину. «Ну? Кто ты?» — спросила она, ее голос слегка дрожал. «Или ты просто трус, забавляющийся тем, что играешь с нами, скрывая свою личность?»

Из ниоткуда фигура резко шагнула вперед, одним плавным движением яростно сдергивая капюшон. И то, что мы увидели, совершенно ошеломило нас. Фигура в капюшоне действительно обладала обликом завораживающей красоты, окутанным аурой глубокой тайны. Но больше всего нас поразил шрам, пересекающий их правую щеку от виска до челюсти. Неровный след, как будто нанесенный тяжелой раной, которая не совсем зажила. У Ливэй вырвался изумленный вздох, в ее глазах одновременно отразились страх и интрига. В равной степени пораженный загадочным обаянием этой загадочной женщины, я почувствовал себя очарованным. Шрамы на ее лице несли на себе груз глубокого символизма, намекая на прошлое, отмеченное страданиями и нищетой. Тем не менее, ее поведение оставалось сдержанным, почти горделивым. Она вызывающе смотрела на нас, провоцируя на дальнейшие расспросы. Теперь мое любопытство разгорелось, я жаждал разгадать загадку этой необыкновенной женщины. Ливэй, с другой стороны, казалась одновременно очарованной и напуганной в присутствии этой странной фигуры. Она осторожно отступила на несколько шагов, по-видимому, не желая подходить ближе. Однако, как и ожидалось, любопытство восторжествовало над страхом. «Кто вы?» — с любопытством спросила она, ее голос дрожал от смеси эмоций. «Или, по крайней мере, окажи нам милость своим именем»

… Простите меня, но позвольте мне сказать вам, что она, несомненно, была воплощением элегантности и страсти. Как мы и просили, и, боже, эти слова доказали свою привлекательность. Ее движения, казалось, легко слетали с ее губ. Слова, произносимые о, так тихо, казались такими чертовски реальными, а не просто какой-то окропленной молчанием фразой. Боже мой, какой ужас быть побежденным таким искушением. Должен сказать, я не сопротивлялся голосу ее тела. Это было так, как будто я действительно был голосом из другого сосуда, переполненным уверенностью. Теперь ее тело было полностью раскрыто. Сама леди в своем молчании тоже казалась совершенно очарованной. Но через секунду разговор прервался полным ртом. «Я всего лишь немая девушка, сэр, ничем не отличаюсь от этого шарфа», — прошептала она. О, стыд, который промелькнул перед нами, тихий, как шепот. Позвольте мне сказать вам, что это вызвало настоящий переполох вокруг этого голоса. С оттенком теплоты это произошло. Так вот, обычные люди, с которыми я столкнулся в Польше, дали мне имя, которое мне не совсем подходило. Это было воплощением моего несчастья — вскоре я попал в паутину. О, женщина сразу сказала это, у меня самого их никогда не было. Меня зовут Штуй Рэлокси…